Понедельник - день тяжёлый. За выходные дни неуспевшие пройти перемол трупы успевали серьёзно разложиться, и от вздутых тел шёл особый смрад. Впрочем, Дик работал на Давилке уже не первый день и давно успел принюхаться к трупному запаху.
К тому же сегодня привезли исключительно партию из человеческого материала, и скидывать его в Давилку было куда легче, чем вздутые трупы крупных животных.
Дик ухватил чьи-то широко раставленные руки и стал стаскивать труп из огромной бесформенной груды тел. Скрюченное посиневшее тело, по всей видимости, в прошлом принадлежало женщине средних лет: слипшиеся от крови длиные волосы, набитые вонючей жижей глазницы, из открытого рта ощетинились почерневшие от копоти и разложения зубы. Для Дика рабочий материал давно потерял свой возраст и пол. Теперь это была пища для Давилки. Давилкой на бойне назывался огромный мощный механизм, переваривающий в своих недрах с помощью мощных валиков, едких химикатов и температурного режима мёртвую плоть. Никто не знал чей гениальный ум придумал сей механизм. Хотя упорно ходили слухи, что Давилка - дело рук прищельцев, которым и скармливалась продукция перемола.
Давилка была специально установлена возле гнилушки. Это странное место было найдено несколько лет назад на общегородкой свалке. Поначалу стали пропадать бездомные, которым разрешалось ковыряться в горах мусора. Администрация не обращала внимания на душераздирающие вопли, которые периодически оглашали территорию свалки. Бездомные часто дрались между собой за найденный хлам, нередко дело доходило до поножовщины. Но затем поползли слухи, что на свалке обитает чудовище, настоящее порождение ада, обитающее под землёй. Мол, тварь периодически вылезает из своего логова и охотится на незадачливых "искателей мусорных сокровищ". Администрация свалки обратилась в полицию лишь когда были обнаружены останки работника свалки - обглоданный кусок ноги. В результате расследования был найден болотистый участок земли, который людская молва назвала "гнилушкой". Почва под ногами там была нетвёрдой и ходила ходуном как на болоте. Иногда на гнилушке появлялись кровавые лужицы, под которыми бурлила странная жизнь - адская смесь из кровавой плоти, жирных жёлтых червей и прочей совершенно непонятной гадости. Любое живое существо, попавшее на территорию гнилушки имело не малые шансы застрять в этом кровавом болоте и быть пожранным этим странным существом. Гнилушка затягивала жертву в свои кровавые недра постепенно, методично разъедая её живую плоть своими гнилостными соками.
В эту гнилушки и приходилось навещать Дику, раз за разом скидывая туда полученный продукт от переработки трупного материала - плотно спрессованные, замороженные брикеты, результат работы Давилки. Брикетики рассасывались вонючей зелёной жижей за считанные минуты. Дик старался держаться подальше от опасного места, которое он про себя называл входом в Ад.
Дик попал на эту работу совершенно случайно. Текучка кадров на Давилке была жуткая. Никто долго не выдерживал такую специфическую работу: у работников либо ехала крыша, либо они сами становились лакомой пищей для Давилки, случайно попадая под её мощные жернова. Кто-то из охранного начальства заприметил странноватого паренька. Он выделялся в стонущей галдящей толпе обречённых своей полнейшей отрешённостью, своим тупым безразличием к происходящему. Так выглядят люди, потерявшие всё, что было им когда-то дорого, перенёсшие неимоверные лишения и испытания, притупившие боль и искоренившие какую-либо надежду на что-то лучшее.
Вот уже более трёх месяцев Дик исправно выполнял свои обязанности кормильца Давилки. Немыслимый срок для такой работы. Спасала отрешённость и безразличие ко всему происходящему. Движения были чёткими и выверенными как у робота. Дик, фактически, и превратился то ли в робота, то ли в бездушного зомби, не способного на ошибки, совершаемые нервным и испуганным человеком.
Наступающий день не предвещал ничего хорошего. Впрочем, тяжело было от такой работы ожидать приятных перемен. Дик равнодушно швырял в Давилку, и трупы стариков, и трупики младенцев. Хруст костей и брызги кроваво-гнилой жижи не пугали и не вызывали рвотных реакций. Обычная тупая работа.
К Дику подошёл Хромой Гарри, начальник Давилки, такой же странный тип как и все работники необычного предприятия. Он принимал рабочий материал, выполнял множества поручений своих хозяев, следил за исправной работой механизмов и "чистотой" рабочего места.
- Сегодня работаем с двойной нагрузкой. Нужно к вечеру успеть переработать весь материал. Ты меня слышишь?
Дик равнодушно кивнул головой. Хромой Гарри принялся внимательно следить за действиями своего работника, насколько правильно и быстро тот скидывает в пасть Давилки окоченевшие трупы. Он долго и равнодушно взирал на размеренные движения парня, пока не произошло нечто совершенно непонятное. Неожиданно его физиономия исказилась гримасой отчаяния и неимоверного горя.
- Что ты делаешь?
- Что я делаю? - Дик в недоумении взглянул на своего хозяина, держа в руках окоченевший труп девочки.
- Останови машину! - завопил Хромой Гарри и кинулся к пульту управления.
Вскоре произошло немыслимое: работающая без остановки уже несколько месяцев Давилка замерла в неподвижности, оставив раскрытой свою огромную пасть. Хромой Гарри схватил длинную палку и принялся ворошить чрево Давилки, пытаясь найти в остатках перемолотых костей и мёртвой плоти что-то очень важное для него.
- Что ... что вы ищите?! - Дик удивлённо уставился на орудующего палкой хозяина.
- Отец ... ты скормил этому чудовищу моего отца ... я его узнал. - Измученный и обезумевший Гарри плюхнулся в кроваво-грязную лужицу и зарыдал.
Никогда ранее Дик не видел хозяина в таком состоянии. Раньше его хозяин воплощал в себе всё самое мерзкое и отвратительное, что может вобрать в себя человеческая душа. Нет, Дик не презирал его за это, он уже ничему не удивлялся. Чувства и эмоции, казалось, навсегда покинули уставшую от страданий и борьбы душу. Теперь для Дика было полной неожиданностью поведение хозяина.
- Что уставился, негодяй. Иди ищи моего отца. - Хромой Гарри посмотрел на угрюмую вереницу работников, нёсших плотно сжатые брикеты - продукт Давилки - к краю гнилушки.
- Стойте, остановитесь. - Хромой Гарри кинулся к своим работникам, вырывая у них брикеты и швыряя их на землю. Гарри тщательно всматривался в бесформенную кровавую массу, тщетно пытаясь разглядеть что-то родное и знакомое.
Тут он, совсем обезумев, посмотрел в сторону гнилушки. Никогда ... никогда раньше Гарри не приближался к этому исчадию ада. Но теперь, позабыв о страхе и предосторожности, несчастный поспешил навстречу своей смерти. Гнилушка жадно расправлялась с остатками корма, брошенного работниками Давилки.
- Я вытащу тебя, отец, из этой пасти дьявола. Я спасу тебя.
Ноги потеряли опору, земля внизу заходила ходуном. Гарри подошёл в зеленовато-кровавой лужице и, опустившись на колени, коснулся уже на половину разъеденного брикета из спрессованных трупов. Он перевернул брикет и увидел кишащую зловонную массу из гнили, толстых склизких червей и странных омерзительных насекомых.
- Оте-е-ец!
Тут нога Хромого Гарри провалилась во что-то мягкое и тёплое. Невидимая, но мощная сила стала затягивать хозяина Давилки в свои гнилостные недра. Гарри пытался сопротивляться, но безумная боль и дикий страх парализовали волю. У него даже не было сил позвать на помощь. Гарри лишь что-то слабо хрипел. Ни Дик, ни другие работники Давилки не могли расслышать его слов. Они равнодушно взирали, как гнилушка умело расправляется с их хозяином.
Неожиданно, сгнивая заживо и медленно умирая от дикой боли, Хромой Гарри осознал, что отца здесь никак не могло быть, что он похоронил его ещё несколько лет назад. Но кто, кто же сбил его с толку?
- Тварь, мерзкая тварь. Это ты заманила меня в свою ловушку.
Через несколько минут всё было кончено. Гнилушка расправившись со своей очередной жертвой на время успокоилась и принялась терпеливо ждать следующего деликатесса - живой плоти.
Вскоре тишину помойки разбудил громкий лязг огромного механизма. Это Дик опять включил Давилку. Сегодня тяжёлый день, и нужно успеть переработать большую партию трупов.
2. Милосердие.
Вот уже почти три месяца в городе свирепствовала странная болезнь. Учёные так и не смогли определить, кто же явился её возбудителем. Можно было лишь с определённостью сказать, что ни вирусы, ни микробы, ни бактерии не являлись причиной страшной болезни. Казалось, беда пришла из самых немыслимых глубин тёмного космоса.
Беда не имела ни формы, ни вкуса, ни цвета. Она просто косила людей с невероятной скоростью, оставляя после себя усеянные трупами улицы, забитые морги и больницы. Болезнь была похожа на очень быстротечную и ужасную форму проказы. Больной буквально гнил на глазах, превращаясь в зловонное месиво гноя и кала. Санитары разъезжали по улицам города, собирая догнивающую фекало-массу. Они заворачивали то, что раньше было человеком в плотный мешок, ставя на мешке номер трупа. Мешки с трупами свозились на городскую свалку и скидывались в огромную яму, прозванную в народе "Вратами Ада". Мало находилось смельчаков, которые бы отваживались даже за огромные деньги подъезжать к проклятому месту, чтобы скидывать в адскую пасть очередную порцию гниющей плоти. Но и те долго не выдерживали. Часто санитары добровольно спрыгивали в ужасную яму вслед за своим грузом. Никто не мог объяснить странное поведение несчастных. Поговаривали о каком-то таинственном манящем зове из глубин Ада, напоминающем сладострастные призывы свирепых сирен.
Единственным старым добрым способом борьбы против болезни, как всегда, был карантин. Но и он не мог оказать должного сопротивления напасти. Прежде чем молниеносно разлагаться в гниющее месиво, плоть имела вполне приличный, респектабельный вид, распространяя вокруг незаметно для окружающих свои болезнетворные миазмы.
У Дика все родные и знакомые ушли на корм адскому чреву, но его болезнь почему-то не брала. Может быть потому, что он по-натуре был домоседом, человеком не общительным и замкнутым. Очень редко Дик выходил на улицу, да и то по ночам, чтобы полюбоваться сумрачным лунным пейзажем. Запасов воды и продовольствия в подвалах родового поместья было достаточно, и его совсем не тяготил странный для окружающих образ жизни.
Город потихоньку умирал, представляя собой печальное зрелище. Но вот на смену старого мэра города пришёл новый. Новая метла метёт по-новому. Новоиспечённый мэр принял ряд энергичных мер по борьбе с заразой: отменил на неопределённый срок все общественные мероприятия, закрыл все учебные и культурные учреждения. Создал целую новую отрасль производства - надомную работу, оградил высоким бетонным забором особо опасные районы, оставив в мрачных гетто на мучительную смерть и больных, и здоровых. Смерть решила немного передохнуть, и болезнь затаилась на время в тёмных закоулках умирающего города. По-немногу народ начал оправляться от нахлынувшей напасти, повсюду прославляли новоиспечённого мессию.
Сам мессия мало походил под образ спасителя. Мэр имел привычку прищуривать глаза. Эта гримаса, долженствующая имитировать добродушно-хитрую полуусмешку, скрывала истиные мысли и цели народного спасителя. Лишь изредка глаза раскрывались полностью, и тогда непроглядная тьма, свирепая и грозная, смотрела из мрачных глазниц. Мало кому удавалось разглядеть глаза нового мессии. Но тот, кто это сделал поражался странной вытянутой как у ядовитой змеи формы зрачков. Густые волосы, зачёсанные назад, скрывали странную форму черепа. Неимоверная воля отпечаталась на лице "спасителя", и столь же безграничная самоуверенность. Ни единой черты, говорящей об одухотворённости, или развитой интеллигентности. Только убийственная хитрость в сочетании с непонятной тупостью, да ещё нечто жуткое и запредельное вызывающее недоумение и тревогу.
И вот, в печальную годовщину трагических событий, когда появились первые жертвы адской болезни, мэр, позабыв о соблюдении карантина, собрал оставшихся в живых людей города на траурный митинг и выступил с призывом ко всем жителям города.
- Братья и сёстры! Сегодня мы отмечаем трагическую дату в истории нашего города. Ровно год назад появились первые жертвы этой страшной болезни, унёсшей жизни тысяч наших сограждан. Нет ни одной семьи, которая бы не потеряла своих родных и близких на этом ужасном пиршестве смерти. Но где они, ваши любимые и близкие, жертвы страшного мора? Кто-то пропал без вести, а кто-то догнивает в гетто. Но большинство дорогих вашему сердцу людей покоятся (покоятся ли?) в одной огромной яме, без отпевания и без соблюдения всех христианских обычаев. Их зарыли в землю как собак! Мы не знаем их имён, родным и близким некуда пойти, чтобы отдать память родственникам. И самое страшное, души погибших не могут упокоиться, пока зарыты в яму как собаки. Они мучаются там, в Аду и взывают о вашей помощи:" Найдите нас и похороните по-человечески!"
При этих словах толпа громко ахнула и взволновано загудела. Воодушевлённый такой дружной поддержкой мэр продолжил с ещё большим пылом.
- Идите все со мной, спасайте ваших родных и близких от вечных мук Ада. Вытащите своих любимых из этой мерзкой клоаки. Пусть это будет вашим самым добрым и благородным делом. Господь не забудет вашу любовь и самоотверженность.
Красноречие и ораторский пыл мессии наростали с неописуемой быстротой. Вскоре толпа уже не выдержала и дружно повалила в "Адским вратам", позабыв о предосторожности и подавив в себе первобытный страх выживания. Дик оказался подхваченный людским потоком, который нёс его к ужасному месту.
- Мы спасём нашим братьев, жён и детей! Вычистим проклятый АД!!! - вопила толпа.
Вскоре Дик почувствовал сладковатый запах огромной разлагающейся плоти, которая гнила уже целый год. Трупная вонь, помноженная на целую гамму других не менее мерзких запахов постепенно усиливалась. Дик не смог сдержать рвотных порывом и выплеснул на несущую его толпу остатки непереваренного завтрака. Трудно было представить каким образом безумная толпа сможет распознавать изуродованные страшной болезнью трупы
По мере приближения к Вратам Ада Дик почувствовал нарастание странного гула.
Что-то жестоко пугающе было в этом гуле, страшнее чем поражённые болезнью ткани человеческой плоти, горами валявшиеся в огромной яме. Дик осознал, что это был за гул: тысячи насекомых, мутировавших на плодотворной ниве поражённой болезнью плоти из различного вида мух, мошек гнуса и комаров. Но толпа, казалось не замечала грозного гула адского роя и тупо направлялась к Адским Вратам.
И вот мощный людской поток хлынул в адское чрево. Безумцев со все сторон тут же охватила догнивающая мёртвая плоть и полчища гнусных насекомых.. Насекомые, почувствовав ранее неведомый вкус свежтины, с жадностью впивалась в живую плоть. Возбуждённый гул толпы сменился стонами и стенаниями. Кто-то тонул в прогнившей жиже разложившейся плоти, кто-то безумно извивался под роев мелких атакующих монстров.
У Дика с необычайной силой вырвалась наружу неведомая сила. Этой силой был инстинкт выживания. Он стал медленно но верно ползти по текущему в нижние слои Ада людскому потоку, наступая на их головы и плечи, отбиваясь от сотен рук безумцев, пытавшихся утянуть его в низ, на самое дно Ада.
Вот Дик вырвался наружу. Тут, у края адской пропасти происходила жуткая давка, давая безумцам выбор: быть перемолотым обезумевшей толпой или быть снесённым потоком в адское месиво. Дик продолжал бежать: по головам, по спинам, всё дальше от этого ужасного места. Вскоре поток стал ослабевать и дик увидел нового мэра. Его Величественная Грозная фигура возвышалась над толпой. Казалось он увеличился в размере, и имел трёхметровый рост. Он стоял на крыше одного из близлежащих зданий и рыдал. Его рыдание было похоже на гомерический хохот и на дикий крик ужасного неведомого зверя.
Казалось, он упивался всей, собранной воедино, болью и отчаянием умирающего города.
Дик понял, что это было за создание. Его послали те твари из глубин ада, которые сладкозвучными призывами сирен влекли своё ужасное жерло всё новых и новых безумцев. Тут мэр заметил Дика. Их взгляды встретились. Парня охватила жадная немыслимая волна сладострастия. Там, на дне адской пропасти он испытает все мыслимые и немыслимые наслаждения иного мира. Чем глубже он погрузиться в гниющую плоть, сольётся с ней, тем ярче и сладострастней будут его удовольствия.
Дик развернулся и побежал обратно к Вратам Ада, в страхе, что они вот-вот закроются, и он останется навсегда в этом мрачном и ужасном городе.
3. Человек за бортом.
Рыболовный трайлер "Капитан" после двухнедельного захода в море возвращался в порт. В каюте рыбаков царила приподнятая атмосфера. Тяжёлые дни и ночи испытаний, изнурительной работы и бессоницы остались позади. Впереди маячили волнующие встречи с любимыми женщинами, полные карманы денег, походы по барам, казино и другим увеселительным заведениям. Многие из рыбаков по возвращению домой давали себе зарок, никогда больше не выходить в море на эту сумасшедшую работу. Но заработанные деньги быстро иссякали, в городе царила безработица, и многие были вынуждены опять записываться на очередную "ходку" в море.
- Ты, Витёк, наверное, опять пойдёшь в "Миллионер" спускать свои кровно заработанные.
- Я верю в удачу, Митяй. Когда-нибудь сорву такой куш, что пошлю подальше всю эту рыбалку вместе с морем и нашем капитаном. А сам, небось, опять пойдёшь по девочкам? - похотливая физиономия Витька расплылась в ехидной улыбке.
Митяй хотел похвастаться свои очередным любовным подвигом, но кто-то вставил.
- Да Митяй уже давно с девочками не водится. У него одни шалавы остались.
Под дружный хохот рыбарей Митяй огрызнулся.
- Да что ты понимаешь. Когда я захожу в массажный кабинет ко мне очередь самых красивых девок выстраивается. Выбирай любую ... можешь даже двух тёлок отхватить.
- Вот ты все бабки на этих тёлок и спускаешь. А у них то работа ... не в пример нашей будет.
- Ну, ты, конечно, как и полагается идеальному мужу все деньги любимой жёнушке отдаёшь?
Опять грянул взрыв хохота. "Идеальный муж" грозно поднялся и попёр на Митяя.
- Мне двух дочек скоро замуж выдавать. И дачу никак достроить не можем. А у тебя ... что у тебя есть, кроме твоих бл@дей?
Намечалась заварушка и вся команда приготовилась разнимать обиженных. Но тут раздался крик с палубы.
- Человек за бортом.
Вся команда вылезла наружу.
- Слева по борту.
Что-то неопределённое и тёмное покачивалось на волнах, едва скрываемое солнечными бликами неспокойного моря.
- Да это плот! Точно, плот!
- И на плоту кто-то там лежит. А ну, поддай газу... лево руля.
Когда трайлер подплыл поближе, все могли уже внимательнее разглядеть странную находку. Вскоре все поняли, что спасать уже никого не надо. На плоту лежал крепко перетянутый ремнями крупный рюкзак.
Первым подал голос дежурный.
- Я его первым заметил. Значит трофей мой.
Витёк злобно окинул взглядом соперника.
- Ты думаешь там золото и бриллианты. А говна на лопате не желаете, сэр?
- А если и говно ... тебе то какая печаль? Всё равно, мое.
- Тебе для корешей даже своего говна жалко, да?
Намечалась очередная перепалка, но тут своё слово сказал капитан.
- А ну прекратить разговорчики. Нечего делить дерьмо не убитого медведя. Если чо ценное обнаружим, всё поделим поровну. Не хватало мне на борту всяких разборок.
Тем временем трайлер вплотную приблизился к плоту. Двое рыбаков ловко подхватили баграми за ремни рюкзак и швырнули плот на палубу. Воцарилось молчание. Никто не решался подступить к находке. Чем-то жутким веяло от этих склизких и прогнивших брёвен, из плотно завязанного рюкзака веяло каким-то неприятным душком. Первым нарушил молчание капитан.
- А ну, кладоискатель, ознакомь-ка нас со своим "трофеем".
Дежурный взял багор и осторожно дёрнул крюком верёвки. Из рюкзака вывалилось что-то непонятное и отвратительное, источавшее невероятно мерзких запах. Запах перебил даже вонь тухлой рыбы - неотвратимый спутник всех рыбных тралеров, сопровождающий все походы в море. Несколько рыбаков, не сдержав рвотных позывов, кинулось к борту.
- Батюшки, ребята, да это же рука.
И, действительно. Уже все разглядели отрубленную часть руки. Судя по форме, она раньше, определённо, принадлежала женщине. Хотя за время пребывания в рюкзаке, обрубок уже изрядно опух и потемнел, но на посиневшей и обгоревшей местами коже можно было разглядеть следы глубоких ножевых надрезов. Было ясно, что кто-то изрядно поработал над телом, прежде чем разрубить его на мелкие куски. Всех членов команды охватила какая-то неземная, нечеловеческая жуть. Но Митяй смотрел на руку с явным любопытством, в глазах промелькнул похотливый огонёк.
- Да, видно, классная девка была. Кто-то уже успел с ней всласть позабавиться, а другим не оставил, скотина.
- Да тебе какая разница что трахать- лишь бы щель была, садист поганый, трупожор. Вон наковыряй с рюкзачка кусок п@зды и вперёд. Я её тебе за десятку, так и быть, по старой дружбе, уступлю. - Решил продолжить разборку "идеальный муж".
- Ну вы посмотрите на это быдло. Он уже себе самую ценную часть присвоил. Ты там, наверное, уже везде печати свои понаставил? - огрызнулся Митяй.
- Конечно, понаставил. Можешь проверить.
Опять намечался конфликт, но тут кто-то крикнул.
- Смотрите, что это у неё на руке?
Все приникли взглядами к оторванной кисти. На безымянном пальце красовался перстень с каким-то крупным камнем.
- Что это у неё? Кольцо с бриллиантом?
- А ты возьми отмой, да сделай пробу. Может и брюлик, а может и простая бижутерия.
- Ну, если это брюлик так он тыщ на "цать" потянет, а ?
- Стекляшка. Стал бы тот насильник оставлять такой крупный бриллиант.
- А ты почём знаешь, что насильник? Может это твоя работа? Короче, брюлик мой. Я первый заметил находку, значит трофей мой. А вы всё остальное со своими кусками п@зды можете делить между собой. Я добрый.
Глазки дежурного, нашедшего трофей, ища поддержки стали бегать по лицам рыбаков.
- А вдруг на другой руке такое же колечко .... или два? Так что давай поделим всё по-честному. Тебе другая рука, что в рюкзаке с двумя бриллиантами, а мы уж на эту согласны. Дежурный поднял с палубы багор и, зацепив рюкзак потянул его на себя. Рюкзак опрокинулся набок и наружу выкатилась голова. То, что раньше было лицом напоминало кровавое месиво. Из широко открытого рта торчал обрубок полена. Рыбаки попятились назад.
- Ну, какие же вы кретины. Тот мясник явно не дурак был, что не взял это добро. Его милиция сразу бы его по этим брюликам бы вычислила.
- Ребята, эта девка, явно, какого-нибудь "нового русского". Этот папаша за труп дочки не меньше миллиона отстегнёт, а?
- Правильно. Поэтому ты, Витёк, этот рюкзачок себе под голову в качестве подушки подложи, чтоб никто не спёр. А в порту мы объявление в газете дадим "Продаётся хорошо разделанный труп девушки с бриллиантом. Всего за пару миллионов". Никто не поддержал шутку Митяя, все молча уставились на пустые глазницы головы. Первым от шока оправился боцман.
- Кончай базар, мародёры поганые, креста на вас нет. И ведь откуда такая мразь повылазила? Короче, труп сдаём в полицию для опознания, всего и делов то. Правильно я говорю, капитан?
Но капитану предложение боцмана явно не понравилось.
- Н-не надо никого вызывать. Ты что, хочешь тащить всё это до берега, присутствовать при опознании и допросах? У меня лицензия на лов уже давно просрочена. Хочешь, чтоб на штрафанули, а трейлер арестовали? Вышвырнете эту гадость обратно в море. Я не хочу никаких проблем.
Боцман уставился на капитана.
- Но ведь это чья-то дочь. Кто-то её ждёт и разыскивает?
Кто-то из рыбаков поддержал капитана.
- Капитан дело говорит. Мало ли у нас народу пропадает. Всех не наищешься, а коли нас штрафанут, то плакали наши денежки. Будешь потом безработным лапу сосать.
Капитан многозначительно посмотрел на боцмана.
- Выкиньте за борт это дерьмо.
Два рыбака, повинуясь то ли приказу капитана, то ли какому-то непонятному инстинкту, схватили багры и спешно скинули дьявольский подарок вместе с рукой и головой за борт.
Вся команда долго следила, как набухший водой рюкзак медленно погружался в воду. Вскоре и мирно покачивающийся на тёмной воде плот исчез из виду.
4.Гнилушка
Солнечный диск лениво погружался за горизонт. Сумрак медленно, но верно окутывал окрестные, заброшенные поля и притаившиеся меж холмов овраги.
Смерть медленно и величаво обходила свои владения. Она здесь знала каждую кочку, каждую травинку. От забытого Богом посёлка осталось лишь несколько покосившихся хат и пара полуразрушенных административных зданий. Если в эти места и ступала нога заблудшего на свою беду путника, его следы навсегда исчезали в буйной поросли бурьяна, или в тёмном силуэте молчаливого леска. Лес, действительно, в любое время суток был погружен в пугающую тишину. Он словно затравленный зверёк притих в своих зарослях, в страхе ожидая когда появится жестокий и беспощадный хищник, ищущий себе добычу для очередного кровавого пиршества.
Это место не зря называли гиблым. Здесь бесследно пропадали люди и животные. Жители окрестных деревень далеко обходили стороной опасное место. И лишь безумец мог решиться на опрометчивый шаг, и появиться здесь на свой страх и риск. И когда окрестность наполнялась диким воплем ужаса, местные жители крестясь поминали очередного, ушедшего в никуда смельчака.
А ведь раньше жизнь здесь била ключом. Несколько бедных хозяйств объединили в колхоз. И крестьяне худо-бедно влачили своё жалкое существование, отчаянно борясь за выживание и за выполнение очередного плана партии и правительства.
Всё началось с того, что в самом большом, двухэтажном здании было организовано местное отделение НКВД. Беспощадных чекистов привлекало удалённость места от главных дорог и сообщений, а также запуганность и безразличие местного населения. Тут они могли спокойно шить белыми нитками дела на "врагов народа", выбивая из них признания ужасными пытками, на которые не хватило бы фантазии у самого извращённого садиста.
Во время коллективизации чекисты в полной мере использовали свободу своих полномочий. Они большими группами расстреливали непокорных крестьян. Для этого была выбрана кирпичная стена заднего двора. Видимо, чекисты полагали, что красный цвет кирпича, скроет разбрызганную из ран кровь, и не надо будет часто смывать отходы своей работы.
Затем разразилась Великая Отечественная. Фашисты в первые же дни войны захватили этот посёлок, и на месте бывшего отделения НКВД устроили отделение местной полиции. Пытки и расстрелы продолжились. Только теперь уже выбивали показания у коммунистов и чекистов. Расстрелы пленных, евреев и коммунистов проводили у той же кирпичной стены. Трава очередной раз обильно оросилась кровью невинно убиенных.
Замученные и расстрелянные от мук и невыносимой боли излучали особый вид энергии страдания, которая привлекала различные силы тьмы. Эти излучения, которое они называли гаввах были их любимой пищей. Наиболее примитивные представители низшего астрала крутились вокруг захороненных трупов, и питались падальной энергией разложения. Но более продвинутые толпились в моменты расстрела возле ужасной стены, которую в народе стали называть расстрельной, и устраивали настоящие кровавые пиршества. Их невероятно мерзкие физиономии были невидимы представителям более плотного материального мира. И хорошо, что не были видимы. Вид ужасных тварей, любого мог свести с ума.
Твари шумно реагировали на каждую, корчащуюся в агониях жертву. Они злобно веселились и улюлюкали, жадно впитывая гаввах,особую энергию, излучаемую несчастными от жуткой боли и агонии смерти.
От одного присутствия адских тварей окрестность наполнялась их губительной энергией ненависти и злобы ко всему человеческому, адскими излучениями демонических сущностей, и место постепенно становилось гиблым.
Когда накатила встречная волна советских освободителей, в посёлке и окрест уже никто не проживал. Кто-то погиб в боях, кто-то, спасаясь бегством, навсегда покинул гиблые места. Редкие попытки восстановить и обжить покинутые полуразрушенные дома легкомысленными смельчаками, заканчивались тем, что те в панике бежали с обживаемых мест, а кто и просто пропадал в никуда. Окрестность стала настолько гиблой и запущенной, что никто из представителей рода людского не мог долго находится в проклятом месте. Они испытывали страх, тошноту и головокружение. Постепенно, местность вымерла, и даже дикие звери забыли сюда дорогу.
Покинули гиблые места и те, кто устраивал во время пыток и гибели несчастных кровавые пиры. Расстрелы и истязания прекратились и ранее столь привлекательное для демонов место стало не интересным.
Но одна адская тварь всё же осталась. Она гордо называла себя Смертью.
хотя была глубоко презираемая даже своими сородичами, которые звали её Падальщицей. Дело, в том, ей уже не нужна была свежатинка, свежая плоть и излучение гавваха. Смерть довольствовалась эфирными остатки невинно-убиенных. Человек семиричен, состоит из семи тел, где физическое тело - лишь самая его грубая оболочка. При естественной смерти помимо физического тела со временем распадались ещё три более тонких тела. Ещё три бессмертные оболочки возвращались к своей душе, которая и запускала своих клонов в различные миры с целью приобретения опыта. Демонические силы отчаянно пытались проникнуть в те сферы, где обитали души, ибо они имели связь с Творцом, неиссякаемым источником жизненной энергии, дающей бессмертие. Но все их попытки на протяжении бесчисленных веков оказались тщетными, и твари довольствовались лишь четырьмя низкими телами.
Эфирные остатки умерших распадались в течение 40 дней, после смерти своего хозяина. Но безвременная смерть сбивала механизм ухода из жизни, и эфирные остатки продолжали посмертное существования. Они в виде призраков и фантомов бесцельно бродили, по заросшим бурьяном полям и разрушенным развалинам, пугая до смерти случайно забрёдших в гиблое место спустников.
На тонком плане умершие оставляли после себя своеобразные диски, где была записан приобретённый опыт их ушедшей жизни, и частично информация о прошлых жизнях его хозяина, души.
Смерть уже долгие годы коллекционировала эти диски, и периодически прослушивала их словно старые пластинки на допотопном патефоне, найденном в полуразрушенном здании сельсовета. Чем богаче был жизненный опыт умершего, и чем возвышенней душа, тем красивее был диск. Иногда он поражал своими своеобразными узорами и яркими цветами. Но большинство диском были мутными, скудными на узоры, с мрачным серо-коричневым цветом. А что можно было ожидать от лишённых духовности простых крестьян, весь смысл жизни которых был выживание и размножение? Иная информация на дисках поражала своим однообразием: бесконечная работа в поле, скудный быт и беспросветная нищета. Попадались и более интересные диски бывших священников, царских офицеров, или садистов-чекистов. Но со временем просмотр одних и тех же дисков наскучили Смерти и она решила поискать чего-нибудь поинтереснее. Она вспомнила, что за разрушенной чекистами церковью имеется старинное забытое кладбище, на котором и крестов то не осталось и может быть там вдруг осталась хоть какая-то память об умерших.
Смерть долго бродила меж стареньких могил заброшенного кладбища, но ветер и время выветрили всё напоминание об умерших. Смерть в отчаянии села на край могилы и отчаянно запричитала, оглашая гиблое место жутким воем. Стенания продолжались до самого утра, пока вдруг на самом краю кладбища на блеснуло золотистым светом нечто яркое и необычное. Смерть тут же оказалась возле источника света и обнаружила... золотой диск необычайной красоты и цвета. Диск был многослойный, с массой замысловатых узоров. Из цветов преобладали ярко-бирюзовый, алый и золотой. Да это было настоящее сокровище. Хозяин диска несомненно имел очень богатый жизненный опыт, древнюю возвышенную душу и мудрость веков. Удивительно, как этот необычный артефакт мог попасть в такое гиблое место, где ничего кроме убого и примитивного быта, насилия и убийств давно уже ничего не было. Смерть осторожно подняла древний артефакт и моментально оказалась и своего допотопного патефона. Всё её существо трепетало в предвкушении того, что она увидит и услышит. Ей мнились бесконечно удалённые миры, где жизнь и природа гораздо однообранее и увлекательней, где обитают высшие сущности. Как бы она хотела хоть на миг взглянуть на это чудо. Она с нетерпением опустила тяжёлую крышку патефона и собралась погрузиться в неведомый мир хозяина диска. Но тут она услышала чей-то голос, который словно весенний ручеёк зажурчал в самом центре гиблого заброшенного места.
- Прекрати немедленно! Этот диск нельзя слушать. Он же расплавится на твоём патефоне!
Смерть с ужасом поспешила снять драгоценный артефакт с патефона. Она подняла тяжёлую крышку и увидела, как раскалился диск. Обжигаясь о края когда-то бесценного артефакта, она вытащила свою бесценную находку и увидела, что краски поблёкли, а узоры расплылись в бесформенное месиво. Смерть ощутила в себе всю боль и отчаяние тех, кто был здесь когда-то замучен и расстрелян. Она поняла, что не избавится от неё пока не покинет эти проклятые Богом места. Сначала она превратилась в белёсый туман, а затем была развеяна утренним бризом.
Постепенно, со временем гиблое место начало оживать. Ветер пригнал из далёка семена растений и трав, которые дали первые живые всходы. Растительность разрослась, и из далёких мест сюда стали наведываться птицы и дикие звери. А вскоре появились и первые люди.
5.Собиратели жатвы
Сегодня улов оказался довольно скромным. Всего четыре младенца. Мы с Борькой добросовестно обошли все помойки самого грязного и нищего района умирающего города, пробираясь сквозь мусорные завалы и нагромождения брошенных, ржавеющих машин, стараясь побыстрее пробегать по копошащимся участкам улиц, сплошь наполненных полчищами тараканов.
Мамаши избавлялись от своих младенцев традиционным способом: выкидывали их на помойку. Хотя имелись пункты сдачи и устройства для переработки. И вот, нам с корешем пришлось наняться на совсем уж неприятную работу собирать разбросанные по помойкам маленькие трупики. Хотя попадались и живые. О, это была настоящая удача. За живых платили в два раза больше.
Но на этот раз попалась совершенно милая девочка. В отличие от других выброшенных младенцев девочка была одета в розовенькое платьице с белыми пинеточками. И каким обраом они сохранились в этом кошмаре? Она не кричала, а кормилась из бутылочки с желтоватой жидкостью. Такие бриллианты в навозной куче очень редко, но попадались. Видимо, были выкрадены и выброшены самцами у матерей, ещё не растерявших материнские инстинкты. Самцу нужна самка, а не их приплод.
- Слушай, смотри какая очаровательная девочка. Давай оставим её себе. - я с надеждой посмотрел на Борьку.
- И чего ты с ней будешь делать? Чем кормить? - возразил Борька и описал мне совершенно мрачную, но единственно правдивую историю безнадёжного будущего девочки.
Я решил наврать Борьке с три короба. Уж очень понравилось мне дитя.
- Я знаю ребят, те платят гораздо больше за живых.
- Знаю я этих ребят, - проворчал Борька. - Им нужен биоматериал на органы и для экспериментов.
Но далее кореш возражать не стал и мы потопали к приёмному пункту.
Приёмный пункт находился в одном тёмном и жутком подвале. Конечно, от всех окружающих нас домов и улиц веяло жутью. Но попадались особо страшные места. Там как и везде было сыро и темно, от экскрементов и разлагающейся плоти жутко воняло, но откуда-то шёл едва заметный гул, от которого веяло чем-то запредельным. Это запредельное и ужасало. Меня всегда трясло мелкой дрожью, когда я приносил "жатву", как мы про себя называли наш груз, на пункт приёма.
Мы продирались до приемного пункта сквозь кучи мусора, отбиваясь от назойливых бродяг и мутантов. Они были ненавистны нам не только за свой вид и агрессивность. Этот сброд был нашим опасным конкурентом по сбору жатвы. И почему бы не дать такую же работу этим бродягам. Да только чем мы лучше них? Впрочем, озлобленность и ненависть считалась нормой в этом кошмаре.
Мы постучали в ржавую дверь. Вскоре та заскрипела. И наружу высунулся длинный, крючковатый нос старухи. Та старуха была сущая ведьма: серая физиономия, костлявая как у смерти фигура. Вместо одежды - грязные лохмотья, злобный и недоверчивый взгляд из под густо разросшихся бровей, жёлтые, змеиные глаза. Мы между собой называли её Бабой Ягой.
- Чего-то маловато сегодня принесли? Ничего там не припрятали? - проворчала старуха.
- Половина мутанты отобрали. Еле отбились.
- Хватит врать. Во всём мутанты виноваты.
Тут раздался сначала писк, а затем рыдания. Видимо, девочка проснулась от голода или мокроты в подгузниках. Или тесновато стало в моём рюкзаке.
Змеиные глаза злобно и обрадованно вспыхнули.
- А-а, решили обмануть бедную старушку!
Тут я всё понял:" Какая Баб Яга, какие помойные младенцы?"
Пихаю остолбеневшего от страха Борьку локтем в бок.
- Всё хватит, Борька. Просыпайся. Ты ещё не понял, что это сон? Мы - во сне.
Борька удивлённо уставился на меня.
- Мы не можем быть вместе. Ведь мы живём на разных континентах! Ну, давай, осознавайся, сейчас перекинемся в какой-нибудь мирок получше. Подальше от этого кошмара.
Но Борька не просыпала. Он удивленно уставился на меня, не зная что предпринять. Потом его начало трясти, лицо всё посинело.
- Спрайт, - разочарованно ворчу я и просыпаюсь.
Но ведь, чёрт побери. Просыпаюсь я не в своей постели, не на планете Земля, не в пост-советскую эпоху. А просыпаюсь хрен знамо где!
Огромный, мрачный зал освещался крупным витражом из необычайно разноцветной мозаики. Моя постель находился на узком балконе, который одиноким выступом торчал из каменной стены. Обстановка напоминала средневековый замок.
Моё спальное ложе, встроенное в стену, зависло словно над пропастью в огромной полутемном зале. Осматриваюсь. Внутреннее убранство здания, похожего на готическую церковь великолепно своей мрачной, неземной красотой. Слева на всё стену высятся очень красивые витражи, сквозь которые пробиваются лучи солнца, окрашивая мрачную залу разноцветной россыпью огоньков. Лучи высветили огромную на всю залу от пола до потолка паутину. Вкрапленные в путину драгоценные камни мерцали в переливах витражного света.
- Ты уже проснулся? - нежный, женский голос эхом окатил мрачную залу. Внизу на шикарном ложе, возлегала красивая девушка, одетая в великолепные средневековые одеяния.
- Паутина, паутина! Вокруг сплошная паутина! Почему она тебе так нравится? - ворчу я. - Скоро нельзя будет пройти из-за этой паутины!
- А разве тебе не нравится эта прелесть! Посмотри как она красиво блестит в отсветах лучей!
Паутина с великолепными узорами принялась постепенно затягивать просвет из моего ложа.
Тут я всё понимаю.
- Где я? Что это?! Как я тут оказался! Это же не моя жизнь! Я должен вспомнить себя и своё прошлое!
Отчаянно пытаюсь вспомнить отрывки из своей жизни, своё имя.
- Убери от меня свою паутину? Я хочу обратно к себе домой!
Красота девушки приняла демонические черты: зрачки почернели, губы стянулись в тонкую, надменную дугу.
- Зря отказываешься от своего счастья, - тонкий смех ведьмы похож на журчание ручейка. - Почему вы все рвётесь свой загаженный человечник?
- Я знаю, ты мне показываешь свои кошмары, чтобы питаться моими излучениями ужаса, отвращения и страха.
- Дурачок, я же здесь одна. А в твоём человечнике целые сонмы паразитов пользуют вас. Вы и созданы как источники энергии.
- Ну и пусть. Зато нас там много, и мы ни о чём не догадываемся. Можно жить вполне сносно.
Тут черепную коробку охватило что-то мягкое и вязкое, и начало стягивать голову своими путами.
Отчаянно рву паутину. Та легко рвётся, но новая опять окутывает голову. После непродолжительной борьбы прогоняю чёрного паука, плетущего вокруг моей головы сеть. После чего окончательно срываю паутину и просыпаюсь.