Она неслась так быстро, что, казалось, вот-вот оторвутся от земли ее душа и ноги. Мускулистые ляжки и безумный страх разгоняли тело до предельной скорости. Но никакие усилия не могли противостоять азарту трёх здоровых мужиков. Голодные, небритые и хмельные они окружили её, загнали в угол, схватили и, всю дрожащую, поволокли в избу.
Стало ясным всё ожидющее её. Дальнейшая судьба ощущалась так же отчетливо, как и жёсткие руки насильников. Лишь одна идея витала вокруг - идея бога, проведения, всеобъемлющей природы. Она готовилась к самому... К самому решительному в своей жизни под грубые шутки подвыпивших палачей.
Это произошло легко. Как она и думала, о чем знала, чего боялась, оглядывая свое молодое, хорошеющее со временем тело. Свое любимое тело. Знакомое с самого детства ей, её маме, родственникам, родственникам родственников, друзьям и приятелям. И ему, молодому и гордому, с которым всего лишь несколько раз она встречалась на зелёной опушке за домом.
Её тело, выпестованное природой, любимое многими, было враз обезглавлено. Ещё какое-то мгновение оно бегало, не имея возможности кричать, просить о помощи или исповедаться. Кровь стекала теплой струёй, отмечая траекторию безумного танца. Нет, не танца - бега - бега во имя смерти, телодвижения протестующего насилию - взрыву, извергающему животную энергию, ту энергию, которая мешала подчиниться судьбе. Оно просто протестующе бегало. И, наконец, подчинилось.
Потом её ощипывали грубо, небрежно, нетерпеливо. Снимали природой дарованный наряд, резали ножом и раздирали руками, ломали кости и выворачивали суставы.
- Красивая...- сказал старший.
- Смотри, какая жирная. Давай скорее, на сковороду клади... Вот та-ак. Жрать охота - сказал второй.
- Выпьем што ли - сказал третий - ну... будем здоровы.
Они выпили. А окорочка шипели на раскаленном металле. Мясо. Птичье мясо. Первому и Второму хотелось запустить в него зубы - белые, блестящие, с утра почищенные "Blendamed". Особенно третьи верхнии - очень хотелось.
Третий не удержался и схватил сырой кусок.
- Ты что, совсем озверел, Федот - послышался голос старшего - подожди пока приготовится - не будь животным. Бескультурщина...- oн достал носовой платок и громко высморкался.
На срезе костей кипела и сворачивалась малиновая краска - сок недавней ещё жизни. Смердящий запах погибшей плоти разносился от сковороды на всю избу и поднимался вверх, туда, где уже летала никогда не летавшая куриная душа.