" Да меня, отец, всего-то две вещи и удивляют на всем белом свете.
Первое - это почему на небе горят частые звездочки.
А второе - отчего я такой добрый и терпеливый при моей-то тяжелой жизни?
Другой бы на моем месте давно всех убил..."
(М.Успенский)
Иду это я как-то с законною супругою по любимому городу, совершенно трезвый. А жизнь в городе, братцы, так и кипит. Разухабистая такая музычка из ларьков несется - тыц-тыц-тыц. Носатые хайлендеры с тачками фруктов бегают, кричат отчаянно "Пабырыгысь!". Джыгиты. Люблю я их за лихость и приверженность вековым национальным традициям.
"Пропусти меня, добрый человек, - кротко сказал Ходжа Насреддин. - По таким узким улицам нужно ездить вдоль, а не поперек" (с). Семь веков назад были сказаны эти слова, а что с тех пор изменилось? Нет, никогда не переделают евреи этот гордый народ, плюнут с досады и уйдут из Палестины в Синайскую пустыню, а урюк отряхнется, сядет на любимого ишака и поедет в чайхану кальян курить. Только хуй доедет. Поперек-то.
А рядом гарные, щирые и незалэжные давят друг друга у ларьков по древнему своему обычаю, контрабандой вывезенному с ридной неньки Украины, шо ще не вмерла, да и хрен когда помрет, их и дихлофосом не возьмешь. Подобно героям известного фильма Данелии, для полноценного разговора им хватает всего двух слов: экспрессивного "Га" - для вопросов, восклицаний, выражения удивления или неудовольствия, и нейтрального "Гы" для всех остальных случаев. Такой богатый словарный запас в сочетании со сверъестественной способностью скапливаться в узостях и иных труднопроходимых местах, где можно купить что-то подешевле, заставляет предположить, что как минимум в одной из бывших наших теплых республик населением освоена телепатия на бытовом уровне.
Словом, хорошо. Жызнь. Так и хочется локтями пошевелить, ухватиться за ручку фруктовой тележки и с молодецким непереводимым криком вонзиться в толпу, как в здание Мирового Торгового центра. Или притиснуть к прилавку растрепанную кареглазую молодуху и ласково шепнуть ей в теплое ухо: "Гы, мое серденько...пачем тут памадоры?".
А вот супруга моя что-то не разделяет моего приподнятого настроения. Смотрит она на все это буйство жизни и цедит презрительно: "Лимита..."
Жена моя лимиты не любит. Имеет право. Она, что называется, коренная петербурженка, хотя и во втором поколении. Предки ее жили в Севастополе и испокон веку занимались тем, что топили корабли. Талант это довольно редкий, но очень нужный стране. Особенно если нужно топить свои корабли, как это на страх врагу сделали севастопольцы во время Крымской войны, поразив весь мир своею военной новацией. Потрясенные англичане так и не смогли взять Севастополь, потому что лишних кораблей для ответного затопления у них не случилось. Жадная нация, чего говорить.
Прадед супруги моей служил на миноносце "Лейтенант Зацаренный", который в 1917 годе лихо подорвался на выставленных "Гебеном" минах; так что с уверенностью утверждать, что миноносец утонул в прямой связи с семейными талантами, не могу. А вот дед, старый большевик, несомненно участвовал и в традиционном затоплении Черноморского флота по похабному Брест-Литовскому миру, приобрел необходимый опыт и был выписан в Ленинград для организации Ледового похода, потому что специалистов такого профиля было мало, а Балтийский флот тоже настоятельно требовал утопления, ибо враг наступал. К тому же загодя планировался еще и переход флота в 1941 из Таллинна с потерей как минимум 50 процентов тоннажа, и для дела такого размаха специалисты были нужны как воздух. Так и осели тут по партийной путевке, варили ботинки и ели кошек в блокаду, а трехлетнюю тещу бабушка привязывала к себе на улице веревочкой, ибо, несмотря на жестокий голод, у нее были пухлые розовые щечки, и бабушка нешуточно боялась, что ее украдут и съедят, были случаи. Потом дистрофия, эвакуация, детские ботиночки и игрушки на стылой ладожской воде, ревущие искалеченные паровозы, Казахстан. А в квартиру на Москвиной въехал бравый Герой Советского Союза, лимита несомненная, лютая, живучая, готовая свой кусок от жизни зубами вырвать у менее удачливых. Так и остались бы бездомными, кабы не дефицитнейшая специализация деда, вмешались власти, и Герой был вынужден покинуть уже обжитую квартиру, прихватив попутно весь немудреный скарб и фамильные серебряные ложки.
Так что нелюбовь к лимите у супруги в крови. Давеча спрашивает в книжном магазине: "А есть ли у вас "Двенадцать стульев"? (наш экземпляр куда-то пропал, а может взяли добрые люди и вернуть забыли). А продавец, милая такая девчоночка, на голубом глазу возьми да спроси с перепугу: "А кто автор?"... Ойбля. Еле успел свою подругу жизни из магазина выпихнуть, пока всех не порубала в мелкое крошево для столь любимого питерцами салата оливье. Даже "Историю Религии" купить не успел за 350 рублей. Это у ней со стороны папы гены, шашкою махать без разбору, кубанские казаки роги мать, оттого и я весь порубанный, хотя и у меня казаки в роду есть, только уральские, да, видать, супротив кубанских они слабаки.
"Ты ее защищаешь, потому что сам лимита". Ух ты моя драгоценнейшая. Ну и лимита, что такого.
Вот мне сказали как-то: дескать, старик Фрейд явно свихнулся на почве демонической тяги к онанизму, да и начал филозофию с зоофилией разводить. А на самом-то деле движущей силой прогресса является не сэкс, а человеческое горе, и объем связанного с ним производства товаров и услуг - похоронные бюро, медицина, оборона, страховой бизнес, юстиция - многократно превосходит по всем показателям индустрию развлечений.
Может, у них и так. А у нас по Фрейду жить как-то легче. То ты кого нагнул, то тебе впердолили. Ага, значит, живой еще.
Когда классик говорил - жить легче там, а умирать - здесь, он был неправ.
Анекдот вот бородатый вспомнил к случаю. Русский пишет письмо своему американскому другу: "Знаешь, Джек, ситуация у нас похожая.... только ты купил бунгало у моря, а мне разбили ебало у Москвы-реки". И так во всем.
Смерть у нас почти всегда унизительна, мучительна и грязна, в ней нет ни капли достоинства. Медицина и страховой бизнес - два ее верных помощника.
Но самое гнусное начинается потом. Посмертие так же оскорбительно, как сама смерть.
У нас нет индустрии смерти - только рэкет от нее. Он начинается прямо с момента смерти, когда тебе нужно получить свидетельство, место на кладбище, направление в морг, купить похоронные принадлежности, наконец закопать человека в сыру землю. Кругом нет лиц, одни рыла. Хорошо, если ты уже умер, а если нет?
Здесь, как нигде, проявляется беспощадная тема лимиты. Именно в такие моменты понимаешь, что в жизни ты - "одинокий пассажир на верхней полке Мирозданья", бесправный и никому не нужный пожилой субъект с временной пропиской. Мы чужие, Шура, на этом празднике жизни...Но и в этом есть своя забавная сторона. Если смотреть на жопу спереди, то она не так уж и страшна, пытливому взгляду открываются совсем другие и даже заманчивые горизонты.
Откуда вообще пошла питерская лимита, знаете? Дело в том, что коренные питерцы не любят жить. Они не любят строить себе дома, рожать детей, убирать улицы, мыть подъезды, сажать деревья, следить за правопорядком, ремонтировать коммуникации, водить общественный транспорт, кормить людей, участвовать в производстве и продаже товаров широкого потребления. Даже учатся в высших учебных заведениях они не потому, что мечтают посвятить себя какой-либо общественно полезной деятельности. Словом, не хочут они сеять хлеб и делать танки... а как без этого?
И тогда ленивыми питерцами нанимается или привлекается огнями большого города та самая лимита, неутомимая, голодная, настырная, злая, жадная до жизни настолько, что даже речь Генерального секретаря вызывает у нее жесточайшую эрекцию, а сперма разъедает в труху металлические маточные колпачки. Город уже не может без притока ее горячей крови, как сказал какой-то заслуженно забытый мною писатель.
Жизненным идеалом коренного питерца является непыльная работенка в каком-нибудь пыльном углу - неважно, что платят за нее скудно и нерегулярно, зато делать ничего не надо, а всех денег не заработаешь. Дома - теплые тапочки и книжная полка дома для отягощенных интеллектом, различные способы бездумного проведения времени, укладывающиеся в нехитрую схему "парни, музыка, наркотики... оу-ооо! (с)" - для необремененных счастливцев. Васисуалий Лоханкин был несомненно питерского происхождения.
Питерцы любят жениться на бойких, разбитных и неутомимых иногородних девахах - потому что они инициативны, веселы, опрятны, домовиты, но главное - из них бьет энергия, которая буквально гальванизирует находящихся рядом с ней, дает им видимость жизни и даже может сподвигнуть на сексуальный подвиг. Тем несчастным, кому не досталось иногородних девчонок, остается тусклое и беспросветное существование, видимость жизни с унылой и некрасивой женой, которую даже в постели удается оживить лишь прямым подключением к электрической сети, безвкусная в лучшем случае еда, похожий на помойку дом.
А где же знаменитые питерские красавицы? Во-первых, все они лимита во втором-третьем поколении. Во-вторых, лимите тоже нужен дом, жена, тихие или буйные семейные радости. Инициативная, готовая браться за любую работу, охочая до женщин и веселья лимита импонирует томным и немного заторможенным петербурженкам. Им тоже хочется настоящей жизни, и они охотно делятся теплом и жилплощадью со своим очаровательно живым и иногда буйным избранником. А он таааакой похабник, крикун и рукосуй, хи-хи-хи, перестань, ну не на людях же...
А главное - им хочется детей. Не секрет, что очень многие питерские женщины страдают различного рода болезнями и патологиями в интимной сфере деторождения, и питерские семьи зачастую бездетны. Отчего - мне трудно судить. То ли климат, то ли наследственность, то ли природа пытается таким образом сократить потерявшее энергию жизни поголовье. Но от жгучего, как кислота, семени лимиты беременеют даже потерявшие надежду женщины с устоявшимся диагнозом "хроническое бесплодие". Это медицинский факт.
Таким образом, лимита проживает как минимум две жизни. Мы - кровь планеты и ее едкое кислотное семя.
Беда лишь в том, что эти признаки, которые светлой памяти Л.Гумилев определил бы как пассионарные, не передаются половым путем. От смешанных браков рождаются красивые, нежные, хрупкие, болезненные дети с удивительно прекрасными и умными глазами. Отличительной их особенностью является раняя тяга к справедливости, любовь к наукам и полная неспособность сожрать ближнего своего или защитить себя. Как они будут жить - не знаю.
А городу лимита нужна всегда. Иначе он умрет. Перестанут ходить автобусы, улицы заметет снегом, прилавки магазинов опустеют, и только толпы полуживых одичавших питерцев будут бродить по развалинам того, что некогда было одним из прекраснейших городов мира. Кровь, кровь, кровь... вот и едут сюда в поисках лучшей доли армяне, украинцы, казахи, татаре и даже отдельные тунгусы и друзья степей калмыки. Любимый город может спать спокойно.
И я таков же, лимита неприкрытая, имперский выкормыш, безродный космополит и фашиствующий патриот в одном флаконе, все смешалось во мне - пчелы, мед, говно и порох (с). И оттого я на рынках своего любимого города легко и сочувственно говорю замызганному урюку: "Слышишь, брат..."