Мужчина лет тридцати пяти, одетый по-деловому - в серый костюм и белую сорочку, зашёл в магазинчик хозяйственных товаров и купил оцинкованное ведро. Он хотел ведерко поменьше, согласен был даже на трёхлитровое, но таковых не нашлось, и ему пришлось купить ведро объёмом 9 литров.
- Толку с тех маленьких вёдер, - заметила продавщица, - а вот девять литров - это нормально.
- Смотря для чего, - ответил мужчина, забрал покупку и ушёл.
Двумя часами позже
Судья Епифанов не был поклонником Федора Михайловича, но роман "Идиот" знал недурно: не только смотрел экранизацию, но и текст читал. И сейчас ему было немного смешно, что он повторяет поступок экзальтированной Настасьи Филипповны. Хоть что-то в этой истории оказалось смешным.
Конечно, швырнуть пачку с двадцатью тысячами долларов в камин было бы эффектнее, но в его доме не имелось ни камина, ни даже обычной печки, и он сжигал купюру за купюрой на кухне в оцинкованном ведре. Пропитанная специальным составом бумага шипела, не желая сгорать, но мало-помалу сухощавые лица американских президентов растворялись в очищающей огненной стихии. И всё великое зло, которое несли деньги, и все великие возможности, которыми они обладали, растворялись тоже. От едкого дыма Епифанов расчихался, потом начали слезиться глаза. Он предполагал, что всё пройдёт гораздо быстрее, но процесс затянулся, и ему уже не хотелось ни философствовать, ни сравнивать себя с кем бы то ни было: ничего не хотелось, кроме завершения этого аутодафе.
Когда догорела последняя зелёноватая бумажка, судья подумал, что проще было бы положить двадцать тысяч в мешок, набитый камнями, да и швырнуть его в реку. Но то, что находится на дне реки, может быть рано или поздно найдено, а то, что найдено, может заговорить. Пепел же всегда молчит.
Вот и всё. Осталось отвезти почерневшее изнутри ведро на свалку и оставить его там. Даже если прямо сейчас к нему ворвутся с обыском, то ничего не найдут. Хотя они не ворвутся: он ещё должен выполнить то, за что ему заплатили.
Днем ранее
К судье Епифанову Ашот пришёл весь в белом и туфлях из кожи настоящего крокодила, с часами "Филипп Патек" на правой руке и с массивным платиновым браслетом на левой. В вестибюле было зеркало, и он на мгновение задержался перед ним, залюбовавшись собой. Сразу видно серьёзного бизнесмена, большого человека, умеющего внушать и убеждать.
При виде судьи самоуверенность Ашота возросла ещё больше. Костюм на Епифанове был дешёвый, а туфли вообще из кожзаменителя. Лицо уставшее, бледное, несмотря на разгар лета. Взгляд, правда, прямой и твёрдый, даже стальной, но это профессиональное. У них у всех такой взгляд - даже у тех, которые давным-давно куплены с потрохами.
Этот, правда, имеет репутацию неподкупного, но что такое неподкупный судья? то же самое, что порядочная женщина. Им просто не предложили достаточную сумму.
Поздоровавшись, Ашот напомнил, что пришёл по делу Артура Мамедова.
- А кем он вам приходится? - спросил судья.
- Земляк, - развёл руками и обезоруживающе улыбнулся Ашот. Он мог позволить себе самого дорогого дантиста, но в этом необходимости не было: ослепительно белые зубы у него были свои. - Через три дня будет очередное заседание суда по делу Мамедова.
- Будет, - подтвердил судья.- И что дальше?
- Это только от вас, глубокоуважаемый Юрий Николаевич, зависит, что дальше. Артур Мамедов находится в очень плохом физическом и душевном состоянии. Ему не место в СИЗО.
Судья молча смотрел на Ашота, не подавая ответных реплик, и тому пришлось продолжать.
- Артур никуда не убежит. Он порядочный человек. Нельзя ли на следующем заседании суда изменить ему меру пресечения на подписку о невыезде?
- Вы шутите? Это резонансное дело, прогремевшее на всю страну. Мамедов застрелил ни в чём не повинного человека на глазах у его малолетнего сына, убил только за то, что тот сделал ему замечание за нарушение правил дорожного движения. А вы предлагаете выпустить его из СИЗО?
- Это была провокация! Все знают!
- Какая провокация? Потерпевший был ранее незнаком с обвиняемым.
- Я хотел сказать, что он его сам спровоцировал.
- Вдовец, в одиночку воспитывающий малолетнего ребёнка, спровоцировал Мамедова, чтобы он его застрелил?
- Уважаемый Юрий Николаевич, я не хочу с вами спорить. Я сюда пришёл не для того, чтобы спорить, я пришёл порешать вопрос.
С этими словами Ашот положил на стол Епифанова бумажку, на которой была написано "20 000 $".
Судья взял бумажку в руки, глянул на нее и поднял глаза на бизнесмена в белом. Что-то странное померещилось Ашоту в его взгляде, какая-то сложная смесь презрения, горечи, безнадежности и насмешки. "Ещё откажет, сволочь такая", - мелькнуло в сознании Ашота, но Епифанов внезапно кивнул.
- Я вас правильно понял, уважаемый? - вскинулся Ашот.
- Правильно.
- У меня с собой...
Тут судья замахал рукой и написал на бумажке: "Перебросишь в мой двор через забор, там, где яблоня. Завтра вечером после 19".
- Понял. Всё сделаю.
- А теперь до свидания, - судья забрал бумажку, скомкал её и засунул в карман пиджака. - На сегодня наш разговор закончен.
Ашот вышел из кабинета очень довольный и очень удивлённый одновременно: не ожидал, что Епифанов так быстро сдастся. Он не знал, что на судью давили с другой стороны: Епифанов у местных коррумпированных чиновников давно был как бельмо в глазу. Не знал он и того, что его разговор с адвокатом Артура прослушивался. Когда Ашот сказал: "Взял как миленький!", на той стороне вздохнули с облегчением. Осталась малость: подменить купюры на меченые, а когда судья поднимет пачку долларов, валяющуюся возле яблони, расправиться с ним не составит никакого труда.
Заседание суда
Зал был набит битком: журналисты, друзья и знакомые погибшего, просто любопытные. В первом ряду сидела высокая седая женщина в чёрном, с худым измученным лицом - мать убитого Чекмарёва. Когда в зал ввели обвиняемого в красном спортивном костюме, публика резко зашевелилась, словно по ней прошёл разряд электрического тока. Никто не шумел, не нарушал распорядок, но гнев и ярость стояли в воздухе, как запах крови.
Накал эмоций вызвало не только безжалостное убийство, но и поведение уже арестованного убийцы. Мамедов умышленно затягивал судебный процесс, то давая отвод одному адвокату, то выбрав другого адвоката, который взял и не явился на судебное заседание. Ходили слухи, что он и вовсе может избежать наказания. Но сейчас, когда дело передали судье Епифанову, у многих появилась надежда на справедливость.
Наэлектризованную атмосферу в зале ощущали все, кроме обвиняемого. Он вошёл с гордо поднятой головой, чуть ли не улыбаясь. Вопреки уверениям Ашота о якобы ухудшившемся здоровье Мамедова, выглядел тот недурно, даже немного поправился за время пребывания в СИЗО. Его свежее смугловатое лицо с округлыми щеками резко контрастировало с измученным, с ввалившимися глазами лицом матери Чекмарёва. При виде её на толстых губах Мамедова мелькнула ухмылка: адвокат рассказывал ему об интервью, которая дала эта женщина, требовавшая для него пожизненного заключения. "Не дождёшься, карга старая, - подумал он. - Не из таких дел выходил сухим из воды".
Действительно, в прошлом Мамедова было много такого, за что он заслуживал если не пожизненного, то длительного тюремного срока. Совсем недавно строительная компания, которой он владел, кинула несколько десятков человек, неосторожно купивших квартиры в новом ЖК - ЖК, который так и не был построен. Другой бы присел, но у Мамедова всегда были правильные связи и хорошие друзья. А об этом случае и говорить нечего: если Ашот пообещал, значит, всё будет нормально.
Судья объявил судебное заседание открытым и в зале воцарилась мертвая тишина. Епифанов обвёл взглядом людей и вздохнул. Ему не хотелось говорить то, что он сейчас произнесёт, но выбора не было.
- В суд поступило ходатайство адвоката Шустрова Б.С., - ровным бесцветным голосом начал Епифанов. - К нему приложено медицинское заключение на пяти страницах. Согласно заключению, подписанному доктором медицинских наук К.Х.Шариковым и врачом-ортопедом З.И.Козявкиной, подсудимый Мамедов Артур Русланович страдает защемлением нерва в позвоночнике и нуждается в регулярном амбулаторном лечении.
По залу, словно предгрозовой ветер, прокатился шелест негодования. Кто-то сказал шёпотом, но так, что все услышали: "Воспалением хитрости эта сволочь страдает!". Остальное Епифанов дочитывал, опустив глаза и не в силах поднять их на людей, ждущих от него правосудия.
- Поскольку обвиняемый имеет проблемы со здоровьем, суд принял решение изменить меру пресечения и отпустить его до 1 октября под подписку о невыезде.
Сначала была пауза: многим показалось, что они ослышались. Но довольный вид Мамедова, оскалившего зубы в том, что он считал улыбкой, убедило людей, что им ничего не почудилось. Воспользовавшись лёгким шоком и замешательством, охватившим публику, Епифанов приказал конвою вывести Мамедова, опасаясь нежелательных эксцессов.
Весь гнев судье пришлось принять на себя. Совокупная энергия ненависти почти сотни человек, находившихся в зале, была столь сильна, что Епифанов чуть было не почувствовал себя дурно. Его буквально ранили физически пронзительные взгляды, полные негодования и презрения. Он знал, что они думают, понимал, кем они его считают. И ничего не мог сказать в свою защиту, ничего не мог возразить: в старину сказали бы, что уста его были скованы печатью молчания.
Когда Епифанов вышел в коридор, к нему подошла мать убитого и с размаху плюнула прямо в глаза.
- Не надо, - сказал он, доставая носовой платок, - не трогайте её.
Он много чего услышал в этот день от друзей - смартфон буквально разрывался от звонков, но, как ни странно, сильнее всего ранила его фраза, которую произнес на улице какой-то опустившийся мужик у бочки с квасом, обращаясь к такому же забулдыге:
- Был в нашем суде один порядочный человек - и тот скурвился.
Четырьмя днями ранее
Даже днём в этой части городского парка мало кто бывал, а летней ночью здесь можно было встретить разве что бомжа, устроившегося на ночлег в непролазных зарослях. Впрочем, и бомжи сюда забредали не часто: слишком далеко от главного входа. Хорошо ориентировавшийся в парке Епифанов минут двадцать блуждал, пока наконец не вышел к руинам каменной беседки, к которой со всех сторон подбирались, словно стремясь ее проглотить, весёлые буйные кусты. Давно разбитые фонари заменяла надщербленная луна, выглянувшая из-за облака. Обстановку можно было назвать романтической, но судья был чужд романтики. Зато он твёрдо знал, что здесь нет ни видеокамер, ни возможности организовать наружную прослушку. Смартфон Епифанов оставил дома, а до парка добирался таким сложным кружным маршрутом, что любой "хвост" потерял бы его на полпути. Впрочем, он знал, что сейчас за ним не следили.
У беседки его ждали двое. В полумраке их лица были неразличимы, но этих людей Епифанов мог угадать по силуэту, потому что знал их так же, как самого себя. С того самого дня, когда первая учительница торопливо выстраивала их на линейке по случаю первого звонка, и трое пацанят оказались рядом. Прошло почти тридцать лет, жизнь разметала мальчишек - и всё равно они рядом, и понимают друг друга с полуслова.
...В тех книгах, на которых они выросли, было написано: "Кто же, если не я?" А ещё - "Делай, что должен, и будь что будет".
- Адвокат Мамедова хвалился, что дело скоро развалится и его клиент окажется на свободе. Это правда?
- Да, его "крышуют" очень большие люди. А меня планируют заменить другим судьёй.
- Твою мать.
- Я отпущу его под подписку о невыезде. И сделаю это так, что никто не заподозрит мои подлинные мотивы. И я ничего не знаю о том, что ваша организация будет делать.
- Отлично. Спасибо, Юрка.
- Удачи вам.
Развязка
Артур вышел из ресторана в отличном настроении. Теперь всё шло так, как надо: на следующем заседании суда дело отправят на дорасследование, там выяснится, что жертва - это он, Артур. Не он набросился на Чекмарёва - на него напали, угрожали, вынудили спасать свою жизнь. Статью переквалифицируют на превышение необходимой самообороны - и дадут сущий пустяк. Или ничего не дадут, как в прошлый раз. При мысли что ему опять удастся выйти сухим из воды, полные губы Артура сами собой расплывались в самодовольную улыбку.
Ашот был настроен не менее оптимистично.
- Не переживай, брат. Всё будет хорошо: отмазали от СИЗО, отмажем и от зоны.
- Ой, а я переживаю, - пошутил Артур, - так переживаю, что кушать не могу. Сейчас совсем ничего не ел.
Он на самом деле не чувствовал ни раскаяния, ни сожаления к человеку, которого лишил жизни. Если он иногда и вспоминал о убитом, то с раздражением: столько хлопот из-за этого терпилы, который так некстати подвернулся ему под руку.
Он подвёз Ашота к его подъезду, потом поехал к себе в пригород, в сонное царство частных домов и особняков. Когда он подъехал к своему коттеджу, солнце уже коснулось горизонта. Хотя Артур построил этот дом шесть лет назад, он всё еще испытывал удовольствие глядя на красную крышу, возвышающуюся за высоким кирпичным забором. На этой улице его дом самый богатый и самый красивый!
Но даже самый хороший дом требует присутствия хозяина. Его не было всего два месяца, а автоматические ворота уже не работают. Придётся выйти из машины и открывать их ключом.
Он подошёл к воротам, но открыть их не успел. Внезапно откуда-то из начинающихся сумерек возник незнакомый мужчина, потом второй, третий. Они мгновенно окружили Артура, выхватили ключ из его руки, и он пожалел, что сейчас с ним нет пистолета.
- Эй, ты что делаешь? Ты кто? - крикнул он, но крик повис в пустоте. Пять или шесть человек, окружившие его, стояли молча и смотрели ему в лицо. Он не знал их, никогда не видел. Происходящее было совершенно непонятно, и ему стало не по себе.
Артур вытащил айфон, намереваясь позвонить братве, но ему заломили руку, и айфон полетел на землю. Зачем ему ловко набросили мешок на голову, посадили в его же машину - только на заднее сиденье, и повезли куда-то. Он попытался вырваться, но получил несколько настолько энергичных ударов в солнечное сплетение, что на несколько секунд потерял сознание.
Его привезли на пустырь, отделявший коттеджный квартал от кольцевой автодороги. Вроде и недолго ехали, но когда Артура вытащили из машины, это был уже совсем другой человек - не дерзкий убийца, а дрожащий субъект, повторявший:
- Сколько хотите? Я всё отдам, только отпустите.
Его подвели к старому сухому дереву. Когда-то молния расчленила его пополам, и от мощного дуба остался обломок ствола с большой веткой, простиравшейся почти горизонтально над землёй. Когда с Артура сдёрнули мешок и он в последних отблесках умирающего дня рассмотрел дуб, он внезапно всё понял и попытался бежать, но его догнали и снова подтащили к мертвому дубу.
- Мы, жители города Р., утратив веру в официальное правосудие и не желая, чтобы убийца избежал заслуженного наказания, приговариваем тебя, Артур Мамедов, к высшей мере наказания за убийство Олега Чекмарёва, за мошенничество и прочие твои преступления.
- Вы не суд, - закричал он, - вы не имеете права!
- Мы высший суд - суд народа. И мы казним тебя его именем.
- Вам отомстят! Вы уже трупы! Сволочи, убийцы, - вопил Артур, пока один из мужчин прилаживал веревку к горизонтальной ветке. Он продолжал орать и биться, даже когда петлю надели ему на шею. А потом всё стихло, свет окончательно померк и настала ночь.
- Номер первый, - прервал молчание один из мужчин.
- Даст Бог, не последний.
Бросив последний взгляд на висящее тело, они растворились в опустившейся на землю ночи.