Аннотация: Берлин 1941, это продолжение истории о переносе. Другие герои, другие ситуации, но место действия осталось прежним - это Берлин, послевоенный Берлин 1941 года. Будет выкладываться по частям. Ругать и хвалить сюда.
Берлин 1941
Пока рейсовый Як 40 заруливал на стоянку, откинувшись на спинку кресла, я разглядывал в иллюминатор не маленькое даже по меркам конца двадцатого века здание нового берлинского аэропорта. И хотя, готово было только левое крыло, а правое утопало в строительных лесах и защитной сетке, было видно, что немцы хотят сделать Темпельхоф не хуже лучших аэропортов России и ССР. Вот и закончилось моё нежданное путешествие в Германию сорок первого года. Для мня, простого русского инженера, было очень непросто принять ПЕРЕНОС. В глубине России ПЕРЕНОС прошёл почти незаметно, война закончилась через два месяца и народ был больше занят видами на урожай картошки, чем политическими дрязгами в Москве. Всё шло своим чередом, и ноябрьские гастроли Эдит Пиаф вызвали больший интерес, чем визиты Черчилля и Рузвельта.
Только сейчас, глядя на громадные буквы BERLIN-TEMPELHOF, я понял что три часа перелёта из Питера в Берлин, перенесли меня в другую эпоху. Мне не пришлось долго ждать багаж и, закинув спортивную сумку на плечо, я покатил чемодан к входу в пассажирский терминал. Всё-таки в капитализме есть и приятные стороны, крупные компании не жалели денег, стараясь быстрее захватить европейский рынок, и не скупились, в отличие от государства, оплачивать весьма дорогие авиабилеты для своих командированных. Но я не сильно обольщался добротой своих боссов, полёт в Берлин был оплачен только в одну сторону и возвращаться мне придётся поездом. У главного входа, на флагштоке висел новый германский флаг, трёхцветное чёрно-красно-жёлтое полотнище с кайзеровским орлом, на груди которого уютно поместился герб нашей ГДР. Было явно видно, что к этому гибриду приложили руку наши, мастера скрещивать ежа с ужом. Выходивший рядом со мной высокий мужчина в джинсовом костюме усмехнулся и показал на барельеф на здании аэропорта. Имперский орёл, широко раскинув крылья, держал в когтях венок из колосьев, в котором были изображены молоток и циркуль.
- Знаете, на новом немецком гербе не хватает самой важной детали.
- Какой? - удивлённо спросил я.
- В нём не хватает туго набитого бумажника - весело ответил мой попутчик.
Оккупационное командование не стало зря дразнить немцев и оставило все внешние атрибуты государственности, так что на входе меня встречал немецкий таможенный чиновник.
-Добрый ден, пожалюста ваш паспорт - он старательно выговаривал русские слова - ви эсть Павел Владимировитч Грабин?
- Да.
Таможенник с любопытством перелистывал мой паспорт, разглядывая голограммы на турецкой и кипрской визах - цель вашего приезда?
- Монтаж оборудования в Берлинском филиале концерна Агрофосхим, я сотрудник Ай Ти отдела.
- О да, Ай Ти это корошо - закивал он.
Вдруг чиновник замер - что это такое - он протянул ко мне паспорт.
- Очевидно это мой паспорт - спокойно ответил я. Немец мог показывать свою значимость, но при любом осложнении я мог вызвать дежурившего в зале представителя комендатуры.
- Нет, нет, что значит эта надпись - он показывал на израильский штемпель.
Я хищно улыбнулся - это печать еврейского государства Израиль 2009 года.
Таможенник сдулся как проткнутый воздушный шарик, он быстро поставил отметку о въезде и отдал мне паспорт.
Над огромным залом разнеслось стандартная трель и приятный женский голос по-русски, затем по-немецки объявил о начале регистрации на рейс Берлин-Киев. Ничего удивительного, почти все пассажиры в Темпельхофе говорили по русски.
Одну из стен зала полностью занимало электронное табло, приковывавшее, как и плазменные экраны с рекламой, внимание аборигенов. У одного из таких экранов я заметил молодого парня державшего в руках табличку с моим именем.
- Доброе утро, я Павел Грабин - поздоровался я.
- Здравствуйте, меня зовут Пауль Глобке, я ваш переводчик - парень с трудом оторвал взгляд от фривольно одетой Жанны Фриске, рекламирующей Ладу-Калину.
Интересно, они что, переводчика по инициалам подбирали, подумал я, пожимая протянутую руку.
Это был первый германский немец, которого я видел вблизи. Нет, по телевизору я видел Бека, Кейтеля во время подписания капитуляции, совершенно смущённого обрушившейся на него славой фон Штауфенберга и даже прямую трансляцию пленения Гитлера, ещё до того, как его парализовало после инсульта. Но в живую, вот так непосредственно поздороваться с человеком из прошлого...
Переводчик по-своему истолковал моё смущение. Он вытянулся по стойке смирно и оттарабанил - Пауль Вильгельм Глобке, факультет славистики Берлинского университета, младший лингвист. Предоставлен в ваше распоряжение гильдией переводчиков по контракту с АГ Агрофосхим.
- Вы служили в вермахте? - спросил я.
- Да - он замолчал, но после недолгой паузы продолжил - нет, я не служил в вермахте, я был гражданским переводчиком при штабе.
А, значит зондерфюрер - с улыбкой произнёс я - с какой литерой, с Z?
Ну что вы, совсем нет, всего лишь О - переводчик начал волноваться - я прошёл центр реабилитации и у союзного командования нет ко мне претензий. Это для вас имеет значение?
- Не важно. Не будем задерживаться, нас уже ждут - произнёс я и направился к выходу.
- Вот ваша машина. Для вас, господин Грабин, мы заказали самый новый автомобиль, переводчик гордо указал на стоящую перед нами легковушку.
Мда, это они конечно расстарались. Лететь за две тысячи километров, так сказать, сквозь пространство и время, и наткнуться на ГАЗ 24-10, это надо ещё потрудиться. Интересно, из каких глубин наших госрезервов выкопали это чудо, даже чёрный пластик радиаторной решётки блестел как новый.
- Да, господин Глобке, очень хороший автомобиль, мой отец владеет точно таким же - я ответил, стараясь сохранить серьёзное выражение лица.
Отодвинув водителя, бросившегося открывать правую заднюю дверцу, я уверенно сел на переднее сиденье. Рука сама потянулась за ремнём безопасности, и через секунду я был готов к поездке. Водитель, немного ошалевший от такого бесцеремонного нарушения порядка, аккуратно сел за руль и осторожно включил зажигание. Двигатель Волги глухо заурчал, и мы медленно тронулись к выезду со стоянки.