Утро девятнадцатого декабря две тысячи двенадцатого года выдалось на удивление солнечным и спокойным, а ведь на кануне, вечером над всей территорией Телецкого озера, распростершего свои воды на территории горного Алтая, бушевал порывистый ветер, и лютовала метель. Но что уж поделать, таков был климат этих мест, обеспеченный своеобразным ветровым режимом. Необычные атмосферные явления были здесь частыми гостями.
Виталий Прошкин, аспирант кафедры археологии исторического факультета Московского Государственного Университета имени М.В. Ломоносова, встал сегодня раньше всех, аккуратно выбрался из палатки, чтобы не разбудить спящих и принялся рассматривать окрестные пейзажи, не слишком изменившиеся за последнюю неделю научной экспедиции. Был он выше среднего роста, достаточно плотным и по-мужски красивым, хотя подругой жизни к двадцати четырем годам так и не обзавелся. Сложно сказать, что именно помешало ему этого добиться. Возможно, всему виной была чрезмерная тяга к приключениям и познанию скрытого. За последние семь лет Прошкин исколесил пол России с группами "Космопоиска", возглавляемого Вадимом Чернобровым, в поисках всего загадочного и необычного, побывал во многих аномальных зонах и прочих интересных местах, поэтому на личную жизнь Виталию просто не оставалось времени, ведь свои прямые обязанности на кафедре тоже приходилось выполнять.
Нынешнюю экспедицию по каким-то непонятным причинам возглавил профессор РАЕН и директор ЦНИИТТ Виктор Афанасьевич Воздвиженский, который долгие годы выбивал у руководства Академии деньги на важные и чрезвычайно секретные исследования, поэтому Виталий, чувствуя, что десятидневка в горах Алтая может выдаться продуктивной на открытия, напросился взять его с собой. Виктор Афанасьевич не отказал, чрезвычайно радуясь новым молодым кадрам, готовым на опасные шаги ради великой отечественной науки.
- Снег, всюду снег, - пробубнил себе под нос Прошкин, обозревая горные вершины с помощью бинокля. За ночь снега навалило сантиметров двадцать, и если бы не помощь местного жителя, которого взяли в состав экспедиции в качестве проводника, быть палаткам занесенной по самую макушку.
Потоптавшись на месте, Виталий возвратился в убежище, где уже потихонечку все начинали просыпаться, вставать, готовясь к новому рабочему дню. Виктор Афанасьевич по традиции поднимался первым (не считая Прошкина), умывался исключительно топленой водой, и если к этому моменту люди еще продолжали занимать горизонтальные положения, принимался их будить. Сегодня в радикальных мерах никто не нуждался, чему Воздвиженский был несказанно рад.
- Гляди, Виталик, - подмигнул профессор Прошкину, хлопая его по спине, - так, глядишь, к концу экспедиции все вовремя вставать начнут и отучатся от будильников.
Кроме Виталика, самого профессора и проводника Адбая, в экспедицию входили еще двое представителей ЦИИТТ и один человек, очень скрытный и замкнутый, который Прошкину сразу не понравился. Он, якобы, был направлен сюда столичными правоохранительными органами, чтобы удостовериться в легальности производимых учеными исследований, но так ли это было на самом деле, Виталий не знал. Двое представителей института, приятелей Виктора Афанасьевича, которых звали Николаем и Михаилом, круглые сутки занимались тем, что разглядывали плоские мониторы своих ноутбуков, что-то вычисляли и возились с какой-то чрезвычайно дорогой и сложной аппаратурой. Судя по всему, именно они обеспечивали экспедиции основную добычу научной информации, но вот какого рода была эта самая информация, Прошкину за целую неделю так и не удалось понять.
К сегодняшнему утру он, неожиданно для себя самого, сделал вывод, что впервые в жизни ошибся, напросившись в столь дальний поход, потому что за эту неделю, которую они провели в горах неподалеку от Телецкого озера, ровным счетом ничего необычного не произошло, и, безусловно, красивые местные пейзажи, успели Виталию изрядно поднадоесть.
- Что, скучаешь? - спросил его Адбай, незаметно, словно призрак, подойдя сзади.
Виталий вздрогнул, повернулся, разглядывая добродушное лицо алтайца с умными все понимающими глазами, ответил вопросом на вопрос:
- Не знаешь, чем занимаются наши коллеги?
Адбай, говоривший по-русски практически без акцента, задумчиво посмотрел на озеро, вздохнул, помассировав руками шею.
- Природу изучают,- сказал он,- пытаются понять ее законы, высшие, тонкие миры... Вот только невдомек им, что оцифровать ее с помощью техники невозможно.
Виталий удивился столь грамотной и правильной речи алтайца.
- Как это? - удивленно спросил его Прошкин.
- Как - не знаю, я в этом не специалист. Мне, чтобы понять природу, техника не нужна. Не даром мы, алтайцы, природу нашу, матушку, представляем живой и разумной. Вся планета разумна и мыслит она как живое существо, естественно, своими критериями и своими оценками бытия, но мыслит.
- А как же люди?
- И люди мыслят, но по-другому, не так как планета, поэтому они часто друг друга не понимают.
- А твой народ понимает?
- Мы стараемся, - уклончиво ответил Адбай.
Они постояли несколько минут в молчании, потом алтаец снова заговорил.
- Знаешь, - сказал он, - вот это озеро еще называют Золотым. Как думаешь, почему?
- Ну, - промычал Виталий после минуты раздумий, - наверное, это какая-то очередная легенда или миф. Точно не скажу. Не знаю.
- Легенда, ты прав,- кивнул Адбай. - Жил был однажды в этих краях охотник великий. И вот, как-то раз, нашел он в лесу огромный самородок золота. Притащил его домой, в юрту, и начал похваляться им, что, мол, отныне будет он самым богатым и почитаемым на этих землях. Но вот наступил великий голод. Звери и птицы ушли с окрестных земель, а земля подверглась небывалой засухе и все вокруг начали умирать. Охотник, видя, как его жена и дети мучаются, пошел менять самородок на еду, однако никто не дал ему за это золото и горсти ячменя. Возвратившись в юрту, он застал свою семь умершей. В отчаянии охотник вскричал: "Если самородок величиной с конскую голову не могу обменять на горсть ячменя, зачем мне это золото? Брошу я его в озеро, чтобы больше оно никому не вселяло несбыточных надежд".
Из последних сил поднялся он по каменистой тропе к вершине горы, которая возвышалась над озером. Бросил он самородок в озеро и сказал: "Духи гор, приношу это золото в жертву вам. Прошу вашего благословления моему народу, чтоб не золотом он был богат, а теми дарами, что приносят земля, леса и воды благословенного Алтая. А в память о том, что у золота нет той силы, которую приписывают ему люди, отныне будет называться эта гора, с которой я самородок бросил, Алтын-Ту - Золотая гора, а озеро, что его в свои воды приняло, Алтын-Кол - Золотое озеро".
Адбай замолчал, косясь на Виталия, явно ожидая, какая реакция последует от молодого человека. Тот довольно долго молчал, прежде чем что-либо сказать.
- Нет, это понятно, почему озеро называется золотым, - ответил ему Прошкин, - но ведь у легенды явно существует двойное дно?
- Конечно, - улыбнулся алтаец, - но я тебе не скажу, что это за дно такое, ты сам должен увидеть его и понять. Ответ лежит на поверхности, он в словах легенды, нужно лишь правильно их интерпретировать.
Озадаченный словами проводника, Прошкин все утро проходил, словно летая в облаках, смурной и молчаливый. Иногда ему казалось (и, при том, не без основательно), что алтаец в их группе - самый эрудированный и мудрый человек, и что ни какие регалии профессора Воздвиженского рядом не стояли с интеллектом Адбая и стоять не могли.
Меж тем таинственная возня профессора с загадочной аппаратурой продолжалась. Сначала Николай с Михаилом под чутким руководством своего начальника все утро проводили серию опытов с параболическими антеннами, попеременно направляя их то на север, то на юг, а после этого экспедиция сорвалась с насиженного места и отправилась в сторону водопада Кобру по одним только Виктору Афанасьевичу известным причинам.
До нового места стоянки добрались быстро и без происшествий, благо погода не спешила меняться и оставалась стабильно хорошей. Расположились, разгрузились, поставили палатку и вновь начали эксперименты с антеннами, причем вид их постоянно менялся: то исследователи водили по сторонам чем-то, напоминавшим направленные микрофоны, то подключали соосные диски, вращавшиеся в противоположные друг другу стороны. При этом Виталий отчетливо видел, каким напряженным стало лицо профессора. В его глазах появился азартный блеск, и по нему можно было предположить, что цель экспедиции вот-вот будет достигнута.
А после обеда произошла ситуация и вовсе вышедшая, по мнению Прошкина, за рамки обыкновения. Профессор, бурно жестикулируя, что-то втолковывал ни кому бы то ни было, а тому странному человеку из органов, при этом таинственный член экспедиции, судя по жестам, не всегда был согласен с доводами Воздвиженского и активно оспаривал мнение начальника исследовательской группы.
Заметив интерес к этой персоне со стороны Адбая, Виталий поспешил поделиться с алтайцем своим мнением.
- Не нравится мне этот представитель власти, - авторитетно заявил Прошкин, тайком поглядывая на него. - Я даже имени его не знаю, и ведет он себя как-то странно. Вот сейчас о чем-то спорит с Виктором Афанасьевичем, не ужели знает о деле больше чем профессор?
- А может и знает, - ответил проводник. - С чего ты взял, что он тот, за кого себя выдает?
- Ну... ни с чего, я просто факт констатирую, его ж нам именно так представили.
- Витольд сильный человек, замкнутый, скрытый, но я не сказал бы что он опасный.
- Витольд?- удивился Прошкин. - Так ты знаешь, как его зовут?
- Знаю. Слышал краем уха, как профессор упоминал его имя, и могу тебе сказать, что он к милиции или к ФСБ имеет такое же отношение, как я к вооруженным силам Китая.
- Тогда что он здесь делает?
- Надо полагать, выполняет свою, весьма важную роль. Не удивлюсь, если выяснится, что именно от этого человека зависит успех нашей экспедиции.
Слова алтайца, в который раз уже, обескуражили Виталия и заставили о многом задуматься. По-новому взглянув на Витольда, Прошкину вдруг показалось его лицо смутно знакомым. Не ужели он уже где-то видел его? Изо всех сил напрягая свою память, Прошкин попытался вспомнить моменты возможных встреч с Витольдом, но все его попытки оказались без результатными.
Меж тем, день спешно подходил к концу, и все члены экспедиции завершали свои научные изыскания. Николай как всегда возился со своим ноутбуком, Михаил собирал оборудование и Прошкин, наконец, решил совсем обнаглеть и расспросить исследователей об их загадочной работе.
- Николай, - обратился он к человеку за компьютером,- скажите, вот Вы уже который день что-то делаете с этими всеми антеннами, и каков результат?
Николай оторвал взгляд от монитора, уставился на Виталия.
- Результат, молодой человек, обрабатывается. Предмет наших исследований таков, что сразу разобраться в измерениях не представляется возможным из-за слабых вычислительных мощностей современной техники.
- Ноутбук с четырехъядерным процессором вы называете слабой машинкой?
- Смотря, для каких целей его использовать. Наши вычисления он обрабатывает, к сожалению, медленней, чем хотелось бы.
- Так что же это за вычисления? Вы здесь что, траекторию космических кораблей для стыковки просчитываете что ли?
- Нет, - улыбнулся Николай, переглядываясь со своим коллегой, - мы занимаемся моделированием торсионных полей.
- Это еще что такое?
- Это поля, порождаемые кручением элементарных частиц, не имеющие в себе никакой энергетической основы, но при этом переносящие информацию, которая, прошу заметить, сохраняется и имеет место быть сразу во всех точках пространства. Любая геометрия пространства, любой объект содержит о себе информацию в глобальном торсионном поле, и чтобы считать ее, требуются гигантские вычислительные мощности.
- Но зачем вообще нужно считывать эту информацию? Тем более здесь?
- А вот этого мы тебе не скажем, поскольку сами не знаем. Более того, скажу тебе, что Виктор Афанасьевич и Витольд тоже до конца не понимают, что нам необходимо найти, поэтому мы практически каждый день перемещаемся по озеру и снимаем показатели.
- А причем тут Витольд? - наигранно удивился Прошкин. - Он же мент.
- Ага, - улыбнулся Михаил, - а я Барак Обама.
Виталий не улыбнулся этой шутке инженера и продолжал пристально смотреть на него.
- Ты же, парень, много раз путешествовал в группах Черноброва, не ужели не припомнишь Витольда?
- Нет,- ответил Виталий не очень уверенно.
- Экстрасенс он. А ментом нам его представили только потому, что в Москве была куча лишнего, но очень важного народа, которая могла запросто отметить всю экспедицию. Элементарная перестраховка.
Все встало на свои места и меж тем добавило уйму новых вопросов. Научная экспедиция, с кучей дорогущей аппаратуры, занимается под руководством профессора РАЕН и экстрасенса изучением каких-то там торсионных полей и ни где-нибудь, а в горах Алтая, да еще зимой. Не правда странно?
Выяснить что-то большее Виталию в этот вечер так и не удалось. Спрашивать Виктора Афанасьевича или Витольда не хотелось категорически, а младшие научные сотрудники, похоже сами ломали голову об истинной цели экспедиции.
- Бред,- прошептал Прошкин себе под нос и с этой мыслью лег спать. А утром его самым бесцеремонным образом подняли по тревоге.
Когда Виталий открыл глаза, Николай с Михаилом уже вовсю проводили свои замеры и в четыре глаза пялились в экран ноутбука. Едва Прошкин взглянул на их лица, всю дремоту с него сняло, как рукой, настолько они были напряженными и сосредоточенными.
- Случилось чего?- спросил Виталий, разглядывая взмокшие от пота лица коллег ученых.
- Градиент растет по экспоненте, и совсем не так как мы предполагали, - пробубнил Николай, совершенно не обратив на Прошкина никакого внимания. - Топологическая структура трансформируется, наблюдается резонанс и... быть этого не может, упругое взаимодействие.
- Поле начинает воздействовать на материю?
- Похоже на то...
- Но как? Торсионное поле не имеет под собой энергетической основы.
- Значит информация и энергия также взаимосвязаны, как энергия и масса, - ответил ворвавшийся в палатку Воздвиженский. Он был чрезвычайно взволнован, глаза его горели огнем познания, и сейчас для этого человека не существовало ничего кроме достижения поставленной перед ним научной цели. - Акустический анализ среды над озером и горами показывает наличие низкочастотных колебаний, а это не только очень любопытно, но и весьма опасно для нас, так что попрошу всех максимально быстро собрать вещи и найти место побезопасней.
- А как же замеры, опыты? - попытался возразить ему Михаил.
- Успеем еще, - отчеканил Воздвиженский и вышел из палатки.
Авральные сборы заняли час с лишним, и экспедиция сгрудилась вокруг профессора, вовсю рассматривающего сейчас экран JPS-навигатора.
- Да, судари мои, - протянул Виктор Афанасьевич, - однако, мы встряли. Рванем в горы, можем попасть под обвалы, пойдем к озеру - рискуем нарваться на лавину. Что будем делать товарищи?
Каждый по очереди сделал предложение, промолчал лишь Прошкин, оказавшийся в экспедиции на птичьих правах. Решили все же двигаться вниз, к озеру. На этом настаивал Витольд, а Адбай сказал, что шансов попасть под лавину у них все же меньше, чем быть погребенными под завалами в горах.
Продвигались медленно. Алтаец частенько останавливался, подолгу осматривая окрестности, к чему-то присматриваясь и прислушиваясь. Точно так же вел себя и экстрасенс.
Виталий и сам вскоре начал слышать какие-то посторонние шумы, поскрипы и потрескивания, которые, впрочем, совсем не раздражали, а даже наоборот - успокаивали, умиротворяли психику, приводили разрозненные мысли в порядок.
Вскоре постороннее жужжание ощутили все. Они встали не вдалеке от берега в единственно возможном участке, где горы были дальше всего от глади воды. Пока ученые вновь занимались разбором своего оборудования, Виталий с Адбаем уединились на самом берегу озера.
- Взгляни на облака, - сказал алтаец, указывая пальцем в небо.
Прошкин посмотрел вверх и обомлел: Облака вели себя как живые картины в калейдоскопе, постоянно менялись, складывались в причудливые формы, абстрактные изображения и даже меняли цвет, с розовато-туманного на светло голубой. Меж тем, Виталий начал ощущать, как в нем самом словно бы кто-то натянул тонюсенькую, но очень прочную струну и сейчас легкими касаниями колебал ее, заставлял вздрагивать и издавать приятный, гармоничный звук.
Этот звук, в свою очередь, вливался в общий фон, соединялся с другими, и необыкновенная музыка пространства впервые за многие тысячелетия явила себя миру.
- Что это?- прошептал Виталий, озираясь по сторонам.
- Земля поет, - улыбнулся Адбай. - Земля разговаривает с нами, с ее детьми, пытается понять нас, осмыслить. Не бойся, вред природе можем причинять только мы, люди. Природа же всегда действует только в свою защиту. Она долго терпит, долго ждет, но иногда срывается.
- И... сейчас она злится?
- Нет. Вот как раз сейчас наступает то удивительное время, когда Земля готова к диалогу, и наш общий долг услышать ее.
- Но, как понять ее? Я слышу только музыку, которая всюду, но не понимаю ее.
- Смотри в себя. Чтобы понять голос Земли, нужно слушать не ушами, нужно слушать сердцем.
- Как это смотреть в себя? Закрыть глаза и сосредоточиться? Но...
Им овладело состояние оцепенения. Звуки, образы, чувства - все перемешалось в единый конгломерат, в котором человек попросту тонул, не в силах удержать такое количество чуждой информации в сознании. Из последних сил он попытался выдернуть себя из этого транса.
Вокруг была тьма. Дул сильный, пронизывающий до костей, ветер, а Виталий обнаружил себя сидящим на снегу. Вот это да, уже ночь? Прошкин взглянул на часы: 20/12/2012 23:47 показывал электронный циферблат. Выходило, что его трансовое состояние длилось без малого двенадцать часов? Он огляделся, прислушался - тишина. Музыка отошла на второй план, практически утихла, хотя и не до конца, но самое главное, не было слышно голосов. Где же экспедиция?
Виталий рванул по направлению к последней стоянке исследователей, предчувствуя беду.
Вот две палатки, костер меж ними, где же люди?
Михаила и Николая ему удалось обнаружить по следам в ста метрах от лагеря. Исследователи лежали лицом в снегу и... были мертвы. Во всяком случае, пульс им прощупать не удалось. С громадным трудом Прошкин перетащил на себе взрослых мужиков, положил их рядом с костром, в надежде на то, что пламя отогреет их обмороженные тела.
Перевернув вверх дном обе палатки, Виталий обнаружил Витольда и Воздвиженского, причем последний был в сознании, но, скорее всего, при смерти. Он держался за сердце, коротко и хрипло дышал, постоянно вздрагивая. Руки его тряслись, мышцы лица сводило судорогой.
- Что случилось?- прошептал Виталий, но Виктор Афанасьевич ему не ответил. Он глядел куда-то в пустоту, как бы сквозь Прошкина и, как будто бы, грезил с открытыми глазами.
Виталий попытался привести в чувство Витольда, но в это время чья-то тень возникла сзади. Прошкин обернулся - на него смотрел Адбай.
- Не надо, Витюш, - сказал он мягко, - профессуру уже не поможешь, да и нам тоже.
- Что?! - воскликнул Виталий. - Почему? Что происходит?
- Не нужно было приходить сюда искать резонанс. Нерв Земли в период перестройки чрезвычайно опасен для человека. Жаль, что я понял это слишком поздно.
- Какой еще нерв Земли? О чем Вы?
- Я об истинном смысле экспедиции.
- И в чем он?
- А ты не догадался еще? Странно. Ты смог самостоятельно выбраться из поля оперирования, но все еще не понял... А ведь об этом событие говорили на протяжении нескольких десятилетий. Странно, что обошлось без массовой истерии, хотя, что сейчас творится по всему миру сложно описать.
Прошкин обомлел. Как же он мог забыть об этом. Не ужели Воздвиженский занимался проблемой 2012? Апокалипсисом?
- Именно так, - ответил алтаец, словно в самом деле прочел его мысли. - Только никакого Апокалипсиса не будет. Календарь Майя, это...
Он не договорил. Где-то высоко в горах раздался страшной силы грохот. Прошкин выскочил из палатки, уже понимая, что сейчас произойдет. Там, вверху, нарастал гул сходившей лавины, которая неслась прямо сюда, и от нее не было людям никакого спасения. В отчаянии Прошкин бросился к берегу, но не успел сделать и двадцати шагов, как его накрыло плотной массой снега, несущейся с бешенной скоростью. Удивительно, но в самый последний момент жизни он вдруг понял истинный смысл легенды о Золотом Озере, рассказанной Адбаем. Эта мысль была последней в его первой жизни.
***
Блаженная тишина казалась абсолютной, если бы не монотонное гудение на самом краю слышимости, заполнявшее ее и лишавшее целостности. Это жужжание в целом не раздражало, наоборот - оно казалось смутно знакомым, будто когда-то, невообразимо давно, он уже сталкивался с ним.
Молодой человек, совершенно голый, лежал в стазис-камере, заполненной питательным физраствором и постепенно, день за днем, приходил в себя. Ему предстояло долгое восстановление тканей (мышц, сухожилий и костей), головного мозга, особенно нервных центров, ответственных за память и пространственную ориентацию и всей центральной нервной системы, однако уже сейчас (по крайней мере, так фиксировала умная автоматика медицинской аппаратуры), он реагировал на окружавшие звуки так, как должно.
Он хотел открыть глаза. Он жаждал увидеть окружавший его мир впервые за многие годы относительного небытия, но хитрая автоматика медицинского комплекса пока еще запрещала ему это делать. Даже с учетом современных технологий, фактически позволявших вернуть человека к жизни после полувека летаргического сна, сделать это за пару дней и даже недель до сих пор не представлялось возможным.
Круглое помещение, в котором находилась стазис-камера, было до отказа заполнено какими-то блоками с перемигивающимися меж собой светодиодами, лампочками и огоньками всевозможных цветов, прочей хитроумной машинерией, позволявшей обеспечивать правильную работу медицинского оборудования без участия человека. Однако в этот поздний час в помещении находились двое врачей: высокий, скуластый мужчина в очках с короткими седыми волосами, стильной, аккуратной бородкой и девушка, совсем молодая, тоже высокая, стройная с очень выразительным лицом и пронзительными голубыми глазами. Оба они в настоящее время не отрываясь глядели в два плоских больших монитора, расположенных рядом со стазис-камерой, на которых виднелось изображение пациента, а также куча всевозможных графиков, динамических моделей и постоянно изменявшихся цифр.
- Он идет на поправку поразительными темпами, - произнесла девушка неожиданно глубоким, низким голосом, бархатным и очень красивым.
- Учитывая то, что этот прецедент - первый в истории медицины, то можно говорить о феноменальном успехе. Думаю, Леонид Андреевич будет чрезвычайно доволен.
- Жаль, - вздохнула девушка, - что он не сможет в этом году представить научной общественности этот удивительный случай, не успеет до международного медицинского саммита.
- Нам ли, Дашенька, об этом переживать, - улыбнулся мужчина. - Леонид Андреевич сидит там, высоко. У него свои задачи, а у нас с тобой - свои и давай выполнять их, как подобает. Когда ты намерена запустить последнюю стадию реанимации?
- Думаю,- протянула девушка, убирая локоны золотистых волос с лица изящным жестом, - на следующей неделе уже можно будет. Не хочу рисковать. Аппаратура говорит, что финальную стадию можно запускать хоть завтра, но я лучше перестрахуюсь.
Мужчина кивнул, соглашаясь с мнением девушки.
- Это твой первый серьезный пациент после институтской практики. Если будет необходимость, ты знаешь, где меня найти.
Она кивнула, продолжая разглядывать понятные только врачам картинки. Мужчина, постояв рядом еще какое-то время, удалился.
- Добро пожаловать в новый мир,- прошептала она, глядя в монитор, полностью уверенная в том, что ее слова останутся никем не услышанными.
Но судьбе в этот вечер было угодно распорядиться по-другому.
Едва врач закончила проверку всей регистрирующей аппаратуры и собралась покинуть палату, как тревожный сигнал медицинского комплекса вновь заставил ее полностью, с головой, уйти в работу. Только взглянув на показатели приборов, ежесекундно следящих за сотнями всевозможных параметров, ей стало не по себе - пациент, еще минуту тому назад находившийся в глубоком регенерационном сне, сейчас просыпался и делал это без ее помощи! Такое с точки зрения теоретической медицины не могло существовать, однако ее случай в мировой практике был первым и сейчас она, молодой специалист, просто не могла позволить пациенту умереть по недоразумению. Вот только как поступить правильнее? Следовать научным парадигмам и ввести в физраствор лошадиную долю успокоительного, или помочь пациенту раньше всяких сроков прийти в сознание?
Дарья выбрала второй вариант, четко выполнив все инструкции по "подъему" реанимируемого, превосходно отработав все императивы по безопасности, которых практически никто до нее еще испытывал.
Спустя час стазис-камера раскрылась, а в палате к этому времени уже находилась дежурная смена врачей-реаниматологов. Предстояли еще одни долгие сутки без сна, в течение которых люди в белых халатах не имели права на ошибку.
Спустя семьдесят два часа после этого молодой человек, которого звали Виталием Прошкиным, открыл глаза.
- С добрым утром, - произнес грудной, красивый женский голос. - Как наше самочувствие?
Самочувствие было не очень. Болела голова, отчего-то совершенно пустая и казавшаяся пронзенной в сотнях мест тончайшими иглами, все время подташнивало, дико чесалась кожа, и еще Виталия преследовали боли. Ему казалось, что тело вновь и вновь ломает, корежит неведомая сила, от которой нет, и не может быть спасения.
- Как после ящика водки, - пошутил Виталий, никогда не употреблявший в своей жизни этот алкогольный напиток. - Когда закончится регенерация тканей? Сил уже нет терпеть этот зуд.
- Еще недели две. А вот фантомные боли могут продолжаться до полу года.
- Благодарю Дарья Михайловна за успокоение.
Девушка взглянула на него каким-то лукавым взглядом, сказала:
- Раз шутим, значит идем на поправку. Ты же мужчина -должен терпеть.
- Так я и не спорю, что должен, просто надоело уже, - буркнул Виталий, украдкой подглядывая на врача, которая ему уже успела понравиться. - Скажи, мы можем вернуться ко вчерашнему разговору.
- Потерпеть не хочешь? Ты же видел, какая у тебя вчера была реакция.
- То было вчера. Сегодня я чувствую себя гораздо лучше, к тому же отдельные отрывки воспоминаний, наконец-то, стали складываться в определенную картину.
- И что ты вспомнил? - поинтересовалась она, присаживаясь на край больничной койки.
- Я был в горах, кажется в Алтае с какой-то экспедицией. Что я там делал - не помню, но мы попали под лавину. Это последнее что я смог восстановить. Еще хорошо запомнил лица людей и... - он прервался, устремив взор в потолок, - там что-то случилось, но я не могу никак вспомнить что именно.
- Ты же сказал, что тебя накрыло лавиной. Наверное, это ты и представляешь событием. Так иногда бывает, когда память имеет прорехи о чем-то конкретном.
- Нет, - уверенно отрезал он, немножко грубее, чем следовало, - что-то начало происходить задолго до лавины.
Он почесал лоб и вдруг воскликнул:
- 2012! Я помню эти цифры! Что они значат?
Девушка замерла, напряглась, вглядываясь в глаза парня.
- Сильно подозреваю, что год, - медленно произнесла она.- А почему ты помнишь именно эти цифры?
Но Виталий не ответил на вопрос. В голову стучалась новая информация и, по мере ее поступления и осмысления, он начал говорить об этом.
- Что произошло двадцать первого декабря две тысячи двенадцатого года?
- До конца не известно... послушай, почему для тебя важна именно эта дата?
Яркая вспышка ощутимо ударила по глазам. Голова нестерпимо заболела, пульс скачком прыгнул, набирая обороты с каждой секундой, на что моментально отреагировала умная автоматика медицинского комплекса, впрыскивая успокоительное в физраствор капельницы. Виталий вспомнил все и сразу, но это причинило ему невыносимую боль.
- В этот день, там, в горах, погибла экспедиция профессора Воздвиженского, - сказал он глухим голосом, - погибла вся, целиком и причиной этому была не лавина - она лишь следствие. Настоящая причина - это звон. Он возник сразу везде, шел ото всюду, и именно он убил всех ученых. Я каким-то невероятным образом уцелел. Впрочем... был еще проводник, алтаец. Его звали Адбаем, и я сильно подозреваю, что он тоже уцелел тогда.
Даша сидела на краю больничной койки как громом пораженная. Ее глаза, необычайно красивые, глубокие и выразительные, сейчас выказывали крайнюю степень удивления и даже страха!
- Не может быть, - прошептала она, - так ты... так тебе удалось... нет, это бред!
- Что бред?
- Понимаешь, - сказала она, наливая себе полный стакан воды, - в истории твоей болезни было написано, что ты семь лет пролежал в коме, и лишь появление нашего центра позволило тебе прийти в себя живым и здоровым, но я была в полной уверенности, что причиной комы была автокатастрофа. А здесь... как же это... получается, что ты не был в сознании шестьдесят девять лет?! Но почему тогда твоя история болезни исправлена? И каким образом ты за столько лет сохранился внешне?
- Я не знаю, - сглотнул Виталий. Ему опять стало плохо. Только сейчас он окончательно осознал ту бездну времени, что провел без сознания.
- Я могу ответить на этот вопрос, - раздался громкий уверенный в себе мужской голос, принадлежащий неизвестному человеку. В палату вошел мужчина, средних лет, высокий, широкоплечий, с властным волевым лицом и пронзительными тигрового цвета глазами. Незнакомец был одет в серый плащ, исключительно идущий ему темно-синий костюм с зеленым галстуком.
- Кто вы?- одновременно воскликнули Виталий и Дарья.
- Позвольте представиться - Геннадий Смолов, - подполковник Комитета Национальной Безопасности. Я сожалею, барышня, что нам... что мне пришлось так поступить с историей болезни Виталия, но, согласитесь, стали бы вы так же адекватно, не отвлекаясь на посторонниемысли, выхаживать его, зная истинную причину летаргического сна Прошкина? Думаю, что нет. Точнее - я в этом практически уверен. И потом, Виталий представляет непосредственный интерес для КНБ, и для прогрессивного человечества в целом, так что мои действия оправданы.
- Что происходит! - прокричал Виталий. - Кто-нибудь мне может объяснить?
- За этим я и здесь, - хмыкнул гость. - Ты знаешь, какой сейчас год?
- Да. Две тысячи восемьдесят первый, семнадцатое марта.
- И... тебя это не смущает?
- Более чем, - огрызнулся Виталий.
- Ты знаешь, что должно было произойти в тот день, когда тебя настигла лавина?
- Да. Вроде бы в этот день заканчивалась старая звездная эпоха и начиналась новая, о чем свидетельствовал календарь Майя, который как раз заканчивался именно двадцать первого декабря. И... большинство склонялись к тому, что произойдет конец света, но, как я вижу, мир все еще здравствует?
- Здравствует, но это новый мир, самый его рассвет. Привычного тебе Апокалипсиса не произошло, но тень былой эпохи пришлось уничтожить, и за это в ответе не мы, не люди и даже не пресловутые зеленые человечки. За это в ответе сама Земля.
Виталий молчал, во все глаза, наблюдая за Геннадием, впитывая его слова, как губка.
- Ты помнишь тот звук, точнее музыку в горах?- продолжал тем временем Смолов. - Так вот, это в какой-то мере действительно была музыка, а точнее, речь Земли, и то, что ты выжил, говорит не только об огромном везении, но и о твоих не малых способностях.
- О каких способностях вы говорите?
- Чуть позже я расскажу и о них. А пока... Алтай, как и некоторые другие сакральные места на Земле: Тибет, Теотиуакан, Аркаим - являются своеобразными нервными центрами нашей планеты, которая в действительности - живое существо. Мало того, она не просто живая, она разумная! Разумеется, мыслит она несколько иными, отличными от человеческих, категориями, но с ней возможно вести диалог, через поле оператора, которое мы называем торсионным полем. Тот звук, который ты слышал, представлял собой своеобразное активированное поле оператора. Земля готова была вступить в диалог, просто ее никто не смог понять.
- Не вероятно, - прошептал Виталий.
- Да, другого слова и не подберешь. Теперь о твоих способностях. Понимаешь, человек, каким он был тогда и такой, каков он сейчас не в состоянии вести полноценный диалог с Землей. Мало того, в нервных узлах планеты он не сможет выжить. А ты смог. Это очень редкий дар. Ты, Виталий Прошкин, один из очень немногих, кто способен контактировать с Землей, способен понять истинную ее речь.
Виталий молчал, переваривая полученную информацию, зато в диалог вмешалась Дарья:
- И что произошло после того, как Земля включила это самое поле?
- Некоторые называют это фазовой перестройкой, другие - перезагрузкой или сменой этических параметров. Каждый из них по-своему прав, но стоит признать одно: Человечество, как единый организм, живет с Землей в симбиозе, соответственно, наша жизнедеятельность влияет на планету и, к сожалению, пагубно. Земля долго терпит, но потом начинаются ураганы, засухи, землетрясения, тайфуны и цунами. Планета предупреждает нас таким образом. Она далека от чисто человеческих понятий добра и зла, но ей больно, и она имеет права защищаться. И лишь когда наступает момент ее наивысшей активности, она перестает пугать и начинает действовать серьезно. Такой глухой, слепой и агрессивный человек ей не нужен, и вечно наказывать нас за непослушание она не стала. Наша этика, наша мораль была далека от совершенства. Люди по своей природе были алчными, жестокими и безжалостными, за редким исключением. Именно из-за этого редкого исключения она не стала нас уничтожать, как было раньше, а решила преобразовать, видоизменить нашу духовность. Теперь мы - люди новой эры. Нам дали новый шанс, боюсь, последний шанс исправиться, и мы, что называется, лезем из кожи, чтобы не упустить его.
В палате установилась гремящая, оглушительная тишина. Даша замерла со стаканом у рта, Виталий с полураскрытым ртом не мог отвести взгляд от полковника нацбезопасности.
- Что значит раньше, спросите вы? - усмехнулся подполковник. - Спешу сообщить вам, что человек в современном виде не единственный представитель разумной жизни в истории планеты. До нас были и другие, и все они отличались крайней агрессивностью к себе подобным и окружающему миру, вот почему от них практически ничего не осталось.
Теперь коротко о твоем непосредственном спасении. Я уже упомянул тот факт, что тебе под силу не растворяться в поле оперирование Земли, а вести с ней, хоть и примитивный, но все же диалог. Именно это позволило тебе выжить. Торсионное поле способно воздействовать на любые материальные объекты. Когда лавина накрыла тебя, Земля создала изо льда своеобразный саркофаг. Лед, точнее чрезвычайно необычная материальная структура, поддерживающая внутри себя низкую температуру, хранила тебя в своем чреве целых шестьдесят девять лет, на дне Телецкого озера. Именно водонепроницаемость и низкая температура позволили твоим тканям, прежде всего нервной, не разрушиться со временем. Ну, а дальше, как говориться, дело техники. Исследовательская группа, отправилась на Золотое озеро и обнаружила там странный объект, который, в скором времени, извлекла на поверхность. Думаю, дальше можно не продолжать, и так все понятно.
Виталий и Дарья смотрели друг на друга, на Геннадия Смолова и постепенно начинали понимать, что происходит. Дарье было легче - она принадлежала к этому времени, уже могла чувствовать, видеть перемены, происходившие с Человечеством. Прошкин же пока был лишен всего этого, но и у него уже не было никаких сомнений в истинности слов подполковника.
Сами того не замечая, они взялись за руки. Молодым людям оставалось только надеяться и верить, что мир, в котором человек человеку друг, товарищ и брат, существовал реально, а не только на словах.