|
|
||
Станислава Орлова
Между строк "Лэйтиан": Предательство. Часть 3
Вдали в предрассветном тумане пели рога. Захлебываясь, рыдали гончие. Гончие были лесной породы, не приученные к степной охоте загоном. Но если все-таки выгонят волков сюда, на покрытое кочками побуревшей жесткой травы пастбище, расчищенное среди каменистых гряд и зарослей боярышника - это станет уже неважно.
Впрочем, вся эта охота неважна. Куруфинвэ чуть заметным движением осадил коня назад, за куст остролиста. Белые густошерстные псы насторожили уши на звонкий стук копыт по каменистой дороге. Снизу, со стороны Бар-Эриб, ехали двое, не таясь. Борзые, учуяв что-то в потянувшем с востока ветерке, завиляли хвостами.
Тьельперинквар и Сарданго возвращались с северной границы. Устроив ставку в Бар-Эриб - малом, в четыре двора селении на окраине Гномьих пустошей - Куруфинвэ рассылал остальную дружину по заставам и башням на рубежах Нарогарда. Следопыты на границе мало радовались помощи, больше похожей на недоверие. Не понимали своего князя и конники Аглона. Приди Элу с войском - успеем ли собраться и дать бой? Хотя лучше пусть обойдется без войны. Нарготрондцы, особенно синдар, до сих пор числившие себя подданными Элу, уходили с границы целыми заставами - быть может, и в Дориат.
Тьельперинквар подъехал к отцу, стремя к стремени. Собаки радостно запрыгали, вставая на задние лапы, тянулись языками к рукам младшего хозяина. Тьельперинквара любили звери и птицы.
- Иньо... - Куруфинвэ устало положил руку на плечо сына. Угрюмый Сарданго остановился чуть поодаль. Голоса гончих удалялись. Охота не задалась: волки уходили вверх, в дебри камней и колючего кустарника на склонах Амон Руд. Собаки собьют все лапы, пока выгонят зверей на открытое место.
- Гвиндор за Нарогом отказался от помощи.
- Кто-то еще?
- Нет. Вспоминали Финдарато. "На такую войну пусть князья тоже едут одни!"
- Наши? - усмехнулся Куруфинвэ. - Раз слышал - значит, знаешь, кто, когда и где. Скажешь?
- Нет.
- Ладно... - Куруфинвэ отвернулся, разобрав поводья. - Поедем на рог.
Рога трубили сбор. Волки ушли наверх, на Гномьи пустоши, куда не забраться верхами. Распорядитель охоты - Куруфинвэ назначил самого опытного в этом деле - отзывал гончих. На охоту сегодня ехали без настоящего сердца - скорее чтобы отвлечься от изнурительного ожидания и тесноты. Спали вповалку, едва не друг у друга на головах, частью в хлевах и сараях, князья - в отсыревших насквозь шатрах: усадьба еле вмещала две сотни воинов. Теперь, раз упустили волков, будет опять занятие - выслеживать, обкладывать, затевать новый загон... Все легче, чем думать, к чему идет дело.
Шатер Тьелькормо стоял напротив усадьбы, на другом берегу каменистого оврага, где начинался выгон. Над круглым войлочным сводом не курился дымок, перед входом с копья свисало вниз, как красная тряпка, насквозь промокшее знамя. В густом влажном тумане - время близилось к полудню, а словно еще не рассветало - шатер казался покинутым.
Куруфинвэ перешагнул через веревочный порог, за ним - двое его спутников. В полутьме не сразу разглядели Тьелькормо. Тот не спал - уже не первые сутки. Сидел за столом в глубине шатра, вцепившись пальцами в край столешницы, как окоченевший мертвец.
Справа среди подушек и войлоков валялось что-то, похожее на набитый мешок. Оттуда шел острый запах давно немытого тела, нехороший - как от орка. "Мешок" пошевелился и с кряхтением сел:
- Добрая встреча, высокородные господа! Встать-поклониться только не могу - ноги связаны!
Человек говорил на синдарине, безобразно коверкая слова. Он был уже немолод: полуседая борода, всклокоченные волосы, сморщенное лицо. Дозорные поймали старика к востоку у Бар-Эриб, у самой Завесы, и везли всю ночь под дождем, связав ноги под конским брюхом. Сами разведчики, тоже измокшие до нитки, сдав добычу князю, сейчас отдыхали. О том, что люди с возрастом теряют силы и обращаться с пленным можно было и помягче, они, должно быть, просто не подумали. Тьелькормо отдал ему меховой спальный мешок.
Человек, назвавшийся Алмиром, сыном Алдара, по его словам, бродил в лесах уже третью неделю - искал потерянных коров. В последний набег, когда волки Саурона бродили по всему левобережью Нарога, один такой разогнал его стадо. Две телки нашлись, остальные разбежались неведомо куда.
- И что я дам в приданое за дочерью? Один волк все хозяйство прахом пустил!
- Как ты прошел границу Нарогарда? Тебя должны были увидеть с башен. Не с одной! - повторил вопрос Куруфинвэ. - Иньо, развяжи ему ноги, - увидев, как скривился сын, усмехнулся: - А не увидели бы, так почуяли!
- Подходил я к вашим башням! Их же мимо не пройти, все знают, тут у каждого деревца глаза! Эльфы уж видели, коли скотина моя сюда направилась! А в башне пусто, никого, и печка холодная. Ну, думаю, заночую - а там и хозяев дождусь. А утром никого. Пошел я дальше - там опять башня пустая... - человек трясся мелкой дрожью, то ли от холода, то ли от страха.
Сказанное походило на правду. Разведчики, нашедшие человека в одной из пустых башен, докладывали, что и остальные места на их пути, где должны были находиться следопыты Нарготронда, оказались пустыми. Это выяснил Сарданго, ходивший их будить. Но могло быть и по-другому.
- Ты подданный короля Элу. Тебя поймали на границе его земель. Ты знаешь, что Элу начал войну с Нарогардом? - Куруфинвэ наклонился вперед и вонзил взгляд в мутно-серые, в сморщенных красноватых веках глазки человека. Тот проворно, пока не отобрали, забрался обратно в мешок - так и сидел, закутавшись до пояса в медвежий мех. Старая кровь не грела. Через несколько лет он уйдет из Арды, может быть, предстанет перед лицом Единого - непредставимо... Для него, кажется, тоже. Люди ведут себя как бессмертные, цепляются за жизнь тела, словно имеют надежду ее удержать.
- Про Элу - то дело Халада, - собравшись, твердо ответил человек. - К нам за Тейглин вести нескоро доходят. С эльфами воевать?
- Где ты выучил синдарин? Ты говоришь на нем, как дориатрим. Только звуки уродуешь.
- Служил на севере... у князя Ангрода, брата вашего. Я младший сын. Вернулся, построил хутор. Женился, трое сыновей народилось... все меня за Тейглином знают, пусть твои люди спросят!
- У Ангрода так не говорили, - усмехнулся Куруфинвэ. - Где твои сыновья?
- Нет их больше, - мертвым голосом ответил человек. - Последнего волк убил, - он склонился и закрыл лицо руками.
- Отвечай. Про жену, детей и хутор со скотиной расскажешь потом - мы проверим. Где ты научился говорить, как дориатрим?
- Да как они говорят-то? Не знаю я! Из Дориата видел эльфов, помогали нам... Ведь что ни год, то набег, да не один! Пять ран у меня - покажу, коли не верите! В этом году самого короля Элу я видел - да. Осенью ходили на войну в Димбар, я и старший. Старшего-то там и убили орки. А возвращаюсь - ох... Тринадцать лет ему было, - человек опять согнулся. Люди и гномы не любят показывать, что умеют плакать, хотя это отличие Детей Эру от орков.
- Я тебя слышал, - Куруфинвэ повернулся к брату. Тьелькормо сидел с закрытыми глазами, губы беззучно шевелились: "...na aire esselya..." * - Ты слишком много пьешь! Выйди, умойся и приди в себя. Ты мне нужен.
- Этого увести? - приподнялся Сарданго.
- Нет, - под взглядом Куруфинвэ Сарданго сел обратно на седельную подушку. - Ты тоже оставайся. А ты иди отдохни... - в сторону сына.
Тьелькормо приоткрыл глаза:
- Ты злой, брат. Что ты хочешь от меня еще? Я трезв, как младенец! К сожалению! - неожиданно выкрикнул он. Покачнувшись, встал и вышел из шатра. Куруфинвэ наклонился к Сарданго:
- Твои верные тебе подчиняются?
- У меня нет своих верных. Я служу Дому Феанаро.
- Если я дам приказ взять Турко под стражу? Ты сделаешь это?
Сарданго, мгновение помедлив, кивнул.
Вернулся Тьелькормо, обрубком ивовой ветки разгреб угли в очаге. Жара не было даже на дне. Присел на корточки перед очагом, словно не зная, что дальше делать:
- Зря тебя мать назвала Атаринке. Отец был как солнце, а ты - как камень. Как плесень на камне.
Куруфинвэ, не отвечая, набивал гномским зельем изогнутую трубку. Умял подушечкой большого пальца, высек кресалом искру, закурил. Облако дыма поплыло в дымоход - на Тьелькормо. Тот поморщился.
- Пошел бы я с ней один... Один. Я его даже трусом назвать не могу! Он десять лет воевал один в своих горах! Порадовать Моринготто. Если он бывает счастлив. За одну зиму - такой улов... Нет, я ему живым не сдамся. И ее не отдам. Атаринке, убери эту трубку, или я выбью ее вместе с зубами!
- Садись лучше рядом, - просто ответил Куруфинвэ, хлопнув ладонью по войлоку. - Ты же брат мне. Наконец-то проснулся.
- Это ты спишь, - Тьелькормо все же пересел поближе. Куруфинвэ закинул руку на плечо брата.
Человек, должно быть, понимал кое-что и на квенья, поглядывал то на одного, то на другого, то на Сарданго, сидевшего с каменным лицом.
- Скажи мне... - Тьелькормо вдруг обратился к человеку, и так доверительно - словно к давнему приятелю. - Твоя жена - она откуда?
- Ларет, дочь Лардада. Богатый дом. Я когда с севера вернулся - у него служил. Тогда еще на нее глаз положил. Ну, на хутор свой выходить - хозяйка нужна. Построился, хозяин мне скотом заплатил, еще купил... Так доить-то коров кому? Лардад - ни в какую: ты, говорит, человек еще ненадежный. И она... А я ее в лесу подкараулил - и на седло. Ну, поплакала поначалу... Отец-то покричал там у себя, ногами потопал, - человек расправил плечи, заметив интерес эльфа. - Да что теперь? Другому-то не отдашь уже. Сговорились на другой год, серебро было еще у меня с севера, шлем ему впридачу дал ногродский, с золотым гребнем. Топор гномий дал впридачу - сноса ему нет. Лучшими друзьями стали, как родне положено...
- Поплакала, ты говоришь... Какая она была?
- Да какая... Красивая! - человек явно затруднился в ответе на вопрос "какая"? - Она-то жива, с дочкой одна в усадьбе сейчас!
- Она тебя любила?
- Кричать тогда не стала - значит, любила. А то бы догнали. Все, как супруге положено... В серебре у меня ходила по праздникам. Хорошо жили, пока Враг все не порушил, - человек замолчал, скомкав рукой полуседую бороду.
- Коров твоих видели на Метед-эн-Глад. Я велел там сторожевым присмотреть за стадом. Иди! - поднялся Тьелькормо, сбросив с плеча руку Куруфинвэ.
Человек не сразу понял:
- Идти? Идти можно? А где это, где? Метед-эн-Глад?
- Получишь провожатого. Иди! Пошел вон отсюда! - без усилия приподняв человека за шиворот, как щенка за шкирку, Тьелькормо подтащил его к двери шатра и, откинув полог, вышвырнул вон. Старик растянулся на мокрой траве, следом полетели сапоги.
- Сарданго, - Куруфинвэ пустил кольцо дыма. - Возьми человека под стражу. Потом возвращайся. Турко, ты опять бросаешься своим словом. Зачем? - так же спокойно встретил он яростный взгляд брата.
- Ты сам не веришь, что он лазутчик, - губы Тьелькормо подергивались, рука искала оружие на поясе. Сарданго оказался между ним и мечом, висящим на сером войлоке стены. - Пусть идет! Пусть катится колесом до самого своего хутора! Порченое отродье! Хуже орков - те хоть знают что делают, когда присягают Моринготто!
- Брат. Хотя бы не делай глупостей, пока не владеешь собой.
- Тогда свяжи меня. Или попробуй убить. Я и так мертв, когда не вижу ее! У тебя больше нет надо мной власти. Ни у кого больше нет.
Сарданго отступил в сторону. Тьелькормо влез в поддоспешник, накинул на себя выпуклые половинки панциря. Руки тряслись, он оторвал одну завязку.
- Я вернусь. И ты будешь гордиться мной.
Когда мимо шатра пронесся топот копыт, Куруфинвэ и Сарданго переглянулись:
- Жалеешь, что ты не князь людей?
- Я князь эльдар... - Куруфинвэ облокотился о подушку, задумчиво провожая взглядом колечко дыма. - Если бы я был князем людей, дочь Эльвэ поплакала бы... и стала женой Тьелькормо. А Иньо - мужем Финдуилас. А Нарготронд и Дориат - верными союзниками Химринга. Люди сложили бы о нас песни. По крайней мере Алмир счел бы меня разумным. - Куруфинвэ помолчал. - На том берегу мы думали о смерти. А оказалось, что победа требует в жертву сердце. Что? - он бросил взгляд на помрачневшего Сарданго.
- Это не победа.
- Ты не веришь, что Свет Единого - в Камнях. Чего хотите вы? Просто дожить до Амбар-Метта?
- Тебе не кажется, что ты похож на того, кто смотрит в одну сторону и боится повернуть голову?
- Нет. Позаботься, чтобы человека взяли. Он не мог уйти далеко.
- Его уже взяли - скорее всего. На внешних заставах.
Словно в подтверждение слов, снаружи вновь послышался топот копыт и хриплая брань:
- Ваш князь обещал мне свободу и провожатых! Где он?
- Турко будет не до него, - Куруфинвэ устало прикрыл глаза. - Сарданго. Верный мой друг. Если бы я признался тебе во всем, о чем сожалею - это изменило бы что-нибудь?
- Не думаю, что уже можно что-то изменить, - тот встал, со вздохом хлопнул Куруфинвэ по плечу и покинул шатер.
- Лютиэн!!!
Из темнеющей у Нарога рощи с разноголосым гвалтом взметнулась в беспросветное небо воронья стая.
Всадник, на шатающемся, запаленном коне подъезжавший к воротам Нарготронда, был страшен. В нем не вдруг признали князя Келегорма. А узнав - стражи у ворот отшатнулись в стороны.
До самых королевских покоев, где держали Лютиэн, ни один встречный не ответил на его вопрос. Ответы уже не требовались.
Тьелькормо изрубил мечом остывшую постель. Весь в пуху и перьях, ударом ноги разбил редкое зеркало из стекла в золотой раме, высотой в рост эльфа. Прохрипев что-то, опустился на пол и согнулся, хватаясь за грудь, словно ему не хватало воздуха:
- День! Всего один день...
______________________
* "...na aire esselya..." - "...да святится имя твое..." (квэнья)
|