Аннотация: Истории из жизни курса набора 1949г.(М-49,ЭМФ): Э. Наги, М. Ускач, В. Мискинянц.
4. Истории из жизни М-49
(ЭМФ, курс набора 1949 года.)
Содержание
Э. Наги. О Вите Гельфанде и прочем.
М. Ускач. И я помню.
Э. Наги, дополнение Л. Лейтес. Еще об экзаменах...
В. Мискинянц. Несколько коротких сюжетов из прошлого.
В. Грановский.О Паше Бугай, о деле Карташовой.
Эрвин Наги.
О Вите Гельфанде и прочем.
С удовольствием прочитал записки Нины Розовской. Спасибо тебе Нина!
Позволю себе чуточку их дополнить.
Витя Гельфанд был не просто Витя, а Виктор Бенционович Гельфанд, золотой медалист из Бобруйска.
Стричься он ходил исключительно в гостиницу "Гранд Отель", где его обслуживали не менее часа мастера с видом Министров иностранных дел капиталистических государств.
Помню горький случай, описанный Пашей Бугай. Витя мучился над чертежом в туши в третьем часу ночи. Он старательно передирал чертёж с законченной работы Володи Злотского. В этот поздний час, ребятам было трудно заснуть при свете, и Володя крикнул:
- Кончай, а то я сейчас запущу в тебя подушкой!
- Пожалуйста! - Спокойно ответил Витя, поставил пузырёк с тушью на лист Володи и продолжал своё занятие. Закончив работу, Витя распрямился над столом, потянулся и его галстук поехал по ещё не высохшей туши.
Можете себе представить его монолог по этому поводу и реакцию ребят.
На нашем курсе было два Бориса - Вирясов и Ивоботенко. Оба родились 29 февраля 1932 года.
Текст песни Лирическая электротехническая написан Лёвой Кранихфельдом к обозрению "Весна на факультете". Ниже привожу его полностью.
Лирическая электротехническая
Помню, я тебя впервые
Увидал на лекции.
И глаза твои большие,
И твою комплекцию,
Приобщались мы к культуре,
Шли домой довольные.
Я чертил тебе эпюры
И писал контрольные.
Но по воле деканата
Вышла ситуация:
Я попал на "аппараты",
Ты - на "изоляцию",
И с тех пор тебя я вижу
Лишь на общих лекциях,
И глаза твои большие,
И твою комплекцию!
Не для нас теперь весною
Светит солнце ясное.
Уж такие мы с тобою
Шибко разнесчастные!
И душа тоской объята -
Некуда деваться ей -
Я грущу на "аппаратах",
Ты - на "изоляции".
* * *
Марлен Ускач.
И я помню.
В воспоминании Нины Розовской (Розовская2) есть вполне простительная маленькая неточность: пятым в нашей комнате был не Боря Гельфанд, а Боря Вирясов. Гельфанд был не Боря, а Витя и он совсем не жил в общежитии, но это уже мелочи.
Паша Бугай, единственный из нашей комнаты, отличался аккуратностью, ложился спать вовремя, не засиживался допоздна. Но так как заснуть вoвремя в такой обстановке было не просто, то, располагаясь на 2-м этаже двухэтажной койки, он всегда клал под голову учебник по истории партии (краткий курс). Уверял нас, что таким образом он засыпает гораздо быстрее.
Ледик Прусецкий. Укор моей совести и урок на всю жизнь. Мы поехали купаться после последнего экзамена в летнюю сессию на первом курсе не в Кусково, как вспоминает Нина, а на Москва-реку в Серебряный Бор. Я довольно прилично плаваю и мне в голову не приходило, что кто-то не умет плавать. Я заплыл довольно далеко, не оглядываясь назад. Когда вышел на берег, Ледика уже увозили на лодке спасатели. Ледик вырос в Тбилиси, он не умел плавать, ничего об этом не сказал, а я не спросил...
Я с небольшой группой общежитейцев (помню только Вову Злотского) тоже подался провожать Сталина. Не то чтобы я его любил, просто понимал, что внукам будет интересно послушать. С трудом добрались до Трубной, посмотрели, как из толпы вытаскивают полуживых людей и быстро развернулись. На обратном пути, под впечатлением увиденного, дал телеграмму домой. Мол, жив, здоров, чего и вам желаю.
В то время в стране разгорелась борьба за приоритет Русской Науки. Был издан двухтомник "Люди Русской Науки". Как здоровая реакция на такую компанию, появилась серия анекдотов: о телеграфе, не найденном в раскопках, и др., а также известная фраза "Россия - Родина слонов".
Профессор Алтер Абрамович Ойхер на лекциях по сопромату многократно исправлял свою оговорку:
- Линии Людерса, простите, линии Чернова.
Помню реакцию многих, кто привык к школьной дидактике, на то, как Израиль Абрамович Брин по матанализу начинал новый раздел или очередную лекцию. Он начинал сходу, без предисловия. Аудитория поднимала крик:
- Не понятно!
Брин в недоумении разводил руками:
- Я ещё ничего не утверждаю.
Эпизод повторялся многократно. Я получал удовольствие от этих спектаклей.
Другое представление. На зачётном занятии по черчению преподаватель Моисей Башук обычно ставил карандашом точку на одной из проекций.
- Где муха?- спрашивал он, показывая на другие проекции. Большинство студентов, кто лучше, кто хуже, справлялись с задачей. Умница, золотой медалист, Витя Гельфанд никак не мог врубиться, он был совсем не по этой части.
Все, кто был на занятии, собирались вокруг стола Гельфанда наблюдать за экзекуцией. На следующем занятии - всё повторялось. Не помню, взял ли Гельфанд этот барьер, но во втором семестре среди нас его уже не было. Впоследствии стало известно, что Витя поступил в Медицинский институт.
Несколько слов про учёбу, которая была существенной частью нашей жизни. На мой взгляд, преподавание обще-теоретических предметов было поставлено совсем не плохо. Прекрасные были курсы математики, электротехники, теоретической механики, сопромата и другие. Доцент Б.А. Садиков излагал курс физики приемлемо, хотя всегда был под мухой. Не постесняюсь сказать, на занятия по теоретическим предметам я шел, как на праздник.
С благодарностью вспоминаю технические курсы военной кафедры. Они существенно пополнили наше инженерное образование.
Резким контрастом был примитивный уровень кафедр кабельной и изоляционной техники, с другими я не знаком. Помню такие, например, "базовые" понятия:
-смола прилипает к стенке - это изоляционная техника,
или
-скрутка с откруткой, с предварительной подкруткой - это кабельная техника.
Как какой-то кошмар вспоминаю курсовой проект по расчету трансформатора. Практически всё время уходило на поиск в таблицах несметного количества эмпирических коэффициентов и на подстановку их в какие-то эмпирические формулы.
С общественно-политическими предметами было, как с налогами: отдать и поскорее забыть.
Кстати, о военной кафедре.
Бывшие офицеры запаса! Кто помнит устав Советской Армии, дополните меня!
--
Кто есть часовой?
--
Часовой есть лицо неприкосновенное.
Или
--
Что есть знамя?
--
Знамя есть символ чести части (читатель, произнеси это вслух).
* * *
Эрвин Наги (дополнение Леонид Лейтес).
Еще об экзаменах...
Рассказы Серёжи Амамчяна об экзаменах навеяли мне воспоминания о двух событиях. Первое касается лично меня.
Весна 1950-го года. Вторая сессия. Сдаю экзамен по математике. Первый же вопрос - производная функции двух переменных - ставит меня в тупик. То ли лекцию эту я пропустил, то ли не усвоил материал, чувствую - валюсь, и валюсь безнадёжно... Экзаменатор просит перейти ко второму вопросу и примеру. Здесь всё обошлось благополучно, но, возвратившись к злополучной производной функции двух переменных, он убедился, что здесь у меня полный провал.
- К сожалению больше, чем "три", я вам поставить никак не могу! - заключил экзаменатор.
- Поставьте, пожалуйста, "два"! - Попросил я в надежде на пересдачу в период сессии, чтобы сохранить стипендию.
Повторный экзамен мне назначили на предпоследний день сессии, через день после экзамена по ОМЛ - основам марксизма-ленининизма.
ОМЛ нам читала заведующая кафедрой доцент Валентина Васильевна Антонова. Её статная фигура, неизменный тёмно-синий костюм и белая блузка соответствовали внешности партийной функционерки. Весь её вид и пафос, с которым она читала лекции и вела семинары, выражали увлечённость идеями строительства коммунизма. Помню, на одном из занятий Валентина Васильевна, завершив очередную тираду о светлом будущем, подняла голову и, глядя в окно, держала паузу...
- Смотри, - прошептал мне на ухо Витя Александров - она как будто в будущее смотрит!
И вот - экзамен. Все три вопроса знаю. Рассказываю. Перехожу к третьему - назвать пять причин, способствовавших совершению революции именно в России. Готовился я, естественно, по Краткому Курсу Истории ВКП(б), в котором были указаны четыре причины. Называю их.
- Правильно, - говорит Валентина Васильевна, - ну, и пятая ...
Бесполезно, - вспомнить не могу.
- Но в Кратком Курсе указаны только четыре...
- Правильно, но на лекциях я обращала ваше внимание на пятую причину.
И, решив, что большего из меня не выжмешь, она веско произнесла:
- Пятая причина в том, что в России был русский народ, который быстро и правильно усвоил, какой дорогой нужно идти к светлому будущему! - И значительно добавила, - Вы, товарищ Наги, должны это знать. Ставлю Вам "три".
"Об пересдать" не могло быть и речи. Плакала моя стипендия. Оставалось только сожалеть об отказе от "тройки" по математике.
Пересдавал математику я всего через день. Настроение было омерзительное. Экзамен принимали другие лекторы и по своим билетам. Подробностей я не помню, но дело опять касалось производной функции двух переменных. И снова я провалился. Провалился на какой-то мелочи, возможно из-за своего состояния. Попытался было намекнуть экзаменатору на "тройку" - куда там!
- Об этом даже речи быть не может! - Воскликнул он. - Вы же двух слов связать не можете!
В деканате я получил направление на пересдачу. Экзамен должен был состояться через три дня.
Всё это время я не отрывался от конспектов и учебника. Особо - по поводу производной функции двух переменных. И решающий день наступил. Полноценный летний солнечный день. Вечером этого дня мы с мамой должны были ехать в Геленджик.
Аудитория Г-314. Здесь собрались все первокурсники, схватившие "пары" по математике, и все лекторы, читавшие математику на первых курсах. Собрание оказалось весьма представительным, и это меня несколько успокоило.
Каждый лектор разложил свои экзаменационные билеты. Разложил свои и наш Израиль Абрамович Брин.
- Подходите, товарищи, за билетами к своим преподавателям! На подготовку полчаса. - Объявил ответственный руководитель.
Усевшись за стол, я заглянул в билет и ахнул: "Тот самый, который мне достался на первом экзамене!" Можете себе представить, что и как на этот раз я мог рассказать о производной функции двух переменных! Быстро расписав ответы, я поднял руку.
- Уже готов? - Недоверчиво спросил меня руководитель.
- Да, готов! - ответил я.
Руководитель направил меня к незнакомому преподавателю, и между нами произошла следующая беседа:
- Вы сдаёте математику в третий раз?
- Да.
- Вы знаете, что в случае провала вас исключат из института? Может быть, вам лучше сдать экзамен в августе? Вы бы лучше смогли подготовиться.
- Скажите пожалуйста, если я на первый вопрос отвечу правильно, на второй вопрос отвечу правильно и правильно решу примеры, вы мне "три" поставите? ((А сколько всего было вопросов? Третий и далее ты не знал? -ЛЛ Отвечаю: мне помнится, в билете были два вопроса и пример - Э. Н. ))
- Конечно!
Я отвечал, завершая каждое положение вопросом:
- ... Правильно? - И продолжал, только услыхав в ответ:
- Правильно!
Ответил на несколько дополнительных вопросов.
- Да-а! - Произнёс экзаменатор, - Если бы вы мне так отвечали на экзамене, я бы вам поставил "пять"... Но, принимая во внимание длинную предысторию, ... - он несколько замялся, - я поставлю вам "три". Не возражаете?
- Конечно нет!
Вечером в вагоне поезда "Москва - Новороссийск" я стоял у окна и, проезжая мимо станции "Новая", вновь переживал эти "этапы большого пути", но уже несколько отстранёно.
* * *
Второе случай - очень яркий - произошёл в группе М-3-49. Участником события мне быть не пришлось, но главное действующее лицо и обстановку знаю хорошо. Происшедшее буквально стоит у меня перед глазами. Хорошо помню и резонанс, вызванный этим событием на нашем курсе. Прошу, тем не менее, непосредственных участников внести необходимые уточнения.
На четвёртом курсе один семестр нам читали цикл лекций "Тепловые и гидравлические машины". Нам казалось тогда, что предмет этот для нашего факультета - второстепенный*. Лектором был приятный человек - доцент Калафати. И лектор, и студенты, предполагая малую значимость этих знаний для будущих специалистов-электриков, относились к этим занятиям не столь серьёзно, как, скажем, к теоретическим основам электротехники или к электрическим измерениям.
В сессию, как полагается, - экзамен. Часть группы уже в аудитории. Кто-то в коридоре готовится составлять перечень оценок, чтобы вывести средний балл. Настроение спокойное.
Спустя некоторое время из аудитории выходит Лёня Лейтес, и на вопрос:
- Ну как? Пять?
Лёня, взмахнув своими густыми чёрными ресницами, спокойно отвечает:
- Два!
- Что?
- Два.
- Не может быть! Покажи зачётку!
Лейтес протягивает раскрытую зачётку. В конце строки "Тепловые и гидравлические машины" пусто! Значит действительно "два"!
Сказать, что Лёня Лейтес - круглый отличник, - ничего не сказать. Он известен на факультете как один из сильнейших студентов. Всеобщий шок.
Лёня ушёл. Тем временем подходят другие студенты группы. Из уст в уста тихо передают:
- Лейтес по ТГМ "пару" схватил!
Ребята боятся идти на экзамен. Ещё бы! "Лейтес "пару" схватил!"
Кинулись к следующему студенту, вышедшему с экзамена:
- Ну, как?!
- Четыре!
Следующий:
- Пять!
И пошли: "четыре", "пять", "пять", "четыре"...
Ребята постепенно успокоились и группа вполне прилично сдала экзамен по ТГМ, с хорошим средним баллом.
Ну, а что же случилось с Лейтесом? Когда я при встрече его об этом спросил, то он своим обычным спокойным тоном, чуть врастяжку пояснил:
- Мне явно грозило не получить пятерку и лишиться повышенной стипендии, а на пересдачу двойки не надо выпрашивать разрешения. Кроме того, я никогда не получал двойку, мне было интересно, как это происходит.
- Ну, и как же тебе это удалось?
- Я на все вопросы отвечал: "Не знаю!".
Экзамен по ТГМ, разумеется, Леня пересдал в сессию на "отлично".
Событие это свидетельствует, что стремление к исследованиям у него не ограничивается только техническими проблемами.
Эрвин Наги. 11 июня 2003 г.
* - Дополнение Лейтеса про ТГМ.
До экзамена по ТГМ я как-то у Миши Лапирова дома за чаем высказал удивление, зачем нас учат такому предмету, заведомо для электриков не нужному.
Тогда отец Миши Марк Исаакович спросил меня:
- Леня, какая моя специальность?
- Радиотехника.
- Нужны ли мне теплотехника и гидравлика?
- Конечно, нет!
- Когда я в 1925 году (дату я помню лишь приблизительно - ЛЛ) работал в Нижегородской радиотехнической лаборатории над созданием первой в Союзе мощной радиостанции, то мне пришлось делать систему водяного охлаждения радиоламп выходного каскада. А лампы были высотой с два этажа. Потерь в лампе десятки или сотни киловатт. Справился.
Тогда эта притча Лапирова-Скобло старшего до меня не дошла. "Хочет, чтобы Миша и я лучше занимались" - подумал я. Дошла она до меня через 4 года в Братске.
В 1958 году я был послан с МТЗ (Московского трансформаторного завода) в УГЭ (Управление главного энергетика) Братскгэсстрой, где текли по швам радиаторы наших масляных шунтирующих реакторов. Прибывшие одновременно со мной новые радиаторы взамен потекших тоже потекли на второй- третий день из-за вибрации бака броневого реактора, на котором они висели.
- Надо сделать выносную систему охлаждения с принудительной циркуляцией масла - предложил я.
- Дайте проект, мы сделаем - согласился главный энергетик, - Через час Вам дадут список насосов, имеющихся у нас на складах.
- Я не гидротехник, я не умею считать напоры .. - начал мямлить я.
- В полевом отряде Гидропроекта приличная библиотека, Вас туда сейчас проводят. На кульман вернетесь сюда.
По возвращении я с большим удовольствием рассказал Марку Исааковичу про этот случай, по существу повторивший рассказанную им историю.
Леонид Лейтес. 12 июня 2003 г.
* * *
Владимир Мискинянц.
Несколько коротких сюжетов из прошлого.
Необходимое вступление. Написание мемуаров - это по существу литературное творчество, которое доступно немногим, не становятся же все писателями или, например, композиторами. Композиторов я в пример взял неспроста : почти каждый может по памяти напеть песенку, а вот сочинить мелодию дано единицам. Так и с воспоминаниями. У каждого в памяти полно всяких историй и фактов, но сделать из них мелодию, уводящую в прошлое, совсем не просто. Сам я предполагаю, что таких качеств у меня нет, но все же попробую написать несколько коротких сюжетов, т.к. думаю, что "Марлениада" получится, если мы сможем собрать много разного, по мелочам, как в мозаике, совместно воссоздавая атмосферу и колорит нашей прежней жизни. При этом не важно, что многие детали в памяти каждого из нас могли сохраниться по разному.
1.- Хождение по ... Вузам Мои институтские проблемы начались до института. Еще до окончания школы я удачно решил задачи на олимпиаде и прошел какое-то предварительное собеседование в МИФИ. После этого собеседования нам пожелали успешно сдать экзамены на аттестат и вручили полновесные анкеты, которые надлежало быстро заполнить и вернуть. Среди множества вопросов для меня главными оказались два.
Я, естественно, написал, что моя мать - еврейка, а отец армянин, но ...враг народа. В 1938 году отца посадили, и с этого времени он стал их врагом, ну а мать (это ясно) была еврейкой с самого начала. И вот недели через две мне позвонил Некто (я не помню, конечно, его фамилии) и пригласил зайти к нему в приемную комиссию, а когда мы встретились, Некто исключительно вежливо и убедительно (я без иронии, он действительно был вежлив и, как мне тогда показалось, вроде бы мне сочувствовал) сказал, что даже если я сдам экзамены и даже если меня зачислят, то потом все равно выгонят, т.к. "никто вам допуска не даст".
После этого стало ясно, что дело обстоит плохо, мы с мамой забеспокоились, но по наивности я не хотел снижать планку и в течение месяца получил по носу сначала в МВТУ ( хотел на РТ - реактивную технику) потом в МАИ (радио), потом еще где-то. А потом наступил конец июля, и до окончания срока приема документов остались считанные дни. Я приехал в МЭИ, и тут вдруг выяснилось, что есть два или даже три вполне солидных факультета, на которые не требуются "толстые" анкеты: это решило мою судьбу. Правда, примерно через год мне припомнили и папу и маму, и я оказался в кабельной группе, в которой, кроме евреев и детей врагов народа, по-моему, никого не было.
2 - История с доцентом. Кажется, на третьем курсе были у нас лекции по электрическим аппаратам и читал их симпатичный доцент, фамилии которого я, увы, не помню. Это был небольшой и непрофильный курс для двух групп - для кабельщиков и изоляционщиков. У меня был довольно приличный учебник, возможно, написанный этим же доцентом, и на лекции я не ходил, изучая его науку в трамвае ( я тогда ездил на 38-ом от Павелецкого вокзала - примерно час), Вместо этих лекций, я наспех переводил английские "тысячи" в какой-нибудь пустой аудитории. Знать бы тогда, что английский понадобится мне потом и не только для зачета !
По какой-то причине, может быть, из-за перемены в расписании, лекция в тот день была перенесена в другую аудиторию, но как раз рядом оказалась еще одна, пустая аудитория, как бы специально предназначенная для меня. Еще до начала лекции я зашел туда, поставил свой старенький чемоданчик на преподавательский стол, разложил свои журналы и словари, достал пачку сигарет... Тут дверь открылась и вошел наш доцент. Удивленно посмотрев на меня, он окинул взглядом пустое помещение и спросил : "А где остальные ?". Не могу сейчас вспомнить, что я тогда ему ответил. Помню только, что , делая вид, что пошел на поиски "остальных", я вышел в корридор и удрал. Ситуация получилась, конечно, глупая. Подождав минут десять, пока он поймет, что просто ошибся дверью, я вошел в "свою" аудиторию, но моих журналов, словарей, сигарет и самого чемоданчика на столе почему-то не было. Все ясно, подумал я, - кто-то из ребят, знавших, что сижу в соседней аудитории, забрал мои вещи. Зачем ?
Дождавшись перемены, я стал говорить им плохие слова и требовать свои пожитки обратно, но все отказались, убедив меня, что они даже и не заходили туда.
Когда начался второй час лекции, я вернулся в пустую аудиторию и принялся за поиски, т.к. у меня возникла мысль, что кто-то из ребят просто собрал мои вещи и засунул в одну из парт, которых тут стояло несколько десятков. Минут через двадцать я нашел все, но не в парте. Чемоданчик мой был засунут под батарею отопления. После лекции все опять отказались, и история быстро забылась.
Месяца через два, перед экзаменом, была консультация. Я взял у кого-то из девочек конспект и пришел туда, не думая ни о чем. Во время вопросов-ответов доцент, в чем-то засомневавшись, обратился к нам: "Дайте чей-нибудь конспект". Я сидел недалеко и протянул ему свою тетрадку : "Возьмите мой". Он взял конспект, лукаво посмотрел на меня и сказал : "Ну, положим, это конспект не ваш, вы же на мои лекции почти не ходили ! Кстати, вы тогда нашли свой чемодан ?"
На экзамене я опасался чего-то, но все обошлось. Принимали двое: наш доцент и еше кто-то незнакомый. Естественно, я пошел к незнакомому. На все я ответил четко, без проблем. Возможно, что учебник, написанный нашим доцентом, был не хуже его лекций.
3.- История с профессором. У нас, кабельщиков, было два своих профессора - С.Брагин и В.Привезенцев. В моей памяти это были вполне уважаемые корифеи пожилого возраста. Впрочем, за правильную оценку их возраста не ручаюсь, т.к. сами мы тогда были слишком молодыми. Во всяком случае, они тогда были моложе, чем мы сейчас.
Профессор Брагин заведовал, кажется, силовыми кабелями и еще чем-то, но речь в данном случае не о нем.
Профессор Привезенцев был главным по обмотке и эмальпроводам, и его кабинет, где он довольно часто проводил занятия и беседы со студентами (особенно во время практики), находился на территории завода "Москабель", поближе, так сказать, к реальному производству. Кабинет Привезенцева был на втором этаже старого кирпичного здания, в котором располагались какие-то лаборатории и другие службы. Отличительной стороной этого здания, как и почти всех старых построек, были очень высокие потолки. А отличительной особенностью кабинета профессора Привезенцева было то, что над огромным письменным столом высоко под потолком висел портрет Берии. Я уверен, что выбор портрета не был сделан самим профессором. В те времена развешивание вождей производилось, скорее всего, по какому-то плану, утверждаемому в неких инстанциях.
Во время произнесения какой-нибудь многозначительной фразы профессор иногда поднимал палец кверху и, вероятно, сам того не подозревая, как бы брал того в союзники.
Эпизод, который я сейчас вспомнил, произошел в конце лета 1953 года, когда мы вернулись в институт после каникул, а профессор после отпуска. Берия недавно был арестован и расстрелян.
Зачем-то мы с ребятами, будучи на заводе, пошли к профессору, но, приоткрыв дверь, замерли на пороге. Тяжеленный письменный стол был придвинут под портретом к стене, на столе стоял другой столик поменьше, а на нем стул, с которого профессор пытался достать раму портрета. Несколько минут мы тихо наблюдали за его борьбой с рамой. Наконец, встав на цыпочки, он снял ее с крючка, но.....не удержал, и она с грохотом и звоном разбитого стекла рухнула вниз. Профессор с высоты своего положения посмотрел вниз, махнул рукой и сказал : "Ну и х.. с тобой!". Мы тихо прикрыли дверь и со смехом выскочили на улицу.
4 - Маленький криминал. Летом мы с моим другом Сашей Бернштейном отправились на юг к Черному морю. Остановились мы в Хосте, сняли комнату с отдельным входом, что давало нам определенную свободу, т.к. приходя поздно домой, мы не зависели от хозяев. Из Хосты мы ездили в Сочи, Адлер и, конечно, в Гагру. Кстати сказать, Гагра так и осталась в моей памяти как одно из самых приятных мест для отдыха, и потом я бывал там с женой много раз. Есть еще одно чудесное место, которое осталось в моей памяти из прошлой жизни - это Дубровник в Югославии (теперь в Хорватии). Мне приходилось бывать не раз в старых городах в Европе, но почему-то, сам не могу себе этого объяснить, именно этот город, который был свободной республикой еще в 12 веке, так врезался мне в память. Один небольшой штрих - дом князя Дубровника поразил меня маленькими комнатами, самой большой из которых была библиотека, но и она была довольно тесной. Когда я спросил гида, как здесь могла жить семья князя (ведь могла же быть у него большая семья), он мне ответил, что по закону семья жила отдельно. Идея состояла в том, что семья не должна была влиять на его решения. Да и срок правления князя был всего шесть месяцев - что бы он не мог, как выразился гид, "узурпировать власть". Вот это демократия.
Но вернемся в Хосту. В то лето на Юге было много наших студентов. Во-первых, недалеко от нас обосновалась целая коммуна с нашего курса. Не помню точно, но там было человек примерно 20, мальчиков и девочек. Комунна располагалась в местечке со звучным названием Чемитокваджа (по простому - Чемитка). Естественно, что мы намеревались совершить туда поход. Второй маршрут был намечен нами на Пицунду, где уединился со своей будущей женой Эрвин Наги. Он усиленно приглашал нас в гости, соблазняя тем, что в колхозном ларьке там продают свежепожаренных в масле цыплят всего по 5 коп. за штуку.
Возможно, что это было серьезным аргументом, т.к. денег у нас почти не осталось, и мы уже не ходили в ресторан есть шашлыки, а начали переходить на молочную диету - кефир с булкой. Поездку к Эрвину мы запланировали на последние дни.
Но еще до этого, в Чемитке, мы очень красочно описали свою холостяцкую жизнь в Хосте и кухню нашего уютного ресторана и пригласили приехать ребят к нам (можно переночевать - отдельная комната ! ). Наш рассказ, видимо, произвел впечатление и неожиданно привел к криминальному приключению. Примерно через неделю или чуть больше приехали гости, которых мы уже не ждали и заранее купили на последние деньги билеты на автобус и бутылку вина, чтобы на следующее утро отправиться к Эрвину. Оказалось, что за это время коммуна распалась, многие уехали домой, а энтузиасты, собрав оставшиеся ресурсы и памятуя о нашем приглашении, на прощание приехали в хостинский ресторан. У нас с Сашей денег уже практически не было ( да и у них самих их было в обрез), и мы от приглашения сначала отказались, проводили гостей до ресторана, сами, побродив часок вокруг и испытав прилив голода, зашли в молочное кафе напротив. Нас разделяла узкая улочка, из ресторана доносилась призывная музыка и ... мы дрогнули и перешли Рубикон.
Нас радостно встретили, что-то еще заказали, и пир продолжился уже с нашим участием.
В ресторане за соседним столом была знакомая компания, играл джаз, и мы пошли танцевать. По прошествии стольких лет невозможно вспомнить детали, я помню только, что в какой-то момент один из гостей подозвал меня и сказал, чтобы я быстро сматывался, т.к."все уже ушли". Я пошел за ним на улицу, потом спохватился и вернулся за Сашей, оторвав его от симпатичной партнерши. Когда мы с Сашей вышли на улицу, ребят наших уже не было видно, и мы поспешно через кусты вышли на соседнюю улицу и ринулись домой. На следующее утро мы, поменявшись для конспирации рубашками, уехали на Пицунду. Потом, уже в Москве, мы узнали, что ребята взяли такси и укатили в Сочи.
Я не назвал имена наших друзей, надеюсь, что мой рассказ попадет кому-то из них на глаза и они смогут, если захотят, пополнить его и представиться сами.
На Пицунде мы провели несколько чудесных дней с Эрвином и Илей. Наговорились и наелись жареных цыплят по 5 коп. за штуку. С той нашей встречи сохранилось одно зрительное воспоминание : просека через сосновый лес, полная луна, и перед нами ( мы с Сашей шли сзади) две склоненные друг к другу фигуры разной длины - Эрвин и Иля.
5 - Мелочь, а приятно , Был когда-то старый анекдот, который кончался этими словами. А.С.Пушкин полтора века назад написал : "сердце в будущем живет, настоящее уныло, все, что будет, все пройдет, что пройдет, то станет мило." Наверное, он был прав, но в нашем возрасте рассчитывать на будущее с каждым годом становится труднее, поэтому наш удел - вспоминать прошлое и находить в нем не только пережитые проблемы, которых было немало, но и "приятные мелочи".
* * *
Василий Грановский.
О Паше Бугай, о деле Карташовой...
По поводу Паши Бугая у меня сохранилось одно его высказывание. Где-то на тренировке по гимнастике , сидя на скамейке в ожидании подхода к снаряду, или на нижней койке в общежитии (не помню точно), я что-то ему рассказывал про Париж. Он, немного подумав, сказал своим приятным голосом с легкой украинской певучестью : "Нет! . . . А у нас , в Чебаркуле, всё совсем не так,". Дома я иногда цитировал в качестве неотразимого контр довода это великолепное "Нет!... a у нас, в Чебаркуле ...." .
По поводу "дела Карташовой". Какой-то первокурсник (не помню фамилию, но помню, что он ухаживал за не очень тогда знакомой Жицей и приглашал её в Консерваторию!) выступая с трибуны, стал упрекать Карташову за нарушение комсомольского устава, предписавшего " ....бороться с пьянством, хулиганством, остатками религиозных предрассудков и нетоварищеским отношением к женщине", настаивая на последнее. В своем ответном выступлении она ему сказала:"Детский лепет это всё. Я ж ведь до института два года работала медсестрой в военном госпитале". Как говорят у вас, заморем - no comment !
Мне тогда очень не понравилось поведение Писарика - её партнера..
Небольшое отступление. .. позвонил Изе, тот связался со Злотским в Ащдоде. С утра звонил Злотский. Ударились в воспоминания:
- Из "дела ..." я помню слова из выступления члена бюро Писарика... " - я тут ж его перебил
-"Мы вошли в комнату...свет не зажигали..."
- Именно это я и хотел напомнить!
Много лет спустя, будучи в гостях в Беер-Шеве у Саши Соломоника -однокурсника Писарика (а может быть и раньше, в Mоскве) я сказал ему, что Писарик в этом деле выглядел очень неважно. Саша тут ж меня срезал: " Сейчас это Ты выглядишь неважно, а он - представитель Белоруссии в ООН!".