Дух Пушкина посмотрел с укоризной. Я вжал голову в плечи и пододвинул клавиатуру на пару сантиметров.Меня раздражало, что я сижу в офисном кресле без колесиков, а Пушкин в такомже, но с колёсиками. В принципе духу то всё равно? Он ведь и висеть может.Парить. Или как там у них? Но сцука не парит! Сидит в кресле с колесиками,смотрит на меня. И смотрит, как будто я у него одалживал.
- Женя! - как от быстрого, но уверенного звонка в дверь, меня передернуло. - Ума! Уманычь!
Я молчал и всё сильнее втягивал голову в плечи. Еще немного пододвинув клавиатуру, взялся за мышку и быстро создал на рабочем столе пустой документ.
- Але! - дух встал, нагнулся к моей голове и закричал. - Ытеншен! Ахтунг! Галярм!
Я не обращал внимания. Когда его игноришь, он рассасывается. Открыв документ, написал жирным Arialом: Сказка о ёжиге.
- Какая сказка?! - дух принялся махать руками у моего лица. - Какая сказка?! О каком, в жопу, ёжиге?!
Внимательно посмотрев написанное, я поправил: Сказка о пьяном ёжиге.
Дух Пушкина рухнул в кресло,подпёр голову рукой и не находя слов зашевелил раскрытой ладонью у головы.
- Абзац, - прозвучало на глубоком выдохе и с дрожью в голосе минуты через две. - Уманычь! Родимый!
Я крутанулся в кресле и увидел,как по щекам и бакенбардам Пушкина скатывались слёзы.
- Зачем же ты так? - всхлипнул дух и разсосался.
Наклонившись к монитору я застучал по клавишам: "Однажды в лесу...".
Пожалуй, ко мне пришло вдохновение, писалось быстро, легко, весело. Я дошел до особенно веселого момента, когда ёжиг уже был пьяный и его начало тошнить прямо на белочку по имени Бэлочка... Остановившись на этом прекрасном моменте, я перечитал написанное. Начало определенно мне понравилось. Жил был ёжиг, обычный ёжиг,пока однажды не наткнулся на недопитую бутылку водки, которую оставили стрёмные бородатые люди, поющие про какие-то жёлтые нежные изгибы. И только пригубив огненного напитка ёжиг осознал, что он не просто тварючка лесная, непонятно как размажающаяся, а настоящий лесной герой. Супергерой! ЕжИще-синячИще! Накинув на иголки мох для маскировки, повязав зеленую ленту с дырками на глаза, схватив пустую бутылку водки как грозное оружие он нёс возмездие во имя...
За моей спиной кто-то кашлянул, я обернулся и снова увидел дух Пушкина, но он был не один, рядом с ним стояли ещё духи, вроде как Льва Толстого и Владимира Маяковского.
- Коллеги, - Пушкин явно обращался не ко мне, - коллеги, перед вами патология. Я, значит, этот литературный язык создал, а какой-то, извините за выражение, "сказочнег" его уничтожит? Доколе, други мои? Доколе терпеть будем!?
Дух Пушкина дрогнул и забился в истерике.
- Ш-ш-ш, - Маяковский обхватил Пушкина за плечи.
- Александр Сергеевич, вы, пожалуй, сильно драматизируете, - сказал Толстой и, легонько дернув себя за бороду, нагнулся к монитору. Пробежав глазами по уже написанному тексту, снова дернул себя за бороду, - А, не. Это действительно торба.
- Ну вот. Вот! - Пушкин уже тихо рыдал, уткнувшись Маяковскому в жилетку.
- Ну, ну. Ну что вы, АлександрСергеевич, - Маяковский гладил Пушкина по кудряшкам, - стоит ли из-за этого так убиваться?
Я не обращал внимания на весь этот бред за спиной. Ёжиг с бутылкой наперевес носился по лесу, ища у кого бы -в дупле или в норе - установить справедливость и демократию. И одно и другое он нёс конечно же в виде выкушаной бутылки водки. Первой на пути правды оказалась семья белок, В которой одна белка, по имени Фикуся, страдала кариесом и, в связи с этим, не могла грызть орехи. Другие же белки, не осознавая трагедии, над Фикусей подло насмехались. Особенно обидно издевалась над больной сестричка Бэлочка. Ёжиг, с криком "до свадьбы заживёт" и неся возмездие во имя, ловким ударом выбил Бэлочке передние зубы.
В творческом порыве я не заметил,как куда-то пропали Маяковский и Толстой. Пушкин снова был один и снова сидел в кресле с колёсиками. Вот тоже, ведь не было его минут с пятнадцать, можно было бы мне на кресло с колёсиками пересесть. Но не подумал. То есть не успел.
Дух Пушкина наклонил голову набок и приставил к виску какой-то древний пистолет.
- Ололо, мусчина! - я повернулсяк Пушкину. - Попячься, я всё прощу!
На моё обращение дух засунул дуло пистолета себе в рот и выстрелил. Раздался легкий хлопок и из Пушкина выпорхнуло облачко синеватого дыма.
Я принялся печатать дальше.Сказка про пьяного ёжига приближалась к концу.
Светало, ёжиг сидел на пеньке,его мучило жуткое похмелье. Зажав голову между лапками, он качался то вперёд то влево. Рядом с ним сидела Фикуся, гладила ёжигу колючки, шептала что-то нежноеи трогательное. Теперь-то Фикуся станет навсегда верным спутником Ежища-синячища, неся вместе с ним возмездие во имя...
Дух Пушкина склонился над монитором, силясь прочитать окончание сказки. Его лицо передернула гримаса отвращения, и Александра Сергеевича вырвало прямо на клавиатуру. Великого русского поэта рвало минуты три. Облегчившись Пушкин сделал глубокий вдох.
- Не пиши боле! Не пиши!Заклинаю, родимый! - сказал дух и растворился.
Я отсоединил подпорченную Александром Сергеевичем клавиатуру и подключив запасную, закончил творить (Сохранение параметров Windows. Подождите).