Написать эту статью меня подтолкнуло много положительных оценок на статью Чунихина В. М. "Ложь, о которой не узнал Сталин". Хотя само произведение, на мой взгляд, не заслуживает большого внимания, поскольку представляет собой попытку подогнать факты под воззрения самого автора, который убежден, что царь всегда хороший, справедливый и болеющий за свой народ, а вот бояре шельмы вруны и воры. Но несколько человек прочло и поверило, а это увеличивает долю мало правдивой информации в нашем мире. Пришлось отталкиваться от фактов изложенных господином Чухониным В.М., написать свою версию событий происшедших тогда в далеком 41. Я вовсе не претендую на истину в последней инстанции. Просто хочу показать, что из фактов изложенных в упомянутой статье можно сделать совсем иные выводы. Поэтому я преднамеренно за двумя исключениями не использую иной информации кроме той, что приведена в статье Чухонина В.М [1].




Общеизвестно, что вооруженные силы СССР не смогли в решительный момент встретить врага во всеоружии. В силу многих причин получилось так, что армия не была приведена в состояние повышенной боевой готовности.

Разве не знали о том, что война стоит у нашего порога?
Знали и к войне готовились. Вопрос в другом. Почему в конкретный день и час оказались не готовыми дать отпор, даже теми силами, что у нас были развернуты в западных округах?
А вот флот в отличие от армии оказался готов дать отпор врагу. Система боевых готовностей внедрялась на флоте задолго до войны. Об этой подготовке подробно написано в мемуарах наркома военно-морских дел Н.Г. Кузнецова. В результате длительной подготовки, тренировок и учений, которые проводились на флоте, каждый от адмирала до матроса знал свой маневр. Поэтому один звонок наркома производил эффект "домино". В результате все налеты вражеской авиации на базы флота в первую ночь были успешно отбиты, тогда как немцы безнаказанно бомбили наши города, воинские части, транспортные узлы и успешно уничтожили на земле сотни советских самолетов.

Что же это за система, придуманная моряками?
Вот как пишет сам Кузнецов:
"Было точно определено, что следует понимать под готовностью 3, под готовностью 2, под готовностью 1.
Номером три обозначалась обычная готовность кораблей и частей, находящихся в строю. В этом случае они занимаются повседневной боевой подготовкой, живут обычной жизнью, но сохраняют запасы топлива, держат в исправности и определенной готовности оружие и механизмы.
Готовность 2 более высокая. Корабли принимают все необходимые запасы, приводят в порядок материальную часть, устанавливается определенное дежурство. Увольнения на берег сокращаются до минимума. Личный состав остается на кораблях. В таком состоянии корабли могут жить долго, хотя такая жизнь требует известного напряжения.
Самая высокая готовность - 1. Она объявляется, когда обстановка опасная. Тут уже все оружие и все механизмы должны быть способны вступить в действие немедленно, весь личный состав обязан находиться на своих местах. Получив условный сигнал, каждый корабль и каждая часть действует в соответствии с имеющимися у них инструкциями.
Поначалу не все получалось гладко. Первые проверки и учения на кораблях вскрыли массу недостатков. Не меньше года понадобилось, чтобы флоты научились быстро и точно переходить на повышенную готовность. Не буду перечислять все, что пришлось проделать в штабах, на кораблях и в частях. Большая это была работа, шла упорная борьба за время - не только за часы, но и за минуты, даже секунды с момента подачи сигнала до получения доклада о готовности флота. Такая борьба за время в военном деле чрезвычайно важна".

Поэтому странным выглядит вопрос, заданный в статье Чунихина В. М.: "Потому что, если морякам с 23 часов хватило времени на приведение флота в полную боевую готовность до начала немецкого нападения, то почему точно такого же времени не хватило руководству Народного комиссариата обороны?" Наверно он не читал внимательно мемуары Кузнецова и не понял, что моряки целый год готовились, отрабатывая каждое действие по переходу к более высокой степени готовности. При всем при том им едва хватило времени на приведении всех кораблей в состояние готовности номер один.

А в армии никто не чухался, полагали, что воевать будут по старинке, рассылая вестовых по штабам? И вообще вечер 21 июня вечер обычной мирной субботы, в войсках назавтра ни какой войны не ожидалось, более того в воскресенье во многих частях был объявлен выходной день.
Но это ответ формальный. Причина с опозданием в приведении войск в боевую готовность сложнее.

Есть две очевидных причины, из-за которых войска не были в ночь с 21 на 22 июня приведены в состояние высокой готовности.
Первая. Отсутствие простой и отработанной на учениях системы перехода на высокую степень готовности, подобную той, что была реализована на флоте.
Вторая. Огромный масштаб и соответственно большая инерция. Инерцию увеличивала не достаточное совершенство систем связи.

Но эти причины не имели бы решающего значения, если бы вовремя с достаточным упреждением по времени были даны необходимые команды. А вот команды были отданы слишком поздно и, по мнению специалистов, содержание этих команд было не достаточным для организации эффективного отпора.

Почему же так получилось?
Основная причина нашей неготовности к отражению агрессии, о которой говорят многие историки - торможение со стороны Сталина. Сталин тянул, что называется до последнего. Не берусь до поры до времени обсуждать, почему он так поступал. Разберу подробно события последних мирных часов.

По мнению современников написавших мемуары где-то ко второй половине дня 21 июня Сталин наконец "созрел" к тому, что необходимо предпринимать серьезные действия. Вечером в Кремле проходят подряд два совещания с участием высших руководителей на одном из которых принимается та известная директива, в которой войскам предписываются определенные действие на случай провокаций со стороны германских войск. Так получилось, и мы это обсудим дальше, что упомянутая директива не успела дойти до многих воинских подразделений. Итог известен. Удар немцев застал наших солдат врасплох.
Для уточнения хронологии событий последнего мирного вечера обратимся к выдержкам из журнала приема посетителей Сталиным в Кремле.
21 июня 1941 года у Сталина были:
1. т. Молотов 18:27 - 23:00
2. т. Ворошилов 19:05 - 23:00
3. т. Берия 19:05 - 23:00
4. т. Вознесенский 19:05 - 20:15
5. т. Маленков 19:05 - 22:20
6. т. Кузнецов 19:05 - 20:15
7. т. Тимошенко 19:05 - 20:15
8. т. Сафонов 19:05 - 20:15
9. т. Тимошенко 20:50 - 22:20
10. т. Жуков 20:50 - 22:20
11. т. Буденный 20:50 - 22:00
12. т. Мехлис 21:55 - 22:20
13. т. Берия 22:40 - 23:00
Последние посетители вышли в 23.00.

В этом списке есть некоторые неясности. В частности не понятно кто был тот Кузнецов, так как сам адмирал Н.Г. Кузнецов в своих мемуарах не подтверждает своего присутствия в кабинете Сталина в тот день. Берия куда-то отлучался и вернулся уже в конце. Видимо и Молотов мог отлучаться.

После 23:00 Сталин видимо продолжил работать один в своем кабинете до поздней ночи. Следующим посетителем у Сталина уже бы Молотов и другие члены политбюро, когда "Киев бомбили" и бои шли уже на западных границах. Конечно я наверняка не знаю, спал или Сталин в ту ночь. Известен его необычный рабочий график, когда он работал до глубокой ночи, а спал днем. Но факт остается фактом, что кроме принятия директивы, о чем будет сказано дальше, других указаний сделанных на совещании и нескольких телефонных звонков, Сталин ничего не сделал для отражения немецкого удара в ту ночь. Так что вывод напрашивается однозначный. Сталин хоть и согласился отправить в войска директиву, но где-то там в глубине душе, если у него вообще была душа, надеялся, что войны завтра еще не будет. Иначе вряд ли все совещания в тот день закончились бы в 23:00, а Сталин не установил бы жесткий контроль над исполнением принятых решений.

Продолжились совещания уже 22 июня 1941 года в 5:45 с прибытием Молотова, Берии, Тимошенко, Мехлиса, Жукова. Заканчивается прием в 16.45
Дальше Сталин порядка 10 часов отдыхает или работает сам и начинает свой очередной странный рабочий день посреди глубокой ночи 23 июня 1941 года.

Для удобства восприятия хронологию пребывания посетителей у Сталина вечером 21 июня представлю в виде таблицы.

	18:27	19:05	20:15	20:50	21:55	22:00	22:20	23:00
Молотов ч.п. н.и.д.	Прибыл							Убыл
Берия к.ч.п, н.в.д		Прибыл						Убыл
Ворошилов ч.п.		Прибыл						Убыл
Сафонов н.м.у.		Прибыл	Убыл
Вознесенский к.ч.п		Прибыл	Убыл
Кузнецов		Прибыл	Убыл
Маленков к.ч.п.		Прибыл					Убыл
Тимошенко н.к.о		Прибыл	Убыл	Прибыл			Убыл
Жуков з.н.о				Прибыл			Убыл
Буденный з.н.о				Прибыл		Убыл
Мехлис з.н.о					Прибыл		Убыл

ч.п. - член политбюро;
к.ч.п. - кандидат в члены политбюро;
з.н.о. - заместитель наркома обороны;
н.м.у. - начальник мобилизационного управления;
н.в.д. - нарком внутренних дел;
н.и.д. - нарком иностранных дел.

По воспоминаниям Жукова восстанавливается такая картина событий вечера 21 июня 1941 г. Жуков звонит Сталину примерно в 20 часов и сообщает о немецком перебежчике. У Жукова к этому времени готов проект директивы, и он хочет её доложить Сталину. Сталин просит Жукова приехать через 45 минут.

Почему через 45 минут, а не сразу, не откладывая дела в долгий ящик? Да как раз у Сталина проходит совещание, которое началось в 19:05. Сталин не считает дело, о котором ему сообщает Жуков архиважным, чтобы принять его вне очереди. Однако уже в 20:15 совещание заканчивается, и нарком Тимошенко покидает заседание, чтобы через 35 минут вернуться вместе с Жуковым и Буденным.
Может на том совещании, что началось в 19:05 также обсуждались вопросы, связанные с приближающейся войной? Может быть. Состав участников, где присутствуют начальник мобилизационного управления, руководитель Госплана, нарком иностранных дел и нарком внутренних дел, нарком обороны, и другие ключевые работники вполне может указывать на подготовку мобилизационных мероприятий. Но все как-то странно. Сталин уже готовиться к мобилизации, а армия к войне еще не готовится. Точнее Жуков еще только готовит проект директивы.

Вот этот проект и обсуждается в Кремле, начиная с 20:50 минут. А разве нельзя было подготовить директиву раньше? Скажем еще месяц назад, а пока суд да дело держать её в сейфе. О грядущей войне давно говорят все кому не лень. Сталина предупреждают по всем каналам, а он не дает указание заранее подготовить директиву о том, как же встречать возможного агрессора. И только когда что называется, запахло жаренным, он дает указание в спешном порядке подготовить такую директиву и собирает в Кремле ответственных работников, чтобы обсудить мобилизационные мероприятия. Когда до начала войны остается менее 9 часов. Притом не спешит обсудить директиву, которую готовят военные. Почему так получилось, что важную директиву готовят в последнюю минуту? Так не поступают ответственные государственные мужи, так поступают нерадивые школяры. В таком, мягко говоря, странном поведении Сталина есть большая загадка истории. Я не берусь её разгадать.
В качестве гипотезы допустим, что у советского руководства были свои планы, но ход событий их круто поменял и где-то в середине дня 21 июня Сталин допустил возможность немецкого вторжения на советскую территорию. Однако по-прежнему Сталин полагает, что целью такого вторжения может быть только провокация, а не крупномасштабная война. Поэтому Сталин считает, что информация о перебежчике и директива о приведении войск в состоянии готовности, подготовленная Наркоматом обороны не так важна, чтобы ради неё менять свой распорядок дня.

Приходим к выводу, что скорее всего, на совещании что началось в 19:05 обсуждаются меры, на случай если немцы решаться на провокацию и эта провокация выльется в длительный конфликт, который потребует мобилизационных мероприятий. Не более того. Только отдельные мобилизационные мероприятия. Да и много ли вопросов могут решить 8 человек за один час? С учетом пауз выходит по 5 минут на каждого. Хватит времени только обменяться мнениями, заслушать очень краткие отчеты и дать пару поручений. Нет, Сталин еще к войне не готовиться. Он по-прежнему надеется, не подаваясь на провокации оттянуть какую-либо преждевременную войну с Германией. Поэтому ему не нужен план масштабного развертывания войск, и он не спешит обсуждать такую директиву с маршалами.

В 20:15 кабинет Сталина покидают Сафонов, Вознесенский, Тимошенко, Кузнецов. В кабинете на 35 минут остаются Молотов, Берия, Ворошилов, Маленков. Чай пьют? Не знаю.
Тимошенко судя по всему возвращается в наркомат, забирает Жукова и они едут к Сталину. Как раз 35 минут время на дорогу туда и обратно. По воспоминаниям Жукова с ними едет и Ватутин.
Если Жуков звонил Сталину около 20:00, то почему Сталин назначил доклад на 20:50 и не вызвал Жукова по телефону в 20:15 сразу как только закончилось совещание. Может Сталин хотел в узком кругу без Тимошенко и Жукова обсудить ситуацию? Значит, он еще колеблется. Так скорее всего оно и было.
В итоге потеряно 35 минут.

Как же дальше развивались события?
Вот в 20:50 к Сталину приходят Жуков и Буденный и Тимошенко.
Представим эту сцену. За длинным столом сидит 7 человек. Вдоль стола с трубкой в руках прохаживается товарищ Сталин.
Сталин:
- Что там такого важного хочет сообщить таварищ Жюков? Пирибежчик? Война завтра? Это немецкий провокатор таварищ Жюков! Такие провокации будут ищо и наша задача таварищ Жюков не податься на эти провокации.
Нарком предлагает разослать в войска директиву. Сталину читают текст. Он воспринимает его на слух, прохаживаясь по кабинету, и говорит:
- Такую директиву сейчас давать преждевременно, может быть, вопрос еще уладится мирным путем. Надо дать короткую директиву, в которой указать, что нападение может начаться с провокационных действий немецких частей. Войска приграничных округов не должны поддаваться ни на какие провокации, чтобы не вызвать осложнений.
То, что Сталин даже не читал текст, уже ясно показывает, что директива ему изначально не нравится. Видимо план был слишком решительный или слишком расплывчатый. Скорее первое, ибо Сталин настаивает на том, что нельзя поддаваться на провокации фашистов и предлагает ограничиться полумерами.
Жуков выходит из кабинета. Догадываясь, что Отцу народов директива не понравиться, для помощи в технической работе Жуков в Кремль берет с собой Ватутина, который ждет в приемной, пока Жуков и Тимошенко докладывают Сталину. Где-то в соседнем помещении Жуков вместе с Ватутиным кромсают директиву.
Жуков возвращается в кабинет, и Сталин утверждает новый вариант директивы. В общей сложности это совещание продолжается 1 час 30 минут. Пусть полчаса правят директиву. Остается еще час. Что-то важно там все же обсуждалось, не анекдоты же они там друг другу рассказывали. Хотя возможно, что на правку текста Сталин отправлял Жукова не один раз. Жуков в мемуарах вполне мог умолчать об этой неприятной для него мелочи. Если так и было, то ничего важного кроме правки текста они на том совещании не решили.
В 21:55 зачем-то к шапочному разбору прибывает Мехлис, а 22:00 совещание покидает Буденный. Спать что ли ему уже пора? По крайне мере это означает, что все принципиальные вопросы к 22:00 уже были решены.

Вот в 22:20 Жуков, Тимошенко, Маленков и Мехлис одновременно выходят из кабинета Сталина. При свидетелях Жуков отсылает Ватутина срочно отправлять директиву в войска. Возникает вопрос. Мог ли самостоятельно Ватутин начать отправку шифрограммы? Скорее всего нет. Ведь подписей там еще нет. Есть только черновик текста.
Отправив вперед Ватутина, Жуков и Тимошенко прощаются с остальными товарищами, не спеша выходят к машине, едут в наркомат.

Итог к этому моменту. Затеянная Сталиным правка директивы обернулась новой потерей времени. Пусть на обсуждение директивы действительно нужно было потратить 30 минут, тогда пустые потери времени к этому моменту уже составляют 2 часа.

Дальше Жуков пишет: "Испытывая чувство какой-то сложной раздвоенности, возвращались мы с С. К. Тимошенко от И. В. Сталина. С одной стороны, как будто делалось все зависящее от нас, чтобы встретить максимально подготовленными надвигающуюся военную угрозу: проведен ряд крупных организационных мероприятий мобилизационно-оперативного порядка; по мере возможности укреплены западные военные округа, которым в первую очередь придется вступить в схватку с врагом; наконец, сегодня получено разрешение дать директиву о приведении войск приграничных военных округов в боевую готовность. Но, с другой стороны, немецкие войска завтра могут перейти в наступление, а у нас ряд важнейших мероприятий еще не завершен. И это может серьезно осложнить борьбу с опытным и сильным врагом. Директива, которую в тот момент передавал Генеральный штаб в округа, могла запоздать и даже не дойти до тех, кто завтра утром должен встретиться лицом к лицу с врагом. Давно стемнело. Заканчивался день 21 июня. Доехали мы с С. К. Тимошенко до подъезда наркомата молча, но я чувствовал, что и наркома обуревают те же тревожные мысли. Выйдя из машины, мы договорились через десять минут встретиться в его служебном кабинете".

Около 23:00 Жуков уже находится в кабинете Тимошенко, и они продолжают обсуждать ситуацию. Слова, "я чувствовал" и "наркома обуревают те же тревожные мысли", указывают на то, что после выхода из кабинета Сталина они оба дали волю своим чувствам. Послав куда по дальше этого трусливого вождя народов.

А как могло быть иначе? Оба видимо хорошо отдавали себе отчет в том, что война вот, вот начнется, а войска не готовы. Сталин, видите ли, не хочет провоцировать фашистов. И вынуждает их посылать в войска половинчатую директиву. Пользы от которой, что припарка покойнику. Кроме того, хорошо зная ситуацию с управлением войсками, Жуков точно знает, что они уже не успевают ничего передать войскам. Если война начнется на рассвете, как утверждает перебежчик, то войска будут застигнуты врасплох. Я думаю тут Жуков мысленно "по матери" посылал товарища Сталина, куда вы, господа, сами знаете.
Итак, в состоянии крайнего возбуждения или глубокого разочарования оба, Жуков и Тимошенко в 23:00 находятся в кабинете наркома.

Что же происходит дальше?
Я думаю, что едва вернувшись в наркомат и еще не пройдя в кабинет Тимошенко Жуков притормозил Ватутина с оформлением документа. Он еще надеется изменить отдельные формулировки и попробовать согласовать новый вариант у Сталина. Поэтому в 23:00 он находится в кабинете и нервно пишет в шифровальных блокнотах, правки к директиве. Правда, в это время по телефону высшему командованию округов было отправлено распоряжение в ночь на 22 июня 1941 года всем работникам Генерального штаба и Наркомата обороны оставаться на своих местах и ждать особо важного сообщения из Москвы.
В это время Тимошенко около 23:00 едва вернувшись в кабинет, звонит Кузнецову, наркому военно-морских дел и вызывает его к себе.

Дальнейшие события описаны в воспоминаниях Кузнецова:
"Наши наркоматы были расположены по соседству. Мы вышли на улицу. Дождь кончился, по тротуару снова прогуливались парочки, где-то совсем близко танцевали, и звуки патефона вырывались из открытого окна. Через несколько минут мы уже поднимались на второй этаж небольшого особняка, где временно находился кабинет С. К. Тимошенко. Маршал, шагая по комнате, диктовал. Было все еще жарко. Генерал армии Г.К.Жуков сидел за столом и что-то писал. Перед ним лежало несколько заполненных листов большого блокнота для радиограмм. Видно, Нарком обороны и начальник Генерального штаба работали довольно долго. Семен Константинович заметил нас, остановился. Коротко, не называя источников, сказал, что считается возможным нападение Германии на нашу страну. Жуков встал и показал нам телеграмму, которую он заготовил для пограничных округов. Помнится, она была пространной - на трех листах. В ней подробно излагалось, что следует предпринять войскам в случае нападения гитлеровской Германии. Непосредственно флотов эта телеграмма не касалась....
Поворачиваюсь к контр-адмиралу Алафузову:
- Бегите в штаб и дайте немедленно указание флотам о полной фактической готовности, то есть о готовности номер один. Бегите!"
В 23:30, когда Алафузов возвращается в свой наркомат, на флоты начинает поступать команда о переходе к готовности номер один.
Итог такой: "В 02 часа 40 минут все корабли и части флота уже были фактически в полной боевой готовности. Никто не оказался застигнутым врасплох. Позади были недели и месяцы напряженной, кропотливой, иногда надоедливой работы, тренировок, подсчетов и проверок. Позади были бессонные ночи, неприятные разговоры, быть может, взыскания, наложенные за медлительность, когда людей поднимали по тревоге. Многое было позади, но все труды, потраченные время и нервы - все было оправдано сторицей в минуты, когда флоты уверенно, слаженно и без проволочек изготовились к встрече врага...".

Всего морякам понадобилось 3 часа 10 минут для приведения всего флота в состояние боевой готовности. Подчеркиваю. Для приведения флотской системы в действие требовался один телефонный звонок.
Понятно, что в армии, где о подобной системе никто не слышал, а расстояния и количество подразделений несравненно больше, да еще связь плохая. Поэтому на приведение в состояние боевой готовности войск требовалось больше времени. Но был еще один нюанс, который еще больше затягивал время и о котором я расскажу чуть дальше. Поэтому Жуков в 22:30 возвращаясь от Сталина, внутренне психовал по поводу того, что времени на приведение войск в боевую готовность уже не остается.

Начиная с 23:30 флот поднят по тревоге, а что же армия?
Василевский пишет:
В первом часу ночи на 22 июня нас обязали в срочном порядке передать поступившую от начальника Генерального штаба Г. К. Жукова подписанную наркомом обороны и им директиву в адреса командования Ленинградского, Прибалтийского особого, Западного особого, Киевского особого и Одесского военных округов. В директиве говорилось, что в течение 22-23 июня возможно внезапное нападение немецких войск на фронтах этих округов...
...В 00.30 минут 22 июня 1941 года директива была послана в округа..."

Что происходит между 23:00 и 00:30 уже 22 июня. События видимо разворачивались так. Как правильно пишет Кузнецов, Жуков показал ему подробную директиву на трех страницах, которую "зарубил" Сталин. После быстрого ухода адмирала Алафузова в кабинете Тимошенко на некоторое время остаются Кузнецов, Жуков и Тимошенко. Очевидно, что Жуков и Тимошенко хотя бы несколькими словами обрисовали ситуацию, возникшую во время совещания у Сталина. Думаю, эмоций они не скрывали. Кузнецов видимо поделился своими замечаниями, а на него работала разведка флота, в итоге они еще раз приходят к выводу, что война стала реальностью, что уговаривать Сталина только зря терять время. У меня такое ощущение, что только эти трое военных во всей огромной стране четко понимали, что война уже начинается.

В такой ситуации им ничего не остается, как отправить то, что есть. Таким образом, где-то около 23:30 реально начинается процедура отправки директивы в войска.
Из-за колебаний маршалов общая задержка к этому моменту увеличивается до 3 часов.
Если бы Сталин не выделывался, а согласился со своими маршалами, то подробную, а не куцую директиву начали отправлять еще где-то в 22:00, до начала большой войны еще было 6 часов времени, и весь ход войны мог сложиться иначе.

Вот еще вопрос, ответ на который не понятен Чухонину. Он спрашивает:
"Но СВОЙ вариант директивы, который Сталин забраковал, Жуков публиковать постеснялся. Такой вот стеснительный был у нас военный гений. Был бы понахальнее, мог ведь нам его показать. Ткнуть всех носом: вот какую ерунду заставил его написать Сталин - а вот какую конфетку привез ему он - гениальный Жуков. Никто не догадывается о природе такой застенчивости? В данном конкретном случае?"

Знаете, я догадываюсь. Ответ прост. Жуков в своих мемуарах нигде не обвинят Сталина, в каких либо прегрешениях. Все потому, что когда выходили его мемуары, в эпоху Брежнева уже наметилась тенденция не оценивать Сталина критически. Да я думаю, он и не ставил перед собой такую цель. Он сам был часть той системы и, развенчивая Сталина, он неизбежно должен был писать о своих прегрешениях. Конечно в этом смысле все мемуары страдают погрешностью.

Теперь разберем, как тогда могла происходить в то время процедура передачи директивы.

Чунихин В. М. в статье "Ложь, о которой не узнал Сталин" пишет:
"Ладно, отдаём шифровальщику. Выразительно смотрим ему в глаза, потом - демонстративно на часы.
Можно ещё для усиления драматизма положить перед собой на стол свой табельный пистолет. "Вне всякой очереди..."
Ждём.
Сколько надо времени на то, чтобы зашифровать текст такого объёма?
Не специалист, не знаю.
Но не два же часа?"
Так может происходить только в голливудском боевике. Если вы не специалист, то хотя бы не фантазируйте, господин хороший, и для начала пройдитесь по Гуглу.
Могла ли шифровка и отправка занять два часа? А по чему нет? Если не два часа, то час как минимум. Дело ведь особой важности. Шифрованный текст не может содержать даже единой ошибки, даже в одной запятой.

Чунихин думает, что маршал мог с листком бумажки подойти к шифровальщику и с помощью пистолета и какой-то матери заставить его быстро отправить секретную телеграмму. Глупость. В армии действует строго установленный порядок.
Могли ли запись в блокноте для секретных шифрограмм считаться официальным документом, по которому шифровальщик и мог начать отправлять сообщение в войска? Не знаю. Возможно такой порядок действует для оперативной переписки. Но здесь речь идет о документе, который не находиться в компетенции наркома. Иначе Жуков и Тимошенко не обивали бы пороги в Кремле. Поэтому думаю, процедура была сложнее. Именно то чем должен был заняться поехавший вперед Ватутин, пока его не по моей версии не притормозил Жуков.

Какова же могла быть процедура?
Если директива была записана от руки в блокноте, то её вначале перепечатывали на специальном бланке или, по крайней мере, в машинописном виде её подписывал Жуков и Тимошенко. Видимо об этом говорит Василевский в приведенной выше цитате: "обязали в срочном порядке передать поступившую от начальника Генерального штаба Г. К. Жукова подписанную наркомом обороны и им директиву". Не может нарком подписывать простую бумажку, а только оформленный по правилам документ. Такова бюрократия мирного времени.
Значит директиву печатали. На печать нужно минут 10-15. Пока печатали Жуков, Тимошенко и Кузнецовым могли курить и обсуждать положение дел, кто-то из них мог в это время звонить в округа. Ускорить дело они уже не могут.
Далее директиву, как исходящий документ регистрировал секретарь. Затем директиву запечатывали в конверт или в иным образом прятали от вражеских глаз и под роспись вручали особисту, который доставлял её в шифровальный отдел, который даже мог находиться где-то в соседнем здании. Здесь пакет снова регистрировали, и только потом бланк телеграммы попадал на стол старшему шифровальщику.
В итоге от принятия решения о начале передачи директивы до начала её шифровки проходило примерно полчаса.
А на часах время неумолимо приближается к 22 июня.
Конечно процедура могла быть иной или более простой. Я для примера взял крайний вариант.

Как тогда шифровали?
Было два способа ручной и машинный. Немцы пользовались шифровальной машинкой "Энигма". У нас также выпускали шифровальные машинки.
"К тому времени в войсках уже несколько лет успешно эксплуатировалась малогабаритная дисковая кодировочная машина К-37 "Кристал", призванная собой заменить документы ручного кодирования в оперативном звене управления (армия - корпус - дивизия). Это было довольно компактное устройство, состоящее из одной упаковки весом 19 килограммов. Только за 1940 год было выпущено 100 комплектов К-37. А всего, к началу Великой Отечественной войны было принято на вооружение шифрорганов СССР свыше 150 комплектов К-37 и 96 комплектов М-100. К июню 1941 года всего на шифровальной службе насчитывалось 1857 человек. Шифровальная техника позволила в 5-6 раз по сравнению с ручным способом повысить скорость обработки телеграмм, сохраняя при этом гарантированную стойкость передаваемых сообщений [1].

Обратим внимание на фразу: "Шифровальная техника позволила в 5-6 раз по сравнению с ручным способом повысить скорость обработки телеграмм". При шифровке машинным способом необходимо только набрать текст на клавиатуре. Пусть на это учитывая ответственность работы требуется минут 20. Тогда при шифровке ручным способом требовалось в 5 раз больше времени. Имеем, что на шифровку и отправку директивы ручным способом могли затратить 100 минут или полтора часа.
Но возникает вопрос. Сколько копий директивы были отпечатаны? Очевидно одна. Маршал подписывает первый экземпляр, а не копию. Ксероксов тогда еще не было. Вот еще одна возможность для задержки. Ведь с одним бланком мог работать один шифровальщик. А округов было пять.

Стояли ли шифровальные машинки в наркомате? Не знаю. Как сказано выше машинки предназначались для связи армия - корпус - дивизия. В любом случае шифровальные машинки могли применить, если две такие машинки стояли на обоих концах связи и там были специалисты шифровальщики. Зная нашу систему можно в этом усомниться. У нас часто поступившим на вооружение считается то, что вышло из цеха. Поэтому не нужно обольщаться 150 комплектами шифровальных машинок, которые якобы поступили на вооружение к началу войны. Как станет ясно из дальнейшего, на линии с Одесским округом шифровальные машинки не стояли.

Поэтому первый вопрос, который следовало выяснить, прежде чем обсуждать вопрос о времени передачи, как именно в то время передавалась директива. Если использовались телеграфные аппараты типа БОДО или другие устройства, то текст в начале шифровали ручным способом. Поскольку дело важное, то шифровка могла затянуться. Потом следовала передача. Например, хороший телеграфист может передавать 100 - 120 знаков/мин. Директива занимает 1360 знаков, и передавалась примерно 10 - 15 минут.

Второй вопрос. В округа директива передавалась параллельно несколькими шифровальщиками и телеграфистами или по очереди? Если по очереди, то вот еще набегает время. Все эти минутки капают и капают, до начала войны времени остается все меньше и меньше.
Дополнительно учтем, что дело то происходит в мирное время. Войны то еще нет. Никто не знает, что война начнется через два, три часа. Разве кто-то из шифровальщиков будет спешить в мирное то время, рискуя прямиком угодить под трибунал? Наверняка были нормативы мирного времени. И на отправку такого рода директив отводилось определенное время. Жуков об этом хорошо знал, потому и понимал еще там, в машине покидая Кремль, что никак не успеют предать директиву в войска.

Маршал Советского Союза М.В. Захаров перед войной начальник штаба Одесского военного округа в своих мемуарах "Генеральный штаб в предвоенные годы" пишет:
" ... Примерно во втором часу ночи 22 июня дежурный по узлу связи штаба доложил, что меня вызывает оперативный дежурный Генерального штаба к аппарату БОДО. Произошел следующий разговор: "У аппарата ответственный дежурный Генштаба, примите телеграмму особой важности и немедленно доложите ее Военному совету". Я ответил: "У аппарата генерал Захаров. Предупреждение понял. Прошу передавать".

Вот и ответ. В Одесский военный округ передавали обычным телеграфом и шифровали в ручную. Начало второго ночи как раз соответствует оценке, что шифровать начали около полуночи, закончили около часа ночи. Передали в начале второго ночи.
Ах если бы на пару часов раньше начать это дело! Да вот олух с трубкой помешал.

"...Примерно в 24 часа 21 июня командующий Киевским округом М. П. Кирпонос, находившийся на своем командном пункте в Тернополе, доложил по ВЧ, что, кроме перебежчика, о котором сообщил генерал М. А Пуркаев, в наших частях появился еще один немецкий солдат - 222-го пехотного полка 74-й пехотной дивизии. Он переплыл речку, явился к пограничникам и сообщил, что в 4 часа немецкие войска перейдут в наступление. М. П. Кирпоносу было приказано быстрее передавать директиву в войска о приведении их в боевую готовность
Все говорило о том, что немецкие войска выдвигаются ближе к границе. Об этом мы доложили в 00.30 минут ночи И. В. Сталину. Он спросил, передана ли директива в округа. Я ответил утвердительно...".
В разные округа могли начать передавать в разное время или передавали машинным способом. Так что Жуков, когда докладывал Сталину, что передача закончена в 00:30 мог иметь в виду, что процесс успешно идет к завершению. Шифрограмма у телеграфистов и они стучат по клавишам или по телеграфному ключу, кто-то уже получил директиву, кто-то еще получает. Как говориться, мавр (маршал) сделал свое дело, теперь дело за техниками.

Почему же Жуков позвонил Сталину через полчаса, после того как получил сообщение от Кирпоноса? Так это и так ясно. Жуков ждал подтверждения, что все технические моменты решены и директива передается в войска. А вдруг Сталин взял бы да позвонил в какой-нибудь округ и узнал бы, что ничего там еще не получили? Да видимо Жуков напрасно беспокоился. Сталину было не до войны в ту ночь. Это подтверждается и тем, что по версии Жукова они с Тимошенко докладывают Сталину о ходе дел, а не Сталин их теребит звонками. Сталин в ту ночь решал другие кроссворды.

Господин Чухонин во чтобы-то не стало хочет найти подтверждении свой теории и приводит такие факты:
"Теперь мы можем установить, кстати, сколько времени должна была занять сама по себе передача документа такого объёма. Посмотрим на время передачи документа из штаба округа в штабы армий. Мы видим, что передача эта заняла 10 минут. С 2-25 до 2-35.
Если предположить, что передавался он в три армии поочередно, а не одновременно, то одна передача по БОДО текста такого объёма в один адрес заняла немногим более трёх минут".
Здесь он допускает детскую ошибку. Текст директивы содержит 1360 знаков включая пробелы. А сколько там было зашифрованных знаков? Если шифровали перестановкой букв, то столько знаков и осталось. При шифровке каждой буквы четырехзначным цифровым кодом получаем примерно 5500 знаков.
Пусть попробует господин Чухонин на барабанить на клавиатуре хотя бы 1360 знаков за три минуты и не допустить ни одной ошибки.
Но дальше у господина Чухонина не все в порядке не только с арифметикой. У него проблемы с логикой и главное полное отсутствие понимания психологии людей. Читаем:
"...Поступила 22 июня 1941 г. в 01-45", "Отправлена 22 июня 1941 г. в 02-25 - 02-35..."
Итак, считаем.
Получена в 1 час 45 минут.
Затем её надо расшифровать. Прочесть. Переписать слово в слово. Добавить эти несколько слов. Зашифровать снова. Отправить.
На всё это в штабе Западного особого военного округа ушло сорок минут. Сорок минут от получения из Москвы до мгновения, когда офицер штаба округа начал передавать практически тот же самый текст армейским штабам. А в Москве тот же по объёму документ требовалось всего-навсего зашифровать и отправить".

Действительно полученную шифрограмму надо расшифровать и положить на стол начальству. Далее следует указание отправить телеграмму дальше, дописав пару предложений.
Так вот господин Чухонин почему-то шифровальщиков держит за дураков и думает, что они будут опять буква за буквой зашифровывать весь текст. Нафик это им нужно. Они возьмут уже зашифрованный в Москве текст и добавят к нему пару предложений. Все можно отправлять. Так что 40 минут ушло на расшифровку, доклад начальству, на задумчивое мощенья лба начальником, указание отправлять дальше и на зашифровку нескольких слов. Ну еще на дорогу от шифровального отдела до кабинета и обратно.
И где здесь доказательство, что в десятки раз больший по длине текст в Москве могли зашифровать быстрее? Это просто примеры того, как подводиться "доказательная" база.

Вот и выводы к которым приходит Чухонин:
"Я предполагаю (никому своего мнения не навязываю), что в момент, когда в комнату вошел Кузнецов, Тимошенко и Жуков разговаривали о первом, отвергнутом, варианте директивы, и именно он был в руках у Тимошенко (или Жукова?). Возможно, они надеялись еще переубедить Сталина вернуться к этому первоначальному варианту. На этом и потеряли время, не отправив вовремя окончательный вариант директивы в войска. Думаю, в этом и заключается разгадка промедления с передачей в округа директивы о приведении войск в полную боевую готовность".
В конце концов Чухонин написав длинный опус приходит к выводу о котором уже сказано выше и который прямо следует из логики развития событий и элементарного учета психологии людей и о чем уже написано выше.
Да вот факт того, что Жуков и Тимошенко еще пытались, что-то сделать он раздувает до чуть ли не главной причины нашей катастрофы в первые дни войны.
На самом деле, вряд ли на попытку переписать текст директивы было потеряно больше часа. О чем прямо пишет Василевский, указывая, что в первом часу ночи директива была оформлена и подписана. А, вспомнив описанную выше процедуру, которую возможно должна была предшествовать оформлению директивы, то на колебания маршалов уходит от силы полчаса. Конечно и полчала были бы не лишние в ту ночь, но время было потеряно раньше и вовсе не маршалами.

В то вечер все пошло бы иначе если бы:
Если бы Сталин отложил намеченный междусобойчик со своими близкими соратниками и сразу принял бы Жукова.
Если бы Сталин не заставил 1.5 часа мусолить и переписывать текст.
Если бы навязанный Сталиным текст, не вынудил маршалов тратить время на попытку его правки.
Минимум три часа было потерянно из-за безответственной и близорукой позиции товарища Сталина.

Итог.
Все было бы иначе.
Если бы Сталин вообще не путался бы под ногами со своими идиотскими игрищами в большую политику. К 40-м годам Сталин, дорвавшись до всей полноты власти в одной стране, привык единолично вершить судьбы народов СССР и товарищей коммунистов в других странах. Разыграв в 1939 г. польскую карту он почувствовал, что может решать и судьбы Европы. Безнаказанно прибрав к рукам Прибалтику, Бесарабию и Западную Украину он полез в Финляндию, где немного обжегся. Но выводов не сделал. Сталин считал, что может переиграть Гитлера, Черчилля, а попутно и Рузвельта. В конце концов, ценой моря крови советских людей он таки добился своей цели, но это уже другая история.

Хотя если бы все было иначе, то и второй мировой войны тогда могло не быть.

[1]http://zhurnal.lib.ru/c/chunihin_w_m/direktiva.shtml
[2]http://www.shtemenko.ru/feeds_28.html

P. S.

Сведения о возможном нападении Германии на Советский Союз поступали из разных источников. Многие из этих сообщений носили характер слухов. Назывались разные даты, а так же разные дополнительные обстоятельства, такие как, якобы обязательное предъявление ультиматума со стороны Германии. С появлением перебежчиков эти сведения получили дополнительное подтверждение. Теперь была известно точное время нападения. В такой ситуации промедление было смерти подобно. Однако Сталин все же оставался на своей позиции "страуса", по-прежнему считая, что Германия начнет войну по тому сценарию, который он, Сталин, сам себе представил.

В этом очерке я стремился показать, что по разным причинам, как объективным, так и субъективным вечером 21 июня возникла примерно в 3 часовая задержка с подготовкой директивы #1. В результате директиву начали отправлять в войска фактически уже 22 июня. Учитывая технические причины, войска смогли получить директиву буквально за 1-2 часа до начала немецкого наступления. А некоторые части директиву так и не успели получить. В итоге во многих частях не был выполнен даже первый пункт директивы: "Приказываю: а) в течении ночи на 22 июня 1941 года скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе;"
Не выполнение этого пункта, когда многие части в момент нападения оставались в казармах, безусловно, ослабило эффективность оборонительных усилий в первый день войны. Если бы указанных задержек удалось избежать или хотя бы их минимизировать, то директива успела поступить в войска около полуночи или сразу после полуночи и тогда численность войск занимавших огневые точки на линии соприкосновения и в ближайшей полосе обороны было бы неизмеримо большим. Удар врага был бы ослаблен в большей степени со всеми вытекающими от сюда долговременными последствиями.