- Петенька, ты не ходи туда. Не смотри, что там происходит, - часто приговаривала мать своему сынишке, когда Петина бабушка бралась наказывать деревенского ленивого кота. Но, как известно, любопытство погубило кошку. Один раз Петеньке удалось подсмотреть. Так вот, он запомнил и, когда деревенский кот спал в поленнице, то Петенька поднял над головой большой-тяжелый топор. Он был еще маленький-несмышленый и не понимал, что делает, но как-то раз подсмотрел как бабушка гонялась за курицей и тоже решил попробовать. Он тужился, кряхтел, поскольку топор был тяжелый, но, слава богу, не уронил его себе на голову, когда поднял и как следует размахнулся. Кот всё так же продолжал спать, уютненько расположившись на пеньке. Наверное, про себя Петюша в это время подумал: «Какая же бабушка старенькая и глупая. Не понимает, что бессмысленно гоняться за бодрствующей курицей. Надо подождать, пока курица не уляжется на этот пенек и только потом уже отрубать своим топориком курицину голову». То есть, он увидел, что бабушка курицу все-таки догнала, но ему не понравилось, что она бегает за ней слишком долго и бедный Петенька утомился ждать, ну когда же начнется зрелище. Поэтому, когда он над спящим котом занес свой топор, то, скорее всего, подумал именно об этом.
- Что же ты делаешь, окаянный! - шел в поленницу Петенькин дедушка и увидел мальца, чуть не зарубившего кота, которого, как подумал дед, внучок положил на поленницу и, поскольку кот был лежебокой, то тут же «отрубился», даже не задумавшись о грозящих последствиях. Дедушке казалось, что кошки должны уметь «думать» о подобных вещах. У них есть какая-то странная интуиция, при помощи которой такой кот например находит дорогу домой, если его сунуть в мешок и увезти куда-нибудь далеко в лес.
- Петенька, ты зачем хотел зарубить топором любимого бабушкиного кота? - спрашивала его мама, когда вела в детский садик.
- Не такой уж он у нее и любимый, - пробурчал в ответ Петя.
- Нет, неправда. Бабушка своего кота очень любит...
- А почему он иногда какает ей в постель? Это значит, что она его так сильно любит, что всё ему прощает?
- Много будешь знать, скоро состаришься, - не могла его мама подобрать другие слова, чтобы отвечать на такие вопросы. - Всё-таки ты мне так и не ответил. Почему...
- Почему, отчего, зачем... Скукотища-то какая! Ну не знаю, почему, - ответил ей малыш. - А почему ты всё время меня прячешь, когда бабушка его наказывает? Или телевизор смотреть не разрешаешь!
- Не знаю, как тебе объяснить, малыш. Мы не про телевизор сейчас разговариваем.
Тупой и прагматичный Петин папа часто объяснял малышу все эти подробности, о которых он спрашивает, только, поскольку папа долдон, то малыш не мог ни одно папино объяснение запомнить. Для того, чтобы Петя хоть что-то запомнил, папа даже показывал ему на угол телеэкрана и говорил примерно такую чушь: «Видишь - циферка с плюсиком? Знаешь, что это такое, нет? Это возрастное ограничение! Давай-ка выучим, чтобы нам с тобой запомнить и не возвращаться по десятому разу? Возрастное...» И Петя как попугай подхватывал: «ограничение». Папа бурно радовался: «Умница! Давай еще раз и хором!» И Петя с папой в-голос напевали, как молитву: «возрастное ограничение». Петя мог бы начать баловаться и коверкать слово «возрастное» или «ограничение», но, когда он не знал, зачем и для чего должен повторять именно это слово, то типичное ребяческое баловство куда-то странным образом улетучивалось.
Когда мама привела в садик своего сыночка, то он подошел к Сереже Сухарёву и спросил: «Хочешь в зуб получить?» «А за что?» - автоматически испугался Сережа, поскольку его все били. То есть, в детском садике он был самым слабым и ему буквально от каждого доставалось.
- За то, - ответил ему Петя, - что дедушка проснулся среди ночи и помешал мне зарубить топором спящую курицу.
- Какую еще курицу?
- Которая носит яйца, болван! - начал Петя невольно выходить из себя, поскольку ему задают дурацкие вопросы, - и которая гадит в комнате.
- А что, курица живет у вас в комнате? - показался Петя ему смешным.
- Слушай, тебе какое дело, идиот! - вытащил Петя припрятанное полено, размахнулся и попал краешком полена Сухареву ровно по зубам.
На следующий день в детский садик пришел папа Сухарева. Он подошел к Петеньке и спросил: «Это ты вчера выбил ему зубы?» Петя утвердительно кивнул. Папа Сухарева не хотел задавать этот идиотский вопрос, мол зачем ты это сделал, а сказал сразу на-прямоту: «Придется твоим родителям раскошелиться на дантиста».
- Чего сделать? - не понял Петя.
- Но не сейчас, - продолжал Сухарев-отец развивать свою мысль. - Сейчас у него молочные зубы, они сами выпадают.
- Я ничего не понимаю, - объясняет Петя.
Тогда Сухарев-папа мелет всю свою белиберду воспитательнице.
- Но, может, они сами выпали, - пытается та ему возражать. - Вы же только сейчас сказали, что молочные зубы выпадают сами.
- Но это неправда, - сказал Сухарев-отец. - Все видели, как сознался этот маленький забияка!
Поскольку Сухарев-отец был умным, то умных обычно никто не любит; с ними даже пытаются бороться. Поэтому даже воспитательница не стала докучать Петеньке этим дурацким вопросом - «зачем ты так себя повел». Но дело в том, что Петенька сам «раскололся».
- Я не забияка! - тут же завопил Петенька.
- А кто ты? - ухмыльнулся самодовольный папаша. - Может, объяснишь, зачем ты выбил ребенку зубы, если ты не забияка и не хулиган, который не отдает себе ровно никакого отчета в своих действиях?
- Я не глупый и не тупой! Я просто пытаюсь быть жестоким ребенком! Я же не виноват, что у меня ничего не получается? Почему у других получается, а у меня нет? Почему почти все жестокие, а я нет!
- И поэтому ты схватил дубину и выбил все зубы! - усмехался отец-Сухарев. - Чтобы доказать всем, что ты не лучше их.
- Вы ничего не понимаете... Просто сейчас очень модно быть жестоким и безжалостным! Все дети жестокие! - распинался перед этим махровым эгоистом бедненький Петенька. - А чем я хуже? Почему я не могу быть таким, как все!
- Петенька, - пыталась вмешаться в разговор стеснительная воспитательница, - очень много добрых и хороших деток...
- Это враки! - верещал разошедшийся уже на всю катушку Петя. - Они не белые и пушистые, а избалованные груднички, которые постоянно сюсюкаются: сюсечки-пусеньки, сюсю-мусюсю. Это наоборот самые ужасные предатели, а не добрые и хорошие...
- Тебе не стыдно? - попытался угомонить его папа Сухарева.
- Я потом, позже отвечу, - сказал резко поутихший Петенька.
- На что ты ответишь?
- На вопрос. Я действительно хочу объяснить, стыдно мне или нет.
***
Поскольку от детсадика до дома идти было недалеко, то отец-Сухарев не ехал на машине. В данный момент он пешком добирался.
Сейчас такое время, что, если идти по улице, то нигде не найдешь такого места, чтобы можно было остановиться, например, возле понравившейся тебе припаркованной машины, простоять около нее целый час и не увидеть ни единого прохожего. То есть, чтобы решить, что тебя не заметила ни единая живая душа. Но, когда отец-Сухарев добирался домой, ему показалось, что в данный момент его окружает именно такая необычная местность. То есть, можно было запросто остановиться подле какого-нибудь внедорожника, прихватить с собой пару канистр и попытаться позаимствовать бензину. А правильно - зачем самому покупать, ведь он сейчас так дорого стоит. А, если никто так до сих пор и не появится в поле зрения похитителя, то он запросто может подойти к следующему «богатому» авто и повторить понравившуюся ему процедуру.
Причем, было утро, солнце уже довольно далеко успело выползти из-за горизонта, но, как казалось Сухареву-старшему, улицы резко погружались в полумрак. Они не просто обезлюдели, но и... Вокруг спешащего домой Сухарева поползли странные-длинные тени.
- Можно вопрос один задать? - услышал Сухарев из-за спины чей-то детский голос. Хотя, почему «чей-то»? Он ведь только что разговаривал с этим мальчуганом, пяти минут еще не прошло. То есть, он должен был узнать, но с другой стороны понимал, что это невозможно. Тот малыш, с которым они разговаривали, сейчас находится в детсаде.
- Это вы устроили такую темень? - спросил тот сразу, как удивленный Сухарев обернулся и убедился, что перед ним действительно тот самый сорванец, выбивший его Сереге все зубы и устроивший после этого какой-то нелепый спектакль. Однако Сухарев потерял дар речи: этот малыш, каким бы сорванцом он ни был, никак не мог выскользнуть на улицу, поскольку на входе сидит секьюрити, охраняющий детсад для обеспеченных семей.
- Почему вы меня преследовали? - продолжал малыш. - Вам самому не стыдно?
Перед Сухаревым он стоял в той же одежде, в которой был в детском садике: в маечке, которую надевают под пижаму, в колготах, в шортиках и босиком. На улице была слякоть, а он босиком. Однако Сухарев воздержался от замечаний на подобную тему: малыш опять начнет орать, что, по его мнению, все дети часто простужаются, многие болеют гриппом, а он - чем хуже других, ему тоже очень хочется болеть.
- Вообще-то, - подал Сухарев голос, - если ты заметил, то я обернулся. Из этого следует, что не я, а ты...
- Нет, неправда! - топнул малыш ножкой. - Не я вас, а вы меня позвали! И обернулись не вы, а я! Зачем вы пытаетесь заморочить мне голову? Думаете, раз я маленький, то вам это легко удастся? Ошибаетесь. Не один вы самый хитренький во всём мире.
- Ну что ж, - попытался папа Сухарева изобразить на своем лице добрую улыбку, - молодец. Ты лучше меня знаешь...
- Неправда! - каким-то очень громким и звонким голосом крикнул малыш. - Вы фальшивите, потому что там, в детском садике, вы подумали, что я глупый и избалованный, капризный ублюдок, которого папаша мало драл ремнем.
- Но зачем же выражаться такими словами? - не переставал папа Сухарева наивно лыбиться, думавший, что всё это очень скоро закончится.
- Знаете, что я вам хотел сказать? - продолжал малыш. - Когда ко мне приходил Дед Мороз, то я загадал ему одно желание. Оно исполнится всего только один раз. То есть, за целый год я всего раз смогу стать по-настоящему жестоким и сердитым. Таким, как какой-нибудь злой взрослый дяденька, который всё время один ходит.
- И что же ты загадал?
- Между прочим, зря вы лыбитесь. Я знаю, что вы меня преследовали. Нормально, да? Маленький ребенок возвращается домой, а его преследует большой-нехороший дяденька! Ай, как некрасиво...
- Ты же понимаешь, что я в любой момент могу отсюда убежать, - тем не менее продолжал «лыбиться» папа Сухарева.
- Ой, а хотите, я вам скажу, почему вы не на машине едете, а топ-топ ногами? А то на машине бы вы «убежали» в тыщу раз быстрее.
- Гм, странно! С чего ты взял, что у меня есть машина? Ты наверно думаешь, что машина есть у каждого взрослого, потому что ему ее папа покупает!
- Я не только про машину знаю, но и про то, куда вы шли. Вы шли домой!
- Почему именно домой?! - весело рассмеялся Сухарев этой детской наивности. - Неужели ты считаешь, что все люди ходят, либо домой, либо на работу?
- Именно домой! Ребенка отправили в садик, жена рано утром свалила на работу, а вам очень сильно не терпится домой вернуться. А сказать, почему?
- Нет, - неожиданно перестал папа Сухарева улыбаться, - лучше не надо.
- А что надо? Если вам это не нравится, то я могу задаться вопросом, поднимаете или не поднимаете вы на свою жену руку, и дать точный ответ. Дак, на что мне ответить, если не на вопрос, почему вам именно сейчас так сильно не терпится попасть домой?
- Знаешь, что? Лучше нам вообще ни о чем сейчас не разговаривать.
- Объявить друг другу бойкот уже не получится.
- Ну, не получится, так не получится, - развернулся папа Сухарева на сто восемьдесят градусов и двинулся в том же направлении, в котором изначально и собирался. Черт, этот сорванец действительно не обознался - ему и правда позарез домой было надо.
- То есть, - продолжал тем не менее «сорванец», - я должен вам не мешать? Ах, как ловко вы это придумали! Вы сейчас придете к себе домой, потому что у вас дома осталась вас дожидаться ваша любовница и томно сгорать от своей безудержной похоти.
- Послушай, - опять обернулся папа Сухарева в сторону этого назойливого пацана. - Ну что за глупости? Зачем ты всё это мелешь!
- И ребенка не вы в садик отводили - не надо врать, - развивал он свою мысль. - Его отвела туда ваша жена, потому что из садика она домой не возвращалась. А к вам пришла любовница, а потом позвонила жена и опять принялась канючить, чтобы вы отпросились с работы и пошли, сходили, разобрались, какой негодяй выбил зубы вашему ребенку. Вы в это время были не на работе, но сказали ей, что, да, конечно отпроситесь и сходите. Так что любовница осталась ждать вас дома, поэтому вы так спешили. Но, а что ж не на машине? На ней ведь быстрее было бы!
- Тебе это, как я посмотрю, очень смешно! Между прочим, завидовать некрасиво. Вот вырастешь и у тебя тоже будет любимая женщина. Та, которую ты любишь больше жизни.
- Причем тут «завидовать»? Вы просто запамятовали про десять заповедей, - ухмыльнулся паршивец. - Одна из них гласит - не прелюбодействуй.
- Послушай, - устало проговорил папа Сухарева, - это просто смешно. Я взрослый человек и сам решаю, как и с кем проводить свое свободное время. Таких, как я, на Земле несколько миллиардов. Не будешь же ты останавливаться возле каждого и пытаться вывести его на чистую воду?
Эти слова очень сильно вывели из себя малыша. Ведь он говорил этому «взрослому» почти то же самое, мол «я совершенно такой же, как все жестокие дети. Не будешь же ты останавливаться перед каждым и стараться его переделать».
- Я вас предупреждаю, - предельно сдержанно произнес малыш, - ко мне приходил Дед Мороз и пообещал, что одно мое заветное желание сбудется. Это настоящий Дед Мороз, я проверял. Он не такой же фальшивый, как всё ваше бесполезное существование, так называемое жизнью!
- И что из этого?
- Я не собираюсь его терять, - ответил малыш на прозвучавший вопрос, - потому что поздно - оно уже начало исполняться.
Но папа Сухарева уже давно развернулся и шел своей дорогой.
- Не смей меня преследовать! - предупредил его малыш, оставшийся у него далеко за спиной и уже успевший растаять в сгустившемся полумраке (папа Сухарева совершенно не хотел слушать всю эту чепуху про Деда Мороза, которую мелет ребенок; наверно, ребенок за время разговора успел его загипнотизировать и Сухарев-отец перестал обращать внимание на странный полумрак, утопивший длинную и прямую как струна улицу, по которой он бредет, и полную-ужасающую безлюдность). - Это ты меня заманил в безлюдное место? Может, объяснишь, зачем?
Но Сухарев-отец молча удалялся. Он даже не видел, как у капризного и вопящего малыша выросли крылья, как у гигантской летучей мыши в человеческий рост (точнее говоря, в детский или в карликовый). Он наверно не то что не видел, но даже и не слышал, как этот странный ребенок, превратившийся в монстра, хлопнул своими крыльями и поднялся в воздух. Он метнулся в сторону сильно удалившегося от него взрослого человека, сбил его с ног (так же точно какой-нибудь случайный автомобиль сбивает прохожего, переходившего проезжую часть на запрещающий сигнал светофора) и набросился на него сверху, поскольку Сухарев-отец упал на асфальт лицом. Наверно при падении повредил себе ребро и из-за этого не мог начать подниматься на ноги сразу же, как только упал. Ему даже удалось повернуть голову и успеть посмотреть, что сверху на нем сидит какой-то бугимен. Наверно, тот самый, которым он частенько старался запугивать ребенка, если тот не слушался своего отца (из-за этого ребенок стал боязливым и неспособным постоять за себя перед сверстниками). Поскольку у отца напрочь отсутствовало воображение, то он даже представление не имел, как конкретно должно было выглядеть из себя то фантастическое пугало, которым он своего ребенка пытается морально затравить.
- Помогите! - тут же завопил Сухарев-отец, понявший, что не может, ни сам подняться, ни вытащить телефон, чтобы кому-либо позвонить. - На помощь!
- Здесь никого нет, - прошипело сидящее на нем существо, - тебя никто не слышит. Можешь поберечь свое луженое горло. И энергию поэкономить - не вырываться с таким упорством.
- Почему никого нет? - тоже перешел на шепот Сухарев, решивший, что существо не сипит, а шепчет. - Там сзади стоит какой-то шкет. Он может мне помочь - позвать хоть каких-нибудь свидетелей данного происшествия. То есть, в скором времени тебя отловят, поэтому можешь сам поэкономить энергию и не стараться меня здесь растерзать. Понял, урод?
- Думаешь, что ты большой юморист? - продолжало сипеть существо. - Петросян в сравнении с тобой стоит в сторонке и нервно курит? Так вот, никакого шкета здесь нет. Но, может, ты обо мне говоришь? Наверно, считаешь, что это очень уж приятный комплимент! «Шкет» - это унизительное для маленького ребенка прозвище. И что ты над этим «шкетом» собирался проделать? Зачем ты его преследовал и заманил в безлюдное место? Так вот, то же самое «шкет» проделает сейчас над тобой, готовься.
- Не надо фантазировать. Ничего «такого» и ни над кем я проделывать не собирался!
- Это неважно, - неустанно сипело существо. - Главное, что сейчас уже поздно, так как желание начало исполняться. Видишь, я вычислил, что у тебя дома любовница? Значит, всё работает. Я не такой мелочно жестокий, как другие дети, но хотя бы раз в год можно себе позволить некую роскошь. По сравнению со мной все дети жестокие по пустякам, по какой-то ничтожной, но слишком горделивой мелочи. Но зато я! Каков, а, красавец?! В общем, короче, я не собираюсь терять свое желание из-за твоих дурацких выкриков «караул». Из-за какого-то мелкого папаши мелочно жестокого сопляка. Всё обсудили? Не будешь больше паясничать или орать на помощь? Тогда заткнись и жди, пока всё не закончится. Потом встанешь, отряхнешься и поползешь к своей мелкой пигалице, чтоб засунуть ей между ног, как тебе сейчас!
- Что же ты делаешь, окаянный! - услышало существо выкрик, донесшийся откуда-то со стороны. Оно тут же чего-то сильно испугалось и опять превратилось в маленького мальчика.
Этот маленький мальчик поднялся со взрослого дяденьки и боязливо оглянулся назад, готовясь увидеть своего дедушку, всегда появляющегося в самое неподходящее время и вскрикивающего «что же ты делаешь, окаянный!» Но увидел какого-то мужика, который прогуливает своего пса. Ну, и поругивается на него.
- Тьфу, зараза! - чертыхнулся малыш. - Всё желание - взяло и сгинуло! Теперь мне опять не почувствовать себя жестоким?
- А что случилось? - поднимался на ноги Сухарев-отец, увидя всё того же малыша.
- Да я ведь такую кучу бед наделать собирался... - мечтательно восклицал этот малыш. Эх, если бы не дед...
- Какой еще дед? - машинально переспросил не успевший подумать Сухарев-отец. - Дед Мороз?