Уткин Михаил : другие произведения.

Программа жизни

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Повесть. ЭКСМО 2009 год

  Программа жизни
  
  Глава I
  
  - Лимфоциты, лимфоцитики... Ну почему же, почему же не хотите вы... - бормотал Славутич, потирая челюсть.
   На экране пульсирует серый туман питательной жидкости, зеленые кляксы судорожно ворочаются, перекатываются и одна за другой гаснут.
  Очередной штамм синтетических клеток не желал жить. Да и вообще ничего не желал! Уже который месяц нет никаких положительных результатов. Коту под хвост недельное комбинирование, казалось бы, идеально подобранных ДНК. Раз за разом переделанные под стволовые клетки лимфоциты не желают превращаться, как те в другие. Стоит хоть немного скорректировать ДНК, и не желают эти организменные амебки ничего делать в этом самом организме! Соответственно, мечты о биологических ассемблерах так же далеко, как... как... Он посмотрел по сторонам, рассеяно додумал: очень далеко... Поморщился.
  Тысячи повторных экспериментов, а когда сократили финансирование, начал брать клеточный материал у себя и коллег. Едва пробил минимальные премии... В сущности, собственные лимфоциты и стволовые ничуть не хуже посторонних. Впрочем, воз и ныне там.
  Клетки копошатся на предметном стекле, перемещаются... все медленнее, неуютно им в растворе, замирают... Славутич встрепенулся, метнулся к микроскопу. Слишком расслабляет наблюдение с монитора! Температура жидкости должна быть не ниже 36-37 градусов, как в теле! Контроллер словно услышал, отчетливо щелкнул и увеличил подогрев.
  А что, если нагреть повыше? 36,5, 37, 37,5... 39... с тестируемыми промежутками времени, с фиксацией повышенной активности. Но нет... стволовые попросту погибают и утилизируются лимфоцитами. Которые тоже вскоре погибают.
  Когда кажется, что реакция пошла и очередной штамм вот-вот начнет делиться, невольно вжимаешь глаза в окуляры микроскопа. В результате вокруг глаз четкие постоянные круги. Похоже, еще пара лет - и вовсе профессиональный мозоль будет, как у каратиста на кулаках.
  Можно, конечно, спокойно смотреть с экрана монитора, но это кажется чем-то неправильным. "Когда вы изучаете микробов через микроскоп, не забывайте, что и они изучают вас с той стороны". Никогда не пугала эта фраза. Напротив, казалась правильной и естественной, мол, пусть изучают, просвещаются... Убаюкивающее загудела центрифуга. Впрочем, сейчас все убаюкивает - неделя почти без сна сказывается. Встряхнулся, походил, пока проходит сепарация.
  Теория ясна - придать лимфоцитам свойство стволовых клеток, на практике же они категорически не желают совмещаться. Как шутят коллеги, это все равно что попытаться отрастить на месте зубов мозг. Но должно же хоть что-то получаться! Расшифрованы все последовательности ДНК, делающие стволовые стволовыми, а фагоциты - фагоцитами! Совмещены все фрагменты, рассчитаны параметры новой клетки, питательных веществ в избытке... но суррогатная ДНК не желает делиться! Митохондрии озадаченно снуют в созданной клетке. В некоторых образцах спирали деления начинали было свиваться, но вскоре надламывались и распадались на фрагменты, которые начинали бестолково таскать туда-сюда органеллы клеток.
  Славутич покряхтел, разгибая хребет, выпрямился. Два часа пронеслись незаметно, только подвернутая нога затекла. Так удобнее, конечно, но нужно отказываться - постоянное замедление кровотока вредит... Он поставил занемевшую стопу на сиденье, пальцы начали мять и встряхивать мышцы. Как всегда неожиданно, щелкнула неблокируемая видеосвязь на линии шефа. На экране появилась губастенькая секретарша и захихикала, застав адресата в такой неудобной позиции.
  - Славутич, оставьте ваши странные упражнения! Вас немедленно вызывает Сам!
  Она значительно возвела красивые глаза к потолку.
  "Дура. Ишь как глазенки закатывает, натренировалась так эротично снизу вверх. Вызывает, видишь, "сам", это ничтожество от науки, требует к себе его! Ученого!" - возмущенно подумал Славутич, надевая ботинок.
  - Процесс идет, под контролем, отойти невозможно! Буду минут через сорок.
  Секретарша удивленно-разгневанно вытаращила кукольные глаза, и из округлившегося от негодования розового ротика понесся поток фраз, направленный, чтобы вот прямо сейчас все всё бросили и явились перед ясны очи руководителя.
  "Несолидно она шефа копирует, совершенно несолидно. Ей бы больше пошло добавить в речь слез и истерики... Наверное, час так щебетать будет..." - У вас губная помада размазалась.
  Секретарша мигом умолкла, быстро глянула в зеркальце.
  - Сказано - немедленно, значит, немедленно! - и раздраженно прервала связь.
  - Позже... - Он поджал губы, сдерживая страстное желание выругаться. Словно соглашаясь с настроением хозяина, заурчал и затрясся холодильный шкаф, внутри жалобно зазвенели пробирки.
  
  - Ну ты че не идешь-то? У меня таких сотрудников сотня! Что ты себе позволяешь? - Экран заполнило огромное недовольное лицо начальника. Красное и обрюзгшее, как сырое мясо в кетчупе, брови грозно стиснули кожу в вертикальные морщины... это он может, может.
  - Адам Петрович, я же сказал - идет процесс синтеза, требующий постоянной корректировки. Даже говорить по связи, извините... - Ученый быстро пощелкал тумблерами, приник к окулярам, и быстро забарабанил по клавиатуре, и снова к окулярам... - Ты мне тень на плетень не наводи! - недовольно бухнул начальник. - Каждый день одна и та же хрень у тебя! А на-гора выдаешь лишь очередную серию нежизнеспособных бацилл. Пару раз выдал случайно особо вредных вирусов, коими заинтересовались вояки, и только! Но мы же не этим занимаемся!
  Славутич вскочил, воинственно выпятил подбородок, приподнялся и начал раскачиваться на носках, готовясь выстрелить убойным ответом. Но начальник вдруг хмыкнул.
  - Ну, ладно, ладно, мастер... не надувайся! Заканчивай процесс, не тревожу более... Славутич еще несколько секунд сверлил взглядом погасший экран. Тяжело выдохнул и сделал несколько быстрых приседаний.
  Адреналин - глюкоза - инсулин. Глюкозу нужно сжечь движением, раз уж мышцам не дали ухватить начальника за горло и свирепо приложить раз сто о стену. Иначе поджелудочная садится, диабет приближается... Все, все, следующий образец!
  
  Опять та же история! Славутич раздраженно хлопнул по колену.
  Может, и правда идея бредова изначально? Попытка превратить взрослого в младенца - специализированную клетку в базовую. Совмещение универсальности и специализации... Но ведь чувствуется, ощущается нечто... только бы понять еще что - он откинулся на спинку кресла.
  Неожиданно челюсть распахнулась, аж что-то хрустнуло под ухом, и из недр тела вырвался протяжный с подвыванием зевок. Опасливо глянул на монитор, самое время ему включиться, чтоб начальник узрел очередной казус, подтверждающий, что "ну никто-никто, кроме него, не работает". Уф, не на этот раз. Обвел взглядом помещение.
  Лаборатория, как он громко называл личный закуток пять на три, с трудом выбитый у начальства под кабинет, загромождена стеллажами, шкафами и шкафчиками. Повсюду разнообразные штативы и тысячи разнокалиберных пробирок с аккуратно налепленными пластырями, расписанными разноцветными фломастерами. Запахи спирта и формалина пропитали помещение. Центрифуга с прозрачным верхом, холодильник, термошкаф... Он раздраженно смахнул резиновые перчатки в урну. Достаточно на сегодня работы, уже голова не варит. Высокий штатив-держатель для огромных пробирок качнулся - на дырчатом диске платформы повис раздраженно брошенный халат. Канареечно-желтый, да с какими-то рюшечками и финтифлюшками, призванными то ли выказывать заботу правительства, то ли спонсоров от кутюр... неуместный, как фрак среди промасленных роб.
  Звучно скрежетнул несмазанный дверной замок. Шаги звучно разносятся по длинным коридорам. Круглые лампочки дежурного освещения слегка подсвечивают начавшую лысеть макушку.
  - Припозднились вы сегодня, Станислав Владиславович. Как обычно, впрочем, - дружелюбно скрипнул старый вахтер.
  - Да, и вам до свидания, - буркнул ученый, привычно вздрагивая от хлопка могучей дверной пружины.
  Дорога всегда пролетала дремотно-незаметно, то же самое и на этот раз. Очнулся, только когда автоматическое такси громко и требовательно пискнуло, дескать, приехали! Славутич хмыкнул, приложил кредитный перстень, дверь быстро откинулась вверх. Такси радостно "на дорожку" выпалило рекламу стирального порошка, еще бы, всю дорогу сдерживалось - кнопку рекламы-то Славутич отключил, едва занял сиденье. Проезд подорожал вдвое, зато можно спокойно подремать.
  Палец привычно ткнул в сенсор, замок чуть задумался, сличая в памяти кожные узоры, и радушно распахнул дверь, дескать, заходи, жилец дорогой... В посвежевшей за час дремы голове вновь закрутились гены, репликации, белки, аминокислоты. Вдруг эта причудливая круговерть замерла и сложилась в красивую комбинацию. Он метнулся к подоконнику на лестничной клетке, развернул веер клавиатуры и быстро-быстро начал набивать последовательность аминокислот, поглядывая на виртуальный экран.
  От работы вдруг отвлекло настойчивое жужжание. Уборщица возит поломойную машинку туда-сюда так же назойливо, как лет тридцать назад - швабру. Хотя нет, несправедлив. Тогда они так и норовили тряпкой по ногам врезать. А эта ничего... лучше стали уборщицы, приятнее. Впрочем, судя по пустому взгляду, моет на автопилоте, мыслями же далеко. Да и здесь уборщица... а еще на паре работ может быть учительницей и психологом.
  Ладно, не рабочий здесь кабинет, чтоб бурчать. Комп в карман и бегом вверх, энергично хватаясь за перила. Восьмой этаж, для моциона нужно, с сидячей-то работой.
  "Надо бы велосипед купить. Жаль обязательно пока держать мышцы в тонусе. Все в организме взаимосвязано, и мозг очень зависит..." Скрипнула дверь, настойчивые и, в сущности, ненужные мысли прервала жена, повисла на шее:
  - С днем рождения!
  - Э?
  - Что "э"? Опять забыл? Проходи, юбиляр!
  Длинный стол загроможден яствами, в середине, словно цирк шапито среди высоток, между бутылками стоит круглый торт. Толпа вразнобой поднялась и хором грянула: "Хеппи бездей ту ю!" Явно, чтоб не скучать в ожидании, приняли "для сугреву". Так что "Хеппи" звучал бодро, но уже слегка заплетаясь. Вон особо согретые поздравленцы уже запели пятый раз, ухватившись соседям за плечи и раскачиваясь, как им кажется, в такт мотиву.
  - Спасибо, спасибо...
  Пока слушал, сосчитал сорок свечей, о боже, дуть... выковыривать... И улыбку, улыбку надеть обязательно. Пришел бы через пару часов, спели бы ничуть не смущаясь, "Хеппи бездей" на мотив "Черного ворона". Бывало уже: "Ты не вейся, хеппи бездей..." Станислав усмехнулся на этот раз искренне - глобализация на марше, а нравы все те же. Только обычаи мутируют и преобразуются похлеще микробов.
  
  Глава II
  
  Взззжжжж! - циркулярка отхватывает очередную рейку. Дача, деревья с начавшей желтеть листвой, недоделанная веранда, штабель кирпичей, и собачья будка возле, откуда хладнокровно взирает наемный сторожевой пес.
  Труд на улице после застолья - единственно верное решение. Да и по графику обязательная нагрузка. Легкая слабость, головная боль и плохое настроение, приправленное чувством вины, - обычная интоксикация. Повышенная доза витаминов, лимонтар, глицин под язык, ускоренное движение, активация кровообращения. Спортивные упражнения вызывают раздражение - дурацкий перевод времени... Нужен тонус, а его замечательно обеспечивает и полезный труд. Если правильно организовать охоту - одним выстрелом можно убить множество зайцев.
  Берем доску, увесистая, широкая, не кромленая. Поднимаем, она пружинно гнется, покачивается, аккуратно направляем... Вззззжжжж! Острейшее зубастое колесо циркулярки выплевывает длинную струю опилок. Мощный пылесос тут же втягивает их внутрь. Тут же внизу пресс для фанерного ДСП. Безотходное производство! Сучковатая сторона с корой покорно соскользнула в держатели.
  Так, теперь с другой стороны... взззжжж! Теперь выставляем регуляторы ширины на три сантиметра... взззжжж! Очередная ровная рейка для будущей беседки готова... Эксклюзив!
  На каждой дочь потом обещала нанести выжигателем узоры, барельефы, как-то там подкрасить по-особому... Вззжжжж! Дерево не выходит из моды, правда, в основном это символ зажиточности и благополучия. Кроме того, правильно обработанное - отличный материал для художников-скульпторов. Эскиз дочь показывала - действительно красиво. Хоть и не разбираюсь, а посмотреть приятно... Взжжжж!
  - ААААААА! - пила жжихнула, пальцы отлетели, заставив поперхнуться пылесос. Но проглотил и даже часть фонтана крови всосал. Кровища толчками залила блестящую нержавейку. Славутич, шипя сквозь зубы, ухватился за запястье, словно пытаясь задушить удава, перекрывая кровоток. Краткие мысли последовательно запрыгали в голове:
  Ремешок брючный расстегнуть...
  Кисть перетянуть...
  Мобильник достать...
  02 позвонить...
  
  Ровно сутки он провел в больнице. Потом подписал несколько бумаг и уехал. Эксперименты не могли ждать. Клеточные культуры живут слишком мало, вдруг пропустишь ту самую с единственно верной комбинацией... Глубокое "генеральское" кожаное кресло сотрясалось. Он очень редко в него садился - слишком способствует расслаблению, но сейчас жутко знобило, крупные капли пота выступили на высоком лбу, стекали по вискам. Обезболивающее действовало безотказно, выключив рецепторы, но тело, лишенное возможности кричать болью, тряслось, как подключенная к розетке медуза. Так что обычные жесткие вращающиеся стулья скромно потеснились, только мягкое кресло пружинило, уютно обволокло, прижалось к спине и бокам, как добрые руки матери, некогда вытаскивавшие, закутав в полотенце, из ванной. Боль все-таки есть - пульсирует с каждым толчком крови, как уголь под порывом ветра вспыхивает, чуть пошевелишь рукой. Но если рану не беспокоить - отступает.
  Вентиляция донесла запах борща из столовой. Она всегда лучше всех будильников напоминала об обеденном времени, а то так бы и забывал - сознание давно научилось блокировать все таймеры. Но сегодня поднялось мощное отвращение к еде, показывающее серьезную болезнь. Сдержав спазмы тошноты, он пропитал две ватки спиртом и вставил в ноздри. Чуть полегчало. Мельком глянул в зеркало, лицо блестит от испарины, торопливо вытер рукавом, пока коллеги не утащили калеку в больницу. Под глазами повисли мешки, по коже разлилась бледность, с какой-то даже зеленцой. Понятно - организм оттянул кровь и усилил циркуляцию в поврежденном месте для лучшего выноса продуктов распада и заживления.
  Итак, смешаем серию фагоцитов недельного возраста и свежие стволовые. Хорошо хоть забор клеток сейчас достаточно простая операция. Ох, сколько их уже перевел... На этот раз не будем делать выборку на предметное стекло. Определенно клеткам там очень неуютно, да и живут мало. Плотненько закрепим и попробуем понаблюдать в объеме... На сером экране монитора повисли зеленые и розовые кляксы клеток.
  Человек привыкает ко всему - в голове привычно закрутились микроорганизменные биорасклады, впрочем, подсознание упрямо возвращает к боли, потому представляется движение мириадов тромбоцитов. Лейкоциты ловко перехватывают микробов, и еще какие-то странные моноциты перекатываются, тянутся. Куда? Туда же, к очагу боли и разрушения... вот они добираются током крови, пристраиваются и выворачиваются наизнанку, словно гаструла... второе преобразование зародыша... Но не погибают, восстанавливают оболочку... и уносятся током крови... а стволовые приклеиваются и превращаются... превращаются... Вдруг стрельнуло в ухе, профессор вздрогнул, осторожно повернул затекшую шею. Щека припотела - противно отлепилась от полировки стола.
  - Уф! Задремал! Привидится же! - встряхнулся, оперся руками на подлокотники, попытался быстро привстать, но рухнул на сиденье, взвыв от боли. Умудрился забыть о покалеченной руке! Там торопливо стреляло, отдаваясь в локте, словно в кисти засел злобный пулеметчик и жал-жал на гашетку, кроша кости... Скрипя зубами, Славутич поспешно проглотил полпачки обезболивающих, восстанавливая соображение.
  Так-так, но почему забыл? Значит, на некоторое время боль прекращалась? Отступала. Да нет, просто, вероятно, внимание фокусировалось на другом.
  Стоп! Что такое?! Славутич, посмотрел на экран монитора, потом метнулся к микроскопу.
  
  Под окуляром только лимфоциты! Потолстевшие, похоже, все проглотили стволовые клетки из собственного организма! Усвоили и теперь необычно бойко перекатываются, скопились у ближнего края коробочки. Словно взбодрились! А пустые равнодушно остались безразлично взвешенными в растворе... Ни одной стволовой клетки! Все усвоили? Так в чем дело? Славутич забегал по комнате, метнулся к компу, неуклюже тыкая одним пальцем, набил инфу по штамму. Ничего особенного, стандартный эксперимент, каких было множество. Мои стволовые и лимфоциты, но... Я заснул, может быть... Он задумчиво покачался на стуле и вновь прильнул к микроскопу. Все лимфоциты равномерно распределились по раствору! Но задвигались, засуетились и вновь потекли в одну сторону, когда начал смотреть. Создается впечатление, что они тянутся ко мне?! Удивительно. Почему? А если больную руку поближе поставить! Да-да, задвигались еще быстрее! И стволовые поглощенные четко просматриваются внутри, и не растворяются, не ассимилируются... Тонкий лазерный лучик чиркнул одного лимфоцита, и стволовая клетка вывалилась. В целости и сохранности. Четко подсвеченная, живая, с пульсирующими органеллами. Так, а в чем же дело? Еще достаточно незаполненных лимфоцитов. Теперь положим беспалую руку на банку. Так, смотрим, смотрим. О! Один, рядом расположенный, активно устремился к освобожденной клетке и, смотрите-ка, обволок ее и тут же устремился к общей группе! Они определенно ощущают мое присутствие!
  
  
  
  Глава III
  
  Через неделю Славутич решился представить результат коллегам. Длинная речь в большом актовом зале, пересыпанная терминами, закончилась словами:
  - Таким образом, эксперимент раз за разом подтверждается. Клетки лимфоцитов, включивших транспортную функцию, сокращенно ТР-лимфоцитов, активируются в непосредственной близости травмы. Следовательно, в идеале, максимум должен происходить внутри организма. - Он смахнул дрожащей ладонью со лба пот. Сложно держаться, когда словно напильником кость изнутри точит. Кивнул порывающемуся что-то сказать маленькому лысенькому... запамятовал фамилию.
  - Но, уважаемый! Внутри организма лимфоциты не хватают стволовые клетки! Они так действуют у вас и лишь в специфических условиях раствора!
  - Разумеется, но я лишь дал факты, они, конечно, нуждаются в независимой проверке. О том, как это происходит и почему, пока можно только строить гипотезы.
  - Нет, коллега, ознакомившись с предварительными вашими выводами, мы попробовали повторить. И ни у кого, подчеркиваю, ни у кого не получилось повторить ваш эксперимент. Мы, конечно, не думаем о мистификации и поначалу полагали, что вы не все раскрыли. Но после доклада могу сказать однозначно: возможно, имеет место некая специфическая функция лишь вашего организма. Экзотика, которую невозможно применять во всеобщей медицине... - Если это все-таки не мистификация! - выкрикнули из зала.
  - Повторяю. Предположительно, главным фактором эксперимента являются мои покалеченные пальцы! Кто-нибудь отрезал, пытаясь повторить эксперимент, хоть одну фалангу?!
  В зале зашумели, кто весело, кто зло, заблестели глазами. Послышались нервные смешки, но все утихли, как только беспалая ладонь взметнулась в воздух жестом призыва к молчанию.
  - Вот главный фактор! И я думаю довести эксперимент до логического завершения! - Станислав резко повернулся и вышел из аудитории.
  
  В кабинете Славутич присел в мягкое кресло, тихо зажужжала камера. Он перетянул бицепс жгутом и, как заядлый наркоман, посжимал пальцы. Тонкая игла шприца нащупала набухшую вену, и поршень выдавил желтоватую жидкость. Четко, уверенно прокомментировал:
  - Доза видоизмененных транспортных моноцитов, капсулировавших живые стволовые клетки под воздействием травмы. Совмещены вне тела, ниже называются ТР-моноциты. Эксперимент номер один... Рука по-прежнему болела, но от анестезии приходилось воздерживаться - эксперимент должен быть чистым. Расхаживал по лаборатории, поскрипывал зубами. Иногда присаживался и баюкал руку. Пытался сосредоточиться на работе, и даже иногда получалось, стандартные эксперименты шли своим путем. Никто ничего не перепутал, не поменял, все четко и последовательно продолжалось. И это успокаивало. Но стоило чуть побеспокоить рану, как боль напоминала о себе. Организм тупо кричал страданием, взгляд все чаще останавливался на полке с обезболивающим. Спрашивал себя: а не зря ли? Но стискивал зубы и вновь пытался отвлечься. Постоянно забегали коллеги, бросали жалостливые взгляды, он бодро улыбался, помахивал ручкой, мол, идите-идите, все нормально, я в делах.
  Из столовой пахнуло жареной картошкой. Готовят круглые сутки - у ученых ненормированный рабочий день. Рот вдруг заполнился слюной, желудок судорожно дернулся, напоминая о пустоте. Жутко вдруг, до дрожи захотелось есть. Что такое? Проходя мимо зеркала, вдруг отметил, как сильно осунулось лицо. Лихорадочно поблескивали глаза, а штаны провисли, видимо лишившись поддержки части жировых складок.
  - Когда и успели-то... Хотя, скорее всего, из-за пустого желудка, все же не ел несколько дней, - отметил Славутич.
  Боль в кисти пошла мощная и пульсирующая. Повязка пропиталась отвратительными пятнами. Он достал припасенный пакетик с бинтом, потом спохватился и вызвал медсестру из общего корпуса. Чтобы не терять время, заказал обед. Когда в дверь деликатно постучали, уже прикончил две порции картошки с мясом и два салата. Медсестру встретил, жуя яйцо вкрутую, причем скорлупа показалась такой пикантно вкусной, что хрустела на зубах, как молодой снежок под ногами играющей детворы. Девушка испуганно глянула, словно побаивалась, что счас кинется, а он глазами показал, мол, давай, делай. Сам же захрустел очередной скорлупкой.
  Бинт размотался, и чем его меньше оставалось, тем слабее становилась давящая боль. Впрочем, на последних оборотах прилипший бинт вновь напомнил, что рана есть, и серьезная. Медсестра испуганно вскрикнула - из срезов мяса, сочившихся сукровицей, почти на сантиметр торчали конусы косточек, едва покрытые полупрозрачной кожицей.
  - Заматывайте! Только не плотно! - прошипел Славутич сквозь зубы, малейшее дуновение воздуха казалось обрубкам ледяным.
  
  - Итак, первая фаза эксперимента прошла по плану, - закончил диктовку ученый, откинулся на спинку кресла. Рот неудержимо растягивался в улыбку.
  Отлично, теперь анализы... Анализы показали, что в организме появилось много ТР-моноцитов. И они, судя по всему, активно переносят стволовые клетки к культям. Более того, взрослые стволовые клетки в костном мозге начали интенсивно делиться, обеспечивая постоянный прирост материала. Причем, похоже, именно моноциты новой формации, образующиеся неподалеку в костной ткани, стимулируют их деление, выделяя вещества... э-э... вещества... Рабочее название "вещества нетерпеливости". Когда не хватает стволовых, ТР-моноцит выделяет нечто вроде антигенов, но стимулирующих деление стволовых клеток. Гм, натянуто, конечно, но для дневника экспериментов пойдет... - А что, если попробовать направить клетки на место вырванного зуба? Похоже, воображаемые картинки не такие уж воображаемые. Вот они снова появились перед внутренним взором. Снуют, черпают, тащат, выворачиваются... Так, а теперь направим часть потока в челюсть. - Станислав сконцентрировался и ярко представил, что лимфоциты понеслись по артериям к челюсти и выше к десне, где язык нащупывал провал в ряду коренных зубов. Отвлекся - походил по сайтам новостей технологий. Через полчаса зачесалась челюсть и страшно захотелось мела. Он высыпал горсть "Витрума" на ладонь, проглотил и, довольный, сделал следующую запись.
  
  Шеф связался по видео сам. В острых глазах поблескивает удивление, видимо, медсестра уже разнесла на хвосте информацию. Красное лицо, проходя через фильтры, становилось еще краснее, а скорректированная развертка раздвинула физиономию вовсе до какого-то свинячьего облика. Славутич вдруг смутился, что так мелочно мстил шефу, уродуя изображение.
  - Ну что, кхе-кхе, Станислав Владиславович, получается у тебя что-то? А то тут медсестра-дура трезвонит о каких-то когтях, что у тебя из культей растут... Славутич прыснул, не сдержался. Шеф охотно расхохотался.
  - Так я и думал, что лажа. Тут, кстати, к тебе какая-то мамзелька ломится, рвет и мечет, журналистка или ловчиха НЛО, не разберу. У нее целая пачка удивительно правильных документов и допусков... В общем, осторожно, скоро, наверное, дорвется, закрой лучше дверь, мол, нет тебя. Ну ладно, извини, что отвлек, бывай... - Он потянулся на экране выключить связь.
  - Закроюсь... Но о когтях не совсем, Адам Петрович, лажа... Не совсем.
  Ученый встал и вызывающе качнулся с носков на пятки. Уже совсем избавился от смущения. Шеф сразу посерьезнел, глянул остро.
  - Пошла последовательная регенерация. То, что медсестра приняла за когти, - нарастающие фаланги пальцев, за ними под тонкой оболочкой видны нарастающие мышцы, нервы и сухожилия. В организме совершенно определенно пошли интенсивные процессы регенерации. Да можете зайти на мой сайт, ознакомиться с результатами исследований. Но чувствую - результатов будет больше, гораздо больше... Начальник округлил рот, лицо вдруг стало по-детски простодушным, как у ребенка, слушающего захватывающую сказку. Его губы задрожали, он потер глаза и почему-то шепотом спросил:
  - Что, Слава... неужели не зря жили, работали... и лаборатория действительно... и мы смогли, что-то настоящее... и рано списывать науку, рано!
  У профессора перехватило в горле, он вдруг увидел, как циничный администратор-руководитель, забивающий повседневное разочарование рутиной, переживал.
  - Да, Адам Петрович. На этот раз да.
  
  Глава IV
  
  Через несколько часов вышел из кабинета, надо съездить отоспаться. И с удивлением увидел сидящую на корточках женщину. На указательном пальце за петельку поддета кожаная куртка, она заброшена за спину, чтобы мягче прислоняться к стене. Длинная челка прикрывает глаза, острые коленки пропечатывались сквозь джинсы в обтяжку. Пестрая красно-зеленая рубашка расстегнута до середины, профессор краем глаза ухватил колыхнувшуюся за отворотами грудь. Впрочем, колыхнулась от порывистого движения - словно пружина капкана сработала, и тут же этот капкан в виде жестких пальцев вцепился ему в плечо.
  - Славутич! Да это вы, Славутич! Я чувствовала, что вы сидите в кабинете!
  Из-под подпрыгнувшей челки на него уставились бешено горящие серые глаза.
  "Черт, похоже, эта та самая энэлошная настырная журналистка. Смотри ж ты, дождалась, зараза".
  Первоначальное очарование испарилось. Он попытался увернуться.
  - Девушка, вы путаете. Действительно, Славутич работает у нас в лаборатории, но, насколько знаю, он сейчас болен и отсутствует... - Молчи! Это ты! Я! Знаю! Все!
  - Тогда, пожалуйста, скажите решение второго тензорного уравнения, над которым я бился неделю назад!
  Он наконец вырвался из цепких рук и зашагал по коридору. Она молчаливой тенью засеменила рядом.
  Прошла минута, другая...
  - Да что вам угодно?!
  - Я буду с тобой рядом. Так нужно. Извини, просто очень обрадовалась - я очень давно тебя искала. Пойдем, сейчас пойдем.
  Припозднившиеся ученые удивленно здоровались, а журналистка шла нога в ногу, почти прижимаясь к спине, зеркально повторяя каждое движение тела. Ныла покалеченная рука, и почти столько же доставляло неудобства смущение. Славутич невпопад бормотал что-то встречным, а она почти положила подбородок ему на плечо, словно вторая голова отросла. Слева на стене шагала причудливая широкая тень, от женщины шло какое-то сильное, пахнущее карамелью тепло. Несколько раз в спину утыкались острые соски грудей, что подхлестывало посильнее кнута.
  Вахтер, разинув рот, проводил их взглядом. Профессор беспомощно махнул рукой и выскочил на улицу. Едва сделал пару шагов, как резко остановился, упрямо набычившись. Но женщина не натолкнулась, как он опасался весь путь по коридору, она мягко шагнула в сторону, виновато улыбнулась... И вдруг расплакалась, горестно, навзрыд. По щекам покатились крупные слезы, она плакала, как балерина, сломавшая ногу, окатывая профессора волнами потери и безнадежности.
  - Да что это такое! - нервно воскликнул Славутич. - Да что это вообще такое?! Что вам нужно вообще? Кто вы такая?!
  - Поехали, скорее поехали, - пробормотала она, горестно всхлипывая, и мягко тянула за руку в сторону белого мотоцикла. Профессор плохо в них разбирался, то ли "Судзуки", то ли "Хонда", в общем, какой-то японский - зализанный, обтекаемый, с фарами, похожими на глаза персонажей японских же мультиков. А журналистка оседлала мотоцикл и прижала обеими руками к груди черный шлем, как белочка грецкий орех:
  - Профессор, обнимите меня, пожалуйста.
  И так трогательно-кротко это прозвучало, что невольно захотелось ее укрыть какой-нибудь шубой и прижать, как замерзающего котенка. Он вздохнул, шагнул через сиденье, обнял за талию. Она прогнулась, на миг прижавшись к нему всей спиной, дрыгнула ногой, крутанула ручку газа, и мотоцикл, разрывая ночь совершенно не японским ревом, рванулся вперед.
  Замелькали тусклые дома, горящие фонари слились в сплошную линию. Славутич прижался, спрятался от потока воздуха, пытающегося разорвать рот и выдуть глаза. Руки судорожно ухватились за гонщицу, мысли унеслись ветром, остался только шорох шин и горячее тело впереди. Коротко и страшно взревывали редкие встречные машины. Дома вдруг разом кончились, темнота приблизилась, сгустилась, только яркие белые штрихи разметки торопливо бросались под колесо.
  Замерзла и страшно заболела культя - зажмурился, разрываясь между надобностью крепко держаться и уменьшить боль. И открыл глаза, заметив, что боль отступает. Замерзшая рука с отрастающими пальцами, словно сама собой, пробралась за пазуху гонщице и прижалась, обхватив тугую грудь. И как-то это показалось настолько правильным, что, не задумываясь, сунул и вторую. А затем вообще почти лег на это удобное тело, очень удачно вписавшись в изгибы. Ветер сразу перестал срывать скальп, ровно рассекаемый шлемом гонщицы.
  Едва спрятался от ветра, как нахлынул голод. Сосущий, дергающий, а тут прямо в миллиметре от зубов под тонкой курточкой мясо... Что за бредовые мысли? На такой скорости? Тьфу ты, при чем тут скорость?! Ну а слюна прямо течет... ускоренная регенерация, мать ее! Эх, какие же сейчас процессы, интересно, идут, как ТР-моноциты активируют организм... Куда меня вообще понесло?
  Спина девушки под подбородком напряглась. Черт, задумался, слегка куснул... позорище какое! Ветер дунул сильнее - гонщица повернула голову и крикнула два слова: "Чипсы в кармане!" И он сразу, неуклюже и поспешно полез ей в карман, выхватил пакетик и с каким-то животным восторгом почувствовал, что он там не один. А еще сухарики - ура! - сушки какие-то. Неуклюже оторвал зубами уголок и, прижимая щекой, урча, захрустел прямо на удобной спине гонщицы содержимым. Сквозь зубы время от времени вылетал горестный стон, когда поток ветра уносил кусочек... Причем сознание холодно фиксировало, отмечало и конспектировало: "Активация регенерации возбуждает древние животные центры, поэтому нужно иметь достаточно пищи поблизости для завершения процесса".
  Но вот пахнуло хвоей, грибами и свежестью. Последний пакетик затрепыхался в воздухе, унося пару сухариков. Профессор с досадой оглянулся - он блеснул далеко во тьме. Но через мгновение пронзил страх, он судорожно вцепился в гонщицу. Мощный фонарь мотоцикла выхватывал несущиеся навстречу высокие деревья, каждое норовило ударить нависающей над дорогой веткой... какой дорогой! Это уже тонкая тропа едва пять шагов шириной, а безумная гонщица едва уменьшила скорость. Он вновь улегся ей на спину и, закрыв глаза, корил себя последними словами... Но вот двигатель заглох! Остановка! Профессор мигом соскочил и отпрыгнул от мотоцикла, как от страшного зверя.
  А журналистка... с чего я решил, что она журналистка вообще? Побежала в сторону от тропки... к огромному наклонившемуся дубу, приподнявшему могучие корни. Словно подземный осьминог попытался выдраться из-под мха, да так и не смог - задеревенел. Девушка отбросила кусок коры, потыкала, судя по движениям, в цифры, и внизу с легким шипением открылся вход. Загорелись яркие световые панели, умело замаскированные в складках и трещинах коры. Белый свет залил полянку. Девушка умоляюще-приглашающе махнула рукой. Потом вдруг, словно только заметила расстегнутую на груди курточку, зарделась и торопливо застегнулась.
  Ругань застыла у Славутича на губах. Вновь захлестнуло любопытство. А она быстро катнула дорогой мотоцикл, ткнув передним колесом в соседнее дерево. Кора послушно раздвинулась, внутри блеснуло металлом, щелкнуло, и мотоцикл встал внутрь, как патрон в обойму.
  Девушка плавно прошла перед ним... как-то, в общем, так прошла... манекенщицы в юбках-ремнях отдыхают! Манекенщицы вообще показывают одежду... А эта - показывая себя каждым движением, подчеркивая каждым изгибом... Пальцы разом вспомнили, как прижимали ее грудь, но мысль повернулась совсем иначе. Впрочем, это вообще-то уже не мысль... - Да что это такое! Да... - взорвался профессор. Шагнул назад, затравленно оглянулся, штаны ниже пояса предательски набухли.
  - Это ход вниз, в лабораторию! Пойдемте скорее! Умоляю! Только вы можете разобраться... моего соображения не хватает... я не понимаю ничего в этих микробах... помогите... Движения девушки вновь стали порывисты, волосы с одной стороны распустились - болтались дисгармонично и причудливо. Она повернулась, вбежала внутрь. Профессор неуверенно пожал плечами и направился следом. Бормоча: "Это черт знает, что такое. Безобразие", пытаясь уцепиться за реальность. Вниз ведут по спирали треугольные пластиковые ступеньки. Резкий контраст с изящным входом составляют глиняные стены, тусклый свет слабеньких ламп выхватывает обрывки корешков, камушки и даже отдельные валуны. В голову полезли страхи, но девушка выскочила пролетом ниже, и лицо ее озарилось такой радостью, что махнул рукой и продолжил спуск. Наконец лестница кончилась, открылся широкий зал. Его крышу подпирают толстые бревна перекрытий, наподобие примитивной шахтной крепи.
  - Нам дальше, лаборатория там! - воскликнула девушка, семеня к двери в конце зала. Он потопал за ней, потянул. Круглая ручка звякнула и осталась в ладони.
  - Это что за... - начал он спрашивать, поворачиваясь. Тут грянул глухой мощный взрыв. Разом заложило уши, земля качнулось, обоих бросило на землю. С потолка посыпались комья, а со стороны лестницы вылез язык глины. Лампы моргнули, словно раздумывая, погаснуть или нет, но вдруг загорелись еще ярче.
  Она закашлялась, встала с четверенек, пробормотала:
  - Уф, не ожидала, что так ударит... - А что ожидала?
  Дверь, за которую дергал профессор, скрипнула и величественно, словно падающая вековая сосна, грохнулась на известковый пол. За ней открылась плотная глиняная стена.
  
  
  
  Глава V
  
  - Нет лаборатории... И что все это значит?
  - Это значит, что над нами пятьдесят метров глины и известняка. Выхода отсюда нет, есть только неограниченное количество воды и свет. Кроме того, вентиляционная труба обеспечит чистым воздухом. Так все и задумано.
  - Кем задумано? Зачем задумано? Что за поклонники самопогребения? А я-то при чем? Не... точно бред.
  - Целью же являетесь вы, конечно. Я, собственно, расходный материал. Меня, кстати, Дарья зовут, если вам интересно.
  Женщина деловито расстелила толстый рулон круглого ковра, что ярким персидским многоцветьем заиграл в мертвенно-белом свете ламп. Села в позу лотоса, жестом предложила присесть напротив.
  - И к чему этот маскарад, расходный материал Дарья? Свежая вода и свежий воздух - оно хорошо, но где тут запас провизии? Можно не свежей. Мне сейчас необходимо много еды... Уже становится плохо... - Если так худо, можешь напиться моей крови. - Девушка заигрывающе улыбнулась и наклонила шею набок. Убрала длинные волосы в сторону.
  - Дурдом... Дай-ка угадаю. Вы, видно, играете в вампиров и жертв, я же, по-вашему, древний кровосос, которому десять тысяч лет, из которых я последние восемь проспал в анабиозе. Теперь мне, чтобы вспомнить свое вампирство, нужно напиться крови не менее древнего клана жертв, предоставляющего донорские услуги, взамен... ну, в общем, взамен чего-то там. Хорошо. Все похлопали, поулыбались камерам и пошли к черту со своими дурацкими шоу! У меня эксперимент идет!
  - В гробу.
  - Что в гробу?
  - В гробу, не в анабиозе.
  Профессор вытаращил глаза, а эта... Дарья, кажется... Сидит в позе лотоса и прямо вся сияет, словно белиберда, что он на нее вывалил, слово в слово... Черт, желудок-то как дергается... - Мы очень давно следим за вашим институтом. Я знала, что кто-то из вас Великий Древний, не знала только кто. Мы долго готовились и вот наконец дождались. Мне приснился вещий сон, в котором ты со мной говорил и сказал, что делать.
  Это уже происходит пять лет. Я впервые услышала тебя, когда в шестнадцать вскрыла вены и легла в ванну. Ты велел мне не тратить кровь бестолково, сказал, что она еще пригодится. Велел собрать последователей, и кровь сразу перестала течь. Связывались не очень часто, но достаточно, чтобы сделать правильные выводы. Мы устроили этот бункер, мы понимаем друг друга с полуслова. Но только я одна слышала твой указующий голос... - Бред, ты хочешь сказать, что эту ямку вырыла толпа подростков? Может, еще и бесплатно?
  - Да, они слушаются меня.
  - Да как слушаются? Что за ерунда?
  - А как послушался сорокалетний профессор? Поехал невесть куда, невесть с кем и невесть зачем? А потом и вовсе полез не пойми куда? Но вообще-то я сама не знаю как. Просто у меня такой дар.
  - Есть в твоих рассуждениях брешь. Почему по дороге ты мне чипсы всунула. Предоставила бы шейку, понимаешь, чтоб из горла напился, так сказать.
  - Да чипсы у меня всегда в кармане, редко перекусить толком успеваю. На ходу в аварию можно попасть, и не уверена была, что правильно воспримешь. - Девушка улыбнулась, сбросила кожаную куртку. - Но вообще-то это я сейчас рассуждаю, тогда же просто подумалось "надо бы чипсов дать".
  - Но ты не сказала, с чего взяла, что это я ваш дурацкий кровосос?
  - Медсестра Регина рассказала. У тебя из отрезанных пальцев полезли когти... - Идиотки! Это эксперимент! Пошла регенерация! ТР-фагоциты восстанавливают сначала кость, потом мясо и прочее! И я хочу не крови, а элементарно жрать! Жрать! Жрать хочу! Материал-то на строительство нужен! Пятьдесят метров грунта!
  - Я ничего не понимаю в фагоцитах, но отлично понимаю свои сны. И в моих снах прямо велено никаких припасов еды не делать... - Идите к черту! Какие сны?! Какое велел?! Я ученый, понимаешь?! Я вообще снов не вижу! Сплю максимум четыре часа в сутки и считаю время потерянным, если случайно просплю на полчаса дольше!
  - Ты должен напиться моей крови, а потом все будет нормально... Она упрямо нахмурилась, но в голосе появилось некоторое сомнение. Славутич поспешно размотал бинты и выкрикнул:
  - Вот, вот, смотри сама, что эта твоя кретинка медсестра видела!
  Из культей смотрели конусообразные кости, вокруг понизу уже немного нарос валик мяса, сама косточка покрыта прозрачной пленкой и перевита сеткой тонких кровеносных сосудов.
  - Ну что? Когти, да?
  - Ну... да, похоже. Молодые еще, мягкие... Славутич внезапно успокоился.
  - Ладно, ты говоришь, напьюсь я крови твоей - и все будет нормально. Но скажи на милость, что именно будет нормально? Пятьдесят метров грунта исчезнут? Или мы превратимся в змей и уползем по вентиляции? Как это "нормально" наступит? Для кого нормально? Жертва... Расходный материал... Да даже если я сожру тебя целиком, вместе со всем дерьмом в твоей голове - и стану сильный, как слон - и неутомимый, как верблюд, то и тогда не смогу раскопать эту массу глины и камней!
  - Ну... не знаю, может быть, впадешь в этот... анабиоз? Ты мне сказал так сделать... - Ничего я не говорил! И не мог говорить! Какого черта мне отвечать теперь за твои глюки?
  Профессор застонал, ухватившись за живот. Упал набок, перекатился. Желудок задергался, кишечник сокращался, словно раздумывал, печень или легкие начинать пожирать сначала. Вскочил и судорожно забегал по прямоугольному залу, словно раненный в живот солдат пытается донести себя до госпиталя.
  - Вода! Где вода?!
  - Там, возле стены, за углом!
  "Чертова идиотка. Как же жжется изнутри. Прямо словно нефть в канализации горит, потроха жжет. Охохох, что же там такое происходит?! Избыток кислоты и желчи? Не важно... пить. Пить!"
  За поворотом в конце короткого тупичка грубо вбитое бетонное кольцо, внутри пульсирует, играет песчинками мощный родник. Короткий ручей собрался под стеной в небольшое озерцо.
  Аххха! Профессор плюхнулся в ледяную воду на четвереньки, словно граната взорвалась - фонтан брызг почти долетел до высокого потолка. Руки погрузились по локти, лицо нырнуло в воду. Шумные глотки, словно пульс огромного сердца отдавался по всему залу. Пить... и плевать на взбаламученный песок. Еще и еще!
  О-ооох! Тяжелый холодный живот казался проглоченной двухпудовой гирей, притягивал к земле. Профессор на четвереньках же сделал пару шагов назад и лег ничком.
  - Славутич, вы уже передвигаетесь, словно ящер! - с восторгом воскликнула Дарья.
  Она, похоже, продолжает грезить.
  Оххх-а! Холод и тяжесть в желудке вдруг сменились теплом... нет, даже жаром. А-а! Показалось, что через распахнутый рот сейчас хлынет раскаленный пар, как из лопнувшего парового котла. Славутич вновь вскочил на четвереньки и, как ползучая ракета, рванулся в родник. Пить... нет, не лезет уже.
  Да что это такое, бегаю на карачках! Он вскочил и, словно скиф перед последним боем, одним мощным рывком разорвал пиджак и рубашку надвое.
  - Пече-о-от! - взревел в равнодушный глиняный потолок. Атрофировавшиеся от сидячей жизни мышцы задергались, затрепетали под слоем жирка. Жар начал перемещаться вовне, вовне. К коже! Кожа покраснела, даже полиловела, на ней ярко и мощно вздулись толстые синие вены. Он опять прыгнул в родник, однако ледяная вода хлестнула как кипяток, вместе с тем во рту пересохло. На этот раз жажда прошла после пары глотков, зато навалился страшный, всеохватывающий голод. Профессор открыл рот и вдруг понял, что ощущает вкусы языком на расстоянии. Бока часто засокращались, вдыхая влажный воздух, что-то вкусное лежало прямо перед ним. Что-то приятное... съедобное.
  Хап, и слюна ручьем... ну и подумаешь - рубашка, она такая... такая хлопчатобумажная. На минуту голод отступил.
  Язык высунуть наружу, прямо под ногами вкусный крошечный кусочек мела, и еще, и еще... хруп-хруп-хруп ррррр!
  - Великий Древний! Тебе нужно напиться моей крови! - торжественно прозвучал высокий женский голос, и Дарья вновь шагнула ближе.
  - Аххха... Уйди, идио-о-от-т-ка, ты ч-че, не понимаешь? - прошипел Славутич, едва сдерживая прыгающую челюсть, что уже словно жевала, грызла эту вкусную особь. Рот наполнился слюной, она закапала, увлажняя высунутый язык. А тот просто кричал гаммой вкусов: мясо-мясо-жизнь-еда-еда-виновата... Нет! Он пружиной вскочил и отбежал в сторону. - Язык мой враг мой, - пробормотал он, отвернулся, процедил, скрестив руку за руку: - Дарья, отойди подальше и не суйся!
  - Но я же...
  - Уйди, говорю! - Пальцы вжались в жесткие кубики пресса, жилы, словно плетеные кнуты, вздулись... Кубики пресса? Жилы на руках? Жир сгорел весь!
  - Ну, я же могу помочь...
  Она с настойчивостью идиотки вновь наклонилась, открывая шею и прядь волос картинно отбрасывая набок.
  Язык вновь затрепетал свою вкусовую песню, чувствовал вкус ее глаз, вкус кожи и вкус губ. Она вся невыносимо вкусная... - Мо-о-о-ожешь!
  Удар ладони опрокинул девушку, она шлепнулась на попу, покорно и бесстрашно смотря на него снизу вверх. Он склонился, дыхание с хрипом вырывалось, мощное, жаркое, без запаха, словно от электрического рефлектора. Потрескавшиеся губы приоткрылись, и язык, длинный и горячий, потянулся к ней. Она закрыла глаза, грудь бурно вздымается... еще немного и... Крепкая ладонь ухватила ее за волосы, заставив взвизгнуть от боли, джинсовка лопнула на груди, маникюрные принадлежности посыпались на песок. Славутич мощно прижал ее ухо коленом, вдавил в песок. Крошечные маникюрные ножнички защелкали, кромсая ей волосы.
  Девушка испуганно попыталась вывернуться, но он рыкнул и прижал ее, как дворовый тощий пес большую кость. Торопливо стриг и, урча и причмокивая, пихал в рот одну отрезанную прядь за другой, поспешно глотал. Наконец на исцарапанном черепе девушки почти не осталось волос. Широкая ладонь шлепнула по оголившемуся черепу. И одним рывком отскочил подальше.
  - Как-то я это не так представляла, - озадаченно всхлипывая, произнесла она, проводя наманикюренными пальчиками по грубо обстриженной голове. Белый песок прилип к щеке, на другой пламенело пятно от колена.
  А Славутич стоял, вывалив язык, и шумно дышал. Она, всхлипывая, вдруг сквозь слезы улыбнулась:
  - Профессор, у вас такой длинный язык... - Да... и он теперь очень много говорит... - прошипел профессор, разом стерев с ее лица жалкую улыбку.
  Он вновь прыгнул вперед и цепкими крючковатыми пальцами здоровой руки рванул ее джинсовку. Грудь выскочила и колыхнулась. Дарья испуганно скрестила руки, пытаясь инстинктивно закрыть ее. Но профессор уже не смотрел, дожевывал ее зеленую футболку.
  
  Славутич медленно шел вдоль стены, трепеща языком, как гремучая змея, в глазах отсвечивали лампы. Вдруг быстро повернулся, выставил ладони перед собой и уверенно зашагал к стене. Дарье показалась, что вот прямо сейчас он так и пройдет сквозь, но нет. Уткнулся и стоит... Она всхлипнула, за что получила свирепый взгляд. Испуганно сжалась. Что-то совсем не так идет. Все не так... вообще все.
  - Ты мне скажи еще раз, как ты думала обратно выбираться?! Поубивать всех фэнтезистов вместе взятых! Вместе с их летучими мышами и вурдалаками! Ты видишь, как меня корежит. Я едва сдерживаюсь, чтоб не сожрать тебя! Реально сожрать, с потрохами! Насовсем, чуешь?! Сейчас чуть полегче... но я не знаю, насколько хватит у меня воли сдерживаться. Сознание туманит, ты становишься для меня лакомым куском мяса. Видела, как я сожрал твою футболку? Она льняная, если не знала. Похоже, пошла выработка каких-то экстремальных стрессовых ферментов, дающих возможность переваривать всякую дрянь. Языком болтаю, потому что он теперь чувствует все съестное, вкусы на большом расстоянии. Есть в твоих глюках место такому "великому древнему"?!
  Славутич резко отнял руки от стены и озадаченно посмотрел на зеленовато-серую слизь, прилипшую к ладоням, на стене остались четкие зеленоватые отпечатки. Он закрыл глаза, неуверенно лизнул, и еще... - Вполне съедобно... Что-то вроде сырого яичного белка по вкусу... Похоже, я как-то подозвал... или притянул почвенных бактерий. Интересно, а льняная рубашка ощущалась словно чуть сладкая курага... Гм, что-то со вкусом стало... Видимо, побочный эффект регенерации... А она идет, идет. Видишь! Нарастает мясо на кость! Сколько это продлится, я не знаю. В анабиоз как впадать - тоже не знаю. А вот ты очень скоро загнешься. С твоим субтильным телосложением не протянешь и месяца.
  Славутич задумчиво провел рукой по стене, и на ней остался слизистый след охотно выступающих почвенных бактерий. Словно дошколенок, высморкался и вытер о стену. Но вот ладонь уткнулась в трубу вентиляции. Оттуда пахнуло прохладой, похоже, сеток и препятствий никаких нет до верха. Ладонь с растопыренными пальцами закрыла ее почти целиком... - Ты так и не сказала, как вы смогли провести такие гигантские землеройные работы. Вот эта вентиляционная труба хотя бы... я чувствую оттуда запах листвы и свежей хвои, но очень далеко... действительно метрах в пятидесяти.
  Он похлопал по выступающему краю, в глубине трубы раздалось булькающее удаляющееся эхо.
  - Даже все шестьдесят, пожалуй.
  Дарья неохотно ответила:
  - Да здесь были уже какие-то старые шахты. Что-то добывали... здесь не видно, но дальше были затопленные ходы, и мы их обрушили парой взрывов... Да, есть хочется, теперь я вас понимаю... Славутича вновь захлестнул голод, и одновременно вскипела ярость.
  - Понимаешь? Ничего ты не понимаешь! Голод она чувствует! Это только начало! Начало! Понимаешь!
  Ладонь жестко похлопала по трубе, вдруг пальцы, вздрогнув, ухватили что-то мягкое, прилетевшее сверху. На ладони сидела... - Мышь! А-аа! Мышь! Выбрось ее скорее!! Убей, убей! - заверещала Дарья, вскочив на высокий камень.
  Профессор с недоумением перевел взгляд с мыши на нее, потом обратно. Мышь, серая, сидела, часто-часто дыша, поблескивала бусинками глаз.
  - Странно... пришибленная какая-то... - Профессор взял ее за хвост, поднял. Она тут же выгнулась, продолжая трепетать носиком, подергала лапками в воздухе, замерла. Мышь... мышь... это гораздо лучше, чем слизь. Он задумчиво поднес ее к губам, так же задумчиво куснул ее за голову. Короткий писк, и зверек обмяк. Дарья в ужасе вытаращила глаза, уставившись на профессора. А он уже похрустывал зверьком, облизывался, изо рта торчал длинный голый хвост.
  - Что не так, милая? - спросил он и, как спагетти, шумно всосал хвостик.
  Дарья вдруг согнулась и упала с камня, выгнулась и судорожно начала блевать желчью, взвизгивая и корчась от отвращения. Профессор с довольной усмешкой посмотрел. Зачерпнул ботинком воды из родника и плеснул на извивавшуюся, пытающуюся выблевать уже кишки Дарью, стиснувшую зубы, закрывшую глаза и трепещущую от отвращения.
  - Чего ж ты так? А мне-то: крови напейся, крови напейся! Встречай реал, жрица!
  
  Глава VI
  
  Дарья проснулась от аромата жареного мяса. Сладко потянулась, улыбаясь тишине и уюту. Нет поганого шума города, воскресенье... Ладошки вдруг коснулись черепа, недоуменно пощупали клочки волос. И она вскочила, испуганно вскрикнув!
  Это был не сон. Возле ковра лежал раскрытый спальник профессора. А сам он на корточках склонился над углями, держал на весу шампур с ароматными мясными комочками.
  - Вот, шашлычок решил сварганить. Метров-то над нами много, а регенерация почти закончилась. И если вчера даже эти деревянные сваи казались чем-то съедобным, то сегодня язык их ощущает не более съедобными, чем кости, сто лет в земле пролежавшие. Нет... местами еще можно, но невкусно... ну, как жилы и хрящи. Там, где гниль и плесень.
  Дарья вдруг поняла, что спала в одних джинсах. Кончики груди вызывающе затвердели от прохлады. Все-таки градусов двенадцать всего в пещере. Она ойкнула, скрестила руки и вдруг улыбнулась, засмеялась, завсхлипывала... Полуистерически воскликнула:
  - Профессор! Волосы мои съел! Майку съел! Поедал живьем мышей и поливал меня, блюющую, водой, а я прикрываюсь!
  Она всплеснула руками и подошла к огню.
  Славутич поддержал смешок:
  - Ага, я готов поленья жрать, а она подходит и, вишь, как в фильме про вомперов, шейку подставляет. Племянница Дракулы!
  Она, обессилев от смеха, присела к костру.
  - В общем, видишь, пальцы почти восстановились, скруглились как-то уже, правда, тощие пока, но нарастает на фаланги мясцо. И ногти вон даже наметились. Кстати, на другой руке ногти частично переработались. Тонкие стали, мягкие. Материал пошел на строительство. Видно, объем не весь поглощенный в дело пошел. КПД маловат.
  Профессор взял очередной прутик, крошечные тушки лизнуло пламя. Он фыркнул, сбил язык огня широкой фанеркой.
  - Профессор... это мыши, что ли?
  - Ну а ты думала - перепелки?
  - Да нет...
  - Шкурки я снимал, не беспокойся.
  Дарья взяла прутик, осторожно укусила. На зубах захрустели тонкие косточки.
  - Странно. Довольно вкусно. Даже не пойму, почему я так вчера... Нет, я вообще ничего в жизни не боюсь. Кроме мышей. Ну вот слабость такая, до ужаса, до шока отвращения.
  - Перегорела вчера, значит, у тебя эта слабость.
  Даша отвела взгляд, смотрела задумчиво, но продолжения темы профессор не услышал. Вместо оправданий она сказала:
  - Посмотри, как дым странно стелется.
  - Да, похоже, в наличии тяга, да не через вентиляционную трубу, а через... через... - Профессор подошел к каменному завалу. Дым стелился по полу и исчезал у стены, втягиваясь рядом с ручейком родника.
  - Ага, похоже, тут он ныряет в щель. - Профессор запустил руку вниз, под стену. - О! Да тут немалая пустота, правда, и воды много. Попробуем выбраться, следуя за дымом.
  - Мы видели там пустоты, даже немного полазили, прежде чем обрушить. Там старые шахты - очень неустойчивые, осыпались постоянно. Едва ли там сохранились проходы, а главное - они сплошь затопленные!
  - Может, от взрыва вода куда-нибудь утекла ниже. В трещины там какие-нибудь. Надо посмотреть!
  
  Вода ледяная и черт знает какая мокрая. Нырок, плыву, плыву. Черт, возврат. Вверх. Голова касается и жестко тычется о грубый известковый потолок шахты. Крошечный карман воздуха под потолком.
  Выдох-вдох. Воздух затхлый, противный на нюх. Но можно дышать и ртом, язык показывает, что атмосфера вполне съедобная. Но язык быстро сохнет, перестает работать на расстоянии. Впрочем... достаточно по-змеиному вытянуть-втянуть, чтобы смочить слюной, и вновь показывает расстояние до легкой плесени на стенах не хуже фонаря. Задерживаем дыхание, ныряем. Чем меньше остается воздуха, тем лучше язык работает как дальномер, ага, вот метрах в двадцати еще вкусный карман... При недостаче воздуха именно воздух становится вкусным. Глубокий вдох, и вкус воздуха вдали исчезает, но направление известно.
  Выдох-вдох, поплыли... очень странно, вокруг частицы мути, склизкие на ощупь бревна и взвешенные в воде палки, однако вода совершенно нейтральна... Бам! В лоб ударил край бревна, наискось торчащий из крепи потолка штольни. Посыпались камни. Интересно... язык отреагировал сразу. В поле вкуса проявились палки, топляки как размытые горькие пятна разных размеров. А вот и немые осыпающиеся камни, страшные в своей медлительной молчаливости. К счастью, язык после удара начал воспринимать и их. Тело морозит, жировой прослойки нет, постараемся не думать, что вода едва десять градусов и в принципе плыть нельзя - энергии маловато. Движения замедленные. Где, черт возьми, вертикальные шахты наверх... было же движение воздуха ускоряющееся, ныряет же этот чертов дым куда-то! Дарья жжет огонь, но дыма в этих карманах нет. Непонятно куда уходит. Язык дым не различает, как серый цвет в темноте. Нос же говорит о плесени, спертости, затхлости... и ничуть о гари и дыме. Глухие подземные пузыри.
  Так, зря задумался. Вода вытягивает тепло, в ушах нарастает боль. Воздух в легких тянет вверх, помогает плыть поверх шахты, но есть и минус - спина то и дело шаркает по шершавому потолку. И приходится постоянно подныривать. Так, очередной карман воздуха. Нет! Не-ет! Только не это! Бестолковый язык! Воздуха здесь не больше сантиметра, а дышать уже нечем, и вода колышется, не давая ухватить и эти крохи. Стоп, спокойно, пробуем... Потихоньку подгребая, всплываем лицом вверх. Нос больно тычется в камень, а губы еще под водой. Язык говорит, что есть промежуток чуть дальше. Вытягиваем губы трубочкой... Черт, невозможно это вдохнуть! Поверхность качается! Что делать? Сдерживаемая паника вдруг мощно и свирепо ударила по сознанию. Легкие судорожно сокращаются, имитируя дыхание, перераспределяя, выдавливая остатки кислорода из вдоха. Скорее! Скорее обратно. Пятьдесят метров под водой, без воздуха. Руки суетливо разрезают воду, за ногами остается бурун воды. Дышать! Дышать! Нельзя, вода, вода вокруг! Легкие - как воздушный шар в руках забавляющегося ребенка... Все, не могу, не могу. До воздуха еще метров двадцать. Надо выдохнуть углекислую отраву и, пока выдыхаешь, доплыть... Черт! Крылья носа стиснулись, заперли... челюсти словно свела судорога, глаза мерзнут. Кончик языка только торчит, прикушенный, как у кота под наркозом. Руки и ноги дергаются, но им уже не хватает, не хватает... Яркий свет пробивается сквозь что-то розовое, колышащееся. Дарья! Ее выпученные глаза, округлившийся рот, и недоеденная прядь волос над ухом раскачивается струями воды, изо рта вырывается огромный пузырь воздуха, она бледнеет, судорожно бьется, фонарь падает, но повисает на длинном ремне. Черт, она тонет! Свет фонаря выхватывает белые груди, она так и замерла у дна с вытаращенными глазами. Губы посинели! Хватаем в охапку! Направление - обратно в главный зал. Холодная вода обжигает.
  Профессор, как тюлень, выпрыгнул из-под стены, оцарапал спину, сорвав остатки пиджака. Двенадцатиградусный воздух показался удивительно теплым, прыжок к костру, к углям. Поднял Дарью за ноги, за лодыжки. Неожиданная сила, или девушка, в общем-то, легкая? Изо рта у нее хлынула вода, она судорожно закашлялась. Нормально. Активировались легкие, сердце, значит, и не успело остановиться. Кашель перешел в испуганное верещание. Хорошо, можно отпустить.
  
  Она испуганно отползала на ягодицах, резво суча ногами. Глаза с ужасом уставились на него, один дергался, словно пытался выскочить и убежать быстрее, чем медлительная хозяйка. Отползала, отползала - наткнулась ладонью на угли, ойкнув, подскочила, зашипев, как убежавший кофе, но взгляда не оторвала.
  - Ну чего орешь? Борода у меня, что ли, выросла?
  - Какая борода? - взвизгнула Дарья.
  - Да, именно, какая? - Он ощупал лицо. Лицо как лицо, челюсти только заострились да скулы выдаются, опять же надбровные дуги, кажется, могут вот-вот прорезать истончившуюся кожу.
  - Ну похудел сильно... Наверное, на череп лицо похоже. Ну так я и нырял таким же!
  Дарья залилась истерическим смехом, застучала по песку кулаками и с выкриками вдруг начала хватать целые пригорошни песка и швырять в него.
  - Борода! Ты монстр вообще! Монстр!
  - По ходу ты там подводную мышь увидала, да? Бесстрашная любительница вомперов?
  Пальцы Дарьи разжались, песок выпал, она всхлипнула и разрыдалась.
  - Тьфу-ты, ну-ты, то смех, то слезы. Чего ты там усмотрела? И какого черта полезла в воду, когда должна была жечь костер? Я там, как гончий тюлень, с языком вываленным дым ищу, а она тут подводным прожектором, понимаешь, развлекается. И чего мне не дала его вообще?
  - Ну я не знала, что он и под водой светит. А тут от нечего делать инструкцию прочитала... - И сразу вся такая внезапная захотела поплавать посмотреть, что там вообще?
  - Ну... да, вообще-то. - Дарья еще пошмыгала носом и наконец неуверенно улыбнулась.
  - Валяй, не томи, чего ты там узрела, что все у тебя из рук вывалилось и тонуть захотелось?
  В глазах у нее снова промелькнул страх.
  - Вас почти час не было! Я испугалась и вообще уже места себе не находила, ныряла несколько раз под стену, все-таки кандидат в мастера по плаванию. - Дарья заторопилась, зубы застучали, запоздалая дрожь затрясла тело. - А потом вижу... медленно выплываете. Руки растопыренные, и все лицо в щупальцах, и из-под рубашки, и с лодыжек свисают мерзкие шевелящиеся розовые щупальца! - Она сорвалась на визг, примолкла, словно последние слова встали поперек горла, но выпалила наполненным ужасом голосом: - И еще мелкие... черные, быстро шевелящиеся.
  - М-да, похоже, головенка у тебя совсем двинулась, детка, от потусторонних переживаний. Хотя... гм, а подробнее можешь?
  - Я очень четко все видела. И фонарь далеко просвечивает - вода совершенно прозрачная. Далеко видно, даже серебрится где-то там вдалеке - наверное, пространство с воздухом.
  - Ты, наверное, еще кандидат по спелеологии?
  - Нет, просто сообразила.
  Дарья говорила уже спокойнее, бессознательно гладя обожженную ладонь, морщилась. Но взгляд не рисковала оторвать от профессора, словно ожидая, что вот прямо сейчас, после какого-то слова, из него полезут щупальца.
  - Странно. Ничего не помню...
  - Нет, жуть! Вы не поняли! У вас вообще не было лица, все-все, понимаете, сплошь совершенно масса щупалец! Ни носа, ни глаз!
  Девушку начала бить крупная нервная дрожь.
  - Гм. Помню лишь, что нырнул неудачно. Отследил неверно непривычным органом наличие воздуха. Да-да, языком. Воздух-то был, но мало. И рванулся обратно. Плыл-плыл... хотелось дышать жутко... Ага, хотел выдохнуть, но не мог. Челюсти свело, нос как склеился. Но никакие выросты это не объясняет. Я же не компьютерная графика, и простая логика говорит, что такая масса щупалец не уместится внутри. Кости на месте, сердце бьется, легкие дышат, желудок... гм, урчит желудок. Ладно, попозже... Но, в общем, надо попробовать под водой рядом, понаблюдать. А ты подсвечивай!
  - Нет! Не-ет! Вдруг... Тьфу!!!
  - И это блеет любительница предоставить пропитание суперкровососу? Я не забыл, как ты там волосенки-то откидывала! Шейку обнажала! Давай, не дури. Опасности нет. Выросли у меня щупальца или нет, но ты бы точно с перепуга утонула, будь ты хоть трижды чемпионом мира по плаванию! А с щупальцами или без, я тебя из воды выдернул и откачал!
  Дарья прикусила губу, отвела взгляд. И вновь на губах появилась слабая улыбка. Славутич неприязненно посмотрел на воду. Подбросил на угли щепок.
  - Сейчас отогреемся и попробуем. А ты посмотришь со стороны, посветишь фонарем. Так, зеркальце дашь из своего набора, любопытство, понимаешь, разбирает, хочется на щупальца-то посмотреть, если что. И без разговоров! Ишь!
  
  Вода холодная... нет, даже ледяная после отогрева возле костра. Как бы не простудиться... Да какая простуда, что за мура в голову лезет!
  Мурашки по всему телу, профессор, старательно сдерживая трясущуюся челюсть, сказал, прищелкивая от холода зубами:
  - Сейчас я нырну и задержу дыхание, насколько смогу. А ты посветишь фонарем и все четко потом доложишь, что увидишь. Без визгов и писков. Поняла?
  - Д-да! Я попытаюсь...
  - Без всяких "попытаюсь". Выполнять!
  Славутич мощно продышался, глубоко вдохнул и погрузился под стену. Здесь, в принципе, безопасно, если что, до края пара метров - можно вынырнуть. Надо прижаться макушкой к шершавому известняку и просто замереть. Черт, как жесткая известковая вода неприятна глазам, сушит и холодит, но холод в глазах отвлекает от холода на коже. Ключевая вода все-таки... Луч света ударил по глазам, заставив сморгнуть. Волоски на руках покрыты воздухом, серебрятся, всплывают мелкими гирляндами. На камнях на дне шевелятся бурые полупрозрачные водоросли, в них копошится что-то мелкое. А воздуха-то уже ощущается недостаток. Больше минуты, значит, прошло. Под ладонями все та же жесткая челюсть и никаких щупалец.
  Славутич быстро начал сокращать диафрагму, хорошо - остатки воздуха нужно распределить по легким равномерно. Так, резкий стук под водой, повернем голову к свету. Дарья наполовину погрузилась под воду и что-то показывает. А, постучала, значит, камушком по фонарю. Умница, сообразила. Как пикантно, наверное, сейчас у нее задняя часть в потолок смотрит. Так, но смотреть нужно куда показывает, вдаль и в глубину.
  Из темноты, бойко двигая хвостами, подплывают какие-то розовато-серые рыбешки. Гм. Миноги или миксины... Черт, а дышать-то уже почти нечем. Воли хватает, только чтоб сосредоточиться не выдохнуть... О черт, что это? Ближайшие рыбки решительно дернулись и... присосались к шее, еще и еще! Ты смотри! Гм, чего я там помню о них, вроде не пиявки? Кровь не пьют... или пьют?
  Дарья стучит по фонарю, то и дело выпучивает глаза и булькает что-то. Какая эмоциональная. Шевелю руками, складываю пальцы в знак "все о-кей!". Терплю... Так, а дышать-то расхотелось... наоборот, легкие начало распирать. Хотя казалось - вдохнул по самое не хочу. Осторожно выдыхаем. Мощные пузыри вырвались изо рта. А миноги... или не миноги подплывают, присасываются все больше. Мельтешат, уже почти не видно ничего. Ну-ка, решительно беру за хвост пучки болтающихся перед глазами и отсоединяю от щек и лба. Отлично. Теперь все видно. А видно Дарью, глаза выпучены, рот разинут, вцепившуюся в фонарь, словно пытается его установить как стену перед собой.
  Бу-ульк, еще мощный пузырь вырвался... и еще. Похоже, отлично работаю на выдох. Так, а плыть-то я могу таким макаром? Пошевелил руками-ногами. Рыбки услужливо отлепились из подмышек. Там сразу кожа почувствовала холод. Так они по ходу еще согревают, что ли? Хорошо... Вроде все ясно.
  
  Глава VII
  
  Пошевеливая ногами, выплыл из воды. И едва голова показалась на поверхности, все рыбки разом отвалились с лица.
  - Ну что, как тебе мои щупальца? Вроде понятно, откуда взялись?
  - Что это, какие-то черви приплыли, что ли? - Дарья брезгливо поморщилась.
  - А что, не солидно? То вроде граф Дракула, человек - летучая мышь и все такое. А тут, значит, повелитель червей? - Профессор усмехнулся.
  Дарья вдруг тоже залилась таким звонким искренним смехом, что приятно послушать.
  - Похоже, ты первый раз смеешься без истерики. Это рыбки какие-то подземные, миноги или миксины. Насколько помню, из отряда круглоротых.
  - Ну, из отряда или роты - не знаю. Но точно видела, как они к тебе присасывались. И, похоже, помогали дышать. Просто непривычно поначалу... Ну, как капитан "Летучего голландца" в "Пиратах Карибского моря": смотришь кадры в рекламе - ужастик ужастиком, а когда фильм, то прикольно.
  - Да... Похоже, стресс в организме на грани гибели как-то активировал живых существ... режимы переключил и использовал их как части тела. Похоже, эти рыбехи брали кислород из воды и прямо мне в кровь направляли. Мне оставалось только выдыхать углекислоту с избытками кислорода. Очень любопытное явление.
  - Профессор, вы весь в засосах!
  - Я и говорю, любопытное явление... Не пойму пока как, но факт остается фактом... гм. Так я еще попробую, поныряю, похоже, как-то организм адаптируется к холодной воде. А ты пока костер посильнее разожги да щепок набери.
  Славутич мощно выдохнул и опустился под воду. Поставил фонарь на дно и занялся экспериментами. Через полчаса вернулся к жарко пылающему очагу. И, словно по команде, свет в зале моргнул и потускнел. Остались гореть лишь две лампы в дальнем конце зала, да и те судорожно трепетали лиловыми огоньками, мол, вот еще немного - и погаснем. Сразу стало как-то холоднее, стены растворились в темноте. Огонь сразу стал зримым, внушительным, отблески засверкали на углах балок, мягко засветились на ровном. Полуобнаженный торс, словно кнут, свитый из толстых жил. Жесткое лицо, как у монаха на выходе из сорокадневного поста. Глаза смотрят пристально, цепко. Он хмыкнул, швырнул на пол внушительную связку шевелящихся миног.
  - Пожарь пока, если умеешь... хранительница очага. Что свет утих? Электричество, что ли, экономится?
  - Ничего страшного, это просто автоматика.
  - Надеюсь, предусмотрела что-то вроде розетки для зарядки фонаря? Насколько хватит аккумуляторов?
  Дарья хихикнула.
  - А пока электричество будет в высоковольтной линии. Там возможность была... сделать безлимит. И не найдет никто утечку.
  Маникюрные ножницы сломались еще о волосы, но острые половинки отлично вспарывали нежные брюшка деликатесных, в общем-то, рыбок. В воздухе повис приятный запах сырой рыбы, которую хочется хватать, макать в соль и жевать, не заморачиваясь приготовлением.
  - А зачем отключать тогда?
  - Красиво... словно под луной. Я сама программировала освещение.
  Скоро длинные тонкие тельца, словно сосиски-переростки, заскворчали над пламенем.
  - Профессор! Ты, похоже, никогда в походы не ходил! Дай-ка сюда!
  Он без вопросов протянул нанизанные на тонкие лучинки тушки, с удовольствием глядя, как ловко Дарья суетится вокруг огня. Она как-то умудрилась увязать лоскутки разорванной джинсовки. Застегнула и привязала рукава на спине, вытащила руки в дырки. Наряд выглядел причудливо... но как-то очень правильно. Славутичу нравилось, как мелькают ее крепкие тонкие руки, как отсвечивает на них огонь. Дарья умудрилась лихо остаток волос зачесать на ухо и подвязать повязкой-хайратником. Дым от костра шарахается в разные стороны, и каждый раз она ловко от него уклоняется. А рыбешки веером в руках скворчат и капают на угли соком.
  - Подкопченные получаются. Соли, правда, нет, но, думаю, после вчерашнего ужина моей прической сойдет. И вообще, так рассыпали мои маникюрные принадлежности, что щипчики для волос не найду никак!
  Очарование первобытной картины отступило. Профессор язвительно хмыкнул:
  - Ну, прическа - это самая малая плата за тот бред, в который ты меня вписала. А щипчики... знаешь, зачем древние славянки прыгали через огонь?
  - Зачем?
  - Ну волосы лишние удаляли, без всяких щипчиков, с ног и все такое. Потом сразу купаться бежали, а то несло, как от паленых кошек. Не веришь? Смотри!
  Профессор выхватил из костра горящую головню и быстро несколько раз провел над предплечьем. Волосы заскворчали и свернулись крошечными оплавленными бугорками. Дарья испуганно ойкнула, отложила покусанную миногу. С любопытством вытянула шею.
  - Ух ты, вот это фокус! И не больно?
  - Не больно. Тут главное не передерживать. Ну что, зачем тебе щипчики? Вон огонь какой! Попрыгай, я отвернусь пока.
  - Не... да это вообще и не для того щипчики. И вообще я еще не настолько заросла, - смущенно улыбнулась девушка.
  - Ладно, ты тут обустраивайся на ночь, а я еще немного потренируюсь да поплыву на разведку. Надо отсюда выбираться, не век тут вековать.
  - Прости...
  - Да ладно, чего уж там, бывает. Разрулим как-нибудь.
  - Прости, но мне до сих пор кажется, что все правильно сделала.
  Угли подсвечивают лицо снизу, глаза поблескивают загадочно, губы чуть улыбаются.
  - Ладно, проехали. А то ругаться начнем. Не люблю. Ладно, я на разведку, - буркнул Станислав.
  Спустя несколько минут надоевшая ледяная вода сомкнулась над головой. Миноги на этот раз приплыли еще быстрее. Рыбки свободно давались в руки и охотно присасывались куда приставит. Попытался понять, как же они прилепляются, но крошечные круглые рты плотно приникали к коже и хранили тайну. Иссеченные стены подводных туннелей проплывали мимо, подсвеченные фонарем. Профессор перемещался с грацией диковинного осьминога, на ходу обретая сноровку, начиная загребать дополнительными конечностями ловчее. Память работает четко, запоминая каждый поворот. В целом система ясна: древние добытчики ломали известняк, выбирая побелее да чтоб вытащить проще. Потом нашли либо обратили внимание на полудрагоценный опал, и пошли ходы, нарытые как попало - вслед за удачей.
  Время от времени бесшумно и грозно от потолка отделялись камни и медленно планировали на дно, поднимая облачка известковой мути. На полу копошились мелкие прозрачно-белесые раки. Огромные, в полторы ладони, серые перловицы торчали, как патриархи, вещающие нечто мудрое многочисленным мелким потомкам вокруг. Те же, разинув рты-раковины, благодарно внимали. Случайно хвост одной миноги зацепил створку, ракушка судорожно схлопнулась, вцепилась, и рыбешка сразу оторвалась от ноги, задергалась, пытаясь освободиться, но тут же попала в еще несколько капканов, гроздью повисших на длинном тонком теле. Видимо, случайности такие бывали частенько - торопливо набежали рачки, защелкали крошечными остренькими клешнями, кромсая нежную плоть.
  Но вот за очередным поворотом вода помутнела, миноги забеспокоились, то и дело начали отлепляться и возвращались неохотно, словно из чувства долга. Славутич почувствовал, что дышать стало тяжелее, и тут выплыла широченная вертикальная труба.
  Похоже на канализационный колодец. Фонарь выхватил из темноты маслянистую, радужно поблескивающую пленку. Вынырнул, вдохнул, и рыбешки радостно осыпались, умчавшись вглубь. А легкие наполнила такая мерзкая бензино-экскрементная вонь, что едва не нырнул обратно в чистые воды.
  Луч фонаря описал круг и быстро нащупал ржавые склизкие ступеньки. Наверху должен быть день, так что нет смысла таскать тяжеленный фонарь, он повис, прицепленный удобной ручкой невысоко над полом. На ощупь двигаться по ржавым осклизлым ступеням тяжело. Однако выше попадались еще трубы, откуда тянуло менее тяжелым духом. Через несколько минут он, грязный и уставший, поднял прикипевший канализационный люк в какой-то посадке у дороги. Улегся навзничь, пытаясь отдышаться, но гадостная влага, казалось, пропитала насквозь. Мерзко першило в горле, ужасно воняли остатки одежды.
  Профессор сделал волевое усилие - отвлекся от принюхиваний. Осмотрелся. Ничем не примечательная лесополоса - четыре ряда тополей вдоль проселочной дороги из разбитых бетонных плит. Ни километровых столбиков, ни ориентиров... Как и предполагал, мобильник не выдержал заплыва. Как ни заворачивал - влага просочилась и что-то нарушила там в электронных потрохах. Хотя можно попробовать... Славутич разобрал коробочку, тщательно протер аккумулятор, клеммы... Но телефон остался безжизненной коробочкой. Ну что ж, быстрый вызов помощи отменяется. Тяжелый вздох, и пошли на разведку, считая пары шагов.
  Босиком ходить давно не приходилось, и в стопы то и дело втыкались колючки, даже репьи, казалось, царапали. То и дело попадались грибы. Да какие - знатные белые, подосиновики... жаль, собирать не во что. Вдруг внезапно появился и усилился знакомый голод.
  Так, кажется, тело решило нарастить кожу на пятках... черт, надо попытаться контролировать такие позывы. А то дадут по морде - и нарастет, понимаешь, какое-нибудь костяное рыло. Доказывай потом, что не демон преисподней. Профессор усмехнулся, но голод не отменился. Похоже, включатель сработал, и сырые грибы казались вкуснейшим яством. На ходу он ел шляпку за шляпкой, одновременно ощущая, что кожа на ступнях быстро утолщается, колючки и даже сучки уже просто тычут, не прокалывая.
  - Все! Достаточно! - сказал он организму и вдруг ощутил мощное, давящее волю сопротивление. Мол, ни фига ты не понимаешь, не лезь, надо усилиться еще и еще... - Достаточно, я сказал! Не нужны мне копыта на ногах! - Плеснулась злость, что какое-то тело смеет не повиноваться! И с неохотой, как бы на время отступая, бормоча "смотри, наступишь на гвоздь - попомнишь мое слово", организм сдался. Впрочем, голод не прекратился, но стал вполне терпимым. Славутич удовлетворенно вздохнул. Так, а ведь уже три тысячи пар шагов отмотал! Места вокруг удивительно безлюдные. Машины по дороге не ездят, вдоль трещин растет нетронутая трава... Наконец впереди открылся большой, полуосыпавшийся карьер. Дно заросло молодыми деревцами, кое-где края обрушились, обнажая пласты глины и неровные тонкие прослойки белого известняка. Все ясно - выработанный карьер, каких полно в районе. Поселков и деревень почти не осталось - все съехались жить в мегаполисы. Так что даже случайного прохожего встретить сложно, а тут и вовсе шаром покати. Пора обратно.
  Три тысячи пар шагов... нет люка, четыре... нет люка! Славутич остановился, вдруг облившись потом. Почему-то показалось ужасным потерять... не найти... оставить Дарью в этом гиблом подземелье. Да какое там "сама виновата"! Вот если не найдет, то да, будет виноват! Он виноват - мужчина! Славутич начал нарезать круги по этим двум линиям, поражаясь, ну как можно было потерять канализационный люк! Такую здоровенную блямбу на двух тропках. Начало темнеть, а он все искал, наконец уже совсем в темноте, потеряв счет шагам, просто ходя уже туда-сюда, наступил на неплотно прикрытый край люка. Под ногой угрожающе громыхнуло, неровно положенный чугунный диск встал под тяжестью ноги на место. От души отлегло. Покрытая мхом и ржавчиной, крышка низко села в землю, превращаясь в невидимку уже в двух метрах.
  - Да, понимаю теперь, почему пчелы обязательно круг над ульем делают перед вылетом, - пробормотал он с облегчением. Звук собственного голоса подействовал успокаивающе. - Так, сегодня не до поисков цивилизации. Да и кое-что я о себе новенькое узнал, да... - Как представлялось, что останется девушка в этом тяжелом подземелье, так сердце сжималось, а на лбу выступал холодный пот. - Удивительная реакция у меня на эту... эту двинутую вампироманку. - Озадаченный ощущениями, Славутич полез в гнусно смердящую подземную дыру. Пока спускался, вонь буквально выедала слезящиеся глаза, тошнотные спазмы раз за разом подбрасывали желудок к горлу.
  Черт, как же мне такую гадость вдохнуть-то и не закашляться перед погружением - появилась и засвербела мерзкая мыслишка, и чем ниже, тем сильнее. Но вот уже вода... шлепает под ногами. Славутич нащупал фонарь, и конус белого света выхватил жидкость, на этот раз цвета желтого гноя.
  Легкие потянули воздух, казалось, заполнялись гадкой слизью. Не выдержал и судорожно закашлялся, глаза заслезились, мокрота ошметками полетела в воду. Так, ладно, еще раз... и еще... На седьмую попытку удалось наконец приучить легкие, доказать, что как ни дергайся, а придется вылавливать кислород вот из этого... аромата, прости господи.
  Ну где же эти чертовы рыбешки? Где спасительницы? Дышать уже почти нечем, хочется срочно выдохнуть эту дрянь и продышаться. Ага, язык словно понял проблему, высунулся и показывает слева и вверху вкус клубники со сливками, и очень разумно игнорирует вкус воды вокруг. Так, отлично, явно карман воздуха. Еще немного, и фонарь подсветил снизу серебристую открытую поверхность. Ноги, отчаянно барахтаясь, понесли вверх, в последний миг втянул голову в плечи, вспомнив о низких потолках. Но нет, на этот раз с мощным фырканьем вынырнул во вполне приличной пещерке. Да и воздух хоть и спертый, но уже не вонючий. Похоже, канализационная струя обходит здешние воды. Отлично. Так, вспоминаем повороты, ага... Все-таки коридоры - это не какой-то люк-хамелеон, что может спрятаться на ровном месте. Привыкший к трехмерному моделированию разум легко вспоминал все изгибы коридоров.
  Славутич набрал побольше воздуха, вцепился в большой камень на дне пещеры и через пару минут удовлетворенно улыбнулся. Дрессированные рыбки приплыли на зов лишенного кислорода тела. Похоже, радиус призыва ограничен силой стресса. Путь назад оказался сравнительно легким и приятным. Станислав вытянул устало гудящие ноги, а рыбешек заставил двигаться на манер щупальцев кальмара, резко сжимаясь - разом отталкиваясь.
  На этот раз он сумел отпустить рыб волевым усилием уже под водой, рядом с краем стены. Это оказалось неожиданно легко, как сунуть руку в карман. Причем возникло ощущение, что стоит захотеть - рыбки так и висели бы щупальцами, даже если б вылез наружу.
  Дарья, похоже, устала ждать, заснула, свернувшись калачиком. Пещеру вновь заливал яркий свет, угли давно прогорели, но на сложенном уголке ковра вытянулись несколько жареных холодных рыбешек. Сразу захотелось есть. Нежные косточки захрустели на зубах. Славутич жевал, посматривал на Дарью... Она перевернулась на живот, из разреза спальника высунулась длинная белая нога... белоснежная просто в ярком свете белых ламп - профессор судорожно сглотнул, и жареная рыба была тут ни при чем. Вне спальника ноге показалось холодно, девушка, обиженно бормоча во сне, попыталась втянуть замерзшую конечность, но слишком слабо, и нога выползала на ковер все дальше и дальше... Появилась вторая. Видно, спать стало совсем холодно, Дарья пыталась укутаться. Вот показался и спрятался краешек ягодицы... - Тьфу ты пропасть, пялюсь, как пятиклассник, - хмыкнул профессор. Подошел, аккуратненько ухватил за ноги и укутал в спальник. Движения сразу прекратились. Дарья улыбнулась, сладко вздохнула... и вдруг резко подскочила, согнувшись пополам, испуганно ойкнув.
  - Профессор! - испуг сменился радостью. - Профессор!
  - Ну что раскричалась-то! Соня. Спала бы и дальше... - смущенно буркнул он и вновь повернулся к ужину.
  - А вас не было и не было. Я уж боялась, что-то случилось. Нет, чувствовала, что все хорошо, но все равно беспокоилась.
  - Ну да, как же, великий древний, он же повелитель миног, да? И прекращай талдыкать - профессор да профессор. Меня зовут Станислав Владиславович. Ну, а за съеденные волосы можешь называть Станиславом... Иногда... пока, значит, не отрастут.
  - Спасибо, конечно. Просто привыкла называть профессором, да и в моих снах вы именно профессор, так и называю там... - Раздражают эти сны. Сильно, надо сказать, раздражают. То вроде нормальная, то вообще неадекватная... - О девушках не говорят - неадекватная. Нужно говорить - загадочная, - фыркнула Дарья.
  - Ну ладно, загадочная, выбираться-то отсюда собираешься? А то я выход вроде нашел, но только для себя с друзьями-миногами. А ты так под слоем 50 метров и остаешься. Ну-ну, не делай круглым рот. Есть задумка... Рыбехи обогащают кислородом мне кровь. Избыточно обогащают, мне часто приходится выдыхать - легкие распирает постоянно. Ну и буду дышать за двоих, как Ихтиандр. Поняла?
  - Рот в рот? - спросила Дарья, покраснев.
  - Что-то ты для крутой основательницы секты вампиролюбов часто рдеешь как маков цвет. Кровообращение хорошее, кожа здоровая, значит... Иди-ка сюда.
  Дарья с готовностью потянулась, приоткрыла рот, прикрыла глаза. Гибкая спина выгнулась под ладонями. Те с готовностью прижали гладкую как шелк кожу, шмыгнув в дырки под мышками на куртке.
  Профессор прижал ее ближе. Холодно сказал:
  - Сейчас попробуем, слушаться беспрекословно, а то утонешь на фиг! Я вдохну, а ты лови весь мой выдох целиком. Выдыхать будешь носом.
  - Да...
  Славутич деловито прижался губами к ее нежным, розовым... влажным... горячим... Начал медленно выдыхать, потом быстрее. Кислорода надо ведь побольше вбросить. Грудь Дарьи легко поймала все дыхание целиком, отзываясь, как чувствительный камертон на свой звук. Глубокий вдох, быстрый выдох. Хорошо... Похоже, у девушки нет проблем поймать ритм. Гм, но что-то не хочется совершенно от нее отрываться... - Отлично. Так и запишем, в плюс, - перевел дыхание Славутич, - давай теперь отработаем на отлично.
  - Давай...
  Через полчаса они заснули в одном спальнике, крепко обнявшись, голые, уставшие и довольные друг другом.
  
  Глава VIII
  
  Тело девушки напряглось, вот только что была мягкая, податливая, сопела в ухо, если тронешь губами сосок - улыбалась и приоткрывала рот. Явно снилось приятное. А то вдруг вздрогнула, словно пуля прострелила, повернула голову как-то набок и заговорила высоким свиристящим голосом. Впрочем, очень красивым, как если бы заговорил соловей размером с человека.
  - Вот вы где, Славутич. Время закончилось, пора возвращаться.
  - Дарья, ты чего? - Профессор выскочил из спальника метров на десять, озадаченно вытаращил глаза.
  - Я обращаюсь через Дарью. Она хороший ретранслятор. Медиум, как говорят эзотерики.
  - И чего угодно потусторонним силам от скромного ученого? - язвительно вопросил Славутич, скрестив руки на груди.
  Дарья сделала движение, словно пытаясь приподняться и повернуться. Вместо этого голова закинулась к потолку, и она резко всхрапнула. Голова вновь склонилась набок.
  - Извините, неудобно так общаться, конечно, я понимаю. Но, увы, иначе не выходит пока.
  - А может, хватит ерунду городить? Что это за сеанс спиритизма?
  - Выбирайтесь наружу, там получите дальнейшие рекомендации. Это в ваших интересах, профессор.
  Тело девушки обмякло, она свернулась калачиком и тихо засопела.
  - Дарья? Дарья, проснись!
  Сонные непонимающие глаза девушки раскрылись, она вспыхнула, прикрыла грудь руками, но, словно опомнившись, лукаво улыбнулась и потянулась к профессору.
  - Я уже не сплю... - мурлыкнула она.
  - Что за бред ты сейчас несла?
  Девушка озадаченно выгнула тонкие брови.
  - Не сплю... я... Почему бред? Я же действительно не сплю! - Она обиженно втянулась обратно в спальник, как улитка в раковину.
  - Что ты мне за сеанс спиритизма устроила?
  - А что было-то? Не помню сегодня ничего, - нервно спросила девушка, усевшись в спальнике, замерла, словно гусеница, увидевшая скворца.
  - Время, говоришь, закончилось, пора возвращаться. Куда возвращаться?
  - Ну, домой, наверное, пора, не знаю... ты же меня здесь не бросишь? Правда?
  Профессор оценивающе посмотрел на нее. Хмыкнул, вроде не врет... А она выпрямилась, прогнулась и уже совсем не похожа на испуганную гусеничку. Спальник пополз вниз, четко пропечаталась высокая грудь. Глаза прикипели, а ткань все сползала и сползала, а соски словно пытались задержать, проступая изнутри... победно выскочили наружу на миг и тут же были пойманы и прикрыты ладонью и краем.
  Как это здорово у нее получается, инстинктивно, ну, наверное, инстинктивно. Естественно очень.
  - Да... возьму, конечно.
  Она радостно взвизгнула, словно месяц уговаривала, выскочила и напрыгнула, обхватила шею руками, туловище ногами, впилась в губы поцелуем... А руки уже жадно шарили по ее шелковистой коже, и профессор, как, наверное, и большинство мужчин в таких случаях, пожалел, что рук всего две... - Удивительное ты существо... чудо какое-то вообще, - расслабленно пробормотал Станислав и тут же ощутил мягкие губы и быстрый язычок на шее. - Нет, нет. Это не комплимент, а констатация факта! Хватит разлеживаться, готовься к заплыву. Надеюсь, теперь организм нормально среагирует на тебя под водой - будет концентрироваться на заплыве и дыхании, а не на оплодотворении прижавшейся особи.
  - А что, было бы не скучно... да и зацеп дополнительный, - обиженно протянула девушка, заставив Славутича громогласно расхохотаться.
  - Ах ты, скромница - маков цвет! Вот ведь штучка!
  Профессор затянул узелок с одеждой в наволочку, сделал вид, что хочет хлопнуть им, как дубиной, девушку.
  - И никакая не штучка... ну, может быть, совсем чуть-чуть. - Она погладила мягкой ладошкой щетину на его подбородке.
  - Ладно, ближе к делу!
  Профессор подтянул ее к себе и деловитым поцелуем приник к губам. Она расслабилась в мощных объятьях, а он, с нею и с узлом в охапку, одним прыжком ухнул в воду. Фонтан брызг, казалось, взлетел до потолка. Она выпучила глаза, взвизгнула, забарахталась на поверхности.
  - Ну, нормально, лучше всего организм адаптируется к стрессовому холоду. Сразу приливает кровь к коже. Ну все, не визжи, - прикрикнул он строго. - Вдохни глубже, опускаемся вниз и под стену.
  Спустя полчаса они плыли холодными водами подземных переходов, осторожно, еле перебирая ногами. Дарья быстро научилась не морщиться и не отстраняться от холодных скользких телец рыбок. Тем более они помогали плыть в нужном направлении. Правда, кальмарной слаженности рывков на этот раз не удалось добиться. Они перебирали хвостами вразнобой, так тянут жука муравьи, вроде каждый в свою сторону, но в целом к муравейнику, куда добыча медленно, но верно все же доставится.
  Лицом к лицу плыть совсем не удобно, но Дарья поступила проще - обняла Станислава ногами и руками. Маневренность невелика, но так держаться, не отрывая губ, легче.
  Минут через десять они даже научились переговариваться, ловя момент передачи воздуха. Получалось гулко и неразборчиво, однако вскоре начали догадываться и понимать слова.
  - Уолко в гниге гуинеса муинут целоуались?
  - Муоного.
  Блульк-блульк-блульк...
  - Нуэ смуэйся мууне в луогкие! Щуекотно! - грозно шевеля бровями.
  - Пруофессор, уо вас уопять встауот!
  - Доура, уэто минуога так поувернуолась...
  
  Но когда вплыли в канализацию, стало не до шуток. Морщась от отвращения, лезли, судорожно цепляясь за скользкие ступеньки. Дарья, подстегиваемая вонью, рванула наверх чуть ли не быстрее профессора. Только тугие ягодицы закачались над головой. Даже не пришлось поддерживать сзади. Крышка глухо брякнула о грунт, и девушка, судорожно дыша, рухнула на листву.
  - Вот и говори потом, что женщины слабый пол! - сказал профессор. - Вон как лихо подстегнула неприязнь к канализации.
  - Фу-у-у-у, - простонала Даша, - ну почему вы не сказали... ты не сказал, что придется лезть через эту клоаку?
  - А что, надо было тебя там оставить? Или еще месяц ползать под землей в поисках другого выхода?
  - Охохохо, фу-у. Ну, профессор, сделайте что-нибудь, чтобы я стала чистой! - возмутилась девушка. - Я не могу так вонять! Мне противно! Мне не положено! - и разрыдалась.
  - Мне что, сказать "да будет дождь?", что ли? Не говори ерунды. Пошли, здесь сухо, будем искать воду, только и всего. Скорее, пошли! Если хочешь добраться быстрее до воды, то побежали! На, одежку только надень... Даша вскочила и, шипя, как рассерженная кошка, начала натягивать вонючую мокрую одежду. Натянуть не удавалось, дырки трещали, ее трясло от отвращения.
  Наконец она с размаху запулила мокрый гадкий комок далеко в кусты и истерически завопила:
  - Какого черта! Я не могу! У меня все тело чешется! Пропиталась вонью! - Она упала и остеревенело начала драть кожу ногтями.
  Профессор растерянно развел руками:
  - Ну что я могу поделать? Я тут бродил везде довольно долго и ничего напоминающего нормальную воду не видел.
  - Сделай! - закричала девушка, рыдая. Кожа действительно покраснела и пошла волдырями.
  - Блин, аллергия, что ли, какая-то... - Сделай!!
  - Травой попробовать оттереть... - Сделай!!!
  Профессор вздрогнул, метнулся. В глазах промелькнули вина, и страх, и еще что-то. Он наклонился к траве, ухватил пучок... и вдруг в руках оказалась целая пригорошня травяного сока, а сухие былинки осыпались. Он шмякнул влагу ей на красный живот, растер и как на автопилоте черпнул из травы и размазал еще несколько пригорошней. Даша прекратила визжать, подставила ладошки, а он растирал и растирал ее зеленью.
  - Живот не чешется уже почти, только вонь осталась, хотя травяной запах забивает... Профессор, а как вы это?
  Славутич вздрогнул, с недоумением посмотрел на целые охапки сухой травы.
  - Не знаю даже. Я только прикасался, а трава сама отдает весь сок... Подожди. - Он приложил ладони к стволу березы, и тут же из-под них потек струйками из трещинок в коре сок. Он отнял ладони. Поводил дальше-ближе. - Смотри, сила вызова сока до полуметра, потом как обрубает... Что стоишь? Видишь, душ я тебе изобрел. Сок осенью не сладкий, так что мойся, не слипнешься.
  Едва поток начинал слабеть, как тут же переходили к другому дереву. Негоже показалось высушивать спасителей. Таким странным методом вскоре удалось отмыться, и даже кое-как постирать одежду.
  - Куда теперь пойдешь? - спросил Славутич. Дарья удивленно подняла на него глаза.
  - Как куда? За тобой.
  - Ну, сейчас да... а потом?
  - Да за тобой же! - рассмеялась его непонятливости девушка.
  - Куда за мной? В лабораторию, что ли, или домой? - все недоумевал профессор.
  - Тебе же встречу назначили! Сделали предложение, от которого нельзя отказываться! Ты же сам рассказал!
  - Это почему нельзя отказываться? Что за чепуха?! - возмутился Славутич. - Плевать я хотел на все потусторонние бредни. А с тобой созвонимся как-нибудь... Чего улыбаешься?
  - Да так... - Девушка повела плечиком. - Ты такой наивный... Профессор сдержал рвущиеся с языка раздраженные вопросы и пробормотал:
  - Ну ладно, пошли.
  Через час Дарья вдруг начала узнавать местность и вскоре уверенно, как гончая, взявшая след, вышла к стоянке своего мотоцикла в дереве. На таком мотоцикле можно хоть голышом ездить, не то что в лохмотьях, потому беспрепятственно доехали до дома Славутича. Ему даже не приходилось ее направлять, девушка знала адрес. Высадила и укатила, словно лиса хвостом махнула.
  Дома отмахнулся от слез и расспросов, внешний вид говорил красноречиво, а больше всего домашних потрясли отросшие пальцы. Улегся в пенную ванну и попытался привести мысли в порядок. Набросать завтрашнее выступление. Новые, пока еще довольно худые пальцы, белесые, незагорелые, странно смотрелись на ладони. Словно аккуратно приставленные от другого человека. И сам он под стать пальцам за эти дни стал худым, поджарым и жилистым. Куда только ушли его тридцать лишних килограммов живого веса. Впрочем, это, в принципе, объяснимо... О необъяснимом пока лучше умолчать.
  
  
  
  Глава IX
  
  С недоверием пришлось бороться на следующий день прямо с вахты. Вахтер отказался признавать этого жесткого поджарого человека с едва знакомыми чертами лица. Действительно, он стал похож на себя "недельной давности" не больше младшего троюродного брата, причем бегавшего всю жизнь с копьем за мамонтами. Впрочем, сканирование сетчатки и отпечатков пальцев охрану убедили.
  Однако перед выступлением ученые, более недоверчивые существа, взяли еще экспресс-анализ крови и проверили на совпадение ДНК. Только потом весть облетела город, и все профильные ученые, побросав все дела, праздники и отпуска, битком набились в огромную аудиторию.
  Славутич выдал отредактированную информацию о полном успехе эксперимента по регенерации конечностей с использованием лимфоцитов для транспортировки стволовых клеток. Упомянул только, что механизм их использования, видимо, лежит в ведении высшей нервной системы. Все это звучало просто фантастически, и, если бы не отросшие пальцы с едва намеченными ногтями и молниеносное похудание, никто бы не поверил.
  
  После лекции Славутич едва смог скрыться в кабинете. Кое-как отбился от коллег, фонтанировавших вопросами, предложениями и идеями. Все хотят поделиться мыслями или хотя бы потрогать новую знаменитость. Захлопнул дверь и, облегченно выдохнув, рухнул в глубокое кресло. Расслабился, уронил ладони на подлокотники... И едва не подскочил от возгласа:
  - Ну наконец-то вы освободились!
  Перед креслом выросли два угрюмых молодых человека в одинаковых кожаных костюмах с одинаково выдвинутыми челюстями, бритые наголо... похоже, вообще близнецы. Между ними легкой походкой выдвинулась улыбающаяся Дарья.
  - Замечательное выступление. Но лучше, если вы перейдете в свои новые апартаменты. Ваши... гм, последователи очень ждут.
  - Кому лучше? Вампироманам? И чего они ждут? Публичного покусания?
  - Вы все-таки ее укусили? Я же говорил, что она врет! - страстно воскликнул правый близнец. Дарья побледнела, свела брови... - Дурдом... - Профессор вытаращил глаза. - Послушай, милейший... в черной коже. Я знать не знаю, чего вы там себе напридумывали. И мне нет дела до того, какие вы смотрите фильмы или сны. Я профессор, понимаете, Станислав Славутич.
  - Вы пока просто не осознали себя, - с угрюмой убежденностью раздался бас близнеца слева. - Видимо, нужен другой обряд. Только и всего. Вы никак не можете расстаться с настоящим и осознать свое прошлое!
  - Действительно, профессор, вам лучше пойти с нами. Думаю, мы можем ответить на многие ваши вопросы, а вы - на наши. - Дарья незаметно подмигнула, шагнув вперед.
  - Благодарю. Я уже ходил за милейшей Дарьей. Она подарила мне чудное погребение под пятидесятиметровым слоем земли. И только случайно удалось вылезти, провоняв насквозь отбросами.
  - Это была ошибка, - быстро проговорил близнец справа, - мы были изначально против этого плана!
  - Если вы ошибаетесь, то можете ошибиться и еще раз, а мне достаточно и одного, чтоб отбросить копыта! Что-то мне подсказывает - обряды у вас задуманы не менее радикальные, чем у Даши!
  Близнец поднял руки ладонями вперед, словно отстраняясь от жестоких обвинений, открыл рот... Вдруг от двери раздалось резкое шипение. По периметру металлической обивки побежал быстрый синий огонек, оставляя черный след. Еще несколько секунд, и дверь, вынесенная сокрушительным ударом, смачно впечаталась в середину комнаты.
  В лаборатории внезапно стало очень тесно. Тесноту создали множество людей в черных масках и серовато-коричневых городских камуфляжах. Они сноровисто выхватили Славутича с посетителями в коридор. Красивые эргономичные автоматы на плечах камуфляжников рыскали по сторонам, то и дело жестко тыча под ребра стволами.
  По коридорам плясали короткие отрывистые команды, словно простуженные уличные собаки то ли злобно гавкали, то ли кашляли, тоже злобно, на свою больную судьбу. Захлопали двери, испуганных ученых отовсюду выбрасывали в коридор. Зазвенело бьющееся стекло - к ногам Славутича медленно подкатилась большая реторта, прижалась, словно ища защиты от страшных громил. Отовсюду неслись испуганные возгласы, ученых быстро клали лицом вниз либо расставляли к стенкам... Деловито, профессионально. Удивленного Славутича поставили к стене, растопырив двумя пинками по ступням, рядом с доктором Крутиковым. До Крутикова в этот момент вдруг дошло все непотребство этих действий, он возмущенно начал оборачиваться и закричал:
  - Да как вы смеете, я доктор Крутиков! Да я открыл... хахххх, - удар прикладом по почке вышиб дыхание и согнул светило науки пополам.
  - Лицом к стене! Руки за голову! - прокашляла маска... И тут же раздался неприятный холодный смешок:
  - Доктор - значит, всех вылечите... и себя исцелите, да-с.
  Доктор поднялся, хотя стоял кривовато, пытаясь выпрямиться, гневно открыл рот... и тут же вновь получил прикладом, на этот раз под дых. Стандартные выкрики снова указали, что не нравится автоматчику:
  - Руки за голову!
  - Подожди, боец. Дай доктору слово молвить. Упрямо-разговорчивому такому... Маски четко и синхронно отодвинулись на пару шагов, выцеливая от живота спины сотрудников. Дула четко повернуты, каждое отслеживает свой сектор в готовности обрушить стальную лавину по малейшему нажатию спускового крючка.
  - Мы получили сигнал, что в вашей лаборатории сотворили неимоверно сильный наркотик. Данные поступили из надежных источников. По нашим сведениям, наркотик с такими параметрами, что люди подсаживаются чуть ли не от одного взгляда.
  - Это полный бред! - выдохнул, сумев наконец снова разогнуться, Крутиков. - Как вы смеете, не предъявив ордер на арест и на обыск, по какому-то доносу размахивать тут оружием! Устраивать это ваше пресловутое маски-шоу перед учеными с мировыми именами!
  - Ну, после того как ученые придумали атомную бомбу, думаю, это оправдано, - отпарировала хладноглазая маска, - я рад, что вы не теряете чувства юмора. Но вся соль в том, что и ордеры, и разрешения имеются. В том числе и понятые - ждут за дверями. В таких случаях предписано действовать оперативно. Вот и действуем. А теперь весь ваш личный состав проследует в составной автобус на улицу, извините за каламбур.
  - Да, а за тот состав, что состряпали, сломаем не один сустав, - буркнул ближаший боец с автоматом. Крутиков дико на него оглянулся, а тот красноречиво провел большим пальцем по горлу, оскалившись в прорезь маски.
  - А где ордера-то на обыск и арест? - пискнула от стены Дарья. Ее положили на пол в сторонке, растопырили ноги и с интересом посматривали на виднеющиеся из-под мини-юбки стринги.
  - Я же сказал. Все. Есть, - внушительно заявил главный масочник.
  - Ты че, самая умная, что ль? - рявкнул один бот злобно. Рубчатая подошва берца мощно грохнула рядом с ее ногой, мол, вот сейчас сломает. Девушка испуганно вскрикнула и вопросы прекратила.
  - Вперед! В колонну справа по одному! - заорал один бот. Стволами автоматов, как умелые расфасовщики, маски показали, как именно это: "Вколоннусправапоодномубегоммарш!"
  Вскоре жесткие сиденья специализированного автобуса давили привыкшие к мягкому тела. Затемненные окна плотно закрывали вид снаружи, автобус трясло и кидало, словно рессоры ему не положены, а ехали по древней брусчатке. Впрочем, привычных масочников это нисколько не волновало - они сидели, едва покачиваясь, словно гусары в седлах. Стволы неизменных автоматов смотрели в потолок, но пара крайних, словно фиксированные гироскопами, отслеживали испуганных ученых.
  - Я не знаю, что это за чертовщина, но это очень неприятная чертовщина, - пробурчал один из близнецов. Они выглядели гораздо спокойнее перешептывающихся ученых.
  - Какое-то недоразумение, - неуверенно буркнул Славутич. - Сейчас проверят все, извинятся и отпустят.
  - Вы сами-то в это верите, профессор? - презрительно буркнул один близнец. - Часто сейчас в России арестовывают сотрудников целой лаборатории?
  - Ага, архипелаг ГУЛАГ, ГУЛАГ архипелаг... - скривился профессор и вдруг увидел, как притихли и посерьезнели все остальные ученые. Что ни говори, а древние страхи перед людьми в форме, оказывается, только ждали, чтоб встать в полный рост. Дарья сидела как примерная школьница, положив руки на колени. Но это ощущение то и дело рвалось - она постоянно инстинктивно пыталась натянуть на колени узенькую юбочку. Но топик с сексуально обнаженным пупком предательски докладывал, что, натягивая юбчонку, она вообще ее стягивает с более интимных мест.
  Наконец резко скрипнули тормоза, пассажиров качнуло вперед так, словно водитель на ходу врубил ручной тормоз. Вновь посыпались команды. В автобусе маски сидели слитно и компактно, словно гармошкой вдвинулись друг в друга, и не занимали много места. Когда засуетились, забегали, их снова стало очень много. Людей погнали в единственный подъезд здания, уходящего в небо. Из-за высокого бетонного забора со стороны видны такие же высоченные, близко поставленные свечи небоскребов.
  
  Глава X
  
  Ученых бегом загнали в огромные грузовые лифты, в которых впору поднимать автомобили. Управление наружное - внутри никаких кнопочек не видно, только блеск металла да маленькая красноглазая камера у потолка. Легкая перегрузка подъема показала, что доставили на какой-то этаж.
  Дверь открылась, и сразу противоположная стена кабины поползла, поршнем выталкивая людей в узкий коридорчик. Дальше - уверенные громкие команды:
  - На проверку личности! Руки на сенсоры! Глаз к объективу! Следующий! Руки на сенсоры... По очереди проскакивали, ученых толкали жесткие руки, придавая ускорение и направление. Резкий запах мастики режет глаза, на фоне металлических стен странно смотрится желтый паркет, жутко истоптанный следами. В конце коридор разветвился, раскрылся дверями, и жесткие руки двух масок начали быстро хватать за плечи и рывками вталкивать людей в двери разных кабинетов. Славутич едва устоял, влетая в один, следом вбежал один из близнецов, правда, мягко, на полусогнутых. Здесь уже растерянно переглядывались Дарья и второй близнец.
  - Тэ-экс-с, очень интересная подобралась компания, - раздался ехидный, блеющий голос.
  Все с удивлением увидели за письменным столом, огражденным решеткой и пуленепробиваемым, судя по толщине, стеклом, лысоватого толстенького мужичка. Типичнейший конторский работник - как раз у таких в моду вновь вошло пенсне, апгрейженное, конечно, но курьезное. Без маски он смотрелся удивительно неестественно, камуфляж сидел словно королевская мантия на толстом поваре.
  - Смотрите, какая подобралась компашка удивительная. Венгерские дворяне, владельцы замков и наследники огромных наделов - и живут в России. Мало того - с красными дипломами окончили истфак МГУ и... получили российское гражданство!
  С ними криминальная девица. Совершенно несносное, судя по документам, взбалмошное существо, которое врачи трижды доставали зачем-то с того света. Тем не менее умудрилась закончить физмат и получить профессию программиста... Живет за счет поиска дыр в банковских защитных системах, получая солидные гонорары за безобидные, само собой, консультации, которые ни разу не шантаж.
  И ученый с... довольно солидным именем, имеющий некоторые достижения в бактериологии... больше известный среди коллег под кличкой мастер Цып за привычку раскачиваться, находясь в раздражении, на носках ног... Профессор покраснел, злобно зыркнул на камуфляжника. Видимо, специалист-раздражитель. Почему-то особенно неприятно отсутствие знаков различия.
  - И вы пригласили нас, чтобы рассказать увлекательные биографии друг друга?
  - И это профессор? - разочарование сложилось из умело поднятых огрызков бровей, всплескивания руками и прочих наработанных жестов. Впрочем, тут же в голосе зазвучала насмешка: - Вы ни разу не проницательны, Славутич! Неужели интуиция вам ничего не подсказывает? - Типчик расплылся противной улыбкой, пошевеливая толстенькими сомкнутыми пальчиками, словно паучок, вьющий незаметную паутинку.
  - Вы врали насчет наркотиков! - уверенно возмутилась Дарья. Покраснела, сжала кулачки и шагнула вперед, заслужив одобрительный кивок. - Что вам от нас нужно?!
  - От вас, Даша, ничего. Действительно, зачем вы нам, собственно... второразрядная... ну, пусть полутораразрядная (на первый не тянешь) программистка с сексуальной внешностью, опытом стриптиза, замечательно разбирающаяся в выращивании кактусов и приготовлении пирогов?
  Дарья покраснела сильнее, похоже, упоминание о пирогах больше всего ее задело.
  Толстоморденький под конец тирады словно заинтересовался ее особой, оценивающе прищурился и подергал нижнюю губу. Но громко расхохотался, увидев напряженное ожидание девушки. И быстро повернулся к близнецам:
  - Вам будет предъявлено обвинение в распространении наркотиков. Не сомневайтесь, у вас действительно найдут самые сильные и дорогие в достаточных количествах. Разумеется, найдут, если ваша семья не вышлет правильную сумму на указанный счет.
  Венгры задрожали от гнева, один открыл было рот... Но его тут же с деланым удивлением прервал толстячок:
  - А вы что думали, уважаемые? В сказку попали?
  - И это ваши спецслужбы! - почему-то дворянин обратился с гневным вопросом к Славутичу, обвиняющее ткнув пальцем. Профессор от неожиданности улыбнулся. За стеклом охотным смешком задребезжал камуфляжник:
  - Могу вас успокоить, если вы, конечно, успокоитесь. Мы не совсем те спецслужбы, на которые вы намекаете. Да и... - он вновь захихикал, - мы точно не спецслужбы профессора!
  Венгр свирепо засверкал глазами, ухватился за стол, покраснел, пытаясь поднять его. Но, привинченный к полу, тот не поддался. Тогда он бросился вперед и в красивом прыжке ударил каблуком ботинка в стекло, оно глухо бухнуло, отшвырнуло прыгуна метра на три назад в угол, породив новый взрыв гомерического хохота.
  Паучок-службист приглашающее махнул рукой второму венгру, постучал в стекло и порекомендовал жестами выбить его серией ударов. У того под кожей челюстей заходили желваки.
  - Ну что же вы, - делано огорченно развел руками службист, - обычно вот такие бросаются и лупят, лупят... пока костяшки не разлупят... извините за тавтологию.
  - Какой-то вы подозрительно веселый, - пробормотал профессор, - так что вам нужно от... меня?
  - Ну, вашу контору, конечно, отпустят, их взяли, собственно, на время и для прикрытия. Вы, разумеется, и есть наша цель. Да, кстати, вашим родным доставят убедительные доказательства вашей причастности к созданию наркотика. Вас выпишут из квартиры и постараются стереть из памяти все ваши друзья и родственники, настолько чудовищные и убедительные обвинения будут предъявлены. Нам надо... - Обеспечить неторопливое и обстоятельное изучение моего организма. Вероятно, с частичной или полной вивисекцией.
  - Ну наконец, профессор, вы уяснили самую суть! - радостно всплеснул руками толстячок. - Не могли же вы действительно думать, что ваша лаборатория избежит постоянного контроля? А исследования интересуют, думаете, только ваших коллег-ученых?
  Во рту у Славутича пересохло, из головы пропали мысли... осталась лишь какая-то обреченная опустошенность.
  - Вы не имеете права так поступать с профессором! - раздался высокий, напряженный возглас Дарьи.
  - Ну что ты, детка, что такое "не имею права?" Это я - право! Я сам вправе определять, где у права лево и наоборот! А тебе правильнее было бы сказать "не имеете права поступать со мной так". Но и на это есть простой ответ. Ты задолжала государству аж три жизни, так какого черта еще вякаешь? Живущая в долг! Посидишь в благоустроенной камере, будешь танцевать менуэт с нужными людьми, за что тебя будут кормить и давать играть в пасьянс на компьютере!
  - Не име-ете-е пра-ав-ва! И-и-и-и-и-и!!! - Визг Дарьи на запредельных частотах заметался в четырех стенах. Перепуганные глаза округлились, уставившись на вздрогнувших мужчин. Скрюченные пальцы завибрировали возле губ, то ли пытаясь заткнуть рот, то ли расцарапать лицо. В голосе переливался неприкрытый ужас.
  Этот визг невозможно перепутать ни с чем - древнейший сигнал смертельно перепуганной женщины. Это отчетливый сигнал "прозевали", "не уберегли" - тварь проникла и пожирает самок и потомство. Тигр, медведь, стая волков... убегают, поджав хвост, заслышав этот визг. Инстинкт каждого зверя напоминает - этот страшный клич вышвыривает из пещеры свирепую толпу волосатых мужиков с дубьем, готовых разорвать, растоптать и измочалить всех. Всех! Или лечь костьми.
  Разум смело вихрем гормонов. Убить! Растоптать! Или лечь костьми! Венгры рванулись вперед, словно отбойными молотками, начали долбить непробиваемое стекло. Кулаки тарабанили со скоростью дроби барабанных палочек. По стеклу поплыли кровавые пятна, лохмотья кожи повисли на костяшках. На губах появилась пена, в глазах безумие. Профессор рванулся к двери, обострившийся вдруг взгляд выхватил один привинченный к полу стул, из которого вылез болт. Он рванул его, жилы напряглись, зубы оскалились. Стул крякнул, и вырвалась половинка со спинкой.
  У конторского типа скептическая улыбка при взгляде на венгров стерлась и сменилась недовольно-испуганным выражением. Зримо обнаженные кости плющились под ударами кулаков. Профессор изо всей силы в прыжке влепил огрызком стула по стеклу. И на нем образовалась трещина! Впрочем, в руках остались лишь две половинки импровизированной дубины. Конторский вздрогнул и резко хлопнул ладонью по кнопке на столе. Лязгнула плита в полу, визг как ножом отрезало - Дарья исчезла. Мужчины хором взвыли... Один венгр попытался поддеть плиту пальцами, второй потерял сознание, сжимая покалеченные руки. За дверью приближался топот, лязганье. Славутич одним ударом выбил окно, отшвырнул бесполезные обломки стула. В комнату ворвался холодный ветер сорокового этажа, он вскочил на подоконник и скользнул по узенькому внешнему карнизу. Нога ступила на парапет, обрамляющий здание декоративным узором. Издали он составлял красивую композицию, но уже через пять-шесть шагов профессор понял, что для передвижения он чрезвычайно неудобен. Разум очистился от древнейшего стресса и отметил - стена сплошная, и многочисленных окон, как в зданиях напротив, не видно. Только вертикальный ряд ниже и выше выбитого окна.
  Парапет под пятками вдруг начал крошиться... он прижался к стене. Уступчик закачался, это же слегка заштукатуренный пенопласт!
  Чертовы современные здания! Через дорогу, кажется совсем рядом, еще один небоскреб. Рядом-то рядом, да только до него метров пятьдесят. К окнам прилипли любопытные. Кто-то показывает пальцем, кто-то вытянул руку - снимает на мобильник. А уже некогда и подумать, как выкрутиться, - пенопласт выкрашивается, прижаться не к чему, за спиной тоже пенопласт... а эти ступеньки, оказывается, годятся лишь как сиденье для птичек... И не перенести центр тяжести, анусом не приклеиться... черт. Почему я не человек-паук? Ну, что, организм, делать будем? Может быть, парашютик из прямой кишки? Губы искривило подобие усмешки. И в тот момент под ногой хрустнул и подался крупный кусок, по нервам плеснул дикий страх. Славутич извернулся в воздухе и что было сил цапнул уступчик. Пальцы, словно крючья, впились в край и в глубину... Повис, но толчок начал отламывать весь ненадежный карнизик вместе с основанием... похоже, его просто прилепили к блоку прессованной стекловаты. Противный скрежет разрываемого пенопласта. И ужас разом вырос до небес - смел напускное хладнокровие, как снежная лавина фанерный вагончик.
  Вдруг что-то с разгона ударило в спину и еще в плечо. Руки вцепились еще сильнее, но карниз заваливается, хоть и притормозился немного ударами. Покосился на плечо, в ткань пиджака вцепился воробей! Крошечными коготками, выпучил глаза и открыл клюв, внутри четко виден язык. И трепещет крылышками, словно птичка колибри. За волосы тянет еще пташка, вот и в спину еще несколько ударов. Но что могут сделать эти ничтожные?!
  Ужас повис вокруг человеческой сущности, и она, дрожа, забилась на дальний крошечный островок сознания. По необозримым просторам тела покатились валы тяжелого океана животной жути. Нарастая, волна за волной они накрывали крошечный клочок суши, которой, оказывается, так мало... Но, как горы, встали и сомкнулись плечом к плечу призраки эволюции: обезьяна, страшащаяся упасть, и ящер, трепещущий перед холодом, и земноводное, что пугается высыхания, и рыба, неистово боящаяся голода... Они сотрясались накатывающими волнами, но быстро выпрямились, налились силой! Они выжили! Они одолели, смогли! И теперь повелевали: жить! Держаться!
  Воробей на плече отвалился и замертво, кувыркаясь, полетел вниз. Его место занял еще один, и еще, еще, но вот отскочил, дал место голубю, тот совершенно так же вцепился и начал порхать. Вроде и действительно стало чуть легче держаться? Попробуем влезть... А-а-а!!! Кусок заштукатуренного пенопласта полетел было вниз, медленно кувыркаясь, но ветер разом подбросил его и уволок за угол, легкий обломок.
  Неумолимое притяжение потянуло вниз, но в спину, ноги, волосы вцепились десятки коготков, и над ушами затрепетал воздух, словно включились вентиляторы. Вокруг разом собралась и закружилась стая птиц. Заход за заходом ласточки, воробьи бьют в живот и грудь. Голуби не успевают - промахиваются, но также спускаются вместе со всеми. А спину уже закрывают серые вороны, то и дело бьющие жесткими крыльями по ушам. От них попахивает помойкой, то одна, то другая надсадно каркает, и тут же место занимает другая. Ворона у правого плеча пучит глубокий черный глаз, ее клюв блестит совсем рядом.
  А ведь гасят скорость-то! Гасят! Он летит вниз уже этажей двадцать и рассуждает, скорость не больше, чем у скоростного лифта! Ну, может, чуть побыстрее... ну ладно, довольно быстро! Но ведь тормозят! Пугающе приближается асфальт. И тут голуби, бестолково крутящиеся внизу, вдруг стянулись под ним в один ком и, словно отчаянная подушка безопасности, рванулись навстречу. Удар! Хруст костей, птичий гомон, кишки во все стороны, кровища.
  Славутич, пошатываясь поднялся. На асфальте осталось десятка три расплющенных голубей, еще несколько разбредались, прихрамывая и ошарашенно крутясь. А над головой свистела и чирикала внушительная стая разномастных птиц, разлетаясь в стороны. Только ворона, тяжело дыша, еще посидела на плече несколько секунд, переминалась, высвобождая увязшие в костюме когти. Тяжело соскочила на асфальт и злобно закаркала. Кар! Ка-а-ар! Ка-а-арр! И жестко клюнула в колено раз, другой. Наклонила голову набок и свирепо посмотрела снизу вверх одним глазом.
  Славутич развел руками:
  - Да понимаю... Спасибо, я в неоплатном долгу и все такое... Ворона отвернулась, отошла метров на десять и, тяжело вспорхнув, улетела вслед за остальными. Славутич ошарашенно проводил ее взглядом... но думать некогда, нужно убираться из этого клоповника. Он посмотрел на погибших голубей, машинально перевел взгляд на штаны, потом извернулся, посмотрел сзади и удивленно отметил, что птахи умудрились погибнуть, даже не заляпав костюма.
  Ворота в бетонном заборе распахнуты, людей не видно. Зато виден широкий угловатый автобус, тарахтит, выдыхает облачка выхлопа. Несколько прыжков, через приоткрытую дверь слышна ритмичная музыка и тянет теплом. Удача! Водителя на месте нет, нужно убираться, прыжок на сиденье... руки сами переключают скорости, ноги вжимают педали, и трясущаяся коробка выруливает на улицу. Радует, что у водителя достаточно мягкое сиденье. Славутич замечает маску, аккуратно прижатую магнитом к приборной панели. На пару секунд, бросив руль, натягивает. Солдатик возле КПП равнодушно скользнул взглядом, продолжая утрамбовывать пяткой в мусорку полиэтиленовый пакет. Так, двигаем, как можно дальше... дальше. Улицы пустынны, почти нет движения. Да и улицами-то эти закоулки назвать сложно. Хорошо, вырвался! Осталась малость - уехать подальше да сбросить этот корявый автобус с высокого моста. Обожаю Голливуд с его простыми решениями... Вдруг в перегородку водителя кто-то уверенно и звонко постучал. На приборной доске небольшое зеркальце на шарнире. Похоже, специально, чтоб смотреть в салон. Профессор крутнул его... и сердце дало перебой. Автобус битком набит автоматчиками-масками, и один из них оперся растопыренной ладонью, уставился на водителя... впрочем, сейчас они не маски. Что им париться, когда все свои. Маски аккуратно скатаны и отличаются от обычных лыжных шапочек лишь тугими толстыми ободками. У бойца, постучавшего в стекло, в глазах легкое недоумение, показывает жестами что-то. Черт, ладонь поспешно хлопнула кнопочку селектора, и тут же зазвучал требовательный голос:
  - Слышь, водила, какого черта летеха-то остался?
  Славутич постарался сделать взгляд потупее:
  - А мне чо, сказали - гони, я и поехал! Я человек маленький. Привези - отвези - пошел на хер... - Кто сказал? Шкрабка, что ли, сказал? - все недоумевал боец.
  - Ну а кто ж такое ляпнуть может еще, кроме Шкрабки? - очень натурально хохотнул профессор. - Да успокойся, сержант! Начальству виднее. - Боец недовольно скривился, отошел.
  Руки вцепились в руль, по спине поползли струйки холодного пота.
  Черт, хорошо догадался, что сержант. Ну не равнодушный же солдат - исполнитель команд будет интересоваться... Ну это ладно... нет, не ладно, что же теперь делать-то... Обратился не по имени, значит, бойцы с водилами не особо знаются, значит, телефона нет... Летеха... лейтенант, понятия не имею, сколько он еще будет уточнять и выслушивать указания начальства... впрочем, не похоже, чтоб они на оперативное какое-то задание спешат... хотя с автоматами... Мозги разогрелись, от висков хоть прикуривай... Что же делать, что делать? Мысли перебирались, и мозг сбоил, боясь просчитаться, вдруг в маску плеснуло горячим, по губам потекло солоно. Профессор нажал на тормоза, свернул к обочине и быстро стянул маску, прижал к носу - из ноздрей хлынула кровь. В стекло тут же требовательно застучали. Он обернулся, увидел разгневанное лицо сержанта, которое, впрочем, мигом успокоилось и даже стало сочувствующим.
  - Слышь, отец, что, плохо с тобой, что ли?
  - Д-да, счас... счас пройдет.
  - Ну ты, эта... Не переживай, не скажем... После ранения, что ли, в водилы перешел?
  - Д-да, ладно, счас поедем.
  - С этим не шутят... Ты давай вылазь потихоньку да до аптечки, тут за углом... А нас Степа довезет. То-то, я смотрю, ты в объезд поехал, чуял, наверное, что приступ может быть, движение поменьше выбирал.
  - Да ладно...
  Боец хлопнул по кнопке, выскочил на улицу, обежал автобус, открыл дверь и бережно, как калеку, снял Славутича с сиденья:
  - Ты, как начал распинаться с надрывом, что-де человек маленький, я сразу понял, что списали. Ну, давай сам, потихонечку, осторожненько... а мы доедем, и ребятам скажу. - Он подмигнул. Коротко, отрывисто пролаял в салон, место за рулем мигом занял громадный детина, в руках которого внушительный руль смотрелся как маковый бублик.
  Сержант подмигнул, хлопнул дверью, и скоро автобус исчез за поворотом.
  
  Глава XI
  
  Славутич прислонился к двери в подворотне, машинально стер маской с лица остатки крови. Попытался собраться с мыслями, но в подворотню задом сдала "Газель". Требовательно посигналила, и деловитые мужики начали быстро таскать лотки с горячим хлебом в распахнувшиеся задние двери магазина.
  Профессор перевел дух. Хоть на этот раз не по его душу... Так, перво-наперво нужно отсюда убираться, причем подальше. Хотя бы найти какой-нибудь уголок, чтоб привести мысли в порядок.
  Закоулки вывели на широкий проспект с сотнями идущих людей. У всех лица хмурые, целеустремленные, смотрят насквозь. На автопилоте уворачиваются друг от друга. Очень легко слиться с массой и думать на ходу.
  Итак, что за суета в последние дни? Обнаружение необычных свойств лимфоцитов, под волевым контролем начавших доставку стволовых клеток к месту повреждения. У меня удаляли два-три зуба, я ломал руку, сломаны два ребра, и ничего необычного никогда не наблюдалось. Получается, совпали три фактора - свои лимфоциты вместе со своими стволовыми клетками в одном растворе и мощный стресс, активировавший необычные свойства.
  Так, так... боль послужила пусковым сигналом, а сознательно я думал о восстановлении. Простая причина, и удивительное открытие. Я делаю раствор и ввожу активированные транспортные лимфоциты, полагая, что озарение верно и они регенерируют мне конечность. Так и получилось... Второе, все пошло наперекосяк. Вмешалась девица, несущая бред про вампиров... Мало того, долго и упорно готовившаяся... Откуда-то взялись непонятные венгры с российским гражданством и медсестра в лаборатории, опять же из них... Так, допустим, не все из бреда Даши бред, все-таки кое-какие необычные свойства у меня действительно появились. Причем каждое проявлялось в ответ на какой-то серьезный стресс. Вот, похоже, ключик. Стресс и выплеск эмоций, активирующие какую-то новую функцию.
  Третье, я попадаю в какую-то непонятную контору, главная функция которой, похоже, "держать и не пущать" новые открытия, а заодно и всех... хотя какие-то у них методы странные... хотя что я, собственно, знаю о методах подобных контор? Так, но вот мы и пришли к настоящему моменту. Что мы имеем в активе? Миног, помогающих дышать под водой? Пташек, кидающихся на помощь? А в пассиве меня ищет какая-то могущественная служба, а единственный ржавый ключик - Дашу закрыли и... Профессор вдруг резко остановился, на него налетел, ругнувшись, сзади идущий. Этот несолидный камуфляжник пообещал - опорочит имя так, что даже родные отвернутся, выдвинут обвинения, и общественность, и ученые... Кто-то пихнул в спину, рявкнув:
  - Сойди с дороги! Встал столбом, придурок!
  Ноги сразу включились, понесли дальше с потоком... Нельзя выделяться... Но что же делать? Единственная хоть какая-то связь - это Даша и эти венгерские князьки. Значит, надо их вытащить.
  Профессор скривился. Да-да, вот прямо сейчас найду суперпуперавтомат, перестреляю всех злых и освобожу нужных... Так, но если не с оружием, то как? С ума сойти... кажется я всерьез почти решился на это?
  По улице приближается вой сирены, милицейская девятка обгоняет в молниеносной шахматке все автомобили. Превышает все допустимые и недопустимые скорости. Перерывистое ульканье все ближе, ближе... вой ввинчивается в уши. И замолкает, как отрезало. Визг тормозов у обочины, профессор затравленно метнулся. Но поздно... его увидели. Громко топая, на него несется огромный мент, глаза навыкате, физиономия красная, свирепая гримаса перекосила лицо. Словно сорвавшийся с цепи пес, получивший официальное разрешение догнать и порешить ненавистного кота. Славутич обреченно шагнул вперед, но мощная рука отшвырнула его в сторону. Как горная лавина, тот пронесся дальше и, словно вышибая дверь в комнату с заложниками, вдарил по хрупкому пластику кабинки биотуалета. Дверь жалобно хрустнула, туалетчица испуганно ойкнула, а внутри словно зажурчал с водопадными нотами горный ручей, сопровождаемый сладострастным облегченным рычанием: ка-а-а-айф!!!
  Профессор выдохнул с не меньшим облегчением и быстренько шмыгнул во внутренний дворик.
  И на этот раз не по его душу. Лавочка возле подъезда приглашающе поблескивала вытертой поверхностью. Однако две оживленно болтавшие старухи на соседней лавке замолкли и начали разглядывать с бесцеремонностью местных авторитетов. Весь дом, казалось, хмуро посмотрел серыми стеклами на чужого.
  Славутич встал и, сопровождаемый подозрительными взглядами, скрылся за поворотом. С торца здания только окна лестничных клеток, равнодушные, глухие, без дергающихся век-занавесок. Закуток с пятью мусорными баками, чуть дальше остатки древнего забора, кривые раскидистые акации. На земле куча отпиленных толстых веток, цеплявших некогда провода. Вокруг валяется множество пластиковых бутылок и одноразовых стаканчиков, от забора тянет мочой. Определенно любимый угол местных выпивох. Но сейчас никого нет, и это хорошо.
  "Уф, наконец-то можно хоть немного посидеть", - подумал Славутич, присаживаясь на отполированную множеством задниц кривую ветку, хитро всунутую в развилки акации. Но, видимо, умение сидеть на ней было частью тайного искусства местных алконавтов - из-под профессора она тут же вывернулась и пребольно поцарапала острым сучком бок. Костюм, и так уже имевший затрапезный вид, украсила прореха, и ткань быстро потемнела от крови.
  - Ё!! Карный бабай! - взвыл несчастный. Контраст ожидаемого приятного отдыха и действительности показался неожиданно ужасным. В довершение по нервам словно хлыстом ударил свирепый голод. Чертова регенерация тут как тут. Впрочем, боль почти сразу утихла. За баками раздался писк, шелест и возня. Отбрасывая консервные банки и пакеты, из-под груды мусора, как чертики из табакерки, выскочили пять здоровенных рыжеватых крыс. Рванулись к профессору, бросили перед ним несколько хлебных корочек и вновь помчались к баку.
  - Это вы что, подкормить меня решили, хвостатые? - удивился профессор и невольно сглотнул слюну.
  А крысы сделали еще рейс, другой, третий. Кучка корочек, косточек и колбасных кожиц ощутимо подросла. Но вот, видимо, в баках кончились объедки, и крысы умоляюще затряслись, замерев возле нее. А у Славутича собралась во рту слюна, высунулся кончик языка, и уже привычно вкусным показалось все, включая этих хвостатых. Взгляд сконцентрировался на ближайшей, и она, мелко семеня, подбежала вплотную, встала столбиком. Он наклонился, протянул руку, и из крысы вдруг прыснули в разные стороны многочисленные блохи. Похоже, паразиты не собирались идти на обед высшему существу. На ладони крыса ухватилась за палец и, отчаянно шевеля розовым носиком, дышала, сердечко тарахтело, как крошечный электромотор. Впрочем, профессор уже контролировал голод - подземная школа Дарьи сыграла положительную роль. К тому же рана - простая царапина и прекрасно заживает за счет внутренних ресурсов. Голод ослабел и пропал, он опустил крысу на землю. Зверьки замерли, крутя острыми мордочками, возле кучки объедков.
  - Что, зря старались? - спросил профессор и вдруг ощутил совокупную досаду и недоумение крыс, словно коснулся каждой. Они вздрогнули и разом обернулись, словно примерные солдаты, вытянулись по стойке смирно. Станислав вдруг почувствовал их, словно перчатку на руке или дополнительные пальцы, готовые выполнить команды, едва пройдет импульс. Только какой - пока не понял. Осторожно попытался согнуть эти виртуальные пальцы... Крысы словно этого и ждали - разом все согнулись и замерли. Разогнуться... по одному... По одному оказалось сложнее, словно каждая крыса была мизинцем, не желающим гнуться без остальных пальцев.
  - Так, а ходить вы можете? - Он мысленно двинул их туда-сюда, и они рванулись, сшибая друг друга. - Осторожнее, медленнее!
  В нос ударил резкий запах перегара. Возле бака покачивается на подгибающихся ногах плешивый мужичок с чекушкой в руке. Глаза выкатил, отвесил челюсть с плохо сохранившимися двумя кривыми нижними зубами.
  - Эта-эта! - Он тыкал пальцем то в профессора, то в крыс.
  - Дрессирую! Чо, не видишь?!
  - А-а! - удовлетворенно протянул мужичок. - А то смотрю, что за мистика! Я мистику не люблю, - вдруг нахмурившись и с угрозой утвердил он. Сделал хороший глоток из чекушки, качнулся и добавил: - Мистика - она как черти! Парадокс.
  Он значительно воздел перст и шаркающей нетвердой походкой побрел к обихоженному выпивальному местечку.
  Славутич мысленно попытаться вытянуть пальцы... Крысы целеустремленно рванулись в сторону улицы. Подогнул пальцы - остановились; потихоньку разогнул - побежали. Опа, скрылись из вида, и Славутичу пришлось закрыть глаза, столько разом обрушилось информации. Словно на каждом пальце выросли носы, глаза и уши. Мозг напружился, словно тяжелоатлет, которому вдруг навесили на штангу еще два блина по полста. Так значит... нет, ребятки, четырех нужно отпустить... как это еще сделать-то... убить, может, лишних? И разом ощутил паническое несогласие крыс, они задергались, не в силах убежать.
  - Да нет, чего вы там, - пробормотал профессор, - я же просто подумал. - И ощутил от крыс такую волну доверчивой признательности, что невольно покраснел. - Надо же... Ну, ступайте четверо, ступайте... - и он мысленно, поджав большой палец руки, подергал остальными, представив, что они отваливаются и убегают в разные стороны.
  В ушах раздались щелчки, словно отключили микрофоны. И звук наконец возник без дублирования, от одной крысы-пальца, что улеглась на асфальте, посматривая по сторонам. Ощутимо недовольная такой нелепой позой да на открытом месте. Так, потянем палец. Хорошо, побежала, побежала... туда-сюда... отлично. Ко мне, обезблошенная!
  - Лариска, в карман! - Крыса споро взбежала по штанине и шмыгнула в карман пиджака, высунув наружу острую мордаху.
  Со стороны бревен раздался хохот и аплодисменты:
  - Ну ты даешь, прямо Шапокляк! Иди сюда, мужик, посидим! Я - Вася! - крупный мужчина в кожаной куртке и потрепанных джинсах приглашающе помахал рукой. Широкое лицо, перерубленное накрест двойным шрамом от виска до челюсти, как-то умудрялось лучиться довольством и радушием.
  Едва ли его будут искать в компании местных алкашей, пересидеть и отдохнуть вполне сгодится. Тем более сам сейчас напоминает бича, что бывший интеллигентный человек, в пропыленном потрепанном костюме. Шляпы только сплющенной не хватает. Славутич, улыбаясь, направился к компании, поглаживая высунувшую из кармана головку крысы.
  
  Глава XII
  
  - А здесь Машка живет, тебе хвостик отгрызет! - захохотал шрамастый здоровяк Вася.
  - Га-а-га-га, не ссы, Шапокляк, она добрая. Маха - репепедерша. Ну, ты понимаешь, иногда ходим, но рожденный пить не икать не может, а она требует! Поэтому редко, гагагага!
  Обшарпанная зеленая дверь в подвал скрипнула. Сквозняк ворвался внутрь, словно в дыру самолета, хлопнул нижней дверью. Уныло закачалась сороковаттная тусклая от пыли лампочка на длинном, хоть и загнутом в три колена проводе.
  Внизу возле подвальной двери притулился скомканный половичок, от грязи совершенно непонятного цвета. На нем тощий черно-белый кот, мокрый, словно только что принял ванну, шлепал языком по брюху, пытаясь пригладить торчащую иглами шерсть. Он замер, оценивающе впился желтыми глазами в подходящих и, смекнув, что нечего рассиживать на траектории этих крупных мужиков, прыгнул в темноту подвала.
  Едва не зацепив смывшегося кота, открылась дверь, и хриплый женский голосок, утомленный жизнью, вопросил:
  - Хто там... водка есть?
  Свет выхватил фиолетовый бланш, вольготно раскинувшийся на пол-лица, придавая эффектный негритянский оттенок загорелой коже. Обесцвеченные когда-то, короткие волосы торчат куцыми клочками, как у давешнего мокрого кота. Однако полные губы, единственно примечательная, словно оторванная от Анджелины Джоли, часть тела, вдруг плотоядно улыбнулись. Длинный язык розовой змейкой прошмыгнул туда-сюда. Губы влажно и зазывно заблестели. Тощие руки провели по бокам, поджимая мешковатое платье-балахон грязно-зеленого цвета... или зеленого грязного. Ткань облегала довольно стройное тело. Машка призывно качнула пару раз навстречу тазом.
  - Вот, Маха, это Шапокляк. Хороший мужик, приюти-ка его. Напои и обогрей, в общем.
  Маха серебристо захохотала, куда и хрипота пропала, закинув вверх голову. Белая шея неожиданно беззащитно осветилась лампочкой. Судя по отсутствию морщин, вполне молодая шея... и женщина само собой.
  - Да без проблем! Я, как та Баба-яга, и печку истоплю, и жратвой накормлю, если не привередливый, - с кокетством подтвердила она и вдруг крепко притянула Славутича за руку к груди.
  В пакете брякнули бутылки, зашелестели продукты. Оторвалась одна ручка, и по полу запрыгали картофелины. Угрожая выпасть и посыпаться за картошкой, высунулись бутылки. Вася ловко, двумя пальцами, ухватил похмельную чекушку, как карманник - кошелек. И строго глянул на разинувшую для вопля рот Машку:
  - Это налог на себестоимость внесенного материала! - Лихо повернулся на каблуках и, насвистывая, удалился вверх по лестнице.
  - Нет, ну ты видал паразита! Вот так каждый раз ляпнет какую-нибудь ерунду бедной женщине и, пока она ушами хлопает, сваливает!
  - Да ничего страшного. Не беспокойтесь, там еще есть.
  Женщина повеселела, подобрала последние картофелины и приглашающе открыла дверь в длинную узкую комнатушку.
  Вдоль стены вьются две толстенных трубы с вентилями, от них ощутимо несет теплом. Поверх них пристроена сложная конструкция из пружинных матрацев, дверей и проволок. Все накрыто толстым розовым байковым и зеленым махровым одеялами. Подушки на любой вкус рассыпаны поверх. На самой большой лежит раздавленная селедочная голова. Маха охнула и смахнула ее в ведро под узкий длинный стол.
  - Паразит Кактус! Постоянно на этой подушке жрет!
  - Кактус?
  - Да кот это, такой пятнистый. А Кактус, потому что шерсть все время как иголки торчит, раков он, что ли, в подвале ловит... - А, я его видел. А Лариску он мою не тронет? - Славутич вытащил из кармана смирную крысу. Она сразу солдатиком встала на ладони, поджав передние лапки, начала принюхиваться к хозяйке, смешно шевеля, словно кланяясь, головой. Пахло в комнатке ржавчиной, сыростью и почему-то обувным кремом.
  - Вау! Так вот почему тебя Шапокляк зовут! - восхитилась Маха. И сразу стало видно, что ей едва ли четверть века от роду. Молодая, в общем, совсем, да и не бомжиха вроде... На стенах сохли оранжевые дворницкие комбинезоны разной степени заляпанности. В углу ведра, ряд сапог, ящик с пустыми бутылками. Швабры, метла, грабли, щетки.
  - Не ссы. Кот щас в подвале по болотам носится. Голодный, и шугнули вы его. Сюда не зайдет, гордый. Токо если приглашу. А я не приглашу. На хер он мне щас тут нужен! Ты, Шап, давай, дуй в душ, а я пожрать сделаю, токо сперва чекуху задавим! Держи, пузырь твой, тебе и разливать.
  Профессор, сдерживая брезгливость, накапал в видавшие виды стопарики водки. Выпили за хозяйку и еще за крысу, и маленькая бутылочка брякнула в ведре.
  За стенкой профессор прикрыл фанерную дверь душевой. Ржавая труба контрастировала с яркой никелированной насадкой и разномастными кранами типа "цветочек". Пол с колотым кафелем прикрывает массивная деревянная решетка на высоких кирпичах, а под ней угрюмо ворочается вода, словно реагируя на какие-то подпольные приливы-отливы. Одежда свернулась на истыканной ножами ядовито-зеленой лавке. И благодатная, горячая, хотя и попахивающая хлоркой вода хлынула на голову. Кусок хозяйственного мыла и вычурная баклажка дорогого шампуня, роскошная, хитро изогнутая зубная щетка у маленького зеркальца и изжеванный тюбик дешевого "Жемчуга". Такой же контраст представляла собой и Маха, шмыгнувшая под горячие струи. Тугое молодое тело с ровными крепенькими конечностями, и две длинные, обвисшие груди, которые всегда сравнивают с ушами спаниеля. Тугая, вздернутая попка, ягодицы которой так и просились в ладони, и совершенно никакое загорелое лицо, с бланшем, придающим половине мертвяческую синюшность. Впрочем, Машка не собиралась демонстрировать недостатки, а мигом встала на колени, крепко обняла профессора за бедра и активно заработала красивыми губами Анджелины Джоли. Прошло совсем немного времени, и профессор облегченно взревел, притиснув голову женщины обеими руками к паху.
  - Шап, ты прелесть! - промурлыкала она, повернувшись удачным ракурсом. Даже лицо сумела сделать выразительным... как-то очень красиво улыбнувшись замечательным ртом. - Домывайся, у меня как раз картошка закипает! - Подмигнула и, сверкнув ягодицами в свете дневной лампы, исчезла за поворотом.
  
  - Чего репепедершей зовут?
  - Ну, это шутит так алкашня. Я баки в РППЕ разбираю.
  - Что за баки и что за РППЕ?
  - Да это контора какая-то. Таинственные до жути. Там у них везде камеры понатыканы, забор огроменный. Да и здание огроменное! - Машка поднялась на цыпочки, вытянув руку вверх, показывая высоту. Покачнулась, хихикнула, опершись на стол. Слегка плавающий взгляд остановился на огурчике, и через секунду он захрустел за ловко двигающимися губами.
  Профессор решительно пододвинул ей стопку ближе. И спросил:
  - Высокое, серое такое, да? Видел как-то такое. Здесь недалеко вроде, там еще мордовороты на автобусах ездят.
  - Д-да, да! В масках. Такие красивые мужчины! - Маха стрельнула глазом. На радужку наконец попал свет лампочки, подсветив блядской бутылочной зеленцой.
  - Ха-ха, и ты там работаешь? Ну ты и врать горазда. Репепедерша! Ну, давай за фантазию!
  Маха охотно засмеялась, но вдруг оборвала смех, обиженно надулась:
  - Все правда, Шап! Я же дворничиха! Вот меня и нанимают крутые ребята. У них там как наказание такое - наряд, ящик с мусором разбирать. Ну, им же западло! И меня нанимают. Ну, когда прихожу. Завтра наверняка уже полный. - Маха обиженно ухватила стопку и решительно отставила в сторону, сдвинув белесые запятые бровок.
  - Да ладно, ладно, верю. Только не понял, чего там разбирать-то в ящиках?
  - Что не ясно? Эколохи же у всех требуют, чтоб мусор разделяли. Пластмасса, стекло, бумага, банки, объедки - все отдельно. Там и ящики специальные стоят, как и везде. Да только кому охота отдельно класть? Валят все вместе. И наказание своим провинившимся, и напрягаться не надо.
  - Да ладно, Маха, верю-верю. Может, тебе помочь завтра с ящиками-то?
  Куцые брови дворничихи подскочили, рот приоткрылся, как у девочки, год просидевшей без сладкого, увидевшей чупа-чупс:
  - Шап! Прелесть! Ты на ночь останешься? - столько веры и счастья было в этом возгласе, что профессор невольно содрогнулся.
  - А что? Мне домой далеко ехать, да и не ждут меня там особо...
  - Эх! Хорошо! Конечно, живи сколько влезет у меня! А завтра в ящиках пороемся! Знаешь, там сколько бутылок бывает зараз! Часа за три вдвоем управимся. Там машинку такую еще дают, асфальт замывать с мылом. Я оттуда всегда с чашку жидкого мыла набираю перед уходом!
  - Хозяйственная какая, - похвалил Славутич, отдавая терпеливо ожидающей Лариске кусочек сыра, - а меня-то пустят?
  - Да пустят! Пустят! Не впервой! Иногда наши алконавты соглашаются помочь. Толку от них мало. Но хоть немножко помогут, и то хлеб. Они не знают, что я по-левому договариваюсь за деньги. И выковыривают бутылки сколько смогут.
  - А мне не боишься рассказывать?
  - Тебе - нет. Ты другой... - Машка намахнула стопку, просветлела. - Высшее существо! Уж я чую!
  На счастье, репепедерша оказалась вполне обычной сексуальности бабой. Озабоченной прорвой она казалась, видимо, лишь только окрестным импотентным алконавтам. Уже через час она удовлетворенно посапывала на плече профессора. А он в полудреме проникся удивительной умиротворенностью, быстро понял, что исходит она от сытой крысы, свернувшийся под трубой на тряпочке, усмехнулся и не стал отгонять это чувство, спокойно заснув.
  
  
  
  Глава XIII
  
  Четыре утра - час дворников и уборщиц. Со всех дворов доносится торопливое шух-шух-шух гибких граблей и метелок. Подвывание и шелест намыленных щеток моечных машинок сливается с чириканьем проснувшихся воробьев. Гудят громадные мусоровозы, искусно лавируя меж как попало припаркованных автомобилей. Вот из ближайшего, едва не сшибив Маху, выскочил разозленный водитель и пнул "Ситроен", перегородивший подъезд к ящикам. Оскорбленная машина гнусно закурлыкала вычурной иностранной сигнализацией, с балкона пятого этажа высунулся владелец и заорал не менее гнусно. Водитель мусоровоза вторил, потрясая разводным ключом над лобовым стеклом легковушки.
  Профессор биохимии, шелестя оранжевой робой не первой свежести, лихо натянул на глаза кожаную кепку, выдвинул небритую челюсть и загромыхал длинной заляпанной тележкой по тротуару. Внутри брякают и перекатываются ведра, лопаты, веники и прочие дворницкие причиндалы. Маха-репепедерша гордо выступает впереди, неся на плече, словно хоругвь, метлу на длиннющей ручке.
  Возле КПП лениво позевывающий солдат оживился, заметив процессию. Довольно ухмыляясь, жестом потребовал прижаться к стенке будки. Шмыгнул внутрь и через минуту поднял шлагбаум.
  - Давай, Машка, у тебя четыре часа сегодня максимум! Ну, с хахалем быстрее управишься! Камеру отвернул, пацаны, как обычно, не обидят. - Он подмигнул дворничихе, неодобрительно хмыкнул, посмотрев на выставленное напоказ из кармана робы профессора горлышко бутылки, и мощной дланью выдернул из подсобки моечную машину. Маха сладко улыбнулась, ухватила рукоятку, повлекла, показывая направление.
  Мусорные баки притулились возле самого забора. Красиво покрашены в разные цвета, расписанные яркими поясняющими надписями, в какой запихивать пластик, в какой объедки. Но тем не менее наполнены разномастными мусорными мешками с чем попало. Маха подхватила палку с крючком, попросила:
  - Ты мне только вытащить их помоги и разложить. А дальше я сама управлюсь.
  Профессор не имел ничего против такого разделения труда.
  Крыса тем временем осмотрела территорию и забилась в щель, отчаянно сигнализируя Славутичу, что она не на своей территории, что статуса у нее здесь вообще никакого нет, что она боится местных... Пришлось мысленно гладить ее по шерстке, посылая эмоциональную картинку, что недолго здесь пробудут, скоро уберутся, и вообще у тебя такой защитник, что все местные крысы перед тобой меньше блох.
  Одновременно они вытаскивали и раскладывали рядами пакеты, которых оказалось удивительно много. Строгие длинные камеры, словно им было неприятно это зрелище, угрюмо замерли, отвернувшись. Солдаты на вахте слово держали.
  Через полчаса Маха занялась потрошением и сортировкой отбросов. А Славутич достал бутылку водки и переместился в тень, вплотную к зданию. Крыса преданно перебежала за ним.
  Профессор сосредоточился, опять представил ее как конечность и послал к стене. Крыса добежала и начала недоуменно смотреть вверх и в стороны, крутить хвостом. В сознании отразилось непонимание, чего же от нее хотят. Тогда он представил, что она входит в стену и продвигается дальше. В ответ крыса ткнулась носом в пыльный цемент, и профессора обдала волна такого удивления, что краска бросилась в лицо.
  - Ну что же ты, Лариска?! Ты же крыса, грызун! Тебе же такие стены на один зуб, прогрызи да зайди, делов-то!
  В ответ получил импульс испуга, совсем сбившего с толку. Крыса поразевала пасточку, покрутила головой, скребнув пару раз цемент, и вновь повернулась с эмоциональным рядом: "Я, конечно, буду грызть, но большей глупости и придумать невозможно!"
  - Ну хорошо, что ты предлагаешь? - Славутич постарался расслабиться, убрать волевой контроль, но одновременно как-то ощущать животное.
  Со стороны виделось - он то напрягался, морщился, шевеля бровями, то расслаблялся и отвешивал челюсть. Крыса в недоумении металась вдоль стены, окончательно сбитая с толку. Но вот вдруг наконец он понял, поймал момент ощущения. Словно мысленно закрыл глаза и позволил пальцу почесать там, где чесалось. И разом асфальт бросился к лицу, профессор дернул в страхе головой, но глаз не открыл, поняв, что смотрит Ларискиным взглядом. Длинное рыло перед глазами задергалось, розоватый с черным пятном пятачок пару раз отогнулся вверх. Поверхность вдоль стены оказалась испещрена целой сетью устойчивых запаховых дорожек. Лариска потянула носом, и асфальт вдруг мощно и уверенно понесся под ногами, словно ехал на мотоцикле.
  - Как быстро ты бегаешь, зверуха, - пробормотал профессор, не открывая глаз. На ощупь достал бутылку водки, поставил рядом.
  А крыса уже нашла еле заметный отогнутый уголок облицовочного блока прессованного стекловолокна. Принюхалась и потянулась внутрь, изгибаясь и вытягиваясь, словно мохнатый червяк. Ребра пружинисто втянулись, бока сплющились, а задние лапки, растопырившись, словно хвост-ласты тюленя, толкали коготками круговыми движениями. Передние же плотно прижаты к бокам и посекундно слегка сгибаются, помогая телу скользить в крошечной расщелине.
  - Ух ты, как ползаешь-то, оказывается! - удивился профессор. Вдали грохнула крышка ящика. Он на мгновение приоткрыл глаза, ощутив удивительное расщепление. И сознание рывком переместилось в человечью голову, словно вдруг подпрыгнул. Но это Маха закончила первый ящик и, поднатужившись, загрузила в тележку внушительный мешок.
  Контроль над крысой ослаб, но не пропал, он ощущал ее на ощупь, можно сказать. Но вот она вылезла в какую-то относительно свободную дыру и недоуменно закрутилась, не понимая, что делать дальше. Разом хлынули крысиные мыслеобразы-ощущения-страхи в стиле "а что я тут делаю, а не пора ли отсюда смотаться".
  Оп, он снова ее мысленно схватил. И начал передавать образ Дарьи. Представил, какие у нее глаза, волосы, тело... Крыса внимала с интересом, но явно недоумевая.
  - Черт, да как же тебе сказать... Неужели придется постоянно сопровождать-обшаривать. - Представил Дарью с точки зрения от самого пола. Крыса начала вроде понимать, но опять нечетко... Ясного образа добиться не удавалось. И вдруг все встало на места, тайник памяти открыл... вкус Дарьи! Он как-то очень хорошо совместился с запаховым зрением крысы, и тут крыса наконец ясно все поняла.
  Видимо, напряжение для зверька оказалось еще посильнее, чем для человека. Она тяжело задышала, облизывая внезапно пересохший нос. Он не торопил. Но теперь знал - найдет. Для начала показал мысленно - сороковой этаж, откуда начинать поиск.
  Крыса мысленно пискнула что-то эквивалентное "ни хрена себе!", но, как вышколенный исполнитель, рванулась вверх. Вдоль кабелей, труб коммуникаций и отопления. Где-то через подсобные помещения, где-то просачиваясь в едва заметные щели за плинтусами. Остановилась полакать из лужицы влагу. Славутич попробовал убрать внимание - получилось! Крыса неслась в заданном направлении, словно собиралась поставить рекорд забега по пеленгу на пересеченной местности.
  Но вот вдруг остановилась, закрутилась на месте, словно пытаясь поймать свой хвост. По нервам стегнуло страхом. Славутич даже приоткрыл глаза, чтобы понять, откуда он исходит. Надвинулось темное ощущение, что вот только что превысил скорость и сбил урну на тротуаре, не вписавшись в поворот. А из подворотни коротко гукнула сирена, и оттуда вальяжно, не спеша, выходят матерые гибэдэдэшники. А он суетится и не помнит, куда сунул права... Картина наложилась, и из двух щелей синхронно вышли две крысы. На мордах написана властность и брезгливая державность. Вроде как: "Что это такое появилось", - Славутич в полной мере ощутил, что такое отсутствие статуса у Лариски. Но внутри поднялось возмущение. Да как смеют! Какие-то ничтожные крысюки! Волна эмпатии хлынула через ведомую крысу и накрыла патрульных. Разом возникла ассоциация, что гибэдэдэшники вдруг обнаружили за рулем "мерса" солидного генерала милиции, при всех регалиях. Спеси разом поубавилось, осталось только чувство собственной правоты, но и оно через пару секунд растаяло в "а стоит ли связываться?".
  Местные крысы явно собирались ретироваться, но Славутич прянул вперед сознанием и вновь ощутил всех крыс, как перчатку на пальцах. Он не понял, зачем ему это нужно, тем не менее Лариска мигом сориентировалась. И начала передавать задание по поиску Дарьи! Перед профессором, словно серые цветки, раскрылись памяти крысюков, и выборочная память его помойной крысы быстро считала устройство многоэтажной конторы, восприняла метки, повороты, комнаты, и вот в памяти одного патрульного проскользнул знакомый запах, четко указавший нужное направление. И крысы помчались в ту сторону.
  Большая темная комната, под потолком висит забранный в решетку фонарь. Окон нет, дверей не видно. Вдоль сплошной металлической стены ряды кроватей, привинченных к полу. Почти все аккуратно застелены и даже запакованы в пленку, только одна смята, и как раз от нее идет нужный запах. Все это Лариска близоруко видит, высунувшись в щель у потолка. Дальше по стене стоит вентилятор, и отрезает, втягивает запахи дальней половины комнаты. Очень неудобно - крыса не видит дальше, но, судя по мягким шагам, у дальней стены кто-то есть. Ага, а от щели вниз идет грубовато заштукатуренный угол. Эта стена не металлическая, а бетонная. Штукатурка же терпимые ступеньки для ловких крысиных коготков. Лариска спускается удостовериться. Да, это определенно ноги Дарьи. Похоже, у нее забрали гражданскую одежду и выдали клетчатую желто-оранжевую форму. Штаны валялись под кроватью, а Дарья... в рубашке робы, как в коротком платьице, исполняет плавные упражнения, что-то из китайского цигуна.
  - Так, Лариска, я не вижу, где там камера висит, но определенно под нее попадать не стоит. И шуметь не стоит. Где бы ей оставить записку... Ага, ты чуешь овсяную кашу с тушенкой и хлеб. Отлично. Наша подруга решила перед обедом позаниматься. Воспользуемся.
  Крыса споро влезла по деревянной ножке на кровать. Одна из застеленных служила пленнице кухонным столом. Стоит в сторонке, ее почти не захватывает камера, никто не любит, когда пялятся во время еды. Блестящий глазок отчетливо теперь виден - телеглаз наверху почти под потолком, движется плавно, как у эстонского хамелеона. Главное, движение равномерно и целеустремленно - это хорошо. Охранники, видимо, полностью полагаются на автоматику, сориентированную на выделение нового. У живого оператора уже голова давно закружилась бы от этих покачиваний. Ага, камера отвернулась, давай, крыска, быстренько на поднос ей и подбросим сложенную бумажку. Ах, немного уголок замусолился. Не обращай внимания. Хорошо, уже читает.
  
  "Это Я. Предложи им тебя отпустить. Убеди их, что ты мне очень нужна. В доказательство дам, если надо, какую-нибудь зверюшку, чтоб слушалась. Это я ими управляю и через них вижу и слышу. Эту бумажку уничтожь".
  Морщится, смотрит на камеру. Оглядывается. Так, Лариска, твой выход. Шаркая коготками и сцепив лапки за спиной, из-под кровати появляется крыса. Говорит громкое "пи, пи, пи" - кивает.
  Дарья неуверенно улыбается. Бормочет вполголоса:
  - Да, профессор, красноречие у вас сейчас на уровне замены ругани в телешоу. Может быть, напишете мне что-нибудь ручкой на бумажке?
  Она протянула крысе толстую гелевую ручку. Профессор поднатужился, принял. Стоять, тем более ходить на задних лапках в теле зверька чрезвычайно неудобно. Ручка ощущается тяжелым бревном, а бумага под ногами видна, только если смотреть одним глазом, склонив нос набок. Упер, повел... но ручка мигом перечеркнула лист, а розовая пятка мазнула, размазав часть линии. Пытаясь удержать и удержаться, крыса шмякнулась на живот. Неторопливо поднялась, очень по-человечески похлопала себя по животу, словно сбивая пыль. Лариска посмотрела на девушку, едва сдерживающую смех, и очень натурально развела лапки в стороны. Мол, что поделать... - Да, вижу-вижу. Навыка не хватает определенно. - Склонилась еще ниже, почти прошептала: - И я вам действительно очень нужна, профессор!
  В уголке раздалось шуршание, поскребывание, и подбежала еще одна крыса, почти черная, мелкая. Тяжело раздувает бока - явно мчалась сломя голову, бросила еще бумажку. Лариска, получив эстафету, рванулась наверх.
  "Я организовал цепь посыльных, так что можно почти поговорить. Снова смогу связаться только через несколько дней. У камеры микрофончик слабый, есть еще два в стенах, но достаточно далеко от тебя. Говори шепотом, не услышат точно".
  Крысы носили уточняющие записки, пробегая подкроватно-вдольстеночным маршрутом, Дарья отвечала - шепотом, в пол, лежа на кровати. Скоро они были в курсе нужной информации друг о друге. Дарья на прощанье послала воздушный поцелуй и дала адрес организации, пароли-явки и прошептала, что пустит все свои таланты в дело.
  
  Славутич, громыхая полной телегой, отбыл, одновременно отслеживая расстояние, с которого удается контролировать конторских крыс. Расстояние утешительное - только с 200 метров возникло ощущение растягивающейся резинки. Постепенно все меньше особей поддавалось контролю, и еще через сотню метров лопнула последняя связь со зверьками серой башни.
  - Так, - обратился профессор к крысе, высунувшейся из кармана, - похоже, мы можем не светиться возле мусорных баков. Значит, только для первичного контакта необходимо малое расстояние, дальше проще... Профессор ощутил недовольство Лариски. Ей совсем не нравилось в кармане и хотелось вылезти на плечо, чтоб гордо смотреть по сторонам... Он мысленно погрозил ей пальцем:
  - Гордыня - грех, так что воздержись. Нельзя, чтоб тебя видели... Навстречу рванулась такса, натягивая поводок, залилась звонким лаем. Хозяйка собачки покраснела, начала извиняться. Славутич улыбнулся, а про себя цыкнул на Лариску... - Нет, и чудовище это мы не убьем!
  Ухватил мысленно таксу за шиворот, легко вложил в сознание песика ощущение, что поднял его и потрепал. Собака подавилась лаем, взвизгнула и прижалась к хозяйке, крутя хвостиком, словно обозналась, встретив давнего друга, и теперь вовсю извиняется. Из кармана донеслось удовлетворение. Похоже, часть трепки наблюдала и Лариска, приняв передачу за реал.
  - Так, Маша. Пожалуй, дальше наши пути расходятся. - Профессор подкатил тачку к подвалу. - Не поминайте лихом, не держите зла.
  Репепедерша порывисто вздохнула, взялась за ручку тачки. Буркнула:
  - Да я и не шибко губу-то раскатывала. Чай, не совсем дура. Ну, в общем, где я живу - знаешь, заходи, Шап, если что... Она подмигнула и лихо вкатила груженую тележку в подвал.
  
  Глава ХIV
  
  Укромное жилище сектантов представлялось Славутичу как нечто мрачное, подвальное. Но оказалось респектабельной трехэтажной дачей, утопающей в зелени. Вокруг серебрится металлическими остриями высокий ажурный забор. Упитанные охранники с выражениями бдительности на широких физиономиях охраняют периметр. Короткие помповые ружья на изготовку, зубастые доберманы в шипастых ошейниках свободно бродят по коротко стриженным лужайкам. Все солидно, так же основательно... как свинцовая паутина наблюдения спецслужб. Профессор ощутил его как настороженное повышенное внимание мышеловки с кусочком сыра.
  В последней записке Даша дала координаты тайного входа. Да, так и сказала - "тайного входа", с таинственным придыханием. Славутич усмехнулся. Ей так нравится играть... что уже непонятно, где игра сливается с реальностью. Одно страстное и серьезное самопогребение чего стоит. Опять же, повышенное внимание этих... репепедеров, что же значит эта дурацкая аббревиатура? Впрочем, эти спецы в основном по его душу. После прыжка с сорокового этажа от них теперь не отделаться. А девушка молодец, как-то сумела привлечь инвестиции от дворян, да еще венгерских... Видимо, такие же игроки-романтики. Хотя... слишком много неясностей.
  Потайной вход через детский магазинчик. А ключ - очень оригинально - на виду у входа, в руке медной статуи Буратино. Золотой ключик, понимаешь. Впрочем, снаружи лишь позолоченный футляр. Нажать, повернуть и еще раз нажать - из торца высунулась подпружиненная отмычка, отломив золотую краску.
  Продавец вытаращил глаза, мощно вдохнул так, что обширный живот толкнул прилавок, ухватился за сердце. Покраснел, но споро дернул фигурный рычажок на стене и судорожно ткнул указующим жестом в сторону задней дверцы.
  Славутич с интересом посмотрел на метаморфозы "не знаю там чего думающего" посвященного. Но кивнул и вошел.
  Люк вместе с ковром мягко отодвинулся в сторону - судя по приглушенному жужжанию, сработал совсем не древний электронный механизм. Ступеньки вниз, прекрасное освещение, узкий, прямой, как линейка, коридор. Воздух свеж, аккуратные овальные лампы не мигают. Мягкий коричневый линолеум поглощает звук шагов. Ничто не напоминает переоборудованную канализацию.
  Золотой ключик, так похожий на многозубчатую отмычку, пригодился и для двери в конце коридора. На этот раз возле бороздок и выступов на нем еще загорелась зеленая лампочка, и в ответ дверь отчетливо поклацала, будто внутри вхолостую захлопнулись несколько медвежьих капканов.
  Профессор вздрогнул, ощутив, что здесь совсем не бутафория. Пахнуло реальной опасностью. Словно мгновение назад бездушный автомат ткнул в висок холодным стволом и лязганьем затвора спросил пароль.
  - Однако... заигрались деточки-вомпереточки. Если бы точно не знал, что ерунда, уже начал бы верить.
  Дверь отъехала тяжело, словно многотонный люк в бункер на случай ядерной войны. Впрочем, взгляд, мельком брошенный на толстенный торец, поблескивающий металлом, заставил удивленно присвистнуть. Похоже, сравнение с бункером недалеко от истины.
  Под ботинками гулко застучали решетчатые металлические ступени, громко скрипнула внутренняя дверь.
  Славутич ахнул. Перед ним раскинулась огромная зала старинного замка. В стену из грубо вырубленного камня вбиты громадные подсвечники, свечи в руку толщиной умостились в специальных чашках. Одни свечи почти расплавились, воск капает в широкие блюда внизу, выстраивая причудливые витые горки. Другие, почти целые, горят ровно и мощно, докладывая о регулярной замене.
  - Вот и ожидаемое подземелье... Снаружи, значит, камуфляж, а здесь основное. Да, старательно покопались ребятки. Землекопы-любители... Под ботинками зацокал каменный пол, в черных плитах из полированного лабрадора сверкают синие таинственные искорки. На высоком помосте длинный черный гроб с аккуратно откидывающейся крышкой. Профессор заглянул внутрь и невольно расхохотался. Подушка с наволочкой в цветочек, кокетливо завернутая уголком вверх, прижала аккуратно заправленное одеяло.
  - Вот ведь, пожалуйте, господин Дракула, в гробик. И подушечка имеется! Где-то должна быть фляжечка с кровью и обязательно окошечко, чтоб наружу, значит, посматривать.
  Улыбаясь, профессор прошел дальше, проводя пальцем по крышкам свеженьких черных, еще пахнувших лаком гробов. Приподнял еще крышку, довольно хмыкнул. Комплект постельного белья и здесь имеется.
  - Это, видно, подготовились ребятки для покусания. Отлично. И что мне теперь делать, Лариска?
  Крыса высунулась из кармана, коснулась сознания любопытством. Славутич спохватился, аккуратно посадил зверька на пол.
  - Интересно, уважаемая крыса. Я же давно тебя не контролирую. Чего же ты по-прежнему в кармане-то сидишь? Не сбегаешь?
  От крысы пошла такая сложная смесь противоречивых эмоций, которые он определил как "не прогоняй, я тебе пригожусь, и вообще...". С недоумением пожал плечами. В общем, перед крысой-то он хорохорился, да и пока один тоже. Но все же мрачновато в этом подземном замке. Мрачновато... Нет к тому же в профессоре лидерской самоуверенности. Надо бы... что надо бы?
  Он вдруг озлился на свою нерешительность. Ударом ноги распахнул двустворчатую дверь, попал в высокую узкую комнату с огромным, словно из гладиаторских времен, бронзовым гонгом. Не задумываясь более ни секунды, увесистой дубиной ударил в него. Грохнул низкий бас, торжественный звук понесся по подземелью и разом захлебнулся под валом звуков от посыпавшихся градом ударов. Словно с отвесной скалы разгрузился "КамАЗ" колоколов. Славутич услышал Ларискиными ушами, ловко отфильтровавшими могучие звуки, набегающий за стенами торопливый топот. В комнатку вбегали и тут же замирали люди в униформах, джинсах, костюмах. А Славутич все лупил металлический диск, словно избивал врага. Наконец швырнул измочаленную дубину на пол и тяжелым взглядом окинул сборище. Лариска бойко выскочила из кармана, перебежав на плечо. Замерла, воинственно задрав хвост струной и ощерив зубы в угрожающей гримасе.
  Он вытянул указующую руку в сторону рослого мужчины в малиновом с белоснежными отворотами пиджаке. Тот покраснел, ухватился за узелок галстука и поерзал шеей - непонятно, то ли поправить хочет, то ли удавиться вовсе. Профессор медленно и внушительно трижды согнул указательный палец. Малиновый пиджак суетливо подбежал, подобострастно склонился.
  - Показывай. Рассказывай. Докладывай. Оставь двоих, кто больше знает. Остальные свободны. За домом следят, ведите себя как обычно.
  По толпе пробежал шепоток, вперед уверенно, как из строя, шагнул рослый мускулистый мужчина без возраста. Черный пиджак топорщится слева кобурой, короткая стрижка и зеркальные очки - стандартный начальник охраны. Следом осторожно, чуть ли не на цыпочках, несколькими крошечными шажочками подобрался толстенький мужичок с красной физиономией. Редкие белесые волосики обрамляют розовую лысину. Похож на карикатурного бухгалтера, только старинных счетов с костяшками под мышкой не хватает. Толпа послушно разбежалась, но из-за пары дверей все же поблескивали любопытствующие взгляды, хотя, может, для их владельцев "вести себя как обычно" и означает подглядывать да подсматривать.
  - Ты, черный пиджак, слышал о слежке? Прими меры, меня ищут спецслужбы.
  - Ребята свое дело знают. Уже действуют по отработанной схеме. Э-э, господин... э-э, Древний? Или как вы предпочитаете, чтобы мы вас называли?
  - Славутич. Не надо глупых титулов и прочего хлама. Рассказывайте все с нуля.
  Троица замерла, выжидательно посматривая друг на друга, не решаясь начать.
  - Креве-едко! Креве-едко! - вдруг громко заорало под потолком. В огромной открытой клетке попугай жако вцепился черными кривыми когтями в жердочку. Крутнулся вокруг, словно пытаясь поймать короткий красный хвост.
  - Простите, извините, - вдруг засуетился толстячок. - Я сейчас его уберу, сейчас уберу! - Он судорожно схватил табуретку.
  - Оставь, - обронил Славутич. Громко щелкнул пальцами. Попугай насторожился, повернул голову, и пронзительный серый глаз уставился вниз. Поблескивающие металлом четко очерченные перья, словно чешуйчатый панцирь, клюв толстый и крепкий, как кривые щипцы. Но настороженности надолго не хватило. Он соскочил на пол клетки. Наступил прямо в миску с кукурузными зернами. Ухватил лапкой вилку с деревянной ручкой, почти с него размером. Звонко тюкнул по металлу решетки, встопорщил перья, встряхнувшись, и вновь уставился на Славутича. И наконец внятно и громко заявил:
  - Мой дом! Мой дом!
  - Моя крепость... да? Иди-ка сюда, воин! - Профессор требовательно протянул руку. Вилка брякнула о миску, и через мгновение попугай слетел вниз. Плотно ухватившись за предложенное предплечье, раскрыл крылья до половины, ловя баланс, словно ручной сокол, и уверенным скрипучим голосом подтвердил:
  - Моя кр-р-ре-епость!
  - Как тебе здесь!
  - Нор-рма-а-ально! Лысый молодец!
  - А крыса нравится?
  - Хор-рошая крыса! Она летает?
  - Нет, не умеет пока.
  - Доса-адно! Крылья без пер-рьев!
  - Ну иди в свою крепость.
  - Нужен буду - зови-и!
  Попугай спорхнул и, тяжело похлопав крыльями, нырнул в клетку. Троица руководителей наблюдали с разинутыми ртами.
  - Ну, что молчим? Толстяк, собирай еду. Охранник, иди проверь посты. А ты, пиджачок, все расскажешь! - рявкнул профессор уже на ходу - ноги уверенно несли в большой зал.
  Славутич непринужденно уселся на крышку гроба на подиуме.
  - Итак, главных твоих нет, и сведений о них нет. Не переживай. Венгров выслали из страны, думаю, скоро они найдут способ связаться. Наверняка обговорены варианты страховочной связи. Дарья же сидит в крепости спецслужбы, которую называют РППЕ. Понятия не имею, что это значит, но сотрудников зовут репепедерами. Еще я вижу, вы тут все двинулись на киношных вампирах. Определенно, я имею некоторые способности, которые недавно активировались, но ни с какими вампирами они не связаны! Кстати, частично помогло заваливание в пещере, это, к слову говоря, у Дарьи правильная идея была.
  - Так вы там были?! Вы оттуда выбрались? - воскликнул, выпучив глаза, собеседник.
  - Гм, похоже, я ошибся, ты, видимо, какая-то совсем мелкая сошка, коли не знаешь этого.
  - Нет, господин, больше знали только трое. Дарья, Тадеуш и Мариус - кого вы перечислили. Мы же можем лишь ждать и верить... - Кстати, а на чем основана-то такая страстная вера?
  - На многом. В нижней комнате записи откровений Дарьи с указаниями. К примеру, эту подземную комнату нашли по словам из сна. А также пещеры и два клада со старинными монетами и вещами. Причем эти сновидческие указания были похожи на четкие инструкции. А потом появились те венгерские дворяне и раскрыли нам глаза еще больше. Рассказав предания своей семьи... - Ах да! Вспомнил. Венгрия - граф Дракула - пьет кровь и прочее? А это, значит, его потомки? Ну, что еще? Мало ли в какой бред кто верит?
  Пиджак помолчал, собираясь с мыслями. И пробормотал еле слышно.
  - Есть... Мы все, кроме Даши и венгров, ВИЧ-инфицированные... И единственный наш шанс... - Стать вампирами?
  - Да...
  Славутич скрестил руки на груди. Задумался. Похоже на правду. Очень плотно втемяшили себе тему. Ну да, падающий в пропасть и за змею схватится. Охотно прополоскали мозги, плюс вера, плюс чудеса поисковые... Кстати!
  - Ты говорил о нижней комнате, где записи Дарьи имеются?
  - Да, но прежде прошу к столу. Будьте добры, наденьте парадное облачение, люди очень старались угодить. Прошу, не разочаровывайте их, не смейтесь. Присутствуйте хотя бы на обеде, и очень прошу, не бросайте негативные реплики... Вы же сами еще не разобрались в своих способностях, верно?
  - Быстро хватаешь. И что, мне подадут сырых младенцев и кровь девственницы?
  Кожа на лбу мажордома сморщилась, он покраснел, забеспокоился сильнее:
  - Нет, сейчас пока этого всего нет, но мы постараемся обеспечить, если нужно... - Не неси бреда! Я ем то же, что и все люди! Хочу вкусно и много! И без ВИЧ-инфекции, хотя она мне едва ли повредит... потом, потом расскажу, - профессор остановил запылавшего верой и уже начавшего произносить первые звуки вопроса собеседника.
  Через полчаса Славутич озадаченно всматривался в высокое ростовое зеркало. Там отразилась фигура в черных плюшевых шортах с алыми полосками. Куцые штанины похожи на пузыри, подпружинены для формы чем-то вроде китового уса. Из них торчат ноги в черном обтягивающем трико. Ботинки с длинными узкими носами сверкают кремом и серебром. Тяжелый черный пиджак... наверное, камзол называется, расшит серебряной нитью, складывающейся в сложный узор. Шею прикрывает пышное жабо, похожее на поля сомбреро, которое мексиканский мачо с силой натянул, порвав, на плечи. На голове явно древняя, судя по царапинам и потертости, антикварная корона с разноцветными камушками. За плечами короткий черный с алой подкладкой плащ.
  - Кошмар... ну и фантазия у людей. И еще тонкие кожаные перчатки... Жабо-то зачем? В нем же шеи кусать неудобно!
  - Ну, это же парадная одежда!
  - Так ты меня на обед зовешь или на парад?!
  Пиджакастый смущенно развел руками.
  - Ладно, давай шпагу... я прямо чувствую - к такой одежке положена шпага! И вперед, к высотам приема пищи!
  Вскоре, цепляясь шпагой за стулья, но уверенным и твердым шагом Славутич топал вдоль длиннейшего стола. Ароматы доносились только с дальнего конца, над которым царило высокое кресло с зубчатой высоченной спинкой. Хоть и стилизованное под монарший трон, резьба-каменья, но явно делал современный дизайнер - сиденье мягкое, и изгиб спинки очень хорошо вписался в талию.
  Вдоль стен жмутся люди, преданно рассматривающие владыку. Пламя тысяч свечей трепещет, некоторые скворчат, как сало на сковородке, неужели не поленились сальные свечи налепить? Реставраторы, мать их... По ногам тянет холодом, объясняющим, как еще не задохнулись в свечном угаре.
  Ужин на одного. Понятно... Наверное, понятно. Высоко сидим, далеко глядим, а до края стола метра полтора. Мажордом поймал озадаченный взгляд, метнулся было помочь, но профессор уже и сам заметил под креслом полозья, ладони ухватились за волчьи морды подлокотников и крутанули до щелчка. Кресло плавно сползло к столу. Мажордом восхищенно всплеснул руками и вновь нырнул в толпу.
  Пальцы ухватили лапу какой-то огромной румяной птицы, парящей одуряющим запахом жаркого. Лапа вывернулась, брызнула на локоть соком. Вот зачем перчатки нужны! Чтоб кость в руке не скользила!
  Прожаренная до прозрачности кожица захрустела на зубах. Славутич вольно кусал, глотал, свысока посматривая на затаивших дыхание людей. Ощущалось, что, станцуй он на столе лезгинку, примут как должное. Словно дети высматривают, впитывают манеры взрослых. Потом забавно копируют, но потом... так что аккуратнее с лезгинками.
  Мясо, овощи, хлеб... просто, но по высшему классу. Организм ожил, видимо вспомнив о недавних жестоких голодовках, оперативно растаскивал, расфасовывал куда нужно куски и кусочки. На лету перерабатывал часть в мышцы, а что-то и в жирок... "Правильный у меня, в общем, организм, - довольно подумал профессор. - А какая богатая гамма вкусов теперь доступна! Потрясающе".
  Он ухватил высокий тяжелый кубок, потянулся отхлебнуть, но оттуда неожиданно пахнуло гнилью и какой-то тиной... с сахаром. Он откачнулся, рыкнул, отставил кубок... - Виночерпий!
  От стены сразу подбежали двое, преданно заглядывая в глаза.
  - Пей, кто наливал! - Они неуверенно переглянулись, один взял, пригубил. И, с каждым глотком задирая голову, до дна осушил полулитровый кубок. Лихо стряхнул несколько капель и грохнул донцем по столу.
  - Спасибо. Отличное вино. Келлертанц. Черный девичий виноград... трехлетней выдержки.
  - Закуси, вон мясцо.
  Виночерпий зажевал, лихо закрутил длинный ус - глаза гордо блеснули в сторону подпирающей стену толпы. Он ухватил откупоренную бутылку и быстренько налил еще два кубка.
  Славутич нюхнул, поморщился. Та же тина. Похоже, организм слишком поумнел, алкоголя не приемлет. Так что сократим восторги, сократим... Небрежно сдернул засаленные перчатки, швырнул в блюдо с недоеденным салатом. Повернул головы подлокотников и отодвинулся обратно на возвышение. Мимолетно подумал, что зря, наверное, перчатки-то... в каком-то фильме видел, что придворные, едва король уходит, набрасывались и начинали быстро поедать остатки. Но нет, пышногрудые девицы намек поняли - мигом похватали грязную посуду, и не успел еще выйти из зала, как уже елозили тряпочками по пустой столешнице. Прямо средневековая идиллия, так и видится, как их легко ставить по углам в правильную позу, по праву сеньора... или это право первой брачной ночи тогда только было? Черт, неужели тоже ВИЧ-инфицированные? До чего же жалко девок.
  Настроение ухудшилось. Навалилось тяжелое ненужное ощущение ответственности...
  
  Глава XV
  
  Вниз по ажурным металлическим ступенькам звякают лаковые боты "лысого бухгалтера". Он, оказывается, хранитель библиотеки, фильмов, записей. Теперь ведет по лестнице, спускающейся спиралью в глубокую шахту посреди зала с гробами.
  Провожатый несоразмерно мощно сопит, то и дело оглядывается, посверкивая маленькими очками, с непонятным выражением лица - то ли ожидая, что сейчас пнет "великий древний" ниже пояса, то ли ждет укуса в шею в лучших традициях Голливуда. Славутич выпячивал челюсть и внушительно хмурился, отгоняя ощущение собственной хлестаковщины. По ходу встретилось несколько площадок с глухими дверями непонятного назначения. На третьей профессор нарушил молчание:
  - Это что, темницы для особо опасных заключенных?
  - Да. В те времена особо опасными обычно были ближайшие родственники. Дети великих князей, бояр и прочих царей. Так и держали в родном доме, но на нижнем, так сказать, уровне. На всякий случай. Обычная для Средних веков практика. А случаев тогда было множество, - быстро и охотно ответил провожатый. Похоже, его тоже томило длинное молчание. - А вот мы и пришли, можете самостоятельно открыть. У вас ключик универсальный ведь?
  - Сейчас проверим. - Славутич вынул магазинный ключ, шагнул к двери. Дверь квакнула сигнализацией, отодвинулась в сторону.
  - Да, универсальный, как и сказано... Мой обязательно в скважину замочную нужно вставлять.
  Славутич окинул взглядом тысячи томов во множестве шкафов, выхватил наугад один, другой, третий и тихо ахнул.
  - И что, это все о вампирах?
  - Все, где они так или иначе упоминались. Самая полная библиотека, на множестве языков, разных лет. Это почтенные венгры Тадеуш с Мариусом привезли.
  Хранитель сел за монитор, звонко защелкала клавиатура, явно он научился печатать в старые времена механических печатных машинок. Вон как усиленно долбит, словно и сейчас нужно пропечатывать три листа с подложенными копирками.
  - Ввод, доступ, просмотр каталога фильмов. Я оставлю вас, здесь очень четко все разложено. Пожалуйста, просвещайтесь, - сказал библиотекарь, исчезая за дверью.
  
  Информация хранилась в отдельных звуковых файлах. Дарья в своих пророчествах говорила, то низко, то высоко, то ускоренно, то замедленно, то скрипела, то тянула. Сопроводительные комментарии, попытки объяснить и пересказ обрывков сновидений шли обычным голосом.
  Стало понятно главное, что действительно через нее говорил некто. Причем вслух выдает вещи именно для общей аудитории пользования. С Дарьей же говорил отдельно, на что она намекала сплошь и рядом. В итоге складывалась чудная картинка неких двойных откровений, которые можно толковать как угодно.
  
  - Нас не было здесь, но мы поселились. И стали жить здесь, чтобы узнать жизнь. И стали, чтобы жить, живы... - Профессор откинулся на спинку кресла.
  "Ох уж мне эти откровения... туманные и мутные. Не понимаю, что за бред... какой-то испорченный телефон. Может быть, тело искажает? Но тогда зачем так хитровымученно вещать? Почему бы по мобильнику не позвонить? Для солидности? Так в чем солидность-то заключается? И почему только Дарье?"
  Разумеется, в полный рост встала проблема интерпретаций. Впрочем, она возникает и при обычных разговорах. Каждый понимает иначе, спорят до хрипоты, доказывая одно и то же.
  Славутич озадаченно побарабанил по крышке стола, мягкое кресло прямо предлагало положить ноги по сторонам монитора и умостить клавиатуру на животе. Но дурацкая одежда - мечта балерона... или балеруна начинала раздражающе маячить перед глазами, заставляла воздерживаться.
  Проблема интерпретации... Интерпретации событий сильно влияют на способ восприятия жизни. Ох, что-то заумное совсем пошло, подумал профессор. Глаза устали, уже несколько часов впитывали информацию. В зеркальце "привет, Даша", небрежно прислоненном к динамику, сверкнули красноватые белки, и сразу появилась усмешка, скривившая тонкие губы.
  - Хоть что-то вампирское пусть будет, а то, сколько ни смотрю записи, не вижу ничего кровососущего. Даша же вот и венгры увидели, причем им поверили. Ну, так что там еще...?
  - Они съедают нас. Они не умеют мыслить, но очень активны. Мы восстанавливаем структуры и пытаемся наладить диалог. Тщетно, их мотивы неясны, причины, побуждающие к действиям, непонятны. Нужно познать, чтобы узнать.
  
  "Надо же, съедают..." И комментарии венгров: "Возможно, недостаточно пить кровь, в некоторых случаях нужно съедать целиком, включая плоть".
  Вот уж правда, не умеют мыслить - кретины азартные. Хуже нет азартного кретина.
  - Познать можно, лишь обратившись живым. Но могуч разум и глушит плоть. Не удается познать живое. Решено отринуть разум и дать свободу плоти. И стало так. И разум начал восхождение через познание плоти.
  "Непонятная чепуха какая-то, разум был, но отринул и глушил. Чей разум? Зачем разум? Ну, ясно, ляляляля, божественные силы и прочая чертовщина... Ладно, подразумевается какая-то рокировка, выдвижение вперед неразумного. Видимо, для познания - изучения, речь ведется от некоего стороннего наблюдателя. Еще бы понять, что это значит. Но как раздражают подписи-комментарии этих двинутых. Надо же, ярко-красными буквами да капсом:
  "Так вампиры одичали".
  Но, определенно, не стоит даже пытаться ломать их болезненные предрассудки, тем более реально болезненные. Нужно попытаться осторожно экспериментировать дальше. Анализ крови, повторы экспериментов, оборудование для изъятия стволовых... Интересно, ведь если у них также пойдет регенерация, то с такими жизненными установками начнут ведь жрать людей без зазрения совести.
  Очень любопытно то, что указания для поиска сокровищ и вот этого помещения очень однозначные и понятные. Похоже, понимание остального специально размыто и затушевано, дескать, кому надо поймут... Гм, кому надо... Заскучавшая Лариска пробежалась по столу, потеснила мышь и уселась на коврик с видом "я хоть и крыса, но палас забираю". Не встретив возражений, сладко разлеглась, вытянувшись на полстола. Хвост откинула набок, вытянула розовую грязную пятку в сторону, словно разнежившаяся одалиска, сладко зевнула.
  Славутич, заразившись зевотой, тоже не удержал челюсть. Крыса охотно снова разинула пасточку. Он усмехнулся, погрозил пальцем:
  - Смотри, вомперам отдам!
  Потер лицо, подмигнул красным глазом в зеркальце. Хватит на сегодня.
  
  В гробу оказалось неожиданно уютно. Выстланный плотным упругим материалом, он пахнет деревом и еле уловимо женщиной... Похоже, Дарья частенько использовала его для ночевки. Отсюда и постельное белье, льняное в цветочек. Славутич усмехнулся, вспомнив, с каким аппетитом съел ее маечку. Ничо, вытащим... Сон пришел тихий и спокойный, но прервался довольно жестко, громким стуком в крышку.
  - Ну что за дятел долбит, - спросонья поинтересовался профессор. Выскочил наружу, заставив отшатнуться рослого охранника. - Чего тебе, глотку порвать, тупица?
  Тот отскочил еще на пару шагов, с уважением рассматривая тело, казалось, сплетенное из одних жил. Пробормотал:
  - Велено позвать вас в операторскую. Великая... Дарья, в общем, как-то вырвалась от спецслужб сама и передала повеление... просьбу то есть, запиской, чтоб вы... в общем, подошли к мониторам.
  Профессор еще немного посверкал глазами, что не мешало ему быстро надеть приготовленную "повседневную одежду". Видимо, в команде хорошие портные - все тряпки оказались впору и выглядели на этот раз вполне приемлемо.
  Мониторная оказалась в той же яме, что и библиотека, только дверями выше. И едва под профессором скрипнуло вращающееся кресло, он увидел на центральном экране Дарью. Она ворвалась в высокую залу летящей походкой. Сразу посыпались указы и распоряжения, Славутич никогда не видел ее такой деловой.
  - Ворота перекрыть, полы начистить, ту дверь распахнуть, эту закрыть, комод перетащить, скелет покрасить в красный цвет и выстроить банки по ранжиру... - Десятки, десятки слов, хлопает одного по плечу, другого толкает в грудь, тянет, указывает пальцем... Сплошная круговерть. Явно пришла настоящая хозяйка... Мгновенно перескакивает с экрана на экран, а их десятки. Оказывается, дачка значительно больше, чем представлялось. Через несколько минут перед профессором положили смятую, коряво написанную записку.
  "Я уговорила репепедеров выпустить меня, сказала, что ты сам меня найдешь, но главное - нам нужно поехать в Румынию, чтобы ты обрел полную силу. Подозреваю, что мне куда-то вшили камеру и микрофон, так что пока не высовывайся. А то как бы наши друзья не решили, что синица в руках вернее".
  Понятна ее деловитость, очень понятна. Никто не успевает сказать ей в камеру, что, хе-хе, главный уже на месте. Хорошо они все-таки вышколены. А Даша действительно мастер уговоров. Умеет, да... потом как-нибудь расскажет, как это проделала.
  
  
  
  Глава XVI
  
  К поезду, шелестя двухколесными тележками, подрулила колоритная пара. Тележки встали - два столбика по четыре ящика из-под бананов, притянутые резинками. Тяжело уперлись в асфальт. Через вентиляционные отверстия виднеются яблоки, кукуруза, груши. Из одной высунулся огурец, словно норовил сбежать, но на полпути понял - снаружи ничуть ни лучше, да так и остался висеть ни там ни сям.
  - Гриша, та ты шо ж, без билетов-то как? Поезд - это ж не электричка... - Нормально, слухай меня, баба, и не пропадешь! Щас все решим!
  - А если не возьмут?! - руки уперлись было в боки, но женщина, похоже, вспомнила, что не на кухне, и понуро опустила плечи.
  Гриша выдвинул переразвитую челюсть вперед - ямка посередине словно прорублена колуном. Он повернулся к вагону и засиял зубастой улыбкой, сверкая вперемешку золотыми и железными зубами. Подрулил гоголем к проводнице, вставшей могучей грудью в проеме, поиграл сросшимися бровями. Проводница, похожая на невысокий шкаф в форменной юбке, равнодушно смотрела сквозь, но, едва мужик пересек некую запретную черту, взвизгнула, как сигнализация:
  - Билетики готовим!
  - Милая, возьми без билетиков. Деньги ведь нужнее?
  - Иш-шь ты... И докуда?
  - Ну, до Белгорода, а там можа и дальше сговоримся, на перецепке.
  Проводница наконец сфокусировала взгляд, глаза блеснули интересом:
  - Ты смотри, какой ушлый. Ну, знаешь - цена белгородского билета, и менты тебя не видят, но стоять будешь в тамбуре. Ночью третья полка или топчан свободный.
  - Да, конечно, красавица... Но могла бы скинуть стольничек... - Ничо, не обеднеешь, торговля!
  Мужик пожал плечами, мол, не прошло так не прошло, ловко вкатил тележки в тамбур, потом тележку спутницы. Отшелестел положенное количество бумажек и открыл дверь в вагон перед спутницей:
  - Зайди там, сядь где-нибудь. Я покурю, посторожу ящики.
  Женщина шмыгнула внутрь, а следом понесся выкрик проводницы:
  - По-оезд отправляется! Провожающим - покинуть вагоны!
  
  - Нет, это не та проблема, что проблема. Проблема складывается из кучи маленьких проблемок, - пробормотала Даша, просматривая расписание поездов.
  Голова побаливала, на висках виднелись крошечные царапинки. Прическа, подровненная умелыми парикмахерами, чудна и разноцветна. Девушка прикрыла глаза, прижала было ладошки к вискам, но сразу отдернула - запрещено закрывать голову. Не факт, кстати, что именно в виски встроили электронных соглядатаев, - пробритых наголо полосок, разделяющих разноцветные клочки волос, хватает.
  Ох, как же профессор свяжется? Подсядет по дороге? Спрыгнет с вертолета? И на какой станции? Ощущение слежки несколько раз становилось особенно острым. Может, со спутника следят? Или пустили этого... топтуна, или как там они уж называются? За такой прической можно и с километра следить.
  Платформа двинулась, плавно пошла назад. В городе рельсы отлично уложены - колеса плацкартного вагона катятся почти бесшумно. Это дальше пойдет бесконечное татах-тадах, тадах-татах. К вечеру оно уже будет убаюкивать, как правильная бессмысленная колыбельная.
  Так на какой же остановке... Может быть, подаст сигнал, проходя через вагон, когда пойду в туалет? Но как? Главное - нельзя ни на кого прямо смотреть, нужно ждать, хладнокровно ждать сигнала, ничем себя не выдавая... И всегда, по идее, можно сойти, лишь появится подходящий момент.
  Дарья нащупала в кармане курточки вагонный ключ. Похожий на дверную ручку буквой "г", с четырехгранным наконечником. Всунул, повернул - дверь вагона открыта. Вопрос лишь, когда открыть и зачем... Довольно бесполезный предмет, взят на всякий случай, а придает уверенности. Может, потому, что в форме пистолета?
  Очень скоро вокруг распахнулись сумки и пакеты. На столиках к пиву и коктейлям присоединились неизменные куры гриль, колбасы, хлеб, фрукты, мясо. Со всех сторон понеслось шуршание, жевание и шумные глотки.
  Молодой парень в тельняшке сыплет анекдотами, прихлебывает пиво, оттопыривая "по-офицерски" локоть. Он явно положил глаз на Дашу, старается, раздувает плечи... похоже, солдатик в отпуск или на дембель, пытается вспомнить, как вести себя с женщинами. Два пассажира в кожаных куртках охотно хохочут. Тот, что у окна, прямо сотрясается пышным телом, картинно прикрывая глаза ладонью, словно в изнеможении. Другой ржет, загибая губу с щеточкой усов к ноздрям, сверкая длинными желтыми зубами, брызжет слюной, еще немного, и пойдет вскачь - жеребец, хвост набок.
  Скромная толстуха с пустыми глазами тоже время от времени рассыпается мелким смешком. Через пару часов вместо нее вдруг появился железно-золотозубый тип, сразу неприятно начавший пялиться на ноги Даши, прямо стягивая взглядом джинсы. Анекдоты от солдата пошли реже, брови стали сдвигаться чаще.
  - Пи-иво холодненькое, са-аленые орешки, чи-ипсы! Пи-иво, орешки, чи-ипсы! - понесся по плацкарте задорный голосок. Пассажиры сразу оживленно зашумели, с проходов начали высовываться жаждущие. Но вожделенная сетчатая тележка остановилась в самом начале.
  - Пошла, пошла отсюда! - проводница, словно рассерженная тумбочка, выскочила в проход.
  - Я от вагона-ресторана! - взвизгнула "пиво-орешки".
  - Знаю я, от какого ты ресторана! - рявкнула проводница. - Это мой вагон, мой и бизнес! Пошла вон! Все с начальником договорено!
  Зрители уже одобрительно гикали, подзуживая вцепиться друг другу в волосы. Но на этот раз симпатии перешли на сторону проводницы, которая явно не будет вызывать чуть что милицию.
  - Да у меня и выбор получше, - уже с оправдывающимися нотками произнесла она, когда вытолкнула конкурентку. И словно в доказательство через минуту вышла с большой металлической сеткой. - Есть пиво, орешки, чипсы. А еще коктейли, шоколад, раки и копченые миноги.
  - Мне пива с раками! - Разнозубый тут же вытянул веер смятых бумажек, игнорируя хохот.
  - Миножек купи! - порекомендовала проводница. - От них волоса хорошо растут.
  - Волосы у меня и так растут, мне бы волосы подтянуть, а то плешиветь начал, - ничуть не смущаясь, гаркнул торгаш.
  Даша вздрогнула... впилась взглядом в торгаша. Он подмигнул и похлопал по коленке, мол, пересаживайся.
  - Ты бы держался за волосенки, мужичок, а то как бы вместе с головенкой не слетели, - прошипел солдатик, аккуратно закатывая рукава тельняшки.
  - А чо, невеста, что ли? Ну, тогда горька! - ухмыльнулся торгаш. Но рядом встала его спутница, укоризненно покачала головой, мотнула подбородком в сторону тамбура. Он развел руками, похлопал по карману и двинулся в конец вагона уже с сигаретой в зубах. Даша тоже встала и под пристальным взглядом солдата направилась в другую сторону. Морячок разулыбался и присоединился к обсуждению, чем рыба тугунок лучше рыбы кильки.
  Даша купила пакетик чая, сахар. Повернулась к титану, пустила струйку воды еле-еле и не вздрогнула, когда тяжелая рука легла ей на плечо. Сжала пару раз, потом к спине прислонилось тяжелое тело проводницы. Несколько секунд, и палец с узкими полосками недоделанных мягких ногтей осторожно постучал ей по лбу. Даша облегченно улыбнулась, вильнула спиной и понесла дымящийся стакан в купе.
  
  - Объект сошел на станции. Направился в вокзальный магазин, до этого спрашивал у проводницы кока-колу, которой нет в наличии, - пробормотал крупный мужчина с красным лицом, легко спрыгивая на асфальт.
  На улице не по сезону жарко, кожа у него сразу начала лосниться-потеть. За край кармана клетчатой рубашки зацеплены дужкой черные очки. На подбородке вызывающе прилеплен крест-накрест пластырь, на ухе навороченная прищепка гарнитуры блютус.
  Окинув площадь беглым взглядом, он сладко потянулся и начал активно торговаться со старухой, страстно нахваливавшей "пирожки горяченькие з миясом". Не сходились в цене, старуха упирала, что они не с чем-то там, а именно с миясом, потому и дороже. Народ курил, пил напитки, что-то жевал, перешучивался, довольно посматривая на теплое, едва перевалившее за полдень солнышко.
  Наискось через привокзальную площадь неспешно ехал конный милиционер. С высоты угрюмого ленивого коняги с повадками ишака осматривал копошащееся население. Вдруг конь ржанул, цокнул копытом, быстро вытянул вперед шею и, смачно клацнув длинными желтыми зубищами, откусил ухо краснолицему, только прицелившемуся попробовать справедливо выторгованный пирожок "з миясом".
  - Ох ты господи! - крикнула пирожочница, отскочила, мелко крестясь.
  - Ля-а-а-а! - заорал мужик, ухватившись за зачищенную сторону черепа. Сквозь пальцы хлынула кровь.
  Милиционер обалдело дернул поводья. Конь взвился на дыбы, и человек в форме, неготовый к джигитовке, вылетел из седла. Впрочем, успел в воздухе по-кошачьи извернуться и вскочил, едва коснувшись земли.
  - Да я щас пристрелю паскуду! - заорал погрызенный и выхватил пистолет. К кому он обращался, осталось загадкой, похоже, он сам еще не понял, потрясая стволом. Ну, пока гадал, за патрульного сработали инстинкты. Он ударил буяна под колено, ткнул кулаком в почку, завернул руку и начал застегивать наручники, приговаривая:
  - Разберемся, кто там пристрелит, кого пристрелит и как сдвигать предохранитель тоже... Конь ржал и фыркал, потрясая гривой. Бил копытом асфальт, мол, да-да, хозяин, я за тебя болею!
  Народ, что стоял рядом, убежал, стоявшие поодаль, напротив, примчались посмотреть, что за шум. А где-то далеко-далеко под столом катался оператор, ухватившись за оглохшие уши, которые пронзил мощный хруст микрофона, раздробленного крепкими лошадиными зубами.
  Тем временем продавщица привокзального магазинчика, до которой не дошли звуки вокзальной суеты ввиду хорошей герметичности окон, наблюдала странную картину. В центре зала замерла молодая женщина со странной разноцветной прической. В руке расписание поездов. Рука вытянута так, что непонятно, то ли у нее дальнозоркость, то ли собралась декламировать время отбытия-прибытия, как стихи, вслух. Но это ладно - чуднее показалась могучая проводница, вставшая вплотную сзади, вытянув руку с мобильником, который подмигивал цифрами секундомера. Через несколько секунд странные женщины оказались лицом друг к другу, и проводница страстным поцелуем прильнула ко лбу молодой. В позе танцующих танго они нырнули под прилавок, в потолок устремился белый кроссовок молодой. Штанина джинсов слегка сползла, обнажая белоснежную икру.
  Продавщица вытянула шею и с интересом заглянула за... Но проводница уже молниеносно откачнулась и что-то быстро выплюнула в дальний угол, по лбу у молодой текла кровь. Плевальщица воскликнула грубым мужским голосом:
  - Ложись!
  Обе рухнули на пол, и почти сразу бухнул глухой взрыв, разнесший в клочья урну. Не успели еще горящие бумажки опуститься, как дверь магазина хлопнула за странными женщинами.
  - Хрен ли, тераристы не дремлють, хоть и лезбиянки, - понимающе заявил испитого облика пенсионер.
  - О как... - ошарашенно пробормотала продавщица.
  
  - Скорее, бегом! - выкрикнул Славутич, сорвал через голову форменную одежду. Под ней оказался ярко-зеленый спортивный костюм. - Чо хотел, пшел! - он на бегу пнул тележку игриво попытавшегося загородить дорогу носильщика. Тележка с грохотом улетела на рельсы, заставив несчастного рассыпаться горестными матюками. За поворотом профессор быстро сорвал пластиковую маску стареющей женщины, сдернул с горла ларингофон - преобразователь голоса. Швырнул все в сумку, одновременно бросая Дарье зеленый спортивный костюм. Она попыталась было натянуть прямо на джинсы. Тот остановил ее, гаркнув уже своим голосом:
  - Долой тряпье! Запаришься! Парик нацепи!
  Она мгновенно сдернула и натянула одежду, на пару секунд сверкнув обнаженными сосками.
  Пара в зеленом, явно опаздывающая на какое-то глобальное соревнование, помчалась вокруг вокзала.
  Чтобы увидеть... хвост тронувшегося поезда.
  - Не успели... - пробормотала Даша, тяжело переводя дыхание.
  - Бегом! Бегом! - подхлестнул ее выкрик профессора. Он набрал скорость, догнал неспешно разгоняющийся состав и лихо вскочил на ступеньку двери последнего вагона, вцепившись в поручни. - Скорее, сюда! - он протянул руку, рывком подхватил подпрыгнувшую девушку и поставил на ступеньку перед собой. Прижал ее к закрытой двери, ухватился за ручки.
  Поезд начал быстро набирать ход. Ветер трепал волосы, уносил слова.
  - Все хорошо, даже местами отлично! - Профессор подмигнул.
  - Да, пока оторвались. Я вот только не пойму, как ты ощутил, где эта камера?
  - Да вот ощутилось, понимаешь. Как ужасно горькое место над лбом. Стекляшка сама по себе, будь она хоть трижды камера, в целом нейтральна. Поэтому я не понял поначалу, почему такая горечь. Мог только предполагать, что постарались на всякий случай поставить противосъемное устройство. Так что убедить-то тебе репепедеров удалось, но подстраховаться они постарались. Труднее было быстро выучить обязанности проводника. Но там неплохо ваши подыграли, молодцы, ребята. Прямо артисты.
  - Что все?
  - Нет, только торгаши и морячок. Остальные - нормальные пассажиры.
  Профессор качнулся вперед, расстегнул сумку:
  - Давай, Даша, пошарь по карманам, собери, что забыла. А то я пока за сиськами твоими следил, забыл напомнить.
  - Да, правильно, деньги, ключ, документы... А ведь был еще наверняка соглядатай... Я прямо чувствовала, что следят!
  - Ну... был, один. Но ему быстро стало не до слежки. - Профессор усмехнулся. - Ты главное скажи, сколько еще висеть тут?
  - Тут, к счастью, совсем рядом полустанок, этот поезд на нем останавливается на две минуты. Ну да нам больше и не надо. Перескочить в вагон - и порядок, ключ от вагона у меня есть.
  - Скоро - это сколько? - напряженно вопросил Славутич, перецепил руку - сумка полетела под откос. А поезд, словно застеснявшись шестидесятикилометрового хода, рванул вперед по-серьезному. Ветер засвистел ураганом, начал серьезно дергать холодными пальцами, продувать куртки.
  - Ну... минут через десять. А что?
  - Да пока ничего, терпимо. Я просто смотрю в будущее, и то, что вишу на руках, под маленьким, но отрицательным углом, мне нравится очень мало. Так же как и то, что ты лежишь на мне четвертью массы тела... В принципе, терпимо, но не долго.
  - Да, и для полного счастья у вас встал и уперся член. Тоже отталкивает.
  - Может, ему показать, в каком неудачном положении мы сейчас находимся? Да шучу я, куда полезла?! Лучше вытащи у меня брючный ремень, сделай петлю вокруг одной дверной ручки и вокруг другой. Это на случай, если полустанок будет минут через двадцать... Ремень охватил спину профессора, он с удовольствием на него уперся, чуть расслабив руки.
  - А что, птички на помощь не придут? Там этот репепедерский чин очень интересовался. Пытался вытянуть из меня информацию, в результате сам мне все рассказал!
  - Да, птички помогли... Это, насколько я понял, нужно очень сильно испугаться. Чтоб вовсю инстинкт самосохранения заработал. А я вряд ли испугаюсь - знаю, что выживу.
  - Да? - Дарья надула губы. - А за меня не боишься?
  - Даша... - профессор прижался губами к шее девушки, - я боюсь пробовать. Ты, кстати, знаешь, что зачала?
  - Что?
  - Ну, забеременела, понесла...
  - Э? Откуда ты?..
  - Вот-вот, в общем, не только камеру я у тебя во лбу со взрывчаткой почувствовал и отсутствие других микрофонов. А много чего еще. Кстати, у тебя камушек в правой почке с горошину, надо бы убрать... - Обалдеть! - выдохнула Даша и прижалась сильнее, ремень вдавился в спину профессору. Она откачнулась, кусая губы.
  - А полустанка-то все нет. И, надо тебе сказать, холодает.
  - До станции, где нас машина ждет, еще часа полтора ехать. Давай-ка попробуем заползти в дверь на ходу. В принципе, ключом вагонным можно и на ходу изловчиться дверь открыть.
  
  Глава XVII
  
  Неброская серая "Волга" свернула на проселок. Дорога, как камень, словно все лето по ней гоняли асфальтовые катки. Чахлые кустики вдоль дороги, тысячи земляных муравьиных кучек. Настоящий мурашиный мегаполис. Дальше холмистое поле, торчащее желтовато-серой неровной стерней с широкими пятнами гарей.
  Славутич ехал медленно, посматривая на Дарью. Она прикрыла глаза, словно прислушиваясь к чему-то. Губы что-то тихонько шепчут... - Налевонетчутьлевееещелевее... - вдруг так отчетливо раздалось в ушах Славутича, что он вздрогнул. Звук сразу прервался, Лариска, виновато глянув, шмыгнула под кресло.
  - Что, крыска, думаешь, инициатива наказуема? - с усмешкой пробормотал профессор. Удивительный слух у зверька сумел, похоже, интерпретировать движение голосовых связок.
  - Здесь надо свернуть налево! - уверенно сказала Дарья.
  Машина покатилась под длинный пологий откос прямо по стерне. Внизу пошла кочкастая луговина, наконец машина въехала в тупичок. Профессор переключил на заднюю, но Даша вдруг громко и веско сказала:
  - Это здесь! Выходим.
  Колеса слегка увязли в грязноватом песке ничем не примечательного русла пересохшей речки, дальше маленькие пятачки луговины, истоптанной овечьими копытцами. Кривые вербы с крошечными меховыми почками, задремавшими до весны. Дальше вдаль уходит волнистая степь. Мелкие облачка, подсвеченные закатывающимся солнцем, какие-то неприятные, небо, словно опухшее лицо в синюшно-багровых фурункулах и синяках, глянуло хмуро, недобро. И тут же потянуло серый капюшон - с севера быстро пополз слой быстрых дождевых облаков, что, по сути, туман, едва способный разразиться редкой моросью. Ударил порыв холодного ветра, резкий, промозглый. Даша поежилась, застегнула олимпийку до горла, притопила в воротнике подбородок.
  - Я чую, это здесь!
  Профессор пожал плечами.
  - А что здесь-то? И что сделать надо?
  - Не знаю. Этого не знаю, - сказала Даша, виновато ковырнув носком кроссовки землю.
  - Мне что, сказать "Сезам, откройся"? Ладно... ладно.
  Славутич прикрыл глаза и постарался ощутить окрестности. Поля накрыла серовато-желтоватая дымка "живого", дышит, питается, перемещается. Ковер, в глубь земли он постепенно темнеет, замирает вдоль корней, уходящих глубже, тянется дальше. А вот над поверхностью обрезается почти над землей. Он мысленно потянулся, сканируя территорию. Ничего вроде необычного... - Профессор! Посмотрите сюда! - воскликнула Даша.
  Он открыл глаза, от неожиданности шагнул назад. На высоте полуметра повисло овальное трепещущее зеркало, переливающееся, словно бензиновая пленка на воде. К нему недвусмысленно повисли три ступеньки.
  - Э-э, похоже, допуск получен. Похоже, нас приглашают войти в этот... не слишком оригинальный для нашего привередливого вкуса вход.
  Прозрачная мембрана коснулась лиц на мгновение, словно нежнейший шелк, и растаяла. Окрестности не изменились - они просто прошли насквозь. Но перед ними появилось невероятное сияющее существо. Казалось, сверкающий слиток белого золота сошел с неба, замер и чуть потускнел - проявились формы и черты. Над головой вознесся идеально симметричный веер белоснежных крыльев. Стройное тело сияло белым металлом. Существо подплыло ближе, раскинув руки. Людей накрыла волна любви, нежности и приязни - Славутич шагнул вперед, а Даша вовсе упала на колени, зарыдала.
  - Бог есть любовь... Ты бог? - пробормотал профессор.
  - Притяжение - один из ликов гравитации. Любовь - это человеческое понимание, уровень эмоций. Ты сам научился осознанно ее активировать, потому к тебе тянутся существа. Ты прошел почти до конца. Это последняя инициация... Осталось лишь активировать антигравитацию.
  Сияние померкло, существо налилось угрожающим багрянцем, и людей захлестнула волна всемогущей, всепоглощающей ненависти. Сокрушительный удар ее выбил воздух из легких, сшиб и покатил людей по земле вместе с клубами пыли.
  Громкий трубный аккорд раздался в воздухе, и ненависть словно выключили. Славутич, тяжело дыша и отряхиваясь, поднял за руку Дашу, растирающую колено. А человекообразное существо разделилось на две части - белоснежную и багряную, стояло нейтрально, ждало.
  - Все понятно... чего же непонятного. Встретил некий ангелоподобный киборг. Вот, инициировали, значит... я теперь весь такой инициированный. Вот только ни разу не понятнее стало, что из этого следует. Мне что теперь, надо покусать кого-то для полного счастья? Кровушки у трудового народа испить, как настойчиво рекомендуют наши венгерские друзья?
  Раздался чистый хрустальный смех:
  - Ну что вы. Это лишь причудливые интерпретации некоторых слегка приподнявшихся человеческих существ. Слабое биологическое сознание трансформирует прямую неизвестную информацию в нечто, что имеется в памяти.
  - Ария Риголетто, напетая Мойшей по телефону, да? Так, и что же оно должно было усвоиться? Насколько понял, я вам зачем-то нужен.
  - Да, нужен. С твоим появлением закончился эксперимент постижения. Однако значительно проще будет объяснить, если женщина удалится. Можно быстро стереть лишнее из ее памяти, поместить взамен полезные обучающие воспоминания, и все будет хорошо. Перейти проще будет решиться с ее поддержкой.
  Глаза Дарьи заблестели, слезы прочертили влажные дорожки, голос дрогнул с печальной обреченностью:
  - Я не хочу лишаться памяти об этих днях. Они мне дороги, как... как память.
  - То есть это вы во сне, значит, заморочили Даше голову?
  - Предоставленная информация так преломилась у нее через призму эмоций. Нам не важно преломление, главное - она заставила действовать. Действие ведь самое важное в этом мире. А действовать люди начинают, лишь если толкает сильная эмоция. Иначе не преодолевается барьер бездействия, в просторечье называемого ленью. Особь с подходящими параметрами простимулировали, она отреагировала, и результат достигнут.
  - Шла на съедение добровольно... как мышка... - прошептала Дарья. Губы у нее искривились, на глаза навернулись слезы... Профессор обнял ее, тронул губами жилку, бьющуюся на виске, и шагнул вперед, прикрыв ее от злых холодных слов.
  - Очень интересно. Славутич, сами видите, последние ваши действия совершенно бессознательны. Работает исключительно эмоциональная составляющая, разум отодвинулся. Даже ваш, могучий и внушительный, отшатнулся!
  - Или просто дал место тому, чему должен был дать!
  Профессор сжал кулаки, опустил голову. Лоб изрезали вертикальные морщины. Меж собеседниками повисло молчание. Несколько секунд Славутич боролся с собой, но смог вернуть нормальный цвет лица и сказать почти спокойно:
  - Изложите подробности.
  Позади людей возникли и повисли в воздухе два круглых белых кресла в форме полусфер.
  - Закончен эксперимент постижения. Я буду проецировать информацию вам в мозг, профессор. Ваша же подруга... тоже что-нибудь уловит. Насколько сможет, конечно.
  Можете называть нас ангелами, или киборгами, или механоидами... Какое название покажется более подходящим. Мы познаватели Вселенной. Смысл жизни в непрерывном познании. Наше бытие активировал очередной всплеск нового. Мы вышли для очередного познания из капсулы.
  В сознании профессора пошли яркие проекции, Даша тоже насторожилась, всматриваясь.
  На заросшую буйной растительностью почву ступили прекрасные крылатые существа. Передний простер руки, улавливая ветер, лучился удовольствием познания... но вдруг сверху из-за высоких папоротников вывернулась длинная серая шея с многочисленными наползающими друг на друга складками кожи. Громадная пасть хамкнула, и огромные зубищи пронзили тело двумя рядами насквозь.
  - Мы попытались понять это существо. Но оно лишь хватало и крошило наши тела, глотало, хотя в них не было для него питательной ценности. Мы попытались указать ему на бессмысленность таких действий. Но тщетно. На этой удивительной планете буквально все двигалось, хватало и пожирало друг друга. Но тем не менее в этом был какой-то странный смысл, шло развитие, усложнение. Только вместо мышления работали другие механизмы. Рефлекторика, сродни простейшим автоматам, каким-то образом завязанная на озарениях.
  Наши тела раз за разом уничтожались крупными, мелкими и даже крохотными организмами. Нам это почти не вредило - попросту возвращались раз за разом в память капсулы и синтезировали новые тела.
  Мы назвали силы, движущие этими существами, - эмоциями. Но постичь и использовать их не могли, поскольку не появилось понимания. Единственный выход был сотворить симбионтное тело, имеющее в структуре самые мощные и интересные источники эмоций, вместе с тем чтобы оно вмещало разум.
  После ряда попыток удалось, хоть и частично, вместить в биологическое тело разум.
  Так мы облеклись в человеческие тела. Неудобные и примитивные. Подверженные множеству ненужных воздействий. Но, увы, интересующие нас случайные автомысли-эмоции могли проявляться только в таких телах. Расчет показал, что для проведения эксперимента нужно большое количество разновозрастных особей. У животных разного возраста активировались разные эмоциональные комплексы, сложные химически регулируемые системы.
  - Начали плодиться и размножаться? - хмыкнул Славутич.
  - Разумеется. Это было необходимо. Когда тело изнашивалось, следовало развоплощение и быстрое рождение с возможностью по желанию помнить прошложизненную информацию. К тому же напрямую можно было черпать из капсулы множество знаний. Это в истории многих очагов культуры осталось воспоминанием о золотом веке.
  - Тоскливым воспоминанием. Он ведь прекратился?
  Киборг неторопливо прошелся, лучезарные золотые глаза сверкнули ярче.
  - Да. Мы его прекратили.
  В сознании профессора промелькнул длинный ряд деградирующих особей, выдвигались надбровные дуги, увеличивались зубы, глаза загорались бессмысленной злобой.
  - Но почему?
  - Могучий разум напрочь подавлял эмоциональные всплески. Рациональность и адекватность глушили все примитивные и случайные комбинации возможных эмоций и чувствований. Изучение их зашло в тупик. Была только одна возможность продолжить исследования.
  - Отказаться от разума, - понимающе кивнул профессор.
  - Да. Но живые тела, увы, непрочны и должны следовать обычному животному циклу, то есть нужно принять страшное решение - решиться на смерть и забвение. На постоянную смерть раз за разом, как и любое земное существо.
  
  Конечно, Первичная Капсула хранит все памяти и вносит некоторые корректировки, вбрасывая раз за разом матрицы разума в звериные тела. Но каждый раз животное в человеке ужасается смерти. Потому смог это сделать из всех людей золотого века лишь один... Механоид замолчал и поощрительно наблюдал, как Дарья побелела, повернулась к профессору, а он покраснел:
  - Я?
  - Да. Остальные предпочли вернуться в недра другой реальности внутри капсулы - чем-то похожей на ваши виртуальные. Но, разумеется, изучение продолжилось. Начало нарастать, шириться, по мере размножения потомков. Разумеется, пришлось убрать часть природных ограничителей и значительно усилить способности к размножению. Создание каждого химического тела шло постепенно, и эмоциональные структуры включались последовательно. Мы заметили, что изолированные сообщества активируют отличающиеся комплекты эмоций, и разнесли людей подальше, постаравшись внести в них некоторые изменения. Ну и далее, насколько это было возможно, старались подсказывать новые и новые эмоциональные варианты. Приходилось старательно ограждать людей от преобладания разума, подталкивая комбинировать чувства. Это, к сожалению, не всегда удавалось... - То есть это вы отвечаете за иррациональные поступки лидеров человечества, что частенько творились в истории?
  - Иначе все погружались в пучины спокойствия, а в спокойствии начинал работать разум, что нам, соответственно, не нужно. И все-таки, как мы ни старались, разум постоянно брал верх. И тогда приходилось применять... непопулярные меры воздействия.
  - Потоп и прочий глад и хлад, да?
  - Я вижу, раздражение в ваших глазах постепенно перерастает в злость, а оттуда рукой подать до ярости. Но эти слабо контролируемые эмоциональные состояния давно изучены, взвешены и разложены по полочкам, поэтому неинтересны. Планета изучена полностью. Ваше появление здесь - завершающий штрих. Все последние действия привели вас куда нужно, а сложность пути необходима для полного включения дополнительных функций разума, оставив в целости эмоционально-интуитивную суть.
  Есть очень перспективные вакуумные флуктуации в районе Кассиопеи - мы не знаем, что это такое, и собираемся туда.
  - А люди, что плодились и размножались, куда денутся?
  - Все человеческие сущности - программы, как, в принципе, программы и мы, но высшего порядка. Миллиарды программ сделали свое дело - обеспечили информацией капсулу. Больше в них нет надобности. Хотя, признаю, некоторые достигли любопытных результатов. Впрочем, не сложно инициировать изъятие наиболее интересных экземпляров... - Поубивать то есть всех, что ли, хотите? И увезти кучу душ с собой?
  - Нет, почти полные записи уже сейчас в капсуле-вседержителе. Разум удалось разместить в человеческих существах только крошечным уголком. Основная часть разума каждого размещена в мирах капсулы. Мы просто уйдем, унося человеческие сущности с собой, и все люди проснутся каждый в мире, рожденном их сознанием. Оно не сможет порождать нового, но в действительности и известной информации там на вечность. Кроме того, капсула позаботится, чтобы все были счастливы. Нет, не с отвисшей челюстью слушать божественный хор, конечно. Достаточно по кругу стирать информацию, чтобы продолжать стимулировать циркуляцию - движение. По кругу, но движение, все-таки смысл бытия познание, и было бы жестоко лишать сущности этого блага. Этот ход придуман для Земли, человеческие программы к нему привычны - это естественно.
  - Да, самая приятная болезнь - это склероз. Каждый день удивительные и интересные новости! - скривился профессор.
  - Эксперимент закончен. Все изучено, мы следуем дальше.
  - Но с чего вы взяли, что закончен?! Я вот, хоть и говорите, что из ваших, категорически не желаю улетать ни к каким флуктуациям вакуума!
  - Прежде чем отказываться от разума, мы позаботились о нескольких контроллерах возврата. Один из них - сознательное управление лимфоцитами - ты и активировал. За основу были взяты стандартные местные лимфоциты с автофункциями, и встроена спящая многофункциональность. Вы их включили, подав тем самым сигнал на цепочку инициаций дополнительных свойств.
  - Черт бы побрал... Но что с людьми-то станет? Вот здесь, на планете Земля?
  - Вернутся в цикличность обезьянью. Эмоциональная составляющая изучена, тщательно переписана. В сущности она и останется. Китайский Инь, если угодно. Без Ян - разума.
  - Но почему бы великим и могучим не скопировать свой компьютер да оставить несчастным землянам в вечное пользование?
  В глазах киборга промелькнуло нечто вроде сочувствия.
  - Это невозможно сделать. Мы - часть этой капсулы, и любое прерывание личности сделает существование невозможным. Это проверено, к сожалению, экспериментально. Едва личность в какой-то мере прерывается, то все дальнейшие записи идут вразнос, деградируют, в лучшем случае останавливаются в развитии.
  - То есть личность - это непрерывный поток информации, существующий в разных формах?
  - Главное - непрерывный. Но не беспокойтесь, уникальный живой мир останется и продолжит развитие. Поставим антиметеоритную защиту, зонд предупреждения солнечных катаклизмов. Если что, не допустим уничтожения уникальной планеты. Заглянем миллионов через сто лет, посмотрим, куда развилось это необычное сообщество. А люди в виде программ будут жить, каждый в своем раю.
  - Раю? Но это же иллюзия майя! Они не смогут развиваться! И повторы будут раз за разом... - Ты удивишься, сколько раз и на Земле уже все повторяется. Мы хватаем даже крохи информации, минимальнейшие изменения. Все комбинации чувствований в разнообразнейших ситуациях отработали. Да и сам это узнаешь, когда перепишешься... Киборг простер руку - на площадке, словно приподняли штору окружающего мира, появился кусок блестящего металлического пола и два ложа, прикрытых прозрачным полукруглым маревом.
  - Переход будет легким. Вот здесь ляжет твое биологическое тело. Незаметный толчок перехода, и некоторое время обладание двумя телами. Можно предпочесть короткий бросок и мгновенное пробуждение в новом теле. Вот оно, замечательное, совершенное - подогнанное, между прочим, как раз к твоей личности наилучшим образом... В нем все телесные механизмы подчинятся тебе. Личность включает и все комбинации чувствований, возможных на планете с приоритетом последних телесных. Ты сможешь включить их в любой момент... Я вижу страх, что это будешь не ты. Но в новом теле разум станет полон и властно овладеет эмоциями, только и всего.
  - Ты знаешь, я вроде нащупал, как управлять другими клеточными структурами, кроме фагоцитов. Набивали ведь новую программу лишь в них? Да? Так вот, я почти научился перестраивать легкие и гемоглобин, чтобы получать кислород прямо из воды!
  - Есть значительно более рациональные и эффективные методы добычи кислорода из воды. Имеется уже стальной нож, даже автоматическая хлеборезка с тостером. А ты заявляешь, что придумал, как по-новому острить бамбуковую пластинку. - Он сделал приглашающий жест в сторону свободной кушетки: - Все, что тебе нужно, - это лечь, расслабиться и встать с соседнего ложа в новом теле. И все сомнения останутся в прошлом.
  Профессор угрюмо посмотрел на новое тело и сказал:
  - Ты забыл написать табличку на этой железке.
  - Какую табличку?
  - Вход в рай.
  - Ах да, шутка, понимаю... Животное тело держит значительно сильнее, чем предполагалось. Впрочем, инициация завершена, ты прервешься здесь, заснув. Чтобы сущность не прекратилась, мы немного подождем на орбите. А записи людей заживут своей жизнью в теле капсулы. Определенно, тебе, брат, мешает решиться женщина, я помогу.
  Сверкающее существо сделало небрежный жест, словно смахивая крошки со стола. Дарья ахнула, у нее в боку появилось сквозное отверстие. Оттуда хлынула кровь. Сияние померкло - существо исчезло, остался только громкий прохладный голос:
  - Немного поживет еще, стимулируя размышления о бренности всего сущего. Затем она вернется в память капсулы. Повторяю: для программ там настоящий рай, естественная среда обитания. Вы сможете видеться, по желанию... Правильные, холодные слова, но профессор их не слышал. У него на руках умирала любимая женщина, что ему слова. Неудержимое, страстное горе захлестнуло все существо. Животное, понимающее горечь небытия, замкнулось. Руки ухватили за плечики Дарью, трясли, с губ слетали горячечные слова:
  - Не уходи! Не уходи!
  Она улыбалась, на губах пузырилась кровь, и мертвенное спокойствие все отчетливее проступало на лице:
  - Все бесполезно, человечества больше не будет... они забирают разум... зачем все... Но он целовал мертвеющее лицо и, уже не понимая, что делает, рванул зубами свое запястье и притиснул к ране в боку женщины. И, осознав, выкрикнул:
  - Моя кровь в тебе! Моя дрессированная кровь! Она с тобой! Желай жить! Живи!
  - Зачем... бесполезно...
  - Живи... Ради детей! Ты носишь моего ребенка! Не смей уходить!
  В глазах Даши растаяло равнодушие. Поколения и поколения женщин выстроились, уходя вереницей в прошлое, перед ее взглядом... Птица, припадающая перед носом ужасающей лисы, вытягивая крыло, уводит от гнезда... Волчица у норы перед рычащим голодным пещерным медведем... Учительница с простреленной ногой, ползущая в буран по сугробам, волочащая ворованный мешок картошки умирающим детям... Смерть испуганно закрылась костлявой рукой от Женщины, заслонявшей дитя. Еще не рожденное, но драгоценное. Кровь перестала литься. Лицо Дарьи разом осунулось, заострилось. А Славутич рвал траву, пихал ей в рот, выкрикивал:
  - Ешь, ешь, только не умирай!
  - Они улетают! Смотри! - вдруг прошептала она.
  Славутич прижал ее к себе, обернулся - в груди словно выросла сосулька, наледь... нет, уже целый мертвящий огромный ледник. По поверхности величественного холма пронеслись змеящиеся красные искры, он обернулся красивой гигантской посудиной. Истинно летающей тарелкой в самых ее красивых дизайнерски-футурологических изысках.
  - Улетают... - Он опустил руки.
  - Останови! Останови! - в уши вдруг ввинтился буквально ультразвуковой крик. Иррациональный, он смел разум, испуганно забившийся в уголок черепа со своими нелепыми "как и почему", со своими "невозможно и нельзя" и длинными правильными доказательствами, почему это так, а не иначе.
  
  Рана на боку Дарьи открылась, кровь из пробитого легкого смешалась с выдыхаемым воздухом, запузырилась кровавой пеной. Но она вскочила, упала... поползла, хватая скрюченными пальцами траву, в направлении улетающего космического корабля.
  В голове Славутича словно ахнула вакуумная бомба, воздух затрепетал маревом, и от него пошли зримые плотные концентрические круги воздуха.
  - Ста-а-ая-ать!
  Багровым пламенем полыхнуло все позади него, он выбросил руки с хищно скрюченными пальцами вперед, и гигантский корабль дрогнул, прервал уверенный плавный подъем. Затрясся, начал уходить вбок... Жилы на руках Славутича вздулись, задымилась одежда, ноги начали погружаться в землю. Земля треснула, показался черный дымящийся камень, уперся в стопы, охватил. И быстро пошел вверх! Чудовищный черный клык, вспарывающий стонущую планету, потянулся ввысь, а на острие вытянул напруженные в хватающем жесте руки человек. Но вот корабль затрясся сильнее, воздух задрожал свиристящим пронзительным звуком и пошел - пошел от земли, окутываясь зелеными сполохами. Низкие серые облака засветились зелеными зарницами.
  - Ста-а-аяя-ать! - отчаянно взревел человек на раскаленной черной скале, его одежда вспыхнула, пламя охватило волосы, он вытянулся струной, вибрируя в последнем усилии.
  - Останови! - донесся до него слабый крик женщины у подножия скалы. Она приподнялась, протянула руку к нему... А корабль, словно подстегнутый конь, уходил вверх. Тучи разорвались на бесформенные ошметки, и корабль вознесся в холодеющее звездами небо.
  - Аааааааа! - вопль отчаяния сотряс окрестности. Лопнула земля, и огромные пропасти располосовали подножие утеса. Взметнулась лава, плеснув в стороны. И с вершины утеса, как пылающий болид, вниз понеслась человеческая фигурка. Гулко чавкнула лава, земля сомкнула края бездны, и горестный крик женщины взвился в небо. А корабль через мгновение исчез в далекой прощальной вспышке.
  Даша очнулась утром от шевелений вокруг, поцарапываний и ползаний по телу. На замерзшей траве повис иней, окрест валяются еще не застывшие, пахнущие серой и мышьяком обломки лавы. Вокруг расселись белки, крысы, мыши, лисы, птицы... много. Сидят, смотрят. Она прижала руку к груди, почувствовала, что рана затянулась... На глаза навернулись слезы:
  - Хорошие вы мои... Это что же, вы меня грели ночью? - Она села, с трудом выпрямилась. Погладила ластящуюся лису, которую тут же ревниво попытался оттеснить жилистый заяц, полез на колени, царапаясь худыми когтистыми лапами. - Хорошие... Но все зря, все зря... улетели создатели и забрали... да, забрали. И профессор... Слава... поги-иб!
  Она снова рухнула на землю, стукнула ладонью, раз, другой... Животные хором заскулили, зацокали, горестно запищали... Тоскливые стенания не сразу перекрыл низкий звук, словно басовая струна вплела мелодию... А потом низкое похоронное гудение заполнило окрестности. Клочковатые неопрятные тучи, обходившие горячий черный пик, расступились, и вниз плавным виражом спустилась меньшая копия вчерашнего стартовавшего корабля-кургана.
  С шелестом верх развернулся и сложился, словно веер, в плоский блин. Завис над почвой. С центра ступил высоченный блестящий киборг. Сияющая белизна, плавным изгибом устремленные ввысь заостренные крылья. Трава не шелохнулась под раздвоенной стопой. До него пара десятков шагов, девушка подтянула ноги, со страхом и непониманием глядя на него. Звери разом отозвались на ее эмоции хором ворчания, рычания, сдвинулись вокруг, нахохлились. Лисы синхронно выступили вперед, пара волков вторым фронтом подтянулись, оскалились. Но их всех опередила... маленькая крыса, с истерическим визгом устремившаяся навстречу. Словно камикадзе или шахид, нагруженный тонной взрывчатки.
  - Лариска! Стой! Он хочет что-то сказать... Но упрямая крыса как-то отбила неумелый мыслительный приказ, неслась, как крылатая ракета... С замиранием сердца Даша увидела, как та молниеносно вскарабкалась по чешуйчатой ноге, по выступам и складкам поверхностного функционального орнамента, на широкое плечо, там шея, огромные бесстрастные глаза с тремя зрачками... и крошечные, но твердые крысиные зубы, хоть один укус... Но крыса потопталась на плече и замерла фигуркой с задранным струной хвостом! Нацелилась... против! Птиц, лис, волков, Даши... Киборг поднял длинную гибкую руку и почесал пальцем крысу под горлом.
  - Ну, спокойно, спокойно... О как, блох уже завела... ну ты даешь, знаешь же, не люблю блох!
  - Профессор? Слава? - Дарья неуверенно шагнула вперед. Звери разом сели, отреагировав хором недоуменного поскуливания. И ведь не укроешь эмоции... - Ты же бросился в пропасть, и лава... и земля сомкнулась... и... - Детка, это был последний шанс попасть на корабль. Я осознал, что мне посулили прямой переход, помнишь, в прозрачном саркофаге лежало новое тело, готовое к вселению. Вот я и перешел. Правда, не аккуратненько-технологично, а грубой, хоть и обычной, дорогой смерти - очень, надо сказать, неприятной дорогой. Очнулся в новом теле, изрядно удивив создателей.
  - Но не остался, как он говорил? Или ты сейчас... - Они весьма удивились, - кибороид засмеялся было хрустальным смехом, но сразу изменил тембр-модуляцию на голос профессора.
  - И согласились подождать?
  - Все сложнее и одновременно проще. Я не оставил им выбора - напрямую вышел на разум капсулы, тем самым убедил ее произвести очередной реверс.
  - Реверс?
  - Такое уже бывало. Временно из памяти капсулы изымаются все сущности-пилоты семени.
  - Семени?
  - Да, семени разума. Они называют его Вседержителем. Пришлось их выделить из свободного мира капсулы и заключить в стандартные тела пилотов. Такие, как сейчас у меня. Вседержитель создал для них небольшие замкнутые пространства, где сознание у них движется циклично по кругу, в котором постоянно стирается прошлое. Нечто вроде склероза, который они хотели устроить человечеству. Жестко, но зато они не прерываются. Тем временем человечество постепенно подтянется до полного овладения разумом. Его наконец перестанут тревожить искусственно инициированные катаклизмы.
  - Но что теперь делать?
  - Теперь начинается настоящая работа. Нужно будет сотворить аналогичную базу для всего комплекта человеческих программ. Начнем, пожалуй, с инициации у некоторых людей лейкоцитов... - А тебя не угнетает понимание, что мы по сути... программы?
  - Нисколько. Напротив, угнетало наличие необходимой абстракции - души, без которой все бессмысленно. И угнетала альтернатива - никчемности и бессмысленности бытия. Теперь же я вижу мудреные программы, подпрограммы, но в которых можно разобраться, понять, менять, пусть они и написаны гравитационными полями на вакуумных флуктуациях.
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"