Расстаться со своим домом-ровесником, сданным в тот день, когда он родился, было невозможно. Здесь прошла вся его жизнь. К тому же действительных оснований для расставания не существовало. Несмотря на почти семидесятилетний возраст дом оставался крепким от фундамента до крыши. В советское время принадлежавший крупной организации, он содержался в хорошем состоянии. Вдобавок это была "сталинка". Безусловно, не как на проспекте Мира в Москве, однако существенно лучше "хрущёвок" да и сменивших их девятиэтажных "панелек". Кирпичный, с полуметровой толщиной стен и более чем трёхметровой высотой потолка, раздельными ванной и туалетом, просторными по сравнению с теми же "хрущёвками" и "панельками" комнатами, большими окнами. Кроме того, в подъезде, где он жил, ещё и всего лишь с двумя квартирами на этаже.
Единственным недостатком дома по современным противопожарным требованиям были деревянные перекрытия. Но за всю его жизнь пожара в доме, слава Богу, не случилось. Газовую колонку вместо централизованного горячего водоснабжения он считал не недостатком, а достоинством, за то что летом во время профилактических работ на тепловых сетях, когда подача горячей воды прекращалась, его это неудобство не касалось. Отсутствие лифта, который пятиэтажным домам не полагался, тоже проблем не создавало. На свой третий этаж он поднимался по лестнице без труда.
Большой ценностью было и место расположения дома. Хотя не в центре, а на краю "старого города", однако в пешей доступности до расположенных там театров, филармонии и городского парка. Дворец же спорта и цирк находились вообще в паре кварталов. Впрочем, он не слыл театралом и меломаном, как и любителем циркового искусства и поклонником спорта. А гулял на набережной Волги, спуск к которой занимал не более десяти минут. Летом эта близость реки и её пляжа позволяла ходить купаться по нескольку раз в день. Большое благо.
С транспортом тоже не имелось никаких проблем. До станции метро, остановок автобуса, троллейбуса и трамвая рукой подать.
Но, бесспорно, главным обстоятельством, делавшим немыслимой жизнь н е в э т о м доме, была память о связанном с ним прошлом. Дорогие воспоминания.
Квартира досталась ему от родителей, а тем - от деда, получившего её на себя с женой и семью сына, тогда уже ждавшую ребёнка. Она являлась н а с л е д с т в о м.
Вот почему, когда стало известно, что дом подлежит сносу как не соответствующий современным требованиям, а на его месте будет построен небоскрёб, наш герой, не колеблясь, решил не подчиняться постановлению властей о переселении. Моральным оправданием такого поведения была очевидная абсурдность заключения о непригодности дома для проживания.
Он, конечно, любил бы и барак, если бы от рождения жил в нём, хотя, понятно, не стал бы возражать против сноса ветхого строения. Расстался бы с ним с болью в сердце.
Не вызывало сомнения, что компания-застройщик в расчёте на получение хорошего куша от продажи квартир в элитном доме, построенном в престижном городском районе, просто подкупила чиновников. Вместе с тем и не стоило заблуждаться насчёт возможности успешной борьбы с этим произволом. Разумеется, он не отказывался подписывать протесты и обращения в различные инстанции, составленные жильцами-активистами дома, однако наметил для себя другой путь. Путь пассивного неповиновения.
Когда к нему явились представители застройщика с предписанием освободить квартиру в течение недели и переехать в выделенное ему жильё в новом доме в другом районе города, он, стоя на пороге, молча их выслушал, повернулся и ушёл. Те, поняв, что имеют дело с отказником, доложили об этом своему начальству, а через неделю пришли уже в сопровождении полиции. Дверь квартиры была открыта, на звонок и оклик хозяин не отозвался, и незваные гости сами прошли внутрь, где обнаружили его, лежащим на диване с закрытыми глазами. Но он дышал, т.е. был жив, однако на обращения никак не реагировал. На всякий случай вызвали "Скорую помощь", врач которой подтвердил, что человек здоров и находится в сознании. Просто не желает общаться. Уговоры ни к чему не привели. Тогда снова обратились к начальству за инструкциями по дальнейшим действиям. Оно тоже не было готово к такому развитию событий и скомандовало отбой, одновременно поставив перед юристами компании задачу найти выход из затруднительного положения.
Те долго не думали, поскольку лучше кого бы то ни было знали, что всё, всегда и везде решают деньги. Заплатив служителю Фемиды, они получили решение суда о принудительном помещении нашего героя в психиатрическую лечебницу. Её главврача тоже хорошо "простимулировали". И комиссия под председательством взяточника признала пациента лицом, страдающим психическим расстройством и нуждающимся в стационарном лечении, благо он своим безучастным поведением ко всему окружающему подтверждал такой вывод.
Казалось, проблема решена. Но не тут-то было. Новый больной о т к а з ы в а л с я ж и т ь, точнее, отказывался жить так, как от него требовали: он не принимал самостоятельно пищу, не ходил в туалет, а если его перемещали, то оставался там и в том положении, где и как его бросили. Санитары, которым пришлось кормить его принудительно через зонд и по нескольку раз в день мыть и менять ему постель, попытались "вразумить" непокорного, поколотив, не оставляя на теле видимых следов. Есть такие способы. Однако эти уроки не пошли впрок, и тогда они потребовали от главврача дополнительной оплаты за "вредность". Подобная статья в бюджете психиатрической больницы отсутствовала, и пришлось подключать "фирму-заказчика". Вместе с тем ни её, ни "психушку" не устраивала перспектива неизвестно как долго возиться с упрямцем, и по предложению главврача было решено медленно его извести посредством передозировки лекарств. За месяц такого "лечения", а уколы преподносились именно как лечебные, организм пациента довели до "нужной кондиции".
Вскрытие тела произвели в своём морге свои же патологоанатомы, давшие уклончивое заключение о причине смерти: "сердечная недостаточность неясной этиологии".
Поскольку родственников у умершего не оказалось, а бывших соседей не известили - закон этого не требует, простого же человеческого участия он в больничке не заслужил, - то через положенное время строптивца похоронили за государственный счёт.
Но для него это было неважно. Главное, умер он, удовлетворённый, что не предал ни родной дом, ни память о дорогих людях, ни, наконец, себя самого.
Царство Небесное ему. Аминь.
А с высоткой получился облом. Компания-застройщик не учла существенного обстоятельства - выборов, которые должны были вскоре состояться. Взяточник, разрешивший снос под её строительство, в новую команду не попал. Пришедший ему на смену чиновник прежние договорённости не признал и от взятки отказался. Однако не потому, что был неподкупным, просто, архитектор по образованию, он возненавидел высотное строительство после сооружения комплекса Москва-Сити, изуродовавшего облик столицы. По его решению на месте снесённого жилого квартала был разбит сквер.
Таинственным образом история нашего героя стала известна, и в память о нём с лёгкой руки неизвестного интеллектуала-остроумца новый городской сквер стали называть сквером Ганди. Разумеется, неофициально.