Твиров Илья Вячеславович. Автограф

Автограф.

Едва его пальцы коснулись клавиш, как весь Большой зал Московской государственной консерватории имени Петра Ильича Чайковского содрогнулся, словно от незримого удара титанической силы. Люди, сидевшие в уютных креслах, вздрогнули, заворожено устремив свои взгляды на сцену, где один человек сегодня воистину сравнялся с Богом в искусстве дарить людям ни с чем несравнимые ощущения и эмоции.

Пианист, который в свои неполные двадцать лет уже завоевал сердца миллионов, играл великую и бессмертную Сонату для фортепиано N 14 Людвига Ван Бетховена, именуемую еще "Лунной" с легкого слова музыкального критика Людвига Рельштаба, сравнившего первую часть музыкальной трилогии с "лунным светом над Фирвальдштетским озером". В настоящий момент Георгий Суворов играл третью часть, чья музыка заставляла людей с замиранием сердца переживать все личные потрясения. Она сковывала человека, совершенно обездвиживала, смывала окружающую действительность, и для любого, кто слушал это бессмертное произведение великого немецкого композитора в исполнении Суворова, мир переставал существовать. Лишь мелодия и человек: один на один со всеми его страстями. Один уважаемый современный музыкальный критик, которому как-то посчастливилось побывать на концерте Георгия Суворова, сделал весьма неоднозначное заявление. Он сказал, что, если на Россию не приведи Господь, поползут танки, да пехота пойдет, нам не нужно будет встречать их своими солдатами и танками. Посадите перед врагом Суворова и дайте ему рояль, и тогда враг сам остановится.

Георгий Николаевич Суворов начал заниматься музыкой уже в четыре года, и уже тогда многочисленные учителя музыкальных школ, в которые приводила мальчика его мать, Светлана Анатольевна, отмечали явный талант паренька, а некоторые даже не боялись пророчить Суворову блестяще будущее. Так на жизненном пути Георгия оказались сначала ЦМШ, потом музыкальный колледж имени Гнесиных, а затем и Московская консерватория. И каждое из учебных заведений он заканчивал досрочно. В полной мере талант Георгия проявился в девять, когда он буквально с листа за роялем начал вытворять такое, что учителя только диву давались. При этом самый юный учащийся и, бесспорно, самый талантливый из всех, не чувствовал себя ни ущербным из-за своего возраста, ни великим из-за невероятных музыкальных способностей. Он был как все. Интересовался тем же, чем интересовались, что обсуждали его старшие товарищи, жил также и тем же, но когда садился за инструмент, все кардинальным образом менялось. На него с восхищением смотрели не только педагоги, но и учащиеся, многие из которых имели просто-таки гигантские амбиции. Но даже они ничего не могли поделать, когда Суворов касался клавиш. Его музыка походила на волшебство, на магию. Это было что-то высшее, исходившее не от человеческих рук, и любой, кто слушал игру Георгия, забывал обо всем. Один из его товарищей, с которым Суворов в последствие сдружился, сказал, что Георгий - это Николо Паганини нашей эры, только теперь дух великого итальянца решил обуздать не скрипку, а рояль. Сам же Суворов на подобные замечания в свой адрес лишь отшучивался, предпочитая меньше говорить, но больше делать.

И сейчас он делал то, что у него получалось лучше всего. Его быстрые пальцы неудержимо порхали над клавишами, а в окружающем пространстве разливалась музыкальная благодать. Обычно Суворов во время концертов полностью концентрировался на произведениях, которые играл исключительно с закрытыми глазами, переживая все страсти, вложенные композитором в ноты, внутри себя. Но сегодня день был особый. Его милая, родная Машенька, девушка, с которой он еще не успел обручиться, со дня на день должна была родить дочку, такую же голубоглазенькую светловолосую красавицу. При мыслях о будущем ребенке Суворов вздрогнул, добавив во внутренний мир, созданный произведением немца, часть собственных переживаний. Он вдруг вспомнил, как впервые увидел Марию, студентку Московской консерватории, которая буквально влюбилась и в его музыку, и в него самого, высокого, но довольно худощавого молодого человека с аккуратным, чуть вздернутым вверх носом, большими, добрыми, зелеными глазами и черными волосами по плечи, носимыми Суворовым на манер Димы Маликова. Потом были томительные ожидания встреч, бессонные ночи, счастливые часы, проведенные вместе. Суворов был от нее без ума. Он боготворил Машу, носил ее на руках, холил, лелеял и благодарил Бога за такой подарок судьбы. Мария, в свою очередь, отвечала юному гению полной взаимностью, поддерживая любимого во всех его начинаниях.

Калейдоскоп воспоминаний ворвался в такую надежную конструкцию переживаний неудержимым потоком, который, однако, не порвал ее в клочья, а встроил в нее некоторые новые детали и гармонично соединился с основой. В итоге, это породило нечто невероятное, и зал вздрогнул во второй раз. Кто-то прослезился, кто-то испытал настоящий шок, кому-то показалось, что его буквально ударило током. Такая знакомая всем музыка на сей раз предстала перед людьми совершенно в ином качестве. Магия Георгия Суворова работала на полную мощь.

Концерт закончился оглушительным триумфом. Зал минут пятнадцать аплодировал стоя, отдавая исполнителю часть тех эмоций, которые рекой лились на них все это время.

Уже за полночь Суворов в великолепном настроении прибыл домой. Жил он недалеко от метро Семеновская, в новом жилищном комплексе на восьмом этаже. Маша уже спала. Она частенько засыпала последнее время, не дожидаясь любимого, но Георгий, естественно, за это на девушку не обижался.

Он едва слышно прошел в спальню, вгляделся в милое, светлое лицо спящей красавицы. Показалось, что она улыбнулась во сне.

- Я люблю тебя, солнышко мое, - прошептал он ей на уху, нежно проводя указательным пальцем по Машиной щеке.

Лечь рядом и заснуть так и не удалось. Буря страстей, эмоций, отданных в зал и полученных в ответ, не унималась. Хотелось что-то делать, куда-то идти, творить, в общем, действовать. Пришла шутливая мысль устроиться на вторую работу, как раз после концертов, которые всегда заканчивались довольно поздно.

Ему предлагали выступать за границей, но Суворов наотрез отказывался рассматривать подобные предложения до тех пор, пока они с Машей не распишутся и пока девушка не родит дочку. Он отчетливо представлял себе, что такое концертная жизнь, и какая она у него будет. Не стремясь ставить себя выше других, Георгий чувствовал, что столь напряженного графика девушка может и не выдержать, поэтому оттягивал с серьезными предложениями до последнего.

Размышляя над собственным будущим, Георгий не заметил, как заснул. И тут же проснулся. Что-то его насторожило. Уже было утро. Начало сентября выдалось довольно жарким. Традиционный смог от лесных пожаров и торфяников плотным кольцом взял в осаду столицу России, и пока с этой напастью никак не удавалось справиться. Маши рядом не оказалось.

Суворов резко встал, прислушался к внутренним ощущениям и услышал какой-то шум на кухне. За столом сидела его любимая, обхватив живот, и явно мучилась болью.

- Зайка, что с тобой? - подскочил к ней Георгий, обнимая девушку. - Что случилось? Ты давно встала?

- Только что, - прошептала она. - Похоже, у меня уже схватки.

Несмотря на поджимавшие сроки, для Суворова подобные известия стали полной неожиданностью. Он едва ли не каждый божий день возил Марию в роддом на обследования, и все врачи как один заявляли молодой паре, что пополнение в их семье всенепременно ожидается, но не прям что завтра, а, скорее всего, через две-три недели. И вот тебе на - врачи, похоже, сделали неверные прогнозы.

Суворов присел на колени, взглянул в лицо девушке, в которой души не чаял.

- Милая, ты не волнуйся, - как можно спокойней произнес он,- сейчас мы с тобой сядем в машину и поедем в роддом, ты только потерпи немножечко, хорошо?

Маша слабо улыбнулась. Она была ужасно благодарна Суворову за его поддержку и вообще за то, что он оказался в ее жизни, но неизвестность, как водится, имела особенность сильно пугать.

Спустя десять минут Георгий уже вовсю рулил своей новенькой "Infiniti EX", направляясь в сторону частного роддома, который ему посоветовали друзья. Однако, едва он выбрался на дорогу, и разминул пару поворотов, как уперся в непрошибаемую пробку.

- Черт, - в сердцах выругался Суворов, - этого только еще и не хватало.

- Пробки - бич современности, - нехотя проговорила Мария, стремясь поддержать мужчину.

Бич не бич, а из неприятной ситуации стоило срочно искать выход, и Суворов, ориентируясь по навигатору, попытался нащупать пути объезда, используя окрестные дворы и узкие проезды. Но это не принесло ожидаемого результата. Дорожная пробка, похоже, охватила чуть ли не весь микрорайон, и стоящие повсюду машины, обреченно жужжа двигателями, не собирались никуда уезжать.

Суворов попытался исследовать еще несколько маршрутов, но все было тщетно. Везде он видел одну и ту же нерадостную картину. Автомобили стояли без движения, сжигая сотни литров бензина.

С заднего сиденья послышался сдавленный стон. Суворов резко обернулся, чтобы посмотреть, что произошло. Маша лежала на боку и корчилась от болей. Смотреть на нее без сострадания было невозможно. Но одним состраданием помочь делу невозможно.

- Потерпи, милая моя, сейчас я что-нибудь придумаю, - попытался успокоить девушку Суворов, не особо, впрочем, рассчитывая на успех.

Он вышел из машины, подошел к соседней, пальцем легонько постучал по стеклу двери. Водителем оказался мужчина средних лет с усами и совершенно лысой головой.

- Скажите, пожалуйста, надолго это? - как можно вежливее обратился к водителю Суворов.

- А бог его знает, - ответил лысый мужик и тут же витиевато выматерился. - Я тоже минут пять только как приехал и с тех пор ни на сантиметр. Стоим намертво.

В висках запульсировало. Отчаяние с каждым мгновением накатывало все яростней.

- Скажите, Вы не врач часом?

- Нет, - ответил водитель, - а что собственно...

Суворов его не дослушал, побежал дальше к другой, к третьей машине. Однако никто из водителей не был в курсе, что происходит. И врачей, да даже просто людей, имеющих хотя бы какое-то медицинское образование, как назло поблизости не оказывалось. Некоторые водители вышли из своих автомобилей, чтобы перекурить. Другие звонили по сотовым с целью узнать, что же происходит. У одного такого "счастливца" Георгий, наконец, узнал, по чьей милости во всем районе образовалась гигантская автомобильная пробка.

Как выяснилось минутой позже, ситуация оказалась еще более пугающей.

- Да какой-то очень высокий представитель власти с инспекцией разъезжает, - ответил ему человек с гарнитурой мобильника в ухе, добавив в описания "любимого им чиновника" пару смачных нецензурных выражений. - Уже час стоим. Все перекрыли. Мало того, двадцать с лишним километров кольцевой в обе стороны стоят, шоссе, причем не одно. В общем, это на полдня.

Георгий чуть не сорвался на крик. Отчаяние было уже настолько физически ощутимым, что ему становилось трудно дышать. Дрожали руки, он весь взмок, гул крови, порой, перекрывал шум улицы. Контролировать себя, свои эмоции становилось с каждым мгновением все тяжелее.

Не отдавая себе отчета, что он делает, Суворов бросился к своей машине. Маша лежала без сознания, хотя была жива, в этом Георгий почему-то не сомневался.

- Милая, только держись, только держись, - давясь слезами, запричитал Суворов.

Он подхватил ее на руки и понес, даже не особенно задумываясь куда. Он просто шел вперед, продираясь сквозь сплошную пробку из автомобилей и людей, которые не собирались сидеть внутри собственных машин и ждать непонятно чего.
Кто-то окликнул его. Суворов пропустил его мимо ушей. Сейчас для него существовала лишь Мария и дорога, которую он должен был, во что бы то ни стало, осилить.

Он совершенно потерял счет времени. Девушка в его руках, ставшая для молодого музыканта самым бесценным, что в принципе возможно в жизни, не шевелилась и признаков жизни не подавала. Суворов действовал как заведенный, словно был биороботом, а не живым человеком.

Как он сумел дотащить на себе Марию до роддома, и сколько это заняло у него времени, Георгий так и не понял. Он даже не успел удивиться расторопности врачей, словно ждавших беременную девушку в этот самый час. Суворов, полностью истощённый морально, и физически, в эти минуты не способен был ни на какие эмоции.

Сдав Марию на руки врачам, он повалился на первое подвернувшееся кресло и заснул, забыв даже про свой автомобиль. Смутное чувство тревоги разбудило юного музыканта за несколько секунд до того, как к нему подошел врач. Мельком взглянув на потерянное лицо человека в белом халате, Суворов едва сумел сдержать крик. Он все понял еще до того, как врач озвучил ему неутешительный диагноз. Роковое стечение обстоятельств, к коим относились недальновидность врачей и так некстати образовавшаяся пробка, стоящая вот уже неделю жара, духота и смог от горящих торфяников, непросто развивавшая беременность, усугубленная неблагоприятными внешними экологическими факторами и свинское отношение высокопоставленного чиновника, убило так и не пришедшую в себя бедную девушку, а вместе с ней и не родившуюся дочь. Его дочь. Их дочь.

Совершенно обессиленный, опустошенный Суворов упал на колени, не стесняясь врачей, и тихо заплакал.

От бессилия. От несправедливости.

- Аккуратней ставь. Аккуратней! - раздался голос из подсобного помещения. - Аппаратура дорогая. Я два месяца ждал, Пока нам ее привезут. Кроме того, в нашем деле самое важное что? Точность. Все должно совпадать до миллиметра, иначе измерениями можно будет подтереться.

Голос принадлежал аспиранту кафедры компьютерного моделирования факультета экспериментальной и теоретической физики МИФИ Станиславу Лобанову, загорелому брюнету, яркому, энергичному, высокому молодому человеку, чей образ совершенно противоречил общепринятым стереотипам людей аспирантуры. Стас был человеком неординарного, нестандартного мышления, с крепкой жизненной позицией, блистательным, ярким умом и твердым характером. Именно характер позволил ему уже к своим двадцати пяти годам добиться немалых успехов в освоении некоторых, до сих пор не исследованных областей физики. Именно характер, а не ум, поскольку деньги на науку, тем боле на экспериментальную, в России выделялись крайне неохотно. Но Лобанов добился своего. Ему разрешили исследовать чрезвычайно важную, с его точки зрения, физическую проблему, и теперь он мог погрузиться в ее изучение с головой.

- Какое расстояние от экрана захвата до картины? - спросил Лобанов своего помощника Виктора, студента пятого курса, который согласился работать со Стасом исключительно ради любопытства.

- Пятьдесят два сантиметра, - ответил тот после секундной заминки. - Много?

- В самый раз. Можно даже пятьдесят пять, хуже не будет.

Тема, которую выбрал Лобанов для своих исследований, была в высшей степени уникальна и нова. Он занимался вопросами изучения механизмов влияния красоты и гармонии на окружающую среду и, в частности, на психику человека, а натолкнула Стаса на эту проблему его подруга, как-то раз пригласившая парня в Государственную Третьяковкою картинную галерею. Лобанов хорошо запомнил, какие эмоции вызвали у него работы таких выдающихся мастеров-художников прошлого, как Айвазовского, Саврасова, Левитана, Шишкина, Куинджи и многих других. А дальше в дело вступил неординарный ум аспиранта, умевший мыслить нестандартно. Так и появилась тема будущей кандидатской диссертации, на которую еще, однако, необходимо было наработать вагон и телегу экспериментальных данных.

- Неужели получится? - неуверенно спросил Виктор, разглядывая картину и раструб детектирующей камеры - уникального аппарата, способного к суперскоростной видеосъемке сверхвысокой четкости, регистрации электромагнитного и некоторых других полей, а также некоторых квантовых эффектов. Аппаратуру Лобанов собирал с миру по нитке. Что-то предоставили отечественные НИИ, большинство же деталей пришлось закупать за рубежом, обильно используя связи, которыми Станислав успел обзавестись, несмотря на свой юный для настоящей науки возраст.

- Я не для того клянчил всю эту технику, чтобы у меня все сорвалось, - сказал, как отрезал Станислав. Он был уверен в себе, уверен в удачном исходе эксперимента, и его уверенность передалась Виктору.

- Мне уже не терпится увидеть результат.

- Мне тоже, - процедил Лобанов, настраивая управляющее ядро программы, которая должна была обработать полученные данные с детекторов. - В любом случае, результаты мы узнаем в лучшем случае завтра вечером, а то и послезавтра с утра. При всех моих возможностях, притащить в лабораторию суперкомпьютер мне было не под силу.

- И эта машина сойдет, - махнул рукой Виктор, - хотя конечно, мощности суперкомпьютеров куда как выше. Они бы нам не помешали.

- Что есть, то есть. Жаловаться не в нашем стиле, запомни.

Лобанов минут двадцать возился с программой, проверив за это время порядка двадцати различных приложений, наводил правильный фокус видеокамеры, и вообще придирчиво осматривал каждый квадратный сантиметр аппаратуры.

Наконец наступил момент, когда ему все понравилось, и Станислав скомандовал:

- Начинаем.

Он потер ладони, азартно нажал несколько кнопочек на видеокамере и на клавиатуре.

- Где ты ее достал? - спросил Виктор Лобанова, имея ввиду картину для эксперимента.

- Из дома взял. Моя прабабушка художником была. Как видишь, рисовать умела, поэтому не пришлось платить нехилые деньги еще и за это.

Внешне эксперимент не отличался красотой и великолепием. Не было здесь гигавольтного напряжения и килоамперных токов, не проскакивали дуговые разряды, не вылетали икры, звуковые эффекты так же отсутствовали. Единственные звуки, сопровождавшие эксперимент, возникали вследствие редких нажатий на клавиши компьютерной клавиатуры, щелчков кнопок мышки и нескольких касаний сенсорного экрана управления камерой-детектором.

И все. Эксперимент закончился спустя пару минут банальным "выключаем", произнесенным Лобановым довольным голосом.

- Уже?

- Ну, да. А что тут удивительного? Теперь пусть комп считает, а мы с тобой можем передохнуть.

- До завтра,- попрощался с аппаратурой Виктор и вышел из лаборатории вслед за Стасом.

Как это обычно бывает в преддверии чего-то важного, спасть совершенно не хотелось. Двое молодых исследователей не сомкнули глаз, и весь следующий день изнывали от вялотекущего времени. Но даже минуты, казавшиеся часами, когда-нибудь подходят к концу, и Лобанов с Виктором все же дождались того самого момента, когда компьютер закончил расчеты экспериментальных данных.

- Ну-с, посмотрим-с, - азартно произнес Станислав, перед тем как взглянуть на результаты исследований.

На мониторе появилась картинка, чем-то напоминавшая дикобраза или ежа, с той лишь разницей, что иголки этого виртуального зверя были загнуты по длине.

- А вот и наша динамическая модель, познакомься с ней, Вить.

- Привет, - шутливо бросил Виктор, разглядывая "зверя".

На другом мониторе Стас рассматривал кучу графиков, изменяющихся в реальном времени зависимостей, диаграммы, какие-то таблицы и формулы. Больше часа двое молодых исследователей молча изучали то, что получилось в результате эксперимента, потом, наконец, Лобанов произнес:

- Вот как выглядит вибрационный портрет нашей картины. У других он будет иной, но принцип везде один. Квантовые эффекты, флуктуации вакуума, порождают под воздействием структурирующего тела - картины в нашем случае - вибрации электромагнитного поля особой частоты и напряженности. Человеческий мозг, скорее всего, подсознательно воспринимает вибрационный портрет целиком, релаксирует, влияет на биохимию, физиологию, психику человека, тем самым на организм оказывается положительный эффект.

- Это все сродни гипнозу? - уточнил Виктор.

- Принцип тот же. Воздействуем на особые участки мозга, а дальше все пошло-поехало. Но, этим пусть медики занимаются, это их конек. Наша же с тобой задача - понять, каким образом картина способна вызывать необходимые квантовые эффекты.

- Разве это возможно? - скептически отнесся Виктор к вставшей перед ними проблеме.

- Теоретически - да. Хотя практически на данном этапе развития технологий нам вряд ли удастся понять все явления до конца. Но задел, я верю, мы сделаем.

- Тогда у нас впереди много работы.

- Это точно. Вот и приступим к ней. Не будем тянуть кота за хвост.

Голова страшно болела. Ничего не хотелось делать, даже пить уже не хотелось, тем более что алкоголь помогал слабо. Он не заглушал боль, скорее, делал на некоторое время человека равнодушным ко всему окружающему, а потом все повторялось заново. Тоска, заживо сжиравшая Георгия, сердечная боль, апатия. Без Марии сразу стало так пусто, причем не только в доме, но и в душе. Казалось, что человека просто разобрали на составные части, а когда собрали обратно, забыли установить какую-то важную деталь, и теперь на ее месте образовалась сосущая пустота, которая затягивала в себя, как трясина. Настоящая черная дыра, готовая пожрать все, что ее окружало.

Ни на похоронах, ни на девять дней Георгий не плакал. Не было сил. Присутствовала лишь боль, которую невозможно было описать словами. Как хорошо, что у него были все же, по большей части, настоящие друзья, которые в трудную минуту не отвернулись от Суворова, и помогли организовать похороны на высшем уровне.

Георгий раз за разом гнал из головы дурные воспоминания, но они лезли и лезли обратно, нанося непоправимые душевные раны. Как назло вспомнился позавчерашний день. Одиннадцатый день без Марии. Суворову случайно удалось узнать (да, в принципе, это не являлось ни для кого секретом) по чьей же воле оказались перекрытыми столь значительные территории Москвы, и Георгий, обуреваемый слепой ненавистью, захотел посмотреть проклятому чиновнику в глаза, тем более что судьба словно сама предоставляла молодому талантливому музыканту такой шанс.

Помощник президента Анатолий Шаганов должен был выступить с обращением к гражданам о здоровье нации на открытии первого московского национального марафона, грозящего стать ежегодным мероприятиям. Первый массовый старт собрал порядка десяти тысяч участников и гораздо большее число зрителей. В их-то ряды без особого труда и затесался Суворов.

Гораздо труднее оказалось пробраться к тому месту, где собирался давать речь Шаганов, но и это Георгию, в конце концов, удалось.

Помощник президента приехал вовремя, как и обещал, взошел на импровизированную сцену и начал свое выступление. Говорил он, в принципе, не много и стандартными казенными словами, звучащими из уст абсолютно всех политиков. Георгий смотрел на холеное лицо представителя власти и чувствовал, как волна неудержимого гнева постепенно поднималась из его глубин и вот-вот готова была выплеснуться наружу.

Суворов был полностью уверен, что, если бы в его руке сейчас оказался пистолет, то он бы выстрелил не колеблясь. Но ни пистолета, ни другого оружия у музыканта не имелось. Ничего не было. Этот человек в дорогом костюме, весь лоснящийся от собственной важности, отобрал у Георгия все. Даже мыслей в голове толком не осталось. Наконец, волна гнева стала настолько нестерпимой, что Суворов перестал что-либо соображать. Он попер напролом сквозь толпу, благо до Шаганова ему нужно было пройти всего рядов десять, не больше. Он практически сумел это сделать, даже выкрикнул несколько ядовитых проклятий в адрес чиновника, которые Шаганов услышал, но в этот момент сотрудники безопасности скрутили Суворова, повалили его на асфальт, и для музыканта все закончилось.

Узнав в нарушителе спокойствия известного молодого музыканта, у которого недавно случилась личная трагедия, милиция отпустила несчастного Георгия домой, проведя с ним воспитательную беседу.

И вот теперь он совершенно один, раздавленный и убитый горем, сидел в своей квартире, сходя с ума от тоски. Концерты были отменены, а вех, кто был не доволен таким его решением, Георгий просто послал куда подальше. Друзей он видеть не хотел. Да вообще он ничего не хотел. Слишком все теперь стало для него туманно и безлико.

Неожиданно позвонили в дверь. Георгий поднял свои мутные глаза, посмотрел в коридор. Звонок повторился.

- Черт, - выругался он в сердцах. - Кого принесла нелегкая?

Нелегкая принесла сотрудников прокуратуры, и ни каких-нибудь, а чуть ли не самых важных, из самого следственного комитета.

В квартиру вошли трое. Один из них "натуральный блондин", чем-то напоминавший известного российского певца, представился следователем по особо важным делам прокуратуры Кузнецовым. Двое других, наверняка из полиции, прошлись по комнатам, явно что-то или кого-то разыскивая.

- Что вам нужно?- без эмоций спросил Суворов, устало глядя на важняка.

- Как обычно, задать Вам несколько вопросов, - улыбнулся Кузнецов. Судя по всему, и этот человек готов был взорваться от переполнявшего его чувства собственной значимости.

- Задавайте, - ответил ему Георгий и поплелся к себе в комнату.

- Где вы были вчера? Весь день.

- Тут, - коротко ответил Суворов чистую правду.

- Что, никуда не выходили?

- Нет.

Кузнецов огляделся по сторонам, поморщился при виде пустых бутылок, разбросанных по комнате.

- Вы новости смотрите? - задал еще один вопрос следователь.

- Нет.

Похоже, что равнодушный тон и односложные ответы Георгия начали выводить Кузнецова из себя. Суворову до этого не было никакого дела. Жизнь еще оного чиновника его не интересовала.

- Очень зря. - Кузнецов встал с кресла, прошелся по комнате. - Помощник президента Российской Федерации, господин Шаганов сегодня рано утром умер от острой сердечной недостаточности. Единственным человеком, кто желал ему смерти, были Вы, не находите?

- Не нахожу, - так же монотонно, как и прежде, ответил Суворов. - Уверен, что у господина Шаганова было много врагов, желавших ему зла.

- Но ни один из них не посмел сказать это Анатолию Сергеевичу в лицо.

- А за слова уже сажают? - спросил в свою очередь Суворов. Весть о том, что Шаганова больше нет, ни привнесла в состояние Георгия никаких красок.

- Разумеется, нет, а вот за дела - еще как! Я здесь не из-за Ваших слов. Но у Вас есть мотив, и я должен, я обязан во всем разобраться.

- Разбирайтесь. Я не буду препятствовать следствию. Но вчера я был дома, и сегодня я весь день дома.

- Это обстоятельство мы скоро выясним, поверьте. От нас еще никто не уходил безнаказанным, и будет лучше, если Вы во всем сознаетесь.

- В чем? - Суворов вновь перешел на односложные ответы.

- В убийстве господина Шаганова.

- Я не убивал его. Сердце у любого может забарахлить.

- Ах, так? А Вам известно, что Анатолий Сергеевич слыл человеком очень спортивным и следил за своим здоровьем?

- Догадываюсь.

Кузнецов пристально посмотрел на Суворова, перевел взгляд на бутылки из-под водки, вновь посмотрел на музыканта.

- Прихватите это, и опросите подъезд, - скомандовал он своим сопровождающим.

Двое похожих на полицейских сотрудников забрали бутылки и спешно удалились из квартиры Суворова.

- Будет лучше, если Вы и впредь не станете никуда выходить. Пока Вам нечего предъявить, но, будьте уверены, я во всем разберусь.

Георгий ничего не ответил Кузнецову. Он даже дверь за следователем закрыл не сразу.

- Теперь последний образец, и, я надеюсь, картина окончательно прояснится, - сказал Лобанов, подкидывая в воздух обыкновенный речной голыш.

Вот уже полторы недели Стас с Виктором практически не покидали лабораторию, проводя опыт за опытом. Экспериментальные данные уже сейчас могли послужить отличным базисом для построения красивой и новаторской теории - не хватало лишь финального штриха.

- Если и с ним получится, то...

- Не спеши, Вить, не спеши. Сейчас все прояснится.

После картины ученые произвели "записи" кучи разных предметов, и оказалось, что каждый из них имеет свою неповторимую вибрационно-резонансную картину или спектр. К сожалению, в условиях лишь одной лаборатории института не представлялось возможным произвести исследования более детально и масштабно (в частности, Лобанову не хватало данных по чистому вакууму), но оставалась надежда, что в скором времени появится возможность сменить текущее место исследований на более удачное во всех смыслах этого слова.

- Запускаем, - произнес свое традиционное слово Станислав, едва голыш оказался в нужном месте.

Вновь не произошло ничего фееричного, но это не означало, что физики сделали что-то не так. Уже спустя час Лобанов имел перед собой обширнейшие данные о ВРС (вибрационно-резонансный спектр) голыша и мог с полной уверенностью сделать заявление:

- Все куда сложнее, чем я представлял себе в начале.

Он откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и некоторое время сидел без движения. Даже не дышал, как казалось со стороны.

- Ты в курсе, что такое часто бывает?

- Что бывает?

- Люди делают одно, а у них в итоге получается совсем другое, не обязательно хуже, просто другое.

Лобанов недовольно усмехнулся:

- К нам это не имеет никакого отношения. Мы изначально планировали сколотить на экспериментах теорию. Я просто не мог до конца понять ее границ.

- Нам все равно до конца не ясен механизм того, каким образом любое тело, оказавшееся в вакууме, вызывает его поляризацию. Кроме того, у нас нет данных по чистому вакууму.

- Я надеюсь, что они скоро будут. В мире полно лабораторий, где можно провести соответствующие исследования. Однако выяснить механизм нам вряд ли удастся.

- Почему? - опешил Виктор.

- Потому что современная техника вряд ли нам это позволит сделать. Механизмы закопаны где-то на уровне микромира. Там царствует квантовая физика, которая пока, по большому счету, представляет собой один большой темный лес. А наша теория, худо-бедно, соединяет, точнее, показывает воздействие квантового мира на макромир. Хотя, даже не так. Сначала макромир воздействует на квантовый микромир, а в ответ мы получаем обратное воздействие в виде ВРС.

- Это уже кое-что. И все равно, что за механизмы могут лежать в основе этого процесса?

- Вопрос на миллион. Точечный электрический заряд образует вокруг себя электрическое поле. Что мы о нем знаем на данный момент? Электрическое поле - одна из составляющих электромагнитного поля; особый вид материи, существующий вокруг тел или частиц, обладающих электрическим зарядом. Это я тебе дословно процитировал электронную энциклопедию, если ты не понял. Что мы из этого можем почерпнуть? Словосочетание "особый вид материи". Что это за особый вид? Из чего он состоит? Неизвестно. Подозреваю, что все наши поля, которые мы видим в экспериментах, имеют одну и ту же основу, просто она сама по себе многовариантна. Если начать углубляться еще дальше, то мы придем к куче всяких разных гипотез, ни одна из которых на данный момент не доказана и не опровергнута из-за никудышней технологической реализации экспериментов. Мы знаем такие теории, как теория суперструн, М-теория, F-теория, теория петлевой квантовой гравитации. Наряду с общепринятыми, существуют до кучи разных альтернативных, отличающихся друг от друга степенью бредовости. Лично мне из всех альтернативных версий о строении мира нравится теория Упругой Квантовой Среды, но это не значит, что она верна. Если нам с тобой повезет, и мы проживем на свете еще лет сто, то, возможно, нам удастся к тому времени узнать и механизмы образования вибрационно-резонансных спектров, и механизмы образования полей, и, вообще, сущность самого поля. А пока довольствоваться надо малым, потому что наша с тобой работа уже уникальна.

Виктор от своего друга еще ни разу не слышал таких ярких речей, и мог лишь позавидовать его ораторскому искусству.

- Интересно, что насчет человека...

- А что насчет него? - мигом всполошился Лобанов.

- Ну, мы с тобой не пробовали смотреть на человека. Если банальный камень имеет ВРС и способен поляризовать вакуум, то человек-то, наверное, просто обязан это делать!?

Лобанов думал ровно пару секунд.

- Вот я шляпа, - шлепнул он себя по затылку. - Как не догадался!? Это же гениально, Витек! Нам необходимы опыты на людях.

- Стоп, - перебил Стаса Виктор. - Кто нам разрешит испытания на людях?

- Они ж безопасны. Мы никого не облучаем, только считываем данные и все.

- Ага, сколько времени пройдет, пока мы это докажем?

- Значит, доказывать не будем. Достаточно того, что мы с тобой знаем о безопасности экспериментов, а людей найти не проблема. И, кажется, у меня есть масса идей, как разнообразить наши будущие исследования.

- Поделись мыслями, а, заодно, расскажи, как ты собираешься привлекать народ к нашей с тобой работе?

- Элементарно, Ватсон! - Лобанов поднял вверх указательный палец. - Реклама - это что?

- Что? - не понял Виктор.

- Это двигатель торговли! Первым испытуемым станешь ты. Используем тот момент, что наша техника способна распечатывать на бумагу вибрационно-резонансную картину предмета, которая очень красиво смотрится. Ты разносишь, эти снимки по институту, показываешь студентам и студенткам, что очень важно, они к нам приходят, мы каждому вручаем такой вот забавный снимок, говорим, что, типа, это его аура и все такое.... В итоге, и им хорошо, и нам еще лучше. Все довольны, всем спасибо, занавес.

Виктор почесал макушку, скептически разглядывая аппаратуру для экспериментов.

- Думаешь, сработает?

- А то! Уверен!

Лобанов оказался прав на все сто. Уже на следующий день после первых испытаний на человеке, желающих получить фотографию собственной ауры набралось свыше десятка человек, и, самое главное, среди них были как парни, так и девушки. Было занятно наблюдать за тем, как каждый из них рассматривал свою необычную фотографию и делился впечатлениями с окружающими.
Но больший интерес для Лобанова, разумеется, представляли собой экспериментальные данные, которые были уникальны. Человеческое тело являлось не просто великолепным поляризатором вакуума и резонатором. Оно имело просто-таки невероятный потенциал. Вибрационно-резонансный спектр мужчины или женщины не шел ни в какое сравнение с ВРС мировых шедевров художественного искусства или архитектуры. Во-первых, спектры отличались по половому признаку. Уже спустя сутки Лобанов с Виктором могли стопроцентно, по одной лишь вибрационной картине, определить, человеку какого пола она принадлежит. Во-вторых, ВРС для каждого индивида оказалась уникальной, как отпечаток пальца или молекула ДНК.

Однако молодые исследователи на этом останавливаться явно не желали. Жажда знаний, стремление докопаться до истины гнало ученых вперед, ежесекундно снабжая новыми свежими идеями.

Автор очередной такой идеи стал по традиции Виктор:

- Давай усложним эксперимент.

- Как?

- Включим музыку. Причем разную. Сначала человек будет слушать одно, потом совсем другое. Понадобятся разные стили, песни, как наши, так и зарубежные. Можно давать не только песни, но и просто мелодии.

Лобанов раздумывал считанные секунды:

- Великолепно. Надо не забыть так же про громкость. Тихая музыка, как мне кажется, не совсем одно и то же, что громкая.

- Точно.

Спустя пару дней толпа из желающих получить фотографию собственной ауры не только не уменьшилась, но и увеличилась едва ли не в разы. Станиславу с Виктором приходилось работать не покладая рук, без всяких перерывов. Словно заведенные, они пропускали сквозь свою аппаратуру человека за человеком. Акустическое сопровождение экспериментов удалось наладить в считанные часы, и вот уже "подопытные" сначала слушали классику, потом переключались на рок, метал, реп, отечественную и зарубежную попсу и так далее. Результаты последних экспериментов превзошли все мыслимые и немыслимые ожидания. В редкие часы относительного отдыха, когда ученым не нужно было никого "фотографировать", они обсуждали полученные результаты и строили новые гипотезы.

- Жаль, что у нас под боком нет суперкомпьютера, - с горечью заявил Виктор. - И народ мог бы получать свои фотки не спустя сутки-другие, а сразу, и нам было бы веселее.

- Умей довольствоваться тем, что есть, - философски произнес Лобанов, массируя пальцами виски. - До сих пор не могу поверить, что мы с тобой открыли.

Виктор с недоумением в глазах посмотрел на Стаса и аккуратно поинтересовался:

- А мы открыли что-то другое?

- Никогда бы не подумал, что шутка в фундаментальной науке способна воплотиться в реальность, а какое-то там антинаучное понятие иметь реальную физическую основу.

- Это ты про что?

- Это я про человеческую ауру. Понимаешь, Вить, что мы сейчас с тобой видим?! Это самая что ни на есть аура. Вибрационно-резонансный спектр человека - это его аура. И она, оказывается, существует не только у людей или там у других живых существ, а имеется вообще у всех, всегда и везде, в любом отдельно взятом объеме пространства. ВРС - вот что такое аура.

Виктор только и делал, что моргал глазами.

- Посмотри на результаты тестов с акустическим сопровождением. Резонансные картины видоизменяются до неузнаваемости, стоит только включить музыку. Смена стилей также серьезно меняет вибрационный спектр. Люди чувствуют музыку, проявляют эмоции, злятся, успокаиваются, веселятся, грустят, и это мгновенно находит отражение в их ауре. Если бы мы еще имели возможность измерить динамику ВРС, я бы смог показать тебе плавное изменение структуры ауры вследствие эмоциональных трансформаций.

Виктор не сразу смог поверить и осознать весь смысл сказанного его коллегой. Лишь два стакана холодной воды, осушенных один за другим, привели его мысли в порядок и заставили работать мозг.

- Так... это... выходит, мы с тобой создали прямо-таки панацею от любого проявления насилия?

- В смысле? - оживился Лобанов.

- Ну, как... смотри.... Если каждое чувство находит отпечаток в ауре человека, а мы с тобой имеем технологию ее засекать и читать, то получается, что при помощи аналогичных приборов, полиция, ФСБ и вообще все, кто еще стоит на страже нашей с тобой безопасности, могут обнаружить в толпе любого террориста, убийцу, маньяка, насильника, вора...

Лобанов уставился на Виктора с такими глазами, словно узрел пред собой, по меньшей мере, лик божий.

- Я что-то не то сказал? - смутился Виктор.

- В очередной раз могу заявить, что ты гений. Это реальный шанс сделать что-то действительно полезное для общества! Нам в любом случае не удастся объяснить механизм поляризации вакуума, для этого просто недостаточно современных технологий, но то, что мы с тобой способны сделать уже сейчас, в обыкновенной институтской лаборатории, перевернет общество вверх дном. Конечно, для корректной работы необходимы куда большие вычислительные мощности, но здесь важен принцип самой возможности создать довольно компактные следящие системы и напичкать ими все наиболее важные объекты современного общества. Думаю, пора обращаться с нашим предложением в соответствующие инстанции.

Виктор осоловело улыбнулся:

- Может быть, следует выловить пару студентов с сильным естественным эмоциональным фоном и протестировать еще и их?

- А толку? - возразил Лобанов. - Влюбленных личностей мы еще сможем отыскать. Ну, а как быть с другими категориями граждан?

Виктор почесал затылок, усиленно соображая, что можно сделать.

- Хотя влюбленных все же можно набрать. Пожалуй, отбором я займусь сам.

Надоедливый дверной звонок вырвал Георгия из пучины мутного сна. Хотя на сон это состояние было похоже мало - скорее, полузабытье.

Суворов чертыхнулся, вяло поднялся с кровати, вдохнул спертый воздух. Квартира давно не проветривалась; в воздухе скопились не слишком приятные стороннему человеку запахи.

Нервный звонок крякнул еще раз.

- Да иду, - гавкнул Суворов.

Открыв входную дверь, Георгий увидел перед собой двух сотрудников полиции. Один был ему смутно знаком, второго он видел впервые.

- Добрый день, Георгий Николаевич, - первым представился незнакомец, - капитан Белоглазов Василий Александрович, криминальная полиция.

- Лейтенант Хлебников, - коротко бросил второй, - участковый.

- Мы войдем? - спросил капитан и, не дожидаясь ответа хозяина квартиры, пересек порог парадной двери.

Георгий молча отступил в сторону, закрыл за вошедшими дверь, провел тех на кухню.

- Давно вы не покидали своей квартиры? - задал вопрос Белоглазов, осматриваясь по сторонам.

- Изредка выхожу за продуктами и мусор выношу. Больше никуда не хожу.

- И когда последний раз выходили?

- Два дня назад. А в чем дело?

Вопрос был задан не из чувства любопытства, а из чувства раздражения. Георгий хотел, чтобы весь мир оставил его в покое, а здесь, то следователи прокуратуры нагрянут, то полиция наведается.

- Вы давно общались с Вашими соседями? - спросил капитан, пристально разглядывая изрядно помятую фигуру артиста.

- Больше полумесяца назад,- сразу ответил Георгий.

- Не перезванивались с ними? Не заходили к ним в гости?

- Нет.

Полицейские переглянулись между собой.

- А никаких посторонних лиц на лестничной клетке не замечали? Каких-нибудь шумов, звуков странных?

- Здесь хорошая звукоизоляция, товарищ лейтенант, мало что можно услышать. А лиц подозрительных я не видел.

Полицейские некоторое время молчали, расхаживая по кухне.

- Двери хорошо запираете? Квартира Ваша вроде как охраняется? - спросил Белоглазов, проходя в коридор.

- Да, охраняется. А в чем дело-то?

Полицейские вновь переглянулись. Наконец лейтенант удосужился ответить на вопрос Георгия:

- За последние четыре дня умерло пять человек, и все они - Ваши соседи.

Не сказать, чтобы весть произвела на Суворова должное впечатление, однако заставила задуматься. Может быть, впервые с момента трагедии, произошедшей с Машей.

- Вы пришли меня предупредить?

- В том числе и это, - нехотя отозвался капитан. - Постарайтесь пока никуда не отлучаться из квартиры, только по первой необходимости, и будьте бдительны.

Слова капитана звучали явно как предупреждение. Тогда выходило, что...

- Просите, их что, убили?

Белоглазов почесал бритый затылок, два раза кашлянул в кулак.

- Сугубо предварительно, острая сердечная недостаточность.

- Разве в этом есть что-то удивительное?

- Нет, конечно. Но когда сразу пять человек, проживающих рядом друг с другом, мрут от одного и того же, это, как минимум, заставляет задуматься.

И Георгий задумался, тем более что ненавистный ему чиновник умер, кажется, тоже от сердечной недостаточности.

Полицейские козырнули и удалились.

При мысли о Шаганове у Суворова моментально заныл зуб.

- Ааа... чтоб тебя! - в сердцах прыснул Георгий и поплелся на кухню осушить стакан с водой.

Заглянув в холодильник и в буфет, Георгий понял, что наступило время вновь выползти на улицу за провиантом.

Он довольно споро накинул легкую куртку, надел туфли и вышел на улицу. Погода стояла паршивая. Моросил мелкий противный дождик, было весьма прохладно, можно даже сказать, пронизывающе прохладно, но Суворову все это было глубоко безразлично. Он, словно биоробот, жил лишь на одних инстинктах. Сейчас один из них говорил, что необходимо купить еды, и Георгий, получив соответствующее указание, словно бездушный механизм преступил к его выполнению.

Дорога до ближайшего супермаркета заняла минут десять. Георгий быстро покидал необходимые продукты в корзину, расплатился на кассе, сложил их в пакет и отправился назад. До подъезда, в котором находилась квартира юного музыканта, оставалось пройти порядка трехсот метров, когда Суворова из состояния "немысли" вырвал чудовищный коктейль из громкого смеха, обезображенной русской речи, приправленной изрядной долей отборного трехэтажного мата, и диких визгов.

Суворов повернул голову в сторону, откуда доносилось неприятного звуковое оформление. Оказалось, что источником воплей и ломанной русской речи явилась компания, в которую входили выходцы одной из северокавказских республик. Семеро человек лузгали семечки, громко, непристойно выражались, постоянно задирали друг друга и проходящих мимо прохожих, и явно старались достать своим поведением всех окружающих.

На Суворова они не обратили никакого внимания по причине того, что он шел по другой стороне улицы, а гордым горцам и так было над кем поиздеваться. Невозможно было не удивиться тому, как народ их до сих пор терпел, точнее даже не их самих, а это хамское поведение. Георгий мигом провел параллели между этой славной компанией человекоподобных и чиновничьим беспределом, и сердце в которой уже раз обдало лютой ненавистью.

Несколько раз смачно выругавшись, Георгий поспешил домой.

Звонок мобильного телефона заставил Лобанова отвлечься от работы. Станислав посмотрел на экран смартфона, увидел знакомый номер и подивился тому, что этот человек, довольно давно не звонивший и не интересовавшийся положением дел Стаса, решился набрать номерок друга детства и поговорить.

- Слушаю, - коротко бросил в трубку Стас, приготовившись услышать знакомый голос.

- Привет, Лобаныч. - голос на другой стороне принадлежал школьному приятелю Лобанова Эдику Верижникову.

Был Эдик в свое время охоч до женщин, выпивки, развлечений, немудрено, что школой в юношеском возрасте он практически не интересовался. Правда, Эдуард регулярно посещал секции рукопашного боя, мог неплохо постоять за себя, посему после окончания среднего образования пошел в армию, благополучно отслужил положенный ему срок и устроился работать в полицию.

- Рад слышать старых друзей, - расплылся в улыбке Станислав, мгновенно прокручивая в голове ни одну сотню приятных воспоминаний из детства. Несмотря на довольно полярные взгляды на жизнь, Лобанов и Верижников всегда были вместе, старались дружить и поддерживать друг друга, до тех пор, правда, пока последний не пошел отдавать долг Родине. После школы их дороги разошлись как-то сами собой, и молодые люди лишь редко перезванивались. Видимо Эдик решил, что время пришло, и настала пора проведать старого друга.

- И я рад, - засмеялся Эдуард. - Как ты? Как твои научные достижения? Когда будем Нобелевку отмечать?

Лобанов искренне засмеялся старому подколу друга. Каждый раз, когда Эдик ему звонил, он спрашивал про будущую премию.

- Все будет, - заверил Стас Верижникова, - со временем, естественно.

- Не забудь тогда мне сказать, а то... как же без меня обмывать-то?

- Это точно. А ты как? Раскрываемость не повысилась?

Лобанову показалось, что Эдуард печально вздохнул.

- Да все по-прежнему. Вертимся как-то. Слушай, я тут подумал, вот мы с тобой с глазу на глаз-то сколько не виделись?

- Да почитай уже лет пять..., - с оттенком грусти сказал Лобанов.

- Не хорошо. Есть свободное время? Давай сегодня встретимся.

Станислав хотел было переназначить встречу на выходные, но потом передумал и согласился.

- Отлично. Тогда давай часов в шесть у метро Бауманская. Там есть один пивной ресторан, туда и пойдем.

- Хорошо, договорились.

В назначенный срок, старые друзья сидели за дубовыми столами в "Пьяном дятле", пили пиво, закусывая первоклассными отварными раками.

- А ты изменился. Вон какой здоровый стал. Тебе надо к нам идти, полицейские теперь хорошо получают.

Лобанов разом осушил треть полулитрового стакана, принялся за очередную клешню.

- Я человек науки. У меня мозг работает в другом направлении, нежели у полицейского.

- Это не проблема. Мне иногда кажется, что у меня мозг вообще не работает. - Верижников уже изрядно принял на грудь, и его потянула на откровения.

Целый час Станислав слушал рассказы Эдика о его службе в рядах полиции. Некоторые истории оказались до умопомрачения смешными, другие - грустными, третьи заставляли серьезно задуматься о некоторых сотрудниках правоохранительных органов и, в целом, о Министерстве внутренних дел, однако равнодушными подобные повествования оставить не могли никого.

- Да... дела. Вижу, порой, тебе там не сладко приходится.

- И не говори... - устало произнес Верижников. Часы показывали половину восьмого вечера, и вокруг Эдика скопилась уже изрядная доля пустой пивной посуды. - Тут меня еще к этому делу припекли..., от него ж за версту мистикой несет, так нет, приставили меня к одному капитану из криминалов, теперь вот вдвоем пытаемся расхлебать не пойми что.

Отчего-то слова Верижникова очень заинтересовали Лобанова:

- А что за дело? Почему ты решил, что от него мистикой несет?

- Да, а как иначе? Сначала помощник президента Шаганов, потом следак из прокуратуры скопытился, затем все соседи богу душу отдали. Не далее как вчера в этом же районе, точнее в трехстах метрах от дома этого музыканта, будь он неладен, пятерка кавказцев окочурилась. Из них трое - профессиональные спортсмены, все здоровые люди, однако у всех жмуриков диагностировали один и тот же диагноз - острая сердечная недостаточность. Вот скажи мне, такое бывает? Чтобы десять человек померли от одного и того же в радиусе трехсот метров?

Лобанов мало что понял из рассказа друга, а потому попросил того рассказать более подробно.

Когда же Верижников поведал Станиславу историю юного дарования Георгия Суворова, Лобанов был в шоке. Алкогольный эффект, вызванный пребыванием в организме молодого человека полутора литров пива, вмиг улетучился.

- Звони капитану, - резко сказал он.

- Че?- не понял Верижников, который выпил раза в два больше.

- Я говорю, набирай номер своего капитана из СКМ! Если я прав, следующая жертва - он.

- Да ну? - мгновенно встрепенулся Эдик, так же быстро, как его друг, приходя в себя. - Правда?

- Не знаю. Хотел бы ошибаться, но, похоже...

Капитан Белоглазов отозвался сразу, словно дожидался звонка своего помощника.

- Василий Александрович, у меня тут есть один товарищ, - начал объяснять ситуацию Верижников, - я ему рассказал о нашем деле...

- Короче можешь?

- Я ему трубку сейчас передам.

Лобанов взял мобильник Верижникова, поднес к уху.

- Кто говорит? - тявкнул в трубку Белоглазов.

- Я друг Эдика. В общем, я в курсе, что вы там расследуете, и почти уверен, что Вам угрожает опасность.

Пару секунд на другом конце молчали. Потом капитан сухо спросил:

- Откуда знаешь?

- Я - ученый. Работаю над одной теорией, и ваш случай как нельзя лучше демонстрирует мне реальные проявления разработанной мною гипотезы.

- А поподробнее можно?

- Подробнее не по телефону, а то не поймете. Когда Вы видели Суворова в последний раз?

- Вчера.

- Вы один к нему в квартиру заходили? В каком он бы настроении? Он слушал какую-нибудь музыку, как он себя вел?

- Я что на допросе?

Лобанов мысленно выругался.

- Мне необходимо это знать. Поверьте, все может оказаться куда опасней, чем Вы, и даже я, можем себе представить. Судя по всему, события закручиваются по спирали, и каждый виток будет приносить лишь большее количество жертв.

На другом конце тоже выругались, но вслух.

- Я был у Суворова не один, с местным участковым. Вроде Георгий был не злым и не добрым. Он вообще напоминал больше тень, а не человека, и уж музыку он точно никакую не слушал. Он только пьет и почти никуда не выходит, переживает за жену.

- Свяжитесь с участковым, предупредите его...

- Связывался уже..., мобильник не отвечает.

Рука Лобанова вмиг похолодела. Он чуть не выронил чужой аппарата.

- Черт! Надо срочно ехать к нему, возможно, участковому уже не поможешь. Есть его адрес?

- Д-да, - неуверенно ответил капитан и продиктовал домашний адрес лейтенанта.

- Тогда пулей туда. И запомните, ни в коем случае не подходите к Суворову и, вообще, лучше не попадайтесь тому на глаза.

Белоглазов отключился.

- Ну, ты даешь, - сказал Эдуард, с завистью в глазах разглядывая друга. - Так командовать кэпом..., это надо уметь.

- Этот кэп может уже не жилец, - буркнул в ответ Лобанов, вставая из-за стола и расплачиваясь за свою часть ужина.

Они спустились в метро, сбежав по эскалатору вниз.

- Так что, получается этот твой музыкант - убийца?

- Не по своей воле. Он вообще не знает, что он убийца и что способен убивать. Хотя.... Ты же ведь вчера сидел в наружке, что там произошло с кавказцами?

Эдик немного задумался, очевидно, вспоминая события вчерашнего дня.

- Да ничего такого. Суворов выполз из подъезда, прошелся до магазина. Видимо, купил там себе что-то поесть, вышел, пошел домой. Тут эти кавказцы появились. Они оккупировали одну из подъездных лавок и вели себя... ну, как кавказцы, короче.

- И что?

- Да в том то и дело, что ничего. Суворов даже не остановился. Прошел мимо них и скрылся у себя дома.

- Он на них даже не посмотрел?

- Не помню. Может быть, и посмотрел.

Тут он всплеснул руками:

- А, да, точно! Он слегка сбавил шаг и повернул голову в их сторону. Но не останавливался. Это я хорошо запомнил.

Лобанов весь заведенный, барабанил пальцами по металлической стойке вагона. Его лицо, глаза, да вся фигура молодого ученого выражали крайнюю степень напряжения.

- Сможешь раздобыть записи концертов этого Георгия?

- Да проще простого. Если их кто-то записывал, без проблем.

Из метро они практически выбежали.

- Сообщи своим по поводу записи.

- Ага, - кивнул Эдуард и набрал какой-то номер на своем мобильном.

Они первыми успели к квартире лейтенанта, однако звонки в дверь и на мобильный участкового ничего путного не дали. Отворилась соседская дверь. Из нее вышел пожилой мужчина лет семидесяти.

- Вы что тут делает? - сварливым тоном поинтересовался он. - Вы кто такие?

- Мы из полиции, - отрапортовал Эдик, показывая удостоверение.

Дедок тут же расплылся в улыбке.

- А... это хорошо, а я-то грешным делом подумал, что ворюги какие или бандюги. Времена-то нынче неспокойные.

- Это точно, отец, - согласился с дедом Верижников. - Скажите-ка нам, обитатель этой квартиры отлучался куда последнее время?

- Не видел, - моментально ответил сосед на заданный вопрос. - Да и в квартире что-то его не слышно. У меня слух хороший, да и звукоизоляция здесь неважная, но там все тихо. А что случилось?

В это время к Эдику и Стасу присоединился Белоглазов с группой оперов.

- Вот сейчас и выясним, что там случилось.

Общими усилиями через полчаса квартиру лейтенанта Хлебникова удалось все-таки вскрыть. В нос моментально ударил неприятный приторный запах.

- П...ец, - резюмировал увиденную всеми картину капитан. - Проморгали.

На полу с зажатым в руке пультом от телевизора лежал лейтенант Хлебников.

- Ну, и что нам теперь делать? - спросил Белоглазов всех собравшихся.

Капитан, Эдуард Верижников и Стас Лобанов сидели в машине наружного наблюдения во дворе дома, в котором проживал Георгий Суворов, и вот уже несколько минут пытались решить головоломку с подающим большие надежды музыкантом.

- Пока ничего не могу сказать конкретно, заявил Станислав. - Посмотрим видеозапись концерта, скажу, что делать.

- Как она нам поможет? - удивился Василий Александрович.

- Не знаю. Но если моя гипотеза верна, то Суворов обязан работать и "на плюс", и "на минус".

- Что? Как работать? - задали вопрос оба полицейских.

- Потом расскажу.

Лобанов вставил диск в плеер, нажал на кнопку "пуск" и...

Все трое присутствующих в машине испытали настоящий шок. Конечно, видеозапись не передавала всех тех ощущений, которые могли испытывать люди, пришедшие на концерт и слышавшие игру Суворова вживую, но и то, что смогли наблюдать Станислав и компания у экрана монитора, хватило за глаза.

- Шедеврально, - заключил Эдуард.

- Однако, - сказал Белоглазов.

- Гоним в лабораторию, - резким тоном заявил Лобанов.

Полицейские переглянулись.

- Куда? Зачем?

- Нужно перетащить сюда мое оборудование.

- Но наружку снимать...

- Да черт с ней. Суворов не убивает по собственной воле. Суворов резонатор! Он способен поляризовывать окружающее его пространство! Его Вибрационно-резонансный контур настолько обширен и силен, что он способен влиять на людей на гигантских расстояниях. К сожалению, это влияние может быть как положительным, так и пагубным.

Эдик крякнул.

- Я ничего не понял, - сказал капитан,- но, похоже, только ты один знаешь, что нам делать с этим музыкантом.

Понадобилось два с лишним часа, чтобы перевезти всю аппаратуру из лаборатории института к дому Суворова, после чего Лобанов мог развернуться в полную силу.

- У вас есть направленные микрофоны? - обратился он с вопросом к полицейским, которые с любопытством наблюдали за всеми его манипуляциями.

- Откуда, - нервно засмеялся Василий Александрович. - Мы же полиция, а не ФСБ. Кстати, использование микрофонов - это вторжение в частную жизнь и является уголовно наказуемым мероприятием.

- Ага, так же как использование ядерной бомбы и прочих видов ОМП. Ладно, нет, так нет, сделаем сами.

Белоглазов вытаращил глаза:

- Ты можешь сделать направленный микрофон?

- Было бы из чего, сделал. Тут деталей нужных не сыщешь, зато моя камера, которая способна фиксировать вибрационно-резонансный спектр, способна послужить и микрофоном, ведь акустические волны, тоже волны, только иной частоты и природы. Только мне понадобится около часа для перенастройки оборудования.

На деле Лобанов уложился в пятьдесят минут.

- Ну, все, готово, "можем начить", как сказал Миша Горбачев.

Зажглись мониторы, характерными посвистами и потрескиваниями отозвались динамики колонок.

- К сожалению, мощностей у меня маловато, поэтому результата придется ждать долго, и он будет статичен.

- Сколько?

- Сутки.

- А что так плохо?

- Притащите сюда мне суперкомпьютер, тогда будет быстрее, - огрызнулся Стас.

- Ладно, не кипятись, - поднял руки в примирительном жесте капитан. - А что значит статичен?

- Это значит, что мы сможем увидеть только фотографии, а не видео.

- И что нам это даст?

Лобанов пожал плечами.

- Сейчас трудно сказать. Скорее всего, проанализировав снимки, я смогу понять, насколько все плохо и чего стоит опасаться.

- А микрофон тебе зачем? - спросил Эдик.

- Люблю подслушивать, - мрачно пошутил Стас.

Подслушивание на деле оказалось делом скучным. Во-первых, около часа Лобанов возился с новоиспеченным направленным микрофоном, который все никак не хотел правильно настраиваться, во-вторых, когда физику все же удалось это сделать, оказалось, что Георгий Суворов дома, в принципе, ничего и не делает. Он лежал, ходил, иногда ел, порой бывало, что бормотал себе под нос что-то неразборчивое и все.

- Хоть скорая больше ни к кому не приезжает, и то радует.

- Будем надеяться, что и не приедет.

Лобанову удалось выжать из своего компьютера невиданные доселе результаты, и уже спустя двадцать два часа в распоряжении группы наружного наблюдения имелись первые снимки камеры-регистратора вибрационно-резонансной активности. Едва Станислав взглянул на них, как его лицо сделалось мрачным и недовольным.

- Что там? - взволнованно спросили напарники-полицейские.

- Хуже чем я надеялся, но Армагеддона пока ждать не следует.

- И то радует. А что следует?

Лобанов, вместо того, чтобы ответить, смачно выругался.

- Что случилось? - Белоглазов аж подпрыгнул от неожиданности.

- Вы что, тоже спали?

- Да, - смутился капитан, - а что, не надо было?

Стас выругался повторно.

- Ну, ничего поручить вам нельзя.

Его пальцы мгновенно запорхали над клавиатурой. Лобанов нажал какие-то кнопочки на своей регистрирующей камере, но с виду ничего не произошло.

- Не надо было спать. Надо было разбудить меня, как только бы вы увидели, что вот этот индикатор начал моргать.

- А что это значит? Почему он начал моргать.

- Потому что уровень звукового фона в квартире Суворова резко повысился!

- То есть он заговорил?

- Не знаю. Может, включил радио, телевизор, может начал на пианино играть или петь. Сейчас поглядим.

Регистрирующая аппаратура, в отличие от людей, отдыхать не умела и продолжала записывать любые звуки, что возникали в квартире Суворова. Наконец-то, найдя нужный аудиофайл, Лобанов стал его прослушивать, и чем дольше он слушал, тем тяжелее становилось у него на душе. Суворов включил телевизор, видимо пощелкал каналами туда-сюда и наткнулся на программу о российском шоу-бизнесе. В который раз можно было подивиться нависшему над этим несчастным человеком злому року. Один многоуважаемый член современного бомонда высокопарно и пафосно рассказывал ведущему о том, что артист всегда должен оставаться артистом, что однажды выбранная стезя должна стать в жизни приоритетом номер один и ничто не должно волновать звезду больше долга перед его фанатами.

Еще не зная результатов детектирующей аппаратуры, Лобанов ясно и отчетливо представил, во что могут вылиться подобные речи. Как жаль, что из-за несовершенства техники им придется некоторое время оставаться в неведении.

- Что будем делать? - задал вполне разумный вопрос капитан Белоглазов.

- Ждать,- стиснув зубы, ответил ему Стас.

К счастью долго ждать не пришлось. Новые данные появились на мониторе его компьютера спустя пятнадцать минут, и едва взглянув на них, Станислав понял, что оправдались его самые серьезные опасения.

- Скорее всего, новых жертв нам не избежать. Воздействие на окружающую реальность слишком велико. Он вибрирует так, что впору хоть говорить о физической ликвидации.

Станислав поморщился при этих своих словах, но дело было действительно плохо. Негативные вибрации распространялись далеко за пределы квартиры Георгия и очень пагубно влияли на самочувствие других людей.

- Физической ликвидации? - переспросил Василий Александрович. - Ты имеешь виду, убийство?

- Да, я именно это имею виду, - грубым тоном ответил Станислав. - Суворов сейчас сродни носителю опаснейшей инфекции, с той лишь разницей, что от инфекции, по крайней мере, возможно защититься при помощи ОЗК и прочих подобных вещей, а от воздействия Георгия защититься невозможно.

- Неужели нет совершенно никакой защиты?

- Теоретически есть, но, во-первых, это всего лишь гипотеза пока никем не подтвержденная, во-вторых, современный уровень технологии все равно не позволит воплотить ее в жизнь.

Кто-то деликатно, но настойчиво постучал по двери автомобиля.

Сидевшие в ней люди враз притихли. Стас вообще обратился в слух. Отчего-то показалось, что человек снаружи сейчас способен их видеть даже сквозь обшивку.

Стук повторился еще раз, и Белоглазову пришлось открыть дверь. На них смотрел невысокий крепкий пожилой человек с короткострижеными седыми волосами и аккуратной профессорской бородкой. Лобанов сделал такое заключение, вспоминая одно преподавателя с кафедры теоретической физики своего института, который чем-то напоминал ему незнакомца.

- Добрый день. Вам кого? - спросил капитан, разглядывая пожилого человека.

- Мне вас,- улыбнулся незнакомец, доставая из кармана удостоверение сотрудника ФСБ. - Полковник Строгин Сергей Сергеевич, УСРР.

Все трое находящихся в машине людей в недоумении переглянулись.

- Простите, что?

- Управление специальной разведки и расследований.

- Что-то я о таком не слыша ни разу, - сделал заключение капитан.

- И не удивительно. Мы себя стараемся не афишировать. Давайте поговорим?

Белоглазов недовольно вздохнул, но вынужден был подчиниться.

- Заходите, гостем будете.

Однако полковник не спешил принимать предложение капитана.

- Давайте-ка лучше вы к нам. Идет?

Капитан пожал плечами, показывая этим, что ему все равно, где беседовать.

Машина полковника, широкий тонированный кемпер Mercedes Viano Fun & Marco Polo, располагалась за углом соседского дома и могла с легкостью считаться передвижным командным центром какой-нибудь важной спецоперации ФСБ. Таинственное управление, судя по всему, не скупилось на дорогие современные технологии и дело свое знало крепко.

- Интересно, чем все же они занимаются? - шепнул Эдик Лобанову, рассматривая внутреннее убранства командного центра, состоящее из обилия мониторов, устройств слежения, связи и всевозможной аппаратуры непонятного назначения.

То ли Верижников спросил очень громко, то ли Строгин угадал его реакцию, но полковник счел своим долгом моментально ответить на не заданный ему напрямую вопрос:

- Мы занимаемся особой разведкой, не внешней и не внутренней, и в связи с этим проводим специальные расследования, которые, в силу своей специфики, не могут попасть под юрисдикцию иных служб.

- Это что ж за случаи такие? - полюбопытствовал Верижников.

- Вот как этот, с Георгием Суворовым.

Наступила неловкая пауза, которую полковник посчитал своим долгом заполнить:

- Да, мы тоже давненько наблюдаем за этим человеком, как и за вами. Вы, - обратился он непосредственно к Лобанову, - талантливый ученый. Будучи аспирантом, обнаружили Автограф. Продолжайте свои исследования, и я уверен, Нобелевская премия по физике мимо вас не пройдет.

Станислав не до конца понял, что же имел ввиду Строгин, однако со своим вопросом его опередил Белоглазов:

- Что же это за разведка такая не внешняя и не внутренняя? Что она разведывает?

Полковник поморщился, пытаясь понятно, полно и не выдавая государственные тайны объяснить непосвященным людям суть своей должности.

- Понимаете,- начал он объясняться, - на свете полно ситуаций, инцидентов, которые требуют пристального, но специализированного изучения. Именно специализированного, а не дилетантского.

- Это что ж за ситуации такие?

- О, вы даже представить себе не можете, сколько их случается ежемесячно по всему свету. Россия занимает одну шестую часть суши, и на ее территорию выпадает львиная доля всего необычного и с традиционной точки зрения необъяснимого.

- Уж не хотите ли Вы сказать, что Ваше особое управление занимается колдунами и зелеными человечками? - насмешливым тоном спросил Белоглазов.

- А что в этом удивительного? - полковник совершенно не обратил внимания на тон капитана. - Вот вы, зная правду о Суворове, смогли бы грамотно оценить ситуацию и избежать жертв? Уверен, что, если бы не счастливая случайность в лице так кстати подвернувшегося Вам Станислава, полиция до сих пор бы занималась расследованием этого инцидента по старинке. А насчет зеленых человечков..., - он улыбнулся каким-то своим мыслям и продолжил, - шанс контакта с внеземными цивилизациями весьма невелик, но, если он все же произойдет, кого вы позовете в качестве парламентера? МЧС, врачей, полицию? И как они будут вести контакт?

Белоглазов сделал виноватый вид, поняв, что все гораздо сложнее, чем ему казалось на первый взгляд.

- Расскажу вам об одном случае, чтобы вы прониклись, не особо вдаваясь в подробности. Все, надеюсь, помнят, про трагедию Тунгусского метеорита?

Ребята закивали в знак согласия.

- Отлично. Официальных версий было пруд пруди, однако никто до сих пор на сто процентов не знал, что же там произошло. Никто, кроме нас. И в разгадке той тайны нам помог, как ни странно, несчастный случай. К слову о зеленых человечках, это они виноваты во взрыве над Тунгусской, а не метеорит или ядро кометы, как считает большинство людей. Точнее даже не они сами, а их корабль. Нам стало об этом известно семь месяцев тому назад, когда в тех местах образовалась странная и очень опасная аномальная зона. В этой дикой местности внезапно стали пропадать люди, возникать парафизические феномены различного уровня. Избегая подробностей, скажу, что, разбираясь во всей этой каше, мы узнали, что всему виной стали вполне себе исправный генератор и силовая установка реконструированного космического корабля. Она деформировала пространство и вообще пагубно на него влияла.

- Реставрированного? - у Эдика глаза на лоб полезли. - Когда? Кем?

Строгин сделал официальное лицо.

- Молодой человек, простите, но у меня нет полномочий Вам об этом докладывать.

- Почему-то я в этом не сомневался, - буркнул обиженный Эдик.

- Есть государственные секреты, и если мы будем ими разбрасываться, наше государство, хорошее ли оно, плохое, развалится совсем, а это наибольшая из бед, поверьте мне.

Все как-то разом замолчали, думая о своем. Полковник внимательнейшим образом разглядывал троицу, операторы таинственного управления все так же продолжали совершать какие-то неизвестные операции со своей хитроумной аппаратурой.

- Как Вы его назвали? - вдруг спросил лобанов. - Автограф?

- Да. Его и таких как он.

- Неужели есть люди, такие же опасные как Суворов?

- Разумеется. Но их опасность проистекает от незнания и невозможности управлять собой. К Георгию судьба оказалась неблагосклонна, мне искренне жаль этого парня. Если бы не то роковое обстоятельство, все было бы иначе.

- Но почему Вы называете подобных людей Автографами?

- Не людей. Хотя и их теперь тоже. Вы физик, Вам будет легче понять, остальным советую постепенно приобщаться к прекрасному. В мире все зиждется на вибрациях, на колебаниях. Вибрирует даже вакуум. Отголосками этих вибраций мы считаем рождение и смерть виртуальных частиц, то есть материю электромагнитных и прочих полей. Вибрации существуют везде. Нет такого объекта, и Вы, уважаемый молодой человек, в этом уже убедились, в котором не присутствовали бы вибрации. Однако колебания невозмущенного ничем физического вакуума существенно отличаются от колебаний сосудов или автографов. В принципе, Автограф - это любой предмет, объект, причем как неодушевленный, так и одушевленный. Камень, монитор, компьютерная мышка, собака, кошка, птица, человек, планета, астероид, бутылка с водой - все это Автографы, то есть сосуды, которые поляризуют физический вакуум, видоизменяют его вибрации нулевого порядка, преобразуя в как Вы их называете вибрационно-резонансные картины или спектры. Термин в высшей степени правильный, поздравляю Вас. Мне отрадно, что у нас есть талантливые молодые ученые, стремящиеся, прежде всего, к познанию мира. Но, к делу. Как Вы уже заметили в своих опытах, ВРС у каждого Автографа уникален. Собственно, именно поэтому это явление нами и стало называться Автографом. У каждого писателя, поэта, композитора, да просто у каждого человека своя подпись, которая в купе с уникальностью почерка, делает Автограф неповторимым. Однако уникальность ВРС наблюдается не только у живых объектов, но и у неживых. С виду идентичные стаканы с водой, два камня-близнеца, два карандаша дадут отличные друг от друга резонансные спектры, поскольку их внутренняя структура никогда не будет уникальна. Мало того, мы проводили опыты с наноструктурами. Создавали абсолютно одинаковые структуры и измеряли их ВРС. Результат нас поразил: оказалось, что не только структура влияет на Автограф, а нечто еще, чему мы пока не нашли название и не смогли это обнаружить.

- Невероятно, - прошептал Лобанов, который понял все, что пытался объяснить гостям полковник.

- Наши научные лаборатории работают круглосуточно, пытаясь объяснить этот феномен. Пока безуспешно, однако мы не сдаемся, продолжаем трудиться не покладая рук и надеемся, что когда-нибудь завеса тайны для нас приоткроется.

- А что же с людьми? Они гораздо сложнее наноструктур.

- Именно! - воскликнул Строгин. - Человек - существо уникальное. Его неосознанная способность поляризовывать вакуум потрясает. Когда нами был обнаружен этот феномен, качественно проанализированы возможные негативные последствия, мы ужаснулись надвигающимися на человечество перспективами. Почему ужаснулись, спросите вы? Хотя бы из-за такого вот инцидента, который случился с Суворовым.

Лобанов невольно посмотрел в сторону дома, где в неведении о себе находился талантливый музыкант.

- Скажите, - спросил он, - а чем может грозить нам всем неуправляемый Георгий? Как далеко все это может зайти?

Строгин облокотился на спинку кресла, покрутился туда-сюда, видимо, собираясь с мыслями.

- Теоретически... глобальной катастрофой.

Ребята переглянулись, не веря своим ушам.

- Да-да, вы не ослышались, именно глобальной. Прослужив в управлении четверть века, я много на что насмотрелся. Доводилось сталкиваться и с подобным. Один случай (там ситуация была примерно такая же) мне запомнился особенно хорошо. Четыре с половиной года тому назад в одном из поселков Новгородской области стали один за другим умирать люди. Об этом инциденте сейчас вы нигде не услышите, нам пришлось все засекретить, дабы не пугать обывателей ходячими бомбами. До нас там работала милиция, прокуратура, вирусологи, РХБЗ, но из них никто не смог ответить на вопрос, в чем причина странных смертей, число которых с каждым днем лишь возрастало. О феномене Автографа нам тогда было хорошо известно, хотя, конечно, он был изучен несколько меньше, чем в настоящее время. Возможно, именно это сыграло решающую роль в том, как нам пришлось поступить с невольным виновником трагедии. К тому времени, как в дело вступили специалисты УСРР, поселок был взят в плотное кольцо военными, однако неутешительный диагноз существовал и среди солдат оцепления. Это пугало и деморализовывало людей. Нам пришлось действовать быстро и жестко. Используя передовые на тот момент разработки, мы установили объект влияния. Им оказалась, мне прискорбно это сообщать, юная восемнадцатилетняя девушка, которая на момент начала трагедии вынуждена была расстаться со своим возлюбленным, что, в свою очередь, нанесло ей глубокую эмоциональную травму и инициировало неконтролируемый процесс пагубного влияния на окружающую среду со все возрастающей силой. Она оказалась очень сильным Автографом. Вдобавок, она видела, что творилось на улицах ее родного городка, и это лишь усиливало деструктивный эффект. Нам пришлось ее физически ликвидировать.

Строгин некоторое время молчал, совершенно искренне переживая о случившемся.

- Впоследствии мы проанализировали все данные, и нам удалось экстраполировать события на некоторое время вперед. Через месяц радиус воздействия Автографа приблизился бы к стокилометровой отметке. Через три с половиной - воздействие было бы столь сильным, что, в конечном итоге, привело бы к дестабилизации всех молекулярных связей в радиусе двадцати километров. Что последовало бы за этим, нам до сих пор до конца не известно. Мнений много, но ни одно из них ни о чем хорошем не говорит.

Станислав опустил глаза в пол. Господа полицейские сидели недвижно, напоминая собой каменные изваяния, а не живых людей. Слишком грандиозную, невероятную и страшную картину для их сознания нарисовал полковник. До сего момента их жизнь была, в общем-то, проста и понятна. В ней были свои тонкости, в ней была жестокость, опасность, но весь этот социальный негатив были объяснимы и логичны. А теперь...

- Что теперь с ним будет? - тихо спросил Лобанов, нарушив тишину передвижного командного центра.

- Стазис, - моментально ответил Строгин. - Теперь мы обладаем... более продвинутыми технологиями, и нам не обязательно поступать по-варварски. Георгий уснет, даже не поняв этого, и пролежит в стазисе столько времени, сколько нужно.

- Нужно для кого?

- Для всех нас. Для него, для человечества, в конце концов. Обратить деструктивный процесс Автографов подобных Георгию пока не возможно. На данном этапе не возможно его излечение, однако в будущем, я полагаю, мы найдем средство и поможем им.

Строгин со всей серьезностью посмотрел прямо в глаза Станиславу.

- Ты талантливый ученый, - вдруг произнес он. - Присоединяйся к нам, и получишь то, о чем всегда мечтал.

- Что же, например? - иронично улыбнулся Стас.

- Суперкомпьютер, о котором никто и мечтать не мог, технологии, которых нет ни у кого, ну, или почти ни у кого, возможность заниматься любимым делом в любое время суток и по любимой теме, интересная оперативная работа, достаточно необычная, если не сказать больше.... И, конечно, ты наверняка мечтаешь о Нобелевской премии по физике? Так вот, страна, да и весь мир, должны знать своих героев, а мы поможем тебе пройти нужный путь до конца максимально быстро. А если тебе наплевать на собственную славу, так хотя бы помоги ему, - полковник сделал кивок в сторону дома, в котором жил Суворов. - Он настоящий гений, с которым судьба поступила очень зло. Хм... непосредственный виновник получил наказание за свою гордыню и вседозволенность, но это ничего не меняет. Георгий должен был стать нашим национальным достоянием, но пока он всеми четырьмя конечностями увяз в болоте, которое засасывает его совершенно в противоположную сторону. Вот уж не хотелось бы получить национальное проклятие в лице такого талантливого мальчика. У нас отличный научный коллектив. Лучшие умы России трудятся на благо Родины, и тебе среди них точно скучно не будет.

Станислав некоторое время колебался, взвешивая все за и против. Слишком тяжелыми оказались для него последние сутки, чтобы мыслить адекватно, но перспективы открывались такие, что Лобанов не мог и не имел права отказываться. У всех должно быть свое предназначение, и его предназначение - это наука.

- Договорились, - кивнул он, - давайте сюда какой-нибудь листок бумаги, поставлю на нем свой автограф.

Строгин кисло улыбнулся, протягивая молодому ученому свою руку. Затем он повернулся к сидящему за его спиной оператору и коротко произнес:

- Начинаем.

1 декабря 2011 год

Оставить комментарий © Copyright Твиров Илья Вячеславович (udav1011@mail.ru) Размещен: 21/12/2016, изменен: 21/12/2016. 83k. Статистика. Рассказ: Фантастика Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Пианист Георгий Суворов - настоящий гений своего дела, но личная трагедия ставит на блестящей карьере музыканта жирный крест. Суворов забрасывает любимое занятие, предпочтя инструменту бутылку крепкого алкоголя. Вдобавок, по соседству с ним начинают умирать люди. Неужели трагедия известного пианиста и умершие люди как-то связанны между собой?

Твиров Илья Вячеславович : другие произведения.

Автограф