Для меня московское метро - это тот дядя-машинист, который пустил меня в кабину, когда мы с папой ехали из Измайлово на ёлку.
Я стоял у тёмного стекла первого вагона и смотрел в маленькую проскобленную кем-то дырочку на загадочно изгибающийся тоннель с редкими светильниками... Когда, наконец, оторвался, чужая, но очень правильная бабка зыркнула на меня и строго сказала:
- Мальчик, отойди от двери - сейчас она откроется, и ты упадёшь!
Я удивился - ведь открываются только боковые двери, но всё равно послушно шагнул в сторону - и вдруг дверь действительно открылась! Выглянул машинист в форменной фуражке и, улыбаясь, поманил рукой. Я глянул на папу, читавшего газету - он чуть кивнул головой, и я несмело шагнул в кабину.
- Тебя как зовут?
- Алёша.
- Сколько тебе лет?
- Шесть.
В кабине сидел ещё один пожилой дяденька в такой же фуражке. Меня усадили на откидное сиденье, расположенное с обратной стороны двери. Увы, оттуда мне ничего не было видно, как я ни пытался вытянуть шею. Весёлый машинист, оценив ситуацию, протянул руку и легонько подтолкнул меня к самому главному окну, а опустевшее сиденье пружинисто хлопнуло по двери. Я глядел во все глаза - было необыкновенно видеть туннель наяву, но что-то ёкнуло в груди, когда впереди неожиданно появилось и начало приближаться сияние - это была "Площадь Революции". Мне казалось, что стоящие на платформе люди с удивлением смотрят на меня. Поезд остановился. Через минуту весёлый машинист объявил в микрофон следующую станцию. Его товарищ, сидевший справа, указал на центральную стойку с большим отполированным медным рычагом и сказал:
- Поверни на себя... не бойся!
Я повернул рычаг, поезд плавно двинулся и стал набирать скорость. У меня аж дух захватило от восторга! Проехали ещё одну станцию. Тут я, наконец, вспомнил про папу, повернулся к двери, нашёл ту самую дырочку и с тревогой посмотрел на беззаботно сидящих в освещённом вагоне людей - не вышел ли папа на предыдущей станции? Весёлый машинист успокоил меня:
- Не волнуйся, отец без тебя никуда не денется...
Я до этого никогда не слышал, чтобы папу называли "отцом", это несколько озадачило и отвлекло от набегавшего туннеля. "Какой же это "отец"? Это ПАПА! Ну, взрослые ещё называют Володей или даже Вовой"...
Через несколько сияний - незадолго до "Киевской" - машинист весело кивнул мне:
- Нажми на педаль,- и показал на нижнюю часть центральной тумбы, на которой был самый главный рычаг движения. Я подумал, что мы сейчас будем тормозить, и нажал. Но по всему тоннелю раздался восхитительно пронзительный гудок!
На конечной мы попрощались - оба машиниста, улыбаясь, по-взрослому протянули мне руки для пожатия, и я вышел через боковую дверь.
- Папа, ты слышал, как я гудел?
- А как же! - ответил папа и многозначительно подвигал указательным пальцем у себя в ухе.
Что ждало меня на ёлке, стало совсем неважно...
Да, чуть не забыл! Почему я не стал машинистом? Я им уже был.