Тумко Натали : другие произведения.

Карманы миров

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Все, что "не миры" - карманы миров, пробники и черновики неизвестных создателей. Здесь обитают обычные люди и их копии, и иные странные существа, которые влюбляются, ссорятся, следуют правилам или создают новые. Здесь нельзя положиться на логику и законы миров, поскольку и то, и другое постоянно меняться.
  Натали Тумко
  
  КАРМАНЫ МИРОВ
  Роман
  История 1
  И БЫЛИ ПРАВИЛА...
  
  
   Все будет правильно,
  Всему наступят сроки.
  И будет заново
  Изложена судьба.
  Вписали правило,
  Что мы не одиноки...
  Блажен, кто верует:
  Быть посему тогда!
  
  
   Земля взбугрилась, дерево чуть шевельнулось, и на поверхность земли вылезла рыба. Не вся, разумеется, рыба, только голова. Приличная такая голова. Взять бы лопату и долбануть по этой голове со всей дури, но кто ее знает эту рыбину, какой она длины? Один удар ее может и не оглушить, а если и оглушишь, опять-таки, нет гарантии, что удастся ее вытянуть на поверхность. А если не вытянуть ее на поверхность, то через пару дней рыбина завоняется, и тогда жди благодарностей от соседей!
   Рассудив про себя таким образом, Люмор понаблюдал, как рыбина схватила с куста шмат листвы и неторопливо, словно осознавая беспомощность Люмора, удалилась обратно. Земля за ней сразу срослась, будто ничего и не было, только дерево так и осталось чуть кривовато торчать, наверное, эта дура корни задела...
  
   Люмор шел на собрание. Он не торопился, но не потому, что полагал, будто без него не начнут, а потому что в начале-то ничего интересного не будет. Секретарь с чего-то взял себе за манеру проводить собрания "правильно". То есть это ему, секретарю, казалось, что он проводит все правильно: об успехах рассказывает и сплетни уточняет. А со стороны - ну такая скука, хоть на покой укладывайся! Это хорошо, если еще Фук слова не попросит, а то вообще затянется это самое начало часа на два, до дела только к вечеру дойдет.
   Сегодня на собрании должны были обсуждать переселение, и это было Люмору очень по надобности: он сам подал заявку две недели назад, и вот сегодня как раз должно было собрание эту заявку рассмотреть. Трудно было сказать, как решение повернется, может и сразу отпустят, а может, на год еще оставят, а там, опять-таки не ясно. Но Люмор про себя твердо решил: пора уходить отсюда. Довольно он на одном месте напахался. В конце концов, уговору такого не было, чтобы на всю жизнь тут застревать!
   Дорога была хорошая - деревенские посадили здесь плоское дерево, давно еще посадили. Это удобно, плоское дерево: ты ему прикорм кидай, куда надо, а оно само прорастет, какой длины требуется. Стелется по земле, как взаправдашняя дорога, и никакая рыбина тут не полезет, потому что башкой плоское дерево не пробить, да и корни внизу не пропустят, и это - опять-таки немаловажно.
  
   А на площади народу уже собралось. Все двенадцать скамей были заняты почти наполовину, сельчане сходились неторопливо, знали, что собрание начнется в строго назначенное время, даже если лавки совершенно будут пустовать. Секретарь бубнил о ярмарке невест, которую обещались устроить деревни как раз к концу посевной, но об этом слушать не хотелось, потому что из невест намечалась только прыщавая Глашка, да и та не торопилась замуж.
   Справа от секретаря по рядам передавали список переселений, который Люмор уже видел, а с другого края рядов прохаживалась бабка Сюта, с неизменной корзиной, где лежали на этот раз пирожки. Готовила бабка плохо, но не в меру охотно. Новички попадались на ее угощения, опытные старожилы - избегали.
   Люмор услышал, как бабка Сюта убеждает откушать пирожков очередную жертву.
  - Не буду я есть эти твои пирожки, их, небось, мышка нюхала, - раздался грубый голос Фука, перекрыв собой бормотание секретаря и стройный рокот собрания.
  Бормотание и рокот замерли на мгновение, но тут же возобновились, и к ним присоединился голос бабки Сюты, пытающейся опровергнуть предположения про мышку.
   Люмор сел с самого края третьей скамьи.
   Секретарь Люмора сразу заметил, и как-то постепенно стал переходить на важные темы. Он уже упомянул про пришлого башмачника, который троим деревенским сапоги делал, да все размеры перепутал, так что пришлось ему по дворам бегать и уточнять, кто что заказывал и у кого какие размеры.
   Раз зашел разговор о чужаках, куда деваться, пришлось рассмотреть и прошение Люмора. Секретарь подошел к этому вопросу издалека, и было похоже, словно он рассуждает сам с собой.
  - Деревня наша процветает, и никто этого опровергнуть не в силах, потому как, сами видите, процветание налицо. Но надо помнить, никак нельзя забывать, что процветает она не сама по себе, так сказать самотеком, а исключительно благодаря высокой организации процесса со стороны деревенского управления. Вот опять-таки приведу пример, это по поводу заявления от одного из наших пришлых жителей, Люмора. Ну, вы все Люмора знаете, так что представлять я его не буду, тем более что год назад на собрании мы его уже представляли, а кого тогда на собрании не было - тот сам виноват, потому что на собрание ходить надо, для того они, собрания и собираются, чтобы на них ходить.
  - По делу говори, - раздалось из рядов, - знаем мы, знаем Люмора.
   Секретарь важно кивнул, достал лист бумаги и значительно показал его публике.
  - Вот, значит, заявление. Я его покажу, но давать не буду, поскольку это документ. Я вам так скажу, что он здесь пишет.
  - Да ясно, что пишет! - раздался тот же голос, и теперь стало понятно, что это говорит Венька. - Отпустить просится, что ж еще!
  - Да, не могу не подтвердить верность реплики из зала. Хотя лучше бы вы, Вениамин, помалкивали, поскольку до вашей коровы, которая кукурузу потоптала не понять зачем, мы еще доберемся, об этом разговор дальше пойдет. Так вот, о Люморе. С одной стороны, отпустить Люмора можно, урожай собрали и барак достроили. Но, с другой-то стороны, отпускать его все-таки жаль. Сами посудите: сильный мужчина, мозговитый, а есть еще пожелание амбар поставить, так Люмор в этом случае очень кстати придется.
  - Ага, - проворчал Люмор вполголоса, - а потом мост надо будет обновить, а там еще что-нибудь обветшает...
  - Вот напрасно вы, Люмор, так это все излагаете я бы сказал иронично. Деревня вас приняла, деревня вас любит, и дом выделила, и если хотите знать, обсуждался вопрос прописать вас в постоянные жители...
   Люмор похолодел. Он понял, что дело куда серьезнее, чем он полагал с самого начала, и почувствовал, что увязает в словах секретаря, как головастик в пересыхающей грязи.
   Трудно сказать, во что бы это все переросло и чем бы закончилось, если бы вдруг не вступила в разговор Ясноглазая.
  - Вот что, - сказала девушка, поднявшись со своего места. - Отпустите Люмора. А за это, и я с ним уйду. И Тюма с собой заберу.
   Тут уж все замерли. От Ясноглазой давно хотели избавиться, и не то чтобы там житья от нее никакого или еще чего, но отец-то ее был пират, и деревенские всерьез опасались, что если кто из его старых знакомцев прознает о дочери - хлопот не оберешься. А Тюм... ну, этот вообще не понять, что за субъект: обнаружили его в болоте с полгода назад, едва живого. Откуда взялся, куда шел? Так и не вызнали. Слова лишнего из него не вытянешь. Недаром они с Ясноглазой сошлись, не в смысле влюбленности, конечно, а так, как брат с сестрой или вроде как собачонок с заботливой хозяйкой.
  - Что ж, - сказал секретарь нерешительно. - Мысль, конечно, путная. Но есть сомнения...
  - Да какие там сомнения! - воскликнул нетерпеливый Венька. - Радуйся, пока она согласна. Что ты за Люмора уцепился, ну хочет человек идти, так нехай и идет!
  - Правильно! - отозвалось сразу несколько голосов.
   Тут секретарь сдался.
  - Ну, раз так... раз против никто не возражает... так, пожалуй, что и просьбу обоюдно удовлетворим!
   Произнес это секретарь с некоторым торжеством, так что показалось со стороны, словно он лично преодолел массу препятствий и прений, чтобы вынеслось подобное решение, и что именно ему должны быть благодарны те, кого это решение касается.
   Люмор хмыкнул, но не смог скрыть радости.
  
   Он досидел до конца собрания, но теперь его вопрос был решен, и Люмор слушал секретаря даже с некоторым удовольствием, понимая, что это последние собрание, на котором ему, Люмору, доводится присутствовать, и тут же его охватила легкая ностальгия по этой деревни, из которой он еще и не ушел, и эта ностальгия тоже была приятна. В целом, деревенька Люмору нравилась, просто время пришло уходить.
   Вместе с тем, появилось и волнение. С одной стороны, зная, как долго дела делаются в селе, Люмор подавал прошение, не особо-то надеясь на положительный ответ, полагая, что по обычности будут долгие разговоры, а решение примут самое скорое - через пару месяцев. Но вот она - свобода! Да, еще-то, кстати, и не совсем свобода. Надо ж Ясноглазую куда-то определить, да ее убогого приятеля...
  
   Люмор вернулся домой, оглядел свои скромные пожитки и усмехнулся: так и не скопил добра. Конечно, с другой-то стороны, он к этому и не стремился - знал, что рано или поздно уйдет.
   Уже свечерело, когда в дверь постучали.
   Он открыл дверь и увидел на пороге Ясноглазую.
  - Здравствуй, Люмор, - сказала девушка. - Пройти можно?
   Люмор отошел в сторону, широким жестом приглашая гостью располагаться. Ясноглазая прошла в дом, села на теплокровный камень, служивший Люмору креслом и сама начала разговор:
  - Прости, что я тебе навязалась, да еще и Тюма приплела. Но, сам видишь, нам тут не житье. С другой стороны, если мы тебе совершенно в тягость, так ты скажи - отойдем за поля и разойдемся в разные стороны.
  - Сама-то, что об этом думаешь?
   Ясноглазая взглянула на Люмора и честно созналась:
  - Ты мне нужен. На тебя можно положиться, и ты можешь защитить, если что...
  - Ну, твой Тюм тоже не слабачок, - возразил он.
  - Физически - да. Но разумом... Ты сам все знаешь. Сам понимаешь. Он почти дитя и мира не осознает... В общем, ты нам нужен. Очень нужен.
   Люмору понравилась ее честность. С Ясноглазой они редко разговаривали, случая не приходилось, но вот сейчас Люмору вдруг показалось, что она едва ли не единственная, с кем ему действительно стоило здесь подружиться. Впрочем, он привык не заводить близких знакомств там, где не рассчитывал задерживаться.
  - Ты уже решила, куда идти? - спросил он.
  - Я думала про затерянные земли. Но это не обязательно, мне бы хоть чуть-чуть мир посмотреть, ну как другие люди живут... Например, в Ставничах.
  - Не океан? - удивился Люмор.
  - Почему океан?
  - Ну, твой отец, вроде как... об этом удобно говорить?
  - Что он пират? - девушка всплеснула руками. - Я понятия не имею, кто мой отец! И я ни разу его не видела! Это все деревенские сплетни, от которых мне теперь и приходится бежать! А еще от глупости.
  - Думаешь за пределами деревни глупости меньше?
  - Понятия не имею, но, кажется, пришло время проверить. Так ты не ответил... берешь нас?
   Люмор вздохнул.
  - Если бы я был против, то сказал бы об этом на собрании. Не умею поступать наполовину: обещать одно, а делать другое.
   Ясноглазая просияла, но тут же посерьезнела и деловито поинтересовалась:
  - Когда выходим?
  - Завтра день на сборы и на прощания, а послезавтра, пожалуй, и пойдем с утра. Не страшно?
  - Страшно, - созналась девушка. - Но и тут ловить нечего.
   И этот ответ понравился Люмору. Он был рад, что еще кто-то, кроме него, умеет почувствовать важность своевременности перемен.
  
   Вечером, уже совсем по темноте, Люмор взял лопату и пошел глушить рыбу. Осиная поляна всегда была знатным местом для рыбалки: здесь росли кустарники пушистой ягоды, листву которой рыбы просто обожали и выныривали по полю то там то здесь, считай каждые пару минут. У Люмора, однако, ушло на рыбалку больше часа: то рыбы появлялись слишком далеко, то величиной были великоваты. Наконец ему удалось оглушить парочку. Люмор отнес рыбин домой, сразу распотрошил и засолил быстрым способом - в дорогу.
  
   На следующий день Ясноглазая забежала лишь раз, уточнила про обувь, а Люмор, хоть и выделил день на сборы и прощания, но все ж пол дня так и осталось не занятым. Чтобы как-то убить время, он отправился на другой край села, в лавку, прикупить спичек, соли, и еще кое-чего для похода. По пути ему встретился секретарь, попытался заговорить, но разговор не клеился, и это было понятно.
  - Ну, ты, давай, того, не забывай, - промямлил секретарь. Деревня редко меняла своих жителей, и не знала, как правильно реагировать в таких случаях.
   Люмор ответил что-то невразумительное, потому что не умел толком прощаться, а еще потому, что не сожалел о том, что уходит, хоть и допускал, что через несколько лет, возможно, такое сожаление возникнет, но это будет потом.
   Он купил и спички, и соль, и еще разные полезные мелочи.
  
   Утром, едва Люмор решил, что пора идти искать Ясноглазую с ее приятелем, как в дверь постучали. Парочка была готова к дальнему путешествию, и Люмору понравилось, что они не заставили себя ждать или разыскивать.
  - Со всеми попрощалась? - спросил Люмор.
   Ясноглазая пожала плечами и ничего не ответила. Тюм топтался у порога, на его плечах висел мешок, но вряд ли сам Тюм понимал, что сегодня он навсегда покинет эту деревню. Люмор подумал, что вещей у этой парочки не так уж и много. Это хорошо, реже придется делать привалы.
   Люмор перебросил через плечо свою суму и не оглядываясь вышел из дома. Дверь он оставил открытой - это был гостевой домик, и не сегодня-завтра сюда поселят нового работника.
   Троица миновала деревенские дома, за деревней прошли через поля, потом пересекли бурную реку по мосту из пустого дерева, а там оказались на грунтовой дороге, которая вела в Белорыбицы.
  - Никогда не видела подобных дорог, - сказала Ясноглазая с подозрением пнув камешки под ногами.
   Люмор усмехнулся.
  - Думала везде высаживают плоские деревья?
  - Ну... это же удобно, да? И быстро.
  - Да. Но нужна специальная прикормка, да и не везде земля, подходящая для их роста. Ты, например, знаешь, что в меловой почве у этого дерева корни вянут?
  - Я даже не знала, что почва бывает меловая, - вздохнула девушка. - Мне все казалось, раз сказано по всей стране плоскими деревьями дорогу высаживать, так против закона ни человек, ни дерево не возразит.
  - Они и не возражают. Просто вянут.
   Люмор перекинул рюкзак на другое плечо и поинтересовался:
  - Чем ты занималась в деревне?
  - Как все: огород садила, рыбу на ярмарку отвозила, ковры ткала.
  - А как здесь оказалась? Одна?
  - Почему одна? Я с мамой здесь жила. Потом мама напилась сока из дурных ягод и память потеряла.
  - И... что? - осторожно спросил Люмор. Он не видел мамы Ясноглазой, поэтому решил, что та умерла.
  - Ничего. Ей захотелось свободы и по миру побродяжничать, это, наверное, у нас в крови. А что дочь малая на руках - так ведь она о дочери и знать не знает, мало ли что люди скажут...
  - Она тебя бросила?
  - Да. Оставила. Меня все село воспитывало.
  - Что ж тебя теперь это село выгоняет?
  - Они... они боятся, наверное. То есть не меня, конечно, бояться, а папы-пирата, которого и нет никакого, но иногда люди, знаешь, боятся на всякий случай.
  - Это точно.
   Девушка говорила просто, речь ее была не затейливая, деревенская, но вместе с тем в этих словах и мыслях сквозили и ум, и достоинство, и гордость. Тюм шел чуть позади своей подруги и молчал. Люмор уверен был, что здоровяк вообще не понимает, куда и зачем они идут. Интересная компания получилась, подумалось Люмору. Он улыбнулся и перекинул сумку на другое плечо.
  - Люмор, а ты сам куда идешь? - спросила Ясноглазая. - А то мое будущее обсудили, а про тебя и слова не сказали.
  - Со мной все просто, - поведал Люмор. - Я возвращаюсь домой. К жене.
  - Что?! - Ясноглазая так и замерла на месте. - У тебя есть жена?!
  - Почему тебя это так удивляет? Что ж я и женат быть не могу?
  - Конечно, можешь, разговор не об этом! Как же ты ее тогда покинул? Почему ушел?
   Люмор улыбнулся.
  - Ты мало знаешь о других странах, верно? И о законах тоже понятия не имеешь. В моей стране через пять лет после женитьбы, если не родился ребенок, мужчина должен уйти на заработки и не показываться в доме не меньше года.
  - А... зачем такое?
   Люмор пожал плечами.
  - Много причин. Во-первых, люди должны отдохнуть друг от друга, мужчина должен для дома что-то сделать, да и увидеть другие страны, чтобы знать, какого оно там, на чужбине. И потом, это - закон. Тут хочешь - не хочешь, а собирай суму и топай, куда глаза глядят.
  - Тебя выгнали?
  - Нет. Никого не выгоняют. Просто, когда время подходит, вдруг не можешь сидеть на месте, сам по себе начинаешь складывать вещи и мечтать о странствиях. У нас в городе я не первый ушел, много народу уходило.
  - И все возвращались?
  - Почти все.
   Ясноглазая задумалась.
  - Я бы так не смогла. Я, пожалуй, в твоей стране не буду жить, дурацкие там законы.
   Люмор хмыкнул.
  - Малая еще законы обсуждать.
   Девушка неожиданно согласилась.
  - В общем-то, да. И знаю я мало, у нас чужие законы редко обсуждались. А где мы ночевать будем?
  - На эту ночь можем в Белорыбицах остановиться, - предложил Люмор.
  - Надо, - подал голос Тюм.
   Трудно было сказать, какие там мысли бродили в его голове, но его ответы были не случайны, и ясно стало, что все он понимает. Ну, или почти все.
  
  
   В Белорыбицы зашли к вечеру, уже в сумерках. Тропинка еще за час до села превратилась в привычную ровную дорогу из плоского дерева, и это было приятно, словно возвращались домой.
   Домик топыря стоял на виду, приглашая гостей, но Люмор предложил Тюму и Ясноглазой подождать снаружи, на скамейке, пока он все разузнает. Топыри - коварные существа, хотя и принято, что они содержат гостевые дворы и дорожные лавки.
  - Сколько вас? - спросил топырь, внимательно разглядывая Люмора.
  - Трое. Одна девушка, ей нужна отдельная комната.
  - Ага. Разбежался. У нас тут не город, родненький, и не поселковая сеть. Это тебе, родненький, Белорыбицы, село.
  - Что это значит?
  - "Указано топырям людям помогать и прочим, гостевые дворы содержать, лавки, и придорожных пускать по первым требованиям." - процитировал топырь.
  - И что?
  - То, что - закон. И обойти закон нельзя. Но не любить его можно.
  - Я не понял, будут нам комнаты?
  - Одна, - криво усмехнулся топырь. - И делите, как хотите. По лестнице на второй этаж, первая дверь, окрашена синим.
   Спорить было бесполезно. Топырь был настроен поговорить, но не уступать.
   Люмор вернулся к спутникам и произнес вполголоса:
  - Как я и думал, хозяин тут топырь. Так что, ребята, если мы не хотим лишних проблем, а мы их не хотим, проходим в комнату тихо, без лишних слов и без резких движений.
   Ясноглазая, умница, тут же кивнула, а Тюм, кажется, и не собирался шуметь.
   Они поднялись наверх. Комнатка оказалась вполне приличная, даже с окном. Кроватей стояло четыре, стол в углу, два кривых табурета, на противоположной от двери стене другая дверь - в туалетную комнату.
  - Ни разу еще топырей не видела, - сказала вполголоса Ясноглазая.
  - Разве ты не была в Белорыбицах? - спросил Люмор.
  - Нет. Мы на базар в другую сторону ездили, к Огорелицам и за Папоротниковые Поросли, в новое село. Я слышала, раньше топыри жили в гнездах?
  - Верно, - кивнул Люмор. - В некоторых странах они до сих пор в гнездах живут. Топыри от природы нелюдимы и характер у них отвратительный, с ними вообще не любят связываться. Но здесь их обязали содержать гостиницы и помогать путникам.
   Девушка села на кровать и стала расплетать косу. Коса у Ясноглазой была длинная, светло русая, а ленты для кос деревенские ткали из болотной травы, и в сумерках эта трава начинала испускать чуть заметное мерцание.
  - А он не зайдет сюда? - с опаской спросила девушка.
  - Топыри не могут обидеть тех, кто живет в их доме. Но не стоит их недооценивать. Закон обязывает их оказывать услуги людям, но никто не сможет обязать их быть не теми, кто они есть.
  - Что это значит?
  - Природа существа - тоже закон.
   Ясноглазая вполголоса уточнила:
  - Ты их боишься?
  - Нет. Я не боюсь топырей. Ни этого, ни всех остальных.
  - А чего ты тогда боишься?
  - Дураков всемогущих. Вот это - страшно.
   Люмор достал из сумы книгу и принялся ее неспешно перелистывать.
  - Что это? - тут же спросила Ясноглазая.
  - Свод законов. Старый, конечно и неполный, но, хоть такой...
  - А карта там есть?
  - Конечно.
  - Здорово. Это хорошо, что мы к тебе напросились, а то я совершенно не разбираюсь в путешествиях. Я у старосты законослов спрашивала, но он пожадничал, говорит, на деревню всего две книги, самим нужно. А я говорю, зачем такой свод тем, кто на одном месте сидит, никуда не ходит? Но он все равно не дал, даже посмотреть. А о чем там пишут?
   Люмор развернул книгу на середине, где вклеена была карта, и показал пальцем на небольшой зеленый участок где-то в центре.
  - Здесь мы находимся. А сюда, - он чуть перевел палец в сторону, - сюда мне нужно попасть.
  - Через несколько государств пройти? Это же границы черточками нарисованы, да?
  - Верно, - согласился Люмор. Девчушка оказалась смышленой, это было приятно. - Так что, можешь выбирать, где остаться. Если ни одна из стран тебе не понравиться, устрою тебя в своем городе.
  - Я раньше думала ты такой бродяга, перекати-поле, что ли так говорят?
   Тюм из угла что-то буркнул, и это можно было расценивать, как согласие с высказыванием Ясноглазой или не согласие - понимай, как хочешь.
  - Спи, - сказал Люмор.
  - Не могу, - фыркнула Ясноглазая. - Мне мысли разные в голову вползают.
  - Что, рассказывать тебе истории, как маленькой?
  - Ты знаешь сонливые истории? Здорово! А они страшные?
  - Утром нам опять в дорогу. Спи.
   Тюма уже не было слышно. Трудно было понять, спит он или просто молча лежит в кровати. Скоро и Ясноглазая затихла.
  
   Топырь с самого утра стоял за стойкой, ковырялся в книге записей, только зыркнул глазами на посетителей и опять углубился в свои дела.
  - Что, уже покидаете нас? - проворчал топырь, не поднимая глаз, словно бы кого-то под столом высматривал.
  - Да, - ответил Люмор. - Сколько мы должны?
  - По тарифу, - опять буркнул топырь и подвинул на столе листок.
   Люмор расплатился. Впереди была долгая дорога. Карта в книге устарела, следовало бы обзавестись новой.
  - Простите... - обратился он к топырю. - В этой гостинице можно приобрести свежую карту и новые законы близлежащих государств?
   Топырь скривился.
  - Вы еще здесь? - проворчал он. Потом полез за стойку, покопался там и достал самописную тетрадь. - Пять монет. И не торгуйтесь, все равно не уступлю.
   Люмор не стал спорить, заплатил, взял тетрадь и кивнул друзьям на выход.
   Белорыбицы заканчивались пустыми торговыми рядами. Прежде чем отправиться дальше, Люмор решил внимательно изучить новую карту. Они все вместе сели на последнем ряду, открыли книгу и новокупленную тетрадь на месте карты.
  - Интересно... - пробормотал Люмор.
  - Что интересного? - тут же спросила Ясноглазая.
  - Похоже, за то время, пока я работал в деревне, дороги сильно изменились. Я приходил сюда через Верхнеруву, а это - налево. По новой карте выходит, что там сейчас непроходимые топи и идти придется направо, в обход.
  - Это долго? - поинтересовалась девушка.
  - Дело не в этом, все равно недели две идти, пара дней больше, пара меньше - не важно. Но сразу после Глюмара ночевать придется в лесу, слишком нелюдимые там места, и еще не построены гостевые сторожки. Это бы ничего, если бы знать, кто там водится.
  - А не мог топырь карту подделать? - спросила Ясноглазая. - Ты же сам говорил, что они, топыри, коварные?
  - Не настолько, - покачал головой Люмор. - А топи давно планировались, я это слышал еще по пути сюда. Надеялся, что, как всегда, протянут или отложат.
   Он смотрел на карту, пытался проследить пальцем по тропам, но путался. Новые полоски то пропадали, то появлялись снова на карте, и трудно было понять, какие из дорог существует в действительности, а какие только планируется проложить.
   Ясноглазая с любопытством разглядывала карту, а Тюм безучастно смотрел куда-то в сторону леса.
  - Что ж, - наконец решил Люмор, - идем направо по новой тропе. Не слишком мне эта идея нравится, но тут уж ничего не поделать. За тем лесом - граница, там подземной рыбы не водится, но много ягод и деревни через каждые пару километров, проблем с ночевкой не будет. А вот дальше... там не знаю, что ждать. Будем надеяться на лучшее.
  
   Лес они прошли за несколько часов, Тюм по дороге успел отловить рыбину, просто стукнул кулаком ей по лбу, (появилась та неожиданно прямо посредь тропы, вот зря здесь плоское дерево не посадили), а потом перекинул через плечо и пошел дальше, как ни в чем не бывало. Новая страна называлась Глюмар. Законы здесь были просты и понятны, жители добродушны, только раз пришлось ночевать в лесу, но лес был спокойный, без особых причуд. А вот после Глюмара страна шла неприветливая, сплошь дремучие леса. Прямо на границе у пешеходной тропы стоял высокий столб с приколотой доской, на которой синей ягодной краской была сделана надпись.
  - "Край волков-змееростов", - прочитал Люмор вслух.
  - И что? - попросила уточнить Ясноглазая.
  - Прошлый раз я шел здесь с проводником, и тот обводил меня окольными путями, рассказывая небылицы о разливах рек. Ну, теперь-то я понимаю причину...
  - Почему бы ему не сказать о волках?
  - Я что-то слышал об этих тварях. Они не подчиняются закону.
  - Так не бывает, - сказала Ясноглазая. - Просто закон этот не был озвучен, или забыли о нем. А они подчиняются, как и все вокруг.
  - Мне бы твою уверенность, - вздохнул Люмор. - Ты можешь быть права, а можешь ошибаться - мы этого не узнаем, и это не так уж важно. Важно найти сторожку. Вот она на карте. Неудачно мы к темноте попали, можно и с пути сбиться.
  - Вы, как хотите, - заявила Ясноглазая, - а я в этом лесу ночевать не собираюсь, мне здесь не нравится. Идемте к сторожке.
  - Что ж... - пробормотал Люмор.
   Темнело. Несколько раз им пришлось перебраться через ручей, совершенно не высохший, как утверждала карта, а вполне полноводный. Тропинка вилась между деревьев, несколько раз разветвлялась, и друзья выбирали направление на свой страх и риск.
  - Вы слышали? - вдруг воскликнула Ясноглазая. - Там, в кустах, шорох!
   Они замерли. В сумерках любое движение ветра казалось чем-то опасным, но Люмор, вслушиваясь в тишину, различил несколько шорохов, движущихся не по ветру. И некоторые из них были совсем рядом.
  - Тюм, надо охранять! - воскликнул Люмор, схватил корягу и встал в оборонительную стойку.
  - Тюм. Охранять, - повторил послушно здоровяк и бросил походный мешок на землю. Корягу он хватать не стал, но кулаки сжал так, что сомневаться не приходилось - Тюм все понял правильно.
   Первая тварь вышла слева от тропы. Волк-змеерост ступил перед людьми, медленно выдвигаясь из кустов. Показались передние лапы, следом - задние, а после потянулся длинный-длинный толстый хвост, в чешуе, как у рыбы или змеи. Конец хвоста еще не успел показаться из кустов, как справа на тропу вышел следующий зверь. Хищники окружали ночных путников.
  - Надо было нанять переводчика, - проворчал Люмор, - чтобы перевел через эту страну.
  - Справимся, - сказала Ясноглазая с легкой дрожью в голосе, наклонилась и подняла камень. - В крайнем случае...
   Так и не ясным осталось, что собиралась сказать девушка - змеерост тот, что вышел первым, внезапно бросился вперед. Люмор успел отбить дубиной нападение, как последовало еще одно - теперь сбоку. На этот раз очередной зверь целился в горло Ясноглазой, его остановил кулак Тюма.
   Люмор отбрасывал диких зверей и размышлял, надолго ли хватит сил: казалось, тварям не было числа.
   Внезапно откуда-то со стороны раздался пронзительный свист. Волки-змееросты замерли. Потом все, как один, развернулись и поползли в глубину леса.
   Битва закончилась. Мужчины устало переводили дух, а Ясноглазая настороженно всматривалась в ту сторону, где исчезли твари.
  - Смотрите, - она вскинула руку. Из темноты вырос силуэт человека.
   Люмор на всякий случай поднял корягу, хотя сил биться уже не осталось. По счастью, человек не выглядел воинственно и, кажется, драться не собирался.
  - Кто вы? - спросил Люмор.
  - Я - пастух, - сказал человек. - А вот вы-то кто? Как здесь оказались?
  - Мы сбились с пути, потеряли дорогу.
  - Вот как... Это хорошо.
  - Что тут хорошего? - удивился Люмор.
   Человек поправился:
  - Хорошо не то, что вы сбились с пути, а то, что вы просто путники. Тут странные леса, много чего может привидится, всякое происходит.
  - Кстати, - Люмор сказал подозрительно, - вы пастух, кого же вы тут пасете?
  - Змееростов, конечно. Я их от вас и отвлек. Слышали свист?
  - Это вы свистели? - спросила Ясноглазая.
  - Моя свирель, - уточнил человек. - Вы не пугайтесь теперь. Уже не стоит. Теперь все будет хорошо, я доведу вас до нужной тропы.
  - А почему вы нам помогаете? - опять спросила Ясноглазая.
  - Потому что я не злой, - охотно ответил человек, - и вашей гибели не желаю.
   Пастух вывел путников на правильную тропу и провел еще недолго до сторожки.
  
  - Нет, это совершенно невозможно! - воскликнула Ясноглазая, едва войдя в дом. Тюм никак не отреагировал на это заявление, сбросил рыбу с плеча (и как ее волки не стащили?) и сел на скамью.
  - Что именно? - спросил Люмор, оглядываясь: вроде бы все было нормально, сторожка как сторожка. Печка, несколько скамеек, стол деревянный...
  - И нечего оглядываться, - заявила Ясноглазая. - Я вовсе не про дом говорю, я говорю про этого пастуха.
  - А что не так с пастухом? - не понял он.
  - Люмор, ты даром, что взрослый, ты таких вещей не замечаешь или замечать не хочешь! Вот как можно волков-змееростов без присмотра оставлять? Даже когда он нас провожать пошел, стадо-то разбрелось опять! Это же ужас!
   Люмор невольно улыбнулся. Коса у Ясноглазой расплелась, одежда была в пыли, а на лице и в движениях читалась усталость, но девушка говорила искренне и то, о чем она говорила - ее действительно волновало.
  - Почему ужас? - спросил Люмор.
  - Нападут на кого-нибудь. Они - дурные, людей от добычи не отличают.
  - Все не так страшно, - возразил он. - Люди здесь не ходят. Может, месяца два никого не было.
   Ясноглазая задумалась, забрала у Тюма сумку и принялась накрывать на стол.
  
  
   На следующий день друзья разговаривали мало, встали поздно - сказывались переживания прошлого вечера. Вышли из сторожки почти к обеду. Ясноглазая пыталась петь, но негромко, и постоянно сбиваясь с такта. Тюм по обыкновению молчал, а Люмор размышлял о том, что надо бы в ближайшем селе купить новую карту и разобраться, сильно ли поменялись законы: карта у топыря была понятная, но почерк совершенно корявый и тексты законов почти не читались.
  Через границу страны они перешли внезапно: тропа заворачивала за густой кустарник, а сразу за поворотом обнаружились каменные надгробья с надписями. Их было много, но почти все очень старые.
  - Кладбище... - прошептала Ясноглазая.
  - Да, значит, жилые места, - ответил Люмор. - Другое государство.
   Он достал карту и сверился.
  - Так и есть. Это кладбище слов. Мы его пересечем, а там дорога получше будет.
   Ясноглазая зашла за первый могильный камень и прочитала: "Кросенца - домотканые рубашки. Слово вышло из употребления..." Дальше стояла дата - век, когда слово перестали употреблять. Времяисчесление на камнях приводилось из разных систем, но это было нормально, если учесть, что слова попадались всякие, из других стран и языков. Рождение слов так же не всегда указывалось.
   Размышления Ясноглазой и Люмора были прерваны треском - Тюм ломился сквозь кустарник, заприметив ярко-красную ягоду. Люмор еще не успел подумать, что делать, а девушка уже подскочила к своему приятелю и выбила из его ладоней отраву.
  - Тюм! Фу! Нельзя, дурачок! Здесь нельзя ничего есть, плохая ягода!
   Тюм не стал возражать, только глубоко вздохнул. Ясноглазая тут же разжалобилась, достала из кармана несколько леденцов в скорлупе и протянула увальню.
  - Держи. Это поешь. Только скорлупу выбрасывай, ее жевать не надо.
   Тюм меланхолично принялся за конфеты.
  - Совсем не знаю, что с ним делать, - пожаловалась она Люмору. - Иногда кажется, что он все понимает, даже отвечает впопад, совсем как обычный человек. А иногда... дите дитем. Мне в деревне ведун один говорил, что это не болезнь и не проклятие, не понять, что такое. Так и не смогли его вылечить, хотя я уж всех знахарей в округе обошла...
  
  После кладбища слов дорога знакомо поросла плоским деревом, и хотя порода этого дерева была не знакомая, какая-то шершавая, с трещинами (может, просто дикорос?), однако идти по ней оказалось приятно. Время от времени слева и справа дорога ответвлялась на тропинки, но сворачивать было опасно - слишком густой лес рос по обеим сторонам дороги, а ведь случаются и манящие тропы: пойдешь по такой, уведет она тебя совсем в глубину, в дикие заросли, и пропадет.
  Примерно через пару часов заросли чуть поредели, и в проплешинах то там то здесь стали проглядывать скелеты живородящих домов. Потом попалось целое стадо таких домиков на самовыпасе. Дома были одичалые, людей сторонились, хотя и не разбегались врассыпную.
  - А давайте, один дом отловим? - предложила Ясноглазая.
  - Зачем? - пожал плечами Люмор. - Приручишь дом, а на границе придется его бросать. Он от тоски высохнет, вон, станет таким же скелетиком, смотри, стоит... Не хватай любви больше, чем нужно, добра это не прибавит.
  - Причем тут любовь? - насупилась девушка.
  - Ласки тебе не хватает, - вздохнул Люмор. - Вот и ищешь, кого приручить. Не торопись, всего еще в жизни перепадет.
  - Много ты понимаешь, - обиделась она. - Мне может, просто спать на земле надоело. И искать постоянно то сторожку, то... неизвестно что.
   Ясноглазая помолчала несколько минут, но потом, не сумев побороть любопытства, осторожно спросила:
  - А что будет, если домик переступит через границу?
   Люмор ждал этого вопроса, улыбнулся про себя и ответил:
  - Ничего хорошего. Если в другом государстве закона о домах не принято, то жить на чужой земле он не сможет. В лучшем случае - не пройдет или врастет прямо на полосе. А в худшем...
  - Не надо, - перебила Ясноглазая. - Я понимаю...
   Она с грустью посмотрела на домики, словно прощаясь со своей мечтой, и шла тихонько, уже не напевая и ни о чем не спрашивая.
  
   Люмор вспомнил, что когда он шел из дома, то проходил уже эти земли, хотя и по другим дорогам. Он помнил законы, пусть и не все и не полностью. А еще Люмор с удивлением обнаружил, что воспринимает привычные вещи, словно бы думает сейчас не за себя самого, а за всех троих. Удивлялся и опасался вместе с Ясноглазой, не доверял вместе с Тюмом, и пытался думать за самого себя, вспоминая и не помня прежние свои впечатления от этих мест.
   Еще за три дня они миновали очередную страну, останавливаясь в гостиницах и один раз заночевав в брошенном гнезде какого-то топыря.
   К окончанию очередного дня они пересекли границу нового государства.
  - Тюм - дома, - произнес вдруг Тюм.
  - Очень рад, - вздохнул Люмор. - Хоть это ты помнишь.
  - Я все помню, - сказал Тюм тихо.
   И Люмор, и Ясноглазая не поверили своим ушам и глазам: безмолвный увалень совершенно изменился на этой земле. Его взгляд, обычно безразличный и мутный, вдруг сделался ясным, осанка выпрямилась, и полоумный верзила превратился в обычного сообразительного парня.
  - Что... что с тобой сталось? - спросила Ясноглазая.
  - Простите, что был для вас обузой, - сказал Тюм.
  - Вовсе нет! - воскликнула девушка. - Вовсе ты не был обузой!
  - Спасибо, Ясноглазая. Тебе я обязан больше, чем кому бы то ни было.
  - Ты был болен?
  - Можно сказать и так. По законам нашей страны, разум здешних жителей принадлежит земле. Тот, кто покидает родную землю, оставляет на ней и разум.
  - А... зачем такое придумано? - удивилась Ясноглазая.
  - Есть причины. Например, чтобы земля не теряла тех, кого породила, чтобы беглых не случалось, ну и прочее... Я, дурак, проверить хотел, как оно бывает, а вернуться уже не смог - забыл все.
  - Вот так презабавно, - произнес Люмор. - Но уже вечереет, если мы не хотим спать на голой земле, нам надо поторопиться. Тюм, далеко отсюда ближайшая деревня?
   Люмор вдруг понял, что ему не привычно обращаться к Тюму.
  - Далеко, но здесь мы без проблем ночевье найдем, - заявил Тюм.
  - С чего ты так решил?
   Тюм улыбнулся, огляделся и сделал несколько шагов вперед, чтобы оказаться как раз посреди небольшой полянки.
  - Дому здесь быть! - громко сказал он и топнул ногой. В тот же миг по всем четырем сторонам от него из земли стали вытягиваться земляные стены. В одной из стен тут же образовалась дверь, корни ближайших деревьев выплели раму и потянулись вверх, надстраивая крышу.
  - Удобно, - пробормотал Люмор. Ясноглазая тут же помчалась проверить, что там, с другой стороны дома.
  - Я ее не обижу и в обиду не дам, - тихо сказал Тюм. - Пусть остается со мной, в моей стране. Я вернусь утром, а вы подумайте, обсудите... Понимаю, все изменилось, потому что я изменился, но я по-прежнему Тюм... впрочем, меня зовут не Тюм, это Ясноглазая меня так назвала... как все запуталось.
  - Да... - кивнул Люмор. - Иди, конечно. Я поговорю с ней.
   Тюм, который был вовсе и не Тюм, кивнул и скрылся в лесу.
  - Там есть окно! - воскликнула Ясноглазая, появившись с другой стороны дома. - Совершенно настоящее, только кривое. А где Тюм?
  - Он решил дома ночевать, утром вернется, - ответил Люмор. - Кстати, если тебе тут понравится... Тюм предлагает остаться.
   Ясноглазая опустила глаза к земле, задумалась, потом неуверенно пожала плечами:
  - Не то, чтобы мне здесь не нравилось... но я не чувствую, что это мое. Хотя, конечно, рано еще об этом говорить, - тут же перебила она саму себя. - В дом заглянем? По-моему, он уже дорос, ничего не меняется. Чур, ты первый!
  - Это уж понятно, - кивнул Люмор.
   Он подошел к домику, приоткрыл дверь и заглянул внутрь.
  - Что там, что там? - прошептала из-за спины Ясноглазая.
  - Никогда такого не видел. Тут даже кровати есть.
   Они вошли в домик. Окно здесь было только одно, действительно очень кривое, стены с прожилками корней и буграми свежей земли. У стен стояло три кровати, между ними из пола вытягивалось что-то вроде грибных тумбочек на длинных кривых ногах-ветках.
   Ясноглазая подошла к ближайшей кровати, села и положила рядом с собой сумку с вещами.
  - Зачем принимать такой закон, чтобы дома из земли вырастали?
  - Я-то почем знаю? - прошептал Люмор. - У Тюма спроси, это его страна.
  - Тюм... как-то он уже не совсем тот Тюм, которого я знала. Этот человек мне незнаком. И оставаться здесь я не хочу. Точно не хочу.
  - Никто тебя не заставляет, - пожал плечами Люмор. - Это - твоя жизнь, тебе в ней и жить.
   Они поговорили еще недолго, а потом легли спать. Люмор уснул почти мгновенно, едва успев осознать, что подушка пахнет мхом, потому что, наверное, это и есть мох.
  
   Он проснулся рано и еще с закрытыми глазами понял, что что-то не в порядке. Люмор открыл глаза: кровать Ясноглазой пустовала. В комнате не было следов похищения, никакого беспорядка, значит, девушка ушла сама, по собственной воле. Да и будь это похищение - Люмор проснулся бы от шума. Он убедил себя не поддаваться панике, спокойно встал с кровати и вышел из домика... Наверное, я очень крепко спал, подумалось ему. Утро позднее, солнце уже высоко.
   Над поляной метрах в трех над верхушками ближайших деревьев висел корабль, огромный, с ярко синими парусами, настоящим деревянным корпусом. В корпусе виднелись прорези иллюминаторов. Якорь корабля крепко зацепился за могучее шершавое дерево, с корабля свисала веревочная лестница. Около лестницы стояли Ясноглазая и незнакомый человек в шароварах, белой рубашке и широкополой шляпе, сплетенной из зеленой лозы. Люмор подошел ближе.
  - А мне говорили, что мой отец - пират, - сообщила Ясноглазая.
  - Пиратов не бывает, - авторитетно заявил капитан корабля (потому что кто бы еще мог носить такую шляпу?), - это все выдумки. А мы - небоселы. На нас действуют только законы неба, и мы только им подчиняемся.
  - Это какие законы? - тут же спросила девушка.
  - Закон первый: корабли принадлежат небу, а небо - безгранично. Закон второй: ветер подчиняется корабельным магам, а дождь не смеет дотронуться до корабля...
  - Над вами нет дождя? - воскликнула Ясноглазая. - Не бывает? Никогда-никогда?!
  - Никогда, - важно подтвердил капитан. - Закон есть закон. У нас много законов, каждый житель корабельного города их знает.
  - Я всегда мечтала летать... - произнесла девушка завороженно.
  - У нас есть свободные места и каюты, и вещи. Это было бы возможно, если вы соберетесь лететь с нами. У нас на главной площади есть несколько трактиров, там не хватает работниц.
   Ясноглазая не колебалась. Она порывисто обернулась к Люмору, словно знала, что он стоит за спиной, хотя и не могла видеть, как Люмор выходил из домика.
  - Это - мое, - произнесла она, словно оправдываясь.
  - Я понимаю, - сказал Люмор.
  - Скажи Тюму... Ну, ты найдешь, что сказать, правда? Хотя я думаю, он не придет, потому что зачем было бы ему приходить?
  - Тюм волнуется за твое будущее. Как раньше ты волновалась за его.
  - Да, но теперь он во мне не нуждается, - сказала Ясноглазая. - Ты разрешишь мне уйти на корабль?
   Люмор улыбнулся, потом сказал с легкой усмешкой:
  - Ты самостоятельная и взрослая, тебе самой решать. Я лишь сопровождал тебя. Теперь это не нужно.
  - Но... мы почти подружились.
  - Это не повод, чтобы отказываться от судьбы.
   Ясноглазая повернулась к капитану, тот разглядывал пейзаж и с некоторым сочувствием смерил взглядом домик. Сразу стало ясно, насколько капитан любит свой корабль и как не понимает наземных жителей.
  - Я лечу с вами, - сказала девушка. Капитан без слов подошел к лестнице, встал на первую ступеньку и протянул руку Ясноглазой. Та поднялась на ступеньку с другой стороны. Капитан задрал голову, пронзительно свистнул, тут же лестница стала подниматься наверх.
   Люмор еще долго наблюдал за кораблем. Лестница втянулась, корабль принял на борт капитана и гостью, неторопливо втянул якорь, паруса надулись призванным ветром, и город-корабль небоселов величественно поплыл над лесом, поднимаясь все выше.
  - Она там? - спросил голос за спиной.
   Люмор обернулся - Тюм стоял у домика и смотрел на едва теперь заметный корабль.
  - Она улетела с ними, да? - повторил Тюм.
  - Да.
  - И ты отпустил?
  - Не мое право ее удерживать, - ответил Люмор. - А что, надо было?
   Тюм неуверенно повел плечами.
  - Я не знаю... Но я даже не попрощался с ней... Что я должен был делать?! Я хотел, чтобы она подумала, чтобы все было по-настоящему!
   Люмор похлопал парня по плечу.
  - Смирись. Ты стал другим, она не могла принять тебя нового, не знала, что от тебя ждать.
  - А там?! Там она знает, что ждать?
  - Там - ее мечта. Там новая жизнь и новые приключения. Оставь ее. Просто дай жить своей жизнью.
   Они еще постояли некоторое время, глядя наверх. Потом Тюм несколько раз стукнул ногой о землю, молча повернулся и направился по тропе в лес, в ту же сторону откуда пришел. Едва Тюм скрылся за деревьями, домик затрясся, стены стали оплывать, сморщиваться, втягиваться обратно в землю, через несколько минут на поляне осталась походная сумка Люмора и несколько кусочков мха.
  
   Странно было идти в одиночестве. Лес вокруг шумел листвой, где-то кричали птицы, свистели поющие лилии, белки роняли с деревьев ветки и прошлогодние пустые шишки. Вскоре тропинка разделилась, одна ее часть вела в сторону деревни, другая, более утоптанная - в сторону города. Люмор знал, что Тюм ушел в деревню, но понимал, что общаться им не о чем, Тюм действительно сделался совершенно незнакомым человеком. Незнакомых людей в жизни Люмора встречалось достаточно. Он помедлил несколько секунд у развилки, а потом решительно отправился в город.
  
   Города Люмор не любил. Ну, не то, чтобы уж совсем не любил, но как-то не доверял, что ли. В городах слишком много людей, казалось ему, и эти люди занимаются разными незнакомыми профессиями, многие из них высокомерны по отношению к деревенским и вообще к странникам. В городе не делали скидок в постоялых дворах, еда была не такая вкусная, и вообще все было как-то не так... Я рассуждаю, как древний старик, - тут же прервал себя Люмор. Он дошел до города за пару часов. Встречные не обращали на него никакого внимания, в городе такое обычно, потому что, в отличии от деревень, жители не знали друг друга в лицо.
   Люмор свернул за угол очередного дома, и оказалось, что за этим домом открывается широкая городская площадь, вымощенная мокрым фиолетовым камнем и малахитовыми желудями (Люмор видел такие в лесу).
   На площади собралось много народу, ожидалось что-то важное. Люмор купил у лоточницы несколько пряников с каштанами и принялся ждать вместе со всеми.
   Наконец на высокий постамент вошло два человека, это были глашатаи. Именно из их уст все узнавали о принятых новых законах или об отмене старых.
   Гул на площади тут же затих, только шорох слышался - ветер гулял среди ожидающих новостей.
   Один из глашатаев развернул длинный свиток, откашлялся и начал зачитывать с листа, впрочем, было заметно, что слова он знает наизусть, а в свиток смотрит только из осознания важности происходящего.
  - Сказано! В стране быть новому закону: положено появляться радугам среди дня и ночи, и не зависеть от дождя и прочего. Закон призван решить заботу о человеке, радуги предназначены для увеселения глаз и добавлении радости в сердцах.
   Ветер пронеся по площади, тронул свиток и затих совершенно. Оба глашатая, как по команде подняли головы к небу, следом за ними посмотрели на небо и те, кто стояли на площади, задрал голову и Люмор. Медленно, словно бы набирая силу и цвет, разрастались в небе радуги. Одна из них тянулась от верхушки ближайшего дома и уходила второй ногой куда-то в лес. Некоторые радуги не имели оснований, только обрезок в небе, а иные начинались из одного основания, а потом расходились в разные стороны, подобно лепесткам причудливого цветка.
   Вскоре радуги набрали цвет. Люмор насчитал двадцать семь радуг, он не знал так ли задумано, или в законе подразумевалось какое-то другое их число, но сейчас казалось, что как раз столько - идеальное количество.
  - Ладно придумано, - произнес кто-то сбоку. - И ни у кого такого нет, ни в одной стране.
   Люмор хотел возразить, что это все может скоро надоесть, но взглянул еще раз на небо и невольно расплылся в улыбке: радуги, следуя закону, светили на небе, а сердца людей, следуя закону, радовались, глядя на это зрелище.
  
   Люмор покинул город к вечеру. Радуги поменяли свое положение, некоторые выбрали для оснований крыши домиков, а какие-то переползли на озеро. В сумерках радуги набирали яркость и силу цвета, и теперь казалось, будто причудливые фейерверки растеклись в ночи и замерли в небе разноцветными гирляндами.
  
   Он шел всю ночь. Спать не хотелось, как-то странно много сил накопилось внутри и какой-то радости, наверное, из-за радуг. Вдоль дороги росли светящиеся ягоды, мотыльки порхали вокруг них, издавая чуть слышный шорох.
  Люмор не сразу понял, что подошел к границе. Лес закончился, приграничные столбы местами обвалились, начались поля. Дорога петляла, за полями виднелись холмы, и вдруг Люмор узнал эти места. В утреннем свете пробуждались на полях пятнистые колокольчики, выскакивали из норок мышкари, не замечая и не слыша человека, идущего по дороге совсем рядом.
   Эта страна жила без людей. Здесь были тропы и дороги, но все эти дороги вели дальше к другим жилым странам.
   Люмор почувствовал, будто уже вернулся домой. Это было не так, идти еще долго, наверное, не меньше десяти часов, но надо и отдохнуть, а это еще часов пять-восемь. Мысли сами по себе рождались в голове и затухали. Надо поесть, но это тоже было сейчас не важно... Люмор шел и шел, не ускоряя, не замедляя шаг. Поднялось солнце. Над полями закружились облака из бабочек, где-то в траве скрывались гнезда полевых пташек, щебетание слышалось со всех сторон.
   Потом потянулись холмы. Идти стало труднее, и ноги устали, но Люмор оставлял за спиной холм за холмом, пока, наконец, не пересек очередной ряд приграничных столбов.
   Здесь он остановился.
  - Привет, дом, - произнес Люмор вполголоса, глядя на простирающийся впереди пейзаж: скалистую гряду гор, обрамляющих глубокое чистое озеро. Озерная вода была столь прозрачна, что виднелось, как в глубине проплывают серебристые рыбы и неторопливые озерные кальмары. А еще там виделись крыши домиков, обросшие кораллами и высокие древесные водоросли.
   Люмор подошел к озеру, потом недолго пробирался по берегу, пока не подошел к длинной деревянной пристани, на самом краю которой виднелась беседка. Люмор прошел вперед, глядя на озерную гладь и вспоминая, что даже при сильном ветре на озере едва-едва виднелась рябь, и никогда не было волн.
  - Не грусти, родная, - произнес Люмор. - Я уже иду к тебе.
   Он спрыгнул с пристани, сделал несколько шагов вперед и скрылся под водой. В его стране был закон, по которому все жители строили дома в озере, а вода не смела никого убивать.
   Некоторое время еще по воде шли неглубокие волны, потом озеро разгладилось и все вновь стало недвижно.
  
  
  
  
  
  
  История 2
  ЧЕРНОВИК ОБУЗДАННОГО МИРА
  
   Главное, не оборачиваться.
   Потому что, вдруг, пока ты смотришь назад,
   пропадет все, что ждало тебя впереди?
  
  
  КОРОБКА
  
  Гул окружал со всех сторон. Он становился то громче, то тише и шел то с одного, то с другого края, но не прекращался ни на миг. Человек открыл глаза, и гул разбился на четыре голоса:
  - Это - копия, - сказал один голос.
  - Тебе-то откуда знать? - спросил другой. - По запаху, что ли определяешь?
  - Бу-бу-бу, - заявил третий голос.
  Четвертый голос по-девичьи хмыкнул и бряцнул чем-то мелким металлическим.
  - Слепой, - опять угрюмо констатировал первый.
  - Глупости, - тут же откликнулся второй, - он не слепой. Просто он размораживается. Все так и делают: сначала открывают глаза, а потом учатся ими пользоваться.
  - Где я? - спросил человек.
  - О! Я выиграл: он задал мой вопрос. Хмель, подставляй лоб - щелбан тебе!
  - А чего сразу мне, я с тобой не спорил! Ты, вон, Дурака щелкай, или Хлою, или валлийца. Слушай, валлийца, конечно, он как раз спит.
  - Хлою нельзя - она подлинник, а валлиец сам, кому хочешь, щелбанов надает.
  - А Дурак?
  - А дураков бить - ниже моего достоинства. К тому же, он чумазый весь - я брезгую.
  - Помолчите вы уже, - сказал девичий голос и снова бряцнул металлом. - Что ты видишь?
  - Тени, - ответил человек.
  - Скоро зрение восстановится, не бойся.
  - Ты, Хлоя, не обнадеживай его зазря. Что, вот, если он - бракованная копия? Сплошь и рядом такое бывает. Вот давеча ...
  - Не беси меня Плющ. Сам-то, когда сюда попал - так выл от страха. А теперь щелбанами разбрасываешься. Вот перестану с тобой разговаривать - высохнешь и пеняй на себя!
  - А я что, я ничего. Хлоечка, дорогая, это же я так, от скуки, а не со зла.
  Тени постепенно обретали очертания. Человек сел на пол и попытался оглядеться.
  - Кто - я?
  - А теперь мой вопрос! Плющ - тебе щелбан.
  - Ты же говорил, что не спорил?
  - Мы не знаем, кто ты. Но, скорее всего - копия какого-нибудь человека.
  - Какого?
  - Ну ... себя.
  Тень преобразовалась в девушку с короной красиво уложенных белокурых кос вокруг головы. Девушка была одета в тунику, заколотую на одном плече огромной кожано-медной пряжкой, а на руках и ногах ее позвякивали многочисленные медные браслетики.
  - Меня зовут Хлоя, - сказала девушка. - Это, вот, Плющ, а тот рыжий - Хмель. Еще у нас есть Дурак, валлиец и Спеха, но она сегодня в другой коробке ночует, ты с ней завтра познакомишься.
  - Я умер?
  - Зачем же? Это вовсе не обязательно. Хотя Спеха - вот та, да умерла, поэтому и сквозь коробки ходит, а мы не можем. Ты говори со мной, тебе легче станет. Говори, говори.
  Он откашлялся и спросил:
  - Меня выпустят отсюда?
  - Обязательно, но надеюсь еще не скоро.
  - Почему "надеюсь"?
  - Потому что не известно, куда. Говори, говори, а то усохнешь. Тебе это все бредом покажется, но только по первости - там оклемаешься, войдешь в русло. Ты имя свое помнишь?
  - Нет.
  - Придумаем, не расстраивайся. Как зрение? По-моему, ты видишь то, на что смотришь.
  - Да ... Все в порядке.
   Он попытался встать, но ноги не удержали, и парень рухнул опять на пол.
  - Не торопись. Всему свое время.
  - Да у него ноги не настоящие! Вот посмотрите - только видимость одна, - не удержался Плющ - низенький, юркий мужичонка, всклокоченный, в какой-то ненормально пестрой одежде, с золотой серьгой в ухе.
  - Не каркай, - сказал рыжий Хмель. - Все б тебе каркать.
  - Надо выяснить, что он за копия, - снова влез Плющ, - я ему сейчас буду вопросы задавать, на предмет определения. Ну-ка отвечай, есть хочешь, или по нужде?
  - Нет... - растерялся парень, - а надо?
   Плющ не ответил, достал откуда-то с себя большую иглу.
  - Давай руку.
  - Зачем?
  - Не целовать, не боись. Давай.
   Парень протянул руку, и Плющ, недолго думая, вонзил иглу прямиком ему в ладонь. Тот вздрогнул, но боли не было. "Игла, что ли не настоящая?" - Подумалось новенькому, но острый конец неожиданно выглянул с другой стороны ладони - игла прошла насквозь.
  - Так, я же говорил - дрянь он, а не копия.
  - И что? - возмутился Хмель. - Ты вот тоже боли не чувствуешь. И я. И Дурак наш. А валлиец - вообще не известно: к нему попробуй-ка с иголкой подойти. Ничего ты не доказал.
   Новенький недоуменно смотрел на свою ладонь. Не было крови, и даже следа от иглы не осталось.
  - Уймитесь вы, великие инквизиторы. Он законсервирован, а вы и рады стараться. Там, похоже, Дурак валлийца будит. Вы бы его оттащили по добру по здорову.
   Двое тут же испарились куда-то влево, а Хлоя опустилась рядом с незнакомцем.
  - Надо тебе имя придумать.
  - Зачем?
   Девушка на миг задумалась, но версию тут же выдвинула:
  - Как же. Если имя есть - то ты уж точно существуешь, а если имени нет - то неизвестно.
  - А я существую?
  - Определенно да. Если бы с тобой Дурак, например, говорил - то нет гарантии, мало ли с кем он говорит. А раз я, значит, существуешь. Точно. Теперь, я думаю, ты можешь попробовать встать. Я помогу. За спиной у тебя стена, облокотись. Так ... Ух, и тяжеленный ты!
  - Надорвешься.
  - Не страшно, восстановят. Я же - подлинник.
   Он прислонился к стене, переводя дух. Ноги признали хозяина, но кровь еще не разошлась, или что там теперь находилось внутри.
  - Что значит "подлинник"?
  - Настоящая значит. Не копия. Без меня никак нельзя - копии без меня усохнуть могут.
  - Жуть какая-то. Бред. Где здесь выход? Пусть мне начальника позовут.
  - Тьфу ты. "А так хорошо разговор начали", -с сожалением протянула Хлоя. - Очухаешься - подходи. Я разберусь, что там с валлийцем. А выхода здесь нет, не ищи и не зови, кого попало, и в стены тоже стучать без толку. И, пожалуйста, не надо истерик. Не люблю я этого.
  - Подожди! Я еще хочу спросить ... Ты здесь главная?
  - Нет. Я здесь подлинник. И с этим тебе придется смириться.
   И девушка отошла.
  
   Прежде всего, стоит выяснить, откуда исходит свет. Здесь нет ламп, и странно получается: будто светится воздух в самом центре комнаты, а по углам темень. Тени не длинные, не короткие, полумрак, но все разглядеть легко, каждую деталь. Например, сандалии у Хлои украшены бусинами. А Хмель одет в рыбацкую куртку и комбинезон, рубаха у него серая с вышивкой по краю воротника - рисунок крестиком красный и черный. Интересно, жена вышивала? Где теперь эта жена, как она одна, без Хмеля? Или Хмель, настоящий Хмель в настоящей штормовке и резиновых сапогах - все еще дома, а этот вот и впрямь только копия, дубликат, ходит себе, руки вон валлийцу крутит, чтобы тот не зашиб кого спросонья, да и не валлийцу вовсе - копии валлийца...
   Голова, будто с непривычки думать - вдруг резко ударила болью. Парень вскрикнул.
   Кутерьма около полуспящего валлийца чуть затихла и тут же переползла к новенькому. Причиной этой кутерьмы стал, как обычно Плющ. Он возник в фокусе парня пестрым пятном, и сказал, не обращаясь ни к кому конкретно:
  - Еще хуже. Он не бракованный, он попорченный. Вон как за голову ухватился, будто треснет сейчас. От незадача - большой и бесполезный. Он ведь с Хмеля ростом, а то и выше! До валлийца, конечно, не дотянет, но Хмелю ровня, ей Богу. Хлой, может ты его того, усушишь? Чего зря парню мучиться?
  - Уйди, Плющ. Тебе бы только усушить кого, нет, чтобы помочь человеку. Отойдите, я его посмотрю. Сядь, сядь. По стеночке, вот так... Знаю, что больно, убери руки... Вот... Я поглажу, и все пройдет, правда? Ничего ты не испорченный, просто законсервировали тебя впопыхах, чуть - чуть не доработали. Я сейчас поправлю, и все будет в порядке.
  - Бу-бу-бу ...
  - Плющ, убери Дурака - не до него. Вообще, исчезните, нечего тут смотреть, высматривать. Брысь!
   Компания отодвинулась метра на три, но совсем уходить не собиралась. Наблюдала.
  - Мы назовем тебя Север. Красиво, правда? Не открывай глаза, сиди спокойно.
  - Почему... Север?
  - Тебе не нравится?
  - Да нет, вполне... Просто странно ...
  - Ничуть не странно... У тебя светлые волосы, почти как у меня, ты крепкий, и еще ты холодный, как снег...
  - Я тоже холодный! "Я тоже холодный!" -сказал Плющ.
  - Откуда мне знать? У тебя - то голова не болела. И потом, на тебе написано, что ты Плющ, никуда от этого не дется. Все, не больно? - обратилась она к новенькому.
  - Нет... Тошнит только чуть.
  - Это пройдет... Север. Добро пожаловать в нашу коробку.
  
  
   Место, в котором оказался Север, сначала дивило и забавляло его, но вскоре он привык и к пестрому Плющу, и к Хмелю, простоватому, но славному малому, и к Дураку, который и в самом деле был дураком, и даже к Спехе - непонятной старухе в сине-зеленых лохмотьях, появляющейся ниоткуда и не говорящей обычно ни слова. Валлиец все время спал, просыпался он только, когда остальные ложились вздремнуть (наверное, одна из немногих неисчезнувших потребностей), тогда он угрюмо усаживался в дальнем углу комнаты и охранял всех от сморгов. Сморгов Север тоже однажды увидел.
   Он проснулся от того, что кто-то методично теребил его за ногу. Открыл глаза.
  - Чего тебе, Дурак?
   Дурак беспокойно забубукал, указывая на пол: из основания стены просачивалась темная густая жидкость и текла, стараясь заполнить собой каждый участок комнатки. Север подскочил и растормошил Плюща.
  - Плющ! Проснись, тебе говорят. Смотри, что это?
   Тот взглянул, куда указывали и заорал:
  - Сморги текут! Где валлиец? Хмель, Хлоя, подъем! Валлийца сморги похитили!
   Хлоя мгновенно среагировала, цепким взглядом осмотрела комнату и выдала указания:
  - Без истерик. Сочится только одна стена. Плющ, не ори, валлиец в другом конце валяется, спит, ему Дурак днем выспаться не дал, вот его и развезло. Ни суетись. Всем отойти! Толку от вас не будет, один шум. Шипением уже не поможешь.
   Девушка подошла к "жиже", вздохнула, размышляя о чем-то, и неожиданно прыгнула в самый ее центр. Жижа разбилась на мелкие шарики, эти шарики набросились на Хлою и облепили ее со всех сторон.
   Север кинулся на помощь, не зная еще, в чем именно эта помощь должна заключаться, но Плющ ловко подставил подножку, а Хмель подхватил парня, не дав ему растянуться на полу, и оба зашептали с разных сторон:
  - Нельзя тебе, ты копия. Копии они едят, а ей ничего не станется - она подлинник. Травятся они подлинниками.
   Прошло не больше минуты, когда шарики начали падать на пол, и еле живые поползли обратно к стене. Некоторые не доползали, тускнели, и на глазах испарялись, будто не существовали вовсе.
  - Будут знать, как к нам лезть, - грозно сказал Хмель.
  - Они слышат просто, когда все спят, - пояснил Плющ. - Нельзя, чтобы все спали. Хорошо вон Дурак учуял. Дурак - дурак, а учуял!
   Север промолчал. Он смотрел на спасительницу, которой, кажется, не особо все были благодарны, восприняли, как должное, а она стояла все на том же месте, шатаясь от усталости и, наверное, боли, с закрытыми глазами, и слезы текли из этих глаз, падая на тунику, на цветные сандалии с бусинами и на серый, непонятный на ощупь пол.
   Север выпутался из цепких объятий и подошел к девушке.
  - Больно? - спросил он.
   Хлоя кивнула, не открывая глаз.
  - Я могу чем-нибудь помочь?
  - Ничего... Спи. Ложись спать.
  
   После Севера в коробке появлялось еще трое новичков. Двое из них высохли, не дотянув и часа, а третий оказался бракованным, и в одну из ночей его утащили сморги. Так компания и сохранилась прежним составом к тому моменту, когда стали тускнеть стены.
  
  
  КАЖДОМУ - СВОЕ МЕСТО
  
   Это случилось утром. Север проснулся первым и долго не мог понять, что изменилось. На всякий случай он потряс Плюща, но тот ничего не определил, хотя перемену тоже почувствовал. Наконец разбудили Хлою и она, как самый опытный из них сразу заявила:
  - Стены тускнеют. Скоро нас отсюда выпустят. И хорошо, надоело мне тут сидеть. Вам-то что, вы копии, вам тоска не ведома, а я - мучаюсь. Собирайте вещи... что я говорю, какие вещи! Ну, все равно надо как-то подготовиться. Вон, хоть валлийца разбудите. Позволяю.
  
   За стенами росла трава, деревья, и прямо от того места, где стояла коробка, вела в неизвестную даль тропинка. Пахло разнотравьем, и еще чем-то родным и давно знакомым, все сразу пришли в хорошее расположение духа, а Хлоя принялась ведать о своих приключениях в предыдущих мирах.
  - А вот как-то появился у нас диктатор. Ничего особенного, диктатор как диктатор, из средненьких. Как на троне укрепился - начал куролесить против подлинников. Он же - копия, неудобно ему, что вокруг настоящих столько. Ну и начал нас губить. Меня один раз тоже чуть не отловили, но тут мир начал сворачиваться и всем уже не до глупостей сделалось. А вообще миры совсем разные бывают. Однажды мы в торте жили. Правда-правда! Днем что съедим, то за ночь нарастает. Меня потом тошнило от этой сладости.
   Они шли по тропинке: сначала Север, потом Хлоя, за ними - Плющ с Хмелем и валлиец. Дурак то вперед забегал, то отставал, так что окликать его приходилось: мир его не пугал, а любопытен Дурак оказался - жуть.
   Тропинка вывела друзей к деревне. Несколько домиков в ряд, скорее выращенных, чем построенных, заканчивались рубленым колодцем, к которому привязана была дикая коза. Коза истошно блеяла, не понимая, чего от нее хотят, но никто не обращал на нее внимания и, видимо, давно, потому что блеяние постепенно становилось показательным, а сама коза уже начинала проявлять интерес к растущему неподалеку аппетитному кустику. Кроме козы у колодца стояло две женщины, и еще человек двенадцать - пятнадцать обустраивались в домиках, то входили, то выходили из них, о чем-то переговаривались, стараясь перекричать козу, и переносили скудные предметы домашней утвари с одного домика в другой.
  - Из чужой коробки, - сказала Хлоя, - я их не знаю.
  - Что же нам и уголка не выделят? - расстроился Хмель.
  - Их коробка больше, смотри, у них целых три подлинника. Вон тот парень и две женщины, что у колодца. Мы для них чужаки, с какой стати им делиться, тем более что их больше? Видно, не нам эта деревня предназначалась. Другое жилье поищем.
   Валлиец покачал головой и угрюмо пошел к колодцу. Хлоя движением руки остановила Севера, собравшегося догнать его, и сказала:
  - Им нужны мужчины, а валлийцу всегда найдется место. Он так решил. У нас нет права ему мешать.
   Они проследили за валлийцем, как он подходит к женщинам-подлинникам, и как они улыбаются ему и ведут в один из домов, а он идет с ними и даже не оборачивается.
  - Шут с ним, - сказал Плющ, - все одно с него никакой пользы - разве что спит много.
   Хлоя покачала головой и, вздохнув, повела компанию в лес.
  
  - Пузо юлит, - заявил Плющ. - С чего бы это?
  - Размораживаешься, - пояснила девушка. - К вечеру должно в норму прийти, тут все быстро происходит. Кстати, и боль появится, и аппетит, готовьтесь.
  - А где, к примеру, можно одежку постирать? - опять спросил Плющ. - Люблю я, знаете ли, опрятность, ничего с этим не поделать. Мне бы еще красоты чуть, так лучшее меня - не сыскать. А, Хлой?
   Раз заигрывает, значит точно, размораживается, подумала Хлоя, а вслух сказала:
  - Не знаю, где здесь стирка. Мне этот мир не знаком, он же новый совсем, но у новых миров особенность есть: иногда они первые желания выполняют. Так что, подождем - увидим.
   Ждать оказалось не долго: впереди заблестело озеро. "Ха! " - подумали все хором.
  - Эко лихо! - добавил Плющ вслух.
   Он первый подошел к озеру, и не подошел - подбежал почти, но вдруг замер неестественно и плавными движениями, будто тело ему не подчинялось, направился в глубину.
  - Плющ, стой! Ты куда? - закричала девушка, но всем указала стоять на месте.
  - Я купаться хочу. И одежку заодно простирну. Вы идите, я догоню потом...
   Плющ шел в воду завороженный неведомой силой, Хмель кинулся к нему, пытаясь удержать, но в руке безвольно повис обрывок пестрой одежды. Плющ скрылся в воде, просто вошел в нее с головой и все.
   Север первым отошел от потрясения, стал скидывать с себя одежду.
  - Я его достану сейчас. Не бойтесь, я его найду.
   Хмель стоял по колено в воде, и, не шевелясь, смотрел на то место, где только что исчез Плющ.
  - Не надо, Север, - сказал он упавшим голосом, - он хотел так. Он так хотел.
   Неожиданно вода забурлила, вспенилась и над озером взметнулась голова огромного змея. Если бы не сделалось так страшно, то, наверное, этим змеем нельзя было бы не восхититься: его разноцветные чешуйки переливались в лучах солнца, на загривке росли полупрозрачные перепонки, весь он состоял из силы и великолепия.
  - Этот гад, наверное, Плюща проглотил. Что будем делать? - спросил Север, будучи уже за деревьями вместе с остальными. - У меня даже ножа нет, чем с ним воевать?
  - Никого он не глотал, - неожиданно сказал Хмель. - Это - Плющ и есть. Смотрите, у него серьга в ухе.
   Хмель вышел из укрытия и подошел опять к озеру.
  - Плющик, ты чего, а? Как же тебя теперь обратно, а? Чего ж ты так, а?
   Огромный змей наклонился и положил голову на плечо Хмелю.
  - Не весело у нас сегодня, - произнесла Хлоя. - Второго не уберегла.
  
  
  Они остановились в развалинах города. Хлоя тут же заявила, что видала развалины и получше, но дело шло к вечеру, потрясений на сегодня хватало и развалины были признаны пригодными для ночлега.
   Затопили камин под открытым небом (потому что стоял он зачем-то под открытым небом), собрали по углам аккуратно раскиданные консервы, повыдергивали заросли дикой моркови и сели за ужин.
   Ели мало. Или случившееся мешало, или организмы еще не полностью восстановились, но почти все, что собрали - осталось. Потом разбрелись осматривать окрестности, пока не стемнело.
   Хлоя появилась из развалин, неся в руках книгу.
  - Я же говорю - фальшивка. Я такое сразу чувствую. Ни одной строчки, а некоторые "книжки" - просто цельные брикеты: эти развалины создавались, как развалины, а не как город, который рухнул. Хорошо еще, еда настоящая.
   Она бросила "книгу" в камин.
  - Здесь можно остаться на какое-то время, я обнаружила кладовую с припасами.
   Никто не возражал.
  
  
   А к утру Дурак укоренился. Когда Хлоя вышла на улицу - он уже пустил корни и из рукавов четыре веточки длинной по метру. Еще несколько побегов тянулись от шеи и с головы, а на лице Дурака застыла блаженная улыбка.
   Девушка пронзительно завизжала. От ее крика разбежались звери и сбежались люди, но когда Север и Хмель возникли рядом, Хлоя уже поняла, в чем дело и испуг оставил ее.
  - Он же и был дерево. Как я сразу не заметила? Он же с самого начала был деревом, просто к нам попал по ошибке! Вы поняли теперь?
   Хмель подошел к Дураку, с опаской коснулся его плеча.
  - Эх, Дурак, Дурак... И ты?..
   После завтрака Хмель исчез. Надо было уходить, искать другое место, подальше от Дурака, который оказался вязом и теперь зеленел вовсю, будто пришел сюда семечком, а не человеком, но Хмеля все не было, и уж совсем отчаялись ждать, как он появился в своих болотниках и штормовке, мрачный, но решительный.
  - Мне без Плюща теперь чего здесь делать? Я ходил к нему прощаться, только ответить он не может. Он сильным быть хотел. Высоким, красивым... а оно вона как обернулось. Прощайте, друзья. Ты, Хлоя, не вини себя за нас, ты тут не при чем, сама знаешь. Я не в коробке, не высохну теперь, может, оно и к лучшему - сам себе хозяин. К воде пойду. Не к озеру, дальше. Все уже решил.
   Собрали припасов в дорогу, обнялись на прощание, и пошли в разные стороны.
  
  
  ПОИСКИ СЕБЯ
  
  - ... Сначала они выпускают кузнецов и пахарей. Это - обязательно. Пахари пашут, сеют, скотину растят и все в таком духе. Кузнецы куют плуги, ограды, мечи, и что там им еще полагается ковать. Потом появляются ремесленники и развивают разные ремесла. За ремесленниками - торговцы, политики и прочий люд, а уж потом приходят герои. Герои приходят всегда и обязательно, хотя иногда их нет так долго, что, кажется, и не будет никогда, но раз еще с самого начала кузнецы куют для них мечи, значит, придут герои, никуда не денутся. Это же закономерность. Торговцев мы уже видели. Что это значит?
  - Это значит, - ответил Север, - что мы либо "прочий люд", либо герои.
  - Верно! Кем бы ты хотел быть?
  - А что, есть выбор?
  - Не знаю, но вдруг есть, почему бы не воспользоваться. Надо хотя бы решить, чего хочется, чтобы потом не удивляться.
  - Разве все не мечтают быть героями?
  - Вот уж нет! Сам подумай - чего хорошего? Семьи толком нет. Друзей то воруют, то они сами тебя же предают. Дерись все время с кем попало, а сбоку всегда стоит пара-тройка критиков и обсуждают каждый твой пинок. И потом оказывается, что ты не просто обязан свершать подвиги, но еще и доказывать, что именно ты их свершал! Никто не верит, байки из тебя гиганта-красавца делают, а ты обычно среднего роста, и голова две недели немыта, и в кабаке вчера пиво дурное подсунули, так что видок еще тот...
  - Ты с таким жаром рассказываешь, будто сама была героем.
   Хлоя проглотила все, что еще собиралась сказать и посмотрела на Севера. Тот пожал плечами.
  - Я не имел в виду ничего обидного. Почему бы тебе и не быть героем?
  - Вот именно, почему бы и нет. Что за манера постоянно сомневаться в моих силах?!
  - Значит, ты была героем? Нет, правда?
   Хлоя молчала, глядя в сторону. Потом ворчливо сказала:
  - Ну, была, что тут такого? И не хочу больше! Только, кажется, придется. Герой - это не профессия, это - состояние души.
  - Хорошо сказано. Стой!
   Девушка замерла, только браслеты цвякнули. Север осторожно поднял с земли камень и бросил его вперед, в листву посреди тропинки. Камень скрылся в ветках и ухнул в скрытую под ними яму.
  - Западня. Неумело как-то сделано все...
  - А я бы и не заметила. Зачем здесь такая ловушка, это же не звериная тропа?
  - Значит, ловушка не на зверя, - сказал Север, и Хлоя побледнела.
  - Работорговцы. И здесь то же самое! Вот тебе и выбор, пожалуйста: можно обойти и топать дальше. Можно засыпать яму камнями, а можно устроить засаду на тех, кто ее выкопал. Что выбираешь?
  - Надо подумать.
  - Ты еще думаешь?!
  - Не возмущайся, думать никому не помешает. И тебе, кстати, тоже. Засыплем мы яму - они опять откапают. Разгоним их - и что? Не они, так другие.
  - Другим уже не повадно будет!
  - Резонно. Я сильный, ты - смелая, вместе мы - страшная сила. Знаешь, чем все закончится? Побьют нас, как следует, и продадут куда-нибудь.
  - Битым быть боишься?
  - Глупенькая, за тебя боюсь. Возьмут тебя в заложницы, скажут мне оружие сложить - куда я денусь?
  - Я придумала, что нам надо делать.
  - Что?
  - Нам надо залезть в эту яму, сдаться в плен работорговцам, они отвезут нас к начальству, а вот тут-то мы себя и проявим! Поднимем восстание... чему это ты улыбаешься?
   Север действительно улыбался. Он представил себе веселенькую картинку с пропагандой восстания: Хлоя раздает листовки и, попутно, автографы для истории...
  - Вот как! Ты смеешься? Не буду я с тобой разговаривать! - воскликнула она и решительно направилась дальше по тропе.
  - Стой! - запоздало крикнул Север, но раздался хруст веток, и девушка грохнулась в яму.
   Север подбежал.
  - Хлоя! Ты не ушиблась?
  - Поцарапалась и, похоже, покрывало свое порвала. А, все равно дурацкая была одежда. Тут не глубоко. Труба какая-то лежит...
   Парень пооткидывал маскирующие ветки и спрыгнул в яму, которая действительно оказалась не слишком глубокой.
  - Как ты?
  - Спина по корням проехала. Посмотри, совсем страшно?
   На спине виднелось несколько рваных царапин, но не глубоких и вряд ли представляющих опасность для жизни.
   Север хотел сказать что-нибудь успокаивающее, но в это время сверху раздались голоса:
  - Ой, лопух... ничего ему поручить нельзя. А если кто с той стороны идет, ты об этом подумал?
  - Ну, мы ж ненадолго...
  - Какая разница? Свалится кто, кости себе переломает, в суд потащит и кто будет виноват? Прораб! Я вот тебя сейчас выпорю, чтобы думал, чем положено, а не чем легче.
  - Ой, кажися, туда уже кто-то упал...
  - Вот молись теперь, олух, чтобы среди них судей не оказалось. Люди почтенные, вы не поломались?
   Голова в оранжевой каске с трехдневной щетиной на лице озабоченно осматривала пленников.
  - Нет, мы не поломались, - сказал Север.
  - А чего вы тут ям накопали? - заворчала Хлоя.
  - Так водопровод прокладываем, милая. Болван мой, помощник, то есть, с одной стороны тропы указателей наставил, а с другой - забыл. Давай руку, красавица.
   Север заботливо приподнял Хлою, передавая ее прорабу, а сам выбрался из ямы без посторонней помощи. Прораб тут же засуетился, стал пихать в руку Северу монеты с дырочками и приговаривать:
  - Уж только не проговоритесь кому. Уволят, обругают. Уж подлечите девочку, да за свое здоровье выпейте...
  - Не стоит...
  - Уж не обидьте, пожалуйста.
   Север посмотрел на монеты, пожал плечами и положил их в карман. Прораб сразу успокоился.
  - А про работорговцев вы что-нибудь знаете? - спросил Север.
  - Нет, не слыхали, - ответил прораб. - Да и кому они нужны, рабы-то? Их же кормить надо...
   Парень не стал на это ничего возражать. Он переступил через фанерные щиты с надписями "Осторожно! Ремонтные работы!", и последовал за Хлоей.
  
  - Ладно, признаю себя излишне истеричной.
  - Я ничего не сказал.
  - Признаю, что раздула бурю в стакане воды, устроила много шума из ничего и все в таком роде.
  - Ты что, оправдываешься?
  - Не знаю. Наверное. Просто обидно немножко, что не наша очередь быть героями. Но, может, это и к лучшему. Может, здесь герои вообще не понадобятся... хотя это было бы тоскливо. Предположим, что просто для них еще не пришло время. Как ты себя чувствуешь?
  - Нормально.
  - А я проголодалась. Почему бы меня не законсервировать уже раз и навсегда, или заморозить, или что они там с нами делают, чтобы я ничего не хотела и поменьше всякого испытывала.
  - Зачем? Что плохого в эмоциях?
  - Что плохого? Посмотри на мою спину.
  - Да, кстати о спине, надо бы тебе ее подлечить. И одежду поискать...
  - Надо бы, - равнодушно согласилась Хлоя, посмотрела по сторонам и указала на растущие возле тропинки сочные листья. - Попробуем вот этим соком.
  - Он лечебный?
  - Скорее всего. Тут ничего нет бесполезного. Кроме книг, потому что их некому пока было писать.
   Север рвал лист за листом и проводил толстым сочным стеблем по ранкам. Девушка вздрагивала, но терпела. Сок был белого цвета с терпким, приятным запахом.
  - Слушай, Север, у тебя есть какая-нибудь версия насчет того, что тут происходит?
  - Есть. Но мне самому она не очень нравится.
  - Расскажи? А потом я тебе - свою. А твою всячески попытаюсь опровергнуть.
   Север помотал головой.
  - Ты обзовешь меня фантазером.
  - Фантазер - это звучит гордо! - возразила она. - Думаю, что абсурдней моей теории ты все равно не сочинишь. Так что не трусь.
  - Я не трушу. Хорошо, вот моя версия: кому-то задали домашнее задание в школе. Что-то вроде гербария, или картинки на определенную тему. Только вместо листиков - люди-копии, вместо травинок - города и деревни, а вместо картона и рамки - целые миры. Не знаю, может, это не домашнее задание, а дипломы и курсовые, но суть... Сдадут в архив и забудут. Или используют для следующего макета, чтобы материал не пропадал.
  - Интересно, какие оценки им ставят? Версия не дурная и многое говорит в ее пользу. Моя чуть отличается, но тоже где-то рядом. Вернее, это не совсем моя версия... Прошлый раз в коробке с нами сидела копия философа. Не знаю, кто он был по профессии, может, столяр, но теория - его, а я с ней просто согласна. Он считал, что все это - черновики.
  - Что?
  - Черновые работы. Пробы. Может, Они хотят создать идеальный мир, но не знают, каким он должен быть? С тех пор, как я здесь, я побывала в восьми разных мирах. Знаешь, весьма необузданные миры, не сравнить с этим, а уж до чего странные! А в одном городе все люди, вернее, копии, начисто лишены были чувства меры. Ты бы видел, что там творилось! Когда мы живем в коробках, (наверно, правильно сказать не "живем", а "хранимся"), так вот, когда мы там хранимся, среди копий обязательно должен быть хоть один настоящий человек. Иначе копии усыхают, ну ты сам видел. Потом коробку открывают, копии размораживаются и идут своей дорогой, а подлинники - своей, друг от друга они больше не зависят. Только всегда у копий чего-нибудь не хватает. Что-то изъято. Какая-нибудь мелочь, или не мелочь. Наверное, те, кто ТАМ не знают, что лучшее, а что лишнее и проверяют разные варианты на всякий случай. Как интереснее получится. Вот, что плохо: только привыкнешь к миру, к его прихотям и странностям, как он - бах! - сворачивается, и ты опять сидишь в коробке и не знаешь, чего ждать завтра.
  - А когда они создадут, наконец, идеальный мир, что тогда? - спросил Север.
  - Не знаю. Но, может, Они специально не торопятся, может, Им сам процесс нравится?
  - Со спиной закончили. Что дальше?
   Хлоя завязала на себе обрывки туники и поднялась на ноги.
  - Нам надо найти свой дом. Это занятие не из легких и наверняка на него уйдет уйма времени, но так уж вышло, что важнее этого ничего пока не придумано. Здесь все служит какой-то цели, но как определить, что это за цель и для чего в ней ты, и где тебе быть? Задача.
  - А с чего принято начинать поиски дома?
  - Можно пойти до края мира и обратно, я всегда так делаю.
  - Что, у этого мира есть край?
  - Конечно. У каждого мира есть край, иначе другому негде было бы начинаться. И еще, я всегда думаю, вдруг это не черновик вовсе, а последний вариант? ИМ может просто надоест репетировать, и Они оставят все так, или сочтут, что это вот и есть идеальный мир, мало ли какие у Них вкусы? Так что давай жить на полную катушку. В конце концов, мы именно за этим сюда и попали...
  
  
  КОРОЛЕВСКИЕ МИЛОСТИ
  
   Здесь ничему нельзя верить. Все - подделка. Ненастоящие дома. Ненастоящие книги. Развалины - и те ненастоящие. Тряпки развешаны на деревьях, целый лес такой нашли - весь в тряпках. А надеть сразу нельзя. У рубах - рукава сросшиеся, разрезать приходится. Брюки - вообще шедевры абстракционизма. И из чего сделаны эти тряпки тоже не понятно: ни кожа, ни ткань и не пластик. Стираешь - она полынью начинает пахнуть. Высохнет, вроде ничего. А обувь вся на одну ногу, так сапожники здесь не шьют ее, а правят - вырежут колодки из дерева, натянут размоченный башмак, и пусть себе сохнет, как следует. И ни одного шва, что интересно.
   Металлы на полях родятся. Несколько таких полей, рядом с ними - кузнецы стоят. Ничего другого там не растет, только медь, олово, железо и какие-то неизвестные вещества, и названия им еще нет, а применяют во всю. Кузнецы говорят, ничего здесь нет бесполезного. Прямо, как Хлоя.
   Если здесь все растет, значит, мир надолго, как уверяют. Вроде, как остановка в обузданном мире перед тем, как забросят в необузданный. В торт, например. Ну, в торт, это еще, куда ни шло.
  
   Одежду купили у торговцев на те деньги, что дал Северу прораб. Хлоя поторговалась, умело, со знанием дела, потому что цену снизили почти вдвое и вдобавок к наряду отдали позолоченные шары размером с грецкие орехи, связанные между собой шелковыми шнурами. Север не понял, для чего это приспособление, но Хлоя ловко вплела шары в прическу, оказалось, что они полые и внутри их налито по несколько капель ароматических масел. Запах шел очень тонкий и неявный, ни на что не похожий. Север подумал, что теперь уж совсем невозможно, чтобы Хлоя подошла незамеченной: мало того, что браслеты цвякают, так еще теперь и шарики эти.
   Еду они решили не покупать - лес был рядом, да и запасы с развалин еще не иссякли. С торговой площади вышли в деревню, похожую на ту, что видели в самом начале, только больше в несколько раз и рядом с выращенными домами стояло несколько построенных. Дома походили больше на шалаши с соломенными крышами, но это и понятно: строили на скорую руку, не рассчитывая, что прослужат эти дома детям и внукам, не ожидая зимы или смерчей, от которых все равно не спастись, если нагрянут. Перед домами на кольях сушилась глиняная посуда и неровные стеклянные бутылки.
  - Нам надо повыгоднее продать свои умения, - сказала Хлоя.
  - Что продать? - не понял Север.
  - Умения, - повторила она. - Таланты. То, что можем делать мы, и не могут другие. У меня таких умений два. Я все время их продаю. Во-первых, я умею класть печи, а во-вторых, плести сеть. Вязанием и шитьем тут народ не удивишь, так что не стоит и пытаться.
  - Подожди, что насчет печей? Ты действительно умеешь их класть?
  - В теории. Практически - не очень, поэтому это знание стоит не слишком дорого. У меня просто сил не хватает со всем этим цементом возиться... А еще можно открыть какую-нибудь особенность этого мира и тоже ее продать. Конечно, смотря, что за особенность, не на всякую покупатель найдется. О! Это же Алконост! Мы с ним в торте жили. Алконост! - позвала она кого-то в толпе и потянула Севера знакомиться.
  
   Алконост был невысокого роста, толстоват, плохо выбрит, оставшиеся жиденькие волосики вокруг обширной плеши свисали длинными патлами до плеч. Лицо его выражало тоску, безысходность и еще массу жизне-не - утверждающих эмоций.
  - Как я рада тебя видеть, Алконост! Первое знакомое лицо в этом мире! Это - Север. Ну, чего же ты молчишь, как ты здесь?
  - Меня жук укусил, - пожаловался человечек. Хлоя расхохоталась.
  - А ты совсем не изменился. Такой же кислый. - В руках она держала фрукты белого цвета, похожие на лимоны без кожицы. - Держи. Не знаю, как это называется, но мне дали попробовать - вкусно.
  - Это - рмулы. У меня на них аллергия, - сказал Алконост.
  - Существует в этом мире что-нибудь, на что у тебя ее нет?
  - Не уверен. У меня аллергия на сам мир.
   Север улыбнулся. Он еще не встречал настолько безнадежного пессимиста. Хлоя протянула Северу белый рмул.
  - Он всегда такой? - спросил Север.
  - Всегда. Когда мы попали в торт - он было ожил, но через два дня и торт ему надоел. Север, подожди меня здесь, я сейчас пробегусь по базару, куплю яблок на оставшиеся деньги. Я скоро!
   Хлоя мгновенно затерялась в толпе, Алконост проследил за ней взглядом и задумчиво произнес:
  - Скорей бы сдохнуть.
   Эта фраза так ему подходила, что Север снова невольно улыбнулся.
  
   В конце улицы показались стражники. Одеты они были неправильно, с точки зрения местных обычаев - слишком просто: ни украшений, ни карманов, ни мешочка соли на шее. На ремне не висело ни ножа, ни фляги, ни кошелька. Только обмундирование, шлем и веревка на поясе. И так - у каждого.
   Они шли по базару, будто выискивая что-то, а точнее кого-то, потому что смотрели они не на предлагаемый товар, а на людей. Заметив Хлою, шедший впереди указал на нее пальцем. Четверо приблизились к девушке.
  - Ты пойдешь с нами.
  - Вы предвидите будущее? - вежливо поинтересовалась она.
   На долю секунды старший растерялся.
  - Ты не груби. Я при исполнении. Его Величество приглашает тебя во дворец, провести там... какое-то время. Погостить, в общем.
  - Его Величество? Здесь уже есть король? А я много пропустила. Спасибо за приглашение, но сегодня мне как-то не до королей, хотя любопытно, конечно на него взглянуть, но у меня график расписан на две недели вперед, так что...
   Она многозначительно развела руками, показывая, что разговор окончен. Стражникам такой поворот событий не понравился. Тот, что стоял слева схватил Хлою за руку, но сделал он это не подумав: правая рука девушки оказалась свободной, а стояли собеседники у лотка с деревянными ложками. Получив по лбу половником, один из нападающих временно прекратил оспаривать право Хлои на свободу, однако для остальных это послужило сигналом к действию. Завязалась недолгая потасовка, в результате которой связанную, брыкающуюся Хлою унесли с базара.
  
   Время шло, а Хлоя не появлялась. Север заволновался. Потеряться здесь негде: базарчик слишком мал, оббежать его можно в считанные минуты (что Север и сделал), но напрасно, девушки нигде не было.
  - Хлоя!
   Его голос перекрыл базарные выкрики, но отклика не последовало...
  
  - Зачем ты ввязался в драку, их же было больше?
   Они сидели в клетке, Север пытался распутать веревки на Хлое, но узел был упрямее и никак не соглашался быть распутанным.
  - Я не знал, что к ним придут на помощь.
  - Судя по всему, им нужна только я, тебя подержат и отпустят. Интересно, чем этот король умудряется приманивать народ к себе на службу? Нужна очень веская причина, чтобы носить с собой только меч и веревку.
   Комната была небольшой, мрачной - узенькое длинное оконце светилось почти под потолком. Кроме той клетки, где сидели Север с Хлоей, здесь стояли еще три, но пустые. В дальнем углу валялась груда тряпья вперемешку с соломой, у двери, к которой вели наверх три ступеньки, стояло старое ржавое ведро.
   Дверь отворилась. В темницу, насвистывая, вошел стражник с метлой и принялся изображать уборку.
  - А я его знаю, - неожиданно произнесла Хлоя. - В позапрошлом мире он был нашим соседом. Угощал нас тыквенной кашей... Вкусная каша, я такую не умею готовить. Эй, Таврон!
  - Кто зовет? Хлоя?! Вот так встреча! Что ты тут делаешь?
  - Сижу. А есть варианты?
  - Нет, я не то, я просто спросить хотел: как ты? Как твои дела? Как вообще все?
  - Таврон, я в тюрьме. Как ты думаешь, каковы мои дела? Я понимаю, что ты рад встрече, но уж некоторые вопросы-то можно не задавать. Давай лучше я тебя спрошу: зачем это меня схватили?
  - Так ты же подлинник. Всех подлинников ловят.
  - Опять? Тоска. Это уже было.
  - Нет, нет, вовсе не то! Наоборот!
   Таврон прислонил метлу к стенке и присел около Хлои, их разделяли только прутья клетки.
  - Это твой друг? - он кивнул на Севера. - Впрочем, все равно, пусть он тоже услышит. - Таврон гордо приосанился и со значением произнес: - Я служу Богу.
   Хлоя хохотнула непроизвольно, но тут же перевела смешок в чих, чтобы не оскорбить стражника непочтением. Однако от вопроса удержаться не смогла.
  - Таврон... прости, а с чего ты взял, что он Бог? Он сам тебе об этом сказал?
  - Не святотатствуй! - Таврон возмущенно отскочил от клетки. - Ты все такая же! Лерна плохо тебя воспитывала, совсем нет страха!
  - Не обижайся, Таврон, я же просто спросила! Мне интересно, какая участь мне уготована, ты должен понимать. А вдруг я брякну что-нибудь при вашем боге, и он меня накажет, а мне совсем не хочется, чтобы меня наказывали, так что уж будь добр, обрисуй мне ситуацию, хотя бы немножко... а?
   Таврон смягчился, сел на прежнее место и заговорил миролюбиво, делая скидку на то, что глупа девочка, чего уж на дурачков обижаться. Точнее на дурочек.
  - Может, он и не главный Бог, даже, скорее всего не главный, но он точно имеет прямое отношение к Ним, - он показал пальцем в небо, чтобы не возникло сомнений о Ком идет речь. - Он чувствует приближение Конца Света. Он узнает заранее, когда мир начнет сворачиваться, и все, кто с ним - будут спасены!
  - Каким образом? То есть, каков механизм спасения?
  - Хлоя, я могу рассердиться.
  - Молчу, молчу.
  - Все, кто будут с ним, попадут в одну коробку, но важно не это, важно то, что следующий мир будет лучше предыдущего, и так каждый раз. А все, кто разнесут славу о Нем и трепет по другим мирам и коробкам, будут призваны Им, и обретут вечную жизнь!
  - "Разнесут славу и трепет", - с усмешкой вполголоса повторила Хлоя. - Еще бы они подлинников не отлавливали. В одной коробке на одного подлинника по пять - десять копий приходится. А попробуй-ка, ослушайся своего - усушит.
  - Чего ты там ворчишь? Говори громче, мне не слышно.
  - Нет, нет, Таврон, продолжай.
  - Ни к чему. Скоро за тобой придут, ты Его сама увидишь. Потом найди меня, я обучу тебя молитве, а пока на вот, почитай.
  - Таврон... а вдруг он вас обманывает? Вы не узнаете этого, пока мир не свернется, а тогда уже будет поздно. Ты не боишься этого?
   Таврон, собравшийся уже было уходить, обернулся и посмотрел на Хлою очень грустными глазами.
  - Не отнимай у меня веру. Этого тебе не простят, я точно знаю. Теперь у меня есть цель, мне есть ради чего жить. А больше мне ничего и не надо.
   С этими словами он вышел, оставив Хлою в замешательстве. Север, чтобы как-то отвлечь ее от размышлений спросил:
  - А кто такая Лерна? Он сказал, что она тебя плохо воспитала.
   Хлоя вертела в руках небольшую измятую книжечку, подаренную ей Тавроном, и ответила не сразу.
  - Лерна... Не знаю, как тебе объяснить, кто она. Прорицательница. Колдунья, хотя она не любит этого слова. У нее много талантов. Например, она умеет так сказать правду, что ей никто не верит. Она меня вырастила. Все, что во мне есть - ее заслуга.
  - Чем она занимается?
  - Обычно - содержит лавку с оберегами, одеждой, посудой и предметами первой необходимости. Ее дом легко узнать - у него на крыше стоят рога, как у антилопы, только очень-очень большие. Как ты думаешь, я сильно обидела Таврона?
  - Не знаю. Но если прав он, а не ты - твой проигрыш будет большим.
  - Ты тоже начинаешь философствовать! Приживаешься.
  
  
  Север пожал плечами.
  - О чем там пишут? - он кивнул на брошюрку.
  - На, читай сам.
   Девушка протянула книжечку, Север раскрыл ее, но прочитать ничего не смог. Хлоя заметила.
  - Что? Незнаком язык?
  - Нет, все в порядке. Просто устал, голова что-то не соображает.
  - Буквы расплываются?
  - Чуть-чуть.
  - Тебе нужны очки.
  - Ерунда! Какие еще очки?
  - Север, у тебя дальнозоркость. Это бывает. Тебе нужны очки для чтения, обычные очки, и нечего сочинять. Кстати, у тебя есть характерный жест, ты потираешь переносицу время от времени, будто что-то съезжает тебе на нос. Ты уже носил очки раньше.
  - Я не помню.
  - Правильно, ты же копия. Откуда тебе что-то помнить, если ты родился совсем недавно. У тебя только тело кое-что помнит и знает, потому что его копировали от и до, со взрослого человека. Если создавать человека заново, он будет как ребенок - без опыта, без понимания жизни... Только подлинники могут все помнить, и то недолго, потому что со временем здешние события вытесняют прошлое, и иногда даже кажется, что не было никогда ничего постоянного, просто еще один из непрочных миров, который задержался чуть дольше остальных... Во всяком случае, мне так кажется. А очки мы тебе добудем, не переживай.
  - Я не переживаю, я... поверить не могу, что ли. Очки. Надо же.
  - Подумаешь, невидаль. Люди еще не то про себя узнают.
  - Например?
  - Например, каково это узнать, что ты очень толстый и начинаешь лысеть, или калека, или любишь поговорить, но заикаешься на каждом слове. Ты здесь видишь себя со стороны все равно, что в первый раз. Плющ, например, очень переживал, что невысокого роста. А еще была такая женщина Соня, так ей почему-то хотелось верить, что возрастом она не старше семнадцати лет, а на самом деле, ей было уже за сорок. Приходится заново свыкаться, мириться...
  - Хлоя, я давно хотел тебя спросить: помнишь, еще в коробке, ты сказала, что, нестрашно, если надорвешься - восстановят. Что это значит?
  - Однажды я дралась, и мне выбили два зуба. Вот здесь. А потом они выросли. Не сразу, конечно, недели за две. И еще, шрам исчез, и лодыжку я вывихнула как-то - все восстановилось. Я, конечно, могу умереть, но пока я жива, мне помогают не страдать от болезней и поломок.
  - Это хорошо. В смысле, что шрамы зарастают, и зубы... какая бы ты была страшная, если бы без зубов, хромая и вся порубленная.
  - Все равно это была бы я.
  - Нет! - засмеялся Север. - Это уже была бы не ты! Скажи, ты, ведь, никогда не стала бы героем, если бы не знала, что тебя восстановят. Так?
   Хлоя замерла. Она не ожидала от Севера таких слов и на всякий случай уточнила:
  - Ты говоришь это серьезно?
  - Конечно. А что, я что-то не то сказал?
   Хлоя перевела дыхание.
  - Хорошего же ты обо мне мнения.
  - Почему о тебе? Жизнь такая... Кто на лицо удался, тому и жить в радость, и друзья и внимание, и счастье... А кому ты будешь нужна, скажем, косоглазая?
   Хлоя была шокирована. Она собралась с мыслями и произнесла:
  - Больно не то, что ты это сказал, а то, что ты так думаешь. И ладно я, я пообижаюсь и прощу, но мир... за что ты обижаешь мир? Он был так добр к тебе...
  - Странная доброта: отрывают от семьи, от родных, дом приходится искать в убыстренном темпе, иначе... а что иначе? Выкинут отсюда? Ну и пожалуйста, не очень-то и хотелось!
  - Как ты глуп, Север! Неужели ты действительно так глуп? Нет, я не верю, ты просто не понимаешь, о чем говоришь. А вдруг завтра мы попадем в мир, непригодный для жилья? Что если Они забудут создать воздух, или воду, или не позаботятся еще о чем-нибудь таком обычном, чего сейчас и не замечаешь, но без чего жить окажется невозможно. И мы умрем. Или не умрем, постареем за час, или кожа покроется язвами, так что каждое прикосновение будет пыткой, или вон, как Дурак, укоренимся, прирастем к одному месту, рядом, скажем, метра за три всего, а что толку, если все равно не дотянуться?! Как ты смело растрачиваешь жизнь! Как ты мало знаешь о ней, и как ничего не понимаешь! Ты думаешь, если я легко о мирах рассказываю, значит, легко мне там было? Восемь миров! И от каждого не знаешь, чего ждать. Если в сутках на девять часов меньше, как долго твой разум это выдержит? Не знаешь? А мне пришлось узнать. Если дорогой тебе человек идет в соседнюю деревню за товаром, и не известно, увидитесь ли вы вновь, потому что все может закончится через час, и даже если мир не свернется, так просто тебя одного заберут, может быть и не одного, с домом или с деревней, но распихают твою деревню по разным коробкам, и ничего ты сделать против не сможешь. И встретитесь вы с любимым очень нескоро. Если вообще встретитесь. А думаешь, мне нравится так одеваться? Таскать на себе все эти побрякушки! А вдруг в следующем мире не будет металла, и эти браслеты пригодятся на наконечники для стрел или что-нибудь в этом роде. Каждый носит на себе мешочек с солью, потому что Там может не быть соли. А мы привыкли, мы не можем без нее. Эй, Таврон! Уведи меня отсюда!
   Дверь снова распахнулась, но на этот раз вошел не Таврон, а незнакомые стражники. Они открыли клетку, вытащили оттуда пленников и повели их в разные стороны.
  
  ...
   На стуле, застилизованном под трон сидел изящный молодой человек с красивым порочным лицом.
  - Солнечные лучи делают кожу слишком темной, - сказал он вместо приветствия. - Женщина должна быть белой, как лилия.
  - Я рада, что не подхожу вам. Мне можно идти?
  - Не торопись... как твое имя?
  - Хлоя.
  - Не торопись, Хлоя. Известно ли тебе кто я?
  - Я слышала уже несколько версий. Кто называет вас королем, кто говорит, что вы бог. Не знаю, чему и верить. И стоит ли верить чему-нибудь.
  - Ты умна...
  - Увы, это не единственный мой недостаток. Еще я болтлива, неряшлива и боюсь гусениц.
  - Только гусениц? А конца света не боишься?
  - Нет. Я их видела уже восемь штук. Но я поняла, к чему вы клоните: меня уверяли, будто вы предвидите, когда он наступит?
  - Верно. Впрочем, не совсем: я узнаю о его наступлении за два-три дня, и все, кто со мной будут иметь возможность подготовиться и предупредить своих ближних.
  - Почему бы не объявить об этом во всеуслышание?
  - Зачем? Мой талант роднит меня с создателями миров, и я хочу пользоваться преимуществом перед обычными смертными. Ни один из них не владеет подобным даром. Или, может, я ошибаюсь? Может, он есть у тебя?
  - Нет. Но у меня есть совесть. И я не делаю из людей рабов, пользуясь их беспомощностью.
   Король не был глуп. Настрой Хлои сразу показал ему, что убеждать или подкупать ее - бесполезно. Однако в запасе оставалось еще не одно средство...
  - А ты нахалка. Пожалуй, стоит укротить твою спесь. Стража! Заприте ее в башне и никого к ней не пускать. Посмотрим, что ты запоешь денька через три.
  
   В эту ночь Север увидел сон.
   Он шел по краю стены, которая была сама по себе, ничего не огораживала и ничему не была защитой. Просто стена. Длинная, высокая стена, шириной меньше полуметра. Она высилась над деревьями и полянами и уходила вперед до горизонта, на сколько хватало взгляда. Север оглянулся: позади виднелась та же картина.
   Он не знал в какую сторону лучше идти: вперед или назад, не известно пройдена большая часть, или ее осталось пройти. Север посмотрел вниз: не так уж высоко, чтобы расшибиться, хотя без ссадин, конечно, не обойдется, если спрыгнуть. Вопрос только - стоит ли? И куда прыгать - влево, или вправо? Выбрать можно только один раз, потому что вновь на стену не забраться, и ходов в ней нет, это Север знал точно. Вперед или назад? Влево или вправо?
   Неожиданно перед ним возникла Хлоя. Она сидела на краю стены, свесив одну ногу и облокотившись на колено другой. Девушка взглянула снизу вверх на Севера и сказала:
  - Как же ты найдешь свой дом, если ты совсем не умеешь летать? Смотри, это просто!
   Она неожиданно спрыгнула со стены, но не вниз, а в бок, а затем раскинула руки и, заливаясь счастливым смехом, полетела.
   Появился Алконост, одетый в лохмотья Спехи, той, что ходила между коробками, и сказал:
  - Ты не должен быть здесь. Но ты здесь. И нет причины, по которой это мог бы быть не ты, а кто-то другой. Так ли важен выбор, если результат все одно един?
   Алконост закрыл глаза и шагнул со стены. Он упал на землю, поднялся, не отряхиваясь, побрел дальше, и было ясно, что направление для него не имеет значения.
  - Когда ты заходишь в комнату, ты не видишь этой комнаты, - сказал другой голос.
   Север быстро обернулся: позади него оказался Дурак. Дурак был наполовину деревом, но лицо имел человеческое и вовсе не такое бессмысленное, какое было обычно у Дурака, и говорил он по-другому, впрочем, до этого он вообще не говорил, только бубукал.
  - Ты видишь не саму комнату, не вещи, которые там находятся, а ощущения от этих вещей: светло там, или полумрак, пусто или захламлено, уютно или нет. Ты не видишь, что в ней ровно девять стульев, и у шкафа ножка треснула посередине, а под диваном пыль. Это значит, что не важно, существуют ли эти предметы в действительности или нет, если ощущения твои не изменятся от их отсутствия. Согласись, какая разница: восемь стульев или девять, если ты один и сядешь все равно в кресло? Так и мир - та же пыльная комната. Или солнечная. Смотря, как ты ее увидишь. А ведь комната одна и та же. Ты другой.
   Север видел, как Дурак пускает корни в стену, перекрывая собой путь назад. Вскоре Дурак уже был деревом, тем самым вязом, и обойти его было невозможно, и спорить бессмысленно.
   Север отвернулся от Дурака и пошел вперед. Он не мог взлететь как Хлоя, и не хотел стоять на одном месте, как Дурак. И спрыгивать, как Алконост ему тоже пока не хотелось.
   Я пойду по стене, и буду смотреть по обе ее стороны, подумал Север. Я не смогу жить там и там, но я увижу, как живут другие, и может тогда мне придется что-то по душе, и я выберу?
   С этими мыслями Север проснулся.
   Ночь высыпала на небо звезды, которых он не помнил, легкая накидка лежала в стороне и не могла согреть хозяина на расстоянии, впрочем, как Север и рассчитывал. Он поежился и понял, что пора.
   Башня, куда еще вечером провели Хлою, не охранялась, но замок на дверях Север не смог ни открыть, ни сбить камнем.
   Он оценил взглядом расстояние и прикинул, сколько времени уйдет на то, чтобы залезть к ее окну.
   Издалека казалось, что башня сложена из каменных блоков. Но на самом деле и это было имитацией - при ударе куски "камня" откалывались, и открывалась пористая структура вроде губки.
   Север попробовал непонятный материал на прочность и решил, что "камни" выдержат его вес.
  
  - Не входи! Они забрали у меня одежду, чтобы я не убежала. Здесь ни штор, ни простыней... даже ковры они поснимали.
   Север отвернулся и стал стягивать с себя рубашку. Потом скомкал ее и бросил за спину.
  - Лови.
  - Спасибо! Представляешь, какие они подлые. А вдруг мир начнет сворачиваться, что мне тогда делать? Ничего святого для них нет. И король их этот, тоже хорош: чокнутый какой-то. Еще хуже тебя.
  - Не обижайся на меня. Прости, ладно? Знаешь, я, когда искал тебя, видел дом с рогами, точно, как ты описывала.
  - Лерна здесь? Вот здорово! Только, как я пойду по городу в таком виде? Похоже, тебе самому придется с ней повидаться. И попросить для меня одежду. А я в лесу подожду, зачем они эту башню в лесу построили? Только удрал, и сразу есть, где спрятаться.
  - Они ее не строили.
  - Тоже выращенная? Я так и думала.
  
  
  ЛЕРНА
  
   На самом деле в нашей жизни немногое происходит. Даже здесь, казалось бы, все новое, такое необычное... Но мы упорно пытаемся привести это новое к давно знакомому знаменателю, превратить в будни. И когда, наконец, начинаются реальные события - мы бежим от них, только бы не случилось чего-то, чего мы не понимаем. Мы стремимся объяснить все, даже не очень веря своим объяснениям, лишь бы были хоть какие. Религия или наука. Не важно, что ни то, ни другое не устраивает - хоть что-то. Откуда это страстное желание все подчинить картотеке, упорядочить?
   Север без труда отыскал дом с рогами, прочитал кричащую вывеску на входе, усмехнулся, открыл дверь. За прилавком стояла женщина очень преклонных лет. Из-под грязной косынки торчали седые лохмы, женщина была сгорбленная и вся какая-то крючковатая - ни дать ни взять колдунья.
  - Заходите, молодой человек, заходите. И чего пожаловали?
  - На двери написано "Магические атрибуты, предсказания на все случаи жизни". Мне казалось, вы знаете все о тех, кто к вам приходит. Видите их насквозь.
  - Ах, молодой человек, я давно бросила это опасное занятие. Людям, знаете ли, не по себе, когда через них смотришь. Однажды меня чуть на костре не сожгли, как колдунью. Думаешь, приятно? Только и спасло тогда, что девчонку кой-чему обучила... как бишь ее? Тройя? Мойя? Совсем память никудышная. Ни одной травки знакомой, а старые запасы все извела.
  - Случайно не Хлоя?
  - Нехлойя? Очень может быть. Подай-ка мне вон ту склянку. Я тогда зареклась: никаких магических выв-вертов. Так, по мелочи: гадания на картах, на кофейной гуще... если удается вырастить этот треклятый кофе. Пыталась обережки продавать, да кто их купит? И так с собой кучу хлама таскать приходится, так еще и... отбоя нет от покупателей, - опомнилась старуха. - Вот, скажем, перстенек от сглаза - новейшая модель, всего пять монеток, тех, что с дырочками... как там их называют? Или для блуждающих целый комплект... как же это слово? Бульонов? Амальонов?
  - Медальонов? - подсказал Север.
  - Очень может быть, - опять сказала старуха. - Надо бы записать, а то неудобно, продаю, сама не знаю что. Так какой вам завернуть?
  - Я здесь не за этим. Я пришел от Хлои. Она просила подыскать для нее одежду и сопровождение к одежде. Сказала, вы поймете.
  - Но у меня нет детской одежды!
  - Детская и не нужна: Хлоя выросла.
  - Уже? - разочарованно пробормотала она. - Надо же. И сколько в ней теперь росту?
  - Примерно вот... столько, - Север показал ладонью предположительную макушку Хлои.
  - Мелочь, - констатировала Лерна. - Тощая, небось?
  - Э-э... - Север несколько растерялся. Как прикажите описать фигуру девушки, и не выглядеть при этом неподобающим образом? Север считал эту фигуру вполне... вполне - не то слово.
  - Хорошо объяснил, - проворчала старуха. - Ладно, поищу сейчас что-нибудь.
   Она полезла за прилавок и стала там рыться.
  - Вы здесь уже столько времени, вам никогда не хотелось вернуться? Туда, в первый мир? - спросил Север, разглядывая загадочные предметы, непонятного назначения.
  - Не думай об этом, это плохие мысли.
  - Почему?
  - Потому что нельзя вернуться туда, откуда ты не пропадал. Ты есть кто? Ты - копия. Настоящий ты никуда не делся, живет себе припеваючи. Так что радуйся тому, что имеешь, а ностальгия здесь не в моде, за нее и схлопотать можно, уж поверь мне.
  - Похоже, здесь каждый второй - философ.
  - Каждый первый. Не трогай! Это - амулет вечной жизни.
  - Правда?
  - Нет. Но на всякий случай все же не трогай, - она опять исчезла за прилавком. - Если ты наблюдаешь конец мира более двух раз - то о мире вообще у тебя складывается весьма нелестное представление. И тут два пути: либо стать философом, либо... куда же я дела ножницы? Точно помню, что клала их сюда. Но когда это было?
  - Что за второй путь? - напомнил Север.
   Лерна посмотрела на него рассеянным взглядом, пытаясь припомнить, кто он такой и что тут делает, потом сконцентрировалась на вопросе и коротко ответила:
  - Чокнуться.
   Вскоре мешок с одеждой для Хлои был собран, Север заплатил тем, что переставил из одного угла в другой громоздкий шкаф и прибил к стене пару полок. Лерна осталась довольна, а на прощание протянула Северу маленькую прямоугольную коробочку в пестрой обертке.
  - Держи. Ей-то это ни к чему, а тебе авось пригодится.
  
   Север с удивлением подумал, как это Хлоя может быть такого высокого мнения об этой забавной старушенции. Впрочем, возможно все дело во времени: Хлоя была совсем ребенком, когда с ней познакомилась, и естественно, принимала все причуды старухи за чистую монету.
   Он, улыбаясь, открыл коробочку, разрисованную вручную пестрыми бантиками и звездочками, и улыбка сползла с его лица: в коробочке, оказавшейся изнутри бархатным футляром, лежали очки.
  
  
  РЕШЕТО
  
   Домик, уютный, словно выпавший из детской сказки, рос прямо под раскидистым деревом и приветливо зазывал чуть приоткрытой дверцей. Хлоя замешкалась за поворотом тропинки, и Север подумал, что неплохо было бы сделать ей сюрприз, но стоило проверить - не занят ли этот дом кем-то другим. Он положил на землю вещи, открыл дверь и смело шагнул вперед.
  
   Он вдруг понял, что плывет на лодке. Вокруг - ночь. Высоко светила луна, но сразу было ясно, что она не настоящая и от этого становилось неприятно, будто за руку поймали художника на фальши. Лодка мерно покачивалась, направляясь к одиноким огонькам на берегу.
  - Если подлинник не задумывается - копия не понимает. Ты должен понять.
   Север резко обернулся. Еще миг назад он находился в лодке один, и вдруг теперь совсем, почти касаясь его ноги краем длинного темного плаща, здесь высилась незнакомая фигура.
  - Что? Что понять?
  - Не знаю. Каждому - свой вопрос.
   Северу внезапно захотелось сорвать этот плащ, но в глубине души он знал, что под плащом ничего нет, будто тот же художник, что так неумело нарисовал луну, создал и это существо, не желая тратиться на краски и домысливать характер персонажа, которому суждено служить лишь посредником в каких-то неизвестных пока событиях.
   Лодка причалила, Север выбрался из нее, но существо не последовало за ним.
  - Где я? - спросил он.
  - Ты попал в Решето. Оно выпустит тебя, когда ты поймешь.
   Лодка отчалила от берега. Какое-то время Север следил за ней взглядом, пока ее силуэт не исчез в темноте, а потом, прямо на том месте, где стоял, лег на землю и уснул почти мгновенно.
  
  - Что хорошего спать посреди дороги? Эй, с вами все в порядке?
   Север открыл глаза. Над ним склонилась Хлоя, одетая в длинное вязаное платье с разрезами, через которые были видны узкие вязаные брюки. На ее голове была шапочка из того же материала, что и костюм, увешанная массой блестящих монеток и амулетиков.
  - Хлоя? Какой странный на тебе наряд.
  - Вы ошиблись. Меня зовут Микка. Поднимайтесь. Вы не ушиблись? Вы так недвижно лежали на земле, я уж подумала...
  - Хлоя, что за шутки? И не обращайся ко мне во множественном числе. Голова раскалывается. Знаешь, сон видел - полный бред, здесь вообще сны какие-то странные... Кстати, что это за место? Куда мы попали?
  - Решето, - ответила женщина. Север вздрогнул. Голос был тот же, что и у Хлои. Но интонации, манеры... и то, что она сказала: решето. Именно об этом говорил лодочник.
  - Что ты сказала?
  - Решето. Что ж, я вижу вам уже лучше. Моя помощь не нужна. Всего доброго.
  - Подожди! - он подскочил на ноги. - Хлоя! Не говори со мной, как чужая. Я что-то не то сделал? Признаю, я был болваном, но мне казалось, что ты меня простила...
  - Какой вы странный, молодой человек.
   Женщина подняла с земли корзину, которую поставила, чтобы помочь Северу, и повернулась идти.
  - Хлоя! То есть... Микка, подожди. Ну, хорошо, ты не хочешь меня вспоминать, может, так оно и надо, откуда мне знать, верно? Но хотя бы... хоть расскажи, что это за мир, то есть не мир, часть мира, или не знаю, что, но... как здесь все вообще...
  - Обычно: вещи падают сверху вниз. Вода мокрая. Мужчины приставучие.
  - Вы торопитесь?
  - Нет, но через час мне надо быть уже в деревне. Хотите, можете идти со мной, только не задавайте слишком много вопросов, я устаю от них дома.
  - Дома?
  - У меня две дочери. Не передохнуть.
  - Хлоя! Когда ты успела?
  - Как вас зовут, молодой человек?
  - Север.
  - Так вот, Север. Давайте раз и навсегда договоримся: меня зовут Микка. Иначе я пожалею о том, что имела глупость остановится и спросить, как вы себя чувствуете. Я встала в шесть утра, чтобы к восьми попасть на базар и к завтраку успеть вернуться, пока дети не разнесли дом. На базаре меня обсчитал болтливый торговец, у меня чуть не украли кошелек, к тому же я умудрилась порвать мешок с фасолью! Дома меня ждет грязное белье величиной с гору, немытый пол и еще бог знает какие сюрпризы от деток. Поверьте, у меня нет желания постоянно доказывать кто я и зачем я, тем более доказывать это первому встречному.
  - Простите. Просто вы очень похожи на одну девушку... Позвольте, я помогу вам нести корзину.
  - Что значит, похожа? - женщина отдала корзину несколько недоверчиво, в голове прикидывая, сможет ли догнать незнакомца, если тот вдруг бросится наутек. - У нее тоже две дочери? Характеры одинаковые? Или она так же вечно уставшая от всех этих забот?
  - Нет, нет, это как раз все другое.
  - Что же тогда?
  - Лицо. Рост. Голос.
  - Смеетесь, да? Так я и думала, что вы с приветом. Надо же додуматься улечься посреди дороги, а потом приставать к даме с глупыми разговорами.
  - Что я сказал не так?
   Ответа не потребовалось. Навстречу им шла девушка, на которую Север сначала не обратил внимания, но когда они поравнялись, случайно взглянул ей в лицо...
  - Хлоя!
  - Вы ошиблись, - вежливо ответила та и прошла мимо.
  - Что за... у вас у всех одинаковые лица?
  - Как будто, у тебя оно отличается от остальных совершеннолетних, - усмехнулась Микка. - Или в том мире, откуда ты пришел, вы не меняете лица каждый год на те, что признаны модными? Можно подумать, ты с этим лицом с самого рождения.
  - Конечно. Оно всегда одинаковое. Кроме возраста, конечно.
  - Ты что, больной?
   Север неожиданно понял, что не знает точного ответа. Может, он действительно болен? Может, менять внешность на другую, более модную, вполне естественно и ничего в этом нет необычного.
   Они шли около двух часов и по пути им попадались только "хлои" и "северы". Кто-то улыбался приветливо, кто-то не обращал на встречных внимания. Иногда Северу казалось, что навстречу им движутся зеркала.
  - А как вы выбираете, какое лицо самое модное?
  - О, это не сложно. Здесь редко бывают посетители. К тому же это от нас не зависит: стоит только заболеть идеалом, как ты принимаешь его внешность, его манеру говорить, поворачивать голову... в мгновение ока болезнь облетает всех в округе, и тут уж никуда не деться. И так - до следующего идеала. И не важно Кто заболеет. Так уж мы устроены, не можем быть разными. Но я имею в виду только внешность! - спохватилась Микка. - Внутренние миры, у нас, разумеется, совершенно не похожи. Поэтому сама внешность... пойми, она так мало для нас значит, что мы даже не шутим на эту тему. Это все равно, как если бы у нас совсем не было лиц. Мы узнаем друг друга не зависимо от того, чью внешность носим. Пойдем, покормлю тебя, а там решим, что делать дальше. Если, конечно, детки не разнесли жилье по бревнышкам.
  
  . . .
   Два одинаковых старичка стояли по обеим сторонам от входа и, не мигая, смотрели на Хлою.
  - Что опять?! - воскликнула она. - Я устала уже от этих испытаний. Где Север?
  - Там, - сказал старик слева.
  - Там, - сказал старик справа.
  - Не глухая, зачем повторять. Тем более глупость такую.
  - А никто не повторяет.
  - А никто не повторяет.
  - Ладно, как вам угодно. Что с Севером?
  - Он попал в Решето, - сказал один. - Не волнуйся, он скоро найдет ответ и вернется.
  - Он попал в Решето, - сказал другой. - Он никогда не найдет ответа и останется там.
  - Вот так - так! И долго мне его ждать?
  - До вечера.
  - Вечно.
  - Ясно. Наверное, вы когда-то были одним человеком, а потом накопилось слишком много противоречий, и вы разъединились. Вот почему, каждый раз, когда мне что-то нравится, это "что-то" оказывается гадостью или пакостью? Молчите? Ни одного варианта ответа? Правильно, что на глупости отвечать, сама знаю. Надеюсь, до вечера мир не свернется, подожду Севера на тропинке. Скажите ему, где я, когда он выйдет, ладно?
  - Ладно.
  - Ладно.
  
   Хлоя отошла от домика и огляделась. Тропинка проходила через чудесную маленькую полянку, на которой рос огромный ветвистый дуб. Здесь, пожалуй, можно и остановиться, подумала Хлоя.
   Сверху раздался свист и перед Хлоей возник человек лет тридцати с небольшим, лохматый, страшноватый, очень похожий на разбойника, каковым и являлся. В руках он держал кнут. Разбойник щелкнул этим кнутом о землю и, ухмыляясь, поинтересовался:
  - Не боишься гулять в одиночестве?
  - А чего мне бояться? Здесь деревья не прыгают.
   Девушка сделала два шага назад.
  - Верно, - сказал человек и сделал два шага вперед. - Но это не единственное, чего стоит опасаться. Отдавай сумку.
  - Подойди и забери.
  - Не хотелось бы поломать нечаянно такую красоту.
  - Не бойся.
   Разбойник, все еще усмехаясь, подошел к Хлое, протянул руку за сумой, тут же получил удар по коленке, согнулся, схлопотал несколько несильных, но метких ударов в бок, по шее и в висок. В результате последнего удара незадачливый грабитель на какое-то время лишился сознания.
   Очнувшись, разбойник обнаружил себя сидящим возле дерева и привязанным к этому дереву собственным кнутом.
  - Эй, ты что сделала? Так нечестно!
  - Молчи уж. Герой. Давно грабишь?
  - Первый раз попробовал.
  - Оно и видно. Бездарь. Тьфу. Девчонку не смог одолеть, - Хлоя закрепила последний узел.
  - А ты и рада потешаться над чужим несчастьем. А ну отпусти меня немедленно! Освобожусь - хуже будет!
  - Непременно будет, только тебе. У меня прескверное настроение и лучше тебе не проверять этого. А будешь ныть - пну. Больно.
  - Ты злая, беспощадная, наглая, бессовестная девчонка!
  - Сколько эмоций. Можно подумать, это я пыталась тебя ограбить.
  - Я всего лишь хотел есть.
  - Мог попросить. Или заработать.
  - Поел и пошел бы зарабатывать.
   Хлое показалось, что она слышит какой-то шум. Девушка замерла, но это оказался лишь шорох падающей листвы.
  - И долго ты собираешься меня здесь держать? - спросил разбойник.
  - Я жду друга. Это место не хуже любого другого на этой дороге, где я могла бы его ждать.
  - А где он?
  - Провалился в Решето.
  - Ха! Так надо идти его доставать. Или ты ждешь, пока он сам выкарабкается?
  - Решето - это не яма, балда. Решето - это ответы на вопросы.
  - На какие?
  - На разные. Главное суметь услышать эти ответы. Это не сложно. Но требуется некоторое мозговое усилие.
  - Ну, а если не хватит этого усилия, что тогда?
  - Останешься там. Навсегда.
  - Понятно, почему у тебя такое настроение. Слушай, но не будем же мы ждать его вечность!
  - Этого и не потребуется.
  - И скоро он придет?
  - Не знаю. Может, к вечеру.
  - И мне сидеть тут до вечера? ! Ни за что!
  - А кто тебя спросит?
  - Но ты меня хоть покормишь?..
  - Вот нахал!
  
  . . .
   Дом, не смотря на опасения Микки, стоял на месте и не был превращен в руины. Девочки мирно возились в песочнице. Работа кипела во всю, и дети даже не заметили возвращения матери.
  - Вроде... все на месте? - предположил Север.
  - Вроде бы, - согласилась Микка, придирчиво охватывая взглядом двор. - Эй, работницы, мама пришла! Рассказывайте, что натворили, все равно узнаю!
  - Мы копаем колодец, - сказала младшая, лет пяти, не отвлекаясь от работы.
  - Да, - подтвердила старшая. - Остап сказал, в его колодце ровно десять метров глубины. Но мы решили вырыть двадцать, чтобы наверняка.
  - Не многовато ли работы для двух маленьких девочек? - спросил Север.
  - А ты кто?
  - Я - Север.
  - А я - Арна. А она - Таиса. Она - моя младшая сестра.
  - Это я сейчас младшая. А потом я быстро вырасту и стану старшей.
  - Ну, это конечно, - улыбнулся Север.
   Микка открыла входную дверь и окликнула:
  - Север, пойдем в дом. Не отвлекай их, пусть роют. Это безопаснее, чем строить из дома корабль или расписывать пол медом.
   В доме было прохладнее, чем на улице.
  - Есть грибная каша и клюквенный морс. Ты, наверное, голодный?
   Микка хозяйственно накрывала на стол, Север смотрел по сторонам. Настоящий дом. Крепкий, надолго. Эти люди не бояться, что мир свернется... и дети! Здесь есть дети.
   Он все отчетливее понимал, что это другой мир, и что эта женщина совсем не Хлоя...
   У них одинаковые лица. Их враги с лицами их друзей и родных. Муж с лицом брата. Одного роста, глаза одного цвета. А сапожнику не зачем спрашивать размер ноги - у них одинаковые ноги...
   Наверное, это удобно. Особенно, если учесть, что нет причин для зависти: у тебя все такое же, как и у твоего соседа... Вдруг что-то кольнуло Севера около самого сердца. Он почувствовал ту боль, что причинил недавно Хлое, предположив, что ее геройские наклонности связаны только с отсутствием страха потерять красоту. Он понял как это глупо! Как мало зависит от картинки, от оболочки! Скажем, та же Микка совершенно не претендовала на звание героя, а ее соседка, такого же роста, с тем же голосом и наружностью, вообще была для Севера незнакомой личностью со своими проблемами, достоинствами и недостатками.
   Частица души, которой так не хватало, чтобы понять, сейчас оказалась найденной. Больше ему не за чем было задерживаться здесь. Север вскочил с места, быстро, бестолково извинился и метнулся в обратную сторону, туда, откуда только что пришел.
  
   И сразу наступила ночь. Север ожидал на берегу обещанную лодку. Давно взошли звезды, все погрузилось во мрак, а ее все не было, и Север подумал, что уже, наверное, и не будет, и придется жить здесь, среди таких одинаково-разных людей и есть грибную кашу с орехами, и спорить с Миккой относительно возникновения мира и рассказывать Арне с Таисой о Хлое, вспоминая, какой она была, и постепенно забывая об этом, и придумывая забытые эпизоды заново, делая их ярче, интереснее, а потом, передавая уже совсем неправдоподобные истории другим детям, а они будут смеяться и не верить, и он сам начнет сомневаться, а было ли это, или приснилось.
  - Решето принимает, - произнес рядом бесстрастный голос.
   Север вздрогнул. Он задумался, и лодка застала его врасплох.
  
  . . .
   Разбойник пытался распутать веревку, которой были связаны его руки. Хлоя видела это, но не принимала никаких мер по предотвращению. Это объяснялось отнюдь не ленью, а тем, что даже с развязанными руками разбойнику не удалось бы справиться с кнутом, который обвивал его тело вместе с дубом. Однако перетирание не удавалось, и разбойник начинал нервничать.
  - Кто тебя этому научил, хулиганка?
  - Лерна. Но вряд ли ее имя тебе знакомо, иначе ты не стал бы грабителем.
  - Я не грабитель! Сколько раз можно повторять?
  - Ты хотел меня ограбить. И кто ты?
  - Я хотел отнять у тебя еду, а остальное бы вернул. Правда, вернул бы!
  - Проверять уже поздно. Как тебя зовут, горе?
  - Дабл.
  - Сам придумал?
  - Сам. Дай поесть, а?
   Послышались шаги - кто-то шел по тропинке. Его еще не было видно, но он вот-вот должен был показаться из-за деревьев.
  - Кто это? - с надеждой спросил Дабл. - Твой дружок?
  - Сиди молча. Посмеешь вякнуть...
   Хлоя приняла оборонительную позу, на всякий случай, взяв в руки палку. Она подумала, что это могли быть приятели разбойника, но опасения оказались напрасны - на дорогу вышел Север.
  - Север! Наконец-то! - она отшвырнула палку в сторону. - Как я рада, что ты вернулся! Ты в порядке? Хочешь есть?
  - Я! - воскликнул разбойник. - Я хочу есть!
  - В порядке, - сказал Север, обнимая девушку. - Ты была права... Ты во всем была права. Спасибо, что дождалась меня.
  - А мне "спасибо"? Я тоже тебя тут дожидался! Что это, вся слава ей?!
  - Чем ты меня покормишь?
  - Есть сырная дыня, хлеб, еще я нашла большой водяной орех, но не знаю, насколько он спелый, не пробовала. И здесь на поляне растут ягоды...
  - Как я не заметил! Уже давно был бы сытым и не сидел бы тут с этим дубом, как сиамский близнец...
  - Кто это?
  - Его зовут Дабл. Он хотел меня ограбить. Что в Решете, страшно?
  - Нет. Странно. Но зато, я знаю, что нам надо делать!
  - Что?
  - Надо построить свой дом. Настоящий. Не из листьев и глины, а из дерева или камня.
  - Но, Север, вдруг мир свернется...
  - Мы все время только об этом и говорим! Мы не воспринимаем миры всерьез, может, поэтому они и сворачиваются?
   Хлоя пожала плечами.
  - Может быть.
  - Я все продумал. Мы найдем красивое место, любое, какое тебе только захочется...
  - Послушайте, если вы все уже выяснили, может, меня развяжут? - вмешался разбойник.
  - Хлоя, почему он привязан к дереву?
  - Он там живет.
  - Давно?
  - Несколько часов.
  - Кто знал, что ты так дерешься! - воскликнул Дабл.
  - Правильно, нападать, так на слабеньких, беззащитных.
  - Что я, дурак, нападать на тех, кто сильнее?
  - Знавала я одного Дурака, так он по сравнению с тобой - мудрец.
  - Чем это он умнее меня?
  - Он говорить не умел.
   Север тем временем разломил орех, попробовал его на вкус, сморщился, и выбросил орех подальше.
  - Эй! Смотри, что он с твоим орехом сделал! Лучше бы мне дали, чем зря продукты портить!
  - Угомонись, недоразумение. Что, Север? Незрелый?
  - Незрелый, - согласился он.
  - Зря ты его выкинул. Может, на что другое сгодился бы. Например, скорлупу пустить на посуду. Я пойду, отыщу его. Заодно и ягод соберу.
  - И мне тоже! - попросил Дабл.
   Хлоя прошла по полянке, отыскивая орех, и уже увидела в траве темнеющую скорлупу, как вдруг застыла на месте. Она попыталась сделать шаг, но ноги ее не слушались, словно вросли в землю.
  - Север!
   Хлоей овладела паника.
  - Я вросла! Я укореняюсь, как наш Дурак! Теперь я на всю жизнь останусь здесь... Не хочу! Почему, что я сделала?!
   Север быстро подбежал, но слишком близко подходить не стал, изучая обстановку.
  - Север, миленький, не бросай меня. Нет, лучше брось и иди за знахарями, но они могут не помочь, если это болезнь или проклятие какое-нибудь...
  - Сними сандалии.
  - Ты меня будешь навещать? Или хотя бы вспоминать изредка? Боги, пожалуйста, освободите меня! Я клянусь, что никогда не сделаю ничего плохого, я перестану говорить глупости и торговаться, буду учиться и искать вопросы на все-все ответы...
  - Хлоя, прекрати тараторить и послушай, что я говорю!
  - Не утешай меня, Север, я знаю, что поздно каяться. Это мне наказание за все грехи. Скоро, наверное, я не смогу говорить, поэтому, вот, что я скажу сейчас: я очень-очень тебя люблю. Правда. Ни за что бы не призналась, если бы не погибать. Но теперь уж все равно...
  - Хлоя, ты вляпалась в клей. Сними сандалии и переступи через лужу.
  - ?..
  - Повторяю: развяжи сандалии! Давай руку. Сок ягод и недозрелый орех, видимо, в сочетании дают прочный клеящий состав. Кстати, спасибо за признание.
   Хлоя, уже вышедшая из паники и сейчас выбирающаяся из обуви, тут же выкрутилась:
  - Не считается. Я была в состоянии аффекта!
   Север наклонился, чтобы поцеловать ее хотя бы в щеку, но девушка ловко увернулась и убежала развязывать разбойника. Север спорить не стал. Он уже знал, все, что ему нужно и пока не стоило заострять на этом внимание.
  Главное событие сегодняшнего дня (кроме невольного признания), состояло в том, что пусть таким нелепым образом, но они совершили открытие: обнаружили клей. Теперь это открытие прокормит их двоих, если не сделает богатыми. То есть - троих. Отвязанный Дабл умоляюще смотрел на Севера, признавая в нем главного, и в этом взгляде читалось, что разбойнику страшно и одиноко в этом мире, где можно врасти в землю или, ни за что ни про что, провалиться в Решето, и некому будет ни позаботиться о тебе, ни просто обеспокоиться, куда это ты делся?
  
   Они с энтузиазмом взялись за поиски места.
   Вышагивать втроем оказалось не так уж и скучно. Дабл неожиданно резво взялся вести праведный образ жизни, и другим спуску не давал. К тому же переродившийся разбойник оказался наредкость бережливым: он шел по дороге, методично собирая разный хлам и заменяя им хлам, собранный ранее. Выбрасывать что-либо всегда было жалко, но, когда ноша становилась неподъемной, он останавливался, перебирал все свои запасы и со вздохом оставлял что-то прямо на дороге.
  
   Им встречались дома-раковины и дома-землянки, и шалаши. Встречались деревни и одиночные поселения, женщины, мужчины и иные существа, происхождение которых непонятно, но доподлинно известно, что они не люди.
   Нигде не было Северу и Хлое места. Им везде были рады, но их не приглашали разделить кров дольше, чем на одну ночь.
   Дабл время от времени пропадал, забегая по деревням в поисках желающих купить клей. Иногда таковые находились, и тогда Дабл возвращался, принося с собой еду, деньги и что-нибудь для постройки нового дома, о котором подумывали все серьезнее и серьезнее.
   Север никогда не рассказывал Хлое о Решете. Порой ей казалось, что он пробыл там не день, а несколько месяцев или даже лет, прежде чем Решето отпустило его обратно. Но Север ни подтверждал этого, ни опровергал, и оставалось только гадать.
   Несколько раз им встречались проповедники. Трое из них представляли Короля-бога, остальные - кто что.
   Красивых мест попадалось множество. Но Хлою не покидала мечта увидеть край света. Мир не может быть так огромен, чтобы его нельзя было бы обойти пешком. А раз так - стоит убедиться наверняка, что дома для тебя нет ни в одном из его уголков.
  
  
  ГИБЛОЕ МЕСТО
  
   Развилка приглашала сделать выбор. Указателя никто не поставил, а может, не было смысла, никуда эти тропинки не вели, ничего не было в их окончании, и выбор большого значения не имел.
  - Пойдем налево, - предложила Хлоя. - Почему-то мне туда хочется.
   Север не стал возражать.
   Через некоторое время деревья закончились и, к большому своему удивлению, путники увидели пятиэтажный панельный дом, не новый, но совсем не похожий на развалины, и, кажется, жилой - кое - где виднелось вывешенное из окон для просушки белье, некоторые форточки были открыты - кто-то проветривал комнаты. Неожиданно раздался скрип. Хлоя прислушалась: что-то этот скрип ей напоминал...
  - Качели!
   Они обошли дом и оказались во дворике, окруженном такими же пятиэтажками. Посреди дворика стояла большая песочница, за песочницей действительно высились качели, сидение раскачивалось взад-вперед, издавая при этом тот самый скрип. На сидении никого не было. Слева от песочницы располагались клумбы с розами. Клумбы казались неухоженными - многие розы давно облетели, никто не подрезал увядшие ветки, один куст рос прямо посреди дороги. Остальное пространство дворика занимал пустырь.
   Во дворике находилось пять человек: среди клумб сидела прямо на земле женщина в лохмотьях, грязной шапчонке с нелепыми отворотами и таких же грязных дырявых перчатках без "пальчиков". Она держала в руках секатор, но сразу становилось ясно, что это только для вида, что работать им она не собирается, во всяком случае, по назначению - розы подстригать. Женщина посмотрела в сторону вошедших, едва они только появилось и казалось, что она ждала их.
   На взгорке пустыря сидело рядышком два абсолютно одинаковых человека. Тоже неопрятно одетые, чумазые, они уставились в одну точку, сложив руки на коленях и не шевелились.
   Четвертый человек сидел в песочнице и пересыпал песок из одной горки в другую, а потом - обратно.
   Пятый стоял за его спиной.
  - Добро, добро пожаловать, - сказал пятый человек. Парочка на пригорке разом повернули головы на звук, и стало ясно, что они не видят.
  - Милая, хочешь посмотреть мои розы? - спросила женщина. Хлоя вздрогнула, как от хлыста, схватила Севера за руку и потянула обратно.
  - Север, бежим отсюда, это место - гиблое. Здесь люди не настоящие!
   Север и сам это понял, но убежать они не смогли: что-то не видимое удерживало их на одно месте и не получалось даже просто обернуться.
   Говоривший человек неожиданно оказался прямо перед ними.
  - Не верно. Только в одну сторону дорога. Иди смотреть розы.
   Человек схватил Хлою за руку и потянул к клумбам.
  - Отпусти! - закричала девушка. Север бросился на помощь, ударил человека в грудь, но кулак неожиданно прошел сквозь, образовав в незнакомце брешь.
  - Неудачно, - сказал человек, глядя на дыру, но ничуть не расстроившись. Он разжал руку, вырывающаяся Хлоя отлетела в сторону и упала на песок около одиноко растущего розового куста.
   Север хотел подойти к ней, помочь подняться, но расстояние между ними неожиданно стало увеличиваться, Севера утягивало к качелям, которые по-прежнему скрипели и раскачивались, хотя ветра не было, а возле них уже образовывалась воронка, готовая принять любого, кто в нее попадет.
  - Север! Се-еве-ер!
   Хлоя вскочила на ноги, бросилась к Северу, которого уже затягивало вглубь, но дорогу ей внезапно преградила кошка с человеческими глазами. Девушка закричала от страха и горя, горе было сильнее, Хлоя отшвырнула кошку ногой. Расстояние не сокращалось. Она бежала быстрее, а четыре метра между ней и Севером так и оставались четырьмя метрами.
  - Се-еве-ер!!!
   Воронка закрылась, поглотив Севера.
   Хлоя упала на колени и разрыдалась.
  - Что-то, - сказала женщина.
  - Верните мне его, пожалуйста, - сквозь рыдания попросила Хлоя. - Я все, что угодно сделаю, только верните. Зачем он вам? Он добрый, хороший, а вы - пустые. Вы все равно пустыми останетесь, он вам ничем не поможет... пожалуйста, верните...
  - Да, да, да, - сказал человек с дырой.
   Раздалось шипение, скрип на секунду замер и по другою сторону качелей вырос песчаный смерч. Он тут же опал, оставив на земле Севера.
   Хлоя подскочила на ноги, бросилась к нему, задыхаясь от слез и счастья, но тут же в нерешительности замерла: это был не тот Север. Его одежда, порванная и испачканная, висела теперь лохмотьями. Под глазами виднелись темные круги, сами глаза стали из серых желтыми и смотрели на Хлою равнодушно.
  - Север, милый... что с тобой? Что?
   Женщина подняла секатор и указала им на третий этаж одного из домов:
  - Там.
   В доме, куда она указала, отворилось окно, приглашая Севера к себе, и он развернулся, чтобы идти.
  - Нет! - закричала Хлоя. - Север, не уходи! Это не твой дом! Неужели ты не видишь, это все - ненастоящее, оно только, похоже, но не то. Они жизнь высасывают, или не жизнь, не знаю, что: ум, волю, доброту, нет - личность. Ты знаешь, ты должен знать. Я тебе помогу, я верну тебя, только не уходи к ним! Север... пожалуйста, не уходи.
   Север остановился - его задержали звуки ее голоса - и посмотрел на девушку. Он продолжал смотреть, когда на прежнем месте вновь стала появляться воронка и утягивать в себя Хлою. Рядом с ним подошла, и села кошка с человеческими глазами, и они молча наблюдали действие. Когда Хлоя умоляюще вскрикнула в последний раз, что-то пробудилось на его лице, похожее на... любопытство? Но воронка сомкнулась, и лицо Севера вновь приобрело пустое бесстрастное выражение.
  
  
   Они одновременно вскрикнули и проснулись. И посмотрели друг на друга, переводя дыхание, будто не спали, а убегали от кого-то.
  - Ты это видела? - спросил он.
  - Кошка, розы, сухие люди, - перечислила Хлоя.
  - Оно. Кошмар какой. Да еще один на двоих. Что?
   Хлоя застыла, глядя на свою ногу: на ней вырисовывались три тоненькие красные полосочки.
  - Я... когда кошку эту жуткую откидывала, она меня царапнула... здесь. Мамочки.
  - Значит, это не сон? Но как же тогда... но мы-то не сухие, и глаза у меня не желтые, ведь не желтые?
   Хлоя взглянула.
  - Нет, не желтые. Серые, как обычно. Может быть, мир нас спас? Вернул время, или нас по времени, или...
  - Или ты просто оцарапалась обо что-то ночью, - закончил Север. - Давай не будем об этом гадать. Главное, мы теперь знаем, куда идти нам не следует. Верно?
  - Уж это точно! А знаешь, что самое страшное в этом сне?
  - Дырка в мужике?
  - Нет. Это то, как ты на меня смотрел, когда... ну после того, как они это с тобой сделали. Не смотри так больше никогда, ладно?
  - Ладно. Давай подниматься, завтракать и поскорее отсюда уходить.
  - Давай.
   На завтрак и сборы ушло не больше пятнадцати минут - ноги сами старались двинуться в путь. Хлоя достала из костра угольную палочку, завернула ее в небольшой треугольный листок и положила в карман.
   Вскоре они дошли до той самой развилки. Сомнений быть не могло и они, не сговариваясь, принялись за дело: Север подкатил к развилке большой камень, а Хлоя сделала на камне надпись: "Ловушка! Сухие люди! " и поставила стрелочку влево. Затем они так же, не проронив не слова, отправились по второй дорожке.
   И уголек никто не трогал, и к камню никто не подходил. Только обозначилась вдруг на указателе вторая стрелочка, направо. И засияла возле нее надпись "Край света".
  
  
  УЮТНЫЕ РАДОСТИ
  
   Край света был похож на глубокий обрыв. На очень глубокий обрыв.
   Внизу клубился мрак и неизвестно, что там было в этом мраке, а, скорее всего ничего интересного, так что и лезть в него не стоило.
  Искомое место располагалось на взгорочке. Оно, будто специально предназначалось для дома, и Север, и Хлоя это сразу поняли. Решено было у Края сделать изгородь, чтобы кто в темноте туда не упал, с этого и начали.
   На следующий день появился Дабл, принес с собой свежие новости и кой-какие инструменты. Оседлая жизнь его вполне устраивала, так что Краю Света он был доволен и тут же ушел в ближайшее село, чтобы сообщить, что у села появились соседи, и соседи не шумные, не беспокойные, словом - что надо.
   Селение располагалось очень кстати, невдалеке - сразу через лес. Обнаружил его Дабл, а после и Хлоя с Севером посетили его.
   Легче всего было налаживать контакты, разумеется, на базаре. Хлоя обменяла бутыль клея на кое-какие продукты, и кивнула на вопрос, не они ли те самые новые соседи.
  - Надеюсь, вы не герои? - тут же поинтересовался торговец.
   Север хотел было сказать что-то в защиту героев, но Хлоя очень дипломатично ответила на вопрос вопросом:
  - А вы не любите героев?
   Человек вздохнул, протянул корзину с рмулами Северу и сказал:
  - А за что их любить? Судите сами: были у нас как-то двое - победили морское чудище. Жило себе чудище, никого не трогало, ну, разве детишек спугнет с берега, так и то, скоро на него и внимания обращать не стали. Так эти герои угробили зверя, а его волнами на берег вынесло. Вонь стояла! Всей деревней закапывали.
   Они заверили, что подобные вероломства не входят в их планы.
  
   Из села поначалу потянулись любопытствующие, но, убедившись, что секрет клея никто раскрывать не собирается, успокоились и смирились с чужими тайнами.
   Строительство дома началось.
  
   Каждый день приходилось ходить в лес в поисках строительного материала. В одном из таких походов им суждено было сделать небольшое открытие.
   Они собирали резиновую траву, чтобы потом переварить ее (получался чудесный состав для шпаклевки), когда из-за ближайших кустов послышался подозрительный шорох.
  - Там кто-то есть, - тихо произнесла Хлоя.
   Север осторожно приблизился и развел ветки... На прогалине за кустами, свернувшись огромными кольцами, спал, похрапывая, пестрый змей.
  - Хлоя, подойди, - сказал Север и скрестил на груди руки. - В нашем семействе прибавился еще один рот. Узнаешь?
   Хлоя сначала замерла, но тут увидела серьгу в перепонке и радостно подлетела к нему.
  - Плющ, миленький!
   Змей перепугано подскочил, но, узнав друзей, бросился облизывать их большим шершавым языком.
  - Хлоечка!.. Я так соскучился! Север! Родные мои!
  - Плющ, ты разговариваешь?!
  - Это с перепугу.
   Дорога его изрядно поистрепала, но зато он научился говорить, что убавило грусти, но прибавило проблем. В озере ему, видите ли, стало скучно, противные хулиганы обзывались и бросались шишками. И вообще, того и гляди забредут какие-нибудь герои, побьют не разобравшись.
   Север с Хлоей оставили стройку и приступили к созданию искусственного водоема для Плюща, потому как ныл он нестерпимо. Однако, когда пруд выкопали и торжественно наполнили его водой, Плющу неожиданно понравилась стройка, и он с повышенным энтузиазмом ринулся возить бревна, доски, замешивать раствор хвостом (что-то отвлекло Плюща, и он с разинутой пастью уставился в одну точку, раствор застыл, и пол дня ушло на то, чтобы змея оттуда освободить) и вообще проявлял такие признаки работоспособности, что становилось немного страшно за начатое дело.
   Дабл отнесся к Плющу без особого энтузиазма. Не то чтобы Плющ ему не нравился, просто он считал его дармоедом, а, по мнению переродившегося разбойника - безделье было величайшим из грехов.
   Он постоянно пытался приобщить змея к делу, но тот увиливал, придумывая отговорки одну изощреннее другой.
   После цемента Плющ неожиданно стал линять. Цветные чешуйки выпадали одна за другой, змей стал походить на плохо очищенную рыбу.
   Хлоя собирала эти чешуйки, составляла из них витражи, отчего дом выглядел нарядно и торжественно. Несколько чешуек пошло на отделку крыши. Хлоя уверяла, что видела подобные украшения в одном из попавшихся ей на пути мире, но Плющ категорически отвергал эту версию, заявляя, что он единственный в своем роде и подобной красоты нигде не могло породиться.
  
   В один из теплых, славных деньков, когда основное строительство было уже позади, змей вальяжно разлегся посреди двора и сыто икал, переваривая вкусный обед. Плющ заранее объяснил, что переваривание - дело святое, поэтому никто не отвлекал его от этого занятия и не поручал никакой работы.
   Север рубил дрова, Хлоя собирала их и аккуратно складывала в специально отведенное место. Наконец работа закончилась, Хлоя помогла Северу сполоснуться и подала полотенце. Их руки на миг соприкоснулись, и этого оказалось достаточно, чтобы полотенце тут же оказалось забыто. Север подхватил девушку на руки и смеющуюся понес в дом.
  - Плющ, нас нет... какое-то время, - бросил он, не отрывая взгляда от любимой.
  - Разврат, - лениво прокомментировал змей и опять сыто икнул.
  
   Солнечные часы во дворе поменяли свои показания, теперь их неосязаемая стрелка указывала на мирно похрапывающего Плюща, как бы говоря несуществующим окружающим: обратите внимание на это создание. Не правда ли, оно прекрасно?
  
  - А был такой мир, в котором ты не искала края света? - спросил Север. Хлоя лежала на его руке, прижимаясь к нему всем телом. Ей пришло в голову, что - забавно - когда-то она назвала этого человека Севером из-за того, что он был холоден на ощупь. Кто бы мог подумать, что все так обернется, и что теперь холодным его уж никак не назовешь.
  - Однажды мы жили на небесах, - ответила она.
  - Как это?
  - Только так говорится, конечно. Туманы полностью застилали землю, так что по колено бредешь, будто в облаках. Там не было солнца - все время ночь, и три луны. Все видно, почти как днем, только небо черное, а растения белые, и мох на скалах белый. В этом миру я не бродила. И никто не бродил. Там стояло два замка... то есть, не замка, а... как бы это объяснить, скалы, огромные, очень-очень большие, высеченные, или выращенные в виде замков, если бывают такие небоскребные замки, а внутри - туннели, будто их кто-то прогрыз, какой-нибудь толстый - толстый червяк, размерами раз в десять больше нашего Плюща. И мы там жили. Не очень долго, он не обузданный этот мир, холодный и еды мало, но дольше, чем в торте, намного дольше. Питались белыми тыквами и мхом. И еще там жидкость была, на кисель похожая - ее пили. Пробовали бабочек ловить, но они безвкусные, водянистые слишком.
  - И ты совсем там не бродила? Даже окрестности оглядеть?
  - Опасно, ноги переломать можно - не видишь, куда наступаешь. Да и некуда ходить - маленький мирок и весь, как на ладони, тем более с такой высоты.
  - Интересно...
  - Первые дней пять - да, а потом - скучно. Заняться нечем.
  - Совсем нечем?
   - Не то чтобы совсем... Например, был там один писарь. Все время что-то записывал в такую толстую книгу.
  - Здорово.
  - Да, здорово. Только прочитать это никто не мог.
  - Почему?
  - Потому что странные у него буквы какие-то, на паучков похожие. Он так расстраивался по началу. А потом пришел один человек, который все понял. То-то радости было! Мы даже пир затеяли в честь первого читателя. Писарь прослезился на радостях и сказал, что живет все-таки не зря, раз хоть кто-то его понимает. Я вот думаю, может, это просто не для нас писалось, поэтому мы и не могли это прочесть?
  
  . . .
   И, наконец, наступил этот день. Мусор, оставшийся от строительства, вынесли и закопали в лесу. (Была надежда, что через пару недель он прорастет чем-нибудь необычным, но очень полезным в хозяйстве.) Разбойника отправили за провизией, змей увязался следом под предлогом помощи, но на самом деле - из любопытства.
   Лавочник, как всегда, радушно принял покупателя.
  - Привет, Дабл. Чего тебе?
  - У меня тут записано все. Так, значит: три меры фиников, рыбки сеточку... нет, две сеточки, хлеба два каравая белого и два каравая - сладкого, еще сушеных грибов и оливок, и яблок вон тех фиолетовых...
  - Не тараторь, я запомнить не успеваю. Рыбы сколько? Две сетки? А грибов? Слушай, куда это ты столько всего набираешь? В спячку решил впасть?
  - Нет. Я не себе. И этот каравай тоже. У Севера новоселье.
  - Достроили - таки? Молодцы! Да ты ж один не утащишь все, помочь?
  - Нет, я с Плющом. Он тут, неподалеку прячется.
  - Это, который змей? Напрасно ты его сюда привел. Растащат на кошельки.
  - Не успеют, если ты поторопишься.
   Лавочник кивнул и ускорил работу.
  - Все по списку готово! Хлое привет передавай. Когда, говоришь, новоселье-то?
  - Я не говорю, ты сам напрашиваешься. Завтра. Приходи. Хлоя сказала всех звать, кто захочет.
  
  Полсела стянулось на новоселье.
   Они готовили вместе, чистили рыбу, которую принес Дабл, жарили ее, варили плоды, похожие на картошку, расставляли блюда на длинном столе, (его обнаружил Плющ во время одного из своих ночных поползновений в лес. Стол был на шести неодинаковых ножках, его быстро привели в надлежащий вид и поселили в зале. Сам Плющ, чрезмерно гордый своей находкой, потребовал поставить во главе стола кадку с водой, где полагал разместить себя во время застолья).
  - Только бы не случилось это сейчас, - сказала Хлоя. - Я всегда думаю: наготовить вот так, накрыть стол, а мир - раз и закончился. Очень обидно.
   Север улыбнулся.
   Гости стали стягиваться заранее и ожидали во дворе, поддерживая разговор друг с другом и обмениваясь последними новостями. Приглашенных было много, но приходили и случайные люди, поскольку событие было необычное (это надо же, сами дом строили! Будто выращенных не хватает! Надо посмотреть, на что это похоже-то?), и им тоже были рады.
   Только Хмеля так и не нашли. Север посылал за ним в разные стороны и ото всюду пришли о нем сообщения, но уж совсем противоречивые: кто говорил, что Хмеля забрали в другой мир, кто, что Хмель стал правителем небольшого острова и очень занят, но передает привет и наилучшие пожелания, а также приглашает недельки через две в гости, непременно, заодно повидаетесь с супругой, соскучились, верно, по ее пирогам?
   Третьи уверяли, что Хмель, да-да, тот самый Хмель, рыжий, теперь вовсе ушел в монахи, и мирскую жизнь презирает, но в это уж совсем не верилось, не такой человек Хмель.
   Так или иначе, какие вести не приходили о нем, - все они сходились в одном: не придет Хмель. Не ждите.
  
  - Подарки! Подарки! - Дабл едва сумел оттянуть змея за хвост: тот рвался добраться любопытным носом - клювом в короб.
  - Это не тебе подарки. Это - Северу и Хлое.
  - И мне тоже! Новоселье и у меня, я же помогал строить!
  - Хорошо, - разбойник не стал спорить, а достал из короба первое, что попалось - это были сапоги, и протянул Плющу. - Держи. Доволен? Только куда ты их напялишь, мне интересно.
   Плющ зашипел, Дабл скрестил на груди руки и стал в позу, всем своим видом показывая, что чихал он на эти шипения.
   За стол сели шумно, перво-наперво передавая подарки, кто не успел, и, давая пояснения к тому, что принесено. Это, мол, едят, а это, сами догадайтесь для чего.
  - Что это? - шепотом спросил Север у Хлои, разглядывая очередной подарок, пока гости накладывали еду и наливали вина в чашки, сделанные из кокосовых орехов.
  - Такой ремень преподносят каждой влюбленной паре. Это для того, чтобы связывать их, когда они спят. Смотри - это на мою ногу, это - на твою. Если кто-то не спит, свертывание можно заранее увидеть и услышать, и успеть схватиться за руки, тогда в Коробке мы окажемся вместе, а ночью ведь это не возможно, поэтому и родился этот обычай. Ремень длинный - почти полтора метра, так что во сне он не мешает. А если пара распадается - они рвут этот ремень и это считается разводом - они больше не бояться потерять друг друга.
   Знакомый лавочник поднялся с места, и все разговоры затихли.
  - Этот тост традиционный, так можно сказать. Из мира в мир его ношу, и всегда он кстати. Вот, значит, какой. Предлагаю за то выпить, чтобы встретиться в следующем миру, и не врагами, а друзьями, как сейчас. Чтобы был стол, и было чему стоять на этом столе, и было, кому сидеть за ним, и было что праздновать. Чтобы те, кто любят - не расставались, не терялись, а если и терялись, то находили бы друг друга вновь. А еще, чтобы следующий мир родил урожаи и берег бы нас, как этот. И чтобы рядом с копиями всегда находилось место подлиннику. Выпьем за это!
  
   Плющ обогнул дом и пристроился около поленницы на взгорочке. Но это показалось ему недостаточным, и он забрался на саму поленницу, чтобы быть повыше и все видеть.
   Он вспомнил, как по ночам пробирался за Севером и Хлоей, стараясь не попадаться на глаза людям, чтобы не обидели. Как чутье безошибочно подсказывало дорогу и за день эта дорога удлинялась, а за ночь - укорачивалась. Он вспомнил, как сохла кожа без воды, как осыпались цветные чешуйки, как было голодно без привычной рыбешки и яблок и приходилось жевать траву и незнакомые корешки. И как он был счастлив, когда, наконец, нашел друзей, и они не прогнали его, а тоже обрадовались.
   Плющ подумал, что ни за что на свете не позволит этому миру отнять у себя тех, кто ему дорог. И не важно, что это не Коробка, все равно, обязательно должен быть тот, кто не спит, когда спят все - и тогда будет, кому предупредить об опасности или перемене, и не дать разлететься во все стороны, потому что это было бы не справедливо и больно.
   Плющ свернулся на поленнице калачиком и стал вслушиваться в шорохи ночи, всматриваясь в ту сторону, откуда обычно поднималось каждое утро солнце.
  
  
  
  История 3
  СОЗДАНИЯ КИШЕМЕРА
  
  ...1...
  
   Вытянутые тени от домов пересекали узкую дорогу и ложились на соседние дома неровными черными пятнами. Послышался шум приближающегося поезда. Поезд прошел совсем рядом, грохот колес по рельсам заглушил все остальные звуки, а потом стал затихать и совершенно исчез.
  Тамариска перевела дыхание. И как это угораздило вечером, в такое время, оказаться на улице! Точно Облетная сегодня слапает, останутся от бедной Тамариски рожки да ножки... и того не останется.
  Наконец показалась узкая дверь. Тамариска с облегчением толкнула ее, но дверь оказалась заперта, и это было плохо, совсем-совсем плохо! Девушка побежала дальше. Времени не оставалось.
   Ближайший вход будет только через два квартала, а окна слишком высоко, чтобы до них допрыгнуть. За спиной послышался шорох огромных крыльев. Облетная!..
   Тамариска споткнулась и упала на мостовую. Бежать не имело смысла. Девушка зажмурила глаза, но потом мужественно открыла их и повернулась лицом к смерти. Облетная оскалила зубастую пасть, ее крылья едва поместились в узком проулке, когти безжалостно впились Тамариске в ногу.
  - А-а! - закричала Тамариска и проснулась.
  
  - Чего вопим? - поинтересовался Кин, перевернув страницу ведомостей.
   Как это меня угораздило заснуть в гостях, подумала Тамариска.
  - Страшный сон приснился, - проворчала она.
  - Ну, я так и понял, - ничуть не удивился молодой человек. - Можешь еще поспать. Минут десять.
  - Спасибо! Как вы великодушны! - воскликнула Тамариска. - А что вдруг такая щедрость - целых десять минут?
   Кин вздохнул, отбросил в сторону счета.
  - Похоже, мне нужна твоя помощь, - сказал Кин. В его голосе звучало сомнение, словно он сам не верил, в то, что говорил.
  - Кто бы мог подумать! - воскликнула Тамариска, пожалуй, несколько самодовольно. - А завтра тяжелый день, да?
   Кин посмотрел на девушку поверх очков. Иногда казалось, что Кин носит очки просто для красоты или исходя из каких-то иных эстетических соображений, а вовсе не из-за проблем со зрением.
  - Я почти готов поспорить, - проговорил он, - что ты во всем этом замешана.
   Все-таки, тяжело иногда общаться с Кином: даже самый простой, шуточный вопрос он мог задать так, словно был уверен в вине собеседника, хотя эта вина его, Кина, лично совершенно не волнует.
  - Так в чем же нужна моя помощь? - быстро спросила Тамариска, уводя разговор из опасного русла.
  - Я не успеваю с отчетом, - признался Кин.
  - Ты?! - воскликнула Тамариска. - Не верю своим ушам! Неужели такой педантичный, такой пунктуальный, такой, не побоюсь этого слова, всезнающий, я бы даже сказала всемогущий Кин - что-то не успевает?!
  - Хватит злорадствовать, - попросил Кин и поправил очки на переносице. - Я бы не обратился, если бы был иной выход. Ты знаешь.
  - Знаю, знаю, - отмахнулась Тамариска. - Показывай, что тебе там помогать? Посчитать что-нибудь нужно? Начисто переписать?
   Кин молчал. Весь вид его словно говорил: догадайся сама, но Тамариска упорно отказывалась что-либо понимать.
  - Листики сброшюровать? Страницы пронумеровать? Кин, у меня еще масса версий, я могу долго перечислять. Тебе придется самому сказать.
  - Ты уже обо всем догадалась.
  - И что? - фыркнула Тамариска. - Может, я хочу, чтобы ты это вслух сказал?
   Кин вздохнул, опустил глаза и произнес:
  - Я хотел попросить тебя... замкнуть комнату на пару часов.
  - Ха! - победоносно воскликнула Тамариска.
  - Да, ты можешь гордиться, что выдавила из меня эти слова. Вечером будет облет, лучше к тому времени все закончить.
  - Мне надо сходить за амулетом, - сказала Тамариска. - Слушай, а это точно неизбежно, замыкать комнату?
   Кин пожал плечами.
  - Я лишь прошу о помощи, тебе решать, оказывать ее или нет.
  - Ладно, только соберу легкость в ногах и сразу обратно.
  - Хорошо, - невозмутимо кивнул молодой человек и тут же снова уткнулся в бумаги.
   Тамариска вышла из комнаты и направилась по коридору к выходу. На самом деле ей не требовалось собирать легкость в ногах или в каких других частях тела, это она так, загадочности на процесс нагоняла, чтобы парни уважением проникались. Кстати сказать, срабатывало.
   Коридор закончился высокими двустворчатыми дверями, по обеим сторонам у входа сидели статуи гаргулий. Были у Тамариски подозрения, что это вовсе и не статуи (иначе, как они умудрялись следить за входящими своими желтыми глазами?), но Тамариску в ее опасениях никто не поддерживал. Вот тот же Кин говорил, что это просто специальные следящие статуи, а, например, Микей, так тот вообще ничего странного в статуях не замечал.
   Кусты гардении обрамляли тропинку. Обычно возле общежития обязательно кто-нибудь толпился, но сегодня, кроме гаргулий, никого не было. Стоило Тамариске начать удивляться этому факту, как на тропинку из кустов вынырнул велосипед. На велосипеде сидел подросток по имени Рыж.
  - В котельной труба лопнула, - поделился он новостью, заметив Тамариску, и помчался дальше.
   Если бы требовалась помощь, тот бы так и сказал, а раз поехал дальше, значит, обойдутся своими силами. Впрочем, если по-честному... ну какая может быть с Тамариски помощь? Девушка вздохнула. Да, надо признать, что физической силы в создании по имени Тамариска - с мышкин хвостик. И все это прекрасно понимают. Вот еще интересно, как это Рыж умудряется через кусты дорогу срезать? Это же, наверное, неудобно...
   Тамариска миновала несколько рабочих корпусов и флигель, и вышла с тропы на главную дорогу.
   Навстречу шел Шенган. О-о... что-то будет.
   Тамариска чуть замедлила шаг, подумывая как бы успеть юркнуть в сторону, переждать за деревом, но Шенган уже заметил ее и расплылся в счастливой улыбке.
  - Тамариска!.. Собираешься воспламеняться?
  - Не дождешься, - проворчала она.
  - Ну, не надо так хмуриться, - Шенган подошел близко и остановился, перегородив собой дорогу. - В конце концов, это случится. Рано или поздно. Ну, если Облетная не поймает, но этого мы всем миром не допустим, правда, Тамариска?
  - Шенган, отстань, а? Я тороплюсь, между прочим.
   Мужчина наклонился и прошептал ей на ухо:
  - Я никогда не видел, как горят создания, не лишай меня этого счастья. Твой огонь принадлежит мне и только мне!
  - Шенган, ты маньяк, - вздохнула Тамариска, - а хуже всего, что сам веришь в то, что говоришь и переубеждать тебя бесполезно, еще и других мутишь. Ты куда шел? В котельную? Вот и топай.
   Шенган довольно ухмыльнулся и отошел в сторону.
  - Но помни, твой огонь принадлежит мне! - сообщил он уже в спину, но Тамариска не обернулась. В принципе, эти разговоры можно было предсказать с точностью до запятой, все одно и то же.
   Шенган был одержим мыслями об огне созданий, хотя ни сам толком не мог сказать, зачем ему этот огонь нужен, ни в книгах на эту тему ничего полезного не упоминалось. Остальным было глубоко безразлична тема "огня", так что конкурентов у Шенгана в общем-то не было. Но эта вот его настойчивость просто утомляла.
  
   Тамариска свернула за угол очередного дома и оказалась у подножья длинного широкого мостика, мостик вел через призрачную речку, касался небольшого острова посреди реки и шел дальше, к зданию Двадцати Семи Веранд. Конечно, полностью названия этого никто не проговаривал, говорили просто "Веранды". Тамариска пробежала по мостику, кивнула сторожу. Сторож оторвал взгляд от газеты и проворчал:
  - Создание, хватит носиться, мост рухнет.
  - Мост не рухнет, он крепкий, - привычно возразила Тамариска.
   Веранды сейчас проветривались. Безымянные, шелестя своими прозрачными телами, заканчивали мытье полов. Тамариска каждый раз удивлялась, как это у них получалось, сколько ни трогай безымянного - рука сквозь проходит, а сами они могут любой предмет удержать. Вот, хоть, тряпку, например, или веник.
   Безымянные остались позади, и Тамариска тут же о них забыла. Она заскочила на свою веранду, прошла в комнату и достала из-под кровати картонную коробку.
  
   На обратном пути никто не отвлекал ее разговорами, поэтому путь получился короче.
   Кин все еще сидел за столом, кажется, в той же позе.
  - Кин, - прошептала Тамариска, - уже темнеет. Скоро облет...
   Кин бросил взгляд на часы, его пальцы замерли над калькулятором...
  - Что нужно делать? - спросил он.
  - Всю комнату замыкать? - уточнила Тамариска.
  - Ну... можно меня и рабочий стол. Главное, чтобы я успел с отчетами.
  - Ясно, - кивнула Тамариска и начала доставать из коробки мел, свечи и нужный амулет, - Тогда просто сиди. Только стол - это легче...
   Девушка обрисовала мелом заданную территорию, расположила по углам амулеты и стала закручивать пальцем воздух. Постепенно образовалась небольшая воронка из ветра, воронка росла, пока не поглотила Кима с его бумажками.
  - Когда все закончишь, хлопни три раза! - крикнула Тамариска.
  - Угу, - буркнул Ким откуда-то изнутри вихря.
   Внутри вихревого шара было тихо, и ветра совсем не слышалось, только время там текло иначе - оно ускорилось.
   Тамариска закончила работу, взяла журнал с тумбочки и села на диван. Вообще, диваны стояли во многих комнатах, но у Кина диван был особенно уютным. Журнал оказался скучный, что-то по информатике, читать и даже просто перелистать его до конца - было невозможно. Девушка не заметила, как уснула.
  
   Трудно сказать, что именно разбудило Тамариску, вдруг она открыла глаза и села. Вихрь посреди комнаты продолжал окутывать Кина и стол, но за окном теперь совершенно стемнело, и в комнате царил полумрак.
  - Кин! - воскликнула Тамариска. Ответа не последовало. - Плохо, очень плохо, - проворчала она, спешно собирая амулеты и свечи. - Как так можно засыпать... что с тобой, Тамариска, с чего ты вдруг начала спать посреди дня... да еще дважды. Кин! Да оторвись ты от своих бумажек!
   Девушка повела рукой, и вихрь разбился на лоскуты, эти лоскуты влились в указательный палец Тамариски, освободив комнату от колдовства.
  - Тамариска? - Кин быстро что-то дописывал на бумаге. - Что, уже пора?
  - Кин, ты что ли всю неделю ничем не занимался? Откуда столько дел накопилось, просто тебя не узнаю.
  - Сколько времени?
  - Вообще, прошло три часа, но у тебя - не меньше суток. Успел?
  - Успел, успел, - Кин поставил точку и отложил лист в сторону. - Еще и пару писем успел сострочить. Подожди, Тамариска... темно?
  - А ты только заметил! - воскликнула девушка. - Смерти моей хочешь? Уже облетные повсюду, мне теперь на улицу не выйти!
  - Ночуй здесь, - пожал плечами Кин.
   Тамариска не понять с чего покраснела. Прямо пятнами пошла.
  - Чтоб тебя кошка обчихала, - проворчала девушка растерянно. - Кин, ты, наверное, единственный парень во всем Кишемере, который так вот просто это говорит.
   Кин опять взглянул поверх очков, потом встал из-за стола и потянулся.
  - Я не спал больше суток. А с учетом ускоренного времени - так больше двух. Мне сейчас не до церемоний. Хочешь спать - диван твой, ты, кстати, сегодня прекрасно выдрыхлась днем, ничуть тебя это не смущало.
  - Так-то - днем. А это - ночь... Я хоть и создание, а не просто девушка, но все-таки - девушка, меня это... как это... компрометирует!
  - О, какие мы слова знаем, - съязвил Кин. - Укладывайся, а я - в туалет. Сутки на горшке не был.
   Вот все-таки нет в Кине никакой романтики, брякнуть такое! Хотя, с другой стороны, поэтому с ним и легко...
   Тамариска посмотрела в окно, потом на диван и опять в окно. Нет, решительно невозможно теперь никуда идти.
  Когда Кин вернулся, девушка мирно спала на диванчике, подложив под голову ладони вместо подушки. Она всегда быстро засыпала - раз, и нет ее здесь. Ким усмехнулся, снял со стула плед и укрыл Тамариску. Потом сгреб со стола бумаги, собираясь, видимо, еще поработать, но передумал, положил стопку опять на стол, потянулся, зевая, и уже без лишних размышлений, вышел в боковую дверь, где находилась спальня. Спальней эту коморку можно было назвать с большой натяжкой, там умещалась лишь кровать и пенал для одежды, даже окна не было. Да только Ким считал, что спальня - это там, где спят, а спать можно и в каморке - не велика разница, все одно - глаза закрыты.
  
  
   Место Стужи потому так и называлось, что там всегда стояла зима. С этим невозможно было спорить, и не помогало ничто, сколько жители Кишемера не пытались поправить это недоразумение. В самом деле - абсурд! Стоят елки в снегу, хотя рядом все в зелени и опять-таки кусты гортензии, цветущие... Собственно, это было даже интересно, так вот из лета попасть сразу в зиму. Когда вокруг шел дождь - над Местом Стужи кружились снежные хлопья, а ветер выдувал ледяные узоры на окошках крохотной часовни. Часовня и несколько елей - вот и все, что было в этом странном, нелогичном месте.
   Иногда морозный ветер или обрывки ледяной пыли достигали Веранды и попадали в комнату Тамариске. Тогда девушка ежилась от холода, пыталась укрыться стареньким плюшевым одеялом, но это все равно не спасало, и девушка просыпалась.
   На этот раз, когда морозный ветер разбудил Тамариску - она очень удивилась, потому что отлично помнила, что засыпала не у себя на Верандах, а у Кина на диване, куда ветер никак не мог долететь. Стоило подумать над этим, но с утра так много находилось причин для размышлений, что мысль о ветре как-то быстро затерялась среди остальных.
   Кин уже ушел куда-то с утра, дверь в его каморку была распахнута, кровать аккуратно заправлена и пуста. Тамариска обула сандалии, потянулась.
  Сегодня предстояло встретить гостей. Как создание, Тамариска не имела строго определенных обязанностей, собственно, само ее существование - уже было достаточным поводом, чтобы кормить ее, давать кров и карманные деньги на всякую мелочь. Однако такое положение дел девушку не устраивало, и она сама искала себе заботы. Каждую неделю (обычно по четвергам) она заседала в зале оракулов и отвечала на вопросы. Разумеется, отвечала вовсе не она, Тамариска лишь повторяла вслух то, что произносили оракулы у нее в голове, а оракулы появлялись в голове у любого, кто сядет на специальное кресло. Конечно, не всех пускали на этом кресле посидеть.
   Еще одна из обязанностей Тамариски (навязанных самой себе) была встреча гостей. В Кишемер посторонние попадали нечасто, но все ж таки попадали, и об этом Тамариска, как оракул, узнавала одна из первых.
  Не обнаружив Кина в комнате, Тамариска решила его не дожидаться, умылась и побежала завтракать. Готовили в Кишемере отменно. Маленькие уютные кафе встречались на каждом шагу, и любой повар мог похвастаться своими особыми рецептами.
   Прохожих не было. Сляпень прополз через дорогу, надутый желеобразный пузырь. Глаза его смотрели вперед, потом сляпень развернулся внутри себя, посмотрел на Тамариску, но, видимо, не счел ее достойным предметом для наблюдений, поэтому вернул глаза на место и пополз дальше. Если бы Тамариска ему приглянулась, сляпень мог бы проторчать, глядя на нее, несколько часов. Или таскался бы за ней целый день, что тоже - отдельное удовольствие.
  Если сляпня ткнуть чем-нибудь острым, то он разольется на несколько студенистых кусков. Потом эти куски могут собраться вместе, а могут и не собраться, тогда получатся новые сляпни, это смотря по тому, созрел сляпень или еще нет.
  - Тамариска! - раздался окрик. Навстречу вприпрыжку шел Олдик. Главной отличительной чертой этого субъекта было то, что он всегда носил одежду в клеточку. Причем, мало сочетаемые сорта этой клетки. Почему-то Олдику казалось, что такую одежду должны носить современные писатели, и хотя никто кроме него самого так не считал, Олдик продолжал настаивать на своем вкусе.
  - Привет, - поздоровалась Тамариска.
  - Доброе утро! - воскликнул Олдик подбегая. В руках он держал кипу листов. - Я тебя по всему Кишемеру забегался искать.
  - Зачем? - спросила Тамариска подозрительно.
  - Вот, - он торжественно протянул рукописи. - Ты уже полгода как внесла себя в списки оценщиков слова. Я проверял, ты сейчас не загружена, никто тебе тексты на отзыв не приносил!
  - Да? И что, это значит, я обязана твою работу принять? А если мне читать сейчас не хочется?
  - Назвался груздем - привыкай к соли! - заявил довольный Олдик. - Ты не можешь отказываться, если других книг тебе не давали!
  - Книг не давали, - согласилась Тамариска. - Но мне сегодня новенького встречать, и я не знаю, сколько на это времени уйдет. Может, целый день.
  - Ничего, - великодушно отмахнулся Олдик, - завтра прочитаешь. Я не тороплю. К тому же, ты хороший оценщик, хорошо оцениваешь слова, мне Дима Волчунов говорил.
   Олдик отвесил поклон и умчался дальше, пока Тамариска не успела придумать причину для отказа.
   Надо признать, что отказывалась Тамариска от самой же себе организованных обязанностей просто по вредности характера. На самом деле ей чрезвычайно нравилось делать все то, что она делала, но ей казалось, что признай она это - и радость тут же рассеется, превратиться действительно в обязанность.
  
   В кафе Тамариска заказала кефирный суп и кусок тыквенной вертуты (пирог такой сладкий с начинкой из тыквы, изюма и шоколадной крошки). За завтраком девушка разложила на столе листы рукописи и делала вид, что очень увлечена работой, хоть и тяжко ей эта работа дается. Трудно было сохранять нахмуренность на лице, потому что еда была вкусной, и хмуриться не хотелось. Зато народ не приставал и новых обязанностей не наваливал.
   После завтрака, собрав листы со стола, Тамариска отправилась встречать новенького.
  
  Чаще всего они появлялись из леса. Хотя лес был совершенно прозрачный, без подлеска, а за ним сразу виднелась вода озерной долины, и все же ни разу еще никому не удавалось понять, в какой именно момент и откуда появляются новенькие. Раз! И, кажется, что уже некоторое время идет навстречу незнакомый человек, выходит из-за деревьев и появляется на дорожке. Эту дорожку новенькие и протоптали, потому как местным ходить в этот лес не за чем и некуда - в озерной долине рыба не водится, и красоты в ней тоже особой нет, да и слабость какая-то наступает в ногах, как будто кто за лодыжки хватает, идти не дает.
  Вот интересно: новенькие, с одной стороны, все, конечно, разные - Кишемер вообще любит разнообразие, место такое. Но, с другой стороны, появление их всегда одинаково, и ведут они себя очень схоже.
   Тамариска села на скамейку, которую еще давно сколотили местные, и принялась опять вчитываться в рукопись, не забывая, однако, поглядывать в сторону леса. Ждать пришлось недолго.
   Когда боги творили его, они изрядно постарались. Все в новеньком было ладно: высокий рост, приятное лицо, открытость во взгляде и уверенные движения сильного, здорового мужчины. Однако Тамариска не поддавалась внешнему обаянию посетителей: по каким-то непонятным причинам она полагала, что это даже плохо быть таким симпатичным - больнее будет разочаровываться. Недостатки обязательно есть, но тут вот их заметить труднее, а значит, следует заранее остерегаться.
   Новенький, конечно, не знал о Тамарискиных взглядах. Он широко улыбнулся и произнес:
  - Мир! Подскажите, как проехать в Калугино?
  - Никак, - буркнула Тамариска.
  - Э-э... Я не туда свернул? - спросил парень неуверенно.
  - Туда, туда. Еще как туда. Просто сам об этом пока не догадываешься.
  - А что за деревня такая, я на карте ничего тут не видел?
  - А это Кишемер, - ответила Тамариска. - Только это не деревня, это - карман мира.
  - Э-э... - опять произнес он, теперь уже без надежды в голосе, полагая, очевидно, что собеседница нездорова на голову. - Ну, я так понял, тут ответа не дождешься... Ладно, вернусь к машине, попробую другую дорогу.
   Тамариска усмехнулась чуть ли не торжествующе (хотя это было очень некрасиво с ее стороны так вот усмехаться):
  - Ну-ну, рискни здоровьем. Как устанешь машину искать, приходи, обговорим все поподробнее. Я тут подожду. Секунд пять.
   Новенький обернулся идти, но сделал всего пару шагов и замер. Тамариска с интересом наблюдала.
  - Как это... - произнес он растерянно, - тут же дорога была асфальтовая... никаких озер...
   Он сделал еще несколько шагов, потом резко повернулся к Тамариске.
  - Что происходит?! - в его голосе теперь звучало возмущение, словно конкретно Тамариска была виновата во всей этой нелепице.
  - Так я и говорю, а ты слушать не хочешь, - охотно откликнулась она. - Кишемер тебя приманил, теперь не отпустит, ты ему нравишься. Но ты не переживай, мы тебя ждали.
  - Кто это "мы"? - подозрительно спросил он.
  - Я, в частности. Поверь, я не худший вариант встречающих, тебе повезло, что Шенган сегодня не дежурит, вот уж престранный тип! Еще и с манией. А я - это так, цветочки.
  - Послушайте, это какой-то фокус? Гипноз? Телепортация? Как отсюда выбраться, я по делам еду, мне некогда тут торчать.
  - О-о... это ты зря, - возразила она. - Времени у тебя теперь очень приочень много. Можно сказать, так много времени у тебя никогда не было, ты даже и не думал, что столько его может быть.
   Парень всплеснул руками.
  - Так! Все! - заявил он решительно. - Пойду, найду кого-нибудь нормального.
  - Я с тобой! - Тамариска тут же вскочила со скамейки.
  - Зачем это?
  - Ну, мне тоже интересно найти тут кого-нибудь нормального. Вдруг у тебя получиться, жаль упускать шанс.
   Он покачал головой, но ничего не сказал. Настроение у новенького заметно ухудшилось.
   Внезапно из кустов на дорожку вышло странное существо: бесформенное тело, незаметно переходящее в голову, длинные руки, доходящие почти до земли, а ноги, напротив, короткие, с огромными ступнями. Кожа существа просвечивалась, и видно было, как под кожей прорастают молодые побеги водорослей.
  - Это - что? - спросил парень осипшим голосом.
  - О, это лесопырь. Не бойся, они безобидные, только плюются, если разозлить. Но это нормально, любой человек может начать плеваться, если его сильно-сильно рассердить.
  - Веселенько тут... - пробормотал новенький.
  Воздух Кишемера обладает особым свойством, здесь не получается долго волноваться. Да и красиво здесь, что уж там - в таком замечательном месте не ждешь подвоха.
  - Есть у нас еще ходуны, - продолжала Тамариска. - Это такие, которые могут переходить из Кишемера в общий мир и обратно. Кстати, вот скоро несколько таких появится. Может быть уже и завтра.
  - Откуда ты знаешь?
  - Так я же оракул. Оракулю иногда понемножку...
   Новенький улыбнулся, понравилось ему новое слово, но тут же лицо его приняло прежнее напряженное выражение.
  - Если они сами ходят, то, наверное, могут и других перевести? - предположил он.
  - Могут, конечно! - воскликнула Тамариска. - Только зачем тебе в чужой карман? Здесь очень даже неплохо, а там - еще не факт.
  - Карман?.. - растерянно переспросил молодой человек. - Только из кармана в карман? И есть еще такие места?
  - Мир большой и карманов у него много, - глубокомысленно сказала Тамариска.
   В этот момент из-за кустов гортензии слева вышли на тропинку Кин и Шенган. Тамариска тут же испытала сложные эмоции от этой встречи: радость от лицезрения Кина, и почти раздражение от присутствия Шенгана.
   Шенган моментально растянулся в улыбке:
  - О! Создание! К удаче, что я тебя встретил!
  - Уж точно не к моей, - проворчала она.
  - Новенький в Кишемере? Тамариска, ты уже решила, куда его определишь? На верандах есть место?
  - Тебя зовут Тамариска? - удивился новенький. - Но это же не имя!
  - А что это? - буркнула девушка.
  - Тамариск - это род кустарников и небольших деревьев семейства гребенщиковых, в пустынях растут. С такими мелкими листьями, в виде чешуек. Помнится, не требовательны к почве, солеустойчивы.
  - К почве я тоже не требовательна, - хмуро заметила Тамариска. - И нечего меня постоянно с кем-то сравнивать, то с кустами, то с приведениями, то с людями... Надоели!
  - Я не понимаю, - сказал новенький. - С виду ты такая же, как все. В чем разница?
  - Тамариска - создание, - пояснил Кин. - Ее кто-то придумал.
  - Что-то вроде Галатеи?
  - Не совсем, - покачал головой Кин. - Галатею мастер вылепил и оживил, а наша девочка была суть не материальна. Наоборот процесс - сначала душа, потом - оболочка.
  - Как такое возможно... - прошептал новичок, разглядывая Тамариску с ног до головы.
  - Эй! Хватит глазеть! - возмутилась девушка.
  - Сразу попроси, чтобы тебе показали твою комнату, - сказал новенькому Кин.
  - А у меня будет своя комната?
  - Ну, я бы не рассчитывал, что комната будет целиком твоя, даже если так будет указано в ведомостях.
  - Это почему?
  - Последнее время слишком много теней расплодилось, и они часто селятся среди людей. Ты уже решил, чем займешься?
   Новенький пожал плечами.
  - Я только что сюда попал.
  - Тогда, пожалуй, стоит тебе посмотреть, что здесь да как. Это прелюбопытное место, если судить о нем глазами посторонних.
  - А вы сами что, так не думаете?
   Шенган скосил взгляд в сторону Кина, тот по обыкновению, хранил невозмутимость. Тогда Шенган ответил:
  - Это - наш дом. Мы его просто любим.
  
   До самого вечера Тамариска знакомила новенького с Кишемером. Уже в сумерках, ругая себя за неосмотрительность, Тамариска проскользнула на Веранды, в родную комнатку, там упала на кровать и почти мгновенно уснула.
  
  - Доброе утро, создание, - произнес голос над самым ухом, когда Тамариска еще и не думала просыпаться.
   Она тут же подскочила на кровати, обнаружила в своей комнате компанию из семи величественных дяденек, охнула, икнула и выдохнула:
  - Тьфу на вас. Нельзя же так пугать, в самом деле!
  Магистры нагрянули, как им и положено, без предупреждения. Чего им не сидится у себя на скалах в Умном городе? По правде говоря, вовсе это и не город, а такой один большой-большой дом со множеством переходов, коридоров, которые заменяют улицы и еще маленькие башни внутри больших... Вообще, ходят слухи, что Умный город не рукотворный, его якобы, кто-то из магистров когда-то состряпал, чуть ли не на кухне. С них станется, конечно.
  - Мы ждали твоего пробуждения, - бесстрастно сообщил один из гостей.
  - Могли бы подождать с другой стороны двери, - проворчала Тамариска, заворачиваясь в простынь.
   Магистры сделали вид, что не заметили бестактности создания.
  - Ты должна призвать помощника, - проговорил один из магистров. - Скоро откроются источники и думны станут неконтролируемы.
   Магистры, сказав все важное, постепенно стали бледнеть и вскоре растворились в воздухе безвозвратно.
   Спать теперь было бессмысленно: новая забота целиком заполонила сознание Тамариски.
   Призвать помощника... думала она. А если он занят? Или не успеет ко сроку подойти? И что тогда - пропадай Кишемер, заполоняйся думнами?
   Тамариска подошла к зеркалу и критически фыркнула на отражение. Вместо волос на голове упрямо пробивались заросли папоротника, сворачиваясь на концах в зеленые кудри. Иногда Тамариска впадала в стеснительность и тогда покрывала эти заросли головными уборами немыслимых форм.
  - Иногда следует тщательным образом пропалывать голову, - сказала Тамариска своему отражению, - иначе некоторые могут подумать, что ты неряшлива.
   После этого замечания Тамариска полезла под кровать, достала коробку с амулетами, выбрала необходимые, и принялась призывать помощника. На всякий случай, она направила зов в несколько разных сторон, чтобы помощник уж точно услышал и обязательно пришел.
  
  ... 2 ...
   Кишемер полон занятными людьми и созданиями, но в этом молодом человеке сразу угадывался чужестранец. На его лице было нанесено несколько иероглифов, ногти окрашены непривычно в бирюзовый цвет, а одежда представляла собой какой-то набор простыней, скрученных между собой и намотанных на тело.
   Когда он вошел в гостиницу (надо сказать, единственную в Кишемере), старуха-смотрительница тут же оторвалась от вязания и засеменила к столу приема. Когда она открыла книгу регистрации, от страниц поднялось облако пыли.
   Взгляд незнакомца быстро скользнул по окружению, отмечая каждую деталь, ничего не пропуская.
  - Меня призвали, - произнес он размеренно.
  - Уж вы скажите! - замахала руками старуха. - Так помпезно, так строго. Пригласили! Пригласили и все. Попросили приехать.
  - Приглашение, которое нельзя отклонить, мало похоже на обычное приглашение, - ответил человек. - Так что у вас за дело ко мне?
   Старуха не привыкла так сразу говорить о делах. Она понимала жизнь медленно, размеренно и церемонно. Но этот человек был особенный, и стоило поступиться своими привычками ради него. Старуха перевела взгляд с незнакомца на кособокий рояль, стоящий в углу и, вздохнув, нехотя проговорила:
  - Нам нужен хороший дрессировщик теней. Думны стали слишком непокорны, они плодят свои тени, а те не успевают толком ничему обучиться.
  - Думны и здесь?
  - Они давно здесь. Думны вселились в эту гостиницу больше сотни лет назад, еще мой прадед был хозяином.
  - Всему должна быть мера, - проговорил незнакомец. - Завтра я займусь дрессировкой, и думн придется выгнать.
  - Источники проснуться послезавтра, - добавила старуха, протягивая ключи. - Тени должны быть готовы. Ваша комната тридцать пятая. Второй этаж.
  
   Едва дрессировщик теней скрылся в темном коридоре, как входная дверь распахнулась, и вошел молодой человек.
  - Колдуна пустите? - весело спросил он. По-правде, колдуна он совсем не напоминал - слишком открытое лицо, такая яркая модная одежда, на голове - кепка с изображением коровы и надписью "И у меня рога - а я не парюсь!".
  - Мест нет! Свободных мест нет! - закричала старуха.
  - Такая большая гостиница в таком захудалом городке и нет мест?
  - Здесь недалеко горячие источники, гости приезжают круглый год...
  - Это не важно, - произнес молодой человек, - меня призвали.
  - Как! И ты?! - воскликнула старуха, но тут же осеклась. - Ладно, найдем комнатку, что-нибудь подберем. Как имя?
  - Котунган, - охотно представился гость.
  - Комната тридцать шесть, - сказала старуха, протягивая ключи. - Только предупреждаю, с колдовством не очень-то. У нас этого не любят...
  - Только в крайнем случае, - заверил Котунган. - И по работе. Говорят, скоро в ваших источниках будет весело-весело...
  - Хватило бы и одного усмирителя.
  - Что, кто-то приехал кроме меня? - удивился колдун.
  - И кроме тебя и раньше тебя. Уже двое. Вчера притащился молчаливый тип с хорьком, а сегодня - дрессировщик теней, минут за десять до твоего прихода.
  - О-о... если здесь появляется Захарий, то жди неприятности, - заметил колдун.
  - Ты это про дрессировщика? - подозрительно спросила старуха. Она не любила неприятности.
  - Нет. Про типа с хорьком. Этот хорек унюхает неприятность, откуда бы та не вылезла, с ними лучше не якшаться и в попутчики их не брать. Хотя Захарий любит самостоятельность, сам не напрашивается... Три года назад, когда мы виделись, он носился на мотоцикле, но потом продал его, чтобы купить автобус, только автобуса не купил, а взял вместо этого фургон. Он на фургоне приехал?
  - Пешком пришел.
   Дверь распахнулась третий раз за день, и в гостиницу вошла женщина. Она была одета в темно-синий наряд, за плечами висел изящный рюкзачок из рыбьей шкуры, а в руках она держала небольшой прозрачный сосуд с плавающими в нем декоративными медузами.
  - Гостиница Кишемера? - спросила незнакомка глубоким бархатным голосом.
  - Оно, - кивнула старуха.
  - Вам должны были сообщить: я заклинательница вод, меня призвали.
   Колдун по имени Котунган фыркнул от смеха.
  - Вот так-так! Того и гляди и впрямь свободных мест не останется.
  - Что это значит? - спросила заклинательница.
  - Ты уже четвертая, кого призвали.
  - Двадцать первый номер, - со вздохом сказала старуха и протянула ключ.
   Когда парочка удалилась осваивать свои номера, старуха закрыла книгу регистраций, но убирать на место не стала, оставила на столе. Мало ли...
   Создание по имени Тамариска заявилось в гостиницу после обеда.
  - Харамана, Харамана, помощник приехал?
   Старуха скептически глянула на Тамариску и поинтересовалась:
  - Это ты призывала помощника?
  - Да... Что плохо призвала? Не приехал?
   Харамана скрестила руки на груди и покачала головой.
  - Это надо так стараться! Четверо притащились по зову.
  - Ух ты!
  - Она еще радуется! Чему радуешься? Дрессировщик теней, колдун, собиратель неприятностей и заклинательница вод. При такой компании, еще и менестрелей жди. Они вечно являются восхвалять подвиги героев, одним-то героем их не заманишь, а вот на четырех - слетятся точно. Подай-ка вон подсвечник на тумбе.
   Тамариска сходила за подсвечником, потом поинтересовалась:
  - Харамана, давно хотела тебя спросить, а почему у тебя номера идут не по порядку? Ну, комнат всего двенадцать, а номера от семнадцатого до... шестьдесят третьего, да?
  - Счастливые мои года... - проговорила старуха. - Семнадцать лет, двадцать один, двадцать шесть, тридцать четыре... Ну и так далее.
  - Всего двенадцать счастливых лет? - удивилась Тамариска.
  - У многих и пяти не наберется.
   Тамариска проторчала в гостинице до вечера, надеясь увидеть хоть одного из спасителей. Она уже отчаялась дождаться, как услышала шум на лестнице - в холл спускались заклинательница вод и Котунган.
  - Привет, - смущенно поздоровалась Тамариска. - Меня зовут Тамариска, это я вас призывала. То есть, я призывала кого-то одного, но так получилось, что...
  - Мы уже поняли, как получилось, - заметила заклинательница вод.
  - У тебя клумба на башке, - весело сообщил колдун. Тамариска нахмурилась. Котунган оценил перемену настроения и тут же добавил: - Тебе идет. А ты это сеешь, или оно само растет?
  - Само. Меня не спрашивает, - пробурчала Тамариска. - Я только хотела сказать, что источники откроются в полдень. Чтобы не пропустить... Я тоже приду.
  - Ясно, - сказала заклинательница. - А кроме тебя еще кто планируется?
  - Ох, не так чтобы и много... Скорее, совсем мало. Это такая новость, которую почти никто не знает... Ну, мне пора, а то темнеет уже.
  - Здесь опасно ходить вечером? - спросила заклинательница. - Мы с Котунганом хотели прогуляться.
  - Только мне опасно, я же - создание. Меня Облетная караулит. А вы, ничего, гуляйте.
  - Мы тебя проводим, - сказал колдун.
   Тамариска с радостью согласилась и добралась до Веранд в относительном спокойствии.
  
  Источники не привлекали к себе любопытствующих, поскольку давно уже считались угасшими. Тамариска пришла пораньше, расстелила плед под развесистым каштаном и достала из наплечной сумки несколько спелых груш. За разглядыванием жуков и травинок время пролетело незаметно. Вскоре Тамариска услышала голоса:
  - ...я видела, как они целовались на балконе! - заявила заклинательница вод. Котунган в ответ расхохотался, а дрессировщик теней заметил:
  - Вопрос: что, если они хотели, что бы ты их увидела?
  - Зачем бы это им?
  - И это - вопрос.
   Собиратель неприятностей, который вышагивал рядом с остальными, в разговор не вступал.
   Тамариска не понимала, о чем идет речь, и не хотела вникать в разговор или расспрашивать. Она посмотрела на источники и увидела несколько пробивающихся из-под земли родников.
  - Открываются! - закричала она.
  - Подождем еще с полчасика, - сказал Котунган. - Пусть посильнее разойдутся.
  - Не стоит, - сказала заклинательница вод. Она небрежно повела рукой, и источники стали словно расползаться в стороны, открывая в центре озеро.
   Тамариска вжалась в каштан.
  - Изер! - крикнула заклинательница. И воды замерли.
  - Готово, - проговорила женщина, отходя в сторону. - Теперь твоя работа, дрессировщик.
   Дрессировщик теней ступил на застывшую волну и сделал несколько шагов вперед. Его пальцы с ярко бирюзовыми ногтями замелькали по четкам, Тамариска поняла, что он тоже рисует заклинание или проводит какой-то ритуал, хотя и совершенно молча.
  - Смотри, - шепнул Тамариске Котунган и указал в глубь озера. И Тамариска увидела.
   Под озером, под источниками чистых вод, простирались пещеры. Там было много-много думн. Они были похожи на тянучие облака, из которых рождаются существа и чудовища, но главное - тени. Тени, которые так часто прячутся в корешках книг, между полок с посудой и старыми банками с яблочным повидлом... И еще тени заползают в кладовые и роются в зимней одежде.
  Когда дрессировщик заперебирал пальцами, "облака" словно замерли, а потом, повинуясь неслышному приказу, стали заворачиваться в крохотную бусину. Они сворачивались несколько минут, пока, наконец, не исчезли в точке все до последнего. Тогда дрессировщик поманил бусину к себе, (и та подчинилась), осторожно взял ее в руки, достал откуда-то из недр своих просторных одежд длинную иглу, проткнул бусину, и невозмутимо присоединил бусину думн к своим четкам. Потом направился обратно, по пути небрежно обронив:
  - Котунган, закончи тут все.
   Колдун кивнул.
  - Эй, клумбочка, - обратился он к Тамариске, и та не стала обижаться, потому что произнес он это очень нежно.
  - Что?
  - Скажи-ка мне какое-нибудь приятное слово, - попросил Котунган. Тамариска перебрала в голове варианты и неуверенно предположила:
  - Телогрейка?..
   Колдун замер на мгновение, потом расхохотался от души.
  - Телогрейка?! Пойдет! Замечательное слово, вполне годится для колдовства! И в духовном смысле, опять-таки...
   Он пробормотал несколько витиеватых заклинаний, в которых время от времени проскальзывало искомое "приятное" слово. Воды постепенно оттаяли, источники вернулись в обычные ключи, и все вокруг опять стало спокойно и мирно.
   Собиратель неприятностей никак не участвовал в процессе очищения источников. Он ждал, чем все закончится, а так как все закончилось хорошо, то делать ему тут было нечего. Он усадил любопытного хорька в сумку и, ни с кем не прощаясь, пошагал в направлении гор.
  - Работы - тьфу, - сообщил Котунган. - Хватило бы любого одного. Ну, раз уж столько притащилось, то хоть по частям работу дели... что мы и сделали. Мелкая, ты есть хочешь?
  - Нет, - сказала Тамариска, опять не обижаясь на "мелкую".
  - А я вот что-то оголодал после церемоний, и делом-то назвать это язык не поворачивается. Хотя, для вашего крохотульного кармашка - такое событие могло действительно плачевно закончится, даже наверняка бы закончилось плачевно, кабы не мы. Помнится, как-то опоздал я на изгнание саламандр, так совсем худо пришлось! Пришлось чуть не по одной вылавливать и изгонять вручную, вот веселуха-то была...
  - Расскажите! - воскликнула Тамариска. Колдун улыбнулся дополнительно к своей постоянной улыбке.
  - О чем?
  - Обо всем! Обо всем, что не так, как здесь. Все-все рассказывайте!
  - Ну, все, наверное, не получится... - колдун почесал в затылке.
  - Мир больше, чем Кишемер?
  - Гораздо. Там много городов, много деревень и поселков. Кишемер ваш, конечно, уступает масштабами, его, наверное, весь можно за день обойти?
  - В разные стороны он раскидывается на несколько километров. Через озеро есть еще один город, мы ездим туда иногда за покупками. В горах магистры живут... все.
  - Ну, вот, - кивнул колдун. - А в мире столько городов и поселков, что и сосчитать трудно. Да ведь у вас есть, наверняка, приманутые, ну, кого Кишемер приманил? Они-то тебе разве не рассказывали?
  - Мне раньше не интересно было.
  - А теперь интересно? С чего вдруг?
   Тамариска задумалась.
  - Я чувствую перемены. И они касаются меня.
   Их разговор был прерван появлением клетчатого Олдика.
  - Послан напомнить, - начал он вместо приветствия, - что завтра вечером, по случаю только что минувших событий, намечается праздник на Верандах. Гости приглашены, а также хозяева.
   Не дожидаясь ответа, Олдик развернулся и зашагал обратно.
  - Занятный тип, - сказал Кутунган.
  - Кто бы говорил, - вздохнула Тамариска. - Между прочим, у нас ни одного колдуна на весь Кишемер. И дрессировщиков теней нет, и заклинательниц вод. А собиратели неприятностей нам попросту не нужны.
  - Это ты зря. Собиратели - не пустяшные придумки, они даже очень полезны.
  - Чем это?
  - Они накапливают память о горестях, чтобы те не повторялись.
  
  
   На следующее утро нигде не слышно было Тамариски. Такое случалось, хоть и редко - просто мало причин могли удержать это создание в четырех стенах дольше, чем на ночь. Тамариска вышла после обеда и, ни с кем не встречаясь, пошла в беседку всех богов. Когда-то эту беседку построили первые магистры, тогда они еще жили среди людей. Беседка всех богов была устроена таким образом, что любой верующий мог найти здесь место для молитв и уединение. Тамариска не понимала религий, хотя знала об их существовании.
   В просторном помещении стояло несколько величественных статуй, в самом центре возвышался фонтан, куда бросали мелочь. Тамариска опустилась на колени возле статуй, так чтобы одновременно молиться всем.
  - Здравствуй, Кишемер, - произнесла она вполголоса. - Я никогда не говорила с тобой так вот, как с живым или как с богом, но я почему-то уверена, что ты меня услышишь. Я очень люблю тебя, и ты - мой дом, ты приютил меня. Мне кажется, что ты знаешь о моих мыслях. И ты знаешь, что я собираюсь сделать...
   Тамариска посмотрела на ближайшую статую, и ей показалось, что та внимательно слушает.
  - Я собираюсь покинуть тебя, Кишемер. Я еще не знаю как, я не знаю, получится ли у меня это, но я уже знаю, что это произойдет, потому что мне захотелось это сделать. Ты прости меня, Кишемер. Ты заботился обо мне, а я так просто покидаю тебя... Но мне необходимо это! Мне нужно убежать отсюда! Вернее, не отсюда, а куда-нибудь! Чтобы узнать, как бывает по-другому.
   Некоторое время она молчала, казалась, будто она прислушивается к чему-то за беседкой. Но звуки леса не волновали Тамариску. Она слушала себя.
  - У тебя есть запасные оракулы, - наконец проговорила Тамариска. - От меня тут мало проку, и совсем нет ничего такого, чего не смогли бы сделать другие.
   Тамариска еще некоторое время разговаривала с Кешемером, а статуи всех богов молча слушали, и не было понятно, одобряют они эти мысли или осуждают их.
  
   К вечеру состоялся праздник по случаю очередного спасения Кишемера. Веранды украсились фонарями и цветными флагами с надписями предыдущих спасений. Флаги были красочные, длинные, с развевающимися концами, на которых были приделаны пушистые кисточки или колокольчики. Некоторые надписи выцвели за давностью лет, но Кин уверял, что уже дал распоряжение об обновлении, так что можно было надеяться, что в скором времени можно будет без труда прочитать любую из надписей.
   Новый флаг уже вынесли на почетное место. Надпись на нем гласила: "Спасение Кишемера от нашествия думн и заполонения порождаемых ими теней. В благодарности четырем особым: дрессировщику теней, заклинательнице вод, колдуну и собирателю неприятностей, явившемуся без надобности. Источники открывались года... числа...".
   Надпись была только написана на полотне, а не вышита, как остальные. Это и понятно - времени на долгие ручные работы не хватило, праздник уже сегодня, а трудоемкую работу можно сделать позже.
   Когда Тамариска возвращалась из беседки всех богов, она совершенно забыла о том, что вечером собирается праздник. Она с некоторым удивлением обнаружила цветы, фонари и флаги, да еще и непривычно много бездельников слонялось поблизости.
   Яким стоял на мосту и разговаривал с новеньким. Увидев Тамариску, оба кивнули.
  - Привет, создание. Этот твой приведенный покою не дает, - пожаловался Яким. - Вопросами завалил.
  - Какими вопросами? - спросила Тамариска, занятая своими мыслями.
  - Например, что такое Догучия? - спросил новенький.
   Яким вздохнул.
  - Тамариска, возьми на себя этого парня, а? Мне еще бестелесных надо проконтролировать, и на кухне опять-таки...
   Девушка взглянула хмуро, но возразить не решилась. Яким тут де ретировался.
  - Фонари зажглись, - заметила она со вздохом. - Догучия - благодарение за спасение кармана миров. Мы говорим спасибо.
  - И что, часто бываю такие праздники? - поинтересовался новенький.
   Тамариска пожала плечами.
  - Да, как случается от напастей упастись, так и празднуем. Что тут непонятного? Ну, примерно раз в полгода.
   Парень хмыкнул, он не понимал многого, но это непонимание не угнетало, а напротив, завораживала, поэтому он прощал то, что местные не торопятся объяснять. Тамариска вдруг уловила этого его настроение и ощутила, как все внутри ее заполняется желанием испытать вот такое же удивление от нового мира, такое же непонимание обычаев.
  - Пойдем в зал, - сказала она. - Скоро праздник начнется.
  
   Праздничный зал заполнился желтым туманом, туман клубился, перекатывался через низенькие столики, окутывал сидячие подушки, проходил сквозь полупрозрачные фигуры бестелесных.
  - Празднуем! Дорогим гостям - приветствия и уважение! - время от времени покрикивал Яким.
   Несколько бестелесных внесли в залу огромный поднос с фруктами и пирожными и установили его в самом центре.
   Кин внимательно огляделся по сторонам, выискивая кого-то среди клубов тумана.
  - Кого-то потерял? - спросил Яким, потягивая вишневый коктейль через длинную трубочку из стеклянного бокала.
  - Где Тамариска?
   Яким пожал плечами.
  - Носится где-нибудь. Ты же ее знаешь, ни минуты на месте не усидит.
  - Да... но она не умеет держаться далеко от событий. То, что ее сейчас нет - подозрительно.
   Яким отмахнулся.
  - Ты хочешь сказать, что она может пропустить веселье? Да ни за что! Она была в начала праздника, мы встречались у моста. Скоро появится.
  - Надеюсь, что так. Хуже, если выяснится, что главные события сегодня произойдут не здесь.
  - Что ты еще надумал! - хмыкнул Яким. - Здесь - центр праздника, и вообще... скоро стемнеет, Тамариска не посмеет высунуться на улицу, там Облетная.
   Кин поставил нетронутый напиток на стол и поднялся с места.
  - Вот что... Пойду-ка я ее поищу.
  - Ты серьезно?! - воскликнул Яким. - Сейчас начнется представление!
  - Мне не десять лет. Давно уже.
   Кин направился к выходу, но вдруг остановился и, передумав, пошел вверх по лестнице.
  - Тамариска!
   Кин знал, что она должна быть где-то здесь, чувствовал это, но Тамариска не отзывалась. Приезжие гости, ради которых затевалось празднество (ночью еще салют будет), уже покинули веселье. Им пора было возвращаться в свой мир. Собиратель неприятностей с хорьком ушел давно, его никто не видел со дня очистки источников; заклинательница вод обещала уехать только утром, а колдун и дрессировщик еще час назад ушли в гостиницу, собираться к отправлению.
   Кин обежал все веранды, но Тамариски не нашел. Сам себе не веря, он вышел на улицу и пошел через мосты к озеру. Он миновал две трети пути, когда увидел ее: Тамариска брела по дороге, постоянно оглядываясь на небо. Она был одета по-походному, за ее плечами видела тяжелая сумка.
  - Тамариска! - воскликнул Кин.
   Она вздрогнула и обернулась.
  - Кин... я не простилась, извини. Я просто не хотела, чтобы ты волновался... и что бы все волновались...
  - Тамариска, о чем ты говоришь?
  - Я там записку оставила. У тебя на столе. Я там все объяснила, но ты же все знаешь и так, просто мы раньше думали, что это невозможно... Я решила уехать. Сегодня ночью, пока праздник.
   Кин не верил тому, что слышал.
  - Я подумала, там не будет Облетных. Может быть, мне даже удастся создать семью...
  - Ты хочешь замуж? - удивился Кин. Нет, он на самом деле не просто удивился, а был потрясен, но это случилось, пожалуй, первый раз в жизни, поэтому Кин не знал, как принято выражать потрясение.
   Тамариска пожала плечами.
  - Я хочу, чтобы кто-то меня любил и заботился обо мне. Чтобы утром этот кто-то гладил меня по голове, а я бы готовила вкусные завтраки...
   Кин молчал. Он смотрел на свою давнюю знакомую и словно видел ее впервые. Тамариска действительно изменилась: обычно такое беззаботное создание, ребенок, теперь превратилась в умную девушку. Даже папоротники и травинки на ее голове, хоть и продолжали бестолково торчать вразнобой, но теперь казалось, что эта бестолковость тщательно продумана и оправдана.
  - Я живу на Верандах, и скучно мне не бывает, - говорила Тамариска. - Это даже приятно, быть просто созданием, ну, никаких там определенных ожиданий, всегда можно отвертеться от обязанностей и все простят... Но зачем мне отвертываться? И если от тебя ничего не ждут обязательного, значит, вроде как, и всерьез не воспринимают, да?
   Они так увлеклись разговором, что не заметили, как из темноты вынырнула Облетная. Тамариска вскрикнула, упала на землю и закрыла лицо руками. Кин закрыл ее собой.
  - Отойди, - прошипела Облетная. Кин вздрогнул, он не знал, что Облетная умеет разговаривать.
  - Я не отдам Тамариску, - сказал он твердо.
  - Создания, про которых забыл их собственный создатель - бесполезны, - проскрежетала Облетная.
  - Неправда! - воскликнул молодой человек. - Пусть она не нужна своему создателю. Она нужна нам.
  - Кому это "нам"?
  - Мне, - уточнил Кин.
   Облетная опустилась на землю, висеть в воздухе и вести беседу ей было неудобно. Зубастая морда Облетной потянулась вперед и остановилась совсем рядом с лицом Кима. Он не пошелохнулся.
  - Ты - смелый, - сообщила Облетная. - Но это мало значит. Одной смелостью создание не защитить. Что толку, что ты такой хороший, она-то от этого ничуть не полезнее. Забытые создания попадают в карман мира, за тем он и создан. И еще люди, чтобы созданиям было, чем дышать, они же не могут без людей - глупые, никчемные!
  - Дура пернатая! - взвилась вдруг Тамариска. - Кишемер чуть не погиб, а ты об этом и знать не знаешь, пировать собралась! Это ты бесполезна! Радуйся, я ухожу из Кишемера, ты меня больше не увидишь. Можешь не патрулировать больше.
  - Тамариска, беги! - крикнул Ким, внезапно хватая Облетную за крыло, та взвилась. - Беги к лесу, там она тебя не достанет!
   Тамариска не заставила себя ждать. Она ринулась в темноту, быстрее к спасательным зарослям. Кин держал Облетную за крыло до тех пор, пока Тамариска совершенно не исчезла в темноте, потом обессиленный отпустил крыло, и Облетная взвилась в небо, издав при этом возмущенно-тоскливый крик.
  
   Тамариска успела вовремя: Котунган и дрессировщик теней сталкивали на воду длинную лодку.
  - Добрый вечер, - проговорила Тамариска.
   Они оба молча кивнули ей, продолжая работу.
  - Господин дрессировщик теней... - осторожно обратилась Тамариска. - Можно спросить?
   Дрессировщик обернулся. Тамариска восприняла это, как разрешение.
  - Вы ведь не человек, да? Вы тоже создание? Только другое создание, такое, что сразу и не понять...
   Дрессировщик улыбнулся краешком губ. Он ничего не ответил. Но эта улыбка показала Тамариске, что догадка верна, что не только сам дрессировщик, но и колдун, и укротительница вод - все они не только не люди, но и создания-то не совсем обычные. Уж, по крайней мере, не такие, как Тамариска.
   Тамариска закрыла глаза и выпалила:
  - Возьмите меня с собой!
   Колдун хмыкнул, а дрессировщик теней внимательно посмотрел на Тамариску.
  - Ты - создание Кишемера, - сказал он. - Кто знает, что произойдет с тобой за его пределами. И с ним без тебя.
  - Лишь бы что-то произошло, - сказала она. - Пожалуйста. У меня все вещи с собой, я уже попрощалась... ну, не со всеми, но с кем надо. Я бы и сама удрала, но если не знаешь, как правильно плыть, то по этому озеру только до торгового города и доплывешь, никуда больше. Только ходуны могут перевезти в другой мир. Такие как вы.
   Некоторое время дрессировщик размышлял. Потом он кивнул головой, и колдун протянул Тамариске руку.
   Настало время перемен, и теперь оставалось надеяться лишь на то, что Кишемер не станет удерживать в себе Тамариску. И Кишемер отпустил свое создание в неизвестные дальности.
  
  ... 3 ...
   Тамариску все вокруг удивляло. Она еще не знала, было ли это приятное удивление, или напротив - удивление пугающее. Слишком много перемешалось внутри: и страхи, и надежды, и ожидание чего-то нового...
  Вот, - думала Тамариска. - Это вот теперь мир. Не карман мира, не Кишемер, не огрызок какой-нибудь. Мир... Так, Тамариска, соберись и думай! Надо найти жилье, работу, друзей. Начнем с работы. Там можно разузнать и про все остальное. Работа... как найти работу?
  - А как здесь можно найти работу? - спросила она у случайного прохожего.
  - Там распределитель, - прохожий махнул в сторону глазастого здания (на нем были нарисованы глаза разных размеров, причем не парами, а так, вразнобой).
   Тамариска пошла, куда показали.
  
   В самом центре большого зала, предназначенного для приема посетителей, располагался круглый бассейн, по краям которого были расположены удобные кресла для ожидающих, сейчас, впрочем, пустующие. В бассейне плавала небольшая лодка с установленным в ней письменным столом и удобным креслом. В кресле восседал дядька, смотрел перед собой невидящим взглядом.
  - Здравствуйте, - сказала Тамариска. - Я ищу работу. Только я здесь впервые, и не знаю правил, как это у вас принято наниматься. И еще, есть ли какая-нибудь работа, с которой я справлюсь, с учетом того, что я - создание?
  - Нам нужны люди на прополку зданий. Мы не станем придираться к вашему прошлому, и то, что вы создание - не имеет для нас никакого значения.
  - А... прополка зданий - это сложно? - спросила Тамариска с осторожностью.
  - Нет, вовсе нет. Но хлопотно. Вот вам адрес, обратитесь туда, там все расскажут.
   Тамариска посмотрела на карточку, но надписи не поняла и уточнила:
  - Какой адрес?
  - Четвертый карниз, - сказал человек. - И уж, пожалуйста, не опаздывайте. Сорняки растут быстро - оглянуться не успеете, и весь дом зарастет, от погреба до чердака, а тогда уж - пиши пропало всему семейству.
   Ничего не поняла, подумала Тамариска и на всякий случай обрадовалась этому.
  
  Четвертый карниз она обнаружила довольно скоро, всего только раз спросив дорогу. Здание в семь этажей выглядело совсем нежилым и давно заброшенным: из окон торчали ветки молодых деревец, между кирпичами то там, то здесь проросли кустарники, а с крыши свисали несколько виноградных лоз, опускаясь сверху на целых четыре этажа.
  Некоторое время Тамариска не знала, что и делать. Просто стояла и рассматривала все это великолепие, задрав голову. Не известно, сколько бы она еще простояла, но тут ее окликнули:
  - Эй, лохматая! Ты просто так глазеешь, или работать пришла?
   Тамариска обернулась на голос и увидела мальчишку в ярко синем комбинезоне.
  - Работать, - призналась Тамариска.
  - Иди к бригадиру. Вон, в ту дверь проходи, там мужик в маске, руками машет - это он и есть.
   Тамариска послушно направилась к бригадиру. Тот действительно рьяно размахивал руками, разговаривая одновременно с несколькими собеседниками.
  - ... На приведение не отвлекаемся! Некогда! Не наша забота. Прополку закончим, специалистов призовем. А почему до сих пор музыкантов нет? Третий день здесь, а ни певцов, ни скрипачей, просто тоска! Никаких условий труда! Не надо мне тут виноватое лицо изображать, иди и обеспечь - твоя забота. Моя забота - здания пропалывать, я пропалываю, а твоя забота - что?.. Правильно, организовать мне приятность в труде.
  - Группа задержалась... - попытался возразить человек, стоящий рядом с бригадиром.
  - Что, на неделю? Не верю. А если и правда - других приведи. Так. Я тебя больше не отвлекаю, и ты меня не отвлекай, а то вон девица ждет, пока мы тут с тобой разберемся, а у нас все об одном разговоры, все глупости. Завтра - с музыкантами. Или сам петь будешь. Ты ко мне, мелкая? - обратился бригадир к Тамариске.
  - Да, - ответила она. - Мне сказали, что тут есть работа...
  - Уж это точно! Пропалывать умеешь?
  - Не знаю, никогда не пробовала.
   Бригадир усмехнулся.
  - А сумка чем набита?
  - Вещи мои. Все.
  - Бездомная, что ли?
   Тамариска смутилась.
  - Это пока...
   Бригадир почесал подбородок, потом махнул рукой.
  - Ну, это и правда, пока. Там придумаем что-нибудь. Ладно, сумку тут оставь и иди за мной, инструктирую. Во-первых, фартук надень, вон весят. И перчатки. Готова? Малодца! Смотри, как пропалывать.
   Он протянул руку в толстой перчатке к торчащему из стены стеблю и крепко потянул его на себя.
  - Смотри, стараться надо с корнем выдрать. А если на стеблях уже цветы созрели, то сначала вот так мешок накидываешь, чтобы не рассеялись, а потом уже дерешь. Еще, конечно, есть шмыгающий куст, но это все по ходу дела узнаешь. Сейчас иди на второй этаж, я по трубе постучу, тебя там встретят.
   Он действительно постучал по металлической трубе, прикрепленной к стене и уходящей куда-то в потолок. Тут же по трубе донесся ответный стук.
  - А... можно спросить? Зачем вы носите маску?
  - У меня аллергия на светокормовые деревья, просто ужасная аллергия.
  - Какие деревья? - не поняла Тамариска.
  - Светокормовые.
  - И чем они отличаются от обычных?
  - У них нет корней. Питаются только светом. Если ткнуть такое дерево кулаком, оно продавится, потому что состоит почти что из ничего.
   Тамариска поднялась по лестнице, поднимая длинный фартук, чтобы не наступить на него и не споткнуться.
   Наверху ее встретил рыжий веснушчатый очень серьезный парень. Он так же был в фартуке поверх простой одежды и в перчатках.
  - Меня зовут Крёз, - сказал он. - Я буду твоим напарником.
  - Очень приятно, Тамариска.
  - Новенькая? - спросил он.
  - Да, - кивнула Тамариска.
  - Ясно. Нам надо за сегодня весь этот зал прополоть. Старайся не отставать, хотя поначалу это, конечно, сложно. Но все равно старайся.
  - Хорошо.
   Тамариска подумывала о том, чтобы остаться ночевать прямо здесь, в этом заросшем доме, но бригадир все устроил лучшим образом, определив ее на несколько дней в бригадном трейлере, где все работники хранили обмундирование. Отнеслись к новенькой ровно: никто не сочувствовал ей, но никто и не шпынял понапрасну, словом, все вели себя так, будто ничего нет особенного, что человек ночует в трейлере. А, может, и впрямь ничего в этом особенного не было.
   Тамариска быстро освоилась и познакомилась со всеми членами бригады. Кроме уже знакомых ей Крёза и бригадира, здесь работали еще восемь человек на прополке и трое специалистов: повар, сметчик и человек, слушающий камни, из которых сложены стены дома. Он умел понять, где камень не хочет быть тронутым, а где идет трещина. Этот человек первым заходил в дом и устанавливал, стоит ли его, этот дом, вообще пропалывать, или он уже разрушен совершенно и держит свою форму только за счет скрепляющих его корней да вьюнов.
   После работы Тамариска ездила на автобусах по городу, каталась в разные его стороны, смотрела на дома и на людей, кормила ласточек на городской площади.
   Через неделю бригадир отвез Тамариску за город - ей наконец нашлось жилье.
  - Это хороший дом, - сказал бригадир, словно оправдываясь. - Если тебе удастся его прополоть, то можешь там жить. Можно прополоть не весь дом, а только какую-нибудь из комнат, и жить в этой комнате, а весь дом не трогать. Добираться до работы не так чтобы быстро, но зато не придется больше ночевать в трейлере.
   Тамариска увидела дом и замерла.
  - Какой красивый... - пробормотала она. - Неужели этот дом для одного? Для одной?.. Для меня?!
   Бригадир хохотнул и оставил Тамариску наслаждаться новосельем, предварительно заверив, что по этому случаю ей предоставляется неделя отгула.
   Комнат в домике было восемь: пять на первом этаже и три на втором. Правда, на второй этаж Тамариска прорвалась лишь через несколько дней, когда прополола винтовую лестницу. Тамариска решила, что прополет весь дом, чтобы выбрать действительно лучшую комнату. Она понимала, что жить одновременно во всех у нее не получиться, и скорее всего, неиспользованные комнаты потом опять зарастут, но сейчас было много сил и энергии и хотелось куда-то это все приложить.
   Гостиную освоила тополиная поросль, и Тамариске пришлось целый день с ней воевать. Зато спальня оказалась занята всего лишь лютиками, к тому же - гигантскими, что значительно облегчало прополку.
   К концу второй недели усиленной работы, дом, наконец, приобрел вид жилого помещения. И это было весьма кстати, когда в дверь постучали.
   Тамариска удивленно пошла открывать и обнаружила молодого человека, причудливо завернутого в простыни.
  - Вам послание, - сказал он. - С вами хотят познакомиться.
  - Кто? - удивилась Тамариска.
  - Это мне не известно, я только разношу послания и не больше. Что прикажите ответить? Ответ оплачен.
  - А надо что-то отвечать? Обязательно?
   Посыльный скорчил мину, которая могла бы значить примерно следующее: повезло-идиотке-счастья-своего-не -понимает-кто-бы-за-меня-так-сообщения-оплачивал.
  - Между прочим, это даже и не моя работа, просто друга подменяю.
  - Да? - вежливо удивилась Тамариска. - А вы сами, чем занимаетесь?
  - Я работаю памятником на городской площади, но сегодня у меня выходной.
  - Если еще раз переспрошу, то начну казаться сама себе попугаем.
  - Я сказал что-то непонятное? - мнимый разносчик приподнял левую бровь.
  - Все предельно ясно. Только не знаю, зачем работать памятником?
  - Памятники - это украшение города. Я, несомненно, красив, и людям приятно на меня любоваться. Они назначают свидания около меня, возлагают цветы, фотографируются... почему вы улыбаетесь?
  - Нет, нет, ничего, - пробормотала Тамариска едва сдерживая смех. - А кто хочет со мной познакомиться? И почему сам не придет?
  - Что вы, так не принято. Ваш сосед, - человек махнул рукой в сторону вереницы домов, - заметил, что этот дом кто-то взялся пропалывать, и теперь ему не терпится познакомиться с новичком. Да какая разница, кто и почему! - вдруг опомнился он. - Ответ-то какой будет?
  - Конечно, конечно, - поспешно закивала Тамариска. - Сегодня после обеда я совершенно свободна. Пусть приходит знакомиться... раз тут так принято.
   Посыльный памятник кивнул, развернулся и зашагал в сторону гряды домов.
   Тамариска села в кресло. Вот и новые друзья. Все по плану. И вдруг Тамариска замерла: она поняла, что не знает, как это - принимать гостя. То есть, возможно, есть какие-то особенности, обычаи, правила, а собственные обычаи и правила могут восприниматься, как оскорбления... И спросить-то не у кого, даже памятник этот уже скрылся!
   Тамариска подскочила на ноги и начала возбужденно метаться по комнате. Надо приготовить обед? Переодеться? Отправить нового посыльного с ответной речью? А как это сделать?
   В результате, устав от бесполезных метаний, она ограничилась тем, что привела в относительный порядок папоротники на голове и села на диванчик в ожидании посетителя.
   Гость пришел после обеда.
  Молодой человек принес с собой банку с бабочкой. Бабочка была синего цвета, огромная, с ладонь.
  - Вы, наверное, не знаете наших обычаев, - сказал он, заметив, что Тамариска удивилась такому подарку. - Какое-то существо должно стать счастливым, чтобы запомнить этот день. День нашего знакомства. Вас как зовут?
  - Тамариска.
  - А меня Ержик. Выпустим бабочку?
   Тамариска кивнула, они вместе открыли крышку банки, и бабочка тут же выпорхнула. Некоторое время они понаблюдали, как она вьет петли над клумбами, а потом направились в дом.
  - Чем вы занимаетесь, Ержик? - спросила Тамариска.
  - Я делаю макеты, которые потом выращивают, - ответил гость легко, будто каждый второй здесь занимался тем же самым.
  - Макеты чего?
  - Да чего угодно. Самолетов или посуды, или домов. Например, вон тот домик, который виден из вашего окна, сделал я. Потом его вырастили и укоренили на этом месте. А вы - кто?
  - Я - создание, - вздохнула Тамариска. - Занимаюсь прополкой домов.
  - Хлопотное дело.
  - Уж точно!
  - Вы сказали - создание? Но обычно создания живут в созданных для них историях.
  - Моя история забылась, даже я ее не помню, вот осталась сама по себе.
  - Да, случается, случается... Слушай, а пойдем в субботу за грибом? - спросил Ержик, внезапно переходя на "ты".
  - За грибами? - уточнила Тамариска.
  - Ну, два мы, конечно, тоже утащим, но это тогда надо впрок заготавливать... Но если хочешь, возьмем хоть три! Я тележку тогда захвачу, у меня есть. За городом как раз шампиньоны поросли... А?
   Тамариска недоверчиво покосилась на гостя - не шутит ли? Но тот терпеливо ждал ответа.
  - Ладно... - наконец сказала она.
  
   И действительно, в субботу они пошли за грибами. То есть за грибом. Когда Тамариска увидела, какой величины здесь грибы, она перестала думать, что ее разыгрывают - на поляне за городом возвышались шампиньоны пятиметровой высоты. Шляпки у них вполне могли бы служить крышами к каким-нибудь домикам или беседкам, если бы имели обыкновение деревенеть, а не гнить. Ержик привез с собой обещанную тележку и несколько специальных грибных пил разных размеров.
   На поляне стояло несколько грузовиков, ходили грибники и желающие поглазеть на грибников. Однако грибов было столько, что становилось понятно - все их не собрать. Ержик указал на один из средних размеров гриб, и они с Тамариской отправились его спиливать.
  - А можно тебе задать вопрос? - спросил Ержик почему-то шепотом.
   Тамариска удивилась.
  - Спрашивай, конечно. Ты же раньше спрашивал без дополнительного разрешения, с чего вдруг теперь?..
  - Ну... это такой вопрос, на который разрешение требуется обязательно, иначе он бестактный.
   Тамариска вздохнула.
  - Ладно. Можешь задать бестактный вопрос.
  - А ты папоротники на голове как-то специально высаживаешь или они сами по себе колосятся?
  - Сами по себе, - призналась Тамариска.
  - А что-нибудь другое там растет?
  - На мне иногда растут поганки. Но ты никому об этом не говори, потому что это очень неловко.
   Ержик быстро закивал.
   Добыча гриба отняла совсем мало времени. Упавший гриб они попилили на отдельные куски, куски погрузили в тележку и отправились домой.
   Это удивительно, думала Тамариска. Вот уже и сосед у меня объявился, почти друг. И даже общее дело нашлось, а разговоры дошли до бестактных вопросов!
  
  У Тамариски появились и другие знакомые, кроме Ержика и коллег по работе: оказалось, что в городе есть клуб созданий. Такое место, где собираются создания и обсуждают свои проблемы, просто знакомятся, болтают, орут песни.
  Сначала Тамариска с огромным волнением отнеслась к этому известию и в очередной четверг (а заседания этого клуба происходили по четвергам), принарядившись, отправилась на встречу с себе подобными. Но почти сразу она поняла, что не найдет здесь того, что искала, хотя что именно искала Тамариска ей самой не было известно.
   Все здесь было не то. Вернее, все здесь было обычно. Тамариску усадили на диванчик, где уже располагались трое посетителей: дядечка с крыльями, женщина с томными манерами и спящая в углу дивана девица.
   Плотненький дядька в шерстяном свитере лениво потягивал коктейль.
  - У меня артрит в левом крыле, - пожаловался он, - почти не могу летать. Ну, так, если не очень высоко - метра полтора над землей. Но тогда какой смысл?
  - Действительно, никакого, - вздохнула Тамариска.
  - Заказать вам коктейль? - предложил он.
  - Не знаю. А он вкусный?
   Дядька засмеялся, а женщина, сидящая рядом с ним, лениво произнесла:
  - Дрянь, просто дрянь. Ничего тут не заказывай, или отравишься, или получишь несварение желудка. И кстати, имей в виду, если тебя сюда приглашает парень - значит, он экономит деньги на тебе, потому что приличные парни девушек сюда не водят.
   Девица, дремавшая в самом углу дивана, встрепенулась и открыла глаза.
  - Я встречалась с одним парнем, из обычных, - сказала она. - Он был хороший, но так ленив душой, что совершенно не имело смысла что-то с ним продолжать.
  - Как это "ленив душой"? - спросила Тамариска.
  - Он брал то, что есть, но совершенно не заботился о том, чтобы это удержать. Упадет на него - ротик откроет, проглотит, даже спасибо не скажет. Как будто позволяет за собой ухаживать, как драгоценность какая.
  - Может, обычный эгоист? - предположила женщина.
  - Нет, просто тюлень. Просила его помочь мне с ремонтом, так его только и хватило на то, чтобы съездить со мной в магазин, обои выбрать. Потом говорит: не сегодня, не сегодня... Так три года обои провалялись.
  - Что потом сделали ремонт? - спросила Тамариска.
  - Нет, потом этого тупня выгнала. А обои до сих пор лежат, - она отпила сиреневый дым из высокого бокала и глядя в никуда сообщила, ни к кому конкретно не обращаясь: - Люблю хорошие интерьеры, собираю вырезки из журналов, целый альбом уже собрала. Чтобы на диванах много подушек, и картины по стенам, и еще люблю такие кресла, у которых на подлокотниках специальные подставки для стаканов... Я вот иногда смотрю на эти картинки и думаю, ну как можно страдать в такой красивой комнате? Вот мне кажется, будь у меня такая комната, я бы никогда не страдала!
   В этот момент на небольшую сцену в углу залы вышла певица. Из динамиков раздалась мелодия, и женщина запела. Ей не нужен был микрофон: лишь раздался ее голос, как все остальные голоса в зале смолкли.
  
  Как затихают лютики в саду,
  Когда их оставляет ветерок,
  Так в долгий вечер сердцу моему
  Из близкого ты стал совсем далек.
  
  И горечь ожидаемых утрат
  Уже пронзает огненным клинком,
  Но заставляет улыбаться так,
  Как будто ты мне вовсе незнаком.
  
  И в обществе заботливых друзей
  Однажды я опять найду себя:
  Немножко молчаливей и умней,
  Обиды и надежды не храня.
  
  Что толку ждать твоих взаимных чувств,
  Когда внутри ты абсолютно пуст.
  
   Тамариска слушала песню, заворожено вникая в слова и звуки. Сам голос был настолько красивым, что слова были уже не так важны, но Тамариске хотелось узнать, что именно могло взволновать певицу, и она слушала слова. Тем временем та сразу начала петь другую песню. Совсем не похожую на предыдущую.
  
  Я просыпаюсь с мыслями о том,
  Что наступает самый лучший день.
  Он может быть обычным лучшим днем,
  А может - самым ярким в череде.
  
  И для того, чтоб как-нибудь потом
  Об этом дне мне не пришлось жалеть,
  Я наслаждаюсь самым лучшим днем
  Так, будто завтра постучится смерть.
  
  А завтра наступает, как вчера,
  И утро льется у моих дверей.
  Я складываю в стопочку года
  Из разных, но таких прекрасных дней.
  
  - Когда ты сидишь вот так вот, поджав ноги - ты очень милая, - сказала вдруг девушка.
   Тамариска смутилась.
  - И когда ты полюбишь, - продолжила та, не понять с чего, - вдруг окажется, что тот, кого ты любишь - совсем не замечает тебя. И твои друзья будут заняты, и тебе покажется, что никому-никому ты не нужна. Абсолютно никому... Так вот, когда тебе придет такое, а оно ко многим приходит, никуда не деться, тогда помни вот что: всегда есть мир. Мир, который пригласил тебя сюда, мир, который обожает тебя любого, не зависимо от твоих взглядов, возраста, обхвата талии... не знаю, начитанности, размеров заработка... Понимаешь?
  - Нет.
  - Нельзя попасть в мир без приглашения. А раз ты здесь, значит, тебя пригласили, значит, зачем-то ты нужна. Между прочим, меня зовут Кристина. А это - Никодим.
  - Очень приятно. Тамариска.
   Женщина не представилась, но никто, похоже, этого от нее и не ждал.
   Нельзя попасть в мир без приглашения... Вот интересно. Получается, любой, кто здесь живет, так или иначе был приглашен?
   Эта мысль занимала Тамариску несколько дней.
  
   Вскоре Тамариска стала обрастать подробностями. Она повесила новые шторы на окна, купила будильник, обновила свой гардероб и завела, по примеру многих, домашнего любимца - великана в коробочке. Великанами называли здесь маленьких меховых сов. Это такие нелетающие птицы, у которых вместо перьев - мягкая нежная шерстка. Великан жил в коробке из-под туфель, питался сыром и ягодами брусники. Иногда он улетал через форточку, но потом всегда возвращался, потому что известно, что великаны любят компанию.
   Четыре дня в неделю Тамариска работала на прополке зданий, среду, субботу и воскресенье - отдыхала.
  Тамариска чувствовала себя совершенно взрослой и самостоятельной, она приучила себя проверять праздники по календарю, и иногда приглашала Крёза и Ержика в гости.
  Время от времени Тамариска посещала клуб созданий, но скорее от скуки, чем по радости.
  Однажды за столик, где сидели привычно еще трое созданий, кроме нее, подсел незнакомый пожилой человек. Люди бывали в этом клубе, это никого не удивляло. Человек сидел молча некоторое время, слушал разговоры, потягивал мятное молоко из длинного бокала и чуть хмурился. Он молчал весь вечер, так, что о нем почти и забыли.
  - Они говорят, что я талантлива, - сообщила Кристина.
  - Талантливы многие, - возразил крылатый Никодим с артритом. - Таланта - мало. Нужна удачливость и знакомства. У тебя есть знакомства?
  - Знакомства? Ты - мои знакомства. Ну, еще Тамариска.
  - Тамариска не считается, - возразил Никодим. - Она приезжая и приезжая недавно. Кстати, Тамариска, как тебе здесь? Не жалеешь, что перебралась из Кишемера в реальный мир?
  - Реальный мир такой чокнутый... - пробормотала Тамариска. Никодим расхохотался, она тут же попыталась загладить свою бестактность - все-таки этот мир - его дом. - Нет, это я так, со зла! Не слушай меня. На самом деле, мир восхитителен, и он большой! Я слышала, здесь почти сотня городов!
  - Сто тридцать девять, - с гордостью сказала Кристина.
   Никодим, крякнув, поднялся с диванчика, с причитаниями по поводу артрита, и направился к барной стойке. Он проделывал этот моцион несколько раз за вечер.
  - А ты скучаешь по своему Кишемеру? - спросила Кристина.
   Тамариска неуверенно кивнула.
  - Скучаю, когда вспоминаю о нем. Особенно вечером, если нет гостей, сижу одна около дома, смотрю в небо, и пытаюсь сообразить, такие же тут созвездия, или другие. Не могу вспомнить.
  - Наверное, если бы завести приятеля, ты бы реже вспоминала о том доме.
  - Может быть...
   Кристину окликнули, она кивнула и тут же умчалась с кем-то поздороваться. Молчаливый человек неожиданно проговорил:
  - Похоже, что ты банальная неудачница.
   Тамариска растерялась. Обращение относилось несомненно к ней, но с чего бы вдруг такая неприязнь?
  - И из чего - это похоже? - спросила она.
  - Ты живешь одна, у тебя нет ни семьи, ни хоть какой-то серьезной цели в жизни. Никто не любит тебя, и ты никого не любишь, а по твоему возрасту - это самое время...
  - У вас нет права так обо мне говорить, - заметила Тамариска.
  - Старость дает мне много подобных прав.
  - Нет, - Тамариска покачала головой. - Старость - всего лишь некоторый возраст, она не дает никаких прав, кроме тех, что есть у всех остальных. К тому же, возможно, я много старше вас. Я - создание, а мы не подчиняемся законам человеческой природы. Мне может быть и за сотню лет. Но, конечно, я в этом не уверена.
  - Спроси у своего создателя.
  - Я не знаю, кто меня создал, - честно призналась Тамариска. - Может быть, он и умер давно, и даже наверняка что умер. Но я ему все равно благодарна, потому что он же старался, когда меня придумывал, а значит, силы тратил ради меня. И я не понимаю, почему вы так зло со мной разговариваете, что я вам сделала?
  - Мне? Конкретно ты, конкретно мне - ничего. Просто я терпеть не могу бесполезных.
  - Вы с чего это решили, что я бесполезна?
   Человек посмотрел на Тамариску и стало ясно, что он не станет отвечать. Не потому, что не хочет. Ему просто очевидна была эта бесполезность как очевидна мокрота воды или сладость шоколада. Тамариска поняла, что ответа не дождется и сказала сама:
  - Может, вы не там ищете пользы? Вот приходите завтра ко мне на работу, покажу, как я умею стены пропалывать.
  - Ну, если б вы вообще ничего не делали, так вам и жить-то не надо.
   Это было сказано уже совершенно зло и с каким-то брезгливым вызовом.
  - Уходите отсюда, - тихо сказала Тамариска. - Зачем было приходить в клуб, где собираются создания, если вы их, нас, так ненавидите.
  - Да просто посмотреть, - хмыкнул человек, поднимаясь. - Вдруг, увидел бы что-то такое, от чего смог бы поменять мнение о вас.
  - Увидели?
  - Нет. Вы по-прежнему, ничего не стоите.
   Тамариска посмотрела ему в глаза и пожала плечами. Она проследила, как странный человек прошел через толпу и затерялся среди танцующих людей и созданий.
   Оказывается, подумала Тамариска, можно не любить не за что-то, а вообще.
   Кристина вернулась взбудораженная и тут же сообщила причину своего неспокойствия:
  - Что я услышала! Представляете, через неделю, ну, в следующий четверг, состоится встреча сплетников! Один раз в год устраивается, это такое событие!
  - Ну и что?
  - Ты обязательно должна попасть на эту вечеринку.
  - С чего бы это? - поинтересовалась Тамариска.
  - Там много созданий будет и героев, и менестрелей. Можно услышать новости и о твоем Кишемере.
  - Мне одеть-то нечего... - пробурчала Тамариска. - Одежда здесь дорого стоит.
  - Это такие вечеринки, на которых никто не посмотрит на твой наряд, - успокоила Кристина. - Там все делятся на рассказчиков и слушателей. И ценятся талантливые рассказчики и талантливые слушатели.
  - Как это талантливые слушатели?
   Кристина добродушно улыбнулась.
  - Это когда слушаешь душой, переживаешь. Собственно, тебе волноваться не стоит - ты очень талантливый слушатель! Так, надень первое, что на глаза попадется и приходи после работы вот сюда... адрес тебе на салфетке напишу, чтобы ты не забыла. Я бы кого другого звать не стала, но тебе действительно надо туда прийти. Сплетники везде бывают. Они могут рассказать о тебе твоим друзьям в Кишемере.
   Тамариска быстро закивала, отчего бандана на ее голове сползла на бок, и упрямые папоротники вырвались на всеобщее обозрение.
  
   Целую неделю Тамариска размышляла о предстоящей встрече. Она думала, о чем станет расспрашивать, и список вопросов неожиданно оказался велик. Она поняла, что ее интересует все: знакомые, свадьбы, новые постройки, праздники, гости, события Кишемера.
   Бригада, в которой работала Тамариска, закончила прополку очередного здания, а следующее здание слушатель камней еще не прослушал - ухо у него болело, поэтому к работе не приступали до его выздоровления. А тут и новый четверг наступил.
  Тамариска на всякий случай оделась в лучшее платье и прикрепила к нему брошь, собранную из нескольких старинных амулетов. Она пришла на час раньше, и некоторое время сидела на берегу озера и смотрела на причал на том его берегу. Странно, именно по этому озеру она когда-то приплыла из Кишемера, но теперь становилось ясно, что никакого Кишемера с той стороны нет. Наверное, именно поэтому, в карман мира можно попасть только ночью или в тумане или, когда не знаешь дороги, по которой едешь.
  Вскоре один из официантов открыл парадную дверь клуба. Тамариска очень разволновалась. Пришло много людей и созданий и прочих, но никого знакомого ей пока не попадалось. Тамариска старалась знакомиться, как ее научила Кристина, и спрашивала про Кишемер, но собеседники мотали головами. Наконец один из спрашиваемых нахмурился, соображая.
  - Кишемер? - переспросил он. - Что такое слышал. Вроде кто-то не так давно оттуда прибыл. Эй! - крикнул он в сторону отдельных столиков. - Котунган! Вроде как по твою душу!
  - Котунган! - воскликнула Тамариска. - Я его знаю, спасибо! - и она побежала в сторону, куда ей указали.
   За одним из столиков действительно сидел Котунган. И еще дрессировщик теней, и собиратель неприятностей.
  - О! Создание! - отметил колдун с улыбкой, стряхивая с соседнего стула спящего хорька. - Присаживайся. Как ты тут прижилась?
  - Спасибо, хорошо. Я работаю на прополке зданий. А у вас что нового?
  - Недавно я вернулся из кармана мира, который зовется Звенобия. Там есть такое презабавное изобретение - они завели шахматную коробку. Наказывают провинившихся пребыванием в этой коробке: в ней, видите ли, нет ни верха, ни низа, можно ходить по стенам и потолку. Поначалу такое забавляет, а потом начинаешь с ума сходить. На воле - совсем дурно становится. Меня приняли за преступника, я два дня в этой шахматной коробке просидел, пока выяснилось, в чем дело. Вышел - даже спасать их не хотелось. Если бы не чувство долга... и не надо улыбаться. Оно у меня есть!
  - Некоторые карманы миров, - произнес дрессировщик теней, - имеют обыкновение заводить непонятные обычаи. Часто можно оказаться в неловком положении. Однажды я пытался спасти мир от пауков величиной с голову человека, а потом оказалось, что они сами этих пауков выращивают за ценную паутину. Чуть было целую плантацию не вывел, пока разобрались.
   Собиратель неприятностей хмыкнул, но ничего не сказал. Хорек давно переполз к нему на плечо и опять спал, уткнувшись мордой в шею хозяину.
   В этот момент по залу послышался шелест, и перед столиком возникла тень. Эта тень имела подобие головы и удлиненные конечности больше похожие на корни растения, чем на руки и ноги. С минуту она стояла недвижно, потом, наконец, проявила признаки жизни, обратившись к дрессировщику теней:
  - Ты обещал мне печенье, если я принесу новости, - проговорила тень гнусаво. Дрессировщик кивнул и потянулся за угощением.
  - Говори, - сказал он.
  - Сначала печенье.
  - Нет уж, - хмыкнул Котунган. - Не давай, пока не скажет. Она печеньце-то схарчит, а потом - в форточку. Где ее искать будешь? Если вообще, новость есть...
  - Есть! А вот и есть! - закричала тень, насколько это можно было назвать криком.
   Дрессировщик улыбнулся и спокойно протянул сладость. Тень довольно ухватила печенье, но не съела его, как это принято у прочих, а словно бы впитало, став после этого процесса чуть больше плотной.
  - Один из карманов мира погибает. Совсем плох. Плесень напала.
  - Можем помочь? - спросил дрессировщик.
  - Вы? Нет. А еще печеньку дашь?
   Дрессировщик кивнул.
  - Простите, - осторожно обратилась к ним Тамариска. - А карман, про который вы говорите, он обитаем?
  - Да, - ответила тень, поглощая еще печенье. - Не сильно.
  - А как он называется? Обитаемые карманы ведь все называются?
  - Не знаю. Котунган там был. Он привез оттуда тритона.
  - Н-да... жалко Кишемер, - проговорил Котунган. Дрессировщик теней тут же пнул его под столом ногой, но тот ничуть не смутившись, только пожал плечами: - Так все равно ж узнает, рано или поздно. Прости, создание.
  - Кишемер!? - воскликнула Тамариска. Внутри у нее все замерло. - Тень, скажите, пожалуйста, а давно плесень напала?
  - Я не тень. Я только выгляжу, как тень. На самом деле, я - его сестра, - она указала на дрессировщика. - А плесень напала еще два дня назад. Часть беженцев переселилось в Кентукк, это соседний карман, часть в мир. Кто-то, конечно, остался, на чудо надеются. Хотя, откуда чуду взяться?
  - Как?! А вы? - воскликнула Тамариска. Она вскочила из-за стола, опрокинув бокал, и не заметив этого. - Вы же должны спасти его! Тем более, вы теперь знаете, почему вы еще здесь? Почему не торопитесь?
  - У каждой беды - свой герой, - вздохнул Котунган. - Карманы часто гибнут, им требуется много сил для выживания, и много героев, а такие не всегда находятся. Потому что беды всегда различны... Чтобы победить бродячую плесень, ни дрессировщики теней, ни колдуны не требуются.
  - А кто требуется? - с замиранием спросила Тамариска.
  - Не знаю. Может быть ты?
   Тамариска замерла. Колдун и дрессировщик смотрели на нее не улыбаясь, и от этого становилось странно, будто действительно от Тамариски, от слабой, мелкой, вредной и, в сущности, бесполезной, по уверению того злого человека, Тамариски - что-то могло зависеть, и уж тем более спасение Кишемера!
  - Вы не шутите... - проговорила она. - А... а как мне попасть обратно? Я дороги не знаю, ночью плыли.
   В голове все перемешалось, она увидела перед собой Место Стужи и Беседку Всех Богов, а потом как-то мысли перешли на Олдика и Кина, пока голос Котунгана не прервал череду родных сердцу картинок:
  - Я провожу тебя, покажу туда дорогу. Но с тобой не поеду, самой придется грести. Если решила.
  - Даже сомнений нет, - сказала Тамариска теперь уже совершенно спокойно. Она поняла, что ей не нужно ни с кем здесь прощаться, и ничего с собой собирать. Это хороший мир. Но она, Тамариска, ему не принадлежит, а значит, ничто здешнее ее не удерживает.
   Сделав несколько шагов, Тамариска остановилась, потом обернулась и спросила:
  - Ты сказала, что ты - сестра дрессировщику. Значит, ты на самом деле - человек?
  - Нет, - возразила тень. - Это значит, что на самом деле он - тень.
   Тамариска кивнула и быстрым шагом покинула залу вслед за Котунганом.
  - Мне холодно без тебя, - сказала тень. Дрессировщик протянул руку, тень обвила ее и затихла, пригревшись.
  
  ...4...
   Облетной нигде не было, наверное, переместилась в другой карман. И хорошо. Не до нее сейчас.
   Тамариска вышла из лодки, когда та причалила к берегу и отчетливо осознала, что больше уже не сможет опять перейти в мир из Кишемера, больше карман мира ее не выпустит. Никто не говорил ей об этом, но говорить и не нужно, есть такие вещи, которые осознаются сами собой.
   Дом, где жил Кин, и сейчас утопал в зарослях гортензии, но теперь выглядел не уютным, а брошенным, хотя везде или почти везде в окнах горел свет, но эти окна были распахнуты, в коридорах гулял ветер, и он гонял обрывки бумаг и сухие листья, не слышно было голосов и привычного шума живых существ.
  Тамариска забежала в дом, крикнула что-то, но оборвала свой крик, потому что он странно и страшно разлетелся эхом по пустующему зданию. В дальней комнате послышался звон разбитого стекла. Тамариска ринулась на звук - он исходил из комнаты Кина. Она вбежала туда и замерла на пороге, увидев своего друга. Он был совершенно пьян. Кин полулежал на коврике рядом с диваном, разбитая бутылка украшала осколками пол возле стола, видимо, ее сдуло сквозняком, но Кин даже не поднялся, чтобы убрать осколки.
  Заметив Тамариску, он как-то вяло обвел рукой комнату и пробормотал:
  - Простите меня за этот бардак...
  - Кин! Это я, Кин - Тамариска.
  - Да? - он, кажется, понял, кто перед ним, но не встал и очки не надел, хотя они лежали возле него, наверное, выпали из нагрудного кармана. - О... ты вернулась? Ты... зачем ты вернулась?..
  - Что происходит? Я знаю, что что-то происходит!
  - Кишемер умирает, - ответил Кин. - На этот раз его не спасти. Нет такого спасителя, мы не знаем, что делать.
  - И вы бежите?
  - Я - нет.
  - Ты пьян! Кин, я первый раз вижу тебя в таком состоянии, зачем ты пьешь?!
   Кин некоторое время молчал, словно размышляя. Потом медленно ответил:
  - Она пожрет меня, так же как все вокруг. Сначала я покроюсь зелеными пятнами. Кислота проест мою кожу, потом мышцы, потом органы...
  - Ты зачем такое говоришь? - в ужасе воскликнула Тамариска.
  - Проклятие букун. Это так называется, проклятие букун. На самом деле, никто никого не проклинал. Это просто... явление природы. Такое... явление...
  - Кин, не засыпай! Кто-то еще остался? Ты один здесь или еще кто-то остался?!
  - Некоторые. Шенган. Несколько сляпней. Новенький не смог выйти, Кишемер не выпустил... Хотя всех остальных выпускал. Наверное, понял, что умирает...
  - Ты искал в книгах?
   Кин захихикал. Этот пьяный смех казался совершенно чужеродным, будто смеялся не Кин, а кто-то другой в теле Кина. Молодой человек закрыл глаза.
  - Книги молчат. Только описывают ужас... Проклятие букун...
  - Кин, я знаю, что тебе страшно, - проговорила Тамариска, присев рядом и погладив его по голове. - Но надо же что-то попытаться сделать. Или бежать! Я помогу тебе, попробуем дойти до границы кармана, посажу тебя в лодку и вернусь за Шенганом и новеньким...
  - Надо привязать имя к ветру... - проговорил Кин уже совершенно невменяемо, наверное, отзываясь на собственные сны.
  - Так, с тебя помощи больше не будет, - вздохнула Тамариска. Потом она укрыла спящего Кина одеялом и вышла из комнаты.
  
   Ночи в Кишемере привычно тихие. Здесь спят по ночам, хотя и не все. А днем шумят. Бегают по дорогам, птицы орут, летают мошки и бабочки, все живет вокруг... Жило. Раньше. Теперь и ночь здесь была мертвая, слышны были неживые звуки, а живых не было вовсе. Тамариска не стала искать других оставшихся, она понимала, что это бесполезно. Если уж Кин, такой рассудительный Кин, не нашел ничего лучшего, чем напившись встречать смерть, так чего уж ждать от остальных?
   Тамариска шла в ту сторону, где в темноте блестели отсветы блуждающей плесени: они были похожи на зеленоватые пятна, которые чуть светились в темноте и медленно, неотвратимо поглощали все на своем пути.
  Плесень ползла. Тамариска вдруг осознала, что думает об этой плесени, как о существе, как о ком-то, кто осмысленно уничтожает карман мира. Хотя, какая у плесени может быть осмысленность?
   Зачем нужна эта плесень? Ведь все зачем-то создано, значит, и плесень создана для чего-то, для каких-то целей?
   А для чего создана сама Тамариска? Она тоже была для чего-то сотворена, для чего-то конкретного, но теперь никто не помнит этой цели и сама Тамариска не помнит. Значит ли это, что теперь Тамариска бесполезна, бесцельна?
   Глупенькая, несчастная Тамариска... Нигде, ни в каком мире не будет тебе место, создание должно быть там и с теми, для кого создано. А ты потерялась. Ты не знаешь своего создателя, а все прочие не знают ответов на твои вопросы, и нет надежды, что найдется кто-то, кто помнит тебя нужную или хотя бы помнит тех, кто знал, для чего ты создана... Глупенькая, несчастная Тамариска.
   Кишемер принял тебя, любил тебя, а ты так легкомысленно рассталась с ним, убежала, прельстилась чем-то неизвестным. Теперь Кишемер умирает. Может быть, он умирает потому, что оракулы не смогли найти никого, кто призвал бы нужных героев, а тебя не было рядом. Может быть, Кишемер умирает потому, что скучал. А может, нет никаких особых причин...
   Плесень медленно заползла на клумбу, и было видно, как под ее наступлением сгорают и осыпаются цветы. Камни, которые ограждали палисадник, сначала как-то усели, а потом просто рассыпались, выбросив в воздух зеленоватое облачко пыли.
  - Как страшно и как правильно, - сказала Тамариска самой себе, - когда знаешь, что делать, и когда это последнее, что ты можешь совершить.
   Создание по имени Тамариска прижало руку к груди. Внутри рождалась уверенность, которой не было еще пять, десять минут назад, тогда была только растерянность и страх... хотя нет, страх тогда уже отступил. Наверное, он почувствовал, что скоро придет уверенность, и она пришла. Не было гнева. Глупо гневаться на то, что не имеет собственной воли, на плесень, которая просто есть. Она, плесень, и не понимает, что совершает что-то страшное.
  - Защитить, - проговорила Тамариска сквозь зубы.
   Шенган, уснувший неподалеку в ожидании своей участи, проснулся от странного ощущения присутствия рядом кого-то постороннего. Он открыл глаза. Плесень подобралась совсем близко, за ночь она миновала Место Стужи и весь луг, оставив после себя только размытую пустошь зелено-серых разводов, светящихся в темноте. Но дело было не в плесени... Шенган огляделся. В нескольких метрах от него стояла Тамариска. Шенган хотел было окликнуть ее, но что-то остановило его, и почти сразу он понял - что.
  Тамариска дымилась. Ее папоротники на голове внезапно вспыхнули, кожа стала краснеть, и вдруг Шенган понял, что Тамариска раскалилась изнутри. Она сделала шаг вперед, наступив на край плесени. Жар необычного огня, тут же стер почти метровый ломоть захватчика. Тамариска сделала еще один шаг...
   Пылающие ступни Тамариски вышагивали по Кишемеру, выжигая бродячую плесень - гибель миров. И плесень корежилась под этим живым огнем, не в силах удержать его страсть и жажду победы. Всю ночь продолжался бой. И Шенган следил за этим боем, на сколько мог.
   Когда утренний свет упал на равнину, плесени уже не было. Ни единого ее пятна не осталось в Кишемере. Но и Тамариски не было. Только крохотный лоскут огонька мерцал рядом с тем местом, где когда-то стояла Беседка Всех Богов.
   Шенган наклонился и осторожно поднял огонек, положил его себе на руку.
  - Твой огонь принадлежит мне, - проговорил Шенган ласково. - Не волнуйся, Тамариска, я о тебе позабочусь. Ты сейчас отдыхай.
   И огонек затрепетал, заластился. Он не обжигал ладонь, только слегка щекотал ее. Шенган продолжал разговаривать с огоньком, заботливо подкладывая ему щепки и сухие листики:
  - ... а потом на памятном флаге напишут "Спасение Кишемера от нашествия бродячей плесени. Благодарность Тамариске, созданию неизвестного создателя". Ты умница, девочка моя. Не волнуйся, скоро наползут сляпни, залечат тут все. Через пару месяцев трава опять порастет, а деревья мы высадим... Ким протрезвеет, отправим с ним послания, что гибель одного из карманов миров миновала. Кишемер опять оживет и населится.
   Он говорил и говорил. А солнце поднималось из-за горизонта, возвещая живущим о начале нового дня.
  
  
  
   2005-2010
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"