В комментариях к своему роману "Прокляты и убиты" В.П. Астафьев написал: "...всю правду о войне знает только Бог". Верно. Но Он c нами этим знанием не поделится. И если мы хотим знать правду, то сами по крупицам и должны её собирать. Вот что нашёл я.
Мой отец, давно уже покойный, был участником Великой Отечественной войны. Перелистывая его военный билет, выданный в 1947 году уже после возвращения отца с фронта, я обнаружил следующие удивительные записи (привожу их с сохранением редакции подлинника--А.У.).
В разделе "Сведения о прохождении призыва на действительную службу":
Призван Ташкентским РВК.
V--1935.
Признан годным к строевой службе и зачислен в 93 стройбат.
В разделе "Краткие сведения о прохождении службы в кадрах Красной Армии, Военно-Морского флота, пограничных и внутренних войск Министерства внутренних дел":
93 стройбат. Шофёр.
V--1935 по IV--1936.
Призван по мобилизации Балаковским (Саратовской области--А.У.) РВК. VI--1941.
7 отд. (видимо, отдельный--А.У.) автополк. Шофёр.
VI--1941 по V--1943.
49 гауб. арт. (гаубичный артиллерийский--А.У.) полк. Шофёр.
V--1943 поI--1946.
Демобилизован на основании Указа Президиума Верховного Совета СССР от 25.9.45 г.
20 января 1946 г.
В разделе "Принятие военной присяги":
Принял военную присягу при 49 гауб. арт. полку 15.2.44.
В разделе "Сведения об участии в Великой Отечественной войне и других войнах":
Май 1943 по май 1945.
В Великой Отечественной войне в составе 49 гауб. арт. полка. Шофёр.
Каждая из приведённых записей в отдельности вопросов не вызывает. Но если их сопоставить, появляются не просто вопросы, появляется, мягко говоря, недоумение.
Согласно записи о мобилизации отец был призван в июне 41-года, т.е. самое позднее 30-го июня, значит, всего лишь через неделю после начала войны. Участие же его в войне исчисляется только с мая 43-го года с началом службы в 49-м гаубичном артиллерийском полку. Почти полных два года, находясь в составе 7-го отдельного автополка, он в войне как будто и не участвовал. Как это могло быть? А вот как.
Несмотря на бахвальство пропаганды, у нас перед войной не хватало всего, в том числе и автомашин. Поэтому каждая боевая часть не могла иметь собственных автомобилей в достаточном количестве. В целях повышения эффективности использования машин они группировались в особые части--автобатальоны и автополки--наподобие машинно-тракторных станций (МТС), существовавших в сельском хозяйстве. Одна такая автомобильная часть обслуживала сразу несколько боевых частей, как МТС--все колхозы одного района. Когда машин стало больше (в основном за счёт ленд-лиза), их стали придавать непосредственно боевым частям, и надобность в отдельных автомобильных частях в значительной мере отпала. Сами эти части не были боевыми, поскольку не имели в своём составе боевой техники. Не знаю, имел ли даже их личный состав личное табельное оружие. Во всяком случае, в 41-м году, когда, как известно, под Москвой (отец был там в то время) ополчение посылалось в бой с одной винтовкой на двоих-троих, у шофёров автомобильных частей личного оружия могло и не быть. (Когда имел возможность, не расспросил об этом отца, а теперь уже и не спросишь. История известная, в молодости нам всегда не хватает времени на родителей, чему нет оправдания. Остаётся только запоздало сожалеть и каяться). Как видим, есть формальные основания не считать личный состав автомобильных частей участниками боевых действий. Если же рассмотреть их работу-службу по существу, вывод получится противоположный. Слава Богу, об этом я успел с отцом поговорить.
Сначала на своей "полуторке", мобилизованной вместе с ним, а потом на ленд-лизовском американском "шевроле" он возил всё, что необходимо боевым частям во время войны: от боеприпасов до консервов и солдатских портянок. Выполняя эту работу, он всегда находился в одном из трёх мест: на тыловых складах (при погрузке), в дороге и в расположении боевых частей, в том числе на передовой (при выгрузке). И на передовой, и на дороге в прифронтовой полосе он подвергался опасности не меньше, чем солдаты боевых частей. Под бомбёжку попадал не раз, причём если солдат на передовой, из тех кто не ленился копать землю и загодя делал себе укрытие, мог в нём переждать налёт немецких самолётов или артобстрел, то шофёру на дороге спрятаться негде. Хорошо, если лес рядом, а если едешь по полю, да к тому же у тебя полный кузов снарядов, при взрыве которых спастись можно, разве лишь отбежав от машины за километр? Но если каждый раз, заслышав самолёт, убегать прочь и прятаться, то когда доберёшься до места и как тебя встретят там, где эти снаряды ждут? Вот и приходилось надеяться на русское авось. И за такую работу-службу её исполнитель не удостаивался называться участником войны. Как будто он в сторонке отлёживался, пока другие воевали.
А ради чего власть вела себя так цинично? Ради экономии, конечно. У боевого личного состава (и у самих служивых, и у их семей)--одно довольствие, а у небоевого--совсем другое. И о будущем власть думала, хотя немцы были уже на окраинах Москвы: чтобы, не дай Бог, не переплатить шоферюгам и им подобным после войны.
Как следует из отцовского военного билета, с зачислением в состав 49-го гаубичного артиллерийского полка в конце второго года войны он, наконец, получил право считаться её участником, несмотря на то, что оставался всё тем же шофёром. Но вот парадокс: реальная опасность службы для него стала меньше, чем когда он служил в автополку. Объяснение простое. Их полк имел на вооружении 152-мм пушку-гаубицу, дальность стрельбы которой до 20 км. Позиции такой артиллерии находятся не на передовой, а в глубине, и поэтому по крайне мере для стрелкового оружия противника и для его миномётов её личный состав недосягаем. Выше я говорил о трёх местах, где мог находиться отец, выполняя свою работу. Они остались и на новой службе, только особо опасным, как раньше на передовой, пребывание под разгрузкой уже не было. Конечно, и служа у артиллеристов, отец бывал на передовой, но гораздо реже, чем раньше. Вот и судите, что справедливо, а что нет.
И ещё одно попутное замечание по поводу приведённых записей в военном билете. Из них следует, что и во время прохождения действительной службы до войны, и во время войны вплоть до февраля 44-го года отец служил, не приняв присягу. В чём тут дело, я не знаю. (Как утверждает "Большая Советская Энциклопедия", военная присяга в Красной, затем в Советской Армии существовала почти с самого её образования, с апреля 1918 года и изменялась в 1939 и 1947 годах). Допускаю, что это всего лишь результат небрежности соответствующих армейских служб. Вполне возможно также, что случай с отцом не единственный. Между тем последствия такой небрежности в действительности очень серьёзны. Ведь у солдат, не принявших присягу, должен быть совсем другой правовой статус, отличный от статуса присягнувших. Иначе смысл присяги сводился бы лишь к её внешней ритуальной стороне. А другой статус, в частности, означает, что если солдат, не принявший присягу, нарушил бы её установления, его должны были бы судить не так строго. Были ли подобные случаи во время войны и если были, то чем закончились, мне неизвестно. Могу только сказать, что здесь я пессимист. (В романе "Прокляты и убиты" есть эпизод, в котором рассказывается о двоих братьях-новобранцах, самовольно отлучившихся из учебного полка, где молодых солдат обучали, готовя к отправке на фронт. Решиться на это их вынудила плохая кормёжка в полку, а соблазнила близость от его расположения родной деревни. Набрав дома харчей для себя и товарищей по роте, братья сами вернулись в часть, где тут же были арестованы, преданы суду военного трибунала, обвинены в дезертирстве, приговорены к смертной казни и расстреляны. Автор в своей книге не упоминает о процедуре принятия присяги, и можно лишь гадать, успели ли казнённые её принять. По положению о воинской присяге она принимается новобранцами только после окончания первичного обучения, так что, возможно, восемнадцатилетних ребятишек, даже не понимавших, в чём их вина, покарали высшей карой, формально не имея на это права. Лес рубят--щепки летят).
Пишу эти строки, а перед глазами стоит знаменитый плакат времён войны "Родина-мать зовёт!". Плакат--всегда гипербола, преувеличение, такова особенность его жанра. Но наши отечественные авторы плакатов не знали и не знают меры. Вместо безобидного преувеличения у них в ходу лицемерие и откровенная ложь. А в этом плакате--даже тройная ложь. Во-первых, не Родина-мать, а власть, во-вторых, не зовёт, а мобилизует, и, в-третьих, матери для её детей ничего не жалко, власть же всё время и во всём норовит сэкономить на своих подданных. (Кстати, в тексте присяги редакции 47-го года сказано прямо: "Я всегда готов п о п р и к а з у С о в е т с к о г о П р а в и т е л ь с т в а (выделено мной--А.У.) выступить на защиту моей Родины...").
Не раз говорил и повторяю опять: как бы ни называла власть простого человека--мужиком, гражданином, товарищем и снова гражданином--он для неё всегда был и остаётся сейчас р е с у р с о м, притом не самым ценным и не достойным заботы и сбережения.