'Никанор Иванович Босой, председатель жилищного товарищества дома ? 302-бис по Садовой улице в Москве, где проживал покойный Берлиоз
(уместно для автора называть теперь Михаила Александровича словом 'покойный', потому что для него, впрочем, как и для читателей, и для Никанор Ивановича, он умер в результате несчастного случая, как определённо по началу комиссией),
находился в страшнейших хлопотах, начиная с предыдущей ночи со среды на четверг.
В полночь, как мы уже знаем, приехала в дом комиссия, в которой участвовал Желдыбин, вызвала Никанор Ивановича, сообщила ему о гибели Берлиоза и вместе с ним отправилась в квартиру ? 50
(для попадания в квартиру нужен ключ, сотрудник НКВД Лиходеев, приставленный к М.А.Берлиозу, в это время пьянствует и представители советской власти вынужденно обращаются к Никанор Ивановичу).
Там было произведено опечатание
(специальный 'казённый' термин из лексики представителей советской бюрократии употребляет М.А.Булгаков уже во второй раз)
рукописей и вещей покойного. Ни Груни
(если бы она была, она должна была бы успеть принять какие-то меры, чтобы сообщить известие о убийстве Берлиоза своему непосредственному начальнику Лиходееву, что в силу его состояния, конечно, навряд ли, но это входило в прямые должностные обязанности рядовых сотрудников),
приходящей домработницы, ни легкомысленного
(комплиментарным, шутливым словом автор закрепляет в сознании читателей образ; в реальности Степан - это бесчувственный криминальный исполнитель любых приказаний пахана; ничего симпатичного в этом человеке нет)
Степана Богдановича в это время в квартире не было. Комиссия объявила Никанору Ивановичу, что рукописи покойного
(слово 'покойный' М.А.Булгаков раз за разом повторением внедряет в подсознание читателей)
ею будут взяты для разборки
(рукописи в главе 24 будут 'разбираться' под задницей у кота Бегемота),
что жилплощадь его, то есть три комнаты
(бывшие ювелиршины кабинет, гостиная и столовая)
переходит в распоряжения жилтоварищества, а вещи подлежат хранению на указанной площади, впредь до объявления наследников'
(в главе 18 автор покажет, как власть хранит эти вещи и как поступает с объявившимися наследниками).
Необходимое дополнение.
Первое и основное, что подлежит изъятию, - это живая мысль редактора, сохранившаяся в его рукописях, где они теперь, вот эти, специально упомянутые автором для нас, раритеты?
Позже в главе 24 будет восхвалять своё ведомство Воланд, утверждая:
'- Простите, не поверю, этого быть не может. Рукописи не горят'. Тем самым едва ли не объявляя себя и НКВД главным архивариусом советского времени.
Это заблуждение и будет иметь широкое распространение среди почитателей М.А Булгакова долгие годы.
Многие люди и по сию пору распространяют удобную для тиранов и властьпредержащих государственных служащих версию о том, что таланты, их творческое наследие, гениальные произведения искусства прошлого не нуждаются в защите и в дополнительном специальном внимании всего общества. Мол, гения хранит и защищает Господь и сам его гений, и ничто, и никто другой.
Человеческий опыт со времён Герострата и уничтоженных советской властью в 1920-ых и 1930-ых тысяч российских храмов до последнего варварского подрыва талибами в Афганистане священного изображения Будды, говорит об обратном. Именно шедевры мировой культуры требуют особого внимания человеческого сообщества. Храня, оберегая талантливых людей, общество оставляет память о себе самих своим потомкам.
Вся история человечества взывает к нам из прошлого бесчисленными кострами из рукописей и людей.
Поэтому не сохраняться в романе у М.А.Булгакова литературные работы М.А.Берлиоза.
Продолжим.
'Весть о гибели Берлиоза распространилась по всему дому с какою-то сверхъестественной быстротою
(позже станет известно, что Аннушка, которая пролила по приказу Воланда масло, и непосредственно являлась свидетелем убийства М.А.Берлиоза, живёт этажом ниже в квартире номер 48; конечно, это она распространила известие о гибели главного редактора и освобождении жилого помещения),
и с семи часов утра четверга к Босому начали звонить по телефону, а затем и лично являться с заявлениями, в которых содержались претензии на жилплощадь покойного
(по всей России и по сей день бродят 'испорченные квартирным вопросом' граждане богатейшей страны мира).
И в течение двух часов Никанор Иванович принял таких заявлений тридцать две штуки
(нельзя не оценить мужества Никанор Ивановича, устоявшего под таким нажимом).
В них заключались мольбы, угрозы, кляузы, доносы, обещания произвести ремонт за свой счёт, указания на несносную тесноту и невозможность жить в одной квартире с бандитами
(сколько созвучных современности тем вдруг выскакивают из закутков мысли М.А.Булгакова в романе 'Мастер и Маргарита', как узнаваемо и знакомо время перемен в России).
В числе прочего было потрясающее по своей художественной силе описание похищения пельменей
('радости' жизни в коммунальной квартире описывает автор, если подумать, то всё это очень грустно),
уложенных непосредственно в карман пиджака, в квартире ? 31, два обещания покончить жизнь самоубийством и одно признание в тайной беременности.
Никанора Ивановича вызывали в переднюю его квартиры, брали за рукав, шептали, подмигивали и обещали не остаться в долгу
(целая толпа народа не может соблазнить честного председателя).
Мука эта продолжалась до начала первого часа дня, когда Никанор Иванович просто сбежал из своей квартиры в помещение управления у ворот, но когда увидел он, что и там его подкарауливают, убежал и оттуда. Кое-как отбившись от тех, что следовали за ним по пятам через асфальтовый двор, Никанор Иванович скрылся в шестом подъезде и поднялся в пятый этаж, где и находилась эта поганая квартира ? 50
(как обычно, мельком обзывает он квартиру не по доброму 'нехорошей', а гораздо более конкретно, страшна судьба всех жителей этой квартиры).
Отдышавшись на площадке, тучный Никанор Иванович позвонил, но ему никто не открыл
(многие читатели романа в своих представлениях видели председателя жилтоварищества иначе, тощим, суетливым, а не полным и размеренным).
Он позвонил ещё раз и ещё раз и начал ворчать и тихонько ругаться. Но и тогда не открыли
(слышно за дверью движение людей, не сразу врывается в квартиру воспитанный Никанор Иванович, вежливо ждёт, что сами откроют).
Терпение Никанора Ивановича лопнуло, и он, достав из кармана связку дубликатов ключей, принадлежащих домоуправлению, властной рукою открыл дверь и вошёл.
- Эй, домработница! - прокричал Никанор Иванович в полутёмной передней. - Как тебя? Груня, что ли? Тебя нету?
Никто не отозвался
(Босой решает, что послышалось ему, из-за его отдышки, шевеление в квартире).
Тогда Никанор Иванович вынул из портфеля складной метр, затем освободил дверь кабинета от печати и шагнул в кабинет
(дотошный и хозяйственный Никанор Иванович на всякий случай для точности решает перемерить площадь освободившихся комнат, ради этой цели он и поднялся в квартиру).
Шагнуть-то он шагнул, но остановился в изумлении в дверях и даже вздрогнул
(за запечатанной дверью объявились посторонние; никто в советские годы кроме представителей советской власти не мог себе такого позволить легально).
За столом покойного сидел неизвестный, тощий и длинный гражданин в клетчатом пиджачке, в жокейской шапочке и в пенсне... ну, словом, тот самый.
- Вы кто такой будете, гражданин? - испуганно спросил Никанор Иванович.
- Ба! Никанор Иванович! - заорал
(внезапным обескураживающим криком лишает душевного равновесия председателя жилтоварищества многоопытный Коровьёв)
дребезжащим тенором неожиданный гражданин и, вскочив, приветствовал председателя насильственным и внезапным рукопожатием. Приветствие это ничуть не обрадовало Никанора Ивановича.
- Я извиняюсь, - заговорил он подозрительно, - вы кто такой будете? Вы - лицо официальное?
(от неожиданности Босой предполагает первое, что ему приходит на ум, ведь был он ночью на комиссии, знает, что произошло и кто интересуется делами М.А.Берлиоза)
- Эх, Никанор Иванович! - задушевно воскликнул неизвестный. - Что такое официальное или неофициальное? Всё это зависит от того, с какой точки зрения смотреть на предмет. Всё это, Никанор Иванович, зыбко и условно. Сегодня неофициальное лицо, а завтра, глядишь, официальное! А бывает и наоборот, и ещё как бывает!
(легко меняли свой социальный статус люди в СССР).
Рассуждение это ни в какой степени не удовлетворило председателя домоуправления. Будучи по природе вообще подозрительным человеком, он заключил, что разглагольствующий перед ним гражданин - лицо именно неофициальное, а пожалуй и праздное
(свой житейский обывательский вывод делает об одном из легендарных большевистских вождей 'железном Феликсе' Босой, но, быть может, это мнение М.А.Булгакова?).
- Да вы кто такой будете? Как ваша фамилия? - всё суровее спрашивал председатель и даже стал наступать на неизвестного
(не сильно видно волнует политика Никанора Ивановича, и не чувствует он за собой никакой вины, коли не признал он председателя ВЧК Ф.Э.Дзержинского, или так загримировался с помощью битого пенсне Коровьёв, что его и не признать?).
- Фамилия моя, - ничуть не смущаясь суровостью, отозвался гражданин, - ну, скажем, Коровьёв. Да не хотите ли закусить, Никанор Иванович? Без церемоний! А?
- Я извиняюсь, - уже негодуя, заговорил Никанор Иванович, - какие тут закуски! (Нужно признаться, хоть это и неприятно, что Никанор Иванович был по натуре несколько грубоват.)
(разве можно назвать грубостью достойный, с извинениями отказ на службе от даровой еды и выпивки, наоборот, судя ещё и потому, как бегают за ним по всему дому жильцы, вылавливают в конторе, рассказывают про пельмени, чрезвычайно мягкий он человек для своей должности управдома)
- На половине покойника сидеть не разрешается! Вы что здесь делаете?
(разговор идёт на повышенных тонах; бесстрашный Никанор Иванович, убеждённый в своей правоте, принуждает незваного гостя к ответу)
- Да вы присаживайтесь, Никанор Иванович, - нисколько не теряясь, орал гражданин и начал юлить, предлагая председателю кресло
(гость разговаривает с Никанор Ивановичем недопустимо; он старается перекричать возмущённые возгласы председателя).
Совершенно освирепев, Никанор Иванович отверг кресло и завопил
(благим матом уже орёт Никанор Иванович совершенно выйдя из себя):
- Да кто вы такой?
(обязан знать всех проживающих во вверенном ему доме председатель жилтоварищества, любит он скрупулёзность и точность; даже не ленится самостоятельно, на всякий случай, перемерить площадь, освободившейся квартиры).
- Я извольте ли видеть, состою переводчиком при особе иностранца, имеющего резиденцию в этой квартире, - отрекомендовался назвавший себя Коровьёвым и щёлкнул каблуком рыжего нечищеного ботинка
(грязные носки, простыни, бельё, нечищеные ботинки, характерные детали, присущие согласно текста книги Воланду и его свите).
Никанор Иванович открыл рот. Наличность какого-то иностранца, да ещё с переводчиком, в этой квартире явилась для него совершеннейшим сюрпризом
(естественно, не вправе находится за запечатанной дверью ни один человек без специального допуска),
и он потребовал объяснений.
Переводчик охотно объяснился
(надо что-нибудь рассказать о своём праве здесь пребывать Коровьёву, никакого желания демонстрировать это, у него сначала не было).
Иностранный артист господин Воланд был любезно приглашён директором Варьете Степаном Богдановичем Лиходеевым провести время своих гастролей, примерно недельку, у него в квартире, о чём он ещё вчера написал Никанору Ивановичу, с просьбой прописать иностранца временно, покуда сам Лиходеев съездит в Ялту
(конечно, не в город Ялту, а в чебуречную; изгаляется над председателем Коровьёв).
- Ничего он мне не писал, - в изумлении сказал председатель.
- А вы поройтесь у себя в портфеле, Никанор Иванович, - сладко
(умилительное обращение 'сладко' в отношении Никанора Ивановича звучит льстиво и лукаво, а вот позже относительно Маргариты оно будет звучать скабрезно и похотливо)
предложил Коровьёв.
Никанор Иванович, пожимая плечами, открыл портфель и обнаружил в нём письмо Лиходеева
(виртуозно владеющий навыками вора-карманника и фокусника-манипулятора, как он позже покажет и в самом театре Варьете и на сцене его, Коровьёв, вынужден провести несколько простых манипуляций с бумагами и деньгами Никанора Ивановича Босого).
- Как же это я про него забыл? - тупо глядя на вскрытый конверт, пробормотал Никанор Иванович.
- То ли бывает, то ли бывает, Никанор Иванович! - затрещал Коровьёв. - Рассеянность, рассеянность, и переутомление, и повышенное кровяное давление, дорогой наш друг Никанор Иванович!
(знает Коровьёв, что поздно ночью был на комиссии в квартире Босой, по внешнему массивному виду определяет свойственные заболевания, профессионально наблюдателен чекистский начальник).
Я сам рассеян до ужаса. Как-нибудь за рюмкой я вам расскажу несколько фактов из моей биографии, вы обхохочетесь!
- Когда же Лиходеев едет в Ялту?!
- Да он уже уехал, уехал! - закричал переводчик. - Он, знаете ли, уж катит! Уж он чёрт знает где! - и тут переводчик замахал руками, как мельничными крыльями
(совсем не самолёт изображает он, как должно казаться читателям, а изображает пловца).
Никанор Иванович заявил, что ему необходимо лично повидать иностранца, но в этом получил от переводчика отказ: никак невозможно. Занят. Дрессирует кота
(по распространённому в мире стереотипу коты не поддаются дрессировке).
- Кота, ежели угодно, могу показать, - предложил Коровьёв
(если вам можно увидеть кота, но нельзя наблюдать дрессирующего его человека, это может означать только то, что сам человек не хочет встречаться с вами).
От этого, в свою очередь, отказался Никанор Иванович, а переводчик тут же сделал председателю неожиданное, но весьма интересное предложение.
Ввиду того, что господин Воланд нипочём не желает жить в гостинице, а жить он привык просторно, то вот не сдаст ли жилтоварищество на недельку, пока будут продолжаться гастроли Воланда в Москве, ему всю квартиру, то есть и комнаты покойного?
(упоминая М.А.Берлиоза, автор старается везде словом 'покойный' увести подсознание читателя от убийства)
- Ведь ему безразлично, покойнику, - шепотом сипел Коровьёв, - ему теперь, сами согласитесь, Никанор Иванович, квартира эта ни к чему?
Никанор Иванович в некотором недоумении возразил, что, мол, иностранцам полагается жить в 'Метрополе', а вовсе не на частных квартирах...
(на частных квартирах, в отличие от гостиниц нет нужды предъявлять паспорт, это и есть основная причина выбора Воланда; кстати, по воспоминаниям современников у И.В.Сталина вовсе никогда не было паспорта, только в связи с необходимостью во время Второй мировой войны посещать заграничные города ему будет срочно выписан документ, определяющий личность человека в СССР).
- Говорю Вам, капризен, как чёрт знает что! - зашептал Коровьёв. - Ну не желает! Не любит он гостиниц! Вот они где у меня сидят, эти интуристы! - интимно пожаловался Коровьёв, тыча пальцем в свою жилистую шею. - Верите ли, всю душу вымотали! приедет... и или нашпионит, как последний сукин сын, или же капризами замучает: и то ему не так, и это не так!..
(работу НКВД с гостями из других стран описывает М.А.Булгаков, все годы советской власти иностранцы из-за престижа и безопасности требовали к себе повышенного внимания)
А вашему товариществу, Никанор Иванович, полнейшая выгода и очевидный профит. А за деньгами он не постоит
(в реальности Воланд рассчитывается с Никанором Ивановичем деньгами, полученными у Степана Богдановича Лиходеева на сеанс чёрной магии по контракту).
- Коровьёв оглянулся, а затем шепнул на ухо председателю: - Миллионер!'
Необходимое дополнение.
М.А.Булгаков искусно маскирует стремление Воланда скрыть своё проживание в 'нехорошей квартире', но оставляет для наблюдательного читателя зримые следы этой скрытности.
Во-первых, компания Воланда не открывает дверь Никанору Ивановичу;
во-вторых, они находятся в квартире Берлиоза запечатанными;
в-третьих, Воланд категорически не хочет видеть председателя жилтоварищества.
При этом он не прячется от вызванных по его распоряжению посетителей и девчат для развлечений: дяди Берлиоза Поплавского, буфетчика Сокова, барона Майгеля, дамы в фиолетовом белье, Маргариты.
Более того, на выступление в театре Варьете, маг единственный заявится в маске, в сеансах, так называемой чёрной магии, он будет принимать лишь созерцательное участие, только иногда давая отмашку для начала или конца очередного представления.
Инкогнито, неофициально, не афишируя своё участие, вершить преступные дела - характерный почерк советских руководителей.
Таким образом, списывали на стрелочников-жертв свои ошибки и свой произвол вожди страны и, в первую очередь, сам верховный управляющий, Хозяин, как почтительно называли его ближние подчинённые, Иосиф Виссарионович Сталин.
В нашей истории стрелочниками будут Коровьёв и кот Бегемот.
Воланд должен быть ни при чём. Из-за того, что Босой высветил и обозначил присутствие иностранца в квартире, Воланд недоволен Никанором Ивановичем. Именно исполнительность Босого служит первопричиной всех мытарств председателя жилтоварищества.
Ну а про наличие в любом жилтовариществе в СССР 'преизрядного дефицита' известно было всем и всегда во всё время существования этого государства.
(получить у представителя власти деньги за проживание не является взяткой или нарушением каких-то правил; всё Никанор Иванович производит официально и согласно контракта; затратить деньги он тоже собирается на нужды товарищества),
предложение было очень солидное, но что-то удивительно несолидное было и в манере переводчика говорить, и в его одежде, и в этом омерзительном, никуда не годном пенсне
(не нуждается в остром зрении главный защитник безопасности страны, его задача не ловля преступников и шпионов - это применимо только для отвода глаз, его функция - это сеять ужас 'красного' террора в души советских граждан; пенсне необходимо Коровьёву для маскировки).
Вследствие этого что-то неясное томило душу председателя, и всё-таки он решил принять предложение. Дело в том, что в жилтовариществе был, увы, преизрядный дефицит. К осени надо было закупать нефть для парового отопления, а на какие шиши - неизвестно. А с интуристовскими деньгами, пожалуй, можно было и вывернуться. Но деловой и осторожный
(прилагательное 'осторожный' чаще других употребляет автор по отношению к Никанору Ивановичу)
Никанор Иванович заявил, что ему, прежде всего, придётся увязать этот вопрос с интуристским бюро
(никаких иностранных гостей в 1920-ых годах заселяемых в частные квартиры не было и быть не могло; под интуристским бюро М.А.Булгаков подразумевает всего одну организацию, которая ведала делами частных иностранцев - НКВД).
- Я понимаю! - вскричал Коровьёв. - как же без увязки! Обязательно! Вот вам телефон, Никанор Иванович, и немедленно увязывайте! А насчёт денег не стесняйтесь, шепотом добавил он, увлекая председателя в переднюю к телефону, - с кого же и взять, как не с него! Если бы вы видели, какая у него вилла в Ницце!
(Ницца в 1920-ых годах один из центров российской эмиграции, то есть Коровьёв, провоцируя, даёт понять Никанору Ивановичу, что через Воланда можно выйти на связь с родственниками, которые покинули Россию)
Да будущим летом, как поедете за границу, нарочно заезжайте посмотреть - ахнете!
(нет, даже гипотетически не зовёт в гости обычного советского человека в резиденцию посла переводчик, можно только поглазеть со стороны на чудеса архитектуры)
Дело с интуристским бюро уладилось по телефону с необыкновенной, поразившей председателя, быстротою