- Значит, этот мент может стереть память кому угодно, - резюмировал Хрюша после того, как Витёк ему всё рассказал.
- Не стереть, а "вырезать".
- Но это понятно. Я просто не понял, какого фига ты со мной возишься, если реально собрался его замочить. Ты, наоборот должен был поторопиться. А вдруг он просечёт эту твою фишку и нанесёт упреждающий удар? То есть, всю твою память смоет в сортире и ты не будешь помнить, что собирался грохнуть этого чувака.
- А если у меня не то, не это не удастся? - парировал Коленкин. - К примеру, я на тебя наплюю, потороплюсь сразиться с этим мутантом, но не повезёт и не я его покалечу, а он меня. И что тогда? Короче, полезные поступки надо совершать по мере их поступления. "Понял?"
- Но, а на фиг его вообще убивать? Ты ведь говоришь, что ни тебя ни меня он не успел отпежить. Ну, и не пофиг? Может, это брехня всё про то, что он какой-то там педофил. Может, он вообще скопец...
- А если нет? То что тогда?
- Чё?
- То, что это бытовой стокгольмский синдром.
- Чё?!
- Ну, так называется любовь жертвы к своему насильнику. Что, если он вырабатывает этот синдром? Ты же видишь, какой этот дом. Ну, то есть, мутант типа к колдовству склонен. И что, если большинству детишек нравится то, что он с ними делает? Что, если они тащатся от этого? Нет, может, всех подряд милицейский-библиотека не торкает, но всё именно к этому идёт. Как тебе такой расклад?
Но Хрюша его уже не слышал. Когда Коленкин посмотрел в его сторону, то мальчонка так странно выглядел, словно что-то невидимое очень сильно схватило его за ухо. Витёк даже остолбенел от неожиданности. Но Хрюша продолжал "ползти" дальше. То есть, он уже не шёл, а так выглядел, словно его что-то тащит. Шиворот мальчугана был сильно оттянут, ноги уже не двигались, а их волочило по полу... То есть, получается, сбылись слова Коленкина о том, что "из-за милицейского-библиотека многие дети тащатся".
- Алё, Степашка! - кинулся следом за ним Коленкин. - Чё за фигня? С тобой всё в поряде?
- Это милицейский сынок, - прокряхтел ему в ответ Хрюша.
- Что-что?
- Ментовской сынок... Ты его не видишь, и он тебя не видит... Он видит только меня... И я его вижу...
Дело происходило в двух шагах от сугроба-ловушки. То есть, Коленкин уже перевёл Степашку через сугроб, вывел из подъезда, но какая-то мистическая сила поволокла мальца вперёд, а потом, когда Витёк заметил, что творится что-то неладное, то Хрюшу резко развернули назад и потащили обратно в тёмный подъезд...
Впрочем, он не совсем правильно угадал. Это был не просто "милицейский сынок", а, если можно так выразиться, "милицейская дочка". То есть, оболочка Светы Пархоменко, которая находилась в своей обычной реальности, а не в искривлённом измерении, в котором находились двойник "милицейского" сыночка с Коленкиным и Хрюша (он побыл подольше в этом здании и надышался каких-то ядовитых испарений, поэтому мог находиться одновременно в двух реальностях - искривлённой и нормальной реальности, где квартира Бондаренок не видоизменялась, превращаясь то в Полую Милицию, то в "северный полюс"), поэтому Оболочка вышла из квартиры, прошла сквозь собственного двойника (она его совершенно не видела, потому что в её поле зрения находился один только Хрюша) и последовала за Степашкой. Она, конечно, понимала, что этот мальчонка находится не один, так как разговаривает с собеседником, которого она (Оболочка) не видит. Но Оболочка была сегодня до такой степени злая, что ей больше нравилось думать о том, что Хрюша сошёл с ума и сам с собой балаболит, чем то, что в этом доме он встретил каких-то дружков и завёл себе небольшую компашку. Поэтому, когда она схватила его за ухо, то зашипела ему: "Прекрати эту говорильню со стенкой, придурок! Лучше пойдём, я тебя отведу к своему папе? Радуешься, что ловко улепетнул от моего папы-милиционера? Сошёл с ума от счастья и залопотал со стенкой? Вот, с ним сейчас и полопочешь, а не со своей идиотской стенкой!" - Так Хрюша понял, что за шкварник его тащит милицейский сыночек.
Оболочка дотащила Хрюшу до проруби-ловушки, подняла над головой и со всего размаха обрушила на "сугроб". Сугроб, который всегда, как только в него кто-нибудь провалится, принимает такой "милый" вид, словно ни один ботинок ни разу на него не наступил.
- О, дьявол, - промычал Коленкин, глядя на "левитирующего" пацана, которого подняла над собой невидимка. - Да это же, как в фильме "Кошмар на улице Вязов"! Невидимый Фредди Крюгер поднимает над головой свою жертву...
С первого же удара тело Хрюши пробило сугроб, провалилось в ледяную воду, а Оболочка залезла в эту прорубь аж по пояс, чтобы как можно лучше утопить этого противного мальчишку. Чтобы он не вздумал начать с ней бороться и пытаться вылезти, чтобы глотнуть свежего воздуха, а не захлебнуться. Но Оболочка не ожидала, что Хрюша выскользнет из её рук и уйдёт куда-то в сторону. Она намеревалась держать его крепко, чтобы этот поганец не вырвался и, чтобы ей удалось отомстить ему за то, как сильно он подставил её папу, но "поганец" как будто бы исчез... Или выскользнул из её рук, как выскальзывает обмылок или какая-нибудь овальная льдинка.
Недоумённо смотревший на всё это Коленкин подошёл к проруби поближе и долго всматривался, словно пытался разглядеть этого странного "водолаза" или дождаться того, что он захлебнётся и в прорехе этой проруби образуется спина его всплывшей тушки. То есть, Коленкин готов был простоять в полусклонённом виде над прорубью целый час, но прорубь неожиданно вывела его из состояния транса. Она начала шевелиться. Вернее говоря, зарастать и приобретать вид прежнего сугроба, выглядящего так, словно пару минуток назад закончилась метель и его только что намело.
***
Двойник Бондаренкиного сына тоже готов был торчать над прорубью часами и звать своим плаксивым голосом "папу". Ну, ровно как та Алёнушка из сказки, у которой утопился маленький братец Иванушка.
Когда Хрюша вынырнул из проруби (вернее, показал только одну голову) и увидел, что над ней стоит "милицейский" сынок, то тут же завозникал, поскольку не успел оглядеться по сторонам и сообразить, что вокруг проруби, по идее, должны быть стены подъезда, а не открытое ледяное пространство.
- Чё тебе от меня надо? Иди своей дорогой. Понял? И вообще, за чё ты утопить меня хочешь? Чё я тебе и твоему долбанутому папаше такого сделал?
Света ему тут же начала объяснять, что она не сын Бондаренко. Но как переспоришь этого упрямого Хрюшу, если он точно знает, что в эту прорубь затолкал его именно он - сын Бондаренко? Правда, долго торчать в ледяной воде и пререкаться он не мог. Согласился на уступки, особенно, если этот "клонированный" помешан не на том, чтобы утопить Хрюшу, а на том, чтобы вытащить его и помешать, чтобы не окоченел. В принципе, если он так позарез хочет вытащить его из проруби, то пусть. Словом, Хрюша долго не сопротивлялся...
И вот, сразу, как только он вылез, в жерле проруби показалась новая голова. Только на этот раз не Коленкина, а - того самого, которого Света так слёзно умоляла "не умирать". Или "не тонуть"? Да что вы - такое дерьмо НЕ ТОНЕТ!
- Ах, не повезло, - крякнул вынырнувший Бондаренко, как от досады. - Только хотел схватить его за ножку, как - хоп - и вывернулся.
- Чего? - промычал Хрюша испуганным голосом.
- Хотел не дать тебе вылезти, - с радостью пояснил Бондаренко, так как, глядя на его довольную физиономию, он так безумно любил маленьких детей, что мог хоть часами разжёвывать каждому в отдельности, всё, что бы ни казалось данному ребёнку сколько-либо непонятным, - и утянуть под лёд. Куда-нибудь подальше, в сторонку, чтобы ты не доплыл до этой проруби.
- Слушай, - зашептала Света Хрюше на ухо, - ты всё равно мокрый... Видишь ту дверь, которая, словно висит в воздухе? Подплыви к ней, а? Там, на полу, лежит пистолет Макарова... Будь другом, принеси его?
- Эй, а кто это там шепчется? - присмотрелся Бондаренко к Свете внимательно. - Какая-то знакомая рожица...
Света немедленно закрыла лицо ладошками, но через щёлочки между пальцами внимательно следила за реакцией милицейского. Хрюша в это время был уже в проруби, возле распахнутой двери, и думал над тем, как ему переплыть эту прорубь, чтобы на пистолет не попало ни капли. Он даже не подумал (ни он, ни Света), что милицейский может метнуться под прорубь, схватить его за ногу, пока он будет переплывать через "бассейн" и, даже, вырвать пистолет из его маленькой, детской (некрепкой) ручонки. Но, очевидно, об этом не подумал даже сам милицейский. У него была на то причина: Света прошептала Хрюше на ухо, так что он не мог ничего услышать. Потом: он увидел лицо Хрюшиного напарника и начал усиленно копаться в памяти, пытаясь вспомнить, кто это мог быть (особенно учитывая то, что этот сопляк так стеснительно прикрыл ручонками своё лицо; хочется ему сказать: "Гюльчатай, не прячь - покажи личико"). Но так всегда бывает: труднее всего найти предмет, лежащий на видном месте. То есть, узнать лицо собственного сына - верх невозможности. Поэтому Бондаренко на секунду отвлёкся от Хрюши и недоумённо пялился на Свету.
- Слушай, почему ты лицо закрыл ладошками? - не вытерпел Бондаренко и начал выступать (переходить со спокойного тона на дебоширский ор).
- А почему ты маленьких детей е...ёшь? - ответила Света ему вопросом на вопрос, специально исказив голос, чтобы Бондаренко её по голосу не узнал. - Но, если хочешь, то я могу убрать руки от лица. Собственно, мне не трудно.
И двойник его сына повернулся к Бондаренко спиной и потряс ладошками. Мол, смотри, они убраны - лицо свободно.
Хрюша в это время уже сжимал "ствол" в руках и молчаливо держал милицейского под прицелом. Его глаза, словно бы говорили: "Только попробуй дёрнуться - начать выскакивать или пытаться спрятаться под лёд - тебе по любому крышка".
- Нет, ну детишки, - проговорил Бондаренко театрально-неуверенно, - вы неправильно меня поняли. Я совсем не тем занимаюсь, в чём вы здесь, вот, меня обвиняете.
- Хорошо - не тем, - подал на этот раз голос Хрюша. - А чем? Если не тем, то чем!
- Вы знаете что-нибудь о детях-индиго? - сказал милицейский из библиотеки. - Я знаю, не знаете. Это дети, которые помнят свои прошлые жизни. Я тоже своего рода ребёнок-индиго, но совершенно необычный. Вернее, обычный, потому что таких, как я очень много, но, только, они все совершенно не помнят своего прошлого. Своих бывших жизней. Может быть, у них не было этих жизней и та, которую они в данный момент проживают, по счёту самая первая? Неважно. Главное из того, о чём я говорю - пытаться увидеть свою будущую жизнь. То есть, увидеть так же ясно, как "индиго" видят себя, скажем, в образе египетских царей, фараонов... Дак вот, мне совершенно точно удалось разглядеть свою будущую жизнь. Да, свои прошлые жизни я не помню, поскольку мне совершенно ясно, что я в них не жил... Ну, словом, я совершенно точно вижу, что жизнь, которую я проживаю, является моей первой жизнью. Но я вижу свою другую жизнь. Понимаете, о чём я говорю? Это единственная жизнь! И я точно знаю, что эта жизнь - через несколько тысяч лет. Я пришёл из очень далёкого будущего. Я видел тамошнюю Россию и знаю, что там одна сплошная полиция. Теперь будет только полиция - милиции больше никогда не будет. И вы знаете, какой чудовищный беспредел творится в будущем? Вы знаете, насколько ужасная там полиция? У нас в России всегда всё плохо оборачивалось: если милицию переименовали в полицию, то стало не лучше, а хуже. Поэтому моя жизненная позиция: готовить наших российских граждан к этому ужасному апокалипсису будущего буквально с пелёнок. Пусть они уже с самого детства будут подготовлены к этому полицейскому апокалипсису. Чем дальше, тем хуже. Понимаете, малыши?
Пока Бондаренко рассказывал о себе, а Света всё это время была повёрнута к нему спиной и смотрела на висящую в воздухе дверь, то случайно она заметила крупную змею, которая ползла по коридору, потом влезла в этот дверной проём и её тело, как оживший верёвочный канат (или шланг), начало плавно погружаться в воду. Она могла бы вообще не обратить внимание на данную "рептилию" (мало ли галлюцинаций или фантомов появляется в доме с привидениями), если бы та нырнула в этот "бассейн" просто так - чтобы уйти на дно (может быть, там, на дне, она соорудит себе какую-то нору). Но "рептилия" ни на какое дно не спешила. Вместо этого она выползла на лёд и, как Света поняла по её дальнейшему поведению, "рептилия" была не змеёй, а той самой, про которую Хрюша "болтал" Коленкину: женщиной, похожей на рыбу, но вывернутой наизнанку.
Если то, что увидел двойник бондаренкиного сына, можно сравнить с длинным и извивающимся рулоном линолеума (не того, который покрывает в коридоре пол, а просто линолеума), то рулон начал разворачиваться и одновременно скручиваться, принимая образ этой таинственной женщины. Бондаренко не смотрел на ту картину, которую увидела Света, поскольку внимание милицейского было полностью сосредоточенным на дуле его собственного пистолета, который держал Хрюша. Не хотелось ему, чтобы, пока он рассказывает, этот малец спустил курок, а потом глупо начал оправдываться, что палец сам его задел ненароком. Впрочем, он мог очень долго и бесконечно заговаривать этим двум соплякам зубы, но "свёрнутая в трубочку" (или вывернутая наизнанку) женщина-рыба прервала его рассказ.
- Ты говоришь, что ты видишь свою вторую жизнь? - перебила его эта женщина с насмешкой. - Как бы не так. Твоя вторая жизнь - это альтер-эго библиотекарши.
- Чего-чего? - отвёл Бондаренко свои глаза в сторону. Он думал, что это Света к нему повернулась и опять хочет что-то добавить к ранее сказанному. Но совершенно не ожидал увидеть ту, которую увидел.
- Я говорю, что у тебя раздвоение личности, - ответила та. - И этот аргумент отрицает наличие той "второй жизни", про которую ты врёшь детям.
- А какая разница? - пожал плечами милицейский. - Если я вампир и питаюсь кусочками детской памяти, то ни один ли хрен, какую мне жизнь необходимо перевспомнить?
- Кто ты, вампир? - напрягся Хрюша, хотевший повернуться в сторону незнакомого женского голоса, но передумавший.
- Нет, - хмыкнул Бондаренко. - Я не пью кровь, как ты наверное мог бы подумать. Я энергетический вампир и питаюсь только энергией.
Но Хрюша не про это подумал, а про пистолет, который держит в руках: "Может, тут осиновый кол нужен, а не эта пукалка?"
- Опять врёшь, - насмехалась эта женщина над головой, торчащей из проруби. - Не питаешься ты ничьей памятью. Дети тебе нужны совсем для другого!
- А вы кто, тётенька? - озирался Хрюша, то на неё, то на голову (чтобы та не успела спрятаться под лёд). - Вы библиотекарша? Я вас узнал - вы мне книжки выдавали, которые у меня свор...
- Хватит сопли пережёвывать, - взвизгнула эта дамочка. - Стреляй, а то он под лёд сейчас быстренько смоется! А не стой тут, уши развесив и слушая его враки-маляки.
- Да это ещё разобраться надо, кто тут врёт! - запричитал Бондаренко. - Сама же сказала, что библиотекарша - это я сам.
- Не сметь в него стрелять! - повернулась Света лицом к милицейскому. - Он мне очень сильно нужен.
- Ах вот, кто у нас лицо своё прячет? - чуть не потерял Бондаренко дар речи, увидев собственного сына. - Сынок, а чего же сразу не сметь? Ты же первый в меня шмалять начал! А, ой, извини, это оговорка по Фрейду. Или месть синдрому Ивана Грозного, который убивает родного сына.
- Ты будешь стрелять или не будешь! - прошипела на Хрюшу библиотекарша.
- Да там патронов нет! - хныкал Хрюша. - Вон, я щёлкаю им - как игрушечный пистолет без пистонов...
- Может, ты просто не снял его с предохранителя? - высказала Библиотекарша своё предположение. - Дай сюда этот долбанный пистолет!
- А как он оказался на предохранителе, - возмущался Хрюша, показывая на Свету, - если этот, его сынок, лопочет, что стрелял в его папашу?!
- Да врут они всё! Сынок вообще ничего не вякнул. Это папаша прогундел про то, что сынок в него шмалять начал...
Но саркастичной библиотекарше пришлось прикусить свой язвительный язычок. В висящем в воздухе, над полыньёй, дверном проёме появилось тело Светы Пархоменко. То есть, это был сын милицейского. И он постарался сделать так, чтобы Библиотекарша его не заметила и не устроила панику. Сын Лёлик старался красться незаметно, бесшумно спустившись в полынью и переправившись до ледяной корки, на которую можно заползти, как на плот... Жаль, что Лёлик не подозревал о том, что библиотекарша может увидеть его даже собственной спиной. Ибо для этого ей необязательно поворачиваться к Лёлику лицом и "палиться".
Когда он, по-прежнему крадучись, взобрался на ледяную корку, то теперь, как говорится, "вся семейка была в сборе". Мокрыми от воды были и Бондаренко, и его сын, и Хрюша (только Свете, странным образом, удалось перенестись через эту полынью, так, чтобы на неё не попало ни капли); конечно, кроме библиотекарши, поскольку та была вывернута наизнанку, когда погружалась в ледяную воду. Слава богу, что светило такое безумно яркое солнце, что промокшим до нитки людишкам, околеть и заледенеть не представлялось возможным. Кроме того, от "жарящего" солнца очень быстро таял ледяной наст, на котором все собрались, чтобы выяснять свои дурацкие отношения. Лучше бы о природе поговорили! Например, попытались выяснить, в каком конкретно континенте они находятся; чтобы разобраться в том, какая здесь погода. Ведь перед ними милицейский Бондаренко. Скорее всего, он является ответственным лицом за всё, что происходит в этом "загадочно странном континенте".
В руках у оболочки Светы Пархоменко был осиновый кол. Оболочка подкралась поближе к спине Библиотекарши, замахнулась... Но Библиотекарша, как бы это назвать, переменилась во внешности. Там, где была её спина, выросли груди (не голые, - как у Оболочки, когда та гналась за Коленкиным и Светой по лестницам, но побоялась пробежаться по улице со своим развевающимся халатиком, со стороны напоминающем крылышки за спиной - белые и пушистые, - а прикрытые её постоянным серым халатом, в котором она шастает между стеллажами и раздаёт книжки всем желающим детишкам), то есть, передняя часть туловища поменялась у Библиотекарши с задней. И эта женщина смерила Лёлика своим суровым-очкастым взглядом. Да так смерила, что лицо светы Пархоменко сильно покраснело.
- Ага, - обрадовался Бондаренко-старший, - а тебя я тоже узнал! Ты всю жизнь была озабочена тем, чтобы до меня добраться и отрезать мне мои яйца?.. Что ж, скоро твоё желание исполнится, крошка! Правда, тебе предстоит хорошенько поломать голову над тем, отрезать или не отрезать моё мужское достоинство.
- Я твой сын, а не "крошка", - ответило ему тело Светы. - Произошло недоразумение... Какое-то чудовищное недоразумение... Дело в том, что я в тебя не стрелял, потому что это недоразумение. Стреляла - она! - негодующе показало тело Светы своим указательным пальцем в сторону собственного двойника.
- Ах вон оно, что? - тоже помрачнело лицо милицейского Бондаренко (вернее говоря, лицо головы, торчащей из проруби). - Значит, произошла какая-то авария?
- Какая авария? - запричитал истинный сын Бондаренки, уже понявший, что отец согласился с тем оправданием, которое он высказал ему до этого, и теперь со спокойной душой можно опять начинать нюнсить и жаловаться. - Это ты виноват в этой "аварии"! Зачем ты поменял меня телами с этой вертихвосткой?!
- Сынок, - обращалась теперь торчащая из проруби голова целиком и полностью к телу, внешне выглядящему как Света Пархоменко, - ты же сам прекрасно всё понимаешь. Я столько много тебе рассказывал... Это океан памяти. Всю свою энергию памяти, которую я выпиваю у детей, я наполняю в этот океан. Неужели ты так до сих пор ничего не понял?
- Что! Ну вот объясни, ЧТО именно я неправильно понял!
- То, что вода может содержать в себе память. А, если памяти в ней накопится слишком много и я не буду успевать всё контролировать, то ты должен стараться мне помогать. Ты тоже должен принимать во всём этом участие, чтобы не происходило никаких поломок или аварий.
- Но ты же помнишь, сколько много рабов я подгонял тебе из своего компьютера! - спорил с ним Лёлик. - Но ты всегда относился к моей помощи наплевательски и постоянно на них орал! Вернее, на меня. Мол, "забери своих дурацких компьютерных зомби".
- Ну, и что?!
- А то, что ты всегда думал про себя: "я всесильный - я сам со всем справлюсь"! А один в поле не воин! Вот, о чём забыл ты, папа!
- Ты постоянно мне всё это говоришь с какой-то укоризной, - выводил старшего-Бондаренко из себя тон своего сынишки.
- Ты же слышишь, что они говорят? - подходила Библиотекарша к лже-сыну (к Свете). - Может, попробуешь стрельнуть, а? Или ты так и будешь продолжать ждать от этого придурка подачек?! Думаешь, что он признает свою ошибку и восстановит в тебе память Лёлика Бондаренко?! Но почему, если ты действительно считаешь себя его сыном, не воспользуешься его "колдовским телом"?! Не убьёшь этого треклятого педофила, насилующего малолетних!
- Хорошо, я постараюсь, - проговорил своим, от безысходности опустошённым, голосом лже-Бондаренко-младший и повернулся в сторону Хрюши. - Давай мне его пистолет.
- Но он на предохранителе.
- А ты как думал?! - хохотнула Библиотекарша. - Естественно, эта башка из проруби его заблокировала! Нужно всемогущее тело Бондаренкиного сына, чтобы уничтожить все эти поганые ловушки, расставляемые его злобным папаней! - подумала-подумала ещё какое-то время. - То есть, чтобы расколдовать их.
Но после этого библиотекарша больше не насмехалась. Она поняла, что упустила из внимания какой-то чересчур важный момент. Её "глаза на спине" не помогли уследить за второй "головой", которая высунулась из второй проруби (из полыньи, над которой зависла дверь, словно в воздухе), поскольку Библиотекарше было непонятно, откуда (из какой клоаки) выползло это глубоководное страшилище. Долго поднималось со дна или, наравне с Библиотекаршей, выползло из коридора? То есть, взялось из недр здания, которое является домом с привидениями. Поскольку Библиотекарша не смотрела в сторону дверного проёма за секунду перед тем, как этот глубоководный бугимен высунул из воды свою головёнку, то ей было очень досадно за собственную невнимательность, поэтому она малость поутихла в своём гоноре победительницы (хозяйки положения).
Библиотекарша могла бы часами смотреть на тварь, которая появилась из воды, так как попасть под гипноз чудовища - как два пальца об асфальт. Но неожиданно Библиотекаршу осенило. И то, что донеслось из её уст, она проговорила сразу, как только увидела это "подводное чудо-юдо".
- Ага?! - ещё саркастичнее закаркала тётка. - Вот, кому передаёт этот гад Бондаренко всю память, которую он наворовал у маленьких деток! Так я и поверила, что он онанирует её в океан? Как бы не так!
Все присутствующие перевели взгляды в сторону рыбо-твари. Света, держащая сейчас в руках свой пистолет, быстренько её узнала. Одна из таких тварей изображала из себя невидимку и держала Светочку за ноги. Держала ещё в то время, пока не произошла поломка и, пока сын Бондаренки полностью не овладел её телом.
- Шмаляй же в неё - чего ты ждёшь! - подгоняла Библиотекарь Свету. Но Света (то есть, лже-сын-Бондаренко) на секунду замешкалась. Она совершенно растерялась, в кого ей стрелять. В голову, торчащую из проруби, в рыбо-тварь или в обеих одновременно?
- Да не получится! - хохотнул Бондаренко-старший. - Вы же посмотрите на её броню! Да её и лазером не перешибёшь...
- Не слушай его глупости - пали в глаз! Если "стёклышки" расквасить, то больше надежды на поражение!
- Да она даже в меня стреляла и тоже не шиша не получилось, - бахвалился Бондаренко. - Завалит она эту рыбёшку - как же!
Бондаренко только потому проявлял свою самоуверенность, что не знал, как устроен тот мир, который его окружает. Например, он даже представления не имел, что случится со стариком из известной сказки про золотую рыбку, если бы он взял пушку, - если бы старуха так его своим гундежом бы доканала, что он не выдержал, вернулся к рыбке и её застрелил, - то продырявлены были бы - либо дед, либо, ещё в довесок, и его старуха (некому было бы потом сидеть у разбитого корыта и изображать скорбное лицо, как делают многие лицемеры, не желающие поститься); а с рыбкой бы "не шиша не получилось"; рыбка бы продолжала жить и здравствовать.
Именно это произошло с выброжалой Бондаренко, когда Света (его лже-сын) подошла к рыбо-твари как можно ближе, чтобы не промахнуться, и пальнула ей в левый глаз. Из левого Бондаренкиного глаза "высморкнулись" его розовые сопли. Правда, чуть попозже эти "сопли" перекрасились в белый цвет, очень похожий на снег, если его "разжижить". То есть, если бы представить себе, что дождь бы шёл белого цвету, а снег - невидимого, как вода.
Перед тем, как у Светы удалось действительно выстрелить и попасть в глаз рыбо-твари, то пистолет Макарова издал сухой щёлчок. То есть, как стреляет всякое оружие, не снятое с предохранителя. Потом Света мысленно пожелала, чтобы Бондаренкина блокировка ослабла и пистолет работал нормально, а не под воздействием неусыпного милицейского произвола. И ей удалось выстрелить, но не попасть, поэтому она подошла вплотную к этой рыбо-твари.
- Ещё стреляй, - вопила Библиотечная ведьма, - ещё! Ты видишь, что она не сдохла? Стреляй, пока не "усыпишь" полностью этого Бондаренкиного домашнего любимца!
- Не стреляй! - перекрикивало её туловище Светы Пархоменко. - Ты убиваешь моего отца, свинья!
Но Библиотекарша специально старалась вопить так громко, чтобы писк этот совершенно не был слышен. И Света нажала на курок и не отпускала: пули шли из её пистолета пунктирной линией. Наверно, где-то там, в голове рыбо-твари, они взрывались, но было до конца неизвестно. Тем более, что рыбо-тварь не вытерпела и ушла под полынью сразу, как Света начала на неё давить. То есть, не на неё, а на курок пистолета. Но голова Бондаренко разлетелась на мелкие щепочки ещё после первого выстрела. И Света не заметила, что орёт всё это ей уже не Библиотекарша, а Витя Коленкин. Она не успела заметить, как неожиданно изменился её голос и как она сама неожиданно изменилась, не обращая уже внимания на того милицейского сыночка. Только один Хрюша вывел её из ступора, заорав:
- Ого? Не фига же себе?! Дак это, значит, та многоэтажка "переплавилась" в библиотеку, а ты, чертяга, в Библиотекаршу?! Вот же зараза! А я сразу-то и не прочухал подвоха...
- Ах ты мразь! - заорала оглянувшаяся Света на этого Коленкина, и в её поле зрения попала туша Бондаренко-старшего, который, очевидно, пытался вылезти из своей проруби, чтобы остановить эту зазомбированную девочку, но застрял по пояс, в то время как голова его разлетелась на шмотья (сначала шмотья были чёрно-красными, но очень быстро побледнели, побелели и слились со снегом в единое целое). - Из-за тебя убили моего отца!
Всё произошло так быстро; сыновья милицейского поменялись телами настолько мгновенно, что Коленкин даже слегка опешил. Ему ненароком показалось, что эти двое не телами поменялись, а местами и верещит на него совсем не тот пацанчик, которого прошлым вечером приютила его мамаша, а та бабёнка, что угрожала ему ножом, когда они подошли к квартире Бондаренок в первый раз.
- Это ты его убила, вертихвостка! - понёсся обретший своё "космическое" (всемогущее) тело Бондаренкин сын (вернее, Бондаренкин сирота) на Свету с кулаками. - Не задуришь мне голову! Думаешь, я схаваю то, что это он его убил?! - указывал Бондаренко на Коленкина. - Или вы будете мне доказывать, что убил его я сам?! Думаете, что я жертва лохотронщиков, которую очень легко обдурачить?!
Коленкин отшвырнул от Светы этого хлюпика и остальную часть ругательств Бондаренкин допискивал, уже лёжа на спине, в лужице, оставшейся от головы своего папаши.
- Ты! - вопила Света на Коленкина. - Ты во всём виноват!
- Чего?! Да в чём же это я виноват?
- Ты должен был предупредить меня заранее! До того, как моего отца убило. А ты молча - по-тихому переоделся в эту стерву-Библиотекаршу и ни шиша мне об этом не... Даже глазком не подмигнул!
- Да с чего же ты взяла, что он твой отец?! - не мог Коленкин удержаться от смеху.
- Потому, что я почувствовала власть! Это было моё настоящее тело! В нём была какая-то... какая-то несметная космическая сила. Я её уже почувствовала... я уже к ней прикоснулась, но тут пришёл какой-то недоумок и всё испортил...
- Будьте вы прокляты, дряни, - распалялся тем временем беспомощный Бондаренкин. - Чтоб вы провалились под этот лёд и сдохли! ... Да провалитесь же! Да проваливайтесь!.. Я приказываю! ... Ах говно - ничего не получается... На какой фиг вы убили моего отца?! Без него я, как без рук... Как же я вас козлов дико ненавижу...
- Да ладно... - усмехался Коленкин, пытаясь приобнять эту рассерженную Свету (он знал, что такие вспыльчивые, как она, быстро отходчивы). - Ну чего ты?.. Зато тебе теперь есть, за кого выйти замуж...
- Дак вот оно, в чём дело? - истерично рассмеялась Света (она перешла на смех так неожиданно, что Коленкин наивно подстроился и радостно засмеялся с ней в голос). - Тебе потрахаться не с кем?! А давай прямо сейчас и здесь этим займёмся! - В отличие от Коленкина, она смеялась издевательским смехом. - Ты издеваешься, да? Давай, расстёгивай свою ширинку!
Она задрала юбку (ту самую, в которой сюда припёрся Бондаренкин), нервозно стягивала с себя трусики, но... Её остановило лицо Хрюши, глаза которого чуть не полезли на лоб от всего того, что он неожиданно понял, увидев, что находится у этой девушки под её нижним бельём.
Света натянула их обратно, оправила юбку...
Если бы Света была дурой, то попросила бы Бондаренкина потрогать себя (то есть, его, а не себя) между ног и помочь ей убедиться, что они не доменялись до конца - половыми принадлежностями. Но она увидела, что между ног у неё "принадлежность" не маленького мальчика, каким был Бондаренкин, а взрослого мужика.