Усовский Александр Валерьевич : другие произведения.

Неоконченные хроники третьей мировой. Часть 3. Переход хода. Глава пятая

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Россия - это не та шайка выродков, которые предали всех, кого только можно предать, и разграбили всё, что только можно разграбить; судить по ним о России - значит, делать очень серьезную ошибку. Правители могут быть хорошими, могут быть дрянными - особого значения это не имеет. Они - не Россия. Россия - это я. Это моя жена и мои дети. Мои товарищи по оружию, павшие и живые. Моя мать, брат и племянники. Мои однополчане. Мои школьные друзья. Мои предки, которые сражались за дом, который я сегодня считаю своим, последнюю тысячу лет - и которым мне не стыдно будет взглянуть в глаза, когда... когда я с ними встречусь. Именно это и составляет мой мир, мою Россию. Это - а не сбродная масса мутных людишек с сомнительным прошлым, грязным настоящим и кроваво-бесславным будущим, объявивших себя русской элитой и сегодня управляющих - вернее, разграбляющих - мою страну. Они - не Россия, и никогда ею не станут - запомни это, Хаджеф! И сегодня на рассвете я вступлю в бой не за тех, кто последние двадцать лет сидит в Кремле - они мне без разницы, я не знаю этих людей, не знаю, хорошие они или дурные - мне нет до них дела. Но я знаю других людей там, у меня на Родине - и за тех, кого я знаю, я готов умереть. Потому что именно они для меня - Россия.
  
  
  
  Глава пятая
  
  ***
  Третий раз они обгоняют грузовик с их грузом - и третий раз Одиссей видит один и тот же "фиат" тёмно-зеленого цвета, неспешно трусящий за конвоируемым ими "рено". Или за рулём человек флегматичный и неторопливый - а кто ж ещё способен второй час пилить со скоростью семьдесят-восемьдесят километров в час? - или же.... Одиссей глянул на Туфана - и, не успев задать вопрос, получил на него ответ:
  - Вижу. Зеленый "фиат" с номерами Анкары. Идёт за Гази уже полтора часа - первый раз я его сразу за Дагбаши заприметил.
  - Это... неслучайное совпадение? - Одиссей не хотел думать о самом худшем; но Туфан тут же разрушил все его надежды. Угрюмо оглядев мелькнувшую справа итальянскую малолитражку, он бросил негромко:
  - Нет, не случайное. Он ведет наш "рено".
  У Одиссея пересохло во рту. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!
  - Это полиция?
  Курд отрицательно покачал головой.
  - Нет. Зачем полиции плестись за какой-то фурой? Пыль глотать? Полиция уже давно бы его остановила и обыскала груз. Полиция не играет в сыщиков. Если у неё есть подозрения - сразу арестовывает. Это Курдистан, Алекс! Тут в игрушки никто не играет.
  - Тогда кто эти... в зелёном "фиате"?
  Туфан пожал плечами.
  - Пока не знаю. Доедем до Джизре - разберемся. Это не друзья, точно. Я пока позвоню Гази, спрошу, видит ли он этот зеленый "фиат". И сколько времени он его видит.
  Пока Туфан набирал водителя грузовика и что-то бухтел в трубку по-турецки - Одиссей откинулся на спинку сиденья и постарался оценить ситуацию.
  Туфан прав. Это не полиция. Представителям закона, действительно, нет нужды долго и нудно пасти подозреваемую в чём-либо машину - здесь вокруг море полицейских блокпостов, вызвать поддержку и задержать сомнительный грузовик - дело получаса максимум. Значит, те, в зеленом "фиате" - в равном положении с ними. А пасут они грузовик по очень простой причине - они хотят знать, куда он направляется. Зачем им это знать? Затем, чтобы, исходя из предполагаемого пункта назначения, принять решение о дальнейших действиях. Предположим, что ребята в зеленом "фиате" работают... пусть они работают на американцев - это самый худший вариант, и именно худший вариант стоит рассмотреть. Чтобы жизнь мёдом не казалась, главным образом.
  Значит, допустим, что "хвост" - от американцев. Оставим за скобками вопрос, откуда они узнали о содержимом полуприцепа "рено" - будем исходить опять же из худшего, то бишь - те, что играют за чёрных, ЗНАЮТ, что едет в грузовике с номерами 35UM8206. Знают - и, скорее всего, уже решили этот груз перехватить. Сделать это на турецкой территории они или не хотят, или не могут - по разным причинам; если бы хотели или могли - уже давно бы этот "рено" стоял бы в загородке во-о-он у того блокпоста, а его полуприцеп старательно бы потрошили турецкие сарбазы1. Следовательно, они будут брать его на своей территории - то бишь, на территории Ирака, ежели, конечно, эти, в зеленом "Фиате", убедятся, что наблюдаемая фура стала в очередь на пересечение границы. Значит, тот вариант, который сегодня предложил ему подполковник Левченко - становиться заведомо невыполнимым. Они не успеют передать грузовик под наблюдение человека с той стороны (который уже ждёт "рено" Туфана на той стороне) - потому что, немедленно после прохода КПП, этот грузовик будет задержан, а груз - арестован. Значит, надо немедленно переиграть план действий на ближайшие двенадцать часов!
  Одиссей достал из бардачка "рено" бутылку воды, глотнул, и, повернувшись вполоборота к водителю, спросил:
  - Туфан, ты можешь попросить Гази снизить скорость?
  - Могу. Зачем?
  - Затем, что мы за то время, что он едет к контрольно-пропускному пункту Хабур, должны будем успеть проскочить иракскую границу, доехать к Закхо, встретиться там с человеком и вернуться.
  - Ты думаешь, эти, в зеленом "фиате"...
  - Я думаю самое худшее - поверь, так думать лучше всего. Я предполагаю, что ребята в зеленом "Фиате" работают на американцев, и приклеились к нашему грузовику, имея в виду, в зависимости от того, куда он поедет, или сдать его турецкой полиции, или перехватить на первых метрах иракской территории. Если Гази просто остановится - они могут решить, что груз уже прибыл на место, что паркинг, на который стал этот "рено", и есть точка рандеву с получателями товара - и вызовут полицию. Если Гази станет в очередь на границу - из неё он уже никуда не сможет дёрнуться, и окажется на той стороне раньше, чем мы предупредим нужного человека. Тогда груз конфискуют американцы, со всеми вытекающими из этого печальными последствиями.
  Туфан кивнул.
  - Понял. Я сейчас Гази позвоню. Скажу, чтобы почаще пускал чёрный дым из трубы - как будто у него неисправен мотор. И чтобы он снизил скорость до сорока. Тогда у нас будет четыре часа времени.
  - Успеем? - Одиссей не был уверен, что им удастся уложиться в эти временные рамки.
  Туфан улыбнулся.
  - Ещё и кофе в Закхо выпьем!
  После этих своих слов он достал свой телефон (в котором Одиссей десять минут назад в очередной, уже шестой, наверное, раз, поменял СИМ-карту) и, набрав номер водителя, что-то очень долго и неторопливо тому объяснял. А, закончив объяснения - нажал на газ так, что Одиссея вжало в спинку сиденья; стрелка спидометра быстро поползла вправо и вверх, бодро миновала отметку "100", медленно и осторожно оставила позади "120" и, дойдя до цифры "140" - уверенно на ней остановилась. Одиссей решил не смотреть ни вперёд, ни по сторонам, а, закрыв глаза, постановил полностью положиться на водительское мастерство господина Туфана Сарыгюля - что будет, то будет. Бисмилля!
  
  
  
  
  ***
  
  - Не фантазируй, Левченко. Остановить операцию невозможно. У них осталось шесть часов - два часа, которые фура будет идти к очереди у КПП Хабур, и четыре часа до пересечения ею границы. Если они ничего за эти шесть часов не придумают - хана! Операция будет провалена!
  Генерал нервно ходил по кабинету, выкуривая за четыре затяжки одну сигарету только для того, чтобы от её тлеющего окурка зажечь следующую. Левченко сидел у края стола, вертел в руках карандаш - и впервые не знал, что сказать. Цугцванг, чёрт бы его побрал!
  - А что Хаджеф?
  Калюжный пожал плечами.
  - А что Хаджеф? Сказал, что непременно что-нибудь придумают...
  - Где сейчас Одиссей с этим, с курдом?
  - Полчаса назад выехали по направлению к турецкой границе. Хаджеф дал Одиссею рацию - они теперь между собой на связи. Только ума не приложу, как эта рация поможет им из этой задницы выбраться...
  - Я тоже, если честно. Может быть, дать команду Одиссею на уничтожение грузовика? Пусть водитель вывернет его в пропасть - там же есть, где угробиться?
  - Есть. Но где гарантия, что среди обломков грузовика те, кому это положено, не разыщут наши с тобой сувениры? После чего не начнут вдумчиво проверять хозяев груза? Положим, Одиссей к этому времени из Турции слиняет, но мы с гарантией в восемьдесят процентов теряем Немезиду и её бандита - который, судя по всему, нам ещё очень и очень может пригодиться. Есть у тебя гарантия, что нашего агента по обломкам в этих горах не найдут?
  Левченко вздохнул.
  - Гарантий нет.
  - Вот и я о том же. А, разыскав Немезиду - тамошняя дефензива сможет вычислить тех, кто затеял эту переброску, то бишь - нас с тобой. Я тут даю допуск в тридцать процентов, не меньше. Тут уж придётся рубить все концы наглухо - что, во-первых, не в интересах дела, а во-вторых - малость бесчеловечно, ты не находишь, Дмитрий Евгеньевич?
  - Нахожу.
  - Стало быть, признаем, что выбросить в пропасть - не выход. Во всяком случае, на турецкой территории.
  - Тогда что же делать?
  Генерал докурил очередную сигарету, яростно затушил окурок - и, вздохнув, ответил:
  - Включаем в дело курдов генерала Третьякова.
  Левченко пожал плечами.
  - Так ведь решили обойтись без них?
  - Решили - теперь перерешим. - А затем, видя, что подполковник продолжает недоуменно смотреть на него, Калюжный добавил помягче: - Дмитрий Евгеньевич, ты ведь понимаешь, что с момента пересечения границы груз подпадает под юрисдикцию курдской администрации - уж какая у них она там есть?
  - Подпадает.
  - Следовательно, у нас есть шанс - небольшой, конечно, но есть - что те курды, которых нам подсуетил генерал Третьяков, будут обладать достаточной реальной вооруженной силой для того, чтобы отстоять наш грузовик по ту сторону границы. Есть?
  Подполковник почесал затылок.
  - Не знаю, если откровенно. Но даже если и есть - то крайне незначительный.
  - Крайне незначительный - но есть. А в данной ситуации его вообще НЕТ. Улавливаешь разницу?
  - Улавливаю. Мы успеваем известить об этом всех фигурантов операции? И как... как будем страховаться?
  Генерал достал из пачки очередную сигарету, прикурил - и ответил уверенно:
  - Успеваем. А страховаться.... Страховаться будем так, как придумал этот, как его, с фамилией из гербария. Сарыгюль. Только взрывать фуру с грузом будем не тогда, когда перегрузим ящики, а в момент реальной опасности её захвата... известно кем. Пусть Одиссей со своим курдом на той стороне подготовят всё для ликвидации, и если, паче чаяния, курды генерала Третьякова не смогут ничем нам помочь - будем рвать.
  Левченко вздохнул.
  - Потеряем груз.
  Генерал согласно кивнул.
  - Потеряем. Но лучше груз потерять, чем людей.
  Подполковник спросил неуверенно:
  - Но ведь по обломкам, рано или поздно, но установят, что везла машина?
  Калюжный едва заметно улыбнулся и пожал плечами.
  - Установят. Но когда? Не раньше, чем дней через пять-десять. И кто установит? Американцы? И их карманные курды? И что они предъявят туркам? Что в машине, пришедшей из Стамбула, ехало двести ракетных комплексов? Так турки только посмеются в ответ.... У них взаимоотношения и так неважные, а в ближайшие дни станут ещё хуже2. Так что уничтожение груза по ту сторону границы нам, практически, ничем не грозит - в отличие от варианта его ликвидации на турецкой территории. А посему, если Одиссей там, на месте, не найдет вариант выхода из этого крайне хренового положения - значит, остаётся надежда только на милость курдов Третьякова, а в случае их неспособности спасти груз - его уничтожение на иракской территории. Задача тебе понятная, подполковник? Взрывчатку с детонаторами этот курд хоть не забыл с собой взять?
  Левченко кивнул.
  - Всё ясно. Два килограмма тротила и взрыватели у них с собой, в легковой машине, Одиссей сообщил, что специально проконтролировал этот момент. Но всё же думаю, что рвать грузовик сразу же за КПП Хабур Одиссею не придётся...
  Калюжный, хитро прищурившись, глянул на своего заместителя:
  - А ты что ж, всё ещё надеешься на то, что он сможет что-то придумать? В этой ситуации?
  Левченко развёл руками.
  - Надеюсь.... Что ж мне ещё остаётся делать? Ведь это ж моя инициатива была - повесить ему на плечи всю операцию.
  Генерал кивнул.
  - Твоя. Но в данной ситуации я на него никакой ответственности за возможный провал возлагать не собираюсь - так ему и сообщи. Если даже придётся груз, под угрозой попадания в руки врага, рвать к чёртовой матери - Одиссея вины здесь нет, пусть не расстраивается.
  Подполковник чуть заметно улыбнулся.
  - А он и не будет расстраиваться. Он просто сделает всё так, как надо.
  
  
  ***
  
  - Этот, араб, он давно на твоих работает?
  Одиссей положил рацию, по которой только что разговаривал с Хаджефом, в бардачок, и пожал плечами.
  - Не знаю. А зачем тебе это?
  Туфан указал рукой на группу курдских ополченцев Барзани, лениво развалившихся у дороги, мимо которой как раз проезжал его "рено":
  - С этими ему будет трудно договориться. Только если он настоящий друг твоего командира.
  Ну, положим, Одиссей это и без многомудрого господина Сарыгюля знает. Только ему от этого не легче.
  - А ты?
  Туфан тяжело глянул на своего собеседника.
  - С этими? Они джафы.
  Час от часу не легче. Джафы? Очень хорошо. Вот только бы знать, что это значит...
  - Но ведь они тоже курды?
  Туфан вздохнул.
  - Я - мукри. Ни у кого из курдов, никогда не было своего государства - у нас было.
  - Когда? - Одиссей удивился не на шутку.
  - Сразу после войны - Мехабадская республика. У джафов - никогда не было.
  -А... - разочарованно протянул Одиссей: - Так она всего одиннадцать месяцев существовала.
  - Но ведь была?
  - Была. - Вот дьявол самолюбивый, в такой ситуации - и то находит время для демонстрации своего племенного гонора. Тут бы о душе уже стоило бы подумать... Одиссей продолжил: - Ладно, историю отложим на потом. Что будем делать сейчас? Через два часа наша машина должна стать в очередь - и тогда всё.
  Курд кивнул.
  - Знаю. Думаю. На твоего араба не надеюсь. Тем более - на этих. - И Туфан пренебрежительно кивнул на ещё одну группу вооружённых курдов, неспешно бредущих по обочине шоссе.
  Одиссей кивнул.
  - Я тоже. Как только наша машина подойдет к границе и станет на досмотр - у наших противников будет самое малое пять часов, чтобы на этой стороне организовать её захват. То, что у Хаджефа среди здешних курдов есть друзья - ни о чём не говорит. Этот их самопальный Курдистан, насколько я понимаю, целиком зависит от американцев. Если те потребуют нашу машину - вряд ли найдутся герои, которые будут её отстаивать. А взрывать, как советует Хаджеф, пусть даже и в крайнем случае, я её не хочу - не для того мы её тащили через всю Турцию.
  Туфан молча кивнул, соглашаясь. Одиссей продолжил:
  - Значит, мы должны найти другой вариант. Может быть, разгрузим её где-нибудь на турецкой территории?
  Туфан подумал секунд сорок - и согласно кивнул..
  - Да. Если нельзя другое. Потом отвезти через границу второй раз попробуем. Через месяц. Взрывать жалко.
  Они подъехали к КПП Хабур, Туфан небрежно просунул в окно свой паспорт и паспорт Одиссея - в который он, для надёжности, вложил две бумажки по пять миллионов лир каждая. Курдский страж границы (пузатый шетинистый дядька лет сорока, в старой иракской военной форме и с видавшим виды, побелевшим от старости "калашниковым" в руках) бегло просмотрел документы, молниеносным жестом (практически незаметно для окружающих) извлёк из одиссеева паспорта неформальные вкладыши - и кивнул своему коллеге у шлагбаума.
  Так, теперь они опять в Турции. Справа вдоль шоссе - длиннющая очередь грузовиков и пустых цистерн, слева - такая же бесконечная череда заведений общепита, чей ассортимент Одиссей уже хорошо знал. Кебаб, выпечка, чай, айран - всё замечательно вкусное и свежее, не сравнить с общепитом где-нибудь на трассе Тверь-Москва или у КПП "Варшавский мост", тут сравнение будет вообще настолько не в пользу земляков, что и затевать его не стоит....
  - Туфан, давай тормознём минут на десять, поедим. - Одиссей вспомнил, что от Диарбакыра у них макового зёрнышка во рту не было. А прошло уже часов шесть, если не семь! Время заправиться, как говориться, война войной, а обед по распорядку.
  Курд кивнул.
  - Сейчас остановлю. Вон тот дукан мой земляк держит. Кебаб - ты такого нигде не найдёшь!
  Они остановились у ничем не примечательного заведения, и лишь войдя внутрь, Одиссей понял, что попали они по адресу - такой изумительный запах жареного мяса с луком и специями шёл от жаровни, что у него мгновенно потекли слюнки. Это мы удачно зашли, вспомнил он бессмертную фразу Жоржа Милославского (то есть Леонида Куравлёва, исполнявшего его роль) из "Ивана Васильевича". Всё же, что ни говори, а хорошо поесть - одна из немногих радостей солдата на войне!
  
  
  ***
  Они подошли к раздаточному окну, Туфан уже начал заказывать всякие яства, весьма аппетитно выложенные на прилавке - как вдруг один из шоферов грузовиков, сидевших за столиками в глубине кафе, поднялся, и, широко улыбаясь, направился к Одиссею.
  - Саня! Здорово, чёрт бессмертный!
  Одиссей от неожиданности чуть не сел на чьи-то колени. Только этого ему сейчас и не хватало! Славомир Войкович, собственной персоной, его товарищ по камере сегедской тюрьмы "Чиллаг"!3 Всё же мир немыслимо тесен...
  - Здорово, бродяга! Ты здесь что делаешь? Пошли на воздух, поговорим! - Главное сейчас - не дать бывшему сокамернику рассказать на всё кафе об обстоятельствах их знакомства. Чужие уши и глаза нам тут без надобности, а, учитывая место, где произошла эта встреча - то глаза и уши тут могут быть не только чужими, но и вражескими....
  Славомир, всё так же улыбаясь во весь рот, вышел за Одиссеем на улицу, и настойчиво влекомый им за рукав, тут же оказался на заднем сиденье сарыгюлевского "рено".
  - Саня, как же я рад тебя видеть! Как ты? Где сейчас? Как твоя немка, по которой ты сох? Как ты здесь оказался? В тюрьме говорили, что ты сбежал? - Славомир, казалось, весь светился от счастья, и буквально завалил Одиссея вопросами - не переставая тискать его руку.
  Ох, уж эти мне южные славяне... Приятно, конечно, что Славомир так непосредственно и по-детски рад этой встрече, хорошо, что по-прежнему отлично говорит по-русски (не прошли, значит, даром восемь месяцев обучения!), да вот только стоило бы приглушить градус его восторгов - учитывая обстоятельства исчезновения Одиссея из камеры сегедской тюрьмы и того, где они сейчас находятся.
  - Слава, давай чуток потише. И не ори на весь Курдистан о том, что я сбежал из тюрьмы - это никому здесь не интересно.
  Славомир тут же закивал согласно.
  - Конечно-конечно, Саня, о чём разговор? Но ты ж жив, чёрт! - И от переполнявшей его радости серб с размаху ударил Одиссея по плечу.
  - Слава, ты прав, я жив и на свободе - вопреки, как ты понимаешь, воле венгерской юстиции. С Гердой у меня всё хорошо. Здесь по делу. Рад тебя видеть - но будет лучше, если ты никому о нашей встрече рассказывать не будешь.
  Серб тут же сделал таинственное лицо.
  - Понимаю, Саня. После твоего исчезновения и Ласло, и Петер4 в один голос твердили, что ты русский шпион и диверсант. Ты здесь для шпионажа и диверсий?
  Одиссей тяжело вздохнул.
  - Слава, я здесь сопровождаю груз с запасными частями для нефтедобывающего оборудования. - Одиссей решил, что сказал о себе достаточно, и предложил: - И вообще - давай обо мне закончим. Ты-то как? Что здесь делаешь?
  Серб согласно кивнул.
  - Саня, я всё понимаю. Просто чертовски рад тебя видеть! - А затем, вздохнув и чуть понурившись, добавил: - А что обо мне говорить? Кручу баранку, вожу солярку из Эльбистана в Диарбакыр. Один рейс в двое суток. Сотня евро.
  - Давно возишь?
  - Четыре месяца. Как из тюрьмы вышел - поехал в Москву, работал на стройке, там фирма одного моего дальнего родственника подряд на отделку торгового центра получила. Полтора года был в Москве, потом контракт закончился - вернулся в Субботицу. Денег много не заработал, но хоть русский хорошо выучил.... Дома работы нет, а долг за "Мерседес" выплачивать надо. Вот и нанялся. Уже четыре месяца гоняю свой бензовоз туда-сюда.
  - А как твоя мама?
  Серб ещё раз тяжело вздохнул.
  - Мама дома. Болеет, ждёт меня. Я ей каждый месяц высылаю деньги, она их отдаёт Цуркану - хозяину "Мерседеса". Немножко оставляет себе - пенсия у неё совсем никудышняя.
  - Будешь писать - передавай ей привет. - Всё, пора заканчивать вечер встречи старых друзей. Приятная, конечно, встреча, ничего не скажешь, приятная и неожиданная - но всему своё время. До подхода фуры с товаром для иракского Резистанса5 остались считанные часы, а проблема остаётся нерешённой - и тут уж не до телячьих нежностей. Пусть Славомир не обижается - но у Одиссея сейчас нет времени ни на что, кроме Дела. Которое он обязан завершить благополучно, что бы ему не пели из Москвы. Взялся - ходи! Взорвать уже почти доставленный груз - большого ума не надо; большой ум нужен как раз для того, чтобы этот груз оказался в руках у тех, кому изначально предназначался. И для этого надо поторопиться - у них осталось чертовски мало времени...
  - Саня, ты что, меня не слышишь?
  -А? Что? - Одиссей непонимающе глянул на серба.
  - Я тебя спрашиваю - тебе нужна моя помощь? - Славомир смотрел в его глаза - и в выражении его лица не было и следа от недавней дурашливой радости; вместо неё - тревожная настороженность и до боли знакомая Одиссею решительная собранность стрелка перед выстрелом. Ого! Однако...
  Одиссей отрицательно покачал головой.
  - Нет, Слава, ты мне ничем помочь не можешь. Но за предложение - спасибо!
  Серб отмахнулся от его слов.
  - Саня, я знаю, за что ты сидел в Сегеде. Ты пролил кровь за мой народ и мою страну. Ничего не говори! - Славомир протестующе взмахнул рукой на попытку Одиссея что-то сказать в ответ. - Ничего не говори - просто послушай меня. Я вижу по твоим глазам, что тебе нужна помощь. Я не знаю, чем я могу тебе помочь - но ты можешь целиком рассчитывать на меня. У меня есть две руки, голова, пустой бензовоз и полторы тысячи евро - ты можешь располагать всем этим. Если надо - моей жизнью. И не отказывайся, не рассказывай мне красивые сказки о том, что ты возишь какие-то запчасти - я всё равно тебе не поверю! Ты в беде - и мой долг тебе помочь. Просто потому, что тогда, в девяносто девятом - в беде была моя страна, и ты нашёл способ нам помочь. Решай, что я смогу для тебя сделать!
  Вот чёрт настырный! Хотя.... Хотя в его словах проскользнула какая-то дельная мысль. Что-то он сказал, за что тут же зацепился мозг.... Что-то очень важное.... СТОП! ПУСТОЙ БЕНЗОВОЗ!
  У Одиссея от напряжения мгновенно вспотела спина и бешено заколотилось сердце. У Славомира в руках ПУСТОЙ бензовоз. В котором.... Риск? Ещё какой! Но зато - какой шанс! Вот дьявол! Сказать ему? Предложить положить голову на плаху? А если..... Ладно, хватит рефлексий и неуверенности! Ничего случайного в этом мире не происходит; раз Господь решил свести его в этом глухоманистом пыльном приграничье с этим сербом - значит, он знает, что делает. Ему видней. Стало быть - решено! Если Бог посчитал нужным организовать их встречу - значит, имел в виду именно это!
  И Одиссей, глянув прямо в глаза Славомиру, решительно выдохнул - и произнёс негромко, но твёрдо:
  - Слава, у меня действительно есть серьезная проблема. И ты сможешь помочь мне её решить. - Одиссей на мгновение заколебался. Сказать? Сказать. Но не всё. Главного, пожалуй, пока говорить не стоит. Просто обозначить степень опасности - этого в данной ситуации будет более, чем достаточно! И он продолжил: - Но только ты должен понимать, что...
  Серб тут же его перебил.
  - Саня, я сделаю всё, что надо. Не говори мне о риске для моей жизни и разную другую ерунду. Я не знаю, зачем ты здесь - но уверен, что дело у тебя опасное и рискованное. Поэтому не трать напрасно время. Говори, что мне надо делать!
  Одиссей промолчал несколько секунд - а затем спросил деловито:
  - У тебя, в твоей бочке, которую ты тягаешь через границу - какой диаметр заливной горловины?
  Серб почесал затылок.
  - В цистерне? Где-то сантиметров восемьдесят с небольшим. Может, девяносто, но точно меньше метра.
  Что ж, годиться. Если достать трубы из ящиков, в которых они сейчас хранятся, и грузить только запакованные в полиэтилен пусковые и запасные ракеты - все они свободно пройдут в горловину. Они хорошо упакованы, можно сказать, почти герметично, да и, в конце концов, что этому военному железу может сделаться от соприкосновения с соляркой - коей, без сомнения, в достатке на дне цистерны? Ничего - только красивше будет! Да и пластик ракетных контейнеров вряд ли пострадает от нефтепродуктов - чай, для войны делалось... Ладно, теперь надо ввести в курс дела господина Войковича - раз уж он так хочет. Но исключительно в общих чертах...
  - Слава, твоя машина с бочкой уже в очереди?
  Серб отрицательно помахал головой.
  - Нет, бензовозы пускают только ночью. В целях безопасности. Тогда трафик пожиже. Пока она стоит в ста метрах отсюда, на паркинге.
  - Ты можешь её развернуть и вернуться километров на десять-двенадцать назад?
  Славомир пожал плечами.
  - Конечно, могу. А зачем?
  - Затем, что мы в твою цистерну закинем сотню упаковок с таким содержимым, что если твою бочку откроют и тебя с ним поймают - не сносить тебе головы.
  Серб пренебрежительно махнул рукой.
  - Никто никогда в цистерны не заглядывает. Туркам это не надо, а курды давно уже на все формальности наплевали и забыли - если когда-то что-то и помнили. Да и что можно провезти в грязной бочке из-под солярки? Никакая контрабанда там не выживет! - А затем, посерьезнев, спросил: - А что будет в этих твоих упаковках?
  Одиссей тяжело вздохнул.
  - Этого я тебе сказать не могу, не проси. Но для этих... предметов солярка - абсолютно безопасная среда.
  Серб кивнул.
  - Хорошо. Куда именно мне надо ехать и где стать?
  Хороший вопрос. Но без Туфана ему на него не ответить.
  - Ты что делал в этой забегаловке?
  Серб улыбнулся.
  - Долму ел - пока тебя не увидел. Сначала подумал - привидения уже днём начинают по Курдистану расхаживать, или у меня от постоянной вони солярки уже галлюцинации начались.
  - Вот иди и доешь свою долму, а я пока определюсь, куда тебе надлежит отправиться. Добро?
  Войкович молча кивнул и направился к дверям забегаловки. Так, теперь надлежит оторвать от кебаба из курицы господина Сарыгюля - потому как на счету каждая минута.... А вот и он сам, собственной персоной, явился, не запылился! Туфан у нас, похоже, телепат...
  Действительно, вслед за исчезнувшим в дверном проёме точки общепита Славомиром Войковичем из этих же дверей вышел господин Сарыгюль - и, подойдя к Одиссею, спросил негромко:
  - Тот, который тебя по плечу бил - он кто?
  - Один старый друг. Почти брат.
  Курд важно кивнул.
  - Я так и думал. Тебе не мешать решил.
  Одиссей махнул рукой.
  - Тут дело не во встрече старых друзей. У этого парня, Славомира, тут недалеко стоит пустой бензовоз. Диаметр горловины - где-то восемьдесят сантиметров...
  В глазах Туфана тут же мелькнул уже знакомый Одиссею азартный блеск.
  - На этой стороне? Его машина - на турецкой стороне?
  Одиссей кивнул.
  - На этой, на турецкой. И пока не в очереди.
  Курд подумал несколько секунд - и, хитро улыбнувшись, спросил:
  - Хочешь в бензовозе?
  - Да.
  Туфан кивнул.
  - Бензовозы никто не проверяет. Грязно. Воняет нефтью. Контрабанду не провезти.
  Одиссей, оглянувшись вокруг и не обнаружив ничего подозрительного - спросил у своего напарника:
  - Где сейчас Гази?
  - Я ему звонил пять минут назад. Проезжал деревню Хаберли.
  - Сколько ему ещё ехать до Джизре?
  - Примерно пятьдесят километров. Час.
  - У тебя есть карта автомобильная?
  Туфан пожал плечами.
  - Есть. Она мне не надо - я всё здесь так знаю.
  Одиссей кивнул.
  - Хорошо. Какие-нибудь населенные пункты есть между нашей машиной и Джизре?
  - Есть. Город Идиль. Гази там будет через полчаса, будет обедать. Двадцать минут.
  Одиссей немного подумал и продолжил:
  - В этом Идиле надо сделать так, чтобы зеленый "фиат", после того, как Гази пообедает и двинется дальше - на час потерял нашу фуру из виду. За этот час мы должны будем состыковать Гази и этого моего друга на бензовозе, перегрузить в бочку груз, и отправить обе машины в очередь. Это возможно?
  Курд почесал подбородок.
  - Здесь всё можно. Это мой дом. В Курдистане меня многие знают. Я сейчас поговорю с Джалалом Зебари - хозяином этого дукана - у него должны быть друзья в Идиле. Вооруженные друзья.
  Одиссей предостерегающе напомнил своему напарнику:
  - Туфан, с этими, в "фиате", не должно ничего случиться! Если с их голов упадёт хоть волос - нашу машину, вполне возможно, задержат через несколько минут после этого.
  Курд снисходительно улыбнулся.
  - Алекс, не надо о Туфане Сарыгюле плохо думать. Я это понимаю. Сейчас Джалал найдет полицейских из Идиля - своих друзей - и они "фиат" остановят. Полицейские остановят! Не бандиты. Проверка документов. Это Курдистан, здесь война. Могут час проверять, могут два. Полиция здесь никому не отвечает. Делает, что хочет. Двести миллионов хватит. Максимум - триста.
  Одиссей удивлённо покачал головой.
  - У твоего земляка друзья - полицейские?
  Туфан посмотрел на своего напарника с явной иронией.
  - Как ты думаешь - человек на границе дукан держит? У него друзья полицейские должны быть! В Курдистане какие полицейские? Курды. Курд с курдом всегда договорятся - если они из одного рода.
  Одиссей кивнул.
  - Хорошо, иди к своему Джалалу. Номер "фиата" помнишь?
  Туфан улыбнулся и повертел перед глазами Одиссея сотовым телефоном.
  - Зачем помнишь? Записал! - и с этими словами господин Сарыгюль отправился в кафе. Подождав пару минут, туда же направился и Одиссей, надеясь, что Славомир уже успел съесть свою долму.
  Ага, лёгок на помине! Что ж, отлично, не будем терять времени.
  Одиссей кивнул Славомиру в сторону "рено", и когда тот подошёл - спросил сразу, без лишних прелюдий:
  - Ты сейчас можешь выехать в Джизре?
  - Могу.
  - Между Джизре и Идилем есть места, где может стать грузовая фура и рядом с ней твой бензовоз - причём стать так, чтобы никому не бросаться в глаза?
  Войкович подумал, наморщил лоб - и ответил уверенно:
  - Есть. За Джизре, если повернуть на Идиль, через пять километров будет поворот налево, на деревню Дичле. Грунтовка, по ней почти никто не ездит - если надо в эту деревню, едут с южного шоссе, которое вдоль сирийской границы. Вдоль этой грунтовки, про которую я говорю, много глухих оврагов - там танковую дивизию можно спрятать, не то, что два грузовика.
  - Отлично. Тогда сейчас выезжай туда, сверни на эту дорогу - и жди нас метрах в ста от шоссе. Через сколько ты там будешь?
  Славомир пожал плечами.
  - Минут через сорок.
  - Договорились. Через пятьдесят минут мы к тебе подъедем - мы с напарником на этом "рено", и "рено"-грузовик, из которого нужно кое-что перебросить в твою бочку.
  Славомир молча кивнул и быстрым шагом направился к паркингу.
  Теперь всё зависит от того, удастся ли Туфану уговорить владельца этой общепитовской точки вступить в преступный сговор со своими знакомыми полицейскими. Если правда то, что говорила Оксана - в Турции решаема любая проблема, весь вопрос в толщине предложенной пачки денег - то курду должна безусловно удастся эта авантюра. Главное в этом случае - не впадать в ненужную экономию...
  
  
  ***
  
  За окнами кабинета Калюжного сгущался тёмно-синий стылый январский вечер, не превратившийся пока в ночь исключительно благодаря устало-жёлтому свету уличных фонарей и редким бликам фар случайных машин. Внутри же кабинета, у монитора компьютера, за столом, заставленным чайными стаканами и заваленным грудами разных бумаг, сидели трое мужчин - сам хозяин кабинета, его заместитель, подполковник Левченко, и куратор операции "Полонез" Загородний - который чувствовал себя сейчас крайне неуютно, поскольку курируемая им операция в последние шесть часов превратилась чёрт знает во что.
  Генерал оторвал глаза от подробной карты северного Ирака, выведенной на монитор - и, глянув на своих офицеров, бросил короткую фразу:
  - Цугцванг, товарищи офицеры.
  Загородний молча кивнул, Левченко же, обхватив ладонью подбородок, отрицательно покачал головой.
  - Не уверен.
  Калюжный достал из ящика стола свой любимый "Честерфилд", закурил, и, выпустив колечко дыма - спросил:
  - Почему?
  Подполковник пожал плечами.
  - Не знаю. Но почему-то думаю - вернее, надеюсь - что Одиссей нашёл выход из этой позиции.
  - Безнадежной позиции, дорогой Дмитрий Евгеньевич.
  - Пока - да.
  Генерал иронично посмотрел на своего заместителя.
  - Нравиться мне это словечко - "пока".... Где-то я его уже слышал.
  Левченко кивнул.
  - Слышали. И ещё услышите. Ведь что мы сейчас имеем? Курды генерала Третьякова обещают обеспечить сохранность груза только в зоне их влияния. До которой от границы нашему грузовику надо проехать как минимум сто сорок километров - девяносто американских миль. - Левченко едва заметно улыбнулся: - Эти дети гор расстояния уже на американский манер начали мерить, техасские рейнджеры, понимаешь.... Хаджеф ваш берется доставить груз до .... до заказчика - но только из Дахука, который тоже - не ближний свет. Стало быть, кусок дороги от границы и минимум до Дахука, а максимум до Эрбиля - то есть расстояние от семидесяти до ста сорока километров - машина с нашим грузом будет идти в полной неопределенности. Учитывая, что, по докладу Одиссея, её ведут уже от Диарбакыра, и ведут плотно - можно сделать вывод, что именно на этом промежутке те, что играют за чёрных, нас и переиграют. А мы им ничего противопоставить не сможем. И надо сразу же за КПП Хабур нашу машину рвать к чёртовой матери - правильно, Максим Владимирович?
  - Именно это я и имел в виду под словом "цугцванг".
  Подполковник кашлянул и, глядя на своего шефа - ответил:
  - И, тем не менее - я считаю преждевременным приказ о ликвидации груза. Вы можете связаться с Хаджефом?
  Генерал отрицательно покачал головой.
  - Он сейчас вне зоны доступа. Будет только в шесть утра.
  - То есть мы пока не знаем, как разворачиваются события. Правильно я понимаю?
  - Правильно понимаешь.
  - А раз мы не обладаем всей полнотой информации - мы не можем решать за Одиссея и его курда.
  Генерал раздражённо махнул рукой.
  - Ерунду ты говоришь, Дмитрий Евгеньевич! Что они, за эти четыре часа создадут дирижабль и на нём груз прямо до Эрбиля доставят? Нет у них сейчас никакой возможности груз спасти, нету! Есть возможность людей вывести из-под удара - так хоть это сделать надо. - А затем, чуть поостыв, добавил: - У тебя есть резервный канал связи с Одиссеем?
  - Есть, как не быть. У меня есть его номер мобильного турецкого. Но это...
  Генерал кивнул.
  - Понимаю. Звонок из-за границы абоненту, находящемуся у иракского рубежа...
  - Так точно. Звонок тут же обозначат, как подозрительный, и внимательно послушают, кто, что и кому говорит. Но на крайний случай, конечно, можно его использовать.
  - Я считаю, что этот крайний случай наступил. Звони Одиссею и приказывай сворачивать шарманку. Пусть они с этим курдом ставят заряд, и как только машина с нашим грузом от границы чуток отъедет - пусть рвут, помолясь. Других вариантов я не вижу.
  - Максим Владимирович...
  - Это приказ, подполковник. Надеюсь, здесь никому не надо разъяснять, что такое "приказ"? - В голосе генерала явственно зазвенела сталь.
  Левченко встал, прокашлялся и ответил:
  - Никак нет. Сейчас позвоню Одиссею и прикажу ввести в дело вариант Б.
  Генерал вздохнул.
  - Дмитрий Евгеньевич, мне и самому такой приказ отдавать тяжко. Но иного выхода я не вижу. Сохраним оперативную группу - найдем возможность доставки железа ещё раз. А это.... Этот рейс приказываю считать учебным. - Калюжный затушил догоревший до самого фильтра "честерфилд", и добавил: - Да, ещё; ты там Одиссею напомни, пусть перед взрывом хоть номера с этого грузовика снимут, всё американцам больше проблем...
  
  
  
  ***
  
  Мда-а-а, крещенская ночь в иракской полупустыне (которая таковой числилась только на карте, будучи, на взгляд Одиссея, пустыннее любой самой жуткой Сахары) - это уже перебор, сюрреализм какой-то.... Кто бы мог подумать, что Крещенье он будет встречать в этой глухомани! Впрочем, и здесь, если подумать, есть чему подивиться. Пустыня - она ведь только на первый взгляд кажется мёртвыми грудами камня и песка. А если приглядеться, а тем более - прислушаться.... Ночь в пустыне необыкновенно таинственна! Чернильно-чёрный мрак вокруг и миллионы ярких, много ярче, чем дома, удивительных звёзд, до многих из которых можно, кажется, дотянуться рукой. Приятная свежесть ночного ветерка (здешние жители кутаются от него в шерстяные одеяла, чудаки!), настороженная звонкая тишина окружающего мира, редкие шорохи, иногда - пронзительно громкие крики каких-то ночных птиц.... Каждый проезжающий мимо грузовик на две-три минуты прорезает окружающую таинственную тьму мертвенно-бледным светом своих фар и разрушает волшебную тишину ночи вульгарным рёвом своего дизеля - но затем тьма смыкается за его габаритными огнями, и вновь на пустыню опускается покрывало тревожной тишины.
  Одиссей сидел на ещё теплом от дневного солнечного света валуне, и время от времени подбрасывал в разведенный им костерок кусочки картона от ящика, в котором хозяйственный Туфан возил палатку (взятую с собой на всякий случай); теперь палатка в свёрнутом виде лежала в багажнике, а картонный ящик, уже наполовину оборванный, сиротливо жался к колёсам "рено". Нужды в костре не было, но Одиссей решил его всё же развести - он любил смотреть на пляшущие язычки огня, да и до прибытия Хаджефа требовалось себя хоть чем-то занять. А живой огонь - как известно, зрелище бесконечное...
  Ну вот, похоже, и всё. Сколько верёвочке ни виться, а конец всё равно найдется.... Жаль, конечно - да что делать? Когда-то каждому приходится делать это - и ему, если посмотреть без лишних эмоций, ещё изрядно повезло - всё ж он сам выбрал свои врата вечности.... Только бы Хаджеф не оплошал, не подвёл бы в последнюю минуту - хотя, судя по всему, мужик он сурьезный, за слова отвечать приучен....
  Последние часы перед уходом.... Увидеть бы ещё напоследок маму, Герди, детей.... Родной городок на Полесье, школу, в которой учился, друзей, с которыми так редко виделся в последние годы - да и как? То в бегах, то в розыске, то под чужими фамилиями.... Хорошо хоть, мать подполковник в прошлом году умудрился привезти, повидались....
  Костерок начал угасать - и Одиссей тут же подбросил в мерцающее пламя несколько листов плотного картона, а сверху - десяток сухих веточек здешней колючки - гореть, может, шибко и не будет, а всё ж пища для костра.
  Огонёк весело побежал по свежим "дровишкам" - и Одиссей едва заметно улыбнулся. Всё же пламя костра - завораживающая вещь, что ни говори.... Сколько за свою жизнь он разводил огонь под сенью небес? Раз сто, наверное.... И вот теперь - его последний костёр - на краю земли, в библейских местах, у колыбели человечества... с ума можно сойти! Где-то километров двести на юго-восток - тот самый Эдем, из которого Господь изгнал Адама и Еву, там же - колыбель древнейшей цивилизации Междуречья, хрестоматийный Вавилон, Ассирия, Шумер и Аккад.... Во куда забросила его судьба! Мог ли он когда-нибудь даже подумать, что уходить на ту сторону придется в местах, по которым бродили со своими армиями Кир и Дарий, Александр Македонский и Красс, где крестоносцы насмерть рубились с сарацинами, где турки-сельджуки громили кавалерию Византии? Что ни говори, а всё ж места исторические, немало народу тут отошло в лучший из миров, так и не выпустив оружия из рук...
  Через час с небольшим настанет и его очередь взглянуть в лицо вечности. Что ж, он готов; много, правда, осталось ещё недоделано, да ладно - пусть уж доделывают другие. Для него сейчас самое главное - обеспечить безусловное выполнение задания; увы, никаким иным способом, нежели как вступив в безнадежный бой, сделать это невозможно - следовательно, придется в оный бой вступать, как бы ни хотелось, чтобы чаша сия пронесена была мимо.... Увы. Испить, похоже, придется до дна, как бы ни хотелось увернуться от этой доли...
  Написать бы Герде напоследок.... Сыну дать толковые наставления.... Дочурке объяснить смысл жизни.... У мамы прощения попросить за все свои дурачества... много чего надо было бы написать - да только пустое всё это. Им и так всё расскажут - да ещё поднаврут чуток, чтоб вышло покрасивше.... Дескать, до последней минуты был верен долгу и присяге, сражался, как лев, и геройски пал смертью храбрых - хотя лучше бы сказали просто: "он был солдатом своей страны и отдал за неё свою жизнь" - без ненужного украшательства. Потому что это и будет истинной правдой...
  Вот и заканчивается его Последний Поход.... Что ж, рано или поздно, но это должно было случиться. Пусть же хранит Господь его ближних, пусть будет милостив к его стране и его народу; и пусть смерть его не будет напрасной! Для него же главное теперь - умереть как можно позже, и до этого постараться ни разу не струсить...
  
  
  
  ***
  Наконец-то! На шоссе, на звук - метрах в сорока - остановилась машина, хлопнула дверь, и через три минуты из чернильного мрака ночи перед Одиссеем внезапно появился сухопарый седой араб, несущий на одном плече метровый свёрток из мешковины, а на другом - потёртый хурджун с чем-то металлически-тяжелым, утробно звякающим при каждом шаге.
  - Принёс?
  Араб кивнул и сгрузил свою ношу у колеса "рено".
  - Как Макс и просил - АКМ под семь шестьдесят две, шесть снаряженных магазинов, двести патронов россыпью и пару гранат.
  - Спасибо, Хаджеф!
  Араб махнул рукой.
  - Не о чем говорить.
  Одиссей осторожно развернул мешковину. Перед ним матово заблестел автомат - старый добрый АКМ, хорошо известный ему ещё по армейской службе. Семь шестьдесят две - то, что надо!
  - Не китайский?
  Хаджеф устало улыбнулся.
  - Обижаешь. Ижевск. Семьдесят девятый год. Год, когда мы вошли в Афганистан...
  Одиссея удивило это "мы". Хотя.... Чего он удивляется? Удивляться тут, на самом деле, нечему. Этот Хаджеф сражался на стороне Советского Союза ещё в те времена, когда Одиссей в начальных классах средней школы первые свои форменные штаны просиживал. Он имеет право на это "мы" куда больше, чем многие нынешние российские генералы. Да-а-а¸ судьба у него суровая, что и говорить...
  Седой араб сел на камень, провёл руками по лицу, что-то прошептал. А затем, оглядевшись вокруг (что он хотел увидеть, Одиссей так и не понял - ночь в здешней гористой полупустыне была чёрной, как дёготь), спросил:
  - Что ты собираешься делать с оружием? И где твой курд?
  Одиссей махнул головой в сторону водительского сиденья "рено".
  - Спит. Вымотался за эти сутки жутко, к тому же они вдвоём с водителем перекидали весь груз в бензовоз, пока я на стрёме стоял. Сто упаковок, каждая минимум по тридцать килограмм. За двадцать минут! А ему сегодня ещё и назад ехать.... Пусть поспит.
  Хаджеф кивнул и, покачав головой, сказал негромко:
  - Ты так и не ответил - что ты будешь делать? Вот с этим? - и он кивнул на лежащий на песке хурджун и свёрток с автоматом.
  Одиссей вздохнул.
  - Ты будешь ждать машину с грузом у Дахука. Это шестьдесят километров от Закхо. Я предполагаю, что те, кто хочет перехватить наш груз - не будут ждать, и сделают это здесь, сразу после границы. Времени на то, чтобы остановить машину, раскрыть тент, обыскать груз и убедится, что в ящиках обычные запасные части к качалкам - понадобится от силы минут двадцать. Далеко уедет бензовоз с твоим грузом за эти двадцать минут?
  Хаджеф покачал головой.
  - Недалеко.
  Одиссей кивнул.
  - Так точно. А дорог от Закхо идёт только две. И перекрыть обе, чтобы обыскать все машины, идущие в глубь Ирака - большого труда не составит. Правильно?
  Хаджеф улыбнулся.
  - Ты рассуждаешь, как Макс.
  Одиссей кивнул.
  - Надеюсь. Но логика в моих словах есть?
  Араб согласно покачал головой.
  - Есть, есть.
  - Следовательно, необходимо промежуток времени от пересечения границы машиной-приманкой и бензовозом с грузом до того момента, как противник убедится в том, что грузовик пустой - максимально удлинить. Желательно - до того, как последний ракетный комплекс будет перегружен из бензовоза в машины твоих друзей. Так?
  - Так.
  - А для этого самый лучший вариант - это превратить охотников в дичь.
  Араб удивлённо поднял брови.
  - Как ты хочешь это сделать?
  Одиссей улыбнулся.
  - Элементарно. Машину-приманку поставим где-нибудь поблизости. Снимем номера, установим на бак заряд. После этого я отправлю моего курда и водителя назад, в Турцию, а сам устрою засаду. Когда наши оппоненты полезут в кузов - я подорву заряд и открою по ним огонь. Бог даст, положу всех. После чего жду час - и затем отправляюсь в Закхо, нанимаю такси и еду в Джизре.
  Араб покачал головой и тяжело вздохнул.
  - Ты сам не веришь в то, что говоришь.
  Одиссей промолчал в ответ - и Хаджеф продолжил:
  - Ты рискуешь - и риск слишком велик. У тебя, говоря прямо, нет шансов. Если их будет хотя бы восемь-девять человек на двух машинах - у тебя не будет возможности одержать над ними верх. Ты рассчитываешь на первые три секунды боя - на те три секунды, когда у тебя будет преимущество внезапности. Если ты не убьёшь их всех за эти три секунды - а ты их не убьёшь, у тебя всего один автомат и две руки - дальше время играет против тебя.
  Одиссей кивнул.
  - Против меня. Но не против операции. Пока они будут вести со мной бой - у них не будет времени лазить по кузову.
  Араб снова провёл ладонями по лицу и что-то прошептал. Вздохнул - и спросил вполголоса:
  - Ты решил умереть за своё дело. Оно этого стоит?
  Одиссей поднял на него глаза, и, после двухминутного молчания, скупо обронил:
  - Это - стоит.
  Хаджеф покачал головой.
  - Ты собираешься отдать жизнь за арабов - которые не очень-то любят вас, русских...
  - Нет. Я собираюсь отдать жизнь за свою страну.
  - Твоя страна вряд ли оценить твоё геройство. Она не слишком щедра к тем, кто кладёт за неё жизни, майор. Иногда она даже не вспоминает тех, кто защищал её до последнего вздоха и до последнего патрона. Ты уже не очень молодой, и должен помнить афганскую историю - много твоя Россия сделала для героев той войны?
  - Но ведь ты продолжаешь за неё сражаться - хотя и к тебе она была более чем равнодушна?
  Араб покачал головой.
  - Нет, здесь другое. Да, когда-то давно я воевал за твою страну. За её идеи - которые стали моими идеями. За справедливость, которую она когда-то отстаивала здесь, на Востоке. Она дала мне образование, подарила целый мир - мне, седьмому ребенку из нищей йеменской семьи, обреченному всю недолгую жизнь пасти овец на наших бесплодных равнинах. Тогда твоя страна была светом надежды - и я поклялся сражаться за неё, чтобы сберечь этот свет, эту надежду. - Хаджеф грустно улыбнулся: - Но времена изменились, и сегодня твоя страна - совсем не та, что была в пору моей молодости. И теперь я помогаю не твоей стране - я помогаю своему брату, с которым уже очень давно, ещё в юности, переломил хлеб и разделил глоток воды. Макс в бою у Эль-Бахрама вытащил меня, раненого, из-под огня, получив три пулевых ранения в бедро и голень. Я ему обязан жизнью - и поэтому я здесь. А твоя страна... твоя страна предала меня, предала нас всех, всех, кто сражался за неё. - И, помолчав, добавил: - Я больше не верю в Россию.
  Одиссей смолчал, достал из мешковины АКМ, протёр его от песка, перещёлкнул флажок предохранителя на автоматический огонь и снова поставил его в крайнее верхнее положение. А затем, покачав головой, сказал негромко:
  - Ты не прав, Хаджеф. Россия - это не та шайка выродков, которые предали всех, кого только можно предать, и разграбили всё, что только можно разграбить; судить по ним о России - значит, делать очень серьезную ошибку. Правители могут быть хорошими, могут быть дрянными - особого значения это не имеет. Они - не Россия. Россия - это я. Это моя жена и мои дети. Мои товарищи по оружию, павшие и живые. Моя мать, брат и племянники. Мои однополчане. Мои школьные друзья. Мои предки, которые сражались за дом, который я сегодня считаю своим, последнюю тысячу лет - и которым мне не стыдно будет взглянуть в глаза, когда... когда я с ними встречусь. Именно это и составляет мой мир, мою Россию. Это - а не сбродная масса мутных людишек с сомнительным прошлым, грязным настоящим и кроваво-бесславным будущим, объявивших себя русской элитой и сегодня управляющих - вернее, разграбляющих - мою страну. Они - не Россия, и никогда ею не станут - запомни это, Хаджеф! И сегодня на рассвете я вступлю в бой не за тех, кто последние двадцать лет сидит в Кремле - они мне без разницы, я не знаю этих людей, не знаю, хорошие они или дурные - мне нет до них дела. Но я знаю других людей там, у меня на Родине - и за тех, кого я знаю, я готов умереть. Потому что именно они для меня - Россия.
  Хаджеф молча кивнул. А затем, глянув на свои часы - сказал негромко:
  - Уже четыре часа утра. Наши машины уже на таможне. Через полчаса они будут на этой стороне. Мне пора.
  - Езжай. Когда придёт бензовоз - поторопись с погрузкой, помни, что те, что играют за чёрных, в курсе нашей операции. - А затем, порывшись в карманах, Одиссей достал пачку банкнот и протянул её арабу. - Вот, тут восемь с небольшим тысяч евро, возьми, половиной этой суммы рассчитаешься за доставку там со своими водителями - я понимаю, что они работают за идею, но их семьям тоже надо что-то есть. А четыре тысячи отдашь водителю бензовоза, скажешь, подарок от меня его маме. Пусть выздоравливает!
  Араб взял протянутые деньги, старательно завернул их в платок и уложил во внутренний карман своей безрукавки из верблюжьей шерсти. А затем спросил, взглянув прямо в глаза Одиссею:
  - Если.... В общем, если тебе не повезёт, и ты не сможешь отсюда уйти - что передать в Москву?
  Одиссей улыбнулся и пожал плечами.
  - Что передать? Передай привет! - А затем продолжил чуть серьезнее: - Они мне приказали груз уничтожить, я этот приказ не выполнил - так что теперь числюсь в злодеях, по каким гауптвахта плачет. Объясни им, почему я это сделал. У тебя спутник будет в шесть тридцать утра? - Араб кивнул. - Ну, вот и отлично, думаю, к этому времени ты уже всё железо получишь. Так что всё будет в порядке. - Одиссей замолчал, грустно улыбнулся, вздохнул и добавил чуть тише: - И ещё передай - когда... в общем, когда будут вешать мою фотографию - они в курсе, какую и где - пусть её выберет Герда. У неё хороший вкус...
  Хаджеф кивнул.
  - Прощай, Алекс. Пусть хранит тебя аллах.
  - Прощай, Хаджеф. Только аллах меня хранить не может - я православный.
  Араб небрежно махнул рукой.
  - Бог един. Един для всех - мусульман, иудеев, христиан. Он смотрит на наши распри, на наше деление на разные веры - и смеётся над людской глупостью.
  Одиссей пожал плечами.
  - Ну, раз так - пущай хранит. Я не против.
  Они обнялись - и араб, легко ступая по песку, исчез в чуть посеревшем мраке. Минуты через три раздался звук заводимого мотора - и его "мицубиси", рыкнув на прощанье, помчался по шоссе на юг.
  Одиссей вздохнул, посмотрел на восток, где за едва различимыми пиками далёких гор уже начал сереть рассвет - и решительно постучал в окошко водительской двери.
  - Туфан! Вставай, бродяга, время собираться в дорогу!
  
  
  ***
  
  Внутри "рено" зашевелилась смутная тень, а затем открылась водительская дверца, и наружу вывалился хозяин машины, ворча и что-то бормоча по-своему.
  - Просыпайся, через минут сорок подъедет Гази. - Одиссей улыбнулся, видя, как курд неловко пытается распрямиться.
  - Ты смеешься? Поспи сидя! - негодующе бросил Туфан, и, дрожа, принялся кутаться в тощее одеяло, которым только что укрывался: - Холодно, сгори его отец!
  Одиссей кивнул на заднее сиденье "рено".
  - Там моя куртка лежит, одень, если холодно.
  Курд кивнул, достал одиссееву куртку, и, закутавшись в неё, минут пять с блаженной улыбкой на лице приходил в себя, дыханием согревая озябшие ладони. Затем, видно, согревшись, распрямился и принялся разминаться, резко и чётко выполняя заученные, наверное, ещё в учебной бригаде движения. А, закончив зарядку - недоумённо уставился на хурджун и матово поблёскивающий в предрассветном сумраке автомат.
  - Это что?
  Одиссей пожал плечами.
  - А то ты не знаешь.
  - Что это - я знаю. Я спрашиваю - зачем здесь оружие? Что оно здесь делает?
  Одиссей вздохнул.
  - Туфан, когда подъедет Гази, ты его возьмёшь в свою машину, и вы вдвоём отправитесь назад, в Турцию. С грузовика, правда, перед этим надо будет ещё снять номера и поставить заряды на баки - и вы свободны. А я останусь здесь, у меня есть ещё кое-какие дела. Сам знаешь, в этом иракском Курдистане человек без оружия - как бы и не человек вовсе, насколько я понял...
  Туфан взглянул на Одиссея, прищурился - и отрицательно покачал головой.
  - Нет. Ты что-то задумал. Зачем тебе оружие? Зачем тебе здесь оставаться? Твой араб заберет в Дахуке из бензиновой бочки свои ракеты - и ты свободен. Дело сделано. Можно пить "львиное молоко"6!
  Одиссей кивнул.
  - Вот ты и езжай домой, пей его. Деньги я на твой счёт перевёл, груз ты доставил, как договаривались - так что, как говорится, прощай и не поминай лихом. А у меня здесь ещё есть кое-какие дела. Которые я уж как-нибудь сам доделаю.
  Сарыгюль насупился, оглядел Одиссея, хурджун и автомат - и, покачав головой, ответил:
  - Нет.
  - Что "нет"?
  - Я остаюсь с тобой. Я с Гази в Турцию не еду.
  Одиссей от неожиданности даже растерялся.
  - Туфан, я же тебе говорю, наш контракт завершён, ты свои обязательства выполнил, всё в порядке, ты можешь возвращаться домой! Тем более - я твоей жене обещал, что с тобой всё будет хорошо.
  - ЧТО?!?!? - Ого! Такого Туфана Одиссей, пожалуй, ещё не видел! Курд просто вскипел от негодования и испустил почти что звериный рык, его лицо мгновенно налилось кровью, глаза свирепо засверкали. Одиссей понял, что совершил серьезную ошибку. Да, пожалуй, не стоило вспоминать сейчас госпожу Сарыгюль, теперь этот самолюбивый до ужаса курд точно никуда не уедет...
   - Или ты мне говоришь, зачем тебе автомат и этот мешок - или... или я от тебя ни на шаг не отойду!
  - Туфан, не горячись. Твоя работа закончена, почему ты не хочешь этого понять?
  - Потому что... - Тут курд в замешательстве оглядел окрестности, почесал затылок - а затем бросил: - Потому что за тебя отвечаю! Вот!
  Одиссей только развёл руками.
  - Перед кем?
  Сарыгюль подумал несколько секунд, а затем, уже гораздо тише - ответил:
  - Перед собой.
  Час от часу не легче! Ладно, пожалуй, стоит ему всё объяснить - может быть, тогда он поймет, что ему здесь делать нечего.
  Одиссей вздохнул - и сказал:
  - Ладно, я тебе объясню, зачем мне автомат и хурджун патронов. Через.... - Он глянул на часы, - Через пятнадцать-двадцать минут сюда подъедет Гази - во всяком случае, так мы договаривались на той стороне, два километра после Закхо. За ним, скорее всего, следят. На границе его потрошить вряд ли станут, всё же в машине килограмм шестьдесят тротила - как они думают, а вокруг - бензовозы. Фейерверк может получиться изрядный. Так что шмонать они его станут уже после Закхо, когда уровень опасности снизиться до допустимого. Улавливаешь мысль?
  - Да.
  - Ну вот, здесь они его остановят, выпотрошат машину - и очень быстро убедятся, что никаких ракет в ней нет, а есть запасные части к нефтедобывающему оборудованию - и ничего более. На всё про всё у них уйдет где-то минут двадцать - максимум.
  - Да. И что?
  - И то, что они тут же известят своё начальство, что груз исчез. Тут у них два варианта - или мы его этот груз скинули где-нибудь на территории Турции, пока в этом городке, как его... Идиль - наш "хвост" тамошние полицейские мордовали; или же груз пересек границу в какой-нибудь другой фуре. Поэтому я думаю, что здешнее начальство, скорее всего, прикажет обыскать ВСЕ машины, прошедшие за ночь КПП Хабур - по моим подсчётам, каждый час границу пересекает где-то двадцать-тридцать машин, так что, сам понимаешь, времени на то, чтобы задержать ВСЕ машины, им понадобиться - учитывая, сколько тут, в приграничье, у них патрулей, и то, что всех их американцы снабдили отличной радиосвязью - максимум полчаса, в крайнем случае - минут сорок. Двадцать минут на то, чтобы убедиться, что в нашем "рено", у Гази, никаких недозволенных вложений нет, ещё двадцать - на то, чтобы огласить "стоп-приказ" для всего приграничья. Наш бензовоз за это время пройдет в направлении Дахука километров тридцать - самое большое. Значит?
  Туфан кивнул.
  - Понимаю. Есть опасность, что бензовоз твоего друга задержат. Наши ракеты отберут. И наша работа будет зря!
  - Совершенно верно. Именно поэтому сейчас, когда подъедет Гази, вы с ним, если не будет погони, в темпе вальса снимаете номера, ставите заряды - и живо назад, в Закхо. А я остаюсь возле машины в засаде - и, когда появятся те, кто захочет вскрыть нашу машину, я устрою им славную встречу. Час, самое меньшее, у них уйдет на то, чтобы....в общем, на перестрелку, а потом ещё где-то полчаса - на поиски контрабанды среди горящих обломков нашего грузовика. Итого минимум полтора часа. За это время Хаджеф перегрузит ракеты из бензовоза моего товарища и отправится на юг. Дело можно будет считать сделанным...
  Туфан ничего не ответил, молча кивнул и, развернувшись на месте, направился к багажнику своего "рено". Одиссей облегченно вздохнул - кажется, доводы рассудка всё же оказались сильнее настырного упрямства этого сына гор. Сейчас господин Сарыгюль соберется, а когда подъедет фура - живенько газанёт с места будущего побоища. Хорошо хоть, он понял, что ему здесь...
  Твою мать!
  Туфан захлопнул крышку багажника - и в руках у него оказался израильский "узи" с двумя запасными магазинами!
  - Я остаюсь с тобой.
  Одиссей кивнул и обреченно вздохнул.
  - Хорошо. - Что-то в тоне Туфана ему подсказало, что спорить с ним в данной ситуации - совершенно бесполезно. - Оставайся. Хотя это не твоя война.
  Сарыгюль покачал головой.
  - Теперь - моя.
  - Тебя могут убить.
  - Так же, как и тебя.
  - И даже наверняка убьют.
  - Как и тебя.
  Одиссей помолчал несколько минут, прислушиваясь к нарастающему рокоту нескольких моторов - и, протянув курду руку, сказал:
  - Спасибо, брат.
  Туфан пожал протянутую руку, и, кивнув на север, бросил:
  - Похоже, Гази не один.
  Одиссей молча кивнул, взял в руки автомат, перекинул через плечо хурджун - и, осмотревшись, направился к показавшейся ему наиболее удачной позиции среди груд камней метрах в сорока от дороги. Курд последовал за ним.
  Они залегли за гранитными валунами, приготовили к бою оружие - и, когда из-за поворота в полукилометре от них показался отчаянно маневрирующий "рено", сопровождаемый тремя непрерывно гудящими потёртыми седанами неразличимых от старости марок, из окон которых по пояс высовывались какие-то особо нетерпеливые пассажиры, угрожая водителю автоматами - Одиссей улыбнулся и сказал, обращаясь к своему напарнику:
  - А всё же славное завершение жизни мужчины - смерть в бою!
  Туфан оглянулся, улыбнулся Одиссею в ответ как-то по-мальчишечьи широко и бесстрашно, подмигнул - и бросил: - Смерти нет!
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"