Язык есть средство коммуникации. Единственная его цель - это донести информацию от говорящего к слушателю. Всякий язык существует помимо литературной, в диалектных формах, а также в разных социальных сленгах (арго). Да и для всякого говорящего характерен его собственный, личный язык (parole - в терминах Фердинанда де Соссюра). Я, например, говорю "дощь" (дождь) и "дьверь" (дверь), чем вызываю насмешки собеседников. Литературный язык обязателен в официальных публикациях и в средствах массовой информации. Вопреки своему названию, он обычно происходит не от литературы, а из канцелярии: таково, по крайней мере, происхождение литературного французского языка, а в Восточной Европе - старейшего восточнославянского литературного языка - старобелорусского, произошедшего из канцелярии Великого Княжества Литовского. Большинство радетелей чистоты литературного языка происходят в силу своей профессиональной деятельности именно из этих сфер, и навязывают всем и каждому именно этот вариант языка. На самом деле, единый, стандартизированный язык необходим именно там, где я указал, а вовсе не в художественной литературе и не в повседневной речи. Несмотря на огромную территорию распространения, русский язык чрезвычайно беден диалектами. Единственный известный мне диалект русского языка - это псковский ("скобарский") диалект. Когда мне было два с половиной года, мы жили в городе Сланцы на западе Ленинградской области, и меня нянчила 13-летняя беглая крепостная девочка. По взаимному уговору, я давал ей щелчок по лбу, за каждое "скобарское" слово, сказанное вместо русского. Помню только, что вместо "что" она говорила "кавой" - древнейшая индоевропейская форма, гораздо архаичнее русского "что". Но никто на этом уникальном диалекте не пишет, и за сохранение его не борется. На маленьких Британских островах все не так: люди там гордятся каждый своим диалектом. Один из лучших английских поэтов, Роберт Бёрнс, писал исключительно на шотландском диалекте. Я учился в University College London (UCL), основанном в 1830 г. Джереми Бентамом с целью сделать доступным высшее образование для тех, кто не говорил на Oxbridge - то есть на языке элитарных public schools, и кого тогда не принимали ни в Оксфорд, ни в Кембридж. Эта традиция жива там и сегодня: аспиранты читают доклады каждый на своем диалекте, и никто их за это не попрекает. Моя собственная дочь говорила тогда на лондонском Cockney - она произносила love как luv, а jump как jomp. На этом диалекте есть смешная поговорка: sic transit gloria every Mundi, где Mundi - это Monday на Cockney. По-русски же попробуй скажи "ложить" вместо "класть" или "одеть" вместо "надеть" - вас радетели о чистоте языка сами знаете с чем смешают. Мешает радетелям не то или иное звукосочетание, а сам человек, его произносящий: говоря так, а не иначе, он выдает свое происхождение из Мухосранска, и тот факт, что он не удостоился учиться в элитарной школе. И ведь что интересно: сознательную стилизацию под просторечье простят; не простят, если вы действительно думаете, что надо говорить "ложить", а не "класть". Между тем, речевой процесс - явление бессознательное: если человек вынужден подбирать слова, это значит, что он говорит не на своем родном языке. Мне лично выражение "ложь в зад" кажется гораздо более выразительным, чем стерильное "клади обратно", но это - дело вкуса. Важно другое - борьба за чистоту языка есть явление социальное, а не культурное, это - одно из средств социального контроля. Возможно, такой контроль и оправдан, но, прежде всего, следует называть вещи своими именами.