Тьма Анна : другие произведения.

Доминика Грасс

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
  • Аннотация:
    Выкладка от 29/01/2017 пока всё, что есть... С извинением за долгое отсутствие... ///Она не волшебница, не богиня, не демон и даже не суперкрасавица. Не избранная. Отличница с красным дипломом, слегка безумная паркурщица, в меру гордая и отчуждённая, но лишь человек. Всего лишь ребёнок, не оправдавший ожиданий. Дитя в тени родителей. Любящая дочь, чуждая миру матери, мечтающая превзойти умершего отца. Не умеющая жить как другие. Отягощённая чёткой и высокой целью своей жизни. Спешащая всё успеть...

   От автора
  
   В минуте восемьдесят секунд, в часе -- восемьдесят минут, в сутках -- восемнадцать часов. В году тринадцать месяцев, в неделе по восемь дней. Всё носит другие названия -- секунда, час, неделя, год. Нет ни километров, ни килограммов. Компьютер носит имя первого изобретателя.
   Если я буду рассказывать со всеми этими подробностями, вам каждый раз придётся притормаживать, чтобы подсчитать, переводя в привычную систему расстояние, вес, время. Станет легче воспринимать, если этот мир будет чужд в подобных мелочах?
   Человек приспосабливается ко всему. Но вам там не жить.
   Поэтому у них будет привычная для нас система исчислений и названий.
  
  
  
   P.S.: Начав это писать, я ругалась страшно. Ибо все герои уходили "налево", но только Доминика -- в самом начале. Более упёртого героя мне ещё не встречалось.
  
  
  

Анна Тьма

Доминика Грасс

Всем вам, поддержавшим автора в тяжёлый момент. Давшим надежду выцарапаться и выжить. Спасибо...

   Пролог
  
   Двое мужчин сидели на поваленном дереве и вели неторопливый разговор.
   Один из них был человеком, другой им не был. Один выделялся на фоне дикой природы, другой казался частью пейзажа, гармонично вписываясь в окружающий мир. У человека в руках был блокнот и карандаш. Он быстро зарисовывал своего собеседника и делал малопонятные пометки на полях.
   -- Может, всё же расскажешь, что ты помнишь из прошлого?
   Нелюдь склонил голову набок, искоса взглянул на того, кого мог назвать другом.
   -- Я же говорил, что немногое помню, Доминик. Да и в свете нового мира всё, что я тебе расскажу, будет похоже на бред.
   -- Я хочу услышать, Вэйл'Алн. Расскажи, друг мой.
   Казавшийся юным, но от того не переставший быть древним мужчина уставился в никуда, вспоминая.
   -- Я помню, как меня держал на ладони Человек, -- медленно произнёс нелюдь. -- Я был болен и не мог стоять, утратил способность к полёту, которая так и не восстановилась... И Человек нёс меня в руках. Мы разговаривали как старший и младший братья. Нас прозвали Малым Народом потому, что самый крупный представитель Народов не превышал ростом пятилетнего ребёнка. А я был едва выше колена Человеку. Сейчас, я слышал, о них говорят только в легендах, называя титанами. Или атлантами?.. Поняв, что грядёт неизбежная катастрофа, Люди первым делом позаботились о нас. Мы были младшими братьями великой расы. Только представь, какой огромной силой Люди владели, если по сравнению с ними мы все казались детьми.
   Я был молод. Люди скрывали от всего остального пространства куски реальности, в которых мы могли бы выжить. Я -- Владыка, и моим долгом являлась защита тех, кто зависел от моих решений. Люди говорили, что активность солнца изменилась, став смертельно опасной, но я не слушал. Ветер стал ядовитым, всё менялось, выжить невозможно, я должен был уходить со своим народом, не дожидаясь окончания дела...
   Я заболел, Доминик. Человек спас меня, поместив в... как это будет на современном языке... Стазис? Я даже не представляю, сколько сотен тысяч лет мы все спали, если мир так страшно изменился. Другими стали очертания материков. Даже созвездия изменились и стали неузнаваемы. Я проснулся под чужими небесами! Сутки и те изрядно укоротились во времени.
   И ведь многие просыпались раньше, жили... А потомки Великих убивали нас как врагов, охотились как на зверей. Потомки тех, кто любил нас как старшие братья. И даже часть рас Народа выродилась под этим новым страшным небом, превратившись в уродов.
   Вэйл'Алн замолчал и перестал двигаться. Когда он так замирал, то будто исчезал, сливаясь с природой. Человек смотрел на того, кто казался юным на фоне его пятидесяти лет, и пытался уложить в голове кучу неправдоподобных фактов, похожих на бред наркомана. Но древний король говорил правду. Сколько же ему на самом деле лет? Даже страшно представить... Он ведь всё потерял. От его великого народа остался крохотный клан. Как же выживал этот чуждый, странный разумный?
   -- То, что ты рассказываешь... -- мужчина прервался, справился с голосом и продолжил: -- Это должны знать. Люди должны знать!..
   -- Даже не пытайся доказать что-либо, -- отрицательно мотнул головой нелюдь. -- Тебя убьют за это знание. Человечество уже не такое, каким было. Нынешние люди не примут знания прошлого. Вы уже придумали себе другую историю происхождения, и всё, что этому противоречит, называете мистификацией. Нынешнее человечество не сможет принять то, что вы -- не венец творения, а только лишь выродившиеся потомки некогда величайшей расы...
  
  
   Часть первая
   Следы на линии прибоя
  
   Здравствуй, чужая земля
  
   Водяная пыль от бьющего в небо фонтана пропитала майку на спине, холодила руки, оседала в волосах крохотными капельками. И конденсировалась на красной корочке диплома.
   Диплома, который жёг руки. Больше всего на свете сейчас хотелось швырнуть его в фонтан. Из-за того, как все одногруппники, да и часть преподавателей смотрели, когда я его получила. Будто красная корочка, это не моя заслуга, а всего лишь отблеск лучей славы моего отца. Учёного, исследователя, автора множества весьма скандальных статей и великолепных книг.
   Кажется, когда после восьмого класса я решила пойти по папиным стопам, это оказалось какой-то незапланированной и странной ошибкой. Брали туда прямо из школы. И учили шесть лет. С первых дней на факультете ксенологов висело в воздухе: "Доминике Грасс удаётся всё потому, что она дочь Доминика Грасс. Ей всё спускают и всё прощают из-за славы и достижений её отца". Лучше бы учились, а не языками чесали! Пока они развлекались и пили горючку по выходным, я учила все дополнительные дисциплины, ходила на курсы медицины, лингвистики, психологии, спецподготовки, а в свободное время читала всё, о чём не говорили на лекциях. И занималась паркуром ради того, чтобы сбросить дикое напряжение.
   Они не понимали, что с меня из-за отца требуют куда больше знаний и умений, чем с любого другого. Не понимали, что мне приходилось сложнее, чем всем им...
   И уже вряд ли когда-нибудь поймут.
   Учёба закончена. А вот то, что мне в ультимативном порядке, с угрозой никогда не получить желаемую работу, навязали ещё три года аспирантуры после шести лет учёбы -- совершенно не радовало! Не радовало аж до припадка ярости в кабинете декана! В пустую потратить ещё три года жизни! Целых три года!
   Впрочем, мне удалось выбить для себя практику именно там, где я хочу. Ну, почти. Во всяком случае, я буду рядом с нужными местами, и кто меня удержит от свободного передвижения? Пять месяцев практики... А там посмотрим. Как-нибудь отбрыкаюсь от аспирантуры. Ну не тратить же своё время в самом деле на такую чушь?
   Стерев ладонью водяную пыль с красной корочки, я засунула диплом в небольшой рюкзачок цвета хаки. Спрыгнула с ограждения, встряхнулась и поплелась в сторону дома. Долгое время возле фонтана заставило промокнуть не только майку на спине, но и сделало влажными драные джинсы, и даже кеды. Ничего, на жаре всё быстро высохнет, и короткие волосы в том числе. А домой я пешком пройдусь. Надо бы бегом повторить новый маршрут через дворы и по крышам, а то недавно возникшая стройка мне всё спутала... Но лень. Просто прогуляюсь. Может, проедусь на маршрутке. Или такси вызову. Что-то мне этот последний скандал дорого стоил.
   Навстречу шла современно одетая фея, а чуть дальше -- ликан с огромным букетом роз и мечтательной улыбкой. Разве они не прекрасны?
   Меньше столетья назад, после того, как порвалась ткань реальности, все сказочные народы, скрывавшиеся, спавшие в ловушках вечности, жившие в карманах реальности, вывернувшихся в нормальный мир, объявили о себе. Им пришлось. Потому что сопредельный, называемый раньше теневым или тайным мир слился с обычным. Перестал существовать, как складки в смятой, а потом разглаженной простыни. Кто и зачем эту "простынь" разгладил -- пока что оставалось загадкой. Пока я всерьёз не взялась её разгадывать!
   Полвека длилась страшная смута, геноциды, убийства, гонения. До сих пор в мире хватает ксенофобов, расистов и прочих... мракобесов. А ведь те, кого принято называть сказочными существами, фейри, участвовали в истории и жизни человечества от начала времён!
   Нет, я не идиотка, конечно, и здраво понимаю, что многие из них опасны. Что не стоит бежать с распростёртыми объятьями к Дикой Своре, и айзем в современном городе -- страшный зверь, не смотря на всю свою внешнюю безобидность, или что попав в общество китри надо прикидываться мальчиком, чтобы тебя воспринимали как разумное существо. Но сами по себе, безотносительно обстоятельств и социальных нюансов, каждый из них, когда на своём месте, в своём роде чудо. Особенно те, что добры, открыты или хотя бы вменяемы.
   Необразованной толпе таких вещей не понять. Они готовы сжечь в одном костре как взбесившегося айзема, так и ни в чём неповинную агуну. Скорее бы уже уехать...
   Через час я поднималась на шестнадцатый этаж дома в элитном районе, в качестве исключения на лифте, а не пешком. Вообще, лифтов, машин, самолётов, кораблей и поездов я боюсь. Но этот страх фоновый и в большинстве случаев не очень мешающий жить. Во всяком случае, не мешающий воспользоваться благами цивилизации, если от усталости ноги заплетаются.
   На этом этаже всего две двери. Одна ведёт в нашу с мамой квартиру, другая пустует. Вообще, соседняя квартира принадлежит мне, и я туда в любой момент могу свалить, но на кой чёрт мне это надо? Как-то спокойней, когда мама на глазах.
   Три замка, на которые в этот раз потрачено чуть-чуть больше времени... здравствуй, прохлада и полумрак моей прихожей. Теперь рюкзак в один угол, кеды -- в другой. С кухни никаких вкусных запахов, значит, мама опять не готовила, а домработница сегодня не приходила. Ладно, могу и бутербродами перебиться, не впервой. Включить кофеварку, потом в ванную, смыть уличную пыль, и идти резать себе бутерброды, пока кофе готовится.
   Через двадцать минут, когда всё было готово, не иначе как на запах, в кухню явилась мама.
   Моя мать -- Виктория Вэрбе. Как, вы о ней не слышали?! Вы вообще из какой неведомой глуши вылезли? А про марку одежды и аксессуаров "Вэрбе" -- тоже не слышали? Ну, поясню для дикарей из леса. Одежда, которую создаёт моя мама -- это мировой бренд, признанный во всём мире знак качества. Моя мама одна из пятёрки первых законодателей мод, светская львица...
   В общем, очень известная женщина. И очень красивая. Если нас с ней поставить рядом, то сравнение будет отнюдь не в мою пользу. У мамы великолепная фигура, длинные ноги, тонкая талия, золотые волосы густым водопадом ниже пояса и грация хищной кошки. Мамины синие, бездонные и огромные глаза, в обрамлении густых, пушистых ресниц, достойны отдельной повести. А какой она умеет делать выразительный взгляд! И черты лица у неё тонкие, изящные. Аристократичный прямой нос, узкий, чуть заострённый подбородок, тонко очерченные красивые губы и чудесная улыбка. Ей нужно минимум косметики, чтобы подчеркнуть своё совершенство.
   И я. Эдакое недоразумение на голову ниже мамы, с худосочной подростковой фигурой. Золота, как и густоты волос мне не досталось, они были бело-серыми, лишь летом выгорали до какого-то намёка на золотистость. У меня даже брови и ресницы бесцветные. Бледная как моль "дихлофосом" травлёная, с глазами непонятного цвета -- то ли болотными, то ли серыми, то ли пятнистыми, как шкура уличной кошки. На бледной коже изредка, под ярким солнцем, проступали веснушки, которые меня просто бесили. Черты лица вовсе не такие совершенные, как мамины. У меня шире скулы и переносица, и подбородок не такой изящный, и косметика на мне смотрится по-дурацки и чужеродно, и улыбаться так красиво я не умею, и вообще... короче, я не она. Совсем никак.
   В общем, мама безусловно куда красивей и выглядит на мои двадцать, а не на свои сорок. А я-то и на пятнадцать не очень тяну...
   Родители разошлись, когда мне было семь лет. Я вообще до сих пор удивляюсь, как настолько разные люди могли найти что-то общее. Их сферы интересов вообще не совпадают. Не говоря уж о том, что папа на пятнадцать лет старше мамы. А шесть лет назад мой папа пропал. Его ищут до сих пор, но давно считают погибшим.
   Мама подошла, обняла и поцеловала, из-за чего мой кофе чуть не расплескался.
   -- Ну как всё прошло? -- с сочувствующей улыбкой спросила она.
   -- Со скандалом, -- честно ответила я. И ткнула пальцем в сторону подоконника: -- Тебе там чай зелёный заварен.
   Мама не отказалась от чая, и даже утащила один бутерброд. Некоторое время царила идиллия. Пока мама, окинув меня очень знакомым взглядом, не поинтересовалась:
   -- Дочь! Почему, когда я создаю элегантную и практичную одежду, ты ходишь как беспризорница с улицы?
   "Потому что в моей системе ценностей мода не занимает вообще никакого места. И в моём понимании мира то, что ты называешь высшим светом и сливками общества, является паразитарным слоем нашего ненормального социума..." -- я позволила себе этот фырк только в мыслях, но мама, кажется, всё прочла по моему лицу. Потому что подняла руки вверх, демонстрируя мне открытые ладошки и растопыренные пальцы -- жест поражения.
   -- Ладно, сдаюсь, -- улыбнулась она. -- Пойдём лучше наверх, покажу кое-что.
   Отказываться бесполезно. А значит нужно вставать и идти вслед за уже упорхнувшей из кухни матерью, подниматься на второй этаж, в мансарду, где находилась мастерская, и смотреть на очередное творение "безумной дизайнерской мысли".
   В просторной мастерской было красиво. Десятки разнообразно разряженных манекенов, кучки разбросанной бижутерии, обрывков и обрезков разнообразных тканей, швейных принадлежностей, шляпок, перьев, браслетов, лент и прочего. Жутковато, но всё равно красиво. В детстве мне нравилось играть здесь. Манекены всегда казались чем-то очень страшным, вроде окаменевших горгулий, или спящих вампиров. Поэтому я придумывала им имена и роли, чтобы они не казались такими пугающими. Главной достопримечательностью был потолок. Стеклянный. Будто небо над головой. Особенно красивое по ночам.
   Детские воспоминание принесли лёгкую грусть. Мы играли здесь с папой, строили замки, леса, изображали разных созданий из маминых побрякушек и моих игрушек. Папа очень много рассказывал. До тех пор, пока не исчез. Даже когда они с мамой разошлись, каждый раз возвращаясь папа проводил всё свободное время со мной. И когда в мои четырнадцать лет его не стало... И ничего уже не вернуть... И даже своим детям я не смогу рассказать всего этого... Сжав зубы, я подавила тёмную волну, поднявшуюся из тех глубин, в которые я заглядываю только ночами в полном одиночестве. Ничего. У меня ведь ещё остался крёстный...
   Огляделась. Остановила взгляд на центральном манекене, на котором обычно мама создавала свои новые шедевры.
   Печально.
   -- Я это не надену.
   Очередное мамино безумство заключалось в модификации костюма для сафари по джунглям. Как она считала, в наилучшую для юной девушки форму, способную подчеркнуть красоту и привлекательность, наиболее выгодно обрисовывая женскую фигуру. Потому что женщина всегда должна выглядеть эффектно и наилучшим образом, ведь прекрасный вид внушает уверенность, прекрасной женщине помогут с куда большей охотой, чем некрасивой!
   Чую, стиль милитари скоро снова войдёт в моду.
   Ох, мама, я считала, что ты уже выбросила из головы всю свою блажь на мой счёт! Сколько раз я будничным тоном в ответ на её аргументы повторяла, что симпатичную девушку охотней изнасилуют в тёмной подворотне? Что всякий сброд быстрее клюнет на короткую юбку, чем на свободные штаны. Что в кедах куда больше шансов удрать, чем на шпильках? И что способность развивать с места спринтерскую скорость, знать уязвимые точки человеческого тела, и хороший хук правой дают куда больше шансов на успех в некоторых социальных слоях, чем правильно нанесённый макияж и модная сумочка?
   Мама продолжала гнуть свою линию, закусив удила. Пришлось прибегнуть к тяжёлой артиллерии -- к голосу, из-за которого я едва отвертелась от консерватории. От моего рявка во всю силу обычно звенели стёкла.
   -- Мама! Перестань делать из меня куклу! Я не твой манекен! И не модель! Я не красива! И никогда не буду красивой! Твоё творение крайне непрактично! Всё, точка.
   Несколько мгновений тишины позволили мне ретироваться на кухню.
   Это пока я была маленькой, мама могла одевать меня, как ей вздумается. Потом я немного подросла и научилась отстаивать своё мнение. Кроме того, папа и дядя мне всегда потакали.
   Понимаю, что мама просто очень волнуется перед моим отъездом и пытается выразить таким образом свою заботу. Она так умеет, она так привыкла, всё понимаю. Более того, я очень люблю маму, никогда не обижаюсь, не злюсь, только изредка она может довести меня до раздражения. Но как же это всё утомительно!
   Да, мне предстоит дальний путь в далеко не самые безопасные места. В тех граничащих с Великой Пустыней субтропических джунглях пропал мой отец. Мне в полной мере понятна материнская тревога. Она старается держать себя в руках, но то и дело следуют монологи, что двадцатилетней девушке не место в этих диких краях. Обижаться на маму за то, что она беспокоиться, это верх глупости. Тем не менее, пресекать её попытки меня воспитать следует вовремя.
   Я -- репей, выросший в розарии. И пытаться делать из меня розу -- глупо, по меньшей мере. Как репей ни культивируй, он останется сорняком.
   Минут через пять, когда готова была очередная кружка кофе, мама спустилась на кухню.
   -- Пришли твои заказы, -- извиняющимся тоном сообщила она.
   -- Отлично! -- я тут же простила маме всё оптом и заранее.
   На моём диване лежали несколько комплектов одежды, кое-что из амуниции и аптечка. О цене я даже думать не хочу, оплачивала мама. Могла бы и я, не нищая, мне всё же наследство от папы осталось, но тут мама упёрлась, решив проявить свою заботу.
   Две пары обуви -- кеды и высокие военные ботинки. Три полных комплекта камуфляжей, от курток до носков -- лесной, песчаный и степной. Непромокаемые, сохраняющие температуру, очень прочные -- их даже ножом очень трудно порезать. Если в три слоя, то пуля мелкого калибра не пробьёт. Все сделано из так называемого "железного волокна". Из того же материала сделан и новый сорокалитровый разгрузочный рюкзак. Обычные разгрузочные рюкзаки сами по себе тяжёлые, мой же грамм четыреста от силы весит. Мама, учитывая мои отнюдь не великие габариты, выбирала только самое маленькое, компактное и предельно лёгкое. Вечная моя благодарность!
   Теперь нужно всё перемерить и собираться. В рюкзак уже уложены все необходимые вещи. Если нужно было взять что-то тяжёлое и металлическое, мама заказывала всё то же самое из титана, чтобы получилось в несколько раз легче и прочнее. Последними я уложу блокнот, цветные карандаши, планшет для бумаги и планшетный компьютер. Комп у меня зачётный. Небольшой, в противоударном корпусе, непроницаемый для воды (я пробовала, в ванне купала и на дне тазика сутки держала включённым), со встроенным сканером и гигантским количеством функций. В общем -- мечта исследователя. Работает при необходимости как телефон. Что вообще безумно удобно, так это то, что в телефоне и в планшете у меня симки с одним и тем же номером. Специально заказала такую дублирующую систему.
   Есть ещё три дня, чтобы решить оставшиеся проблемы. Всего три дня... Много это или мало? Смотря для чего.
   Сегодня ещё предстоит посещение парикмахерской. До пятнадцати лет я носила волосы по пояс. Заплетала в косу, чтобы не мешали. Однажды, снова сравнив себя с мамой и психанув, пришла домой бритая наголо, вызвав у мамы шок с последующей истерикой. С тех пор столь радикально не поступала, но волосы всё равно носила короткие. И сейчас они слишком отросли, чтобы не вызывать беспокойство возможными помехами. Так что сегодня вечером у меня будет чёлка и не более двух сантиметров длинны на всей остальной голове. Жаль, что тот намёк на золотистость, который появляется на летнем солнце, тоже исчезнет, но это не повод отказаться от стрижки.
   Завтра последний сеанс не самой приятной процедуры в клинике красоты, как подобные заведения принято называть. Мой путь лежит далеко, надолго, и некоторые вещи вдали от цивилизации мне органически отвратительны. Например, я не собираюсь зарастать как обезьяна из-за того, что могу потерять или сломать бритву. Поэтому исправно навещаю салон красоты, избавляясь от не такой уж заметной, но ненавистной растительности в таких местах, как, например, подмышки. На всю оставшуюся жизнь, что несколько примиряет с болезненностью процедур. От женских проблем на ближайший год я тоже благополучно избавлена, чему поспособствовала вшитая в бедро небольшая капсула. Да здравствует современная медицина!
   Абсолютное большинство отправляющихся в дикие края особ женского пола не желают осознавать таких проблем. Не хотят понимать, что если начались критические дни, а она оказалась в джунглях, то запах крови как ничто другое верно привлечет хищников. Ведь в приключенческих фильмах такого не показывают, и в любовных романах не пишут!
   В любовных романах и эльфов выставляют редкими красавцами. Хотя в реальной жизни они покажутся привлекательными только любителям экзотики. Чтение книжек подобного сорта всегда вызывало у меня истеричный ржач. Почему, в таком случае, я их читаю? Смех жизнь продлевает! И измученный мозг не напрягается. А про то, что помимо карьеры я могу мечтать о чём-то ещё -- клевета завистников. Но, наедине с собой, могу подсмотреть, как живут нормальные девушки. Как влюбляются. Как становятся взрослыми и готовыми провести всю жизнь с одним мужиком, каким угодно замечательным, но одним и постоянным, на одном месте (скукота). И как у них появляются дети -- средоточия чуда. И примерив на себя эту роль, снова понять, что она мне моя. Снять, как чужое, неуютное платье, влезть в родные джинсы и кеды, жить дальше в своём привычном амплуа. Я -- Доминика Грасс, а не Ника Вэрбе.
   Ну и последнее в списке, но не по значению. Прививки. Год прививок, анализов, отходняка после особо тяжёлых вакцин и снова прививок. Обязательных нужно всего пять, но я их получила сорок восемь. Из-за собственной инициативы и обострения паранойи, которую нужно убедить, что никакая редкая зараза не прицепится. За это время медучреждения прочно стали ассоциироваться у меня с персональным адом. Только черти в белых халатах и с фонендоскопами. А так -- чисто Тартар. Навь. Царство Аида. Преисподняя. Кому что привычней.
   Пока же есть время... погромче музыку, примерить все обновки и просто полежать на диване в своё удовольствие.
   По некоторым благам цивилизации я буду очень скучать. Ничто не может заменить отличный горячий кофе, громкую музыку, бег по крышам домов, и, увы, самый банальный стерильный санузел.
  
   Три дня пролетели бешеным галопом. Последняя бессонная ночь проведена за последовательной проверкой всего по списку. Всего сделанного и собранного. Не хотелось бы что-нибудь забыть.
   Проснувшись рано, мама, привыкшая бодрствовать до утра и отсыпаться до обеда, без аппетита съела приготовленный любимой дочерью в порыве вдохновения завтрак. И повезла меня в аэропорт самостоятельно. За нами следовала вечная её охрана, но в отдалении, не мозоля мне глаза. Конечно, мама и ко мне пыталась приставить телохранителя, но это не увенчалось успехом. В моменты присутствия дяди Раа у меня был он, а это круче любой охраны. Когда его не было -- ну кто за мной по крышам угонится, кроме таких же трейсеров? Уж не жлобы при пистолетах и костюмчиках точно.
   За всю дорогу мы перекинусь едва ли десятком фраз, думая каждая о своём.
   -- Мам, да не беспокойся ты так, -- вздохнула я в ответ на очередное её нервное замечание. -- Я ж не первый раз в Залию еду.
   -- Раньше ты ездила с папой или крёстным, -- упрямо отозвалась мама.
   -- Ой, ма, Раа наверняка меня встретит! -- хоть я и не крещёная, но дядя Раа папин кровник, а в маминых устах значит крёстный. -- Ну или дозвонись ему, убедись...
   -- Он постоянно недоступен, -- вздохнула мама.
   -- Он в экспедиции потому что. Я сама его найду, как доберусь до места практики. Это тебя успокоит?
   -- Немного, -- устало согласилась мама.
   -- Ну вот и хорошо, -- кивнула я, возвращая взгляд дороге.
   Хорошо, что не нужно снова париться с визой. Диплом ксенолога, помимо сложностей, даёт ещё и некоторые бонусы. Например, неограниченный пожизненный допуск в любое государство планеты. Фактически, приравнивается к мировому гражданству. Но если практику провалишь и не сможешь подтверждать свой статус каждые пять лет, пряников благополучно лишаешься.
   Я так и не успела постричься. А если совсем честно -- мне стало жалко маму. Побриться на лысо я и на Зирасе успею, а пока что... Пусть мама хоть немного улыбнётся. Всё равно стрижка у меня мальчишеская, по-настоящему мешаться они начнут месяца через два. Время есть.
   Сегодня предстоит надолго покинуть родную Литанию, стольный город Ромулии, одной из самых развитых стран мира. Вспомнилось вечное соперничество меж странами-братьями -- Ромулией и Ремией. У нас даже язык общий, а всё какие-то интересы непонятные делим... Покинуть предстоит не только страну, но и материк. Сначала -- улететь с Артия и приземлиться на Зирасе. Это будет только началом пути. Моего пути, который пусть по стопам отца, но я пройду сама, руководствуясь только своими решениями и выбором.
   Погрузка багажа, толкотня аэропорта, регистрация, проверка документов... когда пришла пора прощаться, я вцепилась в маму, крепко обняв мою дорогую родительницу. И произнесла:
   -- Мамочка, роди мне брата или сестрёнку. Когда вернусь -- надеюсь на благую весть!
   Этим требованием я донимаю маму последние лет пять. Роди себе нормальную наследницу, мам, потому что я -- недоразумение, не способное стать преемницей и достойной тебя дочерью.
   -- А ты вернись домой целой и невредимой, Ника, -- шепнула мама, поцеловав меня.
   Идя к самолёту, я не оборачивалась.
   При подъёме по трапу, пришлось изрядно усилить самоконтроль, подавляя страх. Мне четырнадцать часов в полёте провести придётся, не хватало только панической атаки! Ну уж нет, Доминика Грасс себя таким образом не опозорит. Место в салоне первого класса оказалось у окошка. Теперь на ближайшее время можно достать планшетный комп, нацепить беспроводную клипсу-наушник, врубить музыку, и спать... Главное -- ни о чём не думать. Сон и музыка -- лучший способ борьбы с тошнотой и лишними страхами.
  
   Виктория Вэрбе тихо ревела, уткнувшись лбом в стекло. Она и сама толком не могла сказать почему, пока рядом не прозвучал глубокий мужской голос:
   -- Отчего столько слёз, девушка? Неужели проводили в путь любимого?
   Ладонями вытерев мокрые щёки, очень не выспавшаяся и крайне расстроенная женщина отозвалась:
   -- Да, проводила. Любимую дочь.
   И мельком взглянула на того, кто посмел вторгнуться в её личное горе. Мужчина обладал приятной, сразу располагающей к себе внешностью. И был хорошо знаком Виктории. Это их давняя игра -- в незнакомцев. Повторялась она не часто -- только когда Вика бывала в очень плохом настроении. Видимо, сегодня Саша снова решил развеселить её подобным образом. И она снова подыграла ему.
   -- Юное чадо вырвалось из-под родительской опеки и решило поехать в летний лагерь?
   Горько усмехнувшись и избавляясь от остатков слёз, она вздохнула:
   -- Нет. Моя дочь поехала на практику после окончания Университета.
   -- Так от чего же горе?.. -- удивился собеседник.
   -- От того, что она маленькая, наивная и неопытная. И я очень за неё боюсь! -- ответила женщина, снова всхлипнув.
   Впрочем, она быстро взяла себя в руки. Заинтересованным взглядом окинула своего хорошо знакомого незнакомца. Каждый раз в такие моменты она смотрела на него так, будто видела впервые. Это подогревало её неугасающий вот уже три года интерес. Саша был младше лет на десять, и весьма хорош собой. Прекрасно сложенный, загорелый шатен с глубокими как море тёмно-синими глазами и кошачьими манерами. Он даже когда говорил -- мурлыкал как большой кот. Одет со вкусом, хоть и не слишком претенциозно. Подмечая все неприметные простым людям детали, она снова переоценила своего кавалера. И увиденное продолжало ей нравится.
   -- Быть может вас немного утешит чашечка утреннего кофе и ни к чему не обязывающий разговор, прекрасная леди? -- учтиво склонил голову мужчина.
   Не к месту вспомнив прощальную фразу дочери, Виктория улыбнулась... и согласилась.
  
   Между кораблём и самолётом я выберу самолёт. Между самолётом и поездом -- поезд. Между поездом и машиной -- машину. В идеале мотоцикл. Теперь аутотренинг -- Доминика Грасс не боится летать... Доминику не тошнит, ей не плохо, бледно-зелёная она от природы, всё прочее -- провокации завистников. Да когда же этот воздушный гроб на сотню мест уже сядет, а?!
   Четырнадцать часов пути изрядно измотали, даже не смотря на то, что восемь из них я нагло продрыхла.
   Сосредоточиться ни на чём не получалось. Спустя целую вечность, стюард объявил о начале посадки. Когда самолёт стал снижаться, мой желудок закономерно возжелал вывернуться наизнанку. Так. Сосредоточиться на дыхании и начинать подпевать тому, что играет в наушнике.
   Весь процесс приземления превратился в бесконечную пытку. Так что когда пришла пора выходить, по трапу я спускалась на ватных ногах, вцепившись в перилла и с кривой улыбкой вспоминая попытки отодрать свою персону от кресла. Каждый полёт всегда одинаково ужасен.
   Сухой, горячий ветер в лицо, палящее солнце, чужой, но такой знакомый говор и неповторимая манера общения местного населения.
   В Дирише, столице Залии, я уже не в первый раз, успела досконально изучить город и местные порядки. Поэтому такси поймала в течение пяти минут, и быстро договорилась о цене куда более низкой, чем дерут за поездку с туристов. Через час, прямо в одежде, с трудом стянув ботинки, растянулась на кровати в забронированном месяц назад номере гостиницы.
   Целых двое суток на то, чтобы прийти в себя, прежде чем покинуть клочок цивилизации на диком южном материке. Потом предстоит ещё один перелёт, на этот раз в кукурузнике, хотя, видят небеса, я бы предпочла добираться на наземном транспорте!
   Впрочем, об этом можно подумать. Потом. Пока что -- отлежаться, потом засунуть себя в ванную, отмокнуть, и пойти проветриться.
  
   Вылезла из номера я только следующим утром. Дириш встретил меня жарким ветром, солнцем и весёлым гомоном. Особых дел не планировалось, поэтому я пошла просто гулять, привыкая к непривычной после Литании атмосфере. Может, стоит задержаться? Всё равно ведь акклиматизация по здоровью двинет кувалдой. Здесь, по сравнению с домом, дикая жара и невыносимая сухость, щедро приправленная пылью. Впрочем, все эти мелочи не внове, поэтому фляга на поясе всегда есть, как и запас витаминок, помогающих более-менее безболезненно приспособиться к экстремальным для организма условиям.
   Идя по городу, я наслаждалась всем, что вижу. Ну, кроме туристов. Если меня тут принимают по-свойски, то на остальных ромейцев#, как и на большинство прочих артийцев, смотрят как на неразумных детей.
  
   #Ромеец -- общее название для жителей нескольких ромоговорящих стран.
  
   Здесь свои правила поведения. Я не могу быть такой, как моя мама, решая проблемы и выстраивая линию поведения с позиции своей женственности и женской силы. Ни лицом не вышла, ни характером. Поэтому, если дома я могла себе изредка позволить какие-то признаки женского поведения, то здесь это автоматически поставит меня на ступень ниже той, которую я занимаю сейчас. Мне комфортны как отношение окружающих, так и моя линия поведения. Исследователь, юный охотник, юный боец. Если моей матери преподнесут в подарок дорогое ожерелье, как подношение богине, то мне по-братски подарят нож и покажут пару новых боевых приёмов, пожелав удачи.
   Дойдя до рынка, я миновала дорогущие магазины и лавки для приезжих. Нашла знакомый закуток с водонапорной колонкой, умылась, полила голову, щедро плеснув за шиворот. Напилась жёсткой, кажущейся пропитанной каменой пылью воды. Остальные пусть покупают воду в магазинах. А мне поможет быстрее приспособиться эта жидкость.
   Быстрый, немного шипящий, изобилующий гласными, местный говор ласкал мой слух.
   Свернув налево, я зашла в знакомый уже магазин. Кричащая вывеска, яркая витрина, приметные шмотки выставлены напоказ. Хозяин, круглолицый мужик сорока лет, частенько бывал за прилавком вместе с работниками. А то и вместо. Типичный залиец: среднего роста, небольшого по сравнению с ромейцами, ширококостный, широкоскулый, бронзовокожий, черноволосый, темноглазый и улыбчивый. В традиционном плаще-балахоне, под которым прятались вполне обычные штаны и футболка. И сейчас он занимался любимым в туристический сезон делом -- обжуливал клиентов.
   -- Дядька Рыко, ты в своём репертуаре! -- поприветствовала я старого знакомца на его родном языке. -- Всё пытаешься обмануть наивных приезжих?
   -- Ше ийа! -- всплеснул руками Рыко. Произнесённое им восклицание в данном контексте и с подобной эмоциональной направленностью означало примерно "не покушайся на моё святое". -- Почто на честного торговца клевету возводишь?! -- грозно свёл чёрные брови к широкой переносице. -- Иль тебе уже заплатили мои конкуренты? Признавайся немедля, кто эти злостные пустырные шакалы?!
   Я рассмеялась, он улыбнулся, прекратив разыгрывать базарного торгаша. Жестом попросил подождать, быстро разобрался с клиентами, изрядно уступив в цене. Всё равно не прогадал ведь! Кликнув помощника, хозяин оставил его за прилавком, а сам поманил меня во внутрь. Туда, куда обычным клиентам ход закрыт. В маленькой, скудно освещённой комнатке без окон лежали особы запасы.
   Залиец открыл ящик в самом углу, достал со дна пять плотно упакованных конвертов. Вскрыл один. Накинул мне на плечи легчайший золотисто-зеленоватый шарф. Тоненькая ткань пропускала воздух, в ней невозможно запариться, при сильной жаре она помогала не получить солнечный и тепловой удар. Но самым главным в этих шарфиках был запах. В ткань вплетены особые травы, и весь он пропитан редкими настоями и эфирами. Дышать этим сухим, пыльным воздухом враз стало легче. Кроме всего прочего, эти шарфики лучше любых других средств отгоняют всякую кровососущую гнусть типа комаров, оводов, мошки и прочих.
   Из того же конверта торговец достал маленькую закрытую пробирку. По форме она напоминала пробник для духов, какие мама вечно разбрасывает по всему дому. Внутри -- бесцветная жидкость. Открыв пробирку, я отправила одну каплю под язык. Посмотрела на залийца. И в тёмных глазах прочла обречённую грусть. Улыбнулась:
   -- Качество вне всякой критики, Рыко.
   -- У меня всегда лучшее! -- торгаш сразу же скорчил ужасно напыщенную мину.
   Ну ещё бы! С доверенными он ведёт дела честно. Тем более, когда речь идёт о таких дорогих, редких и частично нелегальных вещах. Это заезжим можно продать красивую дешёвку втридорога, я здесь успела стать своей.
   Ещё немного поболтав со старым знакомцем (меня с ним ещё папа познакомил лет десять назад), я отправилась дальше, пообещав заглядывать, когда буду в городе.
   Дальнейший путь пролегал в восточную сторону. Несколько раз свернуть в неприметные переходы и вот я уже в той небольшой части, куда туристы забредают лишь случайно. Чёрный рынок. Здесь уже народ другой. Отвлекаться нельзя. Поэтому я была собрана, внимательна и сосредоточенна. А старый оборотень приветливо мне улыбнулся. Молча поманил пальцем за собой.
   Конечно, я пошла. Осматриваясь, подмечая детали, взглядом выхватывая пути отступления и в готовности дать дёру в любое мгновенье. Здесь нельзя испытывать страх и нервничать, поэтому я спокойна и уверенна. Но это теневая сторона Дириша, здесь нельзя расслабляться. Только хищника здесь принимают за своего. Пусть даже маленькую кошку, вроде меня, лишь бы умную, уверенную в себе, когтистую и сильную духом. Седовласому, светлокожему и светлоглазому оборотню я доверяю, но бдительности не теряю.
   Узкий закоулок заканчивался тупиком, но мы свернули в неприметную дверку всего через пару метров. Длинный коридор, спуск в цокольный этаж, поворот направо, стальная дверь, кажущаяся большой из-за освещения комната. Пока оборотень искал мой заказ, я нагло уселась на большой, старинный деревянный стол посреди комнаты.
   -- Не отступаешь от своих привычек, -- бархатистых голос обволакивал, вызывая безотчётное доверие. Сдобренное хорошей порцией страха, подстёгнутого моей паранойей.
   -- Ага, -- кивком подтвердила я. -- Всё принёс?
   -- Смотри, -- седовласый хищник развернул на столе тряпку.
   Два разных пистолета -- один в подмышечной кобуре, крупнокалиберный длинноствольный револьвер. Другой, миниатюрный, в ножной. Патронов двести и сто штук. Два клинка -- обоюдоострые, узкие, не слишком длинные. Два ножа кукри на пояс. А карда и хакма, которых я не просила, как видно, в подарок.
   Взяв в руки два узких клинка в специальных ножнах, я взвесила их и удивлённо взглянула на оборотня.
   -- Хоть и крепкая ты девчонка, да уж больно мелкая, -- он понял мой вопрос. -- Ты как наши дети. А для детей оружие делается иным. Не хуже по качеству, но легче в два раза.
   Ну, да, ростом и статью не вышла. Кивнула с благодарностью. Проверила все свои приобретения. Действительно, всё, кроме боеприпасов, весит заметно меньше, чем должно. Достала из небольшой сумки через плечо бутылку дорогого фирменного виски, выставила её на стол, взамен убранному оружию.
   -- Спасибо, Брэн.
   -- Пользуйся, пигалица, -- обнажил белоснежные клыки в улыбке седой хищник.
   Буду, конечно. Куда денусь.
   Направляя обратно в гостиницу, я приметила нечто интересное. Пара марилиту скользила по солнечной, пыльной улице, негромко переговариваясь меж собой тихими, чуть звенящими голосами. Полузмеи-полулюди. Вопреки легендам, рук у них две, а не шесть. Но когда они танцуют в бою, то двигаются с такой скоростью, что действительно можно подумать о наличии шести рук. Две медноволосые женщины с прекрасными лицами и красной чешуёй.
   Вроде бы уже и привыкла давно к виду этого змеиного народа, а каждый раз не могу глаз отвести. Чудесные создания.
   Они так бы и проскользили мимо, провожаемые моим восхищённым взглядом, если бы я не услышала о чём они говорят.
   -- Постойте! -- позвала я на их звеняще-шипящем языке.
   Марилиту остановились, удивлённо взглянули на меня. С небольшими паузами произнося фразы, я заговорила:
   -- Простите, что беспокою. Я случайно услышала, что вы направляетесь в Зурин...
   Одна из женщин, с жёлтыми глазами и карминовыми губами, кивнула.
   -- Да, направляемся. Это важно?
   -- Можно мне с вами?! -- решила обнаглеть я. -- Мне тоже в ту сторону...
   -- А ты не боишься нашего общества? -- тонко улыбнулась вторая, темноглазая.
   Поняв, что мне тяжеловато говорить на их языке, она перешла на самый распространённый в мире -- ромейский, родной для меня.
   -- С чего бы? -- удивилась я. -- Меня зовут Доминика Грасс.
   Женщины снова переглянулись. С улыбкой кивнули мне. Известность отцовского имени сыграла свою роль.
   -- Меня зовут Майра, мою сестру -- Ареа, -- произнесла желтоглазая. -- Мы будем рады если ты присоединишься к нам в пути.
   -- В путь отправляемся к восьми вечера, -- уточнила вторая марилиту, Ареа. -- От восточного разъезда.
   Так мне повезло обрести крайне интересных спутниц. И я не полечу на кукурузнике, у меня есть отговорка, против которой не попреёшь! Ура-ура-ура!..
   Настроение взлетело до небывалых высот. Чуть не вприпрыжку я помчалась обратно в гостиницу. Нужно успеть собраться, зайти в пару мест, оставить сообщение, позвонить маме и не забыть отказаться от заранее заказанного самолёта.
  
  
   Змей
  
   Вольготно расположившись на скамье в автобусе для сафари, приспособленном специально под перевозку змееподобных, я рисовала. Карандашами по бумаге, то и дело поглядывая на моих спутников. Всего их было пять -- две женщины, мужчина и два подростка.
   Ареа и Майра, уже знакомые мне. Тау, змей с оттенком чешуи, который я никак не могла идентифицировать. Не красный, ближе к меди, но всё же что-то не то... Текучий, носивший волосы в длинных, причудливо скреплённых меж собой и забранных за спину косах. За спиной -- два меча. В подмышечной кобуре -- пистолет. Ну и ружьё под рукой.
   И подростки. Золотая девочка лет двенадцати, Йера, стеснительная, робкая. И чуть постарше весь золотисто-рыже-зеленоватый, любопытный и забавный паренёк по имени Аери. По лёгким жестам, вскользь брошенным фразам, скоро стало ясно, что медно-красная Ареа -- мать многоцветного Аери.
   Кожа у красных марилиту заметно светлее чешуи но всё же с красноватым оттенком. Но кожа подростков по цвету напоминала мою собственную. Только не такую бледную.
   Одевались полузмеи обычно в туники, длинные рубашки, жилеты. Йера носила расклешенную юбочку, но старшие женщины предпочитали обычные длинные туники и что-то вроде кожаной штанины на верхнюю часть хвоста. Ареа носила одежду, закрывающую её почти до кончика длинного хвоста. Я даже не знаю, как описать их облачения поточнее. Ну, посмотрите на свою руку и представьте, что на ней от запястья до локтя через равные промежутки застёгнуты ремешки от часов, по внутренней стороне соединённые полосой. Вот примерно такие же конструкции были у марилиту в ходу. Только Тау предпочитал пару-тройку широких ремней, когда у Ареи было штук двадцать узких. Аери вообще не парился, носился везде в укороченной штанине (типа шорты) и в майке.
   Сами марилиту передвигались быстрее своим ходом, чем на колёсах. Но они везли какой-то груз. Какой -- уточнять я не стала. Мне хорошо в их обществе, я изучаю, спрашиваю, общаюсь... Они не отталкивают меня, так важно ли всё остальное?
   И у меня целых четыре дня в обществе чешуйчатого чуда. Потом -- Зурин. Который тоже отнюдь не является моим конечным пунктом назначения.
   Красный опять сточился и пришлось отложить рисунок. Достав перочинный нож, я принялась за аккуратную заточку карандашей. Надо меньше тратить цветных, а то не хватит до конца практики. Но как же удержаться-то?!
   Гибкое тело скользнуло поближе, Йера робко спросила, указав взглядом на рисунок:
   -- Можно?..
   -- Бери, -- кивнула я, сама протянув девочке блокнот.
   Она свернулась рядом, уложив своё тело кольцами, и принялась рассматривать рисунки. Маленькая, хрупкая девчонка. Осторожно трогала бумагу, листая страницы, прикасалась кончиками пальцев к краям рисунков и улыбалась. Ну разве не чудо? Как такую вообще можно бояться?! При определённых обстоятельствах можно было испугаться Тау, или ту же Майру. А уж дядюшку Раа, когда он в ярости...
   Ну, да, есть у меня змеехвостый дядя, побратим моего папы. Мама его моим крёстным называет. Я люблю второго отца всей душой, но справедливо могу заметить -- в гневе чёрный Раа Морриш действительно страшен. Я не видела его уже месяцев пять и очень соскучилась. Поэтому общество марилиту для меня сейчас -- как глоток свежего воздуха.
   Глупые люди пусть продолжают бояться. Тоже мне, страшные чудовища марилиту! Вон одно такое кучу времени стеснялось ко мне подойти, второе опять только что получило нагоняй от Тау и сидит надутое в углу...
   Обижаться долго Аери не умел и уже через минуту оказался рядышком, любопытно заглядывая Йере через плечо. Попытался протянуть свои шаловливые ручонки и отобрать у девчонки блокнот, но был вовремя остановлен метким подзатыльником. Майра приподнялась на хвосте, нависая над подростком и глядя на него как удав на глупую добычу.
   -- Доминика, дорогая, у меня к тебе личная просьба! -- произнесла женщина. -- Если этот наглый мальчишка будет мешать или проказничать -- выдай ему подзатыльник и покрепче!
   -- Договорились, -- с самым серьёзным видом кивнула я.
   Змеи знали о моей небольшой проблеме с их диалектом, поэтому старались говорить на ромейском. К слову, моим родным языком они владели свободно все пятеро. Ну а мне надо практиковаться в марилийском. Я хорошо владею змеиным, и даже думаю на нём примерно треть мыслей. Но давно не было нужды разговаривать, дядя Раа предпочитает изъясняться на ромейском, говорит, слов больше, ругательств в частности, и интересные речевые конструкции. В итоге общение представляло собой гремучую, но интересную и понятную всем участникам смесь двух диалектов.
   Стоило Майре уйти, как серьёзность я задвинула подальше, потрепала понурившегося подростка по такой же цветастой, как хвост, голове, разлохматив длинные волосы.
   -- Не грусти, мелкий! Я никому не скажу. Смотри лучше вот сюда, -- и я перелистнула блокнот не забирая из рук Йеры.
   Через полчаса мелкие единогласно признали меня "своей змеёй", по-детски посочувствовали отсутствию такой важной и красивой части тела, как хвост. Сделали это так искренне, что я сама себя пожалела и посочувствовала такому ужасно неудобному недостатку, как ноги вместо чудесного хвоста. Нагло отжали у меня несколько рисунков и смылись заниматься своими делами. Крутились они неподалёку, то и дело оказываясь рядом, задавая вопросы, рассказывая или показывая что-нибудь интересное.
   Ну и позировали мне. Йера -- стесняясь, Аери -- красуясь. Воспользовавшись случаем, я их не только рисовала, но и фотографировала. Древний плёночный фотоаппарат в моём рюкзаке занимал место рядом с новейшим цифровым. Пользовалась я обоими. Если убью планшет, на который скидываю фотки с цифры, то хоть плёнки останутся. Даже если сервер с хранилищем, на который я стараюсь грузить фотки при первой же возможности, помрёт, что-то у меня да останется. Папа приучил меня к паранойе в таких вещах.
   День пролетел незаметно. Казалось, только что на небе во всю светило солнце, и вот уже небо в звёздах.
   Поужинали мы все вместе. Еда у марилиту вполне человеческая, безо всяких там сырых кусков мяса, и уж тем более полуживых зверей, кувшинов парной крови и прочей дури, выдуманной ксенофобами. С экзотикой вышел привычный облом, зато я с большим удовольствием впилась зубами в поджаренный на походной печке кусок мяса в кляре с каким-то обалденно вкусным кисло-сладким соусом.
   Разогнав детей спать, женщины легли сами. Тау ушёл дежурить на улицу. Я лежала на своём месте, закинув руки за голову, и смотрела в потолок. Мысли текли вялым потоком, напоминающим цветастую чешую Аери. В те редкие моменты, когда мальчишка неторопливо ползёт, а не летит как сумасшедший колибри.
   Сунув руку в потайной карман штанов, я достала маленький бутылёк, отправила каплю прозрачной жидкости под язык. Во рту разлился холодок.
   Спать не хотелось. Осторожно поднявшись, я накинула на плечи свой прозрачный шарфик и тихо вышла на улицу. Отойдя от дома на колёсах, оглянулась. Разглядела в темноте неподвижную фигуру змея, сидевшего на крыше. Немного подумав, я тоже забралась на крышу. Опыт десятка лет увлечённого паркура позволял в несколько движений взлететь даже по гладкой, с первого взгляда, стене.
   Змей подвинулся, позволяя мне сесть рядом. Приняв позу лотоса, я засмотрелась на безлунное небо, усыпанное тысячами звёзд.
   -- Хотел бы я там оказаться, -- негромко озвучил мои мысли Тау. -- Увидеть. Поближе...
   -- И я, -- отзываюсь.
   Вздох, полный несбыточных надежд и грусти оказался удивительно единодушным.
   -- Почему ты без света? -- в этот раз я нарушаю тишину первая.
   -- Свет помешает мне видеть, -- отвечает змей.
   -- А у тебя правда тепловое зрение? -- я тут же забыла о том, что начинаю замерзать.
   -- Правда, -- кивает Тау.
   -- Расскажи! -- исследователь во мне тут же вцепился в марилиту мёртвой хваткой.
   Раа рассказывал, что у некоторых красных есть тепловое зрение, но ему достался другой талант и толком он мне ни разу ничего не объяснил.
   Тау горестно вздыхает. Он понимает, что теперь, пока я не удовлетворю свою жажду знаний, ему придётся отвечать на мои вопросы. У марилиту матриархат, и перечить женщинам без веской причины не принято.
   Прошло около часа, прежде чем моё профессиональное любопытство утихомирилось, довольно и сыто урча.
   А я успела порядком продрогнуть. Обхватив себя руками, снова посмотрела на небо. Возвращаться в тёплую машину не хотелось. Блин, ну почему я не захватила куртку? В одной футболке и газовом шарфике как-то ну совсем не жарко!
   -- Холодно? -- с участием поинтересовался марилиту. -- Иди поближе, так будет теплее.
   Взвесив все "за" и "против", я послала нафиг свою нерешительность со скромностью вместе и через минуту уже устроилась в кольцах хвоста змея. Лёжа. Кайф. Этот марилиту чужак, не такой как Раа, но... но он марилиту, настроенный не враждебно. Чешуя у него оказалась бархатистой на ощупь и тёплой. Как его только излучение собственного тела не ослепляет при тепловом зрении?
   -- Расскажи мне что-нибудь, а, Тау? -- попросила я, отчаянно воюя с зевком.
   -- Что ты хочешь услышать? -- спросил змей.
   -- Интересное... -- отозвалась я. Проиграв схватку с собственным телом, широко зевнула, прикрывшись ладошкой. Ага, интересное. Звучит как "дядя Тау, расскажи сказку". Видно, слишком я соскучилась по моему второму отцу с чёрной чешуёй и серой кожей. -- Что сам захочешь.
   Марилиту немного помолчал, потом завёл неторопливый рассказ о ритуальных мечах. Я слушала очень внимательно. А чтобы ещё лучше воспринимать на слух информацию, даже глаза закрыла...
  
   Майра проснулась, взглянула на наручные часы и удивилась тому, что Тау до сих пор не спустился, чтобы его сменили. Закатный воин вынослив, но и он тоже должен отдыхать.
   Ворча про себя об упрямых мальчишках всех возрастов, женщина накинула верхнюю одежду, взяла оружие. На крышу машины она выскользнула через люк.
   Неподвижная фигура змея чётко виднелась в темноте. Он поддерживал гораздо более высокую температуру тела, чем должен был. Майра забеспокоилась, не заболел ли воин. Скользнула поближе и узрела причину его отсутствия. В кольцах хвоста марилиту лежала их человеческая спутница! Девушка свернулась, прильнула к тёплой чешуе и безмятежно спала.
   Когда старшая женщина отряда склонилась к ней, чтобы взглянуть поближе, Тау, до того неподвижный, прикрыл Доминику рукой. Прямо взглянул на старшую, отрицательно качнул головой. Он не собирался будить девушку и уходить отсюда.
   Майра склонила голову и несколько мгновений рассматривала мужчину. Потому тихо скользнула в салон, чтобы через пару минут вернуться с тёплым пледом в руках. Накрыла девушку. Строго взглянула на воина.
   -- Спи, Тау. Ты должен быть в форме.
   Змей помедлил, но кивнул и осторожно лёг, стараясь скорректировать положения своего тела так, чтобы не тревожить Доминику.
  
   Тепло. Хорошо. И просыпаться нет никакого желания. Но явно пора, ведь уже утро. Эх...
   Выплывая из сна, я потихоньку осознала, что что-то не так. Нет. Что-то совсем не так!
   Кое-как продрав один глаз, обнаружила поверхность цвета меди. Чешуйчатую. Бли-ин, я что вчера уснула на крыше с Тау?!
   Ага, точно. Слегка оглядевшись, я поняла, что не только нагло развалилась и продрыхла всю ночь в кольцах его хвоста, так меня ещё и заботливо укрыли, и проследили, чтобы не замерзала. Внятных нематерных слов у меня для себя не нашлось. И даже вытащить руку и дать себе по лбу без того, чтобы не разбудить змея, не получится. Чужак Тау не дядя Раа, Доминика!
   Однако желание срочно выбраться отсюда и бежать-бежать как-то быстренько сошло на нет. Во-первых, тепло и уютно, а я люблю комфорт. Во-вторых... обычно по утрам у меня побаливает спина, да и вообще всё тело. Это и заставляет вставать, делать разминку и отмокать в горячем душе, не давая поваляться в своё удовольствие. Сейчас никакой боли и дискомфорта не ощущалась вообще.
   Повернув голову, я поняла, что змей не спит примерно уже с минуту как. Лежит не двигаясь и наблюдает, будто старается понять, не сделал ли он что-то не так. Внимательно, с лёгкой настороженностью и тенью опаски в глазах. Глазах, восхитительного цвета -- тёмно-жёлтого с красными прожилками, звездой расходящимися от чёрного зрачка. Улыбнувшись и потянувшись, я весело произнесла:
   -- Тау, из тебя получился просто чудный матрасик. Я не сильно мешала тебе спать?
   -- Ты не мешала, -- отозвался змей, легко поднимаясь и помогая мне выпутаться из одеяла.
   В общем, что надо утро. Пока остальные просыпались и занимались своими утренними делами, я быстро умылась и пошла разминаться. Естественно, прихватив свой неубиваемый планшетник и клипсу-наушник. Ничего не могу с собой поделать, двигаться я люблю под музыку.
   Нормальное утро того, кто занимается паркуром, начинается с разминки. Разогрев мышц, растяжка и целая куча упражнений на координацию и точность движений. Ну и прыжки, ясное дело. Бегая по крышам надо очень хорошо прыгать.
   Закончив разминку, я немного поостывала с закрытыми глазами. На самом деле просто хотелось дослушать музыку. Сняла наушник, повернулась, чтобы подойти к планшету и вырубить его.
   Тау великолепно маскировался в этой полутропической местности. Даже если он не пытался прятаться, это выходило у него непроизвольно. Пока я разглядывала замершего в неподвижности марилиту, в моей голове проносился бешеный хоровод мыслей.
   Чем мне грозит моё вчерашнее поведение? Какого чёрта он тут делает? Что я сделала не так? Вроде бы, не нарушила ни одного из правил полузмей. Или я чего-то не знаю. Возможно, чего-то опасного для моей жизни или дела.
   Паранойя улеглась домашней кошкой, стоило мне наткнуться на взгляд змея. Любопытство, настороженность, неуверенность. "Я не мешаю? Можно ли мне здесь быть? Я что-то делаю не так?.." Да он же сам меня опасается! Стра-ашное чудовище марилиту, ну-ну...
   -- А разве сегодня не твоя очередь готовить завтрак? -- поинтересовалась я, засунув в карман наушник и касаясь пальцами сенсорного экрана планшетника.
   -- А ты уже успела выучить расписание дежурств? -- легко улыбнулся Тау.
   -- У меня есть шпионская сеть, которая мне всё докладывает, -- просветила я. -- Та самая, которая от тебя регулярно подзатыльники получает. Так разве не твоя очередь?..
   -- Может и моя, -- пожал плечами змей. А я постаралась запомнить, как именно заплетены его косы, чтобы как можно точнее воспроизвести рисунок.
   -- И что же ты тогда здесь делаешь? -- спросила я, автоматически перебирая треки в плейлисте.
   -- На тебя смотрю, -- честно признался змей. Кончик хвоста выбил по земле беспокойную дробь. -- Женщины меня выгнали. А ты отлично двигаешься. Почти как змея.
   -- Меня учил марилиту, -- ответила я.
   Раа вообще воспитывал меня как ребёнка своего народа. Всё время, когда был рядом.
   Прерывая дальнейший разговор, как из-под земли вынырнул неугомонный Аери. С присущей ему жизнерадостностью пожелал нам доброго утра, попутно успев нажаловаться на злую тётку Майру и посетовав на то, что Йера слишком стеснительная чтобы что-то сделать сама. Но очень хочет, и поэтому пойдёт делать Аери, куда ж эта золотая змейка без своего верного друга-то...
   -- Чего хочешь-то? -- я поневоле улыбалась, глядя на эту живую и очень вертлявую радугу. Жизнь и радость из змеёныша фонтаном бьют.
   -- Опять что-то выпрашивать вздумал, чучело неугомонное? -- грозно навис над подростком старший воин.
   -- Не гоняй ребёнка, он и такими темпами скоро станет таким же робким, как Йера, -- не сдержалась я.
   -- Ни за что! -- пообещал мальчика, оперативно переместившись так, чтобы между ним и воином оказалась я. -- И я не чучело! Йера очень хотела послушать музыку. А то у нас одно старьё...
   Взяв в руки планшет, я протянула пацану.
   -- Разберёшься?
   -- Спрашиваешь! -- отозвался мальчик, принимая комп. И жадно поинтересовался: -- А игры есть?
   -- Даже пасьянсов нету, -- разочаровала змеёныша я. -- Это сугубо рабочая вещь. Можешь влезть в Паутину, если сеть ловит. Пароль -- четыре четвёрки. Скачивай себе что понравится.
   Мальчишка тут же испарился. Мужчина тяжко вздохнул и спросил:
   -- Не боишься, что он твой комп где-нибудь случайно разобьёт?
   -- Этим планшетником можно от врагов вместо дубинки отбиваться, -- хмыкнула я. -- Он неубиваемый. Тау, пойдём поедим, а? Я нюхом чую, что завтрак готов!
   -- Ну, если чуешь... -- протянул змей. Улыбнулся, прищурившись. -- Тогда, конечно, пойдём. Правда, чтобы ходить, мне потребуются ноги...
   -- Досадная неприятность! -- вернула улыбку я, шагая рядом с неторопливо скользящим змеем. -- Тебе их не досталось.
   -- Да я и не горюю по этому поводу, -- пожал плечами марилиту. Изогнулся, придирчиво оглядел меня. -- Ну, разве что самую малость.
   -- Продолжай завидовать! -- с гордым видом отозвалась я. Притормозила, легко отступила в сторону, продемонстрировала балетный разворот. -- Ты так не можешь.
   -- Зато я могу вот так, -- невозмутимо ответил полузмей.
   И изогнулся таким немыслимым образом, пройдя через кольца собственного хвоста, что я аж вдохнуть забыла. Даже ни разу не запутался, хотя должен был узлом завязаться! Мой старик таких финтов не выделывал...
   -- Это как вообще?.. -- я попыталась воспроизвести эти движения с помощью рук.
   -- Хвостом, -- фыркнул марилиту.
   -- Ага, -- кивнула я. Повторила, всё ещё пребывая под впечатлением: -- Хвостом. Ну всё, теперь я завидую.
   Змей явно остался доволен собой.
   Завтрак действительно оказался уже готов. Женщины успели накрыть походный столик возле транспорта и уже накормили детей. Есть вправду очень хотелось. Но едва взглянув на птицу с гарниром из тушёной зелени, приготовленную на походной печке... Едва учуяв это одуряющий запах...
   Остановившись с другой стороны автобуса, я оперлась на него левой рукой, прижав правую к животу и стараясь загнать обратно спазм. Пустой желудок со всех сил желал выпрыгнуть наружу. Сглотнув с натугой, я глубоко и часто задышала, справляясь с чудовищной тошнотой.
   -- Что случилась, малышка?.. -- Ареа, склонившись, коснулась моего плеча.
   Резко вскинув голову, я не удержалась и сползла по борту автобуса, усевшись на землю. Марилиту всерьёз обеспокоилась.
   -- Всё в порядке, -- через силу вытолкнула я из сведённого судорогой горла. -- У меня такое бывает. Скоро пройдёт. Только я не смогу сегодня есть.
   Надо её как-то успокоить. Думай, голова, думай... О, чёрт, меня сейчас наизнанку вывернет... Вдох-выдох... Держись, Доминика...
   Ну, вот теперь и Тау здесь. И на лице у него крупными буквами "скажи, что мне делать, иначе я всё равно что-нибудь сделаю, не факт что нужное". Что сорвать, что соврать...
   -- С Артия... на Зирас... нужно время, чтобы тело перестало брыкаться... -- почти не обманула я, выталкивая слова из сведённого горла.
   -- Тяжёлая акклиматизация? -- сочувственно уточнила оказавшаяся тут же Майра, и я благодарно кивнула.
   -- Я немного посижу, ладно? Скоро отойду... -- и старательно загнала тошноту обратно.
   -- Сиди, -- великодушно позволила старшая женщина. И увела за собой двух сородичей, чтобы не мешали.
   Едва они ушли, я откинула голову на тёплый металл и закрыла глаза. Прижала к лицу шарфик. Несколько раз медленно и глубоко вдохнула. Нашла в кармане пару нужных таблеток. Сжевала, не чувствуя омерзительно-приторного вкуса.
   У Доминики всё хорошо. У Доминики всё замечательно. А если что-то не так -- вам показалось. Кому сказала, показалось! А ну пошли вон, морды завистливые...
   Что-то часто последнее время... Наверняка стресс смены обстановки так действует. Да и устала я. Не столько физически, сколько нервное истощение заработала. Заползу на своё место и до вечера спать буду. Скажусь больной, повод есть.
   Минут через пятнадцать, когда меня почти отпустило, и даже можно было попробовать встать, змей вернулся. И с самым невозмутимым видом протянул мне здоровенную спелую папайю. Помедлив, я всё же взяла фрукт в руки и с подозрением взглянула на марилиту.
   -- Думаешь, мне это можно?
   -- Должна же ты что-то есть, -- пожал плечами змей. -- Ты и так слишком... лёгонькая, чтобы ещё и голодать.
   Конечно, самая изящная и худенькая взрослая марилиту весит не менее трёхсот килограмм. В Аери и Йере уже около двух сотен в каждом. В самом Тау, с его примерно семиметровым хвостом, больше полтонны будет. Здоровенный Раа весит почти тонну. Он меня то мотыльком, то пушинкой, то просто мелюзгой называет. Ну да как тут опротестуешь, когда во мне сейчас массы как в пятилетней девочке их расы?
   -- Ну спасибо, -- хмыкнула я, снова уставившись на фрукт.
   Змей в это время пристроился рядом и с самым наглым видом перетащил меня на свой хвост, сложенный таким образом, чтобы я могла сидеть с комфортом.
   -- Тау, -- решив не протестовать, я достала карду и принялась чистить папайю. -- Тебе говорили, что ты невероятно наглый змей?
   -- Майра уже устала это повторять, -- улыбнулся уголком рта марилиту.
   Смерив его взглядом, я только рукой махнула. Этот змей -- такая личность, на которую не получается долго злиться. Ладно, не получается, так и не буду. Буду есть папайю.
   Когда пришла пора собираться и ехать, я с большим нежеланием сползла с колец хвоста змея. Покидать это тёплое и уютное место не возникало никакого желания. Пришлось сделать над собой изрядное усилие. Что-то я вообще непозволительно расслабляюсь, оказавшись под защитой марилиту.
   И устроившись на своей койке, я смотрела в потолок и размышляла о собственных реакциях.
   Большинство людей боялись змей, а скрытных полулюдей с хвостами вместо ног -- тем более. А у меня возникал совершенно другой ассоциативный ряд. Не змея-яд-смерть, а марилиту равно защитник. Их общество, обычаи, поведение, да даже просто внешний вид с самого детства вызывали у меня трепетный восторг.
   Мне было три года, когда в моей жизни появился огромный марилиту Раа Морриш. Друг и побратим отца. Когда другой ребёнок удрал бы с рёвом прятаться за маму от этой большой страшной змеи, я с визгом восторга первым делом цапнула его за хвост. А когда он поднял меня, держа перед собой и с нарочитой грозностью поинтересовавшись, что это за блоха тут по нему прыгает, я радостно выдала "Какой ты красивый!" Чуть погодя спросила "Можно я буду тебя всегда любить?" Раа тогда ответил "Тогда и я буду тебя всегда любить, кроха".
   Когда он приезжал в Литанию, или папа брал меня с собой в Дириш, я перебиралась жить на руки дяди Раа. Бывало и так, что родители оставляли меня ему на попечение на недельку-другую, когда уезжали. Марилиту только радовался. Он всегда был мне отцом, старшим братом и самым надёжным другом.
   Порой хвостатый родич понимал меня лучше, чем я сама могла это сделать. Хоть и баловал без меры, но и подзатыльников выдавал. Только, в отличие от родителей, он никогда не наказывал несправедливо, обидно, в угоду общественному порядку, каким-то нормам. Поэтому наказания родителей я часто принимала в штыки. А его -- как должное. И доверяю я дяде как никому другому.
   Если бы не Раа, меня бы ещё в пять лет размазало по асфальту под колёсами машины. Я тогда руку сломала. У него было больше десятка серьёзных переломов, кости в труху размолоты местами, рваные раны, а он держал меня на руках, сказал "слушай мой голос" и то говорил, то пел, лишь бы меня не пугать и держать в лёгком трансе без боли. И умудрился продержаться, пока помощь не приехала.
   Рядом с марилиту я невольно начинаю себя ощущать... как в руках Раа. Полная защищённость и спокойствие. Сами полузмеи, в большинстве своём от природы эмпаты, прекрасно чувствуют моё к ним отношение, а на доверие с такими эмоциями они всегда отвечают взаимностью. Это плохо, конечно. Но мне так чертовски хорошо, что не хочется сопротивляться. И самоуправство Тау воспринимается как нечто само собой разумеющееся. Раа тоже не спрашивает, что можно и чего нельзя. Хоть у полузмей и царит матриархат, но их мужчины -- это стена, поддержка, опора, меч, щит, советник и соратник.
   Плюнув на всё, я закрыла глаза. В кой-то веки можно поспать в состоянии абсолютного спокойствия...
  
   Проснулась я к вечеру. Вроде даже жить на этом свете стало не так погано. Мне бы отлежаться суток трое. Но я помру со скуки. И лежать у меня времени нет.
   -- Ну как ты, девочка? -- ласково спросила Ареа, когда я выползла из своего угла.
   -- Жить буду, -- через силу улыбнулась я.
   "Плохо и недолго", -- добавила про себя.
   Дети, не слушая вялых возражений, потащили меня ужинать. Даже Йера выглядела непреклонно-решительной, не поддаваясь на мои отговорки.
   Ужинали сегодня на улице, за походным столиком. Заняв уже облюбованное ранее раскладное креслице, я приняла впихнутую мне в руки наглым радужным змеёнышем тарелку. Огляделась и спросила в пространство:
   -- А куда Тау делся?
   -- Местность разведывает, -- сообщил Аери. -- Здесь где-то неподалёку обитал львиный прайд. Вот Тау и пошёл посмотреть, не наведаются ли к нам ночью нежданные гости.
   Львиный прайд? Так, где мой фотоаппарат? Я пошла искать! Только поем...
   Поужинав и отыскав фотоаппарат, я пощёлкала пейзажи и как-то передумала идти искать больших кошек. Нет, не испугалась за свою шкуру, было бы за что бояться. Просто поняла, что нет у меня сейчас ни сил, ни желания болтаться по саванне. Да и Тау всё ещё не возвращался, а как я буду искать львов, если даже приблизительно не знаю в каком они направлении?
   Я взяла блокнот, отобрала у Аери свой планшет и пошла бродить по округе. Дорога пролегала на границе меж саванной и джунглями. По правую руку -- деревья, по левую -- степь. И метров двадцать чего-то между этими двумя крайностями.
   Облюбовав поваленное дерево, я врубила музыку в наушнике и взялась за блокнот. Мне нужно разложить свои мысли и наблюдения по полочкам.
   Вместо основного назначения практики, мне больше всего на свете хотелось плюнуть на всё и отправиться к марилиту. С ними мне тепло. Спокойно. Мои маски сползают с лица одна за другой. С ними я -- своя. С ними -- как дома. Лучше, чем дома.
   И это неприемлемо.
   Не сейчас, пока у меня ещё есть время.
   Как бы я хотела вернуться к ним года через три. Прийти и остаться. Ну, ничего, Раа обещал меня забрать, если я захочу. Вот только он часто в разъездах, а мне будет нужен кто-то рядом.
   А пока что я достану цветные карандаши и попытаюсь наиболее точно воспроизвести рисунок радужки глаз Тау. И ещё зарисую его косы цвета тёмной меди. Портреты остальных у меня уже есть, меньше всего я рисовала только старшего змея.
   -- Ты явно мне льстишь.
   Я не вздрогнула. Оцепенела на миг, но не вздрогнула. Невозмутимо отозвалась, продолжая выводить карандашами точёные черты, прячущуюся в уголках губ и глазах улыбку, рассыпавшиеся по широким плечам волосы цвета красной меди:
   -- Ничего подобного. Это ты себя недооцениваешь.
   -- Ничего подобного... -- начал было змей. Запнулся, коротко рассмеялся и примостился рядом, сложив локти на дереве, где сидела я, и опустив подбородок на руки.
   Я взглянула на полузмея. Заметила:
   -- Ты распустил косы.
   И ещё убрал под шнурок, завязав в хвост.
   -- Да, -- согласился змей, продолжая рассматривать рисунок.
   Пользуясь своей безнаказанностью, близким местоположением и уповая на наглость, я отложила карандаш, потянулась и развязала шнурок. Погладила кончиками пальцев мелкие завитки красных кудрей, оставшихся после кос. Гладкие и неожиданно мягкие. А казалось, наоборот должны быть жёсткими, как проволока.
   Тау поднял взгляд. И я снова отметила, что глаза у него восхитительного оттенка. Никогда раньше не видела такой яркой окаймлённой в тёмный янтарь карминовой звезды вокруг чёрного зрачка. Мне трудно подобрать карандаши, чтобы зарисовать такое чудо...
   -- Тау, научи меня боевому танцу, -- прервала я начавшее затягиваться молчание.
   -- Как?! -- змей даже приподнялся, пытаясь осмыслить мою просьбу. -- Я не говорю об отсутствии у тебя хвоста, Доминика. На это требуется не один год... Если забыть, что такому учат с детства! -- Ага, я не ошиблась, он действительно храмовый воин. Только они в полной мере владеют боевым танцем.
   -- Не сейчас, -- прервала я. -- Основы я уже знаю, и не первый год занимаюсь. Я же говорила, что меня учил марилиту. С моих лет трёх. Сейчас я должна закончить учебную практику. Но потом, когда я расквитаюсь с долгами... Можно мне потом тебя найти, чтобы научиться... Можно, Тау?
   Змей молчал около полуминуты. Легко улыбнулся.
   -- Тогда расклад меняется. Можем начать и сегодня, -- протянул руку в приглашающем жесте. -- Покажи, что ты уже умеешь.
   Я помедлила. Попыталась отказаться:
   -- Ты же меня в тонкий блин раскатаешь за полторы секунды.
   -- Но ты же хочешь научиться? -- уточнил змей.
   Кивком подтвердив своё намеренье, я всё же добавила:
   -- Я не боец. И иллюзий не строю. Единственное, что я могу сделать против хорошего воина -- это быстро удрать. Или пристрелить, -- я коснулась рукой револьвера в подмышечной кобуре.
   Оружие здесь для меня было чем-то вроде деталей одежды. Марилиту тоже не расставался ни с холодным, ни с огнестрельным.
   Прищурившись, красный змей понимающе произнёс:
   -- Ты боишься.
   Доминика Грасс ничего не боится!
   Уже стоя на ногах и внутренне готовясь к разминке, я поняла, что меня банально подловили. Надо срочно прекратить поддаваться подобным подначкам. Условные рефлексы, что б их...
   -- Ну хорошо, -- вздохнула я.
   Помедлила. Сняла с себя упряжку с кобурой, отстегнула и положила на поваленное дерево пояс с кукри. Тау удивлённо приподнял бровь. Тоже снял пистолеты. Я запустила руку в один из бездонных карманов штанов, выудила запасной беспроводной наушник. Я не смогу не то что победить его, даже на равных не буду. Но хотя бы сумею навязать некоторые свои условия. Чтобы не быть совсем уж в чистом проигрыше.
   Марилиту взял предложенное, прислушался к музыке, закрепил наушник. Отполз от дерева на заросший низенькой редкой травкой относительно свободный участок. Я помедлила. Расстегнула две скрытые боковые молнии на штанах у колен. Вытащила два узких клинка из скрытых ножен. Змей одобрительно кивнул и поманил к себе ладонью.
   Начала первой, плавно ступив вперёд. Сердце билось в ритм с музыкой. Слова отдавались оттенками смысла, заставляя выстраивать движения определённым образом. Я танцевала, подчиняясь песне. Равно как и змей. Привычно перенимала змеиную манеру двигаться. Обворожительная, гипнотическая, текучая пластика...
   О, бывало с Раа я танцевала так подолгу. Просто в удовольствие. А ещё он ловил меня и кружил на руках, давая понять, почувствовать, как должен двигаться змей. И я принимала эту науку всей душой. Но Тау... другой. Более плавный и гибкий, чем дядя Раа. Если чёрный змей недостаток гибкости компенсировал силой, то Тау... он как ветер.
   Когда резко потемнело в глазах и закружилась голова, я на некоторое время полностью потеряла ориентацию в пространстве. Очнулась сидя на земле и пытаясь отдышаться. Вскинула голову. Марилиту смотрел очень внимательно. Но, улыбнувшись, лишь повторил мои недавние слова:
   -- Ты себя недооцениваешь.
   Протянул руку, помог встать на ноги. Последние не очень хотели меня держать в вертикальном положении, и до дерева я доковыляла еле-еле. Когда села обратно на своё место, Тау вернул мне оставленные на земле клинки из потайных ножен. Достав из кармана тряпку, я протёрла оба клинка, прежде чем вернуть их на место.
   -- Тебе нужно набраться сил, -- произнёс Тау, устроившись рядом. -- Вижу, что тебя учил воин, но без таланта такому не обучишься. И у тебя есть талант. Осталось только доучиться.
   Вместо ответа я окинула полузмея изучающим взглядом. Не шутит. Закрыв глаза, я старательно загнала тоску поглубже. Нечего мечтать, Доминика. Глупые, опасные мечты. Способные порушить все твои планы и вызвать ненужные душевные метания. Избавься от них.
   -- У меня и других дарований полно, -- отозвалась безмятежно. -- Глупость я, наверное, сморозила с этой просьбой. Извини, Тау...
   -- Это ты вот только что сморозила настоящую глупость, -- обиделся змей, приподнимаясь и нависая надо мной. -- Я уже примерно понял с чего начать, как ты сразу отказываешься.
   Язык тела говорит, что эта поза должна выражать недовольство, возмущение и в перспективе -- угрозу. Но ни того, ни другого, ни третьего тем более, я не вижу. Он, конечно, сделал хмурое лицо, но нарочито, только рисует нужные эмоции.
   -- Но ведь правда, Тау, это глупая идея. И невыполнимая.
   Кончик хвоста марилиту выбил по земле нервную дробь, выдавая раздражение.
   -- Ни разу ещё я не видел столь упрямой и непоследовательной змеи, -- произнёс марилиту на родном языке.
   -- Это ты ещё не знаком с моей мамой, -- усмехнулась я, ответив на том же диалекте. -- По сравнению с ней, я просто образец логичности и последовательности.
   -- Мамы -- они такие, -- согласился змей.
   Заглянул в мой блокнот. Страница перевернулась, открывая схематичный набросок марилиту в движении. Я пыталась хотя бы относительно просчитать и понять, как физически вообще возможно так вывернуться через собственный хвост, как это утром сделал воин.
   Змей коснулся рукой наушника. Приглушённая музыка продолжала играть, никто не подумал её выключить. Не спрашивая разрешения, залез в мой планшет, просмотрел плэйлист и выставил проигрыш в определённом порядке. Взглянул на меня искоса и поинтересовался:
   -- Хочешь увидеть, от чего ты так стараешься отбрыкаться?
   -- Хочу! -- не раздумывая, ответила я.
   Что я, дура что ли, оказываться?! Где ж ещё такого отчаянного и ненормального марилиту я найду, чтобы попросить продемонстрировать мне настоящий боевой танец? Раа после той аварии не мог танцевать в полную силу. Я не понимала разницы, потому что не видела, как было раньше. И если увижу сейчас... наверное, возненавижу того чуть не убившего меня и искалечившего Раа наркомана ещё сильнее, чем ненавижу сейчас.
   Тау не полз, как обычные змеи -- скользил над землёй. При взгляде на эти пять центнеров живого тела, трудно предположить, что он может двигаться настолько бесшумно и грациозно. Цвет его чешуи... Он не красный и не медный... Долгий подбор закончился осознанием -- он тициановый. Бликующий всей гаммой заката. Гибкое, стройное, великолепно сложенное тело. Правильное, красивое лицо, точёные черты. Такой же как чешуя, тициановый цвет струящихся по спине волос. Тау совершенен таким, каков есть.
   Когда он неторопливо начал первые движения, я забыла обо всём.
   Ветер и текучая вода, пронизанные лучами заката, безнадёжно проигрывали змею в обворожительности и красоте. Я даже не знаю, с чем можно сравнить этот танец. Нельзя подобрать внятных слов. Их просто нет.
   Змей танцевал всё быстрее и быстрее, взлетая порывом ветра, стелясь по земле как плющ, изгибался невозможным образом. Одно сплошное совершенство.
   Скорость становится такой, что он просто размазывается в воздухе. Можно даже заподозрить его в способности к телепортации. Зачем ему оружие, если он сам по себе лучший из клинков...
   Потом мысли пропали. И я пропала. Остался только танцующий змей.
   -- Тау... -- мой голос сел.
   Когда я успела вскочить на ствол поваленного дерева, а змей оказаться рядом?
   -- У тебя действительно шесть рук...
   В глазах полузмея метнулась тень страха. Но была мгновенно изгнала прочь моим диким восторгом. Легенды не врали, марилиту шестирукие! Только две дополнительные пары конечностей у Тау оказались полупрозрачными.
   Мысли в голове перемешались. Плевать на всё. Какая разница, сколько у марилиту конечностей? На самом деле я думаю не об этом. В моих мыслях красной линией протянуто -- он совершенен. И я готова любоваться им до бесконечности, как бликами солнца на воде. Ловить мгновенья его общества, как глоток чистого воздуха в пыльном городе. И радоваться как самой жизни.
   В один миг Тау оказался близко-близко. И я даже не успела испугаться, когда змей подхватил, поднял меня в воздух как пушинку и через мгновенье прижал к себе. А потом...
   Положив голову на широкое плечо полузмея, я пыталась как-то прийти в себя. Не то чтобы мне ни разу не приходилось целоваться с парнем, но... но не так, чтобы позабыть обо всём на свете и чуть сознание не потерять. Тау замер, боясь шелохнуться. Только сердце у него в груди колотилось перепуганной птицей в клетке.
   Безмятежный покой и тепло. Давно, очень давно мне не было так хорошо и спокойно как сейчас. "Это слишком опасно, Доминика" -- робко шепнуло здравомыслие. И позорно ретировалось, стоило мне чуть отстраниться, чтобы заглянуть в лицо держащему меня на руках мужчине. Он очень боялся, что я сочту его поступок непростительной наглостью. Вырвусь, развернусь, уйду и больше никогда не позволю ему приблизиться. Когда же вместо этого, проведя ладонью по его лицу, я сама потянулась к нему за вторым поцелуем, здравый смысл придушенно пискнул и исчез совсем.
   ...В саванне ночь наступает быстро. Вот только что солнце висело на горизонте, как вдруг обнаружилось, что его уже нет, а вокруг сгущается темнота.
   Мы не разговаривали, крайне неторопливо двигаясь в сторону стоянки. Просто шли рядом. Точнее, это я шла, а тициановый змей скользил.
   -- Ну и где вас носило? -- встретила вопросом Майра.
   -- Львов искали, -- не поведя и бровью, ответила я.
   -- Нашли? -- полюбопытствовала Ареа, тоже вышедшая нас встречать.
   -- Проследили, -- сказал Тау. -- Прайд ушёл в сторону от нашего маршрута. Ближайшие сутки пути гостей можно не ждать.
   -- Это хорошо, -- произнесла старшая женщина, цепким, внимательным взглядом окидывая нас обоих. -- Тау, твоя вахта первая.
   Воин только кивнул, забрал свою лежавшую на капоте куртку и полез на крышу фургона.
   Меня Ареа перехватила на полпути. И тихо спросила:
   -- Доминика, что случилось?
   Я вскинула голову, чтобы взглянуть змее в лицо.
   -- Вы все -- самое прекрасное творение богини, что создала вас.
   Ареа удивлённо вскинула брови, подозрительно покосилась на спокойного, как сытый удав Тау, уже занявшего стратегическую позицию на крыше, и не стала меня более удерживать.
   Забравшись в фургон, я спрятала свой блокнот, накинула куртку. Подумала и взяла с собой планшет. Привычный "взлёт" по гладкому боку автобуса на крышу. Змей обернулся. Чуть сменил положение. Я шагнула к нему, забралась в кольца хвоста и легла.
   Ночная тишь. Ни один из нас не спешил заговорить. Слова не нужны. Пока что -- не нужны. Пока что хватит и тепла. Тепла прикосновения и языка тела, говорящего лучше любых слов "я здесь, я рядом".
   Думать, разговаривать, ругаться с собой и решать, что делать дальше, я буду завтра. Сегодня существует только этот момент, ценно только присутствие, сам факт существования, и нет никакого завтра...
  
   Неподвижный воин не столько смотрел, сколько слушал ночь. Температура тела слишком высокая, и смотреть мешает. Но в этом есть и свои плюсы. Любой хищник десятой дорогой обойдёт их стоянку, едва сумев засечь бодрствующего марилиту. Исключая разумных хищников. Но тех воин должен почуять раньше, чем они засекут его.
   Доминика спала. Тициановый воин ни о чём не думал. Не хотел. Ни о завтра, которое непременно наступит, ни о собственном весьма странном, стоило бы заметить, поступке. Его как магнитом тянуло к этой чуждой змее из иного мира. Хотя, какая из неё змея... Он бы понял, если бы Доминика была марилиту. Но двуногая...
   Тау искоса посмотрел на вольготно раскинувшую руки девушку. Нет, определённо, он не хотел видеть её змеёй. Это могло принести горечь разочарования. Будь она одной с ним расы, Тау заинтересовался бы, но... не так.
   Доминика совершенна такой, какая есть. С растрёпанной детской стрижкой, с многоцветными, как драгоценный минерал, глазами. Маленькая и такая непрочная.
   Если отдельным людям хотелось бы приделать хвост, а некоторых марилиту наоборот этого хвоста лишить, то она была закончена. Как готовая картина, а не набросок, который ещё можно переделать. Как завершённый шедевр. Её ни в малейшей степени не хотелось менять. И змею казалось, что он медленно, но верно прикипает к ней душой.
   Это плохо. Пожалуй, даже ужасно. И непоправимо.
   Остаётся только закрыть глаза и плыть по течению. На все такие события налагала свою волю Литу, богиня-прародительница. И если уж Первая Мать выбрала Тау Закатного в спутники для дочери иного народа, то быть посему.
   -- Тау...
   Воин обернулся, взглянул в глаза Майре. Внимательные, понимающие и печальные.
   -- Твоя смена закончилась. Уходи отдыхать.
   Змей отрицательно замотал головой. Майра вздохнула, развернула плед, который держала в руках, накрыла Доминику.
   -- Что же ты наделал, мальчишка?
   Закатный не ответил. Старшая женщина приходилась ему тётей, родной сестрой матери, и имела право так называть. Хотя не пользовалась этим правом с тех пор, как он вышел из подросткового возраста.
   -- Как же ты дальше жить будешь? -- тихо спросила тётка воина.
   Тау укоризненно посмотрел на тётку. Кроме старшинства в роду, она являлась ещё и старшей служительницей богини. И могла влиять на поступки Тау не только как одна из матерей клана, но и как голос Литу. Но в данном случае она не имела права ему указывать.
   -- Ты ещё молод, мальчик, многого не видел и не понял... -- Майра запнулась. Доминика потянулась во сне. Легла поудобнее, завернувшись в одеяло. Старшая женщина погладила светло-золотистые коротко остриженные волосы. Однажды приходит время, когда марилиту должны решать, не оглядываясь даже на волю Матери. -- Ты сам всё поймёшь, Тау.
  
   Сны мне снились на редкость светлые. Мама, папа, Раа, крыши родного города... и Тау, чешуя которого согревала меня всю ночь. Ничего я не забыла. Проснулась, выбралась из-под руки змея. Запустила пальцы в его волосы. И поспешила ретироваться.
   Потянулась, стараясь почувствовать своё непослушное тело снова родным, а не об стенку ударенным. Обычно оно куда более чужое по утрам. Сегодня, как и вчера было, очень даже ничего. Даже боли в костях и суставах почти нет.
   Стоило мне нырнуть в открытый люк фургона, как вниманием тут же завладели вездесущие дети.
   -- Ой! Привет, Доминика... -- первой заметила меня скромница Йера.
   -- Доминика, а где это ты была? -- поинтересовался Аери, мигом оказавшись рядом.
   -- На крыше, -- я и бровью не повела. -- А что?
   -- Тебя что, тоже в график дежурств записали, как старшую змею? -- удивилась золотистая девочка.
   -- Вроде того, -- улыбнулась я. -- Там просто спать удобней.
   -- Ну да, Закатный в качестве матраца очень даже ничего... -- ехидно согласился змеёныш.
   -- В отличие от жёсткой тахты -- да! -- кивнула я. Как-как Аери назвал Тау? Закатный? Определённо, ему идёт. -- И не завидуй, чучело цветастое.
   -- Ничего я не чучело, -- тут же переключил внимание подросток.
   -- Ещё какое, -- заверила я. -- Ты на себя в зеркало глянь -- растрепанный, на голове, расчески никогда не видевшей, гнездо воронье, про разгильдяйский твой прикид я вообще молчу, внятных слов нет... Чисто пугало огородное!
   -- Но не чучело! -- снова повторил змеёныш, хватаясь за расческу.
   Пока мальчишка был занят, я успела смыться. Мне тоже нужно себя в порядок привести.
   Утром каждый раз мне требовалось не только умыться, облиться водой, привести в порядок волосы, переодеться и прочее. В обязательном порядке ещё и разминка. Но найдя место для разминки, я обнаружила, что забыла забрать с крыши планшет. Пока раздумывала, то ли мне в это утро обойтись без музыки, то ли всё же сходить за моим мобильным компом, появился Тау. С моим планшетом в руках. Молча отдал, подождал, пока я выставлю себе музыку.
   -- Не прогонишь? -- осторожно спросил марилиту.
   Я не знаю, как должна реагировать в такой ситуации. На самом деле у меня никогда не было серьёзных отношений с противоположным полом даже своего вида. Несколько раз я пробовала прогулки, романтические бредни и поцелуи из чистого любопытства. Я не шутила, когда говорила, что физически не способна на свойственную обычным женщинам любовь. Я имею в виду именно то чувство, которое должна испытывать женщина к мужчине. У меня генетическое отклонение, не хватает гена ответственного наличие некоторых химических реакций и за возможность испытывать определённые чувства.
   Прочитав много книг, я примерно знала, как должна реагировать и вести себя. То есть, как полная дура. Но становится идиотичной блудливой кошкой мне никак не хотелось. Я не ощущала ни смущения, ни волнения, вообще ничего такого. Разве что тепло и покой, когда Тау оказывался рядом. Ну и ещё опасение. Но это относится скорее к опасению за то, как сам змей на это всё отреагирует. И как это повлияет на мои планы.
   Похоже, я законченная холодная... змея, воспитанная таким же змеем. И буду вести себя так, как мне хочется. Как дочь Литу.
   -- Оставайся, -- разрешила я. -- Только сделай вид, что тебя нет.
   Кивнув, змей тут же притворился частью пейзажа. Прикрыв глаза, я некоторое время стояла не двигаясь. Сначала выверить дыхание, а потом уже заставить своё тело двигаться в такт музыке.
   Разминка оборвалась незадолго до своего обычно окончания. Поняв, что задыхаясь, я, не останавливая движения, изменила направление, рухнула на колени около своих вещей, схватила шарф и прижала его к лицу, судорожно вдохнув. Через полминуты меня отпустило.
   Змей был совсем рядом. Он осторожно, едва заметно касался моих плеч, готовый поддержать если надо. Скрывал страх за хмурой серьёзностью. Только карминовая звезда глаз потемнела ещё сильнее.
   -- Слишком сухой воздух, -- еле слышно оправдала свой приступ я. Поймала его руку, прижалась щекой к ладони, закрыла глаза. -- Я не знаю, когда привыкну им дышать.
   -- Тогда не снимай пока свой шарфик, -- негромко попросил змей. -- Он же специальными эфирными маслами пропитан, я чую.
   Печально улыбнувшись уголком губ, я кивнула. Помедлив полминуты, Тау поменял положение, потянул меня к себе. Не сопротивляясь, я села на землю, прислонилась спиной к тёплой чешуе. Некоторое время царило блаженное молчание. Потом змей осторожно произнёс:
   -- Дело ведь не только в сухом воздухе.
   Однажды мне придётся объясниться до конца. Но можно не сейчас, а?
   -- Астма у меня, -- ответила. -- В Литании климат другой совсем. Там почти незаметно, а здесь обострилось. Астма с рождения, так что справляться с ней я уже умею.
   Можно считать, что и не соврала.
   Змей помолчал, потом чуть сдвинулся вперёд и заглянул мне в лицо. Сочувственно спросил:
   -- Ну и как же мне тебе помочь?
   -- Никак, -- пожала плечами я. Улеглась прямо на траву. -- Я отдохну и будет всё в порядке.
   Ничем ты мне не поможешь, совершенство в чешуе. И никто не поможет.
   Помедлив, змей улёгся рядом, закрыв меня от солнца. Подпёр голову ладонью, чтобы смотреть на меня сверху. Полуприкрыв глаза, некоторое время я осторожно разглядывала его. Потом спросила:
   -- Сколько тебе лет, Тау?
   -- Двадцать восемь, -- немного удивившись, ответил марилиту.
   Не удержав усмешку, я произнесла:
   -- Вроде староват уже для наивного романтика. Тебе не кажется несусветной глупостью влюбиться в случайную попутчицу иного вида, а?
   -- Если эта попутчица -- ты, то не кажется, -- ответил с такой же усмешкой марилиту. По лицу вижу, что он задавался тем же вопросом. Посерьезнел. -- Но если прогонишь -- уйду.
   Чем же я тебя так зацепила, змей? Я же не слепая, много наблюдала за людьми, и не только за своим видом. Если бы хотел завести просто случайную интригу -- совсем бы себя по-другому вёл. Куда более нагло. Ты ведь образец красоты, спокойствия и силы. А я далеко не красавица и характер у меня отнюдь не золотой. В некоторых вопросах марилиту абсолютно нелогичны и непоследовательны. Впрочем, как и я.
   Представив, что змей сейчас исчезает и больше я его не увижу... Ой, что-то мне не нравится ощущение, будто от моей целостной души отдирают кусок.
   -- Нет. Не прогоню.
   С каждым часом этот кусок будет только прочнее прирастать к моей душе. И становиться всё больше. Не разумнее ли оборвать сейчас, пока всё ещё не так запущено?
   Оборвать и остаться ничем не скованной. Ни привязанностью, ни обязанностью.
   Остаться в одиночестве.
   Конечно, я не одна... Вот только Раа не хочу отрывать от его дел. И маму не буду нагружать. Она-то никогда мне не откажет, она будет орать и топать ногами, если я только попробую её отговорить... Но я лучше ей вовсе ничего не скажу, пока не станет слишком поздно корить меня за бессердечность.
   Имею ли я право переложить свою страшную ношу на плечи марилиту, с которым знакома без году неделю? И уже успела прикипеть к нему душой... Доминика, не разумнее ли будет всё же остаться независимой? И беспомощной.
   Резко распахнув прикрытые глаза, я прямо взглянула в лицо Тау. Немного хмурый, задумчивый... Я даже почти что рот открыла, чтобы всё сказать. Только слова в горле застряли.
   Минут через пять пришлось всё-таки в очередной раз признать, что разумностью отличаются не все мои поступки.
   Ну и катись оно всё в Тартар. У меня есть ещё почти двое суток в его обществе. Могу я снова забыть о том, что существует завтра, хотя бы на день?
   -- Тау, как думаешь, мне позволят жить в городе твоего народа?
   -- Посмотрел бы я на того, кто попробует тебе этого не позволить! И поговорил бы с ним... по душам! -- ответил тициановый марилиту, весело улыбнувшись и демонстративно сжав кулак.
   В карминово-жёлтых глазах сияла такая тёплая радость и неподдельное счастье, что я отчётливо поняла -- буду молчать до последнего предела. Молчать и радоваться каждому мгновенью. А всё неуместное -- молча подавлю.
  
  
  
  
  
   Неверный путь
  
   Каким бы долгим ни было это утро, но пора идти завтракать, пока вездесущий Аери не полетел сумасшедшей двухсоткилограммовой колибри по всей округе на наши поиски. Если бы этот змеёныш попробовал пошутить неуместно, Тау прибил бы его на месте. Пришлось принять превентивные меры по спасению подростка и заставить себя встать.
   За завтраком Аери попробовал было что-то сказать по поводу нашего долгого отсутствия, но получил звонкий подзатыльник от тихони Йеры. Так удивился, что аж заткнулся. И промолчал до тех самых пор, пока мы в путь не двинулись.
   Машину вёл Тау, а я пристроилась рядышком. Молчание в его компании не тяготило. Он следил за дорогой, я -- просто рассматривала проплывающий мимо пейзаж. Иногда фотографировала что-нибудь посимпатичней. Периодически мы о чём-нибудь заговаривали.
   За этими разговорами я заодно узнала и фамилию Тау. Точнее, имя клана.
   -- Морриш? -- я аж приподнялась с седушки, на которой до того медузу изображала. -- Так ты что, родич дяди Раа?!
   Тау на несколько мгновений оторвался от дороги, долгим взглядом посмотрел на меня.
   -- Это Чёрной Легенды, что ли? -- уточнил тициановый змей, снова уставившись вперёд. -- Ну, вроде как. А с чего это ты его "дядей" назвала?
   -- У него спроси, почему Доминика Грасс числит своим дядей одного чёрного марилиту, -- улыбнулась я. -- А я бы ещё поинтересовалась, какого чёрта пропал так надолго?
   -- Я бы спросил, -- посерьезнел Тау. -- Если бы он был жив.
   Показалось, будто мне под дых двинули. От души. Бревном.
   Заговорить я смогла не сразу. А когда смогла, голос звучал глухо:
   -- Когда?..
   -- Да уже больше двух месяцев как... -- понял мою недосказанность змей.
   Хотелось спросить -- как? Но горло сдавило. Молча встав, я ушла на своё место и легла. Уставилась в потолок. Вот значит как, Раа. Последний раз, когда мы с тобой разговаривали, ты сказал, что должен уехать и связь вряд ли будет. Возможно надолго. Прости, малышка, может так случиться, что я не смогу приехать на твой выпускной. Но потом обязательно отметим. Я сказала -- подожду, но ты звони и пиши как сможешь. А потом думала -- занят.
   Ты часто приезжал, подолгу оставаясь. Особенно важным это стало, когда папа пропал. Брал меня с собой в путешествия не раз. Ты поддерживал меня, вопреки всему, дарил надежду и отцовскую любовь, которой мне не хватало. Называл дочерью и растил как свою дочь. Я верила тебе безмерно.
   Раньше у меня была хотя бы иллюзия живого Раа. Теперь... ни папы... ни дяди... только мама, которая никогда не разделит моих устремлений...
   Глубокий вдох. Закрыть глаза. Тишина. Темнота. Покой. У меня никогда ничего и не было. И не нужно. Выдох.
   Машина остановилась. Удивившись, я взглянула на часы. А, ну да, время обеда, детей надо покормить...
   Дети о чём-то спросили меня, прежде чем удрать на воздух, я даже что-то ответила. Дождалась, пока останусь одна. Сев на своей лежанке, я посмотрела на оказавшегося рядом Тау. И поняла, что в этот раз мой тренинг не сработал. Я не могу смириться с тем, что чёрного змея больше нет!
   Закрыв глаза, я молча ткнулась лбом в плечо Тау. Через миг ощутила его ладонь на своём затылке. Пальцы марилиту перебрали мои волосы.
   -- Мне кажется, ты знала моего родича куда больше, чем я, -- тихо произнёс змей.
   Знала? Может быть. Любила -- точно.
   Через какое-то время я обнаружила себя сидящей среди марилиту за обедом. Нагло используя в качестве табуретки хвост Закатного. Реальность никак не хотела становиться нормальной, всё время норовя отодвинуться куда-нибудь на второй, а то и на третий план. Когда папа пропал, я месяц пыталась вернуться в этот мир. Только умение держать себя в руках спасало. Я подождала, пока дети закончат обедать и умчатся прогуляться в округе. Они всегда так делали, не изменили привычке и в этот раз.
   -- Майра, -- собственный голос тоже звучал из какого-то отдаления. -- Ты знаешь, как умер Раа Чёрная Легенда?
   Тау дёрнулся, но я ощутимо прижала пяткой к земле кончик его хвоста. Имею право знать, как мой второй отец расстался с жизнью, если уж не знаю, как окончил дни первый.
   -- Знаю, -- кивнула Майра. Что они все Морриши, я уже поняла.
   -- Расскажи мне, -- потребовала я ровным тоном.
   Помолчав немного, старшая марилиту медленно заговорила.
   -- Раа был немолод... И много раз бывал ранен. Иногда очень серьёзно. От многих ранений он так и не смог восстановиться окончательно. Ты наверняка знаешь, что некоторым выродкам закон не писан. Они и за матерью родной охоту вести станут, коль будет выгода, не то что за нами. Раа был в экспедиции. И его очень серьёзно ранили, старый воин чудом остался жив. Он цеплялся за жизнь ещё шесть недель. Но Раа был уже немолод...
   Я смотрела в землю, а внутри всё переворачивалось. Не сразу осознала, что именно говорю.
   -- Что за бред, Майра. Па... Раа кем угодно был, только не стариком слабосильным. Немолод, ха! Он, бывало, упоминал про свои долгие годы, но только ради смеха. Его же танком не остановить, он сам как танк. А ты говоришь -- какие-то паскудные охотники за головами. Да он бы схавал их, и не подавился. Это бред, Майра. А я в бред не верю.
   Она долго смотрела мне в глаза. Пристально, изучающее. И наконец произнесла:
   -- Такова официальная версия.
   Я расхохоталась, вскинув голову. Нет, ну правда, это очень весело... Кое-как справившись с хохотом, снова посмотрела на прекрасную женщину.
   -- Ты не смеёшься. Мой папа, опытный и умелый путешественник, известный исследователь, официально съеден хищниками. А дядя, непобедимый воин, убит уличными шавками. Очень забавная ложь.
   Спрыгнув с хвоста не сказавшего ни слова Тау, я отвернулась от полузмей и пошла куда глаза глядят. Сжав кулаки и очень злясь. Не замечая, куда иду.
   ...-- Раа, скажи, вот папа мне -- он папа. А ты мне кто?
   -- Ах ты мелюзга! -- большие сильные руки отрывают от пола, высоко подбрасывают под мой радостный визг. Ловят, обнимают. -- А я тебе дядя, брат твоего папы. Твой второй отец. Поняла?
   -- Да! Ещё раз меня подкинь и повыше!..
   ...Удар. Хорошо знакомые руки ловят, закрывают. Раа прижимает меня к себе. Он почти побелел от боли, весь в крови. И частично -- в моей. Он отвлекает меня. Задаёт вопросы, ведёт осознанную беседу, улыбается и шутит. Сам полумёртвый, он всё время концентрирует моё внимание на чём-то интересном, не позволяя ощутить ни страха, ни боли...
   Он пел мне песни на марилийском. А сказки рассказывал на ромейском и залийском. К десяти годам я свободно владела тремя языками.
   В пять лет он подарил мне мой первый серьёзный нож. Когда я его потеряла, получила вполне заслуженный нагоняй и подзатыльник.
   Когда мама кричала, чтобы я немедленно слезла с верхушки уличного спортивного комплекса, Раа просто подставил руки и крикнул: "Прыгай!" И когда поймал: "А теперь дуй наверх и прыгай ещё раз!"
   Сбежала первый раз на ночь в клуб -- отловил, получила, согласилась что да, дурацкая выходка. Надо было выбирать приличный клуб и звать змея с собой сразу, а не заставлять его носиться по всем подворотням города ужом ужаленным. Нет-нет, Чёрная Легенда клана Морриш, этот дебил не мой парень! Я предпочитаю умных, а против тебя только дебил быковать начнёт. Можешь его съесть. Фу, дядя, не тяни в рот эту гадость!
   ...Не оставляй меня одну в этом аду. Ты лучше всех понимаешь, как это всё невыносимо. Не оставишь? Обещаешь? И я люблю тебя, мой второй отец...
   Потеря папы была страшным ударом. Потеря Раа оказалась ударом добивающим. Осталось потерять маму -- и у меня не останется больше ничего и никого.
   Я пыталась собрать себя обратно в какое-то подобие целостности -- и не могла. Из меня снова выдрали огромный кусок. Никто не становится сильнее, получая такие травмы. Раны уродуют, а не закаляют. И эта ещё нескоро перестанет кровоточить. Если вообще перестанет...
   Жёлтая тень в саванне двигалась так быстро, что меня спасли одни лишь рефлексы. Мозг едва успел отстранённо отметить мощные лапы, огромные когти, здоровенные клыки в раззявленной болезненно красной пасти, а тело уже прыгало назад, зажимая двумя пальцами курок револьвера.
   Сидя на земле, я обалдело смотрела на отощавшего, облезлого льва. Пуля сорок пятого калибра из моего длинноствольного "Магнума" пробила хищнику нёбо и вошла в мозг, в месиво разворотив затылок. Супервезучая законченная идиотка! Раа выдал бы знатных подзатыльников, эпический нагоняй, после которого я б сидеть неделю не смогла, и был бы прав!
   Меня затрясло. И горла вырвался то ли всхлип, то ли смех. Ой, мама... Ой, мамочка...
   Змей двигался так быстро, что я не успела сообразить, когда и как оказалась у него на руках.
   -- Ты цела, Доминика?!
   -- Ты же сказал, что прайд далеко, Тау!
   Майра и Ареа тоже здесь. Старшая женщина зло смотрела на воина.
   -- Прайд далеко, -- вместо Закатного ответила я. -- Посмотри на льва, Майра. Это же одиночка, да к тому же не очень здоровый.
   Извернувшись в руках змея, я бросила взгляд на своего несостоявшегося убийцу. Тощий, облезлый, больной. Сдурел видать от голода, потому и кинулся. Львы ведь на людей не охотятся просто так. Они как кошки, те же тигры куда опасней.
   -- Ну а ты-то цела, Доминика? -- уже спокойней, чем вначале, повторил свой вопрос Тау. Уже без паники и страха.
   Он смотрел, чуть склонив голову, внимательно, обеспокоенно. Только глубоко в глазах прятался пережитый ужас. Такой, от которого некоторые люди могли и преждевременной сединой обзавестись.
   -- Нет, -- с самым горестным видом ответила я. -- Я в шоке и меня ноги не держат!
   Закатный очень выразительно посмотрел на женщин. Ареа кивнула, Майра вздохнула, отсылая нас прочь взмахом руки.
   -- Ну, тогда я тебя больше не отпущу, -- сказал Тау, направляясь прочь от трупа хищника.
   -- Что, совсем никогда? -- спросила я, поудобнее положив голову ему на плечо.
   -- Понадобится, и совсем никогда, -- уверенно отозвался марилиту.
   Надо успокоиться. Меня ж колотит так, что только зубы не стучат! Было бы чего бояться, Доминика! Ох и устроил бы тебе Раа разнос за невнимательность в потенциально опасной зоне...
   -- Как же ты его не заметила? -- немного отстранённо, явно думая совсем о другом, спросил Тау.
   -- Идиотка, потому что, -- проворчала я.
   Внутри всё скрутило жгутом. Второй отец так же меня на руках уносил, когда я во что-нибудь вляпывалась. Как и папа...
   Обняв змея за шею, я попыталась спрятаться. И мне это удалось, уткнувшись лицом в его длинную рубашку цвета тусклой меди. Так отдышусь быстрее. Так будет легче прийти в себя. А предрассудки, ложную гордость и беспросветную дурость я оставлю романтичным кретинкам.
   Даже по прибытию на место стоянки, отцепилась от змея я далеко не сразу. И он ещё долго отпаивал меня холодным чаем с какой-то алкогольной добавкой. При этом вместо табуретки у меня по-прежнему был хвост Закатного. Ну а вместо куртки -- его же рука.
   Этот лев оказался такой встряской для психики, что моя разбитая личность, пусть пребывая в шоке, оказалась целее, чем была. Глупый хищник нехилым пинком привёл меня в себя. Если б не это нападение, кто знает, где б я себе шею свернула? Только уже наверняка.
   Из-за происшествия с отправлением в путь вышла заминка, продлившаяся добрых часа три. В это время я даже не пыталась справиться с шоком, оставаясь не слишком способной к конструктивному диалогу. Проще потом будет выцарапаться, чем сейчас это замыкание чинить.
   То, что мысли в моей пустой голове якобы связные -- иллюзия. Потому что адекватное восприятие реальности отсутствовало, а сознание завернулось в кокон.
   Когда мы всё же двинулись в путь, я едва осознала отсутствие рядом чего-то жизненно важного. Сомнамбулой пробрела в поисках этого важного, нашла, вцепилась мёртвой хваткой и затихла. Теперь мне нужно немного покоя. Более того -- я точно знаю, что этот необходимый покой мне обеспечат. А значит, можно не трепыхаться.
  
   Тау осторожно погладил по голове замершую девушку.
   -- Почему она не пытается справиться с этим кошмаром, Майра? -- спросил Закатный, не отрывая взгляда от Доминики. Застывшая, с остановившемся взглядом.
   Старшая змея едва коснулась кончиками пальцев руки их маленькой спутницы. Такая хрупкая, с виду совсем не способная на самозащиту. Хворостиной такую малявку запросто перешибёшь! Ох, как Майра перепугалась, увидев льва! Но эта козявка двуногая опять выкинула интересный фортель, четвёртый с момента недавней встречи. У безобидной крохи оказались ядовитые коготки. Можно выдохнуть спокойно, этот змеёныш даже без хвоста сумеет выжить.
   -- Потому, что она куда умнее чем ты, -- резко ответила женщина. -- У неё двойной шок. И лучше сейчас закопаться поглубже в кокон, чем пытаться устроить лечебную психотерапию, от которой будет только хуже! Проследи, чтобы девочка выспалась как следует.
   -- Так ведь она не спит... -- ответил Тау малость растерянно. -- Просто замерла.
   -- Не будь глупцом, мальчик! -- раздражённо зашипела Майра.
   И больше ничего не стала говорить, направившись в сторону водительского места. Тау, по понятым причинам отстранённый от вождения до вечера, посмотрел в след старшей марилиту. Тяжко вздохнул.
   Хорошо, что его место достаточно далеко от детей и те, получившие серьёзное внушение от Майры, сидят в своём углу тихо-тихо. Закатный снова опустил взгляд. Отпускать его руку Доминика никак не хотела. Осторожно высвободил свой локоть из захвата, Тау обнял её такие хрупкие плечи. Она тут же прилипла с боку, обхватив его руками за пояс. Прикрыла глаза, полулёжа. Может, так и уснёт.
   Ну что ж, пока выдалось спокойное время, надо хоть дочитать отложенную книгу.
   Пусть этот лев и напугал её до шока, а возможно и Тау следовало воздержаться от известия о смерти родича, но... Но как же хорошо от того, что она здесь. Отгородившись от всего мира, всё же допустила в свой крохотный кокон Закатного. Теперь он точно знал, что не любопытство заставило её ответить взаимностью, и не прогнала змея она не из жалости.
   Такое доверие не бывает ненастоящим. И о многом говорит.
  
   Первичные проблески осознания окружающей реальности ко мне вернулись когда солнце клонилось к закату.
   -- Что?.. Куда это мы?.. -- я попыталась оглядеться, не слезая с рук Тау.
   -- Переночуем сегодня под крышей, -- успокоил марилиту. -- Как ты? Полегче?
   -- Не-е... -- отозвалась я, снова ткнувшись в его плечо.
   Полегче, полегче, только не заставляйте меня думать. Мозг из отпуска ещё не вернулся. И вообще, так куда проще, чем тащиться куда-то своими ногами, и что-то сейчас решать.
   Прикрыв глаза, я потихоньку соображала. По времени и маршруту мы должны быть где-то в пограничном районе у Зурина. Зурин городок небольшой и захолустный, но не настолько же. Одна деревенька на пути в эту Тмутаракань есть. Туль её название, если мне память не изменила. Значит, мы в Тули. И тут даже есть где остановиться. Ночлежка, а не гостиница, но всё ж крыша, кровать и горячий (надеюсь) душ.
   Душ оказался холодным. Первые несколько минут, пока не протекла вода. Потом -- еле тёплым, и никак не хотел становиться горячим. Помёрзнув приличное количество времени, я вытерлась, переоделась в чистое. Автоматически прополоскала в воде вещи, на автопилоте развесила. Ни о чём не думалось.
   Оказавшись в номере, я оглядела эту каморку два на два метра. Чисто, аскетично и пусто. В груди неприятно защемило. Когда дядя был рядом, я частенько предпочитала использовать кольца хвоста девятисоткилограммового змея вместо кровати. Образы Раа и папы встали как живые. Я криво улыбнулась им. Да, чем дальше от Дириша, тем паршивей ночлег. Эту науку я давненько усвоила.
   И где мой Тау? Спустившись вниз, я обнаружила всех пятерых марилиту за столиком в зале. Улыбнулась уже по-настоящему, когда тициановый змей стремительно и беспокойно обернулся, заслышав мои шаги. Я взвалила на тебя тяжёлую ношу. Даже не спросив, готов ли ты её нести. Однако же попытка внутренне воспротивиться нынешнему положению дел с треском провалилась.
   Всей душой потянувшись к тициановому змею, в следующую минуту я уже оказалась у него на руках.
   -- Что, ноги всё ещё не держат? -- улыбнулся уголком губ Тау.
   -- Только ради того, чтобы меня носил ты, -- ответила я с самым невинным видом.
   Тау засиял как самое настоящее закатное солнце. Впрочем, меня всё равно скоро усадили на высокий с прочной основой стул на одной толстой ножке, отлично приспособленный для марилиту. Эдакая колонна с широким основанием. Ну а мне удобно, я привычная.
   М-м... еда. Мою робкую попытку остаться голодной женщины пресекли на корню. Остаётся надеяться, что меня не затошнит опять не вовремя.
   На удивление тихий Аери все же не выдержал и поинтересовался:
   -- Доминика, а дедушка Раа правда тебе был приёмным отцом?
   Сощурившись, я окинула мальчика очень внимательным взглядом.
   -- Мой второй отец как-то оговорился о своём внучатом племяннике забавной расцветки. Только о Аране, а не Аери.
   -- Аран -- мой папа, -- сконфуженно пробормотал мальчик.
   -- Значит, Раа тебе прадедушка, а не дедушка.
   Чтобы занять голову делом, я задумалась о том, как ребёнок умудрился унаследовать от отца настолько редкий рецессивный ген. Ведь красный цвет, как у Ареи, у них один из трёх основных доминантных. За размышлениями я сама не заметила, как съела всё, что мне дали. Блин, меня сейчас отрубит. Нельзя столько есть.
   -- Иди спать, Доминика, -- заметила мою сонливость Майра. -- И вы все давайте уже расползайтесь по комнатам. Завтра утром в путь.
   -- Иди-иди, -- подтолкнул меня Тау, видя, что я медлю. -- Хочешь, донесу?
   -- И ты ещё спрашиваешь? -- удивлённо приподняла бровь я.
   Больше глупых вопросов змей не задавал, уже привычно подхватив меня на руки.
   Подобные жесты я приучена воспринимать без несуществующих подтекстов. Только не от людей, пожалуйста. Предложи мне такое человеческий мужчина -- я б удрала на своих двоих быстро и далеко. Но сын богини Литу -- другое дело.
   Оказавшись в своей каморке, я села на кровать. Потерянно огляделась. Некоторое время смотрела в пустоту. Спать? Здесь? Целая ночь наедине с собой, моими мёртвыми отцом и Раа, которых я не способна забыть и отпустить?.. Нет. Я не готова. Я не хочу.
   Встав с так и не расстеленной кровати, я накинула на шею свой шарфик, отправила под язык каплю прозрачной жидкости из постоянно носимого в кармане флакончика. Вышла за дверь, закрыв её на ключ.
   На улице темень... луна ещё не взошла, а фонари дают слишком мало света. Но фургон, уже почти ставший родным, я разглядела. И привычно легко взобралась по боку машины на крышу. Паркур, не раз посланные лесом трэйсеры Литании, бурная и весёлая жизнь... все это оказалось оправдано моими умениями и физической подготовкой.
   Тихий голос, позвавший меня по имени, заставил оцепенеть на мгновенье.
   -- А ты почему здесь? -- удивилась я, разглядывая в темноте Закатного.
   -- На охране, как обычно, -- пожал плечами тициановый змей.
   -- Ну и отлично, -- улыбнулась я.
   Прислушалась к тому, что творилось внутри. Моё, важное, моё... И родные призраки отступают. Холод и боль потери изгоняются заботой, теплом... Греясь в руках тицианового марилиту, я попыталась понять саму себя. Я так прилипла к нему потому, что он кажется мне достойной заменой Раа и отцу? После некоторых раздумий, пришлось признать, что да, так и есть. Моих родичей, что двуного, что хвостатого, сложно заменить. На свете мало таких же сильных, целеустремлённых, внимательных, умных и благородных мужчин, какими были воспитавшие меня. И я привыкла к таким, как папа и Раа, других и за мужчин-то не считая.
   Но это не всё. Тут что-то больше. Я прикипела к Тау душой. К нему самому, а не к иллюзии тех, кого больше нет. И это случилось ещё до того, как на меня вывалили последнее известие. На какой-то краткий момент я даже поверила в их праматерь, связующую души. Иначе чем объяснить столь нехарактерные для меня реакции?
   -- Хочешь на озеро? -- неожиданно предложил змей.
   -- А как же охрана? -- удивилась я.
   -- Ареа всё равно не спит, так присмотрит. А я потом её смену себе возьму, и, если что, вернёмся быстро, -- уверенно отозвался Тау. -- Ну так как на счёт озера?
   -- Там крокозябры, -- поёжилась я.
   Закатный тихо, но очень весело засмеялся. И произнёс:
   -- Ты опять боишься, Доминика.
   Вскинувшись было, я сникла и недовольно признала:
   -- Опасаюсь. Я вообще не люблю крупных ядовитых насекомых. Ну, кроме пауков, они мне нравятся.
   -- А я пауков ненавижу, -- передёрнул плечами Тау, выбив кончиком хвоста по крыше лёгкую дробь. -- Жуткие страшные твари. -- Змей помолчал, потом снова попытался подбить меня на авантюру. -- Там холодный источник. А местные "крокозябры", как ты выразилась, холод очень не любят и там не выживают.
   Пока я раздумывала, взошла луна. Стало сразу лучше видно. В серебристом свете цвета менялись, бросая серо-пепельные краски на мир. Правильные, красивые черты змея обозначились резче, чем могло быть при свете солнца. Я залюбовалась. Его хотелось рисовать. Фотоаппарат казался немыслимой пошлостью. Техника не смогла бы передать всех этих полутонов, внимательного, тёплого взгляда, едва заметной полуулыбки и каких-то нерадостных мыслей, лёгкими тенями бродящих в потемневших глазах.
   -- Идём на озеро, -- согласилась я. Отогнать бы эти тени из твоего взгляда, змей.
   Марилиту улыбнулся и негромко позвал в темноту:
   -- Ареа! Я знаю, что ты не спишь.
   -- Знает он, -- проворчала темнота знакомым голосом. -- Много будешь знать, придётся в храм идти старшим наставником! Почему ты ещё здесь, Закатный? Испаряйся, пока я не передумала.
   -- Спасибо, Ареа, -- произнесла в темноту я.
   -- Идите уж... -- ответила змея куда более тёплым тоном.
   Третий раз повторять не потребовалось. Мгновенье -- и змей на земле. Едва успела оглянуться -- и уже вокруг тёмная саванна. При желании марилиту двигаются со скоростью летящей пули. Вот как Тау сейчас. Так что до озера мы добрались минут за пять.
   Каменистый берег. Восходящая луна отражается серебристой дорожкой в чёрной воде, от которой так тянет прохладой.
   Побродив вдоль берега, я более-менее убедилась в отсутствие излишнего количества насекомых. Села на камень, показавшийся относительно безопасным. Залюбовалась водой. Долго пребывать в созерцательном состоянии не позволил один наглый змей.
   -- Ты так и будешь тут сидеть? -- нависнув надо мной, поинтересовался Тау. И провокационно предложил: -- А поплавать?
   Не скажу, что мне так уж не хотелось занырнуть в эту чёрную воду. Ну, паранойя, конечно, крыла дурацкие желания матюгами, но она любой шаг осуждает, давно выработалась привычка игнорировать.
   -- На мне купальника нет, -- воздохнула, с сожалением отказываясь от заманчивой идеи.
   -- Ну и что? -- совершенно искренне не понял Закатный.
   -- Сохнуть буду долго! -- раздражённо фыркнула в ответ я.
   До этого дурака, видать, что-то дошло, поскольку он притих и задумался. А позже я сама не поняла, как он ухитрился подбить меня на эту авантюру! Ладно, я могу остаться в нижнем белье и майке... Чёртов змей! Провокатор! Как он так быстро просёк, чем меня можно подбить практически на что угодно?! Избавляйся от таких условных рефлексов, Доминика, срочно избавляйся...
   И вода тут холоднючая!..
   Плюхнувшись в озеро с разбегу, я едва не взвыла в голос. Аж мышцы свело от холода! Мигом оказавшись на спине, доверилась воде, позволяя поддерживать моё тело, пока не отпустила судорога. Тау, так же бросивший на берегу большую часть одежды, скользил рядом, готовый поддержать, если нужно. Марилиту плавают как дельфины. А я как лягушка...
   Когда меня отпустило, я схватилась за протянутую ладонь змея двумя руками. Дельфины, по сравнению с лягушками, передвигаются очень быстро. И змей поплыл, таща меня на буксире. И это было кайфово! Даже вода перестала казаться такой ледяной.
   -- Странно всё же -- холодный источник в субтропическом климате, -- отметила я, оказавшись на середине большого озера.
   -- Природная аномалия, -- отозвался змей. -- Как "Око дьявола" в горах или горизонтальный водоворот в Срединном океане -- помнишь такие? Тоже ничем не объясняется факт существования.
   Сильный, умный, начитанный, образованный и чувством юмора не обделён. Ну как, ну как люди могут считать марилиту чудовищами?! В Залии к марилиту относятся значительно лояльней, чем где-либо. Хотя по-моему их просто боятся, как любое большое, сильное и умное существо. Папа и дядя Раа благополучно добились в Ромулии и Ремии уважения к этой расе, поблажек, признания равными во всех правах, но от этого люди не перестали их бояться. Хотя мама, как родного брата любившая и прекрасно знавшая дядю Раа, приложила свою руку к созданию положительного общественного мнения, но даже она не смогла перебороть в душах людских природный страх перед змеями.
   Что только не крутится в моей дурной голове! Даже плавая в ледяном озере, ночью, профессиональная деформация заводит мои мысли в дальние исследовательские дали.
   Выпустив руку змея, я отплыла на пару гребков. Пора выгнать из головы неуместные размышления. Поэтому...
   Тау рефлекторно вскинул руки, закрываясь от щедрой волны брызг, а я нырнула, уходя под воду до того, как получила такую же "поливайку" в ответ! Игра "окуни с головой ближнего" сама по себе весёлая, а "потопи боевой крейсер" оказалась ещё забавней. Он не мог меня утопить, потому что опасался навредить, а я не опасалась и топила его от души, удирая и ныряя! Плавает он лучше, зато я хорошо ныряю. Во всяком случае, не намного хуже, чем он. Единственное, чем он мне мог полноценно ответить -- это водяными брызгами. И, конечно же, змей поддавался.
   Я хохотала и веселилась, не опасаясь привлечь ночных хищников.
   В очередной раз вынырнув на поверхность, после того, как этот наглый змей поймал меня за ногу кончиком хвоста и отправил на пару метров вниз против моего желания, я осознала, что замёрзла. И замёрзла уже очень сильно.
   -- На берег? -- предложил чутко уловивший перемену моего настроения Тау.
   Отрицательно замотав головой, я прикинула по луне, сколько времени уже мы в воде. Выходило не меньше часа. Я закалённая, но мне ни в коем случае нельзя заболевать. Даже обычной простудой. Оглянулась на берег. Вздохнула. Не хочется...
   Мои руки оказались в горячих ладонях тицианового марилиту.
   -- Ты совсем холодная... -- посерьезнел Тау, отбрасывая веселье. Огляделся, отыскивая берег, на котором мы бросили вещи. -- Тебе нужно согреться.
   Осторожно, но так, что не воспротивиться, потянул к себе. Спиной вперёд медленно заскользил по воде. Я держалась ладонями за его плечи. В ледяной воде его кожа обжигала жаром, как угли в печи. Контраст был так силён, что меня дрожь пробрала.
   -- Потерпи, чуть-чуть до берега осталось... -- по-своему истолковал мою реакцию марилиту.
   Я подняла голову, глядя на него в свете холодного ночного солнца. Безумно хочется растянуть это мгновенье в вечность, чтобы запомнить... Это выражение лица, отчётливо читающиеся эмоции. Эти обворожительные черты, внимательный, беспокойный взгляд.
   Завтра наши пути разойдутся. Завтра наступит. И придётся прожить следующий день. Уже вдали от него. Никто не поддержит меня, когда оступлюсь. Исчезнет ложное чувство безопасности. Я умею жить с открытой спиной, я сильная. Пусть даже родичи и разбаловали меня своей безусловной защитой.
   Тау, мой Тау... зачем ты мне подарил эту иллюзию? Как же теперь будет сложно снова войти в привычную колею, где я сама за себя.
   Никогда в жизни так не хотелось, чтобы следующий день куда-нибудь исчез, оставив этот. Только однажды во мне кипело, исходило беззвучным воплем такое же сильное, отчаянное, невыносимое, до боли, до безумия, безнадёжное желание повернуть время вспять всего на день, на один день назад...
   -- Доминика...
   Что-то, видать, отразилось в моём лице. Либо же сработали его эмпатические таланты.
   -- Помолчи... -- собственный голос оказался неожиданно охрипшим. У меня ещё остался кусочек этой несбывшейся вечности.
   Когда его обнимаешь, кажется, будто под руками раскалённый уголь. А вокруг при этом -- зима на крайнем севере. И целовать его... почти что больно...
   Сидя на берегу, завёрнутая в длинную рубашку Тау, я размышляла о том, что это ненормально, почти сознание терять и забывать обо всём, целуя мужчину. Что в нём есть такого, чего не было в немногих других парнях, которых мне довелось целовать? Чешуи и хвоста у них не было, вот... И моего перековерканного восприятия, которое перенесло и запечатлело образы самых близких на тицианового змея. Но не до такой же степени...
   Дрожь пробирала изнутри, сквозь кожу будто сочился холод. Горячий как раскалённый металл змей, пытавшийся меня согреть, и то не мог помочь.
   -- Зря я тебя в озеро затащил, -- виновато вздохнул Тау.
   -- О, прекрати, -- потребовала я. -- Если бы я не хотела купаться, ты бы меня туда даже силком не смог забросить.
   -- Надо было раньше сообразить, что тебе холодно, -- непреклонно ответил змей.
   -- Не у всех же внутри растопленный кузнечный горн, -- чувствуя, как постепенно отпускает судорога сведённые мышцы, проворчала я. -- Я бы тоже не сразу поняла, если б была такая как ты.
   -- Тебе это не нужно, -- тихо сказал Тау, обняв меня и уткнувшись в мои мокрые волосы. -- Будь такой, какая ты есть. Моё совершенное чудо.
   Что за бредни ты сейчас говоришь, змей? Не придумывай себе того, чего нет.
   Он снова услышал мои мысли, потому что ответил на них, говоря отрывисто и холодно:
   -- Разум -- твоя опора, но лишь сердце способно знать и видеть. Отвечай за слова и поступки. Будь всегда искренен. Ложь -- страшный враг, и страшнее всего -- ложь самому себе. Это закон Литу. И я живу по этому закону. Я не создаю иллюзий.
   Лицо горело от стыда. Теперь уже я, не поднимая головы, виновато произнесла:
   -- Прости, Тау... Второй отец научил меня закону Матери. Но я живу среди людей... это изменяет восприятие и образ мыслей. Люди другие.
   -- Дети Литу тоже не идеальны, Доминика, -- я не видела его лица, но услышала улыбку. -- И не все верны заветам жизни.
   Кивнув, я прикрыла глаза. Интересно, сколько своего внутреннего резерва змей потратил на поддержание столь высокой температуры тела? Наверняка скоро он будет зверски голоден. Да и я тоже легко не отделаюсь от последствий переохлаждения...
   -- Тау, если я в ближайшее время не получу горячее молоко с содой, или хотя бы чай с мёдом -- заболею и умру.
   -- Ну, если так, то давай скорее вернёмся обратно к нашим, -- с нарочитой серьёзностью отозвался змей, восприняв мои слова как нужно, наполовину шуткой.
   Хорошо, что одежда на мне вся их быстросохнущего материала, а мой первый аргумент против того, чтобы лезть в воду не имел под собой оснований. Можно уже до конца одеться и даже кеды натянуть.
   Иногда я завидую марилиту. Изредка. Недолгое время. Скорость, проворство, изящество, неповторимая грация... Как он скользит по саване! Больше, чем летучих мышей и пауков, я люблю только змей.
   У меня вообще странные вкусы. Мама перестала меня брать на светские приёмы после того, как в семь лет я притащила с собой ручного птицееда. Визгу было -- любо-дорого вспомнить! Паука я потом благополучно спрятала в складках ненавистной розовой юбки. Ну, то есть мама говорила -- нежного кораллового цвета с розоватым отливом, но по-моему это одно и то же. А после угрозы в следующий раз взять не только паука, но и банку мраморных кормовых тараканов, которыми мои маленькие ящерки питаются, мама была вынуждена капитулировать. И ещё лет пять пыталась не притащить меня туда по умолчанию, а заманить по-хитрому. Я не поддалась. Бедная моя мамочка, как же она меня не прибила-то?!
   Добравшись до "Приюта путника", Тау сменил на посту Арею. Было ещё не время меняться, но змея тактично смылась, не возражая. В доме на колёсах Закатный разжёг газовую конфорку, и вскоре мы вдвоём пили горячий чай с засахаренными фруктами. В принципе, этого должно хватить, чтобы забыть о простуде. Я надеюсь. Очень надеюсь. А чтобы подкрепить надежду чем-то более весомым, под язык отправилась заветная капелька из маленького флакончика. Временная, но ощутимая помощь моему иммунитету.
   Грея свою остывшую душу у доменной печи с именем Тау Закатный, поняла, что сегодня не усну. Время тишины прошло.
   Я никогда не была особо разговорчива, молчать неделю подряд не представляло проблемы. Если мама в какой-то мере социально зависима, то я, наоборот, социопатична. Мама обычно страдала от одиночества, а я им наслаждалась.
   Но не сейчас. В общении тоже есть своя прелесть. Если в наличии собеседник, который тебе бесконечно интересен и близок по духу. И ничего не мешает. Тема для разговора при таком раскладе всегда найдётся. А уж если каждого интересует решительно всё, что касается жизни, души и личности другого... Ночи для разговора явно недостаточно.
   Последняя мысль стала понятна, когда темнота сменилась рассветом. И когда я соизволила заметить, что вот-вот солнце взойдёт...
   -- Вот чёрт, -- выразилась я с чувством. -- Я совсем не дала тебе отдохнуть...
   -- А я и не устал, -- пожал плечами марилиту. -- И могу продержаться без отдыха ещё суток пять. -- Многозначительно стукнул пальцами по своей кружке.
   О? Уставившись в собственную кружку с большим подозрением, я так и не смогла вспомнить, когда именно вместо чая там появился кофе.
   -- Время ещё есть, -- легко улыбнулась я. -- Давай на рассвет посмотрим.
   Мы поднялись на крышу. Полулёжа в кольцах хвоста моего змея, я смотрела на восток. Восход встречали в тишине.
   -- Куда ты дальше, Доминика? -- спросил змей, когда диск солнца оторвался от горизонта. Как-то тоскливо это прозвучало.
   Повернув голову, немного удивлённо посмотрела на него снизу вверх. Больше всего сейчас я хочу в город полузмей. И тебе это известно. Но я должна закончить учёбу. Получить отметку и зачёт, чтобы иметь возможность воплотить свои планы в жизнь. Я закончу раньше. Посетить могилу Раа -- весомая причина, чтобы послать всех к чёртовой матери.
   -- Я же рассказывала тебе о практике...
   -- Ты рассказывала в общих чертах, -- сказал марилиту. -- А мне нужен подробный маршрут.
   -- Погоди минутку, -- немного подумав, ответила я, и слезла вниз. Взяла свой планшет, забралась обратно и загрузила карту, на которой ещё полгода назад наметила свой путь. -- Ну, смотри...
   Тыкая точки на карте, я по возможности подробно расписывала, где, зачем и надолго ли буду появляться, и примерные дороги, по которым буду следовать. Где задержусь. Что планирую. Где меня ждут.
   Собирать разбросанные вчера по комнате вещи я пошла до того, как проснулись старшие женщины и дети. А когда спустилась к завтраку, внутри уже поселилась пустота. Старая подруга, не покидающая меня надолго. Слегка съёжилась, отступая при виде детей Литу. Сжалась в крохотный комочек, когда я села рядом с Тау. Но беззвучно напомнила, что скоро снова вступит в свои права. Неотвратимо, как ночь после долгого дня.
   В путь мы отправились через полчаса. Майра, как самая выспавшаяся, заняла обычное место Тау за рулём. Надо заметить, Закатный водил на порядок лучше, чем Майра и Ареа. Даже в местности, где асфальта никогда не видели.
   Тау, убедившись, что дети ведут себя спокойно, забрался на свой наблюдательный пост -- крышу фургона. Я, естественно, последовала за ним. Высплюсь как-нибудь потом. Пока что налью кофе себе и захвачу большую кружку для Тау. Закрывающиеся кружки-термосы очень выручали во время движения по не самой ровной дороге.
   С благодарностью приняв напиток, змей привычно сменил положение, чтобы я могла улечься в кольца. Продолжил что-то изучать в экране своего универсального коммуникатора.
   -- Тау, что за груз вы везёте? -- первой заговорила я, когда моего любимого напитка, отменного для этой местности, в кружке осталось меньше половины.
   Он вздрогнул почти незаметно, но я это ощутила самыми кончиками пальцев, скорее даже угадала. Змей помолчал, раздумывая, спрятал свой КПК в карман длинной рубашки.
   -- Самый главный наш груз -- это дети, -- ответил Тау, заработав мой крайне удивлённый взгляд. -- Они отправились с ученической группой на экскурсию два месяца назад. Их украли... хотели продать, как экзотическую игрушку... я надеюсь, ты понимаешь, зачем и какой именно игрушкой им предстояло стать.
   О, я понимала! Ещё как понимала! Кулаки сжались с такой силой, что я чуть не сломала ручку кружки, которую держала. В нашем якобы цивилизованном обществе рабства официально не существует. Но это не мешает нелегальному бизнесу разных выродков. Дети и молодые женщины -- самый ходовой товар.
   -- Я надеюсь, ты убил всех этих тварей! -- прошипела я разъярённой коброй.
   Наградив меня задумчивым взглядом, змей с сожалением отрицательно качнул головой.
   -- Их слишком много на меня одного. На зачистку был отправлен отряд храмовых воинов. Но из расставленной ловушки вырвался только я один.
   Змей замолчал. Я ждала.
   -- Этих выродков грязи, -- змей будто сплюнул распространённое среди марилиту ругательство, обозначавшее личность с напрочь отсутствующими моральными ценностями, -- изначально не посчитали серьёзной угрозой. Моих братьев выродки убивать не стали -- отравили нервнопаралитическим газом, но не добили, решили... как это правильно на ромейском называется? Перековка сознания или зомбирование? Когда под долгими пытками с использованием психотропов личность ломают и превращают в покорного раба. В общем, марилиту -- дорогой товар. Живой марилиту -- в сто раз дороже...
   Он снова прервался, и я коснулась его руки, вложив в это касание всю свою поддержку и сострадание, которыми только обладала. Благодарный взгляд в ответ. Карминовая звезда потемнела до почти чёрного рубина. Даже янтарный цвет каймы напоминал теперь гречишный мёд.
   -- Четыре недели поисков, -- тихо продолжил змей. -- Неделю после плена братьев я следил, ждал, искал выход. Детей должны были перевозить. В это время меня отыскали Майра и Ареа. Ареа ведь мать Аери, ей невозможно запретить искать ребёнка... И я решился. За сутки до прихода второй группы. Смог перехватить обоих мелких, перебив большую часть сопровождения. Передал с рук на руки женщинам, и увёл погоню за собой, -- мимолётная улыбка ясно показала, что ему, воину Матери Литу, это было даже весело. -- Ну а пока большая часть боеспособных ублюдков гонялась за мной, вторая группа без особых усилий вытащила пленных воинов. Только домой мы разными дорогами возвращаемся.
   Н-да... я знала, что они не так просты, как хотят показаться, но чтоб настолько... А ведь Тау только что продемонстрировал мне высшую степень доверия. Взаимного доверия...
   -- Мой маршрут выбран не просто так, -- негромко проговорила я. Встретила заинтересованный взгляд. -- Я ищу следы своего отца. Я должна знать, как он умер.
   Тициановый кивнул, принимая откровенность за откровенность. Верно понял мой ответ и тон. Никто ничего не узнает от меня, никому не скажет он. Улыбнувшись, добавила:
   -- Сдаётся мне, контрабанды нелегальной в списке грузов тоже хватает?
   -- Из нелегала -- только оружие, -- легко признался змей.
   О, я даже подозреваю, откуда и для чего стырено это оружие. И одобряю. Любого вида и любого пола выродки грязи должны поскорее вернуться обратно в грязь. В гробах.
  
   В Зурин мы прибыли во второй половине дня.
   Змеи решили переночевать в городке, а на утро отправляться в свои владения. Аери некоторое время после внушения Майры и Тау честно пытался "не отсвечивать". Но темперамент не позволил долго изображать из себя спокойного удава и змеёныш снова замельтешил в округе бешеной колибри. Комнаты для отдыха мы снова сняли рядышком, в тихой гостинице ближе к окраине. Одной из двух на весь маленький городок.
   Управляющей здесь была пожилая серая марилиту по имени Реса. Она вспомнила и узнала меня, хотя последний раз я была здесь с папой и Раа семь лет назад. Под присмотром этой женщины можно перестать беспокоиться за детей. Я давно знаю, что удачно расположенная в тихом окраинном районе гостиница "Данайды", что-то вроде негласной перевалочной базы для марилиту. И не только для них.
   Сегодня до вечера я должна отметиться в конторе, которая взяла меня на практику. Тихо смыться у меня не получилось. Тау, убедившись, что дети в безопасности, направился за мной. И отговорки вроде того, что я давно взрослая и могу сама всюду дойти, он пропускал мимо ушей, сразу начиная страдать избирательной глухотой.
   Трёхэтажное здание песочного цвета, располагавшееся ближе к центру городка, за прошедшие годы ничуть не изменилось. Всё так же походило на дорого отделанные бараки или перестроенную казарму.
   В это время года здесь должно хватать разных практикантов и помимо меня, но когда мы вошли, в холле оказалось на удивление пусто. Почесав в затылке, я попыталась припомнить, куда дальше. Некоторые мелкие детали, вроде расположения кабинета начальства, со временем куда-то выветриваются из памяти. Особенно если раньше эти сведения не представляли собой никакой важности.
   Так... вроде бы мне на второй этаж. А потом направо и до конца коридора...
   -- О, не ошиблась, -- кивнула я своей памяти, оказавшись перед обшарпанной деревянной дверью со следами очень давней покраски и табличкой "Директор". -- Ты со мной или здесь подождёшь? -- спросила я, повернувшись к Тау.
   -- С тобой, -- произнёс змей как нечто само собой разумеющееся.
   Кивнув, я достала из набедренной лёгкой сумки свои документы, пару раз для приличия стукнула кулаком в дверь, и вошла, не дожидаясь ответа.
   -- Добрый день, -- поздоровалась я, подойдя к директорскому столу и плюхнув на него свои документы. -- А я к вам на практику.
   Только после этого я с любопытством рассмотрела мужчину, начальственное кресло занимавшего. Человек лет шестидесяти, полностью седые, редкие волосы. Бронзовая, как от долгого и прочного загара кожа, явно метис. Часто в таких случаях ромеец отец, а мать залийка. Не толстый, но уже набравший "пивной животик". Хоть пока он сидит в своём кожаном кресле, наверняка не скажешь, но роста явно ниже среднего для ромейцев, обычного для невысоких залийцев. Коротковатая шея, слишком узкий подбородок, тонкогубый рот, широкие крылья ноздрей, но тонкая переносица, прищуренные светло-голубые глаза.
   А ведь я его знаю. Смутно, но помню. Семь лет назад этот мужик был то ли замом, то ли секретарём. Точно не припомню. Папа ещё нелестно о нём отзывался.
   Пока я рассматривала его, он изучал меня и Тау. И как-то довольно неприязненно рассматривал.
   Наглеть, так до предела. Самый безопасный способ при такой линии поведения, это выглядеть не взрослой, а подростком. Полностью уверенным в своей безнаказанности, простодушным, но бесцеремонным ребёнком. Ни разу в жизни мне не дали на вид больше пятнадцати лет, а психотип у меня и так по большому счёту подростковый. Поэтому я присела на краешек стола и поинтересовалась, выжидательно уставившись на "секретаря":
   -- А где Сергей Алексеич?
   Так звали директора в те времена, когда сюда папа со мной наведывался. Добродушного, плотного старика, постоянно пытавшегося сунуть в руки что-нибудь вкусненькое "этому тощему ребёнку, которого совсем не кормят". Изящная я была, а не тощая. Но от вкусняшек никогда не отказывалась.
   -- На пенсии, -- желчно отозвался новый начальник, и наконец-то взял в руки мои документы.
   -- Жаль, -- скисла я. -- Такой бодрый был старикан... Я вас помню, вы были замом... -- так и не припомнив как звать этого мужика, я осторожно скосила взгляд на отвёрнутую от посетителей табличку, прочла имя в отражении полированной поверхности стола. -- Вас можно поздравить с повышением, Гораций Георгиевич?
   Не обратив внимания на мой трёп, он пролистал бумаги.
   -- Так к нам прибыла дочка Грасса... Преемственность поколений, стало быть... А это кто? -- и мужик уставился на змея.
   -- Телохранитель, -- лаконично ответил марилиту. Скрестил руки на груди, сделав каменное выражение лица и всем видом показывая, что с места не двинется, если пытаться его выпроводить за дверь.
   -- Ну да, ну да, вся ваша семейка связана со змеями... Преемственность во всей красе... -- пробубнил мужик, что-то сверив в своём компе с моими документами. -- А разрешение на оружие у вас, юная леди, имеется?
   -- Разумеется, -- пожала плечами я, припомнив, не забыла ли положить липовое разрешение в папку. -- Посмотрите среди бумаг.
   Резко повернул ко мне голову, прищурился как-то особенно раздражённо. Наткнулся на мой детский наивный взгляд и растерял часть своего запала. Да, я кое-чему от мамы научилась. Так, по мелочи.
   -- Вы опоздали к прибытию на две недели, госпожа Грасс.
   Чего-о? Мужик, да ты в своём уме? Пока я хлопала глазами, пытаясь подобрать достойный ответ на столь абсурдное обвинение, Тау беззвучно проявился рядом, огромным атлантом нависнув над столом и человеком. Холод в голосе примораживал к месту каждым словом:
   -- Декан госпожи Грасс должен был отправить вам сообщение о её позднем приезде. Если сообщение не пришло и вина господина декана будет доказана, его ждут неприятности. Если же сообщение было отправлено, но не получено вашей организацией в силу чьей-то безграмотности или невнимательности -- неприятности будут уже у вас...
   Исключительно правильный тон и линия поведения! Я же всё это ему вчера рассказывала, в том числе мелочи, вроде того, что еду позже основной толпы. А он запомнил и преподнёс в нужном ракурсе.
   Директор постарался не втягивать голову в плечи, посмотрел в монитор, поискал что-то в ящике стола.
   -- Да, действительно. Короткая записулька о вашем опоздании имела место быть... -- всё тем же надменным тоном проговорил начальник базы. -- И тем не менее, вы явились на день позже, чем должны были, даже учитывая задержку. Ваши... коллеги все явились ещё вчера, -- слово "коллеги" в его устах звучало почти как "тараканы".
   -- Я звонила и оставляла вашему секретарю сообщение, что прибуду на день позже, в связи с транспортными трудностями, -- поморщившись, ответила я. -- Мне так же известно, что на сбор даются не сутки, а три дня. И отправление к местам практики произойдёт только завтра утром. И ваша личная неприязнь к моему отцу не касается меня, Гораций Георгиевич. Отыгрываться на живых детях за мертвеца-родителя -- не самое благородное дело.
   Поняв, что не смог подловить, директор, проигнорировав мои последние слова, одним только выражением лица обругал меня с головы до ног, кивнул и показательно вежливо процедил:
   -- Вы желаете до отъезда занять одну из студенческих комнат, госпожа Грасс?
   -- Благодарю, но не стоит беспокоиться. Баржа отходить в семь утра?
   -- В семь тридцать, -- поправил директор, перебирая заново мою папку. Вынул нужную бумагу, убрал к себе в стол, достал другую, шлёпнул печать, расписался не глядя, положил сверху присланную из Университета мою корочку практикующегося специалиста, протянул весь ворох мне. -- Ваши документы и сопроводительное письмо.
   -- Благодарю, -- повторила я. -- До свиданья.
   Не испытывая более судьбу, цапнула свои документы и быстро ретировалась за дверь. Только отойдя на приличное расстояние от двери, мы с Тау переглянулись и тихо рассмеялись.
   -- Ты был неподражаем, -- в полголоса сказала я.
   -- И вы были великолепны, госпожа Грасс, -- прижав ладонь к груди, чуть поклонился Тау. -- На редкость неприятный тип.
   -- У меня препод на медкурсах такой же противный был, -- поведала я, спускаясь по лестнице. Тау скользил вниз осторожно, не отрывая взгляда от ступенек, которые ему явно не по вкусу. -- Метод "наивное и наглое дитя" с ним всегда более-менее срабатывал. К выпуску я у него оказалась "любимая ученица" и "редкая умница". Но с этим типом такое не пройдёт.
   -- С чего решила? -- подняв голову, змей сразу же схватился рукой за перилла.
   -- Не задержусь я тут, чтобы его пронять. На это время требуется и терпение. И он слишком ненавидит моего папу.
   Времени до вечера ещё хватало, а возвращаться сразу в гостиницу не было никакого желания. Поэтому мы пошли болтаться по городу. Обошли рынок, где я купила прозрачный газовый шарфик для Йеры, под цвет её чешуи. И, не удержавшись, взяла медальон для Аери. Овальный кусочек металла с перламутровой вставкой переливался цветами так же, как мальчишка в движении. Хватило одного выразительного взгляда, чтобы змей выбросил из головы идею нацепить на меня что-нибудь красивое из увиденного на прилавках.
   После рынка мы оказались на пристани, откуда завтра отходит мой транспорт. Глядя в мутную жёлтую воду реки, я вспомнила вчерашнее чистое озеро.
   -- А здесь я бы купаться не стала. Даже с тобой.
   -- Крокозябры, -- понимающе согласился Тау.
   Мы бродили до глубокой ночи. По пыльным улицам, у чистого фонтана, вдоль мутной реки, зашли пообедать в кафе... Молчание не казалось тягостным, разговоры не становились мучительными. Чтобы обозначить тепло души и присутствие рядом, хватало лёгкого касания рук. Только заполночь мы возвращались обратно в гостиницу. И то лишь по той причине, что мне нужно отдохнуть перед дорогой. Отдыхать я не хотела, но спорить с упрямым змеем не возникало никакого желания.
   Оглядевшись по сторонам, я притормозила и ругнулась под нос. Когда и как мы забрели в этот район? Вот же...
   -- Тау, здесь нельзя быть ночью. Нужно свалить, пока нас не засекли. И побыстрее.
   Не задавая дурацких вопросов, марилиту развернулся, прикидывая как быстрее добраться до центральных улиц. Оглянувшись, я приметила в конце переулка компанию, с которой меньше всего на свете хотела бы столкнуться. Молодняк айземов и китри с удовольствием принимали в банды отморозки из числа людей.
   Змей отклонился назад и чуть вбок, подставляя мне свою спину, чтобы оставить свободными руки на случай драки. Вцепившись в его плечи, обхватила ногами за пояс. Марилиту сорвался с места с такой скоростью, что дома вокруг смазались, превратившись в одну серую стену.
   -- Удрали, -- хихикнула я, углядев знакомые улицы освящённого ночными фонарями центра.
   Змей согласился, но останавливаться не спешил. Он и сам прекрасно понимал, чем опасна компания, явно приметившая нас. Не окажись рядом Тау, я бы ушла по крышам и фиг бы меня догнали. Но лучше уж лишний раз не попадать, чем постоянно полагаться на везение.
   Когда мы вернулись к месту ночлега, остальные давным-давно спали. Ночной дежурный впустил нас, попросив не шуметь.
   С перебором имущества я разобралась за полчаса. Требовалось только надеть новую смену белья, а все три комплекта моих камуфляжей чаще всего достаточно немного почистить щёткой, чтобы привести в порядок. Всё оправдывало свою стоимость высоким качеством.
   Мой рюкзачок со всеми вещами, фотоаппаратами, сухпайком и планшетом весил всего семь с половиной килограмм. Ножи, пистолеты -- около двух. Боеприпасы весили много. Навскидку не меньше четырёх. Фляга с водой, если полная -- ещё кило. Итого, считая ботинки и камуфляж, которые на мне, плюс пятнадцать к моему полтиннику веса. Можно даже бегать.
   До семи утра ещё целых пять часов. Покосившись в сторону не расстеленной кровати, я подумала об утренней боли в костях. Здравый смысл ядовито поинтересовался: "Сколько можно спать одетой?", но был послан помолчать ближайшие полгода, пока я не вернусь домой к маме. Рассудок спросил, сколько вообще можно не спать, но тоже остался без внимания. Ну начала я уже тормозить от недосыпа, завтра на барже спать залягу.
   Тау не оказалось в его номере. Внизу он тоже не нашёлся. Простимулировав мыслительный процесс чесанием в затылке, я пошла на крышу. В конце коридора на пятом этаже наверх вела тёмная, запрятанная за угол лестница. Такую не сразу и найдёшь, если не знать, где искать. Чердачная дверь оказалась открытой.
   Застывший на краю крыши марилиту стремительно обернулся, заслышав звук моих шагов.
   -- Ты снова не спишь.
   Он не спрашивал и не осуждал. Просто констатировал факт. Кивком подтвердив, что так и есть, я села с ним рядышком. Свесила ноги с края крыши. Посмотрела вниз, потом на него. Тау заплетал волосы в мелкие косички. Полностью прямые, идеальные волосы -- это у моей мамы. У меня так, недоразумение какое-то, а тициановая шевелюра Тау вьётся крупными волнами, заворачиваясь в широкие кольца ближе к кончикам. Мелкие волны появляются только после кос.
   Марилиту коротко стригут в основном детей. Не может себе позволить длинных волос лишь тот, кто не может защитить себя. Если женщина может носить любую стрижку, то обрезать волосы выше плеч для здорового, боеспособного воина -- это унижение мужского достоинства. Ну, примерно как одеть нормально мужика, того же ромейца, в женское платье. Нелепо, по меньшей мере. Это правило касается только храмовых воинов, но и остальные стараются соответствовать. Лишь некоторых выродков из числа полузмей метят лишением волос навсегда. И клеймом на лице. Но совершить для этого надо что-то немыслимо отвратительное.
   -- Я рассчитываю найти тебя к новолунью, -- негромко произнёс Тау, глянув в небо на луну, обещавшую стать полным кругом уже завтра. -- Максимум к следующему полнолунью.
   Немного помолчав, я ответила:
   -- Сеть не всегда доступна, но сообщение должны доходить. Так что связи не потеряем.
   Марилиту кивнул, закрепил доплетённую косичку мелким железным колечком. Посмотрел на меня, вымученно улыбнулся.
   -- Доминика, я могу не спать долго. Но тебе нужно отдохнуть.
   -- Не хочу, -- отрицательно мотнула головой я, болтая ногами в воздухе.
   Не споря, змей коснулся тёплой ладонью моего лица. Свет луны снова обрисовал его черты чётче, чем солнце. Как древняя статуя змеиного божества... из застывшего огня... глаз не отвести...
   -- У тебя такие синяки под глазами, что я не могу на это спокойно смотреть. Тебя начало шатать от усталости, и движения становятся раскоординированными. Такими темпами ты запнёшься о трап и вместо баржи окажешься в реке.
   Н-да. Умеет же настоять на своём.
   -- Не хочу идти к себе, -- хмуро буркнула я. -- Меня опять будут преследовать призраки. Уж лучше совсем не спать, чем утром оказаться на грани срыва.
   Тау весело хмыкнул, свернулся кольцами.
   -- Я тебя не гоню.
   Поупиравшись из чистого упрямства, я скоро сдалась и легла, прижавший щекой и ладонью к его тёплой чешуе. Спать не собиралась, но глаза сами собой закрылись. Усталость взяла своё...
  
   Стоя на пристани, я отрешённо смотрела, как пассажиры поднимаются на видавшую виды небольшую речную баржу. Когда-то, скорее всего, на ней грузы возили, прежде чем переделать под пассажирские перевозки. Мои вещи уже в одной из кают, и свою верхнюю полку я благополучно заняла.
   -- Ненавижу плоскодонки... -- прокомментировала, с тоской глядя на транспорт.
   Стояла я, вцепившись двумя руками в локоть Тау.
   -- Два гудка уже были. До трёх меньше минуты. Твой корабль сейчас отойдёт, -- напомнил Закатный.
   -- Да... -- вздохнула.
   Через силу отлепилась от змея. Мы уже успели попрощаться и просто ловили последние минутки общества друг друга. Я шагнула вперёд, Тау остался на месте. До последнего мгновенья руки соприкасались, пока возможно было дотянуться хоть кончиками пальцев. Вперёд, Доминика, в привычное и нормальное одиночество. Скоро это наваждение пройдёт и иллюзия исчезнет. Будто кусок души отдираю...
   -- Доминика!
   Обернувшись, я так удивилась, что даже не успела заорать, чтобы не смел!..
   У ножей для бумаги всегда тоненькие, ломкие лезвия, которые быстро тупятся. Но новые -- очень острые. Очень. И этим ножом легко срезать волосы.
   Парой движений отхватив одну из своих длинных кос, Тау обернул её вокруг моего запястья несколько раз и закрепил получившийся браслет чем-то вроде скрепки с изображением птицы из золота с серебром.
   Не успела я опомниться, как оказалась далеко от земли. Мир перестал существовать...
   Не сразу дошло, что шум где-то на заднем плане -- это третий гудок с баржи. И она отчалила...
   -- Корабль!.. -- первым спохватился Тау.
   Пулей слетев с его рук, я рванула к барже, Закатный оказался чуть впереди, подставил сцепленные замком ладони.
   -- Прыгай!..
   Рефлексы сработали прежде мозга. Тау с силой подкинул меня вперёд и вверх. Взлетев над рекой, я рыбкой нырнула на палубу. Ладони в пол, удар отдался в локти. Гася инерцию, перекатилась по полу, кувыркнувшись через голову, вскочила на ноги и бросилась к борту.
   -- Это тебе за то, что не позволила купить вчера подарок! -- весело крикнул оставшийся на пристани змей.
   -- Ты сумасшедший! -- заорала в ответ.
   -- Не больше, чем ты! -- отозвался змей. -- И не забудь сообщить, как доедешь!
   Коротко рассмеявшись, я ответила:
   -- Не забуду!
   Баржа набирала скорость, всё дальше отходя от пристани. Я не отрывала взгляда от отдаляющейся фигуры застывшего в одиночестве тицианового марилиту. Только когда он окончательно скрылся из виду, я устало села на скамейку у борта. Уставилась на новое украшение, обернувшееся вокруг запястья левой руки.
   -- Псих несчастный... -- прошептала, гладя кончиками пальцев изображение птицы и свой новый браслет.
   "Я отдаю себя в твои руки волей своей и Матери Литу" -- вот что всё это дословно означает. Это как обручальное кольцо у людей. Обрезанная выше подбородка прядь волос у воина и то, что есть теперь у меня. Богиня марилиту -- отнюдь не змея, как можно предположить. Литу -- птица с лицом прекрасной женщины.
   -- Псих... -- повторила я. И не смогла согнать с лица улыбку.
   Войдя в каюту, вяло махнула рукой двум соседкам.
   -- Меня зовут Доминика, но девчонки, прошу -- давайте потом познакомимся! Мне нужно хоть немного поспать...
   Забравшись на свою койку, я завернулась в плед и уткнулась в тощую жёсткую подушку.
   Ты знал, что делаешь? Знал, что занял собой мою душу надолго, изгнав призраков? Тау, сумасшедший змей, что ты натворил...
   Теперь мой единственный верный путь -- к змеям. Там я должна, наконец, обрести целостность и успокоение...
  
   Майра встретила воина совсем не так, как он ожидал. Поднявшись на хвосте, чтобы оказаться выше, старшая наставница разъярённо зашипела:
   -- Ты что здесь делаешь, мальчишка?! Как у тебя хватило ума вернуться?! Ты должен был отправиться с девочкой!
   Опешивший в первый момент воин посмотрел на детей в некотором отдалении позади женщины. Вспомнил, какими запуганными, измученными и обессиленными он вытащил подростков из лап выродков грязи. Твёрдо ответил старшей змее:
   -- Я должен доставить вас домой.
   -- Мы прекрасно справимся с этим без тебя, упрямый глупец!
   -- Нет! -- рявкнул воин, так же угрожающе поднимаясь. -- Это не обсуждается, Майра!
   Выдержав её взгляд, обошёл старшую по кругу, не приближаясь и всем своим видом говоря, что она тут не всё решает. Когда он уже думал, что победа за ним, в след прозвучал голос старшей родственницы:
   -- Неверный путь, Тау. Неверный путь!
   -- Тебя это не касается! -- мигом развернулся тициановый марилиту. -- Равно как и это -- тоже не твоё дело! -- Закатный дёрнул до того замаскированную обрезанную косу, заставив уже набравшую в лёгкие воздух змею запнуться на выдохе. -- Я сам разберусь. И больше не хочу ничего слышать.
   Прежде чем снова отвернуться, он спрятал знак своего нового социального положения. Если Аери увидит -- изведётся, а у Тау нет никакого желания отвечать на дурацкие вопросы.
   -- Неправильная дорога, мальчик... -- еле слышно произнесла старшая женщина.
   Когда возникала необходимость, Тау умел прикинуться глухим. И вообще, ему ещё Доминикины "приветы на память" детям передать надо. Подростки ещё спали, когда она отправилась в дорогу.
   Только где-то в душе, никогда раньше не знавшей любви, тихим отзвуком эха что-то шептало: "Неверный путь, Тау..."
  
  
   Кобра
  
   Глаза я продрала только под вечер. Первым делом проверила, не глюк ли это утром был, и на месте ли мой новый браслет. Убедившись, что не глюк, я стукнулась лбом в подушку. Ничего внятного в голове кроме "Ыыыыыы!!!" не было. В кой-то веки во мнениях сошлась как моя сумасбродная натура, так и здравый рассудок. Даже паранойя оказалась солидарна. Риторические вопросы "Куда я вляпалась?" и "Почему я идиотка?" как всегда остались без ответов. Ну, если не считать ответ "Потому что!", который регулярно проканывает и оправдывает любое сумасшествие.
   Разок для профилактики обозвав себя нехорошим словом и посоветовав здравому смыслу заткнуться и не отсвечивать, я всё же соскребла себя с жёсткой койки.
   -- Выспалась? -- улыбнулась одна из моих соседок, хорошенькая блондинка.
   -- Немного, -- кивнув, я потянулась и убрела в санузел.
   Какое счастье, что здесь не одно общее "очко" на всю баржу, а в подобных нашей каютах своё крохотное помещение с туалетом и раковиной. Я безумно рада такой комфортной мелочи, которая совсем не мелочь на самом деле.
   Проснуться полностью помогла засунутая под кран голова. Небрежно просушив волосы полотенцем, и не обращая внимания на текущие за шиворот холодные капли, я вернулась в каюту. Более пристально рассмотрела своих соседок. Высокая, фигуристая, симпатичная блондинка, в одежде придерживающаяся примерно тех же принципов, что и моя мама. Хотя мама куда более стильно одевается.
   Второй оказалась русоволосая, полная девушка примерно моего роста. Надо заметить, полнота совсем не портила приятную внешность второй девушки. Она вся была такая округлая, мягкая и напоминала пушистого милого котёнка. Такого, которого руки сами тянуться потискать и погладить.
   -- Ну привет, засоня! -- снова заулыбалась блондинка. -- Присоединяйся к нам! -- И она обвела рукой накрытый стол. -- Твоё имя мы уже знаем. Меня Ирма зовут, а это Агнессия.
   -- Можно просто Ася, -- поспешно добавила вторая девушка.
   -- А моё лучше не сокращать, -- сразу постановила я.
   Примостилась рядом с сидящей на незанятой нижней койке Ирмой. Всего в каюте мест было четыре, но пассажиров в этот раз -- только три.
   -- А вот про еду-то я и забыла, -- уныло озвучила мысль.
   Придётся сходить на ближайшей остановке и искать чего поесть. Или переходить на питание для персонала в местном камбузе. Авось не откажут. Хотя, я вчера вроде видела какие-то столики на палубе. Может, здесь что-то вроде кафешки найдётся? Не объедать же мне девчонок всю дорогу?
   -- Ты, может, и забыла, а змей твой помнил, -- весело сказала Ирма, протягивая мне кружку с каким-то явно вкусным питьём и бутерброд. Указала рукой под столик на увесистый пакет: -- Оставил с просьбой проследить, чтобы ты ела. Кое-что из твоих запасов мы достали. Ты не против?
   -- Только "за"! -- ответила я, оценив примерное количество съестного. -- Тау слишком хорошо обо мне думает, если считает, что я могу столько съесть менее чем за месяц.
   Сунула нос в кружку, отпила глоток. "Персиковое молоко"! Моё любимое! Пробормотав "Тау, ты прелесть", занялась бутербродом. Только утолив первый голод, я снова ощутила себя готовой к общению.
   -- Будешь с нами? -- Ирма протянула мне полулитровую жестяную банку. -- Если долго держать в тепле, испортится, а холодильник здесь найти не проще, чем пятизвёздочный отель.
   Банка в руках почти тёплая. Джин-тоник, алкогольная газировка. Почему бы и нет? Вскрыв банку, попробовала на вкус, оценила, что очень даже неплохо, не смотря на то, что напиток уже не ледяной.
   -- Вас куда направили практиковаться? -- с любопытством поинтересовалась я.
   -- В жопу Мироздания, -- горестно ответила Ирма.
   Ася звонко засмеялась и утешительно сказала:
   -- Ир, ну так всего на три месяца, и не в такую уж глушь...
   -- Не такую глушь?! -- очень эмоционально воскликнула Ирма, одним только голосом и выражением лица показав, что она об этом думает. -- Да что может быть дальше от цивилизации, чем Гирит?!
   Не выдержав, я заржала. Девчонки рассмеялись следом за мной. Сделав глоток из банки и успокоившись, я сказала:
   -- Ир, по сравнению с тем, куда направляюсь я, Гирит -- культурный центр мира.
   -- А что, могут послать куда-то дальше? -- искренне удивилась блондинка.
   -- С экспедиционным корпусом на дальние исследования, -- кивнула. -- На полгода по расширенной и удлинённой программе. Револьвер мой видела? Без него мне теперь никак.
   -- Чем же ты так насолила декану?! -- спросила Ася, с сочувствием посмотрев на меня своими выразительными серо-синими глазищами.
   -- Почему сразу насолила? -- изогнула бровь я. -- Я туда и хотела, -- плюс ещё пара глотков из банки. -- Ну, ещё я устроила этому жлобу, которому жмотно меня отпускать из Универа, скандал...
   Постепенно неловкость, всегда присутствующую при первом знакомстве, сглаживалась, чему способствовали душевная обстановка, общие темы для разговоров и запас джин-тоника. Мы перемыли кости преподам, директору центральной конторы, обсудили кто как добирался, наши временные места работы и планы на будущее.
   Ирма хотела в столицу, Ася пока ещё не решила, но склонялась к путешествиям, а я хотела побывать везде.
   -- Но в конце концов, -- допивая третью банку и открывая четвёртую, подвела итог я. -- Я хочу в Летшасс.
   Летшасс. Город и государство с одним названием. С признанием суверенитета государства полузмей есть определённые проблемы и проблемы эти немалые. Залия вряд ли официально признает, что часть её территории отчуждена в пользу марилиту. Де-факто оно уже лет пятьдесят так и есть, но де-юре... Когда-нибудь будет. И я этому обязательно поспособствую.
   -- Там я бы осталась, и в Литанию только на праздники возвращалась.
   -- И ты не испугаешься остаться единственным человеком среди змей? -- спросила Ася. -- Я бы остереглась.
   -- Неужто Тау такой страшный? -- улыбнулась я.
   -- Не то чтобы... -- смущённо повела плечом моя коллега. -- Но тут он один был, а змеином городе много... Огромные, прихлопнут и не заметят. Даже Тау твой, спокойный вроде, вежливый, не опасный совсем, и всё равно такой... ну... -- Ася сделала неопределённый жест рукой в воздухе. -- Мурашки по коже.
   -- Есть немного, -- согласилась я.
   -- И каково оно? -- с любопытством спросила Ирма.
   -- Что именно? -- уточнила я, снова приложившись к банке.
   -- Спать со змеем.
   Подавившись джин-тоником, я облилась, закашлялась, несколько раз стукнула себя по груди кулаком, и просипела:
   -- Чего?!
   -- Ой, да брось девочкой прикидываться, мы с Аськой видели, как вы прощались, -- беспечно махнула рукой блондинка.
   Поняв, что мне не послышалось, я покраснела. По ощущениям, у меня лицо по цвету стало как рубиновая чешуя Ареи. Вдох. Доминика Грасс ничего не смущается... Выдох.
   -- Блин, Ирма! Ты вот это видишь?! -- поставив банку на стол, я ткнула пальцем в тициановый браслет на левом запястье.
   -- Ага, -- кивнула моя соседка, не обращая внимания на Асю, что-то понявшую и попытавшуюся одёрнуть подругу. -- Прикольная бижутерия. И что?
   Я окинула обеих девушек взглядом.
   -- У вас какая специализация? Узкопрофильная?
   -- Прости, пожалуйста, Доминика, -- вмешалась Ася. -- У нас мед и психология основным профильным предметом. И мы не специализировались по социологии марилиту. Я кое-что знаю, поэтому могу сказать только -- мы не хотели тебя задеть...
   -- Так в чём прикол-то? -- Ирма свела на нет весь эффект от Асиных слов.
   С моей стороны последовал классический жест "рука -- лицо". Вот в этом отличие профилированных спецов от универсалов. Вздохнув, я пояснила:
   -- Это не бижутерия, Ирма. Волосы воина и талисман Литу. Знак принадлежности единственной женщине для мужчины Литу -- обрезанная прядь, которую носит на запястье его избранница. Талисман для любого мужчины отливается к совершеннолетию один на всю жизнь. Это дар души доброй волей и именем богини. Что Тау, между прочим, ко многому обязывает. А когда у сына Литу, тем более, если речь идёт о храмовом воине, серьёзные намеренья... до постели, если он не получит отказ, доходит в самую последнюю очередь, -- блондинка недоверчиво фыркнула и я веско повторила: -- Самую последнюю!
   -- Ладно, ладно, -- подняла раскрытые ладони девушка. -- Извини. Исходя из твоих слов, можно сделать вывод, что ты с ним не спала.
   -- Именно! -- рявкнула я, снова вспыхнув.
   -- Поняла, больше не буду, -- обезоруживающе улыбнулась Ирма. -- Хотя не понимаю, как можно было удержаться, он же красив как античный бог...
   Если я не придушу её до конца пути -- отгрохаю мраморный памятник своему святому долготерпению. А сейчас мне нужно допить джин-тоник, пока он не превратился в совсем уж тёплую и даже не газированную гадость. И не слушать, главное не слушать, как эта блондинка уточняет у более грамотной Аси подробности физиологии полузмей. Не выдержав, я достала планшет, открыла учебник анатомии отличающихся рас, нашла нужный раздел.
   -- На, читай, -- сунув в руки Ирме свой комп, я мысленно покрыла матом всех любопытных и бесцеремонных особ мира. Посмотрела на свои облитые вещи. -- Девчонки, у вас есть что-нибудь домашнее, во что переодеться можно?
   -- Ой, сейчас, погоди минутку! -- Ася достала из своего рюкзака зелёную футболку, вручила мне.
   Поблагодарив девушку, направилась к раковине. Когда на повороте занесло, я как-то очень остро осознала, что выпила почти два литра джин-тоника. Не самый градусный напиток, но коварный тем, что не замечаешь, как напиваешься.
   Сняв форменную футболку, прополоскала её под краном, стёрла липкие капли с собственной кожи, мокрой рукой отряхнула штаны, прокрытые водоотталкивающим полимером. Кинула постиранное на трубу.
   Снова сунула голову под холодную воду. "Доминика, хватит пить, что ты делаешь?" -- аккуратно поскрёбся в моё сознание здравый смысл. Заткнись, а? Не до тебя. И мне уже не пятнадцать лет, делаю что хочу.
   Вытершись всё тем же местным вафельным полотенцем оранжевого цвета, надела то, что мне дала Ася. Футболка оказалась длинной и висела на мне, как на вешалке. Зелёный цвет портили розовые сердечки и дешёвые стразы на груди. Ну, то есть, по идее они должны располагаться на груди, а у меня оказались ближе к животу. Ладно, переживу.
   По возвращению к обществу, у меня возникло подозрение, что я совершила какую-то ошибку. Потому что чтение только раззадорило интерес моей соседки, а не удовлетворило. Увидев моё перекошенное лицо, Ирма, видать, что-то поняла, потому что умолкла на полуслове и мило улыбнулась. Не повезло ж мне плыть в обществе озабоченной блондинки.
   Вдох. Пауза. Выдох. Коротко, без излишних подробностей, я пояснила своей коллеге, что хвост марилиту -- это ноги для нас. Не более. И в этом плане у них не змеиное расположение внутренностей, а человеческое. Что они даже обнажёнными не буду уязвимы, потому что половые органы, не имеющие кардинальных отличий от человеческих, защищены специфической подвижной пластиной. Неплохая вариация природной брони, обусловленная общим строением тела. По-человечески уязвима грудь у женщин, да и то, только если подобраться на расстояние удара.
   -- Но поверь мне, Ирма... Гораздо более занимательно в Тау -- его тепловое зрение и способность контролировать температуру тела. А самое увлекательное у него вот здесь, -- я ткнула пальцем в висок. -- В голове, а отнюдь не этажом ниже.
   -- Какая ты скучная, Доминика, -- поджала губки моя соседка.
   -- Тепловое зрение?! -- вклинилась Ася. -- Ни разу не встречала такой информации!
   -- Достаётся одному из десятка и только по линии красных, -- пояснила я. -- И я не скучная, Ирма. Мне просто очень неприятно, что ты воспринимаешь и обсуждаешь Тау, образованного и проницательного, воина, обладающего высочайшими духовными качествами и незаурядным умом, только как объект сексуального интереса.
   -- Прости, я правда больше не буду, -- в этот раз серьёзно попросила Ирма. -- Я очень постараюсь сдержаться. А если забудусь -- скажи, чтобы я замолчала, ладно?
   -- Ладно, -- кивнула, переставая нависать над ней и садясь рядом.
   Угрожающий жест "выше и опасней", я давно переняла от детей Литу. Взяла протянутую мне недопитую банку.
   Много куда меня любопытство заносило, но в постель с мужчиной не привело. Когда возник данный интерес, не нашлось подходящего кандидата. Позже появились те, на которых я бы, может, и взглянула, но интерес уже упал с первых мест на десятую позицию и оказался занесён в "необязательные". А потом и в "противопоказанные". И это одна из причин, почему меня так бесит озабоченность Ирмы.
   Пока я успокаивала внутри себя волну злости, моя светловолосая соседка достала пачку тонких сигарет. Взяла одну себе и предложила мне. Пару мгновений я колебалась. Да к чёрту, пошло оно всё. Когда ещё успею? Мало ли, чего мне нельзя! Достав сигарету, заметила, как поморщилась Ася.
   -- Ир, открой окошко, -- попросила я.
   Иллюминатор мы вскрыли совместными усилиями и, чтобы не досаждать некурящей коллеге, пристроились рядышком так, чтобы дым уходил на улицу. Прикрыли друг другу от ветра зажигалку.
   Первая затяжка ободрала горло и обожгла лёгкие. Но я не закашлялась. Справедливости ради стоит заметить, что я не курю. Пыталась как-то из любопытства, но больше чем на пару раз попробовать меня не хватило. И не пью. Разве что изредка бокал-другой с мамой... и дядей Раа. Или коньяка в кофе добавить, если выматываюсь слишком сильно. Две пьянки в клубах не в счёт!
   Но сейчас хотелось делать что угодно, лишь бы забыться, суметь расслабиться. Лучше джин-тоник и сигарета с жасминовой добавкой на закуску, чем нервный срыв.
   -- Ты же не думаешь отказать ему? -- спустя какую-то часть вечности спросила Ирма.
   -- С чего ты взяла? -- я оторвалась от созерцания ночной реки.
   -- Ты не замечаешь, как иногда своего браслета касаешься. С каким сожалением, -- пояснила блондинка. -- Я в таких вещах разбираюсь, Доминика.
   Отвернувшись к окошку, я затянулась последний раз. Выбросила окурок. Если бы я могла ответить на твой вопрос однозначно, Ирма. Но в этом уравнении слишком много переменных и неизвестных, чтобы его так просто решить. И у меня вообще нет желания его решать. В мои планы ни мужчина, ни, тем более, замужество не входят. Никаким боком. У меня нет на это времени. Сейчас, когда Тау нет в поле зрения и зоне досягаемости, я уже не уверенна, что хочу вернуть эту безмятежную, но краткую вечность. Так что ни в чём ты, блондинистая моя подруга, не разбираешься.
   В этот раз, ложась в постель, я разделась. Заветная капелька под язык отправилась вовремя. Я чудом ничего не пролила и не уронила. Наушник, музыку, планшет под подушку и спать. Отрубило меня в этот раз без лишних проблем. Голова кружилась сильно, но это не слишком помешало заснуть.
  
   Тело, мстя за приятный вечер, сделало моё утро ещё паршивей, чем обычно. Не спеша продрать глаза, я первым делом начала тянутся. Не так, как обычно потягиваются в приятной неге люди, а комплексом специальных упражнений, для разогрева мышц и стимуляции прохождения нервных импульсов. Постепенно ощущение чуждости начало отступать. Руки и ноги потихоньку становились родными, а не резиновыми протезами. Но вниз сползала всё равно со скрипом, напевая под нос "я не буду больше пить, пить не буду больше я!"
   -- У меня ещё три банки осталось! Если совсем плохо, одну возьми, станет легче... -- не отрывая голову от подушки, сонно сказала Ирма.
   -- Не, я в норме, -- заверила, отправляясь умываться.
   После привычного уже засовывания головы под кран, я не удержалась от соблазна и кое-как в раковине обмылась вся. В меру сил и возможностей. Оружие с ног, естественно, пришлось на время отстегнуть. Прощупала пальцами аккуратный шрам на бедре, проверяя, нет ли утолщений и начинающихся воспалений. Осложнений от этой капсулки возникнуть не должно, но с моей удачей всякое может случиться.
   Вернувшись в тесную, узкую каюту, стараясь не будить Асю, тихо переоделась в степной камуфляж, пренебрегая курткой и банданой. Набросила на шею свой шарфик, надела комплектные к камуфляжу беспалые перчатки, натянула кеды. Взяла планшет. Оставила без внимания кукри и револьвер, обойдясь одним поясным ножом, притащенным ещё из Литании.
   С такими тесными пространствами я скоро ещё и клаустрофобию заработаю. Пойду проветрюсь на палубу, и разомнусь заодно.
   В седьмом часу утра на палубу не выполз ещё ни один больной головой, кроме меня. Вот и отлично. Внимательно обозрев борт, три столика, стулья, скамейку у одного из бортов и общую обстановку впереди и за спиной, я примерно прикинула, как здесь можно попрыгать, если уж побегать негде. Нагло подвинула столики, бросив на одном из них планшет, начала разминаться.
   Закончив с разминкой, прошла в правый угол, прижалась спиной к стенке возле входа в ют, поставила правую ногу на узкую скамейку у борта. У моих беспалых перчаток грубая ткань сверху, мягкая внутри. В них удобно цепляться руками за скользкие поверхности. Прикрыла глаза, всем телом ощущая небольшую качку при движении корабля. Вобрала в себя каждым нервом эту амплитуду.
   Наушник. Дистанционное включение музыки. Список номер шестнадцать подойдёт.
   Рывок. Взлёт на стену. Прыжок. Перекат. С небольшого уступчика перемахнуть стол. Взлёт на давно не опускавшуюся аппарель и прыжок спиной назад, не прекращая движения. Разворот в воздухе. Одной ногой коснувшись пола, я уже бегу по левому борту. Взлёт на стену, едва касаясь её. Прыжок. И сумасшедшая радость движения.
   Взлёт на стену, прыжок, больше похожий на падение, с горизонтальным переворотом. Приземление отдалось ударом в стопы и следом в правое колено. Я устала на сегодня.
   -- Ну ты даёшь... -- Ирма стояла в дверях на выходе и смотрела на меня. Судя по её позе, и взгляду, смотрела уже минут пять.
   Распрямившись, я не показала даже малейших признаков усталости. Пожала плечами.
   -- Обычная утренняя разминка паркурщика.
   Прерывая дальнейший разговор, в дверях появился ещё один пассажир этой плавучей лохани. Парень выше меня на голову, худой и жилистый, вечно спутанные русые волосы ниже плеч, так же вечно мятые футболка и штаны песочного цвета висели на нём мешком. А сегодня он ещё и небрит. Щетина у него в двадцать лет толком не росла, и эта юношеская небритость выглядела довольно нелепо.
   -- Лешак? -- удивилась я, узнав однокурсника. -- Ты ж должен был на запад ехать, а не на Зирас!
   -- Кобра? -- Алёша, так же как и я, назвал меня по прозвищу. -- А ты здесь что делаешь?!
   -- Видимо, то же, что и ты, -- вздохнула. -- Еду на практику.
   -- Ну, жесть! -- заржал коллега. -- Если уж лучшую ученицу посылают в самую задницу, то чего остальным ждать?!
   -- Теплых местечек под седалища, вестимо! -- весело оскалилась я. -- Ты тоже отнюдь не худший на потоке. Эх, даже после учёбы нет мне покоя. Я так надеялась, что хоть тут не увижу ни одной знакомой рожи! Вы мне все вот где сидите, -- демонстративно схватилась рукой за горло.
   -- Как всегда, Кобра, ты сама тактичность, -- оценил Лешак, усмехнувшись.
   -- И вообще, когда это я успела стать "лучшая ученица", а не "наглая выскочка"?! -- агрессивно поинтересовалась я.
   -- Да всегда была, когда списать давала! -- Леший в защитном жесте вскинул руки. -- Я не буду тебя доставать, Доминика, обещаю. Так за что тебя сюда?
   -- Эй, про меня никто не забыл, а? Может, оставите свои разборки на потом? -- подала голос Ирма. -- У меня и без вас голова болит, а от ваших воплей сейчас вообще лопнет.
   -- Извини, -- тут же сбавила тон я. Сунула руку в карман, нашла там пачку таблеток. Протянула Ирме. -- Одной хватит. Под язык.
   Ирма посмотрела на предложенное, взяла из пачки одну таблетку, остальное вернула мне.
   -- Кто ещё с тобой из наших? -- снова обратилась к Лёше я.
   -- Один я, -- ответил сокурсник.
   -- Ребят, вы позавтракать не хотите? -- предложила выползшая к нам сонная Ася. -- А то мне так плохо, что если я не поем сейчас, плохо будет весь день.
   Я поделилась обезболивающим и с Асей. Порешили, что завтракать будем на палубе, только надо еды принести. Через полчаса я уже сидела полубоком к столику, откинувшись на спинку дешёвого, побитого жизнью пластмассового стула и закинув ноги на второй такой же. Неторопливо пила кофе. Мои спутники разговаривали о местах практики, жалуясь на жизнь друг другу, а я размышляла о вечном.
   То есть, о нашей профессии. По всему миру за год выпускают около сотни универсалов и не более пятисот профилированных ксенологов. Первые три года на потоке учатся все вместе, потом идёт дробление. И в дальнейшем лишь один из десятка подтверждает свой статус. Остальные в итоге уходят в разные сферы. От политиков до геологов.
   Среди студентов бродила популярная байка о мультипликаторе, отучившемся шесть лет ради достоверности своих творений. Мультики, кстати, у него шикарные. Эта история обещала, что ты можешь стать кем угодно. Собственно, так и есть. Корочка ксенолога -- универсальный пропуск в мир. Можно следом, или даже параллельно освоить любую другую дополнительную профессию по ускоренной программе на бюджете без вступительных экзаменов и с социальной стипендией. И тёпленькое местечко подберут заранее. Мы заканчиваем свою учёбу тогда, когда многие только поступают, окончив школу. Мы же из школы уходим в четырнадцать, а не в восемнадцать.
   Кроме нас на борту этой ржавой лоханки ехало ещё около десятка пассажиров. Кое-кто уже шатался в округе, трое заняли соседний столик.
   Краем глаза отметив, что Ирма снова закурила, я жестом отказалась от того же, последним глотком допила кофе.
   -- У нас здесь не курят, -- хрипловатый, низкий мужской голос ворвался в мою идиллию. Чужая, тёмная от загара, грубая, с толстыми, жёлтыми ногтями рука выдернула из пальцев Ирмы сигарету.
   Меня будто взведённую пружину подкинуло в воздух. Оказавшись одной ногой на стуле, другой на столе, я зарычала, склоняясь вперёд:
   -- Куда грабли потянул, выродок грязи?!
   На меня уставились желтовато-коричневые глаза. Тяжёлые черты лица, густые брови, широкие плечи и бочкообразная грудная клетка. Массивный, кажущийся приземистым мужик, лет сорока навскидку. Мог бы убить меня одной рукой. Двумя пальцами раздавить горло. Но сейчас не он, а я выше, сильней и опасней.
   Несколько мгновений длился поединок взглядов.
   -- Моё, -- сквозь зубы зашипела я, по-особому вытянув это слово. И процедила с лёгкой угрозой и пренебрежением: -- Бета.
   -- Нельзя курить, -- сделал попытку настоять мужик.
   Склонив голову набок, я прищурилась и медленно выдохнула через нос, сжав губы. Мужик отвёл взгляд, вернул Ирме ей принадлежащее и с независимым видом прошёл дальше.
   -- Плюс сто баллов, Кобра, -- Леший поднял вверх большой палец.
   -- Это что сейчас было? -- обалдело спросила блондинка, проводив взглядом мужика и уставившись на меня.
   -- Валевис, -- презрительно бросила я. Строго сказала: -- Не хочешь оказаться в постели у этого красавчика, выбрось и подкури новую.
   Девушка затушила сигарету в стоящей на столике пепельнице с таким видом, будто сороконожку в руках держала.
   -- Никто объяснить нам ничего не хочет? -- поинтересовалась Ася.
   -- Доминика заявила на Ирму свои права как альфа... -- Леший хмыкнул и весело закончил: -- Как альфа-самец. Но поскольку она Кобра, а у марилиту матриархат...
   -- То главный мужик нашей дружной компании -- я. И права я заявила на всех вас. Так что вы -- мой гарем.
   -- Бегу и припадаю к твоим ногам, моя повелительница, -- картинно протянул ко мне руки одногруппник. -- Прими раба своего в услужение, о прекрасная!
   -- Пшёл конюшни драить, ты в немилости, -- в той же манере отмахнулась я.
   Валевисы. Терпеть не могу этот подвид оборотней. Самые паскудные твари.
   У меня две ноги, но на язык тела и запах эти псы реагируют сильнее, чем на внешний вид. Так что для них я -- дочь Литу. Опасней и сильней любого пса. Если самки гиены могут доминировать лишь в пределах своего вида, то змеи, учитывая их размеры -- где пожелают. Повадки марилиту у меня давно, а нужную ноту в гамме запахов обеспечил Тау. Мой взгляд упал на браслет. Не стал ли пёс на борту одной из причин его дара?..
   -- Ребята, так это же просто ликан, -- снова подала голос Ирма. -- Страшноватый тип, но что в нём такого-то? Ликаны, вообще-то, нормальные.
   -- Леший, объясни нашей коллеге разницу меж подвидами оборотней, -- вздохнула я, безнадёжно махнув рукой. Ирме придётся очень постараться, чтобы подтвердить свой диплом. -- И ещё, скажи-ка мне, дорогая. Пока я спала, ты с ним, случайно, не общалась?
   -- Переговорили вчера в коридоре, -- неуверенно ответила блондинка.
   -- Ты ему улыбнулась? -- с угрозой спросила я.
   -- Ну, вроде бы... -- растерялась девушка.
   -- Твою ж мать, -- в сердцах высказался Леший. -- Чтобы одна без меня или Кобры никуда из каюты не выходила, поняла?
   -- Но почему... -- начала было она.
   -- Ирма, послушайся хоть раз в жизни умных людей, -- спокойно посоветовала Ася. -- Для валевиса, если ты ему улыбнулась и при этом сказала "да" или хотя бы кивнула, плевать в каком контексте, это фактически согласие на... физическую близость. И твой дальнейший отказ -- лишь заигрывания, побуждающие к действию.
   Ирма помолчала, переводя взгляд на нас по очереди, и высказалась одним коротким, но емким матерным словом, уронив голову на руки. Пару раз стукнулась лбом в стол.
   Внутри проявило себя мрачное удовлетворение. Интересы моей блондинистой спутницы вылезли ей боком. И тем не менее...
   -- Держи, -- отдав Лешему свой нож, я поднялась с места. -- Ща приду.
   Вернувшись в каюту, повесила на себя пояс с кукри и застегнула "упряжку" с кобурой. Проверила револьвер. Вообще-то, я вляпалась со статусом альфы. Но уж слишком сильно не люблю этих грязных псов, чтобы пройти мимо и не зашипеть чисто для профилактики.
   В коридоре я снова столкнулась с валевисом. Застыла в паре метров от него, сощурившись и склонив набок голову. Противостояние длилось целую минуту, после чего он всё же посторонился добровольно.
   Всего двое суток осталось. Придётся быть очень внимательной. У пса явный когнитивный диссонанс и разрыв шаблона. Мозг говорит, что перед ним всего лишь двуногая малявка, а все инстинкты вопят, что большая опасная змея. И до чего в итоге договорятся чувства с разумом, учитывая нашу блондинку, не предскажешь.
   Когда я снова заняла своё место, Ирма была мрачнее некуда. Даже интеллект на лице моей светловолосой спутницы явно проступил.
   -- Я не выйду из каюты до конца путешествия, -- заявила она.
   -- И это будет очень верным поступком, -- серьёзно кивнул Леший.
   -- Ну ща-аз, -- вклинилась я. -- Из-за какого-то пса в добровольное затворничество уходить?
   -- Кобра, -- Леший посмотрел на меня особым взглядом опытного психотерапевта при виде потенциального пациента лечебницы для душевнобольных. -- Ты же не задумала заставить его ссаться по углам при виде тебя?
   Повернувшись к Лёхе, безмолвно поинтересовалась, почему я должна отвечать на риторический вопрос.
   -- Зачем тебе это? -- безнадёжно вопросил бывший сокурсник, понимая, что он участвует в любом случае.
   Ещё один риторический вопрос.
   Дальше день шёл своим чередом. После обеда баржа остановилась в порту мелкого приречного городишки, где два пассажира сошли и трое новых поднялись на борт. Пёс, как я и предполагала, оказался частью команды этой плавучей лоханки. Слава Матери, он здесь был единственный представитель своего вида.
   Оборотни, все подвиды, одни из немногих иных, у кого может появляться общее потомство с людьми. Если ликаны, вервольфы, кицунэ, прочие перевёртыши ассимилировали без излишних эксцессов, то эти собаки не вписывались в цивилизованный мир и понимали только силу.
   У меня не было желания ставить на место этот конкретный экземпляр. Но в душе красной линией протянулось: "Дай мне повод, собака. Дай мне повод!" Да, я их ненавижу.
   Всех, за одну лишь принадлежность к этому подвиду. Я! Готовая разбить морду любому за ксенофобию! Пусть это сколько угодно будет расизмом. Но валевисы должны жить в резервациях, выгуливаясь в ошейниках и намордниках, и только после стерилизации.
  
   Почти всё время мы проводили на воздухе. Асю укачивало, да и меня тоже, хоть и не так сильно. Девчонок мы с Лешим охраняли по-очереди. Ни с кем из одногруппников за шесть лет у меня так и не сложилось настоящей дружбы. С Лешим мы хотя бы никогда не воевали, придерживаясь паритета и заключая негласные союзы, когда выгодно. Вот и сейчас состояли в альянсе против угрозы нашей коллеге.
   Безмятежность и расслабленное состояние являлись лишь внешней маской. Внутри же закручивалась пружина.
   Вечер подкрался незаметно, а псина так и не проявила себя. После остановки в порту, даже случайно, мельком на глаза мне не показался. Я выдохну спокойно, если всё пройдёт мирно. Но опыт подсказывает мне, что этого не будет.
   Площадка со столиками располагалась на корме. Дальше -- ют. Выше, вторым этажом -- капитанская рубка и площадка для экипажа. На нос тоже можно пройти по узкому коридорчику вдоль борта. Или выйти с другой стороны юта, поднявшись по лесенке в отделение для экипажа, где располагались их каюты и кубрик. Я обошла всё это корыто, заглянув даже в машинное отделение. Смылась незамеченной прежде, чем меня успели выпроводить. Разведка всегда важна.
   Тишина ближе к вечеру лишь только больше заставляла меня нервничать. Ужинали мы так же на улице. Я сидела ближе к борту, полубоком к столику, вольготно развалившись, чтобы в поле зрения находился капитанский мостик. Ася по левую руку от меня, Ирма по правую, и Лёха напротив. Это расположение стало нашим обычным с первого совместного завтрака.
   -- Леший, -- глядя на заходящее солнце, позвала я. -- Ты один в своей каюте?
   -- Кто-то из новых пассажиров ко мне подсел, -- ответил коллега, дожёвывая свой бутерброд.
   Поразмышляв с минуту, посмотрела на девчонок.
   -- Я не против, -- первой сообразила Ася, вертя в руках булочку и, видимо, решая, стоит её съесть или хватит уже.
   -- Вы о чём? -- наморщила свой хорошенький лобик Ирма.
   -- Леший ночует с нами, -- сообщила я. -- У нас одна койка незанята, перекантуемся как-нибудь. Лёха, у тебя ствол есть?
   Что-то невнятное простонав, блондинка уронила голову на стол, прижав ладонь к затылку.
   -- Ясен пень, есть, -- кивнул сокурсник, хмуро поглядывая в сторону капитанской рубки. -- Палиться только не хотел.
   -- Незаконный? -- вздёрнула бровь я.
   -- А ты как думаешь? -- приглушённо буркнул парень.
   -- Не сомневалась, что у тебя есть мозги, -- усмехнулась.
   -- Сомнительный комплимент от безумного гения, -- скептически ответил Леший.
   -- Ребята, ну неужели этот перевёртыш -- настолько опасный тип, а? -- спросила Ирма.
   Ася только вздохнула, сочувственно взглянув сначала на подругу, потом на нас.
   -- Ты даже не представляешь, насколько, -- сказал Леший. -- Он немолод, ему за сорок. В этом возрасте они менее порывисты и более последовательны. Будь ему двадцать, как нам -- уже бы или кровь пролилась, или тебя изнасиловали. И не факт, что отпустили после. Валевисы непредсказуемы.
   -- Предсказуемо ублюдочны, -- процедила я. -- Ты для него не разумное существо, Ирма. Ты -- живая вещь. Ир, ты когда-нибудь видела женщин этого вида? Нет? А мне доводилось. И не видела ты их потому, что это не люди. Это собаки. Животные с зачаточным разумом, всегда остающиеся на уровне развития трёх-пяти лет. Как домашние кошки. Для него ты -- моя кошка. Я -- вожак, которому ты принадлежишь. Дальше всё зависит от того, насколько сильно этот самец тебя хочет. Посмеет ли из-за своей похоти заявить права на доминирование, бросить мне вызов.
   -- А вызов можно бросить по-разному, -- снова заговорил Леший. -- Как нарваться на открытый конфликт, так и просто выкрасть тебя у нас. Силой или хитростью.
   -- Они что, настолько неразумны?.. -- безнадёжно простонала Ирма.
   -- Именно об этом мы тебе и толкуем, -- серьёзно произнёс Леший.
   -- У них иной тип мышления, -- кивнула я. -- Больше животный, чем человеческий. А ты -- красивая девушка, Ирма. За тебя грех не подраться.
   Блондина некоторое время молчала, подозрительно глядя на меня, потом с сомнением выдала:
   -- Как-то это не комплиментом и не слишком обнадёживающе прозвучало.
   Лёха подавился смешком, осторожно накрыл своей ладонью лежащую на столе руку Ирмы. Утешительно произнёс:
   -- Кобра всегда прямолинейна и говорит то, что думает. Ты действительно очень красива.
   -- Леший, у тебя будет три месяца в Гирите, чтобы побегать за нашей коллегой! -- разрушила идеалистическую картину я, заставив обоих отдёрнуть руки. -- А пока что давай вещи твои перетащим.
   Оказавшись на пороге каюты одногруппника, располагавшейся как раз напротив моей, я обнаружила один очень неприятный сюрприз. Новый пассажир тоже оказался валевисом. Совсем молодым, лет пятнадцати. Ухоженный, не заросший, с подпиленными ногтями, такой, что не сразу и определишь его вид. Раздул ноздри, увидев меня, вскинулся. И втянул голову в плечи, попытался стать максимально незаметным.
   Мальчишка. Будь он один, даже внимания не обратила бы.
   Едва за нами закрылась дверь, я с досадой пнула стену.
   -- Плюс сто процентов к возможности стычки, -- уныло сообщил Лёха, бросив свои вещи на свободную койку.
   Я проматерилась, в одном предложении помянув надушенных блондинок в джунглях и тупых стадных животных. Ирма прикинулась глухонемой невидимкой. Ася грустно качнула головой, с молчаливой поддержкой коснувшись руки подруги. Лёха сел, обхватив голову ладонями и уперев локти в колени, согласно добавил пару предложений. Вздохнул:
   -- Весело начинается наша практика.
   -- Надеюсь, продолжится она скучно, -- сказала Ася, ложась на свою койку.
   -- Ир, дай-ка мне свои сигареты, -- попросила девушку я. И, получив запрошенное, пакостно усмехнулась. -- Буду провоцировать похотливую паскуду.
   -- Рискуешь, -- предупредил мой товарищ по несчастью, посмотрев исподлобья.
   -- Без тебя за спиной нарываться не стану, -- пообещала я.
   -- Договорились, -- кивнул коллега.
   Мне нужно побыть в одиночестве. Взяв с собой куртку, планшет, карандаши и блокнот, я вернулась на палубу. Заняла уже облюбованный стул, закинула ноги на второй. Открыла блокнот на пустой странице. Сделала наброски. Записала наблюдения. Сухо, только факты. Солнце село и света хватать перестало. Палубный фонарь светил, но его недостаточно. Горел на носу другой источник света, более мощный. Поразмыслив, я сгребла своё имущество в охапку и перебралась на нос. Расположилась под фонарём, прислонившись спиной к борту.
   Закончив записи и зарисовки, пролистала блокнот обратно. Улыбнулась портретам Аери и Йеры. Задержалась на странице с Тау. Провела кончиками пальцев по нарисованной линии его подбородка. Погладила браслет на запястье, который уже стал таким привычным, что не ощущался на руке.
   -- Вам ещё нужен свет, госпожа?
   Оцепенев на миг, я захлопнула блокнот, подняла взгляд. На палубе стоял худой, мосластый подросток юнга в растянутой майке и мешком висящих штанах. Ромейским он владел паршиво, за акцентом слов не разобрать толком.
   -- Нет, я всё закончила, -- отозвалась на залийском. -- Выключай, если мешает.
   Парнишка подошёл, вырубил фонарь. Помявшись, нерешительно сказал:
   -- А вы хорошо говорите по-нашему. Ромейцы редко так могут.
   -- Есть такое,-- согласилась я. -- Но мне нравится много знать. А чтобы много знать, надо хорошо говорить. Тебя как зовут, мальчик?
   -- Лачи, -- ответил юнга. -- И я не мальчик!
   -- Ну не девочка же, -- фыркнула я, заставив паренька стушеваться. -- У тебя ещё много работы, Лачи? Уделишь мне время?
   -- Конечно, госпожа, -- кивнул мальчишка и сел рядом прямо на пол, повинуясь моему жесту. -- Что вы хотите узнать?
   Умный ребёнок.
   -- Расскажи-ка мне про вашего перевёртыша...
   Через полчаса я знала всё, что мог рассказать юнга. Звали валевиса Рарах Тума, по реке с ними пёс ходил четвёртый месяц. Команда его не жаловала, но терпела. Рарах выполнял в основном ремонтные работы, не чурался работы чёрной. Ещё подменял рулевого и помогал механику. В общем, на каждую течь заплатка. И новый пассажир -- племянник Рараха.
   Хоть мальчишка ничего прямо и не сказал, но было ясно, что он терпеть не может пса.
   -- Что ты хочешь взамен информации, Лачи? -- спросила напрямую подростка я. Предлагать ему деньги в оплату -- моветон.
   В слабом свете, исходящем от фонарей, направленных на реку, было видно, как подросток улыбнулся и качнул вихрастой головой.
   -- Ничего, госпожа. С вами интересно разговаривать. Вы хорошая... Спокойной вам ночи.
   Склонив голову, паренёк легко поднялся на ноги и ушёл. Я не спешила вернуться в каюту. Откинулась на ограду, вскинула голову к небу. Луна ещё не взошла. На чёрном небе сияли сотни тысяч звёзд. Ярких и близких. Небом можно любоваться до бесконечности.
   Идиллию прервала знакомая мелодия вызова.
   Мама. Мне следовало давно позвонить. И всё рассказать. Но как, как мне сказать тебе?!..
   Вынув из кармана гарнитурный наушник, я ответила на звонок.
   -- Привет, мам...
   -- Привет, малышка! -- родной мамин голос заставил заулыбаться. -- Ты не звонила. У тебя там всё в порядке? Добралась уже до своей глухомани? Как ты?
   Столько вопросов... на какой отвечать первым?
   -- Я в пути ещё. Сейчас вот как раз по реке плыву на корабле.
   -- Тебя не укачивает? -- обеспокоилась мама.
   -- Не, я в норме. Держусь.
   -- Ну хорошо, я рада, -- успокоилась она. -- И с кем ты путешествуешь? До крёстного дозвонилась?
   Горло свело. Осторожно выдохнув, я глухо ответила:
   -- Да мы тут вчетвером с ребятами. Мои бывшие сокурсники, их в Гирит отправили. Мам... тут... в общем... мам, кое-что случилось.
   -- Что случилось, малышка? -- мамин голос дрогнул.
   Мне снова пришлось задержать дыхание.
   -- Мам... ты только пообещай мне, что не будешь плакать, ладно?
   -- Ника, что случилось?! -- мама уже не скрывала страха.
   Мне пришлось сглотнуть ком в горле.
   -- Раа не вернулся из экспедиции. Он умер.
   Повисшая тишина казалась оглушительной. Только спустя полминуты она выдохнула:
   -- Что?!.. Повтори... а то мне показалось...
   -- Раа умер, -- глухо повторила я.
   -- Как?!.. -- придушенно воскликнула мама. И заплакала.
   -- Его убили, -- произнесла я. -- Мама, не плачь, пожалуйста, мам... Я не знаю как и кто. Но я выясню. Выясню и всех рядами положу, под нож пущу подонков!..
   Заткнула себе рот руками, чувствуя, как обжигает от слёз лицо. Мама, перестань плакать, пожалуйста. Никто не услышит от Доминики Грасс того, что может себе позволить Виктория или Ника Вэрбе. Никто. Даже ты.
   -- Мам, послушай... заверни мою практику так, чтобы меня перенаправили в Летшасс, -- а голос всё равно слишком сдавленный.
   -- Хорошо, -- изо всех сил сдерживаясь, ответила она. -- Хорошо, я всё сделаю...
   -- Я потом позвоню, мам...
   Отрубив связь, я уткнулась лицом в колени и неслышно закричала. Когда в лёгких кончился весь воздух, судорожно, со всхлипом вдохнула. Вскинула лицо к небу.
   -- Ненавижу тебя, Раа Морриш... Как ты мог, мой второй отец?! Как ты мог оставить меня, папа Раа?!.. Ты же обещал!.. Ты поклялся!..
  
   Виктория Вэрбе умела плакать красиво. Так, что ни один мужчина не мог устоять перед её слезами и очарованием.
   Но сейчас, уронив на пол телефон, она безобразно рыдала и подвывала, обхватив себя руками и согнувшись как от боли. Поднялась на ноги, нетвёрдым шагом дошла до полки с фотографиями в рамках. Опрокинув с десяток, нашла нужную -- маленькая Доминика на плечах у огромного марилиту. Малышка смеётся, машет руками, полузмей с улыбкой смотрит вверх, будто пытаясь взглянуть на кроху, придерживает её ногу, чтобы не свалилась. Обняла фото, прижав к животу. Сползла на пол.
   -- Вика!.. -- темноволосый, обаятельный молодой мужчина бросился к сидящей на полу женщине. -- Вика, что случилось?!
   Не в силах выдавить и слова, она только всхлипывала. Оглядев разбросанные фото, мужчина тихо спросил:
   -- Дочь?..
   Виктория сумела замотать головой. И ответила высоким, ломким голосом:
   -- Мой брат... брата убили...
   Задохнулась от боли, сама только сейчас поняв смысл этих слов. У неё нет родных братьев и сестёр, Вика -- единственная дочь своих родителей. Но был Раа...
   Раа даже больше, чем брат. Сын Литу занимал собой огромный кусок её самой. Душа и сердце истекали кровью, а глаза могли плакать только водой. Виктория Вэрбе некрасиво и совершенно необаятельно выла от горя, сидя на полу.
  
   Не знаю, сколько прошло времени. Много, наверное. У меня жутко разболелась голова.
   Нужно успокоиться. Они не должны видеть моей слабости. Успокойся, Доминика...
   Потянув руку к планшету, я включила режим связи. Набрала номер.
   -- Ты опять не спишь ночью, Доминика? -- его голос окутал меня тёплой волной. Тугой узел внутри немного отпустило. Появилась возможность дышать.
   -- Я просто хочу услышать тебя. Поговори со мной, Тау...
   Мне хватило пятнадцати минут, чтобы прийти в себя. Отдышаться. И даже улыбнуться. Когда мы попрощались, я вздохнула спокойно. Ещё немного посидела на воздухе, глядя в небо. Тау умеет настаивать на своём. И он потребовал от меня выспаться.
   Вернулась в каюту. Заперла дверь на общий и внутренний замки. Стараясь никого не будить, умылась холодной водой. Место Лешего оказалась задёрнуто простынёй, закрывающей его от остальных. Правильно, нефиг парня смущать. И самим можно спокойно штаны снять.
   Завернувшись в тоненькое одеяло, я далеко не сразу закрыла глаза. Нужно поспать. Без кошмаров...
  
   Закатный ещё долго невидяще смотрел перед собой, держа в ладони коммуникатор. Она бы не призналась, насколько ей на самом деле плохо, но Тау слышал. Слышал сдавленный голос, за каждой фразой читал "мне плохо и холодно". Насколько мог, делился теплом и покоем, который ей так необходим.
   -- Ну что, мальчишка, -- голос старшей женщины заставил его рывком выйти из оцепенения. -- Убедился в неправильности своего пути?
   Он убрал в карман коммуникатор, обернулся. Майра пришла на крышу, чтобы сменить его. Смотрела старшая змея с яростью.
   -- Да, -- спокойно кивнул Закатный.
   -- Ну так убирайся отсюда! Проваливай в Гирит! -- зашипела Майра.
   -- Нет, -- холодно ответил воин.
   -- Дурак, -- сухо бросила женщина.
   -- Знаю...
  
   Глаза открылись. Только разглядев спящую с противоположной стороны Ирму я начала соображать.
   Странный у меня внутренний будильник. Просыпаюсь как от толчка и уже будто не спала. И снов не помню. Наверное, потому, что не хочу их помнить.
   Тело с утра как всегда не слишком послушное. Тихо, только не будить ребят. Умыться, одеться, собраться и потихоньку на улицу. Утро. Шесть часов. Над рекой, накрыв баржу, туман плотняком лежит. И никого в пределах видимости. Красота.
   Привычно распинать столики по углам. Включить музыку. И потихоньку заставить своё тело слушаться. Растяжка. Немного силовых упражнений. Чуть-чуть на выносливость. Мои нервы снова работают так, как должны, а ноющая боль изгнана из костей. Прикрываю глаза, прислонившись спиной к поднятой и, кажется, даже приваренной аппарели. Выровнять дыхание, впитывая чёткую амплитуду движений этой посудины. В такт музыке.
   Обманчивая, зыбкая реальность в тумане стала другой. Воздух -- субстанция, от которой можно оттолкнуться, и можно зацепиться. Как вода. И я могу скользить по этой воде как ветер. Как змея.
   Пришла в себя я сидя на полу у аппарели. Прижала к лицу шарфик, несколько раз глубоко вдохнула. Отправила под язык своё лекарство. Три с половиной круга. Минуту назад эйфория движения захватывала с головой, но эта самая голова в итоге закружилась так, что мне пришлось закончить "полёт" и сползти у той стенки, к которой я прислонилась.
   Но это было восхитительно. Скользить, бежать и лететь... Губы растянулись в улыбке. Это ни с чем несравнимое счастье -- быть ветром над землёй, а жизнь ветра -- в движении. Вставать не хотелось. Мне и тут хорошо. Остыну, потом встану.
   Лёгкие шаги заставили меня открыть глаза, выплывая из эйфории.
   Лачи присел рядышком и протянул мне высокий стакан. Я удивилась, но приняла, кивком поблагодарив. Сделала глоток на пробу. Виноградный сок. Никакой противной сладости. Чуть кисловатый и немного терпкий. Идеальный. Как раз то, что нужно.
   -- Я не знаю, как называется то, что вы делали, госпожа, -- произнёс тощий подросток, восхищённо глядя на меня, -- но это... так... я слов не подберу.
   -- Будешь тренироваться каждый день -- сможешь так же, -- пообещала я. -- Ну а чтобы это было ещё и красивым -- танцевать с ветром надо под музыку. Вот, послушай.
   Сняв наушник, нацепила на пацана. Он аж замер. Так мы и сидели -- я медленно пила из высокого стакана, а мальчишка слушал музыку.
   Хорошее утро.
   Мои коллеги по несчастью вылезли на палубу только часам к десяти. Я в это время сидела и читала с планшета информацию по оборотням. Девяносто девять процентов сведений мне и так известно, лишь пару мелких деталей я умудрилась упустить. Ну и освежить уже известное не мешало. Главное -- фильтровать факты от информационного мусора, которым так и кишат разнообразные источники, начиная от форумов, кончая учебниками.
   Распогодилось только к полудню. Ушёл туман, засветило солнышко. Воздух быстро стал слишком сухим, чтобы оставаться для меня уютным. Но я привыкла к некомфортному состоянию.
   Есть не хотелось. Весь мой завтрак составлял стакан сока, девчонки отчаялись впихать в меня хоть кусочек. Меня мутило. Бледная зелень моего лица лучше слов говорила, почему завтракать я не стану. Половину времени я провела на носу, откровенно шлангуя. К обеду Асе удалось уговорить меня прийти к ним за столик.
   Привычно сев полубоком, я закинула на облюбованный в первый же день второй стул ноги. Наличествующую на столе еду игнорировала.
   -- Доминика, -- позвала Ирма. -- Мы обещали твоему Тау, что ты не останешься голодной, пока мы за тобой присматриваем.
   -- Кто ещё за кем присматривает, -- проворчала я.
   -- Не суть, -- отмахнулась Ирма.
   -- Кто такой? -- насторожился Леший. -- И почему я его не знаю?
   -- Редкий красавчик, -- мечтательно улыбнулась Ирма.
   -- И такой обаятельный... -- добавила Ася.
   -- Кобра, неужто ты променяла свои учебники на парня?! -- весело удивился Лёха.
   И очень внимательно взглянул на моё запястье. Перевёл взгляд на меня, вопросительно приподняв бровь. Одним взглядом спросил то ли это, о чём он думает. Я взглядом и полужестами ответила, что не жажду ничего говорить и, тем более, обсуждать. Леший согласился, что я в праве молчать.
   -- Если кто ещё раз попробует обсуждать Тау, стерилизую без анестезии, -- ласково пообещала я. -- Ладно, я поем, но немножко и не пихайте в меня много.
   Обнаружив на столе флягу "персикового молока", налила в кружку и стала медленно пить. На большее меня вряд ли хватит. А блевать, перегнувшись через борт -- это так унизительно...
   Когда пара отдельных фраз долетела до моего сознания, я как-то разом поняла, что именно держит меня в напряжении. Голоса. Разговор. Очень похоже по звучанию на обычный залийский. Только чуть-чуть по-другому произносятся отдельные звуки.
   -- Леший, -- позвала я тихонько, делая вид, что пью. -- Аккуратно глянь наверх и скажи мне, что ты видишь.
   Я уже и так знала, что он скажет. У меня не только голос громкий, но и слух хороший. И я различала слова, фразы, понимала смысл разговора.
   -- Два валевиса, -- ответил Лёха. -- Чешут языками и поглядывают на нас.
   Этажом выше кают, где располагалась капитанская рубка, находилась ещё площадка, куда свободный доступ есть только команде. И сейчас пара выродков смотрела на нас сверху, обсуждая прелести Ирмы и Аси. Младший, видя рядом старшего, подначивал его. Старший, не желая выставлять себя трусливой шавкой, испугавшейся тощей малявки, становился на словах всё смелее и грубее. Сверху я казалась им маленькой и безобидной. Они старательно убеждали себя и друг друга, что меня нужно не бояться, а использовать по назначению. Как и других ромейских шлюшек. Да и парень в нашей компании похож на некрасивую девку. А дырка -- она и некрасивая, всё равно дырка...
   Им хватило двух десятков фраз, чтобы мой взор застило красным. Поставив кружку, произнесла:
   -- Леший. Младшая тварюшка на тебе.
   Сокурсник кивнул. Он сощурился, в серых глазах полыхала холодная ярость. Жилистые, загорелые руки чуть подрагивали, в готовности вцепиться в глотку врагу. Но пока что, вместо этого, руки лишь убрали волосы в хвост, под снятую с запястья резинку. Чтобы не помешали в решающий момент. Привлекательное (когда побреется) лицо коллеги побледнело от злости. Хоть Леший и кажется нескладной каланчёй в своей мешковатой одежде, но все эти шесть лет он был далеко не последним на занятиях по рукопашному и ножевому бою. Он надёжен.
   Но старший перевёртыш -- мой. Не только в силе рук дело...
   Поднявшись, легко и быстро прошла к стене, не задержав шага, взлетела по ней. Удар я нанесла такой же слитный, как все движения. Одновременно, через ограду в колено и локтем под нижнюю челюсть. Змеиный бросок, и я вдавила правое колено чуть ниже бочкообразной груди, в солнечное сплетение упавшего пса, прижав левой рукой лезвие кукри к его потной шее. Остро заточенная карда зажатая в правой руке в это время ощутимо упёрлась мужику между ног.
   Леший в это же время взбежал по лестнице, отработанным движением швырнул своего противника на пол, заломив руку за спину. Тоже коленом зажал щенку руку, оттянул за волосы голову, держа нож у горла.
   Мужик подо мной, сначала ошалевший от неожиданности, начал понимать, что совершил большую ошибку. Я всё ещё была выше и сильнее, какой бы безобидной не казалась минуту назад. Когнитивный диссонанс. Безобидная двуногая жуткая змея.
   -- Паскудный выродок грязи, -- прошипела я в лицо перевёртыша. -- Вздумал смотреть на моё?! Знаешь, что мы делаем с шавками вроде тебя?!
   -- Э... уважаемые, что здесь происходит? -- попытался чей-то голос прервать процесс воспитания. Говорил на ромейском.
   Я не могла поднять голову, прерывая зрительный контакт. Поэтому первым заговорил Леший:
   -- Вы знаете, что держите в команде валевиса, капитан? Валевиса, настолько не дорожащего своей поганой шкурой, что он посмел оскорбить змею.
   Тишина длилась недолго. Несколько секунд, потребовавшихся капитану, чтобы оценить ситуацию.
   -- Может, решим лучше цивилизованным путём, нежели кровопролитием, как дикари?
   Я не поднимала головы, держа взгляд валевиса, который тот не смел отвести. Пёс читал в каждом движении, в моих глазах, в повадках. Ощущал и обонял марилиту. Страшного хищника. Сильного и разъярённого. И, в осознании своего несомненного превосходства, неторопливого на расправу.
   -- Цивилизованным путём? -- процедила я. -- После того, как эта шавка тянула свои грязные грабли к красавице Ирме? Когда своими словами и действиями пёс подверг мой альфа-статус сомнению? Как ты там сказал, тварь? Поиметь во все щели?.. Суч-чёнок грязный, кровью искупиш-шь!..
   -- Может их обоих кастрировать в назидательных целях? -- поинтересовался Леший с хищным интересом.
   Вопрос он задал на языке полузмей. Вопреки бытующему в массах мнению, марилийский -- певучий и мелодичный. А шипящим звучит, если змей в ярости. Как я сейчас.
   -- От твоего предложения проблематично отказаться, -- ответила куда более по-змеиному, владея этими особыми тембрами лучше Лёшки. Хотя, надо признать, он молодец. Я надавила кардой в промежность валевиса немного сильнее, заставив его дёрнуться и замереть в ещё большем напряжении. -- Причиндалы Рараха Тума так и просятся под нож.
   -- Марилиту? -- с какой-то обречённостью спросил капитан.
   -- Марилиту, -- согласился Леший. -- Кобра -- дочь Чёрной Легенды, воина Великой Матери.
   Даже если они не слышали о моём втором отце, они знаю, что такое воин Великой Матери.
   -- Я могу выкупить жизнь моего подчинённого?
   Нехорошо усмехнувшись, я подняла голову и посмотрела на капитана. Мужчина за тридцать, с интеллигентным лицом, цепким взглядом, хорошей, правильной осанкой.
   -- Жи-изнь, -- протянула я. -- Возможно, -- снова впилась взглядом в валевиса. -- Но вы будете держать свою шавку на коротком поводке, капитан. В следующий раз его никчёмную, отныне ничего не стоящую шкуру не спасёт никакое чудо. А ты, Рарах Тума... это был последний раз, когда ты носил свои яйца в штанах, а не в кармане!
   Я нанесла два удара. Один очень быстрый, жёсткий и под углом, второй чуть с оттяжкой, прямой. Поднялась, оставив его скорчившимся на полу. От боли и шока он не мог даже кричать, лишь беззвучно разевал рот и пучил глаза, как выброшенная на берег рыба.
   Брезгливо стряхнув с лезвия капли крови, я без сочувствия посмотрела на мужика, сразу сделавшегося до предела жалким. Леший ударил ножом своего валевиса. Унижая, в ягодицу. Чтобы запомнил навсегда, насколько осторожным надо быть в жизни. Ему очень долго будет больно. Боль и унижение -- единственное, что учит этих шавок уму.
   -- Теперь ты даже не бета. Ты девка, -- чуть склонившись, сквозь зубы сообщила старшему псу. Сомневаюсь, что он услышал. Но в подсознании отложится.
   Я не зря пошуровала ножом изначально, ощупав места, куда ударить. У него теперь только одно, и то нефункциональное яичко в мошонке. Второй раз воткнула лезвие чуть дальше, ближе к ноге, повредив связку, чтобы он долго хромал и всегда помнил.
   -- Дарю вам жизнь этого кастрата, -- сообщила я, прямо и холодно взглянув на капитана.
   Если успеет спасти эту мразь до того, как оно истечёт кровью -- пусть себе живёт.
   Дождалась кивка, говорящего, что претензий ко мне никто не предъявит. Отвернулась, спрыгнула вниз, на палубу. Лёха тоже прыгнул, проигнорировав лестницу.
   Никаких шуток. Никаких поблажек. Иначе они воспримут это возможностью ударить тебе в спину.
   Девчонки бросились к нам. Мы с Лёхой переглянулись. Без улыбки, не сговариваясь, ударили по рукам, молчаливо благодаря друг друга за адекватность.
   Леший с неудовольствием посмотрел на окровавленный нож и на испачканные красным штаны.
   -- Отстирывать теперь... Мелкий вонючка, кажется, обоссался.
   -- Большой вонючка обосрался как минимум, -- поморщилась я.
   -- Вы там что, кого-то убили?.. -- ошарашено спросила Ася.
   Ирма только неверяще переводила взгляд с меня на Лёху и обратно.
   -- Проучили, -- отмахнулся Леший.
   Оказавшись в каюте, я позволила себе выдохнуть.
   -- Фух, твою мать... обошлось.
   -- А ведь мы выиграли, -- без сил рухнув на свою койку, сказал коллега. Его заметно затрясло. Начался отходняк. -- В заведомо проигрышной ситуации. Благодаря твоей психованности. Ты его реально кастрировала?
   -- Реально, -- кивнула я, рассматривая карду. -- Фу, блин, мой нож побывал в яйцах пса! А я ведь им фрукты чищу! Меня сейчас стошнит. Надо его отмыть...
   Только возле раковины я позволила своим рукам задрожать.
   Меня всё-таки стошнило.
  
  
   Дети своих родителей
  
   -- Неужели это действительно часть нашей профессии?! Нормальная?! -- в который раз вопрошала Ирма.
   Терпеливый как святой Лёха в десятый раз объяснял коллеге, что да. И таких ситуаций не избежать. И она должна знать, как себя вести.
   Я её сейчас убью, если она не прекратит. Приподнявшись на своём лежачем месте, я посмотрела вниз. На койке сидели уже давно переодетый, отмывшийся Леший и судорожно затягивающаяся сигаретой у окна Ирма.
   Как будто нам с Лешим самим не паршиво после того, как мы покалечили парня и мужика. Но мы же не истерим. И не стонем о том, как нам плохо.
   -- Ты где была эти шесть лет, пока остальные учились? -- едко поинтересовалась я. -- Как ты вообще умудрилась диплом получить, двоечница?
   -- Доминика, полегче, -- сказал Леший. -- У нашей коллеги стресс...
   -- Стресс у пары недооборотней, -- хмыкнула я. -- А у неё так, лёгкое волнение.
   -- Кобра... -- вздохнул Лёха с нарочитой укоризной, незаметно для блондинки жестом показав мне "класс" и "спасибо".
   -- Даже не отрицаю, -- самодовольно усмехнулась я. -- Ирма, тебе не приходило в голову спросить, по какой причине так мало спецов доучиваются до выпуска? Почему уже к пятому курсу отсеиваются две трети поступивших? И почему так много наших идут служить в органы, в армию офицерами, идут в политику? Мы не комнатные собачки и не кабинетные работники, Ирма! Хочешь использовать свой диплом по назначению -- будь бойцом, врачом, психологом и дипломатом! Иначе ты не выживешь на этой стезе. Я вообще не понимаю, каким неведомым образом ты смогла закончить учёбу.
   Блондинка не отрывала от меня взгляда, пока я говорила. Вздохнула, опустила глаза. Ответила:
   -- Я дочка ректора.
   Учись Ирма со мной на одном потоке в Литании, а не в Луции, откуда она родом -- не закончила бы Универ, не смотря ни на что. В "малой столице" то ли преподы более сговорчивые, то ли требования менее жёсткие.
   -- Ну, приехали, -- фыркнула. -- А мои родители -- Доминик Грасс и Виктория Вэрбе. Что мне больше мешало, чем помогало.
   Ася высунулась из своего угла и посмотрела на меня с недоверчиво-обалдевшим выражением милого личика:
   -- Правда?.. Ты... Твой папа тот самый Доминик Грасс?..
   -- Самой Виктории Вэрбе?! -- не поверила Ирма. -- Не может быть!..
   -- Я Доминику шесть лет знаю. Подтверждаю, что так и есть. Она и Грасс и Вэрбе, -- вставил своё веское слово Леший. -- Хотя больше просто Кобра...
   Ой, что дальше начало-ось!.. Но Ирма хотя бы перестала ныть.
   Мучили меня недолго. Когда надоело, я, не обладая ангельским терпением Лешего, выдралась из цепких ручёнок подруг, схватила планшет и в шесть прыжков оказалась на крыше капитанской рубки.
   -- Доминика-а, я больше не буду-у, спустись пожалуйста-а! -- пыталась дозваться Ирма, не уточняя, чего именно она больше не будет.
   -- Абонент временно недоступен, перезвоните позднее!
   -- Ну, Домини-ика-а!
   Сча-аз, разбежалась.
   Развалившись на крыше, я мурлыкала под нос песенку и никого не слушала. Валяться хорошо. Слишком. Этого допустить нельзя. Не время сейчас для безделья.
   Попытка разминки закончилась паршиво... После десятка отжиманий я рухнула и распласталась по крыше. Тело послало меня лесом, мышцы отказались повиноваться. Как назло, мой конфуз увидел забравшийся в этот момент на крышу юнга.
   -- Госпожа, что с вами?! -- испугался мальчишка.
   Кое-как пытаясь унять головокружение, ответила:
   -- Мне надо что-нибудь поесть, -- заставила себя сесть. -- Но существует одна проблема. Мой желудок сегодня отказался принимать пищу. Так что, придётся потерпеть.
   Мальчишка задумался, потом сказал "Подождите" и испарился. Вернулся с корзинкой, в которой лежали зелёные пупырчатые как огурцы плоды хлебного дерева. С подозрением посмотрев сначала на корзинку, потом на мальчишку, я вздохнула, взяла один фрукт и принялась чистить кожуру. Отмоченной в керосине, отмытой с мылом, протёртой спиртом и прокипяченной кардой. Надеюсь, я сумею загнать тошноту обратно.
   Плоды все как на подбор, отменные. В меня поместилось целых полторы штуки. Съесть больше я не рискнула. Лачи недолго разбавлял моё одиночество своим присутствием -- у юнги хватало работы на корабле.
   Возвращаться вниз не хотелось, хотя Ирма давно оставила попытки дозваться. А согнать меня отсюда сегодня никто не рискнёт. Прикинув, что по времени у марилиту должна быть остановка детей покормить, я включила планшет в режим связи, проверила, если ли сеть... и не успела набрать, как заиграла мелодия вызова с номера Тау. Неожиданностью оказался голос Аери.
   -- Привет, Доминика! -- жизнерадостно произнёс подросток. -- А что это от тебя ни слуху, ни духу? Я соскучился! И Йера тоже! А Тау сказал, что тот медальон от тебя, он правда от тебя? И я правда такой же, что ли?..
   -- Мелкий, придержи скорость! -- засмеялась я. -- Я не могу выбрать, на какой вопрос отвечать первым. Я тоже соскучилась, радужное чудо. И почему ты звонишь с номера Тау?..
   Мелкий, попутно задавая тысячи вопросов и рассказывая о событиях, сообщил, что Закатный временно лишён телефона, потому что Аери играл в сетевую игру, а сеть ловит только с коммуникатора. А ещё радужный змеёныш ужасно скучает. "Доминика, без тебя совсем уныло! И Йера тоже скучает! Знаешь, как ей грустно? Ну, вообще, Тау собирался отобрать у меня коммуникатор и позвонить тебе сам, но я успел первый, да!" Так что минут десять я общалась с детьми. Только нажаловавшись на взрослых, подростки соизволили вернуть телефон Закатному.
   -- Тау, а ты знал, что на этой лоханке валевис есть? -- поинтересовалась я, после первых минут разговора.
   -- Знал, -- сразу насторожился Тау. -- Ты с ним всё же столкнулась?
   -- Скорее, он на меня нарвался, -- ответила.
   -- Эта шавка тебе мешает? -- и обеспокоился. -- Если он хоть посмотрит косо... пригрози ему моей расправой, я эту тварь пополам разорву!
   -- Мы уже дошли до выяснения отношений в теме раздела сфер влияния.
   -- И?..
   Бедный Закатный. Не буду его больше мучить неведеньем, а то совсем изведётся.
   -- Ну, ты знаешь, что люди делают с некоторыми домашними животными, чтобы те не метили территорию? Ну и чтобы потомства никогда не появлялось, тот же способ используют. Так вот, этот пёс территорию метить больше не будет...
   Тау пару мгновений молчал, пытаясь понять... А потом...
   Как он хохотал! Ржал как конь! Я даже испугалась, что ему плохо станет от смеха. И телефон он явно держал подальше от себя, чтобы не оглушить меня гоготом.
   -- Ох-хо... -- выдохнул змей, когда был в состоянии дышать. -- А я-то за тебя боялся... Доминика! Ты просто восхитительна...
   -- И неподражаема, -- весело сообщила.
   -- И неподражаема! -- согласился марилиту, снова рассмеявшись.
   То ли сеть заглючило, то ли спутник смылся с горизонта, но разговаривать дальше стало делом сложным. Когда связь прервалась, я всё ещё фыркала от смёха. Поймала себя на том, что половину слов мы произносили на марилийском. И это не вызывало затруднений. За несколько прошедших дней я вспомнила речь, которой всегда владела, но давно не практиковалась. Марилийский лёг на мои слова и мысли как пошитая на заказ одежда. Как вторая кожа.
   Слезла вниз я минут за десять до того, как баржа подошла к порту. Зашла в каюту и, не давая девчонкам открыть рот, заявила:
   -- Стоянка в Цурисе почти три часа. Не знаю, как вас, а меня уже тошнит от этой плавучей посудины.
   -- А мы как раз ждали тебя, чтобы предложить прогуляться, -- отозвался Леший.
   У выхода мы, конечно же, оказались первыми. Я чуть не прыгала, раздумывая, не сигануть ли мне на берег прямо с борта. Еле дождалась, пока бросили сходни.
   Время к вечеру, припортовый базарчик потихоньку сворачивался. Побродив в округе, мы прикупили пару безделушек. Девчонки заразили, я бессмысленных покупок обычно не делаю.
   -- Смотри, какая прелесть! -- сунула мне под нос очередную бессмысленную фигню Ирма.
   -- Жёлтый с ядовито-зелёным... Ирма, это хрень, а не прелесть. Тебе не подойдёт, -- прокомментировала я. Даже не знаю, что это и куда надевается.
   -- Да? -- Ирма с сомнением повертела безделушку в руках. -- Может, ты и права... О, смотри какое! -- Она сунула мне под нос кожаный браслет цвета тусклой меди с яркими пятнами рыжего, золотого, серебристого металла и красных камней. -- Тебе как раз к твоему браслету...
   -- Много излишеств, -- поморщилась я. -- Выглядит дешёвкой деревенской. Изящество в минимализме! Вот, например, такое...
   Я взяла с прилавка самую простую полоску кожи со шнуровкой и едва заметным рисунком.
   -- Это скучно, -- скисла блондинка. И продолжила увлечённо копаться в браслетиках, резиночках и прочей ерунде. Спросила, выхватывая из кучи и рассматривая все оттенки красного: -- Слушай, Доминика... Вот ты говоришь про Тау, что он храмовый воин... Что это вообще значит?
   -- Регулярная армия, -- не раздумывая, ответила я. -- Специализированное военное подразделение.
   -- Солдат, что ли? -- удивилась Ирма.
   -- Майор. Спецназа, -- уточнила.
   -- Круто, -- оценила блондинка. Сунула мне новую безделицу. -- Как тебе такой цвет?..
   -- Дрянной оттенок.
   Вообще-то, понятие храмовый воин гораздо обширней и больше, чем просто военнослужащий. Среди них нет обычных солдат. Они воины, им нет равных, но этому посвящена едва ли даже четверть их жизни. Эдакий уникально обученный спецназ непостоянного призыва. У них множество других дел, и своя далеко не всегда пересекающаяся с храмом жизнь. Полностью связанны с богиней только старшие наставники и верховные матери...
   За копанием в шмотках мне пришла в голову идея. Пока девчонки в очередной раз зависли перед прилавком с безделушками, я завернула в крохотный магазинчик-гараж с техникой.
   Карманный плеер я выбирала, наверное, ещё придирчивей, чем девчонки подбирали наряды. Подсовывали мне откровенную фигню! Тяжко вздохнув, уставший залиец выложил передо мной старенькую и потрёпанную жизнью цифровую модель с солнечной батареей и динамо-машиной.
   -- Ну, уже что-то... -- кивнула я, проверив этот экземпляр.
   Поторговалась слегка для порядка. Тут ко мне заглянул сбежавший от девчонок Леший. Увидев коллегу, я прервалась и поинтересовалась в полголоса:
   -- Лешак, у тебя какой ствол?
   -- А тебе нафига? -- спросил сокурсник, недовольно на меня посмотрев.
   -- Калибр патрона какой? -- раздражённо уточнила я.
   -- Семь шестьдесят два, -- не стал выёживаться друг.
   Повернувшись к залийцу, я коротко спросила:
   -- Есть?
   Поколебавшись, тот кивнул. Значит, я не ошиблась в том, что даже не увидела, а уловила по звуку, когда продавец искал плеер. Я снова посмотрела на Лёху. Тот в ответ хмуро уставился на меня.
   -- Лёха, три месяца. Ты один. Под твоей защитой остаётся наша блондинистая дурочка, -- вкрадчиво сказала я.
   Коллега вздохнул, чуть ссутулился.
   -- Я оплачу, -- добавила.
   -- После практики верну, -- согласился коллега, выдержав минутное молчание.
   -- Угу, -- кивнула я, и отошла в сторонку, давая Лешему самому подобрать нужное.
   У меня с собой не так много налички, но и не настолько мало, чтобы зажиматься на необходимых вещах. Я -- та большая редкость, которая почти не встречается. Дочь богатых родителей, не выпендрёжница и не мажорка. Да и на кой фиг мне в степи деньги? А понадобятся -- найду где достать.
   Закончив со своими покупками, мы нашли девчонок и утащили их в летнее кафе под открытым небом, попить холодных коктейлей. На предложение прогуляться ещё немножечко вот в ту сторону, где были эти шикарные серьги, я реагировала откровенно враждебно. На моём злобном фоне Лёхе оказалась легче строить из себя кроткого и терпеливого святого. И Лешак это, безусловно, ценил.
   Так до самого отправления бродя в окрестностях причала, мы больше не заворачивали в торговые ряды. Поднялись на борт только к отправке. Поскольку девчонки всё ещё смотрели на меня как на живого идола, робко расспрашивая о родителях, я взяла блокнот, планшет, и смылась.
   Расположилась на носу, засела рисовать. Мне не хотелось записывать наблюдений и, уж тем более, упоминать валевисов. Если я начну думать об этих шавках как о существах разумных и чувствующих, мне станет погано-препогано. И вообще, нормального человека после такого поступка до конца дней должна совесть мучить. А я своей совести могу хлебальник заткнуть, когда надо. Потому, что мы с Лешим сделали благое дело. Благое, слышишь?! Всё, теперь заткнись.
   Поскольку руки чесались взяться за карандаши, и я рисовала. Юнгу. Худое, скуластое мальчишеское лицо с умными, блестящими чёрными глазами. И всего тощего, гибкого подростка в одёжке, явно ему не по размеру. Мысленно переодела его, добавила пару лет и сделала ещё пару набросков паренька в движении. Добавила в углу листочка сегодняшнее число и свою подпись.
   Когда я пришла обратно, Ирма и Ася уже подуспокоились. Видно, Лёха им объяснил, как меня одолело отношение окружающих к моему "родовому древу". Переглянувшись с одногруппником, я благодарно кивнула и получила в ответ жест "не за что".
  
   Мы сходили на берег к полудню.
   После разборок обоих валевисов видно не было и нас вообще старались обходить стороной. Команда баржи и без того общительностью не отличалась, лишний раз не показываясь на глаза пассажирам.
   По сходне перейдя с борта на пристань, я поправила за плечами свой рюкзак и мимолётно улыбнулась, оглянувшись.
   Под подушкой Лачи лежал сложенный вдвое рисунок с надписью "Будь счастлив, мальчик!" и купленный в Цурисе плеер с моей запасной флешкой. Он так заслушивался музыкой, что я не смогла удержаться. Пусть этот мальчишка лишний раз улыбнётся.
   Все мои не самые благовидные поступки должны уравновешиваться чем-то хорошим. Иначе мне по ночам не будет спаться. Так я перекрою отрицательное положительным и смогу остаться в равновесии. В памяти останется больше света, чем грязи. Пока что мне удаётся ходить по этой тонкой грани. Как по лезвию ножа.
   Гирит действительно представлял собой захолустье. Унылое и... в общем, Ирма правильно сказала. Это даже не посёлок, а научный, с некоторым количеством военных, городок в полтора десятка домов. И контингент здесь, ясное дело, своеобразный. Коллеги останутся, а я вскоре пойду дальше.
   Между прочим, сюда отправляют только по-настоящему умных выпускников. Ну или по блату, как вот Ирму...
   До командного пункта мы дошли минут за пятнадцать. Доложили о прибытии, отметились, получили ключи от комнат. Попутно выяснилось, что экспедиция, к которой я прикреплена, выступает в поход не послезавтра, как планировалось, а аж через целых шесть дней.
   Оставили вещи, тяжёлый и уже осточертевший за время плаванья револьвер я тоже бросила в комнате, и пошли прогуляться.
   Да я же сдурею столько ждать!!! Меня аж выкручивает внутри при мысли что скоро, скоро я пройду задуманный так давно путь!..
   Но сделаю это без Раа. Дядя Раа, папа, предатели вы оба... Я так люблю вас обоих, что сейчас ненавижу. Люто. До боли.
   Остановиться. Закрыть глаза. Вдох. Долгая пауза. Выдох. Открыть глаза.
   Леший, знавший мою привычку таким образом подавлять стресс, спросил:
   -- Злишься из-за проволочек с отправлением?
   -- Уже нет, -- отмахнулась я. -- Отосплюсь хоть.
   -- Правильное дело, -- кивнул коллега.
   Прерывая дальнейший разговор, запел так и не выключенный из режима связи планшет. В моей набедренной сумке помещалось всё необходимое, включая комп и блокнот. Судя по мелодии, вызов с номера Закатного. Прицепив на ухо гарнитуру, я ответила:
   -- А я как раз собиралась тебе позвонить...
   -- Я телепатически прочёл твои намеренья на расстоянии и успел первый, -- полусерьёзно отозвался Тау. -- Ну как ты добралась, моё солнышко?
   -- Добралась-то нормально,-- вздохнула я. -- А дела здесь отвратно! Представляешь, они почти на неделю задерживают отправление экспедиции! Да я же с ума сойду столько ждать!
   -- Что-то мне подсказывает, что ты не заскучаешь, -- с улыбкой в голосе сказал марилиту.
   -- Ну... скорее всего, -- вынужденно согласилась я. -- Ладно, чёрт с ним, с отправлением... Вы уже добрались? Как дети?
   -- Ещё вчера вечером прибыли, -- посерьезнел змей. -- Дети уже дома.
   -- О, ну наконец-то! -- обрадовалась я. -- А как ты, Тау?
   -- Да ничего... -- невесело ответил. -- Нормально.
   Ну-ну.
   -- Ага, я слышу, как у тебя всё прекрасно... На расстоянии телепатическим путём. Что-то случилось нехорошее?
   -- Не то чтобы, -- с сомнением ответил змей. -- Может, всё ещё обойдётся.
   -- И что без чего должно обойтись? -- насторожилась я, забеспокоившись. Что-то у него там поганое, я чую. -- Тау... Дорогой мой, не молчи, а? Я же знаю, когда ты мне лгать пытаешься или недоговаривать. И спокойней мне от твоего молчания не станет.
   -- Меня командируют на Миррас, в Ардан, -- тоскливо признался Тау.
   Зависнув на минуту, я с искренним недоумением поинтересовалась:
   -- Нахрена?!
   Вместо внятного ответа Тау выругался, от души пройдясь словесными тумаками по всему своему начальству, кроме Матери Литу. И себя самого добрым словом не забыл помянуть. Видать, допекли его.
   -- Надолго? -- спросила я.
   -- Не знаю, -- ответил мой змей. -- Но в две-три недели я теперь едва ли уложусь...
   Не удержав пару крепких матов, я прижала пальцы ко лбу. Голова опять разболелась.
   -- Ничего, -- негромко, больше для самой себя, произнесла я. -- Время ещё есть. Ты знаешь, где я буду.
   -- Прости меня, Доминика, -- тихо произнёс Тау. И голос имел столько оттенков, что я увидела его, будто он рядом. Карминовые звезды глаз в янтарной кайме, на которые падает тень. Чуть чётче обозначившиеся складки в уголках губ, усталое, печальное лицо.
   -- Да брось, -- отозвалась я, выдавив улыбку. -- В крайнем случае, встретимся в Летшассе. Я всё равно собираюсь разузнать, что случилось с дядей Раа. И какая паскуда в этом виновата.
   -- Я расскажу тебе всё, что узнаю, -- пообещал Тау. -- Доминика... я не знаю, сколько это продлится... ты будешь одна...
   Поначалу удивившись, я не сдержала короткого и весёлого смеха.
   -- Тау, я асоциальна. Мне уютно в одиночестве. И я не умею скучать. Пока всё в порядке и можно хоть пару раз в неделю поговорить с тобой или переписаться -- я не скучаю. А защищать себя я умею. И не вздумай себя винить.
   -- Социопатия, -- с пониманием произнёс змей. -- Приспособлюсь. Дай только время.
   У тебя не хватит времени.
   -- Я подожду, -- не допустить в голос лишних эмоций. -- Позвони мне, как всё решится.
   -- Конечно, -- ответил марилиту. -- Не скучай, колючее моё зимнее солнце...
   Прервав связь, я не спешила вернуться к компании коллег, от которых автоматически отошла подальше, разговаривая с Тау. Да какого чёрта делать на Миррасе?! Это самый маленький и самый скучный материк из всех семи! Один материк в одну страну, носящую одноименное название. А тем более Ардан, так называемый "идеальный" кусок земли... Тьфу... Да что там есть такого, ради чего стоило бы в ту степь наведаться?!
   Оборвав собственные мысли, я некоторое время осознавала последнюю. Там есть уникальный в своём роде восстановительно-реабилитационный медицинский центр. Я даже подумывала съездить туда, да время тратить не захотела. Зачем туда отправляют Закатного? Скольких его друзей-соратников и как сильно искалечили выродки грязи, укравшие Йеру и Аери? Надо было спросить, видел ли он уже своих братьев по оружию.
   Надо как-то поднять себе настроение, пока я совсем не раскисла...
   Для набора номера мамы, висящего в быстрых вызовах, даже не понадобилось доставать планшет. Голосовая команда и набор пошёл...
   -- Алло, -- произнесла мама, явно не сообразив, что звонок от меня.
   Опять она какая-то рассеянная. Мама -- не я. Она может себе позволить долго отходить от той новости, что я ей последний раз сообщила. Не надо, не сейчас. Отвлечь её надо.
   Следующая фраза слетела с языка, едва родившись, весело и необдуманно:
   -- Мама, а я замуж вышла!
   Послышался звук бьющейся посуды, и мамин высокий, напрочь обалдевший голос:
   -- Что?!!
   Дальше я хохотала так, что у меня слёзы по лицу ручьём текли.
   -- А-а-а... я готова многое отдать за то, чтобы увидеть выражение твоего лица!.. -- выдавила я, задыхаясь от смеха.
   -- Ой, Доминика!.. -- мама всегда говорила, что у меня очень заразительный смех, поэтому, слушая меня, она поневоле начинала тоже смеяться. -- Не шути так больше! Я аж проснулась...
   -- Ладно, не буду, -- пообещала я. -- Мамочка, я доехала до Гирита, буду тут ещё шесть дней. Звонила тебе сказать, что я добралась. Позвони мне, как выспишься, ладно?
   -- Обязательно, -- отозвалась мама, прежде чем отключиться.
   Настроение после разговора с мамой оставалось на недосягаемой высоте. Мне этого заряда хорошего настроения надолго хватит!
  
   Глубоко вздохнув и натянув на лицо самое беспечное выражение, Тау всё же миновал порог закрытой лечебницы для воинов Литу. Он боялся. Отчаянно, до отвращения к самому себе боялся взглянуть на братьев, которых бросил в беде. С этой компанией он связан с самых ранних лет прочными узами дружбы, что бывает крепче родства.
   Перед входом в палату он ненадолго задержался. Позволил себе мгновенье покоя и отвлечённых мыслей. Сознание цеплялось за что угодно в попытке отвлечься. Например за то, что в коридорах построек детей Литу пол и стены не имеют чёткого стыка, сливаясь овалом. Или то, что цвет стен здесь спокойный серый. Не стерильный белый, как в больницах людей, не уныло пыльный, а спокойный, надёжный оттенок серой стали. Успокаивающий.
   Изгнав из сознания страх и стыд, Тау открыл дверь. Они здесь все четверо. Лежали на своих широких низких койках в просторной светлой комнате. Рону и Йен спали, Аран с Рау азартно резались в настольную игру.
   Рону Золотой, самый спокойный и рассудительный воин Литу в их компании.
   Рау, родной брат самого Тау. Они появились на свет близнецами, но непохожими. Ловкого, гибкого, узкокостного тицианового Тау, и тёмно-алого, в черноту Рау, невозможно перепутать. Рау, младше Тау на два месяца (Закатного извлекли на свет раньше и хирургическим путём, а не естественным образом), заметно больше, шире в кости и тяжелее. Взгляды на жизнь и интересы двойняшек, как и внешность, порядком разнились, иногда оказываясь диаметрально противоположными.
   Йен, единственный среди них чёрный, хотя, скорее тёмно-серый марилиту. Отчаянный и рисковый, вечно вляпывающийся во всё, во что только возможно.
   Особняком стоит сказать о старшем в боевой пятёрке. Аран Радужный, отец Аери. Остальным, как Тау, по двадцать восемь, но Арану уже тридцать три. Его приставили к Тау, Рау, Рону и Йену ещё когда тем было по десять лет. В сознании Тау это случилось как минимум пару-тройку жизней назад.
   Братья выглядели... измучено и жалко. Ударом стало то, что их не только искалечили, но и обрили. Унизили, смешали воинский дух с грязью.
   Он бросил их. Удрал. Собственного близнеца оставил на растерзание... Он должен занимать одну из этих коек. Вместо этого Закатный возмутительно здоров и доволен жизнью. Хоть волосы додумался убрать, предатель...
   -- Тау, брат!.. -- обрадовался как мальчишка его близнец.
   Правая рука Рау по самое плечо в жёстком лангете, перебинтован он едва ли не с кончика хвоста до ушей. Тау знал -- повязки скрывали ожоги, глубокие порезы, колотые раны и частично снятую с мяса чешую. Так было у всех. Разница только в количестве ожогов, ран, и сломанных костей. Хотя судя по живости изувеченных воинов -- их уже изрядно подлечили. Вывели из крови дрянь, которой воинов травили.
   И теперь им скучно. Они бы сбежали, если бы хватало сил. Даже рассудительный Аран, безумно скучавший по жене и сыну.
   Друзья, конечно же, ни в чём Закатного не винили. Гордились, что Тау в одиночку доделал то, чего не осилили впятером. Радовались, что всё удалось. Аран так вообще простил Тау всё вместе скопом и заранее.
   Собственное состояние не могло не угнетать воинов, но они это хорошо скрывали. Бодрились. Надеялись быстро восстановиться на Миррасе, куда их отправляли. Выспрашивали у Закатного подробности "ну как всё прошло?!". Скупо рассказывали, то, чего не видел Тау.
   Рау замолчал посередине фразы. Сощурился, уставившись на близнеца. Приблизился вплотную. Протянул к брату относительно здоровую левую руку...
   -- Твою Подземного Бога через три кольца!.. -- корректно высказался Рау Яростный. -- Ты что, женился?!
   -- Да ну, быть не может!.. -- не поверил Йен, насколько возможно приподнявшись на своём месте. Цеплялся за перекладину, подтянувшись на руках. Полностью вставать он пока ещё не мог.
   -- Наш Тау "никогда в жизни, нафиг мне эти проблемы"?! -- Аран внимательно изучил коротко обрезанную прядь.
   -- Когда? -- лаконично поинтересовался Рону. -- Мы меньше месяца не виделись.
   Тау ловко вывернулся из круга родичей, выдернув из руки близнеца короткую косичку. Ответил:
   -- Четыре дня назад.
   -- И кто эта отчаянная? -- с весёлым смешком поинтересовался Аран, привалившись к стене. Ему тяжело держаться в вертикальном положении из-за переломов.
   -- Не ваше дело, червяки обнаглевшие! -- зашипел Закатный.
   -- А-а, ты на испытательном сроке, -- с пониманием сказал флегматичный Рону. -- Боишься, что придётся обрезать вторую прядь...
   Нашедший свою избранницу марилиту носил обрезанную прядь с правой стороны, свободный после расставания -- с двух, пока не отрастут. Только после того, как пряди достигнут прежней длинны, воину разрешено делать новое предложение другой девушке.
   -- Ничего он не боится, -- весело оскалился Рау. -- Чтобы мой брат да отказ получил!..
   -- Она -- может, -- вздохнул Закатный. -- Действительно отчаянная...
   Новость, что Тау добровольно связал себя, вызвала бурю эмоций у братьев. Красавец и умница Закатный с подростковых лет неизменно находился в любимчиках у женской части населения, не зная отказа и недостатка внимания. Его можно было всерьёз увлечь. Но не более. Пару раз влюбившись, охладевал до отвращения быстро. Девушки называли его "ледяным принцем" и "отравой души", а ещё "бесчувственной скотиной". Все их попытки привязать к себе Закатного терпели неизменный крах. Они влюблялись, а воин храма отворачивался, когда задумывалось, что будет совсем наоборот. Вереница разбитых сердец за ним тянулась изрядная.
   Порядком заинтригованные друзья отодвинули подальше свои немалые проблемы, живо интересуясь, как его угораздило вляпаться и кто виновница.
   Тау отбивался как мог, через слово посылая любопытствующих на экскурсию в некоторые части дома и тела Подземного Бога. Ругаясь и отбрыкиваясь от излишнего любопытства, тайком радовался, что они не впали в депрессию. Поэтому лишь подстёгивал их любопытство, выдавая самую незначительную информацию по капле.
   Тициановый марилиту сомневался, что сам остался бы в норме. Как часто говорил Аран -- Тау через край умён. Видит слишком много, понимает слишком глубоко, не в силах проще относиться к этой жизни. И здорового пофигизма с эгоизмом Закатному изрядно не хватает.
   Казалось, что времени прошло всего ничего, а врачи уже недвусмысленно приказали здоровому воину выметаться и дать отдых раненым.
   -- Тау, -- остановил на выходе голос Рау, заставив обернуться. -- Ты её хотя бы любишь?
   Не сразу, но тициановый с непонятной, смутной тоской ответил:
   -- Даже больше, чем мог себе представить.
   -- А она? -- уточнил проницательный Рону.
   Тау не ответил на этот вопрос даже самому себе.
   -- Сочувствую, братишка, -- без тени иронии произнёс Рау.
   -- Завидуй лучше, червяк рыжий! -- обозлился Тау. -- Сочувствовать я тебе и Йену буду, когда найдёте избранницу по приказу верховных матерей, а не по выбору души!
   Закатный стремительно вылетел за дверь, больше не обернувшись.
   Рону, женатый уже три года, внутренне согласился. Дети Литу очень серьёзно относились к выбору спутницы жизни и подобным отношениям в целом. Если марилиту до определённого времени так и остаётся свободным, Верховные Матери находят пару среди таких же одиночек. Сроком на пять лет. По прошествии срока очень немногие разрывают эти узы.
   -- Кажется мне, что братишка попал куда сильнее, чем все мы, -- высказался Рау, глядя в след близнецу. -- Наши раны заживут. А его...
  
  
   Тау был прав, заскучать я не успевала. Дел, помимо "выдрыхнуться про запас на месяц", хватало. Не тех, которыми меня грузили по практике, а тех, которые я себе сама назначала выполнить.
   Например, переругаться... тьфу, перезнакомиться с участниками экспедиции и подобрать ключик к старшему куратору. Ключик, кстати, подбирать не понадобилось. Подтянутый, крепкий и бодрый седой старикан, подходящий к рубежу семидесяти лет, восхищался моим отцом как специалистом и принял меня радушно.
   Последний раз практиканта отправляли в такую далёкую и не самую простую экспедицию лет десять назад, на памяти Амвросия Александровича. Этим заковыристым именем звали моего нынешнего куратора. Впрочем, он отзывался и на простое "дед Саныч", и на прозвище, звучавшее как "Сыч".
   Сложная... далёкая... по большей части историко-археологическая экспедиция. Мы идём на место одной странной находки. Что там -- никто из непосвящённых не знал, информацию сразу же засекретили. Но по своим источникам мне удалось добыть шёпотом передаваемый слух. Слишком нереальный, чтобы поверить ему просто так. В том направлении пропал мой папа. Да попробовал бы только декан меня не пустить...
   Попасть туда по собственной прихоти без разрешения малореально. Объект закрытый и даже точное местоположение раскопок держится в тайне. Дабы не скакали по хрупким костям секретного объекта орды придурковатых туристов и недипломированных любителей.
   Когда я не пропадала в местном отделении исследовательского института, то бегала по округе и общалась со сверстниками. Каждый вдох, каждая минута жизни, каждое движение... упоение жизнью. Ловила мгновенья, живя так, будто всё вокруг, и солнечный лучик, и ветерок с реки, и гусеница на листочке -- чудо. Даже общество Ирмы не вызывало раздражения. Леший говорил, что это я на неё влияю, что блондинка стала серьёзней, внимательней и перестала ныть. И, кажется, я даже точно могу назвать последний поворотный момент, помимо расправы над валевисами.
   -- Зачем ты таскаешь с собой эту древность? -- Ирма ткнула пальчиком с изящным розовым ноготком в мой блокнот и пачку акварельных карандашей.
   -- Ты что, с ума сошла? -- мирно поинтересовалась я. -- А зарисовки где и чем делать?
   -- Да зачем их вообще делать? -- искренне удивилась девушка. -- Есть же фотоаппараты и планшетники, чтобы текст набрать. У тебя вон тоже планшет...
   -- Ирма, -- оборвала я без угрозы. Мне вообще не хотелось даже мимолётно раздражаться. -- Представь ситуацию. Ночь, темнота. Дождь. В коротких проблесках молний ты видишь что-то невообразимое! И единственное, что ты можешь сделать -- карандашами на бумаге воспроизвести то, что видела. Рисование тренирует зрительную память. Если ты рисуешь, ты подмечаешь и запоминаешь значительно больше деталей, чем если фотографируешь. Поняла?
   С сомнением посмотрев на меня, блондинка неуверенно кивнула. Я достала планшет, загрузила фотографию. Перелистала блокнот, нашла рисунок. Показала оба изображения.
   -- Скажи, где больше души?
   Медленно и внимательно рассмотрев фотографию и рисунок, коллега кивнула уже более уверенно.
   -- Я поняла. Кажется... Но ты слишком хорошо рисуешь. Я так не смогу.
   Вздохнув, я произнесла, заглянув в голубые глаза красавицы:
   -- Ирма, я понимаю, что ты не сменишь свои жизненные приоритеты, так уж ты устроена. Но хотя бы начни свои руки использовать не только для подпиливания ноготков, а голову -- не только для мыслей о симпатичных мальчиках. Начни думать и делать, а не стенать и мечтать. Даже если ты практику завалишь, всё это пригодится.
   Для меня это был просто разговор. Разве что немного более откровенный, чем обычно со сверстниками. Для Ирмы он оказался одной из поворотных точек.
  
   Мама позвонила мне рано утром. Обычно в это время я уже делаю разминку, но в этот раз решила плюнуть и отоспаться.
   -- Привет, мамочка... -- ответила я, нацепив гарнитурный наушник.
   -- Привет, малышка! -- родной мамин голос вызвал в моём полусонном сознании образ согревающего солнца. -- Ну как ты?
   -- Жить можно...
   Минут пять мы трепались в своё удовольствие ни о чём и обо всём одновременно. Вроде как мимоходом я спросила о том, удалось ли завернуть мою дорожку в Летшасс официально. Я туда в любом случае поеду, вопрос только в том, чем мне это грозит. Мама замолчала ненадолго. Ответила:
   -- Да, всё удалось. Ты можешь прервать свою практику в любой момент, на любое количество времени. Известишь начальника, он отметит, потом вернёшься когда пожелаешь. Защита тебе продлена до года.
   -- Ну и хорошо, -- ровно отозвалась я.
   Временами мне становится безразлично, смогу ли я подтвердить свой диплом. Главное, чтобы получилось всё запланированное. И неважно, будет у меня при этом подтверждённый статус или только отцовское имя.
   Не затягивая тишину, мама осторожно поинтересовалась:
   -- Послушай, дочь моя... твоей недавней шутке есть реальная причина?
   Умная у меня мама. Порой слишком.
   -- Ну, предположим... -- неопределённо отозвалась я.
   -- И насколько всё серьёзно? -- Ой, какие мы настороженные. Мама, расслабься, что бы ни было, закончится ничем.
   -- Мам, ты правда хочешь это знать?
   -- Конечно, хочу! -- Сколько возмущения-то. -- Ты мне дочь, или мимо пробегала?! Должна же я знать, что с тобой там происходит!
   -- Не вопи, -- поморщилась я. -- Ладно, мам. Кое-что я тебе скажу. Всё не так, как тебе кажется. Куда сложнее. Тау -- марилиту. Храмовый воин, как па... дядя Раа. Даже того же рода -- он Морриш.
   Несколько мгновений висела тишина. Потом мама выразилась ёмко и откровенно. Помолчала. Вздохнула и сказала:
   -- Ты была оригинальна в любом деле, цветочек мой.
   Хмыкнув и улыбнувшись, я сказала:
   -- Репейник я, мам, репейник. Сорняк в розарии. Я тебе фотку скину. Потом. И, мам, как там дела с моим братиком или сестрёнкой?
   -- Вот вернёшься и поговорим, -- пригрозила мама.
   -- Обязательно, -- согласилась я. -- Ну, пока, позвоню перед отъездом.
   Пока мы разговаривали, я успела полностью проснуться. Подумала. Оторвала голову от подушки и посмотрела в окошко. Ещё раз подумала. Засунула голову под подушку и закрыла глаза. Да ну всё нафиг, я сегодня до обеда не встану...
  
   Экспедиция, наконец-то, собралась. Доехали те, кого не хватало, довезли оборудование, собрали провизию. Отправление состоится уже завтра, и, надеюсь, на этот раз без неожиданностей. А то я заскучаю и впаду в депрессию.
   За день до того ребята решили устроить мне вечер прощания. Я не против. Успела привыкнуть к ним. В обстановке вне учёбы общение со сверстниками оказалось не таки тягостным. Проще, ближе, легче.
   Хотя я и не курила, но пачку сигарет у Ирмы упёрла. Блондинка вручила мне их со словами "на всякий пожарный, в этой глуши ничего достать нельзя". Мне нравился этот запах. Не пакостный табачный, а с жасмином, тонкий, необычный. Поэтому и сунула в один из боковых карманов штанов. В тот, что возле колена.
   Сидели мы недолго, но душевно. И провожая до отдельной выделенной мне комнаты, Лёха сказал:
   -- Знаешь, Доминика, если бы ты умела дружить -- мы бы с тобой стали лучшими друзьями.
   Я так удивилась, что аж остановилась, с обалдевшим видом посмотрев на одногруппника.
   -- Я умела? Леший, ты что, издеваешься? Я умею дружить, Лёха! Это меня всегда отталкивали.
   -- Но я же никогда такого не делал, -- Лёха посмотрел сверху вниз, но не с высока. Внимательно, серьёзно. Не виноват же он в том, что гораздо выше меня ростом. -- Я согласен, что у нас дебилов хватало. У меня тоже среди нашей группы друзей-то нет, кроме тебя. Но ты всегда в стороне. Выше и дальше любого. Обособленная. Ты принимала мою поддержку, когда необходимо, давала свою в тех же ситуациях. И мы с тобой могли бы стать настоящими друзьями, Доминика. Лучшими. Мешала этому только твоя холодность и отстранённость.
   Парень говорил, а я смотрела на него и медленно теряла ощущение реальности. Пауза оказалась достаточно длинной, чтобы я её заметила. И ответила:
   -- Моя паранойя этому мешала, Лёшка. В большинстве случаев оправданная. -- Сделав ещё пару шагов и остановившись у своей двери, я опять посмотрела на Лешего. -- Ладно. Не получилось на учёбе, давай попробуем стать друзьями на практике. Если тебе это всё ещё нужно.
   -- Шутишь, Кобра?! Ты самая необыкновенная личность, которую я в жизни встречал. Пренебречь твоей дружбой я не смогу. И не стану. -- Леший улыбнулся. Протянул мне руку. -- Давай попробуем.
   Схватив коллегу... друга за руку, сжала выше локтя в особом жесте доверия. Приятелям такого не позволяют. Если сдавить пальцы чуть сильнее или немного сместить -- можно причинить жуткую боль. Ладонь Лешего, так же обхватившая теплом мой локоть, в первый момент вызвала приступ острой паранойи. Желание вырваться и отступить я подавила. Попробуем, друг...
   Попрощавшись с Лёшкой, я долго стояла посреди своей комнаты, пытаясь осознать, что это было вообще. Ты меня изрядно озадачил, Леший. Потому что я действительно не умею дружить. Что поняла только сейчас.
   Так ни к чему и не придя, я вытряхнула из головы лишние мысли, перебрала свои вещи, всё перепроверила, сложила и упала спать.
  
  
  
  
   Торными тропами
  
   Утро выдалось солнечное, жаркое и сухое. Тяжело дышать. Шарфик вокруг шеи. Такими темпами скоро придётся распаковывать новый.
   Попрощались с ребятами мы легко, без неловкости и натянутости. Лёшка только потребовал на прощание:
   -- Не забывай отзваниваться, Кобра!
   -- А ты не забывай присматривать за девчонками, -- кивнула я в ответ без улыбки. Усмехнулась и весело добавила: -- Побрейся, Леший! Ты ни разу не брутален со своей куцей бородёнкой.
   Лёшка провёл ладонью по щеке и смущённо отозвался:
   -- Я бритву потерял...
   Снова стало жалко оставлять прошлое за спиной. Хотелось продлить, досказать, сделать что-то большее... Непривычно чувство. Незаконченная, протянувшаяся в будущее краткая вечность.
   Вдохнуть, прикрыв лицо шарфиком. Никакого будущего нет. Впереди -- интереснейший путь. И у меня совсем нет лишнего времени, чтобы его ещё и бездарно терять. Выдох.
   Слишком сухой воздух.
   -- У тебя всё хорошо, малышка? -- дед Саныч, занимавший место водителя в джипе, где я расположилась на пассажирском сидении рядом, обратил внимание на мой бледный вид.
   -- Вполне, -- улыбнулась я, кивнув. -- Просто не выспалась.
   -- Ну, тогда откинь спинку кресла и спи, -- посоветовал начальник экспедиции, заводя мотор. -- Путь долгий, успеешь ещё по сторонам насмотреться.
   -- Угу, -- согласилась я, откидывая спинку назад.
   Я тут уже была, и что-то новое ближайшие пару суток едва ли увижу. Так что -- гарнитуру в ухо, включить музыку и расслабиться. Главное -- не думать. Ни о чём лишнем. Только не думать и не вспоминать...
   Первый день мы почти не останавливались. Только к ночи достигли вехи первой ночёвки, где быстро разбили лагерь. За день все так измотались, что, едва приготовив ужин, расползлись спать, кто по машинам, кто по палаткам.
   Я предпочла ночевать в джипе, откинув сидение до предела. Покрутившись и кое-как устроившись, с искренней ностальгией вспомнила ночёвки под небом в обществе Тау. Одёрнула себя за излишнюю меркантильность и любовь к комфорту, закуталась поплотнее в своё тонюсенькое, но тёплое одеяло, закрыла глаза. Как-нибудь переживу. Меня слишком напрягает необходимость с кем-то делить пространство во время сна.
   Дети Литу -- это другое. Я скорее буду спокойно спать в гнезде с кобрами, чем в одной палатке с кем-то двуногим, да ещё и противоположного пола. Кроме папы... Ну а Леший с девчонками не в счёт, ситуация другая. Им я доверяла. В определённой мере. Над ними я верховодила.
   Теперь задача-максимум -- уснуть. Только без призраков...
  
   Проснулась на рассвете. Солнце ещё не взошло. На окнах и брезентовой крыше осела конденсатом влага.
   Тело как деревянное. Боль в костях и суставах уже давненько так не мучила. Кое-как распрямившись, я начала медленно, не спеша, даже глаз не открывая, тянуть мышцы. Заставляя нервы проводить сигналы от тела к мозгу и обратно. И заветная капля под язык. Только ощутив возможность ходить с уверенностью, что нога за ногу не зацепится и я не рухну на ровном месте, встала.
   Лагерь потихоньку просыпался, готовили завтрак. Хорошо, что в экспедиции штатные повара есть. Все заняты своими делами. Дождавшись завтрака, я получила на раздаче свою тарелку и кружку с чаем.
   -- Малышка, не стой неприкаянная, иди сюда! -- позвал дед Саныч, завидев меня возле котелка.
   Начальник экспедиции сидел за раскладным столиком в обществе ещё троих учёных: двух археологов и одного ксенобиолога. Где-то здесь ещё историков двое бродит, трое геологов, один компьютерщик, способный настроить любое оборудование в любых условиях. Остальные пятнадцать участников экспедиции -- помощники и рабочие. Ну и я -- единственная практикантка.
   Я без лишних церемоний упала на стул рядом с начальником, пожелала всем доброго утра и глянула в свою тарелку. К горлу подкатил ком. Так-так... Обойдёмся чаем. Он как раз крепкий, чёрный, сладкий. Всего в меру.
   -- И чего это ты не ешь, маленькая? -- заметил отсутствие у меня аппетита завтракающий с видимым удовольствием Сыч.
   -- Не хочется, -- мотнула головой я. Взглядом оценив, насколько его тарелка больше моей, добавила: -- Я вообще не люблю есть.
   -- Доминика, девочка, да ты ж тощенькая, ростику маленького, бледненькая, сама как тень, -- по-дедовски отчитал меня Сыч. -- Если есть не будешь, я ж тебя не довезу даже туда, не то что обратно... Ну-ка давай ложку в руки и хоть немного позавтракай!
   Вздохнув, я вынужденно кивнула и обречённо уставилась в тарелку. Каша с кусочками мяса. По идее это должно быть вкусно. И я, наверное, такую штуку даже люблю. Когда-то любила. Когда могла есть без риска оставить съеденное под ближайшим кустом. Думаю, от пары ложек меня вывернуть не должно. А потом своим специализированным сухим пайком закушу.
   Минут через пять жить на этом поганом свете стало легче, утро перестало казаться редкостно гадостным. Даже не затошнило от еды. Я начала потихоньку присматриваться к окружающим -- спецам и персоналу. Поверхностно о них я уже кое-что знала, но мне с этими людьми работать бок обок.
   Больше всего интереса вызывали, несомненно, ксенобиолог и дед Саныч. Биологом была женщина лет сорока, худая, поджарая, со строгим узким лицом и тонкими вечно поджатыми губами, сухая в общении и несколько чопорная в манерах. Звали её Беатрис Сележ, кроме как "мадам Сележ" или "госпожа Беатрис" к ней никто не обращался. Мне будет с ней сложно.
   Сыч же, наоборот, был дедом общительным, щедрым на внимание, добряки и разговоры. Тем более что мне он симпатизировал. Значит, моя первая опора в отсутствие своего собственного авторитета -- мой же начальник.
   Когда лагерь стал сворачиваться, у меня возник выбор -- поехать в большом джипе-"сафари" с основной компанией коллег, или снова занять место рядом с Санычем. Практика говорила, что неплохо бы поближе узнать будущих коллег, найти с ними какие-то точки соприкосновения. А перевернувшийся внутри желудок жёстко приказал валить к Сычу и не рыпаться. Ну и валю, и не рыпаюсь. Пофигу, успею ещё, а пока ради спокойной жизни мне не жалко прослыть среди персонала любимицей Сыча.
   Забравшись на своё уже почти привычное место в джипе начальника, я очень остро поняла, что совершенно не выспалась сегодня. Казалось, будто меня всю ночь ногами били. В военных берцах.
   Поймав себя на том, что снова, уже привычным жестом, обхватила браслет на запястье, осознала острую тоску по змею. Как же мне тебя не хватает, Тау.
   Что это? Что за новое чувство? Я -- скучаю? Как странно. А скучаю ли? Или мне просто неуютно в этом обществе и не хватает защиты? Заодно с комфортом. Прислушавшись к себе, я поняла, что мне правда не хватает защиты. И того тепла, что он дарил. И вообще -- ощущения Закатного воина рядом. Рядом с кожей и душой...
   Жёстко себя осадив, прикрыла глаза. Загнала поглубже всё лишнее. Нельзя впадать в апатию, меланхолию или, упасите боги, депрессию. Никакой рефлексии, Доминика. Есть цель. Есть дорога к ней. И никто не обещал, что в дороге всё будет идеальным.
   Откинув спинку, я исхитрилась полулечь максимально удобным образом. Закрыла глаза. Музыка в пути очень выручает. Под неё можно уснуть в любой ситуации...
   И всё же где-то под языком и в груди оставалось неподавляемое сосущее чувство одиночества и тоски. Я скучаю по тебе до боли, Тау...
  
   Сыч, ненадолго оторвав взгляд от дороги, посмотрел на девушку. Какая же скотина отправила этого беспомощного ребёнка в такое далёкое путешествие... Маленькая, упрямая, жутко не любит показывать, что с ней что-то не в порядке. А меж тем ведь, кажется, девочка больна. Так не скажешь, шустрая, посмотришь как разминку делает, так вообще само здоровье, но Сыч всегда внимателен к мелочам. И сейчас мелочи говорили -- у этой маленькой, сильной, уверенной и упрямой крохи есть проблемы.
   Придётся беречь её. Дочку и наследницу известного на весь мир Доминика Грасс. Помочь когда надо, поддержать.
   Возможно, что однажды она покорит вершину большую, чем её отец. Сыч, в отличие от многих других, талант и ум видел издалека. А тут не только талант, ум, но ещё и серьёзная целеустремлённость. Негранёный алмаз. Только гранить это сокровище отнюдь не Сычу. Он может лишь дать ей всё, что она запросит, и ещё немного больше.
  
   Весь этот и следующий день я провела в полусне. Просыпалась, что-то делала, но всё происходило будто не со мной. Номер Тау недоступен. Тоска по отцу отпустилась на мои плечи серым пеплом. И я бы не поручилась за то, о каком отце так тоскую сильнее -- папе или дяде.
   Всё-таки стресс давал о себе знать. Лучше я посплю, чем впаду в депрессию.
   Когда на третий день экспедиция остановилась на ужин и ночлег, я встряхнулась и вроде бы даже очнулась. Во всяком случае, огляделась более осмысленно.
   Более-менее накатанная дорога, пылища, однообразный пейзаж саванны субтропиков. Климат ближе к тропическому.
   Дурацкий скучный путь! Ещё три дня так. Приходится делать крюк, чтобы не идти по лесу своими ногами. Поэтому путь растягивается.
   Остановились засветло, и ужин приготовили задолго до темноты. Быстро перекусив, я всем телом ощутила непреодолимое желание двигаться! Поманило, потянуло, потащило бешеным зовом, хоть вой...
   Оставив планшет и кобуру с тяжёлым револьвером в джипе, закрыла машину. Воровство в маленькой группе нереально, но паранойя требует внимательности к мелочам.
   Пройдя через весь лагерь, я зорко оглядывалась, примечая что, где и как расположено. Дистанционно включила музыку на планшете. Быстрая, называемая тяжёлой, но вызывающая лёгкость и желание двигаться в особом ритме. Поймала себя на том, что уже иду под музыку. Отошла шагов на тридцать от лагеря. Быстро провела основную разминку, включавшую в себя приведение дыхания к особому ритму. Закончив, выпрямилась. Прикрыла глаза. Раз, два, три...
   Сорвавшись с места, я побежала, двигаясь плавными, затяжными прыжками. На крышу большого фургона одним слитным взлётом по стене. Полупрыжок, полуперекат по крыше. Едва коснувшись ногой края, кувырок через голову, не сгибая ног. Пружинисто приземлиться, плавно сорваться с места. Препятствий ещё много. И все мои!
   До конца полного круга оставалось совсем чуть-чуть.
   Вниз с крыши машины, развернувшись в воздухе. Косое приземление для ухода в перекат...
   Нога подвернулась. Среагировав, тело рефлекторно ушло в перекат. И растянулось на земле. Не спеша встать, я лежала не шевелясь на пыльной траве и медленно дышала. Пыталась ощутить, насколько серьёзно повреждена нога.
   Меня накрыла тень, и начальник экспедиции обеспокоенно спросил:
   -- Сильно ушиблась?
   -- Я? -- уточнила, удивлённо вздёрнув бровь. -- Да я не ушиблась. Отдыхаю просто.
   На лице старика проступило недоверие, но он только кивнул и добродушно сказал:
   -- Ну, раз так, то ладно. Как отдохнёшь -- иди покушай. И не отговаривайся! На ужин две ложки -- это вообще ни о чём. Потому и силёнок нет совсем, что не ешь ничего...
   -- Уговорили, -- легко улыбнулась я. -- Через пару минут встану и пойду поем.
   -- Вот и умничка, -- сказал начальник. -- Твой ужин на "учёном" столике. И не задерживайся, а то всё остынет.
   Провожая взглядом удаляющуюся широкую спину шефа, я думала о том, что иногда выглядеть подростком -- проблемно. Вызывает желание опекать. А я не люблю излишнего внимания к себе.
   Села. Согнула ногу в колене, подтягивая к подбородку. Вроде ничего, только потянула немного. Сама виновата. Нужно было нормальную полную разминку сделать, а не по-быстрому растянуться. Совсем что-то расслабилась.
   Ладно. В принципе, свою порцию движения я получила. Пока что. А там посмотрим.
   Поднявшись, уверенно оперлась на пострадавшую конечность, игнорируя тянущую боль.
   Спасибо Литу, Сыч не поджидал меня за столиком. Так что можно неторопливо, по ложечке смаковать кашу из плодов хлебного дерева, по крохе закусывая печёной лепёшкой и запивая обычной водой. В таком созерцательно-расслабленном состоянии я провела весь вечер. Амёбное существование периодически необходимо. Удобно наблюдать за людьми и миром, когда в душе ничего не рыпается лишний раз. И вообще, я делом занята, я ем...
   Уже давно стемнело, когда Сыч обратил внимание, что я ещё и не думала спать.
   -- Ты всё ещё не доела?! -- изумился старик, подойдя поближе.
   -- Это третья порция, -- не поведя и бровью, соврала я. -- Лопну же, всё доедать.
   -- А, ну если так... -- повёлся Сыч. Сел напротив, подпёр массивными кулаками заросший седой щетиной широкий подбородок. Пытливо посмотрел на меня своими светло-синими, умными и проницательными глазами. -- Вставать завтра рано, малышка. Опять полдня проспишь.
   -- Ну и просплю, -- беспечно ответила я. -- Всё равно делать нечего...
   Настроение было такое мирное, что не хотелось ни с кем и ни о чём спорить.
   -- Чем ты больна, малышка? -- Сыч произнёс это так неожиданно, что до меня не сразу дошёл смысл фразы. А когда дошёл, я мигом подобралась. -- Ты скажи сразу, чтобы я в случае чего знал, что делать. Мало ли, что в пути может случиться. А я за тебя отвечаю, -- серьёзно сказал старик, внимательно глядя на меня. Не пристально, а озабоченно, как человек, который пытается понять, как ему поступить лучше.
   Ослабив натянутую в душе струну, ответила, пожав плечами:
   -- У меня плохая иннервация по всему телу, но это неопасно, неудобно только. Иногда меня руки-ноги не очень слушаются, по утрам особенно, и я могу не чувствовать боли, жара, холода. От этого же ещё и иногда блуждающие боли по всему телу. И ещё астма. В сухом воздухе переходит в тяжёлую и острую фазу.
   Сыч обеспокоенно спросил:
   -- У тебя все лекарства с собой есть?
   Дёрнув шарфик на шее, я ответила, легко улыбнувшись:
   -- Не просто с собой, а на мне. Дед Саныч, вы не беспокойтесь, ничего со мной не будет. Любой приступ купируется одним-двумя вдохами через эту прозрачную тряпку. Пропитки на месяц хватает с лихвой. И у меня таких с запасом. А с иннервацией ничего не сделаешь, только спортом немного выправляется.
   -- Смотрю, ты подготовилась, -- едва заметно улыбнулся и кивнул начальник.
   -- Я же не новичок, -- серьёзно кивнула в ответ. -- Только выгляжу маленькой.
   Успокоенный Сыч вскоре ушёл спать. А я ещё долго смотрела в небо, на звёзды. Пожалуй, сегодня я больше не буду тревожить пострадавшую ногу. Пусть тянет сорваться в движение. Переживу.
   Встав, я подошла к джипу. Спать? Никакого желания нет.
   Достав куртку и беспалые перчатки, полностью запаковалась в свой камуфляж. Вытащила из рюкзака плотно сложенный квадрат размером с две мои ладони. Отошла подальше от лагеря. Зажала квадрат посередине, потом потянула за края и вскоре расстелила по земле тонкое и лёгкое, но очень плотное одеяло. Не шуршащее, не пропускающее влагу и сохраняющее оптимальную температуру. Расположилась на расстеленном. Закинув за голову руки, уставилась в небо. Сколько звёзд...
   Я скучаю. По маме и Тау. Интересно, что будет, если мама его увидит? Не "когда". Именно "если".
   Ловлю себя на том, что начинаю ехидно улыбаться, представив мамину реакцию. И вспоминаю о том, что не только я потеряла Раа. Но и мама. Которая, в отличие от меня, оплакивала его. А я только проклинала.
   Полуприкрыть глаза. Пора перебрать себя по винтикам, привести в порядок. Починить не удастся, но заставить как-то более адекватно функционировать -- возможно. Как минимум полночи сегодня придётся посвятить подлатыванию собственной расшатавшейся психики. Я и так не всегда в равновесии. Депрессия кружит неподалёку как патрульный крейсер. Только начни тонуть -- она тут как тут. А чтобы отогнать... Придётся пройти через острую фазу.
   Надеюсь, ночи мне хватит.
  
   Чужое касание к моему плечу заставило вздрогнуть и открыть глаза. Не меньше четверти минуты понадобилось на то, чтобы узнать одного из геологов. Виктор Рахтин, то ли фейри-восьмушка, то ли квартерон. Ксен# мог затесаться как два, так и три поколения назад. Светловолосый, светлоглазый, с правильными чертами лица. Скулы и подбородок узковаты для такого разворота плеч и широких запястий. Короткая стрижка, запылённый степной камуфляж, чуть за тридцать возраст, в целом симпатичный мужчина, располагающий к себе внешностью и манерами.
  
   # Ксен -- просторечное название любого представителя Малых Народов. Преимущественно используется для обозначения фейри, способных иметь общее потомство с человеком.
  
   Какого фига ему от меня надо?
   -- Ты почему на улице спишь, практикантка? -- поинтересовался геолог, склонившись надо мной и уперев ладони в колени.
   -- Хочу и сплю, -- проворчала, зевнув в кулак. -- Когда успели запретить?
   -- Да никогда, -- недоумённо пожал плечами геолог. -- Но ведь холодно же ночами, да и от лагеря ты в стороне, а этого нельзя...
   -- А ты в часовые записался? -- удивлённо вздёрнула бровь я, выпутываясь из одеяла и приподнимаясь на локтях.
   -- Злая ты, практикантка, -- обиделся парень, выпрямляясь. -- Я ж о тебе забочусь.
   -- Кто тебя моей штатной нянькой назначил? -- демонстративно удивилась. Потянулась, снова зевнула. -- И вообще, покажи мне того ненормального, который рано утром доволен жизнью и не раздражён...
   -- Я, например, -- Виктор гордо ткнул себе в грудь указательными пальцами сразу с двух рук.
   Окинув его взглядом, я скривилась и ответила:
   -- Тебе показалось. На самом деле ты поднял себе настроение тем, что разбудил меня. И твоё злорадствующее чёрное сердце греет мысль, что не ты один мучаешься!
   Виктор весело хохотнул и кивнул, сказав:
   -- Уела! Тогда я пойду позлорадствую, а ты поднимайся, ворчи и наслаждайся этим невыносимо пакостным утром.
   Лучезарно улыбнувшись, геолог гордо удалился, оставив меня наедине с собой. Зараза, но обаяшка. Утро, ненавижу утро...
   А, ладно. Проснулась уже. Пора потихоньку, понемногу начинать разминаться. Так, для профилактики. Ещё умываться и приводить себя в порядок.
   Когда среди персонала началась обычная утренняя возня, я уже пришла в себя. Даже сделала пробежку вокруг лагеря. Хотя просто так бегать -- это скука смертная.
   Глянув на очередь к котелку в полевой кухне, решила, что вполне могу подождать в сторонке. Но ждать не пришлось. Тарелку и кружку мне поднёс невысокий коренастый мужичёк из персонала. Лет двадцать пять, но выглядит старше. По-залийски широкостный, с крупными руками, загорелый. Широкий подбородок и скулы, полные губы, яркие серо-синие глаза. Непривычный для темноглазых залийцев цвет. Он, вроде бы, помощник при нашем биологе. Не столько ассистент, сколько грамотный "принеси-подай-пшёлвон".
   Поблагодарив, приняла тарелку и кружку. Получила в ответ лучезарную улыбку. М-м... кажется, он уже не в первый раз так мне по мелочи помогает. Предыдущие дни, проведённые в тумане, я этого даже не замечала. Наверняка действует по указке Сыча.
   А вот и начальник. И пусть идут нафиг от моего места, я рядом с Сычом сижу! Мне так удобней его терроризировать, вызнавая что-нибудь интересное. Я его редко достаю, но он всегда очень интересно рассказывает. Да и спокойней как-то.
   Тормознув на мгновенье, остро осознала, что снова ищу какую-то опору, способную заменить отца... и Раа. Хоть как-то, ненадолго... Вздохнула, приняла как есть и уселась на своё обычное место по правую руку от Сыча. Радостно пожелала всем доброго утра и без понуканий начальства взялась за еду. Перловка на сухом молоке. Пакость та ещё, размазня переваренная со следовым количеством молока, да и то комками, ко всему ещё и подгоревшая. Но это как раз то, от чего меня сегодня не вывернет. Поэтому -- старательно наслаждаемся жизнью, Доминика...
   -- Дед Саныч, -- позвала я, отвлекая его от завтрака, который он ел с явным отвращением. -- А расскажите ещё о "ночниках".
   -- Ты ж и так знаешь, -- удивился начальник.
   -- Так то в теории. А у вас практика, -- польстила шефу я.
   Старикан, конечно, не устоял. И его рассказ изрядно отвлёк меня от, скажем так, не самых лучших вкусовых качеств завтрака.
   Сегодня провозились перед выездом дольше обычного. Группа подустала, и действовала с некоторой ленцой. Тем более что солнце палило нещадно. Тёмные очки спасали мои глаза, а вот кожу... Я не всегда была белая, как сметана. Бледная -- да, по жизни такая. Белокожая. Но загорать и, особенно, обгорать умела. Раньше. Сейчас это проблематично. Одна прозрачная капелька под язык -- и моя кожа поглощает свет подобно солнечной батарее. Рисковать и перегреваться не стоит, но любой загар или краснота, едва появившись, будто впитывается, меньше чем за сутки сходя на нет. Когда, кстати говоря, я последний раз доставала бутылёк из кармана? Вчера или позавчера?
   Завтрак закончился, народ разбрёлся кто куда. А я вытащила свой стул на солнце и уселась на самой жаре. Буду тепло впитывать. На будущее. Млея от жары, начала потихоньку засыпать... Резко проснулась, когда на мои коленки что-то плюхнулось.
   Корзинка. А в ней -- множество красных волосатых хреней. Моргнув, я через пару секунд сообразила, что это гроздь рамбутана, а вовсе не... не то, что показалось. Подняв глаза, я увидела того же мужика, который подносил мне завтрак.
   -- Это мне? -- указав пальцем на корзинку, уточнила я.
   Мужчина кивнул, чуть улыбнувшись. Подумав было отправить корзинку обратно тому, кто её послал, решила, что это будет невежливо с моей стороны. Ладно. Потом выясню от кого. А пока что кивнуть и ответить:
   -- Спасибо.
   -- Пожалуйста, -- ответил тот неожиданно глубоким и низким голосом.
   Мужик ещё помялся с полминуты рядом, пока я взялась за карду, чтобы почистить это нечто странно выглядящее, но на вкус неплохое. Нечто среднее между персиком и сливой.
   -- Тебе нравится фрукт? -- неожиданно поинтересовался тот, кто мне корзинку притащил.
   Удивлённо поглядев на залийца, я прожевала откушенный кусочек и ответила:
   -- Вполне. Но я одна столько не осилю, -- отодрала от грозди пару штук и протянула мужику.
   Тот осторожно взял и моих рук предложенное, присел рядом на корточки, аккуратно счистил несъедобную шкурку и осторожно начал есть.
   -- О, тут раздают вкусняшки, а меня не позвали?! -- с этим возгласом чужая мужская рука ловко отхватила от грозди пару фруктов.
   -- Убери грабли! -- тут же возмутилась я, оттолкнув Виктора от корзинки. -- Тут не всем раздают, только избранным!
   -- А я что, рожей не вышел на почётную роль Избранного? -- с пафосным возмущением вопросил геолог, картинно раскинув руки и обращаясь к небу.
   -- Маленьким злобным чёрным сердцем не вышел, -- я честно попыталась не поддаться искристому, радостному обаянию учёного.
   Виктор заливисто расхохотался. Посмеиваясь, почистил себе фрукт и сказал:
   -- А что, хорошее прозвище для Избранного. Буду звать себя Чёрное Сердце!
   -- А почему не Маленькое Злобное? -- тут же возмутилась.
   -- Звучит не эпично, -- ответил учёный, уже зажевав одну маленькую рамбутанинку.
   Тут уже расхохоталась я, с таким значительным видом он это произнёс. Только перестав весело ржать, обнаружила, что принёсший мне корзинку залиец куда-то испарился.
   -- Ладно уж, злобный чёрный властелин, -- добродушно проворчала я. -- Цени мою воистину безграничную доброту! Я так и быть делюсь вкусняшками.
   -- О великая! -- геолог с видом озарённого божественным светом монаха упал на колено и поклонился. -- Ваш божественный дар воистину не знает границ в своей доброте и щедрости!
   Я не выдержала и опять расхохоталась, а Виктор в это время с самым наглым видом стащил себе ещё пару фруктов из корзинки.
   Так мы, перебрасываясь шутками и веселясь, ели фрукты. Ругались, плевались и смеялись снова, когда по неосторожности откусывали мерзостную на вкус косточку. Так мы развлекались до самого момента, пока не объявили отправку.
   Вздохнув, я посмотрела в ещё полную корзинку. Отодрала от грозди себе ещё три штучки и остальное вручила Виктору.
   -- Вить, мне столько не съесть. Заберёшь?
   Геолог почесал в затылке.
   -- Ну как-то некрасиво получается, -- отказался геолог. -- Ты и так самая маленькая и ешь меньше всех. Не, практикантка, оставь. Потом дожуёшь. До конца пути всего сутки остались, уж за сутки, небось, эти "волосатики" пропасть не успеют.
   -- Ладно, уговорил, -- слабо улыбнулась в ответ я, судорожно придумывая, куда деть оставшееся.
   -- Ну вот и отлично! -- просиял учёный. Взял ещё парочку рамбутанов и ретировался.
   Мне ничего не оставалось, кроме как, подхватив корзинку, идти в джип на своё законное место. Сыч уже сидел за рулём и ждал меня. Первым делом я предложила начальнику фруктов. Он не отказался и, пока ожидали последние минутки перед отправлением, зажевал их штук пять.
   -- Ты где это добыла, чудо? -- поинтересовался начальник, повертев в руках волосатую фигню.
   -- Разве не вы мне корзинку прислали? -- пребывая в полной уверенности, что это был именно он, удивилась я. -- Мне её ассистент вручил, я думала, только вы могли такое отмочить.
   -- Что за ассистент? -- уточнил шеф.
   -- Не знаю я его по имени, -- дёрнула плечом я. -- Он, вроде, у госпожи Беатрис на побегушках.
   -- У Беатрис, говоришь, -- Сыч усмехнулся уголком рта.
   -- Дед Саныч, -- я недоверчиво поглядела на начальника. -- Вы же не хотите сказать, что эта корзинка мне от Фригидной Су... леди Сележ?
   Заслышав прозвище биолога, коим её величали за глаза, старик весело хохотнул и ничего не ответил.
   Так, всё, я занервничала. Мысли в голову полезли одна параноидальней другой. Доминика, заткни панику! Проблемы будем решать по мере их поступления. Сейчас в голове пометку поставить о Беатрис. Остальное потом. А пока... что меня ещё интересовало?
   -- А сколько до лагеря осталось?
   По моим расчетам выходило, что с нашей скоростью и расстоянием мы должны прибыть не ранее, чем послезавтра. Но Виктор сказал "всего сутки".
   -- Завтра к обеду, -- подтвердил слова геолога начальник.
   И где у меня, интересно, день потерялся? Или мы просто едем быстро? Тут не хайвэй, чтобы на скоростях гонять, дорога больше в воображении проложена, чем на деле.
   Когда мы тронулись в путь, я хотела привычно залечь спать. Да только в этот раз не вышло. Хоть и путь этот и изматывал, но тело и сознание жаждали нормального отдыха. А не этой насмешки над здравым смыслом.
   Впрочем, глаза я всё равно закрыла, врубив музыку. И заняла свой мозг мыслями. Я думала о Тау, Йере и Аери... Но больше всё-таки о Тау. Восстанавливая в памяти его боевой танец. Даже в воспоминаниях он оказался столь завораживающим, что дух захватывало. А шесть рук... О которых я так и не спросила, а Тау предпочёл сделать вид, что ничего такого не было. Но не могло же мне привидеться. Ты безумно занимательная загадка, Закатный.
   Не хочу звонить ему. Иногда молчание присутствия дороже и желанней любых слов. Даже не смотреть в его сторону, просто знать -- он есть рядом. Ощущение спокойствия и какой-то полноценности, когда я у себя в дальней комнате чем-то занята, а мама на втором этаже в своей студии. Друг друга не видим и не слышим, но каждая знает, что другая -- рядом.
  
   К вечеру я поняла, почему мы сэкономили сутки. У нас не было обычных для такой экспедиции полуденных остановок. Как с утра отправились, так только на ночлег остановились. И хоть сегодня лагерем встали раньше обычного, всё равно отмахали приличное расстояние.
   Расположились в месте, которое явно уже не раз служило для лагерей. Всё так цивильно, что аж мужской и женский туалеты подальше в кустах с разных сторон, а не одно общее "очко-яма" на всех. Здесь кабинки с натянутым вместо стен тентом и тростниковой дверью имелись. Ещё бы душ поставили, вообще было б жить прекрасно. А так опять с ладошки из фляги обмывайся...
   Ну, это я ворчу, конечно. По дому и цивилизации скучать начала.
   Дожидаясь ужина, я пошла облазить окрестности. Лес, средний между непроходимыми джунглями и самой обычной тайгой -- особенность этой части Зираса. Вроде жарища тропическая, а растительность не такая уж буйная. Прорубаться не надо. Надо бы побегать и размяться. Но меня сегодня лень обуяла. Поэтому я расположилась под деревом, достала блокнот и стала зарисовывать карандашами пейзаж. Надо иногда композиции тоже рисовать, не только отдельные детали.
   О! Это не листочки на ветке, это геккон притаился! Живём! Нафиг пейзажи. Набросав карандашом посеревшие отмирающие листья и фигурку замершего геккона, размером чуть больше моей ладони. Оттенками, в основном серым, немного с желтизной, как он есть. Когда не сразу поймёшь, что здесь кто-то живой, а не просто... выпуклость на листочке.
   Я так увлеклась, что когда к месту моей дислокации приблизился человек, сознание лишь зафиксировало нечто с пометкой "не враждебно", не отвлекаясь от созерцания ящерки. И обратила более пристальное внимание лишь когда этот "не враждебный" дошёл до моей пятиметровой зоны комфорта. Отвлекаясь от рисунка, я с раздражением посмотрела на нарушителя моего спокойствия.
   Хм. Вообще, ожидала, что это будет Витя. А это опять "принеси-подай" Беатрис. В руках два больших спелых яблока. Одно из них залиец протянул мне.
   -- Спасибо, -- кивнула я, приняв фрукт. Повертела в руках и положила рядышком. У меня ящерка недорисованная, не до еды.
   Мужик переступил с ноги на ногу, в ответ на мой вопросительный взгляд, указал на место примерно в полуметре от меня:
   -- Не против?..
   Подумав, что он желает посмотреть, как я рисую, лишь пожала плечами. Хочешь, смотри, только не мешай. Не первый и не последний, кто мне через плечо заглянуть пытается. Залиец сел тихонько, не отсвечивая, и не пытаясь помешать, пока я не нанесла последний штрих.
   Полюбовавшись законченным рисунком, я протянула к геккончику руку и кончиком пальца погладила чешую. Тот лениво изогнулся и переполз чуть в сторонку. Непуганый совсем.
   -- Ну так что... -- подал голос залиец. -- Развлекаться когда будем?
   Сознание тормознуло любование природой, рассудок подвис в попытке понять смысл услышанного, а ленивая созерцательность нехотя убралась в сторонку.
   -- Что? -- решила уточнить я.
   Мужчина досадливо поморщился и произнёс, глядя на меня:
   -- Мы же оба взрослые люди. И язык знаков обоим известен. Я предложил, ты ответила согласием... Так когда?
   Расшифруй, что от меня этот странный человек хочет, мозг мой. А то я ничего не понимаю.
   Мозг расшифровал. Я пару секунд ещё подвисала. Слегка отодвинувшись, окинула мужика внимательным взглядом.
   Вот что меня так напрягало. Голубые глаза, конструкция скелета отличается от обычной залийской, слишком высокий лоб, движения говорят о том, что у него есть пара лишних конечностей. Скорее всего, рудиментарных. Я медленно поднялась на ноги и произнесла:
   -- Ты квартерон-горевик. Из ночных.
   Тот растянул губы в улыбке, глядя на меня. Кивнул, неторопливо подаваясь вперёд, чтобы текучим движением встать, и ответил:
   -- Угадала, помощница...
   Договорить он не успел. Моя нога уже летела в его рожу. Поскольку агрессии я не проявляла до того момента, среагировать он не успел. Удар военным ботинком пришёлся вскользь, не причинив вреда, но я не к этому стремилась. Мне просто нужно, чтобы он продолжал сидеть, пока я пистолет достану.
   За пару секунд, пока он приходил в себя после неожиданного удара, я уже отступила на полтора метра. Чёрное дуло смотрело мужику в лоб. Тот дёрнулся вперёд, но я рявкнула во всю силу голоса:
   -- Пшёл в стойло, мерин!
   Тот сел обратно, слегка пришибленный звуковой волной. Посмотрел со злым раздражением. Орать я умею. Хмыкнув, уже не так громко произнесла:
   -- Слушай, недочеловек, не беси меня. По дороге я уже кастрировала валевиса. Тебе яйца отстрелить -- рука не дрогнет. Я на первый раз предупреждаю, а мой Тау убьёт за то, какие пошлые мысли пришли в твою голову. Марилиту в этом вопросе очень категоричны.
   -- Марилиту? -- ксен-квартерон, пытающийся сохранить видимость спокойствия и не терять остатков достоинства, удивлённо приподнял бровь.
   Вместо ответа я продемонстрировала тициановый браслет. Интересно, как он его раньше не заметил? Или заметил, но не понял, что это настоящий обручальный браслет марилиту, а не бесполезная бижутерия?
   -- Всё понял, -- залиец хотел обезоруживающе улыбнуться, но гримаса вышла нервной. -- Молчу и делаю вид, что меня не существует.
   Проникся. Боится. Значит, в спину удара можно не ждать. Кивнув, я сунула в кобуру револьвер, развернулась и неспешно отправилась к лагерю. Только заметив в зоне видимости Сыча, выдохнула. Левая ладонь сжимавшая планшет с блокнотом, вспотела. Если валевисов я ненавижу до красной пелены на глазах, то горевиков просто сторонюсь. Они своеобразные. Слишком... развязные. Я лучше за ними понаблюдаю издали. С безопасного расстояния. Сидя за толстым, односторонне прозрачным стеклом. А лучше вообще через вэб-камеру, сидя в другом городе. Паранойя, заткнись...
   Ну что, Доминика, Сычу плакаться на жизнь будем, или пусть само отвалится?
   Неожиданный звук за спиной заставил меня резко обернуться. Метрах в трёх левее и чуть позади стоял геолог Витя, весело улыбался и хлопал в ладоши.
   -- Практикантка, ты просто прелесть! -- объявил учёный, приблизившись и дружески хлопнув меня по плечу. В светло-синих глазах плясали весёлые искорки. Хохотнул и пояснил в ответ на мой недоумённый взгляд: -- Так Маримера ещё никто не отшивал! "В стойло" и "мерин"...
   -- Маример, -- повторила я, скривившись одновременно от удивления, отвращения, презрения и веселья. -- Меня пытался соблазнить обнаглевший горевик с именем Маример. Позорище, -- объявила, прикрыв глаза ладонью.
   Виктор сдавленно хрюкнул и расхохотался. Глянув на него, не выдержала и рассмеялась я, сбрасывая нервное напряжение. Успокоившись, искоса глянула на белобрысого геолога и поинтересовалась:
   -- А ты в округе отирался, что ли?
   -- Ну а вдруг бы тебя спасать понадобилось? Чем я не супергерой? -- в своей обычной шутливой манере ответил учёный, прижав ладонь к груди ближе к ключицам, чуть мне поклонившись и тут же горделиво вскинув голову.
   Сощурившись, я глянула на коллегу по экспедиции более внимательно. Ступила на шаг назад и быстро провела ладонью по его спине. Прежде, чем он дернулся, уходя из-под моей руки, я успела нащупать лишний выступ. Какого у обычных людей быть не должно.
   Обернувшись, посерьезневший горевик-ромеец встретил мой настороженный взгляд. Отступив ещё на шаг, я медленно разжала сведённую судорогой на рукояти револьвера руку, развернулась и, печатая шаг, направилась в сторону навеса биологов. Там последний раз я Сыча видела. Паранойя не просто оскалилась, но ещё и в доспех заковалась для верности.
   Хочу в Летшасс... навсегда... и в мире бывать только в обществе марилиту...
   -- Практикантка! -- окликнул меня геолог, догоняя.
   Шестым чувством понял, что ко мне не то что прикасаться сейчас не стоит, но даже слишком близко подходить. Пристроился рядом, приноровившись к моему шагу.
   -- Практикантка, послушай... Я хоть и того же вида, что... Мерин, хе-хе. Так его и буду звать теперь, засранца! Заслужил... Я вменяемый и тебя не клею, практикантка. Ты мне нравишься, конечно... как человек, личность. Ты забавная. И ядовитая.
   -- Как кобра, -- ровным тоном согласилась я. -- Меня так и звали полжизни -- Кобра.
   -- А тебе идёт, -- оценил Виктор, светло и по-доброму улыбнувшись.
   Пока парень пытался доказать, что он белый и пушистый, как лис полярный, мы дошли до палатки биолога. Беатрис сидела за раскладным столиком и что-то смотрела в своём ноутбуке.
   -- Мадам Сележ, -- позвала, отвлекая её от работы.
   Подняв голову, биолог, чопорно поджав узкие губы, окинула меня своим фирменным холодно-презрительным взглядом и вопросительно приподняла тонкую бровь. Я очень старалась быть спокойной, но внутри после этого вскипела ярость.
   -- Держите своего мальчика на побегушках от меня подальше, леди Сележ! -- сорвалась на злое, свойственное детям Литу в ярости, шипение. Вдох, выдох. Голос ниже. Спокойнее. Холоднее. Весомее. -- Иначе я не ручаюсь за то, что он останется при всех своих конечностях, включая рудиментарные. Вроде головы, в которой всё равно нет мозгов.
   Биолог едва заметно изменилась в лице. Снова поджала губы, но всё же соизволила поинтересоваться:
   -- Маример вёл себя непристойно?
   -- На его счастье -- не успел перейти к активным действиям! -- очень хотелось непрестанно шипеть, и в идеале на марилийском! -- Иначе мне пришлось бы не предупреждать вас о возможной потере подручного, а прятать его труп!
   Из поединка взглядов, длившегося несколько долгих мгновений, я вышла победительницей. Беатрис сдержанно кивнула и произнесла:
   -- Я учту ваши пожелания, госпожа Грасс, и вынесу своему помощнику предупреждение с занесением в личное дело.
   Отрывисто кивнув, я, стараясь сохранять достоинство, развернулась и ушла к джипу Сыча, оставляя за спиной и эту желчную женщину, и притихшего геолога.
   С занесениям в личное дело... С занесением в личную печень! С ноги два раза.
   Успокоиться... мне надо успокоиться. А то паранойя шипит на ухо: "Никому нельзя доверять, Доминика!", а рассудок и здравый смысл согласно кивают.
   Достав планшет, я перебрала номера. Будь на связи, Тау, пожалуйста... Механический голос, сообщивший, что "Абонент временно недоступен", развеял в прах мои надежды. Где тебя носит, Тау?! Какого чёрта ты недоступен?! Не случилось бы чего... как с Раа...
   У меня сейчас истерика начнётся.
   Чувствуя, что задыхаюсь, я прижала к лицу шарфик и глубоко вдохнула. Через минуту полегчало. Внутреннее напряжение немного спало.
   Вот так всегда. В момент стрессовой ситуации я буду спокойна. Зато после меня перетряхнёт как следует. Проблема в том, что даже сейчас я не в безопасности. Мне нельзя терять бдительности. И даже психануть нельзя. Поэтому я себе сейчас включу музыку... вот "Крещенье огнём", например. И пойду сидеть на крышу фургона. И пусть меня кто-нибудь только попробует оттуда снять.
   Не прекращая движения -- взлёт по стене фургона, цепляясь за незаметные выступы. Крыша под ладонями горячая, зараза... Ничего, штаны у меня плотные, не обожгусь.
   Сев поудобней на скрещенные ноги, я попыталась взять себя под контроль. Вышло не очень. Ладно, пойдём другим путём. Планш с блокнотом в руки и записывать. Записывать всё, что думаю. Пытаться систематизировать это в виде отстранённых наблюдений.
   Первое время попытки адекватных записей шли со скрипом, перемежаясь с зачёркнутыми матюгами и параноидальными рассуждениями. Но со временем прыгающий почерк выровнялся и дело пошло полегче. Примерно через час я обнаружила, что зарисовываю, как примерно должны выглядеть рудиментарные отростки конечностей горевиков на спинах квартеронов. У полукровок чаще полноценное крыло присутствует. Но этот рецессивный признак быстро теряется при смене поколений.
   Если рассматривать их чисто теоретически -- довольно интересный вид. Крыло это странное... Делится на четыре, напоминающие крылья стрекоз, при этом всё -- плотная кожа и хрящ. Как они на них в воздухе держатся, я понять не могу. Они и сами, наверное, не смогли бы это с точки зрения физики объяснить.
   Когда я уже совсем успокоилась, на занятую в единоличное пользование крышу забрался новый захватчик территории. Я же, подтянув коленку к подбородку, подумала, что могу спихнуть его ногой, если подойдёт поближе. Витя это просёк, поэтому ближе не подошёл. Протянул мне одну из двух кружек, которые держал в руках.
   Одарив геолога ледяным взглядом, процедила сквозь зубы:
   -- Я из твоих рук ничего не возьму.
   Виктор вздохнул, понуро кивнул, соглашаясь, что я имею право на такое отношение, поставил кружку на крышу в полуметре от меня. Уже лучше. В кружке оказался горячий кофе. С коньяком. Умный, зараза белобрысая.
   Геолог сел рядом, соблюдая дистанцию. Некоторое время мы оба молчали и пили кофе. Руки сами облазили все карманы, в поисках каких-нибудь завалявшихся вкусняшек. Вкусного не обнаружилось, зато неожиданно нашлась давно и прочно забытая вскрытая пачка сигарет с жасмином. Это я когда в кармане таким обзавелась, а? Хм... кажется, когда пошла на корму рисовать, и вместо того, чтобы демонстративно выкурить сигарету, с дымом в морду валевиса, разговаривала с юнгой. И с тех пор напрочь забыла, что оно у меня есть.
   Зажигалка там же. Вытащив сигарету, подкурила её, с удовольствием затянулась этой гадостью. Выдохнула, глотнула кофе. Кайф.
   -- Ты ещё и куришь? -- удивлённо уточнил Виктор.
   -- Нет, -- ответила я, пожав плечами. -- Не курю. И не пью.
   Нечасто я себе такое позволяю. И вовсе не всегда такого хочу. Лишь иногда. И не вижу смысла в этом "иногда" себе отказывать. Положив пачку и зажигалку чуть в стороне от себя, позволила и геологу взять себе "гламурную длинную соску", как он окрестил её, пока вытаскивал и поджигал.
   -- Я тоже не курю, -- сообщил геолог.
   Хмыкнув, я только кивнула, наблюдая, как солнце медленно катится к горизонту. Прикрыла глаза, размышляя. Поинтересовалась:
   -- Скажи-ка мне, герой-спаситель... Ты своими действиями, вроде нагло упёртых фруктов и подколок пытался отвадить от меня этого Мерина?
   -- Ну, -- учёный смущённо повёл плечом, склонив голову набок. -- Я же видел, что ты ничего не поняла. Да и какая-то вообще потерянная. А тут этот лось безрогий...
   -- Понятно, -- кивнула я, усмехнувшись уголком губ.
   Помолчала. Затушила недокуренную сигарету и вдохнула через шарфик. Тяжело.
   -- Витя, объясни мне одну вещь со своей мужской точки зрения, -- попросила, скосив взгляд на коллегу по экспедиции. Паранойя велела заткнуться, не задавая посторонним мужикам дебильные вопросы, здравый смысл поинтересовался, нужен ли он, если им не пользуются.
   Геолог вопросительно приподнял бровь. Я, отмахнувшись от рассудка с паранойей, раздражёно шипящих, что таким интересуются только кретинки и блондинки типа Ирмы, попыталась сформулировать вопрос:
   -- Какого хрена на меня кто-то вообще западает? Я же девушку с первого взгляда вообще не особо напоминаю. У меня ни лица, ни фигуры, ничего, волосы и те короткие. Даже одеваюсь по-мужски. Так какого чёрта?
   Геолог молчал довольно долго, озадаченный моим вопросом. Затянулся, с решительным видом выдохнул дым и заговорил, с паузами подбирая слова:
   -- На тебя и правда не обращаешь внимания, когда глаз ищет девушку. Внимание привлекает "обложка". Яркие краски. За тебя взгляд цепляется, когда ищешь человека, а не противоположный пол. И только на третий раз замечаешь девушку. Когда видишь, как ты движешься, разговариваешь. Как смеёшься или задумываешься. Какая ты изящная и совершенная. Как кошка. Когда смотришь чуть дальше обложки, открываешь чудо, которое не все способны увидеть. И оторвать взгляд от этого чуда становится очень тяжело...
   Замолчав, Виктор смотрел куда угодно, только не на меня. Рассудок ясно высказал всё, что думает о таком откровении и его истинной подоплеке. Просто ещё один способ попытаться затащить наивную девочку в... за неимением постели, хоть в кусты. Проблема в том, что девочка не настолько наивна, вооружена большим револьвером и гигантским нежеланием заводить шашни. Если геолог не во всём врёт, то бредит. Где такую траву берут, а? Я тоже хочу эту дурь попробовать.
   -- Витя, -- прохладно позвала я, минуту спустя.
   -- М? -- отозвался тот.
   -- Стрелять я умею так же неплохо, как и бить ножом. Не подвергай целостность своей шкуры такому риску. Не смотри на меня третий раз, -- прямо взглянула в светлые глаза ромейца-горевика.
   -- Как скажешь, -- кивнул, грустно улыбнувшись, геолог.
   А ещё минут через десять Сыч пригрозил сдёрнуть меня с крыши за ногу, если я не пойду ужинать.
  
  
   След эпох
  
   Ужин прошёл относительно безобидно. Даже весело.
   Долго быть молчаливым и печальным Виктор не умел, поэтому, расположившись неподалёку, начал тихонько шутить. В основном подколки были понятны только мне, и в долгу я не оставалась. И бдительности не теряла, не забывая о том, что предо мной хоть и вменяемый, почти ручной, но зверь.
   Ничего, я тоже зверь. Маленький, зато хищный. И умный. Временами.
   Сыч, поняв, что жизнью я сегодня довольна, улыбнулся в седые усы и не стал меня лишний раз дёргать. Повезло мне с куратором.
   В общем, было не скучно. К концу ужина ещё и мама позвонила.
   -- Привет, мамочка, -- ответила на звонок я, отставив тарелку.
   -- Привет, солнышко, -- прозвучал в наушнике родной и любимый голос. -- Ну как у тебя дела?
   -- Всё хорошо, -- заверила я. -- Завтра уже на раскопки доползём.
   -- Ты там хоть что-нибудь ешь, цветочек мой? -- строго поинтересовалась мама, прекрасно зная мои привычки.
   -- Конечно, мам, -- заверила я. -- Вот прямо сейчас ужинаю... Ты мне расскажи лучше, как у тебя. Воплотила свои очередные безумные идеи?
   Такой разговор вроде бы о неважных со стороны вещах, наполненный миллионами оттенков скрытого смысла, успокаивал мне душу. Его мне и не хватало, чтобы прийти в умиротворение после неудачного общения с Мари... Мери... Мерином, короче.
   Мы с мамой говорили о гораздо большем количестве вещей сейчас, чем кто-либо был способен услышать. Это тайный язык интонаций и полутонов, недоступный чужакам.
   Стало значительно теплее. И легче дышать. Спасибо мам, что ты у меня есть, и что ты у меня такая...
   Закончив разговор, я даже выполнила обещание и доела свой ужин. Авось переварю...
   Когда стемнело, и практически все разошлись спать, я пошла бродить по округе. Как же мне не хотелось забираться в джип и опять ютиться на откинутом сидении!
   Ноги сами вынесли меня к фургону биолога. От созерцания звёздного неба и желания пойти лечь уже, меня отвлёк звук пощёчины и приглушённые ругательства. С удивлением я узнала голос ксенобиолога. В ответ раздался негромкий голос горевика-залийца. А потом я их увидела через окошко. Шипят друг на друга, Мерин голову опустил, Беатрис злится. Отвернулась резко, что-то бросила через плечо. Залиец вздохнул, приблизился и осторожно обнял её за талию...
   Я не сдержала тихого, весёлого ржача. Подошедший Виктор был замечен мною заранее и неожиданным его появление не оказалось. Отступив от фургона, я в полголоса произнесла:
   -- Вить, развей мои сомнения. Фригидная Сука спит с Мерином?
   -- Да, -- хохотнув, ответил геолог. -- Согласись, Кобра, отличная пара!
   -- Да уж, -- хмыкнула я. Повернулась, с интересом глянув на учёного: -- Слушай, разведка местного порядка, а у тебя какое прозвище?
   Я начинаю подозревать, что этот отирающийся во всех местах, куда не звали геолог -- не просто учёный. Правая рука Сыча, скорее уж.
   -- Палево, -- весело отозвался ромеец. -- Всегда оказываюсь в нужном месте и в нужное время, чтобы кого-то... спалить на горячем.
   -- Скорее уж тогда Инквизиция, а не Палево! -- развеселилась я.
   -- Круто! -- высказался геолог. -- Примерю новую кличку на свою великую и неподражаемую персону...
   Закончить разговор не дал звонок. Знакомая мелодия заставила меня вздрогнуть и резво запустить руку в карман, в поисках гарнитуры. Нашла, стараясь всё сделать побыстрее, нацепила на ухо. В процессе ещё и не забыла испариться из зоны видимости-слышимости Виктора и вообще всех.
   -- Здравствуй, пропажа моя, -- ответила на звонок я. И сама удивилась тому, сколько нежности прозвучало в моём голосе...
   -- Здравствуй, солнце моё, -- отозвался змей. Как же я соскучилась по твоему голосу. -- Почему это я пропажа?
   -- Потому, что я дурное количество раз набирала твой номер за эти дни, а ты был недоступен, Тау.
   -- Так вышло, -- виновато отозвался марилиту. -- Как ты? Уже добралась до цели?
   -- Завтра уже, -- улыбнулась я. -- Путь скучный, в основном спать хочется... Ну и поубивать кое-кого, но это моё обычное желание. Зато куратор у меня -- мировой дед. Ты до Мирраса уже добрался?
   -- Добрался, -- ответил змей. -- Тут тоже скука смертная. Скорее бы обратно...
   Приткнувшись у одного из фургонов, я рассказывала кое-какие подробности моего путешествия и выспрашивала сама. Тау охотно делился информацией. Он явно соскучился и наслаждался общением. Как и я.
   Я угадала, и он действительно сопровождал братьев в Ардан. Им теперь там предстоит провести от пары месяцев до полугода. Он рассказывал о Рону, Йене. И о Аране, оказавшимся старшим в его команде. Неожиданностью стало для меня признание, что у моего змея есть брат-близнец.
   -- Только ты нас не спутаешь, -- пообещал Тау. -- Мы с Рау не близнецы. Двойняшки. Я тебе фото сейчас скину.
   Близнецы среди полузмей -- огромная редкость. В случае, если мать носит под сердцем двоих змеёнышей, шанс выжить есть только у первого. Ни у второго, ни у самой роженицы этих шансов, как правило, нет. Поэтому, спасая мать, одного из детей вырезают на раннем сроке. Или вовсе прерывают беременность. Мать Тау родила двойню и оба выжили... Интересно, жива ли она сама? Не стоит сейчас спрашивать...
   -- Ты у меня во всех отношениях уникальный! -- сообщила марилиту я, принимая на планше два входящих файла. -- А кто из вас старший?
   -- Я, -- веселье в голосе Тау. -- Я родился на два месяца раньше брата. Сначала меня вытащили, думали, что умру, а я выжил. Потом мама брата донашивала.
   Такое... теоретически возможно. Подобное я где-то читала -- что так могли спасти женщину, если близнецов обнаружили на позднем сроке. Значит, его мать жива. Хорошо!
   На первом фото мой змей и его двойняшка были вместе. Вскинув руки друг другу на плечи, улыбаясь. Совсем разные и неуловимо похожие. Рау оказался темнее, заметно крупнее брата. Кудри его, вьющиеся такими же крупными кольцами, цветом оказались ближе к переспелой вишне, чем к меди. Черты их лиц оказались очень похожими, но Тау тоньше, изящней брата. Как два меча. Один -- узкое, светлое лезвие, лёгкий и смертоносный, второй -- большой, тёмный двуручный меч.
   Второе фото... Тоже братья рядом. Только Рау оказался весь перебинтованный, с ожогом на лице, сильно исхудавший и... остриженный. Хотя улыбался всё так же нагло и весело, как первой фотографии.
   Внутри будто холодок разлился. И где-то чуть ниже сердца свело от жалости и какого-то непонятного страха. Как же жутко. Я понимаю, почему Тау не смог их одних сейчас оставить.
   Когда-то дядя Раа получил серьёзную травму головы и ему, откачивая гематому, выбрили часть волос. Небольшую, почти на затылке, даже и не видно, если не приглядываться. Я прекрасно помню, каким испытанием для него это было. Он как пришибленный ходил всё время, пока волосы не отросли.
   В наушнике предупреждающе пискнуло, обещая проблемы со связью.
   -- Скоро я пропаду из эфира, -- вздохнула.
   -- Я позвоню тебе завтра вечером, -- пообещал Закатный. -- Раньше не смогу.
   -- Я сама тебя наберу. Только будь доступен. Пожалуйста.
   -- Попытаюсь.
   -- Тау, родной, -- вкрадчиво произнесла я. -- Ты помнишь, как на меня напал лев? Ты помнишь, какой страх тогда пережил?
   -- Да как тут забудешь, -- мрачно ответил змей.
   -- Так вот, Тау. Не доводи меня до седых волос. Будь на связи. Я просто боюсь... С тобой что-то случиться, как с дядей Раа, а я только через полгода, да и то случайно узнаю...
   Змей помолчал, потом негромко ответил:
   -- Понимаю. Если что -- скину сообщение.
   -- Хорошо, -- улыбнулась я. -- До завтра, Тау...
   -- До завтра, Доминика, -- столько тепла было в его голосе, что меня укутало им, как одеялом.
   Отключив наушник, я откинула голову, опираясь спиной о стенку фургона. Посмотрела на звёзды. Какой же он... слова нужного не подберу. Достойный -- не то слово. Хоть и близко.
   Хм. Я ведь могу лечь на крышу. И оттуда меня точно никто не сдёрнет.
   Заглянув в джип Сыча, я вытащила с заднего сидения толстое одеяло и взяла своё тоненькое. Оглядевшись, нашла самую удобную крышу. Свернув покомпактней свою поклажу, примерилась и быстро забралась наверх. Расстелилась, кинув под спину сложенное вдвое толстое одеяло. Стащила с себя ботинки и куртку.
   Вспомнив данное маме обещание, достала планшет и скинула фотографию Тау и Рау вместе, подписав: "Угадаешь, который из них мой?". Ответ от мамы пришёл буквально через минуту. "Чёрненький?" -- с весёлым смайликом в конце сообщения поинтересовалась она. Близнец Тау был не чёрненький, но достаточно тёмный. "Фуфуфу, мама, ты стереотипна! Мой -- самый красивый". Мать ответила мне смеющейся картинкой и ласковым пожеланием спокойной ночи. Ответит ей тем же, я вырубила планш и сунула его под голову.
   Пожалуй, сегодняшняя ночь будет уютной. Хороший, всё-таки, был день!
  
   Утро началось рано. Проснулась я в на редкость хорошем настроении. Даже обычная боль в суставах и непослушность тела не очень его испортили. Разминочный комплекс я начала делать лёжа. Со вкусом, чувством, тактом и расстановкой. Потянувшись от души не вставая, неторопливо поднялась, обулась, спрыгнула с крыши и пошла умываться. Ох, как же мне в душ хочется. А из возможностей помыться только одна доступна сейчас -- набрать воды, отойти подальше, обмыться из фляги, вот и весь душ.
   Поскольку мне удалось стырить трёхлитровую бутыль, воды хватило даже на то, чтобы вымыть голову и сполоснуть камуфляж. Пропитка и покрытие у всех комплектов качественное. Что грязь, что вода не задерживаются на верхней одежде, а бельё за пять минут сохнет. Остаётся только проблема пыли, но и та не слишком большая.
   Вернулась я к моменту, когда просыпающийся лагерь медленно вставал на запах завтрака. Делать в ожидании еды ничего не хотелось, и я позволила себе расслабиться, разлёгшись всё на той же крыше. Ещё с час они будут вставать. А я в это время успею побездельничать.
   Запустив руку в карман, выудила маленький бутылёк и отправила под язык прозрачную капельку. Два дня перерыв -- и так слишком долго в моём положении.
   Закрыв глаза, я отпустила постоянную настороженность, оставив только внутреннюю "сигналку" на случай непредвиденной опасности.
   Крыша. Самое безопасное место в мире. Забираешься куда повыше, и остаёшься наедине с небом. Кажется, моё увлечение паркуром началось ещё года в три, когда я прыгала с верхушки спортивного комплекса в руки Раа. Именно тогда страх высоты оказался отшиблен напрочь. С тех самых пор внутри поселилась уверенность, что если я упаду -- то только в заботливые и сильные руки отца.
   Когда прошло отмеренное на ничегонеделанье время, я пребывала в хорошем настроении. Час был долгим, но не казался затянутым. Каждая минута этого времени посвящена калибровке моей не самой стойкой психики. И калибровка прошла не столько успешно, сколько хорошо. Некоторое время теперь я продержусь, не ощущая каждую секунду внутри себя до предела натянутую струну.
   За завтраком я как обычно уселась рядом с Сычом. А вот Беатрис за столиком с утра сегодня не оказалось. Как и Виктора.
   Утренние сборы много времени не заняли -- всем хотелось побыстрее доехать до постоянного лагеря.
   Подходя вместе с начальником к машине, я решила пойти на поводу у своего авантюризма.
   -- Дед Саныч! А можно сегодня я поведу?
   Куратор притормозил и удивлённо на меня посмотрел:
   -- А ты водить-то такую технику умеешь, малыш?
   -- Я всё умею, -- заверила. -- Тут же с ума сойти со скуки можно! И всего полдня до конца пути. Я же изведусь! Ну можно мне за руль, пожалуйста-пожалуйста? -- сделав умоляющее лицо, сложила руки на груди, как ребёнок, выпрашивающий шоколадку.
   -- Да садись уж, дитё, -- по-доброму улыбнулся в седые усы старик.
   Ура-ура! Пока куратор не передумал, я забрала у него ключи и пулей метнулась к машине, мгновенно заняв водительское место.
   Вообще, я не люблю водить машины, хоть и умею. Надо себя занять, а то ведь изведусь.
   Через час пути Сыч вовсю похрапывал на пассажирском сидении, а я мои руки приросли к слишком большому и высокому рулю. Дорога не самая лучшая, да ещё и пыль столбом, но всё же вести машину оказалось куда занимательней, чем просто ждать конца пути.
   Счёт времени куда-то потерялся. Поэтому, я не поняла, куда делось полдня. Издалека сквозь пылищу разглядев холмы... скорее уж курганы, и невысокие скалы, я почуяла, что это -- оно. Так и оказалось.
   Миновав заграждение, я аккуратно остановила джип там, где указал куратор. Заглушила мотор. Отпустила руль. И неожиданно поняла, что я так измотана, будто пешком всё это время бежала.
   -- Устала? -- понимающе поинтересовался начальник.
   -- Угу, -- кивнула я. -- Это с непривычки. Давно не водила.
   -- Да ещё и сразу четыре часа в пути, -- понимающе кивнул Сыч. -- Надо было тебя сменить.
   -- Не, -- мотнула головой я, испытывая дикое нежелание отлипать от сидения и куда-то выходить. -- Ожидание бы не меньше измотало. А так хоть польза. Можно, пока разгрузка будет и основная суета, я тут посижу?
   Смерив меня внимательным взглядом, Сыч сочувствующе кивнул и ответил:
   -- Сиди, сколько сидится. Никто тебя не гонит, да и обязанностей у тебя нет.
   -- Спасибо, -- поблагодарила.
   Только немного отойду и пойду осматривать окрестности.
   Двадцать минут у меня ушло на то чтобы, откинув до предела спинку сидения и вытянув, насколько возможно, ноги, наблюдать за суетой прибытия со своего места. Лежачая зарядка позволила привести в норму перенапряжённые мышцы. Доминика ловкая, сильная и быстрая. А если это не так -- вам показалось.
   Уже вполне пришедшая в себя, я всё-таки вышла из машины. И пока меня никто не припряг к делу -- пошла бродить в округе.
   Лагерь располагался на возвышении. К югу раскопки и тропический лес, к северу -- саванна. Приехали мы с северо-запада. Над частью территории раскопок оказался натянут здоровенный серебристый тент. Археологи копошились немного ниже стоянки, дальше было скалистое возвышение метров десять в высоту и вход в пещеру.
   Сразу туда сунуться, или подождать куратора?
   Завидев внизу Сыча, я, уже не раздумывая, направилась к нему.
   -- Малышка! -- приметил меня куратор. -- Пойдём тебя на жительство определим.
   Кивнув, я отложила планы разведки местности, быстро сбегала к джипу за рюкзаком, и пошла следом за начальством.
   В стороне от лагеря, если стоять лицом к раскопкам, то вправо, располагались сборные блочные домики. Временные постройки, типа палаток, только с толстыми стенами, хорошим полом и не текущей крышей.
   -- Я живу здесь, -- Сыч ткнул пальцем в самый большой домик, туда и направился. -- А ты будешь тут, -- и куратор толкнул дверь блока, буквально на болты прикрученного к его жилью.
   Зайдя, я бросила рюкзак в угол и осмотрелась. Столик, табуретка, шкаф, кровать, окошко. Как предмет роскоши -- копеечный одноразовый палас на полу. Четыре на пять метров. Можно сказать -- роскошно!
   -- Там душевая для учёных, -- Сыч указал за окно. -- Подвод воды сюда есть. Располагайся!
   -- Спасибо, -- улыбнулась старику я.
   Он быстро обрисовал мне примерный план лагеря, отдал ключ от двери и убежал по делам.
   Кровать! Она приковала к себе всё моё внимание. Даже с подушкой и одеялом! Обнять как родную и не вставать до завтра. Конечно, матрац всего лишь толстый кусок эластичного пенопластика. Да и подушка с одеялом -- одноразовая дрянь, через неделю останется только выбросить. Но главное, что сейчас я могу лечь. Мне этого хочется больше, чем всего остального.
  
   Только глубоким вечером, когда уже давно фонари светили вместо солнца, я проснулась. Вроде бы даже более-менее выспавшаяся. И первым же делом направилась в душ. Благо, душевые кабинки оказались раздельными. Вода -- чуть тёплая, нагретая солнцем. Но и то прекрасно.
   Как следует себя отдраив и выстирав одежду, я вернулась в домик и залегла обратно. Хотелось спать, но что-то не давало покоя. Что-то... Признайся уже себе, Доминика, что тебе не хватает твоего змея.
   Сев на кровати, я достала планшет и едва успела нацепить гарнитуру, как заиграла знакомая мелодия. Улыбнувшись счастливо, я не выдержала и, в приступе какой-то безотчётной нежности, поцеловала высветившуюся при звонке фотографию. Ответила и тут же услышала:
   -- Ты слишком долго не звонила и я не выдержал.
   -- Прости, свет мой, -- виновато отозвалась. -- Мы добрались до лагеря, а я весь день за рулём провела и так замучилась, что просто уснула... Я очень скучала, Тау...
   -- И я скучал, солнышко моё, -- голос змея чуть дрогнул.
   "Я скучал и очень беспокоился", -- легко слышалось в этом родном голосе.
   Тау... Внутри стало неожиданно тепло и больно одновременно.
   -- Как ты там, совершенство моё?
   Я начала рассказывать. Всё о пути, какой идиоткой была, когда напросилась за руль, как сама не заметила, что так устала... О лагере, о том, как устроилась. Немного помолчала. Пересилив себя, всё же рассказала о Маримере и Викторе.
   Тау некоторое время молчал, потом тихо спросил:
   -- Ты их боишься, Доминика?
   После небольшой паузы, я признала:
   -- Да. Боюсь. Обоих.
   -- Это для меня достаточная причина, чтобы их прикопать! -- наигранно-весело произнёс змей. И совершенно серьёзно продолжил: -- Ни один ублюдок не смеет вызывать страх у моей любимой, -- прервался. Помолчал, то ли ожидая от меня ответа, то ли просто собираясь с мыслями. -- Даже твоя неприязнь будет достаточной причиной. Я убью любого, любовь моя. И я скоро буду рядом, обещаю.
   Кое-как справившись со сведённым горлом, через силу ответила:
   -- Я буду ждать...
   Даже не могу толком сказать, о чём мы дальше говорили. Долго, около часа. Кажется, просто слушали друг друга. А потом я долго смотрела на выключенный экран планша. Без единой мысли в голове.
   Так и легла. Сама не заметила, когда уснула.
   И что-то изменилось во мне за эту ночь...
  
  
   Тау сжал в ладони телефон так, что побелели пальцы и затрещала металлическая крышка. Она одна. Она боится. А он виновен в этом.
   Рау не смог подобраться к близнецу как раньше, бесшумно и незаметно. Но тициановый воин сделал вид, что не услышал брата, пока тот не оказался рядом.
   Опершись здоровой рукой о перилла, ограждающие широкую лоджию предоставленного воинам коттеджа, Рау некоторое время молчал, разглядывая спокойные воды моря. Голубая лагуна, идеальный белый песок пляжа, чистейшая вода. Яркое полуденное солнце превращало цвет воды в золотистую лазурь. Прекрасная природа вокруг. И лучшие врачи в десятке метров рядом, в центральном лечебном комплексе. Идеальное место для восстановления здоровья и сил.
   -- Всё плохо? -- с сочувствием спросил Яростный брата.
   Тау поднял взгляд. Карминовые звёзды в глазах у него стали почти чёрными.
   -- Какая она? -- спросил Закатного брат, лишь отчасти ведомый любопытством. Какими бы разными ни были Рау и Тау, одна черта у них была общая -- беспокойство друг о друге. И каждый из них знал, когда и какую поддержку нужно оказать другому. Когда поддержать, когда в морду кулаком заехать, когда верный вопрос задать...
   Закатный молчал и смотрел на море. Он вспоминал, ярко представляя себе образ. Тоненькая, изящная, такая хрупкая и беззащитная, такая прекрасная в танце со своими хрупкими ножками вместо хвоста... Её улыбка, чудесная, тёплая. Детская стрижка светлых, с золотом волос. Глаза, как многоцветный драгоценный опал, искристые, живые. И все её черты вместе -- картина гармонии и совершенства. Даже имя являлось частью этой картины -- Доминика. Домини. Птичка.
   Вот чего ей не хватало. Крыльев. Его маленькая птица, его личная богиня...
   -- Она моя Литу, -- тихо ответила тициановый марилиту.
   -- Брат, -- Рау сжал плечо близнеца здоровой рукой. -- Ты нам тут не нужен. Уходи. Прошу тебя, беги, пока не поздно! Ты боишься, я вижу. Знаю. Но тебе здесь не место сейчас. Каждый из нас идёт к богине своим путём. И ты свой нашёл. Так иди. Уходи!
   Тау коротко и крепко обнял брата. Отстранившись, произнёс:
   -- Меня не будет здесь уже сегодня вечером. Если я понадоблюсь -- позвони мне. И спасибо тебе, Рау...
  
  
   Утро началось со стука в двери с требованием "позавтракай, недокормленный ребёнок!". Куратор мой был всем нужен, поэтому позавтракали мы символически, а потом началась суета. Мало мне понятная, но занимающая всё время и довольно изматывающая. Какие-то мелочи, бумаги, документы, вопросы по лагерю и раскопкам... Суета -- суетой, но Сыч провёл меня по всему лагерю, по верхней части раскопок и я всё успела осмотреть.
   Только к обеду, глядя на моё бледное лицо, Сыч выдал "девочка, сделай так, чтобы я тебя не нашёл до вечера". Два раза повторять мне было не надо, и я быстро смылась.
   Не смотря на тошноту, почему-то очень захотелось поесть. Наведавшись в местную кухню, я раздобыла хлеба с сыром и молока. Устроилась в укромном тенёчке, нарезала себе бутербродов. Еда Зираса непривычна для ромейца. Вкус, казалось бы, тех же продуктов, совсем не такой как в Ремии или Ромулии. Более пряный, в горечь хлеб и сыр... ммм... даже не опишу это странное отличие. Но мне оно нравится. Молоко оказалось холодным и очень вкусным, похожим на коктейль-мороженое. Где они его держат? В леднике, что ли?
   И не забыть заветную капельку под язык. А то совсем сил нет последнее время. Надо подстегнуть восстановление.
   После еды и лекарства жизнь стала не такой уж мерзкой. Почти перестало тошнить, в животе поселилось приятное тепло. Достав из поясной сумки планшет, я прикинула, сколько сейчас у Тау времени. Выходило, что глубокая ночь. Он, конечно, мог и не спать, но... Что-то я последнее время для связи только планшетом пользуюсь, а телефон болтается в кармане чисто на всякий случай. Вместо часов время посмотреть. Включив планш в режим связи, я проверила сообщения. О... да, одно от моего марилиту.
   "Вылетаю вечером на Зирас". Дальше шёл номер рейса и когда прибудет самолёт. "Я скоро буду рядом, моя родная и любимая" -- и влюблённый смайлик в конце. Внутри стало так тепло и хорошо, будто зажглось яркое солнышко.
   Мне даже необязательно закрывать глаза, чтобы представить моего змея рядом. Он опять будет носить меня на руках, если я подверну ногу, мне не нужно будет больше бояться. Вообще ничего и никого. Потому что рядом будет мой совершенный тациановый воин. Как же я соскучилась. Как же хочется прижаться щекой к его чешуе...
   Как бы сделать ему допуск на этот объект раскопок? Надо будет подбить клинья к Сычу по этому поводу... Даже если его не пустят в штольни и в нижние уровни, выгнать его из самого лагеря всё равно никто не посмеет. А я буду ему рассказывать всё, что увижу.
   Кстати, о нижних уровнях... Пропуск у меня есть, а я там всё ещё не побывала!
   Спрятав планш в сумку, пристёгнутую одним ремнём к поясу, вторым -- к ноге, я легко поднялась и направилась прямиком к штольням.
   По дороге меня никто не остановил и даже не окликнул. Холмик, чем-то напоминающий огромный курган. Так... самое интересное, как говорил Сыч, это под горку и направо... Последовав этому направлению, через пяток минут я оказалась перед входом в пещеру явно естественного происхождения. Здесь и располагался местный блокпост -- скамейка с навесом. И сейчас он пустовал. То есть, даже здесь меня не спросят бесполезно болтающийся в кармане пропуск.
   Остановившись ненадолго, окинула свод взглядом. Чуть вглубь от входа, к левой стене была прибита схема спуска. На всякий случай сфотографировав её на планш, я направилась дальше. Нетерпение гнало вперёд.
   Пещера пошла под уклон, естественная часть плавно перетекла в рукотворную. Стало темнее, то и дело попадались развешенные на стенах тусклые светодиодные фонарики. Вниз, вниз! Чёртовы архивы не содержат информации о том, что там, в этих раскопках.
   Я поймала себя на том, что передвигаюсь полубегом, полупрыжками. И не стала останавливаться. Коридор сменился широкой, вырубленной в скале лестницей. Как там было на схеме? После лестницы повернуть налево, по кольцевому спуску и...
   Дыхание сбилось.
   Огромный грот был хорошо освещён.
   Их было трое. На костях давным-давно истлели кожа и одежда. Выбеленные временем, они лежали обнажённые под ярким искусственным светом. Белые, похожие на мрамор, плиты. И куполы, похожие на стекло. Как хрустальные гробы из сказки. Черепа охватывали прекрасно сохранившиеся золотые обручи.
   Это были человеческие скелеты. Только представив такого человека, я поняла, что легко могла бы поместиться у него в горсти, стоило ему сложить две ладони лодочкой.
   Гиганты. Атланты. Великаны. Волоты. Титаны. Я не знаю, как их назвать. Но легенды не лгали...
   Не в силах оторваться от этого величественного и поражающего сознания зрелища, я изучала каждую чёрточку, каждую деталь. Строение. Правильное, без признаков деформаций. То есть, это их нормальная величина, а не аномалия. Один женский и два мужских скелета. Один из мужских скелетов тоньше, будто мужчина был очень молод на момент смерти. Зубы. Все целые и все на месте. У более крупного мужского скелета на правой руке и левой ноге костяные шрамы -- следы переломов, полученных и заживших незадолго до смерти.
   Почему они здесь? Кто они? Сколько ещё информации можно вытянуть с этих древних костей?..
  
   Часть вторая
   Весы изменчивой богини
  
  
   Выбор
  
  
   -- Вот ты где, малышка!
   Голос заставил меня вздрогнуть и прижать к животу блокнот с карандашом. Куратор спустился в грот и неторопливо шёл ко мне. Один. Я выдохнула и расслабилась.
   -- Изучаешь? -- по-доброму усмехнулся Сыч в прилично отросшую щетину.
   Не в силах сбросить с себя это загадочное наваждение, я радостно кивнула.
   -- Они такие... Дед Саныч, они настоящие?!
   -- А то ж, -- отозвался мой куратор. -- Тут ещё пять скелетов было, их уже в лаборатории утащили. Эти вот только остались...
   -- А почему этих не забрали? -- не отрывая взгляда от загадки, спросила я.
   -- Видишь плиты с куполами? Это не наших рук дело. Они такие же древние, как кости. Эти купола ничего не берёт, ни резаки, ни взрывчатка, -- ответил Сыч. -- Остальные где как лежали, тут явно был бой. А эти... -- Дед Саныч указал рукой на большой мужской скелет. -- Видишь? Зарубки на рёбрах. Он покалечился перед самой смертью. А от чего остальные умерли -- непонятно, кости целые.
   -- Что же это такое?.. Откуда оно?.. -- в пространство спросила я, касаясь ладонью холодного мрамора белой плиты этого... гроба.
   -- Никто не знает, малышка, -- сказал куратор. -- Радиоуглеродный анализ других костей говорит, что им около пятидесяти пяти миллионов лет. Они -- дети тех времён, которые мы считали временем первых приматов, а не разумных рас.
   Помолчав мой куратор, явно попавший под влияние величия этих останков, встряхнулся и сказал:
   -- Малышка, идём-ка ужинать. Уже давным-давно свечерело, а ты едва позавтракала сегодня!
   -- Идёмте, -- согласилась я, пряча в сумку карандаши и блокнот.
   Сколько ж я здесь проторчала, если уже вечер? Время пролетело будто не было. На выходе из грота, я обернулась, снова оглядывая это невероятное чудо. Кто вы, владыки древности? Какими вы были?..
   -- Не останавливайся! -- подогнал Сыч. -- А то всю ночь ещё тут проторчишь. Уж я-то знаю, как оно бывает...
   И я послушно пошла вслед за наставником. Восторг находки не спешил меня отпускать. От них исходило что-то невероятное. Величие, спокойствие, какая-то неведомая магия, притягивавшая меня как магнитом.
   Улица встретила меня вечерним воздухом и быстро темнеющим небом. Сыч почти что за ручку довёл меня до столовой под навесом, усадил рядом с собой за столик.
   -- Что, практикантка, добралась до главной тайны?
   --А?.. -- повернувшись направо, я всё-таки заметила за нашим с Сычём столиком ещё и Виктора. -- А, привет, Вить. Тайны? О, да, добралась...
   -- Оно и видно! -- белозубо улыбнулся геолог. -- Ты вся как в другой мир упорхнула. Давай хоть поешь, а то дед Саныч прав -- очень уж ты тощенькая!
   Не глядя, я взяла ложку и запустила её в свою тарелку. О, картошка! Вкусная! А в кружке что? Компот. И тоже вкусный! Жизнь прекрасна.
   Пока я принялась за еду, геолог настроил радиоприёмник, с которым возился.
   -- О, поймал-таки нужную волну! -- обрадовался он.
   С треском и перебоями, но из приёмника зазвучала музыка.
   Мне было хорошо. Так, как, пожалуй, уже очень, очень давно не было. Эта находка просто вышибла мне сознание! Оно такое... такое!.. не описать. Как же хочется всё рассказать Тау! Скорее бы он приехал. Нужно ему позвонить, он уже должен быть в Дирише.
   Задумавшись о Тау, я вдруг поняла... Мой страх пропал. Вот что изменилось за эту ночь. Заглох, заткнулся и больше не мучает меня каждую секунду, от любого неверного движения стискивая горло и сердце когтистой лапой. Как же хорошо!..
   Музыка на радиоволне прервалась, зазвучал голос ведущего, сообщая, что сейчас последует выпуск новостей. Едва краем сознания отметив курсы валют, политические дрязги и прочую лабуду, я медленно допивала из кружки компот.
   Витя что-то подкрутил на приёмнике и голос ведущего зазвучал громче.
   -- Всё ещё нет никаких вестей о сухогрузе "Корнелия" и пассажирском самолёте Сэт-140, следовавшем рейсом "Ардан -- Дириш". Поисково-спасательные работы пока не дали результатов. Поиск выживших продолжается...
   Кружка выскользнула из внезапно онемевших пальцев, гулко стукнувшись дном об стол. Мне стало плохо.
   -- Что?.. -- едва выдохнула я. Боги, если вы есть, сделайте так, чтобы я ошиблась!!!
   Едва сумев достать дрожащими пальцами телефон, я перечитала последнее сообщение от Тау. Рейс Сэт-140 Ардан -- Дириш. Время прибытия -- 16:40 по местному часовому поясу. "Я скоро буду рядом, моя родная и любимая".
   -- Практикантка?.. -- неуверенно позвал Виктор.
   -- Какой... какой рейс разбился? Где, когда, как?.. -- голос дрожал, я не сумела с ним справиться.
   -- Ты не слышала? Самолёт упал в море сегодня, -- ответил геолог. -- Говорят, спонтанно сформировавшийся шторм. Потопил самолёт и корабль.
   -- Рейс... Какой рейс? -- почти со стоном повторила я.
   -- Самолёт Сэт-140, рейс "Ардан -- Дириш", пропал бесследно, -- заговорило радио приятным женским голосом, будто ждало моего вопроса. -- На борту было восемьдесят семь пассажиров и шесть человек экипажа. Ведутся поиски с помощью спутников, вертолётов и спасательных судов...
   -- Нет, нет...
   Боги, пожалуйста, свет мой, божество моё тициановое, пусть ты не сел на самолёт, пусть ты опоздал! Онемевшие пальцы никак не могли справиться с телефоном. "Абонент находится вне зоны действия сети".
   -- Нет, пожалуйста, нет...
   Снова и снова набирали онемелые пальцы недоступный номер. Мой мир рушился и умирал, а под обломками сгорало всё моё естество. Внутри разливалась немая, невероятная боль, убивающая душу и забирающая тело.
   -- Малышка, что случилось? -- куратор тронул меня за плечо.
   Я посмотрела на Сыча и поняла, что почти не вижу его лица. Зрение начало отказывать.
   -- Этим... рейсом... -- с хрипом вырывались слова из сведённого горла. -- Летел... мой муж...
   Мой Тау... Я приняла браслет. И по законам марилиту стала твоей женой. А формальности... улаживаются быстро...
   Охватившие запястье заплетённые волосы моего змея прижаты к губам. Мой Тау... Я ненадолго тебя переживу, любимый. Мы скоро встретимся под крылом Великой Матери, родной.
   Вдохнуть всё никак не удавалось. Воздух не проходил в лёгкие. В надежде выжить, глупое тело выгнулось в судороге, ногти заскребли по горлу.
   -- Найди её шарфик, бегом!.. -- как сквозь вату долетел могучий рёв куратора. -- У малышки тяжёлая астма! Мухой, Витя!..
   Сознание уплывало, а тело продолжало яростно бороться за каждый глоток воздуха. Что-то прозрачное и приятное прижалось к лицу. Вдох-другой... и воздух стал поступать легче.
   Дышать не хотелось. Только умереть. Но тело радостно хватало воздух, наполняя лёгкие.
   Сыч что-то говорил, звал по имени, вокруг крутился кто-то ещё. Потом меня подняли и куда-то понести.
   Пришла в сознание я в медпункте, лёжа на кушетке с иглой в руке. Надо мной болталась капельница. Попытку встать пресекла сидевшая рядом женщина в белом халате.
   -- Лежи, девочка, тебе нельзя пока вставать, -- прижала моё плечо к койке, посветила в глаза маленьким фонариком, проверяя реакцию зрачков.
   С силой оттолкнув худую руку немолодой женщины, я перегнулась через койку. Подкативший к горлу ком вывернуло на пол. Меня рвало до тех пор, пока в желудке не осталось и намёка на ужин. А потом начало трясти. Лихорадка. Сознание уплывало и сильно поднялась температура.
   Так плохо мне уже очень давно не бывало. Звуки сильно отодвинулись, я почти оглохла. Вместо чётких очертаний предметов -- цветные пятна. Реальность перестала отличаться от бреда.
   "Тау... Мой Тау..." -- беззвучно шептали пересохшие губы, которых я почти не чувствовала. "Мама, мамочка, я хочу домой..."
   Моя жизнь сгорала в этой лихорадке. Сгорала и я, оставляя пустую оболочку себя самой...
  
  
  
   Рана на груди почти не кровоточила. Дёргало болью глубоко рассечённую ближе к шее нижнюю челюсть. Рваный спасательный жилет, помогающий держаться на воде, кое-как стянут на груди оторванными ремнями безопасности.
   Весь мир для изрядно контуженного сознания состоял из огромных чёрных волн, попыток не утонуть самому и вытащить за собой две лодки. В надувных спасательных шлюпах, отчаянно удерживаясь и прижимаясь друг к другу, сидели люди. Всего пару десятков выживших из сотни.
   "Надо было на "Аэробусе" лететь, а не в хреновине мелкой! Большие самолёты меньше падают..." -- мелькнула и ускользнула полная досады мысль.
   Придремавший в полёте Тау проснулся от громких криков. И только успел заметить, как узкий чёрный смерч сносит крыло и врезается в левый борт, сминая сталь как бумагу.
   Ударившись о воду, самолёт разломался на две части и начал стремительно тонуть. Тау приложило обломком, пробив даже скрытую броню на груди и распахав плоть до рёбер. Человека бы просто разрезало напополам таким ударом.
   Змей очнулся полулежащим на непонятно откуда оторванной доске, и его удерживали два парня и девушка, люди. Дикий шторм разносил осколки и людей по чёрному, бушующему морю. На счастье, в каждом жилете было по паре "аварийных свечек", горящих даже в воде, и одну из них воин пустил на то, чтобы прижечь рану. Боль была чудовищной, но кровь остановилась.
   Тау обнаружил среди обломков шлюпы и собрал тех выживших, которых смог найти. И теперь тащил их за собой, уводя из шторма. Направление он выбирал по внутреннему компасу и особому своему чутью, которое подсказывало, куда именно лучше плыть. Одному выжить было бы проще, ведь сейчас они -- лишь балласт. Но воин Литу о таком даже не подумал.
   Он не знал, сколько это длилось. Казалось, целую вечность. В какой-то момент волны начали заметно успокаиваться. Стало возможным чуть распустить до предела закрученную внутри пружину. ...И снова очнуться в момент, когда люди пытались затащить полтонны бесчувственного тела в лодку.
   Вцепившись в край надувного, но очень прочного борта, Тау мутным взглядом обвёл пространство. И выдал:
   -- Я слишком тяжёлый. Потоплю.
   -- Бред собачий! -- отмёл возражения не отпускавший его руки молодой парнишка. -- Шлюп рассчитан на тридцать человек, а нас тут даже десяти не наберётся. А ты ранен и замерзаешь.
   Змей хотел возразить, что расчёт таких лодок идёт на пятнадцать человек, а вовсе не на тридцать, и пассажиров в ней уже тринадцать, но не стал. Пока его уговаривали, оба шлюпа успели стянуть и связать вместе. На второй лодке народу было заметно больше, чем на первой. Невысокие, менее метра, волны, уже не пытались опрокинуть их каждые полминуты.
   С трудом затащив себя на борт, змей попытался расположиться так, чтобы не перевешивать лодку.
   -- Дай-ка я посмотрю твою рану, -- к змею подошла молодая, изящная девушка.
   -- Зачем? -- удивился плохо соображающий марилиту.
   -- Затем, что мы с Олей медики, -- присоединится к девушке уже знакомый парень.
   Почти все находившиеся рядом люди оказались или ромейцами, или миррасцами. Залийцев из спасшихся оказалось всего пятеро.
   Тау позволил усадить себя спиной к борту, помог развязать ремни и сам снял подранный жилет. Стянул с себя и разорванную тунику. С трудом отстегнул вбитые краями в грудь пластины скрытой брони. Стоило выдрать из припаленной плоти броню, как рана снова сильно закровоточила.
   -- Ох-хо... Плохо как, -- высказалась девушка, осматривая рану. Коснулась пальчиками краёв. -- Болит?
   -- Очень, -- с трудом кивнул Тау.
   -- Надо шить, -- высказался стоявший за спиной девушки парень. Змей смутно вспомнил, что звали его вроде бы Ким. Обернулся к третьему в их компании. -- Миш, тащи аптечку, которую мы нашли.
   Ребята дружно склонились над змеем. Им было лет по двадцать, все трое хорошо знали друг друга. Именно они вытащили змея из воды первый раз и не давали ему, бессознательному, захлебнуться. Закатный плохо воспринимал то, что видел и мало что понимал от боли, контузии и усталости.
   Обкалывая рану обезболивающим, и впихнув ему какие-то таблетки, ребята пытались отвлечь его разговором.
   -- А тебя как зовут? -- спросила Оля, втыкая иглу шприца чуть за край раны.
   -- Тау Закатный, -- отозвался марилиту, откинув голову на широкий борт шлюпа и стараясь не смотреть, что с ним делают.
   -- Закатный -- это прозвище такое? А тебе идёт, -- оценила девушка.
   -- А мы вот врачи, -- добавил Ким, промывая рану обеззараживающим раствором. -- Ну, будущие врачи, студенты ещё пока. А ты кто по профессии?
   -- Инженер, -- едва заметно улыбнулся Тау. -- Проектировщик.
   Каждый храмовый воин получает какое пожелает образование. Две трети мужчин марилиту были связанны с храмом напрямую, и четверть от этих двух третей являлись храмовыми воинами высшей категории. Никто не связывал их только воинской стезёй, позволяя выбирать любой жизненный путь. И по профессии, не связанной с воинским делом, Тау действительно был инженером.
   -- Блин, кости разбиты... -- в полголоса ругнулся парень, промывавший рану. -- Не сломаны, но осколки выбиты. Особенно сильное повреждение в ключице. Тау, потерпи, надо осколки костей вытащить. Потом шить будем. Сейчас уже обезболивающее подействует.
   Змей только кивнул, закрыв глаза. Он уже почти ничего не чувствовал.
   -- Ожог плохой... как бы не началось воспаление, -- смутно слышался голос.
   -- Антибиотиков двойную дозу щас вкатай. Так безопасней будет.
   -- Ага... Так, ещё пара стежков... Тау?.. Тау!.. Он сознание потерял!..
   -- Да не тормоши его. Давай затягивай, бинтуем его и в термоодеяло завернём. Только и лицо тоже зашей, полчелюсти распахало. Он просто спит, не трогай, и так полумёртвый...
  
   Наступившее утро брызнуло светом в глаза, почти ослепив. Кое-как заставив себя сесть на койке, я долго сжимала и разжимала кулаки, заставляя свои пальцы слушаться. Конечностей будто вообще не было, каждая косточка, каждое сухожилие -- нить боли.
   Ноги, чужие, как плохие протезы, едва удалось впихать в берцы. Уже подвижные, но нечувствительные пальцы слабо сумели затянуть шнуровку.
   Идти тяжело настолько, будто у меня внутри вообще нет позвоночника. И держать моё тело просто нечему. Приходилось то и дело останавливаться и опускаться на колени, чтобы отдышаться и не упасть. Даже странно, что меня никто не остановил и не окликнул по пути.
   С огромным трудом удалось добраться до своего домика. Ещё тяжелее было его открыть. Упасть на койку. Кое-как уже лёжа я стянула с себя обувь.
   Ужасно тошнило. Тело представляло собой единый ком боли. Головокружение, в глазах чёрные пятна и заложенные уши. Единственное, чего хотелось -- это умереть.
   И поверх всего этого, завершающим и добивающим звеном -- безжалостная память.
   Пустота. Горечь. Боль.
   Непослушными пальцами нащупав бутылёк в кармане, достала и отправила под язык сразу три капельки. Приятный холодок во рту.
   Медленно отпускало сначала мышцы и нервы лица, потом горла, потихонечку разливаясь по телу. Очень не спеша возвращалась чувствительность. Я просто лежала, не шевелясь. Сил даже на минимальную разминку взять было неоткуда. Ни сил, ни желания.
   Что я тут делаю? Зачем мне всё это, какой в этом всём смысл? Что в этом всём есть важного лично для меня? И кто я?..
   Звонок заставил вздрогнуть. Пальцы дёрнулись к уху, обнаружили отсутствие гарнитуры. Сев на кровати, одной рукой обыскивая карманы, второй вытаскивала из поясной сумки планш. Вытащить планш и найти запасную гарнитуру удалось одновременно. Мгновенно поменяв в планшете крошечный штекер антенны на запасную, я взглянула на номер. Незнакомый.
   Отвечать жутко не хотелось. Номер странный. Откуда, интересно, звонят? Явно не из Литании. Вдруг что-то важное... Может это Аери или Йера? Приняла звонок.
   -- Здравствуй, Домини...
   Голос, такой мягкий, звучный, глубокий. Я не сразу поняла, что ко мне обратились на марилийском. И назвали на манер полузмей.
   -- Ты слышишь меня?..
   -- Да... Да, я слышу, -- ответила на том же языке.
   -- Меня зовут Рау. Я брат Тау. Ты, наверное, ещё не знаешь. Я сам только что узнал...
   Во мне что-то оборвалось. Оборвалось, со свистом улетев из мозгов и с грохотом разбившись о дно сердца. Слёзы хлынули сплошным потоком. Со всхлипом удалось ответить:
   -- Я знаю... Знаю!..
   Вцепившись и уткнувшись в подушку, я не могла больше сдерживаться. Внутри всё сдавило. Единственное, чего мне сейчас хотелось, до воя, до истерики -- уткнуться в любимое плечо моего змея и обнять его. Вместо подушки...
   Всё, что у меня осталось -- это горящий, кипящий ад внутри. И где-то поверх кипящей лавы -- негромкий голос. Он звал, обволакивая ласковым теплом, пытаясь не успокоить, но утешить. "Домини, Домини..."
   Папа... Раа... Теперь мой Тау!.. Родной мой, любимый, как же мало тепла я успела тебе подарить...
   Да что же это за проклятье такое, чтобы все, все кого я люблю -- умирали?! Едва я смогла принять то, что папы Раа больше нет рядом, как не стало и Тау!
   Дышать стало тяжело и невыносимо больно. Пришлось снова уткнуться в шарфик. Голос дошёл до сознания не сразу.
   -- Домини... Ты -- дочка Раа Чёрной Легенды?
   -- Да, -- с трудом ответила, стараясь остановить судорожные всхлипы. -- Я его дочь.
   -- Девочка, ты в большой опасности, -- мгновенно обеспокоился близнец моего Тау.
   -- Почему? -- я в бессилии улеглась обратно на кровать, глядя в потолок.
   -- Я всё тебе расскажу. Но только не по телефону, -- марилиту прервался, будто о чём-то думая. -- Домини, никому не говори, что Раа твой отец. Лучше бы тебе отправиться сейчас в Летшасс, но не одной. Я приеду как только смогу.
   -- Зачем? -- даже мне самой в тот момент собственный голос показался мёртвым. -- Зачем мне куда-то ехать, Рау? Зачем теперь вообще жить?..
   Пауза не затянулась надолго. Негромко и веско марилиту произнёс:
   -- Затем, что ты -- всё, что у меня осталось от брата. И я сберегу тебя любой ценой.
   Закрыла глаза. Какая разница теперь? Всё равно здесь не задержусь. Летшасс? Город мечты. Пусть так и будет. И тихонько ответила:
   -- Я поеду в Летшасс. И не спеши -- я могу попросить Майру о помощи.
   -- Даже не думай! -- отказался от такого плана марилиту. -- Если будешь связываться с Майрой -- не делай этого на виду. Домини, это правда очень опасно.
   -- Я понимаю, Рау. Понимаю. Обещаю быть осторожной, если тебе от этого будет спокойней.
   -- Хорошо, -- вздохнул змей, понимая, что я если не лгу, то говорю полуправду. -- Я буду дома ближайшее время.
   -- Нет уж, сначала пусть тебе гипс снимут, а потом сбегай из своей лечебницы! -- довольно резко фыркнула я. -- Тоже мне, герой, мумией бинтованный.
   -- Это будет очень скоро, -- почти весело пообещал Рау. А в следующих словах звучала мягкая, ласковая забота: -- Отдохни и поспи, Домини. Я же по голосу твоему понимаю, насколько сильно ты вымотана.
   -- Ну ты прямо как мой Тау! -- и закрыла рот рукой, чтобы не завыть. Слёзы опять прочертили мокрые дорожки, стекая на этот раз по вискам.
   -- Не плачь, девочка... Не изводи себя больше. Я позвоню тебе завтра. А сейчас -- просто поспи.
   -- Хорошо. До завтра, Рау, -- едва удалось выдавить из себя, прежде, чем отключить связь.
   Это ненадолго, Доминика. Ненадолго. А потом под крылом Литу тебя будут ждать Раа и Тау. И попадёшь именно к Литу, ни к каким другим богам и посмертиям тебе пути нет. Ты же Кобра.
   Планшет сам оказался в руках. Только когда пальцы остановились на мамином номере, я поняла, что мне сейчас необходимо.
   Несколько долгих длинных гудков. И немного сонный мамин голос:
   -- Доброе утро, малышка.
   -- Мама, я так соскучилась... -- едва удалось справиться с собой, чтобы произнести это не сорвавшись. -- Как ты там?
   Она начала рассказывать о том, как дела, о бытовых мелочах, о своей новой коллекции, грозящей скоро выйти из под пера. Больше, чем смысл, я просто слушала её успокаивающий голос.
   -- Ну, а ты как?
   Услышав её вопрос, я немного помолчала. А потом ответила:
   -- Мам... Зачем я здесь?
   -- Ну... -- она явно растерялась. -- Это ведь была твоя мечта...
   -- Моя? Или папина?
   -- Котёночек мой, что случилось? -- настороженно спросила мать.
   Горько усмехнувшись, я ответила, стараясь сделать так, чтобы мой и без того сдавленный голос хотя бы не дрожал:
   -- Кажется, у меня наступил период самоопределения. Наконец-то. Мам, скажи...
   Голос прервался и, не дождавшись вопроса, мама произнесла:
   -- Я слушаю, малышка...
   Собравшись с силами, продолжила:
   -- Что важнее... То, что ты делаешь для человечества, или то, что ты делаешь для своей души?
   Ответа не было целую вечность, прежде чем зазвучал неуверенный, родной голос:
   -- Твой папа бы сказал, что однозначно важно только то, что ты делаешь для человечества. Какой след оставишь после себя в памяти поколений. Я скажу... конечно душа важнее, -- она замолчала. Вздохнула. -- А Раа сказал бы: "Не приставай к ребёнку, это её жизнь и она сама её живёт. Пусть живёт как ей самой того хочется". И знаешь, малышка... Я с ним согласна. Только тебе решать.
   -- Мам, -- нарушила я повисшую было тишину.
   -- Что, малыш?
   -- Спасибо тебе, что ты у меня есть. Мам, мамочка, я тебя очень люблю, ты у меня самая-самая замечательная на свете!
   -- И я тебя люблю, цветочек мой, -- в родном голосе слышалась улыбка и море тепла.
   Попрощавшись и пообещав звонить, снова уткнулась в подушку. Я тебя люблю, мам. Ты всё, что у меня осталось. Я больше никогда не вернусь домой.
   Сил не было от слова "совсем". Только бесконечная вымотанность и онемевшая от горечи пустота внутри. Нащупав одеяло, укрылась. Да, я смогу уснуть, покрепче обняв подушку. Я не бездушная и не бессердечная. И даже не чудовище. Только очень, очень сильно устала...
  
  
   Аран легко коснулся плеча Рау. Тёмно-алый марилиту обернулся, растерянно посмотрел на старшего друга. Оглядел остальных. Пока он задумался, они успели оказаться рядом всей дружной командой. Даже Йен, всё ещё передвигавшийся с трудом, был тут, привалившись к стене огромной веранды коттеджа.
   -- Ну как?.. -- негромко спросил Рону, свернувшийся кольцами рядом с Араном.
   Помолчав, Рау взглянул на зажатый в ладони телефон. Медленно произнёс:
   -- Тау был бы счастлив знать, насколько сильно любим.
   Вскинув взгляд, пристально посмотрел на старшего в команде. Оглядел остальных, взвешивая, насколько может сейчас доверять тем, с кем разделил большую часть жизни. И веско произнёс:
   -- А ещё она -- дочь Чёрной Легенды.
   Аран изменился в лице. Рону даже приподнялся на хвосте, обеспокоившись.
   -- Ты её предупредил, чтобы пряталась? -- спросил Йен, отлипая от стены.
   -- Конечно, -- кивнул Рау.
   Хорошо, что здесь можно разговаривать спокойно. Глушилки на все подслушивающие и подглядывающие устройства Тау установил сразу, как братья здесь разместились.
   -- Мы должны найти её первыми. Найти и спрятать, -- озвучил общую мысль Аран.
   -- И побыстрее, -- кивнул Рау.
   -- Теперь это наш долг, -- добавил Йен.
   С чёрным марилиту молча согласились. Негласный закон храмовых воинов. Если одни погибает, оставляя жену -- её как родную сестру опекают все оставшиеся в живых из братьев.
  
  
   Большие и сильные руки тепло обнимали, согревая и пряча от всего мира. Мои пальцы с любовью перебирали тициановые локоны, вьющиеся крупными кудрями. Прижавшись щекой к его груди, я улыбалась и почти мурчала как довольная кошка. Я знаю, что такое счастье. Знаю, какое оно на запах, как тепло прижиматься к нему щекой, как хорошо гладить его волосы...
   Змей склонился и прижался губами к моей макушке. Поцеловал и тихонько шепнул:
   -- Я скоро буду рядом, любимая. Только дождись...
   Что значит "скоро буду"? Ты ведь уже рядом. Чуть отстранившись, я подняла голову и взглянула ему в лицо. Почему твои глаза так потемнели, любимый? Под моей ладонью, прижатой к твоей груди, оказалось что-то влажное и тёплое. Что?..
   Медленно отняв руку, я взглянула на свои пальцы. Кровь...
   -- Тау?.. -- кровавое пятно быстро расплывалось по светлой майке, с бешеной скоростью начало заливать простынь. -- Тау!!..
  
   Резко дёрнувшись, я проснулась. Горло сведено от неудачной попытки закричать во сне. Села на кровати. Тупо огляделась. Упала обратно и уткнулась в подушку.
   Темно за окном. Ночь. Как же мне погано...
   Собравшись с силами, едва не за шкирку заставила себя встать. Тело слушалось на удивление неплохо и даже не сильно болело. Найдя полотенце, обулась и силком выпнула себя в душевую. Вокруг никого не было и это было замечательно.
   Около часа заняло отмывание себя в еле тёплой воде. Только когда она пошла совсем холодная, я тщательно растёрлась полотенцем, оделась и вернулась в домик. Легла обратно и закуталась в одеяло. Опять начало знобить.
   Наушники и музыку. Просто лежать и не думать. Главное -- не думать.
   Куда делось моё обычное мышление? Где робкий голосок рассудка, куда исчез здравый смысл, где моя паранойя? Кто вытравил всех родных и любимых тараканов из моей дурной головы? Или они все просто утонули в океане моего кошмара и сдохли от горя, как скоро я сдохну?
   Заснуть до утра так и не удалось. Когда за окошком забрезжил рассвет, пинком согнала себя с кровати и заставила сделать разминку. Хотя бы по минимуму. Нельзя давать телу забывать, как нужно пропускать импульсы по нервным волокнам. Иначе скоро я перестану двигаться совсем.
   Доделав разминку, неторопливо оделась. И обнаружила, что не просто похудела последнее время, а почти превратилась в скелет. Я никогда не отличалась особо крупной комплекцией, но чтобы кости на лице так торчать начали... Не говоря уже о рёбрах. Заметные потери пошли уже в мышечной ткани, а не только в жировой, коей у меня немного, но всё ж было.
   Отчасти это результат перебора заветного средства, хранящегося в кармане. Но только отчасти. Ты начала голодать, Доминика. Обувайся и иди в столовую.
   Только ещё одну каплю под язык. Чтобы желудок принял еду и не вывернул её обратно.
   На подходе к столовой я почти уткнулась в Сыча. Тот постарался тактично поинтересоваться моим самочувствием. Я только пожала плечами в ответ на такой вопрос. Куратор под локоток проводил меня до столика, оправил кого-то из младших сотрудников притащить нам завтрак.
   Вместо отправленного парня, обратно с едой на троих на подносе притащился Виктор. Поздоровался с Сычём, расставил тарелки и кружки, сел. Положил рядом со мной на стол гарнитуру.
   -- Ты потеряла вчера, практикантка, -- без следа своей обычной весёлости произнёс белобрысый геолог.
   -- Спасибо, -- кивнула я, забирая находку.
   Уткнулась в тарелку, без попыток осознать, что в ней. И как-то на удивление беспомощно спросила:
   -- Вить, были ещё новости про самолёт?
   -- Были, -- отозвался тот, заставляя меня вскинуть взгляд, полный безумной надежды. -- Обломки на дне нашли...
   Надежда угасла, даже не сформировавшись. Опустив голову, я взялась за ложку и начала медленно есть, тщательно прожёвывая и не чувствуя вкуса. Справившись со своей порцией, попросила геолога принести добавку, если ему не сложно. Он сказал, что конечно же не сложно и пошёл за добавкой.
   -- Дед Саныч, когда ближайшая отправка в Гирит будет? -- спросила куратора я, пока Виктор отсутствовал.
   -- Через три дня, -- тяжело отозвался седой начальник. Грустно на меня взглянул: -- Уезжаешь, малышка?
   -- Мне надо домой. В Летшасс, -- ответила.
   -- Хм... -- куратор запустил пальцы в прилично отросшую седую щетину. -- В ту сторону отправка будет через два дня. До Дазы, а оттуда легче к марилиту добраться, чем из Гирита.
   -- Спасибо, дед Саныч, -- я даже смогла ему улыбнуться.
   Витя принёс ещё одну тарелку и я снова принялась методично поглощать пищу. Вкуса так и не смогла толком ощутить. Главное, что не противно, а значит, не стошнит.
   Желудок откровенно переполнился от двух тарелок разом, таким количеством еды нечасто его баловали. Оставалось только вернуться в домик и лечь.
   Каморка из сине-серого, толстого, шершавого пластика. Моё убежище.
   Уснуть не получалось. Подумала, что стоило бы полистать новости в сети, а не доверять словам Виктора полностью. Может... Всё же есть надежда...
   Достав планш, я несколько неожиданно обнаружила два пропущенных звонка и кучку панических смсок. Звонил и писал Лёха. Ещё ночью. Почему я этого утром не увидела? Или просто не захотела увидеть, выключив из сознания? Скорее всего.
   Оказывается, ночью из лагеря успели позвонить в Гирит и узнать, насколько быстро смогут выслать вертолёт за пострадавшим, если всё же понадобится. Леший, видимо, хотел узнать, что случилось, а потом заподозрил, что раз я не отвечаю -- значит я и есть пострадавшая. Правильно, конечно, заподозрил, но... По-привычке не хотелось показывать свою слабость. И всё же успокоить его надо. Ведь он -- друг... Первый в моей жизни и единственный. А я не особо знаю, как на самом деле нужно обращаться с друзьями. Разве что в теории, но не на практике.
   Звонить не буду. Смски хватит. Слегка поразмыслив, открыла клавиатуру и стала набирать текст. Не беспокойся так сильно, Леший, у меня был просто очень сильный приступ астмы. Уже всё в порядке.
   Буквально через минуту мне прилетела ответная смска, с напоминанием, что астма -- это очень опасно. И чтобы я себя берегла. И ни в коем случае не расставалась со средствами для купирования приступов.
   Хотелось огрызнуться, что без него знаю, что мне делать. Но не стала. Только заверила, что теперь точно не расстанусь.
   Всё. Теперь, пожалуй, можно постараться заснуть. Как раз ком к горлу прекратил подкатывать. А теперь укрыться и дрыхнуть до ужина.
  
  
   Тау было плохо. Очень, очень плохо. Боль и слабость, пронизывающий, вгрызающийся в кости холод и бессилие. Кое-как выплыв из сновидений, он обнаружил себя на той же лодке, где заснул после шторма.
   -- Не дёргайся, иглу сместишь, -- посоветовал хрипловатый мужской голос.
   Рядом сидел седой мужчина, лет эдак за пятьдесят. Выбеленная щетина на смуглом, усталом лице, набрякшие мешками под глазами. Жилистый, в хорошей физической форме, просоленной "матроске" и штанах камуфляжной расцветки. Он прижал руку Тау, когда тот хотел её согнуть. В другой руке мужчина держал пакет с прозрачно красноватой жидкостью.
   -- Это плазма, -- кивнул мужчина на герметичный пакет, от которого к руке змея спускалась трубочка капельницы. -- Нейтральная, любому подойдёт. Не самое лучшее средство, конечно, но хоть что-то. Ты очень много крови потерял, около сорока процентов. У нас кое-что было с собой, так что умереть тебе не дадим.
   Марилиту огляделся, едва сумев приподнять голову. Его плотно укутали тонким, шелестящим термоодеялом, со всех сторон прижимались люди -- трое детей и женщины. Самая крошечная, двухлетняя малышка, забилась ему под бок. Почти все они спали, обнимая и согревая его своим теплом. Кое-как приподняв казавшуюся тысячетонной свободную руку, Тау с несколько мгновений рассматривал свою кожу. Она не просто побледнела, а посерела от потери крови. В голове сильно шумело и при малейшем напряжении, даже попытке просто поднять конечность, начинало шуметь ещё сильнее. Но даже сквозь шум в сознание проникала панически-тоскливая мысль о том, что Доминика там с ума сойдёт, если он не даст ей знать, что жив. Ещё хуже будет только умереть, чтобы она уж точно не осталась в рассудке.
   -- Я тебя не помню среди пассажиров, -- с трудом произнёс Тау, едва сам соображая, что говорит.
   -- А я и не с самолёта, -- скупо улыбнулся мужчина. -- У нас корабль затонул. Ну а мы на лодке спаслись.
   Змей попытался сосредоточиться на лице мужчины, но мир не желал переставать вращаться. Последнее, что видел Тау, это жуткую, сюреалистичную картину затягиваемого будто в чёрную дыру чужого лица. А потом сознание снова погрузилось темноту.
  
  
   Следующие два дня, я только и занималась тем, что ела и спала. Ела почти постоянно, каждые час-два заглядывая на кухню, в промежутках подъедая что-нибудь из моего сухпайка. Не забывала и про каплю под язык вовремя. Иначе бы не смогла так есть.
   Рау звонил ещё дважды. Разговоры с ним были лёгкими и занимали ровно столько времени, сколько я могла слушать и говорить не начав думать. Змей чутьём понимал, что я не в себе сейчас. В округе часто крутился геолог, то и дело подкидывая мне каких-нибудь вкусняшек. В очередной раз притащив мне фрукт, Виктор поделился:
   -- Сыч радуется. Он из-за твоих голодовок то и дело ругался.
   Проведя пальцами по шероховатой оранжево-жёлтой шкурке, я достала карду. И ответила:
   -- Я ем не потому, что мне хочется есть. А только потому, что сейчас должна выжить.
   Бродила по лагерю призраком позавчерашнего дня. Прошлась по всем раскопкам. Изучала автоматически, даже не вникая в смысл того, что видела перед собой. Даже величие гигантских скелетов не смогло больше разбить тусклую пелену, затянувшую сознание. Меня никто не трогал и не дёргал лишни раз. Куратор запретил ко мне приближаться, что ли?
   Один раз, глядя куда угодно, но только не перед собой, я едва не уткнулась в знакомую личность, давненько не маячившую на глазах.
   Остановившись, я сощурилась, окинула Мерина далёким от дружелюбного взглядом. Рефлексы сработали сами, в руке оказался пистолет. Согнутая в локте рука и от пояса направленный на противника ствол.
   Нервно улыбнувшись, Маример поднял руки вверх и сообщив "Уже исчезаю!" свалил куда-то из зоны видимости. Это событие меня слегка взбодрило, но не настолько, чтобы вывести из ступора полностью.
   К вечеру второго дня все мои вещи были перебраны, выстираны, уложены и готовы путешествовать со мной дальше.
   Завтра я уеду отсюда. Из места, куда я так стремилась. Пошло оно всё... в пасть Подземного Бога!
   Раа оказался куда лучшим отцом, чем родной папа. Жаль, что окончательно дурь из моей головы он выбил только после своей смерти. И не видит, что его уроки всё же достигли своей цели. Как же жаль, что раньше у меня не было своих собственных крупных и серьёзных целей и желаний. А то, что я за них принимала, оказалось самообманом.
   Нужно попрощаться с ложной мечтой. Пора бы уже жить своей жизнью, а не пытаться доживать за отца. Этим сейчас и займусь...
   Вход в грот опять никто не охранял. Фонарики на стенах в темноте, казалось, засветились ярче. Быстрый, лёгкий спуск. Замерев у входа, я прикипела взглядом к скелетам. Даже это невероятное зрелище не могло развеять туман, затянувший моё сознание. Не могло развеять, но вполне могло придавить. Как взошедшее солнце сгоняет дымку с гор в долину.
   Интересно, как они будут выглядеть сверху? Безумная идея, посетившая мою голову, вполне могла заставить рассудок ругаться. Если бы он у меня сейчас вообще был. От мысли до дела у меня расстояние короткое. Оглядев грот профессиональным взглядом, я прикинула примерную траекторию.
   Левую ногу назад. Чуть скорректировать положение тела. Сорваться с места пущенной стрелой! Взлёт на кучу сваленных блоков, разбег прямо по слегка наклонной стене, прыжок с такой силой, что мышцам становится очень больно!.. Удар всем телом в прозрачный купол "гроба". Соскальзывая с полукруглого края, я вцепилась в гладкую поверхность ладонями. Ногами, стараясь цепляться резиновой подошвой кед, попыталась выпихнуть себя наверх. Удалось и через пару минут я встала в полный рост на поверхности гроба "королевы".
   И заворожено застыла. Сверху вид и вправду другой... Поддаваясь интуиции, склонила голову, стараясь сменить ракурс зрения. Сощурилась. Сыч мне про такой секрет не говорил, хотя наверняка знал.
   Есть такие картинки, где в одном изображении спрятано несколько. Посмотришь под одним углом -- там птица. Повернёшь под другим, а там уже волк. С третьего ракурса -- ещё что-нибудь.
   Саркофаг оказался такой картинкой. И поверх выбеленных временем костей легло изображение женщины. У неё были светлые волосы до пояса, аккуратно уложенные вдоль тела и на плечи. Одежда... брючный костюм тёмно-красного, расшитого золотом цвета и поверх него что-то вроде накидки до лодыжек. Правильные, точёные черты лица. Лет, навскидку, около тридцати.
   Кого-то она мне напоминала. До боли сильно. Только кого?..
   Осторожно, стараясь не терять ракурс, я села. Достала из поясной сумки карандаши, блокнот и начала рисовать. Сначала общую картину, потом вычленяя детали. Нельзя торопиться.
   Не знаю, сколько я так просидела, то и дело переползая с места на место, чтобы разглядеть всё получше. И когда решила, что зарисовала всё, что могла, коснулась ладонью прозрачной поверхности. Как бы мне хотелось разгадать твою тайну. Кто ты? Кем была?
   Интересно, удастся ли забраться на так же к оставшимся скелетам? Самый удобный подход был именно к женщине. Прикинув расстояние, поняла, что с одного купола на другой не перепрыгну. Слишком далеко. Разбежалась, допрыгнула до стены, по ней соскользнула на пол.
   Всё-таки, как же хочется увидеть их лица! Ну, попытка не пытка...
   Но ни с первого, ни со второго, ни даже с пятого раза мне не удалось забраться наверх. Даже уцепившись за купол, я соскальзывала, потому что цеплялась слишком низко. А после шестой попытки силы меня разом оставили.
   Ноги стали ватными, отказываясь выполнять свои прямые обязанности. Сев прямо там, где стояла, я откинулась спиной на опорный камень саркофага.
   Горло сдавило. Всё моё естество с головой накрыло горечью. На кой чёрт мне их лица, если меня интересует только одно, которое я больше не увижу?..
   Достав планшет чуть дрожащими руками, посмотрела на количество антеннок. Связи толковой ни черта нету. Но, может, хоть на сообщения хватит?
   Открыв чат, нашла знакомый номер, набрала, то и дело ошибаясь, печатая не те буквы: "Поговори со мной, Рау". Через долгие полминуты пришёл ответ: "Что случилось, малышка?"
   "Отвлеки меня, пока я не сошла с ума".
   В ответ марилиту прислал грустно улыбающийся смайлик. А потом сообщения посыпались одно за другим, заставляя меня отвечать и не давая времени задуматься. Он то спрашивал о моих раскопках, то скидывал бородатый анекдот. То о погоде, то о политике... Рау действительно меня отвлёк. Стало даже немножко легче дышать.
   Пора вернуться к себе. Может быть удастся ещё хоть немного поспать. На часах как раз четыре утра.
   Возвращение в домик не вызвало особых затруднений. Где было недостаточно освещено лагерными фонарями, там я себе подсвечивала маленьким карманным фонариком. Заперев за собой пластиковую дверь, я села на свою кровать. Достала блокнот, перелистала его заново.
   И тут сделала то, чего раньше не сделала бы никогда. Тщательно перефотографировав все последние рисунки, переставила флешку из фотоаппарата в планш. Закинув всё в архив, зашифровала. И отправила Лешему. Тут же вычистила исходящие.
   Открыв чат, скинула сообщение отдельно от архива. "Пароль -- название моей любимой книги. Ты знаешь, какой. Леший, расшифруй надписи. И никому, никому! не показывай то, что получил. Совсем никому, иначе нас поубивают".
   Через пару минут, когда я уже успела раздеться и лечь, пришёл ответ "Понял. Утром посмотрю. Надеюсь, у тебя там всё в порядке. Спокойной ночи, полуночница!"
   Завернувшись в одеяло и закрыв глаза, я очень быстро уснула...
  
   * * *
   Солнце выжигало глаза, которые и без того не желали смотреть. Днём было очень жарко, ночью -- холодно. Время тянулось бесконечно долго. Пресной воды почти не было, из еды только изредка вылавливаемая рыба которую приходилось есть сырой. И её не хватало на всех. Даже элементарных лекарств не хватало. Люди то и дело отказывались от пищи и воды в пользу раненого. От полного отупения и потери воли обессиленного марилиту спасал старый моряк, которого звали Глебом. Он разговаривал с ним. Всё время, что змей не спал. Чаще рассказывая, реже расспрашивая.
   -- Я тот ещё кретин, -- однажды с трудом признался Тау. -- Надо было слушать наставницу и отправляться вместе с... моей женой. А не нянькой при братьях. Они и без меня бы неплохо устроились. А она...
   -- У вас же вроде бы матриархат, -- что-то припомнив, отозвался постоянный собеседник. -- Неужто женщина-змея не справится с чем-то сама?
   -- Она другая, -- едва слышно сказал полузмей.
   -- Это какая? -- с искренним интересом спросил моряк.
   -- Маленькая, очень хрупкая. Беззащитная, моя птичка. Моя Доминика, -- с болью выдохнул Закатный. -- Как бы она без меня не погибла...
   Столько любви, заботы, тревоги отразилось в тот момент на бесцветно-сером лице змея, что у человека защемило сердце. Это имя, Доминика, не раз произносил марилиту в бреду, когда его мучила горячка в первые три дня.
   -- Доживи до спасателей, парень, -- серьёзно, без тени улыбки произнёс Глеб. -- Додержись, доживи, зубами вцепись в эту жизнь. И ты к ней вернёшься.
   Змей ответил благодарным кивком и почти сразу провалился в знакомый полусон-полубред. Проявление сильных эмоций потребовало от него слишком много сил.
  
  
  
   Утро началось... рано. Тело отчаянно не желало реагировать на будильник, пытаясь обмануть сознание и всячески игнорируя ужасный звук. Трижды вырубив проклятущую звонилку во сне, я с трудом разлепила глаза и всё-таки добралась до планша наяву.
   Хотелось спать и ломило, тянуло, кажется, каждый нерв. С трудом дотянувшись до штанов, нащупала в кармане бутылёк и непослушными руками вскрыла. Не пролить умудрилась чудом, отправляя сразу три капли в рот. Посмотрела на часы и решила, что ещё полчаса полежать могу. Тем более, что после большой дозировки тело само без разминки потихоньку перестаёт болеть и мучить меня.
   Второй будильник, прозвучавший тридцать минут спустя, уже не вызвал такого жгучего желания временно умереть. И всё-таки с кровати я сползла, а не встала. Кое-как оделась и даже особой разминки делать не стала, потянулась только. Продольный и поперечный шпагат, несколько наклонов лбом к коленкам, прогнуться в спине, встать на мостик из положения стоя и хватит с меня пока что.
   Полностью выпотрошив свой рюкзак и сумку, я разложила все вещи перед собой на полу. Я слишком ослабела и отощала, чтобы нести всё.
   Берцы. Кеды. Три комплекта камуфляжей. Аптечка. Патроны. Пистолеты. Фляга. Весь комплект ножей. Припасы и прочее...
   От чего я могу избавиться, а от чего не могу?
   Для начала оделась. Подумав, выбрала песчаный камуфляж. Одежды у меня слишком мало, чтобы от неё избавляться. Шарфики. Первый скоро уже выдохнется, можно распаковывать второй. Надорвав конверт, вынула в этот раз золотисто-рыжую прозрачную ткань. Сразу же надела на шею, не без удовольствия вдохнув знакомый свежий запах. Старый шарф плотно упакован в герметичный пакет. Бутылёк из конверта отправился в тот же карман, где уже лежал полупустой.
   Так я перебрала каждую вещь, каждую ниточку, взвешивая, насколько она мне необходима.
   В итоге в кучке вещей, которые стоит оставить лежали берцы, лесной камуфляж, сто патронов к револьверу и пятьдесят к пистолету. Там же лежал плёночный фотоаппарат.
   К кобуре комплектом прилагался поясной патронташ на пятьдесят ячеек. Тридцать ячеек побольше и двадцать поменьше. Тщательно уложив каждый патрон, надела на себя. Остальное опять в рюкзак.
   Вещи первой необходимости и разные мелочи я рассовала по карманам. Многое уложила в поясную сумку -- планшет, блокнот, карандаши, пару тонких брикетов сухпайка на случай если мне срочно понадобится утихомирить желудок.
   Взвесив после всех выборов и приготовлений полегчавший рюкзак, решила что это я уже смогу унести. Жальче всего оставлять было берцы, но ничего, я попрошу Сыча мне потом это всё посылкой отправить. У меня хорошие кеды, рыже-песочного цвета, из того же "железного волокна", что и камуфляжи, с той же полимерной пропиткой. Да и высокие, выше середины голени.
   Тщательно упаковав вещи, которые я не беру с собой, взяла полотенце и пошла в душ. Вымылась быстро, но тщательно. В полухолодной воде не особо понежишься. Растерев тело полотенцем, внимательно себя осмотрела. Не растут ли где пропущенные в салоне красоты волоски, не воспалился ли шрам на бедре. Всё было в порядке, кроме одного -- чрезмерной тощести. Сколько во мне осталось? Килограмм сорок пять от силы? Да кому я вру, тут и сорока трёх нету.
   Одевшись, неторопливо направилась завтракать. За столиком уже сидела обычная моя компания -- Витя и Сыч. И даже еду они мне уже приготовили. Пожелав доброго утра обоим мужчинам, я присоединилась к завтраку. Каша, котлета и фрукты. Жить можно.
   Что Сыч, что Витя с утра были удивительно мрачными. Спрашивать ни о чём не хотелось и я просто молча ела.
   -- Машина уходи через час, -- хмуро сообщил Витя. -- Ты готова?
   -- Более чем, -- меланхолично ответила я, выскребая остатки каши со дна тарелки.
   -- Береги себя, девочка, -- удивительно ласково попросил Сыч, погладив меня по спине.
   Вздрогнув от прикосновения, я взглянула на куратора и честно ответила:
   -- Мне не хочется вам врать, дед Саныч. Вы хороший человек. Я не могу обещать себя беречь.
   Дед улыбнулся как-то печально-вымучено и кивнул:
   -- Понимаю, малышка...
   -- Лучше добавки дайте, пока она есть.
   Витя весело хмыкнул и достал из-под стола холщёвую сумку.
   -- Это тебе в дорогу, -- сообщил геолог, показывая мне содержимое авоськи.
   Внутри было штук десять банок сгущённого молока.
   -- Ого! -- достав одну, я быстро пробила ножом в крышке две дырки и попробовала. -- Офигенно. Спасибо огромное, Вить, этого мне ужасно не хватало!
   -- Не за что, -- улыбнулся явно довольный геолог.
   В дорогу, не в дорогу, а одну банку я сейчас с компотом приговорю точно. Мне очень нужно набрать вес, а сгущёнка для этого идеальна.
  
   Машина оказалась шестиместным внедорожником. Вообще, машин было две, но одна -- чисто грузовая, рассчитанная на водителя и одного пассажира и оба места были уже заняты. Оставался мне лишь этот внедорожник. Третий ряд сидений завалили какими-то тюками, а я в наглую залегла на втором ряду. Кроме меня и водителя ехал один из подручных Сыча. Я так и не поняла толком, кто этот ромеец -- то ли геолог, то ли техник, то ли в любую дырку затычка. Да мне по большей части просто всё равно. Звали его Тимом, с лишними разговорами ко мне он не лез, что меня более чем устраивало. Сидел, постоянно уткнувшись в свой планш, и то ли читал, то ли считал, то ли играл. Вникать не хотелось. А вот спать -- даже очень.
   Лениво подумав о еде, я попыталась вытянуться. И мне, с моим небольшим ростом, это удалось почти полностью в просторной машине. Главное теперь -- ни о чём не думать. Просто слушать музыку и не думать...
  
   Трое суток пути прошли в каком-то дремотном отупении. Мои дела ограничивались сном и едой. Один раз за это время я коротко переписалась с Рау, сообщив ему, что направляюсь в Летшасс.
   Сказать, что за это время я выспалась -- бессовестно соврать. Едва засыпая, я очень скоро снова просыпалась. И проводила большую часть времени в полудрёме. Мне снился Тау. Раа, папа... и снова Тау. И от снов этих радостью не веяло.
  
  
   * * *
   Тау разбудили голоса людей. Они кричали что-то невнятно-радостное и раскачивали лодку. Кто-то выстрелил в воздух сигнальной ракетой. Тау увидел пролетающий над их головами вертолёт. Их нашли. Всё-таки нашли.
   Невольно растянувшиеся в слабой улыбке губы мигом потрескались, в паре мест лопнув до крови.
   Марилиту не знал, сколько прошло времени, но вскоре увидел большой корабль. Людей стали поднимать на борт. Обессиленный, обезвоженный, раненый Тау едва мог поднять голову. О том, чтобы подняться на борт самому -- не могло быть и речи.
   Ему помогли люди. Спустив к шлюпке лебёдку, аккуратно завернули змея во что-то вроде гамака и подняли на борт. Даже минимальное усилие для него отозвалось во всём теле ужасающей слабостью, пустившимся в галоп сердцем и болью. Сквозь шум в голове, полузмей услышал обрывки фраз людей, говорящих о нём. Спасённые объясняли спасателям, что их вытащил из моря красный воин Литу. И просили обращаться с ним как можно бережней, потому что спасая их, змей очень сильно заболел.
   Тау хотел возразить, что заболел он потому что плохо прижёг рану и потерял много крови. Люди сделали глупость, обернув змея термоодеялом так плотно и надолго. Бинтов было маловато, чтобы перевязать как следует, а крови много. Воздухонепроницаемое одеяло создало парниковый эффект, что спровоцировало начало сепсиса в ране. Соль и солнце успешно выжигали заразу, когда ему всё же удалось заставить людей убрать термоодеяло и начать поливать морской водой. Но он всё же был слишком слаб.
   На попытке поднять голову и сказать людям, что ему срочно нужно позвонить, Тау просто потерял сознание.
  
  
   На третьи сутки наш маленький караван из двух машин остановился на ночлег в оазисе. Солончаковая пустыня была удобным местом для машин и неудобным для выживания. Сидя на крыше джипа я смотрела в сторону заката. Там дальше, за оазисом, солончак заканчивался, переходя в барханы песчаной пустыни. Даже удивительно, как ещё сыпучая пустыня не покрыла собой плоскую. Я прислушивалась. Пески в тишине наступающей ночи -- пели. Едва слышная, отдалённая музыка песка и ветра... Слышал ли её когда-нибудь мой Тау?..
   До Дазы мы должны добраться уже завтра к вечеру. Там я с моими попутчиками и расстанусь. Мой путь заканчивается далеко отсюда.
   Холодало. Забравшись в джип, я укрылась одеялом не раздеваясь и даже не разувшись. Очень не хотелось возиться со шнуровкой, а грязь и пыль к моим кедам не прилипает. Да и так теплее. Ночами температура падала до минусовой отметки. Вскрыв перед сном одну из трёх оставшихся банок сгущёнки я медленно, запивая водой из фляги, съела её всю. Организм отчаянно попытался сказать мне, что он хочет мяса, на крайний случай хлеба, а со сладостями уже перебор, но я привычно велела ему заткнуться и переваривать что дали.
   Завернувшись в тоненькое, но тёплое одеяло я уснула, убаюкиваемая музыкой ветра, звучащей на самой грани слышимости.
  
   Резко и безжалостно из сна меня выдернул грохот, а потом крик. Вскочив, я заторможено попыталась понять, что происходит. Пока сознание приходило в себя, руки успели нацепить кукри, патронташ, накинуть кобуру и куртку.
   И тут до меня дошёл странный факт. Грохот. Это стрельба. Стекло рядом со мой разлетелось мелкими брызгами, оцарапывая щёку и засыпав колени. Как в замедленной съёмке в разбитое окно просунулся ствол автомата и влезла паскудная рожа выродка грязи, покрытая сине-чёрной татуировкой. Искривлённый рот открывался, явно что-то крича, но я не слышала. Снова сработали рефлексы и прежде чем дошло, что случилось, пуля "Магнума" уже разнесла эту рожу в кровавые ошмётки, вышибив мозги. Отдача больно ударила пока ещё слабую, не до конца послушную руку.
   Сознание, критически откинув факт убийства человека, заставило попытаться оценить степень опасности. Ещё темно, предрассветный час. А в нашем маленьком лагере -- редкие выстрелы и вопли на залийском. На очень специфичном диалекте залийского.
   -- Практикантка! -- крик заставил меня вздрогнуть. Тим появился в разбитом окне. Лицо у него было залито кровью. -- Беги!.. -- и схватил меня за руку, потянув за собой.
   Резкий и сильный выброс адреналина в кровь заставил моё тело рывком выйти из состояния сонного паралича. Вырвав руку из ладони Тима, я рыбкой нырнула в окно, перекатилась по земле, быстро, плавно поднялась, и рванула за парнем следом.
   Едва успев сделать десяток шагов, парень запнулся и упал, закричав от боли. Он держался за простреленную выше колена ногу. Штанина быстро и обильно пропитывалась кровью. Твою Подземного Бога мать!..
   -- Беги-и-и-и, -- простонал ромеец, сжимая зубы и зажмурившись.
   Бросить раненого?.. Внутри что-то дико воспротивилось решению. А другая моя часть, более глупая и живучая, дико взвыла, вторя его словам.
   -- Беги, девочка...
   -- Тим, выживи! Я вернусь с подмогой!
   Последнее его слово заставило рвануть на пределе сил. Я всё поняла. С мужчинами такого как со мной не сделают, если они останутся в живых. Двух появившихся на пути выродков грязи я застрелила не дрогнув и даже не взглянув на их лица. Уйдя от пули третьего низким перекатом, выстрелила с земли, прямо в движении. Переоценив свои возможности, промахнулась, но заставила его пригнуться. Следующая пуля сорок пятого калибра разворотила выродку кишки.
   Дважды ударило в правую ногу заставляя меня броситься на землю и снова уйти с линии стрельбы длинным, низким перекатом. Не вставая, ощупала мигом онемевшую ногу ладонью. Дырка над коленом. Пуля прошла по касательной, лишь оцарапав ногу. Крови не критично много. Значит, смогу уйти. Запустив руку в карман, достала бутылёк, и уже не заботясь, расплескаю ли драгоценную жидкость, капнула на рану, на язык прямо из бутылька, игнорируя пипетку.
   Встала, попробовала опереться. Держит. Я побежала не останавливаясь, быстро, очень быстро и как можно дальше...
  
  
  
  
   По грани жизни
  
  
   Выбившись из сил, я лежала на песке, медленно вдыхая воздух только сквозь шарфик. Солнце поднималась над горизонтом позади меня. Сколько времени уходила от погнавшихся следом ублюдков? Не сбавляла темпа ещё долго после того, как их голоса затихли в дали.
   Если они напали около четырёх утра, то сейчас примерно десять. Учитывая, что уже около часа я просто прихожу в себя, то бежала без остановки пять часов.
   Вдох через шарфик. Выдох без него. Кажется, отдышалась. Час назад бронхи свело так, что приходилось воевать с собой за каждый глоток воздуха.
   Кое-как заставив себя сесть, подтянула к себе правое колено. Внимательно осмотрела рану в разорванной штанине. Кровь идти давно перестала. Царапина оказалась довольно глубокой и широкой, чтобы причинять неудобства пока не заживёт. Но процесс регенерации уже запущен. Даже в самом плохом случае оно затянется через три дня. Я помню, что ударов в ногу было два. А куда, в таком случае, пришёлся второй?
   Вторая пуля нашлась быстро. В моей набедренной сумке. Вытащив планшет, ёмко выругалась. Пробит. С краешку. Как раз там, где антенна. Даже стекло не особо треснуло, только там же сверху разошёлся веер мелких трещинок. Сама пуля нашлась застрявшей в лежавшем за планшетом телефоне. Мелкий калибр, что меня и спасло. Но телефон убило безвозвратно. А будь оружием что-то вроде моего револьвера -- с бедренной костью пришлось бы попрощаться.
   Чтобы оценить ущерб полностью, пришлось спустить штаны. Ну да, так и есть, синячина на полбедра. Кожа молочно-белая, с синими прожилками вен, аж прозрачная. И синяк кошмарный по цвету, фактуре и размеру. Если бы у меня было достаточно воды, я бы разделась до трусов, чтобы кожа сейчас начала вбирать в себя энергию солнца. Но я рискую высохнуть быстрее, чем выполнить роль солнечной батарейки.
   Кстати о воде... Фляга таки на месте, но пустая. Закрутив крышку, я перевела свою ёмкость для воды в режим конденсации. Может хоть пара капель наберётся.
   Планшет включался и даже работал. Всё, кроме любого вида связи. Ни сети, ни спутников. Ничего. Глючил экран, но при таких повреждениях удивительно, что он вообще остался жив.
   Растерянно оглядевшись, снова безнадёжно попыталась оживить антенну. Ну и куда мне теперь идти? Где я вообще?
   Села, уткнувшись лбом в колени и попыталась собрать мысли в кучу. "Вспоминай карту, Доминика", -- слабо шевельнулся здравый смысл. "Выберемся, если хоть примерно знать, куда идти", -- подсказал рассудок.
   Привет, меня зовут Доминика, в моей голове живут два дебила -- Рассудок и Здравый смысл. Добро пожаловать в клуб анонимных алкого... ой, анонимных шизофреников.
   Даже если я вспомню карту, у меня в голове нет GPS-навигатора, чтобы показать точку на этой карте, в которой я располагаюсь! Это же Духаль, пустыня трёх пространств! Две тысячи километров в диаметре!
   Ладно... Мы направлялись в Дазу. Этот мелкий занюханный городишко находится на южной оконечности Духали.
   В таком случае встала, сориентировалась по солнцу и пошла, Доминика! И надейся, что из твоих спутников хотя бы Тим жив, и что когда ты сообщишь о нападении -- его сумеют спасти.
   Идти по песку -- не самое лёгкое занятие. После бега ноги и так едва держали. Ещё немного и я начну их просто подволакивать.
   В мозгу детально прокручивались кадры прошедшего утра. Начиная от момента пробуждения, заканчивая моим марафоном. Вспоминала, пытаясь подмечать в голове детали. Одежду, голоса, оружие. Сколько их было на нас пятерых? Не знаю, это я заметить не успела. Не менее пятнадцати, если навскидку. За минусом тех четырёх уродов, что подставились мне.
   Я первый раз убила человека, но реакция на этот факт у меня отключена. До того мне уже пришлось убить однажды. И не пулей, а ножом, глядя в глаза. Валевиса. О чём не жалею. Я готовилась к тому, что мне придётся отнимать жизни. Не только на стрельбищах, но и с помощью психотренингов, "перепрошивающих" сознание и восприятие. В критической ситуации самозащиты мой разум просто не реагировал на факт отнятия жизни разумного существа иначе как на устранение препятствия. Убийство льва и то вызвало больше эмоций.
   Может быть, когда я окажусь в безопасности -- отходняк будет. Но пока я всё ещё в опасности. И у меня открытая спина.
   Судя по смещению акцентов в произносимых словах, которые ещё успело зафиксировать в этих воплях моё сознание -- это песчаники. Те же залийцы, только обитают в окрестностях Духали и промышляют грабежом. У них даже городов нет -- несколько перемещающихся по окраинам пустыни деревень. Воровством там, кажется, даже дети промышляют. Мужики так вовсе грабежом. Живут даже не деревеньками, а скорее, таборами. Головная боль и чирей на заднице всей Залии. Сколько бы их не вешали -- они как тараканы. Невыводимая тварь.
   Ромейцев эти шавки стараются не убивать, за нас всегда есть шанс получить выкуп. На крайняк -- продать в рабство. Так что можно с девяностопроцентной вероятностью сказать, что Тим жив. Ромулия из государственной казны платит, когда можно спасти своего гражданина, Ремия -- через раз, но своих так же выкупает.
   Вот только по восточной стороне Духали песчаники почти не ходят, так что странно наткнуться на них тут.
   Что им понадобилось от нас? У нас же на всех машинах маркировка "археолог" стоит. Значит, что перевозить можем разве что старые черепки да ржавые наконечники доисторического периода.
   Или же... Или перевозили что-то, о чём я не знаю, а выродки грязи -- знают. Но если бы везли что-то важное -- охраны было бы в десять раз больше. Так что версия бредовая. Скорее всего наш маленький караван с кем-то перепутали. Ловили жирную щуку, а попался тощий пескарик.
   Как же идти-то тяжело. Ноги едва удаётся волочь. И солнце жарит. Будто на сковородке. Накинув капюшон, застегнула куртку, нашла в кармане обрезанные перчатки, надела на руки. Шарфик поближе к носу, чтобы легче дышалось.
   Не останавливайся, Доминика. Не останавливайся во что бы то ни стало. Иди...
  
  
   Очнулся Тим не самым оригинальным способом -- от того, что на него вылили ведро воды. Рефлекторно встряхнувшись, геолог переждал приступ головокружения. Эти твари допрашивали его, пытаясь вызнать о каком-то тайном грузе до тех пор, пока Тим не потерял сознание. Все его попытки сказать, что они ошиблись, что они всего лишь археологи и ехали за припасами для лагеря -- не возымели никакого действия. Ну, сейчас опять начнётся...
   -- Кто был мальчик, который сбежал? -- неожиданный вопрос заставил Тима удивлённо посмотреть на осточертевшую рожу песчаника.
   -- Что?.. -- не понял ромеец.
   -- Парень, который убил четверых наших, -- с нажимом повторил залиец. -- Кто он такой? Ты знаешь, куда он побежал?
   С трудом, но до Тима дошло -- они за мальчика приняли Доминику. Коротко стриженная, тощая, в мужской одежде.
   -- Никто, -- постарался равнодушно ответить Тим. -- Просто практикант, помощник. Мальчик на побегушках.
   -- И каким же образом "просто практикант", -- передразнил залиец, хорошо говоривший на ромейском, -- смог убить четырёх боевиков?
   -- Да все его достоинства в том, что он меткий и быстрый, -- поморщившись, небрежно ответил Тим. -- Своих легко бросил.
   Залиец испытующе посмотрел на ромейца. Но геологу было уже глубоко плевать, поверят ему или нет. Он слишком устал от однообразных тупых вопросов и избиений. Хоть рану перевязали, и на том спасибо.
   В глубине души теплилась надежда, что этот трогательный, худенький котёнок-подросток, с печальными глазищами в пол-лица (именно такой девушка запомнилась Тиму), выживет в беспощадной пустыне. Она просто обязана выжить...
  
  
   Виктория Вэрбе откинулась на стуле, закинув точёные ножки на табуретку, стоявшую рядом. Она завтракала. Зелёный чай с тостами. Фоново работал телевизор, стоявший на полочке над холодильником.
   Доминика не звонила уже больше недели. Только отписывалась, последний раз четыре дня назад. О том, что поехала в Летшасс, узнать, что случилось с крёстным.
   При воспоминании о Раа, сердце в груди защемило. Стараясь себя отвлечь, женщина взяла со стола пульт и прибавила звук. Как раз показывали выпуск последних новостей. Кажется, даже прямой эфир.
   -- По словам очевидцев, всех выживших жителей рейса Сет-170 спас представитель народа марилиту, -- вещал диктор.
   Поняв, что пропустила начало, женщина заинтересовалась новостью. Страшное и неожиданное крушение пассажирского самолёта ввело весь мир в траур. Выживших искали до последнего, надеялись найти хоть кого-то. И вот -- кажется, нашли.
   Крупным планом показали бережно спускаемое с корабля на пирс крупное тело полузмея. Обессиленный, скорее серый, нежели красный, он даже не шевелился, пока его перевозили к ожидавшей машине скорой. Подогнали большую машину, специально оборудованную для длинного тела в полтонны весом.
   Смутно знакомым показалось это бледное, со свежей ещё раной на подбородке, лицо. Под объектив камеры попали остальные люди, измотанные, усталые. Но всё же не в таком ужасающем состоянии, как несчастный полузмей.
   -- Тау Морриш оказался настоящим героем, -- снова взял слово диктор. -- Тяжелейшая рана, полученная при крушении самолёта, не помешала представителю этой, без сомнения, прекрасной расы. В ужасный шторм, едва очнувшись от контузии, именно он искал в воде людей, не давая ещё живым -- погибнуть. В данный момент марилиту находится в очень тяжёлом состоянии. Его жизнь передана в руки лучших врачей Ромулии.
   -- Тау Морриш... -- повторила Виктория, разглядывая снова показавшегося в кадре сына Литу.
   Вздрогнула. Слепо нашарила рукой рядом лежавший планшет. Быстро перелистала сообщения от дочери. Загрузила фотографию.
   Нынешнее лицо полузмея, мелькавшее в кадре, отличалось от этой фотографии как мумия от живого человека. Это был он. Тот самый Тау. Тот самый...
   Мысли в голове прекрасной женщины пустились вскачь. Сейчас суббота. Новость о крушении самолёта появилась в прошлую субботу. А Доминика звонила матери в воскресенье. С очень странными вопросами и старательно изображая нормальный голос.
   Если дочь на самом деле любила этого Тау... и считала, что змей погиб...
   -- Ника... -- ахнула мать, всё поняв.
   Быстро набрав номер дочери, выслушала "абонент недоступен". Такое бывало и Виктория набрала номер снова. А потом ещё раз. Но пробиться не удалось. Сбросив сообщение "Ника, срочно мне перезвони!!!", женщина сразу же взялась звонить по другим нужным номерам.
   Она сама займётся этим марилиту. Он нужен её дочери. А ей нужна живая, вменяемая дочь...
  
  
   Ирма, снова взяв в губы трубочку, глотнула прохладный, чуть острый на вкус сок. Она поглядывала в телевизор одним глазом, не отрываясь от настольной игры. Сегодня у практикантов выдался свободный денёк и Лёшка притащил откуда-то настольную игру. Заняться было особо не чем, и они втроём засели играть в комнате отдыха для персонала. Этот корпус, отведённый специально для учёных, построен и отделан был самым комфортным образом.
   Ася в этот раз проигрывала, но не грустила по этому поводу, только смеялась над собой. Сегодня Ирма окончательно отказалась от планов на Лешего. Ирма ему нравилась внешне, но Ася, кажется, запала парню в душу. А Доминика её кое-чему всё же научила. Не всё в жизни должно подчиняться прихотям.
   По телевизору начался выпуск новостей и Ирма, взяв в руки пульт, немного прибавила звук, отвлекаясь от игры.
   Первыми шли горячие мировые новости. Пассажиров самолёта нашли. Тридцать один выживший с самолёта и двенадцать -- с сухогруза.
   И тут показали марилиту, объясняя, кто он такой и что сделал для всех выживших. Ирма, в этот момент решившая сделать ещё пару глотков, подавилась. Закашлялась, судорожно стуча себя ладошкой по груди.
   -- Тау?! -- получился полухрип, полуписк вместо нормального голоса.
   -- Что?.. -- Ася подняла голову от своих фишек и карточек.
   -- Это же Тау! -- Ирма указала рукой в телевизор, где как раз рассказывали о марилиту. -- Доминикин змей!
   -- Ой, Боже... -- голос у Аси дрогнул от жалости. -- Да он же едва живой!
   Леший крайне внимательно и молча досмотрел выпуск новостей. Прищур серых глаз выдавал напряжённую работу мысли.
   -- Как думаете, девочки. Доминика знала, на каком рейсе летит этот её змей? -- негромко спросил парень. -- И знала, что этот самолёт разбился?
   -- Наверняка, -- фыркнула Ирма. -- Они такие... прикипевшие прямо друг к другу.
   -- И у неё браслет от него. Тот самый, обручальный по обряду марилиту, -- добавила Ася.
   -- А как думаете, девочки, -- так же неторопливо заговорил парень. Только нервно сжимавшаяся в кулак ладонь выдавала его тревогу. -- Знает она о том, что этот её Тау -- выжил?
   В животе у Ирмы образовался ледяной ком, обжигая холодом изнутри. Будто издалека она услышала собственный голос:
   -- А сама она -- жива ли?
  
  
   Рау, ругаясь самым скверным образом, набирал номер Доминики уже десятый раз. Ответа не было. Сообщения тоже не доходили. Что с ней могло случиться?!
   Гипс сегодня сняли. Значит, сегодня же он отправляется в Залию. Где её искать -- о, Яростный найдёт. Он вторая ищейка команды, иголку в стоге сена находит. Рау не мог потерять Домини. Только не теперь!..
  
  
   Холодный... Такой холодный... Я обнимала его, пытаясь согреть. Но моих невеликих размеров и крошечного запаса тепла отчаянно не хватало. Как безумно хотелось стать змеёй, чтобы моего тела хватило обнять, обвить его. Прижалась губами к его ключице, согревая дыханием. Солоноватый привкус его крови.
   -- Ты ранен, мой Тау...
   -- Это пройдёт...
   Великая Мать, какой же у него слабый голос! Дотянулась до губ, едва коснувшись, легко целуя. Сухие, обветренные.
   Глаза его, казалось, стали светлее. Яркая, карминовая звезда в медовом обрамлении.
   -- Я скоро буду рядом, -- шёпот-обещание.
   Улыбаюсь, прижавшись к нему щекой. Какой же он холодный, мой любимый змей.
   -- Это я скоро буду, родной мой...
  
  
   ...Холодные крупинки впивались в щёку. Я лежала на песке, свернувшись калачиком и пытаясь сберечь жалкие крохи тепла. Уснула на закате.
   Нельзя спать ночью в пустыне, Доминика! Вставай!
   С трудом поднялась на руках. Меня мотало из стороны в сторону, дикая боль тянула мышцы, нервы, кости. Сняла с пояса флягу. За счёт перепада температур, там всё же кое-что образовалось. На пару маленьких глотков хватит. Хорошая штука всё-таки эта система конденсации. Хоть и утяжеляет флягу изрядно.
   В простреленной сумке так и болталось два брикета сухпайка. Преодолевая боль в каждом движении, достала один брикет. Зубами вскрыла упаковку, откусила от спрессованной серой пластины своеобразного питательного печенья. Предельная концентрация полезных веществ с бешенным количеством калорий. Любая мадмуазелька из маминого круга в жизни бы такое есть не стала, боясь попортить фигурку. А я жевала, не чувствуя вкуса. Захотелось разреветься от обиды, боли и бессилия, но лишней жидкости в организме и так не наблюдалось.
   Сжевав половину брикета, запила невеликим количеством воды. Взвесив все "за" и "против", достала заветный бутылёк. Хватит и одной капли, чтобы продержаться эту ночь.
   Встала, выпрямилась, немного потянулась, изгоняя боль из тела. Взглянула на усыпанное звёздами небо. Вставала луна. Уже скоро, ближайшие дни будет полнолунье.
   Ориентировщик по звёздам из меня сильно так себе, зато есть хорошее чувство направления. Так что я всё ещё знаю, в какую сторону идти. И даже ноги не так плохо слушаются, как ожидалось.
   Скорпионы и змеи мне не очень страшны. Даже если им вдруг удастся пробить мои кеды, сейчас организм справится с любым ядом. Ну. Справился бы. В хороших условиях. Не наткнуться бы на какую-нибудь гадость незащищённой частью тела.
   Шире шаг! Ночь долгая, температура падает стремительно. Надо согреваться.
  
   Как же долго... Я старалась двигаться быстрее, но по песку всё ещё тяжело ходить. Хотя, в холод казалось, что легче. Главное сейчас -- не останавливаться.
   Замёрзла. Очень замёрзла. И устала. Так сильно. Сколько же ещё продлиться эта чёртова ночь?! Луна светит, уже ладно, хоть не полностью темно.
   Рассвет я почувствовала заранее. Ощутила до того, как появились его первые признаки.
   Села на песке там, где остановилась. Просто подкосились ноги. Посидела неподвижно, борясь с желанием не двигаться совсем. Ныло от усталости всё тело. Достала и сжевала ещё кусок брикета. Во фляге за ночь накопилось приличное количество конденсата. Ограничив себя двумя глоточками, оставила ещё примерно столько же на день.
   Мне надо отдохнуть. Очень надо отдохнуть. Свернувшись калачиком, подтянула колени к подбородку.
   Во сне моё тело каждый раз понемногу умирает, теряя проходимость сигналов по нервным волокнам. Но как же необходима мне эта толика смерти сейчас, дабы не стала она смертью окончательной.
  
  
   Виктория сидела в палате и осторожно, не тревожа взглядом, рассматривала красного марилиту. Сейчас, скорее, серого с медным отливом. Исхудавший, бледно-серый, с заострившимися чертами. И всё же...
   Изящные, сильные руки, прекрасно сложенное тело. Ловкое, сильное. Весь он... как стилет. Изящное, опасное и красивое оружие. Высокий лоб, красивые черты лица. Некоторые детали, незаметные обычным людям, говорили Виктории -- он не только силён, но и очень умён, этот Тау.
   Да, здесь было во что влюбиться без памяти. Даже вот в такого -- измученную мумию, тень того воина, что был на фото. Вика вполне понимала свою дочь. Не одобряла, но понимала.
   Конечно, Вика сразу приметила обрезанную прядь. Сразу вспомнила шутку дочери, из-за которой разбила кружку. Шутка ли это была? И если Доминика сказала неправду, на ком женат это Тау?
   И есть над чем подумать. Ника -- особенный, неуверенный в себе ребёнок, который себя всегда страшно недооценивал. Главная причина, почему Ника всегда так завышала планку требований к себе самой -- это её неуверенность.
   А этот марилиту одним своим видом обещал, что он эту неуверенность искоренит.
   Определённо, Вике было над чем поразмыслить.
   И где же сама Ника? Она так и не вышла на связь. До сих пор.
   Сердце матери сжалось плохим предчувствием. Лишь бы она была цела, её единственное, своенравное дитя...
  
  
  
   Не жара пробудила меня. Дыхание. Страшно тяжело дышать. Опустив голову, рукой подтянула шарфик к лицу. Вдох, выдох... Минут через пять стало полегче.
   Солнце медленно вставало над горизонтом, поднимаясь всё выше.
   Заставила себя сесть. О, Великая Мать, как же хочется просто лечь и больше никогда никуда не идти. Горизонт, вон, перед глазами качается как вода в потревоженном стакане.
   Не могу... Вытянувшись на песке, снова закрыла глаза. В сознании ещё плавали обрывки тревожных снов. Мне снился Тау. Как всегда последние дни. И почему-то мама. Как же я хочу домой, мама...
   Снова глаза удалось открыть примерно через час. Припекало уже изрядно. Тело, на удивление, болело не так сильно, как могло бы. Вставать пришлось в четыре этапа. Сесть, потом на четвереньки, подтянуть под себя одну ногу, и только после этого встать.
   Волевым решением -- прохладную каплю под язык.
   Пара минут размышлений. И я разделась до пояса полностью, сунув футболку и лифчик в карман, обвязав куртку вокруг пояса. Только шарфик на месте. Критическим взглядом осмотрела себя. Рёбра торчат. Там, где у мамы вполне прилично женских прелестей -- у меня их в половину меньше, даже и посмотреть особо не на что. Белая я как поганка бледная. На то и расчёт. Тело, изменившееся под влиянием редкого и запрещённого вещества, будет поглощать свет и жар. И даст мне немножко дополнительных сил.
   Это ведь в какой-то степени наркотик, мои капельки. Влияет на нервную систему. На здорового человека имеет не такое действие, как на меня. Меня же лишь возвращает в нормальное состояние, "выравнивая" косячные нервные импульсы. Изменение метаболизма и кожных покровов, мутационные процессы в некоторых железах внутренней секреции -- побочный эффект.
   Подняв штаны выше колен, затянула нижнюю шнуровку. Теперь можно идти. На юг, строго на юг. Цель -- линия горизонта. Вот та самая, неясная, неверная в мареве жары.
  
   Плечи, спина, грудь. Шея, затылок, лицо. Даже уши. Кожу немилосердно жгло. Жажда затмевала сознание. Жажда жила уже во всём теле. В горле было не больше влаги, чем в этом песке. Глаза высохли. Под веки будто пыли сыпанули щедрой рукой.
   Ноги удавалось только волочь за собой, а не шагать. Скоро упаду и поползу. И всё же. Всё же мой план сработал -- я ведь всё ещё иду. Силы остались. Подгоревшая кожа не успеет стать сгоревшей -- за ночь она впитает в себя солнце без остатка.
   Сев, там где остановилась, едва заставила себя всё же просто сидеть, а не падать.
   Скоро будет закат. Час-полтора. Я шла весь полный день. Медленно и кое-как, но без остановок. Кеды удобные, но стопы болят немилосердно.
   "Как бы не было маршевого перелома" -- рискнула вылезти паранойя. И тут же скрылась под моим скептическим взглядом. Какая разница, будет у меня перелом или не будет, если я не выйду из пустыни?
   Десять минут без движения. Медленно вытащив свою одежду, по-очереди облачилась во все вещи. Даже перчатки на руки и капюшон затянула. Только после этого я позволила себе лечь на песок. И вырубилась, то ли уснув, то ли потеряв сознание...
  
   Сыча охватило беспокойство. Связь с маленьким караваном никак не удавалось наладить, в Дазу они до сих пор не прибыли. Время, конечно, ещё было, но зная Тима, привыкшего сроки сокращать за счёт гонки, Сыч забеспокоился, когда в условленное время никто не вышел на связь. Сегодня в шесть вечера истёк контрольный срок.
   -- Витя, -- устало и как-то обречённо позвал начальник лагеря своего геолога, связиста и безопасника в одном лице. -- Объявляй караван в розыск.
   -- Я уже объявил, Саныч, -- даже тени обычного веселья не было ни в голосе ни в лице Виктора. -- Ещё утром. В головной офис всю информацию передал.
   Начальник только кивнул. Сел в своё походное кресло и погрузился в невесёлые думы. Он уже почти наверняка знал, что случилось. Духаль. Проклятая Духаль...
  
  
   Холодно. Просыпаться ужасно не хотелось, но холодно было очень. Болящее, тянувшее каждую мышцу, каждое сухожилие тело действовало больше на рефлексах. Само село, само достало почти пустой бутылёк, аккуратно отправило под язык одну капельку.
   Не убирая в карман бутылёк, я смотрела на свои руки в тусклом свете луны. Какие они жалкие и тонкие.
   Скудный ужино-завтрак из половинки брикета сухпайка. Несколько глотков воды. Едва поднявшись на ноги, я тут же села. Правая стопа болела ужасно. Так, что наступать на неё было уже невозможно. Разувшись, я внимательно, насколько позволял свет луны, осмотрела ногу.
   Кожа целая, особых припухлостей нет. Либо связки, либо всё же маршевый.
   Тут мою ногу начала дёргать судорога. Подземного бога выкормыши... Теперь я поняла. Начала разминать стопу пальцами. Это нерв. Нерв отказывает. Ничего, сейчас полегчает.
   Размяв и растерев, насколько хватило сил, обулась. Болело всё ещё сильно, но уже возможно опираться на ногу.
   Некоторое время постояв без движений, я пыталась понять, куда мне идти. От страшной усталости сбоило даже чувство направления. Все мысли насквозь пронизаны одним -- лечь. Лечь и не вставать очень долго. В тёплую постель. Столь же сильна только жажда. Все остальные желания где-то намного ниже десятых мест.
   Ещё одно сильное желание -- выбросить балласт. Тяжесть ножей, фляги, револьвера и пистолета просто неимоверна. Она всей силой тянет вниз, но я всё же пытаюсь, пытаюсь удержать свои руки от рокового проступка. Эти вещи -- мой залог выживания.
   Кое-как удалось всё же найти юг. Надо идти. Заставить себя шагать. Я очень медленно иду и за день прохожу не так уж много. Надо идти. Надо...
   ...Вода. Потоки воды, в которой я купаюсь. Она водопадом омывает всё моё тело, льётся на меня сверху. И я пью эту прохладную, живительную влагу, никак не могу напиться. Как хорошо! Смеюсь от нахлынувшей радости. Но вместо смеха из горла раздаётся только сухой хрип. А потом кашель.
   Глаза открылись с трудом. Вокруг всё вращалось и дрожало, никак не удавалось сфокусироваться. Осознав, что лежу на песке лицом вниз, кое-как перевернулась на спину. Когда я оказалась на земле? Потеряла сознание? Или уснула на ходу.
   Непонятный звук заставил меня повернуть голову влево. Какие-то существа приближались ко мне. Их было плохо видно в свете луны в моём кружащемся мире. И тут до меня дошло. Странный звук -- это рычание. А существа -- койоты. "Еда!!!" -- страшно взвыл мой озверевший рассудок. Их было трое и они приближались, опасливо, но всё наглее с каждым мгновеньем.
   Руки слушались плохо. Револьвер удалось вытащить со второго раза. Рука ужасно дрожала. Я нажала на курок до того, как твари решились напасть. Грохот выстрела распугал хищников и они бросились наутёк, мгновенно растворившись в ночи. Промахнулась. Но хотя бы не съели. Это было бы то ещё позорище -- Доминика Грасс загрызенная шавками.
   Встать никак не получалось. Едва поднявшись на четвереньки, я просто завалилась набок. Сухие рвотные спазмы скрутили тело. На песке осталось небольшое количество желчи. Вовремя вспомнив про таблетки, нащупала их в кармане и засунула в рот сразу две. Тело утихло, смирившись со своим положением. Отползти удалось не больше чем на метр.
   Если я здесь умру -- то так тому и быть. Но ещё несколько часов проведу здесь. Мне слишком плохо. И подняться сейчас -- значит просто себя добить.
   Внутри сжалось от острой, болезненной тоски.
   Как же мне плохо...
  
   Трое марилиту сошли с самолёта в Дирише затемно. Один пятнистый, переливающийся как кусок перламутра. Медный и тёмно-красный в черноту. У пятнистого и тёмного волосы были едва чуть ниже плеч, но воинов, казалось, это не беспокоило. Они даже не плели кос, стараясь никак не помешать бешенной скорости роста новой шевелюры.
   Медный марилиту был худ, очень бледен и походил на мумию. Двигался он осторожно. Рана на груди, уже затянувшаяся, ещё болела.
   Этих троих сопровождала очень красивая женщина, внешностью напоминавшая античную богиню.
   -- Тау, милый, -- она ласково положила свою ладонь на его локоть. -- Тебе нужно хоть немножко отдохнуть после перелёта. Тебе ещё рано такие подвиги совершать.
   Она быстро вытянула из марилиту информацию о том, кто владелица тицианового обручального браслета. И, на удивление, приняла информацию спокойно и даже доброжелательно.
   -- У нас очень мало времени, госпожа Виктория, -- учтиво, но твёрдо отозвался марилиту.
   -- Я договорюсь на счёт нашей доставки до Гирита быстрее и лучше, чем ты сможешь это сделать, дорогой, -- её тону невозможно было возражать. Да и нечего.
   -- Госпожа, если не возражаете, -- радужный чуть поклонился женщине и подхватил её на руки. Скорость движения полузмей мгновенно увеличилась.
   -- Не возражаю, Аран, -- Виктория тонко улыбнулась, обнимая полузмея за шею.
   Она знала, что Радужный женат, и не пытается таким образом привлекать её внимание.
   -- Тау поспит, -- с нажимом произнёс Рау. -- А мы займёмся делами.
   Медному змею оставалось только молча кивнуть.
   Сил не было. Чтобы встать так рано он ускорил метаболизм почти в сто раз, заставляя тело заживить раны сверхбыстро. Конечно, высококалорийной едой он озаботился заранее. И проделал всё не без помощи примчавшегося с Ардана брата. Но раны оказались слишком серьёзны, истощив резервы и без того истерзанного организма подчистую.
   Только одна мысль, терзавшая и жёгшая огнём, заставила его выжить и встать за одни сутки. Доминика. Он сам бросил девушку одну, только он несёт ответственность за то, что она пропала. Он один.
   Надо было слушать Майру.
  
   Рассвет в этих широтах всегда приходит быстро. Небо посерело, потом порозовело и быстро начало уходить в зелёно-голубые цвета. Всё, что было сейчас в моём мире -- это рассвет.
   Красивый... Эти тициановые отсветы...
   Вся Вселенная в одном рассвете. И я останусь в этой Вселенной. Тут хорошо.
   Солнце медленно и величаво поднималось из-за горизонта, дополняя картинку невыразимой красоты. Большой красный диск медленно оторвался от земли и пошёл вверх, бледнея и уменьшаясь.
   В мироздании появилось новое чувство. Тепло. Странное и приятное. Это лучи коснулись моей руки, согревая кожу. Чуть позже тепло достигло всего остального тела.
   Пришла забавная мысль. Скоро тепло перерастёт в жар. И я сгорю в этом жаре, тут и оставшись.
   Может так и стоит сделать.
   "Позорище" -- шепнула то ли Гордость, то ли Паранойя. "Останься здесь, и твои глаза выклюют стервятники. А потом они обглодают твою жалкую тушку до твоих мелких белых косточек. А жалкий скелетик, который от тебя останется -- растащат пустынные шавки".
   Кстати о пустынных шавках. Если меня не приглючило, то я ночью видела койотов. Где живность -- там близко должна быть вода. И еда.
   Сдвинуть с места даже одну руку оказалось неимоверно тяжело. Дотянулась до фляги. Она оказалась такой тяжёлой, что я дважды её уронила, пока снимала с пояса и тащила к пересохшим губам.
   Система конденсации собрала мне воды на целый один глоток, которым едва удалось смочить горло. Каплю под язык. А лучше сразу три. Сжевать последнюю половинку брикета.
   Надо вставать. Умереть я всегда успею и в более приятном месте. И хотя бы не от жажды с голодом. Надо вставать...
  
  
   Поспать Тау удалось не так уж долго -- часов пять. И сон этот мало походил на полноценный отдых. Не с такими кошмарами...
   Когда Тау узнал, как именно они отправляются прямиком в Гирит, подумал о том, что связи и деньги многое решают в этом мире. Виктория договорилась о вертолёте для трёх марилиту и "одной хрупкой девушки".
   Собрались быстро. Брат снова проследил, чтобы Тау не остался голодным. Яростный, в отличие от Закатного, не забывал, что тому надо есть каждый час-два. И то наливал ему большую кружку густого горячего шоколада, то просто напоминал, чтобы Тау достал что-то из своих запасов. Закатный же ел через силу, только потому, что надо было.
   Вертолёт нашёлся специально под крупных пассажиров. Как раз на троих полузмей, ну или десятка полтора людей.
   Путь обещал быть долгим, и Тау, устроившись поудобнее, впал в состояние близкое к анабиозу, замедлив все протекающие в теле жизненные процессы. В том числе и регенерацию, но делать нечего -- силы теперь надо экономить. И восстанавливать поскорее.
   Вертолёт прибыл в пункт назначения уже глубокой ночью. Сел на площадку в исследовательском городке, где их уже встречали. И ждал их лично куратор Доминики, вернувшийся из полевого лагеря маленьким и быстрым медицинским вертолётом экспедиции. С ним был напросившийся Виктор.
   Несмотря на усталость, все шестеро тут же нашли место, где можно было спокойно поговорить. Стол переговоров, конечно же, был найден в столовой, специально открытой для такого дела куратором. На вопросы Сыч отвечал порой с лишними подробностями и не всегда точно. Зато Виктор отличился немногословностью и чёткостью рассказа.
   Тау, положив перед куратором планшет, попросил:
   -- Обозначьте мне чёткий путь, каким шли машины.
   -- Лучше я, -- перехватил планш с загруженной картой Виктор.
   Пальцем нарисовал и закрепил на карте красную линию пути. Обозначил точки, на которых выходили на связь, написал на каждой контрольной точке время связи. Крестом выделил последнюю. Протянув планшет обратно, произнёс:
   -- Время точное, координаты примерные. Я знаю, как Тим маршруты прокладывает, так что всё обозначенное если не точно, то близко к истине.
   Тау не выругался только потому, что не хватало на это сил. Она пропала посреди Духали. Только одна надежда осталась -- у его птички есть ядовитые клыки. Маленькая и хрупкая девочка умела выживать.
   Через минуту Тау предельно вежливо спросил у Виктории, как она договорилась с пилотом и возможно ли завернуть его в сторону Дазы? Вместе с тремя сыновьями Литу на борту. И следующий вопрос, не дожидаясь ответа, был задан уже Сычу, не найдётся ли что-либо летающее и способное быстро добраться до городка на краю пустыни?
   Виктория ответила, что с пилотом можно переговорить утром, Сыч, прикинув свои возможности, сказал что к утру в любом случае что-нибудь решиться. Они ведь несли ответственность за практикантов.
   -- Надо поспать хоть немного, -- решительно прервала дальнейший разговор Виктория. И протяжно зевнула, прикрывшись ладошкой. Обратилась к Сычу: -- Нам найдётся, где переночевать?
   -- Конечно, госпожа Вэрбе, -- кивнул старик, тяжело вставая из-за стола. -- Пойдёмте.
   По дороге Викторию и марилиту развели в стороны. Свободные апартаменты для людей и подходящие для полузмей находились в разных корпусах. Трёх воинов вёл Виктор. Первые две комнаты достались Арану и Рау. К третьей, расположенной несколько дальше, Виктор вёл Тау. Оставшись с марилиту наедине, ксен, давно присматривавшийся к медному воину, неожиданно спросил:
   -- Это твои волосы на её запястье?
   Тау окинул Виктора изучающим взглядом. Медленно ответил:
   -- Ты тот самый ксен. Тебя ещё называют Палево. И знаешь. Палево, -- змей навис над геологом. Прищурился. -- Не надо было танцевать свои танцы вокруг неё. Если хотел защитить -- достаточно ей было просто сказать то, чего она не понимает.
   -- Я не... -- начал было Виктор и запнулся. Помолчал, прямо глядя в потемневшие от гнева глаза. -- Ты прав. Я желал. И не решился, -- снова умолк. И едва не с болью закончил: -- Найди её. Она не может вот так просто умереть. В ней столько жизни, сил, таланта! Она как... как звёздочка яркая.
   Тау сменил угрожающую позу на более мирную. Отвернулся, невидящим взором уставившись куда-то в темноту коридора. Ни горевику, ни марилиту свет не требовался, и они передвигались в темноте. И сейчас в этой темноте скульптурный профиль змея резко очертился светом полной луны, висящей за окном коридора.
   -- Найду, -- поклялся Тау. -- Найду...
  
  
  
   Лесной царь
  
  
   Запах. Я учуяла её запах.
   Пересушенный воздух пустыни коротким, лёгким порывом донёс до меня... влагу.
   Я уже давно не могла идти толком. Иногда ползла. Подолгу лежала там, где падала. Поднималась и упорно шла, уже даже не совсем понимая, куда.
   Встать никак не получалось. Собрав всю свою волю в кулак, я всё же поднялась на четвереньки. Подтянула под себя одну ногу и с хрипом вместо стона, поднялась. Идти, идти...
   Ноги заплетались. Меня так шатало, что я шла зигзагами. Очень хотелось бросить оружие и флягу, но уже даже руки не поднимались. Моё тело измотано до предела. Днём здесь шпарит выше сорока. Ночью -- не больше десяти градусов.
   Я готовилась к внештатным ситуациям, в том числе и к пустыне. Но не к тому, что окажусь здесь практически голой, без своего рюкзака.
   Дышать последнее время удавалось только через шарф. Приступы астмы накатывали страшные.
   Упав на колени, заставила себя ползти. Мне нужно найти воду. Мне нужна вода...
   Бездна времени и песка. Через бесконечность я шла, ползла. Только одна мысль оставалась в голове. Идти. Не останавливаться. Только не останавливаться.
   Когда прошла вечность. Успело стемнеть. Потом похолодало. Меня давно не слушались руки и ноги. Я даже уже почти не чувствовала холода.
   Руки провалились в холод. Остановилась. Холодно. И... мокро. Вода.
   Бессильно упав на берегу, я попыталась донести влагу до рта непослушной рукой. Спустя ещё одну бесконечность, удалось понять, что я лежу на берегу озера. Кое-как хватило сил, чтобы напиться.
   Холодно. Как холодно. Надо встать. Надо встать, до утра я замёрзну насмерть.
   Надо встать. Тут должны быть деревья. Надо развести огонь.
   И пить. Пить ещё...
   Потянувшись за водой, рука едва сдвинулась на пару сантиметров. И даже это потребовало от меня неимоверного усилия.
   В угасающем сознании чётко сформировалась кристально ясная мысль -- мне не дожить до утра.
   Не было сил даже закрыть полуприкрытые глаза.
   Но я хотя бы сумела напиться...
   Даже такая слабая улыбка разорвала обветренные губы в кровь.
   Ну что ж. Если это не предсмертная галлюцинация и я не наелась песка вместо воды.
   Сознание медленно заволокла серебристая дымка...
  
   Тело сотрясала дрожь. И не от холода. Моё окоченелое тело почувствовало тепло. Рассвет?..
   Губ коснулось что-то тёплое.
   -- Пей, пей, малыш...
   Веки открылись с дикими усилиями. Картинка прыгала и смазывалась. Прежде чем глаза закрылись снова, мне удалось увидеть лишь человеческую фигуру, склонившуюся надо мной. Чья-то рука на моих плечах. И отблески огня.
   Судорожно сглотнула. В горло потекло что-то тёплое, сладкое и очень вкусное. Удалось сделать всего несколько жалких глотков, прежде чем внутри всё болезненно сжалось.
   Жидкость сразу исчезла от моих губ и поить перестали прежде, чем меня стошнило.
   Чья-то рука коснулась волос. Может это уже сама Литу принимает меня под своим крылом? Только я прибыла к ней в такой некондиции, что меня даже в загробном мире предстоит сначала выходить.
   -- Спи, спи, малышка...
   И я уснула.
  
   Глядя вверх, я долго пыталась понять -- что это. Что вижу. Минут пять ушло на одно простое осознание -- это ткань натянута над моей головой. Простая ткань. Где это я?
   Шевельнувшись, поняла, что я укрыта тонким одеялом. И лежу на как-то подстилке. Попыталась сесть. С трудом и усилием, но мне это удалось.
   Я, кажется, в палатке. Пить как хочется.
   Попытка откинуть одеяло и выползти из палатки отняла остатки сил. Голова так дико закружилась и так сильно затошнило, что пришлось лечь там, где была.
   -- Не спеши, малыш, тебе ещё рано вставать. Вот, лучше выпей...
   Чужие руки приподняли меня за плечи и сунули под нос кружку с чем-то тёплым. Несколько глотков принесли облегчение. Тёплое и сладкое питьё оказалось неожиданно свежим. И успокоило тошноту.
   Когда в глазах более-менее прояснилось, я разглядела своего спасителя.
   Сказать, что удивилась -- ничего не сказать.
   Ярко-зелёные, непропорционально крупные, с очень большой, почти животной радужкой, раскосые глаза смотрели на меня с состраданием. Оливковая кожа, светло-зелёные волосы. Тонкие, даже где-то красивые, но отчётливо нечеловеческие черты нелюдя. Он повернул голову, потянувшись за одеялом, чтобы накинуть его на меня. Из копны спутанных волос показалось заострённое ухо. Эльф! Эльф в пустыне?! Что он тут делает?!
   -- Ты... кто?.. -- с хрипом вытолкнула из горла.
   -- Вэйл, -- улыбнулся зеленолицый. -- Не разговаривай пока что. Поспи. У тебя ещё очень мало сил, малышка, -- добавил он, заставляя меня удивиться ещё сильнее. Он очень чисто разговаривал на ромейском.
   -- Я -- Доминика, -- кое-как удалось представиться мне.
   В голову полезли мысли о брошенном Тиме. Но эльф положил на мой лоб свою узкую ладонь и сознание сразу начало уплывать в сон. Вряд ли эльф может мне чем-то помочь с этой проблемой. Остаётся набраться сил.
   В полубреду прошли двое суток. Время удавалось отслеживать с трудом. Эльф иногда будил меня, поил то чем-то тягучим, густым и сладким, то просто солоноватой водой. Обтирал моё измученное тело влажной тряпкой, окуная её в какой-то приятно пахнущий отвар. Мышцы и нервы от этого переставало тянуть, но и чувствительность не особо возвращалась.
   Мне очень нужны были физические упражнения, но сил катастрофически не хватало.
   Только на третьи сутки удалось натянуть на себя штаны с майкой, выползти из укрытия и не потерять сознание от слабости. Прислонившись к пальме, преодолевая головокружение, я оглядывала место, где оказалась. Оазис.
   Крупное озеро в виде полумесяца, зелень. И остатки древних развалин, среди которых и натянут прикрывавший меня тент. Ночью там горела переносная печка. Под одеяло в ноги эльф каждую ночь укладывал мне солевую грелку.
   Я раньше никогда вживую не видела эльфов. Это очень малочисленная раса. Малочисленная, легендарная и скрытная. Наблюдала за ним с любопытством. Он явно немолод, хотя выглядел ненамного старше меня. Оливковая, очень гладкая кожа, яркие зелёные глаза. Невысокий, может на полголовы меня выше, стройный, изящный. Но изящество какое-то отчётливо нечеловеческое. Неожиданной была ассоциация даже не с лесным котом, а... с богомолом. Богомол тоже тоненький, сильный, и лихо маскируется под травинку. Длинные, ниже поясницы, белые с оттенком зелени, спутанные волосы, в которых застревали какие-то веточки, листочки, травинки. Одежда на нём казалась сплетением тех же листочков, травинок, стебельков и даже каких-то мелких лиан. Ничего особого -- штаны и туника, но как оно сделано! Вейл ходил босиком, но я видела его ботинки. Ощущение создалось, будто их вырастили, а не сделали.
   Двигался он с неповторимой грацией, будто трава на ветру. А когда замирал -- его можно было потерять из виду, будто он вовсе становился невидимкой. И вместе с этим, явное дитя природы ловко пользовалось буржуйкой, походной газовой печкой, раскладным котелком.
   Как раз вернувшийся с озера эльф увидел меня и приветливо улыбнулся. Сел рядом, протянул мне что-то похожее на драконий фрукт. С некоторым удивлением я узнала плод кактуса. Ещё влажный, чисто вымытый, тщательно очищенный от колючек.
   -- Тебе уже можно есть, так что поешь, -- то ли предложил, то ли повелел эльф.
   Голода я не чувствовала, но согласилась с ним. Достав карду, аккуратно счистила часть шкурки. Вырезая кусочки, начала есть, тщательно прожёвывая. Плод казался очень вкусным, каким-то клубничным, только с кислинкой и не слишком сладким.
   -- Как ты в пустыню попала, малышка? -- эльф сидел рядом, вытянув одну ногу и подогнув под себя другую. Чистил ножом такой же плод. Чуть улыбнулся, взглянув на меня. -- Я ведь о тебе так ничего и не знаю.
   -- Я ехала в Дазу, -- со вздохом ответила. -- Ну и не доехала. На нас песчаники напали. Я одна сбежала.
   -- Странный маршрут, -- что-то про себя прикинув, произнёс зеленокожий. -- Откуда же ты ехала, чтобы через Духаль до Дазы добираться?
   -- Из археологического лагеря, -- честно ответила. -- Я там практикум проходила. Ну и мне нужно было... уехать. В Дазу...
   Память беспощадно выдала все причины моего отъезда, заставив запинаться. Взгляд упал на браслет. Подожди ещё немного, мой родной. Дождись меня там.
   И зачем ты меня только спас, эльф?
   -- Так ты археолог? -- заинтересованно спросил мой спаситель, как-то по особому склонив голову на бок.
   -- Нет, -- качнула головой. -- Я широкопрофильный ксенолог. Психолог, социолог, биолог, археолог, антрополог в одном лице.
   Привычка не выдавать своего внутреннего состояния взяла верх и я, отведя взгляд от браслета, с усиленным вниманием снова принялась за еду. Более-менее взяв себя в руки, посмотрела на эльфа. На гладком, оливковом лице неожиданным чувством оказалась печаль. Блуждающий, пустой взгляд выдавал глубокую задумчивость.
   -- У меня был один близкий друг из ваших. Из людей, -- медленно, задумчиво произнёс Вэйл. -- Тоже ксенолог. Великий был ум. Если во что влезал -- докапывался до всего. Жаль, что погиб так глупо. Из-за своего любопытства неуёмного...
   Я не решилась расспрашивать, зная, как больно тревожить память о мёртвых. А Вэйл усмехнулся невесело и добавил:
   -- Доминик его звали. Почти как тебя.
   Сердце пропустило удар. Почувствовав спазм, я прижала шарфик к лицу, во все глаза уставившись на эльфа. Не может быть. Это просто совпадение. Но Доминик -- редкое имя!
   -- Грасс? Доминик Грасс? -- едва выдавила я, задыхаясь и стараясь привести свои бронхи в норму побыстрее.
   -- Да, -- с некоторым удивлением глядя на меня, подтвердил эльф.
   Мне стало дурно. Перед глазами поплыло. Качнувшись к Вэйлу, я так же задыхаясь, но уже без шарфика, быстро заговорила:
   -- Я -- Доминика Грасс! Я на Зирас приехала чтобы узнать, как папа умер, я же ничего не знаю!..
   Тело подвело и я начала падать лицом в песок. И там бы и оказалась, если бы эльф не подхватил меня. Перевернул ловко, укладывая лицом вверх, так, чтобы моя голова оказалась у него на коленках.
   -- Тише, малыш, тише... Тебе пока ещё нельзя так нервничать. Я тебе всё расскажу, что знаю.
   Голова сильно кружилась, руки и ноги начало сводить в мелких судорогах. Эльф положил мне ладонь на лоб. Ласково провёл по волосам. Боль стала пропадать, дыхание успокоилось.
   -- Я обещаю, что всё расскажу, -- глядя мне в глаза, повторил эльф. -- Но сейчас тебе нужно набраться сил.
   Оставалось только согласиться. Тем более, что голова изрядно кружилась. Вопреки ожиданиям, я не вырубилась. Лежала на песке, а Вэйл то ласково гладил меня по голове, как ребёнка, то легко разминал мои руки и плечи своими тонкими, твёрдыми и сильными, напоминающими тиски, руками. Чем-то таким между магией и акупунктурой он владеет. Пробежался пальцами по точкам на шее, затылке, плечах и руках -- боль и судороги прошли, астма утихомирилась, а через десять минут я уже почти чувствую себя живой.
   -- Сколько ты провела в пустыне, девочка? -- спросил эльф, снова как-то по-птичьи склонив голову. -- Ты очень сильно истощена. Другой бы на твоём месте давно умер.
   -- Не помню. Четыре дня, кажется. Может, больше. Шла и днём и ночью, спала часа по два на закате и восходе. Я выносливая, -- слабо улыбнулась. -- И упёртая ещё больше, чем папа. Почти гранитная, только габаритами мелковата.
   Эльф негромко рассмеялся. Будто волшебные колокольчики зазвенели. Странное у меня к нему отношение. Вроде перед глазами молодой мужчина, а ощущение, что добрый, очень старый дедушка. Он меня без одежды оставлял, когда обтирал своим колдунским отваром, а у меня даже смущение не возникало, не то что лютого сопротивления, как в любом другом случае. И я его не боюсь. Нету внутреннего барьера страха и неприятия, какое у меня даже перед врачами в любом случае возникает.
   Почти как с Тау... Почти, но Тау я любила... люблю. А эльфу -- доверяю. Поймав себя на том, что снова обхватила ладонью браслет на руке, заставила себя отвлечься:
   -- Вэйл, а ты мне точно не снишься?
   -- А что, есть сомнения в реальности? -- весело фыркнул житель лесов.
   -- Ну, ты похож на глюк, чего уж тут скрывать.
   -- И как, хоть хороший сон? -- улыбаясь, спросил Вэйл.
   -- Ну, в этом сне никто не собирается меня убивать или покуситься любым другим способом, -- ответила я, отмечая, как потемнели у жителя лесов глаза. Он всерьёз принял мою фразу. И я добавила: -- Зато есть сказочный волшебник, Царь Леса. А ещё сказочный волшебник знал моего отца, которого я ищу. Точно сон, так в жизни не бывает!
   Улыбка, появившаяся на тёмно-оливковых губах эльфа оказалась совсем не весёлой. Он смотрел в сторону, но я отметила, как его глаза сменили окрас на тёмную, насыщенную синь с зелёными прожилками. Будто предночное небо над лесом. Цвет его радужки меняется в зависимости от настроения. Редкая аномалия. Интересно, это у всех эльфов или только у него? У Тау глаза тоже цвет меняли. Не так сильно, но...
   Снова воспоминания пришлось вышибать из себя другими мыслями. И всё равно снова и снова мысль по кругу возвращалась к Тау. Как я могла полюбить его, как? Это не шутка, что у меня генетическое отклонение. Не хватает того гена, который отвечает за возможность женщине любить мужчину. Скорее всего я ещё и бесплодна. Полного обследования не делали, но девяносто процентов женщин с отсутствием этого гена не могут зачать ребёнка.
   Так что же случилось? Или это не совсем то, чему подвержена большая часть человечества? Тем более, что прикипела я не к мужчине своего вида. Никак нельзя объяснить это обычным подсознательным, генетически обусловленным выбором наилучшего партнёра. Так какие же механизмы сработали, так крепко привязав меня к одному марилиту, что я теперь не могу воспринять себя отдельно от него? Замужняя марилиту носит обручальный браслет на левой руке, вдова -- на правой. Но у меня и мысли не возникло поменять расположение браслета. Даже осознание, что его больше нет -- не разрывает эти связи, а только делает их сильнее.
   Что со мной не так?..
  
   Вольготно расположившись в кольцах хвоста огромного чёрного змея, я щурилась, глядя на бледное солнце. Через пару минут небо мне закрыл дядин силуэт. Наклонившись, второй отец легко поцеловал меня в лоб, растрепал ладонью волосы.
   -- Ну что, малышка моя, -- ласково обратился дядя Раа. Голос у него был низкий, глубокий, мелодичный. -- Крупно ты в этот раз вляпалась?
   -- Ага, -- беззаботно отозвалась я. Вздохнула с тихим "эх". -- Раа, ты ведь обо мне позаботишься?
   Марилиту поднял меня на руки как ребёнка, крепко обнял.
   -- Всегда, маленькая моя. Я же обещал.
   Обняв его за шею, зарылась лицом в длинные чёрные волосы.
   -- Спасибо, па-а...
  
   Открыв глаза, некоторое время рассматривала пустыню. Попыталась сообразить, когда и как я уснула, но так и не вспомнила этот момент. Я лежала на песке, но укутанная одеялом.
   Встать удалось, но только с третьей попытки и преодолевая сопротивление и слабость. Кое-как, минимально размявшись, я побрела искать Вэйла. Эльф нашёлся неподалёку от нашего убежища. Он готовил. Маленький котелок и походная газовая печка. Заглянув ему через плечо, я оценивающе поглядела на содержимое котелка. Что-то густое, не похожее ни на суп, ни на кашу. Больше всего желе напоминало с какими-то травками и полупрозрачными кусочками. Потянуло носом. Пахло вкусно -- пряностями и свежестью.
   Я устроилась рядом, а Вэйл как раз заканчивал. Разлив содержимое по двум глубоким мискам, одну он протянул мне. Взяв миску в руки, я снова с подозрением принюхалась. Глядя на меня, эльф весело усмехнулся:
   -- Не бойся, не отравлено. Ешь давай, малышка. Тебе надо восстановить силы.
   Рискнув попробовать, вскоре я уже просила добавки, умильно глядя на эльфа. Блюдо оказалось странным, густым, но вкусным. Очень. Мне даже не с чем было это сравнить. И ещё оно прекрасно восстанавливало силы. После второй тарелки я почувствовала себя гораздо лучше.
   -- Вэйл, -- позвала я, когда мы закончили с едой. -- Так как погиб мой папа?
   Эльф посмотрел на меня с какой-то тихой, усталой печалью. Уголки зелёных, заметно темнее остальной кожи, губ опустились. Чуть прикрыв глаза, некоторое время он молчал. Потом поднялся, протянул мне руку.
   -- Пойдём. Я хочу тебе кое-что показать.
   Идя следом за эльфом и разглядывая неимоверно перепутанные волосы, я размышляла. С чего я ему всё-таки доверяю? Ни паранойя, ни рассудок даже особо не сопротивляются. Есть ли рациональная причина, кроме той, что я обязана ему жизнью? И в том, что относится он ко мне как дедушка к внучке. Опять сработали мои рефлексы "защищённой спины"? Надо отучаться от них.
   Он привёл меня на другой край оазиса. Туда, где от развалин осталась одна достаточно высокая стена. Остановился перед непонятным заросшим холмиком. Постоял молча.
   -- Я пришёл слишком поздно, -- голос у Вэйла тихий и очень печальный. -- Я предупреждал, но Доминик меня не послушался. Полез выведывать чужие тайны... Я нашёл его там же, где и тебя, малышка. Но мой друг был тяжело ранен. Пуля в живот... Он умер на моих руках. Я просто... я не успел.
   До меня медленно, как до жирафа на третьи сутки, дошло. Этот сложенный из камней и крепко заросший вьюнком холмик -- могила моего отца.
   Кажется, целую вечность я простояла над безымянной могилой в затерянных песках смертоносной Духали. Вот я тебя и нашла, папа...
   -- За что его убили?.. -- тихо, сипло спросила я.
   -- Не всех мертвецов стоит тревожить, Доминика. Не всех...
   Я посмотрела на эльфа. Впервые с раздражением и неприятием. От чего может меня предостеречь этот зеленоглазый? От смерти? Поздновато... Вэйл вздохнул. Произнёс негромко:
   -- У тебя взгляд ещё хуже, чем у твоего отца. У него хоть какие-то тормоза были. У тебя их, кажется, совсем нет.
   Вернув взгляд могиле родителя, я помолчала. Медленно сказала:
   -- Мне нечего терять. Теперь уже -- нечего. Уже нет ничего, что могло бы меня остановить, -- снова пристально взглянула на эльфа. -- Так зачем мне останавливаться, Вэйл?
   -- Ради жизни? -- едва заметно пожал плечами эльф и я скептически приподняла бровь. -- Понял... Ты ещё упрямей отца. Свалилось на мою голову... -- Вэйл вздохнул и прикрыл глаза рукой. -- Ну хорошо, -- снова взглянул на меня. -- У меня остался дневник Доминика.
   -- Где?! -- мгновенно встала в охотничью стойку я.
   -- Не здесь, -- скупо усмехнулся молодой старик. -- Тебе придётся пойти со мной, малышка.
   -- Да хоть на край мира, -- легко согласилась я.
   -- Так далеко не понадобиться, -- скупо улыбнувшись, пообещал эльф. -- Пойдём, Доминика. Тебе надо выспаться, потому что утром мы отправляемся в путь.
   Согласилась. Идя к нашему убежищу и разглядывая перепутанные, длиннющие волосы эльфа, похожие на сухую мочалку, которую протащили по лесу, я думала. Думала про этого самого эльфа. Он ведь не обязан мне помогать и не захотел бы -- я б никак не заставила. Так что же его заставляет так возиться со мной? Следующая мысль вызвала невольную улыбку. Мой добрый волшебник Вэйл...
   -- Вэйл. -- Только когда он обернулся, я осознала, что произнесла его имя в слух. -- А это твоё полное имя?
   -- Это имя для друзей, -- ответил зелёный житель лесов. -- А остальные меня зовут Вэйл'Алн Альберон.
   Имя больно резануло по памяти. Но откуда я его знаю -- я не могла сказать. Может, его мне когда-то называл папа?
   -- Вэйл, а ты... долго моего папу знал? -- неуверенно спросила я.
   -- Лет пятнадцать, -- пожал плечами эльф. -- Даже, наверное, дольше.
   Точно, значит мне про него папа рассказывал. Ещё бы вспомнить -- что именно?
   Помогать ему в готовке ужина мой сказочный добрый волшебник мне не позволил. Впрочем, правильно сделал, силы у меня быстро иссякают. Ужинать пришлось через силу, еда то и дело грозила покинуть желудок так же, как туда попала. Перед сном я всё же достала свои капельки, которыми не рисковала пользоваться последние дни. Сделала это так, чтобы эльф не заметил. Не могу адекватно ответить почему, но мне не хотелось, чтобы Вэйл видел их.
   Лёжа на своём месте, я старалась занять свои мысли памятью о папе. Слушала треск угля в буржуйке в углу. Но любая мысль об отце вызывала воспоминания о втором отце, любимом ещё сильнее, чем родной папа. А все мысли о Раа возвращали меня к Тау...
   Прижавшись губами к браслету, я пыталась как-то заглушить эту сосущую пустоту в груди. После все этого... мне просто нечем дорожить. Только моё тело ещё пытается выживать. Рефлексы. Рассудок же хочет только докопаться до ранее выставленных целей. И эльф прав -- теперь у меня совсем нет тормозов.
   Надеюсь, Тим там жив. Я не скоро смогу ему помочь.
   Рау... нужно будет найти его. Я ведь ещё должна отомстить за Раа. Рау, как же он похож на моего Тау. Те же интонации в голосе, та же забота, то же тепло. Такой похожий... и совсем другой. Совсем не такой как мой Тау.
   Легла так, чтобы щекой прижаться к браслету. И уснула...
  
   Проснулись мы с рассветом. Позавтракали наскоро. То странное нечто, что готовил зеленолицый сын природы, прекрасно восстанавливало силы и стабилизировало состояние тела. Я даже заподозрила, что содержимое моего бутылька и эта штука имеют одно происхождение.
   Когда с едой и утренним моционом было покончено, эльф попрятал в укромные местечки развалин печку-буржуйку, тент палатки и прочих разных полезных путешественнику вещей. Собрал с собой лишь небольшую сумку через плечо.
   Не спрашивая куда, я просто пошла вслед за эльфом.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   1
  
  
  
  
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"