Мальчонку, который чисто случайно встретился Свете, звали Витей Коленкиным. Света видела, что он собирается ретироваться, но ей не хотелось просто так его отпускать.
- Послушай, как тебя, у меня даже и в мыслях не было тебя передразнивать, - распинался этот "милицейский" подросток перед Витей Коленкиным. - Ну, как будто ты вошёл в участок и жалуешься на Бондаренко, а я начинаю изображать из себя его избалованного балбеса, чтобы тем самым тебе досадить. Поверь, мне это совершенно ни к чему.
- Меня зовут Витёк, а не "как тебя", - остановился Коленкин, чтобы объяснить. - А тебя как зовут, если не "Лёликом" или Валериком Бондаренко? Это во-первых. Теперь во-вторых: как ты можешь изображать "избалованного балбеса", если считаешь, что им не являешься? Кроме того, откуда ты столько наслышан об этом Бондаренко?.. И наконец в-третьих: с чего ты взял, что тебе удалось мне досадить? Может, мне наплевать на всех и каждого в отдельности, кто надо мной дразнится или старается вышутить.
- Тебе честно ответить или соврать?
- Ну, я же тебе честно сказал?
- Если честно, то случилась одна странная ситуёвина, - начала отчитываться перед ним Света. - Короче, нас поменял телами его отец... Ну, как тебе сказать? Сменил девочку на мальчика, а вернуть не смог, поскольку это его родной сын.
- Он чё, совсем что ли сдурел?.. Постой-постой. А причём здесь, смог или не смог вернуть? Он что, сам тебе это сказал?
- Ну, знаешь такое выражение "сапожник без сапог"? К примеру, чужие семьи разрушать он может, как тот пьяный в тесном помещении, который шатается, задевает каждый предмет (например, картонные коробки с пустыми бутылками) своим неуклюжим туловищем и тот падает-разбивается, а он потом садится и уморительно склеивает каждый бутылочный осколочек, но, если этот тип случайно съедет с катушек и "разобьёт" свою семью, то так легко склеить, как "чужие бутылки", ему уже не удастся. Хотя, я разговаривал по телефону с его Джуниором и тот мне сказал, что... Ну, в общем, что его предок не при делах. Наверно, это кто-то извне постарался-изуродовал его сынишку или это родовое проклятие. Но, если это "родовое", то отец не должен убивать сына... Ну, короче, Джуниор мне сказал, что отец его убьёт, если заметит в теле, что тот сделался девочкой.
- Чё-то как-то путано объясняешь... - зачесал затылок Коленкин. - Например, "я с ним разговаривал". Если тебя кто-то превратил в мальчика, то "разговаривала", а не "разговаривал".
- Но откуда я знаю, вдруг ты не веришь, что меня поменяли телами.
- Да чё ж не верить? Ты же сам... вернее, сама слышала, что меня... этот... Бондаренко... того. Стало быть, и я попал под его ментовской пресс - то есть, побывал в теле девочки.
- Короче, у меня есть план, - решила Света перейти к делу. - Я могу прийти к ним в квартиру... Ведь ты же знаешь, где он живёт? Наводил справки?
- Тебе адресок дать?
- Нет, подстраховать надо. Ну, в общем, если дверь откроет та девушка, которую ты в интернете видел, в ванной, то дашь мне знак и я резко слиняю. А если откроют старшие - папаша, там, или бабушка (не знаю, кто у них там ещё в их "конуре" прописан), то тогда линяешь ты, а я выхожу из-за прикрытия.
- А почему ты считаешь, что этот Бондаренко должен открыть сам? А если, вообще, с какой-нибудь собакой выйдет? Милицейские же - они всё время с собаками...
- Сам потому, что на работе его сейчас нет. Значит, дома сидит. Потом: его Джуниор обещался на ночь убежать из дому... Ну, если, судя по его рассуждениям, папаша будет как гром и молния, увидев его щенка в девичьем теле.
- Ну, хорошо, я согласен. Можно попробовать...
- Только, для начала, нам нужно переодеться... Ты ведь не возражаешь?
- Ты хочешь, чтобы я надел этот "водолазный костюм"?
Конечно, хочет. Именно для этого Света и остановила его и зубы заговаривала.
- Почему "водолазный"? Обычный, милицейский...
- Да потому, что ты в нём сразу же утонешь!
***
- Нет, не удалите мне память, - продолжал в это время настырный Хрюша пререкаться с библиотечным милиционером.
- Да почему же "нет"? - усмехался тот. - Как два пальца об асфальт!
- Потому, - отвечал он ему, - что это физически невозможно...
- Да прямо "невозможно", - перебивал его милицейский. Строил из себя такого же взбалмошного подростка. - Ты думаешь, до тебя я никому не стирал память? Экий ты наивный!
- А на что спорим, что вы слабак?
- Да это ты слабак! На что спорим, что ты на руках меня не переборешь? Давай поставим локотки на стол и, кто вперёд согнёт руку соперника, тот козёл? А? Чего замолчал? Струсил?
- Не в этом дело, - ответил Хрюша.
- Как же не в этом? - захохотал задорный милицейский, схвативший Хрюшу за руку и попытавшийся как можно сильнее сжать ему ладошку, да только кишка тонка у милицейского.
- Просто Вы, дяденька, дверь непрочно захлопнули - её сквозняком распахнуло.
- Да ты зубы мне не заговаривай! Мечтаешь смыться из милицейского участка и вообразил, что дверку ветерком распахнуло?.. Нет, если ты боишься бороться со мной на руках, то так и скажи. А я с тебя тогда трусы сниму и ремнём... Чтобы не дерзил старшим...
Но по спине милицейского прошёл ощутимый холодок. Действительно, как будто сквозняк.
- Кто здесь?! - начал "библиотекарь" испуганно оглядываться. - Кто меня за спину трогает? Там у меня находится уязвимая точка, из-за которой я не смогу стереть этому проштрафившемуся пацану память! Не трогайте меня за спину, козлы!
Хрюша, сначала недоумённо на него таращился, словно пытался разглядеть тех, из-за кого этот милицейский так сильно перепугался ("Это подлецы из антисумрака, - орал тем временем Бондаренко, - мои сослуживцы-копы, и они решили потрогать меня за копчик, пользуясь тем, что я их не вижу. Они постоянно пытаются надо мной подтрунивать и выставлять на посмешище"), но потом Хрюша вспомнил, что он обыкновенный шизофреник, а шизофреники часто разговаривают сами с собой и ни единого их собеседника разглядеть невозможно, поэтому Хрюша попятился в сторону. Вообще, старался передвигаться незаметно, чтобы этот псих не впал в эпилепсию и не шлёпнулся на спину, сбив Хрюшу с ног. Хрюше хотелось только единственного: чтобы лунатик-милиционер не успел заподозрить его в побеге и не захлопнул дверь при помощи телекинеза. Хрюша знал, что большинство лунатиков и шизофреников - латентные экстрасенсы. То есть, на языке Хрюши - непризнанные колдуны. Вернее, просто колдуны. Но эти колдуны не знают о своих магических талантах и всё у них получается чисто спонтанно.
- На тебе, на! Полицейский козёл, - размахивал Бондаренко кулаками, якобы от кого-то отбиваясь. А Хрюша в это время всё подходил и подходил ближе к двери. Ещё два-три шажка и он сможет вылететь на свежий воздух. И... И задать такого стрекача! Аж пятки будут сверкать. - Проклятые насмешники-сослуживцы! Я вам что, мальчик для битья? Почему вы такие паскуды и постоянно мне во всём мешаете?
***
Коленкин завёл Свету в какой-то подъезд, где не было двери, но дорогу к лестнице преграждал огромный наметённый сугроб, и всё так неуместно выглядело, что Света с первого взгляда засомневалась, что она входит в подъезд именно того дома, в котором проживает этот неуловимый тип - милицейский из библиотеки. Вернее говоря, она была сильно не уверена в том, что это конец пути и прямо сейчас ей удастся поймать (вернее, обезвредить) этого злодея. Как бы не так. Скорее всего, этот Витя ошибся домом... Нет, может быть, домом-то как раз не ошибся, но, вот, подъезд точно перепутал. Ведь, пока они стояли под дверью и давили на дверной звонок, а им никто не открывал, не было никаких сомнений в том, что Бондаренко здесь не живёт. А если точнее, то в этой квартире вообще никто не живёт. Почему никто? Ну, хотя бы потому, что дверная ручка покрыта толстым слоем пыли, а в верхних уголках дверного проёма - серая паутина. Свете даже захотелось вслух это озвучить. И она произнесла, когда Коленкин заметил, что она стоит у него за спиной и спросил:
- Ты не могла бы спрятаться за угол? Ты же сама настаивала на том, чтобы у меня за спиной никто не маячил.
- Да в этом коридоре вообще никто не живёт, - ответила Света подростку, который очень смешно смотрится в огромном милицейском костюме, - судя по запыленному полу, на котором ботинки оставляют следы. И почему ты обращаешься ко мне, как к девушке? А что, если я тебе наврал? И что, если я на самом деле сын Бондаренко?
- Попрошу не указывать, как и к кому обращаться. И что значит "наврал"?
- То, что мне не удастся тебе доказать, что я не "Лёлик". Потому что нам вообще никто не откроет. Неужели ты не чувствуешь, что в квартире никого нет?
- Чувствовать-то чувствую, но я думал, что это подстава. Ну, что ты Лёлик и всё время пытался меня продинамить. Иначе я бы давно уже открыл замок отмычкой, но всё время боюсь, что там за углом прячется твой предок и, если я вломлюсь в квартиру, то он забежит следом, закроется на ключ и... Ну, и начнутся новые допросы "с пристрастием". Например, где я взял этот милицейский костюм... Ну, то есть, Лёлик с понтом ловит меня на живца, а его папаша-лунатик потом домогается.
- Ты долго ещё будешь ёрничать? - не выдержала Света. - Может, уже вскроешь эту дверь? Или ты всё ещё мне не доверяешь?
- Ладно, - прошептал Коленкин, - будь, что будет...
И, слегка разбежавшись, Витёк прицелился и пнул ногой ровно по замочной скважине. Слава богу, что она была в этой двери всего одна, а то некоторые умники делают в двери по два замка. Обычно один замок где-то высоко вверху двери, а второй - ровно посередине, но это обманный дверной замок. То есть, чтобы усыпить бдительность злоумышленника. Чтобы он врезал по нему своей кувалдой, но не попал. И, если злоумышленник туповат от наркотиков, то, чтобы продолжал и продолжал лупить кувалдой в одну и ту же точку.
Но Коленкин треснул по замку своим коленом и дверь с первого раза и дверь тут же вышибло. Слава богу, что дверь открывалась вовнутрь. Ведь так удобнее выбивать в ней замок.
Когда дверь была выбита, то Коленкин вбежал вперёд Светы. Точнее говоря, он вбежал не в квартиру, а провалился в какую-то тьму, но, если смотреть глазами Коленкина, то ему не казалось, что за дверью непроглядная темнота.
- Нормальная квартира! - пожал плечами Витёк. - И с чего ты взяла, что в ней не живут люди? Вообще не понимаю.
- А как ты определил, что она нормальная?! - поспевала за ним Света, вернее, подросток в образе "Лёлика" Бондаренко. - Там же ничего не видно!
- Чё не видно? Кончай тупить! Прикинь, эти придурки даже свет в прихожей не выключили?
- Ты уверен?
- Уверенней не бывает... Да заходи - не сцы.
- Я почему тебя спрашиваю - потому что одно из двух: либо ты нагло врёшь, либо я вижу галлюцинацию в образе космической темноты.
- Ах вон ты про что? Ну, тогда подожди в коридоре, а я пошарюсь по комнатам. Может, найду зажигалку или даже фонарик какой-нибудь.
Света решила поступить так, как просит её мужчина. Ведь, если он с одного удара выбил замок, то это не мальчик, а мужчина; защитник настоящий. Главное, что он не боится того, что его в любой момент могут предать. Того, что он находится в зоне риска.
- На, - вышел Коленкин через полминуты поисков и протянул ей фонарь, - очень быстро нашёл.
И сразу, как Света включила фонарь, до неё резко дошло, где она находится. Оказывается, эта дверь вела в "полую милицию". В то самое помещение, с которого у неё начался этот бесповоротный провал в памяти. То есть, Света не могла понять, что с ней произошло: либо "библиотекарь" тупо стёр ей память и превратил в мальчика, либо... Но Свете больше нравился такой вариант: до того, как она потеряла память, она была сыном Бондаренко, но потом его отец сделал на какое-то время его Светой Пархоменко, и застопорил у него (у сына) в голове эту память. Так что теперь света вернулась в своё собственное тело (в тело Лёлика), но поскольку у Бондаренко-старшего чёткий принцип (не насиловать мальчиков и, особенно, своего родного сына), то он чего-то ждёт и не возвращает своему сыну его прежнюю память. Поэтому всё, чего хотела Света - это подойти к "своему папе", встать перед ним на колени и начать умолять этого свинью, чтобы он восстановил, вернее, разблокировал её старую (Лёликову) память. И вот, как зверски ей повезло. Ведь, буквально в пяти шагах вдоль по проходу, она видит этого старшего Бондаренко, как тот затащил в свою "полую милицию" очередную жертву (маленького мальчика, которого обзывает Хрюшей - или Степашкой) и глумится над ней. Света зовёт этого библиотечного "полицейского", но тот увлёкся жертвой и Свету совершенно не слышит. Поэтому Света подходит к "своему папе" всё ближе и ближе, вопит всё громче и громче, но Бондаренко - ноль внимания. Наконец Света начинает к нему прикасаться. Вернее, не к самому Бондаренко, а к его спине, но рука странным образом проходит сквозь туловище. Поэтому Света пытается - ещё, ещё и ещё. Может быть, "раз на раз не приходится" и получится прикоснуться к туловищу этого дьявола (истинного дьявола в человечьем обличье) только с надцатой попытки? Но Бондаренко вдруг начинает резко дёргаться, о чём-то орать или кулаками размахивать (кулаки, ясное дело, пролетают сквозь Свету), а его жертва в это время потихоньку ретируется. В общем, единственное, что удалось понять Свете в ходе этой дьявольски сумбурной встречи с собственным отцом, радостные вопли Коленкина о том, что они ПОБЕДИЛИ: им удалось спасти маленького мальчика, так как "Хрюша" пулей выскочил из этой ненормальной квартиры и понёсся, куда глаза глядят.
- Ура-ура! - вопил Коленкин, словно ополоумел. - Я точно почувствовал, что Бондаренко не стёр этому малышу память!
Как он мог почувствовать, если видел пустую квартиру, а не то, что наблюдала Света (полую милицию)? Но ей уже не хотелось ни о чём спрашивать у Коленкина. Настолько чудовищно несправедливой показалась Свете вся эта ситуация. Вернее говоря, то, как она закончилась. Вернее говоря, не "несправедливой", а совершенно непредсказуемым законом подлости.