Они ушли. И память тут же стерла
Воспоминанья. Стала им ничья
Не внятна речь: ни псов, вчера покорных,
Ни сразу онемевшего ручья.

Мольбы и брань: свобода так дика!
При приближеньи зрелость отступала
Как от ребенка горизонт, пока

Рос счет крутой опасностям и бедам,
И ангельское войско преграждало
Обратный путь поэту с правоведом. 

They left. Immediately the memory faded
Of all they known: they could not understand
The dogs now who before had always aided;
The stream was dumb with whom they'd always planned.

They wept and quarrelled: freedom was so wild.
In front maturity as he ascended
Retired like a horizon from the child,

The dangers and the punishments grew greater,
And the way back by angels was defended
Against the poet and the legislator. 

За трупом в резервуаре, за тенью, что днем растет,
За танцем той, что танцует, за рюмкой того, кто пьет,
За приступами мигрени, за вздохами - всякий раз
Иная лежит причина, чем та, что видна для глаз.

У песни, случайно спетой у монастырских стен,
И у гравюр в столовой с видом охотничьих сцен,
И у рукопожатья во время летней игры -
Есть у всего причина, скрытая до поры. 

Behind the corpse in the reservoir, behind the ghost on the links,
Behind the lady who dances and the man who madly drinks,
Under the look of fatigue, the attack of migraine and the sigh
There is always another story, there is more than meets the eye.

For the clear voice suddenly singing, high up on the cement wall,
The scent of the elder bushes, the sporting prints in the hall,
The croquet matches in summer, the handshake, the cough, the kiss,
There is always a wicked secret, a private reason for this. 

Все водолазы
Выплывают на поверхность в пузырях;
Шоферы сразу
Тормозят свои экспрессы на путях;
И сельский ректор
Посреди псалма из церкви прочь спешит;
И санинспектор,
Крышку люка обнимая, вдоль по улице бежит, -
Когда зовет Любовь. 

And deep-sea divers
   Cut their boots off and come bubbling to the top;
And engine drivers
   Bring expresses in the tunnel to a stop;
The village rector
   Dashes down the side-aisle half-way through a psalm;
The sanitary inspector
   Runs off with the cover of the cesspool on his arm -
To  keep his date with Love!

Блюз у римской стены

Дождь барабанит по серым камням,
Что охраняю - не знаю я сам.

Сизый туман подползает с низин,
Подружка далеко, сплю я один.

Aвл к ней приходит теперь на крыльцо.
Мне гадки манеры его и лицо.

Пизо верит в Рыбу, в Христа своего,
Конец поцелуям - послушать его.

Хранил я кольцо, да в игре не везет...
Кто деньги вернет, кто подругу вернет?

Когда я приду одноглазым домой,
Я буду на небо глядеть день-деньской. 

Roman Wall Blues

The rain comes pattering out of the sky,
I'm a Wall soldier, I don't know why.

The mist creeps over the hard gray stone
My girl's in Tungria; I sleep alone.

Aulus goes hanging around her place,
I don't like his manners, I don't like his face.

Piso's a Christian, he worships a fish;
There'd be no kissing if he had his wish.

She gave me a ring but I diced it away;
I want my girl and I want my pay.

When I'm a veteran with only one eye
I shall do nothing but look at the sky. 

О, что это там засверкало вдруг?
Издалека этот блеск так ярок!
    - Солнце на ружьях блестит, мой друг,
    Свет его жарок.

О, что же они собрались вокруг,
Что же им надо тут в воскресенье?
       - Может, маневры идут, мой друг,
    Или ученья.

О, отчего они, сделав круг,
К нашей свернули дороге, дороге?
    - Может, команда была, мой друг,
    Что ты в тревоге?

О, у кого-то из них недуг,
Нужен им доктор? Их кони встали?
    - Нет, там никто не ранен, мой друг,
    Даже и не устали.

О, может, чей-нибудь болен дух,
Нужен наш пастор им, верно? верно?
    - Нет, они церковь прошли, мой друг,
    Топая мерно.

О, значит, им нужен сосед наш, пастух,
Это к нему они, я же вижу!
    - Нет, они мимо прошли, мой друг,
    И уже все ближе.

О, но куда же ты? Наших рук
Не разнимать ты мне клялся адом!
    - Нет, я любить обещал, мой друг,
    Но идти мне надо.

Сломаны двери, и выбит замок,
Больше запорам держать нет мочи;
О, их шаги тяжелы, как рок,
И горят их очи. 

O what is that light I see flashing so clear
    Over the distance brightly, brightly?
Only the sun on their weapons, dear,
    As they step lightly.

O what are they doing with all that gear,
    What are they doing this morning, this morning?
Only their usual manoeuvres, dear.
    Or perhaps a warning.

O why have they left the road down there,
    Why are they suddenly wheeling, wheeling?
Perhaps a change in their orders, dear.
    Why are you kneeling?

O haven't they stopped for the doctor's care,
    Haven't they reined their horses, their horses?
Why, they are none of them wounded, dear.
    None of these forces.

O is it the parson they want, with white hair,
    Is it the parson, is it, is it?
No, they are passing his gateway, dear,
    Without a visit.

O it must be the farmer who lives so near.
    It must be the farmer so cunning, so cunning?
They have passed the farmyard already, dear,
    And now they are running.

O where are you going? Stay with me here!
    Were the vows you swore deceiving, deceiving?
No, I promised to love you, dear,
    But I must be leaving.

O it's broken the lock and splintered the door,
    O it's the gate where they're turning, turning;
Their boots are heavy on the floor
    And their eyes are burning. 

Очи открой, мой баловень нежный,
Будет охота - лови меня.
Заново мир открывая прежний,
Встань на краю молодого дня.

С ветром взлети, мой змей поднебесный,
Птиц заглуши и небо затми;
Страхом срази, оживи, как в песне,
Сердце пронзи - и себе возьми. 

Open your eyes, my dearest dallier;
Let hunt with your hands for escaping me;
Go through the motions of exploring the familiar
Stand on the brink of the warm white day.

Rise with the wind, my great big serpent;
Silence the birds and darken the air;
Change me with terror, alive in a moment;
Strike for the heart and have me there. 

Осенняя песнь

Шепотком соседский рот
Нашу радость отпугнет,
В ледяной ввергая плен,
Так, что рук не снять с колен.

Сзади толпы мертвецов
К небу обращают зов,
Руки вытянув свои
Пантомимою любви.

На охоту чередой
Выйдут тролли в лес пустой.
Соловей, как сыч, смолчит,
С неба ангел не слетит.

Впереди величьем стен
Высится гора Взамен,
К чьим прохладным родникам
Не припасть живым устам. 

Autumn Song

Whispering neighbours left and right
Daunt us from our true delight,
Able hands are forced to freeze
Derelict on lonely knees.

Close behind us on our track,
Dead in hundreds cry Alack,
Arms raised stiffly to reprove
In false attitudes of love.

Scrawny through a plundered wood,
Trolls run scolding for their food,
Owl and nightingale are dumb,
And the angel will not come.

Clear, unscaleable, ahead
Rise the Mountains of Instead
From whose cold cascading streams
None may drink except in dreams.

Более любящий

Разве лучше бы было гореть звездам
Безответной и вечной любовью к нам?
Раз уж равенства в чувствах достичь нельзя,
Пусть более любящим  буду я.

Но и я, восхищающийся давно
Звездами, коим все равно,
Все ж не могу, глядя в звездный рой,
Сказать, что тоскую лишь по одной.

Когда бы последнюю стерли звезду,
Я б научился смотреть в пустоту
И чувствовать, как ее тьма высока...
Хоть к этому надо привыкнуть слегка. 

The More Loving One

How should we like it were stars to burn
With a passion for us we could not return?
If equal affection cannot be,
Let the more loving one be me.

Admirer as I think I am
Of stars that do not give a damn,
I cannot, now I see them, say
I missed one terribly all day.

Were stars to disappear or die,
I should learn to look at an empty sky
And feel its total dark sublime,
Though this might take me a little time. 

Счастливый конец

Меньшой сынок, меньшой сынок,
Был с детства недалек,
А многих удивил в свой срок.

И лучше бы герою,
Чтоб совладать с судьбою,
Быть круглым сиротою.

Легко признать, легко решить,
Что только делом нужно жить,
Хотя из сказки в сказку
Одна любовь
Приносит вновь
Счастливую развязку. 

Happy Ending

The youngest son, the youngest son
Was certainly no wise one
Yet could surprise one.

Or rather, or rather,
To be posh, we gather
One should have no father.

Simple to prove
That deeds indeed
In life succeed,
But love in love,
And tales in tales
Where no one fails. 

Фокстрот из пьесы

Кто бредит Александром,
Кому милей Ришар,
Кто любит волосатых,
А кто - бильярдный шар;
    Кому-то мил священник,
    Кто любит коноплю,
    Кто  - лишь того, кто бьет его,
    А я - тебя люблю.

Тем нравятся эрдели,
А этим - пекинез,
Иным - морские свинки,
(а кто живет и без).
    А есть в больнице психи -
    Цветут по февралю;
    Мой дядя Джон влюблен в лимон,
    А я тебя люблю.

У тех - живот, как бочка,
У тех - картошкой нос,
Блуждающая почка
И остеохондроз;
    Одним - вода в коленке,
    Другим - дугою бровь,
    Знал одного - он был УО, *
    Но ты - моя любовь.

Дрозду - червяк отрада,
Ужу - милей тепло,
Медведю - белый айсберг,
А девушке - весло;
    Мила форели речка,
    А море - кораблю,
    И любит пес ловить свой хвост,
    А я  тебя люблю.

* - УО - умственно отсталый 

Foxtrot from a Play

Some talk of Alexander
   And some of Fred Astaire,
Some like their heroes hairy
   Some like them debonair,
Some prefer a curate
   And some an A.D.C.,
Some like a tough to treat'em rough,
   But you're my cup of tea.

Some are mad on Airedales
   And some on Pekinese,
On tabby cats or parrots
   Or guinea pigs or geese.
There are patients in asylums
   Who think that they're a tree;
I had an ant who loved a plant,
   But you're my cup of tea.

Some have sagging waistlines
  And some a bulbous nose
And some a floating kidney
   And some have hammer toes,
Some have tennis elbow
   And some have housemaid's knee,
And some I know have got B.O.,
   But you're my cup of tea.

The blackbird loves the earthworm,
   The adder loves the sun,
The polar bear an iceberg,
  The elephant a bun,
The trout enjoys the river,
  The whale enjoys the sea,
And dogs love most an old lamp-post,
   But you're my cup of tea.

Похоронный блюз

Аэропланы пусть кружат, скорбя,
Царапая на небе: "Нет тебя".
Наденьте черный креп на белых голубей,
Поставьте в черном постовых средь площадей.

Он был мой Юг и Север, Запад и Восток,
Мой каждодневный труд и мой воскресный вздох.
Мой полдень, полночь, речь и песнь моя.
Я думал, навсегда любовь. Ошибся я.

Не надо больше звезд - снимите все с небес,
Пролейте океан и вырубите лес,
Луну сорвите вниз и Солнце бросьте мгле:
Ни в чем теперь нет смысла на земле. 

Funeral blues

Let aeroplanes circle moaning overhead
Scribbling on the sky the message He Is Dead,
Put crepe bows round the white necks of the public doves,
Let the traffic policemen wear black cotton gloves.

He was my North, My South, my East and West,
My working week and my Sunday rest,
My noon, my midnight, my talk, my song;
I thought that love would last for ever: I was wrong.

The stars are not wanted now: put out every one
Pack up the moon and dismantle the sun:
Pour away the ocean and sweep up the wood;
For nothing now can ever come to any good. 

Музеи изящных искусств

Не забывали Они,
Что и смертная казнь должна знать свое место, происходя
Где-нибудь в грязном углу, или на месте возни
Своры собачьей; где конь палача, подойдя
К дереву, чешет невинный зад.

У Брейгеля на картине "Икар", например, как лениво вокруг
Все отворачивается от катастрофы! Пахарь, услышавший вдруг
Крик над водой, или прощальный всплеск,
Не обратил бы внимания. Солнце, как водится у светил,
Просияло на белых ногах, погружаясь в зеленые волны,
И изящный корабль, тот, что был очевидцем невольным
Чудного чуда - паденья Икара с небес,
К намеченной цели спокойно проплыл. 

Musee des Beaux Arts

They never forgot
That even the dreadful martydrom must run its course
Anyhow in a corner, some untidy spot
Where the dogs go on with their doggy life and the torturer's horse
Scratches its innocent behind in a tree.

In Brueghel's Icarus, for instance: how everything turns away
Quite leisurely from the disaster; the ploughman may
Have heard the splash, the forsaken cry,
But for him it was not an important failure; the sun shone
As it had to on the white legs disappearing into the green
Water; and the expensive delicate ship that must have seen
Something amazing, a boy falling out of the sky,
Somewhere to get to and sailed calmly on. 

Блюз беженцев

А была когда-то и у нас страна.
Посмотри на карту - вот она видна.
Но нам туда нельзя, мой друг, но нам туда нельзя.

Там растет у церкви старый тис прямой,
Он как новый - каждой весной.
А старый паспорт - нет, мой друг, а старый паспорт - нет.

По столу ударил консул нам вослед:
"Вас без документов все равно что нет".
Но мы еще живем, мой друг, но мы еще живем.

В паспортном отделе нам указали дверь:
"Через год придите". А куда теперь?
Куда теперь пойдем, мой друг, куда теперь пойдем?

Я пошел на площадь, речи там ведут:
"Дай им только волю - хлеб наш украдут".
Они это про нас, мой друг, они это про нас.

Будто гром грохочет в небе в эти дни:
Это Гитлер грянул:"Пусть умрут они!"
Ведь это он о нас, мой друг, ведь это он о нас.

Видел я в жилете пуделя вчера,
Видел, в дом пускали кошку со двора.
Евреи - не они, мой друг, евреи - не они.

Вниз пошел на пристань, видел, как на дне
Вольные, гуляли рыбы в глубине,
Всего в пяти шагах, мой друг, всего в пяти шагах.

Проходил я лесом, слышал на ветвях
Птиц, аполитично свищущих в кустах.
Куда им до людей, мой друг, куда им до людей!

Тысячеэтажный мне приснился дом,
Тысяча дверей и окон было в нем,
Но нашего в нем нет, мой друг, но нашего в нем нет.

По пустой равнине, где снега метут,
Тысячи солдат вперед-назад бегут:
За мною и тобой, мой друг, за мною и тобой. 

Refugee Blues

Ones we had a country and we though it fair,
Look in the atlas and you'll find it there:
We cannot go there now, my dear, we cannot go there now.

In the village churchyard there grows an old yew,
Every spring it blossoms anew:
Old passports can't do that, my dear, old passports can't do that.

The consul banged the table and said:
"If you've got no passport you're officially dead":
But we are still alive, my dear, but we are still alive.

Went to a committee; they offered me a chair;
Asked me politely to return next year:
But where shall we go to-day, my dear, but where shall we go to-day?

Came to a public meeting; the speaker got up and said:
"If we let them in, they will steal our daily bread";
He was talking of you and me, my dear, he was talking of you and me.

Thought I heard the thunder rumbling in the sky;
It was Hitler over Europe, saying:"They must die";
We were in his mind, my dear, we were in his mind.

Saw a poodle in a jacket fastened with a pin,
Saw a door opened and a cat let in:
But they weren't German Jews, my dear, but they weren't German Jews.

Went down to the harbour and stood upon the quay,
Saw the fish swimming as if they were free:
Only ten feet away, my dear, only ten feet away.

Walked through a wood, saw the birds in the trees,
They had no politicians and sang at their ease:
They weren't the human race, my dear, they weren't the human race.

Dreamed I saw a building with a thousand floors,
A thousand windows and a thousand doors;
Not one of them was ours, my dear, not one of them was ours.

Stood on a great plain in the falling snow;
Ten thousand soldiers marched to and  fro:
Looking for you and me, my dear, looking for you and me.

Кто есть кто

Как воевал, охотился, шутя
Вершины брал, именовал моря
Великий этот деятель,  хотя
И он страдал в любви, как вы да я.

При всем величье, он вздыхал о той,
Кто, жизнью наделенная простой,
(Как изумленным критикам ни жаль),
Ответила на несколько едва ль
Его прекрасных, длинных писем, но
Из них не сохранила ни одно.

*"Who is Who" - сборник биографий великих людей. 

Who is Who?

Of how he fought, fished, hunted, worked all night,
Though giddy, climbed new mountains; named a sea:
Some of the last researchers even write
Love made him weep his pints like you and me .

With all his honours on, he sighed for one,
Who, say astonished critics, lived at home;
Did little jobs about the house with skill
And nothing else; could whistle; would sit still
Or potter round the garden; answered some
Of his long marvelous letters but kept none

И у реки гуляя,
Услышал песню я.
Влюбленный пел подруге:
"Навек любовь моя!".

Люблю тебя, покуда
Памир с Китаем врозь,
Река с горой несхожа,
И не поет лосось.

Люблю, покуда море
Не превратится в лес,
И звезды, словно гуси,
Не улетят с небес.

Пусть мчат, как зайцы, годы -
Покуда ты со мной,
В моих об'ятьях вечность
И рай любви земной."

Но все часы в округе
Вдруг разом стали бить:
"Не презирайте Время,
Его не победить.

В кромешном мраке ночи,
В об'ятьях правоты,
Закашляется время,
Когда целуешь ты.

В болезнях и кручинах
Жизнь промелькнет твоя,
А время будет вечно,
Твой главный судия.

Зеленые долины
Завалит снег глубок,
И оборвется пляска,
И замолчит смычок.

О, опусти ладони
В речную глубину,
Смотри, смотри на то, что
Давно ушло ко дну.

Ледник из шкафа дышит,
Пустыня - простыня;
Все это - царства мертвых
Недальняя родня.

Там деньги любят нищих,
И Джека -  Великан,
Ликует Мальчик-с-пальчик,
Джил прыгает в бурьян.

Вглядись, вглядись сильнее
В зеркальное стекло,
Все ж жизнь благословенна,
Как жить ни тяжело.

О, стой, стой у окошка,
И слезы лей рекой,
Убогого полюбишь
Убогою душой".

Был поздний, поздний вечер,
Влюбленных - ни следа,
Часы свое пробили,
И вдаль текла вода. 

And down by the brimming river
I heard a lover sing
Under an arch of the railway:
"Love has no ending.

"I'll love you, dear, I'll love you
Till China and Africa meet,
And the river jumps over the mountain
And the salmon sing in the street,

"I'll love you till the ocean
Is folded and hung to dry
And the seven stars go squawking
Like geese about the sky.

"The years shall run like rabbits,
For in my arms I hold
The Flower of the Ages,
And the first love of the world."

But all the clocks in the city
Began to whir and chime:
"O let not Time deceive you,
You cannot conquer Time.

"In the burrows of the Nightmare
Where Justice naked is,
Time watches from the shadow
And coughs when you would kiss.

"In headaches and in worry
Vaguely life leaks away
And Time will have his fancy
To-morrow or to-day.

"Into many a green valley
Drifts the appalling snow;
Time breaks the threaded dances
And the diver's brilliant bow.

"O plunge your hands in water,
Plunge them in up to the wrist;
Stare, stare in the basin
And wonder what you've missed.

"The glacier knocks in the cupboard,
The desert sighs in the bed,
And the crack in the tea-cup opens
A lane to the land of the dead.

"Where the beggars raffle the banknotes
And the Giant is enchanting to Jack,
And the Lily-white Boy is a Roarer,
And Jill goes down on her back.

"O look, look in the mirror,
O look in your distress;
Life remains a blessing
Although you cannot bless.

"O stand, stand at the window
As the tears scald and start;
You shall love your crooked neighbour
With your crooked heart."

It was late, late in the evening,
The lovers they were gone;
The clocks had ceased their chiming,
And the deep river went on. 

Корабль

Строчит письмо любовник, спортсмен бежит с мячом,
Кто не уверен в чистоте, кто в красоте жены,
Юнец амбиций полон,  Kапитан давно ни в чем
Не видит смысла, кажется; а кто-то видит сны.

Так наш культурный мир плывет, путем прогресса
Вперед по глади волн, и где-то там нас ждет
Восток септический, цветов и платьев вид чудесный;

И Завтра хитроумное в постель свою идет,
Задумав испытать мужей Европы; неизвестно,
Кто будет низок, кто богат, а кто - умрет. 

The Ship

Lovers are writing latters, athletes playing ball,
One doubts the virtue, one the beauty of his wife,
A boy's ambitious: perhaps the Captain hates us all;
Someone perhaps is leading a civilised life.

Slowly our Western culture in full pomp progresses
Over the barren plains of the sea;  somewhere ahead
A septic East, odd fowl and flowers, odder dresses:

Somewhere a strange and shrewd To-morrow goes to bed,
Planning a test for men from Europe; no one guesses
Who will be most ashamed, who richer, and who dead. 

        Кто опишет любовь, кто мне скажет,
           Не похожа ль она на халат?
        Правда ль запах ее будоражит,
           Или сладок ее аромат?
        Как ежи ее колются складки,
           Или мягкого плюша нежней?
        А края ее остры иль гладки?
        О, скажите мне правду о ней!

О ней петитом говорит
    Любой научный том.
О ней всегда заходит речь
    На вечере любом.
Самоубийца в дневниках
    О ней упоминал,
И в туалетах на стенах
    Я про нее читал.

        Как овчарка голодная воет,
           Иль гремит, как оркестр духовой?
        Может быть, подражая обоим,
           Электрической взвизгнет пилой?
        Запоет ли, гостей оглушая,
           Или классика, все ж, ей родней?
        Замолчит ли, когда пожелаю?
           О, скажите мне правду о ней!

В беседке я ее искал -
    Там нету и следа.
На Темзе возле Мейденхед,
    И в Брайтонских садах.
Не знаю я, что дрозд поет,
    Зачем тюльпану цвет,
Но нет в курятнике ее,
    И под кроватью - нет

        Переносит ли сильную качку?
           Рожи корчить умеет иль нет?
        Все ли время проводит на скачках,
           Иль на скрипочке пилит дуэт?
        О деньгах говорит без опаски?
           Патриотка ль она до корней?
        Не вульгарны ли все ее сказки?
           О, скажите мне правду о ней!

Даст ли знать мне о дате прихода
  Напрямик - или скроет хитро?
Постучится ли утром у входа,
   Иль наступит на ногу в метро?
Будет резкой, как смена погоды?
  Будет робкой иль бури сильней?
Жизнь мою переменит ли сходу?
  О, скажите мне правду о ней! 

        Does it look like a pair of pyjamas,
           Or the ham in a temperance hotel?
        Does its odour remind one of llamas,
           Or has it a comforting smell?
        Is it prickly to touch as a hedge is,
           Or soft as eiderdown fluff?
        Is it sharp or quite smooth at the edges?
           O tell me the truth about love.

Our history books refer to it
    In cryptic little notes.
It's quite a common topic on
    The Transatlantic boats;
I've found the subject mentioned in
    Account of suicides,
And even seen it scribbled on
    The back of railway-guides.

    Does it howl like a hungry Alsatian,
    Or boom like a military band?
Could one give a first-rate imitation
    On a saw or a Steinway Grand?
Is it's singing at parties a riot?
    Does it only like classical stuff?
Will it stop when one wants to be quiet?
    O tell me the truth about love.

I looked inside the summer-house;
    It wasn't ever there:
I tried the Thames at Maidenhead,
    And Brighton's bracing air.
I don't know what the blackbird sang,
    Or what the tulip said;
But it wasn't in the chicken-run,
    Or underneath the bed.

Can it pull extraordinary faces?
    Is it usually sick on a swing?
Does it spend all its time at the races,
    Or fiddling with pieces of string?
Has it views of its own about money?
    Does it think Patriotism enough?
Are its stories vulgar but funny?
    O tell me the truth about love.

When it comes, will it come without warning
    Just as I'm picking my nose?
Will it knock on my door in the morning,
    Or tread in the bus on my toes?
Will it come like a change in the weather?
    Will its greeting be courteous or rough?
Will it alter my life altogether?
O tell me the truth about love. 

Вот безымянный воробей пропел
Псалом свой воробьиный, как умел,
и ждут цветы, когда из отдаленья
К ним кто-нибудь слетит для опыленья.

Никто из них о лжи не помышляет,
Не ведает никто, что умирает,
и ни один, звук рифмы полюбя,
Груз времени не взвалит на себя.

Пуст речь оставят лучшим, одиноким,
Кто писем ждет, или считает сроки.
Мы тоже, плача и смеясь, шумим;
Слова - для тех, кто знает цену им.

A robin with no Christian name ran through
The Robin-Anthem which was all it knew,
And rustling flowers for some third party waited
To say which pairs, if any, should get mated.

Not one of them was capable of lying,
There was not one which knew that it was dying
Or could have with a rhythm or a rhyme
Assumed responsibility for time.

Let them leave language to their lonely betters
Who count some days and long for certain letters;
We, too, make noises when we laugh or weep:
Words are for those with promises to keep.