под вечер острее пахнет еда,
и кролик идёт на слом,
но, видно, не быть никогда годам,
когда, за круглым столом,
с пятном, прожжёным от утюга,
за скатертью, белой как мел,
сбирались все, кто стоял на ногах,
и кто стоять не умел.
И первый тост был за тех, кто лёг,
в стальную землю войны.
А третий пили уже кто мог,
поскольку мы все равны
за тем, за давним, за круглым столом,
органом ревел баян,
и плакали все, и я, - о чем,
каждый решая сам.
Зато там живым сидел отец,
и мать красивой была,
и если Ура пел один конец,
то другой поддавал Ура.
И были медали соседа красны,
и красен был его друг,
Без ног был друг, но зато, с войны, 
сильнее не было рук
чем пара, которой танкист толкал
досчатый последний танк.
И выпил, насыпал на стол металл
монеток, а после спал,
напевшись, весёлый,
как бабкин дед,
расстрелянный до войны.
И солнце стояло тысячу лет
над твёрдым небом  страны.
Мы все оттуда, из прожитых лет,
из дальней далИ, где дом,
и песни, что пели за круглым столом
мы снова ещё споём,
когда, в коробах, нас приимет твердь,
где деды, отец и мать,
когда мы ляжем, как тот солдат,
на стол всепланетный спать.
И стол обнимет - на то он круг, 
и дальше пойдёт, вертя
планету в огнях на милльёны дуг
словно юлу
- дитя.



Умрн