Усовский Александр Валерьевич : другие произведения.

Неоконченные хроники третьей мировой. Переход хода

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

  
  Часть третья
  
  
  Переход хода
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Моим товарищам по
   Движению,
   живым и павшим,
   посвящается
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Не обманывайтесь: Бог поругаем не бывает.
  Что посеет человек, то и пожнёт: сеющий в
   плоть свою от плоти пожнет тление;
  а сеющий в дух от духа пожнет жизнь вечную.
  Послание к галатам
  святого апостола Павла
  Гл. 6, ст.7-8
  
  Напоминают горы - горы
  Напоминает море - море
   Напоминает горе - горе
   Одно - другое...
  
   Чужого горя не бывает;
  Кто этого признать боится -
   Тот или убивает
  Или готовиться в убийцы
  К. Симонов
  
  Ceterum censeo Carthaginem delendam esse!
  Марк Порций Катон
  
  
  Пролог
  Слынчев Бряг, 12 декабря 2003 года
  
  
   Шумел прибой.
  Море, непрерывно набегавшее на берег бесконечными свинцовыми, серо-стылыми волнами, украшенными по гребням белёсой рваной пеной - было в этот ранний час свободным, бескрайним и безбрежным, как в первый час творенья. Ни один корабль не рассекал его волн, ни один человек не ступал на его берега - и лишь крикливые чайки тревожно перекликались над его покрытым рябью утренней зыби простором. От кромки уходящих в предрассветную дымку песчаных пляжей и до самого горизонта море, казалось, вновь стало такой же, едва пробудившейся, стихией, дерзкой и необузданной, какой оно было на заре времён; казалось, что оно вновь стало тем морем едва лишь рождённого мира, которое только готовилось создать в своём лоне великие античные цивилизации Финикии и Микен - и где-то совсем далеко, в голубоватой дымке грядущих веков и тысячелетий, ещё только смутно маячили в будущей его судьбе беспечно юные миры Эллады и Рима. У этого пустынного в этот предутренний час, беспечного и солёно-ветреного, свободного, как в первый день сотворения мира, моря опять всё было впереди - как будто не было за его плечами десяти тысяч лет человеческой истории...
  В это студёно-промозглое декабрьское утро, стряхнув с себя унизительную роль развлекательного туристического бассейна, которую оно поневоле выполняло с мая по октябрь - это море снова стало свободной стихией новорожденного мира, ещё не покорённого человеком. Оно дышало пусть едва уловимыми в резком холодном воздухе декабря, но такими волнующе нездешними, пряными и терпкими, ароматами дальних стран; оно оставляло на губах привкус грозы, тревожило душу, бередило что-то неосознанное, таящееся в глубинах подсознания; как и сто, и тысячу, и десять тысяч лет назад - море опять звало в дорогу, манило непознанным отважных и пугало неизвестностью осторожных. Море, казалось, готово было дать шанс каждому случайному прохожему, оказавшемуся в этот ранний час на его берегу - забыть все его прежние заботы и хлопоты, отбросить в сторону все свои, ещё мгновение назад казавшиеся крайне важными, но вдруг ставшие никчемными, повседневные дела - и стать Его человеком, человеком моря - моряком, пиратом, торговцем или контрабандистом (или всем вместе, как это обычно и бывало в те давние времена, которые хранила в глубинах своей памяти поседевшая в тысячах бурь серо-стальная колыбель человечества). Солёные брызги и порывы яростного ветра звали смелых и безрассудных с головой окунуться в атмосферу тревожных рассветов и ослепительно ярких закатов, которыми можно насладиться лишь с качающейся палубы утлой галеры посреди зыбкого всевластья Океана. Колеблющихся же и недоверчивых Море едва слышно, негромким шёпотом прибоя, призывало разделить с ним свежесть утреннего бриза и бесконечность пробуждающегося мира, познать тайны мирозданья и рискнуть таким пустяком, как жизнь, - ради счастья проникнуть в его непознанные до сих пор тайны; и решительно невозможно было отвернуться от него в этот рассветный час.
   На балюстраде пустынного в это декабрьское утро приморского кафе у гостиницы "Глобус", что в курортном местечке Слынчев Бряг недалеко от Бургаса, сидело двое мужчин - один, невысокого роста, в светло-сером плаще, мелкими глотками прихлёбывал кофе, второй, широкоплечий, в чёрной кожаной куртке - крутил в руках высокий стакан из-под минеральной воды, периодически наполняя его из пластиковой бутыли и выпивая налитую воду в три глотка. Кроме этой парочки, на балюстраде, съежившись в углу, дремала на листе картона, принесенном вчера сердобольным англичанином, уставшая дворняга, да иногда на трубы ограждения садились крикливые вздорные чайки - поэтому именно это место и было выбрано этими людьми для разговора.
   Впрочем, их неспешная беседа, прерываемая неторопливыми глотками, вряд ли заинтересовала бы кого-то постороннего - тем более, что в этот ранний час они были единственными людьми на этой террасе. Тем не менее, они прекращали её всякий раз, когда трудолюбивый официант появлялся за их плечами, чтобы принести свежую порцию напитков и унести пустые чашки - что самому официанту казалось более чем странным. Впрочем, клиент всегда прав!
   Когда на столике в очередной раз появилась дымящаяся чашка кофе - один из собеседников, оглядевшись вокруг и удовлетворившись увиденным - повернулся вполоборота и, едва заметно улыбнувшись, сказал:
   - Что ж, не стану тебя томить. Держи! - И с этими словами, достав из внутреннего кармана сложенный вчетверо листок, протянул его своему собеседнику.
   - Что это?
   - А ты разверни, почитай. А главное - посмотри на фотографии. Тогда, может быть, лишние вопросы у тебя и отпадут...
   Собеседник невысокого мужчины, развернув листок, несколько минут внимательно его рассматривал - а затем, немного побледнев, покачал головой и протянул:
   - Мда-а-а, дела...
   - Вот-вот. Теперь понимаешь, Саша, почему мы тебя в пожарном порядке сюда и отправили?
   Крепыш молча кивнул, и над столиком на несколько минут повисла тишина.
   Отхлебнув кофе и прижмурившись от удовольствия, невысокий прервал затянувшуюся паузу:
   - Вот такие пироги, Одиссей. С той стороны дураков нет, это ты должен в первую очередь запомнить, как "Отче наш". С той стороны - чёткие профессионалы, знающие, где нужно рыть, чтобы дорваться до жилы. Я тебе скажу по секрету: когда на прошлой неделе нашему шефу его корешок эту бумагу предъявил - генерал нисколько не удивился. Чего-то в этом роде мы уже давно ждем, ещё с сентября позапрошлого года.
   Крепыш удивлённо посмотрел на своего собеседника.
   - То есть вы знали?
   Невысокий отрицательно покачал головой.
   - Не знали. Но предполагали. Видишь ли, сложить два плюс два - задачка, на самом деле, несложная. Посуди сам - в начале мая две тысячи первого года из будапештской тюремной больницы исчезаешь ты - причём бесследно1; а в сентябре из Берлина в Россию уезжает бывшая сотрудница некоей конторы, плотно занимавшаяся твоими негодяйствами на венгерской земле2 - и тоже исчезает без всяких следов. Поднять её досье и обнаружить, что барышня во времена оны училась с вышеуказанным злодеем по фамилии Леваневский - заметь, тебя они ищут под старым ником - в одном ВУЗе - проблем не составляет, как ты понимаешь. Узнать, что девушка навещала тебя в тюремной больнице - тоже не бином Ньютона просчитать. Стало быть - есть вероятность, что беглый каторжник Александр Леваневский и уволившаяся из БНД барышня Герда Шуман, в девичестве Кригер - чем-то могут быть связаны. Следовательно - если поискать в России немецкую гражданку Шуман, то очень возможно обнаружить возле неё разыскиваемого Интерполом международного террориста! Заметь - бумагу эту молодцы генерала Третьякова нашли случайно, у одного очень неаккуратного паренька. Работавшего, между прочим, на наших заокеанских заклятых друзей...
   - То есть ищет меня не венгерская полиция и не БНД? - удивлённо спросил Одиссей.
   Подполковник отрицательно покачал головой.
   - Нет. Венгры ориентировку на тебя сдали в Интерпол - и забыли о тебе думать, а БНД.... Эти всё свои внутренние скандалы продолжают тушить, им не до тебя. Парни с ТОГО берега жаждут твоего скальпа, вот какие дела, Санёк.
   Его собеседник вздохнул.
   - Да-а-а, чудны дела твои, Господи.... Дмитрий Евгеньевич, вы хоть Герду в известность поставили? Меня ведь три дня назад - с корабля на бал, капитан Гонт всучил в зубы билет и украинский паспорт с визами прямо на вокзале, я даже до дому добраться не успел. Уехал, в чём был! А Ирочке-то всего три месяца...
   Подполковник Левченко кивнул.
   - Поставили, не боись. Герда твоя ведь деваха ушлая, в наши игры наигравшаяся по самое не балуйся, как генерал говорит. Но ей бояться, в общем-то, почти что нечего. За ней концов никаких нет, мы их обрубили по всем направлениям. Не так, как твои, конечно, но всё же найти её заинтересованным людям в России будет крайне затруднительно. Опять же, даже вдруг, если супостат её каким-нибудь чудом и найдет - ничего такого за ней нет. Ну, уехала фройляйн из фатерланда, решила в Москве судьбу свою девичью устраивать - что ж тут такого? Ребенка родила? Так это сейчас - дело житейское. Либеральный миропорядок, он ведь и нам должен пользу приносить, раз уж мы вляпались в это дерьмо.... Мы твою благоверную, правда, от греха всё же переселили в Красногорск, поближе к работе, и старшего в тамошнюю школу перевели - но это так, профилактика. Пуганая ворона, как ты знаешь, и куста боится.... А что касаемо тебя - без привязки к оной фройляйн искать тебя в России - то же самое, что ту иголку в стогу шукать ночью в январской заснеженной степи, причём - с заведомо известным результатом.... К тому же твои данные, что в этой ихней бумажке, ноне особо не пляшут. Ищут они тебя, судя по ней, по отпечаткам пальцев, что в венгерском деле были? - И подполковник едва заметно улыбнулся.
   Одиссей снисходительно пожал плечами.
   - А по каким же ещё? Других у них нет...
   - Ну вот, стало быть, с этого боку угроза для тебя отсутствует в принципе. По фотографии тебя, опять же, опознать крайне затруднительно, во всяком случае, с лёту - вон какую ряшку наел.
   - Дмитрий Евгеньевич! - укоризненно протянул его собеседник.
   - Да ладно, Саня, всё правильно сделал, это я так, в порядке дружеского прикола. Иначе следы от пластики были бы видны, а так ты - стопроцентный коммерсант, такому с первого взгляда хочется верить. Килограмм десять набрал, небось?
   - Почти пятнадцать. - Одиссей виновато вздохнул.
   Левченко улыбнулся.
   - Силён, бродяга! Ладно, теперь ты, надеюсь, лишних вопросов задавать мне больше не будешь.
   Одиссей хмыкнул.
   - Лишних - нет. А вот парочка нужных у меня в запасе припасена.
   Подполковник Левченко покачал головой.
   - Можешь не озвучивать - эти вопросы у тебя в глазах все полчаса, что мы с тобой общаемся, большими красными буквами написаны. Так что я сам за тебя их озвучу. Мучает тебя, как я понимаю, единственная непонятка - почему мы курьерской скоростью отправили тебя сюда, в Болгарию? Вместо чудного городка Урюпинск, или, где ты там наследницу олигарха обидел - Касимов, кажись? - в каких ты прекрасно мог раствориться в воздухе, ты вдруг оказываешься на другом берегу самого синего в мире Чёрного моря. И тебя эта несуразность дико мучает. Так?
   Одиссей кивнул.
   - Так точно. Если, как я понял из этой вашей бумаженции, и нужно было мне сховаться - то можно было бы сделать это и дома, без особых расходов; если даже просто на полгодика свалить из своей квартиры куда-нибудь в Бирюлёво, Герде не звонить и никак не обозначаться, да плюс к тому - паспорт поменять, став гражданином, например, свободной Украины, каким я сделался три дня назад - то шансы меня обнаружить у тех, что играют за чёрных, упали бы до сотых процента. Стало быть? - и Одиссей вопросительно посмотрел на подполковника.
   Левченко серьезно взглянул в глаза своему собеседнику, и, кивнув, скупо бросил:
   - Стало быть.
  Они помолчали. Налив себе минералки и одним глотком выпив её - Одиссей спросил хрипловато:
  - Какова будет моя задача?
   Левченко покачал головой.
  - Не спеши поперёк батьки в пекло.... Начинаем мы, Саня, одну очень серьезную игру - и ты нам здесь весьма пригодишься. Очень серьезную.... И от тебя в этой игре будет очень многое зависеть. Поэтому-то ты и здесь; в ближайшие десять - пятнадцать дней мы в Москве решим, каким макаром станем действовать, а ты за это время здесь присмотрись, обживись; ты, кстати, где отаборился?
   - В Варне, в жилом комплексе "Владиславово" квартиру снял.
   - Ну, вот и хорошо. Шибко тебе мелькать тут не стоит, но и сидеть бирюком в четырех стенах - не резон. Ты у нас по легенде кто? Беглый коммерсант, обанкротившийся делец, со своим поражением, однако, не смирившийся; стало быть, должен интересоваться здешней экономикой, выискивать возможные варианты бизнеса. Компьютер там с выходом в сеть у тебя есть, надеюсь?
   Одиссей молча кивнул.
   - Гут. Стало быть, обживайся потихоньку. Кроме своей коммерческой работы, пошурши в транспортно-экспедиционной сфере, наведи знакомства в паре-тройке транспортных фирм, узнай, между прочим, что обычно из Европы в Турцию и... ну, в общем, и дальше - возят, особое внимание обращая на груз габаритный, к досмотру малопригодный. Язык турецкий малость подучи, сотни две ключевых фраз тебе знать стоило бы. Вот такая твоя задача на первое время - а дальше получишь дополнительные инструкции.
   Одиссей, помолчав с минуту, спросил:
   - То бишь, насколько я понимаю - белые начинают и выигрывают?
   Подполковник покачал головой.
   - Много будешь знать - до пенсии не дотянешь.... А впрочем.... Насчет "начинают" - ты прав. А вот насчет "выигрывают" - тут ещё очень даже бабушка надвое сказала. Не будем загадывать!
   - Аллаверды тем, что играют за чёрных?
   Левченко улыбнулся.
   - Шустёр, как генерал говорит! - И, посерьезнев, кивнул: - Им. Уж больно наши заклятые друзья с того берега в Римскую империю заигрались, решили, что у старого и больного медведя выбиты все зубы, и можно перед ним нахально всякие непотребства вытворять - без опасения за свою шкуру. Пришла пора сделать им укорот, показать ребятишкам, что у медведя не только старые зубы ещё есть - но и новых в достатке наросло.
   Одиссей удовлетворенно кивнул.
   Подполковник, допив кофе - встал, застегнул плащ, и, указав спрятавшемуся за стеклом огромного, на всю стену, окна кафе официанту на деньги, оставленные на столе и, для надежности, помещенные под чашку - бросил своему собеседнику:
   - Ну что, пошли... банкрот. Проводишь меня до автобуса, мне к вечеру нужно уже в Софии быть.
   Выйдя на улочку, ведущую от моря, они по кипарисовой алее, идущей вдоль корпусов разных пансионатов и отелей, летом многолюдных и шумных, а теперь притихших и как будто затаившихся в ожидании - направились к автобусной стоянке. В этот ранний час на ней одиноко травил воздух соляровым выхлопом потрёпанный "чавдар" до Бургаса - дожидаясь пассажиров на первый рейс. Не дойдя до автобуса метров двадцать, Левченко, обернувшись к своему спутнику - сказал вполголоса:
  - Ну, всё, будем прощаться. Да, чуть не забыл - генерал просил тебя особо не зарываться, напомнить, что наступление далеко не для всех заканчивается флагом над рейхстагом, трофеями и орденами. Кому-то выпадает и фанерная звездочка на самодельном обелиске и со святыми упокой.... Запомнил? - Одиссей кивнул. - Вот и славно. Обелисков у нас за плечами и так уже изрядно, а вот взятых рейхстагов пока - ни одного. А посему - пришло время открыть им счёт!
  
  
  Глава первая
  
  ***
   - Значит, не получилось.... - Генерал Калюжный тяжело вздохнул.
   Левченко отрицательно покачал головой.
   - Не получилось. Да и не могло получиться - мы же изначально были готовы к этому варианту развития событий. Слишком уж силы неравные. У тех, что играют за чёрных, все ключевые фигуры в тамошней элите - ежели, конечно, этих никчемных болтунов можно назвать элитой - давно в кармане. А у нас? Полторы калеки.... Да и Пилот слишком уж понадеялся на народную поддержку, популист хренов. Народ-то его поддержал, да что толку? К тому же старый замполит его слил, для Пилота это был удар в спину.
   Калюжный закурил, выпустил клуб сизоватого дыма - и сказал вполголоса:
   - Да уж, старый коммунист проявил себя во всей красе, что и говорить. Сукин сын.... Я, Левченко, скажу тебе честно - никогда я этих ... выдвиженцев, из национальных кадров - не любил. Был у нас в академии один такой, латыш, Круминьш по фамилии - так он на собраниях клеймил империализм так, как будто лично Рейган у него лет пять назад сотню занял - и не отдаёт. А в восемьдесят восьмом с секретными документами этот боец идеологического фронта рванул на рыбацкой лодке в Швецию, и, ежели б не его морская безграмотность - имел бы штаб Прибалтийского округа бледный вид.... Вместо Швеции причалил товарищ подполковник Круминьш к польскому берегу и принялся у польских - приняв их за шведских, заметь! - пограничников политического убежища просить, обещая за это выдать главную военную тайну Советского Союза. Мальчиш-плохиш, понимаешь...
   - Ну и что... чем закончился его вояж? - чуть улыбнувшись, спросил Левченко.
   Калюжный пренебрежительно махнул рукой.
   - А, ерундой, десяткой обошлось. Тогда ж у нас бардак начинался, и вместо пули в затылок получил этот Круминьш смешной срок - какой до конца, кстати, и не отсидел. В девяносто первом он из предателя и перебежчика в одночасье стал латвийским героем сопротивления и борцом с тоталитарным режимом. - Генерал вздохнул, покачал головой, и, вернувшись за свой стол, продолжил деловито: - Ладно, что мы из всей этой литовской истории можем вынести? Пилота нам, как я понимаю, уже не спасти?
   - Пилота валят наглушняк, партия разыграна, как по нотам. В конце октября тамошний Департамент госбезопасности - литовский ФСБ - довел до спикера и его замов сведения о связях Пилота с некими международными криминальными кругами. Кто готовил эту дезу, мы выяснили, взяли ребяток на карандаш. Пару человек в этой лавке отказались визировать подобную хрень - этих мы тоже выявили, по возможности отработаем. А первого ноября этот документ - который был для служебного пользования, между прочим - вдруг почему-то оказался опубликованным в прессе.
   Генерал перебил Левченко:
   - Кто причастен - выяснили?
   Подполковник кивнул.
   - В канцелярии спикера тамошнего Сейма работает несколько засланных казачков - один из них, некто Закарас, через своего дружка Яцкевичуса, зама главреда "Республики", это дело и провернул. Как сообщает Тонус, с молчаливого согласия спикера.
   Калюжный кивнул.
   - Ясно. Связи отследили?
   Подполковник развел руками.
   - Максим Владимирович, мы ж не боги.... Есть информация, что Яцкевичус крепко дружен со вторым секретарем американского посольства в Вильнюсе Оливером Кингом - но более подробных сведений у нас нет.
   Генерал молча кивнул. Левченко продолжил:
   - На следующий день все ключевые советники Пилота подали в отставку, а третьего ноября тамошняя Генпрокуратура затеялась расследовать уголовное дело по факту нарушения президентом своей присяги. Типа, дружит с сомнительными бизнесменами, криминал, то да сё - в общем, шарманка известная. Хреново, что старый замполит, что сейчас там премьером, спустил на Пилота своих шавок - теперь того валят не только те, что играют за чёрных, но и те, что при иных раскладах были бы на нашей стороне.
   - То есть, шансов у Пилота нет?
   - Нет.
   Они помолчали несколько минут, затем генерал, затушив сигарету, приказал:
   - Всех фигурантов процесса чётко идентифицировать, по максимуму. Тех, что получают из кассы напротив - отработать по связям, выявить по возможности всю сеть.
   - Максим Владимирович!
   - Я же сказал - по возможности. И держать в поле зрения плотно, буде к тому появится возможность - малость притопить, жизнь их никчемную чуток испортить - так, в пределах разумного, без смертоубийства. Тех же, кто потенциально интересен нам - отработать в ближайшее же время, но отработать мягко, ненавязчиво. Кто у тебя там сейчас координатором?
   - Витовт.
   - Вот пусть со своими ребятами всех тех, кто в этой истории обозначился позитивно, найдет и подберет к ним ключики. Нам там сейчас люди нужны! Ведь когда люди в ситуации общей подлости и предательства, возведенного в ранг доблести, продолжают своей честью дорожить - то для таких людей вообще ничего нельзя жалеть! Если нужно кому-нибудь из тех, что за Пилота впрягся, чем-то помочь - квартирку там прикупить, кредит помочь выплатить, детишек в хороший университет пристроить - пусть твой Витовт в доску расшибётся, а сделает. Завтра эти люди нам сторицей отработают! Не всё ж России свои бывшие окраины всяким-разным брюссельским клоунам на откуп отдавать.... Придёт время - и мы их обратно попросим, для начала вежливо, ну а там - как получится.... На самого Пилота люди Витовта не выходили?
   Левченко пожал плечами.
   - Зачем? Его в Ленинградской академии гражданской авиации, ещё во времена доисторические, тамошние чекисты пытались отработать - бесполезно. Крепок духом оказался Пилот!
   - Духом крепок, а должность свою просрал... - проворчал Калюжный.
   Левченко развел руками.
   - В такой ситуации кто хочешь пасанёт - тем более, Пилот парень странноватый, с принципами. Плюс к тому - честный до неприличия. А с той стороны, сами понимаете, народ прожжённый, ни в какое благородство играть не намеренный. Так что шансов у него изначально не было...
   - Ясно. Ладно, с этим пока всё. Что Одиссей?
   Левченко едва заметно пожал плечами.
   - А что Одиссей? В панику не ударился, чего Загородний опасался. Внешне спокоен - хотя, как я понимаю, за Герду и детей сердчишко-то колотиться. Замысел операции я ему, понятное дело, не раскрывал, но кое-какие намёки сделал. Документы у него в порядке, многоразовые визы, болгарскую и румынскую, мы ему расстарались, так что с этим проблем у него не будет, тем более - паспорт подлинный, мы ему его на всякий случай ещё в позапрошлом году сделали, ежели бы он решил более Бондаренкой не быть. Так что парень наш начеку, ждёт боевую задачу.
   Калюжный кивнул.
   - Гут. Какие у тебя и у твоих гавриков есть соображения по этой самой боевой задаче?
   Подполковник почесал затылок.
   - Техническую часть мы с Гончаровым и Загородним вчерне сверстали...
   Генерал спросил полуутвердительно:
   - Но мучает вас отсутствие связей, налаженной сети, как я понимаю? То направление мы не отрабатывали, и людей надежных у нас там сегодня практически нет - я правильно понимаю твои сомнения, Левченко?
   Подполковник кивнул.
   - Так точно. Понимаете, Максим Владимирович, какие-то люди у нас там, конечно, есть, как не быть - но полагаться на них в такой ситуации я бы не стал. Информацию скинуть - они в состоянии, по мелочам посодействовать - могут, а вот ответственность за груз на себя взять - трижды подумают. И наши риски начинают зашкаливать...
   Генерал кивнул.
   - Ясно. Что предлагаешь?
   - Гончаров считает, что для проведения операции в Стамбуле надо иметь резидента.
   - И этим резидентом, как я понимаю, он видит себя? - Генерал улыбнулся.
   Левченко чуть смущённо кивнул.
   - Так точно. Он мне за эти три дня уже все уши об этом прожужжал.
   Калюжный покачал головой.
   - Ну, вот неймётся ему самолично с супостатом поединоборствовать... Аника-воин, понимаешь!
   - Максим Владимирович, я полагаю, в этом предложении Гончарова есть резон. Одиссей будет осуществлять техническую сторону проекта, подполковник Гончаров - координировать его действия с болгарской и ... азиатской составляющими операции.
   Генерал подумал несколько минут, что-то набросал карандашом на листке бумаги - и ответил:
   - Резон есть. Согласен. Как вы с Гончаровым в целом видите операцию - как я понимаю, общий контур вы уже набросали, раз наш Котовский рвётся по стамбульским базарам пошляться?
   Левченко улыбнулся.
   - Набросали. Думаем разделить всю операцию на три части - по возможности, не связанные друг с другом. Первый этап - доставка груза из Подольска до Варны. Второй - из Варны до Стамбула, третий - из Стамбула до... ну, в общем, до места.
   Генерал почесал затылок.
   - Не пойдет. Слишком просто - если вдумчиво покопаться, можно будет на первоначального поставщика выйти. А там - и на нас.
   Левченко удивлённо вскинул брови.
   - Две ж перегрузки!
   Калюжный раздражённо махнул рукой.
   - Не бузи, подполковник! Если я сказал - слишком просто, это означает - слишком просто. Тем более - есть тут одна коллегиальная идея. Мы тут её нашим генеральским колхозом - небольшим колхозом, не бойся, там всего два человека, я да Третьяков - обмозговали, и, при зрелом размышлении, считаю я её единственно разумным вариантом.
   Левченко молча изобразил внимание.
   - Значит, так. У Польши, какие из наших железок до сих пор на вооружении?
   Левченко, наморщив лоб, начал медленно перечислять:
   - Из противотанкового - "конкурсы", "фактории", "фаготы" старые. Из того, что стреляет вверх - "стрела два", "игла". Наверное, есть ещё в арсеналах совсем уж хлам, годов семидесятых, но это уже полный отстой.
   Генерал удовлетворенно кивнул.
   - Хорошо. Что у тебя в Подольске есть аутентичного, как сейчас модно говорить?
   Подполковник почесал затылок.
   - Ну, нового ничего нет. Из старых игрушек - "фаготы", штук сорок-пятьдесят... но они уже - каменный век, управляются по проводам, работают только в ясную погоду, дальность всего две тысячи, да и по бронепробиваемости.... В общем, слабоват комплекс для современного боя, особенно - боя противотанкового, хотя в восемьдесят первом в Ливане проявил себя очень даже недурно. Но ведь прошло уже двадцать лет...
   - Это я не хуже тебя понимаю. Но ведь лупить из этих "фаготов" будут не по лобовухе "абрамсов", как ты понимаешь, а всё больше по бензовозам да разным "брэдли" да "хаммерам", какие наш "фагот" наскрозь прожжёт, и не закашляется - правильно?
   Левченко молча кивнул.
   - Вот, стало быть, для тамошнего театра эти трубки ещё очень даже ого-го! А самое главное, что с пусковой этих "фаготов" и "конкурсы" можно запускать, каких у грузополучателя вагон и маленькая тележка.... Стало быть, сотню "фаготов" вместе с пусковыми под польским флагом ты отгрузить в состоянии - правильно я понимаю?
   - Так точно, сорок пусковых установок и восемьдесят контейнеров с ракетами к ним в сорока вьюках. На сто двадцать пусков.
   Генерал покачал головой.
   - Ну вот, стало быть, с этим всё ясно. Сколько всё это железо будет весить?
   Подполковник почесал затылок.
   - Пусковая с ракетой весит где-то двадцать три килограмма. Две ракеты в отдельном вьюке - ещё примерно двадцать семь. Итого полста килограмм.
   - Всего, значит, две тонны?
   - Так точно.
   Калюжный кивнул.
   - Гут. Теперь по ПЗРК. Сколько у тебя псевдопольских вторых "стрел"?
   - Да сколько и было, сотня.
   - Хорошо. Двадцать труб вместе с пусковыми и двадцать россыпью - сколько завесят?
   - Ракета в контейнере весит десять килограмм, комплекс в сборе - четырнадцать с половиной. Будем считать вес брутто в двадцать пять кило. Общий вес партии, стало быть - полтонны где-то.
   Генерал хмыкнул, покачал головой.
   - Да-а-а, всего две с половиной тонны разных железяк - а какую головную боль могут устроить, окажись в опытных руках! - Затем, сев за стол и что-то подсчитав на листке бумаги, бросил своему собеседнику: - Вариант доставки надо переиграть!
   Левченко развёл руками.
   - Максим Владимирович, для отработки вариантов нам бы месяца два надо, не меньше! И откуда доставлять?
   Генерал улыбнулся.
   - Товарищ генерал-лейтенант Третьяков берётся нам подкинуть одну рабочую связь в Закарпатье - тамошние парни гарантируют догрузку нашего железа в польский камьон3. Ребятишки евонные, каких он нам готов подсуетить, контрабандой сигарет и спиртного промышляют уже лет десять, и чем может грозить любая неувязка - знают на собственном опыте. Уловил?
   Подполковник подумал и кивнул.
   - Ясно. Получится чисто, без концов. Если что какое, случайность на дороге, вскрытие тента - то мы сбоку, так как груз едет из Польши, с польскими же железками, и если вдруг его случайно обнаруживают - все претензии к министерству обороны Речи Посполитой. Ежели же неслучайно - у нас есть с кого спросить по всей строгости, и опять же - доказать ничего не получится. Ловко! - Левченко улыбнулся.
   Генерал кивнул.
   - Так точно, ловко. Вот только никаких подобных неувязок и случайных вскрытий быть не должно!
   Левченко развёл руками.
   - Все под Богом ходим.... Но, думаю, до Болгарии как-нибудь груз дотащим.
   - Гут. В Сливене или Варне пусть наше железо отлежится недельки две, спешить нам тут особо некуда, а за это время мы отработаем вариант дальнейшей транспортировки. Как я понимаю, теперь на Артаксеркса надежды особой нет?
   Подполковник кивнул.
   - После освобождения за ним постоянное наблюдение, все случайные связи отслеживаются.... Нет, он сейчас вне игры. Пусть пока побудет на скамейке запасных...
   - Стало быть, на Одиссея целиком ложится болгарский кусок маршрута - работа по организации погрузки и доставки до Стамбула, и, если повезёт, то и дальше. Гончаров в Царьграде его страхует и обеспечивает связью, в случае нужды - предоставляет каналы для отхода. Или он самолично жаждет в горах Тавра попартизанить? Ты за ним этого желания не заметил?
   Левченко пожал плечами.
   - Вы ж Гончарова знаете.... Он, конечно, врукопашную сходить горазд, но нарушить приказ - ни-ни! Если мы достаточно чётко очертим круг его задач - думаю, лезть глубже он не станет.
   Генерал удовлетворенно кивнул.
   - Теперь - по связям. Что у нас там есть - пусть хилое и на ладан дышащее? Ещё раз повторю, то, что у нас в тех палестинах нет устойчивой сети - ещё не повод огорчаться. Что-то же у нас там всё же есть? Или ты хочешь сказать, что светлой памяти наш с тобой товарищ Таманец зря казённый хлеб ел?
   Левченко отрицательно качнул головой.
   - Нет, сказать, что уж совсем ничего - будет неправдой. Покойный Миша Тамбовцев4 всё же пару устойчивых связей там накопал, но...
   - Что "но"?
   Подполковник тяжело вздохнул.
   - Да связи эти... очень специфические.
   Генерал едва заметно улыбнулся.
   - Ну да, специфические. А ты что хотел? Чтобы на нас работали люди исключительно высокоморальные, десять заповедей свято блюдущие и готовые ради России мученический венец принять? А если нет таких? Прикажешь работу сворачивать?
   Левченко пожал плечами.
   - Я ж не спорю.... Но одно дело - с кадровыми агентами работать, какие на смерть идут, не морщась, а совсем другое - рассчитывать на тех, кто в первую очередь на сумму прописью в ведомости на зарплату глядит.
   Калюжный покачал головой.
   - Понимаю. Стало быть, и алгоритм работы с ними должен быть иной. Какие последние вести от Горца относительно Царьграда? Ты ж его, как я помню, ещё в сентябре озадачивал?
   Подполковник кивнул.
   - Озадачивал. Докладывать подробно?
   - Давай!
   Левченко прокашлялся, взял в руки папку, развернул её, пробежал глазами - и, чуть заметно качнув головой и про себя хмыкнув, доложил:
   - Таманец работал в основном с Немезидой - в девичестве Оксаной Осадчей, жительницей славного города Чернигова. Туда в восемьдесят девятом вывели войска из Германии, и немцы подрядили турецкую фирму "Энка" понастроить жилья для беглых наших вояк. Там наша девушка и познакомилась с неким Туфаном Сарыгюлем, тогда ещё - простым курдским работягой. Через год паренёк убыл во славный град в Константинополь, а ещё через три месяца Оксана, не выдержав разлуки, подалась ему во след. Как она его в Стамбуле нашла - мы до сих пор голову ломаем, ведь не знала ни слова по-турецки! Но нашла.... В общем, жили они крайне небогато, и в девяносто седьмом её нашёл Таманец... и к нашему общему делу привлёк. Нам тогда в Турции нужна была опорная точка - вот Оксана и согласилась чуток поправить своё благосостояние, нашей конторе кое-какие услуги оказывая. К тому времени бывший строительный рабочий переквалифицировался в бандита, отсидел срок за убийство, поднялся по тамошней иерархической лестнице... по-нашему до авторитета. Сам он выходец из селения Малатия, что в горах Восточного Тавра, турецкий Курдистан. Курды, как вам наверняка известно, держат весь криминальный бизнес в Стамбуле, курдская мафия подмяла под себя там всё более-менее доходное - ночные клубы, наркотики, проституцию, заказные убийства. В последнем виде деятельности оный Туфан Сарыгюль и преуспел.... Сейчас числится бригадиром в клане Рамазана Илдыса, занимается организацией ухода в лучших из миров нежелательных персонажей, плюс к этому - крышует торговлю наркотиками в трёх кварталах близ Истикляль; также имеет небольшой семейный бизнес, отель и ресторанчик. С Немезидой Таманец наладил связь в девяносто седьмом году, в июне-июле, и до сих пор нареканий на её работу не было; Горец считает, что со своими обязанностями деваха справляется нормально. Впрочем, мы её до сих пор шибко не нагружали - всё больше по мелочам: принять человека, помочь с документами, переправить в Грецию или куда дальше. То есть до сих пор в серьезных делах она задействована не была.
   - Работает барышня исключительно за бакшиш? - перебил подполковника Калюжный.
   - Так точно, Горец ей перечисляет пятьсот каждый месяц, плюс за каждую операцию - сдельно. Но не балует.
   Генерал молча кивнул.
   Левченко продолжил:
   - В сентябре Горец сообщил Немезиде, что возможно, ей придется поучаствовать в серьезном деле. И попросил поговорить с её бандитом - на предмет содействия. Барышня пока согласия не выказала, но, думаю, её бандит за это дело возьмется - некоторые данные позволяют судить, что парень любит рисковые дела, если эти дела хорошо оплачиваются.
   Генерал вздохнул и пробурчал:
   - Ох уж мне эти "жёлтые розы"... Мало светлой памяти Иосиф Виссарионыч на Мустафу Барзани денег и ресурсов ухлопал, генеральское звание ему присвоил - теперь наша очередь пришла в курдское ... хм... в общем, в их отходы вступать.
   - Жёлтые розы? - удивился подполковник.
   - Фамилия у этого Туфана так переводится - "Сары-Гюль", "жёлтая роза". А то, что он курд - вообще, такой не подарок, я тебе скажу.... Ладно, теперь я вижу, что присутствие Гончарова в Стамбуле более чем необходимо. Согласен. Значицца, так. Пущай Одиссей наведается в Мукачево, или куда там ещё в Закарпатье, я тебе завтра все данные сообщу, куда точно, и с кем ему там связь держать, на кого рассчитывать. Ты же пока найди подходящий транспорт до Закарпатья, вступи с владельцем в сговор - так, чтобы груз наш из Подольска до этого Мукачева или Ужгорода доехал без проблем. Сантехническое оборудование, как я понимаю, на этот раз не пойдет?
   Левченко отрицательно помахал головой.
   - Нет. Будет подозрительно - сантехнику в те края из Польши и Венгрии тащат.
   Генерал кивнул.
   - Ясно. Значит, придумай что-нибудь посвежее. Сегодня у нас четырнадцатое - даю тебе на всё про всё неделю, двадцать первого железо должно тронуться в путь, и быть в Закарпатье до католического Рождества или дня на два-три позже. Примерно к этому же времени подтягивай туда Одиссея.
   - А польская машина? Разве поляки в Рождество куда-то едут?
   Калюжный иронично улыбнулся.
   - Поляк, ежели это выгодно - всё бросит и от одра умирающей тёщи бегом умчится бизнес делать! Твой знакомец, Третьяков, обещал фуру в любое время - у его легальной конторы контракт на поставку какого-то оборудования из Польши в Болгарию. Его знакомые ребятки за Карпатским хребтом машинку эту потихоньку догрузят, без лишних глаз и ненужных вопросов, и Одиссею её покажут. В Сливене, куда фура эта идёт, наше железо Одиссею передадут, ну, а дальше - на его усмотрение.
   - Когда Гончарову стартовать?
   Генерал почесал затылок.
   - А что ему в конторе зазря сидеть, штаны протирать? Пущай дела свои в божеский вид приведёт, дней десять ему за глаза должно хватить бумажки оформить и легенду к этой поездке придумать, а потом командировочные получит, и двадцать шестого - двадцать седьмого пусть двигает в Царьград-город, с курдским бандитом договариваться. Раз он такой, понимаешь, жуткий шустрик...
   Левченко кивнул.
   - Задача ясна. Разрешите идти?
   Калюжный вздохнул.
   - Погоди. Ты хоть понимаешь, Левченко, КАКУЮ операцию мы тут с тобой замышляем?
   Подполковник пожал плечами.
   - Обычную. Впервой, что ли?
   Генерал покачал головой.
   - Ничего ты не понимаешь, друг мой сердечный, Дмитрий Евгеньевич! До сего дня действовали мы с тобой и со всей нашей конторой на свой страх и риск - не видя наверху ни просвета, ни тени радения об Отечестве, в самую, извини, задницу загнанному. Бились, людей теряли - и ни слова благодарности от Родины не слышали. Так?
   Левченко кивнул.
   - Так точно. Хорошо хоть, не мешали...
   - Вот и я о том же. А ноне начинаем мы операцию, чтоб ты знал, совсем иного толка. Я, по стариковской своей привычке никому не верить, и по сей час сторожусь чего лишнего сболтнуть, и наверху о нас по-прежнему думают, как о связной лавочке, не дающей нашей агентуре к востоку от Смоленска совсем уж зачахнуть. Но на эту операцию, что мы с тобой в мае задумали, а в августе начали потихоньку готовить - я прямое разрешение получил с самого верху. С самого! - негромко, тщательно выговаривая слова, повторил генерал, подкрепив свои слова поднятием указательного пальца к потолку.
   Левченко удивлённо посмотрел на своего шефа.
   - Так точно, товарищ подполковник! И не удивляйся, и брови не вздымай - потому как я и сам удивляюсь! Правда, насколько я понял со слов моего любезного друга генерала Третьякова, наверху по-прежнему всех наших возможностей не знают - да и незачем им пока этого знать, беспокойство одно - но всурьез на нас рассчитывают. Ведь с нас, как понимаешь, при любом раскладе взятки гладки. Лавочка мутная, чем занимается - неясно, кто в ней работает - совсем уж непонятно, кто её финансирует - один чёрт разберет. Но к государственным органам никакого отношения не имеет однозначно - вот в чём вся прелесть! Руки у нас свободные - и посему наша с тобою операция должна будет таких блох за воротник нашим заклятым друзьям сыпануть, что им, бедолагам, тошно должно стать. Если задумка эта наша с тобою удачно сыграет - то, чем чёрт не шутит, может, и удастся нам кого-нибудь из главарей той стороны пустить по дорожке, покойным генералом Зия-уль-Хаком проторённой5.... Только на этот раз уже без помощи палестинцев и этого, как его, выговорить трудно... пентаритритола тетранитрата, холера ему в бок! - какой после себя слишком уж яркий след оставляет, чтоб тому, кто его выдумал, в аду и посейчас икалось .... Да, о чём бишь я? Ага, вспомнил.... Так вот, этим действом мы обязаны будем подкрепить, так сказать, вербальные, сиречь - устные, предупреждения наших политических вождей - но так, чтобы оные вожди за наши шалости никаким боком ответственности не несли. Теперь ясно?
   Левченко облегченно улыбнулся.
   - Наконец-то!
   - А ты шибко-то радостно не вздыхай. Нам оттого, что наша операция включена в общий расклад действий всех к тому причастных органов - легче, учти, не будет. Наоборот. Будет тяжелей. Потому как облажаться мы ноне не имеем права никак! Филигранно должны сработать, ювелирно! Чтоб комар носа не подточил! Ясно, товарищ подполковник?
   Левченко встал, одернул пиджак.
   - Так точно, товарищ генерал! Ясно!
   Калюжный едва заметно улыбнулся и махнул рукой.
   - Ну вот, а теперь ступай. Давай к восемнадцати ко мне с Гончаровым - будем вместе думать, как нам задание любезного Отечества выполнить. Раз уж оно о нас наконец-то вспомнило...
  
  
  
  ***
   Опять за рыбу гроши! Двадцать седьмого быть в Сваляве - и хоть тресни, а будь! Спрашивается - что он забыл в этом Закарпатье накануне праздника? Понятно, раз требуют прибыть - значит, без него обойтись нельзя - но ведь за четыре дня до Нового года! Когда весь советск... тьфу, весь бывший советский народ закупает селедку для салата под шубой, шампанское и мандарины, пуская слюнки в предвкушении праздника! А ему - в путь, в путь, маленький зуав, труба зовёт...
  Хотя, что тут возмущаться - приказ есть приказ, и выполнять его надлежит беспрекословно, точно и в срок, как бы ни хотелось встретить приход Нового года в этой уютной квартирке на окраине Варны, в тишине и неге.... Да, ЧТО есть приказ - во времена доисторические, в первый же день его военной службы, наглядно продемонстрировал старший сержант (нет, он тогда был ещё младшим) Федоренко. Тогда, помниться, суетливая и гомонливая толпа стриженых духов в необмятом новеньком обмундировании с только что, вкривь и вкось, пришитыми погонами, долженствующая, по идее, изображать строй, на приказ отца-командира "Разойдись!" отреагировала как-то вяло, безынициативно, с холодком, и разбежалась в разные стороны лениво и неуверенно. И, чтобы наглядно разъяснить бойцам, как надобно выполнять приказы, сержант Федоренко, вновь построив свой учебный взвод, вторично отдал ту же команду - сопроводив её, для пущей убедительности, действием, сиречь - метнув в самый центр строя тяжелую табуретку.... Надо сказать, что это был крайне эффективный метод убеждения!
   Ладно, будем собираться. А ведь Новый год так хорошо был спланирован! Да и Рождество нынче у болгар... Они хоть и православные, а рождение Христа вместе с католиками празднуют, до них большевистские штуки-дрюки с календарём во времена оны не докатились. Бенчевы приглашали сегодня в гости на гуся по-родопски, домашнее вино и свежую брынзу с гор.... Теперь же всё летит к чертям собачьим, вдребезги пополам, как говорил тот Попандопуло из "Свадьбы в Малиновке".... Эх, жизнь моя жестянка!
   Хорошо хоть, все документы на фирму "Олена Трейд" успел оформить; вместо положенных по закону тридцати дней вся музыка заняла ровно трое суток, правда, две тысячи левов сверх всех официальных платежей пришлось заплатить наличными. За... хм... как бы это правильно сказать, чтобы не обидеть болгарских чиновников? За ускорение документооборота, вот. Зато теперь он может ехать в командировку совершенно официально, как коммерческий директор этой фирмы; генеральным в ней числится Васил Бенчев, сосед напротив (всех уговоров - один поход в ресторан!) - такие уж тут правила коммерческой деятельности. Одиссея, правда, малость раздражала необходимость за свой счет содержать чужие глаза и уши в сердце его собственной, купленной на его деньги (точнее, на деньги "Спецметаллснабэкспорта") фирмы - но, в конце концов, Васил был парень простой, без тараканов в голове, и мешать деятельности фирмы, по ходу, не собирался - но всё ж ему лучше поменьше знать о её деятельности! Официально мы будем заниматься экспортом в Турцию металлоизделий - вот пусть и думает, что мы сборные конструкции для строек союзникам по НАТО планируем впаривать. Меньше знаешь - крепче спишь...
   Что ж, машина у него есть, денег в достатке, цели и задачи доброе командование определять и ставить не зевает. Свалява так Свалява, надо там быть - стало быть, в означенный срок и будем. Время не ждёт, седлайте коней, сеньоры! Толедо всё ещё в руках мавров...
  
  
  ***
   Одиссей вышел из подъезда, когда кругом ещё царил предрассветный сумрак (он обычно предпочитал отправляться в путь ещё до рассвета, чтобы по максимуму использовать для езды куцый, в данном случае, декабрьский световой день), поморщился от мгновенно до костей пробравшей стылой сырости, подошёл к своей "шкоде" (светло-фиолетовая "фелиция" на днепропетровских номерах, с генеральной доверенностью - капитан Кулешов три дня назад расстарался), не торопясь, загрузил в багажник не шибко тяжелую сумку - и, перекрестившись на виднеющуюся в предрассветном мраке полоску посветлевшего неба на востоке, там, где лежала Россия - сел в машину. Дай Боже, как говориться, в час добрый!
   Сначала у него был соблазн ломануться в Закарпатье через Румынию, через так называемые Фокшанские ворота, холмистую равнину, ограниченную с востока Прутом, а с запада - горными отрогами Трансильванских Альп. Дорога эта была ему известна, шла от Джурджу, через Бухарест и Плоешти, на Бузэу, Фокшаны, Бакэу, ровненько до погранперехода Вадул-Сирет в румынской Буковине, от которого можно было рвануть прямо на Черновцы, на Буковину украинскую; но, при зрелом размышлении, решил он этим путем не идти. Всё ж придется часов двадцать (считая очередь на таможне) пробыть в стране Влада Цепеша и Николае Чаушеску, к тому же по пути проехать через дикое сердце цыганской Румынии, где мало ли чего может случиться - а вернее всего, случится обязательно.... А ежели те парни, что с той стороны глобуса, ищут его всерьез - то очень может быть, что, задержав его по какому-нибудь пустяковому поводу (а повод может найтись любой, Румыния в плане коррупции даже любезному Отечеству сто очков форы даст), вдумчивый румынский полицейский суб-локотенент6 не отыщет в какой-нибудь отдельно лежащей папке "разыскиваемые за очень большие деньги" и его молодецкую харю. Понятно, что со времен мадьярского пленения он изрядно прибавил в весе и опытная рука пластического хирурга малость подретушировала его внешность - но береженого, как известно, Бог бережет, а небереженого знамо кто.... А, поелику встреча с каноническим конвоем в планы Одиссея никак не входила, то, проехав за два часа путь от Варны до Русе и за следующие полчаса едва протащившись через забитый фурами мост через Дунай - решил он двинуться на Брэилу - Галац, с тем, чтобы за пару часиков оказаться в пределах молдаванского государства и дальнейший путь проделать по территории этой дружественной республики.
  Ага, вот и румынская граница. Одиссей удивлённо осмотрел какую-то странную автомойку, которая, при вдумчивом исследовании, оказалась конструкцией для дезинфекции. Стоявший возле неё румын в некоем подобии формы, увидев его украинские номера, тут же начал гостеприимно руками, головой, глазами и прочими частями тела зазывать его под это сооружение. Одиссей попытался проигнорировать это приглашение, направившись прямо к будке погранконтроля - но тщетно. Личность при дезинфекции что-то заорала, на крик появился уже настоящий, в форме, пограничник, с тавром Politia Frontiera7 на хилой груди, и на неплохом русском языке предложил - либо наглый украинец приобщается к благам цивилизации, платит за дезинфекцию и истребление разной заразы, которую он, вне всяких сомнений, притащил с собой с жутких и опасных Балкан - либо возвращается обратно в Болгарию и продолжает вольно и невозбранно ездить по тамошним дорогам так, как есть, то бишь - немытым и заразным. Одиссей вздохнул и подчинился. Вся музыка обошлась в десять долларов, которые усердный дезинфектор ловко выхватил из рук Одиссея, взамен не выдав ничего, напоминающего чек. Одиссей улыбнулся - нравы и обычаи здесь нисколько не изменились с ноября девяносто второго, когда он впервые пересек Румынию с севера на юг!
  Маленькую "шкоду" с ног до головы обрызгали прозрачной вонючей жидкостью, которая, наверное, хорошо отмывает насекомых - увы, зимой проверить это предположение было решительно невозможно. Затем, в очереди на пограничный контроль, Одиссей заметил забавную особенность - за дезинфекцию все въезжающие в Румынию машины исправно платили, но обрызгивались единицы. Хорошо хоть, была плюсовая температура, и ядовитая жидкость не замерзала на кузове - но, очевидно, в морозы этот спектакль румынские труженики фронтира сворачивают за ненадобностью
  Перед Брэилой Одиссей увидел временный желтый знак, обозначающий поворот на Галац, так как основная объездная была, как гласило здоровенное объявление сразу вслед за знаком, закрыта на ремонт. Одиссей свернул - и проклял румынских дорожников трижды! Этот временный объезд оказался худшей дорогой за все время его сидения за рулем, даже галицийские просёлки были куда ухоженней! Огромные колдобины, множество фур, тянущихся к молдавской границе, которым тоже, между прочим, надо объезжать колдобины, и поэтому обогнать их практически невозможно; и даже на более-менее приличных участках дороги приходилось тащиться со скоростью тридцать километров в час. Выехав через сорок минут на шоссе, он облегченно вздохнул - теперь до Молдавии плохих дорог быть не должно. Каковое его предположение рухнуло буквально через час...
  Галац он обнаружил километров за двадцать - по желто-коричневому облаку выбросов металлургического комбината. Одиссей про себя изумился непрофессионализму румынских градостроителей - ибо при подъезде к городу было отлично видно, что дующий ветер направляет весь смрад аккурат на жилые районы. Сильны румыны, холера им в бок!
  Да, вот и пахнуло Родиной.... В городе, выйдя из машины у небольшого продовольственного магазина, чтобы прикупить чего-нибудь на зуб, Одиссей всей грудью вдохнул характерный запах диоксида серы, в изобилии присутствующий в здешнем воздухе. Как в Кривом Роге, где он был в девяносто пятом.... Пропахший большой металлургией Галац мгновенно побудил у него ностальгические воспоминания о Криворожье.... Да-а-а, весело они тогда провели ту неделю! Как звали тех сестричек-близняшек? Галя и Оксана. Одиссей аж улыбнулся от нахлынувших воспоминаний. Да, были времена.... Впрочем, даже чисто внешне Галац был похож на Кривой Рог. Это уже не Европа! Троллейбусы, советской школы архитектура, не шибко вежливые продавщицы в магазинчике - стало быть, мы уже на пороге любезного Отечества. И не важно, что теперь этот порог украшает шильда "Республика Молдова" - ещё добрых лет тридцать это по-прежнему будет Советский Союз. А может быть,... хотя чего там гадать. Что будет - то будет!
   Не без труда (и, главным образом, с помощью водителей местных маршруток, через пень-колоду, но всё же понимающих по-русски), Одиссею удалось, после трех неудачных попыток, все же выскочить на мост, ведущий к границе. Оп-па! Оказалось, что дорога до границы в данный момент не то строится, не то ремонтируется, и в результате полтора километра Одиссею пришлось сорок минут тащиться по песчаной грунтовке. Когда впереди замаячил румынский флаг, обозначающий пограничный переход, у него уже не было сил радоваться - так вымотали его последние пяди румынской земли.
  На границе перед ним в небольшую очередь выстроилось семь молдавских машин. Что удивило Одиссея - процесс шел крайне неторопливо, но зато румыны на выезде из своего Отечества ничего, кроме паспорта, страховки и свидетельства о регистрации (с генеральной доверенностью) не спросили. Никаких тебе оплат за дороги, за экологию, и никаких фокусов с дезинфекцией. Но зато молдавская таможня сполна исправила это серьезное упущение своих единокровных коллег - Одиссею пришлось оплачивать молдавскую дезинфекцию (памятуя опыт Джурджу, он за эту процедуру заплатил, но под душ благоразумно не стал - чёрт знает этих молдаван, чем они хотят полить его новенькую "шкоду"), экологию, какой-то SMAP, плюс еще какой-то местный сбор. И за смешную сумму в семь с половиной долларов он опять переступил рубежи бывшего Советского Союза...
  
  ***
  Дальнейший путь до Кишинева через Каушаны и Новые Анены запомнился ему полным отсутствием разметки и холмистым рельефом. Объехав Кишинёв стороной, он выехал на трассу на Оргеев. Поскольку время подходило к двум часам, имело смысл где-нибудь пообедать - и Одиссей начал старательно выискивать знаки с перекрещенными вилкой и ложкой. Удача! Справа мелькнула вывеска (почему-то на русском языке?) - "До ресторана "Сафари" 400 метров". Ну что ж, "Сафари" так "Сафари", хотя, при зрелом размышлении, корчме в самой глубине молдавских кодр стоило бы, по мнению Одиссея, носить более аутентичное наименование. "Стругураш", например, или какой-нибудь "Стрэлучетор"; на худой конец, "Штефан чел Маре"...
  А вот и съезд к ресторанчику! Одиссей повернул "шкоду", подъехал к площадке перед заведением общепита, развернувшись, приткнулся задними колёсами к бордюру, заглушил двигатель, и, поставив рычаг переключения передач на нейтралку, собрался выйти из машины. Но тут поведение доселе тихой и спокойной машины стало вдруг каким-то странно необъяснимым. Что за чёрт!? Мятеж безмозглого железа? Или происки сверхъестественных сил? Одиссей не верил своим глазам - стоящая капотом в горку "шкода" начала потихоньку, едва заметно, ехать ВВЕРХ! Он изумился, но "шкоде" решил не мешать. Чудо продолжалось! Угол подъема начал потихоньку увеличиваться - а машина, тем не менее, продолжала разгоняться.... Охренеть! Одно из двух - или это хитрый оптический эффект, или на территории Молдавии перестали действовать законы физики, а легковые автомобили обрели разум...
  Нет, пожалуй, пусть это будет оптический эффект. Чудес ему и в обычной жизни - сполна и с довеском; норму по чудесам он, наверное, перебрал ещё года два назад, так что, подумавши, мы такое поведение "фелиции" решительно отнесем к физическим феноменам местности и о чудесах думать пока забудем. Нам они понадобятся (и наверняка понадобятся!) чуть позже, когда мы встанем под каноничное чёрное знамя с черепом и костями и надписью "контрабанда" по всему полотнищу...
   Поставив машину на заднюю передачу, Одиссей покинул водительское кресло и двинулся в ресторан, по пути всё же настороженно оглядываясь на своенравную "шкоду". Нет, похоже, чешка более самостоятельно лезть в гору не хотела.... Ну и слава Богу! Мало нам проблем, так ещё и у машины появились бы вдруг собственные желания относительно способа передвижения.... Это, пожалуй, был бы перебор.
  Плотно и с удовольствием пообедав в ресторане (в котором, вопреки названию, не было никаких блюд, связанных с охотой, зато наличествовала отменнейшая чорба с фасолью, острые мититеи и отличная свежая брынза), Одиссей рассчитался, вышел на крыльцо, подозрительно оглядел чуть было не впавшую в мятеж "шкоду" - и, убедившись в том, что машина на прежнем месте, не торопясь, занял водительское место.
  Ехать предстояло ещё довольно долго - через Бельцы и Единцы до Бричан, где его нога ступит на ридну неньку Украину (ибо паспорт у него был нынче жовто-блакитны, на фамилию Тищенко, уроженца славного города Днепропетровска, в девичестве - Екатеринослава), а потом, у легендарного Хотина (с его изумительной цитаделью, "главной героиней" множества фильмов о средневековье), он вместе со своей "фелицией" переправится через Днестр на "украинскую" сторону и заночует в Каменце-Подольском, городе нестареющей беляевской "Старой крепости".... Что ж, надо поторопиться, чтобы до десяти вечера оказаться в гостеприимном отеле "Бастион" - где его уже ждёт заказанный из Варны номер, ужин в средневековом антураже и недолгий, но крепкий сон. И едва за окном забрезжит рассвет - он опять отправиться в путь. Потому что завтра к вечеру ему надлежит быть в Сваляве - городке, где начнётся первый акт операции "Полонез"...
  
  
  ***
  - Оксана, не спеши, подумай...
  - А шо мне думать? Шо? Ты хочешь моего человека, самое малое, под пожизненный срок закатать, а я буду смотреть на это со стороны? Так, что ли? Не, Серёга... или как там тебя по-настоящему - ты Туфана моего на это не соблазняй, даже не думай за это! Мне лучше сдохнуть прямо сейчас, тут, на месте - чем своими руками его на смерть посылать! Вы мне его замените, случись что? Чёрта лысого я от вас получу! Денег стопочку подвинете, посочувствуете - и фьюить! домой, в Москву, к женам и детям. А я здесь одна останусь, как тростинка в поле.... Мне не деньги ваши нужны, мне муж нужен! Живой и желательно здоровый... а не сумма в ведомости!
  Гончаров терпеливо ждал, пока иссякнет фонтан красноречия высокой чернобровой красавицы - а затем, не дождавшись, вздохнул и, по возможности вежливо, перебил её монолог:
  - Оксана, риск в этом деле есть, но риск минимальный. В конце концов, та работа, которой он занимается, тоже рискованная, тем не менее - каждое утро ты его на пороге за рукав пиджака не хватаешь, чтобы дома удержать...
  - Его попробуй, удержи... - Оксана тяжело вздохнула. - Я каждое утро, когда он по своим делам бандитским уходит, чтоб ты знал, с ним мысленно прощаюсь навеки; и каждый вечер встречаю, как воскресшего! У меня тут год за три идёт, как на войне...
  Гончаров кивнул.
  - Ладно, ты пока остынь, подумай. Не торопись! В конце концов, то, что я предлагаю, ничем от его здешних дел не отличается.... Ты что-то насчет обеда говорила?
  Хозяйка кивнула.
  - Да, сейчас принесу. Посиди пока, телевизор вон посмотри. У нас тут и русские каналы есть! - И с этими словами чернобровая черниговка упорхнула из номера.
  Да-а-а, дела.... Ладно, будем надеяться, что разговор с самим Туфаном пройдет чуток полегче, чем с его любящей женой, холера ей в бок, как в таких случаях говорит генерал...
  
  
  
  ***
  Долетел он из Москвы в Стамбул безболезненно, из аэропорта в азиатской части города поехал прямо в офис фирмы "Карагёль индастриз", (который расположился в одном из новых офисных зданий в деловом квартале Левент). С этой компанией "Спецметаллснабэкспорту" надо было заключить договор на поставку специальных сталей для возводящегося в пригороде Стамбула, Боюк-Чекмедже (в самом Стамбуле стоимость земли, как понял подполковник, делала это строительство поистине золотым), многоэтажного офисного здания - что было легальной частью его поездки. Турки встретили его дружелюбно (впрочем, как обычно), в течении двух часов, под бесчисленные стаканчики чаю (называемые по-турецки "бардак", чему подполковник про себя улыбнулся), он обговорил с ними условия поставки и марки сталей, оставил подписанный с русской стороны вариант договора и спецификации к нему - и направился в туристический центр Стамбула, в район Бейоглу, бывший Пера, где находилась гостиница "Галата Хаус", бывшая, собственно, истинной целью этой его поездки.
  Разговорчивый таксист (знавший едва ли сотню русских слов, но зато мастерски ими оперировавший) на новеньком "рено" довез его до площади Таксим, кишащей в это время огромными толпами народа - и, подхваченный общим людским потоком, подполковник Гончаров двинулся по Истикляль, стараясь не пропустить пятую улицу справа от начала здешнего Бродвея - хотя он знал, что называется она Сакызагаджи, но, поскольку весьма сомневался в своих филологических способностях (турецкий язык, переведенный на латинскую графику Мустафой Кемалем, немало удивлял его спецификой звучания написанных слов), то решил просто отсчитать нужное количество улиц.
  Истикляль его всегда поражала - узкая, извилистая, как истинная восточная улочка, вымощенная брусчаткой, но, вместе с тем, полная европейского лоска. По обеим её сторонам сверкали витрины шикарных магазинов, кафе, баров, в старых, девятнадцатого века, домах располагались торговые центры, а сама она круглосуточно была заполнена толпами праздных туристов; посреди же этого пешеходного рая лежали... рельсы, по которым продолжал ездить единственный в своем роде, "доисторический" трамвай! Европейцам Истикляль представлялась типичной восточной улицей, для турок же она, скорее всего, представлялась частью западного мира (церквей на Истикляль было больше, чем мечетей!) - почему и манила всякого гостя, посетившего Стамбул, пройти все свои два километра неторопливым шагом...
  Не без труда обнаружив искомую цель и свернув на почти незаметную среди великолепия зданий на Истикляль улочку Сакызагаджи, подполковник Гончаров на всякий случай (чисто рефлекторно, без всяких подозрений) проверился относительно хвоста - и походкой пресыщенного туриста пошёл по этой улочке, лениво разглядывая выставленные в витринах товары, отмахиваясь от назойливых продавцов всевозможных лавочек и незаметно выискивая глазом дом номер девятнадцать, в котором размещался отель "Галата Хаус" и одноименный ресторанчик, принадлежащий курдско-украинской семье Сарыгюлей, в которой норовистая жена, как пить дать, подстать своему бандитствующему муженьку.... Именно этот отель и эта семья и были главной целью подполковника в Стамбуле, о чём не догадывались ушлые турецкие коммерсанты из фирмы "Карагёль индастриз" ...
  
  ***
   Ага, вот и любезная хозяюшка. Быстро она обернулась! Гончаров удивился количеству тарелок, тарелочек, горшочков и соусников, уместившихся на подносе, который жизнерадостная украинка умудрилась доставить на второй этаж, ничего не разлив и не расколотив по дороге.
   Хозяйка, поставив поднос на табуреточку у входа, отдышалась и произнесла, широко и дружелюбно улыбнувшись:
   - Ось, Серёга, попробуй настоящей турецкой кухни! Специально Ахмеда в ресторан "Хаджи Абдуллах" посылала по соседству, бо у нас повара второй день нема.... А Ахметка только кофе и может делать, гультай.... Поймёшь, что значит в Стамбуле хорошо поесть! - И Оксана обмахнула рукой свой импровизированный дастархан. - Шоб ты знал, для того, шоб в этом ресторане покушать, люди специально из Германии приезжают! - И с этими словами хлебосольная хозяйка споро расставила по столу тарелки, горшочки и соусники, полюбовалась на творение своих рук, после чего, ещё раз улыбнувшись Гончарову, пригласила его к столу: - Кушай, тут всё свежее, экмек8 минут двадцать, как из печи, кальмары и барабульку на моих глазах испекли, да и остальные мёзе9 только что приготовлены. У них сегодня зейтиньялы10 дуже удалась, так я взяла для тебя горшочек.... Тебе кебаб соусом приправить? Чи ты вже сам?
   - Спасибо, Оксана, сам. А почему у вас повара нет? Гостиница без ресторана - это ж ежедневные убытки? Поваров же тут, как я понимаю, совсем не дефицит?
   Украинка раздраженно махнула рукой.
   - А, да шо ему говорить! Хиба он меня спрашивает? Он же главный, ему советы жены - как горох о стенку.... Предлагала я взять повара из местных, из турков - так он ни в какую. У них же, у курдов здешних, тут же ж землячество, як у жидов, берут на работу только своих, курдов, и обязательно со своего села.... Прежний повар уехал в Германию, на заработки, а молодой, з села, який должен был за плиту ещё три дня назад стать - заболел воспалением легких, зараз в больнице лежит.... Туфан все кинул и за новым поехал, в неближний свет, аж под Диарбакыр, так шо приедет с поваром только завтра. А мне мучаться...
   Затем хозяйка дома, присев на краешек мягкого кресла, наклонилась к подполковнику и вполголоса спросила:
  - Сергей Владимирович, так шо надо сделать? Може, я б и сама справилась? Шоб моего благоверного не подставлять лишний раз?
   Гончаров отрицательно помахал головой.
   - Здесь, в Стамбуле, ты, может быть, и справилась бы, но надо, чтобы наш груз через всю Турцию проехал - а в турецкой глубинке с тобой, хоть ты трижды нобелевский лауреат, никто из мужчин всерьез разговаривать не станет, потому как - женщина... Нужен мужчина. Поэтому мне и позарез треба твой Туфан. Тем более - он, как ты говорила, отлично говорит по-русски.
   Оксана посмотрела на него укоризненно.
   - За то, шо он по-русски балакает, як мы с тобой, я не отказываюсь - когда в Чернигове жил, он не то, шо остальные турки, по бабам да по терьяку - а язык учил, почитай, кажный вечер. Так наловчился, шо только по акценту его и распознаешь! Пока остальные его сельчане девок наших лапали да гашиш свой курили - Туфан всё с книжками возился. С моей, правда, помощью.... Вы ж знаете, фирма "Энка", когда наши войска с Германии выводили, курдов целыми сёлами нанимала, шоб военные городки в России для этих бегунцов строить - тогда и мой Туфан завербовался.... Ладно, ещё раз, подробнее, расскажите, что надо сделать - а я подумаю.
   Гончаров кивнул.
   - Хорошо. Значит, так. Объясняю ещё раз, подробно и вдумчиво. Нам, то есть болгарской фирме "Олена Трейд", с ним, как с директором фирмы "Битлис иншаат", надо подписать контракт на поставку оборудования для очистки воды. Ты говоришь, с таможней он вопрос может решить без проблем?
   Оксана кивнула.
   - Тут все проблемы - в толщине пачки. Чем толще - тем проблем меньше. Это ж Турция...
   - Хорошо. Груз ему доставят болгары, ему надо этот груз принять, таможенные пошлины и всё, что полагается - заплатить... - Видя, что Оксана пытается его перебить, Гончаров махнул рукой и продолжил: - Все расходы мы дополнительно компенсируем. Затем ему надо это оборудование для очистки воды в своем отеле установить. За работу по установке мы тоже ему заплатим дополнительно - но в пределах разумного, понятно. Смету он мне предоставит лично. Но, Оксана, большую часть этого оборудования ВЫ УСТАНАВЛИВАТЬ НЕ БУДЕТЕ. - Последние слова подполковник сказал с нажимом, подчеркивая их важность.
   Госпожа Сарыгюль удивленно подняла брови.
   - То есть, как - не будем устанавливать?
   Гончаров вздохнул.
   - А вот так. Большую часть оборудования, которые вы получите, Туфану надлежит отправить в городок Салопи, где его у него заберут наши люди. Под прикрытием какого-нибудь товара и по подложным документам.
   Оксана спросила осторожно:
   - А шо то за оборудование? И зачем оно кому-то у Курдистане?
   Подполковник укоризненно покачал головой.
   - Немезида, вы меня удивляете! Шесть лет работаете на нашу фирму, а задаете детские вопросы!
   Хозяйка напряженно и с каким-то вызовом посмотрела в глаза Гончарову.
   - А что ж ты хотел Серёга? Я ж должна знать, хоть приблизительно, что будет моему мужу, если его с этим вашим железом заловят. Ты мне не говори, что там будет в твоих ящиках - ты мне скажи, что с ним здешняя полиция сделает, если эти ящики вскроет.
   Гончаров вздохнул, помолчал несколько минут - а затем, глянув прямо в глаза своей собеседнице, произнес твердо:
   - Высшая мера.
   В гостиной повисла звенящая напряженная тишина. Вдруг стало слышно, как по Истикляль едет трамвай, как стучат каблучки женских туфель по мостовой, как на площади Таксим шумит и гомонит многотысячная толпа - всё вдруг стало слышно в этой, на несколько секунд замершей от страшных слов, гостиной. Наконец, Оксана кивнула и через силу произнесла:
   - Я так и думала. Никакое это не оборудование...
   Гончаров развел руками.
   - А я и не говорил, что это новогодние игрушки. Но мы выдадим твоему бандиту двадцать тысяч долларов на взятки - и, я думаю, эта сумма решит все его проблемы с транспортировкой груза до означенного города. В конце концов, насколько я понимаю, подобная угроза для него не первая и не последняя в его жизни. Так?
   Оксана молча кивнула, и, тяжело вздохнув, налила Гончарову чаю.
   - Я понимаю тебя, Ксюша. Но и ты пойми меня - не поговорив с ним, я не хочу искать какие-то другие варианты, потому что вариант твоего мужа - с нашей точки зрения, самый лучший. Представь меня ему, а я с ним уж поговорю вдумчиво.
   Госпожа Сарыгюль отрицательно покачала головой.
   - Вот этого я и боюсь. Он же у меня отчаянный, если поймет, что дело мужское, рисковое, да ещё пойдет на пользу его Курдистану - обязательно ввяжется. И не за деньги, я его знаю. За идею с тобой на смерть пойдет. А я.... А мне что прикажешь делать, Серега? - Оксана подняла на Гончарова свои глаза - и в них подполковник увидел целые озёра готовых низвергнуться двумя водопадами слёз.
   - Всё будет хорошо. Вот увидишь!
   Оксана махнула рукой.
   - Это ведь не твоего мужа будут под вышаком неделю держать.... Ты можешь себе позволить быть оптимистом!
   Гончаров развёл руками
   - Если тебе будет легче - я вместе с ним до места планирую в грузовике ехать. И если что - буду отвечать вместе с ним.
   Хозяйка гостиницы только вздохнула.
   - Ладно, что ж сейчас о чём-то говорить. Вот приедет завтра Туфан, поговоришь с ним. Пусть он решает.... Хотя, что вы там нарешаете - я наперед знаю. - И, безнадежно махнув рукой, Оксана замолчала.
   Гончаров допил чай, доел пирожное (действительно, восточные сладости - это нечто!), а затем преувеличенно бодрым тоном (и, стараясь не замечать отчаянья в глазах госпожи Сарыгюль) произнёс:
   - Что ж, подожду твоего благоверного. Пусть твой Ахмед мои вещи занесет в какой-нибудь свободный номер, до приезда Туфана я у вас поживу, потом перееду - или в "Пера-Палас", или в "Диван", посмотрю, куда будет удобнее.
   Оксана кивнула.
   - Хорошо, я сейчас всё сделаю. Подожди минут десять. - И с этими словами она вышла из комнаты.
   Гончаров остался один. Мд-а-а-а, дела-делишки.... Что скажет на его предложение курдский бандит, по совместительству - муж Оксаны Осадчей и владелец гостиницы и ресторана "Галата Хаус" Туфан Сарыгюль? Возьмет ли он на себя доставку груза через всю Турцию, груза, который, в случае его обнаружения, грозит этому Туфану виселицей? И не придется ли ему, подполковнику Гончарову, искать другие возможности по доставке этого груза, не связанные с господином Сарыгюлем? Вопрос, однако...
  
  ***
   - Доехали?
   - Так точно. Я на всякий случай капитану Федорову дал телефончик заместителя начальника украинской таможни ... того, что засветился у нас во время операции "Дареный конь"11... так, для страховки - но он не понадобился. Груз уже в Сваляве! Мы его оформили как оборудование для водозаборных скважин, всего сто мест.... За первым этапом операции будет следить подполковник Загородний, Одиссей у него на связи.
   Генерал удовлетворенно кивнул.
   - Гут, первый шаг мы сделали. Одиссей когда будет на месте?
   - Выехал он двадцать пятого, сегодня к вечеру должен быть. - Тут Левченко замолчал, смущённо прокашлялся и продолжил уже другим тоном: - Максим Владимирович, надо что-то с Гердой решать. И чем быстрее - тем лучше. Что-то уж больно рьяно взялись те, что играют за чёрных, её искать...
   Калюжный вздохнул.
   - Да-а-а, дела.... Ты Федорова проинструктировал?
   - Так точно, подробнейшим образом. Не проболтается.
   - Что не проболтается - это хорошо. Но ты, как я понимаю, хочешь услышать от меня ответ на вопрос - что мы будем делать? У тебя есть какие-нибудь предложения?
   Левченко пожал плечами.
   - Да чёрт его знает! Те, с той стороны глобуса, видимо, что-то пронюхали - иначе не стали бы они к её поиску немецкое посольство подключать и официальные органы бундесреспублики задействовать.... Против такого напора наши хлипкие хитрости вряд ли удержатся, и, рано или поздно, а могут они госпожу Бондаренко найти. Более того, уверен, что найдут! Теперь у них в руках неубиваемый козырь - Сашка-то родился в Германии, и посольство имеет полное право интересоваться его судьбой, хоть его мамаша трижды гражданство поменяй! Про официальные наши органы я не говорю, эти торопиться особо не станут, у них и так работы выше крыши - но ведь и без них охотничков до серо-зеленых бумажек найдется до хрена и больше! Ведь те, что играют за чёрных, они ведь совершенно легально, используя посольство бундесреспублики, как крышу, могут нанять для поиска Герды хоть десяток сыскных агентств - и всё будет законно. А уж про похищения людей не мне вам рассказывать, каждый год в нашей стране тридцать тыщ народу бесследно исчезает; организовать на этом фоне похищение, да так, что милиция не шибко рьяно будет пропавшую мать семейства искать - пара пустяков. Любая бандитская группировка за малую толику провернет это дело запросто! А, взяв в оборот Герду, те, что играют за чёрных, и на следы Одиссея выйдут, и о нашей конторе много ненужного для нас узнают...
   Генерал кивнул.
   - Это ясно; поэтому они, видно, и взялись с таким рвением за поиски нашей немецкой подруги, что на наш след в её судьбе напали, и теперь для них никакие траты сил и ресурсов не имеют значения. А уж официальные органы Дойчланда к этим поискам привлечь - сам Бог велел, раз Герда немецкой гражданкой была и немецкого сына родила, да ещё в известной нам с тобой фирме работала! Теперь тот факт, что Герда Францевна Бондаренко и Герда Кригер, в первом замужестве Шуман, одно и то же лицо - нашим закадычным врагам будет известно в ближайшие три-четыре недели. И найти её - они найдут после этого в два-три дня, благо, агентуры у них тут понатыкано - мама не горюй! И не то скверно, что они её найдут, как то, что надлежащую охрану мы ей обеспечить никак не сможем при нынешнем её режиме жизни и работы, хоть из шкуры вылезем! Положим, запрем мы её на конспиративной квартире где-нибудь в Бутово, или даже в Коломне, с дитями и парочкой ражих оперативников - и долго это сиденье в осаде продлиться? Ирочке сейчас сколько, четыре месяца?
   Левченко молча кивнул.
   - Ну вот, грудной ребенок, стало быть - нужен регулярный осмотр врачом, прогулки на свежем воздухе, прочие действия, для нашей ситуации крайне опасные. Сашке одиннадцать, стало быть, в пятый класс ходит - значит, и ему школу прогуливать придется.... Вариант сесть в осаду посему объявляется негодным!
   Левченко почесал затылок.
   - А если ей паспорт сменить, а заодно местожительство и гражданство?
   Генерал достал пачку сигарет, закурил, выдохнул колечко дыма - и сказал:
   - Этот вариант ближе, толковее.... Но хвосты останутся всё равно. А ежели рвения в поисках у той стороны прибавится? Сил и средств они могут бросить на это дело с избытком, ты ж знаешь...
   - И бросят! Ведь у них появляется реальный шанс легально добыть языка!
   Калюжный покачала головой.
   - Вот-вот. Кабы у меня был бы такой шанс, взять в плен, скажем, любовницу директора БНД - или любовника? - хрен их там разберет, с их сексуальной революцией - то я бы бросил на это дело все силы! Тем более - ежели бы у меня была такая шикарная официальная крыша, как посольство!
   Подполковник немного растерянно спросил:
   - Тогда какие варианты, Максим Владимирович?
   Калюжный вздохнул.
   - А вариант тут, Дмитрий Евгеньевич, друг мой ситный, может быть только один - Герда Францевна Бондаренко должна умереть...
  
  
  
  
  
  
  
   Глава вторая
  
  ***
   - Что-о-о-о?! - Левченко аж подскочил на своём стуле.
   Генерал улыбнулся.
   - Да ты не ори, не ори, и рожи страшные не строй.... Не в буквальном, конечно, смысле, я не о физической смерти.... Ты уж меня прямо монстром сделал, вон, глаза кровью налились.... Не бойся, я Герду не меньше твоего люблю, и Одиссея твоего вдовить в самые мои страшные планы не входило, не бойся. Я о другом.
   Левченко, немного успокоившись, спросил:
   - Умереть... как Лапиньш?
   Генерал кивнул.
   - Так точно. Но более достоверно. Намного более...
   Левченко почесал затылок.
   - Автокатастрофа?
   Калюжный махнул рукой.
   - Не важно. Техническая сторона значения не имеет. Тут вопрос в другом.... - Достав из пачки на столе сигарету, он закурил, медленно выдохнул дым - и продолжил: - Тут вопрос в правильной подаче материала. Предположим, погибает на нашей территории, где-нибудь в Волоколамске или Твери, от каких-то насильственных причин молодая женщина лет тридцати четырех.... И находят при ней документы Бондаренко Герды Францевны, урожденной Кригер.... На основании чего наши, на то уполномоченные органы, заявляют германскому посольству, что более её розыском заниматься они не намерены, ибо с оной Герды взятки гладки. Сиречь - мертва, ушла в страну Вечной Охоты, в какой ей никакого дела до наших проблем уже нету. Как ты, со своей точки зрения, на это дело посмотришь - ежели ты эту Герду Францевну рьяно разыскиваешь третий месяц, денег на это дело уже ухлопал уйму, и знаешь, что оная Герда Францевна замешана в шашнях с какой-то местной мутной и донельзя подозрительной конторкой, к которой у тебя есть несколько весьма болезненных вопросов, и за которой, как ты подозреваешь, пяток-десяток твоих жмуриков уже числиться? И до какой конторы тебе добраться уже лет пять, как в одном месте ужасно свербит?
   Левченко иронично улыбнулся.
   - Я буду уверен, что эта контора уводит свою девушку из-под удара, подставляя мне порожняк. И продолжу её искать!
   Генерал кивнул.
   - Совершенно верно. С Лапиньшем этот вариант, почему сработал? Потому что искали его те, что играют за чёрных, не шибко резво, так, по обязанности, номер отбывали. Предъявили им опознанный каким-то дальним родственником, девятой водой на киселе, труп в рижском морге, но при документах - и все успокоились, дескать, усоп подозреваемый, и дело можно закрывать. А в нашем случае вариант "на, подавись!" не проходит.... Бо девушку шукают не для того, чтобы узнать о самочувствии её сынишки, а для того, чтобы хорошенько выпотрошить наизнанку её саму! Раз уж Одиссея возле неё не наблюдается...
  Левченко молча кивнул. Генерал продолжил:
  - А теперь рассмотрим второй вариант - эта госпожа Бондаренко, она же Шуман, она же Кригер - погибает где-нибудь на нейтральной территории, например - в Польше или Чехии; и дактилоскопия, и экспертиза ДНК, проведенная соответствующими экспертами соответствующего ведомства Чехии или Речи Посполитой, подтверждает, что погибшая - та самая госпожа Шуман. На основании отпечатков пальчиков и анализа ДНК, сделанного госпоже Шуман ещё в бытность её работы в Бундеснахрихтендинст. Это будет достоверно?
   Подполковник согласно кивнул головой.
   - Более чем. Вопрос в том, КАК эту экспертизу провести...
   - Логично. Эксперты в этом деле становятся ключевыми фигурами - если нам не удастся найти взаимопонимание у полиции, чтобы, значит, из неопознанного трупа сделать госпожу Кригер. Эксперты эти должны будут совершить должностное преступление - именуемое "подлог". И, ежели те, что играют за чёрных, вдруг заподозрят, что какой-либо из экспертов сыграл с ними злую шутку - сам понимаешь, что они с ним сделают. И ладно бы они просто устроили ему отравление угарным газом - они ведь опять Герду начнут искать! Значит?
   - Значит, эксперт - и по дактилоскопии, и по ДНК - должен быть безукоризненно честен и с безупречной репутацией. Чтобы ни у кого не закралась мысль о том, что коварные большевики из-за Буга его подкупили...
   - Так точно. Стало быть, действовать эти эксперты должны будут в наших интересах не за сумму прописью, а за убеждения. Эксперты - или полицейские, это в том случае, если твои поляки сработают сверхоперативно, и мы сможем подсунуть нужные вещдоки ещё на этапе полицейского расследования. Найдет твой Чеслав таких у себя во Вроцлаве? Или Анджей в Варшаве? Справятся твои бойцы с такой задачей?
   Левченко развёл руками.
   - Ну, откуда ж мне знать заранее? Я думаю, они сделают всё, что возможно...
   Генерал иронично посмотрел на своего заместителя.
   - И ты, и я - знаем цену этой фразе. Она меня не устраивает. Она означает, что ты в способностях своих людей не уверен, а также то, что ты заранее внутренне согласен с провалом порученного дела. Пущай такими фразами министры президента успокаивают - в нашем деле никаких "сделаем всё, что можно" - не должно быть! Или - "мои люди сделают", или.... Раз ты в способностях своей агентуры не уверен - значит, что?
   Левченко нахмурился и, вздохнув, ответил:
   - Значит, надо делать это самому, ни на кого ответственность за дело не перекладывая!
   Калюжный удовлетворённо улыбнулся.
   - Ну, а раз самому - то собирайся, голуба, в дорогу! Поскольку операцию "Полонез" пока Загородний с Гончаровым курируют - ты вроде как свободен. А стало быть.... В общем, насколько я знаю, Варшавский метрострой нуждается в специальных сталях для своих новых станций, плюс к этому Хлебовский твой, как я понимаю, мучается, бо не с кем "выборовой" рюмку хряпнуть.... На всё про всё даю тебе три недели сроку, и ровно через двадцать один день Герда Бондаренко должна погибнуть в Польше, и погибнуть так, чтобы у той стороны и на синь пороха подозрений в том, что пустышку им подбросили, не возникло!
   Генерал подумал, затушил докуренную до фильтра сигарету - и добавил:
   - И вот ещё что. Ты с Егорьевским по-прежнему дружен?
   Левченко молча кивнул.
   - Думаю, те, что играют против нас, и сами догадаются, но ежели не хватит у них мозговых извилин - то надо нам за них одну работу провести.
   - За них?!?
   Калюжный кивнул.
   - За них, болезных. Ведь что мы имеем в ситуации с Гердой и её сыном? Имеем наглое и беззаконное удержание немецкого ребенка в русской семье. Правильно я излагаю, ежели подойти к делу диалектически, с точки зрения кондового либерала? Какой безоговорочно отказывает человеку в праве принадлежать своей семье, нации, расе?
   Левченко догадливо улыбнулся.
   - Именно так, товарищ генерал! Злокозненные русские насильно удерживают на своей территории немецкого ребенка.... Правозащитничков хотите пощупать?
   Калюжный вздохнул.
   - Их. Честно говоря, не хотелось бы всё это дерьмо ворошить, но раз уж такая пьянка - то идентифицировать прямых агентов супостата в стане этих... кривозащитников... однозначно имеет смысл. Подкинь мыслишку Егорьевскому, он её кому надо из этих ... защитников либеральной идеи... сольёт - и мы посмотрим, кто из них яро за это дело возьмется, и всех голубчиков возьмем на карандаш. Хотя, я думаю, те, что играют за чёрных, и сами додумаются свою агентуру в этой среде подключить! В общем, встреться с Егорьевским, подумайте, где удочки закидывать.... Надо и нам пользу из этой хреновой ситуацией с Гердой извлечь, раз уж получился такой расклад.... За это мы с тобой и всеми нашими сотрудниками и жалованье, кстати, получаем - чтобы супостата упреждать и злодейства его пресекать железной рукой...
  
  
  
  ***
   И опять Карпаты.... Одиссей, проехав Коломыю, остановился у придорожного кафе на окраине городка Яблонов, чтобы оглядеться, вдохнуть ветра с гор и настроится на предстоящий штурм главного карпатского хребта. А давненько он не был в этих местах! С января девяносто девятого года, пожалуй.... Зимой Карпатские горы, конечно, чуток менее хороши, чем летом или осенью - но всё равно, есть на чём глазу остановиться, есть в зимних горах своя невысказанная прелесть.... Карпаты в декабре - это прекрасная зимняя сказка, с заснеженными вершинами, зеленеющими на фоне снега соснами и елями, чёрно-серыми или серо-желтыми провалами ущелий и изредка подымающимися к прозрачному голубому небу дымками нечастых горных деревенек; красота! Сюда бы с Гердой и детишками...
   Ладно, ещё налюбуемся! Одиссей сел в машину и, не торопясь, тронулся на запад, к обманчиво-близко (кажется, протяни руку - и коснешься перевала!) синеющим на горизонте горам; этот оптический обман не ввёл его в заблуждение, он знал, что дорога до перевала займет никак не меньше двух-трех часов. В горах расстояния меряются не как обычно, в длину, а снизу вверх!
  Путь через Яремчу, Татаров и Яблоницкий перевал оказался, как и предполагал Одиссей, тяжеловат - всё же декабрь, на дорогах предательская наледь, почти незаметная и поэтому втройне опасная; посему Одиссей раз двадцать про себя похвалил капитана Кулешова, не поленившегося переобуть "шкодувку" в зимние шины, если бы не его рвение - ещё неизвестно, чем бы могла закончиться эта поездка!
   Проезжая через Яремчу, он мимоходом пожалел, что, за нехваткой времени, не удалось посмотреть в этом городке водопад Пробий - зато у знаменитой скалы Олексы Довбуша простоял минут двадцать, любуясь природным памятником и заодно поглощая на открытой террасе новенького, как только что отчеканенный пятак, кафе "Колыба опришков" ароматный шашлык и запивая его отменным "экспрессо"; всё же надо сказать, что со времен его последнего посещения Карпат, зимой девяносто девятого года, в здешней сфере услуг произошли решительные изменения к лучшему!
   Яблоницкий перевал встретил его пронзительным холодным ветром и небольшими снежными зарядами - но Одиссей, пристроившись в хвост венгерской "скании", перевалил на закарпатскую сторону без происшествий, чутко реагируя на все действия своего большого "поводыря". Мадьяр был явно здесь не новичок - и посему, если фура снижала скорость до тридцати, Одиссей дисциплинированно делал то же самое; если тяжелый грузовик начинал поворот, выезжая на самую середину дороги - его "шкода" бодро ломилась ему след в след. В общем, перевал Одиссей прошёл, почти его не заметив - всё его внимание было приковано к венгру и его замысловатым манёврам.
   Ага, вот и Квасы. Ну, здравствуй, Закарпатье, русинская земля!
   Вниз - не вверх. Закарпатье встретило его существенно более высокой температурой воздуха (по ощущениям - градусов пять тепла, не меньше; по сравнению с морозцем в Каменце разница серьезная) и тремя подряд указателями "К Центру Европы" - каковой украинский центр находится, как известно, недалеко от городка Рахов, слева от шоссе, возле села Деловое, на правом берегу реки Тиса. Поворачивать с дороги, чтобы взглянуть на этот "центр", Одиссей не стал - любая уважающая себя центральноевропейская держава, будь то Чехия, Словакия, Белоруссия, Польша, Литва или Венгрия, своим долгом считала, проведя географические изыскания силами собственных специалистов, торжественно установить где-нибудь на своей территории свой собственный "Центр Европы" - так что геодезический знак, установленный австрийскими специалистами в 1887 году, был первым, но далеко не единственным из целой плеяды "центров Европы", и тратить на него время Одиссей решил излишним.
   Долгая и довольно скверная дорога вдоль Тисы (иногда - в ста метрах от украинско-румынской границы) закончилась у поворота на Виноградов; далее Одиссей ехал уже намного уверенней (начались знакомые места), и, наконец, на горизонте показался город Мукачево, конечная (на сегодня, конечно) точка маршрута. Здесь ему в кафе "Паланок" (расположенному аккурат у подножия горы, которую венчает одноименный замок) в пять часов вечера надлежало встретиться с капитаном Фёдоровым и неким Мироном Штефанеком - каковой Мирон, по уверению подполковника Загороднего, известен в определенных кругах как изрядный мастак в области контрабанды и от которого, как понимал Одиссей, зависит очень и очень многое в предстоящей операции. Ну что ж, посмотрим, шо то за Мирон...
  
  ***
   Поезд "Москва-Варшава" прибыл на Варшаву-Центральну с десятиминутным опозданием - что, в общем-то, было более чем по-божески. Подполковник Левченко (вернее, теперь уже никакой не подполковник, а самый что ни на есть настоящий коммерческий директор фирмы "Спецметаллснабэкспорт", что подтверждалось целым ворохом соответствующих документов) покинул вагон и, оглядевшись на перроне, тут же обнаружил встречающего его Анджея Скирмунта; тот тоже его увидел и, улыбнувшись, быстрым шагом подошёл к вагонным дверям.
   - Чешчь и повага пану Анджею! - Левченко улыбнулся и пожал руку своему резиденту.
   - Чешчь, пан Эугениуш! - Анджей ловко (несмотря на некоторое сопротивление подполковника) подхватил его чемодан и уверенно направился к эскалаторам, ведущим на поверхность (ибо, как уже знал Левченко, железнодорожные пути вокзала "Варшава-Центральна" находятся под землей).
   От вокзала на машине пана Скирмунта они тронулись на юг, по улице Халубиньского - каковой манёвр несколько изумил подполковника.
   - Анджей, ты что, переехал? Ты ж вроде на Жолибоже12 живёшь?
   Скирмунт кивнул.
   - Так! Але тераз13 мы едем до пана Тыхульского, а он мешкае14 на Вавельской, то на Мокотове15. Он працуе16 в метро, в отделе снабжения. Он даст потшебные спецификации на поставку - бо другого января у вас встреча в управлении метрополитена, и файне было б ведачь, якие стали потшебны для метро.
   Левченко кивнул.
   - Ясно. Твой Тыхульский по-русски говорит?
   Анджей улыбнулся.
   - Если он працовал в Москве, болей за пять лет - то как ты думаешь? Это я в школе русский язык учил, а он - в жизни!
   С аллеи Неподлеглости они свернули направо, на Вавельскую - и почти сразу же Анджей, завернув во двор какого-то не шибко презентабельного дома, остановился и заглушил двигатель.
   - Всё, мы на мейсте. Пошли?
   Левченко кивнул.
   - Пойдем. Что я этому Тыхульскому должен за информацию?
   Скирмунт пожал плечами.
   - Хиба я вем?17 Тысёнцу долляров буде як раз...
   - Хорошо. Откуда ты меня знаешь?
   Анджей улыбнулся.
   - Пан директор приезжав до фирмы "Глаубек трейдинг", в якой я працовал менеджером по продажам. То ещё в девьяносто шостым року было, и с тего часу мы знакомы!
   Левченко одобрительно кивнул.
   - Хорошо. Для достоверности ты должен получить с этого Тыхульского комиссию - или я не прав?
   - Так. Двести долярув - то моя доля за то, что я тебя привел до него. Але я тебя прошу - отдавай ему деньги тяжко, жалея! И не одразу давай ему в руки - потшимай килько хвилин, колебайся. Коб было ясно, что тебе тые гроши самому потшебны!
   - Хорошо. Ладно, пойдем! У меня к тебе, кроме этих сталей, ещё один разговор есть, куда важнее!
   Пан Скирмунт улыбнулся.
   - То ясно! Добже, пошли!
   Разговор с паном Тыхульским много времени у Левченко не занял. Старый снабженец показал своему русскому посетителю заявки на специальные стали для строительства метрополитена и предполагаемые цены их закупки - но крепко держал эти бумаги в своих руках, до тех пор, пока Левченко, сокрушаясь и вздыхая, не выложил на журнальный столик вожделенную паном Тыхульским тысячу долларов - и лишь после этого ушлый снабженец выдал на руки пану директору из Москвы необходимые документы. Затем, выпив по церемониальной чашке кофе (довольно скверного, как определил Левченко), пан директор и его польский посредник покинули квартиру пана Тыхульского.
   Подполковник подошёл к машине и, оглядевшись вокруг, сказал своему визави:
   - Ладно, дело сделано. Я должен остановиться в "Мариотте", в центре, на Маршалковской - у меня там номер забронирован, в какой я должен заселиться не позже одиннадцати вечера. Итого у нас с тобой - пять часов. Где мы сможем поговорить?
   Скирмунт пожал плечами.
   - Тут, сто метрув, парк пшед Народовой Библиотекой. Тераз там никого нема, можем погулять и поговорить.
   Левченко кивнул.
   - Годится. Пошли! Заодно варшавским воздухом подышу, давно уже об этом мечтаю...
   Через десять минут, перейдя через шумную Вавельскую улицу и миновав большую станцию технического обслуживания автомобилей - они оказались в довольно запущенном парке, у которого, тем не менее, было одно крайне полезное достоинство - там практически никого не было в это время суток. Время мамаш с колясками уже закончилось, время пьяниц с бутылками ещё не наступило...
   - Значит, так, Анджей. Мне нужен судебно-медицинский эксперт по дактилоскопии и такой же - по ДНК. А ещё лучше - полицейский комиссариат в полном составе. - Подполковник не любил долгих преамбул и предпочитал говорить со своими агентами кратко и по существу.
   - Для чего? - вид у пана Скирмунта был весьма удивлённым.
   - Для совершения должностного преступления. Но эксперты или полицейские должен быть вне подозрений!
   - Хм.... Покупить эксперта или полицейского тераз не проблема...
   Левченко отрицательно покачал головой.
   - Нам не нужен такой, что продаётся. Нам нужны кристально честные люди! С безупречной биографией.
   Анджей с сомнением пожал плечами.
   - Честный? И я повинны уговорить его зробичь криминал? Хм...
   - Именно такой! Только уговаривать их буду я, за тобой только подготовительный этап. Здесь, в Варшаве или её пригородах, в результате несчастного случая умрёт молодая женщина. Эксперты должны будут провести дактилоскопию и экспертизу ДНК этой самой мёртвой женщины, а затем запросить результаты такой же экспертизы, сделанной для этой же женщины, но тогда ещё живой, в Германии. Потому что на её теле будут найдены документы о том, что большую часть своей сознательной жизни эта дамочка прожила в Германии.
   Пан Скирмунт удивлённо поднял брови.
   - А кто это робит собе анализ ДНК? Да ещё у пани? У мужчин, я вем, делают такую экспертизу для алиментов, на ойца, а...
   Левченко протестующе поднял руку.
   - ЭТОЙ женщине такой анализ делали. Это я знаю точно, а ты можешь поверить мне на слово. Смысл операции именно в этом! Предположим, некий эксперт должен определить, действительно ли лежащая на столе патологоанатома мёртвая женщина - именно та, чьи документы на её трупе найдены. Он делает запрос в Россию - потому что у неё российский паспорт - и в Германию, потому что есть куча других документов, удостоверяющих, что она немка. Документы такие мы с тобой организуем, я с собой привёз всё необходимое. Россия, естественно, ничего не ответит, а вот из Германии, скорее всего, результаты экспертизы ДНК и её персональная дактокарта придут. Более того. Я тебе скажу, что, процентов на девяносто девять, вместе с этими результатами приедут и немецкие... а может, и не немецкие - специалисты, чтобы дополнительно проверить взятые у трупа пробы. К этому времени труп должен быть кремирован - это обязательно, и в руках специалистов должны быть только те материалы, которые я тебе передам, и на основании которых эксперты будут делать свои заключения. Но труп должен исчезнуть наглухо!
   Анджей молча кивнул.
   - А вот документы, отпечатки пальцев и пробы ткани, наоборот, должны остаться в целости и сохранности. И они должны безоговорочно подтвердить, что умершая женщина - именно та, чьи документы на её теле были обнаружены.
   - И тые пробы и оттиски ронцев...
   - И эти пробы и отпечатки я привез с собой. Сумочка с разной женской ерундой и документами - с хорошо наложившимися отпечатками, волосы и часть эпителия кожи, и карточка с оттисками всех пальцев, взятых у покойной.
   Скирмунт почесал затылок.
   - Так вот для чего тебе была потшебна наша полицейская дактокарта! Трупа ты не пшивёз?
   Левченко едва заметно улыбнулся.
   - Нет, трупа не привёз. Придется изыскивать местные резервы.
   - Паспорт этой пани у тебя теж с собой?
   Левченко отрицательно покачал головой.
   - Нет, этот паспорт двадцать седьмого декабря будет пересекать границу в Бресте. Вместе с .... Ну, в общем, в порядке живой очереди. Вместе с человеком.
   - А.... а с повротем как этого человека? Или...
   Подполковник улыбнулся.
   - Никаких "или"! Мы ж не дикари какие-нибудь.... Эта женщина вернется назад с другим паспортом, с проставленным штампом пересечения границы. Пусть у тебя за это голова не болит. У тебя задача другая - во-первых, неопознанный женский труп, во-вторых - судебно-медицинские эксперты или полицейские. Которые под присягой подтвердят, что умершая женщина, на основании проведенной дактилоскопии и экспертизы ДНК - именно та, чьи документы при ней обнаружены.
   Пан Скирмунт почесал затылок.
   - Та-а-а-к.... Коли потшебны эксперты альбо полицейские?
   - Времени у нас мало. На всё про всё - девятнадцать дней. Пятнадцатого января операция должна быть закончена!
   - Розумем. Труп найдем, то не естем велька проблема, бездомных кобет тераз задуже, и их никто не шукае.... С экспертом тяжей. Если бы просто покупить - то каждого можливо; если честного...
   - Именно честного! Те, что приедут сюда вместе с результатами немецкой экспертизы - будут наводить справки, причём тщательней, чем банк, который даёт кредит на миллион долларов без залога. И если эксперт где-то или как-то замазался в сомнительных делишках - за его жизнь, Анджей, я не дам и гроша!
   Скирмунт кивнул.
   - Ясно. Розумем. Тши дни мне потшебно на то, чтобы знайсти такего эксперта, але розмовлять з ним ты будешь сам. У меня нема такего дара убеждения.... Или я знайду полицейского. Когда я сговорюсь с полицией - эксперт юж бендзе непотшебны. Полиция пойдет?
   - Хорошо, делай, как знаешь, мне все равно, кого ты найдешь. Главное - чтобы все было безупречно с точки зрения наших друзей с той стороны. - Левченко ухмыльнулся, а затем, покачав головой, продолжил: - Второго января я буду в управлении строительства Варшавского метрополитена, третьего, как я надеюсь, мы заключим с ними договор на поставку специальных сталей, четвертого января у нас будет банкет. Значит, я могу побыть в Варшаве от силы дней семь-восемь. За это время ты должен будешь найти мне человека, я должен буду с ним поговорить. Если не получится - я поеду в другой город.... Но там шансы хуже. В том же Вроцлаве неопознанный труп могут держать в морге дней двадцать, а в Варшаве с ним так долго не валандаются, сжигают через неделю. У нас, правда, труп будет опознанным, и варшавская полиция сделает запрос в Москву, родственникам - но у меня с собой документ об отказе от репатриации тела, нотариально заверенный. Так что ты - вернее, купленный тобой полицейский - должен будет его дней через десять после высылки запроса аккуратно подшить в дело, и на основании этого отказа труп должны кремировать. Поэтому вся надежда на тебя. Так?
   - Так. Договорились. А тераз?
   Левченко улыбнулся.
   - А тераз мы поедем с тобой в какой-нибудь хороший польский ресторан, и ты закажешь мне флячки и галёнку в полкило весу! Всё ж послезавтра Новый год! Ну а уж выбор спиртного я оставляю за тобой...
  
  
  ***
   - Ну, здорово, капитан! - Одиссей крепко пожал руку капитану Федорову, который ждал его у крыльца кафе и, по лицу было видно, появлению "шкоды" с Одиссеем за рулем был несказанно рад.
   - Здорово, бродяга! Ты вовремя.... - В тоне "московского гостя" явственно ощущались нотки некоторой неуверенности.
   - Что, Мирон Осадчий ещё не появился?
   - Почему Осадчий? - Недоуменно спросил капитан, и тут же счел необходимым внести ясность: - Штефанек его фамилия...
   Одиссей улыбнулся.
   - Да знаю. А ты что, "Адъютанта его превосходительства" не смотрел в детстве?
   - Чёрно-белый такой фильм, про гражданскую войну?
   - Ну!
   Капитан Федоров почесал затылок.
   - Да что-то такое вспоминается - да только смутно.
   Одиссей улыбнулся.
   - Ладно, появится, Загородний говорил, что у них это дело, контрабанда, на поток поставлена, и все здешние должностные лица куплены на десять лет вперёд. Ты скажи, как там мои? Как Герда, Сашка, мелкая?
   Капитан едва заметно, на десятую долю секунды, замялся - и Одиссей эту его неуверенность мгновенно почувствовал, и у него тотчас похолодел затылок. Но, стараясь держаться бодро, он улыбнулся капитану и сказал преувеличенно-уверенным тоном:
   - Так, ясно. Дела не шибко сладкие. Тебе, как я понимаю, велено мне сообщить, что всё на мази - чтобы я зазря не тревожился. Так?
   Капитан тяжело вздохнул.
   - Левченко особо предупреждал.... Дескать, у него сейчас трудная операция, скажи, пущай не тревожится, всё, мол, в лучшем виде.
   Одиссей кивнул.
   - Ясно. А на самом деле они продолжают лихорадочно искать выход.... Но пока его не нашли.... Ладно, Юра, я тебя не сдам, не переживай - мне просто надо знать, что с моими всё в порядке. А если не в порядке - то в какой степени не в порядке. Такие вот дела, дружище...
   Тут Фёдоров облегченно вздохнул и кивнул за спину Одиссею.
  - О, смотри! Подъезжает наш пан Штефанек! Лёгок на помине, гуцул...
   К кафе подъехал довольно ветхий "форд-скорпио", из-за руля которого вылез солидный дядька в джинсах и кожаной куртке, в шляпе фасона "голарио, голарио" и с изрядным пузом. Капитан толкнул Одиссея локтем под бок.
   - Смотри, тут народ всё ещё по моде начала девяностых ходит! Колоритный гуцул, я тебе скажу! Здесь, в этих местах, как я уже успел глянуть, если крутой - то обязательно в кожаной куртке, иначе нельзя.... - И по-мальчишески улыбнулся.
   Подойдя к стоящим у крыльца двум явно не местным гражданам, водитель "форда" прокашлялся и, поглядев поверх их голов, на замок, возвышающийся на вершине горы - сказал, ни к кому персонально не обращаясь:
   - Пан Викторов, Арсений Николаевич, не вам, часом, привет велел передать?
   Лицо капитана Фёдорова сделалось серьезным. Он ответил вполголоса:
   - Тиберда. Семьсот семьдесят семь.
   "Колоритный гуцул" важно кивнул.
   - Поехали. Здесь недалеко, посёлок Поляна.
   Они расселись по машинам - причём капитан посчитал нужным занять пассажирское место в одиссеевой "шкоде" - и, развернувшись, неторопливо двинулись по направлению к виднеющимся на севере заснеженным вершинам.
   Одиссей, держась от древнего "форда" на минимально возможной дистанции, с тревогой в голосе спросил своего спутника:
   - Слышь, капитан, мы не в горы опять чешем? Я только что с той стороны...
   Фёдоров улыбнулся.
   - Не дрейфь, майор! Сейчас проедем Чинадиево, а в Сваляве повернем налево, километров двенадцать в горы, и там будет эта Поляна. Этот, в шляпе, важный - покажет, куда нам свой грузовик с товаром поставить, так, чтобы его хлопцам было удобно этой ночью поляка чуток догрузить, тонны на две с половиной. Он думает - вернее, это ему ребята соседние в уши надудели - что мы контрабасом хотим в Болгарию запасные части для авиационных двигателей провезти - как мне подполковник Загородний объяснил. Такая у нас с тобой легенда. Я - экспедитор, ты - получатель. В Сливене грузовик разгрузится, и ты, после растаможки, своё железо заберешь. Завтра утром Загородний велел с ним связаться, получить дальнейшие инструкции.
   Одиссей молча кивнул.
   Через полчаса они были в Поляне - и, следуя за старым "фордом", въехали на территорию паркинга на самой окраине этого села - у Одиссея назвать посёлком этот населенный пункт язык не поворачивался.
   "Колоритный гуцул" подошёл к ним, как только они покинули чрево "шкоды" - и, указывая на стоящий в закутке старый тягач "мерседес" с полуприцепом, сказал вполголоса:
   - Ось к этому камьону сегодня к часу ночи подгоняй свою лайбу. У тебя сто мест?
   Капитан кивнул.
   - Сто. Размерами в среднем сто шестьдесят на семьдесят на семьдесят.
   Мирон почесал затылок.
   - Что, проблемы? - поинтересовался Одиссей.
   - Та не, нема никаких проблем. Я просто думаю, два пропила делать, чи три.
   - Каких пропила? - не на шутку удивился капитан Фёдоров.
   Гуцул махнул рукой в сторону "мерседеса".
   - Пойдем, покажу.
   Втроём они подошли к полуприцепу. Гуцул, явно принимая Одиссея за старшего, указал ему на тент, по нижнему краю которого во всю длину полуприцепа тянулся ряд небольших круглых отверстий, размером с рублёвую монету, по краям обшитых металлическими кольцами.
   - Ось, бачишь?
   - Бачу. Дырки. За них тент крепится к бортам. Ну и что? - Одиссей не совсем понимал, что пытался объяснить ему гуцул.
   - И тент крепится к бортам, и таможенный трос через них продет. Бачишь?
   Только тут Одиссей увидел тоненький стальной тросик, продетый через некоторые из этих отверстий, и обвивающий полуприцеп так же, как шпагат обвивает праздничный торт.
   - Ну да, на этот трос на задних дверях вешается замок и таможенная пломба, и машина идёт под ТИРом, без транзитного таможенного досмотра.... Знаю.
   Гуцул хитро улыбнулся.
   - А сейчас смотри внимательно!
   С этими словами он взялся пальцами обеих рук за кольцо, через которое был продет тросик, проделал какую-то неуловимую комбинацию - и, к вящему удивлению Одиссея, тросик вывалился из отверстия вниз и беспомощно повис! Гуцул важно объяснил сей удивительный факт:
   - Мы пропиливаем два кольца, трос вываливается, освобождая край тента, и получается ход внутрь прицепа - небольшой, аккурат на ящик сигарет. Пропил, як бачишь, делаем не прямо, а под углом, и его при таможенном досмотре не видно. Но у тебя сто мест и малость негабарит - вот я и думаю, два пропила делать, чи три.
   Одиссей почесал затылок.
   - А водитель?
   Гуцул небрежно махнул рукой.
   - А шо водитель? Водитель свою тысячу долларов получает и молчит в тряпочку. За одну ходку мы грузим пятьдесят коробов "ЛМ" или "Кента" - считай, две с половиной тысячи блоков. С каждого блока имеем по четыре доллара, итого - десятка. Штуку платим водиле, три - таможеннику в Польше, который не лезет в глубину фуры, штука уходит на прочие затраты. Чистая прибыль - пять тысяч. Ты, со своих запчастей, куда больше получишь...
  Последние слова гуцула Одиссея несколько напрягли. Он отрицательно покачал головой.
  - Не особо. Много с кем надо делиться.
  Мирон кивнул понимающе.
  - Ясное дело, запчасти кому попало не впаришь, не сигареты.... Но десятку зелени иметь будешь?
  Одиссей почесал затылок.
  - Если всё пройдет нормально - буду.
  - А шо может пойти ненормально? Таможня в Сливене куплена с потрохами, водила в курсе, что головой за груз отвечает, машина специально на три тонны недогружена против документов, место оставлено под твои ящики.... Всё будет окей, не боись!
  - Договорились. Машину нашу к часу?
  - Не раньше. Тут до двенадцати рядом ресторан работает, отдыхающие могут помешать.
  Одиссей и капитан пожали руку "колоритному гуцулу" и, сев в "шкоду", направились обратно, в Мукачево.
  - Ну, что ты думаешь за этого контрабандиста? - Одиссея мучили некоторые сомнения, и он решил посоветоваться со своим товарищем.
  - Контрабас как контрабас.... Ты учти, это люди не наши, они за бабки рубятся; а в этом деле, в контрабандном, ошибок никто никому не прощает, потому что любая ошибка - это потеря денег! Не знаю, какие дела у наших "соседей" с этой публикой, но, раз они нам их выкатили - значит, в надежности этого канала уверены.
  Одиссей кивнул.
  Капитан, достав из своей сумки бутылку воды - предложил:
  - Водички здешней не хочешь? Тут минеральная вода, не поверишь, прямо из криничек бьет! Мы с моим водилой сегодня рано утром недалеко от Верецкого перевала прямо в лесу набрали - и до сих пор холодная, как лёд!
  Одиссей глотнул родниковой воды. Ого! С такой водичкой и ангину, пожалуй, можно схватить! Но хороша, свежа немыслимо, и минерализация, по всем признакам, огого! - куда там Баден-Бадену или чешским Карловым Варам! Не умеют здешние гуцулы этаким сокровищем распорядиться - а может, просто и не хотят особо. Сегодня они здесь хозяева, а завтра, когда тут разные фирмы понастроят лечебниц и начнут с болящего западного бюргерства живую копейку выжимать - то и эти парни, пожалуй, могут оказаться чужими на своей же земле.... История известная. Ладно, Господь с ними, с гуцулами, сейчас надо свои проблемы решать.
  Одиссей повернулся к своему напарнику.
  - Спасибо. Слушай, а у этого Мирона - не появится фантазия пару наших ящиков зажуковать?
  Капитан удивился.
  - Как это? Я сам буду на перегрузке, все ящики наши пересчитаю.... Да и не в его это интересах, наши железки тырить. Я так понимаю, "соседи" ему за такие штуки живенько автокатастрофу могут устроить...
  Одиссей кивнул.
  - Ладно, договорились. Номер польской машины и фамилию водителя я у тебя сейчас перепишу, в Мукачево переночую - и завтра, отзвонившись Загороднему, тронусь назад. Когда эта фура должна быть в Сливене?
  - По графику - тридцать первого декабря. Но груз растамаживать будут, скорее всего, числа третьего, не раньше - Новый год, как-никак.
  - Ясно. Гут, тогда я завтра после обеда выеду в Сливен и буду там свои железки ждать.
  Впереди показался посёлок Чинадиево и знаменитый Чинадиевский дворец, построенный бароном Перени. Одиссей вёл "шкоду" по изрядно разбитой тяжёлыми фурами трассе - и одна тревожная мысль никак не давала ему покоя. Он отгонял её от себя, пытался думать о чём-то другом, вспоминал историю замка Паланок в Мукачево, а заодно и историю жизни Ференца Ракоци - не помогало ничего. Скверная мысль пробивалась сквозь все преграды!
  Жизнь Герды и детей под угрозой. И пока отвести эту угрозу его командирам и начальникам никак не удаётся ...
  
  
  
  
  ***
  Декабрьское утро в Стамбуле... Гончаров знал, что оно может быть ярким и солнечным, а может - холодным и туманным; ничего удивительного, переменчивое, как женщина, море всего в двух шагах от городских кварталов! Но, тем не менее, решил с утра пораньше прошвырнуться по городу - господин Сарыгюль будет только к вечеру (позвонил поздно вечером жене и предупредил о задержке, заодно убедившись, что неведомый гость из Радома - Оксана перед приездом Гончарова сообщила мужу, что к Туфану есть небольшое дело у её двоюродного брата из Польши - прибыл в Стамбул и его, Туфана, дожидается), так что время для долгой прогулки у него есть.
  Решив позавтракать в городе, подполковник вышел из гостиницы, когда стрелки на часах в холле едва доползли до семи утра - ему не спалось, и как-то по-мальчишески захотелось увидеть за день как можно больше. Как будто в последний день жизни, поймал он себя на мысли - и грустно улыбнулся.
  Маршрут он решил начать с Тарлябаши, проспекта, идущего параллельно Истикляль, но чуть западнее. И сразу же об этом пожалел - здесь не было туристической ухоженности главной улицы Стамбула, в булыжной мостовой узких улочек, прилегающих к этому проспекту, между камнями росла трава, а на брусчатке - мох. Народ здесь шастал вида весьма криминального, на перекрестках стояли трансвеститы жутковато-затрапезного вида, иногда пристающие к прохожим турецкого обличья - как понял подполковник, иностранных туристов они избегали; в нескольких метрах от парочки трансвеститов, расположившихся у газетного киоска, стояла полицейская машина, и молодые полицейские громко обсуждали внешность жриц (или жрецов? Вот чёрт, даже и не знаешь, как правильно сказать) любви, отпуская по их адресу солёные шуточки. Гончаров про себя порадовался, что не взял с собой никаких ценных вещей, способных привлечь внимание здешней сомнительной публики. Поменяв в одном из бесчисленных обменных бюро две бумажки с Бенджамином Франклином, он оказался владельцем какой-то совсем уж мистической суммы в двести семьдесят миллионов лир - но цены в лавочках и магазинах быстро привели его в чувство. Пятьсот тысяч за стаканчик свежевыжатого апельсинового сока! Однако...
  Идти он решил вниз, к заливу Золотой Рог. Пройдя мимо здания Радио Турции, подполковник Гончаров остановился на минуту, чтобы полюбоваться на фонтаны, бьющие прямо из-под земли, точнее, из-под камней (белыми камнями была покрыта сетка, в которую стекает вода) - а заодно осторожно посмотреть назад. Слежки он не боялся, но, планируя завязать бизнес с курдским бандитом и остановившись в его отеле, мог запросто попасть в поле зрения турецкой полиции - что, безусловно, было бы крайне нежелательно...
  Забавно - все дома вокруг были сплошь утыканы спутниковыми антеннами-тарелками, без какого бы то ни была намёка на упорядоченность; вместо того, чтобы скинутся на общую антенну, каждый домохозяин в Стамбуле, как видно, стремился иметь свой собственный канал информации. Полная информационная независимость! В ущерб экстерьеру улицы - но, как видно, этот момент турков заботит меньше всего...
  Его и раньше удивляла эта милая патриархальность в самом центре города - в узких улочках, что соединяли проспекты, между домами, из окна в окно соседнего дома, были протянуты веревки, на которых сохло белье; как будто не в полукилометре от этой милой полудеревенской идиллии, на площади Таксим, высились дворцы пятизвездочных отелей и круглосуточно бурлила тысячеликая толпа. Гончаров в очередной раз подивился простоте здешних нравов...
  Пройдя немного вниз, подполковник остановился - перед ним открылся отличный вид на бухту Золотой Рог и мост, полный рыбаков с удочками. Рыбаков было столько, что лесками, как маскировочной сетью, было затянуто все пространство от края моста до набережной. И, как видно, рыбаки стояли здесь не зря - у каждого в ведерке плескалась рыба, и не пару жалких пескарей, а много рыбы! Гончаров не представлял себе, чтобы так же изобильно стояли рыбаки на мостах Москвы-реки. Что может водиться в главной московской водной артерии, кроме химических соединений?
  В бухте стояли небольшие прогулочные теплоходы, белые яхты, пузатые грузовые суда; над синей водой стремительно рассекали воздух белые чайки. Яркое солнце грело всерьез, несмотря на конец декабря. Красота! Кажется, что еще ему нужно было для того, чтобы почувствовать покой и умиротворение?
  Но умиротворения он почему-то не чувствовал. Благостная картина окружающего мира натыкалась на какое-то неясное и тревожное сопротивление у него внутри. Гончаров чувствовал в душе какую-то непонятную тревогу, невнятное, едва уловимое беспокойство. Он вспомнил, как в детстве, когда они с Валеркой Шумским, пойдя за лисичками, обнаружили в лесу старую, заросшую травой-белоусом, давно не проезжую просёлочную дорогу - и у него тогда тревожно заколотилось сердце. Заброшенная дорога - это ведь всегда тайна! Они весело, наперегонки, побежали по ней - и внезапно наткнулись на заброшенное немецкое кладбище времен войны.... Был май, щебетали птицы, цвела черемуха, воздух кружил головы ароматами леса - а перед ними, за поворотом почти слившейся с окружающим лесом дороги, вдруг предстало несколько рядов покосившихся, сгнивших чёрных крестов, с ржавыми касками на них...
  Гончаров попытался стряхнуть с себя вдруг нахлынувшую печаль. Что за чёрт! Надо, пожалуй, попробовать отрешится от мрачных мыслей - переключением внимания; наверное, имеет смысл для начала почистить ботинки. Тем более - чистильщики обуви сидят по всему Стамбулу с запасом щеток, средств, кремов, мазей, ваксы всех цветов и консистенций, одетые в специальную униформу - спецовка, шапочка, специальные перчатки. Да и удовольствие почистить туфли пятью разными притирками стоит всего два миллиона лир, чуть больше доллара.
  Подполковник подошёл к ближайшему чистильщику, сел на высокую табуреточку, поставил правую ногу на специальную подставку - и процесс пошел. Пятнадцать минут - и ботинки выглядят лучше, чем в день своего рождения! Подполковник полюбовался на плод трудов старательного ассирийца, выдал ему оговоренные два миллиона и пятьсот тысяч лир на чай - и пошел к мосту через залив.
  Пройдя в старый город, Гончаров вмиг окунулся в подлинную азиатчину. Вокруг - шум и гам, сплошной базар; работники здешнего общепита - уличных кафе-киосков - зычно и яростно выкрикивали что-то по-турецки, очевидно - названия местного фаст-фуда и прочей еды. Возле лавочек со всевозможной снедью стояли низкие табуретки, и, сидя на них - или, при желании, на парапете набережной - турецкий торговый люд поедал бутерброды, жареную рыбу, рис, макароны, салаты, запивая все свежевыжатым апельсиновым соком либо кисломолочными напитками типа айрана.
  Подполковник выбрал порцию жареной барабульки со свежеиспечённым хлебом, и, пристроившись у изгиба парапета, с удовольствием позавтракал. Завтрак за три миллиона! Хорошо, что лир.... А ведь, похоже, рыбу жарят ту самую, что только что была выловлена из вод Босфора - и никто не боится её есть.... Хм.... А канализационные стоки многомиллионного города наверняка сливаются в пролив! Впрочем, похоже, постоянные течения выносят всю заразу в Мраморное море - Гончаров вспомнил, что Босфор весьма своеобразен движениями вод; тяжелая солёная вода Средиземного моря идёт в Чёрное на глубине, а менее солёные черноморские воды текут на юг поверху.
  Чем дальше от центра, тем устойчивей у подполковника создавалось ощущение, что попал он в истинно восточный, азиатский город. Узкие, кривые улицы, по которым машины проезжают с трудом, а уж для того, чтобы припарковаться, нужно быть вообще ювелиром в этом деле - с точностью до миллиметра! Узенькие тротуарчики, на которых умудряются разместиться торговцы или чайные гурманы на раскладных стульчиках - подполковник не преминул по пути вглубь старого города выпить пару чашек чаю вместе со здешними завсегдатаями; чай был хорош, а учитывая декабрьский свежий ветерок с моря - то и крайне своевременен.
  А вот и восточная стена старого дворца султанов, Топкапы! Ещё двести метров на юг - и начнется страна восточных сказок.... Гончаров ещё с девяносто шестого года, со времени своей не самой удачной командировки на Балканы, знал, что это место, район Султанахмет - место расположения величественных памятников двух религий.
  Один из них, мечеть Султанахмет, или "Голубая мечеть", как назвали её европейцы, довольно долго была одной из самых больших и красивых в мусульманском мире, пока её не переплюнули распухшие от нефтедолларов саудиты. До восьмидесятых годов отличалась она от всех мечетей мира, поскольку у нее было шесть минаретов, тогда как в обычных мечетях их максимум четыре. Тщеславие покойного султана Ахмета надолго сделало эту мечеть самой известной в мире ислама - а "Голубой мечетью" её назвали потому, что внутри она украшена голубыми плитками. Она считается одним из величайших шедевров исламской и мировой архитектуры, хотя далеко не самой старой. Заложил её султан Ахмет I в 1609 году, строительство длилось семь лет, и было завершено в 1616 году, за год до смерти султана. Гончаров про себя улыбнулся - успел, честолюбец!
  Прямо напротив предмета султанского тщеславия стоял второй (а для каждого православного - безусловно, первый) памятник церковной архитектуры раннего средневековья (строительство продолжалось пять лет - с 532 по 537 год), творение зодчих Исидора Милетского и Анфимия Тралльского - храм Святой Софии, превращенный османами в мечеть, а с 1934 года ставший музеем; стремительно секуляризировавшаяся в те годы Турция Мустафы Кемаля Ататюрка18 пошла на это, дабы не раздражать ни православных, ни мусульман, ни католиков-европейцев.
  Гончаров, обойдя величественное здание старого собора, покормил голубей на площади, посидел на лавочке в небольшом скверике - и решил, что на сегодня, пожалуй, с него хватит турецких и византийских достопримечательностей. Тем более, что чувство тревоги никак не хотело покидать его, и непонятное беспокойство всё сильнее терзало его душу. Да что за чёрт?! Землетрясение, что ли, произойдет сегодня ночью? Падение метеорита? Или, как это было несколько лет назад, очередной русский танкер въедет в стамбульскую набережную? Подполковник решительно не мог понять, что его весь день беспокоит - и, в последний раз обозрев красоты Святой Софии, он, развернувшись на сто восемьдесят градусов, зашагал на север, к заливу.
  Запах моря он ощутил за несколько минут до того, как за серыми громадами прибрежных зданий перед ним снова мелькнула синяя полоска залива. Прокатиться по Босфору, что ли? Гончаров улыбнулся; отличная идея! Тем более - в ста шагах была пристань Искелеси, и возле неё, если вдумчиво прислушаться к гомону и разобрать в общем шуме крики зазывал - то можно было запросто найти нужного зазывальщика и попасть на экскурсию по проливу. Решено! Как там, у Ксенофонта, что кричали его гоплиты19, выйдя к побережью моря? "Таласса, таласса!"20? Попробуемся-ка мы на роль одного из участников того анабасиса21, тем более - времени до восьми вечера, когда должен приехать Туфан Сарыгюль, ещё вагон...
  Подполковнику повезло. За двадцать миллионов какой-то уже с утра сорвавший голос зазывала предложил ему, на вполне приличном русском языке, двухчасовую экскурсию - включавшую в себя непременный чай и лёгкие закуски на борту симпатичного белого теплохода с верхней открытой палубой. На которой, однако, сидело всего несколько человек - остальная масса экскурсантов набилась в закрытый от ветра салон на первом "этаже" кораблика; декабрь, однако!
  Гончарову показалось, что ждали только его - стоило ему переступить борт, как тут же бравые матросы на носу и корме теплохода принялись снимать сходни и подтягивать концы; не прошло и двух минут, как кораблик, выйдя на открытую воду, начал разворачиваться к выходу из залива
  Вначале он решил обосноваться на верхней палубе - всё ж человек северный, к холодам привычный. Наверху были просто скамьи, зато обзор с них был - изумительный! Но сразу же после того, как теплоходик вышел из залива в Босфор - поднялся довольно сильный ветер, и подполковник, поёживаясь, вместе с остальными любителями свежего воздуха быстро спустился вниз.
  Внизу, на нижней палубе, было тепло и пахло свежей выпечкой - там располагалось нечто вроде кафе, столики, накрытые скатертями, стулья. Экскурсанты, не отрываясь от лицезрения красот Стамбула, пили чай и поглощали всякие турецкие сладости - которых здесь было тьма-тьмущая! Гончаров знаком подозвал мальчика-официанта со смешным подвесным подносом, на котором рядком стояли все те же бардаки (формой напоминающие маленькую вазочку) с горячим яблочным чаем, а ниже лежали всякие пахлавы, лукумы и прочие шербеты. Мальчишка, улыбнувшись, сгрузил перед подполковником чай и тарелочку со сластями - и тут же упорхнул, кормить и поить других клиентов. Однако, подивился Гончаров, и выучка у здешнего обслуживающего персонала!
  Тем временем кораблик проплывал под подвесными мостами через Босфор - вначале был один, потом второй. Подполковник прильнул к окну. Солидно! Конструкция потрясающая - изящная и мощная одновременно; издалека мост казался ему легким и невесомым, даже призрачным - а вблизи, проплывая под ним, он смог рассмотреть мощнейшие опоры и стальные тросы толщиной не меньше метра. Да-а-а, конструкция весьма внушительная, чувствуется рука мастера. Кто строил эти мосты? Мост Ататюрка, если ему не изменяет память, построен был где-то в начале шестидесятых немцами и англичанами, а мост султана Мехмета Фатиха, поновее, строили японцы, где-то в восьмидесятых...
  Кораблик прошёлся вдоль европейского берега, затем, далеко на севере, на траверзе унылых городских окраин - развернулся и прошел вдоль берега азиатского, а затем пересек пролив и причалил к пристани Бешикташ, рядом с дворцом Долмабахче, свидетелем крушения Османской империи...
  Гончаров покинул борт гостеприимного теплохода и решил, что пришло время пообедать - ибо чай и сладости, как это знает каждый мужчина, настоящей едой считаться решительно не могут.
  Декабрьский ветерок с моря кусался изрядно! Вроде и мороза нет, температура плюсовая - а студеная влажность пробирала насквозь. Бр-р-р! Подполковник скорым шагом прошагал мимо огромных витрин, где на льду была выложена рыба всех сортов, пород и размеров, осьминоги, крабы, раки, креветки, кальмары - и решительно вошёл в ресторанчик "Галателия", известный ему ещё с прошлого века (в девяносто шестом ему пришлось отсиживаться три месяца в Турции, и за это время ему, на пару с ныне покойным Мишей Тамбовцевым, удалось посетить немало здешних точек общепита - в том числе и эту). В этом рыбном ресторанчике он, пожалуй, и даст волю своим гастрономическим пристрастиям!
  Внутри ресторана было малолюдно - как понимал Гончаров, не сезон. Интерьер этой точки общепита был, по его мнению, достаточно колоритен, и, учитывая погодные условия на улице - весьма заслуживал поощрения. Нет, привлекали подполковника отнюдь не украшения на стенах; то, что на повсюду в этом ресторанчике были развешаны вырезанные из дерева рыбины, крабы, раки, а к потолку были подвешены связки настоящей рыбы, засушенной специально - было понятно и объяснимо (в ресторанчике готовились кушанья из рыбы и морепродуктов) и особых восторгов у него не вызывало. Вид из окна, у которого устроился подполковник, тоже, конечно, был весьма выигрышный - на гавань, куда "заходят большие корабли из океана", как пелось в известной песенке его шпанистой юности; но вид на гавань в портовом городе - дело обычное. На самом деле, не рыбный антураж и не вид из окна были главным в этой корчме - главным было то, что прямо в центре зала, самыми настоящими дровами, топилась самая настоящая печь, этакий симбиоз камина и буржуйки, и пламя было отлично видно от любого столика. В этом ресторанчике было живое тепло! Горящий огонь, как известно, завораживает - и подполковник, глядя на пляшущие язычки пламени, не сразу заметил официанта, бесшумно выросшего у его столика, и что-то произнесшего по-английски. И лишь повторный вопрос официанта, произнесенный значительно громче, оторвал Гончарова от созерцательности.
  Что мистер желает на обед? Мистер желает хорошо поесть - салат, рыбные закуски, жареного морского окуня. Какого веса должен быть окунь и не желает ли клиент выбрать рыбу сам? Нет, клиент не желает тащиться на улицу и тыкать пальцем в понравившуюся рыбу, клиент доверяет официанту; окунь пусть будет килограмма на полтора, не меньше! Официант кивнул, записал заказ, поклонился и тут же растворился в кухонных закутках - но лишь для того, чтобы другой официант, материализовавшись из воздуха, поставил перед Гончаровым бутылку минеральной воды и плетенку со свежайшим, ещё горячим хлебом, который, судя по запаху, был только что вынут из печи.
  Что всегда нравилось подполковнику в стамбульских ресторанах - вышколенность персонала и размеры порций. Турки не экономили на ерунде, типа хлеба, минералки или салатов; вот и сейчас на его столе бесшумно появилось блюдо салата размером примерно с тазик. Что характерно, в декабре - свежие огурцы, помидоры, морковь, китайская капуста, редис; заправить салат клиенту предоставлялось самостоятельно, для чего рядом с блюдом с салатом тут же появились фигурные склянки с оливковым маслом, бальзамическим уксусом и какими-то приправами.
  Гончаров не успел одолеть салат - как к столу была доставлена широкая лоханка с разного рода рыбными закусками; здесь была мелкая рыба, обжаренная до хрустящей корочки, колечки кальмаров, запеченные каракатицы, креветки трех сортов, зелень - в общем, праздник желудка. Покойный Таманец тоже, помнится, любил здесь навернуть рыбных деликатесов, свежих, без этого, характерного для замороженных полуфабрикатов, что продаются ныне в новомодных московских супермаркетах, "рыбного" запаха. Да-а-а, вот уже скоро будет пять лет, как нет Мишани.... Гончаров вздохнул. Уходят друзья.... Скоро и ему придет время собираться в путь - на ТУ сторону; и самое обидное - до самого последнего мгновения не будешь знать точного срока ухода! Впрочем, ему на прожитую жизнь обижаться не след; сделал всё, что мог, а что не смог - ну что ж, стало быть, такая у него была судьба...
  Да что за чертовщина лезет ему в голову! Гончаров провел рукой по лицу; он что, умирать уже собрался? Врёшь, не возьмёшь! Сейчас, когда он опять в седле, когда от него зависит операция стратегического масштаба - и вдруг мысли о смерти? Отставить! Вот перед ним блюдо с изумительными закусками - и будет он последним дураком, если позволит хоть чему-то здесь уцелеть! И подполковник принялся за еду.
  Отлично! Мелкие анчоусы пролетали один за другим, запечённые кальмары и каракатицы хрустко крошились во рту, нежная, тающая мякоть мяса креветок дарила немыслимое гастрономическое наслаждение. Да, свежие морепродукты - это сила!
  В это время в ресторанчик зашло несколько посетителей - как понял Гончаров по их экипировке, это были музыканты; свои инструменты - скрипку, аккордеон, лиру - парни держали расчехленными, судя по всему, они собирались немного поиграть для посетителей. Окинув взглядом ресторан, старший из них тяжело вздохнул - посетителей, кроме подполковника, не было - и махнул было своим орлам на выход. Гончаров протестующе поднял руку, и, когда музыканты выжидательно остановились - спросил:
  - Русче музик билиёрмысыныз?22- надеясь, что мастера скрипки и аккордеона смогут сыграть ему что-нибудь бодрящее, духоподъемное, типа марша Будённого.
  Музыканты, как по команде, закивали головами. Старший почесал затылок.
  - Дюнайские валны? Олабилир23...
  Гончаров вздохнул. Нет в мире совершенства! Ладно, дунайские так дунайские, лишь бы сыграли без фальши.
  - Нэкадар оладжак?24
  Старший пренебрежительно махнул рукой.
  - Бош вер!25
  Подполковник улыбнулся.
  - Хайди!26
  Музыканты, расположившись у его столика, быстро настроили свои инструменты и заиграли старый русский вальс. Играли негромко, но чувствовалось, что дело свое они делают с душой, умело и старательно.
  Когда музыка закончилась, подполковник вздохнул и, достав бумажку в десять миллионов, протянул старшему.
  - Етер мы?27
  Тот улыбнулся.
  - Тешекюр эдерим, аби28...
  Вторым номером программы у турецкого квартета был почему-то "Варяг", его русский вариант. Не тот, мажорный, где "наверх вы, товарищи, все по местам", сочиненный русофильски настроенным немцем - а наш, минорный, где слова "вьётся Андреевский флаг, бьётся с неравною силой гордый красавец "Варяг" всегда вызывали у Гончарова какую-то неосознанную печаль.
  Да-а-а, не скажет ни камень, ни крест, где легли.... Где-то его кости будут белеть, на какой широте-долготе? Где упокоится его прах?
  Да что за дьявольщина! Чёртовы музыканты, тоски нагнали!
  Гончаров протестующе замахал рукой.
  - Лютфэн, бана шен бир мюзик япармисыныз?!29
  Музыканты прекратили игру, и старший, вдруг сделавшись серьезным (и сразу постарев лет на десять) отрицательно покачал головой.
  - Сизэ шеен мюзик лязым дэйль...30
  Подполковник удивлённо посмотрел на музыканта.
  - Герекирсэ ё дэме япып шеен мюзик динлемэкь истерим!31
  Его собеседник отрицательно покачал головой.
  - Хаир. Лязым дейль32...
  И, более ничего не говоря, музыканты быстро свернулись и вышли из ресторана, оставив Гончарова в полном недоумении и с каким-то неприятным осадком на душе. Ему не нужна больше весёлая музыка? С чего это вдруг? Чертовщина какая-то...
  Принесенный официантом окунь, шикарный, великолепно зажаренный, дохнувший на подполковника немыслимыми ароматами - оставил его совершенно равнодушным. Вяло поковыряв роскошное филе и с трудом съев едва половину рыбы, Гончаров встал, расплатился по счету, и, отказавшись от кофе, вышел из "Галателии". До его гостиницы нужно было пройти пешком километра два с половиной - и он решил совершить этот, безусловно полезный для здоровья, моцион. Может быть, новые впечатления развеют вдруг нахлынувшую на него тоску-печаль?
   Вечерело. Холодный ветер с пролива затих, и, хотя Гончаров почти километр прошёл вдоль набережной (вернее, вдоль восточного фасада огромного султанского дворца Долмабахче) - он нисколько не замёрз. Обойдя стадион "Бешикташ", он углубился в квартал Гюмюшую - чтобы выйти на площадь Таксим, к виднеющимся издалека громадам отелей "Диван Палас" и "Хилтон".
   Вот и Таксим. Гончаров абсолютно не удивился разительной перемене - только что он проходил по безлюдным, тихим улочкам, по которым и машина-то раз в полчаса проезжает - и вдруг многотысячная толпа. Для Стамбула это абсолютно нормально! В центре города народ колобродит до ночи, играют музыканты - на домре, гуслях, тамтаме, стоят продавцы печеных каштанов, бубликов в кунжуте, бутербродов. Один зазывала непрерывно вопил: "ke-bab-ke-bab-ke-bab-ke-bab", что звучало для Гончарова совершенно однозначно: "бабки-бабки-бабки-бабки"! На самой площади Таксим, возле монумента, гужевалась особенно плотная толпа, люди сидели на ограждениях, беседовали, закусывали - но никаких булок пива или, не приведи аллах, чего покрепче - ни-ни! Всё же в исламе много положительного, подумал Гончаров, во всяком случае, нет такого повального безнадежного пьянства, как в России - хотя, с другой стороны, гашиш здесь никто за наркотик не считает...
  На огромном плазменном экране непрерывно шли новости, реклама, погода. Вся площадь была освещена, из гирлянд были сплетены объемные фигуры - шары, кубы, другие фигуры; Таксим была - вечным праздником; подполковник вышел на Истикляль с некоторым даже сожалением. И опять в голове мелькнула предательски-чёрная мысль - что всё это праздничное великолепие он видит в последний раз...
  Тьфу-тьфу! Чур меня! Вот и улочка Сакызагаджи, и уже виден отель "Галата Хаус". Там через полчаса у него встреча с курдским бандитом Туфаном Сарыгюлем - от которого ох как много зависит в грядущей операции!
  Что за чёрт! Какой дьявол несется на мотоцикле, по улочке, где и пешком-то трудно пройти? Подполковник едва успел вжаться в подъезд - когда мимо него, обдав прохожих сладковатым запахом сгоревшего бензина, промчалась антрацитово-чёрная тяжелая "хонда", с возлежащим за рулем невысоким мотоциклистом, затянутым в кожу. Вот же сукин сын! Ангел смерти доморощенный, Азраил, холера ему в бок, чтоб ему ни дна, ни покрышки.... Подполковник от души плюнул вслед наглому байкеру, подошёл к двери в свою гостиницу, взялся за ручку - и тут его взгляд остановился на бредущем ему навстречу турке в длинном кожаном плаще. Какая-то странная, нетипичная бледность лица, отрешенная полуулыбка, стеклянный взгляд каких-то отталкивающих, мёртвых глаз. А, ну да, всё ясно, наркоман. Гончаров не удивился этой сомнамбулически передвигающейся фигуре - в конце концов, это Восток, здесь тот же гашиш курят все, от мала до велика, почти не скрываясь - но тут его взгляд споткнулся на фигуре бредущего наркомана. Что-то странное было в ней, что-то необычно угловатое... что-то неправильное... какое-то неуловимое несоответствие формы содержанию.... Твою мать! Да ведь у него под полой плаща автомат!!! Что?!?!
  Последнее, что увидел подполковник Гончаров в своей жизни - был внезапно остановившийся на нём безумный взгляд наркомана, его неуловимо быстрое движение - и направленный ему в грудь вороненый "хеклер-кох". Вспышка - и целый букет кроваво-красных огоньков, в одно мгновение вылетевших из его ствола, ослепил подполковника; грохота выстрелов он уже не услышал...
  
  
  
  
  
  Глава третья
  
  ***
   - Ну, что там у тебя? Срослось? Докладывай! - Голос генерала был что-то уж совсем сух и по-старчески немощен; у Левченко создалось впечатление, что говорил Калюжный через силу, думая о чём-то совсем другом. Сдаёт старик.... Или что-то случилось?
   - Так точно, Максим Владимирович, вариант есть.
   - Твои поляки смогут без тебя провернуть это дело?
   Подполковник слегка опешил.
   - Но.... Максим Владимирович, вы ж мне поручили его до конца довести?
   С той стороны трубки повисло какое-то тягучее, непонятное молчание - а затем Калюжный, прокашлявшись, проговорил вполголоса:
   - Приезжай. Гончаров заболел... тяжко. Надежды нет.
   Левченко от неожиданности выпустил из рук трубку. Затем, подняв её со столика - спросил, страшась услышать самое непоправимое и зная, что ничего другого услышать ему не доведётся:
   - Совсем?
   С той стороны послышался тяжкий вздох.
   - Да. - А затем, после непродолжительной паузы, генерал добавил уже немного другим, командирским, тоном: - Завтра у меня, в девять. - И положил трубку.
   Левченко вышел из безлюдного (если не считать огороженного угла с десятком компьютеров, на которых молодёжь играла по сети в "Контрол Страйк" или лазила по сайтам знакомств) переговорного пункта на улице Эмилии Платер, чувствуя, как по спине стекает холодный пот. Гончаров погиб! Как? Отчего? Неужели операция под угрозой срыва? Протечка? Или всё же случайность? С ума можно сойти.... Гончаров.... В Боснии остался жив - хотя в таких передрягах побывал! А в мирном и тихом Стамбуле погиб.... Чёрт, как мучительна неизвестность!
  Левченко прошёл метров двести пешком, стараясь привести в порядок мысли. Ладно, чего тут гадать на кофейной гуще, надо ехать в Москву! Завтра в девять.... Тогда - самолетом. Поездом не успеть!
   Сев в мгновенно остановившееся по взмаху его руки такси, он попросил водителя:
   - Прошам до Жолибожа. Плац Грунвальдски.
   Через двадцать минут он был на площади, и, набрав номер Анджея Скирмунта, на его жизнерадостное "слухам!" сказал вполголоса:
   - Давай через пятнадцать минут в нашем кафе на Войска Польского. Жду!
   Ждать ему долго не пришлось - пока он дошёл до кафе "Пан Заглоба" (как успел убедиться Левченко, фигуранты трилогии Сенкевича продолжали пользоваться и в новой Польше неизменным успехом у публики), пока заказывал кофе с пирожными - в дверях кафе появился запыхавшийся Скирмунт.
   Левченко кивком пригласил его за только что занятый столик в глубине полутёмной ниши - и, как только Анджей сел, подвинул ему чашку кофе.
   - Как ты любишь, с сахаром и сливками.
   Скирмунт кивнул.
   - Дзенькуе. Але я тут не для кофе, пан Эугениуш?
   Левченко вздохнул.
   - Так точно. Я сегодня улетаю в Москву. Срочные дела. Расскажи, в каком состоянии наша операция - и я решу, нужно ли мне возвращаться, или ты справишься сам.
   Скирмунт улыбнулся иронично.
   - А для чего вертаться? Труп мы юж знайшли - полицейский патруль нашел, в Рембертове, а там у меня естем колега. Он мне зазвонил - и праца зроблена! Кобета без документов, бродяга, може, с Украины, може, с Мазовии - юж не можно сказать. Сумочку мой коллега ей подложил - тераз она у полицейского комиссара с Рембертова; естем рапорт, что труп быв в посадке у Огрода Зоологичнего. Отпечатки рончиков тего трупа в управе полиции Праги33, и отпечатки спанявы34. Бумагу от родных я Збышку отдал. Тераз тшеба труп спалить, а сумочку, вшистки документы, оттиски рончиков и кусок скуры с косами тей пани полиция зоставит, и для экспертув вшистко бендзе в пожонтку - сгинела пани Бондаренко! - И Анджей плутовато улыбнулся.
   Левченко кивнул.
   - Ясно. С экспертами ты решил не рисковать, а использовал своих знакомых в полиции. Думаешь, это лучший вариант?
   Анджей опять улыбнулся.
   - Так! Бо то танней!
   - Значит, безымянный труп какой-то бродяги, найденный вчера у Зоосада, польской полицией идентифицирован как труп Герды Францевны Бондаренко? Правильно я понимаю?
   - Так. Документы в сумочке, паспорт - всё тей пани.
   - И часть кожи и волос взята для экспертизы ДНК. Как ты объяснил своему полицейскому коллеге этот свой криминальный интерес?
   Скирмунт пожал плечами.
   - Сказал Збышку, что пани Бондаренко тераз в Италии, а моим коллегам в России потшебно забрать у неё бизнес. Для того потшебно зробить её мертвой. Пенч тысёнц долярув - и пани Бондаренко гине у Огрода Зооологичнего!
   Левченко кивнул.
   - Хорошо. Отказ родственников от перевозки тела, заверенный нотариусом, у полиции есть - значит, налицо все посылки для его кремации. Как только труп будет сожжен, как невостребованный родственниками - но ни секундой раньше! - твои полицейские друзья должны известить немецких коллег о том, что на территории Польши тридцатого декабря две тысячи третьего года погибла бывшая гражданка Германии - надеюсь, они это в состоянии сделать. И когда немцы пришлют своих экспертов - а они их пришлют, и очень срочно, можешь не сомневаться - у них не должно возникнуть ни тени сомнений в том, что и отпечатки пальцев, и образцы для получения анализа ДНК принадлежат госпоже Бондаренко, и никому другому. Заплатишь своим полицаям столько, сколько они скажут - но немцы должны быть извещены обязательно, без этого шага вся наша операция насмарку. Кстати, когда кремация тела?
   Скирмунт беззаботно пожал плечами.
   - Хиба я вем? После Нового року. Може, пшез два тыгодня35, може, пшез тши.
   Левченко тяжело вздохнул.
   - Анджей, ты что, не контролируешь этот момент? Ты разве не понимаешь, что от того, как быстро её кремируют, зависит успех или провал нашей операции?
   Скирмунт смущённо улыбнулся.
   - Але... Але я подумав, что вшистко зроблено... Оттиски рончиков, сумочка, документы, скура, косы, бумага од нотариуса - вшистко тераз в полиции....
   Левченко подавил в себе желание заорать на своего агента - вместо этого он одним махом выпил чашку кофе и, посчитав про себя до десяти - проговорил вполголоса:
   - Анджей, немедленно дуй в морг, узнай, когда кремация, заплати там денег всем, кому считаешь нужным - но труп должен быть сожжён гарантированно, и ты об этом должен знать тотчас же! Ты мне за это отвечаешь! Как только труп будет сожжён - твой Збышек должен будет подложить в дело бумагу от родственников. Вообще, в идеале ты должен присутствовать при сем событии, забрать урну с прахом и развеять его над Вислой - для надежности!
   Пожалуй, про урну он погорячился, подумал Левченко. Хотя... Лишнего в этом деле не бывает!
   Скирмунт оторопело захлопал ресницами.
   - Але для чего над Вислой?
   - Хорошо, над Вислой можешь не распылять, оставь его у себя дома. Но труп должен быть сожжен в ближайшее время!
   Скирмунт смущённо закивал.
   - Так. Добже. Зробим.
   Левченко чуть заметно улыбнулся.
   - Анджей, ты настоящий поляк - никогда ничего не доводишь до конца!
   Скирмунт скептически посмотрел на подполковника.
   - Але можно подумать, что русские всё доводят до конца. Ты уезжаешь тераз - а говорил, что бендзешь тутей до коньца! И тысёнцу доллярув Тыхульскому ты для чего дал?
   Уел. Ладно, сейчас не до пикировок!
   - Хорошо, свернули дискуссию, не старайся искать в моих словах подтекст. Я тебя прошу, прямо сейчас едь в морг и сделай всё, что нужно. Добже?
   Скирмунт кивнул.
   - Зробим, не тшеба повтору. Куда тебе зазвонить?
   - Я сам тебе позвоню завтра вечером. Ну, всё, давай, мне ещё в гостиницу надо успеть, а рейс через три часа.
   Анджей молча кивнул и, пожав Левченко руку, покинул кафе. Подполковник вышел вслед за ним, махнул проезжавшему "ситроену" с табличкой "тахi", и, сообщив водителю адрес своего отеля, откинулся на заднем сиденье.
   Ладно, в Польше всё вроде бы складывается нормально. Но что же, черт возьми, произошло в Стамбуле?
  
  
  
  
  ***
   Ну, вот и Сливен! Все же нужно на дальние расстояния ездить с напарником - шанс прощёлкать нужный поворот гораздо меньше. Да ещё чёрт его дёрнул ломануться на Шумен - вместо того, чтобы, как порядочный, от Русе двинуть на Велико-Тырново. Как результат - два лишних часа в пути и ужин из унылой яичницы, маринованные помидоры и стакан "механджийского" - это в самом лучшем случае. Ничего другого, как говорил Васил, в дежурном баре гостиницы "Национал Палас" ему не предложат - а ведь были надежды, после двадцатичасовой езды, забуриться в тамошний ресторан, который очень хвалил его коммерческий партнер господин Бенчев, и, не торопясь, вдумчиво и серьезно, пробежаться по меню. Шопский салат, конечно, с деревенской брынзой, штучек шесть кюфте или кебабче из баранинки, прижиных36 на рашпере, кусок сыра со слезой на деревянной доске, бутылочку хорошего красного вина - эх, красота! Вот только на часах - начало второго, и вожделенный ресторан ему теперь только улыбнулся. Ладно, сейчас хотя бы яичницы навернуть - и то было бы дело...
   Одиссей подъехал к гостинице, которую ему порекомендовали Бенчевы, вышел из машины, потянулся, расправил плечи. Хорошо! Завтра Новый год - а на улицах этого провинциального Сливена людей почти что и не видно; хотя сейчас уже второй час ночи, порядочные и законопослушные горожане спят уже давно. Только напротив его отеля, через площадь, возле советского типа гостиницы в шестнадцать этажей, с одноименным с городом названием, клубиться народ - там, видимо, центр здешней ночной жизни, клуб "Белый медведь" и прочие злачные места для невзыскательной здешней публики. Хотя Васил Бенчев о тутошней ночной жизни отзывался весьма положительно.... Ладно, сейчас не до этого!
  Одиссей вошел в гостиницу, заплатил за заказанный ещё из Мукачево номер (за трое суток вперед - по ходу, придется ему Новый год в этом Сливене встречать...), и поинтересовался у рецепторши, есть ли шанс у него что-нибудь съесть в дежурном баре.
   Девица равнодушно пожала плечами.
   - Повар пиян, като мотика37. Ходьте до отеля "Империа", там ресторан.
   Одиссей присвистнул от расстройства. Хотя.... Ладно, "Империа" так "Империа". Всё же не скоро ещё болгарцы, с таким отношением к своей работе, заделаются европейцами!
   - Благодаря много! - Одиссей кивнул откровенно зевающей девице и, выйдя из гостиницы, сразу поморщился. Когда выходил из машины, не заметил промозглого ветра - упрел в уютной мгле "шкодувки", освещаемой загадочными синенькими огоньками приборной панели. А сейчас, пройдясь и малость отойдя от дорожного напряжения - почувствовал, что на улице совсем не май месяц. Ни фига себе юга! Морозец не шибко крутой, градусов пять - но влажность стопроцентная, отчего стылая сырость немедля пробрала его до белья. Бр-р-р-р! Погода была откровенно мерзкой, "клинч"38, как здесь говорят - и, хотя до четырехзвёдочного "Империа", где, по сведениям полусонной рецепторши, ещё работает ресторан, ему надо было пройти всего двести метров - идти ужасно не хотелось. Может, лечь спать, не ужинав? И для здоровья это полезней...
   И тут у него в кармане зазвонил телефон.
   Однако! Два часа ночи.... Звонок с закрытого номера, поди, угадай, кто это тебе наяривает в ночной тиши! Ладно, не будем томить неизвестного телефониста.
   - Да!
   - Александр? Это я. Узнал? - Вот это да, генерал лично! У Одиссея ёкнуло под сердцем - впервые начальник Управления Н звонит ему лично, стало быть - случилось нечто экстраординарное. И вряд ли что-нибудь хорошее. Герда? Дети? Господи, пронеси...
   - Да, Максим Владимирович. Я вас узнал. Слушаю внимательно.
   - Ты в Сливене?
   - Да. В гостинице "Национал Палас".
   - Груз растаможен?
   - Ещё нет, фура пока не пришла - я звонил Павлу четыре часа назад, с болгаро-румынской границы, она была ещё в Фокшанах. Придёт или завтра к вечеру, или уже первого утром. Так что оформлять её будут только после нового года, числа второго или третьего.
   - Ясно. Куда складировать свои запчасти, ты нашёл?
   - Да, мой коллега в Варне предоставит свой гараж. Транспортную фирму для дальнейшей перевозки я тоже нашел.
   - Всё это хорошо. Но груз пока НЕ ПОЛУЧАЙ. Ты понял?
   Одиссей опешил.
   - То есть.... То есть, как не получать?
   - Просто. Жди дополнительных распоряжений. Всё, конец связи.
   Телефон умолк. Одиссей стоял у подъезда отеля, донельзя ошарашенный полученным известием. Груз не получать? В чём дело? Что-то случилось в Стамбуле? Груз засветился при погрузке - и его ведут? Тогда ребятишки генерала Третьякова фуру свалили бы в какое-нибудь ущелье и сожгли к чёртовой матери - концы рубить они наверняка обучены. Значит, участок от Свалявы до Сливена чист. Пасут лично его? Вряд ли. Если бы его идентифицировали - зацапали бы без церемоний, он в международном розыске, с такими в шпионов не играют. Значит, всё же что-то произошло в Стамбуле. Знать бы, что именно?
  
  ***
  
  - Случайность. Нелепая и злая случайность. - Левченко говорил это, а внутри, в глубине души, продолжал не верить в то, что подполковника Гончарова, его старого товарища, одного из ветеранов Управления - уже нет в живых. Умереть от пули сошедшего с ума наркомана! Какая нелепая смерть для разведчика!
  Генерал кивнул.
  - Третьяков такого же мнения. Его люди, что работают в консульстве, побывали в полицейском управлении, присутствовали при допросе убийцы - они также считают, что смерть сотрудника "Спецметаллснабэкспорта" - случайность. Этот Исмаил Туналыгиль, стрелявший в Гончарова - обычный наркоман, провинциал, неудачник. Родом из Трабзона, в Стамбуле подрабатывал сначала официантом в кафе, потом подался в наркоторговлю, потом подсел на героин сам. Ну а дальше - дело известное. Передозировка, сумеречное состояние психики.... Плюс к этому - убийца служил в турецком спецназе, шестнадцать боевых выходов на Курдском фронте, так что боевого опыта у него с избытком. Автомат, кстати, трофейный, его мать подтвердила - привёз из армии на память о службе.
  - Тело Гончарова уже отправлено?
  Генерал вздохнул.
  - Завтра. Кстати, поедешь встречать - вместе с капитаном Гонтом. К жене Гончарова мне придется самому ехать. Повезу ей злую весть... - Калюжный вздохнул. А затем, помолчав, спросил вполголоса: - Знаешь, Левченко, что самое трудное в нашей с тобой службе?
  Подполковник пожал плечами.
  - Не засветиться?
  Генерал махнул рукой.
  - Ничего ты не понимаешь. Самое трудное - в живых оставаться, стоя перед лицом родственников павших. Ведь когда ты людям тяжкую весть в дом приносишь - то видишь их глаза. А в них немой укор написал и вопрос - "Если мой сын погиб, то почему ж ты жив?" - поневоле светится. Потому как ты жив - а тот, кто ещё вчера разговаривал, смеялся и шутил вот в этой самой квартире - уже нет. И ты эту тяжкую весть в дом приносишь... Тяжко это Левченко, тяжко.... У Гончарова вон трое по лавкам. Как им дальше жить, без отца? С деньгами, положим, проблем у них особых не будет - но ведь отца на сумму прописью не заменишь! Старшему его сколько?
  Подполковник задумался на секунду - а затем, вздохнув, ответил:
  - Шестнадцать. Самый тяжелый возраст.
  - Ну вот, и я о том же. Будь жив наш с тобой товарищ, Серёга Гончаров, мальцы б с него пример брали, каким мужчина должен быть, как себя в трудную минуту вести. А мы их этого счастья с тобой лишили, вот какая петрушка, Дмитрий свет Евгеньевич...
  - Ну, положим, не мы.
  - Физически, конечно, не мы, а, ежели брать философски - то кто за его смерть ответственность несет? Кто его на неё послал. А раз я послал - мне и отвечать. Вот такие вот пироги, дорогой товарищ подполковник, и никуда нам с тобой от них не деться... - Генерал вздохнул, закурил и, присев на край стула для посетителей, замолчал, погрузившись в свои думы.
  Левченко не стал тревожить Калюжного своими вопросами - коих, между прочим, поднакопилось изрядно. Можно помолчать и на пару - благо, есть о чём подумать.
  Операция "Полонез", со смертью Гончарова, оказывается в опасно подвешенном состоянии - в каком её оставлять ни в коем случае нельзя. Либо сворачивать шарманку и ликвидировать складированное в Болгарии имущество - либо искать пути решения проблемы. Засылать ещё одного резидента? Или.... Хм, а неплохая мысль!
  Или засылать нового резидента, или использовать, как это принято говорить, внутренние ресурсы. Да, Гончаров знал турецкий - и весьма неплохо. Был специалистом по Балканам. В оперативной работе был не последним человеком - заменить такого равноценным вряд ли удастся, да и нет под рукой никого, кто бы походил на павшего подполковника в плане профессионального мастерства. Так, может быть, не стоит изобретать велосипед?
  - О чём задумался, Дмитрий Евгеньевич? - размышления Левченко прервал генерал, докуривший свой "Честерфилд".
  - О том, как дальше проводить "Полонез".
  Генерал удивленно поднял брови.
  - А ты что ж, думаешь его всё же доводить до конца? Не лучше ли свернуть его по-тихому? Железо передадим ребятам Третьякова - после смерти Гончарова нам это в укор никто не поставит. А, подполковник? Пущай официальные ребятишки поработают за нас? - И в глазах Калюжного заплясали озорные искры.
  Левченко отрицательно качнул головой.
  - Свернуть операцию - значит, признать, что Серега Гончаров погиб зазря. Из уважения к его памяти мы обязаны довести её до конца. Если надо - я сам в Стамбул поеду!
  - Ладно, ладно, развоевался, Аника-воин.... У тебя какие есть предложения по "Полонезу"? Обоснованные?
  - Поручить решение вопроса по доставке железа, от Сливена и до места, Одиссею. Переключив на него Немезиду.
  Генерал почесал затылок.
  - Думаешь, справится? Это ведь не просто организовать доставку груза - от точки А до точки Б, пусть даже груза ... хм, не совсем обычного. Тут ему придется с курдским бандитом в сговор вступать, а потом через всю Турцию проехать, имея на горбу сотню ящиков с таким содержимым, за какое его на первом же блокпосту расстреляют, без суда и следствия - как только он за линию Эльбистан-Дивриги заберётся. Ты ж знаешь, в Курдистане у них не церемонятся, это тебе не туристическая Анталья.
  - Знаю. Тем не менее - это единственный вариант. К тому же, я думаю, он найдет вариант минимизации рисков - удлинив цепочку исполнителей, например...
  Калюжный кивнул.
  - Хорошо, предположим. Как наш парень обоснует для курда этого, Сарыгюля, цель доставки нашего железа?
  Подполковник пожал плечами.
  - Помощь Курдской рабочей партии. Какая ж ещё?
  - Это понятно. А... дальше?
  Левченко нахмурил брови.
  - Всё зависит от того, где именно будет передача груза. Если на территории Турции - это подозрений у нашего курда не вызовет. Если... если дальше, - Подполковник поджал губы, - То будут проблемы. И опять же - зависит от того, кто именно примет груз. Если действительно люди Оджалана или Барзани - всё будет нормально; если... если другие - то пока не представляю, как Одиссей сможет этот кунштюк объяснить своему курду.
  Калюжный вздохнул.
  - Здесь и мы ничего планировать не можем. Когда груз будет в Силопи - нас известят, куда его следует доставить, а мы, в свою очередь, сможем сообщить конечную точку маршруту нашему парню, или же получатель как-то сможет известить Одиссея сам - это ещё надо будет обмозговать. Но всё равно, это произойдет только тогда, когда груз достигнет рубежа, не раньше. Значит, Одиссея хочешь загрузить по полной?
  Левченко развёл руками.
  - Так ведь нет никого больше! Специального человека готовить - это опять две-три недели уйдет, и не факт, что этот человек будет лучше, чем Одиссей. А он уже там, на месте...
  Генерал задумчиво почесал подбородок.
  - Ладно, пусть смотается в Стамбул, поговорит с господином Сарыгюлем. Сговорится - что ж, стало быть, ему этот крест нести. Нет - значит, нет, будем искать другие варианты. Договорились?
  Подполковник кивнул.
  - Договорились!
  Калюжный налил себе минеральной воды, выпил полстакана - и, с удовольствием крякнув, продолжил:
  - Ежели этот Сарыгюль зачнет нашего парня пытать, что да как - твоё дело настроить Одиссея на то, что ему самому придется выкручиваться. В меру его компетенции, конечно.
  Подполковник кивнул.
  - Это понятно.
  - О конечной точке доставки наш парень не в курсе. Поэтому пусть продолжает быть уверенным в курдской версии. Если что... ну, ты сам понимаешь, ЧТО - то в тамошней охранке ему будет проще на допросах.
  - Понимаю. Если человек чего-то не знает - невозможно даже пытками это у него узнать. Ясно.
  - В общем, на кандидатуру Одиссея я даю предварительное добро. Завтра отзвонись ему, сообщи вкратце, что мы тут надумали - а подробные инструкции ему Кулешов отвезёт. Во сколько самолет до Софии?
  - В два. Прибывает в половину третьего, по-местному - на два часа они от нас отстают.
  - А ехать от Софии до Сливена где-то часа четыре. Ну вот, стало быть, завтра, четвертого января, в семь пополудни, мы и начнём второй этап "Полонеза" - и вся тяжесть операции ложится на плечи Одиссея. Если, конечно, он уговорит курда. Будем надеяться, что уговорит.
  Подполковник кивнул.
  - Будем надеяться. Хотя я уверен, что наш парень справится.
  Генерал недоверчиво покачал головой.
  - Ну-ну.... Ладно, это хорошо, что ты уверен. - А затем, почесав подбородок, он спросил: - Герде и детишкам новые документы делаются?
  Левченко улыбнулся.
  - Уже сделаны!
  - Гут. Куда ты её планируешь отправить?
  - В Минск.
  - В Белоруссию? Почему?
  - Там тише, спокойнее. Плюс к этому - коллеги наши тамошние готовы посодействовать по мере сил. Я им, конечно, подробностей не разъяснял, так, известил, что нам надо важного свидетеля сховать - но им подробности без надобности. Помогут. Да и искать супругу террориста Леваневского, гражданина Белоруссии, в этой республике будут в последнюю очередь.
  Генерал кивнул.
  - Хорошо. Отправляй. Когда думаешь?
  - Анджей обещал, что в течении двух, максимум трех недель тело псевдо-Герды будет сожжено. Сразу же после этого польская полиция известит немецкое консульство о смерти их бывшей гражданки - я Скирмунту подкинул несколько документов, удостоверяющих её немецкое происхождение, он их пристроит куда надо. Немцы же, в свою очередь, оповестят... заинтересованных лиц. Эти лица пришлют своих спецов, и те убедятся, что погибшая - именно Герда Кригер, она же - Шуман. Поскольку и дактилоскопия, и экспертиза ДНК сей факт подтвердят со стопроцентной гарантией. Плюс документы...
  Калюжный покачал головой.
  - Ну-ну.... Дай Бог, как говорится, нашему теляти волка зьисты. Ладно, будем надеяться, что после смерти гражданки Бондаренко ребятишки с того берега утрутся, не солоно хлебавши. Когда провернешь это дело - не забудь Одиссея известить, а то он, как я понимаю, в этой ситуации места себе не находит, о семье тревожится.
  - Извещу. О конечной цели маршрута ему по-прежнему не сообщать?
  Генерал вздохнул.
  - Нет. Думаю, он кое о чём догадается - всё ж не мальчик - и какие-то предположения строить начнет - но подлинного получателя груза ты ему всё равно пока не открывай. Об этом по-прежнему должны знать только три человека - ты, я и генерал Третьяков. И пока - никто больше. Слишком многое, ты понимаешь, стоит сегодня на кону...
  
  
  
  ***
  
   Далеко, среди белого снега и льда,
  Там где ветры несут наши помыслы ввысь,
  Там сегодня рождается наша мечта,
  Там начинается новая жизнь39...
  Хорошие стихи, и песня такая... жизнеутверждающая. Что это за группа, интересно? И почему он её в России не слышал?
  Одиссей выключил магнитолу, достал диск, купленный сегодня утром на сливенском базаре, рассмотрел его внимательно. Хм, странно. Когда он попросил продавца что-нибудь русское - тот, хитро ухмыльнувшись, достал откуда-то из глубины своих ящиков именно этот диск - абсолютно игнорируя полтора десятка ярко расцвеченных коробок с русскоязычной попсой. По ходу, ушлый продавец вкладывал в слово "русская музыка" какое-то свое, одному ему ведомое значение. Ладно, продолжим музыкальное самообразование - вечереет, скоро уже восемь, а капитан Кулешов что-то задерживается.... Ему уже минут двадцать, как пора бы прибыть на привокзальную площадь Сливена, где его последние полчаса караулил Одиссей.
  Он опять вставил диск, выбрал другую песню - теперь из динамиков рвануло:
  Отбрось же сомненья, приветствуй войну -
  Только в борьбе мы живём.
  И каждый свой день мы новый барьер
  Обходим иль с боем берём!40
  Ого! Однако... "Приветствуй войну". Сильно! Интересно, эта группа вообще где-нибудь выступает - на больших площадках? По ходу, вряд ли - не зря этот торгаш так хитро ухмылялся, когда брал с него двадцать левов за один диск - когда сдвоенный лицензионный сольник Каррераса отдавал за десять.
  - А кто это тут фашистскую музыку слушает?
  Одиссей от неожиданности едва не поперхнулся. Капитан Кулешов, собственной персоной! Вот чёрт, сумел же незаметно подобраться!
  Одиссей вышел из машины, обнял своего коллегу.
  - Ну, здорово, чёртушка! Полчаса лишних тебя дожидаюсь! Садись, поехали, прокатимся за город - заодно и поболтаем. - И, уже садясь в свою "шкоду", спросил удивлённо: - А почему ты решил, что музыка фашистская?
  Капитан повернул к нему хитро улыбающуюся физиономию.
  - Ну, ты одичал здесь! Это ж группа "Русский стяг", национал-социалисты! Вообще-то их у нас негласно запрещают, а их диски и в Москве-то, на Горбушке, из-под полы продают. Я так вообще диву даюсь, откуда ты этот диск в Сливен мог приволочь?
  - А ниоткуда, здесь, на базаре купил. Ладно, не важно, какая это группа, главное - музыка бодрящая, военная.... Поехали!
  Они выехали на шоссе на Ямбол, проехали по мосту через реку - и тут же, на домовито обустроенной стоянке у круглосуточно работающего кафе, остановились и вышли из машины. Вокруг была угольно-чёрная южная ночь, озаряемая яркой небесной россыпью тысяч звёзд, делающей её по-настоящему волшебно-сказочной; на севере, в густом мраке, едва угадывались пики Стара-Планины, а огни Сливена расцвечивали небо над городом магическими разноцветными бликами. Отличное время и место для романтического свидания, подумал Одиссей. Жаль, что на месте московского гостя не его сероглазая фройляйн...
  - Ну, рассказывай, какие каверзы там отцы-командиры для меня измыслили? - Одиссей решил сразу брать быка за рога - чего время зря терять?
  Кулешов вздохнул.
  - Каверз - вагон и маленькая тележка. Бери блокнот, записывай ключевые моменты - потом, сам понимаешь, выучишь наизусть. Завтра тебе надо выехать в Стамбул. Там, в центре, на улице Сакызагаджи - пятая улица справа по проспекту Истикляль, если идти по нему вниз от площади Таксим - есть гостиница "Галата Хаус". Там заправляет некая Оксана Осадчая, в замужестве - Сарыгюль. Позывной - Немезида. Пароль для неё - вот эта бумажка. - И капитан Кулешов, достав из бумажника какую-то квитанцию, по виду - багажную, украинской залызныцы41 - протянул её Одиссею. - Станция Житомир. На этом квитке в качестве номера указана дата рождения Немезиды. Когда она тебя по этой бумаге признает - скажешь ей, что тебя прислало руководство для налаживания отношений с её мужем, Туфаном Сарыгюлем. Этот Туфан - бандит, курд, тип мутный. Но тебе выбирать не приходится. Когда Немезида тебя с ним познакомит - ты должен будешь уговорить его помочь тебе доставить тот груз, что у тебя здесь, в Сливене лежит, до городка Силопи, в турецком Курдистане. Держи контракты. - Капитан, достав из папки кипу бумаг, передал их Одиссею. - Тут договор твоей "Олены Трейдинг" с его фирмой "Битлис Иншаат" на поставку оборудования для очистки воды, польского производства, общим количеством в двести мест. Здесь, в Болгарии, ты его частично и прикупишь, кстати. Вот здесь указано, где. Как видишь, бумаги не подписаны. Твое дело - курда уговорить и бумаги подписать.
  - Если уговорю?
  - Если уговоришь - когда приедешь в Силопи, отзвонишся по телефону 445-223, скажешь, что Скандербег вернулся и ждёт приказаний - и сообщишь, где именно находишься вместе с грузом. Тебе скажут, что делать дальше.
  - Если нет?
  Капитан пожал плечами.
  - Велено передать, чтоб сильно не рвал жилы. Получится - хорошо. Не получится - что ж, так тому и быть, передашь железо соседям прямо здесь, в Сливене, и те сами попробуют продолжить операцию. После Гончарова с нас взятки гладки...
  Одиссей удивлённо посмотрел на своего товарища.
  - После Гончарова? А что с ним? Когда я уезжал в командировку - из которой Гонт меня сюда и вытурил - он был жив-здоров, в офисе бумажками занимался. Что с ним случилось?
  Кулешов вздохнул.
  - Больше не занимается. Отзанимался. Теперь его фотография - на мраморной доске на втором этаже, напротив кабинета шефа, там, где все наши.... Каких с нами больше нет. Вот такие вот дела, Саня...
  Одиссей почувствовал, как похолодело у него в груди.
  - Гончаров... погиб?
  Капитан молча кивнул.
  - Где?
  - А куда ты завтра поедешь. Аккурат у дверей той самой гостиницы.
  Ого! Мало того, что придется вести переговоры с курдским бандитом - так ещё и под огнём! Круто...
  - А кто его? Вычислили?
  Кулешов отрицательно покачал головой.
  - Нет. Случайность. Наркоман какой-то, ветеран ихней курдской войны, принял дозу - и башню у него снесло. А Гончаров ему первым попался - вот он в него весь магазин и всадил...
  Вот это да! Интересная ему предстоит командировочка...
  Кулешов расценил его молчание по-своему.
  - Да ты не менжуйся, если будешь чувствовать засаду - вали оттуда по-быстрому. Тебя никто ни в чём не упрекнет!
  Одиссей покачал головой.
  - Нет, Андрюха! Раз такой расклад - я, пожалуй, наизнанку вывернусь, а турка этого заставлю наше железо на свою родину доставить.
  Капитан скептически покачал головой.
  - Левченко велел передать, чтоб ты с этим Туфаном шибко не напрягался. Не пойдет нам навстречу - хрен с ним. Будем искать другие варианты.
  - Ладно, посмотрим. Сколько ему надо предложить?
  - Тебе переведут сто тысяч для этого курда, двадцать тысяч - на доставку, и двадцать - на оперативные. Если договоришься - сообщи немедленно, мы начнем готовить операцию прикрытия, на всякий случай.
  Одиссей кивнул.
  - Ясно. Если что - как связь держать?
  - По электронной почте - но без лишних подробностей. Вот, держи список адресов - тут тебе их Ведрич по датам разбил, чтобы ты не путался. Процедура известная?
  Одиссей молча кивнул. Кулешов, передав ему бумажку, продолжил:
   - В экстренном случае звони на оперативный в Бухаресте, но, опять же, без подробностей. Если что-то сверхсрочное, или тебе там пятки будут поджаривать - набери атташе по культуре нашего посольства, его телефон в бумажке Ведрича указан, и где-нибудь с ним пересекись; это человек соседей, вот для него пароль. - И с этими словами Кулешов вручил Одиссею кубинскую монету в пять песо. - Он поможет тебе мгновенно, а главное - тихо и незаметно слиться, если там станет вдруг горячо.
  Одиссей кивнул.
  - Гут. Записал. Всё запомню, бумажку потом сожгу. Ты как, заночуешь?
  Капитан отрицательно покачал головой.
  - Нет, у меня уже водила подряжен, через час с мелочью я уезжаю в Софию, а рано утром "Люфтганзой" во Франкфурт. В обед буду в Москве.
  - Ясно. Да, ещё...
  Посланец из Москвы улыбнулся и потрепал Одиссея по плечу.
  - Работаем! Подробностей, сам понимаешь, я не знаю - "в части, его касаемой" - но Левченко велел передать, что интенсивно отрабатывает вариант ухода твоей семьи из зоны досягаемости... любопытных. Так что, максимум, через две недели, твоя Герда с малыми будет, как у Христа за пазухой! Не дрейфь, майор!
  - Ладно. Тогда вроде всё?
  - Да, всё. Как доставить груз отсюда и до Варны - ты придумал?
  - Конечно. А от Варны до Стамбула я повезу оборудование для очистки воды. Если, конечно, уломаю курда.
  - Так точно. Ну ладно, давай по машинам - и в город. Я ещё хочу на дорожку какую-нибудь мусаку42 сожрать по-быстрому, да "людогорского" бутылочку задушить. Зря, что ли, я в Сливен твой припёрся?
  Одиссей улыбнулся.
  - Хорошо, я знаю, где тут можно поесть отличной каурмы кебаб43, в горшочках.
  - Ну? Тогда чего мы ждём?
  Они сели в "шкоду" и, с места взяв в карьер, рванули в город. Кулешову предстоял неблизкий путь до Софии, а Одиссею предстояло подумать над выполнением задания; он не видел, при первоначальном рассмотрении, каких-то особых трудностей - но вот необходимость задействовать в операции курдского бандита внушала ему определенные сомнения. Сможет ли он уговорить этого Туфана помочь перебросить в Курдистан сотню ящиков с взрывоопасным содержимым? Не приведет ли привлечение господина Сарыгюля к их делу к лавинообразному росту рисков?
  Ладно, будем посмотреть. А пока надо покормить капитана - после въезда в город хищно зарыскавшего голодными глазами по ярким витринам сливенских ресторанов, кафе и забегаловок. Капитану Кулешову нужно плотно поесть - у него впереди дальняя дорога на север, туда, где сейчас морозный ветер пробирает до костей, где искрящийся под скудным неярким солнцем снег укутывает всё вокруг в гигантское белое одеяло; в общем, туда, где был его дом...
  
  
  ***
  
   - Ничуть не бывало! Если бы им нужно было авторитетное правительство, контролирующее страну - в Багдаде сидел бы Саддам. А вместо этого парни с того берега оптом прикупили иракских генералов и развалили Ирак так, что вряд ли у этой страны будет хоть какое-нибудь самостоятельное будущее. Ты, Левченко, выдаёшь желаемое за действительное - впрочем, как и большинство наших политиков. Устойчивое иракское правительство Штатам вообще не нужно! В принципе! И чем больше стрельбы и крови сегодня будет в Ираке - тем лучше!
   Подполковник удивлённо посмотрел на Калюжного.
   - Но, Максим Владимирович, ведь американцы сами стращают свое население "вторым Вьетнамом"? Дескать, вляпались, караул, ай-я-яй?
   - Это они не своё население, это они доверчивых простаков, типа тебя, дурачат. Эти ребята целенаправленно и вдумчиво создают в Ираке обстановку хаоса - но контролируемого ими хаоса! Сейчас там разворачивается война всех против всех - и усилия тех же шиитов в ближайшем будущем переключатся с оккупационных патрулей на суннитских боевиков; равно это касается и суннитов. Всякие подпольные организации, рано или поздно, будут разгромлены - если не поймут, что необходимо делать - или взяты под контроль. Страна с третьим в мире нефтяным полем, находящаяся в ситуации перманентного кризиса, с правительством, во всем зависящим от штатовского прокуратора - это ж, как тот Жеглов говорил, Клондайк! Эльдорадо! Кто сейчас контролирует иракскую нефтедобычу? Можешь не напрягать мозги, я тебе сам скажу - компания "Экссон Мобил". Её частная армия - заметь, даже не американские войска! - контролирует нефтепромыслы и трубопроводы, а также терминал в Басре. Багдадское правительство имеет возможность контроля - я уж не говорю о рычагах влияния - на процесс нефтедобычи? Никак нет. Сколько главный управляющий "Экссона" напишет в ежедневной ведомости на отгрузку - столько и будет. Напишет - сто тысяч бочек - значит, американцы вычтут стоимость этих бочек из иракского долга, исходя из стоимости барреля в девять долларов. А сколько этих бочек на самом деле качалки выкачали - никто и никогда не проверит! Сегодня ещё случаются обстрелы нефтепроводов - завтра о них забудут. Завтра арабы начнут резать друг друга - а американцы будут только посмеиваться! Вот что такое - грамотно контролируемый хаос! А ты мне тут рассказываешь о кризисе политики американцев в Ираке.... Это, перефразируя незабвенного Ильича Первого, не кризис, а блестяще организованный кризис, и Бушу-юниору за эту операцию можно поставить твердую четверку с плюсом!
   Левченко почесал затылок.
   - Ясно. Значит, мы хотим внести в деятельность этих ребятишек некий дополнительный элемент, ими не учитываемый? И чуток испортить им расклады?
   Генерал кивнул.
   - Так точно. Они сегодня более-менее контролируют только часть мятежных формирований, и то - очень условно. Мы же работаем с неподконтрольными им структурами - и имеем гарантии того, что эта неподконтрольность будет продолжаться и дальше. Откуда такая уверенность, ты хочешь спросить?
   Левченко молча кивнул.
   - Всё очень просто. У этих парней, какие сейчас по морпехам постреливают, и которых курирует контора нашего общего друга Третьякова - свои собственные источники доходов, которые в данный момент находятся вне зоны американского контроля. Более того, им будет крайне выгодно, если анти-штатовская гверилья на юге и в районе Багдада полыхнет в полную силу - ибо для них важна не Басра, а Дамаск. И именно для этого они подряжаются нам содействовать по мере сил.
   - То есть мы можем быть уверенными, что отправляемое имущество будет задействовано именно для того, для чего предназначено?
   Генерал развёл руками.
   - Ну, это гарантировать не сможет и сам господь Бог! Восток - сам понимаешь, дело тонкое.... Но определенная уверенность все же есть. Хотя жаль, что Ирак - не Вьетнам. Там мы действовали куда свободней...
   Левченко улыбнулся.
   - Тогда времена были другие!
   Калюжный поморщился.
   - Не сыпь мне соль на раны.... Тогда мы вооружение гнали в Хайфон пароходами, по десять тысяч тонн каждый - и знали, что всё, до последнего патрона к ДШК44, будет использовано против нашего врага. А сейчас.... Впрочем, на Ближнем Востоке вообще никому нельзя верить на слово. Там в ходу другие верительные грамоты - интерес, прежде всего.
   Подполковник покачал головой.
   - Ладно, интерес этих... ребят Барзани мне понятен. А интерес адресатов? Будут ли они всерьез проверять американцев на излом? Или зазря на нас люди сверху рассчитывают?
   Генерал улыбнулся едва заметно.
   - Помнишь, я тебе как-то рассказывал про адъютанта своего йеменского, Хаджефа?
   Левченко кивнул.
   - Было дело.
   - Так вот, парень этот сейчас в Эн-Наджафе, и, сам понимаешь, не семечками там на базаре торгует. Когда мне Третьяков предложил ту операцию, что мы с тобой замыслили, на чуток другом уровне провести - я тогда Омара бен-Талала и принялся искать.
   - Кого?
   - Хаджефа. Зовут его так - Омар Хаджеф бен-Талал. Знакомцев старых поднял, кое-каких законсервированных агентов потревожил - и выяснил, что после краха советского Йемена подался мой бывший адъютант к палестинцам, тамошних бойцов обучать. А потом следы его в Ираке обнаружились. В ноябре прошлого года один хороший человек из Дамаска привет ему от меня передал - и Хаджеф велел кланяться и сказать, что флаг над фортом по-прежнему не спущен.
   - А почему в Эн-Наджафе?
   Генерал снисходительно посмотрел на своего заместителя.
   - А потому, друг мой любезный Дмитрий Евгеньевич, что Эн-Наджаф - один из основных городов шиитов в Ираке. Омар бен-Талал мой родом из Йемена, а в Йемене живут шииты - братья по вере иракских шиитов. Ты вообще во всей этой петрушке, в мусульманских конфессиях, понимаешь чего-нибудь?
   Левченко пожал плечами.
   - Ну, только то, что есть сунниты и шииты.... Вы ж знаете, я больше по Европе специалист.
   Калюжный кивнул.
   - Знаю. Так вот, что б ты знал - в мире существуют, как ты правильно отметил, две основные ветви ислама: суннизм и шиизм. Турки, например, относятся к суннитам. Сунниты считают, что решать вопрос об имаме, в том числе, имам-халифе - дело общины. Шииты, которые населяют в основном Иран, Йемен, Сирию, Азербайджан и разбросаны там-сям по остальным мусульманским странам - признают исключительное право Али, мужа дочери пророка Мохаммеда Фатимы, и его прямых потомков от этого брака, на духовное и светское руководство жизнью мусульман, то бишь имамами могут быть только люди, имеющие в своей крови часть крови пророка. Есть ещё в исламе всякие суфии и прочие йезиды, но их негусто и серьезной силы они не имеют.
   Левченко вздохнул.
   - Несладко придется Одиссею в этом походе...
   Генерал кивнул.
   - Ты ещё учти, что курды, какие у Третьякова на связи - дьяволопоклонники, йезиды.
   - Час от часу не легче! Мы хоть можем быть уверены, что эти курды, какие по линии генерала Третьякова, передадут наш груз тому, кому надо? Или стоит подстраховаться и подготовить варианты передачи груза каким-нибудь третьим лицам? Тому же вашему Хаджефу, например?
   - Посмотрим. Я, ты знаешь, этим курдам ни на понюх табаку не верю - а вот адъютанту своему доверяю, как самому себе. Я тебе рассказывал, как он меня одиннадцать суток через зону мятежных племен к морю выводил - выдавая за свою сестру?
   Левченко улыбнулся.
   - Рассказывали!
   - Попали мы тогда с ним, как кур во щи. В Адене мятеж, крушение власти - а мы во глубине аравийских песков... в общем, по специальности работаем. Работаем себе, в ус не дуем - а тут здрасьте вам, пожалуйста, революция! И надобность в нашей работе враз отпала - зато появилась другая, в бегстве. Причём, заметь, бечь нам надобно было вёрст триста - но никак не на машине или там, на бронетранспортере, потому как эти средства транспорта в нас сразу же приспешников прежнего режима выдали бы. С соответствующими результатами. Стало быть - бечь надо пешим порядком, или, в крайнем случае, на осликах. Ну вот, а северные йеменцы, чтоб ты знал, за голову каждого нашего военспеца по весу золотом готовы были платить. Знаешь, сколько голова весит? Килограмма три! И для того, чтобы три кило золота получить, нужно было моему Омару просто достать пистолет и шмальнуть мне в спину - и всех делов. Не шмальнул. Хотя знал, что в Адене я его брошу на берегу - не возьмут его наши доблестные морячки на борт, такой приказ у командира крейсера "Адмирал Ушаков" был. И он об этом приказе знал - потому как сам для меня его принимал. Знал, что придется остаться и новых властей дожидаться - какие ох как не любили таких, как мой парень! Я, правда, когда уже в Массауа оказался, в гостях у известного тебе каперанга Ворожейкина, попросил там одного хорошего человечка помочь моему бывшему адъютанту свинтить из Адена - но это было уже потом, как говориться, на том берегу.
   - А что значит - флаг не спущен?
   Калюжный едва заметно улыбнулся.
   - А то и значит, что, помимо разных сомнительных курдов, можем мы на Хаджефа моего рассчитывать - и вот этот вариант я и думаю сделать основным.
   Подполковник удивлённо спросил:
   - А Третьяков?
   Генерал пожал плечами.
   - А что Третьяков? Он и сам относительно людей Барзани в сурьезных сомнениях. Могут они наш груз по назначению отправить, а могут и заиграть - всяко может быть. Хорошо хоть, если американцам не передадут...
   - То есть будем дублировать вариант получения груза на границе?
   Калюжный кивнул.
   - Так точно. Ежели какая непонятка с этими курдами выйдет - мы сразу на людей Хаджефа переключимся. Благо, уж неделю у меня есть с ним канал связи.
   - Хорошо. Значит, теперь всё зависит от Одиссея?
   Генерал достал сигарету, закурил, выпустил колечко дыма - и проговорил:
   - Да. Теперь, после Гончарова, наша операция ложится целиком на его плечи. Когда он должен с этим Туфаном разговаривать?
   - Послезавтра. Завтра он должен прибыть в Стамбул, и вечером его должна будет ждать наша хохлуха, чтобы со своим мужем познакомить.
   Калюжный вздохнул.
   - Ну, дай ему, как говорится, Боже, в час добрый. Нехай ему повезёт...
  
  
  ***
  
   Одиссей выехал из Сливена на рассвете - во-первых, хотелось за недлинный световой день добраться до Стамбула, а во-вторых - движение по трассе на Бургас в это время было весьма незначительным. На Бургас же он поехал, потому что так ему посоветовал Васил, ибо, по словам многомудрого господина Бенчева, дорога через Царево, хоть и считается международной трассой E87, гораздо хуже и длиннее дороги вдоль черноморского побережья - по которой и движение куда как менее напряженное, и покрытие не в пример лучше. Поэтому промежуточной целью Одиссея на пути в Цареград должен был стать погранпереход Малко-Тырново - Дерекёй, на котором, по словам все того же Васила, ему будут несказанно рады и всенепременно пропустят без очереди - ежели та вдруг и случится. Главное - от Бургаса надо не прозевать указатель на Малко-Тырново, поскольку тамошняя дорога нанесена на карты как "дорога местного значения" и, соответственно не так щедро снабжена указателями, как международная трасса Е87.
   За два часа пролетев по трассе от Сливена до Бургаса, Одиссей свернул на шоссе, идущее не юг - немало умилившись названию населенного пункта, лежащего между Бургасом и Малко-Тырново. Надпись на дорожном указателе "Мичурин - 70" вызвала у него немного грустную улыбку - чёрт возьми, ведь когда-то Болгария устами её лидера Георгия Димитрова просилась в состав Советского Союза.... Дурак Хрущёв зарубил это дело - а ведь, реши он по-другому, ещё неизвестно, как сейчас бы карта легла...
   Ладно, мировая политика - дело сложное. А вот переход границы всегда вызывал у него некоторый трепет - ибо, числясь в международном розыске, лишний раз мелькать перед официальными лицами, призванными этот розыск осуществлять, было крайне неприятно. Какой-то противный липкий холодок пробегал у него каждый раз по спине, когда очередной пограничник (вне зависимости от его национальной принадлежности) дежурным движением принимал у него паспорт - и, даже зная, что опознать его практически невозможно ни в анфас, ни в профиль, ни по отпечаткам пальцев - справиться с этим предательским холодком он не мог.
   Правда, турецкая граница приятно удивила его полным отсутствием каких бы то ни было излишних формальностей. Подтянутый пограничник, несмотря на лёгкий морозец, в одном тонком мундирчике, профессиональным взглядом отсканировал фотографию в паспорте, сличил с оригиналом - и отдал своему коллеге, который, зайдя в свою будку - через три минуты вышел из неё, держа в руках паспорт с уже вклеенной визой. Всё же приятно, подумал Одиссей, что не обременяют турки путешественников разными глупостями, типа стояния в очередях у консульств за вожделенной визой - а доверчиво шлёпают разрешение на въезд в свою страну любому, у кого есть двадцать долларов на визу и по сотке на каждый день пребывания в стране Кемаля Ататюрка...
   Тут же, на погранпереходе, Одиссей поменял на турецкие лиры бумажку в сто долларов - в одночасье став мультимиллионером, ибо взамен одного жалкого портрета Бенджамина Франклина получил едва ли не сто сорок бумажек по миллиону лир - на которых печальный пожилой Ататюрк в смокинге и галстуке-бабочке (почему-то изображенный в красноватых тонах) устало-равнодушно взирал на столь плачевное состояние нынешних турецких финансов.
   Выехав на стамбульскую трассу, Одиссей остановился у очередного шлагбаума - хм, оказывается, дорога-то платная.... Ладно, не беда; не такие это уж и большие деньги, четыре миллиона лир - за удовольствие с комфортом промчаться оставшиеся сто восемьдесят километров до вожделённого Царьграда. Коего вожделели, если ему память не изменяет, все русские владыки, начиная, кажется, едва ли не со Святослава, и заканчивая светлой памяти Иосифом Виссарионычем, владетелем и правителем половины мира. И каковой Царьград, в принципе, имеет смысл всё же под нужный флаг когда-нибудь привесть - для восстановления исторической справедливости, в конце концов. Не зря ж монах Филофей45 во времена оны изгалялся в геополитических философствованиях... Что он там писал Ивану III? На третьем курсе наизусть, помниться, заучил - дабы профессора Оржеховского поразить наповал - "Церковь древнего Рима пала вследствие принятия аполлинариевой ереси. Двери Церкви Второго Рима - Константинополя - рассекли агаряне. Сия же Соборная и Апостольская Церковь Нового Рима - державного твоего Царства, своею христианскою верою, во всех концах вселенной, во всей поднебесной, паче солнца светится. И да знает твоя держава, благочестивый Царь, что все царства православной христианской веры сошлись в одном твоем Царстве, един ты во всей поднебесной христианский Царь". Сильны были в прежние времена монахи - эвон как умели пафосно облекать в слова простые мысли!
   Уже изрядно вечерело, когда на горизонте показались огни большого города - причём, что характерно, Стамбул начался задолго до официальной шильды, и к началу собственно городской территории уже успел изумить Одиссея своей величиной. Вот это городишко! Население, наверное, миллионов десять, никак не меньше!
   Заехав совсем чуток в глубину городских кварталов, он понял, что парковаться в этом городе практически негде. На широких автострадах парковка запрещена, а все переулки были под завязку забиты машинами. Ладно, доедем до первой станции метрополитена там определимся. Не может быть, чтобы где-нибудь в районе оной станции не было стоянок - пусть даже платных, не важно. В конце концов, он же не месяц тут будет жить...
   Карта, купленная ещё в Сливене, ни черта не помогала - сам чёрт, наверное, составлял здешний генплан, или, что, скорее всего, никакого генплана здесь вообще отродясь не было, строил, кто что хотел и как аллах на душу положит, не иначе. Господи, да ещё эти бесконечные вывески всевозможных магазинчиков, забегаловок и отелей! Одиссей готов был взвыть от тоски - где ж обещанная картой станция метро?
  Но всё же терпение и труд всё перетрут - среди разноцветья вечерних реклам Одиссей, наконец-то, обнаружил вожделенный знак метрополитена - какой в Стамбуле был весьма невелик, по сравнению с московским - просто карлик. Единственный подземный участок метрополитена между районами Таксим и Левент был открыт в сентябре двухтысячного года, а общая протяжённость линии, как помнил Одиссей из путеводителя, не достигала и восьми километров. Негусто для почти десятимиллионного города!
  Ему, правда, не удалось оставить машину прямо у входа на станцию метро - пришлось минут двадцать крутиться вокруг знака с буквой "М", очерченной синим кругом с красной стрелкой, в поисках стоянки - но, обнаружив, наконец, вожделенный знак "паркинг", он уткнул свою "шкоду" между двумя турецкой сборки "рено", захлопнул дверь и направился к метрополитену. Теперь ещё предстоит найти таинственную улицу Сакызагаджи, а там - принадлежащий чете Сарыгюлей отель "Галата Хаус", у дверей которого погиб подполковник Гончаров. Ну что ж, вперед, навстречу прекраснейшей Оксане Сарыгюль - и её криминальному супругу. От которого в ближайшие две недели будет очень многое зависеть...
  
  ***
  - Нет, что в ящиках - не знаю даже я. Догадываюсь - но не знаю точно. - И Одиссей отрицательно покачал головой.
  - И ты хочешь, чтобы эти ящики я здесь, в Стамбуле, в грузовик загрузил, через Турцию протащил и на иракской границе каким-то твоим знакомым передал? И что внутри у ящиков не спрашивал? - Взгляд курдского бандита стал колючим и подозрительным.
  - Да, я хочу, чтобы ты именно в этом нам помог. Не просто так - мы готовы тебе заплатить за работу. И за риск.
  Туфан пренебрежительно махнул рукой.
  - Я о деньгах или риске не говорю. Я о грузе говорю. Или ты мне что внутри говоришь - или разговора нет.
  Одиссей вздохнул. Переговоры с курдом, начавшиеся полчаса назад, никак не вытанцовывались - курд гнул свою линию, и непонятно было - из пустого ли любопытства, или же в его интересе было второе дно...
  Когда этот Туфан час назад вошёл в гостиную - ему показалось, что вошедший хозяин заведения заполнил собой весь свободный объем помещения. Господин Сарыгюль не был высок ростом, плотноват, насторожен - но во всех его движениях сквозила такая сила и уверенность в себе, что и Одиссей понял, что разговор с ним не будет ни лёгким, ни простым. Но не до такой же степени!
  Ладно, хрен с ним. В конце концов, Левченко ничего по этому поводу не говорил - стало быть, он имеет право действовать в пределах своей компетенции. Раз о сохранении абсолютной секретности груза ничего не говорилось - стало быть, он может сообщить этому бандиту, что именно надо будет перевезти из Стамбула в Силопи и дальше, за реку...
  Одиссей отхлебнул яблочного чаю - и проронил негромко:
  - Я думаю, что в этих ящиках - ракетные установки. Противотанковые и зенитные. Может быть, запчасти к ним. Но в любом случае - оружие. Если его обнаружат - всем, кто участвует в операции, конец. И мне очень надо доставить этот груз ... туда, куда его мне надо доставить.
  Туфан едва заметно кивнул. А затем, неторопливо закурив - спросил так же вполголоса:
  - Кому ты их хочешь передать?
  Одиссей пожал плечами. А чёрт его знает, в чей адрес на самом деле пойдет этот груз! Но, пожалуй, в данном случае лучше предположить, что оружие предназначено для мятежных турецких курдов - глядишь, сработает племенной инстинкт.... И Одиссей бросил равнодушно:
  - Вашим. Кому ж ещё?
  Господин Сарыгюль после нескольких минут раздумий отрицательно покачал головой.
  - Я таких наших не знаю, которым ракеты нужны.
  Одиссей пожал плечами. Он что, за дурака его держит?
  - Курдской рабочей партии.
  Хозяин гостиницы поднял на Одиссея тяжелый взгляд.
  - Они не наши.
  Одиссей даже немного растерялся. Не их? А чьи? Вот чёрт...
  Сарыгюль продолжил, и в его голосе зазвучала сталь:
  - Они в свои игры играют. Им независимость нужна - мне нормальная жизнь. При моём земляке Тургуте Озале46 президент, премьер-министр и министр внутренних дел Турции - были курды. Оджалан тоже хочет президентом быть - в своём Курдистане. В этом его независимом Курдистане можно будет только контрабандистам жить. Я к Истанбулу привык, я что-то менять не хочу. Я КРП не помогаю. Я с ними в армии воевал; я не хочу и сейчас им помогать. Я твои ракеты не повезу. - Затем, сделав глоток чаю, хозяин заведения продолжил чуть мягче: - Я знаю, с моим домом рядом твой друг погиб. У меня тебе долг есть. Я твои бумаги подпишу и твой груз приму - только приму. Дальше не повезу. Мне война в моей стране не нужна.
  - Тебе не нужны деньги?
  Сарыгюль отрицательно покачал головой.
  - Такой ценой - нет.
  Одиссей промолчал, неторопливо налил в чашку свежего чаю, выбрал на блюде кусочек пахлавы поаппетитней, с удовольствием положил его в рот - и, не спеша разжевав и запив сладость, спросил:
  - А если не для КРП?
  - А для кого?
  Одиссей про себя улыбнулся. Ни Левченко, ни Кулешов - не проронили о цели операции ни слова; конспираторы, блин. Как будто неясно, кому сейчас на Среднем Востоке остро нужны противотанковые и зенитные ракеты! Наш курд не желает, чтобы эти весьма грозные средства ведения боя оказались в руках сепаратистов Оджалана - что ж, тогда, пожалуй, Одиссею стоит огласить свои собственные мысли по поводу пункта назначения - по ходу, это будет только для пользы дела...
  Он допил чай, довольно вздохнул - и бросил коротко:
  - Для иракского сопротивления. - А затем добавил: - Курды только примут груз и передадут его дальше, под Багдад.
  Сарыгюль кивнул.
  - Я так и думал. Значит, груз для Ирака.
  Одиссей, впервые за время разговора, чуть заметно улыбнулся.
  - Да.
  - Ты хочешь американцам проблем? - На лице курдского бандита вдруг появилась совершенно неожиданная, почти детская улыбка, такая, какая появляется у ребенка, увидевшего конфету.
  - Да. И ещё - мы хотим помочь людям, которые воюют за свою свободу, за право самим решать свою судьбу. Воюют против тех, кто вломился в их дом и решил установить в нем свой порядок. - И, посмотрев в глаза хозяину гостиницы, Одиссей добавил: - Если ты не захочешь нам помочь в этом деле - что ж, твое право, и я не стану упорствовать. В конце концов, если ты поможешь доставить мой груз до Стамбула - ты уже окажешь мне серьезную помощь. Но даже если ты откажешься от продолжения операции - мы всё равно найдем дорогу в Ирак - потому что на земле должна быть справедливость. Когда практически безоружных людей убивают с вертолётов и расстреливают из танковых орудий - кто-то же должен дать им возможность ответить ударом на удар, кто-то должен дать им в руки оружие. У меня это оружие есть - и я сделаю всё, чтобы доставить их в Ирак. С тобой или без тебя - не важно. Но сделать это я обязан - и как солдат, и как мужчина.
  Сарыгюль молча допил свой чай, закурил, полюбовался кольцом выпущенного дыма - и, взглянув в глаза Одиссею, проронил негромко:
  - Я помогу тебе, брат.
  
  
  
  
  
  
  
  Глава четвертая
  
  ***
  
   Кто бы мог подумать, что наибольшие трудности во время болгарского этапа операции он огребет с той стороны, откуда меньше всего ждал? Васил, милейший парень, душа-человек, и госпожа Бенчева, радушнейшая хозяйка - и на тебе! Такой финт! Впрочем, Одиссей отлично понимал, откуда здесь ноги растут...
   В Бургас он вернулся шестого января, аккурат на православное Рождество - и был встречен семейством Бенчевых радостно и дружелюбно; посему он полагал, что вопрос по поводу экспортной поставки польских систем очистки воды в Турцию будет решен, как писали раньше в официальных коммюнике, в тёплой и дружественной обстановке - но не учёл одной важной детали. А именно - Ира, супруга Васила, в начале девяностых годов жила в России, видела, как сказочно наживались на разном импортном барахле вчерашние её однокурсники, и, хотя сама никаким бизнесом никогда не занималась - была уверена, что любая экспортно-импортная сделка просыпает на её участников если не золотой дождь, то близко к этому. И посему разговор в гостиной Бенчевых очень быстро из непринужденно-дружественного превратился в напряженно-деловой - к чему Одиссей был заведомо не готов.
   Он поставил на стол уже поднесенную ко рту рюмку мастики47 и, глядя на хозяйку квартиры, изумлённо спросил:
   - Ира, ты чё, серьезно?
   Госпожа Бенчева, надув губки, метнула на Одиссея неприязненный взгляд.
   - А ты как думал? Если это ... эти железяки так нужны туркам - мы должны получить за них хорошие деньги.
   Одиссей пожал плечами.
   - Послушай, Ира, вся партия оборудования стоит восемнадцать тысяч долларов. Я отдаю его фирме "Битлис Иншаат" за двадцать пять, семь тысяч - доход; если вычесть транспортные расходы и налоги - получится по три тысячи долларов на каждого из совладельцев фирмы, не такие уж и маленькие деньги... - И в растерянности Одиссей посмотрел на Васила, номинального директора их компании; увы, как он уже понял, болгарин давно и прочно находился под каблуком своей жены, и в этой ситуации именно Ирина решала все вопросы. Вот чёрт! Знал бы, где упасть...
   - Нам этого мало. Найди другого покупателя, который даст хорошую цену. Мы должны получить пять тысяч, иначе Васил ничего подписывать не станет!
   Вот сука! Одиссей был готов матерно выругаться. Ему не жалко было заплатить семейству генерального директора компании "Олена Трейдинг" пять тысяч - в конце концов, операция эта затевалась отнюдь не ради коммерческого успеха - но вздорная баба своей алчностью рушила весь его замысел. Если он завтра утром объявит Бенчевым, что турки, после жарких переговоров по телефону, согласились заплатить за мнимое оборудование двадцать девять тысяч - чтобы чистая прибыль выползла на обозначенные госпожой Бенчевой позиции - это будет сверхподозрительно. Васил только внешне выглядит простецким парнем с окраины; он отлично знает, что такое - торговаться с турками. Если Одиссей торжественно продекларирует, что цена за ночь смогла (благодаря его гениальным способностям и коммерческому гению) вырасти едва не в полтора раза, болгарин отлично поймёт, что господин Тищенко гонит пургу - не те турки ребята, чтобы соглашаться на изменение цены в уже подписанном контракте. И затаит господин Бенчев серьезные подозрения - каковые в данном случае будут весьма и весьма обоснованны.... Да, ситуация...
   Чёрт, что ж делать с жадной бабой? Одиссей лихорадочно думал, как найти выход из сложившейся ситуации - в конце концов, не в пяти тысячах дело, проблема в том, что после подписания договора Туфаном у него не было возможности сдать назад. Вот дьявольщина! Впрочем, сыграем-ка мы на великорусском шовинизме - авось и прокатит?
   Одиссей одним махом опрокинул в рот рюмку пахучей мастики, взял с тарелки сочащийся слезой кусок кашкавала48, закусил - а затем бросил решительно:
   - Влачи49, хрен с ними, с деньгами. Мне моё слово дороже; договоримся так - из шести тысяч чистой прибыли вы получаете пять, я - косарь. Турки должны знать, что русское слово свято!
   Васил впервые за вечер улыбнулся.
   - Ты ведь украинец! - А затем, почесав затылок, спросил: - Не ми дреме,50 ты сам решаешь - но толко ты не передумаешь?
   Одиссей снисходительно ухмыльнулся.
   - Сказано - значит, сказано. Я думаю, мы этих систем водоочистки ещё не один десяток продадим - там я своё и наверстаю.
   Васил кивнул.
   - Зацепвам51. Хорошо. Когда ты за ними поедешь?
   Одиссей пожал плечами.
   - А чё тянуть? Завтра и сгоняю.
   - В Польшу? - удивилась Ирина.
   Одиссей улыбнулся.
   - Да нет, в Сливен, там у моих знакомых на складе есть несколько комплектов этого оборудования. Один комплект - двести двадцать ящиков. Надо будет найти машину из Сливена в Стамбул; Васил, ты какие-нибудь транспортные фирмы в Сливене знаешь?
   Генеральный директор почесал затылок.
   - У меня там есть друг, Богомил Стоянов - он занимался грузовиками. Я ему вечером позвоню.
   Одиссей кивнул.
   - Позвони. Мне нужна не фура с полуприцепом, а машина поменьше, где-то кубов на сорок-пятьдесят; груз наш будет весить где-то тонн шесть, так что большой автопоезд нам в принципе не нужен.
   Бенчев кивнул.
   - Понял. Поговорю. - А затем, подняв рюмку с мастикой, чуть виновато улыбнулся и спросил:
   - Натрясквам се52?
   Одиссей кивнул.
   - Можно. - И, старательно делая вид, что недавнего неприятного разговора не было, спросил, повернувшись к госпоже Бенчевой: - А ты, Ира? Поддержишь старых алкоголиков?
   Хозяйка квартиры немного смущённо кивнула.
   - Давай. Саня, ты на меня уж не сердись - но если делать дела, так хоть не за три копейки, правильно я говорю?
   Одиссей молча кивнул. Да, если уж делать дела - то хотя бы знать, что стоит на кону, здесь госпожа Бенчева, как никогда, права. Слава Богу, она не знает, ЧТО действительно пойдет в Турцию под флагом фирмы "Олена Трейдинг"...
  
  
  ***
  
   - Ну?
   - Умерла. Окончательно и бесповоротно. Поляки вчера вечером предали огню тело, а сегодня комиссариат полиции в Рембертове вышлет извещение о смерти госпожи Бондаренко-Шуман-Кригер в Москву и Берлин.
   Генерал облегченно вздохнул.
   - Ну что ж, царствие ей небесное. Покойница когда, по твоим планам, должна место дислокации сменить?
   Левченко пожал плечами.
   - После старого Нового года планируем. Документы у неё уже на руках, квартиру в Минске мы ей купили - на новый паспорт, Саньку в школу Володя Петкевич, мой однокашник по высшей школе, обещал пристроить.
   - Легенда?
   - Семья московского коммерсанта средней руки устала от московского ритма жизни; денег накопили, теперь хотят пожить в европейской тишине и комфорте, но чтоб без языкового барьера.
   Калюжный кивнул.
   - Логично. Ей там работу нашли?
   Подполковник удивлённо глянул на шефа.
   - Зачем? Сама найдет - Минск не Москва, там народ попатриархальней, без закидонов. В туристическую фирму или в отдел экспорта какого-нибудь концерна её возьмут без проблем - с её-то знанием языков...
   Генерал покачал головой.
   - А вот знание языков я бы, на твоём месте, в актив для Герды не заносил - скорее уж в пассив. И работку ей надо попроще, потише, помалозаметней - желательно вообще куда-нибудь в мелкие муниципальные чиновники её записать. Твои друзья белорусские смогут это устроить?
   - Смогут. - Левченко почесал затылок. - Насчёт языка я что-то лопухнулся, это точно. Хорошо, попрошу Володю и работёнку нашей изгнаннице подыскать.
   Калюжный кивнул.
   - Гут. Теперь - что слышно из Болгарии?
   - Десятого наш парень загрузил систему очистки воды - двести с лишним ящиков - оформил груз на сливенской таможне - там у ребят Третьякова есть надежные контакты - и одиннадцатого вечером пересек болгаро-турецкую границу. Сегодня утром доложился из Стамбула - всё пока штатно.
   - Растаможились?
   Левченко едва заметно улыбнулся.
   - Курд наш оказался на высоте. Фуру с грузом даже на таможню не пришлось волочь - он взял документы, отвёз на пункт оформления, и вернулся уже со всеми нужными печатями. Сейчас наши ящики на складе, арендованном фирмой "Битлис Иншаат" в районе Гази-Осман-паша.
   - Хорошо. Под каким прикрытием они повезут наш груз дальше?
   Подполковник пожал плечами.
   - Одиссей докладывает, что они с этим Сарыгюлем сейчас прорабатывают варианты доставки. Надеется к завтрашнему вечеру что-нибудь измыслить.
   Генерал покачал головой.
   - Ты ему отпиши - пущай шибко-то не торопится. Спешка она, сам знаешь, где нужна. А в нашем деле поспешишь - людей насмешишь! Тем более - за такие кунштюки в Турции виновных к стенке ставят; мы уже потеряли в этой операции Серёгу Гончарова, и я не хочу, чтобы наше управление и дальше кровью умывалось. Слишком дорого нам тогда станут эти ракеты...
   Левченко возразил:
   - Это понятно, спешка здесь крайне опасна. Но и держать ТАКОЙ груз в Стамбуле - чревато...
   Калюжный вздохнул.
   - Тоже верно. Ладно, как только наш парень отпишет - сразу ко мне. Какую вы, кстати, систему связи установили?
   Левченко улыбнулся.
   - Ведрич составил график появления в Интернете наших новых адресов - на каждые следующие сутки новый. Одиссей там, в Стамбуле, когда ему нужно отправить сообщение, регистрирует новый адрес, и отсылает с него сообщение на дежурный наш.
   - Получается, каждый день - новая пара адресов? Ведрич придумал?
   Левченко кивнул.
   - Он. В этом случае засечь, а уж тем более - проследить адресатов - практически невозможно. Плюс к этому он может, в случае острой необходимости, позвонить на мой оперативный в Бухаресте.
   - Хорошо. Ладно, иди, работай. Как только что-нибудь получишь - сразу извести меня, не важно, в какое время суток. Хоть ночью, хоть на рассвете, хоть на приёме в Кремле - но я должен знать, как идёт операция. - И генерал, раскрыв пачку "Честерфилда", достал сигарету, несколько раз щёлкнул зажигалкой - и, выпустив клуб голубоватого ароматного дыма, добавил: - Сообщи незамедлительно!
   Подполковник про себя подивился - ого! Беспокоится Дед! Таким он его давненько не видел, года три уже, наверное. Впрочем, чего греха таить, и сам подполковник с некоторым замиранием сердца следил за движением этого Груза - понятное дело, впервые за столько лет мы не просто отвечаем на удар - а наносим его сами; есть о чём беспокоиться и тревожиться...
  
  
  ***
  
  - Спокойно! У меня двоюродный брат Сами в Киркуке есть. Он бумаги сделает. Это пустяки! Нет проблем! - Господин Сарыгюль небрежно махнул рукой.
  Одиссей вздохнул. Восток - дело тонкое, прав был товарищ Сухов.... Немудрено, что во всех русско-турецких войнах верх неизменно брали соотечественники Одиссея - с таким отношением к делу, как у турков, провалить его, пусть даже самое простое - раз плюнуть. Тут даже Суворовым или Румянцевым не надо быть - главное, не мешать здешним жителям самим совершать ошибки.
  Ладно, попробуем ещё раз.
  - Туфан, вопрос не только в бумагах. Вопрос вообще надо решать комплексно - что именно мы будем оформлять, как повезём, по какой дороге.... В общем, нам нужен чёткий алгоритм решения проблемы.
  Хозяин гостиницы пренебрежительно пожал плечами.
  - Эти ящики и повезём; что менять? Я это у тебя купил, я это своему брату Сами продал; - что плохо? Фильтры привезли, фильтры увезем!
  Нет, Одиссей решительно не понимал - как наши могли работать с Мустафой Барзани53? Впрочем, судя по результату - так и работали. Курды есть курды, и никто ещё с ними каши не сварил - ни британцы, ни мы, ни американцы; эти парни мало того, что крепко себе на уме - так ещё и принципиально не желают думать хотя бы на два хода вперед. Чёрт, удружили же ему отцы-командиры.... Ладно, попробуем начать ещё раз.
  - Туфан, мы не можем отправить в Киркук, твоему брату, то оборудование, что я поставил тебе из Болгарии - ведь мы его по документам устанавливаем в твоей гостинице! А в Ирак мы должны отправить совсем другой груз, от другой фирмы - чтобы обрубить концы, не дать тем, кто работает против нас, никакой зацепки. Понимаешь?
  Господин Сарыгюль тяжело взглянул на Одиссея.
  - Ты меня учишь рубить концы? Я это с пятнадцати лет делаю!
  - Я ничему тебя не учу. Я хочу максимально надежно доставить груз по назначению. Поэтому мы, во-первых, должны найти груз, который ни у кого по дороге не вызовет никакого подозрения, а во-вторых - найти фирму, которая возьмется этот груз отправить. Ни "Битлис Иншаат", ни оборудование для очистки воды для этого не годятся, они уже свою роль выполнили. Плюс к этому - просчитать такой маршрут, где полиции на дорогах будет поменьше.
  - Послушай, Алекс, это моя страна, я здесь каждый куст знаю. Меня здесь каждый полицейский знает. Если это мой грузовик - никто бумаги смотреть не будет. Я Туфан, Туфан Сарыгюль, понимаешь?! Кто меня проверять рискнёт?! Кто!?!? Груз пришёл, на складе, под охраной - всё, можешь ехать домой! До Киркука я его сам довезу!
  Одиссей отрицательно покачал головой.
  - Нет. Я поеду вместе с грузом - и передам его получателю сам. Это не обсуждается.
  И лишь после этой фразы Одиссей увидел в глазах курдского бандита едва мелькнувшую тень уважения. В принципе, ему на уважение этого барыги было в высшей степени наплевать - но всё же.... В конце концов, следующие пять-шесть дней придется провести в его обществе, так что, пожалуй, стоит озаботиться установлением доверительных отношений между высокими договаривающимися сторонами.
  Туфан успокоился, осторожно поставил на стол стакан с чаем, который вертел в руках последние пять минут, достал сигареты, закурил - а затем, взглянув в глаза Одиссея, спросил полуутвердительно:
  - Ты мне не веришь?
  Хороший вопрос, чёрт возьми! А он как думает? Всё же эти курды - занятные ребята...
  Одиссей так же прямо глянул в глаза своему собеседнику.
  - Да, пока особо не верю.
  Курд встал и очень спокойно сказал:
  - Тогда другого ищи.
  Вот чёрт самолюбивый! Одиссей тоже встал.
  - Значит, ты отказываешься от своего слова?
  Уже направившийся к двери курд резко остановился, обернулся, метнул в Одиссея яростный взгляд - и выдохнул:
  - Друг наполовину - наполовину враг. Ты мне веришь?
  Одиссей про себя матерно выругался. И вслух добавил:
  - Да. - И, помолчав, добавил: - Но дело даже не в том, верю я тебе или нет - просто получатель груза мне пока неизвестен, и узнаю я, кому передать ящики, только там, на месте.
  Туфан помолчал, докурил сигарету - а затем спросил:
  - Ты знаешь, чем это может стать для тебя?
  Одиссей кивнул.
  - Тем же, чем и для тебя. И поэтому мы едем вместе.
  Над столиком повисло настороженное молчание. Хозяин гостиницы едва заметным движением пальцев подозвал угрюмого парня, доселе стоявшего у дверей в дальнем конце пустого ресторанного зала - Одиссей был готов поклясться, что всё время их беседы этот парень ждал именно этого неуловимого жеста, чтобы, мгновенно оказавшись у столика, убрать пепельницу с одним окурком - и, взглянув в глаза своему собеседнику, кивнул.
  - Хорошо. Сегодня я дункан54 найду, он товар в Эрбиль или Киркук отгрузит. Что хорошо идёт в Ираке - я узнаю. Алюминий, части для машин. Найду. Ты пока отдохни. Пей чай, кушай. Повара я привёз, заказывай, что хочешь. - С этими словами Туфан встал из-за стола и практически бесшумно покинул гостиную.
  Да-а-а, силён новоприобретенный союзник, ничего не скажешь; не дай Бог иметь такого во врагах! Впрочем, и в друзьях таких держать - трижды подумаешь; такие парни всегда идут до конца - и не скажешь заранее, к чему это может привести...
  
  
  
  ***
  
  Следующий день Одиссей провёл вместе со своим временным напарником - и убедился, что тот, несмотря на кажущиеся тугодумие и мыслительную неторопливость, на самом деле весьма и весьма ушлый и расторопный деляга - к тому же не лишённый определенного организационного таланта. Пожалуй, Одиссей несколько поторопился всех курдов мести под одну гребёнку...
  Ранним утром (на дворе ещё было сумеречно-серо, рассвет ещё только планировал начаться где-то минут через сорок, не раньше), Одиссей был разбужен громким, судя по уверенности, с которой наносились удары - бестрепетно-хозяйским стуком в дверь.
  Вот чёрт! Спросонья было не понять, где он находится - и лишь услышав за дверью "Вставай, Алекс! Надо ехать!", Одиссей вспомнил, где он и что он. Вот чёртов курд! Солнце ещё не встало!
  Впрочем, кряхтеть и раскачиваться не стоило - в конце концов, Туфан, как местный житель, лучше его осведомлен о здешних деловых обычаях. Если надо ехать куда-то с утра пораньше - стало быть, так тому и быть. Аминь. Вернее - бисмилля!
  Одиссей вышел на улицу, слегка поёживаясь от утреннего холодного ветра с моря; Туфан уже ждал его за рулем своего "рено", мотор машины едва слышно работал на холостых. Или у сарыгюлевского "француза" был идеально отрегулирован двигатель - или кто-то из его бойцов за полчаса до пробуждения шефа вывел его "рабочую лошадку" из конюшни и прогрел мотор; судя по всему, второй вариант - более реален. Ну что ж, поехали!
  Раннее стамбульское утро поразило Одиссея обилием машин на улицах - вот черти, ведь ещё нет и семи! Рано они здесь начинают рабочий день...
  После двадцати минут лихой езды (без намёка на соблюдения каких-либо правил дорожного движения; у Одиссея вообще зародились сомнения в наличии таковой дисциплины в Турции) они припарковались у неказистого четырехэтажного здания постройки начала века - впрочем, с обязательной гроздью спутниковых антенн на фасаде.
  - Мы где? - Полюбопытствовал Одиссей.
  - Район Кемаль-паша. Этот дом - офис "Идиль Эндюстри Тесислери Ималят". Дункан, который груз повезет.
  - Ка-а-а-ак?
  Туфан насупился.
  - Такое название. Металлом занимается. Алюминий в Ирак возит. Хозяин - друг Рамазана-даи.
  Одиссей спросил озадаченно:
  - А это кто?
  Господин Сарыгюль махнул рукой.
  - Не важно. Важно, что Данис Эрез - умный человек. Лишних вопросов не задаст. Всё, что нужно, сделает. У него груз в Ирак каждую неделю ходит.
  Одиссей молча кивнул. Лишние вопросы - кому они нужны? Тем более - в их деле...
  - Я подожду в машине? - Одиссею не очень улыбалась перспектива засветиться перед персоналом этой, как её, "Идиль индастри туда-сюда", и он предпочёл бы подождать Туфана на улице.
  Но, как выяснилось тут же, это в планы предприимчивого курда отнюдь не входило. Пожав плечами, он ответил:
  - Зачем? Данис - курд, мой земляк; деликанлы55. Я ничего ему про то, что в ящиках, говорить не буду. Он знает, что мне надо помочь - этого хватит. Я скажу - у меня груз для Киркука. Нужно железо и бумаги. Обычная контрабанда. Что я повезу - не важно. Он не спросит
  Ну-ну, хотелось бы в это верить .... Ладно, действительно, какого рожна он тут напускает таинственность и шпиономанию в простое, в общем-то, дело? Обычная контрабанда, житейское дело...
  Вдвоём они поднялись на второй этаж - где Одиссей был представлен трем делового вида туркам; по неуловимым, едва заметным признакам, он понял, что Туфан для этих троих был явно Большим Боссом - или, во всяком случае, человеком, стоящим значительно выше этих коммерсантов по их малопонятной постороннему глазу внутренней иерархии. Что ж, отлично - раз ЕГО курд в таком авторитете среди этих торговцев железом, значит, будет проще сделать то, ради чего он сюда и притащился.
  Впятером они уселись вокруг большого, палисандрового дерева, круглого стола на очень низких ножках; тут же, как по мановению волшебной палочки, возникли вездесущие бараки56 с яблочным чаем, блюдо с различными сластями, несколько запотевших маленьких бутылочек минеральной воды - ибо никакие деловые переговоры в Турции без минимально допустимого дастархана, как известно, немыслимы. Одиссей решил ограничиться молчаливым питьём чая - в конце концов, всё, что он знал по-турецки - "Мераба57", "Кач пара?58" и "Нэрэдэ?59", а с таким словарным запасом пытаться участвовать в деловых переговорах - по меньшей мере, несерьезно. Придется во всем положиться на упрямого и самоуверенного курда - хотя чертовски не хотелось бы; но деваться некуда, не те он языки учил во времена оны, как однажды заметил генерал Калюжный...
  Впрочем, деловые переговоры, к изумлению Одиссея, заняли (он специально засёк время по шикарным настенным часам, производства, судя по бронзовым завитушкам, годов двадцатых; впрочем, это могла быть и искусная подделка, турки - известные мастера копирования всего и вся, почти как китайцы) всего двадцать пять минут - на протяжении которых обеими сторонами было произнесено от силы два десятка фраз, всё остальное время было потрачено на неторопливое питьё чаю (Туфан снизошёл до того, что взял с блюда маленькое пирожное - чем просто-напросто растрогал хозяев офиса).
  Закончив разговор с бизнесменами, господин Сарыгюль, обернувшись в Одиссею, сказал негромко:
  - Всё в порядке, Алекс. Я договорился.
  Ого! Одиссей не ожидал подобной быстроты и даже малость растерялся. И что теперь?
  - А сейчас?
  - А сейчас мы поедем выбирать машину. Когда будешь прощаться - не жми им сильно руки. У нас это угроза. А угрожать им не надо. - При этом он чуть заметно улыбнулся; и от этой улыбки даже у видавшего виды Одиссея по спине пробежал холодок. Да уж, усмехнулся он про себя, бедолагам коммерсантам после чаепития с таким "коллегой", пожалуй, стоит поменять подгузники...
  Опять получасовая езда по стамбульским улицам, на этот раз куда-то на юго-запад - и "рено" хозяина гостиницы остановился перед глухими воротами.
  - Сейчас выбирать машину пойдем. Аферин сана60! У Даниса важно молчал. Так и действуй дальше. Юсеф - хозяин транспортной фирмы - племянник Рамазана-даи. С ним надо очень осторожно. Лишних слов не говори.
  Одиссей уже начал немного разбираться в иерархии здешней курдской мафии. Этот Рамазан, по ходу пьесы - что-то типа дона Корлеоне стамбульских курдов; да, пожалуй, перед его племянником лучше лишними словами воздух не сотрясать. Молчание, как известно, золото...
  Туфан постучал в ворота - причём где-то на полтона ниже, чем полтора часа назад колотил в дверь комнаты Одиссея; через минуту отворилась калитка в стальных воротах, и на свет Божий (или уже аллахов? В общем, не важно) появился довольно звероватого вида дядька. Господин Сарыгюль что-то ему сказал (надо сказать, весьма вежливо), тот кивнул, махнул рукой в глубину двора и шагнул туда первым.
  Мда-а-а, а машинёшки у этого племянничка-то того, тухловатые.... Одиссей рассмотрел пять тёртых жизнью тягачей с полуприцепами ("ивеко" и "рено"), внимательно всматриваясь в скаты - ехать-то через горы. Да, переобуться следовало бы всему автопарку, а вот этому, весьма пожилому, "рено", с номерами 35UM8206, так в первую очередь - резина на нём уже ни к чёрту не годилась! Видно, племянник здешнего дона Корлеоне к своему делу относится равнодушно, спустя рукава - а спросить с него некому. Дело житейское!
  А вот и сам племянничек! Одиссей незаметно оглядел наследника здешнего курдского дона - и то, что он увидел, решительно ему не понравилось. У парняги были какие-то на удивление неприятные глаза - бегающие, трусоватые; и, хотя вёл он себя с господином Сарыгюлем весьма надменно и важно - было видно, что в глубине души он этого господина Сарыгюля боится до дрожи в коленках, до рвоты. Да-а-а, парнишка, по-видимому, гниловатый...
  Туфан недолго вёл деловые переговоры - обменявшись с Юсефом десятком фраз, он, к вящему изумлению Одиссея, ткнул в тягач "рено" номер 35UM8206. С ума сойти! Многомудрый господин Сарыгюль выбрал самую калечь из всех возможных калечей! Впрочем, Одиссей, уже немного узнавший хозяина гостиницы, тут же решил, что выбор Туфана, скорее всего, обусловлен какими-то неизвестными Одиссею обстоятельствами - посему не станем впадать в истерику и на глазах этого неприятного типа Юсефа затевать дискуссию. Скорее всего, господину Сарыгюлю виднее!
  Они вежливо попрощались с хозяином автопарка (здесь их, к вящему изумлению уже привыкшего к неизменному угощению Одиссея, даже чаем не напоили!), вышли на улицу и, быстро усевшись в машину, тронулись в город.
  Туфан, закурив бессчетную сигарету (по наблюдению Одиссея, он вообще крайне редко НЕ курил), спросил у своего спутника, чуть повернув голову:
  - Удивляешься? Старая машина?
  Одиссею ничего не оставалось, как только кивнуть.
  - Удивляюсь.
  - Не надо. Я подумал, как лучше будет бумаги сделать. С Сами поговорил - и решил, что сделать их надо, а в Эрбиле на таможне показывать - не надо.
  Одиссей немного опешил.
  - То есть, как не показывать?
  - Просто. В Эрбиле на таможню машина придёт. Там американцы. Курды Барзани ничего не решают. Им груз не нужен. Американцам - нужен. Они смотрят бумаги, ящики считают и открывают. Что внутри - проверяют. Сами говорил - они очень следят за грузами и машинами из Турции. А у нас.... Половина ящиков с моим грузом, половина - с твоим. На таможню не пойдем. Туда с твоим грузом соваться не надо. Здесь мне всё правильно сделают, по бумагам Даниса мы всю Турцию пройдем. Нет проблем! Границу тоже чисто пройдем - у нас будет ТИР-Карнет61. А в Ираке после границы у нас катастрофа случится. Нашу машину, тот "рено", что я выбрал - враги подорвут.
  - Какие враги? - Одиссей никак не мог уловить идеи своего собеседника.
  - Не важно, какие. Враги. Просто враги.
  - И?
  Туфан улыбнулся - на этот раз широко и добродушно.
  - И машина сгорит. Вместе с грузом. Совсем сгорит. Юсеф страховку получит. Он документы правильные сделает. Этот "рено" как новый будет - прошлого года. Мы с ним только что об этом договорились. Ты сдашь свой груз тем, кому он нужен. Я получу свои деньги. Всем хорошо! Кроме американцев... - И Туфан ещё раз улыбнулся.
  Да, всё же Одиссею ещё учиться и учиться.... Вот тебе и увальни-курды! Да если бы они всю свою смекалку и находчивость применяли в деле борьбы за собственную независимость - давно бы уже на карте мира был бы суверенный Курдистан!
  Значит, так он им нужен...
  
  
  
  ***
  
  - Ну? - Подполковник Левченко выжидающе посмотрел на своего собеседника.
  Загородний пожал плечами.
  - Пока всё штатно. Машина третьего дня вышла из Торуни, завтра будет на погранпереходе Капикуле. Если там не будет проблем - погоним на Анкару.
  - Но ты уверен, что сведения о грузе этой "скании" дошли до тех ушей, что надо?
  Загородний почесал затылок.
  - Грузились на складе военной базы в Бжезно днём, не скрываясь. Грузчики часов шесть таскали в фуру длинные зеленые ящики - причём экспедитор во весь голос предупреждал их, чтобы соблюдали максимальную осторожность. Оформляли груз на таможне в Торуни, таможеннику дали пять тысяч долларов за то, чтобы он не лазил по ящикам - в которых по документам запасные части для судовых дизелей. Пункт доставки - город Эрзерум, какой, как известно, находится на Армянском нагорье и от которого до любого моря - сотни три вёрст. Если американцы не полные лохи - а я о них очень и очень высокого мнения - то сведения о нашей "скании" уже лежат на нужном столе.
  Левченко кивнул.
  - Гут. А что на самом деле в ящиках?
  Загородний улыбнулся.
  - Запчасти для судовых дизелей - тютелька в тютельку по накладной.
  - А турецкая фирма - получатель?
  - В Эрзеруме её склады, сама она базируется на Трабзон, ремонтирует рыболовецкие траулеры.
  - Что ж, будем надеяться, что мы на эту операцию не напрасно двенадцать тысяч долларов выкинули. Такой же будет сумма чистого убытка, я правильно подсчитал?
  Подполковник Загородний кивнул.
  - Так точно. Купили мы эти запчасти в Польше за двадцать шесть тысяч, плюс транспортные, плюс взятка - а отдадим туркам за двадцать две.
  - Ладно. Если что-то произойдет на турецкой границе - дай знать. Я буду в ближайшие полчаса у генерала.
  - Есть!
  Левченко поднялся на второй этаж, постучал в дверь кабинета шефа, и, по привычке не став дожидаться обычного "Входи, кого там черти принесли!" вошёл к Калюжному.
  Тот сидел за столом, внимательно читая какую-то бумагу - и, кивнув Левченко, молча указал на стул у своего стола, продолжая изучать желтоватый листок с какими-то надписями, сделанными от руки - как для себя отметил подполковник.
  Закончив с бумагой, генерал вздохнул, положил её в папку - и, критически оглядев Левченко, спросил:
  - Ты что это какой-то мятый сегодня? Старый Новый год уж неделю, как закончился...
  Подполковник вздохнул.
  - В час ночи на мой оперативный отзвонился Одиссей.
  - Ну? Что-то случилось?
  - Да нет, всё пока штатно, просто думал полночи, как минимизировать риски.
  Калюжный пожал плечами.
  - А что там минимизировать? Вы ж вроде всё пока делаете по плану? Болгарские концы твой Одиссей отрубил?
  Левченко кивнул.
  - Да, с этим всё в порядке. Груз от фирмы "Олена Трейдинг" в адрес "Битлис Иншаат" доставлен, растаможен, сейчас система устанавливается в гостинице этого курда, Сарыгюля. Одиссей живёт там для того, чтобы проконтролировать правильность установки и подписать приёмный акт, так что с этой стороны всё чисто.
  - Систему на самом деле устанавливают?
  - Да, устанавливают - только по большей части купленную в Стамбуле.
  - Как дальше поедут наши трубы? Под каким флагом?
  - Под флагом фирмы "Идиль Эндюстри Тесислери Ималят". В качестве запасных частей к нефтедобывающему оборудованию. Эта фирма реально сейчас поставляет железо на промыслы в Киркуке и Мосуле, её хозяин согласился помочь Сарыгюлю с доставкой.
  - Как Одиссей планирует добраться до границы? Надеюсь, фантазия поехать в кабине грузовика ему не пришла в голову?
  Левченко едва заметно улыбнулся.
  - Господь миловал. Поедет с этим курдом; тот родом из города Малатия, в Турецком Курдистане, вот они и совершат ознакомительную экскурсию в бывшую Каппадокию - не выпуская из поля зрения груз.
  Генерал хмыкнул.
  - Ну-ну. После передачи груза как они собираются рубить концы?
  Подполковник снова улыбнулся.
  - Курд предложил на иракской территории машину с товаром сжечь - инсценировав нападение боевиков КРП. Разумеется, уже после того, как из неё будут выгружены наши ящики.
  Калюжный кивнул.
  - Неплохо. Пожалуй, самый логичный выход из ситуации. Да, операция прикрытия - на какой стадии?
  - Машина с грузом-мишенью сегодня будет на болгаро-турецкой границе. Если её там не станут потрошить - отправится по маршруту, на Анкару и далее на Эрзерум.
  - А эти, твои субчики? Они каким маршрутом планируют двинуться?
  - Предварительно планируют от Измита повернуть круто на юг, на Эскишехир, а затем вдоль северных предгорий Западного и Центрального Тавра - на Конью и далее на Кайсери. От Кайсери - на Малатию, Диарбакыр и до самой иракской границы. Во всяком случае, этот Сарыгюль уверен, что на этой дороге у них никаких проблем быть не может - в ста километрах от Кайсери начинается Курдистан, где этого Сарыгюля в любом селении приютят, обогреют и вооружат - при желании.
  Генерал на мгновение задумался, а затем, глянув на Левченко повеселевшими глазами, спросил:
  - А ты вообще как думаешь, нашему страннику оружие там не помешает?
  - Зачем? - пожал плечами подполковник.
  - А затем, что оружие в таких местах прибавляет уверенности в себе. Курдистан - район специфический, там власть у того, у кого оружие; с турецкой стороны это меньше заметно, а вот с иракской - заметно ещё и как! Оружие в таком районе никогда не помешает - если его излишне не светить, конечно.
  Левченко отрицательно покачал головой.
  - Не думаю. Если случиться какой сбой - вряд ли ему поможет пистолет. Разве чтоб застрелиться...
  Калюжный улыбнулся иронически.
  - Я не про пистолет и даже не про пару пистолетов. Я про старый добрый АКМ62, под патрон семь шестьдесят две. Самая разлюбезная игрушка в горной войне - это я тебе из личного опыта докладываю. Пока они по Турции будут разъезжать - ему, понятное дело, ствол будет без надобности. А вот в приграничье может и пригодиться!
  - Если Одиссей посчитает нужным иметь в этих горах автомат - как мы его вооружим?
  Генерал ухмыльнулся.
  - Пусть у тебя за это голова не болит. Ты запроси нашего царя Итаки, нужна ли ему в дороге толковая игрушка и сотни четыре патронов - а уж как его вооружить, я найду.
  - Хорошо, Максим Владимирович. Будет сделано!
  Калюжный кивнул.
  - И по продвижению фуры-ловушки меня информируй - посмотрим, как наши друзья с того берега умеют работать быстро и оперативно. Хотя, если даже они её и отслеживают - потрошить будут только в Эрзеруме, чтобы взять тёпленькими истинных, как они надеются, получателей груза. Так что пусть твоя польская фура шибко не торопиться...
  
  
  ***
  Они выехали из Стамбула затемно - Одиссей уже начал привыкать к этой сарыгюлевской привычке начинать рабочий день ни свет ни заря. Впрочем, уже через двадцать минут он понял, что в таком сверхраннем выезде есть свой несомненный плюс - на мосту Ататюрка поток машин с азиатского берега на европейский был сплошным, а в обратную сторону двигались считанные машины. Одиссей поинтересовался у Туфана, отчего сие.
  Тот пожал плечами.
  - На работу едут. На том берегу дешевле жить.
  Одиссей кивнул. Жить-то, конечно, дешевле, но зато каждый день приходится испытывать мини-стресс - пробки, вонь выхлопных газов...
  Очень долго они выбирались из Стамбула - Одиссею уже начало казаться, что этот город никогда не кончится. Но, наконец, последние жилые здания и склады Стамбула остались позади - и в эту же минуту на далёком восточном горизонте показался краешек солнца. Да, если бы они ехали на Анкару - хреноватенько пришлось бы водителю.... К счастью, за Сакарьей они, по словам пилота и штурмана в одном лице, господина Сарыгюля, должны будут повернуть на юг - так же, как это за несколько часов до них должна была сделать фура с грузом.
  - Мы едем мимо Анкары, потому что там проблемы с полицией? - Одиссей решил для себя уточнить причины, повлиявшие на выбор маршрута.
  - Нет. Я дорогу не из-за полиции выбрал. По этой дороге, что я выбрал, колонны с грузами для американцев не идут. Они по трассе Истанбул-Анкара-Элязык-Диарбакыр-Мардин идут. Или от порта Искендерун вдоль сирийской границы до Джизре. Мы с ними только в Дирабакыре пересечемся. Потом будем ехать вместе с ними пятнадцать километров от Джизре до иракской границы. Там надо быть осторожными. Иншалла...
  Понятно. Кому ж хочется пилить сорок-пятьдесят километров час вместе с бесконечными конвоями грузовиков? Логично. Ладно, до поворота на восток имеет смысл немного вздремнуть. Будем надеяться, пилот и штурман на это не сильно обидится?
  - Туфан, если ты не против, я до Эскишехира вздремну, а там ты меня разбудишь. Хорошо?
  Господин Сарыгюль только улыбнулся.
  - Проедем Биледжик - сам проснешься.
  - Почему?
  - Там начинаются холмы. Вверх-вниз, вверх-вниз.
  - Ладно, проснусь так проснусь. А пока я вздремну, с твоего позволения.
  Водитель молча кивнул и убавил до минимума звук радио - что-то бубнящего по-турецки; Одиссей за первый час дороги уже привык к нему, и никакого препятствия к здоровому сну турецкие дикторы для него уже не представляли. Устроившись поудобнее, Одиссей прикрыл глаза - и тут же окунулся в сладковатое марево утренней дрёмы.
  Разбудили его, впрочем, не манёвры сарюгелевского "рено" по пересеченной местности - а сам лично господин Сарыгюль, что-то громко говорящий в трубку телефона. Одиссей открыл глаза, огляделся - вокруг за окнами пробегала холмистая полустепь. Ага, это мы, стало быть, уже взобрались на то самое нагорье, которое лежит на высоте где-то тысячу метров над уровнем моря... Гут, понятно. А горная цепь по правую руку - это, стало быть, предгорья Тавра, если ему не изменяет память.
  В это время Туфан закончил говорить по телефону, взглянул направо, на своего попутчика - и, видя, что тот проснулся, протянул Одиссею телефон.
  - Выбрось карточку.
  Одиссей несколько изумился такому обороту.
  - Зачем?
  Господин Сарыгюль вздохнул и покачал головой.
  - Я не хочу, чтобы в телефоне водителя был мой номер. Пусть будет много разных других. Если что-нибудь случится - по номерам телефонов никого не найдут. В памяти останутся номера выброшенных карт. Мусорных. Я их в Истанбуле десять штук купил. Я их буду каждый раз менять. Понял?
  Одиссей пожал плечами.
  - Ясно, что ж тут непонятного. Хорошо. - С этими словами он взял телефон Туфана, вскрыл его, извлёк СИМ-карту - и, приоткрыв окно, выбросил её на шоссе. Господин Сарыгюль кивнул, достал из кармана брюк конверт, и, протянув его Одиссею, попросил:
  - А теперь новую, пожалуйста, вставь.
  Одиссей подивился предусмотрительности курда, Однако! Если, действительно, вдруг случится какая-нибудь хрень, и водилу с грузом тормознут по дороге, арестуют, обыщут и изымут телефон - по номерам звонивших на его мобильный Туфана вычислить будет невозможно. Поскольку водитель тоже курд, он своего земляка полиции не выдаст ни при каких вариантах (не потому, что такой, блин, Марат Казей и герой антитурецкого сопротивления, а потому, что, предав своего соплеменника, он в мгновение ока становиться изгоем, не нужным ни семье, ни роду, ни племени; а в тюрьме сидеть с таким статусом ох как тяжеленько...). Что ж, береженого Бог бережет - а, поскольку мы сейчас в Турции, то занимается этим уже аллах.... Кстати, а где именно мы в Турции?
  - Послушай, Туфан, мы уже где?
  - Проехали Эскишехир. Скоро будет Чифтелер.
  - А грузовик наш где?
  - Проехал озеро Акшехир. Это от нас где-то двести километров вперед.
  - Ясно. Мы где будем обедать?
  Курд пожал плечами.
  - Где захотим. Тут по дороге много где можно поесть. Только маленький выбор. Кебаб, чай, айран.
  Одиссей махнул рукой.
  - Нам хватит. Мы за сегодня до Конья доберемся?
  Сарыгюль кивнул.
  - Да. Там и переночуем.
  Ясно. Эскишехир - знакомое название. Что здесь было? Кемаль в этих местах, на реке Сакарья, остановил продвижение греческих войск короля Константина, начавших наступление в начале июля двадцать первого года63 - кажется, так. Или, наоборот, здесь греки разбили турок? То, что бои здесь шли, он хорошо помнит, а вот кто одержал верх.... Нет, точно, Кемаль и его "новые турки" именно в этих местах сдержали греческий блицкриг - и даже, помниться, к середине сентября отбросили греков от речки; у них тогда встречное сражение шло чуть ли не двадцать суток подряд, и потери обеих сторон исчислялись жуткими тысячами убитых и раненых; пленных же, по здешним традициям, обе стороны не брали в принципе. Азия-с...
  Ну а потом - история известная. Тринадцатого декабря в Турцию прибыл товарищ Фрунзе, а вместе с ним - сорок тысяч винтовок, триста с лишним пулеметов, полсотни орудий, и ещё кое-что по мелочам - шестьдесят миллионов патронов и сто пятьдесят тысяч артиллерийских снарядов. Одним словом, Михаил Васильевич изрядно подогрел Кемаля - ха, мало сказать "подогрел", у того вообще не было никаких других источников пополнения арсеналов, и помощь Украины (товарищ Фрунзе тогда, помнится, прибыл послом от Харькова, а не от Москвы) была как нельзя кстати. Турки за зиму и весну освоили полученное оружие, набрали рекрутов, поднакопили запасов - одним словом, хорошо подготовили своё аллаверды грекам - в то время как последние всё это время вели изнуряющую антипартизанскую войну на чужой территории.
  И поэтому нет ничего удивительного в том, что, перейдя в наступление в августе двадцать второго года, турки наголову разбили греков, второго сентября взяли в плен греческого главнокомандующего Трикуписа с его штабом, а девятого сентября вернули под турецкий флаг последний крупный город континентальной Турции, остававшийся под греческой оккупацией - Измир, с взятия которого греками, собственно, и началась та война. Турки, помниться, трое суток резали и грабили греческую часть Измира - за что по сей день греками (а заододно и евреями, кстати, тоже круто пострадавшими в ту заваруху) искренне ненавидимы. Измир - это ведь Смирна, бывшая греческой со времен античности.... Да, места исторические. И Михаил Васильевич Фрунзе здесь сумел отличиться - впрочем, он везде был молоток. Если бы его в двадцать пятом году неумелая рука хирурга (неумелая или всё же чересчур умелая? Сие остаётся исторической загадкой, хотя Иосифу Виссарионычу, на какого смерть Фрунзе иные борзописцы вешают, гибель его была совсем не с руки) не отправила на тот свет - он был ещё много где успел бы отличится. Среднюю Азию он вернул под сень двуглаво... тьфу, под серп и молот? Он. Ежели бы не его ловкость в Хиве и Бухаре64 - ещё неизвестно, где бы легла южная граница Союза. Да и в Бальджуане мутная история с Энвер-пашой65 - не без товарища Фрунзе произошла. Так и с Кемалем - ежели бы не поддержка Михаила Васильевича, то ещё очень бабушка надвое сказала, когда б Кемаль свою революцию закончил бы...
  Да, места исторические. Вот только жаль, что сегодня мы до Каппадокии не доберемся. Ладно, может быть, завтра будет время чуть-чуть отвернуть от маршрута и хотя бы мельком, но взглянуть на легендарную Ихлару (по шоссе Конья-Аксарай-Невшехир, примерно в двадцати километрах за Аксараем), где, по рассказам бывшей там в туристической поездке Герды, прямо посреди мирной деревни начинается ТАКОЕ! Она там была году где-то в девяносто шестом, и рассказывала с ужасом и трепетом о каменном узком и длинном колодце, тянущемся почти на шестнадцать вёрст, и куда можно спуститься по многопролетной, где-то в пятьдесят этажей, металлической лестнице в триста восемьдесят с чем-то ступеней. Увидеть бы самому, воочию, это чудо!
  Впрочем, если на это будет время. В конце концов, он тут не как праздный турист - он здесь совсем по другим делам...
  
  ***
  
  То, что на турецком этапе операции "Полонез" они практически целиком и полностью положились на курдскую мафию - было и хорошо, и плохо. Хорошо - тем, что утечка информации в такой ситуации - вещь практически невозможная; о том, что именно находится в ящиках, знает только один Туфан Сарыгюль (Одиссей сообщил, что посчитал необходимым, для пользы дела, сообщить тому свои предположения о содержимом ящиков и их конечном получателе). О том, что оный Сарыгюль отправляет в Ирак какую-то контрабанду - знают только трое хозяев фирмы "Идиль Эндюстри Тесислери Ималят"; ни о характере контрабанды, ни о получателе её они абсолютно не в курсе. Водитель грузовика знает только то, что груз надо доставить до границы (и далее, куда скажет господин Сарыгюль) в целости и сохранности, и за безопасность оного груза он отвечает головой.... Это всё хорошо.
  Плохо, что теперь груз находится в руках курдов целиком и полностью. Отгрузил его курд Туфан Сарыгюль в Стамбуле, примут курды генерала Третьякова в Силопи, довезут до курдов неизвестного происхождения под Киркук - а вот передадут ли товар все эти курды, в конце концов, тем, кому он по-настоящему крайне необходим? Ведь торговая нация, что б там ни говорили.... Могут и зажуковать груз, это им в данной ситуации - раз плюнуть. И концов будет не найти. Плюс к этому - даже если и будет известен крайний, достать его и решительно покритиковать (дабы оный деятель более мошенничать не мог физически, ввиду наличия травм, несовместимых с жизнью) вряд ли удастся. Нет, надо идти к генералу!
  Левченко решительно вышел из-за стола - и тут на пороге его кабинета появился сам Калюжный. Вот и не верь после этого в телепатию!
  - Ко мне собрался? - Генерал улыбнулся.
  - Так точно. Думаю я тут над одной проблемкой, и чем дальше думаю, тем мне она кажется всё серьезней и серьезней.
  - Об чём же у тебя, Дмитрий Евгеньевич, голова нонче болит?
  - А вы не знаете, можно подумать...
  Калюжный кивнул.
  - Знаю. Почему к тебе и спустился. Садись, погутарим, о делах наших скорбных побалакаем, как тот Горбатый говорил. Бо и у меня что-то на душе неспокойствие какое-то наблюдается...
  Левченко, почесав затылок, спросил:
  - Тогда, может, чаю?
  - Давай, не откажусь.
  Левченко нажал кнопку на селекторе, произнёс негромко:
  - Валера, сделай нам с командиром чайничек чёрного, с бергамотом, и лимончик порежь. - И, повернувшись к Калюжному, спросил: - Чёрный?
  Тот кивнул.
  - Чёрный так чёрный. - А затем, едва заметно улыбнувшись, добавил чуть иронично: - Ты, я смотрю, так и не научился сам заваривать, на Валеру надеешься.
  Левченко развёл руками.
  - Ну не всем же дано это мастерство! Вашего уровня мне всё равно не достичь, а Валера, худо-бедно, но всё ж в Юннани этой три года прожил...
  Калюжный улыбнулся.
  - А ты льстец, подполковник! Не замечал этого раньше за тобой! - А затем, уже серьезно, спросил: - Стало быть, боишься ты все яйца в одну корзину сложить? Правильно я твоё беспокойство понимаю?
  - Так точно. Ведь в этом Силопи нашему господину Сарыгюлю вступить в сговор с курдами из-за речки - как два пальца об асфальт. Тем более - у них запросто могут найтись общие знакомые или даже родственники; Сарыгюль говорил Одиссею, что у него в Киркуке - двоюродный брат.
  Калюжный иронично взглянул на подполковника.
  - Ты не очень-то на веру принимай, что на Востоке говорят - этот Сами, или как его, нашему курду в самом лучшем случае девятой водой на киселе приходится. Но вот насчет сговориться - тем более, оружие в тех краях в ба-а-льшой цене, тем более - такое оружие, какое мы сейчас везем к границе - ты прав. Могут они сговориться, как пить дать. Тем более - железа у нас, по тамошним оптовым рыночным ценам, даже учитывая все скидки и усушку-утруску, миллиона на полтора, если не больше. Жирный кусок. Правильно я понимаю твою мысль, подполковник?
  Левченко согласно кивнул головой.
  - Я именно это и имею в виду.
  - Ну вот, имеешь в виду, а молчишь.
  - Так ведь я...
  - Да знаю, знаю. Ладно, знаю я, как эту проблемку разрешить.
  - Хаджеф?
  - Он. Ты ко мне давеча заходил, видел, я бумажку, от руки карандашом писанную, читал.
  - Видел.
  - Так вот, письмишко мне Омар бен-Талал прислал. В каком даёт мне номер своего спутникового телефона и извещает меня о своей готовности принять любое количество актуального груза для известных дел. ЛЮБОЕ!
  Левченко нерешительно пожал плечами.
  - Но... но где мы ему сможем груз передать?
  Калюжный вздохнул.
  - Дмитрий Евгеньевич, ты меня, старика, иногда просто в ступор вгоняешь своими вопросами. Ты что ж думаешь, турецко-иракская граница чем-то похожа на ту, какую ты в Бресте давеча проходил? С таможенным и паспортным досмотром, с визами и ваучерами, с кипой разных бумажек и прочими европейскими формальностями?
  Левченко удивлённо спросил:
  - А разве не так?
  Генерал покачал головой.
  - Жаль, что ты Европой занимался во времена оны, и на Востоке ни разу в жизни не был. Ба-а-альшой пробел в твоей профессиональной подготовке! - А затем, уже серьезно, добавил: - Граница там, где будет проходить её наш груз - контрольно-пропускной пункт "Хабур" - это очень большой проходной двор. Со стороны Турции, правда, хоть какие-то формальности там все же соблюдаются - паспортный контроль, например, досмотр документов на груз, таможня, какая-никакая, но работает; а вот на той стороне - полный бардак. Охрану границы несут курдские ополченцы - сам понимаешь, какие из них пограничники и уж тем более таможенники; иракских арабов из Багдада, сиречь - представителей официальных властей - там днём с огнём не сыщешь, потому как нет их там в природе. При пересечении этой границы никаких иракских виз ни для кого не требуется - да и некому их сейчас выдавать, нет нигде в мире иракских консульств. Добавь сюда непрерывное движение грузовых фур - через Хабур постоянно идут конвои для американских войск в Ираке, обратно они же волокут технику в ремонт и немножко героин на продажу в Европу, плюс бесконечные цистерны с топливом - и ты поймёшь, какой там царит бардак. В тамошней обстановке перейти границу - вопрос желания, и не более того. Турки, правда, особо не жалуют посетителей с того берега - но, ежели речь идёт о бизнесе - а что б ты знал, бизнес на Востоке - дело святое - то тут только "добро пожаловать!".
  - И Хаджеф...
  - И Омар Хаджеф бен-Талал, имея на руках йеменский свой старый паспорт, если вдруг ему приспичит - ну это, сам понимаешь, в самом крайнем случае - ровненько перейдет границу, встретится с Одиссеем, примет у него груз, договорится с курдом, где надо будет взорвать грузовик - и дело в шляпе!
  - Связаться с Хаджефом вы сейчас можете?
  Калюжный пожал плечами.
  - Отчего ж нет? Всё ж в двадцать первом веке живём!
  Левченко облегченно вздохнул.
  - Груз с плеч свалился. А я уж начал было сомневаться в исходе операции...
  Калюжный серьезно взглянул в глаза своему заместителю.
  - Ничего ещё не свалилось. Груз сейчас, по моим расчётам, где-то между Диарбакыром и Батманом - и ехать ему до границы ещё часов семь, а, учитывая, что в Джизре он может уткнуться в хвост очередной колонны с американскими грузами - дрожать нам за него предстоит ещё часов десять-двенадцать.
  Левченко вздохнул.
  - А где этот ваш, Хаджеф?
  - Сегодня на рассвете был в Дахуке - это в семидесяти километрах от границы с иракского боку.
  - И?
  - И сегодня к вечеру, то бишь - к моменту прибытия грузовика с товаром и наших пилигримов в Силопи - он будет ждать моей команды в городке Закхо. От него до речки всего десять километров.
  Подполковник почесал затылок.
  - Значит, курдов генерала Третьякова...
  Калюжный кивнул.
  - Курдов генерала Третьякова мы беспокоить не станем. Груз наш идёт в Ирак, это уже далеко не первая фура, какая из Стамбула, от имени этой фирмы, как её... "Идиль Индастри", кажись - идёт в Эрбиль, везет разные нужные в нефтедобыче причиндалы, посему никаких подозрений ни у кого на границе не возникнет. Одиссей с этим своим курдским напарником переедет границу, встретиться с Хаджефом, покажет тому, где нужные ящики - и, благословясь, вернётся на турецкую сторону; на этом его миссию можно считать выполненной на сто процентов. Ты можешь как-то сообщить ему, чтобы в этом Силопи он никому не звонил?
  Левченко пожал плечами.
  - Мы с ним условились, что прежде, чем он станет кому-то звонить, он свяжется со мной - по электронной почте. Я ему сейчас всё отпишу, через три, максимум четыре часа он будет в курсе.
  - Ты от него когда в последний раз депешу получал?
  - В восемь открыл почтовый ящик - там был рапорт. Он его в Конья, это Анатолия, самый центр Турции, накропал, ещё в семь утра. Пишет, что выезжают через полчаса - стало быть, они уже в пути часов семь, если не больше.
  Генерал вздохнул.
  - Анатолия, говоришь.... Какая ж это Турция? Это Каппадокия, земля красивых лошадей, если по-хеттски. Исконная территория Византийской империи, они ею, почитай, тысячу лет владели - со времен Юлия Цезаря и, без малого, до захвата Константинополя крестоносцами. Ну да ладно, мы тут не исторический диспут затеяли. - Генерал закурил, выпустил колечко дыма - и продолжил: - В Конья, говоришь? Стало быть, до Курдистана ему уже рукой подать.... Ладно, ты давай его извещай о том, что планы несколько изменились - а я сообщу Хаджефу, чтобы ждал наших путешественников-экстремалов в Закхо. Какая у Одиссея с этим курдом машина?
  - Чёрный "рено", номера пятьдесят семь кА-бэ тридцать один семнадцать.
  - Хорошо. Напиши мне на бумажке, а я уж моего бен-Талала поставлю в известность, чтобы завтра с пятнадцати часов по местному времени ждал чёрный "рено" с этими номерами в Закхо у здания таможни.
  - А какую легенду Одиссею придумать?
  Калюжный пожал плечами.
  - Он у нас хохол с Днепропетровска? Очень хорошо, пусть он считает себя буровым мастером. Сейчас немало вот таких вот "дикарей" из Румынии, бывшей Югославии и Украины на нефтепромыслах Мосула и Киркука работают. В Курдистане ведь войны нет, там ребята Барзани в первый же день американского вторжения технично и относительно мирно взяли власть. Так что желание хохла из Днепропетровска, работавшего на буровых в Западной Сибири, чуток помочь курдам с нефтедобычей - за малую толику - ни у кого удивления не вызовет.
  Левченко кивнул.
  - Ясно. Значит, им нужно завтра к пятнадцати быть в Закхо, у здания таможни. Фура с грузом?
  Генерал махнул рукой.
  - Пусть где-нибудь на окраине запаркуется и ждёт. Ночью люди Хаджефа её чуток разгрузят, а утром на трассе Дахук - Мосул её подорвут злые люди.
  - Понял.
  - Ну а раз понял - выполняй! Времени у нас негусто, фура с нашим грузом, по моим подсчётам, уже прошла Батман. Так что времени у нас на раздумья, почитай что, и нету. Вперед, подполковник! Послезавтра наш с тобой скромный подарок нашим друзьям из-за Большой Воды должен оказаться в руках их самых преданных поклонников!
  
  
  
  ***
  
  Вот чёрт! Как не вовремя!
  Одиссей про себя матерился, кусал губы, ломал пальцы - но сделать ничего, увы, не мог. Всё уже было сделано - и как ни квохтал над своим искалеченным грузовиком растяпа-водитель, как ни ругался по телефону Туфан - в Силопи к вечеру они никак не попадали. Чёртовы курды! Чтоб им ни дна, ни покрышки!
  А ведь сегодня утром всё начиналось так хорошо.
  Из рецепции отельчика в Конья, вернее, со служебного компьютера дружелюбного сонного хозяина, ему удалось отправить донесение в Москву; завтрак был выше всяких похвал, а дорога на восток, на которую они выехали через десять минут после завтрака - все двести с лишним километров от Конья до Невшехира - проходила по абсолютно плоскому высокогорному плато, которое, судя по отметке уреза воды озера Туз, находилось на высотах около тысячи метров над уровнем моря, отчего воздух был немыслимо прозрачен и свеж, как в первый день творенья. Плюс к этому - они проезжали исторические места, можно сказать, места библейские! Примерно около девяти утра справа мелькнул указатель на Ихлару - которой так восторгалась Герда. Ещё бы ей не восторгаться - в отвесных скалах долины Ихлара находится сотня с лишним церквей первых веков христианства и жилые дома - пещеры на пять тысяч жителей. Из ста пяти церквей Ихлары, правда, только четырнадцать открыты для посещения - но, по словам Герды, и этого более чем достаточно! Одиссей вспомнил несколько фотоальбомов, забитых фотографиями диковинных пещерных соборов и педантично и аккуратно, чисто по-немецки, подписанных диковинными турецкими названиями - Йиланлы, Аджачалты, Сюмбюллю, Киркдамалты и Бахаттын Саманлыджи. Впрочем, как он понимал, на самом деле эти церкви назывались совсем по-другому. Например, Йиланлы, по его скромному разумению, была церковью Георгия Победоносца - на всех её фресках главным был конный воин, поражающий змия. А вот Аджачалты, сохранившая фрески сцен Введения во Храм, Благовещения, встречи Марии и Елизаветы, Рождества Христова, бегства а Египет, Успения и Вознесения - скорее всего, по мнению Герды (значительно внимательнее, чем Одиссей, прослушавшей курс религиоведения) была посвящена Богородице. В куполе двухэтажной церкви Сюмбюллю сохранилось изображение Христа Вседержителя, на южной стене - Благовещение. Благодаря цифровику Герды на фотографиях можно было различить также Николая Угодника, Соломона, архангелов Михаила и Гавриила. А ведь этим фрескам уже никак не меньше тысячи лет!
  Одиссей намекнул Туфану, что было бы неплохо хотя бы на часик свернуть на Ихлару - но курд, хмыкнув и что-то пробормотав про себя, отрицательно покачал головой.
  - Нет времени. За Невшехиром мы должны догнать машину с грузом. Дальше будем ехать вместе. Не рядом, но недалеко. Чтоб друг друга видеть.
  Одиссей вздохнул.
  - Нет, так нет. Хотя жаль. Возле Невшехира есть подземный город Деринкую, ты там был?
  Туфан пренебрежительно махнул рукой.
  - А, ерунда. Был, когда в армии служил. В учебной бригаде. Молодой аскер! Нас туда возили. На... на экскурсию. Подземные города не только в Деринкую есть. Ещё и в Каймаклы, Озконаке, Мазыкую, Татларыне, Гельверы есть. Больше шестидесяти штук уже нашли!
  - И что это за подземные города?
  Курд пожал плечами.
  - Аллах знает! В тридцатые годы их открыли. Мулла или учитель. Из местных. Нас водили в подземный город в Деринкую. Восемь этажей! Этот, который рассказывает - говорил, что на десять тысяч жителей. Зачем и для кого вырыли - неизвестно, когда - тоже никто не знает. Давно. Ещё до римлян. Жить там нельзя - готовить негде. Туалетов нет. Зачем их строили - никто не знает. Иншалла!
  В полдень проехали Невшехир - тоже ещё тот городок! Невшехиром, насколько помнил Одиссей из прочитанного в Бургасе (спасибо за путеводитель впавшей впоследствии в отвратительную алчность Ире Бенчевой!) он назывался не всегда. Городок этот был основан ещё при хеттах, которые почти четыре тысячи лет назад медленно продвигались по протекающей неподалеку реке Кызыл Ирмак и ее притокам. Как его называли хетты - Бог весть; при византийцах этот город назывался Нисса, об чём уже есть письменные источники. После турецкого нашествия он какое-то время назывался Мушкара, а вот нынешнее имя, Невшехир, которое означает что-то вроде Нью-Йорка или Новгорода - дословно с турецкого переводиться как "Новый город" - он получил сравнительно недавно, всего в XIV веке. Незадолго, кстати, до Куликовской битвы, почти одновременно с переименованием Переяславля Рязанского в простую Рязань. Которая находилась в другой части той же гигантской татаро-монгольской империи, в какую входила тогда и Малая Азия. Вот так вот! Было время, когда жители Невшехира и Рязани были, если можно так выразиться, гражданами одного государства!
  Во времена римские здесь жил и работал епископом один из отцов православной церкви, святой Григорий Нисский, богослов и философ, младший брат Василия Великого, который изображается на иконостасе практически любой православной церкви после Иоанна Предтечи, Архангела Михаила и апостола Павла. Григорий Нисский родился в 332 году неподалеку отсюда, в Кайсери, который назывался тогда Кесарией Каппадокийской, в отличие от Кесарии Палестинской, находящейся в Земле Обетованной и поныне - всего в часе езды от Тель-Авива на север по направлению к Хайфе.
   Когда их машина въехала в Невшехир, Одиссей стал старательно всматриваться в окно, чтобы увидеть холм, на котором находится музей исламского философа и мистика Хаджи Бекташ-и-Вели, который жил тысячу лет спустя после Григория Нисского и был для Турции чем-то вроде нашего Сергия Радонежского. Жили оба они, кстати, в одно и то же время, и работали, если можно так выразиться, в одной и той же области - способствовали формированию национального самосознания народа, который страдал под гнетом татаро-монгольского империализма; только каждый делал это для своих, Сергий Радонежский - для русских, Хаджи Бекташ - для турок. Именно Хаджи Бекташ-и-Вели, кстати, был основателем ордена Бекташей, духовных покровителей янычар.
  Увы, музея этого деятеля Одиссей так и не увидел - зато буквально через двадцать километров увидел другое зрелище, повергшее его в шок.
  Фура с их грузом стояла на обочине шоссе; тент с полуприцепа был наполовину сорван, на обочине и в кювете валялось десятка три ящиков - некоторые из них были изломаны, и из них на шоссе и в придорожную грязь вывалилось содержимое. У Одиссея похолодело в груди - но, присмотревшись, он понял, что удар - если это был, конечно, удар - пришёлся по задней части машины, и ящики, вывалившиеся за борт - хранили в себе разные гражданские, сугубо мирные запчасти.
  Туфан был поражён не менее Одиссея - но, надо отдать ему должное, действовать начала немедленно после того, как запарковал свой "рено" перед кабиной грузового тёзки.
  Первым делом он быстро и вдумчиво допросил водителя - который, по ходу, всё ещё не пришёл в себя - и, обернувшись к Одиссею, хрипло бросил:
  - Автокран. Выезжал на шоссе справа, не пропустил. Удрал. Гази клянётся, что тормозил - но ты сам видел, какая у этого "рено" резина.
  - Что будем делать? - Одиссей не знал, что в Турции принято делать в подобных случаях, но подумал про себя, что ГАИ (или как дорожная полиция здесь называется) он бы вызывал в самом последнем случае. Хотя впереди граница...
  - Сейчас назад, в Невшехир вернемся. Найдем автосервис. Возьмем бригаду рабочих, и они будут машину чинить.
  - Тент?
  - И тент, и кузов.
  - А полицию? Будем вызывать?
  Туфан глянул на Одиссея исподлобья.
  - Ты шутишь?
  Одиссей пожал плечами.
  - Нет, полиция мне тут нужна не больше, чем тебе, но ведь было дорожное происшествие, целостность груза и кузова нарушена...
  Курд отмахнулся.
  - Не говори глупостей. За три часа всё будет как новое. Зачем нам полиция?
  - Чтобы составить акт, если на границе будут вопросы.
  Вместо ответа Туфан перевел реплику Одиссея водителю - и они вместе весело засмеялись. Затем господин Сарыгюль, потрепав Одиссея по плечу, улыбнулся и сказал:
  - Каждый час через ту границу проходит двадцать-тридцать машин - совсем не новых. Ты думаешь, кто-то смотрит на немного поломанный кузов? Ладно, у нас мало времени. Поехали!
  Одиссей плюхнулся на пассажирское сиденье - и тут же Туфан, лихо развернувшись, погнал назад, в Невшехир.
  Что ж, если кто-то возьмется за ремонт машины и сделает, как говорит Сарыгюль, за три часа - ещё не всё так плохо. Надо только будет отписать по соответствующему адресу - дескать, задержка, потерпите, дорогие товарищи....
  Надо сказать, желающих поучаствовать в ремонте подбитого "рено" им удалось найти довольно быстро - но зато очень долго (и, по мнению Одиссея, абсолютно бездарно, учитывая потерю времени) они торговались с найденными мастерами, троицей ушлых турков, относительно стоимости ремонта. Как понял Одиссей из разговора Туфана со "специалистами", те запросили за работу двести миллионов - курд же планировал обойтись гораздо меньшей суммой, судя по его мине - раза в четыре меньшей. Столь разный порядок предполагаемой цены ремонта, тем не менее, нисколько не мешал всем четверым в перерывах между раундами нечеловечески яростного торга дружно пить чай и поглощать местную выпечку - внимание которой уделил и Одиссей. Он старался не мешать Туфану - но всё же, улучив момент, спросил его вполголоса:
  - Слушай, а мы не зря теряем время? Давай заплатим им эти их сто миллионов? - Из торга Одиссей понял, что мастера уже вдвое снизили свои запросы.
  Курд поджал губы.
  - Алекс, ты русский, и ничего не понимаешь. Нельзя сразу соглашаться! Я соглашусь с их ценой - они не будут меня уважать. Не будут уважать - ремонт сделают плохо. У нас тот, кто отступает в споре о цене - никто. Я дам им пятьдесят миллионов - ни лирой больше. Самое большое - шестьдесят. Это предел. В этом забытом аллахом Невшехире это очень хорошие деньги!
  После полуторачасового торга, сойдясь, наконец, на сумме в пятьдесят восемь миллионов, все четверо участников дискуссии и Одиссей выехали к покалеченному "рено" - предварительно заехав во двор к одному из мастеров и взяв с собой здоровенную сумку с инструментом и несколько досок разной толщины и длины.
  
  
  ***
  Когда они подъехали к грузовику, то увидели то, что хотели увидеть меньше всего - у кабины стояла полицейская машина, и трое или четверо дорожных полицейских лениво толклись возле полуприцепа, разглядывая вывалившиеся ящики и рассыпавшиеся по земле запчасти.
  Чёрт! Вот упрямый болван! Одиссей был вне себя от ярости. Какого рожна они потратили полтора часа на препирательства с этими турками - если сейчас им предстоит неприятное объяснение с полицией? Хоть бы эти, в белых крагах, в кузов не залазили...
  Они подъехали к грузовику, и Туфан демонстративно медленно, не торопясь, вылез из-за руля, подошёл к грузовику, осмотрел его - и, как будто только сейчас увидев полицейских, удивлённо что-то спросил у крайнего.
  Тот начала что-то объяснять, яростно жестикулируя - на что курд, покачав головой, взял его под руку и увёл куда-то за кабину - посему дальнейшее общение этой парочки Одиссею было не видно. Впрочем, отсутствовали они недолго - минут через пять полицейский вышел из-за грузовика, что-то скомандовал своим янычарам - и они тут же, резво погрузившись в свою машину, удалились. У Одиссея отхлынуло от сердца - кажись, на этот раз пронесло. Но всё равно - чёртов курд!
  Одиссей подошёл к своему напарнику, ещё кипя от возмущения. Тот, увидев состояние компаньона, широко улыбнулся и успокаивающе помахал рукой.
  - Всё в порядке, не волнуйся! Двести долларов - и всё беспокойство. Я сказал, что через два часа нас здесь уже не будет, пусть не боятся, что мы будем мешать движению. Груз они не смотрели - Гази клянётся, что никто из полицейских в кузов не лазил!
  Одиссей молча кивнул. Ладно, будем надеяться, что всё пройдёт именно так, как говорит этот господин Сарыгюль...
  Всё прошло именно так, как сказал господин Сарыгюль - за исключением одной мелочи. На самом деле, Гази, водитель грузовика, не был полностью уверен, что никто из полицейских не залазил в кузов - но не стал говорить об этом Туфану, чтобы не волновать его пустяками. В действительности же, пока он разговаривал со старшим патруля, предъявив тому документы на машину и на груз и объясняя картину случившейся аварии - один из полицейских, ловко вскарабкавшись в полуприцеп, внимательно осмотрел несколько странного вида длинных ящиков, стоящих у переднего борта - а затем, поддев ножом крышку одного из них, вскрыл его; обнаруженное содержимое его сначала удивило - а затем, судя по лицу, весьма и весьма обрадовало. Достав из вскрытого ящика какую-то полутораметровую пластиковую трубу, полицейский повертел её в руках, прикинул её вес, тщательно переписал в свой блокнот надписи, что были сделаны на этой трубе - а затем осторожно положил её обратно в ящик, прикрыл его крышкой и осторожно забил обратно несколько гвоздей.
  Спрыгнув на землю, этот полицейский ничего не стал говорить начальнику о своей находке - вместо этого он достал мобильный телефон, набрал номер и, глядя то в свой блокнот, то на номера грузовика, быстро проговорил несколько фраз, улыбнулся и убрал трубку.
  Хвала Аллаху, сегодня ему повезло - не каждый день удаётся так легко и просто заработать тысячу долларов!
  
  
  
  
  Глава пятая
  
  ***
  Третий раз они обгоняют грузовик с их грузом - и третий раз Одиссей видит один и тот же "фиат" тёмно-зеленого цвета, неспешно трусящий за конвоируемым ими "рено". Или за рулём человек флегматичный и неторопливый - а кто ж ещё способен второй час пилить со скоростью семьдесят-восемьдесят километров в час? - или же.... Одиссей глянул на Туфана - и, не успев задать вопрос, получил на него ответ:
  - Вижу. Зеленый "фиат" с номерами Анкары. Идёт за Гази уже полтора часа - первый раз я его сразу за Дагбаши заприметил.
  - Это... неслучайное совпадение? - Одиссей не хотел думать о самом худшем; но Туфан тут же разрушил все его надежды. Угрюмо оглядев мелькнувшую справа итальянскую малолитражку, он бросил негромко:
  - Нет, не случайное. Он ведет наш "рено".
  У Одиссея пересохло во рту. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!
  - Это полиция?
  Курд отрицательно покачал головой.
  - Нет. Зачем полиции плестись за какой-то фурой? Пыль глотать? Полиция уже давно бы его остановила и обыскала груз. Полиция не играет в сыщиков. Если у неё есть подозрения - сразу арестовывает. Это Курдистан, Алекс! Тут в игрушки никто не играет.
  - Тогда кто эти... в зелёном "фиате"?
  Туфан пожал плечами.
  - Пока не знаю. Доедем до Джизре - разберемся. Это не друзья, точно. Я пока позвоню Гази, спрошу, видит ли он этот зеленый "фиат". И сколько времени он его видит.
  Пока Туфан набирал водителя грузовика и что-то бухтел в трубку по-турецки - Одиссей откинулся на спинку сиденья и постарался оценить ситуацию.
  Туфан прав. Это не полиция. Представителям закона, действительно, нет нужды долго и нудно пасти подозреваемую в чём-либо машину - здесь вокруг море полицейских блокпостов, вызвать поддержку и задержать сомнительный грузовик - дело получаса максимум. Значит, те, в зеленом "фиате" - в равном положении с ними. А пасут они грузовик по очень простой причине - они хотят знать, куда он направляется. Зачем им это знать? Затем, чтобы, исходя из предполагаемого пункта назначения, принять решение о дальнейших действиях. Предположим, что ребята в зеленом "фиате" работают... пусть они работают на американцев - это самый худший вариант, и именно худший вариант стоит рассмотреть. Чтобы жизнь мёдом не казалась, главным образом.
  Значит, допустим, что "хвост" - от американцев. Оставим за скобками вопрос, откуда они узнали о содержимом полуприцепа "рено" - будем исходить опять же из худшего, то бишь - те, что играют за чёрных, ЗНАЮТ, что едет в грузовике с номерами 35UM8206. Знают - и, скорее всего, уже решили этот груз перехватить. Сделать это на турецкой территории они или не хотят, или не могут - по разным причинам; если бы хотели или могли - уже давно бы этот "рено" стоял бы в загородке во-о-он у того блокпоста, а его полуприцеп старательно бы потрошили турецкие сарбазы66. Следовательно, они будут брать его на своей территории - то бишь, на территории Ирака, ежели, конечно, эти, в зеленом "Фиате", убедятся, что наблюдаемая фура стала в очередь на пересечение границы. Значит, тот вариант, который сегодня предложил ему подполковник Левченко - становиться заведомо невыполнимым. Они не успеют передать грузовик под наблюдение человека с той стороны (который уже ждёт "рено" Туфана на той стороне) - потому что, немедленно после прохода КПП, этот грузовик будет задержан, а груз - арестован. Значит, надо немедленно переиграть план действий на ближайшие двенадцать часов!
  Одиссей достал из бардачка "рено" бутылку воды, глотнул, и, повернувшись вполоборота к водителю, спросил:
  - Туфан, ты можешь попросить Гази снизить скорость?
  - Могу. Зачем?
  - Затем, что мы за то время, что он едет к контрольно-пропускному пункту Хабур, должны будем успеть проскочить иракскую границу, доехать к Закхо, встретиться там с человеком и вернуться.
  - Ты думаешь, эти, в зеленом "фиате"...
  - Я думаю самое худшее - поверь, так думать лучше всего. Я предполагаю, что ребята в зеленом "Фиате" работают на американцев, и приклеились к нашему грузовику, имея в виду, в зависимости от того, куда он поедет, или сдать его турецкой полиции, или перехватить на первых метрах иракской территории. Если Гази просто остановится - они могут решить, что груз уже прибыл на место, что паркинг, на который стал этот "рено", и есть точка рандеву с получателями товара - и вызовут полицию. Если Гази станет в очередь на границу - из неё он уже никуда не сможет дёрнуться, и окажется на той стороне раньше, чем мы предупредим нужного человека. Тогда груз конфискуют американцы, со всеми вытекающими из этого печальными последствиями.
  Туфан кивнул.
  - Понял. Я сейчас Гази позвоню. Скажу, чтобы почаще пускал чёрный дым из трубы - как будто у него неисправен мотор. И чтобы он снизил скорость до сорока. Тогда у нас будет четыре часа времени.
  - Успеем? - Одиссей не был уверен, что им удастся уложиться в эти временные рамки.
  Туфан улыбнулся.
  - Ещё и кофе в Закхо выпьем!
  После этих своих слов он достал свой телефон (в котором Одиссей десять минут назад в очередной, уже шестой, наверное, раз, поменял СИМ-карту) и, набрав номер водителя, что-то очень долго и неторопливо тому объяснял. А, закончив объяснения - нажал на газ так, что Одиссея вжало в спинку сиденья; стрелка спидометра быстро поползла вправо и вверх, бодро миновала отметку "100", медленно и осторожно оставила позади "120" и, дойдя до цифры "140" - уверенно на ней остановилась. Одиссей решил не смотреть ни вперёд, ни по сторонам, а, закрыв глаза, постановил полностью положиться на водительское мастерство господина Туфана Сарыгюля - что будет, то будет. Бисмилля!
  
  
  
  
  ***
  
  - Не фантазируй, Левченко. Остановить операцию невозможно. У них осталось шесть часов - два часа, которые фура будет идти к очереди у КПП Хабур, и четыре часа до пересечения ею границы. Если они ничего за эти шесть часов не придумают - хана! Операция будет провалена!
  Генерал нервно ходил по кабинету, выкуривая за четыре затяжки одну сигарету только для того, чтобы от её тлеющего окурка зажечь следующую. Левченко сидел у края стола, вертел в руках карандаш - и впервые не знал, что сказать. Цугцванг, чёрт бы его побрал!
  - А что Хаджеф?
  Калюжный пожал плечами.
  - А что Хаджеф? Сказал, что непременно что-нибудь придумают...
  - Где сейчас Одиссей с этим, с курдом?
  - Полчаса назад выехали по направлению к турецкой границе. Хаджеф дал Одиссею рацию - они теперь между собой на связи. Только ума не приложу, как эта рация поможет им из этой задницы выбраться...
  - Я тоже, если честно. Может быть, дать команду Одиссею на уничтожение грузовика? Пусть водитель вывернет его в пропасть - там же есть, где угробиться?
  - Есть. Но где гарантия, что среди обломков грузовика те, кому это положено, не разыщут наши с тобой сувениры? После чего не начнут вдумчиво проверять хозяев груза? Положим, Одиссей к этому времени из Турции слиняет, но мы с гарантией в восемьдесят процентов теряем Немезиду и её бандита - который, судя по всему, нам ещё очень и очень может пригодиться. Есть у тебя гарантия, что нашего агента по обломкам в этих горах не найдут?
  Левченко вздохнул.
  - Гарантий нет.
  - Вот и я о том же. А, разыскав Немезиду - тамошняя дефензива сможет вычислить тех, кто затеял эту переброску, то бишь - нас с тобой. Я тут даю допуск в тридцать процентов, не меньше. Тут уж придётся рубить все концы наглухо - что, во-первых, не в интересах дела, а во-вторых - малость бесчеловечно, ты не находишь, Дмитрий Евгеньевич?
  - Нахожу.
  - Стало быть, признаем, что выбросить в пропасть - не выход. Во всяком случае, на турецкой территории.
  - Тогда что же делать?
  Генерал докурил очередную сигарету, яростно затушил окурок - и, вздохнув, ответил:
  - Включаем в дело курдов генерала Третьякова.
  Левченко пожал плечами.
  - Так ведь решили обойтись без них?
  - Решили - теперь перерешим. - А затем, видя, что подполковник продолжает недоуменно смотреть на него, Калюжный добавил помягче: - Дмитрий Евгеньевич, ты ведь понимаешь, что с момента пересечения границы груз подпадает под юрисдикцию курдской администрации - уж какая у них она там есть?
  - Подпадает.
  - Следовательно, у нас есть шанс - небольшой, конечно, но есть - что те курды, которых нам подсуетил генерал Третьяков, будут обладать достаточной реальной вооруженной силой для того, чтобы отстоять наш грузовик по ту сторону границы. Есть?
  Подполковник почесал затылок.
  - Не знаю, если откровенно. Но даже если и есть - то крайне незначительный.
  - Крайне незначительный - но есть. А в данной ситуации его вообще НЕТ. Улавливаешь разницу?
  - Улавливаю. Мы успеваем известить об этом всех фигурантов операции? И как... как будем страховаться?
  Генерал достал из пачки очередную сигарету, прикурил - и ответил уверенно:
  - Успеваем. А страховаться.... Страховаться будем так, как придумал этот, как его, с фамилией из гербария. Сарыгюль. Только взрывать фуру с грузом будем не тогда, когда перегрузим ящики, а в момент реальной опасности её захвата... известно кем. Пусть Одиссей со своим курдом на той стороне подготовят всё для ликвидации, и если, паче чаяния, курды генерала Третьякова не смогут ничем нам помочь - будем рвать.
  Левченко вздохнул.
  - Потеряем груз.
  Генерал согласно кивнул.
  - Потеряем. Но лучше груз потерять, чем людей.
  Подполковник спросил неуверенно:
  - Но ведь по обломкам, рано или поздно, но установят, что везла машина?
  Калюжный едва заметно улыбнулся и пожал плечами.
  - Установят. Но когда? Не раньше, чем дней через пять-десять. И кто установит? Американцы? И их карманные курды? И что они предъявят туркам? Что в машине, пришедшей из Стамбула, ехало двести ракетных комплексов? Так турки только посмеются в ответ.... У них взаимоотношения и так неважные, а в ближайшие дни станут ещё хуже67. Так что уничтожение груза по ту сторону границы нам, практически, ничем не грозит - в отличие от варианта его ликвидации на турецкой территории. А посему, если Одиссей там, на месте, не найдет вариант выхода из этого крайне хренового положения - значит, остаётся надежда только на милость курдов Третьякова, а в случае их неспособности спасти груз - его уничтожение на иракской территории. Задача тебе понятная, подполковник? Взрывчатку с детонаторами этот курд хоть не забыл с собой взять?
  Левченко кивнул.
  - Всё ясно. Два килограмма тротила и взрыватели у них с собой, в легковой машине, Одиссей сообщил, что специально проконтролировал этот момент. Но всё же думаю, что рвать грузовик сразу же за КПП Хабур Одиссею не придётся...
  Калюжный, хитро прищурившись, глянул на своего заместителя:
  - А ты что ж, всё ещё надеешься на то, что он сможет что-то придумать? В этой ситуации?
  Левченко развёл руками.
  - Надеюсь.... Что ж мне ещё остаётся делать? Ведь это ж моя инициатива была - повесить ему на плечи всю операцию.
  Генерал кивнул.
  - Твоя. Но в данной ситуации я на него никакой ответственности за возможный провал возлагать не собираюсь - так ему и сообщи. Если даже придётся груз, под угрозой попадания в руки врага, рвать к чёртовой матери - Одиссея вины здесь нет, пусть не расстраивается.
  Подполковник чуть заметно улыбнулся.
  - А он и не будет расстраиваться. Он просто сделает всё так, как надо.
  
  
  ***
  
  - Этот, араб, он давно на твоих работает?
  Одиссей положил рацию, по которой только что разговаривал с Хаджефом, в бардачок, и пожал плечами.
  - Не знаю. А зачем тебе это?
  Туфан указал рукой на группу курдских ополченцев Барзани, лениво развалившихся у дороги, мимо которой как раз проезжал его "рено":
  - С этими ему будет трудно договориться. Только если он настоящий друг твоего командира.
  Ну, положим, Одиссей это и без многомудрого господина Сарыгюля знает. Только ему от этого не легче.
  - А ты?
  Туфан тяжело глянул на своего собеседника.
  - С этими? Они джафы.
  Час от часу не легче. Джафы? Очень хорошо. Вот только бы знать, что это значит...
  - Но ведь они тоже курды?
  Туфан вздохнул.
  - Я - мукри. Ни у кого из курдов, никогда не было своего государства - у нас было.
  - Когда? - Одиссей удивился не на шутку.
  - Сразу после войны - Мехабадская республика. У джафов - никогда не было.
  -А... - разочарованно протянул Одиссей: - Так она всего одиннадцать месяцев существовала.
  - Но ведь была?
  - Была. - Вот дьявол самолюбивый, в такой ситуации - и то находит время для демонстрации своего племенного гонора. Тут бы о душе уже стоило бы подумать... Одиссей продолжил: - Ладно, историю отложим на потом. Что будем делать сейчас? Через два часа наша машина должна стать в очередь - и тогда всё.
  Курд кивнул.
  - Знаю. Думаю. На твоего араба не надеюсь. Тем более - на этих. - И Туфан пренебрежительно кивнул на ещё одну группу вооружённых курдов, неспешно бредущих по обочине шоссе.
  Одиссей кивнул.
  - Я тоже. Как только наша машина подойдет к границе и станет на досмотр - у наших противников будет самое малое пять часов, чтобы на этой стороне организовать её захват. То, что у Хаджефа среди здешних курдов есть друзья - ни о чём не говорит. Этот их самопальный Курдистан, насколько я понимаю, целиком зависит от американцев. Если те потребуют нашу машину - вряд ли найдутся герои, которые будут её отстаивать. А взрывать, как советует Хаджеф, пусть даже и в крайнем случае, я её не хочу - не для того мы её тащили через всю Турцию.
  Туфан молча кивнул, соглашаясь. Одиссей продолжил:
  - Значит, мы должны найти другой вариант. Может быть, разгрузим её где-нибудь на турецкой территории?
  Туфан подумал секунд сорок - и согласно кивнул..
  - Да. Если нельзя другое. Потом отвезти через границу второй раз попробуем. Через месяц. Взрывать жалко.
  Они подъехали к КПП Хабур, Туфан небрежно просунул в окно свой паспорт и паспорт Одиссея - в который он, для надёжности, вложил две бумажки по пять миллионов лир каждая. Курдский страж границы (пузатый шетинистый дядька лет сорока, в старой иракской военной форме и с видавшим виды, побелевшим от старости "калашниковым" в руках) бегло просмотрел документы, молниеносным жестом (практически незаметно для окружающих) извлёк из одиссеева паспорта неформальные вкладыши - и кивнул своему коллеге у шлагбаума.
  Так, теперь они опять в Турции. Справа вдоль шоссе - длиннющая очередь грузовиков и пустых цистерн, слева - такая же бесконечная череда заведений общепита, чей ассортимент Одиссей уже хорошо знал. Кебаб, выпечка, чай, айран - всё замечательно вкусное и свежее, не сравнить с общепитом где-нибудь на трассе Тверь-Москва или у КПП "Варшавский мост", тут сравнение будет вообще настолько не в пользу земляков, что и затевать его не стоит....
  - Туфан, давай тормознём минут на десять, поедим. - Одиссей вспомнил, что от Диарбакыра у них макового зёрнышка во рту не было. А прошло уже часов шесть, если не семь! Время заправиться, как говориться, война войной, а обед по распорядку.
  Курд кивнул.
  - Сейчас остановлю. Вон тот дукан мой земляк держит. Кебаб - ты такого нигде не найдёшь!
  Они остановились у ничем не примечательного заведения, и лишь войдя внутрь, Одиссей понял, что попали они по адресу - такой изумительный запах жареного мяса с луком и специями шёл от жаровни, что у него мгновенно потекли слюнки. Это мы удачно зашли, вспомнил он бессмертную фразу Жоржа Милославского (то есть Леонида Куравлёва, исполнявшего его роль) из "Ивана Васильевича". Всё же, что ни говори, а хорошо поесть - одна из немногих радостей солдата на войне!
  
  
  ***
  Они подошли к раздаточному окну, Туфан уже начал заказывать всякие яства, весьма аппетитно выложенные на прилавке - как вдруг один из шоферов грузовиков, сидевших за столиками в глубине кафе, поднялся, и, широко улыбаясь, направился к Одиссею.
  - Саня! Здорово, чёрт бессмертный!
  Одиссей от неожиданности чуть не сел на чьи-то колени. Только этого ему сейчас и не хватало! Славомир Войкович, собственной персоной, его товарищ по камере сегедской тюрьмы "Чиллаг"!68 Всё же мир немыслимо тесен...
  - Здорово, бродяга! Ты здесь что делаешь? Пошли на воздух, поговорим! - Главное сейчас - не дать бывшему сокамернику рассказать на всё кафе об обстоятельствах их знакомства. Чужие уши и глаза нам тут без надобности, а, учитывая место, где произошла эта встреча - то глаза и уши тут могут быть не только чужими, но и вражескими....
  Славомир, всё так же улыбаясь во весь рот, вышел за Одиссеем на улицу, и настойчиво влекомый им за рукав, тут же оказался на заднем сиденье сарыгюлевского "рено".
  - Саня, как же я рад тебя видеть! Как ты? Где сейчас? Как твоя немка, по которой ты сох? Как ты здесь оказался? В тюрьме говорили, что ты сбежал? - Славомир, казалось, весь светился от счастья, и буквально завалил Одиссея вопросами - не переставая тискать его руку.
  Ох, уж эти мне южные славяне... Приятно, конечно, что Славомир так непосредственно и по-детски рад этой встрече, хорошо, что по-прежнему отлично говорит по-русски (не прошли, значит, даром восемь месяцев обучения!), да вот только стоило бы приглушить градус его восторгов - учитывая обстоятельства исчезновения Одиссея из камеры сегедской тюрьмы и того, где они сейчас находятся.
  - Слава, давай чуток потише. И не ори на весь Курдистан о том, что я сбежал из тюрьмы - это никому здесь не интересно.
  Славомир тут же закивал согласно.
  - Конечно-конечно, Саня, о чём разговор? Но ты ж жив, чёрт! - И от переполнявшей его радости серб с размаху ударил Одиссея по плечу.
  - Слава, ты прав, я жив и на свободе - вопреки, как ты понимаешь, воле венгерской юстиции. С Гердой у меня всё хорошо. Здесь по делу. Рад тебя видеть - но будет лучше, если ты никому о нашей встрече рассказывать не будешь.
  Серб тут же сделал таинственное лицо.
  - Понимаю, Саня. После твоего исчезновения и Ласло, и Петер69 в один голос твердили, что ты русский шпион и диверсант. Ты здесь для шпионажа и диверсий?
  Одиссей тяжело вздохнул.
  - Слава, я здесь сопровождаю груз с запасными частями для нефтедобывающего оборудования. - Одиссей решил, что сказал о себе достаточно, и предложил: - И вообще - давай обо мне закончим. Ты-то как? Что здесь делаешь?
  Серб согласно кивнул.
  - Саня, я всё понимаю. Просто чертовски рад тебя видеть! - А затем, вздохнув и чуть понурившись, добавил: - А что обо мне говорить? Кручу баранку, вожу солярку из Эльбистана в Диарбакыр. Один рейс в двое суток. Сотня евро.
  - Давно возишь?
  - Четыре месяца. Как из тюрьмы вышел - поехал в Москву, работал на стройке, там фирма одного моего дальнего родственника подряд на отделку торгового центра получила. Полтора года был в Москве, потом контракт закончился - вернулся в Субботицу. Денег много не заработал, но хоть русский хорошо выучил.... Дома работы нет, а долг за "Мерседес" выплачивать надо. Вот и нанялся. Уже четыре месяца гоняю свой бензовоз туда-сюда.
  - А как твоя мама?
  Серб ещё раз тяжело вздохнул.
  - Мама дома. Болеет, ждёт меня. Я ей каждый месяц высылаю деньги, она их отдаёт Цуркану - хозяину "Мерседеса". Немножко оставляет себе - пенсия у неё совсем никудышняя.
  - Будешь писать - передавай ей привет. - Всё, пора заканчивать вечер встречи старых друзей. Приятная, конечно, встреча, ничего не скажешь, приятная и неожиданная - но всему своё время. До подхода фуры с товаром для иракского Резистанса70 остались считанные часы, а проблема остаётся нерешённой - и тут уж не до телячьих нежностей. Пусть Славомир не обижается - но у Одиссея сейчас нет времени ни на что, кроме Дела. Которое он обязан завершить благополучно, что бы ему не пели из Москвы. Взялся - ходи! Взорвать уже почти доставленный груз - большого ума не надо; большой ум нужен как раз для того, чтобы этот груз оказался в руках у тех, кому изначально предназначался. И для этого надо поторопиться - у них осталось чертовски мало времени...
  - Саня, ты что, меня не слышишь?
  -А? Что? - Одиссей непонимающе глянул на серба.
  - Я тебя спрашиваю - тебе нужна моя помощь? - Славомир смотрел в его глаза - и в выражении его лица не было и следа от недавней дурашливой радости; вместо неё - тревожная настороженность и до боли знакомая Одиссею решительная собранность стрелка перед выстрелом. Ого! Однако...
  Одиссей отрицательно покачал головой.
  - Нет, Слава, ты мне ничем помочь не можешь. Но за предложение - спасибо!
  Серб отмахнулся от его слов.
  - Саня, я знаю, за что ты сидел в Сегеде. Ты пролил кровь за мой народ и мою страну. Ничего не говори! - Славомир протестующе взмахнул рукой на попытку Одиссея что-то сказать в ответ. - Ничего не говори - просто послушай меня. Я вижу по твоим глазам, что тебе нужна помощь. Я не знаю, чем я могу тебе помочь - но ты можешь целиком рассчитывать на меня. У меня есть две руки, голова, пустой бензовоз и полторы тысячи евро - ты можешь располагать всем этим. Если надо - моей жизнью. И не отказывайся, не рассказывай мне красивые сказки о том, что ты возишь какие-то запчасти - я всё равно тебе не поверю! Ты в беде - и мой долг тебе помочь. Просто потому, что тогда, в девяносто девятом - в беде была моя страна, и ты нашёл способ нам помочь. Решай, что я смогу для тебя сделать!
  Вот чёрт настырный! Хотя.... Хотя в его словах проскользнула какая-то дельная мысль. Что-то он сказал, за что тут же зацепился мозг.... Что-то очень важное.... СТОП! ПУСТОЙ БЕНЗОВОЗ!
  У Одиссея от напряжения мгновенно вспотела спина и бешено заколотилось сердце. У Славомира в руках ПУСТОЙ бензовоз. В котором.... Риск? Ещё какой! Но зато - какой шанс! Вот дьявол! Сказать ему? Предложить положить голову на плаху? А если..... Ладно, хватит рефлексий и неуверенности! Ничего случайного в этом мире не происходит; раз Господь решил свести его в этом глухоманистом пыльном приграничье с этим сербом - значит, он знает, что делает. Ему видней. Стало быть - решено! Если Бог посчитал нужным организовать их встречу - значит, имел в виду именно это!
  И Одиссей, глянув прямо в глаза Славомиру, решительно выдохнул - и произнёс негромко, но твёрдо:
  - Слава, у меня действительно есть серьезная проблема. И ты сможешь помочь мне её решить. - Одиссей на мгновение заколебался. Сказать? Сказать. Но не всё. Главного, пожалуй, пока говорить не стоит. Просто обозначить степень опасности - этого в данной ситуации будет более, чем достаточно! И он продолжил: - Но только ты должен понимать, что...
  Серб тут же его перебил.
  - Саня, я сделаю всё, что надо. Не говори мне о риске для моей жизни и разную другую ерунду. Я не знаю, зачем ты здесь - но уверен, что дело у тебя опасное и рискованное. Поэтому не трать напрасно время. Говори, что мне надо делать!
  Одиссей промолчал несколько секунд - а затем спросил деловито:
  - У тебя, в твоей бочке, которую ты тягаешь через границу - какой диаметр заливной горловины?
  Серб почесал затылок.
  - В цистерне? Где-то сантиметров восемьдесят с небольшим. Может, девяносто, но точно меньше метра.
  Что ж, годиться. Если достать трубы из ящиков, в которых они сейчас хранятся, и грузить только запакованные в полиэтилен пусковые и запасные ракеты - все они свободно пройдут в горловину. Они хорошо упакованы, можно сказать, почти герметично, да и, в конце концов, что этому военному железу может сделаться от соприкосновения с соляркой - коей, без сомнения, в достатке на дне цистерны? Ничего - только красивше будет! Да и пластик ракетных контейнеров вряд ли пострадает от нефтепродуктов - чай, для войны делалось... Ладно, теперь надо ввести в курс дела господина Войковича - раз уж он так хочет. Но исключительно в общих чертах...
  - Слава, твоя машина с бочкой уже в очереди?
  Серб отрицательно помахал головой.
  - Нет, бензовозы пускают только ночью. В целях безопасности. Тогда трафик пожиже. Пока она стоит в ста метрах отсюда, на паркинге.
  - Ты можешь её развернуть и вернуться километров на десять-двенадцать назад?
  Славомир пожал плечами.
  - Конечно, могу. А зачем?
  - Затем, что мы в твою цистерну закинем сотню упаковок с таким содержимым, что если твою бочку откроют и тебя с ним поймают - не сносить тебе головы.
  Серб пренебрежительно махнул рукой.
  - Никто никогда в цистерны не заглядывает. Туркам это не надо, а курды давно уже на все формальности наплевали и забыли - если когда-то что-то и помнили. Да и что можно провезти в грязной бочке из-под солярки? Никакая контрабанда там не выживет! - А затем, посерьезнев, спросил: - А что будет в этих твоих упаковках?
  Одиссей тяжело вздохнул.
  - Этого я тебе сказать не могу, не проси. Но для этих... предметов солярка - абсолютно безопасная среда.
  Серб кивнул.
  - Хорошо. Куда именно мне надо ехать и где стать?
  Хороший вопрос. Но без Туфана ему на него не ответить.
  - Ты что делал в этой забегаловке?
  Серб улыбнулся.
  - Долму ел - пока тебя не увидел. Сначала подумал - привидения уже днём начинают по Курдистану расхаживать, или у меня от постоянной вони солярки уже галлюцинации начались.
  - Вот иди и доешь свою долму, а я пока определюсь, куда тебе надлежит отправиться. Добро?
  Войкович молча кивнул и направился к дверям забегаловки. Так, теперь надлежит оторвать от кебаба из курицы господина Сарыгюля - потому как на счету каждая минута.... А вот и он сам, собственной персоной, явился, не запылился! Туфан у нас, похоже, телепат...
  Действительно, вслед за исчезнувшим в дверном проёме точки общепита Славомиром Войковичем из этих же дверей вышел господин Сарыгюль - и, подойдя к Одиссею, спросил негромко:
  - Тот, который тебя по плечу бил - он кто?
  - Один старый друг. Почти брат.
  Курд важно кивнул.
  - Я так и думал. Тебе не мешать решил.
  Одиссей махнул рукой.
  - Тут дело не во встрече старых друзей. У этого парня, Славомира, тут недалеко стоит пустой бензовоз. Диаметр горловины - где-то восемьдесят сантиметров...
  В глазах Туфана тут же мелькнул уже знакомый Одиссею азартный блеск.
  - На этой стороне? Его машина - на турецкой стороне?
  Одиссей кивнул.
  - На этой, на турецкой. И пока не в очереди.
  Курд подумал несколько секунд - и, хитро улыбнувшись, спросил:
  - Хочешь в бензовозе?
  - Да.
  Туфан кивнул.
  - Бензовозы никто не проверяет. Грязно. Воняет нефтью. Контрабанду не провезти.
  Одиссей, оглянувшись вокруг и не обнаружив ничего подозрительного - спросил у своего напарника:
  - Где сейчас Гази?
  - Я ему звонил пять минут назад. Проезжал деревню Хаберли.
  - Сколько ему ещё ехать до Джизре?
  - Примерно пятьдесят километров. Час.
  - У тебя есть карта автомобильная?
  Туфан пожал плечами.
  - Есть. Она мне не надо - я всё здесь так знаю.
  Одиссей кивнул.
  - Хорошо. Какие-нибудь населенные пункты есть между нашей машиной и Джизре?
  - Есть. Город Идиль. Гази там будет через полчаса, будет обедать. Двадцать минут.
  Одиссей немного подумал и продолжил:
  - В этом Идиле надо сделать так, чтобы зеленый "фиат", после того, как Гази пообедает и двинется дальше - на час потерял нашу фуру из виду. За этот час мы должны будем состыковать Гази и этого моего друга на бензовозе, перегрузить в бочку груз, и отправить обе машины в очередь. Это возможно?
  Курд почесал подбородок.
  - Здесь всё можно. Это мой дом. В Курдистане меня многие знают. Я сейчас поговорю с Джалалом Зебари - хозяином этого дукана - у него должны быть друзья в Идиле. Вооруженные друзья.
  Одиссей предостерегающе напомнил своему напарнику:
  - Туфан, с этими, в "фиате", не должно ничего случиться! Если с их голов упадёт хоть волос - нашу машину, вполне возможно, задержат через несколько минут после этого.
  Курд снисходительно улыбнулся.
  - Алекс, не надо о Туфане Сарыгюле плохо думать. Я это понимаю. Сейчас Джалал найдет полицейских из Идиля - своих друзей - и они "фиат" остановят. Полицейские остановят! Не бандиты. Проверка документов. Это Курдистан, здесь война. Могут час проверять, могут два. Полиция здесь никому не отвечает. Делает, что хочет. Двести миллионов хватит. Максимум - триста.
  Одиссей удивлённо покачал головой.
  - У твоего земляка друзья - полицейские?
  Туфан посмотрел на своего напарника с явной иронией.
  - Как ты думаешь - человек на границе дукан держит? У него друзья полицейские должны быть! В Курдистане какие полицейские? Курды. Курд с курдом всегда договорятся - если они из одного рода.
  Одиссей кивнул.
  - Хорошо, иди к своему Джалалу. Номер "фиата" помнишь?
  Туфан улыбнулся и повертел перед глазами Одиссея сотовым телефоном.
  - Зачем помнишь? Записал! - и с этими словами господин Сарыгюль отправился в кафе. Подождав пару минут, туда же направился и Одиссей, надеясь, что Славомир уже успел съесть свою долму.
  Ага, лёгок на помине! Что ж, отлично, не будем терять времени.
  Одиссей кивнул Славомиру в сторону "рено", и когда тот подошёл - спросил сразу, без лишних прелюдий:
  - Ты сейчас можешь выехать в Джизре?
  - Могу.
  - Между Джизре и Идилем есть места, где может стать грузовая фура и рядом с ней твой бензовоз - причём стать так, чтобы никому не бросаться в глаза?
  Войкович подумал, наморщил лоб - и ответил уверенно:
  - Есть. За Джизре, если повернуть на Идиль, через пять километров будет поворот налево, на деревню Дичле. Грунтовка, по ней почти никто не ездит - если надо в эту деревню, едут с южного шоссе, которое вдоль сирийской границы. Вдоль этой грунтовки, про которую я говорю, много глухих оврагов - там танковую дивизию можно спрятать, не то, что два грузовика.
  - Отлично. Тогда сейчас выезжай туда, сверни на эту дорогу - и жди нас метрах в ста от шоссе. Через сколько ты там будешь?
  Славомир пожал плечами.
  - Минут через сорок.
  - Договорились. Через пятьдесят минут мы к тебе подъедем - мы с напарником на этом "рено", и "рено"-грузовик, из которого нужно кое-что перебросить в твою бочку.
  Славомир молча кивнул и быстрым шагом направился к паркингу.
  Теперь всё зависит от того, удастся ли Туфану уговорить владельца этой общепитовской точки вступить в преступный сговор со своими знакомыми полицейскими. Если правда то, что говорила Оксана - в Турции решаема любая проблема, весь вопрос в толщине предложенной пачки денег - то курду должна безусловно удастся эта авантюра. Главное в этом случае - не впадать в ненужную экономию...
  
  
  ***
  
  За окнами кабинета Калюжного сгущался тёмно-синий стылый январский вечер, не превратившийся пока в ночь исключительно благодаря устало-жёлтому свету уличных фонарей и редким бликам фар случайных машин. Внутри же кабинета, у монитора компьютера, за столом, заставленным чайными стаканами и заваленным грудами разных бумаг, сидели трое мужчин - сам хозяин кабинета, его заместитель, подполковник Левченко, и куратор операции "Полонез" Загородний - который чувствовал себя сейчас крайне неуютно, поскольку курируемая им операция в последние шесть часов превратилась чёрт знает во что.
  Генерал оторвал глаза от подробной карты северного Ирака, выведенной на монитор - и, глянув на своих офицеров, бросил короткую фразу:
  - Цугцванг, товарищи офицеры.
  Загородний молча кивнул, Левченко же, обхватив ладонью подбородок, отрицательно покачал головой.
  - Не уверен.
  Калюжный достал из ящика стола свой любимый "Честерфилд", закурил, и, выпустив колечко дыма - спросил:
  - Почему?
  Подполковник пожал плечами.
  - Не знаю. Но почему-то думаю - вернее, надеюсь - что Одиссей нашёл выход из этой позиции.
  - Безнадежной позиции, дорогой Дмитрий Евгеньевич.
  - Пока - да.
  Генерал иронично посмотрел на своего заместителя.
  - Нравиться мне это словечко - "пока".... Где-то я его уже слышал.
  Левченко кивнул.
  - Слышали. И ещё услышите. Ведь что мы сейчас имеем? Курды генерала Третьякова обещают обеспечить сохранность груза только в зоне их влияния. До которой от границы нашему грузовику надо проехать как минимум сто сорок километров - девяносто американских миль. - Левченко едва заметно улыбнулся: - Эти дети гор расстояния уже на американский манер начали мерить, техасские рейнджеры, понимаешь.... Хаджеф ваш берется доставить груз до .... до заказчика - но только из Дахука, который тоже - не ближний свет. Стало быть, кусок дороги от границы и минимум до Дахука, а максимум до Эрбиля - то есть расстояние от семидесяти до ста сорока километров - машина с нашим грузом будет идти в полной неопределенности. Учитывая, что, по докладу Одиссея, её ведут уже от Диарбакыра, и ведут плотно - можно сделать вывод, что именно на этом промежутке те, что играют за чёрных, нас и переиграют. А мы им ничего противопоставить не сможем. И надо сразу же за КПП Хабур нашу машину рвать к чёртовой матери - правильно, Максим Владимирович?
  - Именно это я и имел в виду под словом "цугцванг".
  Подполковник кашлянул и, глядя на своего шефа - ответил:
  - И, тем не менее - я считаю преждевременным приказ о ликвидации груза. Вы можете связаться с Хаджефом?
  Генерал отрицательно покачал головой.
  - Он сейчас вне зоны доступа. Будет только в шесть утра.
  - То есть мы пока не знаем, как разворачиваются события. Правильно я понимаю?
  - Правильно понимаешь.
  - А раз мы не обладаем всей полнотой информации - мы не можем решать за Одиссея и его курда.
  Генерал раздражённо махнул рукой.
  - Ерунду ты говоришь, Дмитрий Евгеньевич! Что они, за эти четыре часа создадут дирижабль и на нём груз прямо до Эрбиля доставят? Нет у них сейчас никакой возможности груз спасти, нету! Есть возможность людей вывести из-под удара - так хоть это сделать надо. - А затем, чуть поостыв, добавил: - У тебя есть резервный канал связи с Одиссеем?
  - Есть, как не быть. У меня есть его номер мобильного турецкого. Но это...
  Генерал кивнул.
  - Понимаю. Звонок из-за границы абоненту, находящемуся у иракского рубежа...
  - Так точно. Звонок тут же обозначат, как подозрительный, и внимательно послушают, кто, что и кому говорит. Но на крайний случай, конечно, можно его использовать.
  - Я считаю, что этот крайний случай наступил. Звони Одиссею и приказывай сворачивать шарманку. Пусть они с этим курдом ставят заряд, и как только машина с нашим грузом от границы чуток отъедет - пусть рвут, помолясь. Других вариантов я не вижу.
  - Максим Владимирович...
  - Это приказ, подполковник. Надеюсь, здесь никому не надо разъяснять, что такое "приказ"? - В голосе генерала явственно зазвенела сталь.
  Левченко встал, прокашлялся и ответил:
  - Никак нет. Сейчас позвоню Одиссею и прикажу ввести в дело вариант Б.
  Генерал вздохнул.
  - Дмитрий Евгеньевич, мне и самому такой приказ отдавать тяжко. Но иного выхода я не вижу. Сохраним оперативную группу - найдем возможность доставки железа ещё раз. А это.... Этот рейс приказываю считать учебным. - Калюжный затушил догоревший до самого фильтра "честерфилд", и добавил: - Да, ещё; ты там Одиссею напомни, пусть перед взрывом хоть номера с этого грузовика снимут, всё американцам больше проблем...
  
  
  
  ***
  
  Мда-а-а, крещенская ночь в иракской полупустыне (которая таковой числилась только на карте, будучи, на взгляд Одиссея, пустыннее любой самой жуткой Сахары) - это уже перебор, сюрреализм какой-то.... Кто бы мог подумать, что Крещенье он будет встречать в этой глухомани! Впрочем, и здесь, если подумать, есть чему подивиться. Пустыня - она ведь только на первый взгляд кажется мёртвыми грудами камня и песка. А если приглядеться, а тем более - прислушаться.... Ночь в пустыне необыкновенно таинственна! Чернильно-чёрный мрак вокруг и миллионы ярких, много ярче, чем дома, удивительных звёзд, до многих из которых можно, кажется, дотянуться рукой. Приятная свежесть ночного ветерка (здешние жители кутаются от него в шерстяные одеяла, чудаки!), настороженная звонкая тишина окружающего мира, редкие шорохи, иногда - пронзительно громкие крики каких-то ночных птиц.... Каждый проезжающий мимо грузовик на две-три минуты прорезает окружающую таинственную тьму мертвенно-бледным светом своих фар и разрушает волшебную тишину ночи вульгарным рёвом своего дизеля - но затем тьма смыкается за его габаритными огнями, и вновь на пустыню опускается покрывало тревожной тишины.
  Одиссей сидел на ещё теплом от дневного солнечного света валуне, и время от времени подбрасывал в разведенный им костерок кусочки картона от ящика, в котором хозяйственный Туфан возил палатку (взятую с собой на всякий случай); теперь палатка в свёрнутом виде лежала в багажнике, а картонный ящик, уже наполовину оборванный, сиротливо жался к колёсам "рено". Нужды в костре не было, но Одиссей решил его всё же развести - он любил смотреть на пляшущие язычки огня, да и до прибытия Хаджефа требовалось себя хоть чем-то занять. А живой огонь - как известно, зрелище бесконечное...
  Ну вот, похоже, и всё. Сколько верёвочке ни виться, а конец всё равно найдется.... Жаль, конечно - да что делать? Когда-то каждому приходится делать это - и ему, если посмотреть без лишних эмоций, ещё изрядно повезло - всё ж он сам выбрал свои врата вечности.... Только бы Хаджеф не оплошал, не подвёл бы в последнюю минуту - хотя, судя по всему, мужик он сурьезный, за слова отвечать приучен....
  Последние часы перед уходом.... Увидеть бы ещё напоследок маму, Герди, детей.... Родной городок на Полесье, школу, в которой учился, друзей, с которыми так редко виделся в последние годы - да и как? То в бегах, то в розыске, то под чужими фамилиями.... Хорошо хоть, мать подполковник в прошлом году умудрился привезти, повидались....
  Костерок начал угасать - и Одиссей тут же подбросил в мерцающее пламя несколько листов плотного картона, а сверху - десяток сухих веточек здешней колючки - гореть, может, шибко и не будет, а всё ж пища для костра.
  Огонёк весело побежал по свежим "дровишкам" - и Одиссей едва заметно улыбнулся. Всё же пламя костра - завораживающая вещь, что ни говори.... Сколько за свою жизнь он разводил огонь под сенью небес? Раз сто, наверное.... И вот теперь - его последний костёр - на краю земли, в библейских местах, у колыбели человечества... с ума можно сойти! Где-то километров двести на юго-восток - тот самый Эдем, из которого Господь изгнал Адама и Еву, там же - колыбель древнейшей цивилизации Междуречья, хрестоматийный Вавилон, Ассирия, Шумер и Аккад.... Во куда забросила его судьба! Мог ли он когда-нибудь даже подумать, что уходить на ту сторону придется в местах, по которым бродили со своими армиями Кир и Дарий, Александр Македонский и Красс, где крестоносцы насмерть рубились с сарацинами, где турки-сельджуки громили кавалерию Византии? Что ни говори, а всё ж места исторические, немало народу тут отошло в лучший из миров, так и не выпустив оружия из рук...
  Через час с небольшим настанет и его очередь взглянуть в лицо вечности. Что ж, он готов; много, правда, осталось ещё недоделано, да ладно - пусть уж доделывают другие. Для него сейчас самое главное - обеспечить безусловное выполнение задания; увы, никаким иным способом, нежели как вступив в безнадежный бой, сделать это невозможно - следовательно, придется в оный бой вступать, как бы ни хотелось, чтобы чаша сия пронесена была мимо.... Увы. Испить, похоже, придется до дна, как бы ни хотелось увернуться от этой доли...
  Написать бы Герде напоследок.... Сыну дать толковые наставления.... Дочурке объяснить смысл жизни.... У мамы прощения попросить за все свои дурачества... много чего надо было бы написать - да только пустое всё это. Им и так всё расскажут - да ещё поднаврут чуток, чтоб вышло покрасивше.... Дескать, до последней минуты был верен долгу и присяге, сражался, как лев, и геройски пал смертью храбрых - хотя лучше бы сказали просто: "он был солдатом своей страны и отдал за неё свою жизнь" - без ненужного украшательства. Потому что это и будет истинной правдой...
  Вот и заканчивается его Последний Поход.... Что ж, рано или поздно, но это должно было случиться. Пусть же хранит Господь его ближних, пусть будет милостив к его стране и его народу; и пусть смерть его не будет напрасной! Для него же главное теперь - умереть как можно позже, и до этого постараться ни разу не струсить...
  
  
  
  ***
  Наконец-то! На шоссе, на звук - метрах в сорока - остановилась машина, хлопнула дверь, и через три минуты из чернильного мрака ночи перед Одиссеем внезапно появился сухопарый седой араб, несущий на одном плече метровый свёрток из мешковины, а на другом - потёртый хурджун с чем-то металлически-тяжелым, утробно звякающим при каждом шаге.
  - Принёс?
  Араб кивнул и сгрузил свою ношу у колеса "рено".
  - Как Макс и просил - АКМ под семь шестьдесят две, шесть снаряженных магазинов, двести патронов россыпью и пару гранат.
  - Спасибо, Хаджеф!
  Араб махнул рукой.
  - Не о чем говорить.
  Одиссей осторожно развернул мешковину. Перед ним матово заблестел автомат - старый добрый АКМ, хорошо известный ему ещё по армейской службе. Семь шестьдесят две - то, что надо!
  - Не китайский?
  Хаджеф устало улыбнулся.
  - Обижаешь. Ижевск. Семьдесят девятый год. Год, когда мы вошли в Афганистан...
  Одиссея удивило это "мы". Хотя.... Чего он удивляется? Удивляться тут, на самом деле, нечему. Этот Хаджеф сражался на стороне Советского Союза ещё в те времена, когда Одиссей в начальных классах средней школы первые свои форменные штаны просиживал. Он имеет право на это "мы" куда больше, чем многие нынешние российские генералы. Да-а-а¸ судьба у него суровая, что и говорить...
  Седой араб сел на камень, провёл руками по лицу, что-то прошептал. А затем, оглядевшись вокруг (что он хотел увидеть, Одиссей так и не понял - ночь в здешней гористой полупустыне была чёрной, как дёготь), спросил:
  - Что ты собираешься делать с оружием? И где твой курд?
  Одиссей махнул головой в сторону водительского сиденья "рено".
  - Спит. Вымотался за эти сутки жутко, к тому же они вдвоём с водителем перекидали весь груз в бензовоз, пока я на стрёме стоял. Сто упаковок, каждая минимум по тридцать килограмм. За двадцать минут! А ему сегодня ещё и назад ехать.... Пусть поспит.
  Хаджеф кивнул и, покачав головой, сказал негромко:
  - Ты так и не ответил - что ты будешь делать? Вот с этим? - и он кивнул на лежащий на песке хурджун и свёрток с автоматом.
  Одиссей вздохнул.
  - Ты будешь ждать машину с грузом у Дахука. Это шестьдесят километров от Закхо. Я предполагаю, что те, кто хочет перехватить наш груз - не будут ждать, и сделают это здесь, сразу после границы. Времени на то, чтобы остановить машину, раскрыть тент, обыскать груз и убедится, что в ящиках обычные запасные части к качалкам - понадобится от силы минут двадцать. Далеко уедет бензовоз с твоим грузом за эти двадцать минут?
  Хаджеф покачал головой.
  - Недалеко.
  Одиссей кивнул.
  - Так точно. А дорог от Закхо идёт только две. И перекрыть обе, чтобы обыскать все машины, идущие в глубь Ирака - большого труда не составит. Правильно?
  Хаджеф улыбнулся.
  - Ты рассуждаешь, как Макс.
  Одиссей кивнул.
  - Надеюсь. Но логика в моих словах есть?
  Араб согласно покачал головой.
  - Есть, есть.
  - Следовательно, необходимо промежуток времени от пересечения границы машиной-приманкой и бензовозом с грузом до того момента, как противник убедится в том, что грузовик пустой - максимально удлинить. Желательно - до того, как последний ракетный комплекс будет перегружен из бензовоза в машины твоих друзей. Так?
  - Так.
  - А для этого самый лучший вариант - это превратить охотников в дичь.
  Араб удивлённо поднял брови.
  - Как ты хочешь это сделать?
  Одиссей улыбнулся.
  - Элементарно. Машину-приманку поставим где-нибудь поблизости. Снимем номера, установим на бак заряд. После этого я отправлю моего курда и водителя назад, в Турцию, а сам устрою засаду. Когда наши оппоненты полезут в кузов - я подорву заряд и открою по ним огонь. Бог даст, положу всех. После чего жду час - и затем отправляюсь в Закхо, нанимаю такси и еду в Джизре.
  Араб покачал головой и тяжело вздохнул.
  - Ты сам не веришь в то, что говоришь.
  Одиссей промолчал в ответ - и Хаджеф продолжил:
  - Ты рискуешь - и риск слишком велик. У тебя, говоря прямо, нет шансов. Если их будет хотя бы восемь-девять человек на двух машинах - у тебя не будет возможности одержать над ними верх. Ты рассчитываешь на первые три секунды боя - на те три секунды, когда у тебя будет преимущество внезапности. Если ты не убьёшь их всех за эти три секунды - а ты их не убьёшь, у тебя всего один автомат и две руки - дальше время играет против тебя.
  Одиссей кивнул.
  - Против меня. Но не против операции. Пока они будут вести со мной бой - у них не будет времени лазить по кузову.
  Араб снова провёл ладонями по лицу и что-то прошептал. Вздохнул - и спросил вполголоса:
  - Ты решил умереть за своё дело. Оно этого стоит?
  Одиссей поднял на него глаза, и, после двухминутного молчания, скупо обронил:
  - Это - стоит.
  Хаджеф покачал головой.
  - Ты собираешься отдать жизнь за арабов - которые не очень-то любят вас, русских...
  - Нет. Я собираюсь отдать жизнь за свою страну.
  - Твоя страна вряд ли оценить твоё геройство. Она не слишком щедра к тем, кто кладёт за неё жизни, майор. Иногда она даже не вспоминает тех, кто защищал её до последнего вздоха и до последнего патрона. Ты уже не очень молодой, и должен помнить афганскую историю - много твоя Россия сделала для героев той войны?
  - Но ведь ты продолжаешь за неё сражаться - хотя и к тебе она была более чем равнодушна?
  Араб покачал головой.
  - Нет, здесь другое. Да, когда-то давно я воевал за твою страну. За её идеи - которые стали моими идеями. За справедливость, которую она когда-то отстаивала здесь, на Востоке. Она дала мне образование, подарила целый мир - мне, седьмому ребенку из нищей йеменской семьи, обреченному всю недолгую жизнь пасти овец на наших бесплодных равнинах. Тогда твоя страна была светом надежды - и я поклялся сражаться за неё, чтобы сберечь этот свет, эту надежду. - Хаджеф грустно улыбнулся: - Но времена изменились, и сегодня твоя страна - совсем не та, что была в пору моей молодости. И теперь я помогаю не твоей стране - я помогаю своему брату, с которым уже очень давно, ещё в юности, переломил хлеб и разделил глоток воды. Макс в бою у Эль-Бахрама вытащил меня, раненого, из-под огня, получив три пулевых ранения в бедро и голень. Я ему обязан жизнью - и поэтому я здесь. А твоя страна... твоя страна предала меня, предала нас всех, всех, кто сражался за неё. - И, помолчав, добавил: - Я больше не верю в Россию.
  Одиссей смолчал, достал из мешковины АКМ, протёр его от песка, перещёлкнул флажок предохранителя на автоматический огонь и снова поставил его в крайнее верхнее положение. А затем, покачав головой, сказал негромко:
  - Ты не прав, Хаджеф. Россия - это не та шайка выродков, которые предали всех, кого только можно предать, и разграбили всё, что только можно разграбить; судить по ним о России - значит, делать очень серьезную ошибку. Правители могут быть хорошими, могут быть дрянными - особого значения это не имеет. Они - не Россия. Россия - это я. Это моя жена и мои дети. Мои товарищи по оружию, павшие и живые. Моя мать, брат и племянники. Мои однополчане. Мои школьные друзья. Мои предки, которые сражались за дом, который я сегодня считаю своим, последнюю тысячу лет - и которым мне не стыдно будет взглянуть в глаза, когда... когда я с ними встречусь. Именно это и составляет мой мир, мою Россию. Это - а не сбродная масса мутных людишек с сомнительным прошлым, грязным настоящим и кроваво-бесславным будущим, объявивших себя русской элитой и сегодня управляющих - вернее, разграбляющих - мою страну. Они - не Россия, и никогда ею не станут - запомни это, Хаджеф! И сегодня на рассвете я вступлю в бой не за тех, кто последние двадцать лет сидит в Кремле - они мне без разницы, я не знаю этих людей, не знаю, хорошие они или дурные - мне нет до них дела. Но я знаю других людей там, у меня на Родине - и за тех, кого я знаю, я готов умереть. Потому что именно они для меня - Россия.
  Хаджеф молча кивнул. А затем, глянув на свои часы - сказал негромко:
  - Уже четыре часа утра. Наши машины уже на таможне. Через полчаса они будут на этой стороне. Мне пора.
  - Езжай. Когда придёт бензовоз - поторопись с погрузкой, помни, что те, что играют за чёрных, в курсе нашей операции. - А затем, порывшись в карманах, Одиссей достал пачку банкнот и протянул её арабу. - Вот, тут восемь с небольшим тысяч евро, возьми, половиной этой суммы рассчитаешься за доставку там со своими водителями - я понимаю, что они работают за идею, но их семьям тоже надо что-то есть. А четыре тысячи отдашь водителю бензовоза, скажешь, подарок от меня его маме. Пусть выздоравливает!
  Араб взял протянутые деньги, старательно завернул их в платок и уложил во внутренний карман своей безрукавки из верблюжьей шерсти. А затем спросил, взглянув прямо в глаза Одиссею:
  - Если.... В общем, если тебе не повезёт, и ты не сможешь отсюда уйти - что передать в Москву?
  Одиссей улыбнулся и пожал плечами.
  - Что передать? Передай привет! - А затем продолжил чуть серьезнее: - Они мне приказали груз уничтожить, я этот приказ не выполнил - так что теперь числюсь в злодеях, по каким гауптвахта плачет. Объясни им, почему я это сделал. У тебя спутник будет в шесть тридцать утра? - Араб кивнул. - Ну, вот и отлично, думаю, к этому времени ты уже всё железо получишь. Так что всё будет в порядке. - Одиссей замолчал, грустно улыбнулся, вздохнул и добавил чуть тише: - И ещё передай - когда... в общем, когда будут вешать мою фотографию - они в курсе, какую и где - пусть её выберет Герда. У неё хороший вкус...
  Хаджеф кивнул.
  - Прощай, Алекс. Пусть хранит тебя аллах.
  - Прощай, Хаджеф. Только аллах меня хранить не может - я православный.
  Араб небрежно махнул рукой.
  - Бог един. Един для всех - мусульман, иудеев, христиан. Он смотрит на наши распри, на наше деление на разные веры - и смеётся над людской глупостью.
  Одиссей пожал плечами.
  - Ну, раз так - пущай хранит. Я не против.
  Они обнялись - и араб, легко ступая по песку, исчез в чуть посеревшем мраке. Минуты через три раздался звук заводимого мотора - и его "мицубиси", рыкнув на прощанье, помчался по шоссе на юг.
  Одиссей вздохнул, посмотрел на восток, где за едва различимыми пиками далёких гор уже начал сереть рассвет - и решительно постучал в окошко водительской двери.
  - Туфан! Вставай, бродяга, время собираться в дорогу!
  
  
  ***
  
  Внутри "рено" зашевелилась смутная тень, а затем открылась водительская дверца, и наружу вывалился хозяин машины, ворча и что-то бормоча по-своему.
  - Просыпайся, через минут сорок подъедет Гази. - Одиссей улыбнулся, видя, как курд неловко пытается распрямиться.
  - Ты смеешься? Поспи сидя! - негодующе бросил Туфан, и, дрожа, принялся кутаться в тощее одеяло, которым только что укрывался: - Холодно, сгори его отец!
  Одиссей кивнул на заднее сиденье "рено".
  - Там моя куртка лежит, одень, если холодно.
  Курд кивнул, достал одиссееву куртку, и, закутавшись в неё, минут пять с блаженной улыбкой на лице приходил в себя, дыханием согревая озябшие ладони. Затем, видно, согревшись, распрямился и принялся разминаться, резко и чётко выполняя заученные, наверное, ещё в учебной бригаде движения. А, закончив зарядку - недоумённо уставился на хурджун и матово поблёскивающий в предрассветном сумраке автомат.
  - Это что?
  Одиссей пожал плечами.
  - А то ты не знаешь.
  - Что это - я знаю. Я спрашиваю - зачем здесь оружие? Что оно здесь делает?
  Одиссей вздохнул.
  - Туфан, когда подъедет Гази, ты его возьмёшь в свою машину, и вы вдвоём отправитесь назад, в Турцию. С грузовика, правда, перед этим надо будет ещё снять номера и поставить заряды на баки - и вы свободны. А я останусь здесь, у меня есть ещё кое-какие дела. Сам знаешь, в этом иракском Курдистане человек без оружия - как бы и не человек вовсе, насколько я понял...
  Туфан взглянул на Одиссея, прищурился - и отрицательно покачал головой.
  - Нет. Ты что-то задумал. Зачем тебе оружие? Зачем тебе здесь оставаться? Твой араб заберет в Дахуке из бензиновой бочки свои ракеты - и ты свободен. Дело сделано. Можно пить "львиное молоко"71!
  Одиссей кивнул.
  - Вот ты и езжай домой, пей его. Деньги я на твой счёт перевёл, груз ты доставил, как договаривались - так что, как говорится, прощай и не поминай лихом. А у меня здесь ещё есть кое-какие дела. Которые я уж как-нибудь сам доделаю.
  Сарыгюль насупился, оглядел Одиссея, хурджун и автомат - и, покачав головой, ответил:
  - Нет.
  - Что "нет"?
  - Я остаюсь с тобой. Я с Гази в Турцию не еду.
  Одиссей от неожиданности даже растерялся.
  - Туфан, я же тебе говорю, наш контракт завершён, ты свои обязательства выполнил, всё в порядке, ты можешь возвращаться домой! Тем более - я твоей жене обещал, что с тобой всё будет хорошо.
  - ЧТО?!?!? - Ого! Такого Туфана Одиссей, пожалуй, ещё не видел! Курд просто вскипел от негодования и испустил почти что звериный рык, его лицо мгновенно налилось кровью, глаза свирепо засверкали. Одиссей понял, что совершил серьезную ошибку. Да, пожалуй, не стоило вспоминать сейчас госпожу Сарыгюль, теперь этот самолюбивый до ужаса курд точно никуда не уедет...
   - Или ты мне говоришь, зачем тебе автомат и этот мешок - или... или я от тебя ни на шаг не отойду!
  - Туфан, не горячись. Твоя работа закончена, почему ты не хочешь этого понять?
  - Потому что... - Тут курд в замешательстве оглядел окрестности, почесал затылок - а затем бросил: - Потому что за тебя отвечаю! Вот!
  Одиссей только развёл руками.
  - Перед кем?
  Сарыгюль подумал несколько секунд, а затем, уже гораздо тише - ответил:
  - Перед собой.
  Час от часу не легче! Ладно, пожалуй, стоит ему всё объяснить - может быть, тогда он поймет, что ему здесь делать нечего.
  Одиссей вздохнул - и сказал:
  - Ладно, я тебе объясню, зачем мне автомат и хурджун патронов. Через.... - Он глянул на часы, - Через пятнадцать-двадцать минут сюда подъедет Гази - во всяком случае, так мы договаривались на той стороне, два километра после Закхо. За ним, скорее всего, следят. На границе его потрошить вряд ли станут, всё же в машине килограмм шестьдесят тротила - как они думают, а вокруг - бензовозы. Фейерверк может получиться изрядный. Так что шмонать они его станут уже после Закхо, когда уровень опасности снизиться до допустимого. Улавливаешь мысль?
  - Да.
  - Ну вот, здесь они его остановят, выпотрошат машину - и очень быстро убедятся, что никаких ракет в ней нет, а есть запасные части к нефтедобывающему оборудованию - и ничего более. На всё про всё у них уйдет где-то минут двадцать - максимум.
  - Да. И что?
  - И то, что они тут же известят своё начальство, что груз исчез. Тут у них два варианта - или мы его этот груз скинули где-нибудь на территории Турции, пока в этом городке, как его... Идиль - наш "хвост" тамошние полицейские мордовали; или же груз пересек границу в какой-нибудь другой фуре. Поэтому я думаю, что здешнее начальство, скорее всего, прикажет обыскать ВСЕ машины, прошедшие за ночь КПП Хабур - по моим подсчётам, каждый час границу пересекает где-то двадцать-тридцать машин, так что, сам понимаешь, времени на то, чтобы задержать ВСЕ машины, им понадобиться - учитывая, сколько тут, в приграничье, у них патрулей, и то, что всех их американцы снабдили отличной радиосвязью - максимум полчаса, в крайнем случае - минут сорок. Двадцать минут на то, чтобы убедиться, что в нашем "рено", у Гази, никаких недозволенных вложений нет, ещё двадцать - на то, чтобы огласить "стоп-приказ" для всего приграничья. Наш бензовоз за это время пройдет в направлении Дахука километров тридцать - самое большое. Значит?
  Туфан кивнул.
  - Понимаю. Есть опасность, что бензовоз твоего друга задержат. Наши ракеты отберут. И наша работа будет зря!
  - Совершенно верно. Именно поэтому сейчас, когда подъедет Гази, вы с ним, если не будет погони, в темпе вальса снимаете номера, ставите заряды - и живо назад, в Закхо. А я остаюсь возле машины в засаде - и, когда появятся те, кто захочет вскрыть нашу машину, я устрою им славную встречу. Час, самое меньшее, у них уйдет на то, чтобы....в общем, на перестрелку, а потом ещё где-то полчаса - на поиски контрабанды среди горящих обломков нашего грузовика. Итого минимум полтора часа. За это время Хаджеф перегрузит ракеты из бензовоза моего товарища и отправится на юг. Дело можно будет считать сделанным...
  Туфан ничего не ответил, молча кивнул и, развернувшись на месте, направился к багажнику своего "рено". Одиссей облегченно вздохнул - кажется, доводы рассудка всё же оказались сильнее настырного упрямства этого сына гор. Сейчас господин Сарыгюль соберется, а когда подъедет фура - живенько газанёт с места будущего побоища. Хорошо хоть, он понял, что ему здесь...
  Твою мать!
  Туфан захлопнул крышку багажника - и в руках у него оказался израильский "узи" с двумя запасными магазинами!
  - Я остаюсь с тобой.
  Одиссей кивнул и обреченно вздохнул.
  - Хорошо. - Что-то в тоне Туфана ему подсказало, что спорить с ним в данной ситуации - совершенно бесполезно. - Оставайся. Хотя это не твоя война.
  Сарыгюль покачал головой.
  - Теперь - моя.
  - Тебя могут убить.
  - Так же, как и тебя.
  - И даже наверняка убьют.
  - Как и тебя.
  Одиссей помолчал несколько минут, прислушиваясь к нарастающему рокоту нескольких моторов - и, протянув курду руку, сказал:
  - Спасибо, брат.
  Туфан пожал протянутую руку, и, кивнув на север, бросил:
  - Похоже, Гази не один.
  Одиссей молча кивнул, взял в руки автомат, перекинул через плечо хурджун - и, осмотревшись, направился к показавшейся ему наиболее удачной позиции среди груд камней метрах в сорока от дороги. Курд последовал за ним.
  Они залегли за гранитными валунами, приготовили к бою оружие - и, когда из-за поворота в полукилометре от них показался отчаянно маневрирующий "рено", сопровождаемый тремя непрерывно гудящими потёртыми седанами неразличимых от старости марок, из окон которых по пояс высовывались какие-то особо нетерпеливые пассажиры, угрожая водителю автоматами - Одиссей улыбнулся и сказал, обращаясь к своему напарнику:
  - А всё же славное завершение жизни мужчины - смерть в бою!
  Туфан оглянулся, улыбнулся Одиссею в ответ как-то по-мальчишечьи широко и бесстрашно, подмигнул - и бросил:
  - Смерти нет!
  
  
  
  Эпилог
  
   - Какой этаж? - глухо спросил у Левченко генерал.
   - Второй. Пешком?
   Калюжный молча кивнул.
   Они вошли в подъезд, не спеша, поднялись на второй этаж, и подполковник, немного поколебавшись, нажал кнопку звонка. Калюжный, обернувшись к своему спутнику, критически его осмотрел, покачал головой и сказал вполголоса:
   - Китель застегни. И ордена поправь, что это они у тебя криво висят, как у штатского босяка... - Генерал вздохнул, и, помолчав минуту, проронил: - Ты уж её как-нибудь всё же попробуй подготовить, что ли.... Хотя... - И, отрицательно качнув головой, махнул рукой.
   Левченко промолчал - в квартире, в которую они позвонили, послышались шаги.
   Дверь открылась, и перед двумя мужчинами предстала молодая женщина в простеньком, но весьма изящно сидящем на ней шелковом халатике, вытирающая руки о передник. Узнав в одном из гостей подполковника Левченко, она, было, улыбнулась... но, увидев выражение лиц посетителей, мгновенно стала серьезной, в глазах вспыхнула тревога.
   -Здравствуйте, Дмитрий Евгеньевич.... Здравствуйте, товарищ генерал.... Проходите. - Последние слова дались ей с видимым трудом.
   Левченко с Калюжным вошли в прихожую, прикрыли входную дверь - и подполковник, откашлявшись, проронил вполголоса, стараясь не встретиться взглядом с хозяйкой дома:
   - Мужайся, Герда...
   В прихожей мгновенно повисла напряженно-горестная тишина. Женщина посерела лицом, на её висках выступили маленькие капли пота, и её руки, только что теребившие завязки халата - безжизненно упали вниз.
   - Сашка? - полувопросительно, полуутвердительно тихо спросила она.
   Левченко молча кивнул. Генерал, одернув китель (так, что на нём глухо звякнули ордена), вздохнул и сказал:
   - Мы пришли с тяжелой вестью - и обязаны её вам сообщить, Герда Францевна.... - Калюжный помолчал с полминуты, а затем, глядя в глаза хозяйке, произнёс: - Позавчера на рассвете, у посёлка Закхо, что на турецко-иракской границе, ваш муж, майор Леваневский, выполняя свой долг, долг мужчины, солдата и разведчика - пал смертью храбрых.... До конца выполнив задание командования. Возьмите, это его... - И с этими словами генерал протянул хозяйке дома тёмно-зеленую коробку.
   Герда её машинально взяла, растерянно оглянулась вокруг, попыталась открыть коробку - и вдруг, выронив её, без сил опустилась на испуганно скрипнувший диван и зарыдала. На ковёр в прихожей высыпалось содержание коробки - парадные офицерские золотые погоны, ордена, какие-то удостоверения в разноцветных обложках...
   Двое мужчин молча стояли возле навзрыд рыдающей женщины, в этот момент готовые провалиться сквозь землю - когда в прихожую из зала вошёл подросток.
   Изумлённо глянув на чужих офицеров, растерянно стоящих возле плачущей женщины - он тут же бросился к ней.
   - Мама, мама! Что случилось? Они тебя обидели? Мама!
   Герда подняла на сына заплаканные глаза, и, всхлипнув, схватила его за руку.
   - Сашенька, твой папа....Твой папа....Твой папа погиб!
   Александр-младший отрицательно помахал головой.
   - Нет, мама, этого не может быть.
   Герда, сквозь слёзы, обхватив голову своего сына, всхлипнула:
   - Сыночек, ты не можешь в это поверить.... Я сама не могу.... Но...
   Младший Леваневский вырвался из объятий рыдающей матери, и, взглянув на мрачных офицеров - ещё раз, более решительно, помахал головой.
   - Этого не может быть! Он сегодня утром прислал мне письмо!
   - ЧТО!?!?!? - одновременно вырвалось у всех троих взрослых.
   - Письмо. По электронной почте. Пришло в восемь двадцать, с его адреса.
   Левченко схватил Александра за руку.
   - Ты можешь сейчас нам его показать?
   Леваневский-младший пожал плечами.
   - Конечно, могу! Пойдемте ко мне!
   Втроём они бросились за подростком - и всё то время, пока он включал компьютер, подсоединялся к Интернету и входил в почту - нетерпеливо его подгоняли, больше мешая, чем помогая; но всё же, несмотря на эту сутолоку и окрики, через три минуты Леваневский-младший открыл свой почтовый ящик, а затем нажал курсором мыши на надпись "входящие", после чего кликнул на верхнюю строчку списка.
   На экране компьютера засветилась рамка почты Яндекса, а посреди окна, предназначенного для текстов сообщений - замерцала короткая фраза:
   ЖДИТЕ. БУДУ К ШЕСТИ
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"