Тьма Анна : другие произведения.

Рождённый Летать

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 6.77*14  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Мёртвые Крылья, Местью прощённый и Душа мира одним файлом. Три истории о Элльри. Новая и последняя... Зимняя Сказка. С Новым Годом:)


  
  

...Лишь солнце да песок жгут нам сапоги,

За короткий срок мы смогли найти

Тысячи дорог, сложенных с могил, нам с них не сойти.

И может быть кому не дадим своей руки,

Может потому, что у нас внутри

Все осколки льда не растопит ни одна звезда.

Мне страшно никогда так не будет уже.

Я - раненное сердце на рваной душе.

Изломанная жизнь - бесполезный сюжет.

Я так хочу забыть свою смерть в парандже.

группа "Кукрыниксы", песня "Звезда"

  
  
  

Мёртвые Крылья

  
   Его длинные, золотые кудри бились за спиной как знамя на ветру. Золотое знамя с кровавым отблеском заката. Тёплый день и тёплый ветер не могли спасти одинокого путника от холода, и он кутался в свой серый плащ, шагая по полю. Его нечеловечески красивое лицо и нереальной синевы глаза могли подсказать знающему человеку, кто такой этот одинокий странник. Но никого вокруг не было, кроме полевых цветов и трав, да шёлковокрылых мотыльков. Он шёл, опустив глаза, не видя луга, по которому шагал, не замечая искорёженных словно болезнью яблонь...
   Он видел совсем другие картины.
   Аккуратные, ухоженные домики словно вливались в этот яблоневый сад, где ветви прогибались от тяжести плодов.
   -- Ну наконец-то ты вернулся! -- золотоволосый, стройный и широкоплечий мужчина вышел навстречу путнику в пропылённом сером плаще. -- Гулёна! И в кого ты такой, а?
   -- Сам в себя! -- гордо вскинул голову младший брат первого.
   Гордая мина продержалась недолго и через миг странник уже крепко обнял старшего брата.
   -- Хэй, Мири, смотри кто вернулся! -- крикнул старший в сторону сада, отстранив путника.
   Маленькая, стройная девушка стрелой вылетела из сада и тут же повисла на шее вернувшегося любимого. Её золотые локоны волной спускались до колен, белое платьице облегало очень тоненькую, стройную фигуру, а лицо было ещё прекраснее, чем у мужчин.
   -- Элли!.. -- радостно вскрикнула она, вскинув сияющие глаза. -- Тебя так долго не было! Ты привёз мне новые песни?..
   -- Да, Мири, привёз, -- ласково улыбнулся путник. -- Песни тебе, редкие камни Мирну, семена новых злаков для Роны и Герта, рецепт воронёной стали для Танри, и ещё всего целую кучу...
   -- А какие песни ты мне привёз? -- склонила голову набок его любимая маленькая птичка. -- О чём теперь поют в мире?
   Элльри ответил не сразу, Мири успела заметить как в небесных глазах любимого промелькнула грусть.
   -- Поют о печали и страхе... Но я привёз тебе иные песни, звезда моя.
   -- Элли! Элли вернулся!
   Звонкоголосая стайка детворы выбежала из-за поворота и сразу же облепила странника со всех сторон.
   -- Элли, Элли, расскажи где ты был!..
   Путник споткнулся и замер. Из земли выступал заржавленный металлический молот. Встав на колени, Элльри с великой нежностью провёл рукой по ржавому, грязному куску железа.
   -- Ты себе новый сделал? -- улыбнулся другу Элли. -- Который по счёту?
   -- А я их считаю что ли? -- пожал широкими плечами кузнец, откинув за спину волну красно-золотых, будто пламенных кудрей. -- Но, согласись -- красив!
   Странник и не собирался спорить -- покрытый замысловатой резьбой и рунами молот с первого взгляда приковывал к себе всё внимание. Кузнец, забавляясь, легко подкидывал и ловил тяжёлый инструмент за металлическую рукоять. Тонкие, изящные пальцы и узкое запястье обладали гораздо большей силой, чем могло показаться.
   -- Ты им работаешь, Танри?
   -- А для чего же ещё молот нужен, Элли? -- весело рассмеялся кузнец. -- Не любоваться же на него! Хочешь, скую для Мири обручальный венец?..
   -- А я не успел его подарить, Танри... Последняя работа твоего молота, так ведь?.. Нет... Нет, Танри. Последней работой были головы врагов... Последнее творение твоё... Не успел...
   Путник бережно извлёк на свет заржавленные останки некогда прекрасного молота, вытер полой плаща и мимолётно удивился, почему его оставили здесь, а не забрали, как многое другое. Сам инструмент Великого Кузнеца был произведением искусства. Но его оставили ржаветь...
   ...Мы не ковали мечей, не зная что это такое и зачем они нужны. Мы жили в мире и любили его, а мир любил нас. Только я, Лэтэри и Данари -- Странники, знали, что такое оружие. Но мы не умели убивать...
   Поднявшись, он так же бережно обернул молот в масляную тряпицу и положил в поясную сумку.
   -- Опять тоскуешь? -- девушка прильнула к любимому, стараясь с высоты своего невеликого ростика заглянуть в глаза высокого странника.
   -- Всё-то ты знаешь, звёздочка моя, -- с ласковой печалью улыбнулся Элльри.
   -- Знаю, -- серьёзно кивнула девушка. -- Иди, Элли. Я слышу как тебя зовёт дорога. Странникам не дано надолго оставаться даже дома. Ты летать рождён. Лети...
   -- Я вернусь скорее, чем ты думаешь, свет мой ясный. Что тебе принести?
   -- Мне -- принеси себя! А Гэллри просил новую лютню...
   Элли перешёл вброд мелкую речушку и ступил на другой берег. Здесь везде росли кусты роз. Всегда, всегда, в любое время года они цвели здесь, и ядовитые шипы больно разорвали руки раздвинувшему кусты путнику. Но когда капли крови стекли с его ладоней, цветы, словно опомнившись, прянули в стороны и смокнулись за его спиной.
   Здесь, на этой полянке, где вечно цветёт весна... Здесь было странно. Если бы кто сторонний увидел это всё, мог бы сказать первое слов, пришедшее в голову -- могильник. Ничем не напоминали маленькие, хрупкие, такие беззащитные деревца, самое большое деревце едва достигало плеча Странника, надгробия, но... именно этим они и являлись. Не только деревца... Вот среди них мелькнул крупный камень, при ближайшем рассмотрении оказавшемся невероятной статуей из слитых в одно самых разных минералов. Вот ещё -- странное металлическое, безумно красивое нечто... Или ещё -- совсем небольшое деревце, растущее на камне, под которым бил родник. Вода что-то тихо пела, шелестело деревце, вплетая новые ноты... Странными были листочки у этих деревьев -- то золотистые, то ярко-алые, только зелёных, радостно-весенних не было.
   Пепелище пропиталось запахом гари, крови и тлена. Они лежали на земле покрытой инеем и чёрной под белым налётом была кровь. Он метался среди замёрзших, закоченевших тел, невыносимый ужас сводил его с ума. Элльри звал их по именам, искал в тщетной надежде отыскать хоть кого-нибудь живого или не найти хоть кого-нибудь!.. и побелевшие губы всё шептали:
   -- Как же это... Как же так... все... все!.. Даже дети... детей не пощадили... как же так... За что?! За что?!!..
   Последний, единственный выживший, опоздавший к собственной смерти...
   А дар Странника заставлял его видеть прошлое и Элли, прекрасный юноша с глазами-звёздами пережил смерть каждого, умер с каждым своим собратом.
   -- Что, что мы вам сделали?! За что?! -- срывался голос криком...
   ...Захватчики пришли с запада. Они резали, убивали и жгли без жалости не умеющих защититься творцов, поэтов и художников, мастеров и менестрелей, садоводов и скульпторов... Творцов-Мастеров, которые жили в мире и никому не делали зла. "Остановитесь! Что вы делаете! За что?!" -- раскинув руки закрывает собой стайку перепуганных детей прекрасный молодой мужчина. Безоружный, лишь флейта за поясом.
   ...И падает, разрубленный мечом... "Вы не должны существовать. Вы -- ересь! Вы -- тьма! Бог велит убить все исчадья зла!". "Нам нет дела до вашего бога! Нет дела до вашей Тьмы и до вашего Света!". Рона встала на место упавшего Гэлла, ощерившись на рыцарей серпом. "Не троньте детей!!!" ...медленно осела наземь, обвив ладошкой пронзившее грудь копьё...
   -- Мири... за что... за что... не дождалась, милая... прости, звезда моя... Мири...
   Он целовал оледеневшее лицо с широко раскрытыми глазами, перебирал пальцами спутанные окровавленные волосы, покрытые наледью и не замечал страшной раны на горле, разорванной одежды...
   -- Здравствуй, звезда моя, -- путник опустился на колени перед крохотным ясенем, повязанным золотой лентой, что казалась живой, постоянно бьющейся на ветру. -- Я принёс тебе подарок. Вот, смотри! Да, милая, это Танри сковал. Для меня, чтобы я тебе подарил. Нравиться? Прости, что так долго, ведь её люди забрали, а я нашёл. Да, милая, нашёл и вернул тебе. Это ведь для тебя, для тебя одной...
   Тонкий, переплетённый из тонких лучиков золота и серебра венок цветов. Обручальный венок...
   ...А у нас впереди вечность была. Мы не считали ни дней, ни лет. Сколько времени я собирался подарить тебе этот венок, родная? Лет сто? Разве я считал... Бессмертные могут ждать и жить так долго...
   -- Нет, родная, что ты! Как я мог забыть тебя в своих странствиях? Ведь ты же сердце моё. Единственная...
   Странник подошёл к роднику.
   -- Гэллри, я принёс её! Нравиться? Как ты просил, на девять серебряных струн. И гриф металлический. Всё как ты хотел. Послушай, как звучит!..
   И он ударил по струнам, запел звонким голосом.
   -- Ты прости меня, Гэлл. Что-то грустная песня получилась. Ты лучше поёшь...
   ...Мы не умели убивать. А я теперь умею. По веленью своего Бога вы убили нас всех, плевали в наши лица. Почему?.. Я узнал... мы равны богам. Но нам было плевать на их путь, на почёт, на славу, на преклонение, всё это было только ненужной шелухой снобизма и тщеславия! Вот чего мы были лишены, чему неподвластны -- тщеславию и зависти. И ничему, никому кроме самих себя неподвластны! За это вы убили нас. Теперь я один умею ненавидеть, убивать и мстить. Всего этого мы не умели. Но вы показали...
   Элльри, Странник, бывший когда-то прекрасным юношей с небом в глазах, теперь стал иным. На руках появились мозоли от меча, а в глаза живёт лишь тоска и смерть, а ещё умеет полыхать жгучая чёрная ненависть. Будь они живы -- не узнали бы.
   Он ходил среди деревьев, касался ладонью странных надгробий, звал, смеялся, плакал, рассказывал...
   ...А потом -- тела... везде тела... а я копал могилы ножом и руками в мёрзлой земле... Одну за другой -- копал и укладывал в землю... такие холодные... И душа -- умерла. А сердце навсегда стало таким же как эта мёрзлая земля, как закоченевшие тела и застывшая чёрная кровь!..
   Последний вновь, как сотни раз уже, обнял землю, как ему казалось -- в смертельном сне. Забывая, что уже навсегда опоздал к своей смерти. Не живой, и не способный умереть...
   ...Он шёл, ничего не помня, грязный оборванец в сером плаще, и пел. Тоской звучали песни его, сердца слышавших его людей разрывались от боли, и они обогревали, одевали и кормили невменяемого певца, а он повторял: "Холодно, как холодно... мёртвые, все мертвые в ледяной земле, замёрзшие... и кровь, кровь чёрна...". Он не знал, почему люди зовут его "Ангел", не знал, зачем ему крылья под серым, пыльным плащом -- ведь летать Странник не мог, не умел. Потому что мёртвые не летают...
   ...А потом -- начал вспоминать. Ловкий от природы, он легко научился владеть мечом. И взял кровавую виру со своих убийц. Первый и единственный, кто научился убивать. Первый и последний, потому что больше никто не выжил. Вот только летать он никогда так больше и не смог.
   ...Сколько пролежал так Элли? Он и сам не знал. Вечность, наверное. Золото волос разметалось среди чёрных ирисов. Снова что-то толкало его встать.
   ...Последними он попрощался со стайкой жмущихся друг к другу крохотных берёзок, ясеньков, клёнов. Даже одна рябинка среди них была и её алые ягодки горели каплями крови.
   -- Не бойтесь, маленькие. В следующий раз я принесу вам новые сказки. И буду рассказывать, пока не устанете слушать, маленькие...
  
   Снова путь гнал прочь бессмертного Странника с мертвыми крыльями. Снова настигло его безумие. И побелевшие уста Последнего уже слагали новую песню...
  
  
  
  
  
   Местью прощённый
  
   Ночное небо лило дождь так, будто собиралось затопить своими слезами землю. Стучали, сливаясь в сплошной шум, по крыше и окнам тугие струи. Всхлипы ветра и грохот грозы заставляли человека, наблюдавшего буйство стихии из окна, незаметно ежиться.
   Мужчине сидевшему в большом, уютном кресле, было не больше двадцати семи лет. Он был статен, обладал особенной, суровой мужской привлекательностью, на которую бывали падки женщины. В чёрных зачёсанных назад волосах редкими проблесками серебрилась ранняя седина. Дорогая одежда в тёмных тонах и тяжёлое кольцо с печатью выдавали в мужчине барона.
   Слева горел тёплый камин, и близость живого огня согревала. А гроза за окном -- завораживала.
   Второй, подошедший к окну и выглянувший в ночь, мужчина казался очень похожим на первого, только немного моложе.
   -- Уйди, ты мне вид закрываешь, -- потребовал барон Рицель.
   -- Вылезай лучше ты из своего кресла, Риц, -- усмехнулся его брат по отцу.
   Сын служанки жил в замке на равных с законным наследником. Рицель рано унаследовал титул. И ни в чём не отказал брату Патрику, помня преданную дружбу детских лет. Пока Рицель не был женат и не имел детей, по всем документам наследником являлся его незаконнорожденный младший брат. И титул баронета старший брат закрепил за ним не смотря ни на какие сплетни.
   -- Вечно ты мне расслабиться не даёшь, Рик... -- вздохнул барон, вставая и тоже подходя к окну.
   Вода с неба лила сплошной стеной. Ветвистая молния ударила прямо во двор, на миг ослепив мужчин. Почти сразу раздался оглушительный гром.
   -- Риц, ты видел?! -- Патрик потряс головой, возвращая себе слух.
   -- Видел что? -- уточнил барон.
   -- Там кто-то шёл, -- уверенно заявил брат барона.
   Сверкнуло несколько молний подряд и в их свете мужчинам удалось разглядеть закутанную в плащ фигуру. Мост был всегда опущен и вход открыт в любое время, пока не шла война. Мало ли, когда господину взбредёт в голову отправиться на конную прогулку? Промокший путник шёл к воротам замка. Его шатало. Он упал, с трудом поднялся... Новый проблеск буйства стихии и братья увидели, как закутанная в плащ фигура рухнула у порога и больше не поднялась.
   -- Нищий какой-то, -- предположил барон. Поморщился: -- Помрёт на пороге...
   -- А пошли поможем? -- неожиданно для себя предложил баронет.
   -- Зачем? -- удивился барон.
   -- Не знаю, -- пожал плечами Патрик. -- Сердцем чую, там что-то интересное. Исполни мою блажь. Идём скорее, пока этот старик совсем не замёрз!
   И оба брата бегом бросились вниз по лестнице. Попавшемуся на пути слуге Рицель на бегу отдал распоряжение приготовить гостевые покои, горячую ванну и разбудить старого лекаря.
   Мужчины, не боясь замочить одежду, распахнули двери, выскочили на улицу.
   -- Точно нищий, -- пробормотал Рицель, хватая его под руку с одной стороны, когда с другой подхватил Патрик.
   "Нищий" оказался неожиданно тяжёлым, высоким и широкоплечим. Мужчины затащили его в свой дом, положили на пол.
   -- Рик, проверь, жив ли, -- попросил барон, бегом бросившись закрыть двери от пытавшейся прорваться в дом стихии.
   -- Это не старик... -- странным голосом произнёс баронет, заставив брата обернуться.
   Рицель медленно подошёл и увидел то, что открылось Патрику, когда тот перевернул на спину их ночного гостя и снял с него капюшон.
   Промокшие, но чистые, ухоженные, густые золотистые кудри длиной не меньше, чем до пояса. Лицо было ликом ангела. Исхудавшего, усталого, бледного и мучимого тяжёлой болезнью. Ангела.
   Баронет решительно расстегнул пряжку драного плаща, откинул эту грязную, мокрую тряпку прочь. Куртка по боку путника оказалась разрезана, в прорехе виднелась глубокая рана. Кровь заливала штанину и, кажется, переполнила сапог. Длинный, узкий меч на поясе.
   Но не это заставило барона схватиться и до побелевших пальцев сжать рукоять клинка. Плотно сложенные за спиной и словно чуть припорошенные пеплом мокрые крылья. Крылья.
   -- Легенды не врут, -- тихо сказал Патрик, едва справившись с голосом. -- Он существует, -- баронет вскинул глаза, увидел сжатые на рукояти меча пальцы брата. -- Не надо, Риц. Нельзя убивать Странника.
   Семейная сказка вдруг оказалась правдой. И теперь истекала кровью у них на пороге. Страшная сказка с ангельским ликом. Но ведь его предки сами виноваты в том, что навлекли на себя гнев Странника, певца и воина дорог...
   Отняв руку от клинка, барон быстро подошёл, склонился и сказал брату:
   -- Помогай! Тяжёлый слишком, я один не утащу...
   И хозяева замка вдвоём понесли своего ночного гостя, надеясь по пути встретить кого-нибудь из слуг...
  
   Элли было холодно. Лёд сковывал снаружи, а внутри, где-то в животе, раскалённые угли обжигали внутренности. Кто-то сжимал всё в груди, вонзив когти в его сердце. Больно... И от боли его объяло то чувство, которое не испытывал никто из его народа. Кроме него. Ярость.
   -- Отпусти! -- крикнул Элли. -- Или забери! Ты убила меня, тварь, а я иду по земле! Слышишь, грязная костлявая человеческая старуха?! Я смеюсь тебе в лицо! Ты убила мой народ, а я смеюсь тебе в лицо, мерзкое отродье смертного рода!.. -- кричал обезумевший Странник...
  
   Стон и неясный шёпот сорвался с обветренных губ золотоволосого мужчины. Пожилой лекарь отёр его лицо куском мягкой ткани, смоченной целебным отваром.
   -- Он выкарабкается? -- негромко спросил барон.
   -- Рана очень запущена, -- ответил лекарь. -- Лихоманка так сильна, что я не понимаю, как он до нас дошёл. Но... -- лекарь огладил рукой жёсткие перья крыла. -- Это не человек. Возможно, с помощью молитвы, он и выживет...
   -- Не вздумай при нём молиться, -- строго сказал Рицель. -- Он может тебя за это и убить.
   -- Как скажете, барон, -- кивнул ничему не удивившийся лекарь.
  
   Шесть дней Странник метался в горячке, мучимый кошмарами и бредом. Шесть долгих дней. Утром седьмого дня он очнулся...
   Всю одежду тщательно вычистили и починили прорехи. Так же по образу сшили новый полный комплект от штанов до плаща. Стопку чистых рубашек и штанов он обнаружил рядом с собой на стуле. Рядом стояла сумка и, судя по защёлкам, её не посмели даже открыть, не то что обыскать. Тем лучше для них, Последний умел хранить свои секреты. Попытавшись сесть на кровати, Элли упал обратно на подушки.
   -- Не нужно подниматься, -- тёплая широкая ладонь пожилого человека прижала его к кровати. -- Вы ещё слишком слабы. -- И прежде, чем прозвучала просьба, поднёс кружку со специальным целебным отваром, помог напиться. -- Так легче?
   Странник кивнул.
   -- Где я? -- хрипом вырвалось из горла.
   -- Вы в замке барона Рицеля Риха, -- ответил человек. -- Он спас вас...
   -- Смешно... -- скривившись в слабой улыбке, произнёс Странник.
   -- Что же в этом смешного? -- прохладно поинтересовался пожилой мужчина.
   -- Смешно, что щенок спас собственную смерть... -- ему показалось, что он ответил, только показалось. Элли провалился в сон. Обычный, после горячечного бреда, сон... И снились ему зелёные поля, полные чудесных цветов луга, плодоносящие круглый год сады, играющие золотоволосые дети... И счастливые лица тех, кого он любил, пока был жив...
  
   Барон шёл по замку, направляясь в покои, отведённые крылатому Страннику. Дошёл... и застыл у неплотно прикрытой двери.
   Голос. Голос ангела звучал тихо. И так прекрасно, что завораживал своими неземными переливали... Слова чужого языка были непонятны, но такая тоска звучала в песне, что сердце в груди мужчины пропустило несколько ударов, отказываясь биться, когда кто-то рядом мог испытывать такую невозможную боль...
   Толкнув дверь, мужчина осторожно заглянул в покои. Ангел, специальной упряжью стянув крылья за спиной, одетый в штаны, сапоги и рубашку с разрезами на спине, сидел на окне и смотрел в небо. Дверь едва слышно скрипнула и ангел замолчал.
   -- Знаешь, о чём эта песня? -- спросил он, не спеша оборачиваться. -- Ты не понимаешь моей речи, человек. Никто из вас не может изучить наш язык. В нём много слов, для которых у вас даже понятий нет. Но я попробую тебе перевести приемлемо для человеческого восприятия.
   Ангел помолчал несколько растянувшихся в вечность секунд и снова запел:
  
   Горем устлана дорога,
   Кровью взращена судьба.
   Оставалось так немного...
   Не успел... Летит мольба
   К небесам и силам звёзд.
   Чёрная ночь за собой позови,
   Прах рассыпь средь моих грёз,
   Дозволь вкусить чужой мне крови...
   Не воскреснуть для той, что мертва,
   И дети мои не рождены.
   Почернела у дома трава,
   Залиты смертью сны...
   Я сгорел, я сгинул в пути,
   В пыль обратился мой дом.
   В бреду смысла не найти,
   Жизнь утекла меж пальцев песком...
  
   Неземной голос затих.
   -- Не получается, -- вздохнул ангел. -- Человеческий язык слишком беден.
   Обернулся. Синева глаз небесным огнём горела на бледном и осунувшемся после болезни, но всё равно прекрасном лице. Он был очень юн. И бесконечно древен. Как может быть юно весеннее утро и стара сама смерть.
   -- Странник... -- справившись со сведённым горлом, смог вымолвить барон.
   -- Те, кто был моей жизнью, звали меня Элльри, -- произнёс ангел с мёртвыми крыльями. -- Что означало Рождённый Летать.
   -- Господин Элльри, если вам что-то нужно, только скажите, я всё исполню, -- взяв себя в руки, произнёс барон.
   Элли склонил голову набок, поглядел на человека сощурившись.
   -- Покажи мне свой замок, -- решил ангел, спуская ноги на пол и вставая во весь свой немалый рост. Божественная красота разбавлялась только чёрным цветом одежды, и пряталось что-то дьявольское на дне глаз и в уголках губ. Широкие плечи и, пусть исхудавший, но он был сложен великолепно. Совершенно.
   Сделав шаг, Странник пошатнулся... выпрямился. Волна золотых кудрей откинута за спину, вопросительно изогнута светлая бровь.
   -- Прошу, -- поспешно склонился барон, залюбовавшийся собственной смертью.
   Он накинул на плечи плащ и прошёл мимо барона в коридор. Нет, он не прошёл. Прошествовал! При взгляде на эту осанку любой король бы обзавидовался. А походка... боги так ходят, но не люди. Древние боги, истинные владыки этого мира...
   Рицель резко оборвал сам себя и обругал за еретические мысли. Не дай Боже сказать подобное в слух, да если уловят сие уши церковников... И можно ждать в гости Псов Господних.
   Из-за поворота коридора выскочил слегка растрёпанный от спешки Патрик. И замер, забыв как дышать, глядя на гостя...
   -- Патрик! -- резко окликнул старший брат, заставляя его очнуться. Повернулся к Страннику: -- Простите его, господин Элльри, он несколько... растерялся. Это мой...
   -- Брат по отцу, -- закончил за барона ангел, рассматривая нового участника беседы. -- Не утруждай себя объяснением, человек. Я вижу кровь всех, кто меня убивал.
   Барон со всех сил попытался не втянуть голову в плечи. Как он произнёс это...
   Странник прошествовал дальше, а чуть поотставшие братья тихо зашептались за его спиной.
   -- "Всех, кто меня убивал"? -- поинтересовался Патрик. -- Это как?
   -- Я не знаю, -- еле слышно отозвался Рицель. -- Рик, я тебе этого не говорил! Но, мне кажется... Этот... Он не ангел, и ангелы созданы по образу его, а не наоборот. Я много думал всю эту неделю и много читал, в том числе тайных и запрещённых свитков. Ангелы появились позже, а имя Странник Элли или Элльри впервые встречается в настолько древних записях, что это трудно представить. Как и народ... он не имел самоназвания. Первые дети мира. Познающие. Творцы. Их по-разному звали. Они все были похожи на него. Каждый из них был сам в себе совершенство, только крыльев у них не было. Крылья даровались только Странникам. И они все были...
   Барон запнулся и баронет закончил:
   -- Богами?..
   Рицель странно посмотрел на младшего брата и кивнул.
   -- Наверное, богами... истинными.
   Эта мысль была так логична после бессонной и полной дум недели, что барон остановился, поразившись сам себе. Снова произнёс:
   -- Истинными.
   Истинный бог не требует поклонения. Истинный Творец незаметен, ему не нужны храмы, ему не нужны дары и подношения. Не смотря ни на что, он является сердцем мира. И живёт в сердце каждого...
   -- А что случилось с тем народом? -- шепнул Патрик.
   -- Я не знаю, -- с сожалением качнул головой Рицель. -- Однажды они просто исчезли. А потом появились легенды о безумном Страннике. И только некоторые рассказывали о нём, как о несущем смерть. После Священного Похода...
   Братья помолчали, следуя на некотором расстоянии от гостя, спускавшегося по широкой лестнице и направлявшегося... отсюда можно было попасть в большой зал и галерею.
   -- После Священного Похода? -- переспросил Патрик. Сощурился. -- И тот народ тоже исчез после Похода? И Трёхлетняя Зима -- тоже?
   Ангел вдруг остановился. Полуобернулся. Произнёс спокойно:
   -- Трёхлетняя Зима началась из-за меня. Об этом я сожалею.
   Пошёл дальше.
   Братья переглянулись и барон сделал жест "потом поговорим". А баронет вспомнил, что та страшная Зима случилась сто тридцать пять лет назад.
   -- Господин Элльри, возможно, вы голодны? -- догнал барон Странника.
   Элли взглянул на человека сверху вниз. Он возвышался над высоким ним на целую голову.
   -- Не откажусь разделить с вами трапезу, барон, -- идеально соблюдая этикет, ответил ангел. -- Только прошу, поменьше мясной пищи.
   -- Как вам будет угодно, -- ответил барон и повернулся к брату: -- Патрик...
   -- Уже распорядился, -- отозвался тот. -- Вскоре накроют на второй веранде.
   Элли играл. Играл в человека. Сдерживал слова, готовые слететь с языка. Не первый раз примерял на себя обличие человеческого аристократа. Каждый странник обязан уметь принимать правила чужих игр. Хотя сейчас, после долгой болезни, ему было тяжело...
   Вскоре они оказались перед входом в семейную галерею. Длинный коридор с картинами предков на стенах.
   -- Не утруждайся объяснением, -- произнёс Элльри прежде, чем барон успел открыть рот. -- Я знаю, где я. А теперь хочу, чтобы и ты это узнал.
   Он ступил в галерею, прошёл мимо первых картин... остановился. Поглядел на портрет пра-пра-пра-прадеда нынешнего барона, Рутерца Благочестивого. Картина изображала статного, черноволосого, чем-то напоминающего самого Рицеля, мужчину.
   -- Здравствуй, убийца младенцев и беззащитных девочек, -- гулко разнеслось по галерее.
   Что-то изменилось в самом воздухе. Стало трудно дышать. Рицель попятился и упёрся спиной в застывшего изваянием брата.
   -- Ты это тоже видишь?.. -- прошептал Патрик.
   Портреты оживали. Их лица менялись. Вот прекрасная женщина превращается в грязную патлатую старуху и беззвучно кричит. Красивый, высокий юноша становиться безобразным карликом, чьё лицо кривиться от злости. А Рутерц Благочестивый оказывается наполовину облысевшим, в злобе брызжущим слюной, плешивым уродом с похотливым взглядом масляных глазок.
   -- Смотрите, люди, -- разнёсся по коридору голос ангела. -- Это -- ваши предки.
   -- Колдовство... -- сорвался с губ барона гулкий шёпот.
   Тихий, звенящий смех в ответ.
   -- Я не владею тем, что вы все называете колдовством... магией... Я лишь умею видеть и показывать истину. Этот похотливый ублюдок прибил копьём к стене Тоури, рукодельницу, только входившую в пору юности, а потом насиловал её до тех пор, пока она не умерла. А следом зарезал в колыбели её исходившего криком младшего брата. -- Молчание. Долгое и глубокое, как бездонный колодец. А портреты всё шевелились и корчились... -- Наши мужчины не держали в руках оружия, а женщины не знали даже дурного слова. Наши дети росли в любви и радости свободы. Но однажды пришли вы. Чума, саранча, свора больных бешенством псов. И уничтожили всё... и всех. Детей-то за что? В чём провинились они? В чём виновата была Туори, вышивавшая странникам новый плащ перед каждым полётом?.. Вы -- проказа на идеальном лице мира. Болезнь. Которую уже не вытравить...
   Голос его звучал всё тише с каждым словом. Страннику пришлось привалиться спиной к одной из стен, чтобы устоять на ногах. Сил отчаянно не хватало...
   -- Они мерзкие... -- послышался за спиной голос Патрика. Рицель обернулся, поглядев на брата. Тот смотрел на портреты и лицо его кривилось от отвращения. -- Риц, наши предки -- мерзкие! -- он с отчаяньем взглянул на старшего. -- Риц, мы что, тоже такие?!
   Барон огляделся... Его передёрнуло от отвращения. И решительно ответил:
   -- Нет! Нет, Рик, мы с тобой -- другие.
   Поглядев на брата, баронет медленно успокоился. Бросил взгляд на гостя.
   -- Риц, его надо вывести отсюда. Срочно!
   Он не проронил ни слова и следовал за своими провожатыми потерявшей волю куклой, пока они не оказались на той самой веранде, где братья предпочитали обедать в хорошую погоду. Бессильный и безвольный, как марионетка, он сел на предусмотрительно выдвинутый для него стул. Рицелю стало сильно не по себе от контраста божества, воплощением которого Последний был до посещения злополучной галереи, и нынешней тряпичой куклы.
   -- Человеческая еда, -- начиная оживать, Странник поморщился. -- Пародия на пищу моего дома.
   Но пренебрегать "пародией на пищу" Элли не стал, хотя старался не есть мяса. Он очень давно не ел и даже способность жить, извлекая силу из воздуха, земли и солнечного света не могли восполнить страшнейшую энергопотерю последнего времени.
   Странник хмуро отметил в себе язвительное пренебрежение, которое тоже перенял от людей. Всё течёт, всё изменяется, и в мире нет постоянства, но эта язвительность не являлась частью Элли. Наносное...
   Ранее полагавшие себя очень воспитанными молодыми людьми, не чуждыми утончённому этикету, братья почувствовали себя деревенскими увальнями за одним столом с королём. Изыскан? Воспитан? Нет, он был совершенен! Такого нельзя добиться никакими уроками этикета. Таким возможно только родиться. И как только Рицель мог подумать о том, чтобы его убить?!
   В тот день Элли не смог пойти ещё куда-то, кроме как в свои покои. Силы иссякли так стремительно, что он даже не разделся, заснув на застеленной кровати.
  
   -- Элльри, ты куда в этот раз? -- Лэтэри подкрался со спины как всегда неслышно.
   -- Куда путь ляжет, -- улыбнулся Рождённый Летать.
   -- Какой ты, Элли, неинтересный, -- Лэти, бывший моложе своего собрата на несколько десятков лет, улыбнулся задорно, явно подначивая Первого Странника. -- Вот мы с Данари пойдём к северу.
   -- Возьмите тогда тёплые плащи, не пренебрегите зимними сапогами и шапкой. И перчатки не забудьте. Там бывает морозно, -- невозмутимо отозвался Первый Странник.
   -- Элли, ты зануда! -- Рядом из ниоткуда вынырнул Третий Странник, Данари.
   -- А вы авантюристы, -- улыбнулся тот.
   Рождённый Летать был первым. Вторым стал Лэтэри, Ветерок Дорог. Третьим -- Данари, Ведающий Пути. Если Дани был порывист лишь в силу своей юности, обещая вскоре стать более мудрым и ответственным, то Лэти... одно слово -- Ветерок.
   -- И ничего я не авантюрист, -- обиделся Данари. -- Я и собирался тёплую одежду взять.
   -- Два зануды! -- шутливо возмутился Ветерок.
   ...Они были единственными, кто умер с мечами в руках... и без изумления, застывшего в глазах...
  
   Глаза открылись сами. Элли сел на кровати, перетерпел приступ головокружения. Каждый раз в моменты слабости, ему хотелось домой. Домой. Туда, где сама земля излечивает от любого недуга и любая печаль сменяется радостью. Радостью жить и смеяться. Радостью творить, любить каждый миг, каждый глоток воздуха, каждую улыбку и взгляд...
   Только дома больше нет. А этот мир... разрушает. Больше ста сорока лет. О, он стал запоминать прошедшие года... Раньше помнил только до вступления в пору ответственности. А потом... Спроси сколько ему лет -- пожмёт широкими плечами и ответит "не считал". Сотни? Тысячи? Десятки тысяч? Не считал...
   Как же хотелось снова полностью стать собой! Слишком долго Странник бродит среди людей. И скоро прирастёт к лицу маска человеческих черт...
   Взгляд, для которого темнота не была преградой, заметался по комнате. Остановился на ножнах. А ведь меч -- сломан. И нужно его перековать перед тем, как отправиться в новый путь.
   Новый путь... Это из дома -- новый путь. А отсюда -- продолжение старого...
   Об этом размышлял Странник, уже идя по спящему замку. Он знал -- там, во дворе, есть кузница.
   В кузнице оказалось чисто и аккуратно. Элли видел -- здесь часто работали. Видел и седого, широкоплечего кузнеца. Сейчас его не было, но это абсолютно не помешало Последнему увидеть. Дар. Проклятье. Этот дар дал ему умереть с каждым своим собратом. И свёл с ума.
   Растопка и уголь для печи оказались поблизости, и вскоре огонь раскалил кузнечный горн. Элли разделся до штанов. Стянул мёртвые крылья за спиной специальной упряжью прямо на голое тело. Расстегнул замки на своей дорожной сумке. Достал молот, являвший собой произведение искусства. Последний молот кузнеца Танри.
   Направь мою руку, Рудный Художник...
   Закрой глаза, Рождённый Летать... лети...
   Элльри услышал и почувствовал металл так, мог только Кузнец Мира. Танри...
   Работал до самого утра.
   Обнаружив пустые покои, Рицель поднял на уши слуг и Странника нашли в течение десяти минут. Только тревожить не посмели.
   Барон остановился на пороге кузницы и не решался как-то привлечь к себе внимание, чтобы не отвлекать мастера от работы. Как он не обжигается без рукавиц, рубашки и фартука?! Как он может так плавно вести пальцами по раскалённому металлу с таким спокойным лицом?! Только волосы стянуты красной лентой, чтобы не мешали. Рубец на боку уже выглядел значительно лучше, чем в тот день, когда два брата решили помочь незваному гостю, чуть не погибшему у порога их дома.
   Даже отсюда барон видел, что меч на наковальне... прекрасен. Как и молот в руках гостя.
   -- Я не умею говорить с железом. -- Барон вздрогнул. -- Но это может Танри. В каждой вещи, сделанной Кузнецом, живёт его душа. Я отдал себя на время душе и таланту Рудного Художника. Он сковал мне новый меч. Танри совсем не понимает, для чего вообще нужна такая вещь. Хотя в чём-то красивая. Но мы никогда не ковали мечей. -- Элли склонился к мечу и шепнул: -- Остывай...
   Повеяло холодом. И через несколько мгновений в руках земного бога оказался самый совершенный и прекрасный клинок, когда-либо виденный бароном. А уж Рицель разбирался в оружии!
   -- Вы позволите?.. -- вытолкнул барон из пересохшего горла.
   Гость улыбнулся и протянул человеку клинок.
   Узкий прямой меч казался матовым, с отливом в серость. И в отсветах огня было видно -- внутри металл весь узорчатый. Именно внутри! Металл казался прозрачным! Не так как стекло, он не просвечивал, но...
   -- Совершенство!.. -- восхищённо выдохнул человек.
   -- Как и всё, что делал Кузнец, -- сказал Странник, забирая клинок из рук человека, чтобы вложить в ножны.
   -- Но ведь он скован вашими руками! -- воскликнул барон.
   -- Ты невнимательно слушал, -- отозвался Последний, убирая молот обратно в свою сумку. Благодарю... -- Моими руками, но не мной.
   Выйдя во двор, Странник достал из колодца ведро с водой, вылил его на себя, смывая жар кузницы. Повторил эту процедуру, от одного вида которой у Рицеля зубы сводило, несколько раз. Встряхнулся как лев после купания, вернулся за одеждой. Высох он удивительно быстро, произнеся какое-то певучее слово на незнакомом языке.
   -- Я попросил воду испариться, -- невозмутимо пояснил Странник, надевая рубашку с прорезями для крыльев. Нахмурился. -- То есть, не испариться... перейти в другое состояние... как мало нужных слов в вашей речи! Ты говори, что хотел. Я вижу, тебе есть что сказать.
   Барон только вздохнул. Такую фамильярность в обращении он не позволил бы никому, кроме брата, но в устах Странника оно даже и фамильярностью не звучало. Казалось, будто только так и нужно. И никак иначе.
   -- Пока вы были больны, господин Элльри, я вызвал лекаря, равных которому нет во всём королевстве. И... он приехал вчера вечером, когда вы отдыхали. Он сказал, что может попытаться... -- барон запнулся и Странник поглядел на него искоса. -- Вылечить ваши крылья, господин.
   Горькая усмешка исказила лицо золотоволосого ангела. Он ответил, и голос его звучал печально:
   -- Пусть лучше излечит вашего кузнеца, барон. От этого хотя бы будет толк.
   -- А Гоцлав болен?! -- изумился Рицель.
   -- Да, -- кивнул Элли. -- И если ему не помочь -- не протянет долго.
   Мир перед глазами ангела закружился... Нестерпимо, до боли в груди, потянуло домой. Как медленно восстанавливались силы... и болела недавно затянувшаяся рана на боку.
   -- С вами всё в порядке, господин Элльри? -- встревожился барон. -- Я могу вам чем-то помочь?
   -- Можешь, -- отозвался ангел. -- Мне нужна еда и хорошее вино. Только не мясная пища.
   -- Я распоряжусь подать в ваши покои, -- барон склонил голову и удалился быстрым шагом.
  
   Гоцлав оказался действительно серьёзно болен. И протяни кузнец с лечением ещё несколько дней -- и уже не спасли бы. Откуда знал это Странник, если даже не видел старика? Не было у барона ответа на этот вопрос. Кто он? Что он?! Его поведение, слова, поступки, лишены логики! И при этом абсолютно логичны и правильны. Даже не правильны... это не то слово... Но когда он что-то делал или говорил -- только так и должно было быть. И всё иное было неверным. А Странник... Истинный. Вот оно, верное слово... И Рицель то и дело ловил себя на мысли, что кажется сам себе подделкой. Грубо скованным кухонным ножом рядом с совершеннейшим из клинков. И сознавать это было нелегко.
   Барон много и беспрерывно думал. Много обсуждал с братом, которому доверял больше, чем себе. И многое начал понимать...
   Он уже давно понял, что его предок вместе со своим отрядом просто истребили весь народ Элльри. Ему одному повезло... или не повезло выжить. Но только сейчас он понял, что же на самом деле совершили люди!.. Целую расу творцов истребили. Убили душу мира...
  
   Элли всё же уговорили позволить осмотреть крылья. Он отказывался, но оба брата твёрдо стояли на своём. И ангел сдался, лишь бы его оставили в покое. Он всё ещё слишком быстро уставал.
   "Непревзойдённым лекарем королевства" оказался высокий, всего на полголовы ниже Странника, сухощавый мужчина. Он казался молодым, но глаза и седина выдавали в нём солидный возраст. Цепкий взгляд, чуткие, сильные руки.
   -- Это бессмысленно, -- мягко и спокойно сообщил человеку тот, по чьему образу и подобию создали ангелов. -- Нельзя воскресить мёртвое.
   -- Позвольте это мне решать, господин Элльри, -- не моргнув и глазом, ответил лекарь.
   Среди людей я стал господином... им нужны господа и рабы... как хочется домой...
   Плащ небрежно сброшен на пол, расстёгнута сложная конструкция из узких, кожаных ремней, которую сам Странник называл упряжью, жёстко державшая крылья. Те безвольно упали вниз, и спину Рождённого Летать пронзило болью. Рубашка оказалась брошена на кровать.
   Пальцы лекаря коснулись спины Странника.
   -- Невероятно... -- выдохнул человек. Руки его дрожали. -- Они настоящие... Я слышал, но не верил... Прошу вас, господин, лягте, так мне будет удобней осмотреть ваши крылья...
   Ловким и привычным движением подобрав крылья руками, Элли послушно лёг на кровать. И пролежал так полтора часа, иногда коротко и лаконично отвечая на вопросы. Нет, он не чувствует своих крыльев. Совсем. И ему не больно, даже когда их насквозь прокалывают иглой. Нет, он не повреждал спину.
   И так продолжалось до тех пор, пока Страннику не надоело играть в человека.
   Тогда он сел и как мог доступно и понятно для "просто человека на скудной речи" объяснил, что для Рождённого Летать полёт, или путь -- есть жизнь. Полёт утратил смысл вместе с жизнью. Если нет истинного смысла -- нет надобности в крыльях. Мёртвые -- не летают.
   -- Но вы вполне живы, господин... -- робко попытался перебить человек.
   -- Ошибаешься... -- качнул головой ангел. -- Вы, люди, ищите смысл жизни. Или просто существуете. Я достаточно долго среди вас, чтобы понять это. Я видел, как сменяются сотни поколений, народов и обычаев. Мы ничего не искали. Мы сами в себе были смыслом жизни. Творение было тем единственным, для чего мы были. Сотворение. Я -- Странник. Моё призвание -- дорога. Я приносил новые песни, семена растений, рецепты металлов, музыку, идеи, камни, нити... Для каждого -- своё. Теперь мне некому это всё приносить. Гэллри не попросит новую песню. Рона и Герт -- редкие семена. Лири и Туори -- нити для вышивки... Мири не потребует вернуться скорее, принеся истории для новых картин и не нужно искать сказки для малышей. И путь утратил смысл. Всё проще, чем ты думал, человек... хотя, для тебя, наверняка гораздо сложнее. Я просто опоздал к своей смерти. Но это не значит, что меня не убили.
   Говоря всё это, Элли одевался. И когда пришло время надеть упряжку, спину снова пронзило острой болью.
   -- Больше ста лет прошло... -- Лекарь не задавал вопросов, но это не помешало Страннику услышать их. -- А всё ещё больно...
  
   -- Кажется, я действительно бессилен, -- сообщил барону лекарь, придя в его кабинет. Мужчина казался задумчивым и даже шокированным. -- Ему нужен Бог, а не человек...
   -- Он и есть Бог, -- тихо сказал вслед лекарю Рицель. -- А мы, люди, его искалечили.
   Только на следующий день братья, проговорив всю ночь, предстали перед синими ангельскими очами.
   -- Господин Элльри... -- начал барон, сильно нервничая, но стараясь это скрыть. -- Мы знаем, что вы ищите всех, кто участвовал в той бойне... наш предок давно умер... но вина предков лежит и на потомках...
   -- Вы ведь пришли убить нас, -- перебил брата Патрик. -- Мы не будем сопротивляться.
   -- Мы приказали, чтоб вам ни в чём не отказывали и не препятствовали, -- добавил Рицель.
   Элли молчал, снова сидя в проёме окна и рассматривая двух потомков того, кого время убило раньше его клинка.
   -- Вина предка не лежит на плечах потомка, если он не унаследовал от предка мерзость души, -- тихо сказал ангел. -- Вы её не унаследовали. Сделайте так, чтобы и ваши дети не стали подобными предкам и тогда я отведу от вашего дома свой меч навсегда.
   Только через день Элли почувствовал, что набрался достаточно сил и может продолжить путь. Приступы безумия уже давно не накатывали, он привык к постоянному самоконтролю. Бывало хуже, бывало лучше, но последние пятьдесят лет он не терял себя бесследно среди мёртвых.
   Он вышел из своих покоев на рассвете. Спустился в сокровищницу. Дверь отворилась пред гостем так, будто не запиралась вообще никогда. Полный комплект одежды Странника оказался на видном месте. Лёгкая рубашка, жилет, верхняя куртка, штаны, сапоги. Ремень с пряжкой в виде крыльев и такая же брошь-скрепка для плаща. Тесёмка для волос. Сумка через плечо. Плащ серый, рубашка цвета топлёного молока, жилет тёмно-серый, штаны, сапоги и куртка -- чёрные. Всё вышито белым, золотом, серебром и сделано руками, которые прекрасно знал Странник. Ни единой пылинки, хотя её вокруг было немало.
   ... -- Элли! А я тебе к новому пути сделаю не только плащ, но и всю одежду. А то ты вечно в пыли и как оборванец приходишь.
   -- И как же ты это всё одна собралась сделать, малышка? -- улыбнулся Странник, ласково глядя на девочку, недавно вошедшую в пору ответственности.
   -- А я уже со всеми договорилась, -- Туори сощурилась. -- Герт уже посадил нужный лён. Рона обещала помочь в выделке ткани, мы с Лири уже нарисовали, каким всё будет. Танри тоже поможет... В общем, придёшь -- увидишь!
   -- Ладно, -- Странник решил не портить себе сюрприз. -- Чего тебе принести, малышка?
   -- Себя! -- хихикнула девчонка. -- И сладостей...
   Пальцы коснулись ткани, провели по вышивке... Элли уткнулся лицом в висящий на деревянной кукле без рук, ног и лица, плащ и впервые за последние тридцать лет -- заплакал... Они всё сделали. Их нет, но они всё равно умудрились снарядить его в новую дорогу.
   Собрался всегда лёгкий на подъём Странник быстро. Хотел уйти тихо, но потомки человека, которого он не успел убить, всё же повстречались на пути. Узнали костюм, что был слишком велик всем и висел в сокровищнице без дела. Сразу поняли, для кого всё это было сделано -- одежда сидела на Страннике как влитая.
   -- Вы уже уходите, господин?.. -- робко спросил Патрик, заметив ту самую, с ремнём особой конструкции сумку на плече у ангела. Только теперь баронет понял, что странная конструкция ремня объяснялась тем, что сделана для крылатого!
   -- Ухожу, -- согласился Элли.
   Братья переглянулись, поинтересовались вежливо, не требуется ли чего в дорогу, может, нужна лошадь?.. Но гость оказался, лишь на кухню завернуть перед тем, как уйти, хозяева замка его всё же уговорили. Взял он немного, почти с ужасом оглядев количество съестного, которое ему попытались впихнуть с собой.
   -- Господин Элльри, -- обратился к нему барон. -- В нашем доме вам всегда будут рады. Даже если нас уже не будет в живых, помните, что здесь вы всегда останетесь желанным гостем. Мы будем ждать вас с дороги...
   -- Хорошо, -- улыбнулся Странник.
   Он ушёл на восток, в восходящее солнце. Золото волос и серый плащ на ветру.
   -- Прощай, Господь. Прости. Живи... -- прошептал ему в след Рицель.
   -- До встречи, живой Бог, -- тихо добавил Патрик.
  
  
   Душа мира
  
   Холод.
   Холод, давно ставший вечным.
   Снег повсюду вокруг и ветер -- ничто в сравнении с холодом, что внутри.
   Ветер рвал плащ, трепал золотые волосы, резал острыми снежинками лицо, но путник, казалось, не замечал этого. Хотя, нет. Он просто не противился стихии, а шагал вместе с ней. И присмотревшись, можно было увидеть, что ветер не бьёт его в грудь, а помогает не упасть, не толкает в спину, а поддерживает в новый шаг.
   Но безумцев вокруг больше не было.
   Зимы стали длиннее и злее. Лето -- короче. Ранние осенние холода калечат урожай на полях и в огородах.
   Он пытался контролировать себя. Но единственное, на что хватало выдержки -- это не начать новый ледниковый период. Прошлая долгая зима длилась всего три года, когда должна была -- тридцать лет. Но Странник пробудился, увидев, как умирают от голода дети. С тех пор он старался не допускать, чтобы лёд собственной души заморозил мир вокруг. Но с каждым годом всё тяжелее допускать к себе в сердце весну.
   Зима.
   Элльри любил зиму.
   Снега и лютые морозы, которых никогда не знал его родной край. Особенно привлекательна зима была здесь, в северных краях.
   Бескрайний, безжизненный простор.
   Как в его душе.
   Сколько же это уже длиться? Кажется -- вечность. Последние сто семьдесят три года он считал... Но сколько лет прошло до того, как начал запоминать? Рождённый Летать не знал.
   Элльри шёл, забыв куда. Уже давно. Несколько дней. А может, недель или месяцев. Здесь всё сливалось в одну белую бесконечность. Просто шёл, а душа леденела всё сильнее. Он устал. Безумно, невыносимо устал. Как давно он не возвращался даже к могилам? Давно...
   Только там, на родной земле, среди тех, кого любил, он приходил в себя и восстанавливался для нового Пути. Набирался сил, заживлял раны на теле и душе. Как масляная лампа, в которую надо подливать топлива и менять фитили. Теперь делать это стало негде и некому. Насколько ещё хватит сил?..
   И сможет ли он хоть когда-нибудь умереть по-настоящему?..
   ...Он не понял, когда ноги отказали. Не знал, когда упал. Просто под щекой вдруг оказался пушистый снег. Он уже давно не был холодным -- Рождённый Летать сам заледенел. Странник прикрыл глаза. Он смертельно устал...
  
   -- Бернар! Бернар, смотри, что я нашёл!
   -- Ну что опять... Свет Господень!..
   Два парня быстро выкопали из сугроба замёрзшее тело.
   -- Не наш. Чужак...
   -- Ты смотри, одет как легко... как только дошёл сюда. Бедняга. Похоронить бы по-человечески...
   -- Да погоди ты хоронить! Живой же! Видишь, дышит!..
  
   Тепло касалось тела мягкой лапой, уговаривая холод внутри уйти прочь. Заледенелая душа покрылась инеем, вспоминая, что скоро нужно будет снова допустить к себе весну. Ещё рано. И хочется как можно дольше оттягивать этот час. Пусть зима длится вечно...
   "Ангел... ангел..." -- шептало тепло. "Не умирай..."
   "Я не ангел", -- грустно усмехнулся холод.
   "Всё равно не умирай..."
   "Ты опоздало, тепло. Я уже давно мёртвый..."
   Рождённый Летать закрылся прочным ледяным щитом, вымораживая самое себя до дна. Так не больно...
   "Не надо Элли... что же ты делаешь с собой?!.. Элли..." -- едва слышно вплелась в тепло тень чужого шёпота...
  
   В долине похолодало. Впервые за последнюю сотню лет настолько сильно. Это волшебное место беспощадного севера никогда не замерзало. Горячие источники и кусочек вечного лета поселились среди снега и льда в небольшой низине очень давно.
   Жителей в этом волшебном месте было немного -- три-четыре сотни человек, считая детей. Миролюбивые, чистые душой и мыслями. Казалось, больше нигде в мире не живут такие люди. Этому немало способствовал монастырь Ожидающих, стоящий тут же, в долине.
   Замок казался суровым каменным великаном, хранившим покой волшебной долины. Только в нём было очень мало от обычного человеческого монастыря. Монахи не проповедовали аскетизм и послушание, не забивали голову ненужной шелухой. Скорее, это было похоже на школу, академию, воинское училище, лазарет и приют одновременно. Монахи были воинами, врачевателями, учителями (школа в долине была обязательна для всех детей), помощниками, доброжелательными собеседниками для любого пришедшего. Каждый всегда готов был выслушать все горести и терзания любого обратившегося, помочь советом или делом, и никогда никому не рассказывали, свято соблюдая тайну. Они немало работали и какой-то неведомой своей силой держали лето в долине круглый год. Говорят, именно необычные монахи были причиной того, что долина не знала бедствий и голодных лет. Ни один враг, вздумавший покусится на это место, просто не находил его. И во всех людях, живущих здесь, отразилось это светлое и бескорыстное добро, вытравливая человеческие пороки.
   Сюда, в обитель тепла, добра и заботы, и привезли свою невиданную находку двое молодых охотников. Здесь, в монастыре Ожидающих, где не делали различий между послушниками и послушницами, дружно жившими под одной крышей, и пытались отогреть неведомого чужака, за спиной которого были крылья. Только сквозь его кожу так и сочился запредельный холод, замораживая всё вокруг...
   -- Не получается, -- молоденькая ученица, как здесь называли послушниц, покачала головой, взглянув на старшего мастера-лекаря. Она была самой способной из целительниц, родившихся в последние сто лет. -- У него душа замёрзла. А когда хоть немного отогревается... Ох, мастер, не приведи вас Бог когда-нибудь испытать такую невыносимую боль!.. Он будто спасается этим холодом. Как живая зима...
   Золотоволосая, голубоглазая, миниатюрная девушка прижала к щекам ладошки. Немолодой мастер и сам слышал отголоски той нечеловеческой, невыносимой муки, что иногда проступала сквозь этот живой лёд. Он не мог даже представить, что могло стать причиной такой чудовищной пытки.
   Мастер-лекарь Овидий снова взглянул на кровать, где покоился их невольный гость. Золотые волосы, нечеловечески прекрасное лицо, крылья за спиной, сейчас беспомощно раскинутые. Он был высок. Выше всех в долине, и великолепно... совершенно сложен.
   По всем канонам он являлся ангелом Господним. Но... "Я не ангел..." -- тихий шёпот, хотя гость не разжимал замёрзших губ, был слышен мастеру так же хорошо, как его ученице.
   Кто же ты, неведомый чужак?.. От тебя веет бесконечной древностью, но ты так же бесконечно молод. Кто ты? И как же тебе помочь?..
   -- Милана, пригляди за ним, -- Овидий вздохнул и поднялся. -- Я поищу кое-что в старых свитках...
   Недвижимый до того ангел вдруг крепко сжал в кулак ладонь, лежавшую поверх одеяла. Выдохнул с едва слышным стоном. Холод плеснулся по стенам, заставляя их покрыться инеем, а огонь в очаге притухнуть. Веки с длинными, тёмно-золотистыми ресницами дрогнули, приоткрылись.
   Никогда в жизни мастер-лекарь не видел таких глаз. Сказать, что они были просто синими -- всё равно что сравнить небо с грубо размалёванным серо-голубым грунтом холстом. Невероятная их глубина могла сравниться только с такой же невероятной болью и тоской, что плескалась в глазах, ещё ничего не видевших вокруг.
   Шевельнулись белые от холода губы, и едва слышен был удивлённо-недоверчивый шёпот:
   -- Мири?.. Мири...
   Взгляд заметался по комнате с какой-то безумной надеждой. Наткнулся на замершую Милану. И надежда за несколько мгновений умерла, сменившись беспросветным отчаяньем. С губ слетело слово... звенящее, чистое, непроизносимое. Ни один человек не смог бы повторить его. Но самым удивительным было другое -- оно было понятным. Одно короткое чужое слово содержало в себе столько, сколько нельзя было сказать сотней человеческих. "Зачем бы убиваете её последнюю тень?.. Не уходи, моя жизнь... Стань моей смертью..." -- так звучал только верхний смысл.
   Ангел попытался приподняться, но тут же рухнул обратно, потеряв сознание...
  
   Охотники за сокровищами не раз возвращались отсюда с пустыми руками. А чаще и вовсе не возвращались. Но дураки не переведутся никогда. Вот и теперь отряд из двенадцати воинов и одного проводника расположился на ночлег в вечных снегах. Итого, тринадцать человек.
   Все собрались за одним костром. Все, кроме троих, сидевших особняком.
   -- Не счастливое число, -- тихо бормотал под нос помощник главы отряда.
   -- Заткнись, Рем, -- выцедил сквозь зубы Фуад, главарь. -- Аза наш проводник и без него мы не найдём сокровищницу. А если не устраивает число, то тебя можно прирезать. Тогда избавимся от плохой приметы и от твоего постоянного трёпа. Хочешь?
   -- Нет, -- тут же отозвался помощник и замолчал.
   -- Так-то лучше, -- усмехнулся Фуад и сплюнул в костёр сквозь дыру в зубах.
   -- Не беспокойся, Рем, -- Аза хлопнул его по плечу. -- Уже скоро дойдём. И вернёмся богатыми. Разве что ты устыдишься грабить и вернёшься без гроша...
  
   ...Как часто он так умирал в лихорадке за последние века? Первые годы, потеряв разум -- почти постоянно. Зачем эти люди раз за разом выхаживали его, чужака, почему смерть не брала его?.. Однажды в зимнем лесу, когда накрыло волной безумия, его, раненого, ищущего смерти, отогрели и вылечили волки. Даже один, когда некому было помочь, когда он сорвался со скалы и переломал себе кости -- выжил.
   Хотя... как смешно сравнивать себя с человеком. Элльри безнадёжно и навсегда опоздал к собственной смерти. Он ведь и умер, лишившись смысла Пути. Тогда почему же ещё жив? А кто сказал, что он на самом деле жив?..
   "Но ведь ты ещё дышишь..." -- шепнуло тепло рядом.
   "Это ничего не значит... -- тихо ответил холод. И беззвучно добавил: -- Я так устал..."
   А ведь если замёрзнуть... Замёрзнуть где-нибудь здесь, среди этой нескончаемой зимы... он перестанет чувствовать. Не умрёт по-настоящему, как все остальные, но... но прекратит этот нескончаемый и бессмысленный путь в никуда. Остановит. Как было бы хорошо остаться в вечной стуже...
   "Не умирай... ведь жизнь так хороша!.."
   "Я давно не жив..."
   И словно ударом кнута сознание Рождённого Летать пронзила мысль -- он не один здесь! Это не тепло! Это люди!..
   Элли заметался в округе снежным вихрем.
   Какие они чистые. Это дети...
   Нельзя их убивать. Нужно очнуться. Нужно уйти. Уйти и замёрзнуть как можно дальше от них!..
   Лёд ушёл глубоко в сердце. Невероятное количество сил потребовалось, чтобы допустить к себе тепло, отогревая замёрзший вокруг мир. Единственный из своего народа убийца, сполна познавший боль и неведомую другим ненависть, не желал убивать этих чистых и добрых детей.
   Снова этот голод и бессилие... Слишком давно он не мог восстановиться даже наполовину. Земля не давала достаточно сил, воздух которым он дышал, здесь был просто воздухом, а человеческая еда не обладала и десятой частью тех свойств, которыми дома наделялась пища.
   Невидимые раны кровоточили не хуже тех, что бывали видны на теле, и почти не заживали.
   Элли вздохнул, унял голод и провалился в сон, попросив мир вокруг хоть немного поделиться с ним силами.
  
   ...Миниатюрная, прекрасная девушка, золотые волосы которой спускались до колен, занималась тем, что трудно было представить в её исполнении. Недолго примериваясь, она наносила точечные удары тяжёлым молотом по большому, почти в её рост, куску гранита. Картина, которую она рисовала по камню, с помощью такого отнюдь не девичьего инструмента, уже обретала свои черты...
   -- Мири, ну хватит! -- не выдержал Элли. -- Ты же себя сама ранишь...
   -- Отстань, -- отмахнулась Художница Мира, примериваясь для очередного удара.
   -- Лучше бы ты попросила Мирна научить тебя растить камни! И вырастила бы себе новую картину.
   -- А это хорошая мысль! -- примерилась, сосредоточено глядя на камень, ударила. -- Будет чем заняться, когда ты уйдёшь в Путь.
   Её снова захватило Творение, и в этот раз маленькая девушка выбрала совершенно новый способ для создания своей картины. Странник знал -- бесполезно сейчас пытаться остановить её.
   -- Эх, Звезда моя... -- вздохнул Рождённый Летать.
   Он не посмеет прервать Творение, как никто не смел прервать его Путь.
   Закончив глубокой ночью, Художница нашла приют в руках Странника. Сидя у него на коленях, она привычно, уже не первый раз жаловалась на свои сбитые в кровь руки и стенала от боли в мышцах. Элльри снова сочувствовал, разминал усталые плечи, лечил, жалел, выслушивал... Это всё было таким привычным, родным и ничуть не обременительным.
   -- Дети завтра прибегут смотреть, -- улыбнулся Странник, когда Художница устала жаловаться.
   Мирэини улыбнулась.
   -- Когда-нибудь и наши дети будут бегать смотреть на мои картины и встречать тебя из странствий... -- негромко произнесла она.
   Элльри ощутил как внутри заполняет всё собой тепло и нежность. Дети... Рождённый Летать и Художница Мира были теми, кто появился из ветра, света и жизни самого мира уже взрослыми. Почти такими, какими они были сейчас. Некоторые подрастающие малыши явились на свет таким же путём. У других же были родители, но все жили и воспитывались одинаково. Детей здесь любили все...
   ...детей, которых безжалостно перебили. Детей, которым было страшнее всех нас, которые даже не понимали... Замёрзшие, изломанные, крошечные... в чёрной крови, перепуганные, цеплявшиеся друг за друга и взрослых... ни один взрослый не испытывал такого смертельного, невыносимого ужаса, что достался им, крохам... Именно он, прочувствованный до последней крупицы, окончательно свёл с ума Последнего...
  
   Он проснулся рывком. Придавил волей плескавшуюся чёрным безумием боль. Осмотрелся...
   Удобная кровать. Шерстяное одеяло. Горячий камин по правую руку. Комнатка была небольшой, но оставляла ощущение тепла и уюта. Окно закрыто тяжёлыми ставнями. Животное, из шерсти которого было сделано одеяло, было живо и беззаботно. Всё вокруг носило лёгкий флёр жизни и доброты... Почти как дома... если бы дома знали, что такое жестокость.
   Элли откинул одеяло и сел. Дёрнуло острой болью спину. Крылья...
   Рядом на стуле лежали все его вещи. Медленно оделся, экономя каждое движение. Подобрал руками крылья, застегнул упряжь. Надел пояс с мечом. Громадная энергопотеря давала о себе знать. Сил едва хватало, чтобы дышать и не падать. Нужно уходить...
   Обув сапоги, странник поглядел на жилет, куртку, плащ и сумку. Поднялся, оставляя их там, где лежали и побрёл к двери. Тяжело... непослушное, будто чужое тело... Нужно уйти, и уйти тихо.
   Слово прозвучало тихой мольбой. Укрой, тень... подскажи, куда идти...
   Он всё-таки вышел. Тихо, так, что никто по дороге не заметил, хотя его шатало и приходилось ступать, держась за стены.
   Было раннее утро. Серый рассвет ещё только-только собирался вступить в свои права. Как раз то время, когда всему живому хочется спать. Всему живому...
   Элли стоял и неотрывно смотрел на чудо во льдах. Там, в низине, раскинулось садами, озёрами, полями и сказочными домиками вечное лето...
   -- Какая чудесная жизнь... -- шепнул тот, кого люди называли ангелом. Хотя всё чаще -- проклятым ангелом. -- Какая тёплая...
   Льды внутри медленно начали подтаивать... только не водой истекали, а кровью. Странник обхватил себя руками и с глухим стоном опустился на колени.
   -- Не надо... я не могу больше...
   Внутри всё снова покрылось коркой льда. Уверенно поднявшись на ноги и бросив последний взгляд на это дышавшее жизнью и добротой место, он побрёл в сторону границы вечных снегов. В зиму. В покой.
  
   Девушка, задыхаясь от быстрого бега, влетела в комнату старшего лекаря.
   -- Мастер!.. -- воскликнула она. -- Он исчез!..
   Овидий сразу понял о ком речь. Через минуту он был в комнате, где пытался спасти случайно попавшего к нему ангела. Приметил брошенные вещи, смятое одеяло, небрежно повёрнутый в сторону стул, будто одежду с него стаскивали, складку на ковре... Гостя явно сильно шатало. Как он вообще смог уйти?!
   -- Его нужно найти, -- принял решение Овидий.
   Солнце только-только бросило свои лучи на снег, когда два десятка послушников и пятеро монахов бросились на поиски. След в снегу обнаружился быстро...
   -- Мастер... -- ахнула Милана, поняв, куда ведёт след. -- К Ледяному Храму?!
  
   Едва горизонт окрасился алым, путь ему преградили стены. Полуразрушенный камень... больше чем наполовину представшее перед Элльри место состояло изо льда и снега. Ледяной дворец.
   Истина ускользала от едва живого странника, но он открыл глаза и увидел... Это был древний, бесконечно давно забытый храм. От него веяло силой и... вечностью. Кажется, это ещё и что-то вроде человеческого склепа, с поправкой на что-то далёкое от земного. Здесь... Здесь можно остаться навсегда. Осталось зайти внутрь и убедиться в этом. И если это не так, если есть хоть малейшее сомнение -- скорее уходить дальше.
   Большая, в два его роста, арка входа. Замёрзшие, деревянные ворота, поддавшиеся и без скрипа открывшиеся под рукой. Хорошо, что вовнутрь. Открывайся они наружу, Элли никогда бы снег не разгрёб. Широкий, короткий коридор... Зал.
   Элльри замер, боясь дышать... боясь поверить... не веря. Умение видеть, проклятый дар подводил его, настолько сильна была усталость. Происходило то, что происходить не могло. Среди множества давно утерянных вещей его народа, которые он искал, но не находил... Они все были здесь.
   Были и не были одновременно. Будто едва заметные, полупрозрачные тени. Гэллри, Рона, Туори, Герт, Данари, Лэтэри, Лири, Танри... Мирнари, старший брат... Мири... и ещё сорок имён, считая малышей.
   Замерший на пороге золотоволосый странник шагнул к тем, кто был его жизнью. Чуть за гранью... там... за преломленным светом...
   Странник позвал, не надеясь на ответ.
   Светлые тени колыхнулись, обретая более глубокие и чёткие черты. Они услышали. Обратили свои взоры к нему.
   -- Кто ты?.. -- прошелестели голоса.
   Боль пронзила раскалённым прутом через самое сердце. Как?.. Они не узнают его?!
   -- Это же я... Один из вас... Элльри!..
   "Ри... ри... ри..." -- разнесло эхо под ледяными сводами.
   -- Чужой... -- метнулось в ответ под сводами.
   Чужак! Ты лжёшь. У нашего Элльри была чистая душа, а в сердце пылало пламя!
   Да. Да... ваша правда. Элли умер. Мне досталось его лицо, его крылья, на которых не взлететь, но я он. Жаль, что мне нельзя здесь упокоиться навсегда.
   Он отвернулся, удержав в себе зажатый крик. Уже не один из них. И не человек. Никто...
   Шаг за ворота... прочь отсюда. Как можно дальше, в сердце ледяного царства. Прочь...
   Но тело предало его. Колени подломились, Последний рухнул в снег.
   Как... как они могли не узнать его?! Они все... те, кого любил, кто любил... Как они могли отвернуться?! Как они могли?!..
   Раньше Элли думал, что знает о боли всё. Он ошибался. Настолько невыносимо ему, кажется, было лишь в тот день. И сейчас они сделали эту боль ещё сильнее. Добавили в неё ярости, отравили ядом предательства. Будто нож в спину...
   Я не человек! Я не должен даже слов таких знать! Предательство... ненависть, яд... Кем я стал?.. Я действительно давно уже не один из вас, мой народ... простите... Вы не знали всего того, что дано знать мне. И это хорошо. Это лучшее, что могло быть. Забудьте Первого Странника. Его больше нет.
   Где же ты, грязная человеческая старуха с ржавой косой, когда ты так нужна?!..
   Нет ответа. Только солнце бросает свои золотистые лучи на снег, заставляя его сиять. Как прекрасно. Хочется замедлить время, растягивая эти мгновения. Просто любоваться. Смотреть, как переливается золотой свет на бело-серебристом снегу...
  
   Тихий, но ясный голос наполнил звенящую тишину вечной зимы. Песня печали, безысходности, отчаянья... Она рассказывала о одиночестве, о невозможности желанной смерти, изорванной в клочья душе и бессмысленной жизни. О долгом пути к дому, которого давно уже нет. В этом неземном, завораживающем голосе легко можно было услышать невообразимый, чудовищный, изуродовавший сердце и разум пережитый однажды страх. Песня на языке, который теперь был известен только одному существу во всём мире. Такому одинокому, израненному, усталому, что хотелось завыть от чужой боли.
   Посланные на поиски отроки и монахи замерли, не решаясь подойти. Они скрылись за остатками стены, что раньше окружала Храм. Белые плащи надёжно скрыли их от чужих глаз.
  
   ...И не видеть тени, что зачем-то скрыли чудо.
   Тени. Корысть, похоть, вонь, грязь. Люди.
   Собрав всю волю в кулак, Элли поднялся. Выпрямился, оказавшись на голову выше самого высокого из пришедших. Ему не нужно было спрашивать, чтобы увидеть и узнать. Ледяной храм за спиной. Минуту назад это было таким неважным, что странник даже не заметил... но в Храме полно вещей из его дома, которые очень сильно ценят люди. А там, внизу, лежит долина. Богатая и беззащитная. В которую можно даже не заходить. Под покровом ночи разграбить несколько домов с окраины, убив жителей и пустив по кругу девок.
   Падальщики. Мерзость.
   Ярость придала сил.
   -- Даю вам минуту на то, чтобы развернуться и уйти туда, откуда вас принесло, -- тщательно подбирая слова, отчётливо и звучно произнёс Элли. -- И больше никогда не возвращаться.
   -- Страж?.. Этого я не ожидал, -- пробормотал заросший, небольшого роста, худой мужик.
   "Ангел..." -- шёпотком пробежало по отряду.
   Будто ударом пришло понимание -- в одном из этих грязных тварей течёт кровь его убийц.
   -- Ошибаетесь, смертные твари, -- скривился в оскале Последний. -- Я тот, по образу кого ангелов вашего лживого Господа рисовали. Можете убираться, пока я разрешаю. Все, кроме него.
   Элльри указал на Фуада. Тот сжал губы в тонкую линию. Потом сплюнул в снег.
   -- Аза! Раньше здесь был этот... страж?
   -- Не припомню, -- отозвался проводник.
   -- Ну так пристрелите этого больного разумом самозванца и заберём то, что должно быть нашим по праву! -- рявкнул Фуад.
   Воины вскинула арбалеты и мечи.
   -- Вы свой выбор сделали, -- голос слился со звуком извлекаемого из ножен клинка. Великолепного оружия, равных какому главарю отряда видеть ещё не доводилось.
   -- Меч я возьму себе, -- усмехнулся предводитель, вскидывая арбалет.
   И в следующий миг упал в снег, вдруг прекратив чувствовать левую ногу. Тело не желало больше повиноваться и он мог только наблюдать, как грациозно, легко скользит по снегу неведомый чужак. Один из воинов выстрелил и попал в крыло. Болт застрял в несущей кости, кровь обагрила белизну перьев. Но, казалось, "страж" даже не заметил ранения.
   Глядя как один за другим умирают его люди, предводитель вдруг вспомнил... одну страшную семейную сказку о золотоволосом Страннике, который носил крылья стянутыми за спиной, потому, что не мог больше летать. И в сказке говорилось, что встретив Странника, нужно бежать как можно быстрее и дальше. "Волосы его -- золото. Глаза -- синяя бездна. Облик прекрасен, но не обманись этой красотой. Пощады от него не будет никому, кто с тобой одной крови..."
   Это был он. Сказка, страшилка для непослушных детей рода. Вдруг ожившая и вставшая реальностью во весь свой немалый рост.
   Всё было кончено быстро. Очень быстро и легко. Только снег поменял цвет, исходя паром от пока ещё горячей крови. И Аза, почему-то живой, стоял и растерянно оглядывал поле краткого, беспощадного боя. Посмотрел на "ангела", рухнул на колени и принялся возносить непривычные молитвы Великому Духу. Другая вера? Но "ангелу" было всё равно.
   -- Ты мне не нужен, -- дернул плечом Странник. -- Ты не часть отряда и не так мерзко грязен как эта падаль. Собирай всё, что тебе нужно и убирайся.
   Из пореза стекала по руке кровь. Одна глубокая на ноге и ещё несколько незначительных ран показали скорее самому Элли, чем кому-либо ещё, насколько он ослаб и устал.
   Последний склонился к Фуаду. Резко и безжалостно полоснул мечом по груди, разрезая одежду. Сорвал с груди золотую с серебром цепочку, на которой висел старый семейный амулет.
   -- Прежде, чем ты умрёшь, червяк, я расскажу тебе, почему убиваю. Знаешь, что ты носишь на своей грязной шее, пёс? Это медальон, который мой брат сделал для меня в подарок, ожидая, когда я вернусь. Чтобы я носил его и помнил -- меня ждут. Всегда ждут с дороги. Чтобы со мной всегда был кусочек дома, потому что свой старый медальон я потерял. Мирнари носил его на своей шее -- хотел надеть на меня сразу, как я окажусь на пороге дома. Знаешь, как его убил твой предок?! Он был из тех, кто сражался до последнего вздоха. Твой ублюдочный дед перебил ему ноги, сжёг руки, вскрыл живот и мечом запихал в рану раскалённых углей. Мой добрый, не знавший боли и ненависти брат захлебнулся в собственной кипящей крови! А Мириэни... Твой ублюдочный предок перерезал моей звезде горло, не пустив её по кругу. Он многих девочек убил быстро. За это я ему даже немного благодарен. Её телу было всё равно, что вы делали с ней после...
   Элльри прервался на полуслове, отстранился. Удивлённо посмотрел на арбалетный болт в своём животе. Пока он говорил, этот червяк сумел тихо поднять арбалет и спустить тетиву. Удивительно, учитывая, что его руки должны быть парализованы.
   Мелодичный звук чуждой человеку речи. Смех.
   -- Я ничего не ел и не пил два или три месяца, -- произнёс Странник. -- И попросил боль подождать. Не надейся, грязное отродье порочной крови. Ты не причинил мне вреда. Ты будешь умирать долго и мучительно.
   Он очистил снегом меч. Коснулся губами клинка, что-то шепнув. И со спокойным, равнодушным выражением на лице, вогнал клинок в живот потомка того, кого не успел убить. Фуад почувствовал как внутри медленно разливается отравленный жар. И боль. Такая боль, что изо рта пошла пена, а мир вокруг перестал существовать -- всё заполнила собой Она...
   Последний равнодушно посмотрел на чудовищную пытку. Поднялся. Отошёл на несколько шагов. Раскрыл ладонь. Поглядел на медальон. Выкованные из металла крылья, цветы, драгоценные камни. И кусочек жизни внутри, там, где никто не видит. Всё ещё живой...
   Короткая дрожь, стон сквозь стиснутые зубы. Даже ты отвернулся, Мирн! Даже ты не признал... А Мири... и не взглянула.
   -- Идём! -- Милана нетерпеливо дёрнула рукав Аарона, старшего из монахов. -- Ему нужно помочь, пока он не истёк кровью.
   -- Подожди, пигалица, -- осадил послушницу старший мастер-воин. -- Не нужны мы ему. Пока не нужны, -- уточнил, видя возмущение в глазах девушки.
   Из приоткрытой двери Ледяного Храма вышла тень. Постояла, обретая видимость и чёткие черты. Это был высокий, золотоволосый, стройный, очень похожий на "ангела", только бескрылый, мужчина. Похожий как родной брат. Он неотрывно глядел на Странника.
   -- Элли?.. -- голос оказался бархатистым, с мягкими переливами, будто урчание большого льва. Немножко ниже, чем у того, кого позвал, но не менее красивый. -- Это правда ты?
   Он обернулся грациозным, текучим движением. Замер. Выдохнул, не веря:
   -- Мирн... Не лжёт ли мне дар, выдавая желаемое за действительное?..
   Мирнари поморщился, откинул за спину золото волос, подошёл и одним резким движением выдернул болт из живота брата. Тот задохнулся от боли, обхватил себя руками, согнулся. Но Мирн придержал.
   -- Ты... -- прохрипел Элльри, сплёвывая кровью. -- Обделённое разумностью и состраданием создание света и гор! Больно же...
   -- Тебе нельзя умирать, -- произнёс Самоцветный Творец, помогая брату выпрямиться.
   -- С чего бы это? -- скривился тот. -- Я сюда шёл, только чтобы умереть! Не мучай меня больше, Мирн... забери в вечный покой.
   -- Не могу, Элли, -- качнул головой, отводя взгляд.
   Молчание. Тихое, с бесконечной болью:
   -- Это из-за того... каким я стал?.. Каким... уродливым?..
   -- Обделённое рассудком создание ветра и звёзд! -- с досадой выразился Самоцветный Творец, обняв брата. -- Ты не уродлив, Рождённый Летать. Ты весь изранен. Искажён, изломан. Настолько сильно, что мы тебя не узнали. Не произноси больше таких глупых слов. Ты наш, каким бы ты ни был.
   -- Так позволь мне заснуть навсегда, Мирн!..
   -- Тебе нельзя... -- голос принадлежал замершей у ворот, так и не обретшей материальности, прозрачной девушке.
   -- Мири?..
   -- Элли, Мирн верно говорит, -- вступил в разговор, обретая черты, ещё один призрак.
   -- Танри... Но почему?!
   -- Потому, что ты -- дух этого мира, -- ещё один собеседник проявился. -- Его душа, его жизнь, живое сердце, если хочешь...
   -- Какого... При чём тут я, Гэллри?!
   -- Мы все были духом мира, -- Мирн взглянул виновато. -- Ты не знал, ведь Странники изначально немного другие. Немного отличные от остальных. Но это уже ничего не значит. Ведь ты -- последний из нас. Единственный. Мы все были тем, что люди, убившие нас, называют Богом. Ты -- последний истинный творец. Живой дух мира.
   -- Да за каким... зачем миру такой... такой дух? -- обречённо спросил Элльри. -- Я же...
   -- Какой есть, -- сурово прервал Танри. -- Мир сам сделал тебя таким, Элли. Изуродовал, изранил, исказил. Научил такому, о каком никто из нас раньше и не подозревал. Но без тебя со временем умрёт всё. Сначала погибнут чудеса и вера в них. А потом -- всё живое. Готов ты к такому, Элли?
   Рождённый Летать отрицательно качнул головой.
   -- Мы все живём в тебе, Элли, -- ласково улыбнулся Гэллри. -- Частичка каждого из нас будет с тобой всегда и возродит искру по первому зову. Ты ведь уже пользовался моим даром и даром Танри.
   -- Вы все умерли во мне! -- с отчаяньем воскликнул Странник.
   -- Нет. Мы живы, пока ты не отпустишь нас навсегда, -- мягко ответил Мирнари. -- А ты не отпустишь, пока не погибнет мир. Мы в вечном ледяном сне смерти, мой брат. Ты пробудил нас ненадолго и скоро мы снова уснём. От нас остались только тени, отблески, которые мы вкладывали в творения. И память в тебе. В Последнем...
   -- Нас не хватит надолго. Мы скоро снова растворимся, -- проговорил Танри.
   -- Когда поймёшь, что мир готов к вечному сну... к смерти... приходи, -- ласково сказал Гэллри.
   -- Тогда мы примем твою смерть, Элли, -- Мирн снова крепко обнял брата. Последний раз... -- Жаль, что ты теперь не летаешь, брат. Прощай...
   Три призрака растворились в солнечных лучах. А четвёртый метнулся от двери, вцепился в раненого Странника. Крепко прижался.
   -- Прости меня, любовь моя, -- тихий, виноватый голосок. -- Прости, что не смогла дождаться тебя с дороги. Прости себя, Элльри. Ты ничего не мог сделать...
   Мири растворилась вслед за остальными.
   -- Мог... -- шепнул ей в след Последний. -- Я многое мог...
   Опустился на колени. Закрыл лицо руками. Ладони были в крови.
   -- Я многое мог... -- повторил он. -- Только не успел!.. Это теперь я уже ничего... ничего не могу!..
   Он поднялся на ноги. Обернулся, взглянув на солнце. И упал в снег, потеряв последние силы. Они не разрешили... Но ведь хоть ненадолго можно снова забыться ледяным сном?.. А потом... через пару веков... можно проснуться.
   Ты невнимательно слушал нас, Элли! Помнишь детей там, внизу, в долине? Знаешь, почему они такие? Потому, что мы здесь. А мы здесь -- пока они там. Не сдавайся. Не убивай их своим холодом...
  
   Люди обступили раненого чужака.
   -- Так он... наш Истинный Бог? -- негромко и скорее риторически спросил Арье, второй по старшинству мастер-воин.
   -- Да, -- больше самому себе, чем кому-либо, ответил Аарон. -- Наш искалеченный миром и людьми живой Господь. И мы должны сберечь его.
   -- Не умирай, -- попросила Милана, опустившись рядом с ним на колени.
   -- Не буду... -- слабо улыбнулся Элли, ненадолго приоткрыв глаза.
  
  
   Сколько лет прошло? С тех пор, как я здесь -- успело подрасти поколение детей. Первое за много, много лет место, где я смог отдохнуть. Просто отдохнуть. Как же, оказывается, это хорошо!
   Солнце улыбалось мне с неба, когда я шёл по улице.
   Звонкоголосая стайка детей показалась из-за угла дома и я тут же был замечен.
   -- Элли, Элли! -- бросились ко мне эти сорванцы, облепив со всех сторон.
   Подхватив на руки Беату, я подкинул девчонку в воздух, и она счастливо заверещала. Если бы не моё вмешательство, этот замкнутая, погруженная в мечтания девочка никогда бы не раскрыла свой Дар и навсегда осталась в стороне от всех. Но как можно оставить в беде такое чудное дитя?
   С тех пор, как я пришёл, и без того здоровые, сильные, долгоживущие люди стали ещё сильней. Не было немощных, мерзких и злых. Старики умирали в трезвой памяти и ясном уме. Дети рождались без боли.
   Они научили меня заново дышать. Помогли принять себя таким, каким я стал. И каким ещё стану. Разделили мою боль и помогли снова научиться чувствовать радость. Пусть пока ещё призрачную и тусклую, но всё же. Безумие теперь почти не мучает меня.
   Я никогда не смогу их убить. А значит -- и умереть.
   -- Ты собираешься в Путь, Элли? Ты уходишь, да? -- подёргал меня за рукав малыш Рихард.
   -- Собираюсь, -- согласился я, опустившись перед малышом на колени.
   -- А ты меня с собой возьмёшь? -- решил подбить клинья этот ребёнок.
   -- Когда я вернусь, тебе уже будет столько лет, что ты сможешь уходить из дома без родительского разрешения, -- сказал я. -- Тогда и возьму тебя в следующий Путь.
  
   ...Уходить было легко. Начинать этот новый Путь, а не продолжать старый.
   Нужно принести в храм обручальный венец для Мири. Она обрадуется. Я оставил его на её могиле... Но она уже не там. Здесь. Нужно придумать, как всё оттуда переместить сюда. Пусть лучше здесь растут мои чёрные розы. Пока не знаю как, но я увижу... Это мой Дар. Познание, Истина. Другие помогут мне своими талантами. Искру каждого теперь я несу в себе.
   Обернулся. Здесь меня будут ждать. Странно, но никто из этих людей не усомнился во мне, даже не удивился. Они жили здесь и ждали. Ждали меня. И будут ждать снова.
   Я никогда не назову это место домом, но теперь... теперь мне есть куда возвращаться через вечную зиму.

Оценка: 6.77*14  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"