Тупицын Андрей Владимирович : другие произведения.

Глаз Тайфуна

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Глаз Тайфуна это история о попаданце. Что делать если до Гитлера недобраться, к Сталину не пустят, и вообще ты оказался на другой стороне линии фронта. PS Берлин 41 не идёт, "Глаз" вклинился и всё перебил,пока буду работать над ним. Постараюсь писать обе вещи.
  ГЛАЗ ТАЙФУНА
  
  Тыловой район группы армий "Центр".
  
  Хлопнула дверь в сенях, и из-за занавески раздался хриплый голос старшины Воропаева
  - Товарищ командир, к вам хлопец с Новоястребовки. Говорит, что принёс важное сообщение.
  - Веди сюда - высокий мужчина застегнул китель и сложил лежащую на столе карту, отодвинув её к тускло горящей керосиновой лампе.
  В комнату, озираясь по сторонам, зашёл невысокий паренёк лет десяти.
  - Здравствуйте, вы тут главным будете? Мне поручили передать письмо товарищу Герману, лично в руки.
  Мужчина в кителе улыбнулся - я Герман, а тебя как звать, боец. Не мал по болотам шастать?
  - Лёшкой меня зовут, Алексеем, и не маленький я, мне уже одиннадцать исполнилось. А болота я лучше всех в округе знаю.
  - Ну, Алексей, давай письмо.
  Мальчик расстегнул ватник, вытащил из-за пазухи скомканный платок и смущённо протянул Герману - вы не глядите, что платок мятый, он чистый. Это Савелий Петрович придумал, сказал, если фашисты остановят, в платок высморкаться, тогда они его в руки не возьмут и смотреть не будут.
   Мужчина взял платок, расправил, и быстро пробежав глазами, засунул в карман кителя.
  - Спасибо Алексей.
  - Служу трудовому народу - звонко ответил мальчишеский голос.
  Герман повернулся к стоявшему у двери бойцу - Воропаев, отведешь мальца на кухню, пускай пообедает, а в дорогу хлеба буханки три дайте и картошки.
  Дождавшись, когда захлопнется дверь, он повернулся к сидевшему в тени за этажеркой собеседнику - ну вот и закрутилось, завтра ночью выходим на железку.
  - Седой.....или?
  - Или - коротко бросил Герман.
  - Вот оно как. А ты ему доверяешь?
  - Вопрос, доверяет ли он нам. Я точно знаю, что у него есть выход прямо на Москву. Вчера пришла шифровка из штаба. В случае атаки на станцию в фрицев из комендатуры и гестапо не стрелять, из города обязательно выпустить живыми.
  Собеседник Германа промолчал.
  - Действовать будем по пану, валим четыре эшелона, взрываем мост и ждём сигнала из строительного батальона.
  - Значит будем брать Новоястребовку, а с гарнизоном как быть?
  - Не будет гарнизона. Для того и эшелоны подрываем, жандармов и карателей наши из охранной роты блокируют, а зенитчиков стройбатовцы в казармах запрут.
  - А я не доверяю этим предателям, за кусок хлеба на немцев горбатились, а тут о родине вспомнили. Да и этому хитрому лису веры нет.
  - Так тебе по должности всех подозревать положено.
  - Не нравиться мне это, уж больно всё гладко идёт.
  - Слишком сложно для провокации. Мы уже три месяца у фрицев подносом сидим. В ноябре нас одна охранная рота передавить как щенков могла, а сейчас нам и полк не страшен. Оружие, продовольствие, польские бофорсы, думаешь нам это самолёты доставили? Всё это не из воздуха появилось, а с немецких складов.
  - Александр, ты лично с ним разговаривал?
  Герман наклонился к лежащей на столе карте и увеличил огонь в лампе - Все дела шли через Клауса, а в лицо его знает только Седой.
  - Тяжело будет Новоястребовку брать, малой кровью не обойдёмся - после недолгой паузы продолжил собеседник.
  - Выхода нет, 83 дивизия из Франции уже на подходе, а третья ударная выдыхается. Станцию надо брать, пока они в Великие не проскочили. Москва торопит.
  - А удержим?
  - Удержим. Должны удержать - вздохнул Герман.
  
  
  
  1
  Темнота.
  Темнота и тишина.
  Наверное это ночь.
  В тишине оглушительно тикают ходики.
  Названия и понятия бессвязно появлялись в сознании, цепляясь и путаясь между собой.
  Ходики?
  Ходики, это часы с гирькой на длинной цепочке вместо пружины - услужливо подсказала память.
  Я откинул неожиданно тяжёлое одеяло и сел.
  Под ногами скрипнула половица.
  Какая к чёрту половица - подумал я, и удивлённо начал вертеть головой.
  Вокруг была непроницаемая темнота.
  Пришлось встать и, как слепому, ощупывая ногами пол, осторожно шагнуть вперёд.
  - Дерьмо - хрипло выругался я вслух, не узнавая своего голоса.
  Тапок не было ни на привычном месте, в шаге от постели, ни ....
  Какое привычное место? Какие тапки?
  Конечно китайские, синие, с рисунком трансформеров - весело отозвалась память.
  Чёрт возьми, откуда в России китайские туфли?
  Россия, кажется это название страны.
  Нет, страну называют Советский Союз.
  Был Советский Союз, а сейчас Россия.
  Нет, была Россия, а сейчас она называется Союз Советских Социалистических Республик.
  Воспоминания путались, противореча друг другу.
  Только в одном я был уверен.
  В России, ну конечно, определённо я в России.
  Я.
  Я?
  Кто Я?
  Темнота окружала меня непроницаемой стеной.
  Темнота и тишина.
  Страх и ощущение абсолютной беспомощности охватили меня.
  Я не мог вспомнить, как меня зовут и кто я.
  Мне хотелось вскочить и бежать, но я боялся сдвинуться с места.
  Я пытался вспомнить, но память ускользала от меня.
  - Часы, я слышу тиканье часов.
  Часы, это устройства показывающие время.
  Всё правильно. Надо узнать, сколько времени, и всё сразу станет ясно.
  Нужно только найти эти часы.
  Мне пришлось сделать в темноте ещё два шага, прежде чем мои руки задели плоскую поверхность.
  Стол.
  Где стол, там и стул.
  В памяти всплывали названия вещей, но почему то одна и та же вещь имела несколько названий.
  Я быстро провел руками по столешнице и наткнулся на металлическую коробочку.
  С торца коробки выступала кнопка. Я несколько раз нажимал на неё, но ничего не происходило.
  Какой же я дурак, это не кнопка, а ползунок включения фонарика, обычного армейского фонарика. Щёлкнул переключатель, и луч света выхватил из темноты стоящий у стола стол. Старомодный круглый стол, застеленный грубой скатертью. Стены, оклеенные выцветшими бумажными обоями. Стулья у стены, комод и плотно занавешенные окна, всё это выглядело, как комната в небогатой деревенской избе. Можно было найти что-то пошикарней.
  Как это небогатой, у меня лучшая квартира в этой, забытой богом дыре - пронеслось в сознании. Похоже, только что замолчавший в моей голове демон противоречия, снова проснулся.
  Часы на стене показывали половину второго. Я осторожно подошёл к окну и медленно отогнул край занавески. На улице, если это окно выходило на улицу, стояла непроглядная темень.
  Значит сейчас ночь - успокаиваясь, подумал я.
  Слава богу, хоть какая-то определённость.
  Я отвернулся от окна, опустив занавеску на место. На столе лежала кожаная папка.
  Документы, интересно, помогут ли мне они?
  Я вытащил из папки лист и попытался прочитать текст.
  Длинные строчки незнакомых угловатых букв вдруг стали совершенно понятны.
  Очередное распоряжение из штаба об усилении режима охраны - я вздохнул - эти однообразные бумаги из конторы фон Шенкендорфа спускались фельдкомендатурой непрерывным потоком. Листок бумаги полетел обратно на стол.
  Стоп! Какая комендатура, какой фон Шенкендорф?
  Вычурные буквы готического шрифта снова выстраивались во вполне читаемые слова.
  Комендантам.....
  Согласно разъяснения командующего тылом генерала пехоты фон Шенкендорфа для фельдкомендатур тылового района группы армий "Центр".
  ......
  1. За действия, совершаемые военнослужащими против вражеских гражданских лиц, не существует никакого принудительного преследования, даже в том случае, если действие является одновременно военным преступлением или правонарушением.
  2. Подлежат наказанию преступления, из-за которых в ущерб собственным войскам бессмысленно уничтожаются кров, продовольственные запасы или другое трофейное имущество.
  13 октября 1941 года.
  
  Голова закружилась и возникло жгучее ощущение сухости во рту. На стуле у двери стояло ведро с ковшом. Я зачерпнул полный ковш и начал жадно глотать холодную воду. В ушах зашумело и я почувствовал как земля начала вращаться вокруг меня, так быстро, что немецкий мундир и офицерская шинель, висевшие на вешалке не вызвали никакого удивления.
  Розыгрыш, глупая шутка или алкогольное помешательство, всё что я мог вспомнить это стеклянный стакан, наполненный прозрачной и резко пахнущей жидкостью. Голова кружилась всё сильней и сильней, но как ни странно, паника прошла.
  Похмелье, типичное алкогольное похмелье после спирта.
  Я шатаясь дошёл до постели и рухнул в неё.
  Это просто пьяный бред - успокаивал я себя - надо только хорошо проспаться и всё пройдёт. Я закрыл глаза.
  Меня окружала ночь.
  Темнота и тишина.
  Темнота.
  
  2
  Здравствуй утро!
  Я чувствовал себя просто прекрасно, лёжа в постели. Мне совершенно не хотелось открывать глаза. Какой дурацкий сон мне снился. Я потянулся, но резкая боль в левой ноге окончательно разбудила меня.
  Так это не сон, думал я, оглядывая еле освещённую, небольшую деревенскую горницу.
  Кто-то снял занавески с окон, и в утреннем свете окружающие меня вещи смотрелись вполне естественно. Обстановка была мне смутно знакома.
  Мне, меня, я - вот ключевые слова на которых надо сосредоточиться.
  Кто я?
  Как кто, Вильгельм Иоганн Вейдлинг, капитан вермахта. Воспоминания детства, годы учёбы в гимназии, родительский дом и военная служба всплывали в моей памяти, но я был твёрдо уверен, что это не моя жизнь.
  Паники и страха не было, было ощущение неуместности, неправильности происходящего.
  Я, Сергей Потапов, тридцатисемилетний электромеханик из двадцать первого века не мог проснуться в деревенской избе, украшенной портретом германского рейхсканцлера Адольфа Гитлера. Для розыгрыша всё было слишком натуральным, а для безумия было выпито слишком мало водки.
  Водка.
  На меня снова нахлынули воспоминания Вейдлинга.
  Вернувшись из отпуска после похорон матери с сестрой и невесты, погибших в Гамбурге во время одной из первых ночных бомбардировок, он получил назначение не в свой полк, а на тыловую должность коменданта Новоястребовки. Вильгельм беспробудно пил больше недели, лишь изредка посещая комендатуру.
  Память Потапова и Вейдлинга так перемешались, что пришлось внимательно определять, кому из них принадлежало то или иное воспоминание. Упорядочивание шизофрении закончилось очередным приступом боли в ноге. Рана, полученная под Смоленском, продолжала напоминать о себе.
  Я слез с кровати и осторожно ступая на левую ногу, пошлепал босиком к висевшему на стене зеркалу.
  - Чёрт побери - вырвалось у меня, когда я увидел своё отражение. На меня глядел голубоглазый молодой мужчина с коротко постриженными светлыми волосами. Я был немного старше Вейдлинга, но наши лица были очень похожи.
  Задумавшись над произошедшим со мной, я не заметил, как оделся.
  Внимательно оглядев себя и одёрнув китель, я подошёл к двери и крикнул - Посыльный, ко мне! Ещё ночью меня удивило, что говорить на немецком мне значительно проще, чем по русски. Я ждал, что сейчас в комнату войдут санитары в белых халатах, но мои надежды рухнули, когда в дверь заглянул Петер Нойман, коренастый посыльный из отделения управления.
  - Герр гауптман, вы встали? - удивлённо спросил он. Все уже привыкли к тому, что Вильгельм вставал после обеда только затем, чтобы снова уйти в запой.
  - Петер, принесите пожалуйста завтрак и побольше кофе - сказал я, усаживаясь за стол.
  Если сходить с ума, то надо сходить с максимальным комфортом.
  - Слушаюсь, герр гауптман - посыльный исчез, оставив меня наедине со своими проблемами.
  Перо отказывалось писать на плохой бумаге, но приложив некоторые усилия, я смог написать несколько строк аккуратным готическим шрифтом. По русски писать было значительно сложнее. Старательно выводя линии, я медленно написал печатными буквами "Гитлер - дурак". Эта фраза хорошо смотрелась на циркуляре об организации обязательной регистрации всех бывших красноармейцев.
  - А я сошла с ума. Какая досада! - произнёс я по русски.
  Произошедшее со мной не было похоже ни на белую горячку, ни на шизофрению, как я её себе представлял. Больше всего это напоминало прочитанный в молодости фантастический роман, где героя воплощали в чужую личность, сохраняя воспоминания и основные навыки донора. Корпус Хамелеона или что-то подобное, я так и не смог вспомнить название книги.
  Я совершенно не представлял, что со мной произошло, и кто мог это сделать. Рука непроизвольно полезла под стол и из-под скатерти появилась настоящая четверть. Я вытащил пробку и сморщился от ударившего в нос резкого запаха самогонки.
  Боже мой, Вили, как ты пил эту гадость. Бутыль с самогоном отправилась обратно под стол. Удивительно, но сивушная вонь успокоила меня.
  Чёрт побери, сейчас мне ничто не угрожает, я настоящий гауптман вермахта, комендант Новоястребовки и если меня в ближайшие дни не прихлопнут партизаны....
  А ведь тут есть партизаны.
  Я лихорадочно начал пересматривать бумаги, вывалив содержимое портфеля на стол.
  Не то, не то, ага, вот донесение полицейской управы о замеченных партизанах. Вот рапорт об обстреле транспортной колонны и потерях у фуражиров.
  Так, значит фрицев уже начали щипать за мягкое место.
  Интересно, это были дикие партизаны или организованное подполье?
  Нет, я конечно хорош, думать о партизанах, всякие гадости про фюрера на официальных документах писать и при этом забыть, что в эти дни решается судьба Москвы.
  Многострадальный циркуляр я успел сжечь в печи до возвращения посыльного.
  Нойман вернулся через четверть часа, притащив кроме термоса с кофе буханку серого хлеба, банку яблочного повидла и полкруга чесночной колбасы.
  - Господин гауптман, в комендатуре вас ожидает обер-лейтенант Штраус и чиновники из хозяйственного штаба.
  Быстро же ему сообщили, что начальник вышел из запоя, подумал я. Штраус мог стать серьёзной проблемой, но перед назначением, знакомый из отдела штаба II b между делом намекнул на скелет в шкафу у старого офицера.
  - Хорошо, Нойман. Передайте Штраусу, что я жду его у себя в шесть часов, а с хозяйственниками встречусь завтра.
  К встрече со своим заместителем нужно было хорошо подготовиться, да и выглядеть полным профаном перед этими надутыми индюками из управления по четырёхлетнему плану мне совершенно не хотелось.
   - Нойман - я остановил выходившего из комнаты посыльного - почему здесь нет телефона?
  - Вы приказали не устанавливать здесь телефон.
  - Считайте, что он отменён - строго произнёс я, и взмахом руки отослал солдата.
  Нойман ещё раз козырнул и юркнул за дверь.
  Ну вот, дело сделано. Скоро все в гарнизоне будут знать, что у коменданта похмелье и постараются как можно меньше его беспокоить.
  Позавтракав, я, не снимая формы, развалился в кровати и, закинув ноги на никелированную спинку, закрыл глаза.
  В голову лезли совершенно идиотские мысли.
  Я до сих пор не мог, не желал поверить в реальность произошедшего со мной.
  Кино, это просто кино или розыгрыш, пытался успокоить я себя, уже понимая, что это самообман.
  - Их много, а я один - прошептал я и уставился в неровно побеленный потолок.
  На меня обрушивались волны тоски и отчаянья. Комфорт, друзья, работа, долги за квартиру и ограбившая меня при разводе бывшая жена, всё это осталось в недоступном мне завтра, а я оказался один в чужом мире, в центре страшной и беспощадной битвы.
  - К чёрту - крикнул я - хватит разводить сопли, надо разобраться с тем, что мы имеем.
  Меня охватила злость, злость на козла, выкинувшего со мной такую злую шутку, на немцев с их психованным фюрером и на себя. Злость хорошее чувство, когда злишься, начинаешь думать головой. Вскочив с постели я начал ходить по комнате из угла в угол, повторяя про себя - их много, я один. Сделав полтора десятка кругов по комнате, я сел за стол и вытащил из кобуры пистолет Вейдлинга. Нет, уже неправильно, это был мой пистолет. Надо отвлечься, успокоиться, чтобы не совершить ошибку, а чистка оружия подойдёт мне сейчас лучше всего. Я расстелил чистый платок и начал разбирать пистолет. Было интересно наблюдать, как руки ловко перебирают совершенно незнакомый для меня механизм. Разобрав и собрав на автомате пистолет два раза, я попытался сделать это самостоятельно, но признал поражение, увидев после сборки лишнюю деталь.
  Я глубоко вздохнул и начал мозговой штурм.
  Что я помню про операцию "Тайфун"? Да ничего не помню, только обрывки из школьного курса истории. Судя по датам на бумагах, наших под Вязьмой уже окружили. Сейчас немцы упрямо пытаются проткнуть, казалось уже окончательно прорванную советскую оборону. На севере фрицы скоро выдохнутся, а на юге Гудериан во всю рвётся к Туле. Наступление заглохнет только к началу ноября.
  Что я могу сделать? Отправиться в штаб и застрелить фон Бока? Смело и бессмысленно, его и так снимут в середине декабря. Убить Моделя? Смысла гораздо больше, но и "пожарному фюрера" найдётся замена из молодых да ранних. Перейти к нашим? Только вот для наших я совсем не наш, и долго возиться с простым гауптманом там никто не будет. Что я могу рассказать в Москве? Ничего конкретного, только общие фразы. Я даже не помню точной даты нападения японцев на американский флот. Надо было в школе историю своей родины лучше изучать, а не увлекаться античностью.
  Самоубийственная атака в стиле камикадзе меня совершенно не прельщала, но и сидеть сложа руки я не собирался. Против всего вермахта мне бороться глупо, а вот изрядно нагадить можно постараться.
  - Их много, а я будущее знаю - пропел я по немецки.
  Сейчас я занимаю скромную должность коменданта посёлка и железнодорожной станции. Только вот станция эта не простая, а узел пересечения двух важных магистралей, по которым проходит снабжение наступающих на Москву армий.
  Сильная сторона немцев это организация. Всё предусмотрено и на всё составлены инструкции. Вот этими инструкциями и надо воспользоваться. Нужно найти способ не просто расстроить движение по ветке, а сделать это, буквально выполняя все распоряжения начальства.
  Отложив пистолет в сторону, я снова достал бумаги начал внимательно читать. Чтение бюрократической переписки быстро заинтересовало меня.
  В своё время я читал про приказ о комиссарах, но то на что обрекали мирных жителей распоряжения управления тыла и приказы фельдкомендатуры, было по настоящему ужасно.
  В основном это были указания о беспощадном отношении к гражданскому населению и уничтожению не только тех, кто оказывал сопротивление фашистским органам власти, но и всех их родных и близких. Судебное разбирательство и вынесение приговора по действиям советских граждан были категорически запрещены. Разрешалось немедленно расстреливать всех "подозреваемых".
  "Действия против гражданского населения противника, совершенные лицами, принадлежащими к вермахту и его прочим службам, не подлежат обязательному преследованию, даже и в тех случаях, когда они являются одновременно военным преступлением или проступком".
  Смертную казнь предписывалось применять не только за активные действия против вермахта и оккупационных властей, но и, например, за срывание немецких объявлений, распространение сообщений советского радио, хранение советских листовок, невыполнение распоряжений о сообщении местонахождения оставшихся красноармейцев и партизан, несоблюдение комендантского часа, нарушение поставок товаров и даже за загрязнение дорог.
  На фоне остальных бумаг, приказ нашего командира 23 армейского корпуса, ничем особо не выделялся: "Любая деятельность гражданских лиц, которая идет на пользу врагу, и любой вид деятельности, который может нанести вред вермахту (например, хранение листовок противника), должны караться смертной казнью. Учитывая особые обстоятельства этой войны, во многих случаях для этого достаточно уже одного подозрения"
  - Круто взялись - пробормотал я про себя взяв следующую бумагу и начал её читать.
  А вот новое распоряжение писал кто-то более умный. Эти пояснения касались в основном того, что при "незначительных преступлениях" допускались также "приказные меры", такие, как связывание, принудительные работы, голод. Весь гуманизм вояк из вермахта заключался в страхе остаться без рабочих рук в тыловой зоне.
  Почитать бы эти бумаги нашим национально озабоченным воздыхателям о немецком порядке и настоящем баварском пиве, мигом бы вся дурь прошла.
  Перерыв все документы я так и не нашёл никаких упоминаний о продовольственном снабжении местного населения и пленных красноармейцев.
  А что у нас по оккупационной политике? А нет никакой политики, тащи в рейх всё, что не прибито, прибитое отдирай и тоже тащи. Немцы обирали район в расчёте на быструю победу, не задумываясь о том, что в Новоястребовке придётся застрять надолго. О распутице, наступающих морозах и зиме никто не думал. Хвалёные немецкий порядок и планирование проявили себя только в обворовывании и уничтожении русских.
  А вообще, какое сегодня число? Всё случившееся настолько выбило меня из колеи, что я даже не знаю сегодняшнего числа. Проще всего о сегодняшней дате спросить у посыльного, но мне не хотелось подрывать свой авторитет у рядового состава вермахта.
  К счастью, часы Вильгельма показывали дату и месяц.
  Шестнадцатое октября, что-то в моей памяти шевельнулось. Завтра или послезавтра начнутся дожди и снабжение фрицев завязнет в осенней распутице, а перед октябрьскими ударят морозы.
  Мои размышления прервал осторожный стук в дверь.
  - Герр гауптман, ваш обед - посыльный осторожно вошёл, неся большой поднос, накрытый салфеткой.
  Я собрал просмотренные бумаги и, сложив их в портфель, накрыл им стопку оставшихся документов.
  Солдат бросив удивлённый взгляд на меня, поставил поднос на стол и убрал салфетку.
  - Спасибо, Нойман - я подвинул поднос к себе и небрежным взмахом руки отпустил посыльного.
  Я замер. Это был совершенно несвойственный мне жест. Похоже от Вильгельма во мне сохранилось гораздо больше, чем я думал.
  Расправившись с обедом, я продолжил знакомство с канцелярским творчеством различных организаций рейха. Читая отчёт о текущем состоянии дел в моей комендатуре, я всё больше и больше убеждался в реальности своей афёры. Там, где Вейдлинг видел бессмысленные формальности и скучные цифры, я увидел хвосты чужих гешефтов и лазейки для творческого подхода к отчётности. Делец в прошлой жизни я был никудышный и несколько раз прогорал на торговле, но даже мне сразу бросились в глаза возможности для законного, полузаконного и совсем незаконного обогащения при снабжении вермахта. Благо у Вильгельма Вейдлинга был выход на руководство тыловых армейских служб.
  Прочитанное открыло мне довольно запутанную организационную структуру, управлявшуюся из нескольких мест одновременно. Непосредственно коменданту подчинялся только армейский гарнизон и железнодорожники с ремонтными мастерскими, но всё снабжение шло через комендатуру, что делало меня очень важной фигурой. Важной и слишком заметной в этой дыре.
  Мысли снова вернулись к визиту своего заместителя, слишком важное место отводилось ему в моих планах. Обер-лейтенанта Штрауса я видел только один раз, когда вступал в должность. После шикарного банкета он напоминал о себе только новыми партиями шнапса, но мне уже было понятно, чем я могу зацепить хитрого и осторожного мишленге.
  Самая важная и необходимая для меня бумага попалась мне одной из последних. Оказывается в начале октября немецкое командование прекратило практику освобождения военнопленных - прибалтов, белорусов, немцев и украинцев и разрешило набор в немецкие части "Добровольных помощников" (ХИВИ) из числа местных жителей и военнопленных. В ХИВИ немецких частей Вермахта разрешалось брать только русских и украинцев, исключая членов ВКП(б), бандеровцев и уголовников. ХИВИ могли назначаться на нестроевые, хозяйственные должности, а зарекомендовавшие себя ХИВИ через 2-4 месяца имели возможность подписыать контракт добровольца и переводились на должности в боевые части, получив статус ФРАЙВИЛЛИ.
  Только теперь это будут мои добровольцы и я знал откуда я их возьму.
  Ещё раз просмотрев стопку документов я откинулся на спинку стула. Как начать разговор с заместителем я знал, а вот с чего начать работу в комендатуре, мыслей не было. Нечего мудрить, завтра в комендатуре нужно разобраться с делами, скопившиеся за время моего запоя.
  Мне повезло, что у Вилли и раньше была репутация большого оригинала, а после гибели матери и невесты, никто не обратит внимания на странности в поведении раненного героя восточного фронта.
  Я провёл рукой по лицу.
  - Чёрт побери, я же не побрился.
  Теперь мне стала понятна причина, преследовавшего меня всё утро неприятного чувства неудовлетворённости.
  На мою удачу Вейдлинг пользовался безопасной бритвой. Лезвия Жилет меня приятно удивили, Вилли мог позволить себе американский импорт. Вот это надо взять на заметку, в декабре Гитлер объявит войну США и всё американское резко взлетит в цене.
  Одеколон оказался трофейным. Знакомый с детства запах Шипра ударил мне в нос, когда я открыл пробку затейливой бутылочки.
  Детство.
  Толстая книга в истрёпанной обложке с измятыми пожелтевшими страницами.
  Я вспомнил эту книгу, вспомнил, как жадно читал, проглатывая страницу за страницей.
  "Между Псковом и Брянском. Партизаны и подпольщики северо-западного края", так называлась эта книга, первая книга, взятая мной в центральной городской библиотеке.
  Слова подполье и Новоястребовка совместились, резко остановив чехарду воспоминаний.
  Я знал о подполье в Новоястребовке, о ячейке сопротивления в железнодорожных мастерских, о руководителе подполья и связниках, о предателях и провокаторах, но самое главное, я знал, что двадцатого октября будет убит комендант Новоястребовки.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"