Как-то раз стою это я на тумбочке, и тут в роту прибывает наш папа Джо, а с ним какой-то старенький шпак, этакий дедушка-сморчок, похожий на композитора Шаинского как две капли воды. Отец-командир был непривычно тих и задумчив, дежурного по роте не вызывал, наряд отчего-то прилюдно не отодрал вопреки своему обыкновению и вообще вел себя крайне подозрительно. Рота непроизвольно напрягла сфинктеры и затаилась.
Спустя некоторое время раздался зычный рев ротного старшины, бравого лезгина Аида Гаджали-Оглы Пирназарова, о котором, впрочем, речь еще впереди.
Вскоре в Ленкомнате появился и Николай Ильич с дедулей.
Николай Ильич был краток как расстрельный приговор. Случилось страшное, товарищи курсанты, сказал он. Начальство узнало, что у нашего славного Училища нет и не было никогда своего гимна. Сложилась совершенно нетерпимая ситуация - даже у поганых военморов есть, а у нас нету. Поэтому для сочинения гимна из Ленинградского Союза Писателей был выписан вот этот самый дедушка, поэт-песенник, фронтовик, видный общественник, прошу любить и жаловать. А разучить и спеть гимн Училища, как легко догадаться, высокое начальство поручило нам, 62 роте факультета УМТ. Причем спеть его надо не в бессмысленную атмосферу, а во время Посвящения в курсанты - это когда карасей после оргпериода проводят строем и с песнями вдоль учебного корпуса, а там и трибуна с начальством, и матушки растроганно роняют слезу, и девушки бросают в воздух лифчики и иные предметы нижнего белья. Папаши ведут себя чуть приличней: отойдя в сторонку, капают себе по граммульке и культурно ностальгируют.
Тут слово берет мерзкий старикашка и начинает рассказывать, какой он замечательный, остроумный поэт и как нам повезло, что слова к гимну написал именно он.
Я люблю, говорил он напряженной аудитории, работать на злобу дня, а мой творческий метод - взглянуть на всем известный текст с другой, неожиданной стороны. А как же, подумали мы. Знаем уж как выглядит жопа спереди, не мальчики чай. А помните ли, говорит, детскую считалочку? "Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана...". Что это за блатная романтика, товарищи курсанты? Чему такая считалочка может научить подрастающее поколение? Я же пишу так:
Вышел месяц из тумана,
Вырвал нож у хулигана!
Хулигану промеж ног -
Нам, дружинникам, помог!
И тут мы как-то отчетливо осознали, что мы действительно в полной Жопе. Если мы все-таки споем то, что написал нам этот дедушка - закшваримся в веках так, что и не отмыться никогда. К слову, в это время, не поверите, Ленинградский Союз Писателей возглавлял Глеб Горбовский, поэт-хулиган, автор знаменитых "Фонариков..." и прочих эпатажных стишков:
Где кончаются чулки -
Там кончается тоска
Запускаю две руки
В небеса - под облака
Где кончается рука -
Там курчавится весна
Ох, дремучая тайга!
Ах, куда ты, сатана!
Где кончается вино -
Там кукожится душа!
Постучите мне в окно,
Принесите "малыша".
Но дедуля-то был явно не из таких. Оглянуться не успели - а он уже поет бодрым старческим козлетоном: ну в общем, нормальная такая песенка для юных пионеров... а вот суровым мореманам вроде нас, бравых, исполнять подобный репертуар совсем уж невместно и даже, я бы сказал, западло.
Рота было взбрыкнула - но у папы Джованни не забалуешь. Сказано петь - вот и пойте. Ну и запели, а что поделаешь.
И вот наступил тот самый день, день нашего вокального дебюта и даже, не побоюсь этого слова, триумфа.
Ему-то хуле, чурке нерусскому... все равно не понимает о чем поем... думает угрюмая колонна. А нам-то за что такое позорище. Ну да один раз не в гондурас, ладно.
Взвилась алой птицею заря,
Засветились небеса глубокие...
Ждут нас океаны и моря,
Страны ждут макаровцев далекие!
От винта вздымается бурун...
Впереди маршруты многомильные...
Пожелай нам, дедушка Нептун
Штиля на дороги наши синие!
И тут песня кончилась. Наши вокальные экзерсисы проходили на маленьком учебном плацу, для которого вполне хватало этих двух куплетов. Никто дальше и не читал стишки-то, дело обычное для военных смотров. А тут чуть не полкилометра шагать.
Тем временем наша колонна как раз поравнялась с трибуной. Надо что-то делать. И рота, набрав в грудь побольше воздуху и чеканя строевой шаг, разом выдыхает:
СИНИЕ! (раз-два!)
СИНИЕ!
СИНИЕ!
СИНИЕ!....
Так и домаршировали до камбуза.
Больше нас эту песню петь не просили, и никаких ее следов в истории Училища далее не наблюдается. Сам текст не обнаруживается в Сети никакими поисковыми методами.