Аннотация: Продолжение истории о доблестном бароне фон Швайне. Рассказ давно летал в воздухе, но настоящим поводом к написанию послужил день Рождения любимого.
Клаус Отто Фердинанд, отпрыск доблестного барона Фон Швайне проснулся ближе к полудню, в отличном настроении. Право слово, с чего бы быть иначе? В свои восемнадцать лет баронет брал от жизни, все, что мог, благо - оная жизнь давала ему всего вдосталь! В кошеле на поясе, что обхватывал солидный, не по годам живот, всегда звенело золото, потех кругом для баронского сына всегда хватало - не заскучаешь, что уж говорить о вещах насущных, таких как кров, хлеб и вода? Впрочем, на хлебе и воде Клаус Отто Фердинанд не сидел никогда. По жизни у него все было хорошо. Как говорится - он был сыт, пьян и нос у него был в табаке!
Баронет со вкусом потянулся, брезгливо стряхнул с постели пару назойливых клопов и дернул за витой шнур звонка, вызывая постельничего. Старый Ганс прибежал быстро, несмотря на преклонные годы и ревматизм - Клаус Отто Фердинанд в дурном настроении обычно изволил гневаться, потому слуги предпочитали не нарываться на неприятности.
Ганс поклонился с порога и, разогнувшись, замер, непочтительно разинув рот.
- Ну что, дурень? Забыл, как я выгляжу? - проворчал баронет. - Подавай одеваться! Да поживей!
Ганс послушно притащил к постели ворох тряпок и осторожно спросил:
- Умываться изволите?
- Третьего дня мылся! - поморщился тот. - Шампаньского мне!
Ганс послушно клюнул носом пол и, незначительно разогнувшись, засеменил исполнять приказ. Как известно, аристократам по утрам положено пить шампаньское и слугам лучше не спорить...
После кубка-другого шампаньского баронет поднялся таки с постели, позволил надеть на себя бархатные камзол, штаны и чулки, которые вообще-то с детства недолюбливал, и спустился в столовую к завтраку. При этом баронет привычно не замечал проходящих мимо слуг. А зря - вероятно, баронского отпрыска удивило бы, как некоторые из них крестятся, глядя ему вслед...
И уже в столовой, царственно плюхнувшись на стул, баронет соизволил посмотреть на собственную матушку. Баронесса была бела, как мел и готовилась упасть в обморок. Причем, глядя на Клауса Отто Фердинанда!
Тот почему-то сконфузился и скосил глаза на большую серебряную тарелку. В тарелке отразилось слегка расплывчатое, но все же довольно узнаваемое лицо баронета. Обычное лицо, как у папеньки - голубые глаза, губы бантиком, нос картошкой. Средненькой такой, некрупной... а вот ушей у папеньки не было. То есть были, но обычные уши, как у того же Ганса. Но не ослиные...
Клаус Отто Фердинанд крепко зажмурился и помотал головой. Открыв один глаз, он с надеждой заглянул в зеркало. Уши никуда не делись...
* * *
После того, как слегка стихла паника в замке, барон Фон Швайне прижал наследника к стенке и вытряс из него события предыдущего вечера. Барон надеялся, что удастся узнать, кто и зачем проклял его драгоценного отпрыска и как можно обернуть проклятие вспять. Правда, его надежды оправдались наполовину. Клаус Отто Фердинанд прекрасно помнил прошлый вечер и попойку, которую он устроил с приятелями в трактире. Баронет даже помнил в лицо незнакомого человека, перед которым бахвалился тем, что любая девица в округе была его... кроме того, баронет помнил, как незнакомец сказал с усмешкой: "Осел, он в любом тряпье осел. Если не исправишься - так и останешься ослом"... а вот куда незнакомец делся после этого оскорбительного заявления, Клаус Отто Фердинанд, как ни старался, так и не смог вспомнить...
- А как он выглядел хоть? - буркнул барон.
- Нууу, - сын хотел поскрести в затылке, но, наткнувшись на длинное ухо, отдернул руку, будто ошпарившись. - Пониже меня ростом... живот, значит, поменьше...но есть, есть живот! И лицо такое круглое... румяное такое...
Барон вздохнул. Положительно, он готов был согласиться с злопыхателем и признать, что сын осел. Ну как можно было узнать по такому описанию кто виноват в семейном горе?!
- А! - воскликнул вдруг тот. - Главное забыл! Монах он! В рясе и с тонзурой! Хоть проповеди и не читал... И похож он на... эх, сейчас покажу!
Клаус Отто Фердинанд побежал в фамильную часовню, где показал родителям на одну из икон.
- Вот! Вот на него и похож! Прямо одно лицо!
Он внимательней присмотрелся к изображенному на иконе святому и вдруг побледнел. Уши подавленно опустились...
- Это он и был...
Баронесса посмотрела на икону и ахнула:
- Святой Мика!
* * *
Клаус Отто Фердинаднд молился перед иконой святого Мики до тех пор, пока не свалился в изнеможении, однако уши и не думали пропадать. К этому моменту отец собрал в замке лекарей, духовника отца Павла, и даже богопротивного колдуна Яноша, с коим был в контрах еще с прошлого года. Колдун и духовник, похожие, как близнецы, из-за черной мантии и черной сутаны, молча таращились друг на друга из разных сторон залы, явно демонстрируя окружающим, что хотя бы поздороваться друг с другом будет ниже их достоинства.
Когда слуги ввели в залу ослабевшего наследника, лекари ахнули и зашептались, отец Павел перекрестился, а Янош с уважением кивнул, видимо, одобряя проделанную неизвестным пакость.
- Вот что, пане, сотворили с моим сыном, - выдохнул с горечью Барон. - Помогите... а за мной не станет! Озолочу!
Первыми подскочили к наследнику лекари. Она ощупали и помяли уши, вырвали пару волосков, и предложили самое простое решение - отрезать их к чертовой бабушке.
Клаус Отто Фердинанд обхватил уши руками и категорично, хоть и не совсем культурно, сообщил, что никому не позволит отрезать от себя ни кусочка.
Янош сообщил, что проклятье весьма качественно, раз уши настолько материальны, и что он, конечно, может взяться за пана баронета, но за результат не ручается.
Отец Павел предложил третий вариант. По его здравому размышлению казалось логичным, чтобы баронет совершил паломничество к могиле святого Мики и оставил в тамошней часовне щедрые пожертвования, авось святой и перестанет гневаться.
Вспомнив предыдущие предложенные варианты, Клаус Отто Фердинанд немедленно согласился с духовником. В конце концов, рассудил он, если даже паломничество и не поможет, можно будет обратиться к Яношу. А если и тот не поможет - отрезать уши всегда успеется!
* * *
Клаус Отто Фердинанд вернулся из паломничества через месяц. Он загорел, сбросил добрых двадцать фунтов веса и посерьезнел. Однако ушей не потерял. Видимо, паломничество не настолько разжалобило святого... впрочем, в одном отец Павел все-таки оказался прав - в ту ночь, которую Клаус Отто Фердинанд провел у могилы святого, ему снова явился святой Мика. Он довольно покивал головой и изрек, что баронету отпущен год на то, чтобы стать порядочным человеком. Если же не сумеет - быть ему ослом до конца своих дней!
С этой новостью Клаус Отто Фердинанд и вернулся в отчий дом.
В замок для грамотной трактовки послания святого был срочно вызван отец Павел. Он сложил руки на животе и рассудил, что раз святой Мика является покровителем семейного очага и супружеской верности, то баронету надо, во-первых, покаяться во всех грешках, а во-вторых, скорее жениться!
Если первый совет не вызывал никаких вопросов, то второй вызвал у баронета шквал негодования!
- Я еще слишком молод, чтобы жениться! - кричал он. - Это несправедливо, из-за каких-то ушей лишаться свободы!
- А раньше надо было об этом думать! - стукнул кулаком по столу барон. - Если ты даже святого вывел из себя так, что он наградил тебя ослиными ушами - значит, и правда пора тебя приструнить! А будешь возмущаться - лишу наследства!
Довод о наследстве подействовал на баронета охлаждающе. Пришлось соглашаться... но вот с невестой возникли еще большие проблемы. То ли слух об ослиных ушах успел оббежать всю округу, то ли большинство девиц благородного происхождения сразила неизвестная эпидемия, но ни одной девушки на роль супруги Клаусу Отто Фердинанду не нашлось. Пришлось смирить гордыню и искать невесту среди дочерей лавочников. Однако лавочники, со свойственной им смекалкой, сообразили, что родство с бароном, хорошо, конечно, но кто их знает эти проклятья? Не приведи Господь перекинется на всю семью, и попробуй тогда избавься, раз у самого барона на это ни средств, ни сил не хватило!
Шло время, а невесты у баронета по-прежнему не было. На исходе третьего месяца Клаус Отто Фердинанд впал в настоящее отчаяние. Куда делось то времечко, когда он был дорогим гостем в любой компании, хорошим приятелем любого парня и желанным женихом любой девице в округе? За считанные дни от баронета стали шарахаться как от прокаженного даже те, кого он считал своими лучшими друзьями...
Наконец, барон, окончательно задушив в себе гордыню, потащил сына к колдуну Яношу.
Янош поцокал языком, всплеснул руками и заявил:
- Надо было раньше обращаться! Сейчас-то, поди, и не исправишь так просто! Придется применять самые серьезные меры. Вы понимаете, к чему я клоню?
Он искоса посмотрел на барона. Тот скривился, будто отпил прокисшего вина, и ответил:
- Да понимаю, чего ж тут непонятного! Делай что хочешь, хитрец, только сына моего приведи в божеский вид! Сил же ж нет смотреть на этакую срамотень!
- Ну, ладно, - Янош задумчиво потер руки и крикнул куда-то в сторону:
- Богданка! Богданка!!! Гостям принеси вина! И пирог с почками тоже неси!
Колдун посмотрел на знатных клиентов и добавил, хитро глядя на барона:
- Прошу прощения, паны, наше угощение небогатое. Нашего брата особо не любят, а чтобы платить хорошо - так за каждый медяк приходится буквально драться...
Барон фон Швайне поморщился, но намек принял, как на то и рассчитывал Янош. Отвязав с пояса небольшой кошель с серебром, барон кинул его колдуну.
- Это чтобы все было самое лучшее! Сказал - "озолочу", значит - озолочу!
Янош проворно поймал кошель, засунул его в рукав мантии и попятился к двери, приговаривая:
- Конечно, пан барон! О чем говорить - расколдуем в лучшем виде!
В это время распахнулась дверь и в комнатушку ворвалась Богданка с угощением. Увидев Клауса Отто Фердинанда, она вдруг, в один момент, густо покраснела и застенчиво пробасила:
- Ой, какие у пана баронета хорошие ушки!..
* * *
Сообщение о женитьбе баронета Клауса Отто Фердинанда фон Швайне на безродной бесприданнице Богданке, да в придачу еще и помощнице колдуна, вызвало в округе целую бурю слухов, сплетен и пересудов! Причем не только среди простолюдинов, но и среди знати. Некоторые благородные отцы приезжали лично в замок барона фон Швайне, чтобы сообщить о вопиющем мезальянсе, но было уже поздно. Хоть барон фон Швайне, да и Янош, сразу воспротивились, отец Павел обвенчал молодых. Правда, ни сразу после венчания, ни после первой брачной ночи, ни через неделю уши не пропали... Отец Павел разводил руками, говорил, что святые - люди серьезные, значит еще не пришло время или баронет недостаточно изменился. А с супружеством Клаус Отто Фердинанд приободрился и снова почувствовал вкус к жизни. Правда, по девкам бегать перестал, да и попойки почти прекратил... Супруга с восторгом трепала его за уши и нисколько не смущалась необычным внешним видом баронета. Как-никак, за годы прожитые бок о бок с колдуном, она насмотрелось всякого!
Конечно, матери Клауса Отто Фердинанда поначалу такая невестка была не по душе - ну разве обсудишь с ней сонеты или цветоводство? Да и ест она все кушанья ложкой... но потом выяснилось, что стихи и вообще любые истории Богданка слушает открыв рот от восторга, в делах, касающихся прополки, удобрения и посадок ей нет равных во всем замке, а ложка... ну, столовые приборы дело нехитрое, научим! - рассудила баронесса, когда сын сообщил новость о том, что вскоре станет отцом.
Шло время, месяц за месяцем пролетал в хлопотах - слуги готовили детскую, кроили пеленки и распашонки для будущего наследника, а Клаус Отто Фердинанд хлопотал о том, чтобы построить рядом с замком еще один храм. Во имя святого Мики.
И в один прекрасный день, точнее - к вечеру, отец Павел сообщил вернувшемуся со стройки Клаусу Отто Фердинанду, что его драгоценная супруга с самого утра не может разрешиться от бремени. А поскольку роды начались раньше времени, приходится готовиться к худшему...Узнав об этом, баронет побелел, как мел, схватился за голову и побрел в фамильную часовню. Последовавший за ним отец Павел обнаружил Клауса Отто Фердинанда стоящим у иконы святого Мики.
- Мне осталась неделя до конца года, - сказал баронет. - Видать не простил меня святой... Да то ладно, что меня наказывает, а жену-то зачем? Да пусть бы у меня навсегда эти уши остались, только чтоб Богданка жива осталась, и дите жило...
Отец Павел похлопал баронета по плечу и отошел. А когда вернулся, протянул тому кубок с водой.
- Выпей, сын мой, - сказал она. - Легче станет.
Клаус Отто Фердинанд послушно выпил немного горчащую воду и продолжил молиться. А через полчаса в часовню прибежал запыхавшийся Ганс и сообщил, что баронета срочно зовут к роженице.
Клаус Отто Фердинанд вскочил с колен и побежал в замок. И уже там, растолкав толпу у дверей спальни, пробился к супруге. Бледная Богданка лежала на кровати, живая, хоть и усталая. А стоящая у кровати акушерка протянула баронету агукающий сверток.
- С сыночком вас, пан баронет! - поздравила она.
И в этот момент по комнате пробежала волна удивленного шепота. Потому что ослиных ушей у Клауса Отто Фердинанда не было, как и не бывало...