Урманбаев Ержан Бахытович : другие произведения.

М.А.Булгаков. Сон Никанора Ивановича. Глава 15

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 5.00*4  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Последняя версия сибирского аборигена
  Сон Никанора Ивановича. Глава 15.
  
   "Нетрудно догадаться, что толстяк с багровой физиономией, которого поместили в клинике в комнате Љ 119, был Никанор Иванович Босой
  
  (в главе 13 его поселил автор в клинике Стравинского).
  
  Попал он, однако, к профессору Стравинскому не сразу, а предварительно побывав в другом месте.
  От другого этого места у Никанора Ивановича осталось в воспоминании мало чего. Помнился только письменный стол, шкаф и диван
  
  (безусловно, что всё происходящее во сне в действительности случилось в этом "другом" месте, то есть в следственном кабинете НКВД, а не во сне и не в клинике Стравинского, впрочем, клиника Стравинского и "другое" место это одно и тоже).
  
  Там с Никанором Ивановичем, у которого перед глазами как-то мутилось от приливов крови и душевного возбуждения
  
  (скачет давление у тучного человека от перевозбуждения; хотя артистизм, с которым председатель жилтоварищества изображает из себя дурака и простака, говорит не о болезненном состоянии, а о преднамеренном лицедействе),
  
  вступили в разговор, но разговор вышел какой-то странный, путанный, а вернее сказать, совсем не вышел.
  Первый же вопрос, который был задан Никанору Ивановичу, был таков:
  - Вы Никанор Иванович Босой, председатель домкома номер триста два-бис по Садовой?
  На это Никанор Иванович, рассмеявшись страшным смехом
  
  (смеётся над собой он, иронизируя над собственной невнимательностью),
  
  ответил буквально так:
  - Я Никанор, конечно, Никанор! Но какой же я к шуту председатель!
  - То есть как? - спросили у Никанора Ивановича, прищуриваясь.
  - А так, - ответил он, - что ежели я председатель, то я сразу должен был установить, что он нечистая сила!
  
  (обязан современный советский руководитель знать в лицо и узнавать по повадкам сотрудников НКВД).
  
  А то, что же это? пенсне треснуло... весь в рванине.... Какой же он может быть переводчик у иностранца!
  
  (ни один иностранец не возит с собой нищего сотрудника, в рванине может ходить только советский служащий)
  
  - Про кого говорите? - спросили у Никанора Ивановича.
  - Коровьёв! - вскричал Никанор Иванович. - В пятидесятой квартире у нас засел! Пишите: Коровьёв. Его немедленно надо изловить! Пишите: шестое парадное, там он.
  - Откуда валюту взял? - задушевно
  
  (такие вопросы задают иным, обвинительным тоном; по уголовному кодексу тех лет - это "расстрельная" статья)
  
  спросили у Никанора Ивановича.
  - Бог истинный, бог всемогущий, - заговорил Никанор Иванович, - всё видит, а мне туда и дорога. В руках никогда не держал и не подозревал, какая такая валюта! Господь меня наказует за скверну мою, - с чувством продолжал Никанор Иванович, то застёгивая рубашку, то расстёгивая, крестясь, - брал! Брал, но брал нашими, советскими!
  
  (пытаясь всучить ему хотя бы какую-нибудь мзду, толпа народа с 7 часов утра преследует несговорчивого председателя, рассчитывая прописаться в "ювелиршиной" квартире)
  
  Прописывал за деньги, не спорю, бывало. Хорош и наш секретарь Пролежнев, тоже хорош! Прямо скажем, все воры в домоуправлении
  
  (для безопасного, уголовного обвинения нужны соучастники, подельники, чтобы увести следствие от статьи о валютных махинациях к административной безобидной статье о взяточничестве; фактически Никанор Иванович спасает всё своё управление от угрозы страшного наказания).
  
  Но валюты я не брал!
  На просьбу не валять дурака, а рассказать, как попали доллары в вентиляцию, Никанор Иванович стал на колени и качнулся, раскрывая рот, как бы желая проглотить паркетную шашку.
  - Желаете, - промычал он, - землю буду есть, что не брал? А Коровьёв - он чёрт!
  Всякому терпению положён предел, и за столом уже повысили голос, намекнули Никанору Ивановичу, что ему пора заговорить на человеческом языке.
  Тут комнату с этим самым диваном огласил дикий рёв Никанора Ивановича, вскочившего с колен:
  - Вон он! Вон он за шкафом! Вот ухмыляется! И пенсне его.... Держите его! Окропить помещение!
  
  (твердо указывает на того, кто подбросил ему валюту Никанор Иванович, с перечислением характерных отличительных признаков, обещает он Коровьеву, что ходить тому в организаторах валютных махинаций, не прост председатель домкома, совсем не прост; или, быть может, на извечную привычку вешать портрет шефа на стене кабинета указывает автор?).
  
  Кровь отлила от лица Никанора Ивановича
  
  (когда человек чрезмерно возбуждается говорят, что кровь прилила к голове, когда он успокаивается значит, наоборот, кровь отлила от лица),
  
  он, дрожа, крестил воздух, метался к двери и обратно, запел какую-то молитву и, наконец, понёс полную околесину
  
  (внезапное появление на его допросе Коровьёва внушает ему уверенность, он, вознося молитвы богу, благодарит провидение за милость божью; в обстановке всеобщего недоверия наличие в показаниях уже имени Коровьёва напрягает всех его подчинённых).
  
  Стало совершенно ясно, что Никанор Иванович ни к каким разговорам не пригоден. Его вывели, поместили в отдельной комнате, где он несколько поутих и только молился и всхлипывал
  
  (чекисты совместно с Коровьёвым берут паузу, чтобы выбрать самый приемлемый для них сценарий произошедших событий; в итоге будет принят вариант, предложенный Никанором Ивановичем; всю администрацию жилтоварищества в главе 18 следствие обвинит в использовании служебного положения в корыстных целях и возьмёт под арест).
  
  На Садовую, конечно, съездили и в квартире Љ 50 побывали. Но никакого Коровьёва там не нашли, и никакого Коровьёва никто в доме не знал и не видел
  
  (в советское время, особенно в довоенный период, люди панически боялись стать свидетелями каких-либо противоправных действий советской власти, потому что они сразу становились подельниками).
  
  Квартира, занимаемая покойным Берлиозом и уехавшим в Ялту Лиходеевым, была пуста, и в кабинете мирно висели никем не повреждённые сургучные печати
  
  (ещё в главе 9 снял печать с двери Никанор Иванович, для конспирации, для отвода глаз собственных сотрудников вновь запечатали вход сотрудники НКВД)
  
  на шкафах
  
  (разве могут уличать своё высшее руководство, хотя бы в самом незначительном происшествии, подчинённые, в самом воинском уставе, которым они руководствовались в жизни, это не положено).
  
  С тем и уехали с Садовой, причём с уехавшими отбыл растерянный и подавленный секретарь домоуправления Пролежнев.
  Вечером Никанор Иванович был доставлен в клинику Стравинского. Там он повёл себя настолько беспокойно, что ему пришлось сделать впрыскивание по рецепту Стравинского
  
  (впрыскивание применяется исключительно для какого-нибудь местного лечения, под кожу, никак врач с высшим медицинским образованием, которым являлся М.А.Булгаков, не мог применить этот термин случайно вместо внутримышечного или внутривенного укола, метод Стравинского подразумевает, как известно из главы 8, исключительно психологическое внушение),
  
  и лишь после полуночи Никанор Иванович уснул в 119-ой комнате, изредка издавая тяжёлое страдальческое мычание.
  Но чем далее, тем легче становился его сон. Он перестал ворочаться и стонать, задышал легко и ровно и его оставили одного"
  
  (ушел от обвинения по валютной статье большой хитрец Никанор Иванович Босой).
  
   Необходимое дополнение.
  
  Проведение различных действий правоохранительных органов на театральных подмостках, по замыслу М.А.Булгакова, должно демонстрировать постановочную суть всего юридического механизма советской власти. Всю зависимость следственного процесса от предварительного желания и таланта режиссера-постановщика, а также от текста сценариста. Заказной, ангажированный характер носит правоохранительная система при советской власти.
  Театр Варьете, театр во сне Никанора Ивановича - это аллегория на работу органов НКВД, как на спектакль ради одного зрителя - Сталина. Тем более, что театр во сне Никанора Ивановича, это якобы его воспоминания о посещении вместе с супругой сеанса профессора Воланда по контрамарке. В действительности Никанора Ивановича Босого забрали в НКВД ещё в обед, задолго до начала сеанса чёрной магии.
  
   Продолжим.
  
  "Тогда Никанора Ивановича посетило сновидение, в основе которого, несомненно, было его сегодняшнее переживания. Началось с того, что Никанору Ивановичу привиделось, будто какие-то люди с золотыми трубами в руках
  
  (вооружённое сопровождение, конвой с винтовками описывает автор)
  
  подводят его, и очень торжественно, к большим лакированным дверям
  
  (нет даже тени сомнения у меня в том, что это двери здания на Лубянской площади, известного во всей стране учреждения, откуда, как шутили тогда люди, впрочем, также улыбались и мы, в 1970-ых годах, видно Сибирь и Колыму).
  
  У этих дверей спутники сыграли будто бы туш Никанору Ивановичу, а затем гулкий бас с небес весело сказал:
  - Добро пожаловать, Никанор Иванович! Сдавайте валюту!
  
  (короткие резкие обвинительные команды, не терпящие возражений, при личном досмотре входящего арестанта, вот реальная картина музыкального сопровождения и гостеприимной встречи).
  
  Удивившись крайне, Никанор Иванович увидел над собою чёрный громкоговоритель.
  Затем он почему-то очутился в театральном зале, где под золочённым потолком сияли хрустальные люстры, а на стенах кенкеты
  
  (мелкое указание М.А.Булгакова на то, что государственное всесильное управление не в состоянии обеспечить себя даже электрическим светом; кенкет - это старинная французская комнатная масляная лампа).
  
  Всё было как следует, как в небольшом по размерам, но очень богатом театре. Имелась сцена, задёрнутая бархатным занавесом, по тёмно-вишнёвому фону усеянным, как звёздочками, изображениями золотых увеличенных десяток
  
  (обычный стенд с изображением возможных денежных знаков в любой правоохранительной структуре занимающейся экономическими преступлениями),
  
  суфлёрская будка
  
  (скорее всего КПП)
  
  и даже публика".
  
   Необходимое дополнение.
  
   Полно сатиры и сарказма в описании театра во сне у Никанора Ивановича. Узнаваемо, как и в клинике Стравинского, но при этом всё шикарно, чисто, надраено. Но есть множество деталей, тех тонких штрихов, с помощью которых автор рассказывает свою правду.
  
   Продолжим.
  
  "Удивило Никанора Ивановича то, что вся эта публика была одного пола - мужского, и вся почему-то с бородами
  
  (где и чем в тюрьме бриться; по всему тексту романа М.А.Булгаков, наличием и отсутствием бороды, бритым и небритым лицом, будет, в дальнейшем, подсказывать читателям свободных и подневольных людей).
  
  Кроме того, поражало, что в театральном зале не было стульев, и вся эта публика сидела на полу, великолепно натёртом и скользком
  
  (характерная поза содержания заключённых в толпе и на улице - это в положении сидя на корточках; так необходимо для усложнения возможности нападать на охрану, для облегчения контроля за ними).
  
  Конфузясь в новом и большом обществе, Никанор Иванович, помявшись некоторое время, последовал общему примеру и уселся на паркете по-турецки, примостившись между каким-то рыжим здоровяком-бородачом
  
  (Николай Канавкин)
  
  и другим, бледным и сильно заросшим гражданином
  
  (Сергей Герардович Дунчиль).
  
  Никто из сидящих не обратил внимания на новоприбывшего зрителя.
  Тут послышался мягкий звон колокольчика, свет в зале потух, занавес разошёлся, и обнаружилась освещённая сцена с креслом, столиком, на котором был золотой колокольчик, и с глухим чёрным бархатным задником
  
  (не рядовой ли стол в следственном кабинете описывает автор).
  
  Из кулис тут вышел артист в смокинге, гладко выбритый и причёсанный на пробор, молодой и с очень приятными чертами лица. Публика в зале оживилась, и все повернулись к сцене. Артист подошёл к будке и потёр руки.
  - Сидите? - спросил он мягким баритоном и улыбнулся залу
  
  (в главе 13 точно также спросит у поэта Бездомного мастер, и также ответит Иван Николаевич).
  
  - Сидим, сидим, - хором ответили ему из зала тенора и басы
  
  (хоровое пение, распространённое среди персонажей романа явление; таким образом, М.А.Булгаков характеризует уголовные процессы того времени, когда само корыстолюбивое население страны объявлялось главной помехой в деле строительства "царства истины" или светлого будущего, коммунизма).
  
  - Гм... - заговорил задумчиво артист, - и как вам не надоест, я не понимаю? Все люди как люди, ходят сейчас по улицам, наслаждаются весенним солнцем и теплом, а вы здесь на полу торчите в душном зале!
  
  (не сознательностью народных масс всегда объясняли своё самоуправство большевики, бесчисленно обещая свободу и прощение, они склоняли людей к самооговорам).
  
  Неужто программа такая интересная? Впрочем, что кому нравится, - философски закончил артист.
  Затем он переменил и тембр голоса, и интонации и весело и звучно объявил:
  - Итак, следующим номером нашей программы - Никанор Иванович Босой, председатель домового комитета и заведующего диетической столовкой. Попросим Никанора Ивановича!
  
   Необходимое дополнение.
  
  Широко распространилось мнение среди читателей романа о человеческом облике Никанора Ивановича Босого, как о неком подобии председателя домкома Швондера из повести "Собачье сердце". Это ошибка.
  Председатель жилтоварищества человек достойный. Как уже нам известно, он попал в тюрьму или клинику Стравинского из-за подставной валюты, подброшенной ему в вентиляцию самими сотрудниками НКВД.
  Но мне представляется необходимым более предметно разложить черты характера данного, совсем незаурядного персонажа романа.
  Итак:
  1. Никанор Иванович тучный, лёгко возбудимый, эмоциональный человек.
  2. Никанор Иванович скрупулёзен и педантичен до мелочности, даже процедуру измерения квартирной площади он не доверяет никому, нося с собой складной метр.
  3. Никанор Иванович честный, порядочный и дальновидный человек. Скрываясь от толпы жильцов, страждущих освободившейся после гибели Берлиоза жилплощади, он не отнимает надежду ни у кого, соглашаясь лишь на неделю поселить Воланд ради решения осенью проблемы парового отопления. При этом он проживание Воланда оформляет абсолютно официально, согласовывая даже в соответствующем "интуристском бюро".
  4. Никанор Иванович человек с чувством меры и без дурных привычек, отвергающий в негодовании прямое предложение Коровьёва задарма "закусить" с посторонними людьми, чтобы не связывать себя услугой со странным проходимцем.
  5. Никанор Иванович не лишён образования и широкого кругозора, свой досуг он любит проводить с супругой в театре.
  6. Никанор Иванович не строит систему подношения, при его должности нет ничего проще. Кроме суммы в четыреста рублей, навязанных ему Коровьёвым, никаких других сбережений у него нет. Самого опыта прятать деньги у него нет, поэтому наивно и глупо пихает он четыреста рублей в вентиляцию.
  7. Никанор Иванович живёт в небольшой квартире, судя по "маленькой столовой", где он обедает.
  8. Никанор Иванович сам, будучи заведующим диетической столовой, в советское время это кладезь дефицитных продуктов питания, пределом изысканных яств считает обычную мозговую кость, мечту дворового пса.
  9. Никанор Иванович хитёр и по-русски лукав, путём бессмысленных, на первый взгляд, причитаний о чертях и Коровьёве, он даёт понять следователям, что лучше "от греха подальше" его отпустить, иначе он создаст своими обличительными показаниями массу неприятностей председателю ВЧК.
  
   Продолжим.
  
  "Дружный аплодисмент был ответом артисту
  
  (облегчённо радуются несчастные арестанты тому, что не с них начинается предстоящая экзекуция).
  
  Удивлённый
  
  (обескураженный выбором его в качестве первой жертвы)
  
  Никанор Иванович вытаращил глаза, а конферансье, закрывшись рукою от света рампы, нашёл его взором среди сидящих и ласково поманил его пальцем на сцену. И Никанор Иванович, не помня как, оказался на сцене
  
  (запуганный едва ли не до потери сознания).
  
  В глаза ему снизу и спереди ударил свет цветных ламп, отчего сразу провалился в темноту зал с публикой
  
  (так, под резким светом направленной в лицо лампы, пристрастно, допрашивали в НКВД всех людей, подозреваемых и свидетелей, публично вынуждая их оправдываться от клеветнических наветов).
  
  - Ну-с, Никанор Иванович, покажите нам пример, - задушевно заговорил молодой артист, - и сдавайте валюту.
  Наступила тишина. Никанор Иванович перевёл дух и тихо заговорил:
  - Богом клянусь, что...
  
  (положительные персонажи, как их обозначает автор, говоря правду, обращаются к Господу, как единственному защитнику и самому надёжному источнику правды, имя которого для православных граждан России свято, чтобы лгать).
  
  Но не успел он произнести эти слова, как весь зал разразился криками негодования
  
  (закон природы и толпы: хором наброситься на одного, осудить, подавить и сделать единственной жертвой).
  
  Никанор Иванович растерялся и умолк.
  - Насколько я понял вас, - заговорил ведущий программу, - вы хотели поклясться богом
  
  (укоряет председателя жилтоварищества его обращением к всевышнему следователь, объясняя ему, что не спасёт его здесь милость божья, другие тут начальники),
  
  что у вас нет валюты? - И он участливо поглядел на Никанора Ивановича.
  - Так точно нету, - ответил Никанор Иванович.
  - Так, - отозвался артист, - а простите за нескромность: откуда же взялись четыреста долларов
  
  (возможно, эта цифра имеет точное пограничное значение в уголовном кодексе РСФСР тех лет при классификации преступления),
  
  обнаруженные в уборной той квартиры, единственным обитателем коей являетесь вы с вашей супругой.
  - Волшебные! - явно иронически сказал кто-то в тёмном зале
  
  (быть может, голос самого М.А.Булгакова в очередной раз зазвучал в темноте зрительного зала из сна Никанора Ивановича).
  
  - Так точно, волшебные, - робко ответил Никанор Иванович по неопределённому адресу, не то артисту, не то в тёмный зал, и пояснил: - Нечистая сила, клетчатый переводчик подбросил.
  И опять негодующе взревел зал
  
  (изображая лояльность советской власти, люди демонстрируют показное негодование, автор иронизирует над публичными судебными процессами в СССР).
  
  Когда же настала тишина, артист сказал:
  - Вот какие басни Лафонтена приходится мне выслушивать! Подбросили четыреста долларов! Вот вы все здесь - валютчики, обращаюсь к вам как к специалистам: мыслимое ли это дело?
  
  (даже не задумываясь о существовании "презумпции невиновности" обвиняет следователь; обвинительный характер советской социалистической юридической машины вынуждал чувствовать себя виновными даже самых кристально чистых людей)
  
  - Мы не валютчики, - раздались отдельные обиженные голоса в театре, - но дело немыслимое
  
  (советская юриспруденция практически никогда не ошибалась и не выносила никому оправдательных приговоров, все заподозренные и объявленные следствием преступниками люди становились ими в действительности, согласно официально принимаемым решениям "двоек", "троек" - представлявших тогда советский революционный суд).
  
  - Целиком присоединяюсь, - твёрдо сказал артист, - и спрошу вас: что могут подбросить?
  - Ребёнка! - крикнул кто-то из зала
  
  (автор метафорой указывает читателям на то, что с точки зрения властьпредержащих бросить своего ребёнка является чем-то гораздо более обыденным и естественным в СССР, чем добровольный отказ от валюты).
  
  - Абсолютно верно, - подтвердил ведущий программу, - ребёнка, анонимное письмо, прокламацию, адскую машину, мало ли что ещё, но четыреста долларов никто не станет подбрасывать, ибо такого идиота в природе не имеется
  
  (если сознательно игнорировать провокации, устраиваемые сотрудниками НКВД).
  
  - И, обратившись к Никанору Ивановичу, артист добавил укоризненно и печально: - Огорчили вы меня, Никанор Иванович! А я-то на вас надеялся. Итак, номер наш не удался
  
  (эта фраза не может означать ничего иного, кроме признания необоснованности своих обвинений; артист словами "номер наш не удался" освобождает председателя от преследования по валютной статье и сознаётся в провокации предпринятой им в его адрес).
  
  В зале раздался свист по адресу Никанора Ивановича.
  - Валютчик он! - выкрикивали в зале. - Из-за таких-то и мы невинно терпим!
  
  (объединив толпу общими интересами - лживыми обещаниями отпустить на свободу, добиваются общественного порицания избранной ими жертвы опытные психологи большевики от народных масс, но здесь описана обыкновенная зависть менее удачливых граждан).
  
  - Не ругайте его, - мягко сказал конферансье, - он раскается. - И, обратив к Никанору Ивановичу полные слёз голубые глаза
  
  (хорошо отрепетирован контраст доброго и участливого следователя и жестокой толпы),
  
  добавил: - Ну, идите, Никанор Иванович на место.
  После этого артист позвонил в колокольчик и громко объявил:
  - Антракт, негодяи!"
  
  (заканчивается обвинение дополнительным оскорблением людей ради развития всё того же чувства вины).
  
   Необходимое дополнение.
  
  Советская власть изымала у населения так называемые "излишки" путём голословных и демагогических обвинений и обывателей, и стариков, и интеллигенции в хранении драгоценностей, валюты и других материальных ценностей. Известные, хорошо отрепетированные речи генерального прокурора СССР Вышинского, знакомы многим.
  Сам портрет ведущего артиста напоминает внешне генерального прокурора СССР А.Я.Вышинского, а в его речи можно обнаружить созвучие с его выступлениями на известных процессах по обвинению в антисоветской деятельности соратников В.И.Ленина.
  М.А.Булгаков, вскользь упоминая эти расправы над бывшими вождями советской власти, незаметно для других льстил самолюбию Сталина, вызывая у него приятные ассоциации.
  
   Продолжим.
  
  "Потрясённый Никанор Иванович, неожиданно для себя ставший участником какой-то театральной программы
  
  (автор называет политические процессы, гремевшие в СССР в те годы, - постановочными, само по себе подобное утверждение по сути преступно с точки зрения цензуры),
  
  опять оказался на своём месте на полу. Тут ему приснилось, что зал погрузился в полную тьму
  
  (во всех акциях, проводимых советской властью, так или иначе присутствует Ершалаимская тьма)
  
  и что на стенах выскочили красные горящие слова: "Сдавайте валюту!"
  
  (может быть, фантазия автора романа, а, может быть, и реально виденный им пропагандистский плакат)
  
  Потом опять раскрылся занавес и конферансье пригласил:
  - Попрошу на сцену Сергея Герардовича Дунчиль.
  Дунчиль оказался благообразным, но сильно запущенным
  
  (так характеризуют замученного в последние дни и недели человека, чей благой образ противоречит его внешнему состоянию)
  
  мужчиной лет пятидесяти.
  - Сергей Герардович, - обратился к нему конферансье, - вот уже полтора месяца
  
  (срок заточения Сергея Герардовича в КПЗ до выяснения обстоятельств)
  
  вы сидите здесь, упорно отказываясь сдать оставшуюся у вас валюту, в то время как страна нуждается в ней
  
  (СССР вечно нуждалась в том, что обычным гражданам строго запрещалось иметь),
  
  а вам она совершенно ни к чему
  
  (зачем иметь то, что не нужно?),
  
  а вы всё-таки упорствуете. Вы - человек интеллигентный, прекрасно всё это понимаете и всё же не хотите пойти ко мне навстречу.
  - К сожалению, ничего сделать не могу, так как валюты у меня больше нет, - спокойно ответил Дунчиль.
  -Так нет ли, по крайней мере бриллиантов? - спросил артист.
  - И бриллиантов нет.
  Артист повесил голову и задумался, а потом хлопнул в ладоши. Из кулисы вышла на сцену средних лет дама, одетая по моде, то есть в пальто без воротника и в крошечной шляпке
  
  (желание интеллигентных людей одеваться не как придётся, а в собственном стиле с определённым вкусом, элегантно, автор, от лица якобы общественности, называет "одеваться по моде"; даже здесь М.А.Булгаков вставит, понимая, что во сне можно одеваться как угодно, пальто, в котором ходит по Москве в присутственные места интеллигентная женщина, иллюстрируя холодную погоду и душную духовную атмосферу того времени).
  
  Дама имела встревоженный вид
  
  (полтора месяца сидит в камере предварительного содержания её муж, обвиняемый по страшной статье),
  
  а Дунчиль поглядел на неё, не шевельнув бровью.
  - Кто это дама? - спросил ведущий программу у Дунчиля.
  - Это моя жена, - с достоинством ответил Дунчиль и посмотрел на длинную шею дамы с некоторым отвращением
  
  (женщина продала в доме все ценное, даже последний меховой воротник со своего пальто, в отчаянной надежде спасти мужа, от собственного бессилия защитить родную жену и обеспечить ей достойное существование воротит Сергея Герардовича).
  
  - Мы потревожили вас, мадам Дунчиль, - отнесся к даме конферансье, - вот по какому поводу: мы хотели вас спросить, есть ли ещё у вашего супруга валюта?
  - Он тогда всё сдал, - волнуясь
  
  (заученно говорит женщина, что мог сдать бедный интеллигент?),
  
  ответила мадам Дунчиль.
  - Так, - сказал артист, - ну, что же, раз так, то так. Если всё сдал, то нам надлежит немедленно расстаться с Сергеем Герардовичем, что же поделаешь! Если угодно, вы можете покинуть театр, Сергей Герардович, - и артист сделал царственный жест
  
  (наслаждаясь собственной властью, молодой человек издевается над несчастной жертвой произвола, изображая милосердие).
  
  Дунчиль спокойно и с достоинством повернулся и пошёл к кулисе
  
  (доверчива честная интеллигенция к словам официальных лиц; навстречу жене двинулся Сергей Герардович).
  
  - Одну минуточку! - остановил его конферансье. - Позвольте мне на прощанье показать вам ещё один номер из нашей программы, - и опять хлопнул в ладоши.
  Чёрный задний занавес раздвинулся, и на сцену вышла юная красавица в бальном платье, держащая в руках золотой подносик, на котором лежала толстая пачка, перевязанная конфетной лентой, и бриллиантовое колье, от которого во все стороны отскакивали синие, жёлтые и красные огни"
  
  (описанный здесь драгоценный экспонат может быть только раритетной музейной исторической вещью; слишком высока его цена и ярок для запоминания вид).
  
   Необходимое дополнение.
  
  Карнавальные или "бальные", по определению М.А.Булгакова, костюмы носили в СССР во время театрализованных представлений наёмные актёры и актрисы. Никаких других поводов, типа званных "балов" в прежней дореволюционной России, одевать бутафорский инвентарь в советской стране у женщин не было.
  Меняя ранее на сцене театра Варьете одежду зрителей сеанса чёрной магии на шикарные бальные платья, одевая теперь любовницу Сергея Герардовича в подобный костюм, М.А.Булгаков подчёркивает фиктивный, вымышленный, игрушечный, подставной характер описываемого события. Тем самым, автор разъясняет, подсказывает читателям истинную суть происходящего действия.
  
   Продолжим.
  
  "Дунчиль отступил на шаг, и лицо его покрылось бледностью
  
  (уровень предъявленного ему фиктивного обвинения означает самое строгое наказание).
  
  Зал замер.
  - Восемнадцать тысяч долларов и колье в сорок тысяч золотом, - торжественно объявил артист, - хранил Сергей Герардович в городе Харькове в квартире своей любовницы Иды Геркулановны Ворс, которую мы имеем удовольствие видеть перед собою, и которая любезно помогла обнаружить эти бесценные, но бесцельные
  
  (зачем хранить вещи без цены, доллары, и без цели, колье?)
  
  в руках частного лица сокровища. Большое спасибо, Ида Геркулановна".
  
  Необходимое дополнение.
  
  Не надо объяснять бывшим советским гражданам, какое наказание ждало обладателя таких сокровищ.
  Исходя из того, что всем советским гражданам известно содержание расстрельной статьи, по которой судили за валютные махинации, автор, с легкой руки, "царственным жестом", выпускает Сергея Герардовича на свободу.
  Невозможно представить любовницу, добровольно сдающую подобные ценности. Само участие в подобных делах и, тем более, хранение дорогих вещей у себя дома каралось при советской власти безо всякой пощады и снисхождения.
  Различного рода болтовня в средствах массовой информации о смягчении наказания за чистосердечное признание и добровольный приход к власти со своими сбережениями была лишь ширмой, прикрытием для доверчивых граждан. Никаких преимуществ самостоятельное раскаяние и добровольное признание не давало. Это был сознательный обман советской властью своего народа.
  
   Продолжим.
  
  "Красавица улыбнувшись, сверкнула зубами, и мохнатые её ресницы дрогнули
  
  (в своём ироничном стиле М.А.Булгаков "прикалывается" над читателями романа, у "юной красавицы в бальном платье" вставные, видимо золотые, зубы и накладные ресницы).
  
  - А под вашею полной достоинства личиной
  
  (очевидно, противоречит сам себе артист, какое может быть достоинство у личины?),
  
  - отнёсся артист к Дунчилю, - скрывается жадный паук и поразительный охмуряло и врун. Вы извели всех за полтора месяца своим тупым упрямством
  
  (всё время пребывания под следствием Сергей Герардович отказывался от обвинения).
  
  Ступайте же теперь домой, и пусть тот ад, который устроит вам ваша супруга, будет вам наказанием
  
  (было бы счастьем, для тысяч людей если бы их выпустили, любое жёнино домашнее наказание).
  
  Дунчиль качнулся и, кажется, хотел повалиться, но чьи-то участливые руки
  
  (конечно, это руки его супруги)
  
  подхватили его. Тут рухнул передний занавес
  
  (вместе с занавесом валяться подкошенные пулями страшные валютные махинаторы)
  
  и скрыл всех бывших на сцене.
  Бешеные рукоплескания потрясли зал до того, что Никанору Ивановичу показалось, будто в люстрах запрыгали огни. А когда передний занавес ушёл вверх, на сцене уже никого не было, кроме одинокого артиста. Он сорвал второй залп рукоплесканий
  
  (основным общественным развлечением того времени было в едином порыве на бесконечных политических и экономических процессах одобрять справедливые решения партии и правительства и осуждать преступные действия группы отъявленных негодяев),
  
  раскланялся и заговорил:
  - В лице этого Дунчиля перед вами выступил в нашей программе типичный осёл
  
  (разве типичный осёл - это не вьючное умное животное, распространённое в Средней Азии?).
  
  Ведь я же имел удовольствие говорить вчера, что тайное хранение валюты является бессмыслицей
  
  (зачем хранить то, в чём нет смысла, и зачем конфисковать это?).
  
  Использовать её никто не сможет ни при каких обстоятельствах, уверяю вас
  
  (если нет возможности использовать, то зачем с этим явлением бороться, и в чём тогда, собственно, криминал?).
  
  Возьмём хотя бы этого Дунчиля. Он получает великолепное жалованье и ни в чём не нуждается
  
  (описание "сильно запущенного мужчины" и "встревоженного вида" дамы в "пальто без воротника" говорит о величине их жалованья и отсутствии нужды, более чем красноречиво).
  
  У него прекрасная квартира, жена и красавица любовница. Так нет же! Вместо того чтобы жить тихо и мирно, без всяких неприятностей, сдав валюту и камни, этот корыстный болван добился всё-таки того, что был разоблачён при всех и на закуску нажил крупнейшую семейную неприятность
  
  (никаких семейных неприятностей у Дунчиля быть не может, его расстреляют).
  
  Итак, кто сдаёт? Нет желающих?
  
  (разве могут люди добровольно идти под расстрел?)
  
  В таком случае следующим номером нашей программы - известный драматический талант, артист Куролесов Савва Потапович
  
  (фамилия артиста происходит от слова "куролесить"),
  
  специально приглашённый, исполнит отрывки из "Скупого рыцаря" поэта Пушкина.
  Обещанный Куролесов не замедлил появиться на сцене и оказался рослым и мясистым бритым мужчиной во фраке и белом галстухе".
  
   Необходимое дополнение.
  
  Странно одет заслуженный артист, то ли не хватает в театре одежды, что сомнительно, то ли у знаменитого "художника слова" нет ни вкуса, ни таланта, что вернее всего. Бережно, как пишет автор "осторожно", в конце эпизода артист сорвёт с себя "галстуХ". Это значит, что высоко ценит свой петушиный наряд этот, с вашего позволения сказать, "народный" драматический актёр.
  Всякие бездарности в СССР превращаются в популярных среди советского народа лицедеев, - говорит нам М.А.Булгаков такой вычурной формой одежды Куролесова Саввы Потаповича.
  Разве не тех же самых звёзд "впаривает" нам с телевизионных экранов представители современной масс-культуры?
  Удивительно современны многие наблюдения автора романа.
  
   Продолжим.
  
  "Без всяких предисловий он скроил мрачное лицо, сдвинул брови и заговорил ненатуральным
  
  (признак отсутствия способностей)
  
  голосом, косясь на золотой колокольчик
  
  (всё его выступление управляется со стола артиста-следователя):
  
  - Как молодой повеса ждёт свиданья с какой-нибудь развратницей лукавой..."
  
   Необходимое дополнение.
  
  Для практического обучения масс людей добывать спрятанные материальные ценности привлекается "известный драматический талант, артист Куролесов Савва Потапович".
  Рассказывая "отрывки из "Скупого рыцаря", так называемый артист учит быть людей жестокими и расточительными, отнимать у без того обездоленных, вдов с сиротами даже последний грош, для непонятных нужд ненасытного государства.
  Тем самым, он объявляет А.С.Пушкина ярым агитатором и основоположником безжалостных карательных мер, проводимых советской властью в СССР.
  
   Продолжим.
  
  "И Куролесов рассказал о себе много нехорошего. Никанор Иванович слышал, как Куролесов признавался в том, что какая-то несчастная вдова, воя, стояла перед ним на коленях под дождём, но не тронула чёрствого сердца артиста
  
  (если разобраться, то к страшным вещам призывает людей Савва Потапович, А.С.Пушкиным прикрыл его М.А.Булгаков; описывает он здесь, как многие заслуженные артисты недавнего прошлого мотались по стране с агитаторскими и пропагандистскими концертами, посвящёнными, якобы, просвещению масс, а на самом деле, продвигавшие в сознание людей черствость и равнодушие к своему ближнему; выслуживались так "инженеры человеческих душ" перед советским начальством).
  
  Никанор Иванович до своего сна совершенно не знал произведение поэта Пушкина, но самого его знал прекрасно и ежедневно по несколько раз произносил фразы вроде
  
  (возможно ли, хорошо зная нарицательную фамилию великого русского поэта, не интересоваться его книгами?):
  
  "А за квартиру Пушкин платить будет?" или "Лампочку на лестнице, стало быть, Пушкин вывинтил?", "Нефть, стало быть, Пушкин покупать будет?"
  
  (М.А.Булгаков демонстрирует постоянную озабоченность председателя жилтоварищества общественными проблемами вверенного в его управление дома, ненавязчиво перечисляя список ежедневных коммунальных забот советского гаржданина).
  
  Теперь, познакомившись с одним из его произведений, Никанор Иванович загрустил, представил себе женщину на коленях, с сиротами, под дождём, и невольно подумал: "А тип всё-таки этот Куролесов!"
  
  (нет, не прост Никанор Иванович, не Пушкина обвиняет он в подлости, автора произведения, что просто читает актёр, но лицедея, что ради корысти продал свой талант преступной антихристианской советской власти).
  
  А тот, всё повышая голос, продолжал каяться и окончательно запутал Никанора Ивановича
  
  (благодарного зрителя, любящего проводить свой досуг, посещая с супругой театр, трудно запутать чтением классики; как обычно, противореча очевидному, обрисовывает портрет своего персонажа М.А.Булгаков),
  
  потому что вдруг стал обращаться к кому-то, кого на сцене не было, и за этого отсутствующего сам же себе и отвечал, причём называл себя то "государем", то "бароном", то "отцом", то "сыном", то на "вы", а то и на "ты".
  Никанор Иванович понял только одно, что помер артист злою смертью, прокричав: "Ключи! Ключи мои!" - повалившись после этого на пол, хрипя и осторожно срывая с себя галстух
  
  (автор заканчивает выступление Саввы Потаповича угрозами жизни слушателей, если те не предпримут необходимых действий по поимке людей, обладателей такого рода сбережений; прямыми призывами доносить друг на друга, корысти ради закладывая родных и близких прокуратуре, финиширует артист; очередное просторечное произношение слова галстук).
  
  Умерев, Куролесов поднялся, отряхнул пыль с фрачных брюк, поклонился, улыбнувшись фальшивой улыбкой
  
  (даже искренне улыбаться не выучен "известный драматический талант"),
  
  и удалился при жидких аплодисментах. А конферансье заговорил так:
  - Мы прослушали с вами в замечательном исполнении Саввы Потаповича "Скупого рыцаря". Этот рыцарь надеялся, что резвые нимфы сбегутся к нему и произойдёт ещё многое приятное в том же духе. Но, как видите, ничего этого не случилось, никакие нимфы не сбежались к нему, и музы ему дань не принесли, и чертогов он никаких не воздвиг
  
  (никакие нормальные потребности не тревожили мысли скупого рыцаря, ему легко было за деньги приобрести и нимф, и чертоги),
  
  а, наоборот, кончил очень скверно, помер к чёртовой матери от удара на своём сундуке с валютой и камнями
  
  (благополучно погибло от старости и рухнуло в одночасье советское государство, так и не пресытившись грабёжом своих граждан, как и указал великий классик).
  
  Предупреждаю вас, что и с вами случится что-нибудь в этом роде, если только не хуже, ежели вы не сдадите валюту!"
  
   Необходимое дополнение.
  
  Печально закончится для артиста Куролесова его вживание в роль погибающего от жадности барона.
  В Эпилоге его хватит удар в самом расцвете карьеры.
  Цену всему его творчеству и таланту артиста подведёт М.А.Булгаков устами самого неравнодушного зрителя и почитателя Мельпомены Никанора Ивановича Босого:
  "Так ему и надо!"
  Такой итог карьеры всем придворным и подобострастным лицедеям сулит из прошлого писатель М.А.Булгаков. Мне представляется это актуальным и сегодня.
  
   Продолжим.
  
  "Поэзия ли Пушкина произвела такое впечатление или прозаическая речь конферансье, но только вдруг из зала раздался застенчивый голос:
  - Я сдаю валюту.
  - Милости прошу на сцену, - вежливо пригласил конферансье, всматриваясь в тёмный зал
  
  (явно постановочная картина сдачи валютных средств Канавкиным, придуманная и срежиссированная артистом для аргументации наличия валюты у граждан и под физическими угрозами семье Канавкина).
  
  И на сцене оказался маленького роста белокурый гражданин, судя по лицу, не брившийся около трёх недель
  
  (автором указан срок, в течение, которого Канавкина держали в заключении; Сергея Герардовича мучили полтора месяца).
  
  - Виноват, как ваша фамилия? - осведомился конферансье.
  - Канавкин Николай, - застенчиво
  
  (через силу выдавливая из себя слова, говорит он)
  
  отозвался появившийся.
  - А! Очень приятно, гражданин Канавкин. Итак?
  - Сдаю, - тихо сказал Канавкин.
  - Сколько?
  - Тысячу долларов
  
  (сегодня мы уже можем судить, сколь велика была тогда цена свободы, да и жизни человека)
  
  и двадцать золотых десяток.
  - Браво! Всё, что есть?
  Ведущий программу уставился прямо в глаза Канавкину, и Никанору Ивановичу даже показалось, что из этих глаз брызнули лучи, пронизывающие Канавкина насквозь, как бы
  
  (все люди жили в СССР "как бы")
  
  рентгеновские лучи. В зале перестали дышать.
   - Верю! - наконец воскликнул артист и погасил свой взор. - Верю! Эти глаза не лгут. Ведь сколько же раз я говорил вам, что основная ваша ошибка заключается в том, что вы недооцениваете значения человеческих глаз. Поймите, что язык может скрыть истину, а глаза - никогда!
  
  (здесь раскрывается методика дознания, которой следует пользоваться следователям для того, чтобы заставить человека потерять самообладание, вывести из состояния равновесия, что позволяло бы им обвинять невинных людей в чём угодно)
  
  Вам задают внезапный вопрос, вы даже не вздрагиваете, в одну секунду вы овладеваете собой и знаете, что нужно сказать, чтобы укрыть истину, и весьма убедительно говорите, и ни одна складка на вашем лице не шевельнётся, но, увы, встревоженная вопросом истина со дна души на мгновение прыгает в глаза, и всё кончено. Она замечена, а вы пойманы!
  
  (сколько людей были осуждены и расстреляны после подобных следствий)
  
  Произнося, и с большим жаром, эту очень убедительную речь, артист ласково осведомился у Канавкина:
  - Где же спрятаны?
  - У тётки моей, Пороховниковой, на Пречистенке...
  - А! Это... постойте... это у Клавдии Ильиничны, что ли?
  
  (всё уже заранее известно следователю, договорено, отрепетировано)
  
  - Да.
  - Ах да, да, да, да! Маленький особнячок? Напротив ещё палисадничек? Как же, знаю, знаю! А куда же вы их там засунули?
  - В погребе, в коробке из-под Эйнема...
  Артист всплеснул руками
  
  (в беспокойстве за сохранность подотчётных денег).
  
  - Видали вы что-нибудь подобное? - вскричал он огорчённо. - Да ведь они там заплесневеют, отсыреют! Ну, мыслимо ли таким людям доверить валюту?
  
  (сам артист, шантажируя расправой над семьёй, как признается сам Канавкин, говоря как бы о "бойцовых гусях", всучил валюту Канавкину для инсценировки преступления; такая практика имела широкое распространение в СССР)
  
  А? Чисто как дети, ей-богу!
  Канавкин и сам понял, что нагробил
  
  (в предыдущей редакции "нагрубил", но здесь грубости никакой нет, в реальности, М.А.Булгаков дополнительно разъясняет читателям, что Канавкину валюту дали в НКВД для показательного процесса)
  
  и проштрафился, и повесил свою хохлатую голову.
  - Деньги, - продолжал артист, - должны храниться в госбанке, в специальных сухих и хорошо охраняемых помещениях, а отнюдь не в тёткином погребе, где их могут, в частности, попортить крысы! Право стыдно, Канавкин! Ведь вы же взрослый человек
  
  (нужно выполнять план по раскрываемости различных по разнарядке преступлений, подобные требования рассылались в органах постоянно; в недобрый час попался в руки НКВД Николай Канавкин).
  
  Канавкин уж не знал, куда и деваться, и только колупал пальцем борт своего пиджачка.
  - Ну ладно, - смягчился артист, - кто старое помянет... - и вдруг добавил неожиданно
  
  (в этот момент артиста-следователя осеняет возможность выслужиться перед начальством, разоблачив преступную группу иностранных приспешников):
  
  - Да, кстати ... за одним разом чтобы ... чтоб машину зря не гонять ... у тётки этой самой ведь тоже есть, а?
  Канавкин, никак не ожидавший такого оборота дела, дрогнул
  
  (не просто, походя, ради выполнения какой-то разнарядки отправлять в тюрьму родную тётку),
  
  и в театре наступило молчание.
  Э, Канавкин, - укоризненно-ласково сказал конферансье, - а я-то ещё похвалил его! На-те, взял да и сбоил ни с того, ни с сего!
  
  (даже этот специфический следственный термин "сбоил" упоминает автор для доходчивости и убедительности)
  
  Нелепо это, Канавкин! Ведь я только что говорил про глаза
  
  (возврат в дознавательскую).
  
  Ведь видно, что у тётки есть
  
  (сквозь расстояния наблюдает артист-гипнотизёр глаза тётки-валютчицы).
  
  Ну, чего вы нас зря терзаете?
  - Есть! - залихватски крикнул Канавкин
  
  (суд уже свершён, валютчица поймана, план выполняется; несчастная женщина ещё даже не догадывается, какую участь уготовил ей племянник, поместив коробку от детского монпансье в её погребе; так глупо надеясь, что спасут своими жертвами собственных детей, от безысходности и отчаяния, губили всю свою родню простые российские крестьяне).
  
  - Браво! - крикнул конферансье.
  - Браво! - страшно взревел зал
  
  (наконец, нашелся "козел отпущения" и они могут до следующего раза разойтись по камерам).
  
  Когда утихло, конферансье поздравил Канавкина, пожал ему руку, предложил отвезти в город в машине домой
  
  (домой в лучшем случае валютчик попадёт разве что после войны),
  
  и в этой же машине приказал кому-то в кулисах заехать за тёткой и просить пожаловать в женский театр
  
  (подсказывает автор, что не театр снится Никанору Ивановичу, и не снится вовсе, а, натурально, тюрьма)
  
  на программу.
  - Да, я хотел спросить, тётка не говорила, где свои прячет? - осведомился конферансье, любезно предлагая Канавкину папиросу и зажжённую спичку
  
  (вот это действительно единственная награда, что полагалась теперь уже обречённому уголовнику, сознавшемуся в чудовищных преступлениях).
  
  Тот, закуривая, усмехнулся как-то тоскливо
  
  (сознаёт он, что жертвует собой и своей родной тёткой).
  
  - Верю, верю, - вздохнув, отозвался артист, - эта старая сквалыга не то, что племяннику - чёрту не скажет этого
  
  (по всему тексту романа М.А.Булгаков в качестве всякой нечисти представляет сотрудников НКВД, кому ещё будет докладывать тётка, кроме как не чекистам?).
  
  Ну что же, попробуем пробудить в ней человеческие чувства. Быть может, ещё не все струны сгнили в её ростовщичьей душонке
  
  (что сгнило и в чьей душе, как будто вопрошает М.А.Булгаков).
  
  Всего доброго, Канавкин!
  И счастливый Канавкин уехал
  
  (автор отвлекает внимание чекистов- цензоров от следующего эпизода).
  
  Артист осведомился, нет ли ещё желающих сдать валюту, но получил в ответ молчание.
  - Чудаки, ей-богу! - пожав плечами
  
  (нет у них шансов выбраться из этой мясорубки, расписаны с превышением достижения по разоблачению преступности, известны даже награды и звания, которые получат сотрудники следственных органов),
  
  проговорил артист, и занавес скрыл его".
  
   Необходимое дополнение.
  
  Перед этим характеризуя Канавкина, автор писал:
  "...Белокурый гражданин, судя по лицу, не брившийся около трёх недель".
  Безусловно М.А.Булгаков дает понять дотошному читателю, что никуда Канавкин не уехал, а благополучно готовится отбыть длительный срок заключения за валютные махинации. И продолжает сидеть рядом с ним. Сравните характеристику, которую автор даёт следом:
  "...Неожиданно заговорил рыжий бородатый сосед Никанора Ивановича..."
  Не правда ли, очень похожи друг на друга эти описания?
  
   Продолжим.
  
  "Лампы погасли, некоторое время была тьма (всё та же Ершалаимская тьма), и издалека в ней слышался тенор
  
  (и раздаются оперные арии, хорошо режиссируемые дирижёрами из известного ведомства),
  
  который пел:
  "Там груды золота лежат, и мне они принадлежат!"
  Потом откуда-то глухо дважды донёсся аплодисмент
  
  (один в честь памяти Сергея Герардовича Дунчиль, второй в честь памяти Николая Канавкина, интеллигента и крестьянина, что в одной упряжке со всей страной шли на свою погибель; не видит в их судьбе разницы М.А.Булгаков).
  
  - В женском театре дамочка какая-то сдаёт
  
  (вот уже и тётку доставили),
  
  - неожиданно заговорил рыжий бородатый сосед Никанора Ивановича и, вздохнув, прибавил: - Эх, кабы не гуси мои!.. У меня, милый человек, бойцовые гуси в Лианозове.... Подохнут они, боюсь, без меня. Птица боевая, нежная, ухода требует.... Эх, кабы не гуси!
  
  ( конечно, о своей семье, о детках, что мал мала меньше, убивается гибнущий российский крестьянин, исчезающий навсегда ради галочки в документах НКВД, ради звёздочки на погонах офицеров Красной армии)
  
  Пушкиным-то меня не удивишь
  
  (не боится никаких угроз крестьянин, видал он уже всякое, но только если б не детки его...),
  
  - и он опять завздыхал".
  
   Необходимое дополнение.
  
  В Эпилоге расскажет о судьбе несчастных людей М.А.Булгаков.
  "...И были в этой цепи и Дунчиль Сергей Герардович, и красотка Ида Геркулановна, и тот рыжий владелец бойцовых гусей, и откровенный Канавкин Николай.
  Ну, а с теми-то что же случилось? Помилуйте! Ровно ничего с ними не случилось, да и случиться не может, ибо никогда в действительности не было их, как не было и симпатичного артиста конферансье, и самого театра, и старой сквалыги Пороховниковой тётки, гноящей валюту в погребе, и уж, конечно, золотых труб не было и наглых поваров. Всё это только снилось Никанору Ивановичу под влиянием поганца Коровьёва. Единственный живой, влетевший в этот сон, именно и был Савва Потапович - артист, и ввязался он в это только потому, что врезался в память Никанору Ивановичу благодаря своим частым выступлениям по радио. Он был остальных не было".
  Поминает на прощанье автор имена безвинных жертв, уничтоженных и рассыпанных в прах так, как будто и не было их никогда на свете. В одном ряду стоят интеллигент, подставной свидетель, крестьянин.
  Мир вашему праху. Поклонимся и мы.
  
  Сегодня, беседуя в Интернете с молодыми людьми, я часто слышу слова о том, что в мистическом романе "Мастер и Маргарита" реальны языческие черти, бесы и ведьмы, а страшный НКВД - это плод моей больной фантазии.
  Нет и никогда не было вселенского заговора СССР с участием НКВД, не было А.Я.Вышинского, чьи выступления по радио были не реже артиста Куролесова, не было тёток с "гниющей валютой", не было винтовок на каждом входе, не было тюремных "сук-стукачей", всё это нам приснилось во снах М.А.Булгакова.
  Были только артисты и их кино: "Весёлые ребята", "Цирк", "Сельская учительница" и т.д.
  Порой мне кажется, что словами романа обращается к нам, жителям XXI века, М.А.Булгаков так, как будто он сам присутствует сейчас здесь: "Как вам не стыдно, ребята..."
  
   Продолжим.
  
  "Тут зал осветился ярко, и Никанору Ивановичу стало сниться, что из всех дверей в зал посыпались повара в белых колпаках и с разливными ложками в руках. Поварята втащили в зал чан с супом и лоток с нарезанным чёрным хлебом
  
  (стоит ли мне комментировать сцену трапезы заключённых, не думаю, что её можно перепутать с чем-нибудь другим).
  
  Зрители оживились. Весёлые повара шныряли между театралами, разливали суп в миски и раздавали хлеб.
  - Обедайте, ребята, - кричали повара, - и сдавайте валюту! Чего вам зря здесь сидеть? Охота была эту баланду хлебать!
  
  (странный театр грезится председателю жилтоварищества, где потчуют гостей-зрителей тюремной едой)
  
  Поехал домой, выпил как следует, закусил, хорошо!
  
  (ни о каком доме после признания в наличии валюты даже речи быть не могло в те годы; длительный срок заключения или расстрел - вот два возможных варианта).
  
  - Ну, чего ты, например, засел здесь, отец? - обратился непосредственно к Никанору Ивановичу толстый с малиновой шеей повар
  
  (хорошо живут сотрудники тюремного пищеблока, попутно отмечает М.А.Булгаков),
  
  протягивая ему миску, в которой в жидкости одиноко плавал капустный лист
  
  (полон витаминами сытный арестантский обед).
  
  - Нету! Нету! Нету у меня! - страшным голосом прокричал Никанор Иванович. - Понимаешь нету!
  - Нету? - грозным басом взревел повар. - Нету? - женским ласковым голосом спросил он
  
  (своим изощрённым умом вычислив слабое звено в логическом построении Коровьёва, Никанор Иванович избавляется от страшной валютной статьи, меняя её на бытовое взяточничество в домоуправлении, поэтому из рук жалостливого следователя он попадает к фельдшерице).
  
  - Нету, нету, - успокоительно забормотал он, превращаясь в фельдшерицу Прасковью Фёдоровну.
  Та ласково трясла стонущего во сне Никанора Ивановича за плечо. Тогда растаяли повара и развалился театр с занавесом. Никанор Иванович сквозь слёзы разглядел свою комнату в лечебнице и двух в белых халатах, но отнюдь не развязных поваров, сующихся к людям со своими советами
  
  (подсадных стукачей из числа лагерных или тюремных служащих имеет ввиду автор),
  
  а доктора и всё ту же Прасковью Фёдоровну, держащую в руках не миску, а тарелочку, накрытую марлей, с лежащей на ней шприцем.
  - Ведь это что же, - горько говорил Никанор Иванович, пока ему делали укол
  
  (нет не впрыскивание делают Никанору Ивановичу сначала, но самый натуральный укол),
  
  - нету у меня и нету! Пусть Пушкин им сдаёт валюту. Нету!
  - Нету, нету, - успокаивала добросердечная Прасковья Федоровна, - а на нет и суда нет.
  Никанору Ивановичу полегчало после впрыскивания
  
  (странное лечение психического заболевания "по методике доктора Стравинского" описывает бывший земской врач М.А.Булгаков, не облегчают местным, периферийным путём нервные состояния, полегчало председателю жилтоварищества от отмены расстрельной статьи),
  
  и он заснул без всяких сновидений
  
  (уже от укола).
  
   Необходимое дополнение.
  
  Некоторая неубедительность рассуждений о термине "впрыскивание", которое, как и "укол", является аналогом на русском языке слова "инъекция", видимо нуждается в дополнительных аргументах из других работ М.А.Булгакова.
   В романе "Театральный роман" в главе 13 артист Герасим Николаевич Горностаев лечит ВПРЫСКИВАНИЯМИ саркоматина и вдыханиями кислорода саркому лёгкого и все остальные виды сарком, возникающие у него сезонно весной.
  Для этого он ежегодно ездит в Швейцарию к профессору Кли.
  Удивительно, что саркома у Герасима Николаевича после ВПРЫСКИВАНИЙ рассасывается в течение трёх дней.
  Причём в первый раз артист объявляется по слухам в Москве умершим, а затем специальный откомандированный в Европу Плисов обнаруживает господина Горнастаева в ... Париже.
  
  Это история смертельного заболевания на территории Советского Союза и чудесного выздоровления в Европе рассказывает о том, что "ВПРЫСКИВАНИЯМИ" автор называет свободное от цензуры мышление, гласность, свободу слова.
  
  Для большей доказательности бывший доктор М.А.Булгаков применяет термин "ВПРЫСКИВАНИЕ" в "Театральном романе" уже ПЯТЬ раз, тогда как здесь в романе "Мастер и Маргарита" два раза.
  
  Еще одно наблюдение: в ранних черновиках романа "МиМ" автор пишет "УКОЛ", а не "ВПРЫСКИВАНИЕ". А это может значить только то, что слово подменено специально.
  
   Продолжим.
  
  Но благодаря его выкрикам тревога передалась в 120-ю комнату, где больной проснулся и стал искать свою голову
  
  (Жорж Бенгальский ждёт своего срока в пятнадцать лет без права переписки),
  
  и в 118-ю, где забеспокоился неизвестный мастер и в тоске заломил руки
  
  (доламывается бесфамильный писатель, готовясь согласиться с предложенной ему версией хроники произошедшей в 1917 году революции, надеясь своими намёками, полутонами и взглядами донести до читателя истинное содержание),
  
  глядя на луну, вспоминая горькую, последнюю в жизни осеннюю ночь, полоску света из-под двери в подвале и развившиеся волосы.
  Из 118-й комнаты тревога по балкону перелетела к Ивану, и он проснулся и заплакал
  
  (рыдает и кается перед богом за своё бессилие и за то, что не смог спасти, защитить друга, то ли Иван Николаевич Бездомный, то ли сам Михаил Афанасьевич Булгаков).
  
  Но врач быстро успокоил всех встревоженных, скорбных главою
  
  (скорбит сознание трёх персонажей романа о несчастной своей стране),
  
  и они стали засыпать. Позднее всех забылся Иван, когда над рекой уже светало. После лекарства, напоившего всё его тело, успокоение пришло к нему, как волна, накрывшая его. Тело его облегчилось, а голову обдувала тёплым ветерком дрёма. Он заснул, и последнее, что он слышал наяву, было предрассветное щебетание птиц в лесу
  
  (как обычно у М.А.Булгакова в романе, райским щебетом птиц писатель обозначает порядочных людей и угасание опьянённого сознания, уж какие могут быть слышны пернатые в тюрьме или теперь уже больнице).
  
  Но они вскоре умолкли, и ему стало сниться, что солнце уже снижалось над Лысой Горой, и была эта гора оцеплена двойным оцеплением..."
  
   Необходимое дополнение.
  
  В конце главы, объединяя в единое целое клинику, тюрьму во сне Никанора Ивановича, появляется фельдшерица (надзиратель) Прасковья Фёдоровна.
  Вообще, многократное попадание героев романа в пациенты клиники Стравинского в итоге деятельности правоохранительных органов в лице:
  1. Шайки гипнотизеров во главе с Коровьевым, отправившей в клинику Жоржа Бенгальского и весь состав городского зрелищного филиала вместе с заведующей;
  2. Странной безымянной кампании, постучавшей в окно мастера, перед тем, как его забрали в места, откуда его выпустили без пуговиц, показав дорогу в только что открывшуюся клинику;
  3. Дознавателей, беседовавших с Никанор Ивановичем во сне и отправившие его в клинику сразу после внезапного появления Коровьёва;
  4. Самого Воланда, который извлечёт мастера из клиники, как из собственного кармана;
  - это есть специальная подсказка автора о том, что сходство с психиатрической больницей не более чем камуфляж, придуманный М.А.Булгаковым для путаницы. Для того, чтобы с большей откровенностью раскрывать тюремную "кухню" НКВД.
  Можно было бы назвать психиатрическую клинику метафорой, но нельзя игнорировать то, что доктор Стравинский, спасавший в романе людей от гибели, реально существующий в книге персонаж.
  
   Продолжим.
Оценка: 5.00*4  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"