Лето выдалось холодным. Жители города Чердак теплили себя надеждами на улучшение: ждали хорошей погоды, но так ничего и не дождались - пасмурный август (не менее пасмурный и прохладный, чем июнь и июль) сменил холодный сентябрь и в конце октября выпал первый снег...
Это началось ещё 30 октября вечером, через два-три часа после того как стемнело; поднялся ветер и разбил несколько не закрытых на ночь окон в домах города. Те, кто мог в то время выглянуть в окно, обычно удивлялись, восклицая, "метель, надо же!" Снег никого не удивлял, удивляла пороша, прокатывающаяся по дорогам да по скверам.
Утром всё было более-менее заметено снегом, но ветер так и не поутих. Однако, возможность автомобилям пробираться по дорогам ещё существовала, сильных снежных накатов не было и по всей видимости не намечалось, и уроки в начальных классах не отменялись.
Полина Зайцева работала мастером участка в одном из цехов самого процветающего завода ЖБИ всего города Чердак. Утром она, как и положено, на работу приехала транспортом предприятия, даже и не догадываясь, что после обеда весь завод разъедется по домам. Но поскольку синоптики предсказали непрекращение снега и возможность бурана, то директор завода немедленно подписал приказ отменить работу всех цехов, пока у транспорта предприятия ещё есть возможность развезти всех рабочих по домам.
Пока Полина добиралась служебным автобусом и смотрела в окно, она могла увидеть чуть ли не через каждые полкилометра застрявшие в снегу иномарки и даже микрогрузовик буксовал, взбираясь в снежную горку, но, возможно, водитель того служебного автобуса, в котором ехала Полина, выбрал удачную колею и колёса не скользили по снегу, как например у грузовика "камаз", перевозящего бетонные блоки и застрявшего где-то с левого края широкой горной дороги.
Но вдруг произошло неожиданное: автобус остановился посреди дороги и открыл все двери.
— Выходящие есть? — спросил водитель.
— Надо было спрашивать до того как останавливаться! — ответило ему сразу несколько недовольных голосов. — А то сейчас забуксуем как тот камаз!
— Не забуксуем, — ответил донельзя уверенный в себе водитель, закрывая двери и убедившись, что выходящих нет. — Сами увидите. — И он выжал сцепление, изготовившись продолжать путь, не беря пример с вездехода "Ситроен", что забуксовал неподалёку.
Но не тут-то было... Колёса дежурного автобуса забуксовали-таки. И в адрес твердолобого водителя тут же полетели упрёки и выражения недовольства.
— Да сейчас поедем, — отбивался тот от возгласов - не обещал, а именно отбивался. Видимо, водитель этот не принадлежал к числу тех, кто сносит выкрики и ругательства в свой адрес.
Но автобус так и не ехал, как его водитель и орущие на него пассажиры ни старались.
Хотя внимание Полины привлекло нечто совсем другое... Она в это время смотрела на водителя утонувшего в снегу "Лэнд-Краузера", и пока весь автобус поносил "бестолоча водилу", Поля неожиданно для себя поднялась с места и направилась к выходу.
— Ты куда? — окликнул её кто-то слегка удивлённым голосом.
— Всё равно ещё нескоро поедем, — бросила та на ходу. — Может даже и вообще не поедем.
Полина знала что говорит: автобус действительно мог никогда не сдвинуться с места; всё зависело от неё и... от водителя "Лэнд-краузера", которого Полина разглядела через окно и что-то в ней тут же переменилось...
Она вышла из автобуса и осмотрелась по сторонам.
— Какой красивый у нас город, — произнесла она после того как осмотрелась.
Если ориентироваться по том, что автобус полчаса поднимался в гору, то если взглянуть вниз - в ту сторону откуда по извилистой дороге приехал сюда этот автобус - можно было бы четверть Чердака увидеть как на ладони. Но только не в данный момент можно было бы увидеть, когда вокруг, кроме метели и залепляющего всё на свете снега, за пять метров ничегошеньки нельзя было разглядеть. Но Полина, никогда особого внимания на город не обращая, когда каждое утро и каждый вечер проезжала на служебном автобусе через перевал, вдруг решила в этот заснеженный день заметить, что "город у нас красивый". Хорошо только, её никто не услышал. Но она словно и сама себя не слышала: молча обошла автобус и подошла к занесённому сугробами "Лэнд-краузеру". Ветровое окошко того тут же опустилось, дверь только не могла открыться - снег мешал.
На то, что Полина начала делать дальше, уставился весь автобус: все до единого пассажиры перестали ругаться и прилипли к окнам, когда Полина начала залазить в это открывшееся боковое дверное окно, зацепившись за что-то рейтузами и продрала в них дырку...
Долго она сидела в той машине, а автобус всё это время не собирался двигаться с места. Все видели, Полина просто сидела и разговаривала тихо, чтоб никто ничего не услышал.
Час или полтора они разговаривали, потом Полина вылезла из окна; вылезла таким же самым образом, каким и залезла - все видели, как ей неудобно пробираться через это узкое окошко, и как стыдно перед сотрудниками: здоровенная и немного красивая женщина, а ведёт себя очень странно - не объяснишь же всем своего поведения.
— Мы поедем, — сказала всем пассажирам Полина, когда вошла в автобус, — но один из нас должен выйти из автобуса. Иначе мы не поедем.
— Мы вообще не поедем! — гаркнул на неё водитель автобуса. — Мы застряли в снегу и колёса уже неплохо замело...
— Ты-то хоть помолчи! — тут же заголосили на водителя женщины.
— А толку-то! — оправдывался тот.
— Я вам слово даю, — твердила пассажирам Полина. — Сразу, как один из нас выйдет из автобуса и исчезнет в пелене метели, чтоб никто из нас его не увидел, автобус сразу сможет ехать. Я только что разговаривала с тем водителем, — кивнула она в сторону уже наполовину занесённого снегом "Лэнд-краузера", — впрочем, это неважно...
— А что он такой чёрный, этот водитель? — спросило несколько человек в голос, увидев через окна и страшную пелену метели еле различимый "Лэнд" и того, кто засыпал за его рулём (они точно видели, что он засыпал); и он был не негр, а просто лицо его, шея и кисти рук (всё, что можно было увидеть под красным спортивным комбинезоном) были по-настоящему чёрными (чернее "подземной ночи" и самой слепой тьмы), если пассажирам этого служебного автобуса ничего не показалось.
— Это не важно, — ответила Полина. — Ну так что, будет кто-нибудь выходить, пока нас не занесло как в песочных часах?
— И автобус сразу поедет? — осведомился водитель с соответствующим сарказмом в голосе. — А если я выйду? Из вас ведь никто автобус водить не может! Так поедет он сам? — обращался он непосредственно к Полине.
— Выйди и узнаешь, — ответила та ему.
— Добряк! — пожал тот плечами, усмехаясь и выходя из автобуса. Видимо, он больше всего на свете любил шутки.
— Только отойди от автобуса так, чтоб тебе его не было видно.
— Как скажете, сударыня, — усмехнулся тот, отойдя куда-то за "Лэнд-краузер" и исчезнув в метельном шквале...
И что тут началось: автобус завёлся и потихоньку поехал вперёд, разгребая снег, как древний ледокол "Титаник" (данный сюжет увидел свет раньше, чем это сделал "Титаник" Джеймса Камерона. Примечание автора). Автобус был завален сугробами уже чуть ли не по самые стёкла.
Постепенно автобус набирал скорость, а все немели, глядя на того человека, который в этот суперснежный денёк-вечерок решил заменить водителя. Все прекрасно видели, что водитель этот в красном спортивном комбинезоне. Но лица его пока никто не видел (зеркальце заднего обзора, висящее над головой водителя, самым неожиданным образом оказалось разбито). Но сразу, как автобус набрал максимальную скорость и рассекая небывалый за всю историю снегопадов буран, мощными хлопьями в две секунды превращающий что угодно в последствия схода снежной лавины, "новый водитель" поднялся со своего водительского места и повернулся к перепуганным, повжимавшимся в кресла пассажирам.
— Вернулся восвояси Великий Потоп, — невнятно проговорил он, охарактеризовывая ситуацию.
Теперь лицо его было не чёрным; это оно сквозь снежную пелену казалось чёрным, но теперь все ясно видели, что не только его лицо, а и весь он походил на снег... только этот снег был насквозь пропитан кровью; на нём побывало много крови - тьма крови: тьма запёкшейся и засохшей многими столетиями крови; и вся эта кровь отображалась на этом небольшом, снежном человеке в красном спортивном комбинезоне с покрытым массой всевозможных язв, гниющем лице.
— Вы пожертвовали человеком ради того, чтоб спасти свои задницы? — усмехнулся он. — Допустили жертвоприношение!
— Какое жертвоприношение?! — подал кто-то голос. — Он же сам вышел, этот водитель, мы его не заставляли. Да и вообще мы ничего ни о каком жертвоприношении не знали.
— Как это, не знали?! Полина должна была вам сказать!
— Я тебя надула, идиот! — хохотнула ему Полина. — Теперь ты никто! И не будешь больше никому в кошмарных снах сниться!
— Вот сволочь! — взревел тот. — Будь ты проклята! Будьте вы все прокляты!
— Будь ты сам проклят, козёл! — рявкнула ему та в ответ. — Заботиться нужно о душе, а не о теле, а ты до сих пор понять не мог, что душа вечна и её - в отличие от тела - не убьёшь! А ты мертвец. Ты всегда был мертвецом, мертвецом и остане... — Но больше она ничего не говорила: больше никто в автобусе не разговаривал, потому что автобус на полном ходу врезался в увязший надолго в снегу бензовоз, и через пять минут ветер стих, снег прекратился, выглянуло солнце и закат пообещал завтрашнему дню быть солнечным и не по-осеннему тёплым.
31 октября не спеша переходило в вечер и дети уже капитально приготовились к ночному празднику Дня Всех Святых. Кто знает, может на этот маскарад придёт группа подростков, выкрасившая лица чёрно-бурой краской и одетая в красные спортивные комбинезоны (одна из самых пресловутых масок чердачного Дня Всех Святых), если не весь праздник будет переполнен этими чернолицыми красными комбинезонами. И кто знает, может во время маскарада произойдёт что-нибудь страшное (по-настоящему кошмарное), и заработают переключатели или начнётся серая швейка, но это уже другая история...