Аннотация: Если долго вглядываться в Бездну, Бездну может и стошнить...
Часть II. Пигмалион Галатеевич
Если долго вглядываться в Бездну,
Бездну может и стошнить...
Вилла "Фарбаутр" располагалась на самом краю кратера давно потухшего вулкана и представляла собой изумительной красоты миниатюрный деревянный замок с башенками, галереями, створчатыми окошками, лесенками и уютными крытыми верандами. Как такое чудо могло уместиться на крохотной площадке, на высоте 1666 метров над уровнем мирового океана, оставалось загадкой.
К вилле помимо довольно узкой и извилистой тропинки можно было добраться на маленьком фуникулёре, которым и воспользовались гости, попарно усаживаясь в узкие открытые сиденья. И лишь один из гостей, толстый, бородатый мужчина, с длинными волосами, прикрывавшими, впрочем, изрядную лысину, в затертой джинсовой жилетке с множеством карманов, какую обычно носят корреспонденты-фрилансеры, и в спортивных штанах, игнорировал канатную дорогу. Он пошёл пешком, не спеша, по тропинке, любуясь вечерними горными пейзажами и, видимо, надеясь на уединение.
Но уединения не случилось. Спустя полчаса ходьбы он нагнал среди базальтовых валунов такую же одинокую, как он, путницу. Невысокая, хрупкая женщина с копной красно-рыжих волос, одетая в строгий дорожный костюм, мечтательно брела, временами поглядывая на загорающиеся в чернеющей синеве крупные разноцветные звёзды. Иногда она останавливалась и, словно прислушиваясь, клала руки на огромные каменные глыбы, замирала на несколько мгновений, чуть склонив голову набок, порой даже приседала, словно вглядываясь в чьи-то таинственные следы на тропе, хотя уже почти стемнело и никаких следов, конечно же, видно не было.
Женщина вела себя странно и не стеснялась этого, хотя явно слышала позади себя шаги. Когда мужчина догнал её и включил фонарик, освещая ей дорогу, она сказала просто, даже не обернувшись:
- Ну, здравствуй, отец Павел. Так вас, кажется, теперь следует величать?
- Привет, Стеша. Ну какой я отец, что ты. Всего лишь скромный послушник Валаамского монастыря.
- Да ладно тебе издеваться-то, - ничуть не смущаясь, ответил Павел. - Вот уж не думал, что ты тоже захочешь прогуляться. Тут довольно трудный подъём, да и темнеет быстро. Не боишься?
Она как-то задумчиво усмехнулась, словно размышляя о чём-то своём, вздохнула и ответила немного грустно:
- Нет, просто хотелось послушать напоследок тишину.
- Напоследок? Ну да, понятно. Там, - он указал белым, узким, мощным лучом фонарика в сторону вершины горы, где уже загорались весёлые гирлянды праздничных огней на смотровой площадке возле виллы, - там уже будет громко и суетно. Не отдохнёшь...
- Я о другом. Праздник, суета, гости напьются, станут бузить... это мелочь по сравнению с тем, как тяжело вздыхает земля. Ты разве не слышишь? Ничего не чувствуешь?
Тишина вокруг сгущалась вместе с сумраком, словно соревнуясь, кто быстрее из них поглотит одиноких путников, тоскливо поскрипывающий фуникулёр и тающие вдалеке голоса гостей, уже добравшихся до смотровой площадки.
Павел покрутил головой, прислушался, стараясь уловить таинственные тектонические вздохи, тревожившие Стешу, но, видимо, не проникся.
- Мне нормально, - пожал он плечами. - Я люблю горы.
- На Валааме нет гор.
- Гор там нет, но есть довольно высокие холмы, и по берегам отвесные скалистые обрывы.
- А тебя совсем не узнать, - неожиданно улыбнулась Стеша. - Совершенно другое лицо.
- Постарел?
- Нет, скорее... сильно повзрослел. Изменился. А я? - Она явно не удержалась от этого вопроса, хотя не хотела об этом спрашивать.
- Нет, ты совсем не изменилась.
- Врёшь, - равнодушно отвернулась она.
- Нет, не вру, - тихо и очень спокойно ответил Павел. - Ты так и осталась странной девочкой, которую боялась вся школа, и особенно учителя.
- Неужели я такая страшная?
- Ты красивая, - помедлив, ответил Павел. - И всегда была красивой. И всегда знала об этом.
- Ну не тебе, послушнику, без пяти минут монаху, засматриваться на женскую красоту. Кстати, а что вообще ты здесь собираешься делать? Ты - служитель культа! Только представь, здесь собрались... - Стеша стала загибать пальцы, перечисляя, - честный, неподкупный мент, фотограф-порнограф, городской сумасшедший, жутко засекреченный военный, дальше только жёны: жена нефтяного магната (если не врёт), жена финансиста (явно врёт), ну и так далее. Все как один - успешные и бессовестные... И тут - ты! Скромный паломник-пилигрим. Ничего не напоминает? Как думаешь, кто окажется убийцей?
- Каким ещё убийцей? - встревожился Павел.
- Ну, классический сюжет так закручивается: гости съезжались на дачу, потом там застряли, напились, а наутро обнаруживается первый труп. Кто будет убийцей и кто - первым, бррр... трупом?
Павел хмыкнул, погладил плохо прикрытую волосами лысину. Быстро включился в игру.
- Первым трупом... Это как-то некрасиво звучит. Скажем так: первой жертвой должна стать сама именинница. Да!
- Тайные наследники? - деловито потёрла ладошки Стеша. - Тогда мы с Марой главные подозреваемые. Кому, как не нам, она оставила бы свои несметные сокровища. Мужа-паралитика она наверняка уже столкнула в пропасть в одну из воскресных прогулок...
- Муж-паралитик - это сильно! - поднял вверх большой палец Павел. - А кто будет вести следствие? Честный мент Коля?
- Не, честный мент это явно отвлекающая фигура. Следствие должен вести кто-то загадочный и брутальный...
- Брутальнее меня тут никого нет.
- Сколько ты отсидел? - деловито осведомилась Стефания.
- Пятнадцать.
- За один раз?
- Нет. За два.
- Плохо.
- Что плохо?
- Что за два раза. Для брутальности необходим один большой срок. Как у графа Монте-Кристо.
- Граф Монте-Кристо отсидел четырнадцать лет. Я на год больше.
- Ладно, сойдёт. Будешь вести следствие.
- Хорошо. Только вы с Марой окажетесь не при делах. Первые подозреваемые никогда не бывают настоящими убийцами. Убийца - тот, на кого никогда не подумаешь.
- А на кого из нашего десятого "А" класса нельзя подумать, что он убийца? - спросила Стеша, и оба рассмеялись.
- Вот! Гениальный ход нашёлся! В нашем случае убийцами окажутся все!
- Точно! Все, кроме Мити-регулировщика. Он наверняка не при делах.
- Почему?
- А потому, что он всё это и подстроил. Нас всех повяжут как соучастников, а он окажется последним в цепочке наследников... Тут надо продумать кое-что...
- А что тут продумывать! Митя всё и продумал ещё двадцать три года назад, на выпускном балу!
- Да, такого точно ещё не было. Мой кумир Донцова будет вручать мне русского Букера, отчаянно улыбаясь от зависти.
- Слышала новый анекдот про неё?
- Не-а.
- По версии издательства "ЭКСМО", главным серийным убийцей в России признана Агриппина Донцова.
Неожиданно впереди вспыхнули фонари подсветки, и роскошная вилла "Фарбаутр", несомненно шедевр деревянного зодчества, сработанная неизвестными мастерами в чуть старомодном, готическом стиле, как будто выплыла из темноты скандинавской ночи и гостеприимно распахнула вычурные резные ворота, принимая гостей и приветствуя их троекратным разноцветным салютом.
2.
Тут я Стешу как-то незаметно потерял из виду. Что она там говорила про гостей? Да, "гости съезжались на дачу" - кажется, именно эта фраза Пушкина вдохновила Лермонтова на написание бессмертного "Маскарада".
Да уж, маскарад как он есть. Угадать бы, кто есть кто. Неужели эти вот толстые тётки с короткими крашеными стрижками и двойными-тройными складками на затылках - мои бывшие одноклассницы? А эти постаревшие дядьки - соответственно одноклассники?
Не верю!
Хотя, конечно, чего уж там. В зеркале по утрам и не такое показывают.
Пока все со всеми здоровались и отечески похлопывали друг друга по плечам, я решил рассмотреть внутреннее убранство виллы.
Да какая уж там вилла! Замок, самый что ни на есть настоящий. Изнутри все помещения оказались раза в два больше, просторнее, потолки как-то сами собой поднялись, окна расширились и удлинились. Со всех сторон обозначились незаметные поначалу полутёмные арочные проходы, ведущие то ли к винтовым лестницам на второй и третий этажи, то ли в какие-то таинственные коридоры с мерцающими светильниками, скрытыми в стенах.
И всё это суровое и вместе с тем роскошное великолепие было сработано в едином стиле и с минимальным набором материалов - из дерева и камня. Мощные срубы из плотной, звонкой лиственницы, массивные дубовые перекрытия, отделка из карельской берёзы, резной орнамент на широких кедровых панелях, средневековая мебель из красного дерева. Тут же пара настоящих каминов с коваными решётками. Всё смотрелось до предела аристократично и весьма солидно.
Едва мы успели как следует рассмотреть просторный холл, обставленный под зимний сад, с пальмами в кадушках, магнолиями и монстерами, как впереди распахнулись ещё одни высоченные резные деревянные двери и появившийся на пороге низкорослый дворецкий в чёрном смокинге пригласил нас в зал.
Тут уж наши дамы не удержались и приглушённый полувздох-полустон прошелестел по первым рядам честной компании. И было чему восхититься! Просторное помещение было декорировано под настоящий средневековый тронный зал, только в миниатюре. С огромным камином, двумя многоярусными люстрами, свисающими с потолка на толстых железных цепях, причём свечи в люстрах были самые натуральные и горели ровным жёлтым пламенем, слегка искрясь. Помимо люстр зал также освещали несколько напольных канделябров. По стенам было развешаны старинные рыцарские штандарты, щиты, оленьи и кабаньи головы, по углам зала, в полутьме, стояли четыре статуи в тяжёлых кованых доспехах и с алебардами.
Но всё это великолепие затмевал празднично накрытый длинный стол, уставленный легкими закусками, массивными серебряными кубками и невесомыми хрустальными бокалами. А рядом скромно стояла виновница торжества, наша бывшая одноклассница Лиля. Теперь - хозяйка этой великолепной виллы. Шикарное платье, роскошная причёска ну и, конечно, возраст - да, Лиля осталась на том рубеже, на котором её застало европейское благополучие и баснословное богатство. Ей теперь всегда будет двадцать пять, хотя мы, её ровесники, перешагнули за сорок.
Официальная часть прошла довольно скомканно, все дарили подарки, говорили дежурные слова и смущались. Оттаяли, только рассевшись за столом, причём места нам всем были заранее отведены и помечены и, что странно, двое маленьких слуг каждого из гостей провожали и усаживали строго на отведенное ему место. Я так и не понял, откуда они нас знали в лицо и как помнили, кого куда рассаживать.
Угощение было роскошным: папильеры, фаршированные мясом японских крабов под соусом пти-бюржуй. Сноб по-московски вымоченный в кагоре и зажаренный на гриле. Бенефициары в сметане, приправленные хрустящей зеленью. Реципиенты де валяй. Салат Калигула с огромной луной из сыра. Эскалопы из мяса альфа-стерха на гренках по-крымски. И ещё дюжина всяческих закусок, названия которых я даже не знал.
Все принялись говорить тосты, обильно восполнять потраченные за дорогу калории, возлияться и жаловаться за жизнь. Жаловаться за жизнь особенно хорошо получалось под холодные закуски, а когда подали горячее в виде тушённого в молоке своей матери козлёнка и запечённых с черемшой крокодилов - тут уж всех потянуло на философическое осмысление бытия.
- А знаешь, Лиль, я тебе так завидую, - простодушно призналась Катя Лисовец, - я бы тут, честное слово, осталась даже уборщицей или посудомойкой, лишь бы в наш Замухрыжинск не возвращаться.
Все деликатно промолчали, и лишь Лёва Азбич, неутомимо до этого щёлкавший своими двумя фотиками, перевёл аппарат в режим съёмки видео и, вальяжно усмехнувшись, устыдил Катю:
- Не, ну вот зачем так, а? Катя, ты и там, в Замухрыжинске, как ты выражаешься, работаешь то прачкой, то стряпухой, есть в тебе национальная гордость-то, в конце концов?
- Лёва, стряпуха там и стряпуха здесь - две разные стряпухи. Ты видел этот городок? Там домики как игрушечные стоят и дороги шампунем моют! Я хочу здешние дороги мыть шампунем. Мне не западло. А вот подыхать на родине от безденежья - да, западло.
- Так кто тебе виноват? - вскочил на любимого конька Лёва, - ты была гражданкой великой страны, и разменяла её на сникерсы и баунти.
- Я и в великой стране тоже была стряпухой, Лёва. За восемьдесят рэ ишачила на вагонзаводе, не помнишь? А теперь пожить хочу. Да, фиг с ним - урвать, если надо будет. Но - пожить!
- Ну, если тебе нравится подметать европейские улицы - валяй... - флегматично отозвался Лёва. - А я вот хочу провозгласить тост за справедливость!
- А в чём ты видишь справедливость, Лёва? - неожиданно вмешалась в разговор Лиля, до того молчавшая и внимательно слушавшая всех, кто говорил. Голос у неё был тихий, но красивый - бархатно-грудной.
- Справедливость... - Лёва усмехнулся. - Это такая материя, которую даже великие философы затруднялись определить...
- Вот именно! - крякнул Николаич, поддевая на серебряную двузубую вилку изрядный кусок ягнятины.
- ... но которую понимают все без исключения люди! - победно закончил свою мысль Лёва. - Да что там люди - кота обидь незаслуженно - он тебе эту самую справедливость мигом в тапочки справит и не поморщится! Потому как зверюга инстинктивно понимает, что справедливо для неё, а что - нет.
- Отнимать и делить? - встрял в разговор я.
Лёва только развёл руками и широко улыбнулся.
- Вот эту виллу, к примеру, - серьёзно глядя в глаза Лёве, уточнила Лиля. - Эту виллу, канатную дорогу, машины, что вас сюда доставили, вертолёт, который вас, моих друзей, из аэропорта забирал - всё это как будешь делить лично ты, Лёва Азбич? По совести или по справедливости?
Лёва поцыкал зубом, пожал неопределённо плечами, медленно что-то там себе формулируя.
Оно и понятно, одно дело делить абстрактные миллиарды олигархов, совсем другое - отнимать у школьной подруги, которая тебя пригласила за свой счёт на роскошный уик-энд и кормит задарма деликатесами.
- А я вот хочу выпить за честность, - проворачивая в пальцах тонкую гранёную ножку своего бокала, весомо сказал Николаич. - Если все будут честными, никто не будет воровать и брать взятки, то и наступит твоя, Лёва, справедливость. Разве нет?
- Где ты видел, чтобы все хотели, как ты, быть честными? - скривился Азбич. - Кто-то из великих сказал, что честность - прекрасная вещь, когда все вокруг честные, а ты один жулик.
- Генрих Гейне, - уточнил я, и мне вдруг стало смешно всё это слушать.
Роковые русские вопросы здесь, за этим средневековым, вычурно грубым деревянным столом, заставленным в три слоя яствами, которых никто из нас даже в американском кино не видывал, вдруг утратили свою сакральную неразрешимость и стали просто доброй болтовнёй давно не видевшихся друзей. Приятно рассуждать о справедливости и честности на сытый желудок и в приятной хмельной компании.
А хмель, кстати, да, уже отчётливо раскачивал возвышавшуюся над нами люстру-махину, танцевал в огоньках свечей, которые словно прислушивались к словам говоривших и то угасали, то вспыхивали с новой силой. Я готов был поклясться, что, когда снова заговорила Лиля, эти огоньки аж завибрировали и заискрились сильнее прежнего.
- Друзья, - мягко, но властно начала хозяйка дома. - Я приготовила для вас необыкновенные подарки. Вы помните, я всегда на свой день рождения дарила всем подарки...
Это было правдой, все два года, что Лилиана училась в нашем классе, она всегда дарила приглашённым на её дни рождения и Новые года гостям причудливые старинные игры, которых никто тогда и не знал, экзотические книги, вазы, статуэтки - в общем, всякую антикварную муру, которой восхищались, но которую весьма быстро забрасывали на антресоли, чтобы потом никогда больше не находить.
- Так вот, в этот раз подарок для каждого будет необычным. Нужно, чтобы каждый из вас загадал какое-нибудь желание. А лучше вспомнил его из своего детства, что-то совсем волшебно-несбыточное. Самое сокровенное. И мы, не сейчас, попозже, когда наступит ночь свободной Луны, сыграем в простую игру. Каждому из вас будет дана карта. Карта будет строго соответствовать сущности человека. Его потаённому образу. Вы загадываете желание, и мы вместе проведём несложный ритуал, после которого все идём спать...
- Хе-хе, - крякнул весело Николаич, - а наутро каждый проснётся принцем страны Оз...
- Или с большими закрученными рогами... - добавил я, но все посмотрели на меня как-то непонимающе.
- Я не женат, - солидно разжёвывая мясо, уточнил Николаич.
- А расписываться кровью надо будет? - задумчиво спросил до того молчавший Вадик Небула. Его дорогой штатский костюм сидел на нём слегка мешковато, он явно не привык к гражданской одежде, всю жизнь носил форму.
- Ну что вы, друзья, - застенчиво улыбнулась Лиля. - Какие договоры, какая кровь? Двадцать первый век на дворе. Ещё пожелтевший пергамент вспомните и скрипучее перо.
- А что, было бы многозначительно, - не удержался и съязвил я.
И тут девочки из её свиты - Мара и Стеша - как-то встрепенулись. Переглянулись, пошушукались, и Мара говорит:
- На этот счёт могу рассказать свежий анекдот их новостей потустороннего мира. Да вы его многие наверняка знаете. Называется "Покажи справочку", слышали?
Все переглянулись, пожали плечами.
- Ну, если кто слышал - молчите, не перебивайте. Итак, анекдот.
"Покажи справочку"
Совсем недавно, и, кстати, не где-нибудь, а у нас в Торжке, появился весьма странный персонаж. Ну а где ему ещё появиться-то, как не в нашем загадочном городе? И стал он ходить обивать пороги всем цыганкам-гадалкам города и всё на жизнь свою никудышную жаловаться. И денег у него совсем нет, и жена оказалась лесбиянкой, и сам он потерял интерес к жизни вообще и к половой в частности. В общем, достал всех своим нытьём.
Тут одна из гадалок с неполным служебным соответствием занимаемой должности утешительницы и людской помощницы возьми да и брякни что-то непотребное. Говорит она ему: чего ты всё, мил человек, жалишься и юродствуешь, на потеху всему городу. Раз уж так невмоготу тебе крест свой, самый малый из всех, нести, то ступай в полночь на ближайший перекрёсток и подожди там незнакомца. Он обязательно явиться должен, ты только дождись его всенепременнейше. А как явится он, так ты и выскажи ему все свои претензии и амбиции.
Персонаж наш странный долго думал. Нет, он не решимости набирался, он давно уже всё для себя решил и только мучительно размышлял, как же ему обмануть незнакомца-на-перекрёстке. Он-то прекрасно понимал, что все эти договоры, которые кровью да на пергаменте старинном подписываются, они все испокон веков на одно нацелены - обмануть. А обуяла нашего никчёмного персонажа великая гордыня: он сам захотел ни много ни мало обмануть отца лжи и обмана. А как это сделать-то?
Из близко достоверных источников известно, что думу эту великую персонаж долго думал. Так и сяк её вертел, с разных сторон подходил к решению, прямо скажем, фантастической задачки. И по всему у него выходило, что никак невозможно обмануть того, кто сам привык всех обманывать и всем напропалую лгать. Но персонаж наш был ещё и упёртый до невозможности. И он пошёл-таки в ненастную холодную осеннюю ночь на глухой перекрёсток. И стал ждать.
Дождался. Правда, не сразу. Помокнуть пришлось, помёрзнуть изрядно.
Подходит к нему со спины незнакомец и тихо спрашивает: не меня ли ждёшь, овца заблудшая? Наш персонаж хоть и обиделся на овцу, но виду не подал и отвечает: тебя, серый волк. А сам исподволь внимательно так рассматривает незнакомца. Да только ничего особо запоминающегося в том мужичке не было. Так себе, средненький, ни толстый, ни худой, ничем практически не выделялся. Никакого зловещего сияния его глаза не издавали, трости с набалдашником в виде головы пуделя у него тоже не было, самый что ни на есть посредственный незнакомец явился нашему сорви-голове персонажу. Персонаж даже засомневался: может, Федот, да не тот?
- Да не переживай ты так, - смеется незнакомец, хотя свои мысли вслух наш персонаж не высказывал. - Я тебе нужен, я. И о всех твоих проблемах я уже наслышан, и что обмануть ты меня собираешься, тоже знаю.
Наш герой аж похолодел внутри, хотя и без того продрог до чрезвычайности. Понял он, что теперь-то уж точно никак ему не обмануть рогатого, раз тот так хорошо его мысли читает. Как обманешь шулера, если твои карты ему достоверно известны, а сам он жульничает как никто в мире?
- Вижу, совсем ты скис, - говорит между тем незнакомец. - Пойдём, угощу тебя чем-нибудь. Тут недалеко, на вокзале, есть круглосуточное кафе, там так поздно обычно никто не засиживается, там и поговорим.
А дело было, я вам скажу, на перекрёстке Вокзальной и Пролетарской, там и правда, два шага шагнуть...
И вот сидят они в кафе, выпили, закусили, незнакомец за всё платит и котлетки знаменитые, пожарские, нахваливает. И пиво попивает. А между этими делами спрашивает:
- Вот скажи честно, милок, как ты обмануть меня хотел? Не бойся, я никого не наказываю за эту дерзость, тут и без меня, - усмехается так весело при тех словах, - есть кому вас наказывать. Просто расскажи, интересно ведь, вместе покумекаем, что-нить придумаем.
Дружок наш и отвечает:
- Посуди сам, разве похож я на идиота, который будет на полном серьёзе да ещё так долго размышлять о том, чтобы тебя - ТЕБЯ! - обмануть?
- Кто тебя знает... - незнакомец так даже с некоторой опаской поглядел на своего собеседника, тоже уминавшего халявные котлеты и пивасиком их утрамбовывавшего. - Вроде и не похож.
- Могу даже справочку тебе показать, - флегматично пожимает плечами персонаж анекдота. - Показать? С собой у меня... - И как бы даже в карман полез.
- Что ты, что ты! Не надо, верю! - улыбается незнакомец. - Тогда рассказывай, что ты задумал. Что хочешь в обмен.
И тут нашего недотёпу как прорвало. Решился. Хочу, говорит, занять твоё место. Нафиг мне не нужны ни бессмертие, ни богатства всего мира, ни власть политическая, ни сексуальность Бандераса, ни деньги Билла Гейтса, ни мозги Хиггса, который бозон придумал.
- Подумаешь, бозон Хиггса... - усмехнулся как бы между прочим незнакомец. Но слушает с превеликим вниманием.
- Да, - говорит наш упрямец, - хочу на твоё место. Ты ведь устал смертельно, я полагаю?
- Ты так полагаешь? - вполне серьёзно переспрашивает его собеседник, а сам всё попивает и визави своему подливает пивка.
- А разве нет? - не унимается осмелевший после котлет наш горемыка.
Незнакомец голову набок склонил и, совсем немного подумав, отвечает:
- Некоторый резон в твоих словах есть.
- И как тебе моё предложение?
Тут даже буфетчица ушки навострила, тоже прислушивается, о чём там такие странные ночные гости договариваются.
- Значит, я правильно тебе понял, - говорит, как бы окончательно определяя позиции, незнакомец-с-перекрёстка, - что ты, мил человек (уже не овца заблудшая, заметьте!), хочешь вот так, запросто, на моё место устроиться работать? И все риски соответствующие уточнил и взвесил? И все мои обязанности готов выполнять в полном объёме?
Пожал плечами человечек. Нет, а что тут такого, мол, всё смогу, не боги, чай... хотя тут не то. Готов, дескать, твои обязанности и бремя твоё невыносимое дальше нести, так мол. Буду души у людей уворовывать, растлевать, обманывать, совращать, в общем, губить буду род человеческий себе на потеху. И не беспокойся, славу твою страшную не уроню в грязь.
- И не псих ты при этом? - уже как бы совсем согласившись, неожиданно ещё раз уточняет рогатый.
- Нет, не псих, - спокойно отвечает человек.
- Тогда справочку на всякий случай покажи...
Минут пять после этого анекдота вся наша честная компания усердно жевала и вина разные дегустировала в полном молчании. Митя-регулировщик только, радостно всех оглядывая, неожиданно спросил:
- А чем закончилось-то? Не понял я - сговорились они или нет?
- Точно неизвестно, Митя, но думаю, что сговорились... - отозвалась, задумчиво глядя в окно, Мара. - Буфетчица рассказывала, что сидели они потом долго, почти до самого утра. Всё что-то уточняли, согласовывали, обсуждали. На салфетке отписывали...
- Повезло просто, - глядя в глубину бокала, сказал Вадик. - А мне вот ни фига в жизни не везло.
- Ничего себе - не везло! - отозвался Николаич. - Ты вон почти до генерала дослужился.
- Почти не считается. У нас структура настолько серьёзная, что для того, чтобы генерала получить, надо... - Вадик замолчал, подбирая слова. - Даже сказать не могу, что должно случиться, чтобы у нас генерала дали.
- Чо за структура такая? - прищурился на Вадика Лёва. - ФСБ, что ли?
- Какая там ФСБ, - отмахнулся Вадик. - ФСБ по сравнению с нами так, детский сад на даче. Наша контора даже в документах никак не числится, нет ни одного бланка под грифом Главного разведывательного управления. Мы - невидимки, военная разведка, и всё. Ни формы своей, ни рода войск, никакой структуры официальной.
- Будешь ты генералом, Вадик, - печально сказала Лиля. - Обязательно будешь. И очень скоро.
- А... - махнул тот рукой. - Я служу в таком месте... Ты представь, аэродром "Смоленск-Северный". Глухомань, почище нашего Торжка. Ну что там такое может случиться, чтобы начальство меня заметило? Там последнего шпиона в тридцать седьмом году расстреляли. Аэродром запасной, к нам даже комиссии из Москвы не прилетают, предпочитают на машинах. Ну если только инопланетяне у нас сядут и я их первым замечу.
3.
Однако как бы хорошо ни сиделось старым добрым друзьям за шикарно накрытым столом, а перекуры делать надо. И когда в решетчатых окнах галереи на втором этаже появилась огромная серебристо-белая луна, тяжелые бархатные гардины, закрывавшие почти всю стену справа от стола, медленно поползли в стороны. За ними показались высокие витражные двери, а за ними - широкий полукруглый балкон. Светильники сами собой угасли, свечи в люстрах притушили свои огоньки до маленьких светлячков, словно давая гостям понять, что пора прогуляться и дать слугам возможность обновить стол.
- Ночь свободной Луны, господа! - торжественно объявила Лилиана, приглашая всех на балкон. - Ночь свободной Луны!
- Кстати, а что это значит - свободная Луна? - спросил я Стешу, когда мы оказались рядом у выхода на балкон.
Таинственный спутник Земли дробился в горном хрустале дверных витражей, покачивался, мигал, сверкал серебристыми бликами и даже вроде как немного над нами посмеивался.
- Обычно Луна находится в каком-нибудь знаке зодиака. - Стеша прищурилась, разглядывая неполную, растущую красавицу. - Но бывают такие моменты, когда она выходит из одного созвездия и ещё не успела попасть в другое, следующее. И вот этот момент и называют свободной Луной. Длится это время от нескольких минут до нескольких часов, сегодня будет до четырёх, кажется, часов утра...
Двери на балкон распахнулись тоже как бы сами собой, и все увидели, что балкон на самом деле представляет собой весьма просторную площадку на самом краю большого, с километр наверное, шириной, круглого котлована. Не то заснеженного озера, не то кратера таинственного древнего вулкана, замкнутого со всех сторон скрывающимися в ночной полутьме зубцами чёрных скал. И всё это космическое великолепие торжественно заливала светом белая Луна.
- Впечатляет, и весьма! - первым ступил на балкон Лёва Азбич, настраивая свои фотоаппараты на режим ночной съёмки и прикидывая ракурсы.
На балконе также обнаружились длинные узкие столы, тут же появились незаметные маленькие слуги, расставляющие чашки с кофе и душистым чаем и что-то торопливо раскладывающие возле каждого прибора. Подойдя ближе, я заметил, что клали они карты, по одной напротив каждой чашки. Так же мягко и ненавязчиво нас рассадили на заранее приготовленные для нас всех места.
Тут я Стешу снова потерял из виду. Вернее, ей досталось место рядом с её подругами - Марой и самой хозяйкой праздника, они сидели за соседним столиком, втроём, в то время как рядом со мной оказались справа Митя-регулировщик, а слева Николаич, изрядно раскрасневшийся от вина.
Я не большой любитель кофе, предпочитаю чай, к тому же особого вида заварки, но то, что я попробовал в ту ночь, запомню, пожалуй, навсегда. Этот кофе был не просто сварен, он был действительно создан для этой ночи и для этого торжества. Вроде бы и небольшая чашечка, а вот выпил её, и всё дальнейшее, что со мной происходило, хоть и нарушало все мыслимые законы земного бытия, а ничуть не удивляло.
После такого кофе ничему удивляться уже не хотелось. Всё было естественно и прекрасно. И вокруг лилась тонкая, едва слышная музыка сфер, что-то пронзительно знакомое, из раннего детства, из предновогодних снов и тончайшего перезвона ёлочных игрушек, когда они были ещё настоящими, хрупкими, стеклянными...
Когда же эта музыка стихла, растворившись в густом горном воздухе скандинавской ночи, наша хозяйка Лилиана вышла к самому краю балкона, непринуждённо села на перила, немного даже откинувшись назад, будто за её спиной и не было пропасти глубиной в добрую полусотню метров, и, ласково улыбаясь, подняла руку, показав нам ладонь. Между её пальцами появилась карта, чуть больше по размеру обычной игральной. Откуда появилась - непонятно, но повторю - в тот момент всё происходившее казалось мне совершенно логичным и естественным.
Мерцающие разноцветные звёзды, чёрно-синее небо, таинственная белизна огромной снежной чаши под нашим балконом, серебристый свет луны, чопорные слуги в ливреях, зелёное сукно столов, серебряные приборы, волшебный аромат и вкус густого терпкого кофе...
Почему бы не материализоваться из ничего карте в руке хозяйки всего этого несбыточно-прекрасного мира, который завтра наверняка окажется просто сном, грустно-прекрасным, как всякая сказка...
Карта, разумеется, также была необычной. На ней была изображена дама, восседающая на троне, ещё там были какие-то символы вроде Солнца и Луны, какие-то ещё фигуры - я во всё это не вникал. Меня вдруг заинтересовала другая карта, та, что лежала передо мной на столе. Я потянул её к себе, не открывая, словно играя в двадцать одно, как будто было очень важно, чтобы соседи не увидели эту мою карту и её картинку.
- Повторяю, господа, - послышался торжественный голос Лилианы. - Вы должны загадать желание. Прошу, не спешите, подумайте хорошенько, что именно вы хотите. Только самое сокровенное будет исполнено. И никому, слышите, - никому не раскрывайте своего желания. Никому и никогда...
Её слова, произносимые вкрадчиво и томно, звучали уже не в ушах, а прямо в самом мозгу, словно она нас гипнотизировала.
Я вспомнил остров Валаам, как брёл по берегу, разглядывая каменистые обрывы в поисках тропинки наверх. И как отчаянно взбирался прямо по камням, не найдя никаких тропинок, и как потом замер от ужаса, когда понял, что спуститься уже невозможно и что уже темнеет и надо как можно быстрее лезть вперёд. И только вперёд, вверх, потому как за спиной чернеющая даль и осыпающаяся, шелестящая высота. Было жутко, и надо было спешить. Надо было забраться на этот смертельный обрыв и, если повезёт, - там, наверху, загадать своё желание...
Карта перевернулась сама собой. Я тупо смотрел на изображенные на ней два меча. Больше там ничего не было. И что сие обозначает? Повертел карту, рассмотрел внимательно и картинку, и рубашку. Карта была старая, потёртая по уголкам, было видно, что ею долго пользовались, но хранили очень бережно, с уважением. Я немного разбираюсь в картах, умею их даже делать из рентгеновских плёнок, как в далёкие советские времена из таких плёнок делали даже пластинки, "рок на костях" это называлось. Так вот карты тоже можно делать "на костях", их потом удобно затачивать специальным образом, чтобы они правильно ложились в колоде. Тюремная наука...
Эта карта была явно из иной колоды. Не игральная. На таких гадают, и такими определяют судьбы. И ещё говорят, что ни в коем случае нельзя давать такие карты в чужие руки.
Так что мне загадать? Какое желание?
Я беглым взглядом простриг по сторонам. Кто-то задумался, кто-то, спешно перегнув свою карту спрятал её, как и я, от соседа, кто-то молча положил на стол и недоверчиво косится на других, словно ожидая насмешки или какого подвоха.
И тут на столах перед нами появились семисвечники с горящими свечами.
- Не затягивайте с выбором, друзья мои. Помните - любые ваши желания, самые фантастические, будут выполнены - просто и спокойно сказала Лиля.
Она демонстративно смяла свою карту в кулаке, затем раскрыла ладонь, и комочек картона тут же вспыхнул прямо у неё в руке красноватым калийным пламенем и сразу же погас, превратившись в лёгкий пепел. Лиля ещё чуть перегнулась назад, отвела руку и выпустила эту невесомую паутинку пепла в бескрайнюю красоту серебристо-синей снежной ночи.
Похоже, все уже определились с желаниями. Народ последовал примеру хозяйки дома и стал торопливо подносить свои карты к пламени свечей, держал их над пропастью, обжигая пальцы, морщась и смеясь. Игра всем явно понравилась.
Я тоже запалил свою, по всей видимости, самую скромную из всех карту. Хотя кто знает, может у кого то ещё оказалась единичка с мечами, но не думаю, что такие вообще бывают, даже в столь фантастических колодах. А когда последние огоньки догорели и растаяли, кружась над заснеженной долиной, музыка сфер снова заиграла, но теперь уже в банкетном зале, и там ярко и призывно снова вспыхнули люстры и светильники, приглашая гостей к столу откушать вторую перемену блюд.
Обжираловка и пьянка продолжались. Теперь уже без церемоний. Все говорили и спорили друг с другом, обнимались, целовались мокрыми и жирными от соусов губами, что-то шептали на ухо соседу, приобнимали за талию соседку, морщились и, махнув рукой, наливали и подкладывали себе уже безо всякого стеснения.
А я пил только гранатовый сок и внимательно смотрел по сторонам. И было мне очень всё интересно.
Хозяйка праздника куда-то вдруг исчезла. Мара и Стеша, сидевшие во главе стола, показывали свои фокусы, уже ни от кого не скрываясь. Котлеты недостаточно шкворчат, немного приостыли? Голова кабанчика с яблоком во рту уже раздербанена? Вино у кого-то закончилось?
Не вопрос!
Лёгкий хлопок ладонями, щелчок пальцами, перебор и взмах чётками - и вино в бокалах появляется как бы само собой, новые блюда плывут над столом прямо поверх ещё не доеденных, соусы и приправы сами так и прыгают гостям на тарелки.
Мелодии сменяют одна другую, словно угадывая настроение собравшихся. Кстати, а откуда здесь вообще эта музыка? Что-то не видно ни музыкантов, ни колонок с динамиками.
Чудеса, да только никто этих чудес уже не замечает. Вино такое мягкое и вкусное, совершенно не бьёт в голову. Ясность и глубина в мыслях необыкновенные, вот только встать на ноги уже практически невозможно. Да и не хочется, если честно, вставать-то...
Гуляем!
О загаданных желаниях уже и не помним. Да и было ли оно - таинственное гадание на картах на забрызганном лунным светом балконе роскошной виллы, над большим синим кратером доисторического вулкана?
Может, и не было никакого гадания. Может, приснилось нам всё это. Кто ж теперь разберёт.
Уже под утро расползались гости кто куда. Брали с собой по бутылочке про запас и расходились по указанным кем-то (вот бы запомнить, кем!) комнатам. Кто-то прямо тут, в большом зале, прикорнул на невысоких удобных кожаных диванах. Кто-то с кем-то в обнимку на второй этаж доковылял, по скромным кельям рассредоточился, и веселие там продолжил в тишине и покое. Благо и там соответствующая закусь нашлась в изобилии. Ну а кому-то и вовсе взбрело в голову пойти встречать рассвет на изведанный уже балкон, куда велено было подать и кофий в количествах, необходимых и достаточных.
А я поднялся ещё выше, на галерею третьего этажа, и наугад распахнул какую-то дверь. Келья мне досталась узкая, зато вид был не на луну и снежное озеро, а в другую сторону - на мерцающий искорками-огоньками в иссиня-чёрной мглистой дали город Рейкьявик. Устроился поудобнее на покрытом медвежьей шкурой топчане и тут как-то незаметно потерял себя...
4.
Очнулся я от того, что мой топчан поехал в одну сторону, сама келья наклонилась в другую, а в голове у меня взлетал грузовой вертолёт, натужно и визгливо свистя винтами.
Несколько секунд с трудом вспоминал, кто я и зачем. И тут снова почувствовал всем естеством, что помещение, в котором нахожусь, как бы расширяется и распадается в пространстве и во времени. Стены оживали, пол вздрагивал и переставал быть устойчивым. И вообще деревянный замок задрожал всем своим многотонным организмом и застонал на такой скорбно-тревожной ноте, что стало действительно страшно.
Весь вчерашний вечер в один миг пролетел в моей памяти, и я понял: началось. Доигрались!
Вилла "Фарбаутр", или как бишь её зовут, судя по всему, разваливалась на части. А если вспомнить, на каком обрыве она ещё вчера находилась, то было удивительно, что мы вообще ещё проснулись живыми.
Стоп. А где все остальные? Что с нашей весёлой тусовкой? Ребят-то у нас совсем мало, а девчонок надо вытаскивать на улицу и вообще что-то надо срочно делать, как-то спасать всех!
Я рванул на себя дверь - безрезультатно. Ну конечно, деревянные дома при первом сотрясении перекашивает, и двери уже не открываются. Прыгнул к окну, оказалось, что уже утро, хотя и раннее, судя по всему. За стеклом в молочно-белом тумане действительно ревел вертолёт, причём явно улетая от нас. Значит, мне он не привиделся, это хорошо. Но уже улетел, а это - плохо. Очень плохо.
Кое-как попытался снова выломать толстую дубовую дверь и тут почувствовал, что само здание как-то разворачивается вокруг собственной оси и вроде бы даже немного уходит в ту сторону, в которой, по моим сугубым ощущениям, должен быть вчерашний засыпанный роскошным снегом не то кратер вулкана, не то идеально круглый котлован-озеро. А это значит, что ещё немного, и мы слетим в величественную девственную пропасть.
Дверь вдруг легко отворилась, видимо, здание повело в другую сторону, и я вывалился в коридор.
Здесь было абсолютно темно, и, едва сделав первый вздох, я задохнулся от кашля. Легкие тут же забило пылью, дымом и ещё чёрт знает чем, не менее удушливым. Вспомнил, что где-то в келье должна была остаться моя жилетка, в кармане которой был мощный фонарик. Пока нашаривал всё это в полумраке, пока снова выбирался в коридор, здание вокруг задрожало и послышался вполне отчётливый треск ломающихся перекрытий где-то выше потолка, очевидно в области крыши.
Совсем худо. Вот-вот на голову начнут падать деревянные балки, а они тут огромные, сам вчера видел...
Включил фонарик, осветил кое-как коридор третьего этажа. Хотя в этом адовом дыму и пыли видимость была шагов на пять, не дальше. Посветил вниз, туда, где вчера располагалась большая банкетная зала и где мы так весело и беззаботно пировали. И совершенно не узнал помещения. Всюду завалы мебели, рухнувших перил и какого-то хлама, огонь из камина быстрыми змейками пробирался вдоль стены, захватывая сухую древесину, и было понятно, что пожар практически неминуем.
Я присел, вдохнул через рукав как можно больше воздуха и заорал первое, что пришло в голову:
- Эээй! Есть кто живой?!
Вроде тишина. Хотя где-то там, за пределами этого явно погружающегося в полный мрак дворца, нарастал какой-то совсем уж запредельно низкий и глухой рокот. Такое впечатление, что вокруг рушились сами горы.
На ощупь я спустился вниз и стал искать двери. Теперь каждая секунда была на счету, стало ясно, что всё вчерашнее великолепие Лилькиного дворца вот-вот сгорит, или развалится, или вообще сползёт в кратер к центру земли.
Кое-как я добрёл до зимнего сада, и тут навстречу мне прямо из дыма и пыли шагнула тень.
- Пашка! - страшно заорала она голосом Стафании.
Я осветил лучом фонарика и её. Всклокоченная, серая от пыли, перепуганная насмерть, школьная подруга вцепилась в меня обеими руками и потащила назад, в скрипящее и разваливающееся на глазах помещение.
- Ты с ума сошла? - встряхнул я Стешу за плечи. - Там сейчас всё обвалится и сгорит! Бежим быстрее! Там никого уже нет! Никого!
Она смотрела на меня совершенно безумными глазами и продолжала давить.
- Да что с тобой?!! - заорал я, тряся её за плечи изо всех сил.
- Моя сумка, - вдруг совершенно спокойно и даже как-то задумчиво ответила Стеша. - Мне надо забрать мою сумку. Там... там все документы и ноутбук.
- Рехнулась? Там уже ни хрена не осталось. Ничего не видно, и найти невозможно.
- Пусти... - Стеша рвалась и рвалась обратно, в этот смертельный капкан, готовый захлопнуться в любую секунду. - Пусти. Я всё равно пройду!
Я ещё раз заглянул в её совершенно сумасшедшие глаза и понял, что она действительно вернётся туда и даже я не смогу её удержать. Эта пигалица сейчас была в разы сильнее меня.
Значит, надо ей просто помочь.
- Где она, эта твоя сумка?
- Второй этаж, сразу направо и до конца коридора. Надо забрать сумку, глобус и клетку с морской свинкой, - быстро сказала она и тут же закашлялась. Дым пополам с пылью повалил из-за наших спин ещё сильнее.
- Я иду, - не оставляя ей ни секунды на ответ, я развернулся и нырнул вперёд, пригибаясь и освещая себе путь лишь на пару шагов, дальше фонарик уже не пробивался.
Второй этаж и весь коридор до конца. Даже если случится чудо и я найду этот коридор, то гарантированно задохнусь по пути. Если остановить дыхание, то можно как-то добежать туда. Но надо будет ещё искать эту сумку, а также свинку и что там еще? А, глобус. Обязательно ведь надо спасти глобус, без него никак! За это время вилла рухнет окончательно. Или обрушатся все перекрытия. Или вся она целиком провалится в кратер, судя по всему, проснувшегося вулкана. Но даже если ничего этого не случится, то на обратный путь у меня уж точно не останется ни воздуха, ни сил, ни времени. И свинку будет очень жалко в последний момент.
Так что шансов никаких.
Я зажмурился, смывая слезами острую резь в глазах, и даже не стал их открывать, всё равно дым и пыль не позволят мне увидеть хоть что-то. Так и побежал, пригнувшись, наугад, выставив руки и растопырив зачем-то пальцы. Бесполезный теперь фонарик сунул в карман.
И тут же врезался со всей дури лбом в перила лестницы, ведущей на второй этаж. А врезавшись, рухнул на четвереньки.
В спину мне словно подул холодный чистый ветер, вероятно, Стеша распахнула обе двери на улицу. Я открыл глаза. Вокруг стало тихо, и дым как будто рассеялся, во всяком случае, мне он больше не мешал. Я рванул вперёд и одним прыжком преодолел весь пролёт лестницы до второго этажа. Причём по инерции впечатался в стену коридора, больно ударившись плечом. Снизу раздался мелодичный смех Стефании. Я обернулся. Она стояла у закрытых дверей, подняв обе руки вверх и медленно разводя их в стороны. Свежий прохладный ветер дул, несомненно, с её стороны и каким-то непостижимым образом рассеивал и дым, и пыль и придавал моему телу невероятное ускорение.
Словно вокруг меня остановилось время.
Чувствуя невозможную лёгкость и быстроту движения, ощущая бешеный азарт и прилив сил, я ринулся по коридору и, тут же преодолев его, выбил собой дверь в спальню Стефании, расквасив себе нос.