Аннотация: Фантастическая повесть или очень большой рассказ. Антиутопия. О том как образование боролось с любовью и победило. Полностью.
Мотыжкин
1
Кто-то сеет разумное, доброе, вечное, а я потом эту хрень выкорчёвываю. Работа у меня такая. Тяжелая и неблагодарная. Профсоюз у нас слабый, общественность недолюбливает, да и клиенты митушные. Самое обидное, что и дома от работы не скрыться. Вот сегодня, поднимался на свой третий этаж, считал про себя ступеньки и кучки дерьма, мечтая о том, как сяду дома телевизор смотреть: тело в кресло уложу, ноги в тазик с теплой водой поставлю, а мысли отпущу, подальше, желательно к южным морям и мулаткам. Хорошо уже почти, спокойно. Вижу. Стоят. Целуются. Дылда какая-то в джинсе и коже, и Наташка, в платье своем сереньком, с бантиками распущенными в косичках. А ведь девке четырнадцать лет в обед. Достал морализатор и пульнул полразряда. Задергались, закричали. Схватил я Наташку за косу и к себе потащил. Посадил за стол, чай налил, ватрушки достал.
- Любит? - спросил.
- Любит, - пожала она плечами.
- А сама-то? - интересуюсь.
- Люблю, - и опять плечами дергается.
У них с мамашей это семейное. Та тоже плечами все время пожимает. В Наташкином возрасте еще и плевалась как верблюд, теперь отучилась. Элитная проститутку - это вам не хухры-мухры.
- А любишь-то чего? - продолжил я доебываться.
- Как это? - скривилось дитя, делая вид, что не понимает.
- За что дылду-то полюбила? Тачка? Мордашка смазливая? Поет, может, соловьем?
- А! Нет. Просто так.
- Понятно, - пробормотал я. - А что у тебя с курсами по этике семейной жизни?
- Я на пятом уровне уже, давно, - гордо заявила Наташа.
- Вундеркинд, как я мог забыть, - пробормотал я.
Ну вот, что с такой девкой прикажите делать? Ведь понимает все несуразность ситуации, а витает где-то в облаках, замки розовые конструирует, бля. И начни я объяснять пагубность, небезопасность и глупость её поступков - только ресницами захлопает. Вон, уже думает, что начну нотации читать: чашку двумя руками схватила, спряталась за нею и наблюдает, что еще такое страшный дядя скажет.
- Понятненько все, - произнес, усмехаюсь. - Допевай чай и уматывай. Ухажер твой, наверное, уже сдриснул.
Наташка заулыбалась, вскочила, чашку одним глотком осушила и к выходу побежала. В дверях только остановилась, посмотрела на меня.
- Мотыжкин, - спросила, - А почему вас все Мотыжкиным зовут?
Озадачила она меня, но отвечаю спокойно:
- Фамилия у меня такая. Мотыжкин. Старинная русская фамилия.
- Нет, вы не поняли. Почему никто по имени не зовет. Я вот даже не знаю, как вас зовут.
- Не знаю, - плечами только пожал. - Мне лично все равно.
- А имя-то у вас, какое? - продолжила та нудить.
- Для тебя, егоза, я Эмпедокл Тимофеевич, - строго произнес я.
- Понятно все, господин Мотыжкин, - и убежала, только косички мелькнули.
2
Ну да, имя у меня для работы неподходящее. Фамилия говорящая - это да. Тут любая поднадзорная особь согласится. Мотыжкин. Инструмент общества, призванный выкорчевывать вредоносные побеги фальшивых иллюзий и оторванных от реальности идей. Правильный такой пафос в фамилии слышится и в удостоверении гармонично смотрится. А с именем у меня папа нафантазировал. Мама говорит, он как лучше хотел, вроде лоск придать или ген пролетария приглушить. Но как-то оно только хуже получилось. В школьные годы пришлось пострадать и погоняла себе глупые придумывать, вроде ЭмТи и Тимофеича. Только к делу это не относится, конечно, просто к слову пришлось. Чтобы паузу мыслями забить. Сидел вот у себя, бумажки перебирал, думал о чем-то отвлеченном и ждал, когда малец, по повестке вызванный, начнет нервничать и выяснять, а почему его собственно сюда вызвали. Потом надо еще минут десять словесного поноса выдержать и к делу переходить. Или слезы совсем впечатлительным вытирать. Ждать пришлось не долго, меньше минуты.
- Вы меня из-за Наташки вызвали? Да? - спросил парень.
- Ну-ка, ну-ка, - делано обрадовался я. - Ты посмотри, какой догадливый фрукт заглянул ко мне на огонек! Поразительно!
Хотелось еще как-то подъебнуть.
- Вы не подумайте! У меня с Наташкой серьезно. Она мощная девка.
- Любишь её, значит? - спросил я, прищурившись.
Тут бы детке и ломаться да сопли по щекам начинать размазывать, а он гордо грудь выпер и заявил:
- Больше жизни!
Обосраться, одним словом. Встал я, шторы отодвинул, окно открыл, чтобы дурь романтическую ветром унесло. Ну, знаете, чисто демонстративный жест.
- Ты, я смотрю, книги читаешь, кино смотришь, наверное, еще от телепроектов фанатеешь, где любовь строят аж пар идет? - спрашиваю, делая вид, что за окном разглядеть что-то хочу.
- Ну, нет так чтобы сильно. Смотрю просто, - неуверенно пробормотал парень.
- В общем, понабрался всякого дерьма и думаешь, что любить - это просто?
Отошел я от окна, вернулся к парню, вдавил его своей пятерней в стул и крикнул, что было мочи, благо кабинеты у нас звуконепроницаемыми уже лет сто делают.
- Ты что думаешь, что любить это просто?! - закричал я прямо ему в ухо. - Как в заднице своей поковыряться?! Как в урну харкнуть?! Как кучу в унитазе смыть?! Думаешь так?! Думаешь!?
Пробрало паренька, пробрало. Задрожал, бедняга, затрепетал прямо. Но все равно смог из себя выдавить:
- Нет... - неуверенно пробормотал он, - нет. Я понимаю. Любовь это не просто так, это испытания, проблемы, путешествовать, может, придется вместе.
- О! - шумно вышел из меня воздух. И уже спокойно добавил, - попутешествовать, значит...
Отпустил я несчастного. Вернувшись за стол, еще раз в его дело нос сунул. Да нет, вроде на романтического дурачка не похож. Просто обыкновенный дурак. Прям с телеэкрана сошел.
- Значит, Матвей Степанович Мочалов, восемнадцати лет, ученик, русский, неженатый, третий сын первого сына, ты готов ради любви пострадать и попутешествовать. Правильно? - строго спросил я и, дождавшись робкого согласия, продолжил: - и откуда это в тебе? В твоей библиотечной карточке - учебники и паутина. По литературе ты все еще на третьем уровне, а вот карточка на телевиденье распухла. И откуда же у тебя эта фигня в голове? А?
Пациент заметно занервничал, но проблеял о том, что любовь это великая сила, которая меняет людей, двигает континенты и рождает галактики. Я такие ситуации не люблю. Большинство моих клиентов дети и подростки, а они прямые как рельсы. Хотят они этого или нет, но все они просто огромный набор стереотипов и готовых моделей поведения, с редкими и, честно признаться, хиленькими ростками индивидуальности. Нет-нет, встречаются и уникумы, и откровенные отморозки, но и они действуют по схеме, по своей особенной схеме. Главное в моей профессии эту схему раскусить, а дальше уже техника. И скажу без ложной скромности в этом деле, за двадцать лет службы, я стал настоящим мастером. И научился такие загадки не любить. По многим причинам, но главное потому, что любая нестыковка и шероховатость - серьезные проблемы, решать которые приходиться мне.
- Знаешь, сколько я уже работаю, Матвей? - спросил я, вытаскивая из дела аттестат. - Двадцать лет. Если все любовные истории, которые я вел, сложить в одну стопку, то она будет высотой с Эверест. И знаешь, что я давно уже понял? Сам понял, а не зазубрил параграфы из книг, пособий и рекомендаций? Хотя и там написано то же самое. Любовь, она больше всего страдает не от этих самых испытаний и прочих передряг, нет. Самые опасные для неё вещи это быт, привычки и социальная среда. А теперь, давай, вас сравним. Твой аттестат. Литература, как уже говорил, - третий уровень, математика - четвертый, химия - третий, физика - четвертый. Физическое развитие - шестой, футболист.
- Это просто увлечение... - промямлил он.
- Да уж понятно, что профессиональный спортсмен из тебя не выйдет уже, - усмехнулся я, откладывая аттестат в сторону. - В общем - мой вывод. В восемнадцать лет из тебя сформировалась посредственная личность, банальный потребитель благ. У тебя есть еще маленькие шансы подняться над серой массой, но, по большому счету, ты уже опоздал. Даже если ты порвешь себе жопу на мальтийский крест, всегда будет кто-то, успевший сделать то, о чем ты только задумался. Тебе прямая дорога в офис, на завод, в магазин. Или как твои родители - на субсидии и дотации. И самое главное. Этика семейной жизни - второй уровень. Тебе общество не советует даже фильмы с красным квадратом смотреть и мастурбировать, не говоря уже о том, чтобы трахаться и детей делать.
- Это же исключительно рекомендации. У нас свободная страна, вы все равно запретить не сможете!
Я плечами пожал.
- Не смогу. Даже уговаривать не буду. Трахайся на здоровье, раз член вырос. Дело тут в другом...
Я открыл ящик стола и достал оттуда карточку еще одного аттестата, Наташиного, и потряс им перед его носом.
- Вот Наташа. Посмотрим на уровни. Семь, семь, восемь, семь и так далее. Музыка - восемь, спорт - восемь. В четырнадцать лет! А университетский минимум уже готов! Всесторонне развитая личность, хоть сейчас на плакат и на центральное телевиденье. И, в отличие от тебя, по семейной жизни она уже на пятом уровне. Она готовая мать, и только из-за возраста на шестой уровень не перешла. У вас совершенно нет точек соприкосновения. Вы на разных плоскостях бытия. Прекратиться ваш гормональный взрыв, и что вы будете делать? Она будет жить среди элиты, ходить в театры, заниматься наукой, управлять государством, а ты - набьешь себе пузо, нажрешься пивом и сядешь смотреть очередное телешоу для дебилов? Вот тут ваша любовь и кончится. Пшык, а не любовь.
- Оно не обязательно только так бывает! - возмутился красный Матвей. - История знает примеры любви, которая ломает на своем пути все преграды, даже те, которые созданы обществом. И сейчас в вашей блядской утопии, множество женщин и мужчин отбрасывают условности и... это...- бедняга от напряжения извилин даже забыл свою речь. - И соединяются, так как им велит сердце, а не ваша галимая образовательная карточка.
Я только головой покачал.
- Я тут тебе штраф за мат пока выпишу. А тебе советую подумать, чем обычно заканчивают такие пары. Раз уж ты у нас несколько оппозиционных взглядов, - произнес я, оформляя общественное порицание. - В партию какую-то еще не вступил?
- Нормально заканчивают, живут, не умер никто.
- Пойми же, это быдлу достаточно: живут и живут. Они счастливы, когда кусок колбасы в одной руке, а пульт в другой. А такие, как Наташа, окунуться в такое счастье как ты, а потом выныривают, оглядываются и видят, что живут в дерьме, в цепях собственной нереализации, шансы все свои проебали, а ровесники, которые были не такими способными, пробились и теперь им не нужна еще одна девочка, которая когда-то подавала большие надежды. И пустится она тогда во все тяжкие, жизнь свою устраивая. А ты будешь сидеть на диване, яйца свои чесать.
Я замолчал. Парень тоже молчал, опустив глаза.
- Что молчишь? - спросил я.
- Это все потому, господин Мотыжкин, что общество у нас это стонет под игом нашей образовательной системы, которое больше внимания уделяет результатам тестов и экзаменов, а не человеку с его душой и устремлениями.
- О! - обрадовался я. - Так ты у нас, оказывается политически грамотный!
3
Если откровенно, то сушить себе мозги о Наташке и её ухажере я не должен. Не в моей они компетенции. Тут в чем вопрос? Наташка-то, хочешь, не хочешь, а малолетка. Какой бы высокий уровень по семейной этике она не получила, но, застав её, целующуюся с парнем, я просто обязан был пресечь безобразие, составить протокол и сообщить о случившемся их кураторам. Вот и все. Они уже там должны разбираться со всякими любовями и сексами. Самому копаться в таких мелочах... Все же я из тех, кого называют важняками, да еще и специалист по тому, что мы называем особыми случаями. Даже странный этот Матвей, с неясной мотивировкой и психологической реакцией, не попал бы ко мне в рабочую папку. Он странный, да. Но недостаточно опасный, слушает глупых политиков, но до настоящей социопатии еще не докатился и вряд ли докатится. Характер не тот: жидковат он, жидковат.
Я вот помню, когда сам молодым был, увлекался всеми этими теориями о разрушении тоталитарного строя всеобщего среднего образования. Там и с мамой Наташи познакомился, Тамарой. Её тогда все Царицей Тамарой называли, или Царой. Мне тогда пятнадцать было, а она на год меня старше. На заседании контрактно-анархистской партии сам её, каюсь, затянул. Мы с ней на олимпиаде познакомились, не районной, а всемирной. Она в том году у нас проходила. Я по литературе страну представлял, а она по медицине. Там и предложил со мной пойти на заседание ячейки. Пофорсить решил. Посмотри, цыпа, на меня, я крут! А на деле чухня, как водится, получилась. Салажонком я ей показался, как перьями не трусил. Там, в партии, собирались разные люди, с разным интеллектуальным уровнем, потенциалом, но в основном молодые, громкие, энергичные энтузиасты. Мы тогда верили, что мир погряз в системе как в дерьме, а к каждому из нас тянутся стальные щупальца образования и крепко держат нас за яйца. Казалось, достаточно освободиться и отказаться от глупых условностей, и мир станет сразу чище, свободней, правильней. Что пора уже каждому подписаться под общественным контрактом. Ведь это же хреново, что одни чуть ли не с рождения обеспеченны лучшими условиями для раскрытия своих способностей, правда? Это же не справедливо, что дети ученых, политиков, миллионеров быстрей проходят на следующий уровень, чем дети простых трудяг, которые не могу обеспечить отпрысков репетиторами и индивидуальной программой? Хрень же, что одним надо преодолевать сопротивление среды, чтобы получать знания, а у других дома говорят на трех языках? Тогда я считал это ужасно не справедливым. И не я один. Нас было много, мы были разные, ходили в порванных джинсах и рубашках с разноцветными заплатками, в длинные косы заплетали пластмассовые веревочки. Сейчас я бы сказал, что 'золотая молодежь' вознаграждение общества их успешным отцам и матерям за прошлые успехи, образовательный капитал так сказать. Никто же не мешает Васе Пупкину из районного центра подготовиться, скачать нужные учебники и перейти на следующий уровень, написать поэму, пробежать быстрее всех сто метров. Более того, многие так и поступают. Вот та же Наташка... А уж потом он своим трудом и своими талантами заработает своим детям на репетитора, личного тренера и специальные курсы. А всех подряд все равно не сделать умными и счастливыми. Хоть тресни.
С нами как получилось? Контрактно-анархистская партия победила. Смогла убедить всех, что образование должно даваться не на основе всеобщего принуждения, а общественного контракта, а там хочешь - подписывай, не хочешь - в леса иди жить... Что-то изменилось? Да не хера! Теперь-то, конечно, никто не может запретить трахаться с кем попало. Во времена моей юности Матвей получил бы судебное решение: не подходить к Наташе ближе, чем на сто метров, пока его уровень образования не будет ей соответствовать. А мы теперь вынуждены ограничиваться рекомендациями, уговорами, психологическими вывертами, что не так эффективно, как полицейский надзор. Безусловно, и тогда грозное судебное постановление было скорее красивым жестом, недействующей реально нормой, оставшейся со времён совсем темных веков. Случаев, когда власти вмешивались в народные амуры, было ничтожно мало. Мы, в партии с ними носились, описывали, тиражировали в интернете, а в конце года издавали специальный сборник со смешным названием 'Ужасы режима' или 'Убитая любовь'. А может 'Попранная любовь', хз. Вот уж... Суть вы поняли. Вспоминая эти истории, понимаешь, что в большинстве случаев: любовь, которую мы с таким усердием защищали, принимала какие-то странные патологические формы, которые сейчас стараются зафиксировать в специальных лечебных заведениях с упором на антидепрессанты и человеколюбие. Так что боролись мы с какими-то глупыми частностями. Вот примерно так благородные коммунисты боролись с деньгами. Яростно, дерзко и безрезультатно.
Вот хочется мне сказать, что понял всю глупость своей партийной мастурбации, утопичность основных постулатов и преступность других, подлость политики и мерзостный, гнилостный запах внутренней партийной кухни. И вот хер мне. Так получилось, что своим возвращением к реальной жизни я обязан Царе. К тому времени я по ней безнадёжно сох. Да что там. Я превратился в мумию. Болезненное и обидное чувство - эта любовь. Да и был я всего лишь активистом, мальчиком на подхвате, когда Цара была самой настоящей Царой с гордым профилем, томной тенью и жаром десяти тысяч ночей и постелей. Вокруг неё кружились не только мы, жалкий космический мусор и дешёвые искусственные спутники, но и кометы и целые планетоиды. И бог бы со всем этим, я бы любил её безответно, как дикарь любит солнце. Так она со всеми этими звёздными телами трахалась. Самозабвенно и не жалея ни своих, ни их чресл. В полном соответствии с партийной позицией и установкой. Меня жалели, отводили взгляд, прерывали разговор, придумывали глупые причины для объяснений, но все равно однажды прорвалось. И я тихо и незаметно исчез из её бурной партийной жизни. Особенно было обидно, что в череде её поклонников, или тех, кого я туда в ярости набросал, были совсем уж отвратные личности, а вот меня не было. Наивный мальчик во мне лопнул, как накаченный воздухом презерватив. То, что со мной произошло дальше, было скорее попыткой сбежать от Цары как можно дальше. Первое время мне это удалось. А потом мы оказались соседями...
4
Наташка прибежала на следующий день прямо с утра. У меня на сковороде громко умирала яичница, словно еретик в подвалах инквизиции, а по телу мягкой волной растекался херес.
- Господин Эмпедокл Тимофеевич - вы быкуете! - с порога заявил подросток.
Я не ответил, посмотрел на неё, отметил про себя блядскую маечку и шортики в обтяжку и только головой покачал. Помню, когда я понял, что жить буду рядом с Царой и у неё за то время, что мы не пересекались, образовалась прелестная и умная дочка, единственный вопрос, который меня заинтересовал: от кого? Как-то так получалось, что, встречаясь с моими старыми знакомыми, я получал в лицо информацию о приключениях Цары. Иногда в подробностях, иногда скупым дайджестом на меня вываливали её любовников и сплетни. Как же меня это бесило...
- Вы быкуете, Эмпедокл Тимофеевич! - повторила Наташа, на этот раз более грозно и кулаком помахала для выразительности.
- Что, жаловаться прибежал? - поинтересовался ехидно.
С такой стороны Наташа на ситуацию не смотрела, поэтому сразу сдулась.
- Почему сразу жаловаться, - обижено сказала одна. - Он со мной просто поделился информацией.
- Ага, - не стал спорить я.
Так вот. Единственное, в чем все мои информаторы не сходились, - кого избрала Цара на роль отца своего ребёнка. Каждый раз назывались новые фамилии и новые обстоятельства, побудившие её продлить свой род. Вплоть до того, что её выкрали, оплодотворили и продержали взаперти, пока она не родила. Бред, в общем. А потом, по своим каналам, я узнал кто отец и охуел. Вот же действительно безумный поступок, в её духе.
- И зачем ты его прессовал? - все не унималась девка.
- Для порядка, - засмеялся я. - Чай будешь?
- Кофе с булочкой, - заявила она. - Ты думаешь, что сможешь разрушить нашу любовь?
- Я? Разрушить? - удивился я её наивности. - Вот уж нет. Любовь это такой материал, который внешнему воздействию не поддаётся. Вот если в нем самом есть некоторая слабость...
- И ты решил сделать все, что в твоих силах, чтобы слабость эту обнаружить? - возмутилась она. - Нападаешь не него?
Я оправдываться не стал, отвернулся и занялся кофе.
- Эмпедокл Тимофеевич, - заныла в спину Наташа.
Дети почему-то всегда пребывают в странной уверенности, что мы, взрослые, обязаны относиться к ним снисходительно, прощать ошибки, жалеть и вообще вести себя как дебилы. Откуда это в них? Оглядываясь в своё собственное прошлое, я могу только с ужасом смириться с абсолютно аналогичным убожеством мысли. Вручив Наташке чашку кофе и тарелку с булочкой присыпанной сахарной пудрой, я, не стесняясь, спрашиваю:
- А кто твой отец?
Получив этот прямой в челюсть, она замотала головой.
- Причём тут...
- Да не обостряй, - перебил я её. - Это я просто удар по тебе дезориентирующий наношу. Как в стратегических играх. Бух, бам по командным центрам, а сам тишком по диагонали на е-семь. Да и продемонстрировать тебе хочу кое-что.
- Что? - обиженно пробормотала она.
Я отхлебнул херес прямо из бутылки.
- Да если бы я хотел действительно разбить вашу любовь, как вы выражаетесь, о суровые рифы реальности - лежать бы вам уже в обломках. Жизнь ублюдочная вещь. Мне и выдумывать ничего не надо. Технология уже отработана. Вот, заходим на сайт, триста двадцать пять заявлений от девушек, ищущих себе пару в эту пятницу. Из них идеальное совпадение с твоим дылдой у семерых. Захожу как куратор, отправляю всем сообщения, что есть такой парень на 99% подходящий им психологически, сексуально и по уровню образования. Значит, у них впереди большое светлое будущее, не только, как социальных единиц, но и вполне себе оттраханных самок...
- Мотыжкин, - возмутилась Наташка, - вы ужасающе не романтичны.
- Ну да, ну да... Зато вашу партийную принадлежность я легко идентифицировал. Новые романтики? Ведь так?
Девка губы надула, не признается. Делаю ещё один, победный, глоток хереса.
- Ну так вот, на следующий день твоего ухажёра ждал бы такой штурм... О! Вот тогда вылезут слабости, о которых только сообщить и останется. Тебе.
- Сволочь, - буркнула она.
- Да ладно, я же тебе для иллюстрации, гипотетически. А то обидно, понимаешь, прессуешь, быкуешь...
- Но вы же его вызвали. К себе. К вам только психопаты и ходят. Зачем?
- Понять хочу. Вот ты говоришь: любовь, любовь... Но вот мне совершенно не понятно, чем же тебе этот Матвей Мочалов так мил? Человечишка же - посредственный. Отчего вдруг...
И руками развёл, чтобы подчеркнуть недоумение.
- Я, между прочим, по психологии и педагогике первый уровень недавно сдала, - произнесла Наташка, не скрывая самодовольства. - Может, сразу скажете, к чему клоните? Без подводки.
Я вздохнул. Гении они такие.
- Давай в открытую. Раз такая умная, - соглашаюсь, после хереса. - Детка, оглянись! В мире правит баланс сил. Как только чаша весов начинает склоняться в какую-либо из сторон, сразу же у победившей стороны наступает такая жопа, что проигравшим можно позавидовать. Это верно для политики, для физики, в том числе и для человеческих взаимоотношений. Так вот, парень твой тебе не то, чтобы не пара. Не мезальянс это. У тебя практически зоофилия получается. Он же другой биологический вид! Нет ощущения, что с животным целуешься? Нет? А должно бы и появиться. Хотя бы как защитная реакция. Ты не смотри, что у него внешность человеческая. Интеллект у него, как у обезьяны. Ты знаешь, что практически все жильцы столичного питомника смотрят те же телепроекты, что и девяносто процентов твоих сограждан? Это в постели вы в равных условиях, но стоит тебе с ложа слезть, как ты становишься тяжелее пятерых таких Матвеев. О чем вы с ним на кухне говорить будете?
- Он не любит сидеть на кухне.
- Ну да, чего это я, - хлопнул себя по лбу. - Там же телевизоры маленькие. А вот представь, ты курсовую свою защищаешь, патент получаешь, японцы его покупают и впереди только перспективы и открываются. А Матвей твой с дивана поднялся, как мертвец из могилы, и в туалет сходил.
За долгие годы общения с подростками у меня выработалась удивительная способность говорить одно и тоже, но разными словами. Дети, даже гении, особенно падки на яркую обертку. И говно скушают, если в яркую фольгу завернуть. И не столько о конфетках речь, это я для выразительности их приплел. В словах это намного сильней проявляется. Тут тяга к красивостям и украшательству вообще удержу не знает. Чем я и пользуюсь, по мере сил. Только в этот раз, Наташа очередной раз доказала, что девочка она умная.
- Можно не растекаться мыслию, - перебила она меня. - Я уже поняла. Матвей мне не ровня. Мне нужен образованный, умный, спортивный и потенциально успешный парень, желательно нежный и чуткий, который сможет раскрыть мой бутон и не надломить хрупкую девичью психику. Бла-бла-бла - это я резюмирую.
- Кхе, верно, только без бутонов, - признался я.
- Не знаю, - Наташа пожала плечами, - на уроках этики на важность бутона напирали особенно. Хотя, как по мне, целка - это не самое важное в жизни, чтобы особенно обращать внимание как её распечатали.
- Ну, суть ты поняла правильно, - произнес я, вспоминая, когда она в последний раз проходила медицинское обследование. Не то, чтобы меня сильно волновала её девственность, но...
Наташа тоже задумалась. Вот чего мне не хватает на моей работе, так это возможности в головах людей покопаться. Вот вертит она в руках булочку, пальчиком по кофейной чашке водит и в гущу кофейную заглядывает, но все равно непонятно какие мысли бродят в мозгах.
- А чем докажете?
- Что? - не понял я.
- Что такой вот образованный и умный дятел для меня лучше Матвея?
- Ага, - от радости я чуть не подпрыгнул. - Есть у меня на примете несколько парней...
- Не пойдет, - покачала она головой. - Парней не надо. Вы будете доказывать. Знаю, кого вы подберете. Общалась уже со своим куратором на тему внеклассного секса. Так он мне тоже подходящие кандидатуры расписывал. Туфта все это. Он за образец себя брал. Так что, кого бы вы не нашли - это будете вы, только в облегченной версии. И если уж хочешь, чтобы я послушалась тебя и бросила Матвея, докажи, что сам лучше его.
- А? - вырвалось у меня.
- А что вы хотите, Эмпедокл Тимофеевич, - пожала плечами Наташа. - Это же так просто. Вы мне рассказываете, кто лучше, кто хуже, кто подходит, кто нет. Но вот посмотришь на этих ваших образованных, тьфу. Подлецы, сволочи, отморозки. Такие же, как все. Разве что умные. Знаешь сколько мерзости на олимпиадах? Не в каждой подворотне столько дерьма... Так что, если хотите что-то доказать - доказывайте! Но только сами.
5
Не один я в этом мире пострадал от женщин. Да что там! И от меня пострадало немало ни в чем неповинных баб. Нет, если рассматривать столкновение полов онтологически, то вина их очевидна - наличие влагалища служит безусловным доказательством их вины. Как и мой мужской инструмент. Но вот положа руку на сердце, могу ли утверждать, что все обиженные мною женщины получили по заслугам? Нихуя! Скорее наоборот. Скотиной я был исключительно по собственной инициативе. Даже обида на Цару не аргумент. Не на неё же пенять, что с женой у меня ничего не получилось? Это я так в лужу мыслями плююсь после того, как мы с Наташей контракт составляли. Изматывающее занятие. Я даже поинтересовался, после того как подпись поставил:
- А по правоведению у тебя только первый уровень. Скрываешь?
- Смысла не вижу, с экзаменами возиться, - ответила Наташа и добавила, увидев, как головой качаю. - А что вы думаете, Эмпедокл Тимофеевич, легко сейчас девушке в этом мире?
- Тебе четырнадцать.
- Вот и именно...
В общем, ушла она довольная. А у меня начался период углубленного самокопания. А все от того, что сам пошел на поводу собственных эмоций. Наверное и действительно, что-то доказать Царе хотел. Ну не Наташке же доказывать? С другой стороны - это я себя успокаиваю - страшного тоже ничего не будет. Отведу её несколько раз в какой-нибудь интеллектуальный ресторан, на вечер олимпийских чемпионов, можно в наш рабочий клуб, там временами бывает интересно. Еще куда-то. Хоть от подростков её отвлеку. На людей посмотрит. Да и себя покажет, хоть и ребенок совсем, но все равно ведь среднюю школу она, считай, закончила, теперь университетский уровень сдавать будет. А это хочешь, не хочешь, а взрослая жизнь. И только я себя успокоил, как ко мне буквально ворвалась Цара.
За все время, как мы стали соседями, я видел её почти каждую неделю, а вот разговаривал всего пару раз. И то. Разговором это и назвать нельзя. Обменялись несколькими фразами. Вроде: видишь кого, слышишь, не женился, работаешь, помнишь, ну пока. У меня-то особого желания беседовать и не было. У неё тоже, по-видимому. Я, когда встречаю своих бывших однопартийцев, не горю особо желанием душу выворачивать, да и их тоже я как-то не сильно интересую. Жизнь разная у всех у нас. Сейчас понимаю, что единственное, что нас хоть как-то связывало - это молодость. Все остальное самообман. Идеология, пропаганда, общественные порывы... Всё пустое. Разными мы и тогда были. Только возраст. И неизбежный юношеский максимализм, и ветреность мысли. А как стали корни пускать, так и всё. Послали друг друга на хуй, кто громко, кто по-тихому, и разлетелись. Я так первый от всего этого уродства отвалил. Меня Цара отвадила. Теперь вроде как самый успешный. Не богатый. Думаю, и сама больше меня зашибает, несмотря на то, что не первой свежести уже, а другие, те, кто в коммерцию подался, тоже неплохо живут. Нет, первой гильдии никто не стал - понятное дело, образование экономическое поздно получили. До недавних пор круче меня был один чувак, но он в политике вырос, с контрактно-анархистов начиная, без остановки. Единственный из всех нас. Так убили его. В общем, к чему это... не думайте только, что жизнь у меня перед смертью проноситься. Просто офигение собственное оправдать хочу.
- Какого хрена, ЭмТи, ты лезешь в жизнь моей дочери! - с порога начала она орать, да так что я чуть хересом не подавился. - Чем тебе Матвей не угодил! Он хороший парень, честный добрый, открытый! У них чувства, а ты своими грязными руками...
- Фу, где ты понабралась этих банальностей, - возмутился я.
Зря конечно, нужно было бы промолчать, но не сдержался. Вот не люблю, когда со мной начинают общаться, словно с персонажем мыльных телепостановок. Естественней надо быть. Зашла бы, послала, обматерила - и то больше смысла было, чем вот так...
- Что?! - завизжала она.
Я только скривился.
- Садись, - предложил я и махнул рукой, - чай, кофе, херес... Водка где-то должна быть...
Как ни странно, Цара не стала дальше кричать и ругаться, молча села, хотя и продолжала смотреть на меня настороженно и зло.
- Херес, - сквозь зубы произнесла она.
Прислушался я к своему организму, который к тому времени уже грамм четыреста хереса принял, но вроде готов был еще немного впитать. Налил себе, ей, сел рядом, и со вздохом предложил:
- Излагай.
Если вкратце пересказать наезд, то жизнь дерьмо, я дерьмо, во власти давно дерьмо - особое, концентрированное; дочка занимается дерьмом, и единственное светлое пятнышко - Матвей, свят, Степанович. И лицом красив, и душой чист. Единственный, кто сможет спасти заблудшую в полутьме библиотек Наташу от сползания в ад философий. Сентенция, что тянуться чреслами надо к природе, не нова, и как по мне отдает легкой мхатовской безвкусицей. Почему-то на неё, матушку-природу, принято сбрасывать все непопулярные решения, и ею же оправдывать все возможные извращения. Взять тех же гомиков. Уж насколько я к ним относился просвещенно, но даже меня начинает раздражать вечные ссылки на какой-то специальный ген, заставляющий любить мужские жопы больше женских задниц. И пусть бы себе на здоровье, но гены тут причем? Эта странная тяга использовать природу вместо фигового листа... Царе даже возражать не хотелось. Светлый мальчик.
- Кто он тебе? - только спросил.
- Он встречается с моей дочерью, - с царским апломбом ответила.
- Сын друга, подруги? Я же в связях не копался, но ведь узнаю.
- Он сын Леры, ты её не знаешь, но дело не в этом. Ты пойми, он действительно хороший парень, добрый, внимательный, у него дома птичка раненная, кота недавно подобрал бездомного, - наговорив мне гадостей, она уже успокоилась и теперь скорее уговаривала меня, чем нападала. - Знаешь, бывают такие люди, о которых говорят - золотое сердце. Сейчас таких всё меньше и меньше, и он один из них. По уму, если бы у нас нормальная страна была, то таких людей ценили бы, берегли. И пусть у него средний уровень низкий. Это не главное. Ты же учитель, ты же должен понимать, что образовательная система должна воспитывать людей, а не аттестат с оценками!
- Я не учитель. Давно уже нет. Я старший инспектор по особо важным делам управления министерства образования в *** области.
- Но, по сути ты им так и остался. И работаешь в школе для трудных подростков?
Я кивнул.
- Вот! - обрадовалась она.
6
Вот вторую бутылку хереса открывать не стоило. Я не знаю, кто в современном пантеоне богов и комплексов отвечает за силу сталкивающую мужчину и женщину в одну постель, но на собственном опыте уяснил, что вино этому удивительно способствует. Так что заканчивали херес мы её уже в постели. Цара лежала расслабленно смотрела в потолок, изредка улыбаясь своим мыслям. Я стремительно трезвел и лихорадочно соображал: какого хрена я вляпался во все это. Чувства? Хроническое, красная нить из клубка фантазий здоровой мастурбации, которая через все эти годы... Вот уж вряд ли. Болело когда-то, обижался, злился, но ведь прошло уже, вместе с прочей грязью смыло. Не воображал, что стал добропорядочным членом общества, не с моей работой ебпть. Но все же как-то привык читать, что поступками моими руководит рассудок, и в постель с малознакомыми женщинами...
- Ты страшный человек, Мотыжкин, - прервала мое самокопание Цара.
- Гм? - только и смог произнести я.
- Тебя никто не любит, - глядя в потолок произнесла она. - И ты мстишь всему миру за это.
- Вот же... странной замечание.
- Нет, правда. Ты же довольно известная личность. Еще со времен партии. Но известность твоя... она какая-то с душком.
- О, господи! А в партии я-то каким боком прославился? - удивился вполне искренне.
- Как стукач.
- Как кто? - не поверил я.
- Как стукач и провокатор министерства образования, - повторила Цара. - Это же всем известно было. Тебе столько раз хотели лицо испортить. Связываться не хотели, боялись, что ты папочки все расскажешь.
- Понятно, - покачал головой я.
Вот это было для меня новостью. Запить бы, да жалко херес на неё переводить.
- Кофе будешь? - спросил вставая.
- Буду, - она села на кровать, закутавшись в простыню.
И что самое противное мне практически наплевать. Сборище недоумков. Еще одно подтверждение. На кухне все же достал еще одну бутылку и сделал несколько глотком прямо из неё. Слишком много событий.
- Тебя и потом все ненавидели! Особенно как ты с этим несчастным Говрошей поступил. И после того как ты семью Конюхова родительских прав лишил. И потом, - кричала она из спальни.
Тоже плевать. Я знал на что шел, когда устраивался на работу. И уж тем более я понимал, что даже того эрзаца любви и почтения, которое получает классные учителя, не получит даже самый последний инспектор районо, а уж тем более важняк.
- Так что там о партии? - спросил я, вкатывая в спальню столик с кофе.
Цара почему-то смутилась. Она смотрела на столик, словно это была пушка, стреляющая ядрами. Симпатичный должен признать столик, хромированный, вполне возможно и антиквариат. Он мне достался от отца, а он любил древности.
- Так что там партия? - снова спросил я.
- А?
- Та сказала, что меня никто не любил, потому что я был провокатором, - напомнил ей. - Мне интересно теперь - почему? Вроде все делал как все, не волынил, хуем бычки не забивал, мерз на этих дурацких акциях протеста, уговаривал обкуренных подростков отдать их идиотский голос на выборах, плакаты клеил...
Цара совсем растерялась. Простыня спала с плеча, вывалив еще красивую, но уже немного обвислую грудь.
- Не знаю, - призналась она и как ребенок пожала плечами. - Все были в этом уверены. А что нет?
- Нет, - ответил я, но доказывать больше ничего не стал. Все знание принятые человеком без доказательства особенно упорно сопротивляются, когда их пытаются опровергнуть.
- Прости, - без энтузиазма произнесла Цара, скорее всего на всякий случай, чем действительно мне поверив.
- Замяли, - милостиво согласился я.
Чувствовал я себя до крайности неловко. Хреново можно даже сказать. И дело не в том даже, что я её трахнул. А в том, что затащить её в постель было чуть ли целью моего существования с пятнадцати до двадцати лет. Произошло все же как-то до одури банально. Оно как бы и понятно. В барахтанье в постели ничего волшебного и удивительного нет. Процесс донельзя физиологический. Не утренняя зарядка конечно, скорее спорт, поэтому вот это 'и оказались мы в одной постели' всегда происходит как-то совершенно буднично. Вот прелюдии, когда ритуальные танцы с бубном и павлиньи ухаживания, сдобренные полутонами и полумасками - это все может длиться вечно, хоть до самой смерти и могут стать по-настоящему прекрасным зрелищем. Но вот когда двое решаются заняться тем к чему их подталкивает природа, вся красота пропадает и начинаются абсолютно функциональные движения. Да и что там может быть нестандартного? Не спермой выстрелить, а сливочным кремом? С другой стороны - это же Цара! Та самая блядь, которая портила мне жизнь и делала вид, что не понимает, как я схожу с ума от этого. Как-то иначе все должно было произойти, не так.
- Ну, хорошо, если ты не провокатор, как ты потом учителем стал работать? - спросила Цара неожиданно - чуть не подавился.
Она села по-турецки, пододвинув к себе столик, и аккуратно обогащала сливками кофе. Простыня, в которую она куталась, была отброшена в сторону и она сидела голая, без того фригидного стесненья моей бывшей жены, которая даже в ванную меня не пускала, а после секса осторожно прятало тело под одеждой. А Царой разрешала любоваться собой без проблем.
- Милая мой отец - заслуженный учитель, почетный работник министерства образования. Как ты думаешь, когда оказался после партии на улице, куда мне логичней всего было пойти?
- О! - восхитилась она своей догадливости. - Тебя он устроил в школу.
- Вот еще, - разочаровал её я. - Все было намного сложней.
Вообще-то, будь она наблюдательней и пробежалась бы глазами по стенам моей спальне, она с легкостью смогла бы составить моё резюме. Тут весит хуева куча, грамот и сертификатов, которые я успел накопить за все свою профессиональную жизнь.
- Я когда выпал из нашего идеалистичного мирка, занятого построением справедливого общества, то оказался в жопе. Мировоззренческой. Как бы я там не хорохорился, - признался я, - и не кричал, что вы извращаете идею, все же я хорошо проварился в этом дерьме и поначалу тупо не знал чем заняться. Вот и продолжил учиться, уровни набирать. Хорошо пошло. Ты знаешь, когда нет желания никого видеть - учеба замечательный симулятор жизни. Сидишь по программе бегаешь, читаешь, фильмы смотришь, тесты сдаешь, рефераты пишешь - и вроде как при деле, живешь, социализируешься. Вроде и не труп, а вполне себе человек. На олимпиады только не ездил, не хотел с тобой встречаться, с ребятами. Да у меня и без них отличный уровень получился. Тогда обо мне отец и вспомнил. Хотя мы, как бы и считались одной семьей, но вместе не жили, и он не очень-то интересовался, что там у меня. Учусь и учусь. А тут нарисовался на горизонте, глянул мой аттестат и сообщил, что уже договорился с моим учителем и тот даст мне рекомендацию пойти в армию...
- Ты служил? - ошарашено спросила Цара.
Я прямо залюбовался её удивлением. Прекрасна, прекрасна. Ни тропинки морщинок на лице, даже потертые временем груди не могли затмить её огромные зеленные глаза.
- Год. Бригада быстрого реагирования. Не знаю, зачем я туда пошел, наверное, чтобы никого не видеть после выборов. Вы, же суки так радовались...
- И ты ходил в форме? Вот здорово! - обрадовалась чему-то Цара. - Вас учили стрелять?
- Мы же не спецчастями были, обыкновенные киберстрелки. Армия, скажу честно, мне не понравилась. Нудные дежурства, тренировки, физкультура эта гребанная. Бесконечные ряды мониторы и ночные учебные кибер-атаки - на всю жизнь запомню.
- Все равно интересно, - пожала плечами Цара, - среди моих знакомых нет бывших военных.
- А среди клиентов? - зачем-то подъебнул я.
- Фи, - она скривилась, но почему-то не обиделась. - А дальше что?
- А дальше армия закончилась и я повис как сопля на рукаве. Можно было продолжать учиться. Получая какой-то уровень каждые три месяца, жить на стипендию и, в конце концов, уйти в науку.
- И вот тут-то отец тебя устроил...
- О! - только головой покачал, я всегда удивлялся, как превратно люди воспринимали семейные связи, среди моих родственников. - Он со мной поговорил и сказал, что я хороший парень и идти в систему образования мне не стоит, нехрен мне там делать - цитирую. Я просрал несколько месяцев глядя в потолок. И только потом пошёл в фонд занятости, стать на учет. И вот они-то меня и направили в школу.
- Что так просто?
- А что? Требованиям всем я отвечал: в армии служил, уровень высокий, психологическая карта без замечаний...
Меня прервал телефон. Выслушав короткое сообщение диспетчера, я поцеловал Цару.
- Надо собираться, вызывают, - повинился.
- Убили кого-то? - скривилась она.
- Двадцатимиллионной город. У нас каждый день кого-то убивают.
- И ты пойдёшь на работу после хереса.
- Я куплю семечки.
- Ох, ты не возможный человек ЭмТи. Проводи меня. И расскажешь потом кого убили. И постой-постой. А что твой отец? Что он сказал, когда узнал о твоей работе в школе?
- Ничего, - абсолютно спокойно признался я. - Больше он со мной никогда не разговаривал.
7
Есть люди, которых будто вырвали из контекста. Процитировали, но ужасно неумело, чтобы не сказать глупо: не задумываясь над смыслом выдернутых строк, не понимая их неуместность именно в этом месте жизни. Как правило, таким людям по жизни хуево. И дело не в том, что они какие-то пидорасы, которые мешают всем жизнь. Вовсе нет. Наоборот, большинство из них: тихие и безобидные. Просто непонятные и мутные. С одной стороны это всего лишь непонятные и мутные. С другой же их вид провоцируют головную боль, недоумение и бессознательное желание вытолкнуть такие цитаты из гнездышка современности. Многие чувствуют это и предпочитают вывалится самостоятельно. И это вызывает еще больше недоуменных вопросов. Вот и Наташа первое, что спросила о Стасе:
- Почему он здесь живет?
- Потому что он натура цельная, а злые дяди и тети кастрировали его, под корень отчекрыжив тягу к социализации
- Чего?
- Это я образно, - успокоил я.
Наташа посмотрела на меня настороженно, но дальше расспрашивать не стала. По честному я даже немного оскорбился. Целую речь подготовил, а она так быстро сдалась. А ведь Стас действительно стоил речи. И дело даже не в том, что жил он на кладбище в старом склепе, который он превратил во вполне уютное убежище. Это все фигня, результат его не совместимости с этим миром. Ему больше подошел бы век двадцатый с его резкими колебаниями и взрывами чувств. Дело в том, что он действительно гений и просто хороший человек. Мы прошли кладбищенские ворота и свернули на аллею, мимо небольшого холма, на котором стояла древняя, как и само кладбище, церковь. Еще по дороге нас догнали сумерки и теперь медленно, с натугой и постоянно мигая, стали просыпаться фонари.
- Миленько, - пробормотала Наташа, смотря, как полуразрушенные памятники разрезали свет фонарей на толстые полосы.
Я пожал плечами.
- Эмпедокл Тимофеевич, а вы и действительно считаете, что приводить свою девушку на кладбище, это именно что необходимо на первом свидании? - спросила она.
- Девушку, свидание? - поинтересовался, а губы сами изобразили нечто среднее между ухмылкой и гримасой.
- Ты подписал договор, - возмутилась девушка. - Там черным по белому, что ты должен убедить меня в том, что для высокообразованное существо... Ну хорошо, мужчину, - исправилась она, поймав мой насмешливый взгляд, - намного интересней и выгодней чем Матвея. Так что не увиливай. Ты...
И тут аллея закончилось. Вместе с ней закончились и мигающие фонари, рождающее свет с нездоровой гулом, и вокруг растекся ровный и мягкий желтый свет из тысяч лампочек фонариков, развешанные Стасом так, чтобы даже намек на тень не проник сюда. Сделано это было из естественной, по словам Стаса, боязни, что ночь может испортить его скульптуры.
- Офигеть! - вырвалось у Наташи, - что это?
Офигеть было действительно от чего. Этот участок кладбища Стас уже переработал, могилы все были отреставрированы, а вместо старых и уродливых памятников, поставил другие собственного изготовления.
- Я называю это сад памятников, - произнес я подходя к одному из них, женщине, обнимающей камень. - Стас Меркулов. Он талантливый скульптор. Достаточно давно увлекся тем, что приводит кладбища в порядок, в жилой вид так сказать. Это его пятое, он только начал.
- Красиво, - пробормотала девушка, замерев возле фигуры мальчика, играющего в бадминтон. Мальчик без лица, вместо него неровный кусок камня, с какой-то разметкой, видимо Стас как раз занимался его лицом. - А почему у него ноги в камне, будто он как в тину погружается...
Я подошел к памятнику, провел рукой по постаменту, активируя информационное табло.
- Саша Крылов, семь лет, утонул на болоте, любимые игрушки, книжки, родители, родственники...
- Факистый шит! - проговорила Наташа, с каким-то непонятным мне восторгом. - Это что - настоящий памятник?
Я рассмеялся.
- Да, Стас не просто реставрирует кладбища, он собирает по крупицам память. Судя по всему, этот мальчик погиб более ста лет назад. После смерти родителей могила осталась без присмотра, собственно как и все эти могилы на старой части. Память о людях умирает рано или поздно. Он ни ученый, ни писатель, ни поп-звезда - значит он сотрется из памяти человечества рано, очень рано. Наверное, это справедливо. Только обидно. Вот он и занимается тем, что восстанавливает все, что осталось от человека и как бы цементирует это в камне. Теперь можно подойти к любой скульптуре и узнать все, что от этого человека осталось в архивах, интернете, может какие-то воспоминания. В общем, любые огрызки информации.
- И ты говоришь, что это уже пятое кладбище... - пробормотала она тихо. - Никогда не слышала о таком. Неужели журналисты не пронюхали еще.
Только плечами пожал.
- Почему же, было даже несколько репортажей, как по местным каналам, там и по национальным. Но кого сейчас мертвыми заинтересуешь? Одно их восстановленных кладбищ даже в туристический атлас попала, только желающих посетить экскурсию что-то не наблюдается.
Мы постояли немного, экран информационного табло медленно погасло. Пошли дальше. Дорожка была прямая, но мы постоянно отклонялись от прямого пути, отвлекаясь на интересные памятники. Я тут уже лазил, но после моего последнего посещения Стас значительно продвинулся, а для Наташи это место вообще стало каким-то открытием. Чем дальше мы продвигались, тем все больше она о чем-то задумывалась и прямо на глазах грустнела.
- Ты знаешь, Мотыжкин, от всех этих людей ведь практически ничего и не осталось. Пара строк, какие-то обрезке из архивов, трудовые книжки, фотографии, личные странички в интернете. Но ведь это все...все это лишь прах из их прошлой жизни...
- Ну да. С людьми так все и происходит. Прах к праху.
- Да...
- И никакой любви - обрати внимание. Где вся эта романтика и твои любимые сопли? Ничего тут нет. Кроме строчек вышла замуж и развелась, только дети появляются. Все остальное сугубо скучные подробности бытовухи, различное степени бытовухости. Прекрасно обходясь без удивительных историй, в которых два сердца соединяются в моногамном пространстве.
Наташа не стала мне ничего выговаривать, только вздохнула. Решила, значит воспринимать мои подколки, как неизбежное зло. Возможная реакция. Возможная, но странная. Сегодня разбирая дело одного психопата, я все пытался понять, что меня во всей этой истории с ней беспокоило. Парень-то её Матвей, свят солнышко, мутный и непонятный, но все его дерганья можно объяснить дурацкой идеологией и обыкновенным юношеским спермотоксикозом. А вот девушка вела себя странно. И вызывающе. Договор это странный. Я-то повелся вначале, а вот когда подбирал, куда бы малолетку повести, чтобы и педагогической пользой и мозги ей не затрахать, ибо развлекая - обучай, так прямо измучило меня этот вопрос. Какого хрена ей во всем этом? Обычная реакция подростка на все нравоучения - послать такого рецензента на хуй да еще постараться ногой пнуть побольней. И уж точно не вступать в переговоры и составлять документы сомнительной юридической силы.
- Ты для этого и привел меня? Чтобы я осознала, что все красивые романтические истории крутятся вокруг великих?
- Осознала? Тебе, чтобы это осознать, надо попасть на кладбище? - сказал я. Ну обидно мне стало. Столько усилий и такие нелепые выводы. - Нет. Мне просто хотелось, чтобы ты увидела чудеса, которые недоступны простым смертным.
- Только образованным?
- Только умным. Можешь эксперимент провести, приведи сюда своего Матвея. Боюсь, что единственное, что он увидит, это скамейку около той статуи плакальщицы. Потому что девку на спину удобно завалить. Только светло тут слишком. Но если девушка согласна.
- Матвей не такой, - не согласилась девушка, просто сказала, не споря, просто сообщая. - Он действительно мир изменить хочет.