Женщина шла по улице с коляской, проходила под четырехэтажным домом с двускатной крышей и внимательно следила за тем, чтобы никакая сосулька не сорвалась и не разбилась о её коляску с грудным ребёнком. То есть, она была совершенно подготовлена и успела отскочить в сторону от огромной ледяной глыбы, которая падала сверху.
Шестилетний Ваня Углов сидел за столом и описывал всё это в своём рассказе. Он был очень сильно ошарашен тем, как прямо ему на макушку летела огромная сосулька, и в самый последний момент он вздёрнул лицо вверх и машинально отскочил в сторону. Он сам не знал, что его заставило резко посмотреть на эту сосульку, летящую ему на голову и с огромной скоростью приближающуюся. Ведь, если попытаться как-то логически объяснить мотивы его действия, то проще сказать, что он так сделал: испуганно посмотрел на сосульку и отскочил в сторону. Так, будто ему кто-то крикнул «берегись». Невозможно объяснить, почему он так сделал. Наверно именно поэтому он писал сейчас рассказ. С тем, чтобы попытаться объяснить. Может, ему удалось бы всё объяснить, но кто-то позвонил в дверь и Ваня прервался. Именно в этот момент ему казалось, что он опишет что-то такое, что очень многое объясняет в его рассказе.
Он подошёл к двери и глянул в дверной глазок. Перед его дверью стояла женщина с детской коляской, что заставило его открывать, а не задавать вопросы вроде «кто там».
- Мальчик, - как-то неуверенно обратилась к нему эта женщина, - зачем ты скидывал сейчас из окна ледяную глыбу, когда я шла с коляской?
- Ой, простите, я больше не буду так делать, - ответил ей мальчик.
Она ждала от него какой угодно реакции, только не такой. Она думала, что он сейчас же заорёт, что он этого не делал. И тут же начнётся знакомая цепочка слов; она будет настаивать, что делал, он будет вопить, что не делал... Он чуть не убил её грудничка в коляске и всё, что пролепетал, «простите-извините». Женщина должна была продолжать свою атаку, но, поскольку в её голове ещё до разговора с мальчуганом созрела такая мысль - «он этого не делал», - то сейчас эта мысль помешала ей продолжать диалог: «а вдруг, действительно там был не он? Может, кто-то другой, из другого окна, высунулся с глыбой льда и попытался размозжить её о чью-то голову. Потому что у такого немощного мальчика просто сил не хватит, чтобы не просто сбросить из окна, а подтащить голыми руками огромный кусок льда, казалось бы, отколотый от айсберга. И она молча пошла, несолоно хлебавши.
Мальчик тоже ожидал от неё какой-то другой реакции. Он думал, что она пойдёт в наступление. Ему почему-то взбрело в голову, что эта женщина специально проходит под окнами и ищет жертву, которую можно в чём-либо обвинить. И она ходит по улицам с пустой коляской. Он понимал, что это полное безумие (наледь с крыш и сама превосходно скатывается и падает на головы множеству прохожих, но, если думать, что какой-то псих кидается льдом, если он свалился мимо и не попал по прохожему, то это так же безумно, как купить себе коляску и ходить с ней по улицам; то есть, чтобы встречные люди думали, что она вполне нормальный человек, а не одинокая и несчастная мать, чьёго ребёнка убило снегом, упавшим с двускатной крыши; или, если сказать совсем уже правильно, то не «убило», а «убил»; то есть, гибель произошла не при помощи смехотворного несчастного случая, а кто-то на это повлиял), но ничего не мог с собой поделать. Он ожидал, что она пойдёт в наступление и он сможет ей доказать, что у неё пустая коляска, без ребёнка. Мол, она уже окончательно умом тронулась. Он совершенно полностью был уверен в том, что она именно такая и ему не терпелось об этом объявить. И такая мысль возникла у него в тот момент, когда женщина пошла молча своей дорогой, ничего не сказав.
Ваня вернулся в комнату. Просто, чтобы выглянуть в окно и посмотреть, действительно ли под окнами разбилась ледяная глыба. Ведь могло бы не быть даже этой глыбы, а не только ребёнка, лежащего внутри коляски.
Когда он вошёл в свою комнату, то увидел какого-то мужика. Он стоял прямо на балконе и в руках держал маленького ребёнка, который издалека казался спящим.
- Ну что, - возбуждённо заорал мужик, увидев Ваню, - есть ведь у неё в коляске ребёнок! Есть! Вот он - у меня в руках.
Казалось, от таких бесноватых воплей малыш тут же проснётся, но тот, как спал в руках этого бугая, так и продолжал спать.
- А как вы достали его из коляски? - сам не ожидал Ванёк от себя такого вопроса.
- А у нас руки длинные! - процитировал он зачем-то Ильфа и Петрова. То есть, мальчик должен был продолжить этот диалог, а не с какой-то неимоверной скоростью понестись вниз. Конечно, если бы он подумал, что в руках у него может быть не настоящий ребёнок, а просто свёрток какого-нибудь тряпья, как у «героини» Андрея Миронова в «Бриллиантовой руке». Да даже если бы просто задался вопросом, откуда у него на балконе взялся этот отмороженный: «С крыши что ли сполз вместе с наледью?» Но ему совершенно некогда было думать. Вместо этого очень срочно хотелось убедиться в том, что коляска женщины пуста, а сама она сумасшедшая. Не тот тип на его балконе сумасшедший, а именно она. Но не успел он добежать до женщины... Он уже видел как та идёт, ему только оставалось её догнать... Но он не добежал, потому что на голову ему упала ледяная глыба. Женщина тут же остановилась как вкопанная, с тем, чтобы наиболее внимательней всмотреться в окно того мальчика, к которому она только что поднималась.
На балконе, возле запомненного ею окна, стоял клоун. То есть, непохоже было, что именно он скидывал сосульки, поскольку в одной руке он держал бечёвки, казалось бы, целого миллиона разноцветных шариков, тянувшихся высоко в небо, высоко над крышей. В другой руке он держал маленького ребёнка, и хохотал каким-то отвратительным смехом.
- Они летают, - проговорил клоун. - Они здесь все летают.
Женщина хотела посмотреть на своего ребёнка, не проснулся ли он от грохота гигантской сосульки, разбившейся у неё за спиной. Но ребёнка в коляске не было.
- Лета-ают! - каркал тем временем клоун, всё на том же балконе. - И ты тоже полетишь. Полетишь, узнать, твой он или нет! Ведь ты жена того дерьмового чинуши, ответственного за падения наледи с крыши. Ведь твой дерьмовый муж должен был следить, чтобы дворы возле каждого дома были огорожены ленточками?
Но она посмотрела не из-за того, что он что-то прокрякал, а из-за того, что ей каким-то периферийным зрением показалось, что малыш, который у того в руках, полетел вниз с четвёртого этажа.
Пока она бежала, то не выдержала и у неё остановилось сердце, а клоун продолжал и продолжал мерзко хихикать. А потом он опять превратился в шестилетнего Ваню Углова, и в руках у Углова опять огромная сосулька, как и в прошедший раз.