Аннотация: Вы не в нашем мире пока воспринимаете свои сны как часть себя, пока думаете, что ночные видения - полностью ваша вина. Мы снотворцы и мы расскажем вам правду о "ваших" снах, более того, научим вас их делать. Добро пожаловать в ИСиД!
Громушка.
Когда-нибудь моя мать меня спросит кем я работаю.
А что я ей отвечу?
Когда-нибудь она меня спросит чему я учился четыре года в Санкт-Петербурге.
Я скажу ей скромно, что четыре года проучился в таком месте, как ИСиД, и теперь буду там преподавать.
А как ИСиД переводиться? - спросит меня моя любимая матушка.
А я почешу свою отросшую бороду медного цвета и так случайно брошу фразу.
- Институт Сновидения и Дремы.
Только потом спохвачусь, придется проникать в подсознание, делать замену. Да и вообще, копаться в памяти своей матушки, ну как-то совсем некрасиво.
А в это время медленно к нам крался сентябрь. Вернулся в Питер, обнаружил, что квартиру в которой жил всю свою учебу, уже не сдают. Обратился к комитету в ИСиДе, сказали, что выделят комнату в общежитии, но только через пару дней,ведь там ремонт. Странно, что Мокрую Библиотеку ремонтировать никто не собирался, хотя это было и хорошо, потому что заночевал я там.
Несколько лет назад во время Новогодних каникул, крыша библиотеки лопнула и образовалась неплохая такая дыра. Все десять дней была метель, снег ни на секунду не прекращался, так что библиотека сначала покрылась сугробами, а затем эти сугробы растаяли, и таким образом появилось название - Мокрая Библиотека.
Кто-то из особо творческих студентов заложил традицию. Теперь же, каждый будущий снотворец, который обучается в ИСиДе должен принести свой дар Мокрой Библиотеке. Такой дар назвали "извинением".
Я извинился дешевым вином и пледом в года своей учебы. В этот раз, извинился сам собой. Отдал себя в дар Мокрой Библиотеке.
Какой-то шутник даже принес сюда кровать и сунул ее прямо под этой памятной дырой. Самое отверстие накрыло досками, что не сильно спасало, но в особые лунные ночи, свет линиями ложился на кровать.
Вот стоят полупустые стеллажи, а если они и заполнены, то сплошными извинениями. Проходишь полку-другую, они сменяются как, пейзажи в поезде, а потом - бац! и кровать, среди таких же одинаковых полок.
А на кровати гнездо из одеял и подушек.
- Гром! Громушка!
Приветливым, полупьяным голоском, завопил тонкий рыжий тип. Обучение он еще не закончил, значит кличку получить не мог, и звали его все почему-то Тоня. Не Антон, а именно Тоня.
- Теперь Профессор Громов!
Тоня - рыжий, худой и улыбчивый, с ним девочка по фамилии Ким, низенькая, неприметная и полненькая, всегда в розовом свитере, а еще парень-индус, фамилии его не помню, а имя произнести не смог бы.
Всех я их знал, потому что им удостоилась честь создать пригласительное.
Тоня учился на интро, Ким и индус, кажется, были экстра. Ким еще занималась пчелками...
Как это все мудрено звучит. Язык совсем для человека непонятный, а нас, знающий его, и более того, говорящих на нем, очень мало. Всего четыреста студентов, а в следующем году наберут от силы полсотни, и то, если эти трое сейчас постараются.
- Может ты нам поможешь? - спросил Тоня, освещая мне путь к их кабинету фонарем. Огромный перевернутый ящик и несколько пестрых подушек, видимо, индийских. В углу от них стоял кальян, еще теплый.
Он разложил пару чертежей, Ким послушно вынесла тетради, какие-то зарисовски сделанные Индусом. Помню, как прошлый год он что-то рисовал. Странно, что он не на интро. Все художники обычно на интро.
- Что в этом году выбрали? - я внимательно перебрал листочки А5. Какие-то слоны, листья, пейзажи. - Блекло все, - я постучал пальцем по работе. Лицо Индуса, честно говоря, не особо привлекательное, тут же скукожалось и стало еще более уродливым. - Нужно ярче. Еще и с ароматом, еще и с тактильным...
- Знаем все. В учебниках есть, - Ким разговаривала так, как лают мелкие собачки. Тоня из этой тройки был самым положительным персонажем. - Больше якорей, больше эмоций.
- Чем красочнее будет, тем ярче, тем больше памяти займет - согласился со мной Тоня. Его рыжие волосы он вечно наматывал на худой палец, прям, как девчонка, но привычка мне эта нравилась. - Давайте на цвете определимся и тогда...
Пригласительный сон, это сон который получает каждый абитуриент. Сначала с неделю идет сон образ. Обычно это что-то мелкое и яркое, но очень габаритное, чтобы такой сон создать - это очень сложно. Нужно бороться с помехами, отладить его так, чтобы всю неделю он снился точно таким же, да чтобы и эмоциональный спектр не подвел.
Так вот. Пригласительное состоит из двух частей. Сначала, этот сон образ, который всю неделю абитуриента будет мучить и пытать. Помню, мне четыре года назад всю неделю снились водопады. Синие такие и шумные. И прям капельки на себе ощущал, и ежился по утрам, когда вспоминал. Но тогда, в том поколении, сном занимался Чешкин, а Чешкин был настоящим психом и тем еще тираном. Как же хорошо, что он потом в преподаватели не подался, а пошел на отделение политологии, чтобы нашу политическую ситуацию через сны усугублять.
Вторая часть пригласительного - экскурсия. Тут еще сложнее, потому что сон должен быть РЕАЛИСТИЧНЫМ, настолько, чтобы просыпался и задавался вопросом: А где я?
Причем сон еще с интерактивной частью и большой процент персонализации, потому что сначала, сновидящий, или смотрящий, или видящий, или спящий, должен думать о конкретно своем вузе, в который он поступает и должен думать, что едет он именно туда. Это уже потом, он случайно попадает в ИСиД, а там ему все и пояснят.
Экскурсия - часть проработанная. Тут ничего нового изобретать не нужно. Конечно, стоит отладить некоторые моменты, можно добавить парочку своих фишек. Вот кто-то экскурсовода меняет, кто-то саму речь, а кто-то яркость-контраст сна подстраивает.
Помню, позапрошлое поколение умудрило такую вещь. Они смогли реалисточность сна прокачать на сто процентов, а сам сон сделали в мультипликационном стиле, только здание ИСиДа как живой, самый самый реалистичный. Это кстати сработало, несмотря на то, что многие преподаватели были против.
Пригласительный сон это очень важно. Считай, что это вступительный экзамен. Поверил в свой сон, приехал в Питер, нашел этот загадочный адрес, потом сильно удивился, когда узнал, что действительное существует такой - Институт Сновидения и Дремы, и готовят тут снотворцев.
Потом, конечно, на протяжении всей учебы придется очень многому удивляться. Некоторые вещи, например, до сих пор в моей голове не укладываются, да и вряд ли когда уложатся, поэтому работать не пошел, лучше преподавать стану.
- Громушка! - громко и развязно обратился ко мне Тоня, а его иностранные друзья - кореянка и индус, уткнулись в чертежи. Не зря ж они экстра, а экстра - это ж технари в чистом виде. - Если ты образ нам придумаешь, то клянусь, экскурсоводом сделаю.
Стать экскурсоводом, это как выиграть American Idol, только транслировать тебя будут в чужих головах, а потом, часть этих голов будут таращиться на тебя весь первый семестр и спрашивать: "А не ли вы мне снились?"
Ким посвятила фонариком в затылок Тони. Волосы рыжие его будто вспыхнули.
Лицо мое расползлось в улыбке, морщинки выступили под глазами.
- Рисуй! - скомандовал я Индусу, отчего он опять скривился, - Придумал я вам образ!
Волосатые рыбы.
Хлопая по плитке босыми ногами, он прошел на кухню, громко зевнул. Послешкольное лето выбило из него все его приличие и сдержанность. Он отсыпался за все одиннадцать лет пережитой учебы, понимая, что следующие пять лет сон будет казаться чьей-то выдумкой.
А Роман только и умел делать, что спать. Он считал, что в этом его призвание - спать и видеть сны. Он отличал все сонные оттенки и властвовал своими видениями. Не было больше на земле такого места, где Роман чувствовал себя лучше чем в кровати.
За завтраком он хватался за ложку и книгу.
- Что на завтрак? - шутливо спрашивал его отец.
- Брэдберри, - лениво ответил Роман.
- Понесло тебя в фантастику, сынок.
Его отец, щуплый мужичок с усами как у моржа, едва доставал сыну до плеча. Но он был славным и добродушным, со старой выдержкой и советским огоньком в глазах.
- Всю ночь снились рыбы, - Роман отложил книжку, потер глаза. - Огромные такие, жирные волосатые рыбы.
- Ага. Рыжие притом! Плавают прямо перед носом, волосы развиваются. Вроде и красиво, а вроде и мерзость. Волосы в воде всегда жутко выглядят. А они еще длинные такие, как человеческие.
- Как у русалок, наверное, - неловко добавил отец. С сыном он всегда вместо разговора, ронял какие-то неловкие фразы.
Роман задумался, засмотрелся наверх прищурившись, затем пожал плечами и снова уставился в тарелку.
-Ночь шестую сняться, твари, - тихо добавил он.
Роман волосатых рыб невзлюбил, потому что он в своем сне их прогнать не мог. Смотрел на них и смотрел, как бывает, засмотришься на рекламный ролик на улице. А время шло, подступал сентябрь, а там университет, первый курс.
И Роман тяжело вздохнул, как вспоминал о ВУЗе. Мама мечтала о физмате, отец мечтал о том, чтобы она вернулась, и каким-то образом Роман связал в своей голове странную формулу. Поступлю на физмат - вернется мама. Глупо и алогично. Роман абсолютно и полностью был гуманитарием.
Читал до неприличия много, а выражался до раздражения прилично, языкознание считал чуть ли не магией, и магии этой поклонялся.
Бывало, он сидел вечерами и просто листал словарь Ожегова. Находил незнакомое сочетание букв, произносил их вслух по нескольку раз, будто дегустировал дорогое вино.
- Фрустрация, - повторил он как заклинание. Это слово можно было выковать летним солнцем на всех трех каникулярных месяцах.
Впереди его ждал вуз, где он будет изучать те предметы, которые в школе он ненавидел. Но больше его пугало то, что университет штопором вкрутит его-пробку в этот город. Мелкий, старый, из которого всякий амбициозный недоросль бежит без оглядки. Это место остается тем, у кого не хватило смелости сказать родителям, что мечтает об учебе где-то еще, кроме пыльного жаркого городишка.
Сегодня он невольно вышел на улицу, сам не помня зачем. Он покружил стервятником рядом со зданием университета, разочаровался во всем еще больше, и пошел наугад. Остановился у зоомагазина, заглянул в витрины - волосатых рыб не было.
Он думал об этих тварях, потому что это была самая безболезненная мысль в его голове. Роман имел склонность забивать свой мозг чужими телу вещами. Выучил какие-то книжки, строил в своих изивилинах замки, раздавал всеми роли. С возрастом он от этой детской привычки отказался, а без нее ему было трудно. Спасли книги, но фантазировать он себе запретил.
Ярким пятном грязно-желтой панорамы была макушка цвета жевательной резинки. Цвет был таким странным, заманчивым, что Роман свернул за этой копной волос в автобус, но сам не понял, как потерял из виду. Транспорт шел к его дому, он решил, что додумает о волосатых рыбах у себя в постели.
Автобус был жарким и переполненным. По лбу струился пот, казалось, ткань одежды слиплась с кожей.
Роман, не выдержав этой духоты, вскочил с места, вышел на первой остановке. Прохладный ветер потрепал его на улице.
Вечерело. Небо было цвета джинсы и по странному светилось, и все из-за этого неба казалось странным.
Он зачем-то решил вернуться к своему университету. Дошел в беспамятстве, зашел внутрь и понял, прошел не через тот вход. Кажется, вышел не в тот корпус, да и тут проходила какая-то экскурсия. Но почему-то он присоединился к группе молодых людей, а те даже не взглянули. Холл был круглым повсюду какие-то инсталляции. Все в хронологическом порядке. Древний Египет, Греция, Восток, Средневековье...
- Друзья! - спустился по лестнице человек, который на городского не был похож. Голубой костюм, борода цвета меди, темные очки. Волосы его неестественно лежали. Он был бойким и прытким. Скатился по перилам и ослепительно улыбнулся, довольно погладил свою бороду, будто какого-то зверька. - Заждались? - он потер руки, встал впереди толпы и жадно впился в них взглядом. Так показалось Роману, глаза незнакомца скрывали очки. - Альберт Громвольт!
Роман лишнего пафоса не любил, лицо его невольно скривилось.
- Добро пожаловать в Институт Сновидения и Дремы, сокращенно ИСиД.
Роман случайно шелохнулся, захотел уйти, но почему-то остался.
- В данный момент это последний институт в России, который готовит снотворцев.
От этой комедии Роману стало еще тошно, больше захотелось уйти, но опять-таки, почему-то не смог.
- О снотворцах вы конечно знаете, по крайней мере слышали, - он ткнул своей огромной лапой в папирус. - Древние боги - образы снотворцев, внушаемые в человеческие головы, а уже потом и судьбы. Дальше снотворцы сменились демонами, музами, ангелами и всем тем, кем они хотели быть. Все эти легенды, сказки, мифы, все возникало в голове на заказ, распространялось также.
Роман не смог скрыть ехидного смешка.
- Тенденции нашего века вынудили отбросить все сакральное. Теперь мы, снотворцы, обычные труженики. Область нашей деятельности ушла на коммерческую часть, точнее, на маркетинговую, - Громвольт сделал шаг вперед, оглядел присутствующих с важным видом. - Приснилось вам, что встретили любовь всей жизни в какой-то кафешке. Нет! Не так! В определенной кафешке! С определенным именем и антуражем. Куда, скажите, на следующее утро вы пойдете?
Роман ораторский ход оценил, но не повелся.
- А сниться вам аромат овсяных хлопьев, встаньте и что приготовите? А слышится какая-то идиотская песня сквозь сон, а утром она так сверлит вам мозги ...- Громвольт заулыбался, обнажил зубы. По толпе прошелся холодок. - Но как это все сделать узнаете сами, если поступите.
Он прошел чуть дальше сцен инквизиций на картине, видимо, тоже дельная история снотворцев, остановился у дверей.
- И если вы не верите...
И он открыл их, но за дверьми комнаты не было, лишь аквариум
Толпа отшатнулась, ахнула, а Роман остался на месте.
Ведь в аквариуме - волосатые рыбы.
И ахнула толпа, и земля покачнулась под ногами Романа.
- Санкт-Петербург, улица...
Роман проснулся, в ушах еще звенел адрес, он выхватил ручку, листок, записал то, что казалось шептали на ухо.
Он прошел на кухню.
- Что на завтрак? - спросил отец.
Роман испуганный, встревоженный потянулся к Достоевскому, но тут же отложил.
- Надо Брэдберри взять.
Инга.
У Инги было одно чудесное хобби - лезть туда, куда не просят. Вот сегодня она влезла в город, где ее никто не ждал, влезла в голову человека, который, также оказалось, ее не ждал.
Она с трудом проникла в его сон, и то не в той роли, в какой хотела. Все было слишком сложно, слишком логично, она не могла справиться с этой системой, лишь мелькнула образом, в массовке, а после ее выбросило из сна непривычно резко.
Голова у Инга разболелось, стало тошно от самой себя. Еще одна неудача как снотворца, еще одно поражение перед чужим разумом.
Возможно, если бы Инга знала, что сейчас в голове Романа ловко уместилась модель созданная снотворцами четвертого курса, причем, самыми лучшими снотворцами, то она бы не так расстраивалась.
Ну а пока Инга сама злилась на себя за глупую затею втиснуться в сновидение одноклассника, которого не видела уже два года. И почему она именно вспомнила о Романе, которые все школьные года обсыпала разными остротами, на которого недовольно глядела, которого считала самым недостойным из мальчишек...
А вот сейчас, после двух лет в техникуме, поняла всю прелесть сущности Романа. Он был гуманитарием.
Столь редкое явление среди юношей выглядело таким странным, раздражающим, что Инга не выдержала, пошла на тропу войны, хотя все это время, воевала только она одна.
И возможно ей захотелось узнать что с ним, чтобы по-ловчее извиниться, выкрутиться, как-то загладить свою вину и наконец, банально сдружиться.
Только оказавшись в среде лютых физиков, математиков, с их странным юмором, бесчеловечных суждениями и просто жутким образом жизни, Инга все больше вспоминала о таком тихом, воспитанным, галантном Романе, который никогда не расставался со своими книжками.
Инга тяжело вздохнула, подняла глаза к его прямоугольному окну.
Жили ведь напротив, учились в одном классе девять лет, но только сейчас Инга смогла рассмотреть те исключительные качества, которые были в Романе.
Ей самой было стыдно, что она за него вот так спонтанно , а самое страшное, нежно вспомнила.
Инга взглянула на носки своих кед, пыталась придумать оправдание почему она здесь, в блеклом желтом городишке.
Скоро ее встретит Санкт-Петербург своими иссиня-серыми тонами, своим обилием красоты. Культурная столица казалась ей выдумкой, какой-то легендой, но будучи снотворцем, нужно научиться верить в выдумки.
Загорелся фонарь. Улица стала еще более тоскливой. Инга тяжело вздохнула, полезла в сумку, достала планшет, нашла в нем ближайшую статью с какими-то цифрами и углубилась в магию чисел. Инга был лютым технарем.
Очнулась она от физика, как только ощутила взгляд, лезвием прошедший по коже. Высокая крупная тень вытянула шею, вгляделась в нее и совсем робко спросила:
- Инга?
В своих джинсах, майке казался слишком одетым в такую жару. Роман всегда ходил в футляре, будь он из вещей или из обложек.
Инга вгляделась в него.
- Рома..н, - вышло не совсем радостно, но так даже и лучше.
Он был обескураженным и каким-то потерянным. Инга неловко встала и тут же пожалела об этом. Роман был непросто высоким, он был огромным. Если б он был массивнее, то Инга бы испугалась. А так он был строен, едва не худ, и выглядел совсем неподобающе своему росту. Два метра испуганного мальчика.
- Поверить не могу, что ты здесь, - произнес он шепотом, спрятал свои лапище в карманах.
- Да вот как-то...Так, - Инга закусила губу.
Они молча попялялись друг на друга с минуту, потом завертели головами. Оба в каком-то стеснении.
- Может, - он качнул головой вдоль нескончаемой улицы, - пройдемся?
Инга качнула головой, что вроде бы, идея неплохая.
Он стал неспешно спрашивать, как бы раскачивая маятник их разговора. Толкнет ей, она ответит, и толкнет ему, правда с неохотой, и правда неловко.
У Инги язык был костный, чуть ли не металлический. А Роман говорил быстро, мелодично и легко, но сам был взвинчен. Что-то проскальзывало в нем нервное. То он моргнет резко, то рукой дернет.
- И ты два года в Воронеже отучилась?
- Ага. В техникуме.
- Даа...Точно. Тебе же всегда физика нравилась, я помню...- и он неловко замолк. Он ведь сам физику ненавидел отчасти из-за насмешек Инги. - А ты сильно изменилась.
Он шел огромной тенью, а она мелким белым пятном, который едва был ему по грудь.
- Это все цвет волос, - она провела рукой по спутанным кудрям волос цвета жевательной резинки. - Теперь они не цвета борща.
Он улыбнулся, хотя шутка была его, и была она сказана когда-то, чтобы Ингу задеть.
- Два года прошло, - зачем-то произнес Роман.
- Ага, - зачем подтвердила Инга. - А как все изменилось. Ты вот теперь...ну такой.
- Какой? - встревожено спросил он.
- Ну...высокий.
- Ну внутри я все такой же мелкий испуганный мальчишка, - он потер свою длинную шею, и в его карих глазах мелькнуло такое беспокойство, которое заметить было несложно. - Ничего с твоего уезда не изменилось. Город прежний, люди прежние, будто время обходит это место стороной.
- Ну а ты? У тебя же что-то новое случилось?
- Родители развелись, - пожал плечами он. - Снами увлекся.
Инга подняла светлые брови вверх, и Роман подумал, что она удивилась разводу.
- Ты...тоже что ли?
- А я не знал, что...
- Я снотворец! - радостно выкрикнула Инга. И столько эмоций никогда прежде на ее лице не отображалось. - Слава богу, хоть кто-то, кто-то! Я никого не знаю из новых абитуриентов, нервничала так. Это так сложно хранить в себе. Ну а ты-то как? Как ты на это вышел?
Роман сделал шаг назад, побелел еще хуже Инги, обернулся несколько раз.
- Эй...- и радостный восторг стек с лица, Инга прикрыла рот рукой. - Черт, черт, черт.
Он себя ущипнул, но не проснулся. Тогда еще раз это сделал.
- Не проснешься, - закивала головой Инга. - Это не сон.
Глаза его округлились, он как-то странно покачнулся.
- Так это что...все правда?
Выражение ее лицо было такое, какое бывает у людей, которым нужно убедительно соврать. Но вместо этого Инга села на корточки, пустила руки в розовые волосы и произнесла:
- Мне конец.
"Каждый абитуриент раскрывший тайну существования ИСиДа зачислению не подлежит".
Ночь.
Свои глаза я облепил текстами самым скучных брошюр, которые нашел, в надежде, что те помогут мне заснуть. Глупо звучит, но я в заполненным снотворцами помещении, полагаюсь на какие-то брошюры. Но дело в том, что эти самые снотворцы мне спать и мешали.
Это была пригласительная ночь. И пока настоящие студенты праздновали, будущие студенты лежали в кроватках и видели созданный для них сон о чудесном Инстистуте Сновидения и Дремы.
Они пили, танцевали, пели, лезли на полки, искали какие-то извинения и приносили свои. Кто-то нашел старенький проектор, вывел какое-то изображение на стену, и весь молодняк раскрасился каким-то странным фильмом. Я смотрел на них со своей кровати как будто они и сами стали каким-то кино.
А я был единственным зрителем. СТорожил свою кровать как пес будку, боялся с нее слезть. Если я вдруг ее покину, то кто-нибудь тут же побежит ее метить всеми возможными жидкостями.
Кутаясь в одеяло, озлобленно глядя на этот маленький парад, я пытался вспомнить свою пригласительную ночь, но не смог.
Они включили какую-то странную музыку, тоже киношную, разбрелись по стеллажам, чтобы собраться снова, как шарикам ртути.
Тоня набрел на меня, мой рыжий собрат. Поприветствовал какой-то бутылкой, поправил корону на голове. Это же он создал пригласительное, это он сегодня король ночи, на ряду с двумя другими труженниками.
- Громушка! - громко выкрикнул он и подошел к моей кровати. - Ты чего сидишь?
Я обмотал плед на подобии накидки, вместо ответа широко зевнул.
- Жилье мне еще не дали.
- Ах да...Точно, - он заоскалился и с трудом подавил смешок. - Прикинь, как они все удивяться, - он показал на студентов, - когда вспомнят что видели тебя здесь. В одеялах, в подушках, лохматым и бородатым, как бездомный.
Я почесал свою медную бороду, сам заулыбался.
- Еще три дня и все. Понеслась учеба.
Тут Тоня приуныл, но ничего не добавил.
- Кого-нибудь из студентов знаешь? Из тех, кто в нашей снотворческой теме с пеленок?
Тоня ткнул пальцем в чей-то мелкий силуэт.
- Кеша. Ко всем липнет уже как полгода. Отец у него...- Тоня настороженно обернулся. - Владелец "Мемус" кажется?
Я случайно раскрыл рот. Фирма называлась "Мембус" и каждый снотворец знал ее.
Задача Мембуса - реклама. Причем реклама огромных фирм, в основном иностранных. Они занимаются тем, чтобы всяки зарубежные компании в России более выгодно адаптировались, так сказать, втиснулись в наш странный менталитет.
Мы с Тоней посмотрели на этого Кешу настороженно, будто мы в каком-то заговоре против них.
- Он шумный и громкий, - начал Тоня. - Простак простаком. Всем лезет, со всеми пытается подружиться, про отца не говорит, а мы и не спрашиваем.
- Стыдится?
- Но деньгами его пользуется...Не думаю, что стыдится. Давай я его позову, поболтаешь. Кеша!
Он прошел в наш ряд смело и быстро, пружинистой походкой, постоянно улыбаясь. Невысокого роста, красив, но слащав. Чувствовалась в нем какая-то излишняя самоуверенность, которая в основном и отталкивала.
Кеша вечно улыбался. Лицо у него было абсолютно гладкое, едва ли не мальчишечье. Серьезность этой роже никак не могла идти.
- Это Громушка. Кеша.
- Громушка? - с усмешкой переспросил он, но руку пожал быстро.
- Громов, - я пояснил, но не поправил. Признаться, прозвище Тони мне было куда по душе.
- Уже выпустился? - он присел на край кровати. Мне это сразу не понравилось.
- Уже преподаю.
Кеша тут же вжал голову в плечи, затем нервозно заулыбался.
Заиграла какая-то музыка, и все снотворцы, как оборотни в полнолуние, вскочили с места, по прислушивались.
Я сам по старой привычки чуть не вскочил, но остался на месте. Кеша боязливо оглянулся. Вот так вот. Будь ты сыном одного из самых крутых снотворцев, но привычки в ИСиД ты так просто не вльешся .
Снотворцы выбежали из-за углов, втиснулись в одну большую толпу, стали хватать друг друга судорожно пытаясь обнять, стать одним большим снотворческим пятном.
- With your feet in the air...
Они не пели, а выли, опять же повторюсь, но как волки на луну. Это была не привычка, это был инстинкт. Это был наш негласный гимн, и казалось, что эта песня текла у нас в крови.
- Where is my mind? - грустно спросили они хором, принявшись расскачиваться.
А Кеша сидел одним, потерянным загнанным мальчиком, и даже улыбаться ему было непривычно. Он сам в себя сжался, отвернулся от нашего странного парада, остался на кровати.
А я смотрел на них с лицом старого мудреца, вожака индецев во время пляски.
И тут настал проигрыш, и они действительно завыли, потому что музыка того потребовала.
Я вдавился в подушки под тягой воспоминаний, под тяжестью четырех лет учебы и шести лет снотворчества.
Когда-то также кричали студенты, танцевали, пели эту странную песню, а я спал, видел свой пригласительный сон.
Я пропитался такой огромной любовью к нашему сонному сообществу, ко всем учителям и студентам, и будущим студентам, которые живут как я, в объятье различных одеял. ВОт одеяло быта, вот одеяло привычек, вот одеяло школы и семьи...
И вот вот, ИСиД начнет их срывать. Не сможете вы спокойно спать, бедные студенты. Больше не сможете избежать жизни. Сорвут с вас все покрывала, а с некоторых сорвут и с кожей.
И Кеша сидел, испуганный, замкнутый и потерянный. Он ворвался в этот мир в одиночку, ворвался в него с самого рождения.
- Не бойся, старина, - я потрепал его по плечу.
Он хотел ответить, но понял, не было в его голове таких слов.
- Станешь одним из нас. Не быстро, но болезненно. Будешь также вопить.
Последние аккорды сыграли, погасла наша луна, и они разбрелись, счастливые и довольные волчата.