В рощице, на краю заливных лугов, царил приятный полумрак. Почки молодых деревец набухли розовым цветом; капли влаги скопились на них после утреннего дождя. Скоро они распустятся - и нежный аромат белых цветов растечется по долине. Пройдёт лето, настанет осень - здесь созреют сочные плоды - на радость запасливым зверькам. Кто знает, быть может, сюда доберется колючий ёжик из ближайшего леса, или прискачет рыжехвостая белка, или птицы остановятся здесь по пути на юг.
Или придёт человек.
Он всегда приходит. Рано или поздно. Сначала человек ахнет от увиденной красоты и останется здесь, чтобы полюбоваться чудным пейзажем до самого захода. После, насладившись, он приедет на машине, привезёт всю семью. Они устроят пикник, наломают веток, разведут костёр. Человек сорвёт яблоки - как будто они росли ради него - и унесёт с собой. И это повторится снова и снова. Пока сила деревьев не иссякнет, пока человек не изживёт из рощи её обитателей. Тогда он возьмёт наточенный топор и срубит себе дров, а чтобы место не пустовало, возведёт здесь какую-нибудь хибару. И вот уже их десять, двадцать - сотня домов раскинулась вдоль берега реки. Люди размножаются очень быстро, стоит им лишь найти удобное местечко. Не разольётся больше река, вознесётся ввысь громоздкая дамба, будут вспаханы луга, выжжены просеки, воткнуты линии электропередач, лягут бетонные покрывала, железные дороги, вырастет завод - ещё, ещё и ещё. Река потемнеет, небо скроется в серой пелене смога, разожгутся искусственные огни - замена потухнувшему солнцу...
Картину пересекла глубокая трещина - теперь она стала заметней. Грязь и пыль скопились в ней за долгие годы. Бледно-жёлтое пятно разряжающегося фонарика оттенило яркие краски, секко разом потускнела. Видение пропало. Воздух вновь наполнился запахом сырости, плесени и разогретого мяса.
Нелли отвернулась от стены. Когда-то скучную поверхность расписали для детской больницы, теперь же здесь просто было ещё одно заброшенное здание, наполненное кусками обвалившейся штукатурки, да старыми костями. Нелли осторожно сняла жестяную баночку с походной плитки - недавно они с Лукой забрели на склад и обнаружили там её и пару баллончиков с газом - и перемешала содержимое. Горячее мясо украдкой шипело, тепло металла приятно согревало руку сквозь почерневшую от времени и гари тряпку.
Давно она не пробовала горячей еды. Тем более мяса. Обжегшись с первого же спорка, Нелли потянула тонкую струю вдоха сквозь сомкнутые зубы.
- Приятного аппетита, - сказала она тихо.
Опустошив баночку наполовину, Нелли хотела уже передать её Луке, но вовремя опомнилась. С трудом поборов жжение в глазах, девочка медленно-медленно, давясь и всхлипывая, доела свой ужин.
До наступления ночи оставалось совсем немного времени. Первые звёзды пробивались сквозь вечерний сумрак, только спасительная луна не давала о себе знать. Нелли осторожно приблизилась к проёму в стене и осмотрелась. Улицы пустовали. Тишина опустилась на разорённые кварталы, глазницы разбитых окон недоверчиво чернели вокруг. А дальше простёрлась выжженная пустошь - от последних остовов каких-то бараков - и за горизонт. Только там, в последних отблесках дня, начинался Старый Город. Но до него не стоило даже пытаться дойти. Чёрная земля была насквозь поражена радиоактивной заразой. Когда-то сюда скинули странную бомбу, то ли вакуумную, то ли ещё какую. Хотя, вряд ли вакуумную. Иначе откуда здесь излучение? А впрочем, Нелли не знала и не хотела знать. Ни про бомбу, ни про разразившуюся войну, ни про Выживание.
С высоты третьего этажа не стоило маячить на виду у теней. Девочка развернулась, что-то хрустнуло у неё под ногой. Руки сами потянулись к находке. Фотография в трухлявой рамке. Интересно, как уцелело стекло? Нелли ожидала увидеть за его осколками какую-нибудь счастливую семью пациентов или медперсонал. Но там оказался лишь выцветший листок. Вездесущее Выживание не пощадило людей даже здесь - изображение покрылось рыжей гарью.
Последний ритуал перед сном: проверить, хорошо ли забаррикадирована дверь, и как там натянута тетива. О пулях не могло идти и речи. Они были, был и пистолет. Но не в этот раз, не в этом городе. Этот шум - он был губителен.
Лука, драгоценный младший братик... Он пробил ногу неделю назад. Наступил на ржавую арматуру в потёмках. И нога распухла, распухла сильно, а болела - ещё сильнее. Нелли никогда бы не бросила его, ни за что. Если б только он мог терпеть боль...
А маленький мальчик не мог, как ни старался. Изо дня в день его стоны смягчались после таблетки обезболивающего, но закончились почти сразу. Срок годности вышел, а вместе с ним - эффект. Сколько Нелли ни обласкивала Луку, сколько ни целовала его в лобик, сколько ни нянчила, прижимая к груди - он плакал, а под конец ревел. Так громко, так протяжно, что вчера она обняла его со всей возможной сестринской нежностью, обняла крепко, обняла, как не обнимала никогда - и держала, держала, держала...
Теперь он не плачет.
Теперь он тих и спокоен.
И тетива в порядке. Несколько самодельных стрел останутся у изголовья импровизированной кровати из тряпья, нож под рукой.
- Спокойной ночи, - сказала она как обычно и погасила фонарик. - До утра.
Исчезла рощица на краю заливных лугов. Исчезли розовеющие почки деревец. Скрылась во тьме долина реки. Зелень пожухла вдали. И только луна, лениво выглянувшая из-за туч, осветила окроплённые багрянцем кусочки камней в углу и пару одиноких детских ботиночек рядом.