Когда песчаная дорога завернула в очередной раз и показались первые дома хутора, Вячеслав остановился. Пологий подъем скрывал горизонт. Виднелись только покрытые старым шифером крыши и окна двух домов, волнистое густое пространство сохнущей травы да невинной голубизны небо, сверху прикрытое плотными, с четко очерченными краями чистыми облаками. Меньше суток назад он ходил по Москве, ездил в толкучем и тесном метро, ждал на остановках, в очередях к кассе, смотрел, смотрел на часы - не опоздать бы. А сейчас, в центре полного сил леса, в центре совсем не человеческой жизни гнал в себя полными вздохами настоявшийся, выдержанный воздух и все вчерашнее казалось мелочным и ненужным. Время? Какое время?! Здесь оно стекало по мощным стволам, смешивалось с песком вечной дороги, шелестело вместе с листьями, забавлялось в траве. Здесь его было неизмеримо - бери и черпай горстями! Сдерживая шаг, неторопливо Вячеслав поднялся к знакомому дому и подошел к калитке. Дом как дом... Огород возле с самодельным парником, на котором ветер рвал пленку. Деревянные ступеньки крыльца. Таз с водой рядом. Резиновые сапоги. Невысокая, истоптанная трава. Кусты смородины вдоль забора. Вкопанные грядки за домом. Вячеслав усмехнулся и тронул калитку. Она была заперта на щеколду, выглаженную сотнями рук. Он отодвинул неровный брусок и вступил в чужое владение. Хозяйка себя не выказывала. У крыльца парень остановился и громко, выверено проговорил: 'Избушка, избушка, повернись ко мне передом, к лесу - задом!' Ничего не изменилось. Ветер не стал громче, природа не взволновалась, никакие скрипы в подножии дома не обозначили начинающееся движение. А он и не ждал ничего такого. Скорее, формула была магическим паролем для своих. Вячеслав поднялся по ступенькам и громко заколотил в дверь. На третий стук со стороны огорода послышалось шарканье, и появилась Она, женщина, пожелавшая, чтобы ее звали Аглаей Смердиновной. На ней была шерстяная юбка, серая кофта, платок на пояснице. Между юбкой и резиновыми сапогами выглядывали синие спортивные штаны. - Чего, чего стучать! Кто там такой?! Вячеслав молча смотрел на нее. - Кто это? Чего Вам здесь надо! - Не узнаете? - Отчего же, узнаю. А стучать чего? - Так уж положено, - ответил Вячеслав. - Что значит, положено? - похоже, Аглая начинала сердиться. - Мне положено стучать и требовать, вам - отпираться. - Ишь, какой выискался! Я тебе сейчас постучу! В ее руке неожиданно оказалась длинная палка, которой она размахнулась. - А ну, давай отсюда! В голосе было столько настоящего чувства: опасливости за нажитое добро, желания проучить незваного пришельца, что Вячеслав, усомнившись, невольно сделал шаг назад. - Давай, давай, а то в милицию позвоню! Вячеслав вспомнил дамочку из супермаркета. - А ну - стоп! - прикрикнул он твердо. - А то сам в милицию звонить буду! Лучше пригласите в дом, дело у меня к вам! - Дело у него! - проворчала Аглая, но палку убрала. С полминуты они смотрели друг другу в глаза, испытывали, а потом Вячеслав демонстративно скинул с себя рюкзак. - В дом - не пущу, говори тут! - Тут - не буду, - он замолчал, а потом в голову пришло обоснование, и он продолжил: - Негоже дела решать перед дверью, где Ваше гостеприимство? - А я тебя и не звала, мил человек. - Зато я сам пришел. Знал, что Вы поможете. Аглая потопталась у двери. Потом сняла сапоги. - Разувайся, в ботинках в дом не пущу, - буркнула она. Начало было положено. В кухне он огляделся. Ничего не поменялось, все оставалось таким, как и в прошлый раз. Простая деревенская кухня. С микроволновкой. - Знала бы, что Вы такой хам, ни за что бы не пустила! Она повозилась у рукомойника, поправила полотенца. - Можно присесть, спасибо, - сказал Вячеслав, пристраиваясь на табурете у стола, - ну что Вы, я совсем не нахальный. Это чтобы Вас расколоть, чтобы Вы поняли, что я не просто прохожий, и знаю, кто Вы на самом деле. - Как ? - переспросила Аглая Смердиновна. - Что ты за ерунду говоришь?! - У меня вчера был подобный опыт, - как мог радушнее сказал парень, - одна девушка, думаю, вредная и сварливая, точно так же, как и Вы, лгала мне в глаза. Я думаю, это неспроста - как прививка перед настоящим разговором с Вами. А где Ваш кот? - Бегает где-то. - Я ему рыбы привез. Горячего копчения. Объедение. - И что? За этим и приехал? - Нет, разумеется. Садитесь, Аглая Смердиновна, в ногах правды нет. - В ногах правды нет, в руках - усердия, глаза видят, голова не ведает, - быстро проговорила она. Ух, подумал, Вячеслав. Сказанное походило на присказку, неизвестную ему. Хозяйка села напротив. - У меня вот что случилось, - заговорил парень. Целое утро он готовил эти слова. - Нужно мне ехать за тридевять земель. Дали мне задачу найти Черную книгу, ту, что была скрыта в Сухаревой башне. Сказали, чтобы без нее не возвращался. А кроме того, приглянулась мне Ваша Маринка. - Какая Маринка, соседка что-ли? - Будто бы Вы не знаете?! Нава Маринка! Аглая Смердиновна пристально посмотрела на него, потом покрутила указательным пальцем у виска. - У тебя крыша, что-ли, поехала? Такой фразы он не ждал и растерянно посмотрел на Аглаю. - То-то думаю, какой-то не в себе! Образ дамочки в юбке и пиджаке вновь всплыл перед глазами. - Значит так, - твердо сказал парень. - Пока не поможете, никуда не двинусь! Он потянулся к рюкзаку, который принес с собой, начал расшнуровывать. - Вот здесь немного сахара, соль, колбаса, рыба. Кофе еще. Конфеты. Понимаю, вам здесь нелегко, так что могу помочь деньгами. Много не обещаю, дам, сколько смогу. Он взглянул на Аглаю. - И не думайте, что опять сдерете с меня, как в прошлый раз. Я вам не приблудший турист. Это же надо, подумалось ему, с Бабой Ягой говорю о деньгах... - Вообщем, пока не поможете, отсюда ни ногой. Дорогая, Баба Яга. - Я тебе дам, Баба Яга! Как с женщиной обращаешься! Парень усмехнулся. - Как скажете, драгоценная. Но не вздумайте отпираться, что Вы кто-то другая. Уж я-то знаю! И Маринку Вашу видел ночью. И с котом говорил. - Точно, парень свихнулся! - Так где Василий? Кис-кис-кис. - Не зови, сам придет, - властно сказала Аглая. Это был совершенно другой тон, который Вячеслав еще не знал. Парень осекся. - Не знаю, чего ты хочешь, - перешла на прежнюю интонацию Аглая. - Хочешь - живи. Поможешь с огородом хоть. Помогу, конечно, подумал Вячеслав. - Спать на прежнем месте будешь. - Хорошо. - Не хозяйничай тут. Я здесь хозяйка! Снова вернулся тот, строгий тон, от которого чуть слабло в животе. - Да, да.
До вечера оставалось совсем немного, и до ужина Вячеслав успел только разобрать рюкзак, разложить зубную щетку и пасту. Еще он внимательно осмотрел книжный шкаф, вытащил на свет Большую Советскую Энциклопедию и скурпулезно, от корки до корки пролистал. Он увидел обычные бумажные листы обычной книги. На просвет тайнопись не проглядывалась. Водяные знаки отсутствовали. И текст был обычным, энциклопедическим, без намеков, одни только даты, имена да сухие слова.
Ужинали они грибами с жареным картофелем, и пили чай с булкой и конфетами. Белый абажур своим светом ослепил стекла - за ними была просто черная пустота. Оставалась лишь маленькая кухня, наполненная вещами, запахом досок, близкого леса, трав. Аглая была немногословна, только спросила, долго ли добирался из столицы. - Меньше суток, - ответил Вячеслав. - Быстро же, - удивилась она, и замолчала. После ужина Смердиновна проводила Вячеславу в комнату, оглядела ее тщательно, задержавшись на шкафу, и, пожелав спокойной ночи, ушла. Парень остался один. И вот тут его начало трясти. Возникла мелкая дрожь в руках, в ногах, как остаток от прошедшего волной страха - тот уже ушел, а тело все волочит и влечет по песчаному дну. Ведь он влез в Это по-настоящему! Одно дело мечтать там, в спокойном уюте неизменной жизни про чудеса, про Иные силы чужого мира, и другое - быть рядом с ними. По-детски хвалиться игрушечным мечом, и вдруг оказаться перед дышащим огнем драконом, у которого все взаправду, и огонь, и мощные когти и мысль одна - сожрать без всяких раздумий, мыслей о счастье, будущем, идеалах, просто сожрать!!! Он был подобен жуку, увязшему в смоляной бочке. Под ним булькала черная зловещая бездонная масса, а слабых крыльев не хватало вырваться из плена, не то, чтобы ринуться вниз. Может, нужно было в церковь сходить, заручиться поддержкой, что ли... Он прислушался. В комнате Аглаи работал радиоприемник, и кто-то разглагольствовал трудно разбираемым голосом на фоне тихой музыки. Ничего страшного пока не случилось. И не должно. Вот сколько написано про Них, чужих, в сказках и преданиях: будь смелым, будь искренним, будь ловким и они отнесутся к тебе с уважением, подскажут, помогут... Вячеслав разобрал постель. Спать он не собирался. Хотелось снова увидеть бледное лицо в обрамлении темных волос. Хотелось, не смотря на все опасения и даже страх. 'Который час? И девяти нет. Обычно все начинается с полуночью'. Свет включать желания не возникало. Он просто посидит вот так, пусть глаза привыкнут к темноте. Послушает радио. Там, похоже, передавали радиопостановку. На фоне спокойной мелодии кто-то степенно, хорошо поставленным голосом, повышая и понижая тон и мастерски работая интонацией, читал авторский монолог, вроде из сельской жизни. ' ... понеслись ветерки до полудня, ай да сентябрь! Не зря говорится, хвалилися бабы да бабьим летом на Семен день. А как пришел к ним новый агроном, городской, так поутихли, уняли свои шутки-прибаутки. Соромно перед чужинцем'. Потом раздался другой голос, тоже мужской: 'Да кто же сказал, что он - агроном?' Первый ответил прежним голосом: 'И верно. Не агроном был он вовсе. Не признали поначалу, а потом уж и поздно стало'. Голоса приутихли, и громко заиграла музыка. Но и через музыку можно было слышать натужные рассуждения: 'Нет, так совсем непонятно!' - 'А как его величать еще?!' - 'Не знаю, но начинать 'жил-был агроном', это - верх животной глупости. Да, и какой из него агроном?!' - 'Самый настоящий! По полям чужим шныряет, примеривается! Ну, хорошо, хорошо, не агроном. Не Иванушка-дурачок, не царевич-королевич. Просто механизатор...' - ' Опять тебя на заумное тянет, черная твоя душица!' - 'Кому сена клок, а кому и вилы в бок. Я ведь предлагал считать его царского происхождения. Хоть ряба дочь, да родимая. Так нет же: политически неполиткорректно!' Какая-то невнятная была постановка. Захотелось лечь. Нет, не спать, а просто полежать. Придет время, и он встанет, чего сейчас ходить туда-сюда. И так целый день на ногах, с самого утра, как сошел из поезда... 'Мое мнение таково. Стриженая девка кос не заплетет. Пусть сам покажет, на что сгодится. За печкой-то и таракан хозяином живет!' - 'Эк, у тебя все ладно да гладко!' - 'А чего думать...' Музыка стала громче и затихла. Один из голосов актерским баском проникновенно продолжил: - И едва сошел с Тихой балки снег, как новый агроном, взяв ссуду в филиале Кредит-Банка, и заручившись поддержкой парткома... - Что он несет?! - Да не мешай, пусть мелет, Емеля. - ... начал сеять и засеял все, что было распахано ранее, и даже то, что никогда не пробовали, вплоть до леса... А ведь правильно мелет, сонно подумал Вячеслав. Заговаривает. Убаюкивает. Он хотел запротестовать, и запротестовал. Но вышло как-то вяло, сонно - просто удобнее пристроился на подушке да рукой шевельнул. Ничего, они поймут. Я ведь их раскусил, и не поддамся. Не поддамся... не поддаюсь... Через мгновение сладкая перинная темнота поглотила разум.
8
Теплые лучи разогрели постель, стало невыносимо жарко, даже под подушкой не осталось прохлады, и Вячеслав открыл глаза. Широко и затяжно зевнул. В пронизанной солнцем комнате плавали пылинки. Шум рассеивался на стенах, на деревянных наличниках окна, и было тихо и медлительно - словно бы там, за окном переминалась с ноги на ногу вечность, ждала случая войти... Какой сегодня день, суббота? Вячеслав улыбнулся, вспомнив субботнюю Москву, поток людей, устремившихся за город, на свои клочки земли. Утренние программы телевидения, сладкий сонный восторг, что рабочая неделя, наконец, закончилась. Постельную лень, неторопливый завтрак... Здесь же так было всегда. Тихий шелест за окном, деревянные скрипы дома. Неторопливое солнце долгого утра. На кухне кто-то возился, погромыхивал тарелками, звенел кастрюлей. Вячеслав сощурился на часы: девять. Ночь словно пролетела мигом. Никого он не увидел и не услышал. Ну, и пусть. Сколько впереди будет еще этих ночей, глубоких, черных, светлых, лунных, сокровенных, волшебных... За стеной бормотало радио, но совсем уж невнятно, не так, как вчера. Быстро натянув на себя одежду, парень босиком выскочил на кухню. Аглая Смердиновна склонилась над плитой. Обычная селянка над рядовой газовой плитой. На короткое время пришел страх, что волшебное происхождение Смердиновны он просто вообразил. Навел на живущую одиноко пенсионерку ореол чуда. И нет никаких говорящих котов, русалок. И через день ему возвращаться в Москву, иначе не успеть на самолет в Нью-Йорк! - Доброе утро, - не оглядываясь, сказала Смердиновна.- Как спалось? Вячеслав встряхнулся. Впереди был целый день, зачем с самого утра думать о плохом... - Чудесно. Воды можно напиться? - Отчего же нет, напивайся. Только в ведре воды почти не осталось, сходи, набери из колодца. Вот, подумал Вячеслав, начинается! Ведь колодец - это не просто яма в земле и сруб вокруг. Колодец на подворье Бабы Яги - олицетворение тайны, возможно, хранилище секретов! И эта просьба - ведь испытание же! Его пробуют, как пробовали не раз на умелость, на пригодность сказочных героев!!! Представилась Щука, которая говорит, с блестящим глазом, как в мультфильме, запомнившемся с детства. - Да! - с готовностью, полный ожидания, откликнулся Вячеслав. Схватив ведро, он выскочил на улицу. Сентябрьский день еще жил памятью лета, душной сухости августа. И солнце припекало не по-осеннему. Вячеслав внимательно осмотрел домик колодца, покрытый жестью. Заглянул во влажный зев, откуда тянуло водой и холодом. Сброшенное ведро звучно хлюпнуло об воду. Для верности парень опустил его на всю цепь, чтобы зачерпнуть колодезного обитателя наверняка. И вроде зачерпнул - ведро стало ощутимо тяжелым. Перед самым концом он осторожно отступил и, сделав последний поворот рукоятки, вытянул голову. В ведре никого не было. Вячеслав заглянул в колодец - не плещется ли там кто, потом снова сунул голову в ведро. Ведро просматривалось до самого дна. В нем волновалась лишь вода. Вячеслав собрался перехватить ручку другой рукой, но не успел, тяжелый груз соскользнул с мокрой узкой доски и полетел на него. Холоднющий поток залил живот и штаны. Со звоном ведро упало на траву. - Ох ты ж! Он запоздало отскочил. Показалось, что кто-то засмеялся, но это мог быть и просто звук звенящего металла. На всякий случай парень огляделся. Нет, его оплошности никто не видел. Быстро он набрал воду второй раз, и понес в дом. У самого крыльца кто-то тихо и тонко заговорил: - На чужую кучу неча глаза пучить. - Что? - спросил Вячеслав. - Кто тут? - Или нет, - продолжил голосок, - тут уместнее сказать: не будет скуки, коли заняты руки. Вячеслав опустил ведро и бросился на голос. Никого и не было: ни под крыльцом, ни сбоку, ни в траве. Парень огляделся, чувствуя себя одураченным. Посмотрел еще раз на мокрую одежду, холодно липнущую к телу, и понес ведро в дом. - Управился? - спросила занятая плитой Аглая. - Да. Вячеслав быстрее проскочил в комнату, чтобы переодеться.
На завтрак была яичница с вареными сосисками. - Пожалуй, нужно будет в магазин съездить, - посетовала Аглая, - продукты заканчиваются. Парень вежливо кивнул. - А ты когда уезжаешь? - спросила она. Начинается старая песня, подумалось парню. Ну, ничего, я вас поймаю на горячем. И все ваши шушуканья я помню! - Когда стрижена девка косы заплетет, - ответил он. - Не по всякой девке коса, не по всякому молодцу рубаха, - ответила мирно Аглая и Вячеслав опять подивился новым словам. - Хочу блинов испечь, - сказала Смердиновна вслед за этим. - Давно не пекла. Эта затея с блинами заставила в душе чему-то там испуганно повернуться. Вячеслав вспомнил сказки, и чем обычно заканчивались игры с огнем и с печкой. Более того, наверняка, и Смердиновна сказки читала, вот сколько книг стоит в шкафу, детским обманом ее не возьмешь... Парень подумал, что по сравнению с ней он, в сущности, ребенок. Это только в мифах можно было легко навесить лапши на уши безграмотной старухе. А как провести Ту, кто прожила не одну сотню лет на белом свете, кто знает такие слова, как политкорректность... Сколько и чему он учился, в школе, институте, получая при этом всякие свидетельства: годен, достоин, хорош для будущей, взрослой жизни, в которой есть ум, есть знания, есть люди. И ничего из этого не сгодится тут, в мире, где ценно иное, где нужны не умения вычесть или сложить, определить какой фигуры не достает в этом ряду, а совсем другое ... но вот что? А что - он и сам не знал, подобно ребенку, вступающему в жизнь, не понимая ее правил. Только душа тихо и неуверенно подсказывала: искренность, честность, душевность, человечность. Перед лицом Иных быть просто человеком, а не суетливым искателем выгоды любой ценой. Не бояться выглядеть неуспешным, неловким, нерасторопным, смешным, не бояться быть неучем - каким ты и есть в глазах более опытных и могущественных. А ведь врали сказки, врали, расписывая удальцов без сомнений и страха. Таким бы быстро от ворот поворот дали. На каждого удальца найдется свой аркан. Вячеслав усмехнулся мыслям. - Чему смеешься, тоже блины любишь? - Давно не ел. Помню, в детстве ел блины с клюквой, протертой в сахаре. Вкуснятина... Аглая улыбнулась. - Клюква с сахаром хороша. - Блины, клюква в тонкой стеклянной вазочке и горячие блины... Причем, вкуснее всего они были прямо со сковородки, а не потом, в плотной стопке на тарелке. Они тогда размокали, и не было такой хрустящей корочки по краям... Аглая снова улыбнулась. - Понимаешь толк. А перед тем, как их на сковороду вливать, нужно перышком петуха над сковородой провести и сказать... Она осеклась, и по-особому глянула на парня. - Нашептать заговор, - докончил он, поняв, что она хотела поведать, - да, Аглая Смердиновна, Вы меня не стороньтесь. Я уж, почти что ваш... назад дороги нет. Аглая посуровела, и завтрак закончила в немногословии.
9
После завтрака они вышли из дому. - Вот здесь у меня огород, там - парник. В углу - банька... Аглая увидела засиявшие глаза Вячеслава и добавила: - Но к баньке дрова нужны. Я купила весной машину чурок, их колоть нужно. Вот там под сараем свалены. А ведь она не просто так говорит, решил Вячеслав, не похвальба это хозяйки перед постояльцем. За каждым словом скрывается свой смысл. Банька... банька... какой в ней смысл - очищение? Но перед этим нужно наколоть дров. Подготовиться. Настроиться. Как посвящение, как инициация. Обряд с сакральным смыслом. -... огурцы плохо взошли, наверно, мало навоза подкладывала. А откуда навоз брать, если колхоз развалился, всех коров на мясо порезали. Дуболомы. И поле, смотри какое, трава какая! Здесь только и пасти! - Да, - вяло поддакнул парень. Тайный смысл сказанного ускользал, не разгадывался никак. - ... вот тут и перекопай. И смотри, сорняк не перекапывай, а отдельно в кучу клади. Из него потом хороший компост выйдет. Ее слова были чересчур приземлено-обыденными. Вячеслав попытался ухватиться за символ перекапывания, но кроме того, что нужно совершить простую физическую работу, в голову не приходило ничего. - А я пока в доме уберусь. Парень попытался ухватить ускользающую тайну: - А потом? - А потом видно будет, - обронила Смердиновна и потопала в дом.
Лопата показалась неудобной и капризной. Потом заломило в пояснице и запястьях. Хуже всего было то, что на каждый бурьян или стебель лебеды приходилось нагибаться и вытаскивать его руками. Чаще всего в руке оставался просто стебель без корня, а тот злорадно ухмылялся из своего прочного земляного убежища. Когда, по его меркам, прошли первые десять минут, Вячеслав поднял голову. Неровная линия потревоженной лопатой земли легла от начал грядки к его ногам. Дальше шло необозримое пространство нетронутой целины. 'Терпи! - прошептал он себе. - Терпи, и работай!' Работа шла с трудом. То ли земля была слишком твердой и неподдающейся, то ли он совсем разучился управляться с инструментом, то ли мыслей было слишком много и они отвлекали, торопили, заставляли сравнивать, сколько уже пройдено. Вячеслав сплюнул и вновь поднял голову. Через грядку, из зарослей полыни в лес лебеды аккуратно прошмыгнула черная лоснящаяся котовья тень. - Кис, - начал было парень, но осекся. Неприлично Кота звать по-детски, недостойно. - Василий... - позвал он, - Василий... Ему показалось, или кто-то вправду сказал: 'А где щи, тут и нас ищи'? Вячеслав вздохнул и снова вгрызся в землю. Титанический труд дал плод - через полчаса горячие красные ладони пошли волдырями. Но зажиревших сорнячин поубавилось. И копать стало полегче. Он с усердием продолжил, отмахиваясь от мыслей, рассуждений и стараясь сосредотачиваться на том, что делает. Когда на крыльце появилась Аглая с тазом, он чувствовал себя так, словно бы по нему проехался каток. Грядка молодо чернела землей, свежая и чистая, поодаль поднималась кучка изничтоженной зелени. Но вот он сам... ломило все, даже те косточки, про которые он и не думал, что они у него есть. Ладони пекло иголками, и красные пятна содранных мозолей грозили откликнуться назавтра стократ. Ноги подгибались, тело бунтовало и не подчинялось. - Ну, как? - с любопытством спросила Аглая. - Молодец! Когда копал, ничего не нашел? Нашел? Значит, его испытывали? Что он должен был найти? Без сил он оглянулся, печально понимая, что сегодня он уже ни на что больше не способен. - Ну и ладно, - усмехнулась Смердиновна, - а может, там и не было ничего. Иди, суп на столе.
В обед Аглая была чересчур говорлива. Разглагольствовала о магазине, колхозе, погоде. Потом сказала: - Какой-то ты квелый. Что, устал? Вячеслав отрицательно покачал головой. Ложка в его руках тряслась - руки отказывались держать такую тяжесть. - А то все допытывался чего-то, допытывался, а тут вдруг раз - и сник! - Это вам кажется, - ответил парень. - Что, после обеда дрова колоть будешь? Вячеслав обреченно кивнул: буду. Тут Аглая засмеялась. - Ладно уж, работничек, иди, отдыхай. Можешь кругом побродить, только в баньку не заходи. Запрет это был или не запрет - ему было уже все равно. Он дотянул до кровати, свалился на нее, и внутренне охая, пролежал, продремал до вечера. Когда паутинный сизый вечер мягко поднялся их углов и расползся по миру, Вячеслав вернулся к делам. Кроме него в доме, похоже, не оставалось никого. Парень прошелся по комнатам, задержался на кухне. Схватил подвернувшееся под руку печенье из хлебницы, вышел в теплую, почти банную теплынь двора. Отсюда, с крыльца легко обозревался ближний густой, черневший в подступавших сумерках лес, серая отцветшая трава, покрытая пухом иван-чая. Бледное небо теряло синь, серело, ждало звезд. Тишина, густая и вязкая, заползала в уши. В такое время, покорное и бессловесное, отверзаются небеса, и ровная прозрачная дорога открывает путь невинным ангелам, белым, крылатым. А душа отзывается кротким напевом и сладкими радостно-печальными слезами. И верится во все... Откуда-то с огорода пришла Яга, держа в руках пук трав. - Красиво-то как, - тихо сказал Вячеслав. Яга остановилась. - Это как полог, - сказал Вячеслав. - У нас нет времени даже не для того, чтобы понять это, а просто на то, чтобы остановиться и посмотреть. Я и не помню, когда последний раз просто смотрел на верхние этажи домов - не с целью, а просто так, любуясь. И уж подавно не видел этого великолепия, которое проникает в самое сердце. Но ведь только видя его долго-долго можно понять, что это полог, неосязаемый, но прочный. А за пологом - Иное. Что, не знаю, но иное. - Дай на ладони гляну, - тихо попросила Яга. Ее голос смягчился и наполнился участием. - Мозоли до завтра сойдут, я отвар приготовлю. Выпьешь и смочишь. - Да, - кивнул Вячеслав. - Ему хотелось сказать, что она мила ему. Просто мила, без всяких ожиданий. И пусть хоронится и конспирируется, он не в обиде. Это вечер такой безупречно чистый, что касаясь души, смывает с нее черный налет. Пусть ничего и не выйдет, он уже открыл многое. Нужно искать в себе - и дороги, и разгадки. Никто лучше не подскажет. Даже и Баба Яга. - Долго не сиди, скоро уж ужинать.
После, уже ночью, лежа на мягкой, обволакивающей, правильно обученной перине, которая знала, где подоткнуться, где расползтись, он слушал, как Аглая возилась с посудой, как затем перешла в свою комнату, пошептала что-то, включила радио. Опять, как и вчера, заиграла музыка. Пришли разные голоса. Если напрячься, их можно было услыхать: - ... а что, я ничего и не говорил! Хороший усок найдет себе кусок. Я, можно сказать, с самого начала покровительствовал. И тому есть свидетели, вот, хотя бы ... - Не спит, - тихо сказал кто-то еще. - А чего спать? - рассудительно ответил первый. Его голос приобрел бархатистость, музыка сменила тональность. - И правильно. Мы приветствуем тех, кто на нашей волне в этот поздний час. В нашей студии ... 'Вот мерзавец! - довольно и не зло подумал Вячеслав. - Баюн!' - профессор... - дальше было неразборчивое мурчание, как помехи в эфире, которые через пару секунд сменились тихим голосом, - эту актуальную тему. Вопрос о культурном наследии и восприятии его смысла стоит как никогда остро в нынешнее время. Голос становился тише. - Как правильно заметил мой оппонент, говоря о восприятии смысла, мы касаемся собственно концепции смысла как такового. Смысл, как пространство метафорических образов, воспринимаемых опосредованно, через концептуальное членение совокупного тождества, или ряда первичных архетипов... Голос крепчал, набирал силы, а потом снова заглушался помехами. -... синонимичность подобного состояния аппелирует к совокупности уже других морфологических категорий, принадлежащих не родственным смысловым множествам... Вячеслав мотнул головой, избавляясь от усыпляющей болтливости за стенкой, рванул с перины, подошел босиком к окну. Это же надо так играть словами, жонглировать ими, отделяя их от их значений, словно снимая скорлупу! Остаются только шарики, бегающие перед глазами... Парень коснулся холодного стекла, за которым ночь гуляла, ласкалась к земле, заигрывала со звездами. Показалось, что там, в темноте, промелькнула белая фигура. Сон пропал. Вячеслав попробовал открыть окно. Но оно было напрочь заклеено бумагой еще с зимы. Путаясь в вещах, парень оделся, и как мог тихо отворил дверь в кухню. Кот, работающий под радио, продолжал умно беседовать с профессором и специально приглашенным депутатом ГосДумы. Выдавая себя ударами сердца, Вячеслав прокрался через кухню, выскользнул в сени, а из них выскочил на улицу. Звезды и светившая из-за крыши луна смягчила черноту, набросила светлого серебра, куда смогла. В этом свете различались ветки, трава под ногами, часть поля. Он не ошибся! Белая, совершенно белая фигура, стройная и манящая своей загадочной непонятностью, вырастала из травы совсем недалеко. Кажется, девушка смотрела на него и улыбалась. Пугаясь и не веря в себя, парень сделал два шага. Затем пошел к наве. Когда до ограды оставалось метра три, она засмеялась - звонко, отчаянно, призывно, и сгинула в траве. Затем смех раздался левее, и белая фигура возникла там, далеко. Он никогда не видел русалок, он никогда не знал этого, влекущего чувства радости, восторга и одновременно ужаса. Да, они завлекали парней и топили их, но сейчас, подле дома Яги, подле научно подкованного кота не верилось в несчастливый исход! А кроме любопытства, кроме удовольствия было еще, что распирало и тянуло в ночь, вслед за навой - желание игры, страсть по забытым забавам, разбуженный задор: кто кого! И он кинулся за девушкой, принимая правила. Вначале за ней, потом вбок, надеясь угадать, где она проявится в следующий раз. На какой-то раз угадать удалось, он почти коснулся белой ткани. Тогда, засмеявшись весело и беззаботно, сам понесся прочь! Маринка приняла потеху. Пару раз в хаотичной дурашливой беготне по полю, они оказывались рядом, он видел ее бледное, жуткое, но поразительно красивое и нежное лицо. Их взгляды встречались. Было ли в ее еще что-нибудь, кроме более инстинкта, заставляющего пить жизнь? Он не знал, но хотел верить... В густой плотной темноте они играли друг с другом, взбалтывали ночь своими причудливыми кругами, увлекали за собой, мяли траву. Беззаботные дурашливые дети тьмы и звезд... Глубокой ночью он услыхал, как отворилась дверь, и на крыльцо вышла Яга. К этому времени Вячеслав полностью выдохся, смех еще был в легких, но воздуха, сил - уже нет. Яга зорко осмотрела темноту, нашла его, ее, и зычно крикнула тоном потревоженной соседки, которой не дают спать чужие гости: - Не надоело? Вячеслав, Вы спать ложиться собираетесь? У меня на завтра для Вас дело приготовлено!
10
Она властно растормошила его, выудив из глубины сна, как опытный рыбак тащит из омута невидимую рыбу. Темный и складный мир стал бледнеть, освещаемый, замещаемый светом реальности - Вячеслава поднимало все выше, выше, все ближе и ближе к поверхности. Сюжет сна ломался, и в нем проступали вещи Этого мира, а потом резко проскочила поверхность сна, и Вячеслав вдруг понял, что крепкая рука Яги касается его плеча, а сам он лежит, уткнувшись в подушку, закрытый одеялом с головой. - Поднимайся уж, молодец - солнце взошло. Он не почувствовал перемены, захваченный кроватными объятиями. К нему обращались не так, как ранее. - Подушка - не кадушка, - сказали из кухни, - много положишь, мало вычерпаешь... Вячеслав зевнул, пробуждаясь совсем. День едва начинался, неловкий и зябкий. В такое серое время только и спать. Яга ушла, а из кухни по-прежнему доносился рассудительный разговор: - ... но решительно непонятно, что подразумевать под вычерпыванием. Иногда меня самого ставит в тупик; чего уж проще, взять и связать слова так, чтобы смысл одного... - Иди, иди прочь, - сказала кому-то Яга. Вячеслав собрал одежду, с усилием вспомнил, как ее надевать, покинул нагретое пристанище. В кухне умылся над тазом, влил в глаза холодную бодрость, встряхнулся. Зевнул еще раз, изгоняя остатки сна. Яга сидела за столом, ждала, посматривая не без ехидства. Когда он закончил, она спросила: - Ты когда в Первопрестольную намеревался? Вячеслав непонимающе, с обидой глянул, но ничего не ответил. - У меня как раз сапоги прохудились. Да и еще кой-чего починки просит. А вещи знатные, такие не всякому поручишь. Так что, одна дорога в - Белокаменную. Свезешь? - Отчего не свезти, - донеслось из комнаты Яги. - Хоть и говорят: Москва на болоте, в ней ржи не молотят, больше деревенского едят. Вячеслав сделал пару шагов и заглянул за дверь. Кот Василий сидел совсем как человек, расставив задние лапы в стороны. Перед ним лежал раскрытый на первой странице журнал, а передними лапами кот пытался задержать на коротком кошачьем носу чужие очки с дужками. Пасть игрушечно открывалась в такт словам. Ну вот, подумал Вячеслав, я его и увидел. Говорящего кота. Теперь о прежней спокойной жизни можно забыть. Даже если ничего этого и не существует на самом деле, вид кота, держащего на коленях журнал, проткнул душу насквозь - ничем, никаким временем не затянуть рваные края, ведущие дальше, в бесконечность. - А если выполнишь, о чем прошу, то так и быть, помогу тебе. Яга прошла мимо, согнала библиофила, с трудом наклонилась и извлекла из-под кровати сапоги и кусок половика, все в густой пыли. - Держи. Вячеслав взял в руки нетяжелый груз, вслед за Ягой вернулся в кухню. - Попьем чайку, и сразу отправляйся, не мешкай. Сапоги и коврик отвлекали, Вячеслав смотрел на них, слушал Ягу и не мог сосредоточиться. Рюкзак снова собрать? А в Москве их куда, эту рвань? Скоро подоспел обещанный чай. Яга расстаралась, к чаю была яичница с молоком и мед вместо сахара. Она упреждала его движения. Когда парень поблагодарил и поднялся из-за стол, Яга сказала: - Ничего своего тебе не понадобиться, поэтому много не бери. Могу и одежу свою дать, у меня разная имеется. Моя работа - мой инструмент. Вячеслав покачал головой. Мысль, что придется одевать чужое, вызывала сильное и стойкое отвращение. - Как хочешь, как хочешь, не неволю. Общими усилиями они сложили небольшой рюкзак. Яга качала головой на каждый предмет, который он собирался взять с собой: 'Нет, это лишнее... нет, не бери'. - И деньги не брать?! - поразился парень. - Нет, - покачала она головой. В результате на дне лежали сапоги и половик, сверху, завернутые в полотно, кусок хлеба, или что еще она там приготовила, - рюкзак почти ничего не весил. Когда все было готово, Яга вывела парня к калитке. - Ступай по дороге, никуда не сворачивай. За лесом увидишь камень. Ну, а дальше уж сам должен дорогу отыскать. Как говорится, далеко околицей, да напрямик не попадешь. Вячеслав кивнул. Секунду помедлив - хотел сказать что-нибудь перед расставаньем, но ничего не приходило в голову, - он повернулся и зашагал. Но через десяток метров остановился. Яга стояла у калитки, следила за ним. - Скажите, а... Хотелось спросить про Маринку, про эти сапоги, расспросить больше и потолковее, куда хоть идти, но Яга, опередив, закачала головой: - Вначале сделай то, о чем я тебя прошу, а потом поглядим. Иди уж. Вячеслав неопределенно кивнул и пустился в путь. Когда калитка скрылась за кустами и пошли соседские огороды, его остановили. У забора сидел кот. - Тсс, - сказал он. - Не видит? Нет, не оглядывайся!! - Вроде нет. - Ты вот что. В следующий раз, когда будешь рыбу везти, ей не давай, а сразу мне неси. Я уж распоряжусь, как правильно делить. Ей - голову и хвост, а себе - остальное. А то удумала! Вячеслав улыбнулся. Ему хотелось стоять и стоять рядом, не сводить глаз и слушать котовью речь. - Сапоги несешь? - спросил кот? Парень кивнул. - А куда несешь, знаешь? - Не очень... точнее, совсем не знаю, куда идти, без денег, без дороги... Кот растянул пасть, наверное, в улыбке. - Она тебя направила в Правь. Настоящую Русь. Если сможешь найти дорогу, то выполнишь урок, а нет - значит не тот Ерошка, вылазь из лукошка... - Русь? Правь? Это как? - Да ты не сильно огорчайся. На грубое слово не сердись, на ласковое не сдавайся. Я в тебя верю, сможешь. - Это куда, как, что за место? - А это там, откуда все пошло, - кот почесал передней лапой за ухом. Это у него вышло плохо, и он перешел на обычный способ - задней лапой. - Говоря более непонятным языком - пространство архетипов, совокупность метафорических образований, которые... - Стоп, дальше не надо! Я знаю. - И зря. Хорошая тема для беседы между своими, - муркнул сладко кот. - Так что я не прощаюсь. - И я тоже, - поспешно подтвердил дружбу Вячеслав.- Скажем друг другу до свидания. Так значит, просто идти по дороге, а там... - Именно, по дороге, а там сам во всем разберешься, - сказал кот и полез назад, в зелень. - Если не дурак,- раздалось уже оттуда. Вячеслав на секунду задумался. Ясно стало одно - он уже живет другим временем, другим миром, новым и волшебным. И радостно и бодро, полный ожидания, он зашагал по песчаной дороге.
11.
Через полчаса знакомая дорога вывела Вячеслава из леса. Но, поворот направо исчез. Песчаный неширокий путь просто продолжался дальше, обминал поле и снова вторгался в лес. Вячеслав не заметил, как прошел границу, отделяющую наш мир и другой. На мгновение встав, он огляделся. Трава, деревья, земля, облака на небе, погода - все оставалось прежним. Но вот дорога лежала чужой, незнакомой. На какую-то секунду стало жутко, но страх рассеялся, не оставив следа, и его место заполнило любопытство, азарт и неутомимость исследователя. По силе и действию это чувство напомнило детство, мальчишеский задор и воодушевление, с каким те пускаются открывать дальние земли или исследовать соседский подвал. Вот так, детство и радость открытия нового, предчувствие и одурманивающий восторг. Вячеслав быстро пересек поле, прошелся по лесу, снова вышел на ровное и открытое место. День набирал силу и теплел. Солнце поднялось и стало не по сентябрьски припекать. В такт шагам приходили мысли. Что имел в виду Кот, говоря о Руси, настоящей Руси, о прави и архетипах. Правь, как помнилось ему, у славян всегда всегда обозначала реальный, действительный мир, в отличии о нави - мира чужого и потустороннего. Если же отбросить шелуху архетипов и пространств, то выходит, что впереди - некий идеальный первообраз Руси. Непонятно. Удивительно... В полдень он выбрал место и устроил перерыв на обед. Кроме хлеба Яга сунула ему два яйца и сморщенный огурец. Не густо, удивился Вячеслав. Или же путь короткий, или это просто подмога на первое время, а дальше уж сам. Если смогу. Если не дурак. Обидные слова резанули по самолюбию. Не тому, профессорскому, научному, вскормленному в стенах альма матер, а обычному самолюбию молодого парня, мужчины. Как можно после таких слов не расшибиться в лепешку, доказаывая, что ты не таков?! Через пятнадцать минут Вячеслав продолжил путь, внимательно рассматривая окрестности. Еще через пятнадцать минут он вышел к широкому полю колосящейся пшеницы. Он так старался увидеть что-нибудь необычное, что поначалу не обратил внимание на зрелые живые стебли, тяжелые от зерен, желтое пространство, по которому ветер гонял пшеничные волны. Парень сорвал ближнее соцветие, растер в руках, чтобы увидеть крепкие беловато-мучные созревшие зерна, неожиданные в такое время. Метров через сто поле расступилось, Вячеcлав вышел на развилку, при виде которой заныло сердце. Да, именно так, как представлялось в мыслях: дорога разветвлялась на три у тяжелого, осевшего наполовину в землю камня. Только он шел оттуда, со стороны средней дороги, и перед ним все три сходились у камня в одну. Он остановился у валуна. Никаких слов. Если они и были, их стерли дожди и ветер. Это вам не граффити баллончиком на заборах рисовать, едва не сказал вслух Вячеслав. Он был потрясен. Провел рукой по теплой шершавой поверхности, обмерил валун, зашел сзади. Да, вот она, настоящая Родина... то, что приходит в тот мир, откуда он пришел, неверной, неосознанной памятью, долгой тоской на чужбине, чем-то неуловимым, неосязаемым... памятью, воспоминанием, желанием, пониманием, что есть правильно, а что - нет... истинная Русь, душа и основа любви к стране, в которой родился, к дому, городу... Она оседает в сказках, былинах, легендах, она напевает, нашептывает образы, она будоражит, она проступает в твоих поступках и немо укоряет совестью, когда ты отдаляешься, гонишь ее прочь... Это ветер так нагнал соринок в глаз, что они заслезились, или и вправду его душа откликнулась слезами радости на пороге своего дома? Стыдясь этих нескольких капель, тяжелых, соленых, Вячеслав неловко, строго смахнул их с лица, подставил щеки ветру и солнцу. И шагал дальше. Поближе к вечеру, когда сменилось несколько золотых полей, Вячеслав увидел человека. Тот размашисто косил, стоя по пояс в пшенице. Подойдя ближе, Вячеслав увидел, что это мужчина, светловолосый, с льняной вьющейся бородкой на широком лице. На незнакомце была надета тканая рубаха, подпоясанная бечевой, а когда Вячеслав поравнялся со скошенным участком, то увидел, что ниже идут просторные штаны, схваченные ниже колен ромбиками веревок. На ногах пахарь имел самые настоящие лапти. Перед Вячеславом стоял тот, настоящий крестьянин, которых любили изображать учебники истории. Как по старославянски будет 'добрый день', попытался вспомнить парень, но не успел, пахарь поздоровался первым. - День добрый и легкий! - Добрый день, - смешался Вячеслав. Сказать 'Бог в помощь'? Так вроде, славяне верили во многих богов... - Издалека держите путь? - спросил пахарь, делая передышку в косьбе. - М-м-м... да. Издалека. Хотя, нет, не очень. С утра иду. Вячеслав смущенно усмехнулся. - В какую же сторону? Он ставил Вячеслава в тупик. Открытостью, доверчивостью, легкостью, с какой выспрашивал постороннего. Вячеслав так не привык. В его мире каждый был сам за себя, а старые доверительные - еще советские отношения встречались все реже. Ответ дался с трудом. - В Белокаменную... - Далече отсюда, - согласился крестьянин.- Чужинец? - Да нет, вроде русский... Почему, чужинец? Разговор, одежда? - Какой-то ты не наш, - улыбнулся крестьянин. Он увидел, как Вячеслав посмотрел на куртку и джинсы, и добавил: - Нет, не одежа. Просто чую, что какой-то не такой. Да ты не серчай. Вон, солнце высоко, есть будешь? - Нет, спасибо, я недавно ел. Потом Вячеславу пришло в голову, что невежливо отказываться, тем более случай сам сводил его с незнакомцев. Да и как-то не по-русски это, отказываться от разговора, душевной компании. А что до своего небольшого запаса ... да найдет он еще, где поесть. - У меня хлеб есть, и яйца. Не сильно разъешься, только... - Не беда. Хлеб есть, и ладно, - радушно сказал пахарь. Он отложил косу и пошел к дороге, где лежал узелок и глиняный кувшин. - А почему Вы один косите? - спросил Вячеслав. - Некому больше. Наши кто в лес по ягоды да грибы пошли, кто еще куда. У всех дело нашлось. Да ничего, я и один управлюсь. Вячеслав оглядел скошенную часть. Это был большой кусок поля. Парень сравнил с тем, что копал вчера сам. То, что шевельнулось в груди, походило на зависть. Крестьянин разложил на платке кусок хлеба, две репы, луковицу. Вячеслав добавил свой хлеб и два яйца. - Ну, целый пир! - весело сказал крестьянин. - Налетай, не зевай! Тебя как звать? Меня - Пахом. Вячеслав ответил. - Будем знакомы, путник. Он хрустнул луковицей, впился в хлеб. Жуя, спросил: - А в Белокаменной что за дело у тебя? Сказать про сапоги... не сказать... С одной стороны дело было тонкое, особое, не терпящее свидетелей и пустых разговоров, а с другой крестьянин был настолько чист душой, что внутри все противилось уловкам и лжи. Хотелось стать вровень с ним, а не превращаться в скользкого, черного человечка, обманщика-инородца. - Вот, - со вздохом сказал Вячеслав, - поручила мне... Яга Смердиновна сапоги починить в Белокаменной... - Не слыхал о ней. А что за сапоги такие? - заинтересовался собеседник. Вячеслав не без сомнения извлек из рюкзака вещи Яги. - Знатные... - сказал Пахом, беря сапоги в руки и осматривая. 'Не отберет ли?' - пришла пугающая мысль. Но Пахом, осмотрев их со всех сторон, пощупав сверху и внутри, протянул назад. - Да, раз в Белокаменную, так значит, туда... А кто такова, эта Яга Смердиновна? - Ведьма, - просто ответил Вячеслав. - Понятно. И ты, стало быть, на службе у нее? - Вроде того. Пахом прикончил половинку луковицы, вторую протянул Вячеславу, сам стал чистить репу. Вячеслав придвинул тому яйца. Так, делясь и угождая друг другу, они закончили обед. Затем новый друг подтянул кувшин. В том плескался квас - настоящий, на хлебе, без ароматизаторов и сахара. Кисловатый, но душистый и вкусный, такого Вячеслав никогда еще не пил. Когда они поднялись с земли, Пахом радушно сказал: - Ты нездешний, дорогу объясняй - не объясняй, все равно заплутаешь. Погоди, пока тут докончу, а потом проведу до деревни и покажу, куда идти. Это было так хорошо, вот эти почти родственные отношения, правдивые, благородные, что хотелось петь. - Пахом, - предложил Вячеслав, - чтобы столбом рядом не стоять, давай помогу. Все польза будет. Правда, косить не умею, но могу сено собирать. Пахом широко улыбнулся, возражать не стал. Они закончили, когда солнце, склоняясь к западу, коснулось края деревьев. Пахом отер косу пучком травы, подхватил пустой кувшин и жестом пригласил Вячеслава идти за ним. Шли долго, и лишь когда солнце совсем скрылось за частоколом дальнего леса, достигли деревеньки. Все дома были из бревен, крыши покрывали доски, поверх которого лежал мох. В маленьких окошках вместо стекол блестела матово непонятная для Вячеслава пленка. Остатки частокола у крайних домов наводили на мысль о небольшой крепости. Деревня была живой, не то, что российские деревни в его мире, по улицам ходили люди, все в полотняных одеждах, сидели на завалинках, бегала по дороге малышня. - Вот и мой дом, - довольно сказал Пахом. - А частокол зачем? - спросил Вячеслав. На ум шел Змей Горыныч. Кого-кого, а этого персонажа встретить ему хотелось меньше всего. - Да было время, - удрученно ответил Пахом, - наседал на нас супостат. Хоть дело недавнее, но былое, вроде как отбились, сейчас полегче будет. Вячеслав подумал про десятилетие девяностых годов. Верно, у искалеченного, уменьшающего народа и душа будет слабой и больной. Как он сказал? Отбились? - Не смущайся, мы люди мирные... да и ты, таков, - улыбнулся Пахом. - Не признал поначалу, теперь вижу - наш ты. Русич. Под любопытные взгляды деревенских они прошли пару домов. Хвостом увязались мальчишки, разглядывая чужака. - Вечер добрый, Пахом! - сказали с завалинки. На ней сидело двое мужчин, в таких же простых одеждах, что и спутник Вячеслава. Один был светлый, без бородки, другой - темноволосый, с коротким полумесяцем волос на подбородке. Один перебирал стрелы и большой тяжелый лук стоял рядом, прислоненный к стене, второй просто сидел, отдыхая. - Управился с косьбой, али как? - Путник помог, спасибо. - Милости просим к нам, - сказали мужчины, - далеко ли идете? - В Белокаменную саму, - ответил за Вячеслава Пахом. - Далече. - Куда ж ты его Пахом, ведешь? - спросил второй, темноволосый. - Веди к нам. Жена уж на стол накрывает. - Будьте спокойны, гостя не обидим, - с улыбкой ответил Пахом.- В ночь не отправим. И накормим, и напоим, и в баньку водим. Все, как положено. И вы приходите, потолкуем. Те степенно кивнули, хотя по возрасту едва ли были старше Вячеслава. Под взгляды глазастых ребятишек Пахом привел Вячеслава к своей избе, радушно распахнул дверь. - Вот тут я и живу. Располагайся, как дома, какие тут стеснения между своими!
Их встречали две девушки в платье до пят, с длинными косами. Красивые русские девушки, радушные, стройные. Вячеслава это приятно удивило. Он ждал пышных, дородных женщин, круглощеких, круглолицых, а увидел статных девушек, наполненных тонкой грацией и одновременно силой. Такими бывают гимнастки - уверенными, ловкими, с тонкими фигурами. Та, что была чуть постарше, держала на руках малыша. Еще один, побольше, ползал по полу и тякал: 'тя-тя-тя'. - Это жена моя, Лесана. А вот - сестра ее, Нежа. А вот это, мои разлюбезные, - Вячеслав. Ну-ка, девушки, хлебосольничайте.
Через короткое время пришли двое приятелей, те, которые сидели на завалинке, темный Глеб и светловолосый Дежень, пришли с женами, Зимавой и Частавой, такими же юными и свежими, как и Лесана с Нежей. К этому времени стол уже был почти накрыт, неровным орнаментом лежали миски с квашеной капустой, кашей, крупно порезанными овощами, чинно покоился на рушнике недавно испеченный каравай. Нежа, ласково улыбаясь гостю, принесла тяжелую посудину с чем-то горячим, водрузила в центре стола. Лесана подкладывала миски с рыбой, с икрой, еще, еще. Пахом остановил их. - Да садитесь уже, все глаза измелькают! Вячеслава усадили в центре, а остальные устроились напротив и рядом. Каждый брал ложкой из общей миски, держал над куском хлеба, чинно ел. Вячеслав застрял на первом куске мяса, переводя взгляд с одного на другого. Эти девушки и парни казались такими близкими, такими своими, словно семья, в которую вернулся после тысячи лет: еще ново, забыто, необычно, но так по родному, по кровному! Нежа словила его взгляд и открыто улыбнулась в ответ: ну совсем, как сестра! - А чего не ешь? - спросил Пахом. - Сил для дороги не будет. - Спасибо... Едва утолили первый голод, как начались расспросы: откуда и куда идешь, что за сапоги такие. Вячеслав отвечал, открыто и чистосердечно, не утаивая ничего. Сам спрашивал. Душа чуть ежилась от нового состояния, но отвечала охмеляющей волной удовольствия. В самый разгар ужина отворились двери, и в горницу влетела девушка, в длинном сарафане, с каштановыми волосами и длинной косой, темнобровая, полыхающая радостью. - Ох, квасу дайте, сил уж нет! - воскликнула она, кинулась к бадье. Оглянулась на сидящих, кивнула. - Вот и Далина пожаловала, - сказал Пахом. - Нагулялась? - Сегодня уж все, - устало выдохнула Далина. - И в горелки играли, и в ужище, и в коршуна! Увидев Вячеслава, она замерла на мгновение, потом поклонилась: - Здравия гостю! Она была моложе всех, непоседливая юная грация с длинной косой. - Садись к столу, что ли. Гость у нас издалека, Вячеславом звать. А это - младшая наша, Далина. Девушка открыто улыбнулась, села напротив. Кого-то она напоминала. Лену? Ирину? Или просто девушку, случайно выхваченную взглядом в переполненном вагоне метро. Или же тот образ, который душа тщательно выстраивает внутри себя и услужливо подсовывает каждый раз, когда видишь их, милых и чужих. Девушка... просто девушка... Далина засмеялась глазами, когда он загляделся на нее, тряхнула головой, набила рот едой. - Белокаменная далековато, даже и не знаю, что и присоветовать, как лучше идти, - говорил Глеб. - Разве что до Ольги, там на лодке, или как, а затем уж добрые люди подскажут. - Пойти бы, подсобить, - сказал Пахом, - да дел невпроворот. Люду маловато, каждые руки на счету. Он задумчиво посмотрел на Вячеслава, затем проследил, куда тот смотрел. Улыбнулся. - Далина пригляделась, ласточка наша? А что, захочешь остаться - оставайся, дело сладим... думал я поначалу, что чужой ты, а присмотрелся, вижу - свой человек, наш. Дай тебя обниму! Вячеслав смутился, но отдал себя в крепкое дружеское объятие. - Чего его жмешь, Пахом! - засмеялся Глеб. - Ему другие объятия любы. Вот как Далину проедает! Все засмеялись. И Вячеслав в том числе, открыто и беззаботно. Может, и в самом деле, после того, как сладить с Ягой, выпросить у нее дорогу сюда, вернуться и зажить в любви и согласии с душой, с природой, с людьми вокруг... - Не смущайте, не смущайте гостя, может в его стороне такая же краса ждет, - сказала Лесана. Вячеслав вспомнил Москву, Иру качнул головой. - Да нет, не ждут. Свободный я. - А я что говорю?! - вставил Пахом. Они сидели за столом до темноты, потом, легко распрощавшись, гости ушли, а его хозяева без долгих приготовлений стали готовиться ко сну. Никто не стеснялся чужака, не чувствовал неловкость, в отличии от самого гостя. Вячеславу определили место на на печи, громадной каменной крепости в центре избы, рядом с ним легла Далина и Нежа, мужчины расположились на лавках, а Лесана ушла ночевать в другую светлицу, к детям. Парню было не по себе. Его случайно касалось близкое девичье тело, или же он сам по неосторожности задевал боком Далину. Нежа, покрутившись без сна, через короткое время приподнялась и сказала: 'Пойду к Лесане, пособлю с детьми'. Перевалившись через всех, соскочила на пол, протопала босыми ногами в другую комнату. Вячеслав, отлежавший руку, наконец-то заставил себя повернуться лицом к Далине. Та лежала с закрытыми глазами, губы держали улыбку. От близкого девичьего тела исходил жар. - Чего смотришь? - прошептала девушка, едва приоткрыв глаза. - Не знаю... непривычно. - Чего непривычно? - Все. Ваша деревня, ты... вы хорошие... - Чудной. Обычные мы. Люди. - Но зато, какие люди... не видел раньше таких. - А каких видел? Расскажи, интересно! Она открыла глаза и улеглась поудобнее. Вячеслав, поерзав, падумав, начал говорить. Но ему было совсем неинтересно рассказывать о тяжелом мире, в котором главное - погоня за деньгами, в котором достоинство, честность, чистоту затоптали жадные до вещей, славы, почета люди. Где двоедушие, корысть, злоба и насилие - непременные условия успеха. - Ты про черных муриев, что ли, говоришь? Вячеслав знал это словосочетание, но толком не понимал смысл. - Наверное. - Нет, так люди не живут! Это черные мурии! - Да. - У нас по-другому. Она задумалась, потом, видно вспомнив сегодняшний вечер, стала рассказывать пылко и невинно про игры, про то, как они всей гурьбой, и парни, и девушки, играли в горелки, и как тот, кто горел, хватал нерадивых, и сколько при этом было визгов, объятий, а то и поцелуев украдкой. Лицо ее осветила счастливая улыбка. Вячеслав сам тихо засмеялася, едва удержавшись от поцелуя. Хотелось просто прикоснуться своими губами к ее лицу, испить из этого родника счастья. Он повернулся на спину и тихо зашептал: - Когда-то давным-давно я любил одну сказку. В ней старик отдал своих дочерей замуж за Солнце, Месяц и Ворона-Вороновича. - Ух! - сказала Далина, и придвинулась ближе, чтобы лучше услышать, так что почти прижалась к Вячеславу. - Пожил он какое-то время сам, стало ему скучно, и он отправился по зятьям. У Солнца в доме все светло было, в каждом углу, а сам зять подставлял бочок, чтобы можно было на нем блины печь. Далина уткнулась ему в руку, придавливая веселый смех. - Мне кажется, что я словно бы у солнца в гостях... так все светло и радушно... - Да будет тебе! Ты говори про старца, что дальше с ним было?! Вячеслав продолжил. Глубокой ночью он очнулся, и понял, что заснул. На середине сказки? Или же успел досказать до конца? Далина лежала рядом, уткнувшись в плечо, и ее спокойное ровное дыхание, которое он чувствовал рукой, говорило, что девушка спит. Он не стал шевелиться, а остался лежать на спине, и скоро сон опять пришел к нему.
12.
Утром Вячеслава разбудил Пахом. - Поднимайся, Вячеслав, - тихо сказал он. - Солнце уж высоко. Пойдем, пособишь. Парень осторожно высвободился из объятий Далины, неловко скатился с печи. Они вышли на крыльцо, в свежее и раннее утро. - Выспался? Слыхал я, как вы вчера ворковали. Далина хош кого разговорит! Пахом засмеялся. Вячеслав подумал, что его ночные объятия могут выглядеть неприлично. Возможно, Пахом, рассердится. Но далекий от всяких домыслов смех Пахома был совсем неожиданным. - Не обессудь, что поднял, - сказал тот. - Хочу баньку истопить, один не управлюсь. - Да, конечно. - Ты уж на сегодня останься, в баньке пропаришься, а завтра с утречка пустишься в путь-дорогу. Вячеслав был согласен на все.
Этот день был наполнен нетрудными делами и приятными заботами. В баню пошли вначале мужчины, потом женщины с детьми. Затем, распаренные, ошалевшие от жара, все вместе пили квас, и настой на травах. К настою прилагались пироги с черемухой и малиной, но есть не хотелось - только пить. И были разговоры, по душам, про жизнь, про то, из чего она складывается, про мужчин и женщин. Вячеслав вспоминал - словно бы сон,- далекие разговоры приятелей и просто случайных попутчиков, под водку или просто чай. Банальности или рассуждения, основанные на незнании. Планы на будущее, долгое обгладывание дел и недоделок. Здесь же была простая речь людей, которые довольны жизнью и своим местом в ней. Здесь будущее было ясным и вечным. Если придет зло, с ним будут бороться, а пока что нужно просто радоваться каждому дню, не доискиваясь до причины, просто видеть и жить. Смотреть, любить, верить, и дарить свои чувства другим... Вечером он снова оказался в компании Далины и Нежы. Нежа легла с краю. - Так сподручнее будет, чтобы и мне слышать, - сказал она. - Что ты вчера Далинке нашептал? И мне расскажи! Далина засмеялась, по-хозяйски придвигаясь к Вячеславу. Он снова начал про Ворона-Вороновича, затем перешел на что-то другое: богатый опыт культуролога не давал рваться нити сказки. Глубокой ночью, когда обе девушки заснули, он с нежностью всмотрелся в их тонкие черты, замедлив свой взгляд на Далине. Как знать, может еще доведется увидеть их, ее снова...
Ранним утром их всех поднял Пахом. - Девицам - не лениться! - растормошил он поначалу девушек, а вслед за ними и Вячеслава. После короткого завтрака все вышли на крыльцо. - Я провожу его до крайнего поля, а потом обернусь, - сказал Пахом домашним. Все три девушки стояли на крыльце, милые и почти родные. - До свидания, - сказал Вячеслав. Тянуло остаться. - Правильно, - похвалил Пахом. - Не прощайте, а до свиданья. Ну а вы, красны девицы? Если плохо потчевали, то гость нос будет воротить. Все три улыбнулись. Далина робко сделала шаг, остановилась, затем решительно махнув рукой, кинулась к Вячеславу, под общий смех целовнула в щеку - быстро, нежно поцеловала, и кинулась назад. - Это дело! - улыбнулся Пахом. - Ну, пошли. Вячеслав еще несколько раз оглядывался на стояющую троицу, прежде чем пристроился к скорому размашистому шагу Пахома и вошел в ритм дороги. Первое время они шли молча, затем Пахом спросил: - Еще зайдешь? - Да. Когда - не знаю, но буду стремиться. - Хорошо... пойдешь по дороге, но скоро она кончится. Но ты не кручинься. Перейдешь поле, лес, держи все время на то место, где солнце заходит. Ну а там, верю, найдешь, кто дорогу подскажет, мир не без добрых людей. Через полчаса они распрощались. Пахом обнял его напоследок. Он хотел что-то казать, но сдержался, только вздохнул. Вячеслав перехватил его честный открытый взгляд. - Пахом... спасибо за все. Если это будет зависеть от меня, то я вернусь. - Знаю, - улыбнулся он.- Иди. Тебя ждет дорога. Они развернулись одновременно, и пошли каждый в свою сторону. Вячеслав был уверен, что Пахом, как и он, не обернулся ни разу.
13.
Как ему и говорили, дорога скоро закончилась. Растворилась, рассеялась среди травы, и дальше пришлось топтать траву поля, а после - выбирать дорогу в нехоженом лесу. День был совсем не сентябрьский, Вячеслав давно сообразил, что никакой осени и не намечается, а просто стоит лето, какой-нибудь июльский погожий денек, полный света, неба, воздуха. Идти было легко, сосновый лес не имел подлеска, а лежала под ногами хвоя да шишки, и только изредка загораживали путь малюсенькие сосенки. В обед он перехватил того, что насобирала ему в дорогу семья Пахома - полрюкзака разной вкусной снеди, отпил кваса из кувшина и снова продолжил путь. Ночь застала парня в лесу. Вячеславу доводилось ночевать на открытом воздухе, в палатке, здесь же не было ничего, ни спальника, ни плаща. Он просто набрал побольше веток, сложил их в кучу, и на этой неудобной игольчатой перине отдал себя во власть сну. Его само удивило то спокойствие, с каким он устроился на ночлег. Ни одна мысль о возможной опасности, недружелюбных к человеку ночных диких зверях, не омрачила это новое состояние доверия к миру, в котором он пребывал. Утром, когда взошло солнце, он поднялся, бодрый и отдохнувший, позавтракал и снова пошел строго на запад. Лес все не кончался. К обеду появилось какое-то сомнение в том, что он делает. Вячеслав попытался отогнать его, но оно подленько встревало в мысли, плакалось: 'Заблудился! Наверняка заблудился в дремучем неведомом лесу!' В самом деле, сколько еще идти наугад? Но он не успел испугаться окончательно. После полудня посветлело, в сплошное пространство деревьев вклинились перелески, полянки, поля, стали появляться холмы и низинки, встретилось два ручья. А потом он услыхал человеческую речь и увидел за какими-то кустами людей. 'Ну, наконец-то!' Вячеслав обогнул мешавшие заросли и увидел трех мужиков. На двоих были короткие серые зипуны, на третьем - малинового цвета кафтан до колен. Зипуны дополняли широкие штаны разных цветов, заправленные в невысокие сапоги. Двое незнакомцев имели шапки на меху. Так одевались на Руси в 17 веке. Рядом с мужиками стояли прислоненные к кусту старинные кремниевые ружья, неровные и разные. У имевшего кафтан, кроме того, торчал за поясом пистолет, как и ружья, с фигурной собачкой, курком и ложем для пороха. Еще Вячеслав увидел большой деревянный сундук, окованный полосами железа, он стоял на краю большой ямы, явно выкопанной только что. Вячеслав смешался, и все заготовленные слова выродились лишь в короткое приветствие: - Добрый день, люди добрые... Мужики встрепенулись на голос и как-то непонятно замолчали. Еще несколько дней он не сказал бы этих слов, а сейчас они пришли сами, воплощение открытого невинного любопытства: - Что делаете, копаете, или прячете? Двое потянулись к ружьям, а третий тихонько попятился. Ружья, конечно, внушали опасение, но уже не верилось, что Здесь ему что-нибудь угрожает. - Какие-то они у вас ненадежные. Как игрушечные... - Свят, свят! - сказал третий, а первые два схватились за свои игрушки. Вячеслав замер в нерешительности. - Православные се, християне, - зашептал третий, пытаясь достать что-то из-за пазухи. - Да не скули ты, - проговорил одетый в кафтан. Он уже держал в руке ружье, но ствол был опущен к земле, - видывали всяко, ведомо, страху не имеем. Но его виду было понятно, что он сильно опасается Вячеслава, почему - непонятно. - Да вы, никак, меня боитесь? - удивился парень. - Преж сего, грамота у нас учинена, - сказал главный, стараясь держаться от Вячеслава подальше, - против чар и обольщения, и всякого неволия! - Верно, верно все рекли! - шептал третий. - Аки человеки бысть, ликом не отличить. И речеть, речеть, что русский человек! - Сидор, уймись, от тебя дело де не выгорит! - в сердцах сказали ему. - Мы тут, - сказал, волнуясь, кафтанник, - как есть, рабы Божии: сотник Харитон Михайлов, да Сидор Шило, да Гаврила Ослушко велим тебе, сатанине да окаянному отродью быти тут при нашему пожитку, каковой мы тебе предаем для сохранения от всякого глаза лихого, да стали кривой, да меди зеленой, да проволоки, да лозы, от пера птичьего, неверных людей, что схороненное сыщут. И как крепок горюч камень Алатырь, что на Буяне-острове посреди моря Хвалынского, так крепок и долог будет мой заговор! Слово мое крепко! Слово - замок, ключ - язык! С последним словом сотник Харитон Михайлов тяжело выдохнул и отступил назад. По его лбу катились крупные капли пота. Он, не отирая их, оглянулся, кивнул Гавриле, и вдвоем, стараясь не поворачиваться к Вячеславу спиной, они свалили сундук в яму. Сидор, что прятался за спинами, наконец, вытащил небольшой оловянный крест, и стал истово креститься, пытаясь крестом отгородиться от Вячеслава. Вячеслав догадался. Слова были заговором. Подобным способом 'заговаривали' клады, приставляя к ним нечистую силу, чтобы та берегла спрятанное от кладоискателей. Наверное, ритуал вызова охранителя произошел раньше, и он подошел ко второй части. Нормально, подумалось Вячеславу, не хватало только, чтобы меня приняли за беса. Он снова внимательно осмотрел мужиков. Семнадцатый век... Вспомнились легенды о Разинских кладах. Мужики собрались было засыпать яму, но Вячеславу пришла в голову мысль. - Погодите, любезные! Те встали как по команде. - Вы кто такие будете? - Сотник Харитон Михайлов, - начал тот, - Сидор Шило, Гаврила Ослушко, войска казацкого, полка стрелецкого, како есть все тут... не шпыни, не губители крестьянские... наказ ся повелен воеводой Тимофеем Трофимовичем исполнити, без всякого мотчанья днем и ночью схоронить от глаза людского, от разбойника добро се... - Все равно непонятно, - сказал Вячеслав. - Ну, да ладно. А вы знаете, что плата за охрану нужна? - Кака плата? - Гаврила побледнел, но сотник держался крепко. - А откройте сундук, - повелел Вячеслав. - Сидор, а ну-ка, отвори добро! - прикрикнул сотник. - По что я?! - крикнул тот. - Что де говорю! Велю отворить, так ся иди! Сидор, подскочил яме, поколебавшись, сиганул в нее, трясущимися руками открыл сундук, полез назад, соскользнул, засуетился. - Да не бойтесь, Вы! Ничего с вами не сделается, - сказал Вячеслав. В сундуке лежали золотые кубки, узелки, наверное, с монетами, церковные кресты, несколько свернутых в трубку листов пергамента, украшения. - Ух...- не сдержал восхищения Вячеслав, - красота какая. - А то, - довольно согласился сотник. - Знатно, вестимо! - А что это за бумаги? - Что се листки, не ведаем, челобитные али как. Вячеслав приглядел золотой обруч, украшенный самоцветами. Даже наклонился, чтобы получше рассмотреть. - Сидорка, а ну-ка, подай сюда енту золотину. И обручницу ту. Тот перекинул сотнику указанное, а сотник побыстрее бросил Вячеславу. Парень не удержал, уронил, поднял из травы золотой обруч и запястное кольцо в виде изгибающихся змеек. Нет, он не мог брать дар. Тем более в Этом мире, брать незаслуженно, без отдарка, без взаимной мены. С сожалением Вячеслав кинул украшения назад. - Закапывайте! Мужики, солдаты или разбойники, переглянулись и сноровисто забросали яму землей, притоптали, заложили дерном, подтянули кусок гнилого ствола, чтобы тот закрыл землю в этом месте. Семнадцатый век, подумал Вячеслав. Смутное время в настоящей Руси. Поляки, самозванцы, крестьянские восстания. Что, и это все отражается здесь? Или каким-то способом, заклинанием или еще как, эта троица на короткое время перенеслась за грань известного мира, чтобы в ином спокойствии скрыть наворованные богатства. Если вспомнить, то такое поверье очень распространено: нечистая сила охраняет клад, так что его невозможно сыскать. Так может, сокровища как-то прячут именно здесь, что они недоступны в нашей реальности? Мужики стояли выжидающе, ждали, что Вячеслав скажет напоследок. - Идите спокойно, - сказал Вячеслав. - Вы сделали правильный выбор, доверив свои деньги именно нашему банку. В наше беспокойное, трудное время, когда цены на нефть на мировых рынках постоянно скачут, когда засилье бюрократии тормозит национальные проекты... Мужики тревожно переглянулись. - Ну, и так далее, - докончил Вячеслав.- Вообщем, ваше добро в надежных руках. Они еще раз смерили его опасливым взглядом и повернулись уходить. Но тут Сидор, убравший крест снова за пазуху, выступил вперед и осторожно спросил: - Тут, значитца, у мя вопрос есть. Харитон и Гаврила обернулись. - Скаска про рубль неразменный, енто как, быль али небыль? - спросил Сидор. Неразменный рубль? Как же, это известное народное верование. Когда-то Вячеслав даже писал курсовую работу по неразменному рублю. Когда это было, на четвертом или третьем курсе? Нужно было подтверждать ранг окаянного сатанины. - Рассказываю, - ухмыльнувшись, сказал Вячеслав. У Сидора загорелись глаза. Харитон и Гаврила подошли ближе. Вот так и рождаются мифы, подумал Вячеслав. Сколько раз, пугаясь остаточным страхом и крестясь, в кругу товарищей они будут толковать про то, как вызывали нечистую силу, как явился он, плешивый и черный - а ведь переврут обязательно, поставят с ног на голову! Как принял на себя охрану добра, а потом под угрозами применить молитву и крест животворящий, поведал про тайный секрет, рубль неразменный... - В день полнолуния пойти на базар, не говоря ни с кем и не торгуясь, купить гусака. Дома нужно сдавить ему шею, чтобы тот задохнулся, и поставить неочищенного в печь до полуночи. У Сидора открылся рот. - Ровно в полночь вынуть из печи и идти на развилку дорог. А там нужно говорить: 'Купите у меня гусака, дайте за него рубль серебряный'. В это время нечистая сила приходит в виде покупателей и торгуется. Но нужно дождаться того, кто купит за серебряный рубль. После того, как рубль дадут, нужно идти домой, не оглядываясь и ни с кем не разговаривая. Нечистая сила будет кричать, что гусь неживой, требовать монету обратно. Нельзя останавливаться и отвечать. А потом нельзя брать с рубля сдачи, даже если ее и суют в руки, иначе рубль попадет. Сидор восхищенно сглотнул слюну. Сотник и Гаврила смотрели с уважением. - А теперь все, - сказал Вячеслав. - Прощайте. Мужики быстро развернулись и поспешили по известной им дороге в лес. Через десять метров троицу поглотила зелень. Вячеслав медленно двинулся в ту же сторону, желая проследить, куда те направятся, но голоса неожиданно прервались. Парень бросился на то место, где только находились мужики, но те просто исчезли, словно и не бывало их здесь вовсе. Парень пошел влево, вправо, замирая и прислушиваясь - нет, голоса пропали бесповоротно. Неужели и вправду ему встретились живые, реальные люди, какого-нибудь года тысяча шестьсот семидесятого от Рождества Христова собравшиеся схоронить сундук с золотом в лесной чащобе? Возможно, раздумывал Вячеслав, вновь шагая прямо на запад, реальность историческая, нашего мира, и Здешнего соприкасаются. Как часто в газетах, провинциальных и столичных, промелькнет заметка о необычном случае: кто-то переместился в другое место, кто-то побывал в странном чужом пространстве. Вдруг, они попадают на короткое время Сюда? А потом рождаются легенды, потом народная вера рассказывает о дивной стране, тридесятом царстве, которое ни на западе, ни на востоке, с молочными и кисельными берегами, где люди безмерно счастливы... Он вспомнил Пахома, Далину. Детский восторг, истома снова вернулись в сердце. Стало по-праздничному приятно и душевно. Вячеслав вздохнул - глубоко и довольно, коснулся ствола дерева, мимо которого проходил, сорвал какую-то веточку, обогнул деликатную сетку паутины, чтобы не смахнуть, улыбнулся птахе, замершей на мгновение неподалеку. Как же здесь было хорошо! Его радовало все - негустой, чистый, нетронутый людьми, бутылками, упаковками, сигаретными пачками лес, солнце, лучи которого теплыми снопами пробивались сквозь листья. Светлое прошлое, затоплявшее душу нежностью... И даже будущее, неопределенное и таинственное! Деревья впереди разошлись, и он вышел к спуску в долину. Прямо перед ним, минутах в пяти ходьбы текла серая, искристая в свете солнца река.
14.
Река замысловато изгибалась, образуя прямо напротив Вячеслава большую отмель, грела на солнце неглубокое тело, лениво облизывала берега. Только у противоположного берега вода темнела, густела, пугая омутом. Берег с той стороны поднимался не очень круто, лес там заканчивался, уступая место зеленому полю травы. Вячеслав отмахнулся от толстого жука, назойливо насчитывающего круги прямо у лица, спустился по пологому склону к берегу. Увязая в песке, прошел до воды. Сняв рюкзак и опустившись на корточки, положил ладони в воду. А потом, подстегиваемый непреодолимым желанием, скинул куртку, торопясь, освободился от остальной одежды, и впрыгнул в воду. Метрах в десяти от берега, два раза нырнув, он оглянулся и ... облегченно выдохнул, выпуская не пригодившийся страх. Рюкзак лежал на месте. Нет, подумал Вячеслав, этому научили голливудские фильмы и нужно избавляться от глупой веры, что неприятности случаются на пустом месте. Стоял главный герой, никого вблизи не было, но едва на секунду отвернулся, как его тут же тюкнули пистолетом по голове. 'Я же обсмотрел берега вправо и влево, нет здесь людей, чего бояться?!' Вячеслав поплыл против течения, пробуя его силу, устав, взял к противоположному берегу, потом повернул обратно. Он перерасчитал свои нетренированные мускулы, и потому на берег выбрался совсем выдохшимся. Обессиленно зарылся в песок. Но, отлежавшись, снова полез в воду. Похоже, вошел во вкус, подумал он, и засмеялся этому вслух. Во вкус путешествия, в котором цель не заслоняет саму дорогу, не мешает наслаждаться своим движением, днями и ночами. 'Я просто иду, и мне хорошо. Так хорошо, как никогда! Словно каждую минуту, каждое мгновение я делаю, то, что нужно, и нет ничего лишнего в моих поступках. Каждое, словно зубчик шестеренки, входит в зацепление со всем миром, не прокручивается, не обгоняет...' На том берегу появилось два человека, в крестьянской одежде, такой же, в какую был одет Пахом. Один нес сеть, второй - несколько жердей на плече. Завидев Вячеслава, один показал на него рукой и что-то сказал товарищу. Парень поднялся и пошел собирать вещи. Пришло время переправляться на ту сторону. Крестьяне остановились, наблюдая за ним, затем стали махать, указывая вверх по течению. Потом один ушел, а оставшийся, тот, кто нес сети, долго махал, пока Вячеслав не увидел справа лодку, плывущую по течению. В лодке находилось двое, один греб, второй сидел на корме. Когда лодка достигли отмели, Вячеслав был уже одет. И здесь были тоже крестьяне, крупные, широколицые, один - со светлой бородкой, в льняных рубахах, подвязанных бечевой, и льняных штанах. - Пожалуйте-с сюда! - крикнул один, привставая. - На тот берег? - Да! - Придерживай! Сюда пожалте-с! Вячеслав перемахнул на лодку. Крестьяне приветливо улыбнулись. - Мы Вас чуть подалее спустим, - сказал сидящий на корме. - Тутоньки вода серчает, омут, стало быть-с. - Да, я увидел, вода темная, - сказал Вячеслав. - Верное дело, омут, - согласился другой, с веслами. - Русалок нет? - осведомился Вячеслав. Он сам не понял, почему вдруг задал такой вопрос. Возможно, хотелось каким-то образом показать свою признательность, открытось, какое-то сродство с этими приятными людьми. Унылый, скучный, для проформы, вопрос про погоду явно не годился. А про что еще спросить? Естественно, про русалок! - Как не быть, имеются. Токо не тут, подалее-с, в затонах. Сети, паршивцы, рвут, забавляются. - Большие русалки? - спросил Вячеслав и подумал: 'Чего это я... Словно купец, который боится прогадать, интересуется, какую лучше брать для засолки...' - Всяко бывают. И тощие, что твоя вобла, и те, которые посурьезней. Лодка подплыла к берегу и уткнулась носом в траву. - Вы вот здесь прямо и подымайтесь! - сказали Вячеславу.- А там верхом недалече до большака. Не сумлевайтесь, выйдете-с. Вячеслав кивнул, улыбаясь крестьянскому говору. На верху склона он осмотрелся, нашел белую полосу среди пространства травы - видимо это и была обещанная большая дорога, и направился прямо туда. Поле вокруг него дышало и полнилось звуками, жизнью: насекомыми, праздными и любопытными - какая-то муха, увязавшись, все не отставала, мохнатыми деловитыми пчелами, кузнечиками, которые, начав свой стрекот в одном месте, мгновенно продолжали в другом, птицами - теми, кто носились у самой травы, и кто порхал высоко-высоко, почти замирая на одном месте. А еще ухо улавливало словно бы песню самого поля, тонкий звон-голосок, который набирал силу в случайные мгновения, когда стихали все звуки. Густой, почти зримый запах трав, смесь тонких, нежных и резких ароматов, обволакивал, баюкал. Так и тянуло упасть в податливые объятия травы, примять стебельки, цветки, так чтобы пыльца посыпалась на щеки, раскинуть руки и лежать, глядя в хрустальный, подкрашенный голубым свод небес. У самой дороги Вячеслав увидел вдалеке поднятое облако пыли, а перед ней - двуколку, которую мчала лошадь. Правил человек, одетый в темный сюртук, штаны и высокие черные сапоги. Когда они поравнялись, возница остановил коня и привстал со своего места: - Простите, Бога ради, Вы моих крестьян не видели? Пыль набилась парню в нос. Вячеслав, чихнув, показал в сторону реки. - В нижнем затоне? - Не знаю... - Ведь опять, ротозеи, упустят! Человек собрался уже встряхнуть поводьями, но спохватился: - Позвольте, милостивый государь, а Вы не наш новый попечитель учебных заведений? - Нет, - растерялся Вячеслав. Возница дал коню волю, затем сразу же осадил: - Что же это я! Позвольте представиться: здешний помещик Петр Тимофеевич Нижнедубов, честь имею-с! Нужно было отвечать полностью. - Вячеслав Александрович Радушев, - Вячеслав замялся, - исследователь, ученый. - Впервые раз у нас? - Впервые. - Ах, поди ведь... Вячеслав Александрович, голубчик, не обессудьте, одной ногой туда, и сразу обратно! Ведь упустят, как в прошлый раз! Вячеслав улыбнулся. - Вы покамест идите по дороге, и упаси, господи, никуда ни на каких развилках не сворачивайте. А я вас нагоню. Одна нога там! Лошадь уже сорвалась с места, а Нижнедубов все кричал напоследок.
Обратно тот вернулся через часа полтора. Вячеслав прошел поле, лес, еще одно поле и только тогда услыхал топот копыт. Нижнедубов нагнал и радушно пригласил сесть рядом на узкое, обшитое кожей, сиденьице. - Ведь упустили мерзавцы! - весело сказал он. - Это кого вы ловили? Сома? Помещик тронул поводья, и лошадь пошла усталой трусцой. - Сома! Эге-ж, водяного гоняли! - Водяного??? - Ну да! Здоровенный, черт! Повадился нам рыбу из сетей выбирать. Мои мужики его уже подстерегали, да где там, хитрющий! Сегодня вроде как поймали, да мерзавец разошелся ни на шутку, двинул одному по роже, и был таков. Верите ли, Святослав... Святослав... - Вячеслав Александрович. - Точно, Александрович! Такой распрекрасный синячище, что аж диву даешься! Вячеслав жадно слушал, мыслей никаких не приходило. Мысли будут потом, а сейчас он просто впитывал, наслаждался поездкой на неудобном дорожном средстве, необычным разговором, чудными словами, которые так и лились из Нижнедубова. - А вот здесь поворот к моему соседушке, Александру Апполинарьевичу. Душевный, скажу человек! Я боялся, что вы к нему свернете. Мои-то владения дальше, вон там, а то, что справа, это уже Александра Апполинарьевича. Хороший лесок, кстати говоря, гляньте, какие стволы. Корабельные мачты, а не стволы! Таких и резать не надобно, вставляй и плыви... Чуть погодя они свернули с большой дороги в длинную густую аллею, образованную мощными дубами и вязами. Получался коридор с переплетенными кронами вместо потолка. - Ну, а вот это, значит, мои владения. Милости прошу-с. По мере приближения к концу аллеи проступали подробности - пологий холм и на нем двухэтажный дом с классическим треугольным фронтоном, колоннами и балконом. Справа и слева к дому прилепились флигельки, постройки, соединявшие дом с конюшней слева и амбарами справа. Все длинное сооружение выгибалось подковой. Справа от дома, метрах в двухстах начиналась небольшая деревенька, домов в двадцать, а дальше уж шли, меняясь, полосы и квадраты полей. Когда подъехали к дому, две девушки, занимавшиеся чем-то на дворе, сорвались с места и метнулись в пристройки. А вслед за тем из дома вышли молодая женщина в длинном, до земли, белом платье, невысокий плотный мужчина, одетый в видавший виды светлый сюртук и узкие штаны. Сапоги его густо покрывала пыль. Нижнедубов осадил коней и соскочил на землю. - Да никак Александр Апполинарьевич?! Собственной персоной! - С обеда уж, - подтвердила женщина, присматриваясь к Вячеславу. - А мы тебя заждались. - А я не один! Рекомендую, - сказал Нижнедубов, - Святослав Вячеславович, наш новый попечитель гимназий. Вячеслав хотел возразить, но передумал. Объяснять придется долго, что-то утаивая, другое - упрощая. Пусть будет, как сказано, попечитель гимназий. Только вот каких... 'Ничего, по ходу что-то придумаю'. - Никак, дождались? - сказал Александр Апполинарьевич. - Славно, славно. Милости просим в наше захолустье. Вам здесь понравится, уверен! - Будет, будет, сударь мой, гостя переманивать! - вступился Нижнедубов. - Святослав Вячеславович, это вот он и есть, сосед и ревнитель здешней природы и законов природной нравственности. А это моя жена, так сказать, хозяйственная половина, моя Дульсинея. - Приказать обедать? - спросила жена. - Да, конечно, конечно обедать! Крестьяне вернулись? А ну-ка пошли, поглядим. Ты вот, что, душечка, прикажи подавать, а мы мигом, одна нога там, другая уже здесь. И, вот что, распорядись, чтобы Егорий сообразил эдакое, с затеями. Ну, сама знаешь. - Похлопочу, похлопочу, только ты гостей долго голодом не мори. - Ох, что я вам покажу! - сказал радостно Нижнедубов и повлек Вячеслава и своего соседа в деревню. Но, не пройдя и пяти шагов, развернулся к дому, к еще стоявшей жене. - Что, батюшка не приходил? - Тут, тут, почивает перед обедом. Иди уж. - Одна нога! Нижнедубов снова возглавил экспедицию. - Вообразите, такая эпопея случилась, такая конфузия! Я пренепременно должен, просто обязан это показать, уж не судите строго, судари мои. Такой художественный синячище, такое живописное многообразие! И от кого - от водяного! - Мне рассказали, - согласился Александр Апполинарьевич. - Водяного гоняли в затонах. - И еще какого! Глазища - во! Ручища - во! - с каждым описанием руки Нижнедубова размахивались больше и больше. - А бородище-то, бородище! Всем водяным водяной! А нравом как крут, ну ровно частный пристав! Они подошли к первым домам, у которых уже собирались мужики. Среди них Вячеслав увидел и двух своих перевозчиков. - Пришли с затонов? - громко спросил Нижнедубов. Один из мужиков вышел вперед. - Петр Тимофеевич, все тут-с. Токо Симошка да Федот Сиволапый остались сети стеречь, стало быть. - А ну-ка, где сегодняшний виновник торжества? Мужик ответил: - Вы уж, Петр Тимофеевич, тово, не серчайте, оплошали... как есть оплошали... Игошка, нукось, выходи! Из общего ряда выбрался один парень, светловолосый, не дубина и не дурак, явный деревенский забияка. Держался он, хоть и с крестьянским достоинством, но смущенно и покорно. - Ты лицо-то не прячь, покажи, покажи. Нет, ну поглядите, как разукрасил, мерзавец! - Не сподручно было, барин - ответил Игошка, норовя скрыть большой синяк, приступавший к правому глазу с трех сторон. - Будет тебе, будет. Нет, но водяной каков попался! Такие, поди и не водятся, - добродушно сказал Нижнедубов. - Вот что мужики, дело мы славное учинили сегодня, показали, что значит неводы рвать. И поделом ему, подлецу! По такому случаю выдам рыбакам осьмуху водки на круг. А тебе, Игошка, на поправку, вот, держи червонец! Нижнедубов извлек из недр сюртука золотую монету и вручил враз осмелевшему Игошке. Мужики заулыбались, стали менее скованными. Нижнедубов подозвал того, с кем говорил поначалу, и тихонько сказал: - Ты вот что, братец. Я знаю, твои деревенские клады копают. Так вот, ежели еще раз припрячут, а не мне принесут, я то я с них, подлецов, шкуры спущу. И тебе на орехи перепадет! - Как можно-с, Петр Тимофеевич, батюшка, - тихо ответил его собеседник. - Ежели Вы до того случая, когда берег на Ольге подмыло, так Вам все сдали-с, все как есть, истинный крест Вашей милости... - Я знаю, про что говорю! Ты уж сам смотри! - Воля Ваша, Петр Тимофеевич, да только рази мы осмелились бы?! - А вот, чтобы и мыслишки дрянной не было, так уведомь всех. Затем Нижнедубов, не убавляя строгости в голосе, добавил: - Ты, Феодул, пришли ко мне кого-нибудь, у меня для твоей женки отрез материи имеется. - Благодарствую, благодарствую, Петр Тимофеевич. Отец родной! - Будет, будет.
15
Сразу, как вернулись из деревни, Нижнедубов устроил экскурсию по двору, показывая, какие у него кони, сколько птицы и всякого другого животинного богатства. Затем гостей повели смотреть пруд, который должны были вырыть за домом, но не докончили, и покамест там находилась просто яма. По пути взглянули на яблоневый и вишневый сады. И только после этого вернулись в дом, к накрытому столу. - Душечка, ну вот и мы, - удовлетворенно сказал Нижнедубов встречавшей в дверях жене. - Петя, что ж так долго, поди всех уморил? Уж и батюшка спрашивал. - Садимся, садимся! Гости, прошу, без стеснения! Все - дома! Устроились за огромным овальным столом, который был придавлен грузом пустых и полных тарелок, графинчиками, серебряными приборами, которые выложили с исконной русской щедростью - если что и лишнее, пусть лежит, авось впоследствии пригодится... Главенствовали закуски. Вячеслав узнал пироги, пышные, видно, недавно из печи, с румяной корочкой, и такие, в которых запеченная начинка находилась сверху. Имелись ломти ветчины и мяса в окружении грибов, огурчиков, маслин, зелени, студень, отдельно грибы в тарелочке, селедка на кружочках лука. Кроме того, были совершенно незнакомы белые шарики, похоже, из творога, фаршированные соленые огурцы, что-то белое и мелко поструганное, рулет из неизвестного мяса с темной начинкой и белым слоем сала по краю, розовая паста в вазочке, белая паста в вазочке-близнеце, просто нечто темное на большом блюде, явно состоявшее из мяса, грибов и чего-то неопределимого. Из подошедших к столу Вячеслав не знал только священника в темном облачении, с бородкой на худощавом незагорелом лице. Помолившись, причем Вячеслав стыдливо опустил голову и изобразил губами что-то такое, что должно было сойти за молитву, и перекрестившись, сели обедать. - Беленькой, беленькой! - сказал Нижнедубов. - Не грех и загубить рюмочку другую. - Всяко дело требует своевременности и рассудительности в своем конце, - благосклонно сказал батюшка на предложенную рюмочку-другую.- Тем паче, богоугодное. - А то, что оно богоугодное, извольте видеть, - произнес Нижнедубов, со смаком изничтожив первую неприятельницу, - новый попечитель ведомства общественного призрения почтил нас своим присутствием. Нет, нет, Святослав Вячеславович, так не полагается, до дна, до дна, по русскому обычаю! Вячеслав выпил водки, выдохнул парализованным горлом, закашлялся. - Закусить, закусить, - подсказал сидевший рядом Александр Апполинарьевич, - вот студень хорош, или вот, сальник. - Рубцы хороши, - сказала жена Нижедубова, - под горчичным соусом. Не откажите в любезности, отведайте. - Матушка, все чудесно, всего отведаем, - сказал сам хозяин, усердно орудуя по всему столу. - Отменно Егорий готовит, - вставил батюшка, тоже не остающийся в стороне, - от вкушения сей еды радость почти духовная, прости Господи. Вот уж талант от Бога даденный. Не грех за это принять внутрь стопочку, славя Господа. - Превосходно батюшка, - сказал Нижнедубов, - и за здоровье моего повара выпьем опосля. Непременно выпьем. А покамест предлагаю почтить сей счастливый случай, который соединил в одном дне столько приятных и полезных событий, так сказать, воинственного Марса и трепетного Апполона в одну упряжку! - Фигурно выразился, Петр Тимофеич, - одобрительно заметил Александр Апполинарьевич, - душевно. Нижнедубов прикончил еще одну вражину и, крякнув от наслаждения, занялся грибами. - Вот говядина разварная. Тоже хороша, - вставила хозяйка. - А мы вот селедочки, - сказал Нижнедубов. - Позвольте, а почему Вы не закусываете? - Нет, я очень даже ем, - ответил Вячеслав. Он старался попробовать всего понемногу. - Да ничего не пробовали вовсе! Батюшка, а ну-ка пододвиньте нашему дорогому гостю редьку с гусиным жиром. И вот что там у вас, тоже. - Квашеная капуста с орехами. Яйца с хреном. - Верите ли, - сказал Нижнедубов, - но у меня после всех хлопот так аппетит разыгрался, лошадь бы съел! - Да, - подал голос Александр Апполинарьевич, - водяных держать в острастке следует, иначе волю себе дадут, вообще будет не сладить. Это дело первейшей необходимости для тех, у кого земли примыкают к реке. Слава Богу, что лешие покладисты. Иной раз поведет, поведет, на глаза туману напустит, а только попросишь его ласково, так сразу отпускает. Да еще и место какое покажет, с грибами или ягодами. - Позволь, - встрял Нижнедубов, - а у кого это мужик в лесу пропал? Не у Троицкого, часом? - Вовсе не мужик, - сказала степенно хозяйка, - пропал молодой парень. Говорят, слюбился с русалкой. - Я слышал, что он просто сбежал в соседскую деревню, в дом невесты, - заметил Александр Апполинарьевич, - а дело представили так, что он в лесу сгинул. Вы ничего не слыхали? - Нет, - ответил батюшка. - Это дело минуло меня стороной. Что до меня, то я полагаю, что людское и нелюдское смешиванию не подлежит. И уж тем более противно человеческому естеству рядиться под другого. Помню, был один случай... В верстах десяти отсюда есть деревенька Пожитухи. Там парень влюбился в девку. Девка-то взаимностью отвечает, а ее родные - ни в какую, чем-то жених не приглянулся. Тот и так, и эдак, а дело не никак сладится. Не знаю, кто его надоумил, может, по молодости решил созорничать: прикинулся нежитью. Однажды ночью постучал в окно и, сменив голос, стал вещать. Мол, домовой я, требую отдать вашу дочь в жены за такого-то, иначе осерчаю. Ночи две или три так безобразничал, пока настоящий домовой не постучал в соседнее окно и сказал: 'Я домовой, какой есть тут обитаю. Сраму не имею, порядок слежу, а тут какой-то молокосос меня очерняет, и доброе имя пригибает. Что теперь люди будут про меня думать! Вы уж того, или девку отдайте, или всыпьте по первое число, чтобы порядок не нарушал!' - Слыхал я подобную историйку, - согласился Александр Апполинарьевич. - Ну-ка, ну-ка, - сказал Нижнедубов, - и потом, что, сладилось? - А как же, - согласился батюшка. - Дело молодое. Взяло свое. - Петр Тимофеевич, ты мне скажи, - спросил Александр Апполинарьевич. - Давеча вот упоминал про клады, что на Ольге нашли. - Да дело прошлое, тот клад ты видал. До меня же слушок дошел, что мои крестьяне потихоньку на той стороне копают. Вот я для острастки старосту и подначил. Пусть шевелится! Вы, Святослав Вячеславович, нашего края, верно, не знаете. У нас тут кладов полно, вот мужички и промышляют иногда. А клады неописуемые... да, впрочем, чего рассказывать, я вам завтра покажу. Иной раз такой мужичок приглядит какую-нибудь вещицу, а дело-то тонкое, историческое, художественной ценности, тут не балуй! - Совершенно верно, - подтвердил Александр Апполинарьевич. - Мы мало заботимся о воспитании нашего народа. Ведь на одной только внутренней нравственности далеко не уедешь. Здесь необходимо вешнее воздействие. - Вы, Александр Апполинарьевич, - заметил батюшка, - не верите в настоящий дух русского народа, его богобоязненность. И напрасно! - Позвольте, позвольте! - возразил Александр Апполинарьевич. - Наш мужик при алтаре покрестится, повинится, а после пойдет без зазрения совести барский лес рубить. Или же найденное золотое украшение на золото переплавит. - Здесь много зависит от благодетельного влияния высших слоев общества, - ответил батюшка. - Согласитесь, Александр Апполинарьевич, только когда помещик для своих крестьян отец родной и кормилец, распространяет свет своего образования, принимая участие в делах подвластных ему людей, тогда и крестьяне сами собою облагораживаются. - Совершенно верно, - вставил Нижнедубов. - И все же, - начал говорить Александр Апполинарьевич, но радушный хозяин не дал ему продолжить. - Нет, нет, судари, оставим сию беседу на потом, ибо умственный разговор противен самому устройству обеда. Пора уж к первому приступать. Он махнул дворовому, стоявшему в готовности у дверей, и вслед за этим двое слуг начали менять блюда. Вячеслав почти насытился. Густая солянка с грибами, мясом, капустой, горохом, прочими овощами, с пирожками, которые поднесли отдельно, совсем заполнили все внутри, не оставив места и для крошки. Поэтому, когда внесли второе блюдо - жаркое из зайчатины, с клюквенным, как сказала хозяйка, взваром, Вячеслав только тоскливо обвел его взглядом. Нижнедубов углядел эту тоску. - Ну, Святослав Вячеславович, так не годится! Как говорится, Абросим не просит, а дадут - не бросит. Жаркое-то как удалось! Не лезет? Пустячок, мы его вот под рябиновку! Рябиновка по своему крепкому духу все там смочит, придавит, место и повысвободит. - Ты, Петр Тимофеевич, - заинтересовался Александр Апполинарьевич, - ведь не одну рябину туда кладешь, признайся. Смородины, как будто, дух есть... Нижнедубов только усмехнулся. - Смородины, кстати, и нету. Но верно, не одна рябина. Да я тебе уж сказывал, как готовить. - Сказывать, да сказывал, но, поди, утаил чего. Не выходит такая, как у тебя! Нижнедубов снова усмехнулся. - А ты свою не пей, ко мне приезжай. Ну что, Святослав Вячеславович, место освободилось под зайца? И верно, в животе стало посвободнее, и ароматное поджаристое мясо уже не вызвало противление тех, кто уже там, внутри, находился. - Небось, и не пивали такую настойку?! - Нет, не пивал, - улыбнулся Вячеслав и добавил. - Настойка отменна! - Вы, Святослав Вячеславович, - спросил батюшка, - где остановились? - У меня, у меня остановился, - сказал Нижнедубов. Пришло время разоблачиться. - Я, вообще-то, проездом, - сказал с трудом Вячеслав - мешал плотно набитый живот. Еду в Первопрестольную. Москва сейчас казалась далеким невозможным городом. - Далече, - удивился батюшка. - По своей надобности, - заинтересовался Александр Апполинарьевич, - или по службе? Вячеслав задумался. Рассказать про сапоги? Предмет не то чтобы низкий, а скорее, недостойный в этом кругу, за этим столом. А лгать, сочинять не хотелось. - Вообщем-то, по службе, но за свой счет. - Вот, - сказал Нижнедубов, - Государство Российское сильно своими гражданами. Где ж еще подданный может вот так разъезжать по государственным делам без прогонных, на своих! - Вы в каком чине? - спросил Александр Апполинарьевич. - Верно, коллежский секретарь? Вячеслав, которому табель о рангах дореволюционной России не помнился совсем, смутился и ответил невпопад. - Я тоже выслужился до коллежского секретаря, - с нежностью вспомнил Нижнедубов. - Посматривал на титулярного, да так и ушел со службы коллежским. А уж о коллежском асессоре и не мечтал, диплома не имею. Вячеслав имел диплом. Но хвалиться этим вовсе не хотелось, он просто промолчал. - На своих, пожалуй, долговато будет, - замыслился Александр Апполинарьевич. - В пятидесяти верстах отсюда есть станция железной дороги. Разве что туда дорога в одном месте совсем плоха. - Ну и что из того? - возразил Нижнедубов. - Отправлю мужиков покрепче, они тарантас и перенесут. Делов то. - У меня бричка имеется, - сказал Александр Апполинарьевич, - ни чета твоему тарантасу. Едешь - как на перине почиваешь. - Знаем твою бричку! - отмахнулся Нижнедубов. - А меж тем, ты давно к ней подступаешься. - И подступаюсь. И буду подступаться, - согласился хозяин. - А продай-ка ее? - А вот не продам, - засмеялся его сосед. Обед продолжался до глубокого вечера. После зайчатины пришел черед сладкому, десерту, творожным пастам, блинам с вареньем и цукатам в меду. Вячеслав уже ничего не ел, только сонно хлопал глазами. Хозяева не замечали этого, будучи сами в расслабленном и ленивом состоянии. Беседа текла спокойно и совсем медленно. Вспоминали соседей, председателя уездного дворянства, какие-то хозяйственные дела, прошлую охоту, сегодняшнего водяного, мужиков, государственное устройство Российской империи. Когда пошли по второму кругу перебирать прежние темы, Нижнедубов вяло сказал: - Матушка, а не пора ли нам на боковую? - Пожалуй, - согласилась та. - Распорядись, душечка, чтобы Святославу Вячеславовичу постелили в той, дальней комнате, а то у меня совсем сил уж нет. Да, и пусть меня спозаранку завтра не будят. Кстати, что это от дворовых девок так пачулями несет? Вот моду завели! Вы, батюшка, у нас отзавтракаете? - Нет, никак нельзя. На службу опоздаю. Разве что к ужину приду. - Милости просим, - сонно сказал Нижнедубов. - Ну, а ты Сашка, никуда не спешишь? - Рано уеду, дела у меня есть. Но к ужину обещаю. - Вот и славно... Стали расходиться. К Вячеславу была приставлена девушка со свечой. Свет выхватывал ее довольное лицо и часть сарафана. Дальше все тонуло в темноте. - Сюда ступайте, барин, - сочным сладким голосом сказала девушка. - Для вас уже все уготовлено, почивать будете, как в раю! Они пришли в просторную комнату, большую часть которой занимала необъятная кровать под балдахином, словно боевой парусный корабль выставившая навстречу неприятелю подушки и углы перин. Девушка оставила свечу на комоде и еще взбила пару подушек, недостаточно боевых, по ее мнению. Вячеслав осмотрел обстановку, снова перевел взгляд на лукаво улыбающуюся девушку. - Покойной ночи, барин, - сказала та, и, уходя, прыснула от удовольствия. Вячеслав, оставшись один, кое-как разделся, влез под мягкое - настоящее пуховое одеяло, хрустящее от свежести и новизны. Он хотел еще обдумать этот день и все, что с ним случилось, но едва голова коснулась подушки и утонула в ней, как Вячеслав провалился в сон.
16.
Яркий солнечный луч выхватил в мягком, неярком пространстве комнаты пылинки, вдохнул в них огонь, отчего они засверкали словно светлячки. Со двора доносился негромкий, неслышимый разговор, различалась только голоса, один и другой. Где-то за стеной тикали часы, их тихий, ослабленный звук расползался по стенам, и казалось, что он идет отовсюду. Комната по сравнению со вчерашним вечером наполнилась вещами. Оказалось, что рядом с комодом живет стул. Сейчас на нем стоял медный, желто-зеленый тазик и медный же кувшин. На перекладине свило гнездо полотенце. На противоположной от окна стене держался портрет в тяжелой прочной раме, затейливой, завитушной. На холсте помещался генерал или просто влиятельный сановник в мундире со стоячим воротником, с двумя орденами и широкой перевязью через всю грудь. Взгляд генерала был тревожно-государственным, мудрым. За генералом простирались река, холмы и неровная линия горизонта. Сразу за кроватью стоял скромная конторка. Точнее, Вячеслав подумал, что это конторка - невысокое сооружение в виде закрытой этажерки, с наклонной поверхностью для того, чтобы было удобно на ней писать. К конторке был приписан второй стул. Ну вот, подумалось Вячеславу, как все получилось необыкновенно. Разве можно было подумать еще несколько дней назад, в Москве начала двадцать первого века, шумной, денежной, чванливой, суетной, эгоистично замкнутой, что мир абсолютно, невозможно не такой, какой его представляет наука. Что есть невероятное место, средоточие русского духа и духовности, первообраз Руси, идеальный шаблон, с которого коряво и неловко люди как могут, строят свой мирок. Или же напротив, сюда выдавливаются надежды, чаяния, мечты, светлые образы, которые воплощаются зримо и живо. Вячеслав прислушался к голосам, пошевелил ногами, пробуя мягкость пуховой постели. За окном послышался хрип коня, затем нечастый, удаляющийся топот. А ведь, что такое Родина, подумалось Вячеславу. Не определенное место, где родился, а особое сочетание природы, людей, их отношений, каких-то мелочей. Хлебосольность, душевность, открытость, размах начинаний и мечтаний... Патриархальность славянских поселений, близость к земле и богам, что ее населяют, затейливая прочность дворянских усадеб и деревенек вокруг них, осевших, словно прочные дубравы, долгие обеды и разговоры, охоты и поездки по соседям, толстые книги по вечерам, вечерние гуляния и утренние зорьки, вольная и невыносимо любимая жизнь, наполненная событиями и одновременно покоем... Вячеслав прислушался. Как теперь жить, зная, держа в памяти правильные, настоящие отношения между людьми? Как возвращаться? Прежняя жизнь выглядела ужасающей и невыносимой... В коридоре прошлепали босые ноги, затем дверь приоткрылась, и из-за двери высунулась девичья голова. Увидев, что парень не спит, голова молниеносно спряталась. За дверью засмеялись, и босые ноги затопали снова, удаляясь. Вячеслав, проснувшись окончательно, слез с кровати. Принялся умываться. Может и в самом деле, променять ровное и монотонное - никакое будущее, на неопределенность и загадочность этой вселенной... Внизу, в коридоре он встретился с головой, которая заглядывала к нему. Она принадлежала девушке, смешливой и задорной, возможно, даже чересчур. В ответ на любопытный взгляд Вячеслава девушка чуть выгнула спину, демонстрируя прелестные формы, хоть и скрытые под одеждой, но явно угадываемые, и смело посмотрела парню в глаза, так что Вячеслав смутился сам. В покоях он нашел жену Нижнедубова, которая приветливо улыбнулась и протянула руку. Вячеслав вначале не понял, для чего, и вознамерился ее пожать, но, вовремя опомнившись, поцеловал. Ему самому это доставило удовольствие, этот знак уважения и почтения. - Как почивали, Святослав Вячеславович? - Благодарствую, - язык сам выговаривал старые слова, смакуя их. - Божественно! - Петя уехал недавно, так что завтракать мы будем вдвоем. Зовите меня Федотьей Николаевной. Вячеслав кивнул. На завтрак подали блины и пироги, на стол поставили большущий самовар. - Вот это молоки, растертые с маслом и зеленью, - сказала Федотья Николаевна, - попробуйте, Петя их с блинами любит. Вячеслав, к своему удивлению, чувствовал нечто вроде голода, вчерашний обед рассосался полностью, поэтому попробовал все, что ему предлагали. За едой говорили о разных вещах - о кухне, сочетаемости блюд, о жизни в деревне, о том, что делается между завтраком и обедом, а также о том, чем может занять себя молодая женщина, живущая вдали от городской жизни. Освоившись вполне, Вячеслав, решил осторожно задать вопросы, касающиеся основ этого мира. - Сколько живем здесь? - ответила беззаботно собеседница. - Поди, уж лет двадцать. До того Петенька служил на статской службе, а еще до того в гусарах. А год какой? Да я и не упомню. Зачем их считать, живем и живем. Двадцать лет, подумал Вячеслав, да она сама выглядит лет на двадцать восемь. Значит, как я и думал, время здесь совсем не такое, как у нас. Федотья Николаевна улыбнулась. - Ну, а Вас каким ветром к вам занесло? - По служебной надобности, - сказал Вячеслав. - Имею предписание доставить в Первопрестольную один... - он не нашелся со словом и вставил, - багаж. Еду издалека, почти от самой границы, дело, можно сказать, тайное. - Ну, какой же Вы молодец! - всплеснула руками молодая женщина, и в ее взгляде зажглось нечто вроде восхищения. - А вы знаете, когда Петя служил в гусарах, он тоже участвовал в разных вылазках и экспедициях. Таким бравым был! До сих пор мундир гусарский хранит. А что это за багаж, вы можете открыть? - Пара сапог и часть ковра. Это все, что я знаю. - Вот ведь... Армия, военные, они такие удивительные! - Федотья Николаевна, а что это за клад, про который вчера Петр Тимофеевич рассказывал? Это Вячеслав запомнил хорошо: клад, противоположный берег реки Ольги. Разумеется, тот самый клад, при сокрытии которого присутствовал он, попасться не мог, просто любопытство требовало своего. - О-о! Настоящий древний клад, большой сундук, который крестьяне выловили, когда кусок берега обвалился. Это весной еще случилось. Чего там только нет... Завтрак был окончен, и женщина предложила: - Вот что, я его вам покажу! Я слышала, Петя хотел сам показать, ну да он по делам уехал, вместо того, чтобы гостя развлекать. Идемте! Они прошли в кабинет, в котором стояли книжные шкафы и большой диван, чье сиденье от частого употребления приобрело вогнутости в соответствующих местах. Над диваном висел большой пейзаж в темно-зеленых тонах. Напротив дивана, у соседней стены простроилась оттоманка, менее выдавленная и оттого выглядящая поновее. Над оттоманкой, демонстрируя симметричность и хозяйский вкус, помещался портрет девушки в овальном обрамлении из темного резного дерева. У окна стойко держался хромоватый столик, на котором покоились несколько толстых журналов с желтой твердой обложкой и надписью причудливой славяницей 'Въдомости', с буквой 'ять' между 'В' и 'д'. А рядом со столиком стоял сундук, большой, обитый полосами железа, поржавевшими от времени. 'Не может быть!' - подумал Вячеслав. -'Нет, просто похожие сундуки'. - С самой весны так и стоит, - сказала Федотья Николаевна, подходя к столику.- Собирались отвезти в губернский город, но потом у Пети со здешним предводителем дворянства вышел разговор, и они решили устроить при уездной реальной гимназии нечто вроде кунсткамеры, для просвещения младых умов и внушения им любви к древностям. Вот, не угодно ли взглянуть? Тонкими руками Федотья Николаевна с усилием отвалила тяжелую крышку. Засверкали, засияли открытые свету золотые кубки, неровные монеты, церковные кресты, украшения, среди которых бросился в глаза золотой обруч и запястное кольцо в виде изгибающейся змеи. - Когда его вырыли? - спросил Вячеслав. - Да весной, еще и снег весь не сошел. Поглядите, какая красота! - Да... Вячеслав поднял золотой обруч, изящный, с тонким орнаментом на теле и вкраплениями крохотных сияющих каменцев, положил обратно, взвесил в руке две переплетенные змейки, глазки которых изображали изумрудики, аккуратно вернул туда, где украшение лежало. - Здесь еще были какие-то бумаги...- говорила Федотья Николаевна. - Три пергаментных свитка, - обронил Вячеслав. - Верно! Что-то там такое было написано, Петя свез их председателю, так они до сих пор у Алексея Федоровича... что-то про Стеньку Разина Весной, думал Вячеслав. Подмыло реку и вынесло зарытое сокровище. Не помогло, значит, упование на нечистую силу. А ведь это случилось только вчера... - Нет, чудесно-то, как, просто умилительно! - Да, - согласился Вячеслав. - Красиво необыкновенно. Он еще несколько минут смотрел на знакомые украшения, немного растерянный от того, что мир вдруг оказался таким сложным, и только потом повернулся к Федотье Николаевне, чтобы уходить. Та прильнула к окну, кого-то высматривая. Взгляд Вячеслава лег на пейзаж, а затем, поскольку Федотья Николаевна по-прежнему не отходила от окна, переместился на портрет девушки. 'Нет!' - едва не прошептал Вячеслав. Лицо девушки, лицо Лены, Лучиэнь словно хлестнуло по глазам, вторглось в память, вызывая прошлое. - Федотья Николаевна! - позвал Вячеслав. - Да вот, кажется, Петя, едет, - сказала радостно та, углядев мужа через окно - Он расскажет Вам больше. - Федотья Николаевна! Что это за портрет? - Это? - непонимающе и без интереса спросила она. - Какая-то дальняя родственница. По материнской линии, кажется, со стороны Пети. Толи дочка двоюродного брата Петиного дяди, толи троюродная племянница сестры Петиной матушки. На портрете Лена была одета в легкое платье, с большим, прямоугольной формы декольте, и с раздутыми, собранными в складки короткими рукавами. Прическа была другой, пышной и высокой. На открытые уши спадали случайные завитки. Федотья Николаевна была уже у дверей, и Вячеслав еле оторвался от поразительной картины. Нижнедубов, встретившийся им на лестнице, согласился на все, на все расспросы, все ответы, но с одним условием - поначалу осмотреть его земли, тем более, что в такой день сам Бог велел разогнать утреннюю слабость прогулкой верхом, а саврасый конь уже под седлом. И Вячеслав послушно поехал с ним на темно желтом, с черной гривой покладистом жеребце. Но Нижедубов не давал паузы, рассказывая и показывая свои земли, а потом и соседнюю землицу, ничейную до поры до времени и пропадающую зазря, и на которую у него давно имеются виды. Впрочем, ежели найдется тот, кто вознамериться стоиться в этих краях, то лучшего для Петра Тимофеевича нельзя будет и желать. - Вы взгляните, взгляните, Святослав Вячеславович, - разглагольствовал Нижнедубов, показывая вокруг, - землица-то какая. Счастье, а не землица! Ежели тут усадьбу строить, то лучшего места и не найти. Речка рядом, бор сосновый, вон, пожалте, да и столбовая дорога недалече. Нет, искренне завидую тому, кто здесь обоснуется! - Да, - наконец вставил Вячеслав, - скажите, Петр Тимофеевич, а что за портрет у Вас в кабинете? - Портрет? Какой портрет? Ах, портрет! Так это моя дальняя родственница, Софья Потаповна. - Она сейчас где-то здесь? - с тревогой спросил Вячеслав. - Да куда ж ей деться?! Хотя, впрочем, постойте-ка! Мне что-то помнится, что они собирались на воды. Да, именно, на воды! Все семейство: и Аристрах Прокопьевич, и Наталья Ивановна, и Аристида Платонова, и вот Софья. Да что, они Вам знакомы? - Кажется, я знаком с ... - Вячеслав запнулся,- с Софьей Потаповной. - Это просто превосходно! - Скажите, а далеко ли эти воды? - Да, поди ж, ты далеко! Точно не знаю, но где-то далеко. - А от Вашего их имение далеко? - Хм. Далековато будет. Да вы к ним никак в гости собрались? - Скорее всего, да, - ответил парень. - Уж больно хочется с ней поговорить. - Ах Вы, проказник! - шутливо погрозил ему пальцем Нижедубов. - Впрочем, я готов сыграть роль просителя и имеет честь ходатайствовать перед некоей девицей за некоего молодого человека, известного мне... Вячеслав понял, куда тот клонит. - Петр Тимофеевич... - начал он, но не найдя, что сказать, сконфуженно замолчал. Нижедубов заулыбался, заулыбался и тактично перевел разговор на другое. - А вот гляньте-ка! вот, за тем леском деревня Подосинка, а там уж земли Василия Карловича Пузырева. Не отставайте! Вячеслав только кивнул головой. В седле он сидел третий раз в жизни, поэтому отчаянно старался успеть за Нижнедубовым, и при этом не упасть. Нижнедубов же, великолепно, до зависти, крутил коня, как хотел, заставлял его стоять, приседать, отступать назад, рвать вперед, что есть силы. - Что-то мой саврасый Вас не слушается, - замечал помещик изредка. - Да Вы с ним построже, это животина умная, но боязливая. Ежели всадник боится, то и конь тем более! - Да, да, - осторожно отвечал Вячеслав и судорожно хватался за поводья. Но, несмотря на затруднения, езда ему понравилась. И, слезая с седла, даже почувствовал нечто вроде сожаления, что все закончилось. После обеда, короткого, по сравнению со вчерашним, Нижнедубов отвел Вячеслава в кабинет, где развалился на диване. Слуга принес и поставил на столик графинчики с наливкой. Начался разговор про сундук, но Вячеслав уже знал о нем почти все, поэтому слушал вяло, думая о портрете, висящим над ним, и о своих делах. И во время очередной паузы, когда Нижнедубов начал сонно моргать, пытаясь заставить глаза смотреть прямо и твердо, Вячеслав спросил: - Любезный Петр Тимофеич, - слово 'любезный' как-то само вставилось без спросу, - скажите, а есть ли у вас адрес Софьи Потаповны? - Адрес? - лениво ответил тот. - да где-то должен быть... да только вот не знаю где. - И еще. Я хотел бы завтра продолжить свой путь. Вчера за обедом говорилось, что где-то есть станция железной дороги? Нижнедубов кивнул, умиротворенно и медленно. Затем с усилием проговорил: - Далече ехать, но ежели с самого утра взять, то к вечеру и успеется. Да Вы не беспокойтесь, дражайший Святослав Вячеславович, я распоряжусь, чтобы все приготовили. После, после... Он еще что-то пробормотал, а потом оплыл совсем и засопел.
Вечер был копией вчерашнего. За обедом собрались батюшка, чета Нижнедубовых в полном составе, Александр Апполинарьевич, который приехал не просто, а на своей мягчайшей бричке. При внимательном разглядывании Вячеслав не увидел в ней никаких удобств, это была четырехколесная повозка с жуткими, кожаными рессорами и рамой из жердей. Возможно, удобством считалось широкое сидение и откидываемый верх. Поменялся состав блюд, но не их количество. И говорили уже не о том, что вчера: толковали про церковные дела, про лес и лесопилки, про водяную тягу и про то, сколько в пересчете на лошадиные силы, тянет водяной. Ежели водяной крепкий, сноровистый, то он и лошадь обставит, горячился хозяин. Ему возражал Александр Апполинарьевич, поминая при этом и математику. Батюшка осторожно, в лучших традициях миротворцев, осторожно соглашался со всеми, а потом сказал, что, крест, примененный в нужном месте, несомненно, увеличит отдачу. Веское слово внесла Федотья Николаевна, которая с женской рассудительностью заметила, что лошади, как и водяные, бывают разные, и если сравнивать их чагравого жеребца, Пепилоса, то он любого обставит. Поздно вечером, Вячеслава опять проводила до комнаты девушка, та, которую он уже видел. В темноте коридора девушка задела его грудью, почти прижалась, а затем сказала: 'Ох, уж барин, от вас одно стеснение девушке!' Вячеслав хмыкнул, он не хотел отвечать на заигрывание, но, чтобы не обидеть невниманием, спросил, как ее зовут. 'И все-то у вас одно на уме!' - засмеялась девушка, стукнула свечкой об комод и, качнув бедрами, скрылась за дверью.
17.
Его разбудили с восходом солнца. Камердинер или ему подобный осторожно растолкал Вячеслава, удостоверился, что тот оторвал голову от подушки, сказал: 'Барин, пожалуйте вниз, пора уж', - и ушел. В доме все поднялись, Вячеслав увидел Нижедубова, немного сонного, но свежего и деятельного, его жену, Александра Апполинарьевича, крестьян из деревни. К бричке Нижедубовского соседа то и дело бегали дворовые девушки и клали узелки да свертки. Руководила беготней Федотья Николаевна. После короткого чая, с пирогами, булками и закусками, легкими, не мясными, вышли на двор. - Хороша, хороша бричка, - похвалил Нижедубов Александра Апполинарьевича. - Я и посидеть успел. В такой и самой столицы доехать можно - не подведет. Ну, Святослав Вячеславович, где же Вы? Вячеслав забрался в шаткое сооружение на колесах, оглядел стоявших вокруг него. - Так вы насчет соседства подумайте, дело прибыльное, ей бо! - О деле, о деле говори, - недовольно вздохнул Александр Апполинарьевич, - до станции верст пятьдесят, к вечеру доберетесь... - Так вот, - перебил того Нижедубов, - поедет с вами мой Игошка. Парень крепкий, где надобно, бричку подтолкнет. Вы не беспокойтесь, доедете как на курьерских! Да-с... Он помолчал, умиленно глядя на Вячеслава, сидящего в бричке, посмотрел на свою жену, которая стояла рядом, и добавил: - Тут моя половина в дорогу собрала снеди всякой, не побрезгуйте. - Спасибо, спасибо вам... - А если назад будете обращаться той же дорогой, то милости просим. С радостью будем ждать. Вячеслав растроганно улыбнулся и спросил о том, что никак не давало ему покоя со вчерашнего дня. - Петр Тимофеевич, если мне потребуются от Вас какие-нибудь сведения, куда мне писать? Нижедубов хитро подмигнул. - А зачем писать, сами, сами приезжайте. А мы уж тут все устроим! Он оглянулся на жену и подозрительно ухмыльнулся. 'Ну, хорошо, - подумал Вячеслав, - вначале сапоги Бабы Яги, а потом уж буду узнавать, что это за Софья Потаповна. Вдруг, это просто случайно сходство, необыкновенное, но все же случайное, и никакая это не Лена...' Ему еще хотелось что-то сказать этим милым добрым людям, не ограничиваться только бездушным 'спасибо'. Боясь сказать не так, неловкий в выражениях, он заговорил: - Милостивые государи! Уважаемая Федотья Николаевна! Я бесконечно счастлив, что мне выпало счастье пробыть у вас эти два дня. Здесь у вас так душевно, так по-родственному удобно... Нижедубов крякнул, и полез целоваться по русскому обычаю, три раза. За ним с Вячеславом облобызался Александр Апполинарьевич. Жена Нижедубова подала руку, смущенно и благосклонно улыбаясь. Последним был батюшка, который прискакал на лошадке черного цвета. Батюшка поправил рясу, проверил крест и тоже последовал примеру других. Вячеслав, который не знал этих тонкостей, вначале троекратно целовнулся с батюшкой, затем однократно - с его крестом. - Ну, трогай, с Богом! - крикнул Нижедубов. Кучер махнул кнутом, две лошади живо взяли с места, тронулся на своем конике Игошка. Деревенские замахали платками. Вячеслав обернулся и долго кивал и махал рукой приютившим его на два дня людям.
Миновав Нижедубовские угодья, въехали в лесок, затем дорога заструилась подобно реке, изгибаясь и поворачивая между полей и пригорков. Лошади медленно трусили, бричка в такт им качалась и подпрыгивала, а вместе с ней трясся и ее пассажир. Вячеслав пару раз обернулся на Игошку, но тот независимо держался чуть позади. Нет, ну до чего забиячное лицо, подумал Вячеслав. Обычно такие бывают у встречных незнакомцев, которые ночью, на пустой улице развязно просят прикурить. Еще пару дней он бы промолчал, но теперь, оглянувшись еще раз, подозвал крестьянского парня к себе. Тот подъехал. Синяк под его глазом уменьшился и потерял в цвете. - Тебя Игошкой звать? - спросил Вячеслав. - Вестимо, Игошкой. - Давно тут живешь? - А кто его знаеть, барин. Живу и живу, а годков сколько, не считал. А вы до самой Первопрестольной едете? - Да, - кивнул парень. - Ты там не бывал? - Нет, покамест. Может, с какой оказией и побываю. - Что, дорога впереди сильно плоха? - Да не то, чтобы очень, но кучер один не управится. Вода кругом стоит. - У тебя и девушка есть? Парень улыбнулся. - А то как же. Вестимо, есть. - Дворовая? - Ага, дворовая. Катька, ласточка. - Ну и как, нравится тебе здесь? Он не понял. - Ну, хорошо ли тебе тут? - повторил Вячеслав. - А как же еще может быть? - удивился тот. - Что ж энто за жизнь, ежели нехорошо? Да, подумал Вячеслав, и верно. Что это за жизнь, в которой нехорошо? За разговором прошло полдня. Затем остановились обедать. Вячеслав нашел в корзинах, которые положили ему в дорогу, жареного гуся, пироги, две бутылки легкого вина, овощи, снова пироги, но уже другие, пирожки. Количества всего хватило бы на прокорм маленького отряда в течении двух дней. Улыбаясь помещичьему гостеприимству, парень разделил припасы на две части и вторую половину отдал своим попутчикам, которые обедали не так сытно. Был еще один сверток, плоский и нетяжелый. Когда Вячеслав, жуя мясной пирог, развернул ткань, его сердце учащенно забилось, и он едва не поперхнулся: Нижедубов сам или же по сговору с женой подложил ему овальный портрет! Он сорвал материю. С холста на него смотрело нежное лицо Лучиэнь. Мысли ушли, осталась только немая благодарность, и сложное, неопределимое чувство от обладания необыкновенным подарком. Бережно, обтерев руки, он завернул дар в холстину и положил в рюкзак. А после несколько минут сидел молча, не притрагиваясь к еде.
Поближе к вечеру встретилось обещанное затруднение в виде болотца. Воды было немного, но дорога совсем терялась в комьях грязи и стоявшей стеной осоке. Лошади фыркали, боялись идти вперед. Игошка разведал, что впереди, затем вернулся, кивнул кучеру: 'Можна'. Кучер, перекрестившись, взял, как ему велели, вправо и конечно же, застрял. Не без затейности выругавшись, он спрыгнул в грязь, осмотрел бричку. - Может, слезть? - спросил с участием Вячеслав. - Да сидите, барин, - проворчал кучер. - Сидите, - сказал Игошка, - мы тут сами управимся. Дело известное! Вдвоем с кучером они обошли бричку. - Ты вот енто, тово, - сказал кучер. - Итить, куда показывал, остолопень! - Остолопень сам! - ответил Игошка. - Пошто не смотрел?! Теперича енту штуку приподнять, да чегось бы сунуть под ее. - Сам вижу. И не енту, а ту. Как же, знает он, советчик! - Ты, дядя, сам не знаешь, так не указывай. Вот под енту штуковину подсунуть бы жердь! - Ну и выйдет черт с рогами! Тут сурьезность нужна, а не штуковину сунь, штуковину вынь! Вячеслав перегнулся и посмотрел на застрявшее колесо и увязшую в земле ось. Примерился, где сухая земля и перепрыгнул на нее. - Понятно. Втроем навалимся, вытолкнем. Ну-ка, взялись! Кучер и Игошка удивленно посмотрели на чудаковатого барина, но подчинились. На счет три они протолкнули бричку на более-менее ровное место. - Вот ведь, - потрясенно сказал кучер, - стало быть, вытащили... - Игошка, что там впереди? - спросил Вячеслав, моя руки в луже. - Дале уж все гладко. - Поедешь с нами или вернешься? - Поеду, барин, - улыбнулся тот. - Больно охота на станцию глянуть.
К станции они подъехали в сумерках. За очередным пригорком дорога выпрямилась в струнку и уперлась в двухэтажное неширокое здание, стоявшее в окружении двух домов. Далеко слева выглядывали из-за леса макушки церкви. У дверей кучер лихо осадил неторопливых лошадей, и Вячеслав, уставший сидеть, спрыгнул прямо на деревянный порог. Внутри было просторное помещение, выходящее сразу на перрон. Справа от двери пустовал прилавок. У левой стены прилепился кожаный диван с прямой спинкой. Вячеслав вышел на перрон, и увидел двух крестьян с хомутом и корзинами. Тут пришла мысль о деньгах. Ведь за билет на поезд следовало заплатить. А мало того, что у него не было денег, так еще он и знал, какие деньги здесь в ходу. Мельком виденная у Нижедубова монета мало что говорила. Вячеслав вернулся в зал станции и нашел там начальника станции, в форменном сюртуке с золотыми пуговицами, штанах и сапогах до колен. Расстегнутый по случаю духоты и вечера сюртук демонстрировал белую нижнюю рубашку и подтяжки. На голове держалась сдвинутая на затылок фуражка. Лицо украшали усы и бакенбарды, такие были у какого-то из российских императоров, вспомнил Вячеслав и устыдился, что родную историю не помнит достаточно хорошо. - Добрый вечер, - поздоровался парень. - Добрый вечер, - отозвался чиновник. - Это Вы подъехали? То-то, я смотрю, кто-то нездешний. Издалека? - Из имения помещика Нижедубова, - не без гордости ответил Вячеслав. - Нижедубова... Нижедубова... не припомню такого. - Пятьдесят верст отсюда. С утра еду. - Не угодно ли чаю? - спросил чиновник. - Чуть позже, спасибо. Скажите, где я могу посмотреть расписание? - Расписание чего? - удивился начальник станции, потом, догадавшись, сказал. - Если вы про поезда, то зачем же смотреть, я и так скажу. Вам до какой станции надобно? Сказать, до Москвы, задумался Вячеслав. Может, здесь и нет никакой Москвы. А образное 'Первопрестольная' - совсем другой город. И до столицы не скажешь. Столицей в те времена был Санкт-Петербург... - До Первопрестольной, - сказал Вячеслав. - Далековато. К тому же, у нас сообщение только с Губернским городом. Но Вы можете сесть на вечерний, который вот-вот подойдет, а там уж пересядете. Выписать билет? - Да, - поспешно сказал Вячеслав. - Только вот в чем дело... Я забыл бумажник в имении. Даже и не знаю, как быть... - Ну, о чем разговор между своими! - осклабился чиновник. - Экие пустяки! С оказией пришлете. Только поспешите, поезд будет вот-вот. Прикажете первый класс? Шестьдесят пять копеек... - Да, пожалуй... Вячеслав, пока тот писал квитанцию, вышел к бричке. Кучер сидел на своем месте, Игошка возился с конем. - Ну что ж, спасибо вам, - сказал парень. - Поезд сейчас приедет. Можете возвращаться. - Да мы тут уж переночуем, - сказал Игошка, - а двинем с утра. Корзины прикажете куда? - Ах, да, - вспомнил Вячеслав, - еда! Порывшись, он отобрал себе узелок, только чтобы хватило на ужин, а остальное оставил в бричке: - Будет вам на обратную дорогу. - Благодарствуем, барин, благодарствуем! - Прощайте, может, свидимся ишшо, - сказал радушно и приязненно Игошка. - До свидания, - улыбнулся Вячеслав ему и кучеру, и поспешил в здание, потому что, где-то сзади и справа, пока еще далеко, раздался тонкий гудок.
18.
Маленький паровозик с большими колесами, отдуваясь паром, прикатил пять одинаковых вагонов, первый из которых был зеленого цвета, второй синего, третий - желтого, и два последних снова зеленого. Начальник станции возвестил прибытие боем в медный колокольчик на перроне. Вячеслав вопросительно посмотрел на него и тот протянул ему квитанцию: - Не извольте беспокоиться, милостивый государь, первый класс, прошу. Он был так любезен, что еще и указал на желтый вагон. Вячеслав вошел в вагончик с открытым тамбуром, за которым сразу начинался прямой коридор. В коридор выходили стеклянные двери купе. В купе размещались только два полужестких кожаных дивана, и багажные сетки над ними для мелких вещей. За оконцем раздался троекратный звон станционного колокола и поезд, дав длинный гудок, тряхнул вагоны, а потом медленно стал набирать ход. Застучали, ритмично и монотонно колеса на стыках. Через пять минут пришел проводник, козырнув, проверил билет и ушел дальше. Потянулся за окном поразительно нетронутый людьми и прогрессом пейзаж: поля, леса, какие-то деревеньки, в которых уже светились окна. Снова пришел проводник, повесил в купе тусклый газовый фонарь, козырнув, ушел. Поезд ехал медленно и лениво, хотя колотил своими частями из всех сил. Иногда, когда ветер менялся, приносило клубы черного дыма, пахнущего деревом и дегтем. В спокойном мельтешении Вячеслава склонило в непрочный сон. Иногда он наполовину пробуждался и ощущал, что поезд стоит, затем снова погружался в смутные видения. По настоящему заснуть так и не удалось, мешал неудобный диван, упрямо не желавший поддерживать руку как надо. Но наперекор ему Вячеслав выдержал до самого утра, причем, так, что даже не слыхал, как в купе появился еще один пассажир. Проснувшись окончательно, когда стало совсем светло, парень с удивлением обнаружил попутчика, мужчину с усами, в костюме, штаны которого были заправлены в сапоги. Под пиджаком была надета жилетка, из ее кармана свисала полукругом золотая цепочка. Рубашка была заправлена, как салат приправой, широким галстуком в полоску. Мужчина был солидный и важный. Когда Вячеслав открыл глаза, он дремал, спустив голову на грудь, и голова ритмично качалась в такт вагону. За окном начался индустриальный пейзаж. Появились штабеля леса, низкие деревянные лабазы, водокачки, пробегали и оставались позади двухэтажные дома, бревенчатые и каменные, колокольни и церквушки. Рельсы местами удваивались и разбегались перегонами. Появлялись каменные строения и редкие фабричные трубы, начали вести свой счет столбы с проводами. Затем начался городок. Милый, двухэтажный, полный зелени и широких просторных улиц белый губернский город. Белым он выглядел потому, что все каменные дома были выкрашены в белое. Проснулся попутчик. Сладко зевнул, посмотрел на Вячеслава. Глянул за окно. - Доброе утро, - сказал Вячеслав. - Благодарю. И вас с тем же. Вы, милостивый государь, так сладко почивали ночью, я, часом, не разбудил своей возней? - Ну что Вы, нисколько. По соседней колее пропыхтел встречный паровоз, и мужчина проводил его взглядом. - Модель АБ сто тридцать два, - знающе заметил он, - Компаунд, с пароперегревателем Шмидта. Этот помощнее нашей клячи будет. - Вячеслав улыбнулся. Наверное, попутчик был инженером, или просто имел какое-то касательство к железной дороге. - Вы служите здесь? - спросил Вячеслав. - Да, но сейчас временно обитаю в Верхней Сычовке. Тянем ветку до Екатеринодара. Триста верст уж прошли-с. А Вы куда направляетесь? Поезд уже замедлял ход, приближаясь к станции. - В Москву, - сказал Вячеслав. Попутчик оживился. - Тогда вам следует подождать курьерский. Он проходит здесь около полудня. Следующий - через двое суток. - Благодарю. - А в Москву по какой надобности? Вячеслав уже привык, что его расспрашивают незнакомые люди, дружелюбно и обстоятельно, и поэтому сказал без утайки: - От одной помещицы имею поручение. Отвезти в Москву сапоги и коврик. - Ор-ргинально! - засмеялся попутчик, удивляя этим смехом парня, - А позвольте-ка взглянуть на эти, столь ценные предметы, что их следует везти аж в Белокаменную? Вячеслав открыл рюкзак, вытащил и отложил портрет, затем извлек собственность Бабы-Яги. Попутчик внимательно, не без брезгливости оглядел сапоги, взглянул на коврик. Затем улыбнулся снова. - Вы, верно, обязаны ей чем-то? - Ну, вообщем-то, да, - согласился Вячеслав. - Мой совет, - сказал мужчина, - выбросьте бредни старухи из головы. Воображаю, какие советы она Вам дает, и какие порядки заводит в своем невежестве! Вячеслав с немым изумлением посмотрел на собеседника. - Это наша беда, - продолжал тот, - что вот такие маленькие самодуры, от которых мы волею судьбы зависим, помыкают нами. А всему виной наше русское непротивление, нежелание нарушать хоть худой, но мир! Вот и страдаем-с! - Вы ее знаете? - спросил Вячеслав. - Как не знать! Все мы прошли через ущемление своего достоинства, через каждодневное принуждение, я бы сказал, насилие! Мой Вам совет: порвите с ней совсем! Идите своей дорогой, торной, тяжелой, ну, да хлеб насущный не всегда бывает мягок и сладок. Вячеслав не нашел, что сказать. - А это что-с? - спросил мужчина, смотря на завернутый портрет. Когда Вячеслав развернул, тот понимающе кивнул. - Понимаю-с! Вы принуждены терпеть выходки сатрапа из-за этого невинного ангела! Поезд вошел под арочные, испрещенные большими заклепками металлические своды и остановился. - Я понимаю трудность Вашего положения, - продолжал попутчик. - Как часто нам недостает вот этого: лихости, порыва, какого-нибудь смелого неожиданного поступка. Мы вынуждены просто соответствовать роли, которая нам навязана! Вячеслав стал паковать вещи обратно. Мужчина тоже поднялся. - На вашем месте я бы не стал выполнять прихоть выжившей из ума старухи, - сказал он, - иногда нужно выбрать между тем, что мы считаем долгом и тем, что велит собственное сердце. Он кивнул на рюкзак. - Подумайте хорошенько, - напоследок сказал мужчина, и ушел. Вячеслав застегнул рюкзак, закинул его на плечо и двинул к выходу. В голове гуляли мысли - словно льдины на потревоженной ветром воде, бились друг об друга, обжигая колючими осколками. 'Вот так так... Не ехать в Москву. А куда же? На пресловутые воды? Ведь не воды это вовсе, а образ, тяжелый, смутный...' Очень быстро вспоминалась греческая Стикс, древнеримская Лета, русская черная река Калинка. Вячеслав вышел на перрон, оглядел редких людей, кондуктора в форме, стоявшего у станционного колокола, жандарма в белом до бедер сюртуке, синих штанах, портупее и с громадной саблей на левом боку. Медленно пошел к выходу из вокзала. Нет, решил он, поравнявшись с городовым, вначале позавтракаю. - Простите, - обратился Вячеслав к полицейскому, - где находится ресторан? - Прямо и налево, Ваше благородие.
Ресторан занимал целый флигель. Открывая стеклянную дверь, Вячеслав волновался. Одно дело попросить об одолжении начальника маленькой глухой станции, другое - требовать снисхождения в ресторане, бесстыдно слопав полный завтрак. Вячеслав даже замер в дверях, подумав, не слишком ли он самонадеян, но странная душевная уверенность в благополучном исходе, рожденная не четырехдневным - а почти четырехвековым опытом, заставила его пройти вперед. Да, четыре дня, проведенные в этом мире, растягивались в века, увеличивая многомерно опыт, память и место под них в душе. Вячеслав выбрал пустой стол, неподалеку от компании офицеров. Еще в ресторане завтракало два купца, колоритных, с бородами, расстегнутыми пиджаками, белоснежными салфетками, заткнутыми за воротники и демонстративными золотыми цепями, уходящими в жилетки. Офицеров было четверо, трое европейской внешности, в серо-оливковых мундирах начала двадцатого века со стоячими воротниками и ремнями, параллельно опускающимися от погон к поясному ремню. Четвертый, кавказец на вид, чернобровый, усатый, был одет в белоснежную черкесску с карманами, напатронниками на груди и разрезными рукавами. К Вячеславу не замедлил подскочить юркий официант. - Чего изволите-с, Ваше высокоблагородие? Желаете отзавтракать или для душевного времяпрепровождения? Вячеслав растаял. Мало того, что к нему никогда не обращались так, желая угодить, так еще он видел въяве то, о чем когда-то читал, или же видел в кривом неверном стекле кино. - Имеется лимонная, - запел тенором официант, держа между собой и Вячеславом полотенце на согнутой руке, - очень рекомендую-с, господа купцы жалуют-с, третью бутылку-с заказывают. Под ней хорошо-с белужья икорка на льду-с, заливная утка, соус кумберленд, есть также сыр из дичи-с, осетрина отварная, телятина холодная с хреном и огурцами-с ... Но для Вашего превосходительства имеется отдельно шабли, превосходное, держим-с только для постоянных клиентов и вельмож-с, устрицы, только привезли, так же могу предложить котлетку даньон, а к ней бутылочку поммери, на десерт - гурьевскую кашу-с... Вячеслав едва не прикрыл глаза, наслаждаясь перечислением. - Есть шампанское 'Перье' и 'Жоссет', офицеры-с берут нарасхват, отчаянные-с, двенадцать рублей бутылка-с, но букет не сравним ни с чем-с. Если для общества дамы-с, то могу предложить... - Нет, нет, - сказал Вячеслав, думая после такого вступления, что все-таки следует сказать правду про деньги. Но язык, действуя в полном согласии с официантом, словно они сроднились, уже вальяжно рассуждал о том, что завтрак должен быть сытный, но одновременно легкий, без особых затей, а впрочем, он полностью доверяет вкусу официанта. Тот, окрыленный будущими чаевыми, упорхнул на кухню. Вячеслав проводил его тоскливым взглядом. За столом офицеров голоса поднялись на тон выше, затем плавно опустились на прежний уровень. Официант в течении десяти минут нанес тарелок, как прибой наносит неожиданные дары, откупорил одну, вторую бутылку, умилившись увиденным, пожелал 'Приятного аппетита-с' и мягко дематериализовался в направлении кухни. Вячеслав осмотрел узкую массивную трехзубую вилку с гербом и вензелями и принялся за первое блюдо. Чуть позже, присмирив утренний голод, и ковырнув очередной кулинарный шедевр, парень откинулся на неудобную спинку и пустил на волю мысли. Во-первых, как сказать официанту про деньги? Во-вторых, как поступить после? Ведь Баба-яга сказала прямо и недвусмысленно: в Москве починить ее вещи. Где в Москве, каким образом, ничего не обговаривалось, просто починить. И вдруг странный совет от незнакомца. Понятно, что Ягу он не знает, и говорил, обобщая, но в этих мифологических краях, любое слово, фраза, совет может нести дополнительный, пророческий смысл... 'Эх, нужно было расспросить его поподробнее! Ну, предположим, я поменяю планы и начну искать в этом мире Лену-Софью Потаповну. Но с какой целью?' Это и являлось самым отвратительным: отсутствие видимой цели, какое-то случайное движение в темную... Внезапная мысль властно оттеснила другие и завладела вниманием: 'Портрет!' В самом деле, может на портрете есть какие-то знаки, символы?! Без стеснения, чувствуя себя почти дома, он притянул лежавший на соседнем стуле рюкзак, открыл молнию и вытащил тонкий сверток. Развернув, стал внимательно рассматривать: вначале с тыла, затем само изображение. Нет, ничего странного, намекающего не было и в помине, всего лишь, рядовое изображение красивой дворянской девушки, выхваченной вниманием и кистью художника из бархатной портьерной полутьмы. Может, подумалось Вячеславу, они как-то связаны, Софья тут, Лена - там? Он не успел продумать эту мысль. - Милостивый государь, потрудитесь объясниться! - вдруг раздался над ним строгий голос.
19.
Рядом с ним стоял офицер, подтянутый, щеголеватый и недружелюбный. - Простите? - спросил Вячеслав, не понимая. - Я требую объяснений, - твердо произнес офицер, смотря на картину в руках Вячеслава, - откуда у Вас портрет мой невесты?! - Невесты?? - Разумеется! И я хочу знать, во-первых, где вы его заполучили, а, во-вторых, отчего разглядываете с такой бесцеремонностью?! На них посматривали товарищи офицера, а усатый даже порывался подняться, но его останавливали. - Невеста... - еще раз повторил Вячеслав. - Софья Потаповна? - Отчего Потаповна?! Софья Владимировна! - Софья Владимировна, - механически повторил Вячеслав. Он показался себе заводным устройством, в котором испортилась пружина, и оно застряло на одной звуке. Что за ерунда?! - Потрудитесь объяснить, милостивый государь! - снова сказал офицер, но более настойчиво. Вячеслав встрепенулся, избавляясь от застрявшего в уме нелепого образа. - Присаживайтесь, - сказал он.- Попробуем разобраться. - Извольте! Офицер сел за стол напротив Вячеслава, заложив ногу за ногу, стал смотреть требовательно и непримиримо. На его погонах было три звездочки. Безукоризненно гладкий мундир сидел как влитой. Что там обычно бывало, подумал Вячеслав, в таких случаях. Дуэль? Вопросы чести у офицерства были самыми щепетильными и невозможно строгими. Дуэль... немыслимо... невозможно! Он вспомнил, как стрелял из пистолета на сборах. Обычный армейский Макаров, три патрона в обойме. Неудобная, не сроднившаяся форма, далекая зеленая мишень. - Почему Вы называете ее Софьей Владимировной? - спросил Вячеслав. - Эта девушка известна мне под именем Софьи Потаповны. Офицер с недоумением поднял брови. - Этот портрет я получил от помещика Нижедубова, в его имении. Я заинтересовался... 'Зря об этом говорю!' - подумалось парню мимоходом. - ... поскольку, она напомнила мне одну знакомую, которую зовут и вовсе по-другому, Лен... Еленой. Петр Тимофеевич Нижедубов рассказал, что на портрете изображена его дальняя родственница... - Вот как?! - сказал удивленно офицер. - ... которая в данный момент находится где-то на водах. Он протянул картину офицеру и тот с готовностью принял ее. - Помещик Нижедубов был так любезен, что подарил мне этот портрет, точнее, просто подложил в багаж, не предупредив. Последние слова прозвучали так, словно бы он оправдывался, и Вячеслав добавил: - Наверное, угадал мое желание иметь этот портрет... Офицер с любопытством глянул на Вячеслава, а затем вновь склонил голову над изображением Лены. К их столику подошли усатый в черкесске и еще один военный, с четырьмя звездочками на погонах. - Сколько можно тянуть, господын порущик? - с акцентом спросил усатый, а его товарищ добавил: - Николай Александрович, не нужна ли наша помощь? Собеседник Вячеслава встал, непринужденно, почти рефлексивно. Это движение не казалось натужным, подчиненным, нет, оно было таким естественным, как взмах крыла у какого-нибудь лебедя. В нем не было нарочитого чинопочитания, скорее - сознательное ущемление своих прав ради общего дела. Так или нет, но Вячеслава настолько тронуло это простое движение, внутри отозвалась какая-то, хоть и короткая, но военная струнка, что парень сам поднялся вслед за офицером и даже чуть приосанился. Офицеры испытующе посмотрели на Вячеслава. - Господа, - сказал поручик Николай Александрович и перетянул на себя внимание, - сходство несомненное, однако, прелюбопытнейшее совпадение, это некая Софья Потаповна. - Какая Софыя Потаповна? - спросил усатый. - А фамылия? - Да-с, Николай Александрович, Вы спросили фамилию девицы? - спросил второй офицер. - В самом деле, благодарю вас. Назовите ее фамилию! - Странно, но фамилию я спросить позабыл, - ответил Вячеслав, - но, раз он говорил, родственница, то, возможно, Нижедубова... - Какая Ныжедубова? - усатый переминался с ноги на ногу. - Господа, не походит ли на это, что нам просто морочат голову? - Подождите, господин штаб-ротмистр, не горячитесь, - сказал спокойно второй офицер. Он снова посмотрел на стоящего Вячеслава. - Простите, Вы служили? - Да, - почти с гордостью ответил Вячеслав и добавил 'с'. Получилось 'да-с'. - В каком звании? 'У меня звание лейтенанта запаса', - едва не ляпнул Вячеслав. Он с трудом вспомнил, что две звездочки на погонах с одним просветом означали в царской армии подпоручика. Откуда вспомнил, и сам не понял. Из фильмов? Книг? Или это всплыла историческая, родовая память? - Подпоручик. - Господа, - собеседник вроде как чуть отпустил свою выправку, размягчился. - Мы чуть не оскорбили нашего товарища, собираясь подумать, что он может солгать. Прошу принести извинение! Простите, как Вас зовут? - Вячеслав Александрович... Вячеслав Александрович Радушев. - Вячеслав Александрович, - первым подал пример офицер, - просим принять наши извинения. - Ну что вы, господа, - поспешил сказать Вячеслав. - Я прекрасно Вас понимаю, Николай Александрович увидел портрет... - Вячеслав Алэксандровыч, - сказал через силу усатый штаб-ротмистр и потянул руку, - простите, сорвалось с языка. Вячеславу самому стало неловко, что усатый так мучается. - Присаживайтесь, господа! - предложил он. - Нет, нет, - сказал старший, - позвольте уж нам загладить это досадное недоразумение, просим к нам за стол! А заодно Вы расскажете, что это за девушка. Без стеснений, прошу! Принятый в их круг, Вячеслав и не собирался отказываться, наоборот, с тайной радостью присоединился к офицерской компании. В минуту были названы все фамилии, чины, и выпит первый бокал - за офицеров, которые в отличии от штафирок, всегда узнают друг друга по тому неуловимому качеству, которое сохраняется даже и в отставке. - Верите ли, - сказал радушно Николай Александрович, - а ведь я, Вячеслав Александрович, едва ли не вызвал вас на дуэль. Вообразите: сидит какой-то штатский и разглядывает мою невесту. Конфуз! - Да, - довольно согласился Вячеслав, - здесь возможен только один выход, дуэль! В компании офицеров ему казалось, что и он поступил бы так, поступил, ни мгновения не раздумывая. - А я уж подумывал про секундантов! - весело сказал тот самый офицер с четырьмя звездочками, штабс-капитан. - Обратите внимания, господа, - сказал четвертый, тоже поручик, как и первый, - какое совпадение: Вячеслав Александрович - Николай Александрович. За это непременно стоит выпить! - Непременно! - сказал штабс-капитан. - Но нам, Вячеслав Александрович, не терпится услышать, что это за история с портретом! - Да! - живо подтвердил штаб-ротмистр. - Вячеслав Алэксандровыч, расскажите. Даем слово, что все останэтся здэс, между нами! - Разумеется, я не могу не рассказать, господа, - сказал Вячеслав, чувствуя прямо-таки удовольствие от этого разговора. Он начал с поручения Бабы-Яги, назвав ее для лучшего понимания помещицей Ягайей, подробно рассказал про Нижедубова, про то, как увидел портрет давней знакомой, и это его потрясло. Рассказал про странный совет все бросить и отправиться искать Лену-Софью на загадочных водах. Офицеры со вниманием слушали. Когда Вячеслав закончил, штаб-ротмистр схватился за бокал. - А что решать! Дэло известное - на коня, и на поиски Софьи Потаповны! - Погодите, погодите, князь, - отмахнулся штабс-капитан, - Не все так просто! Здесь не кавалерийская атака нужна, а сдается, мне, обходной маневр. Вячеслав Александрович получил приказ, и не выполнить его не может. С другой стороны, этот портрет... Вячеслав обратился к поручику, который первым подошел к нему. - Николай Александрович, а Вы не могли бы рассказать о своей невесте? Где она живет, и в самом ли деле так похожа? - В столице, - с готовностью ответил тот, - мы знакомы уже пять лет. Похоже - не то слово, просто одно лицо! Но фамилия Софьи Владимировны - Несмелова... - Это очень любопытно. А скажите, воды... далеко ли они отсюда? - За граныцей, - ответил за него ротмистр. - Ехать три дня, двэ ночи. Поездом, не конем. - А кто-нибудь из Вас бывал там? - Я бывал, - ответил за всех ротмистр. - Тоскливое мэсто, общество никудышнээ, тоска! 'Странно, - подумал Вячеслав, - минимум информации, но зато как образно, почти мифологически!' Дальнейший разговор на эту тему перебил штабс-капитан. - Господа, не забываем о том, что неприятель еще сопротивляется, - сказал, он, имея ввиду не опустошенные бутылки с шампанским. Офицеры выпили по бокалу, Вячеслав тоже махнул, но целый бокал не осилил, только половину. - Значит, Вы сейчас в Москву? - спросил штабс-капитан. - Разумно. Правда, я решительно не понимаю, для чего генеральша городила этот вздор с сапогами... а позвольте-ка на них взглянуть? Вячеслав кивнул, сходил за рюкзаком, принес его, и затем вытащил на свет таинственные сапоги. Они были совсем растоптанные, стертые, с отворотами, кожа растянулась, потеряла прежний вид и размер. Штабс-капитан внимательно осмотрел сапоги, залез рукой внутрь. 'А там, - вязко и неприятно, полупьяненько подумалось Вячеславу, - письмо - я ведь не посмотрел в свое время, - или, хуже того, секретные сведения. И - готово дело!' Штабс-капитан простучал костяшками пальцев подошву и каблуки. - Думаете, - Вячеслав икнул, - подметные письма? - Честно говоря, мыслишка была, - не стал отпираться тот. - Все возможно. Впрочем, нет ничего. Старье преобыкновеннийшее. - Я думаю, что это - волшебные сапоги-скороходы, - икнув еще раз, сказал Вячеслав. - Но решительно не понимаю, зачем ей отправлять меня с ними в Москву? С какой это радости? - А не навэдатся ли нам к этой мылой дамэ? - сказал ротмистр. - Господа, ведь дело! - Ротмистр, ротмистр, - приструнил его штабс-капитан, - умерьте пыл. На носу учения, а там и на зимние квартиры возвращаться. - А повэсэлились бы славно, - заметил ротмистр. - Господа, господа, - сказал четвертый офицер, тоже поручик. - Может быть генеральша просто под этим предлогом попыталась сплавить Вячеслава Александровича, а? А сама в это время... - он замолк, потому что не смог придумать, что в отсутствии Вячеслава могла натворить генеральша Яга. - Но меня до сих пор удивляет поразительное сходство, - заметил Николай Александрович, - прямо таки необъяснимая, таинственная загадка природы! Мне думается расспросить Софью, нет ли у нее в родственниках сестры с тем же именем. - Господа, мнэ кажется, - вступил ротмистр, - что все это связано: сапогы и Софыя Потаповна. Вэсь вопрос, куда отправиться поначалу! - Вполне возможно, князь, - ответили ему, - что они и вправду связаны каким-то нечеловеческим образом! Затем мнения разделились. Второй поручик предложил вернуться к генеральше и потребовать объяснений. 'Револьвер к виску, и все дела!' - даже сказал он, - 'Нет, ну что вы, господа, исключительно ради выяснения истины, можно даже извлечь патроны из барабана!' Ротмистр горячо настаивал на немедленных поисках Софьи Потаповны. Первый поручик вслух рассуждал о своей невесте и о том, что, возможно, разговор с ней прольет какие-то сведения. Подытожил всех штабс-капитан. - Итак, господа офицеры, диспозиция такова: Вам, подпоручик Радушев, следует совместить два этих дела. Не забывать про сапоги, имея ввиду, что они обозначают вовсе другое, чем просто вздорный приказ, но главные силы положить на поиски Софьи Потаповны. - Совершенно верно! - сказал второй поручик. Штабс-капитан извлек из нагрудного кармана часы, откинув крышку, взглянул на циферблат: - Господа, время! - Вячеслав Александрович! - неуверенно сказал Николай Александрович сразу за словами командира. - Простите, ради Бога, у меня к Вам деликатная просьба ... Едва начавшееся движение - все намеревались встать, - остановилось. - Да? - Вот этот протрет Софьи Владимировны... простите, Потаповны... продайте его! - Продать? - изумился Вячеслав. - Нет, нет, разумеется, не продать, простите, что оскорбил Вас упоминанием про деньги, обменяйте! - Обменять? - Да! Поручик чуть оттянул рукав мундира, и Вячеслав увидел, что его запястье обвивает золотой браслет - две переплетенные змейки. - Не может быть! - вырвалось у парня. - Если он пришелся Вам по душе, давайте меняться! - обрадовался Николай Александрович. - Откуда он у вас? - взволнованно спросил Вячеслав. - Это фамильная драгоценность, которая в нашем роду находится, уж не помню сколько веков. По преданию, ее похитили разбойники, затем каким-то чудом она вновь вернулась в семью... Итак, вы согласны? Поручик снял с руки, передал браслет Вячеславу, и тот вновь почувствовал знакомую тяжесть украшения. Это казалось невозможным. Клад, затем Нижедубовский рассказ про находку, теперь вот объяснение поручика. Значит, фамильная драгоценность... События странно, неспроста закручивались, свивались. Отдавать портрет до неприятности не хотелось, но после того, как Вячеслав увидел браслет... - Да, - сказал парень, - если вы сочтете, что это равноценная мена, то я согласен. - Конечно, любезный Николай Александрович! Конечно, сочту! Почту за великую честь! Поручик вскочил и протянул руку для пожатия. - Вячеслав Александрович, я теперь ваш должник! - Ну что Вы... - Нет, нет, не спорьте! Если Вам понадобиться моя помощь, полностью располагайте мною! - Спасибо, - сказал немного растроганный Вячеслав. Он еще не до конца был готов воспринять такое открытое проявление чувств, свободное, искреннее. Но эти свободные люди, не боящиеся выражать то, что чувствуют, были бесконечно приятны и близки ему. Вячеслав передал портрет и получил в руку затейливое украшение. - Сделку непременно нужно отметить шампанским! - сказал штабс-капитан. - Господа, но только без излишества, по бокалу, и все! Бокалы опустошили, перед этим со звоном соединив их, и стали собираться. Штабс-капитан извлек из недр мундира деньги, широкие красочные ассигнации с лицом императрицы, подсчитал. - Нэт, нэт! - вступился князь. - Я угощаю, нэ спорте, господа. Вячеслав Александрович, нэ утруждайте сэбя, я заплачу! - Господа, мне неловко... - начал Вячеслав. - Господин, подпоручик! - с деланной строгостью сказал штабс-капитан. - Старшие по званию приняли решение, потрудитесь не обсуждать его. - Слушаюсь! Князь щелчком подозвал официанта, облагодетельствовал его, и вся компания покинула ресторан. В вестибюле вокзала они распрощались, офицеры последовали к выходу, а Вячеслав, посмотрев, как они аристократически уходят, подтянутые, уверенные в себе, отправился искать железнодорожные кассы.
20.
- Прошу прощения, милостивый государь! - сказал клерк с той стороны полукруглого окошка. Вячеслав видел только прилизанный побор, деливший волосы на две части, и кругловатое лицо, на котором бросались в глаза тонкие гладенькие усики. - Никак нельзя-с. Правила-с! Я бы с радостью помочь Вам-с, но, к сожалению, устав ограничивает меня в действиях. Взять билет без денег второй раз не получилось. 'Вот незадача', - расстроился Вячеслав. Он вспомнил офицеров, но подумал, что просить у них денег не стал бы никогда, как не попросили бы они на его месте. Но что же делать сейчас? - А когда курьерский на Москву? - Через три часа-с. Может, отправиться в Москву как ранее, пешком, надеясь на случайных попутчиков? Но такой путь казался неправильным и нереальным. Что-то подсказывало, что и в этом случае деньги понадобятся. Следовательно, их каким-то образом нужно получить, заработать. - А сколько стоит билет до Москвы? - Первый класс - четырнадцать рублей-с, второй - одиннадцать-с. - Я бы одолжил бы Вам-с, - сказал клерк после паузы. - Но в настоящее время я ограничен в средствах, еле на третий класс наскребу. Вячеслав подумал, что его устроил и третий класс, но чистый, высокородный взгляд билетера отбил охоту соглашаться на такой вариант. Может ли благородный господин, с образованием-с, так принижать себя, принимая то, что его недостойно? Вячеслав еще раз посмотрел на билетера. 'Щепетильность, - догадался он. - А ведь он прав. И это не надменность высших классов, а некое состояние души. Нужно ценить себя прежде всего изнутри. Так воспитывается независимый свободный дух, порядочность... в конце концов, это вопросы чести, не уронить себя в своих же глазах'. Вячеслав коротко кивнул в знак благодарности и пошел прочь. Выйдя из здания вокзала, он посмотрел по сторонам. Пустынная улица с мощеной булыжником мостовой простиралась вправо и влево. Слева дремали на своих пролетках двое извозчиков. Справа важно выстаивал часы городовой в белоснежном мундире, в фуражке и с саблей. Больше людей не наблюдалось. Ни офицеров, никого. Неподалеку стояла высокая тумба, обклеенная афишами и объявлениями. Вячеслав сделал несколько нерешительных шагов к ней. Тихий губернский город, ну и чем здесь можно заняться, чтобы найти деньги на билет?! Вячеслав подумал, что, в сущности, путешествие, в которое его ввергла Баба-Яга, не такое уж и беззаботное. Здесь не было опасностей, но возникали маленькие и большие осложнения. И то, что ему до сих пор удавалось легко их преодолевать, ни о чем не говорит. Точнее, говорит о том, что он как-то, душевный складом, покладистым характером или же воспитанием, попадал в нужное решение, словно бы бороздки его души совпадали с выемками здешнего мира, и тот в ответ радушно открывался, отзывался. Вот, например, как сейчас с офицерами. И дело ведь не в том, что он имел звание и на пару месяцев зацепил сложную реальность Российской армии. Он, его душа откликнулась, легко вошла в мир отношений, где ценится слово, честь, благородство. Его сочли своим. И результат - он получил браслет, который третий раз уже своим появлением что-то намекает ему. Но, вот что?! Вячеслав хотел еще раз посмотреть на переплетенных змей, но опуская глаза, зацепил взглядом одну афишу: 'Вниманiю господъ и дам! Ломбардъ. Высочайшiе цены под смехотворный процент, работаемъ в убъток себе'. Нет, поднялся протест внутри. Он не сделает этого! Чтобы вот так продать, отдать только полученный артефакт! Не узнав его смысла и назначения! 'Переулок Купеческий, около вокзала'. Нет, ни за что! Вячеслав обернулся к городовому. - Простите... - Чего изволите? - Вы не подскажете, где находится Купеческий переулок? - Отсюдава вторая улица налево. 'До отхода поезда еще три часа, нужно пройтись, посмотреть. Не обязательно ведь продавать браслет, я просто посмотрю...' - думал парень, шагая по улице и высматривая нужный поворот. Совсем недалеко от вокзала над входом в двухэтажный белый дом с небольшими окнами была распластана широкая деревянная панель, на белом цвете которой черными буквами, с двойными линиями и тенями было в два ряда начертано 'Ломбардъ. Г-н Окрошечниковъ и Ко'. Вячеслав толкнул массивную дверь, в ответ отозвался внутри мелодичный колокольчик, и вошел. За прилавком сидел приказчик. В глаза сразу бросались его жилетка, рубашка в красно-синюю полоску и массивная цепочка, полукругом обрамляющая низ жилетки. За приказчиком на полках трех шкафов стояли золотые или золоченые чаши, кубки, шкатулки. Один угол занимал свернутый и заметно старый ковер, другой - часы с маятником, высокие, в виде английского Тауэра. Часы громко и простудно отмеряли секунды. На прилавке лежала толстенная книга с обтрепанной обложкой. Приказчик вытянулся на звук колокольчика: - Что угодно-с? Желаете заложить что-нибудь или выкупить-с? - М-м-м, - неопределенно ответил парень, - собственно, я зашел посмотреть. Видите ли, милейший... Последнее слово встряло само, проскользнуло, незамеченное сознанием. - ... у меня есть один браслет, и я в некотором затруднении... - Не беспокойтесь, дело известное-с. Не угодно ли показать браслетик-с? Вячеслав замялся. - У нас предприятие солидное-с, имеем дело с их сиятельствами, а ежели Вы насчет того, что супруга дознают-с, то не извольте беспокоиться, тайну держим-с! Останетесь довольны-с! Вячеслав нерешительно достал из внутреннего кармана куртки украшение и протянул приказчику. Тот внимательно рассмотрел змеек, взвесил в руках. - Вещица солидная-с! Понимаю-с, с такой жалко расстаться. Приказчик посмотрел еще раз на браслет, затем оглядел Вячеслава и сказал: - Признаться, я сам в затруднении-с. Браслетец, безусловно, дорогой-с, и нам было бы выгодно дать за него цену поболе, чтобы получить больший процент. Однако, высокая цена отодвинет естественнейшим образом время выкупа. В ваших же интересах получить за него поменьше-с. - Вполне разумно, - согласился Вячеслав. - Сколько Вы можете предложить? - Сто пятнадцать рублей. 'Билет - четырнадцать рублей, бутылка шампанского - двенадцать, - пронеслось в голове у Вячеслава. - Сто рублей - огромнейшие деньги. Хватит на все!' - Да, согласен. - Из расчета-с восемь процентов на три месяца-с. - Да, да. Приказчик развернул толстую книгу, достал чернильную ручку и чернила и вывел, Вячеслав видел, каллиграфическими буквами новую запись. - Вячеслав Александрович Радушев, - подсказал парень. - Вячеслав Александрович Радушев, - повторил, усердно выводя буквы, приказчик. - Из дворян-с? Из дворян? Хотелось чувствовать себя потомственным дворянином, но насколько было известно парню, прадеды его были сплошь крестьянами. - Нет. - Из разночинцев-с, - прокомментировал записанное приказчик. - Браслет ручной работы-с, в образе двух совокупившихся змей, каковые головами производят соединение в языках-с... Золотой-с... Выдано Вячеславу Александровичу Радушеву на руки сто пятнадцать рублей, каковые оне получили, в чем имеется собственноручно сделанная подпись... Прошу расписаться. Вот здесь. Ну вот, подумал Вячеслав, зачем я это сделал?! Ведь это не просто браслет был, а знак, возможно, специально предназначенный мне... а я вот так, на деньги его! Чуть поднималась обида - и на совпадения, и на самого себя. Приказчик отсчитал неторопливо и любовно четыре ассигнации по двадцать пять рублей, такие Вячеслав уже видел в ресторане, затем три бумажки по пять рублей. Вручил не без удовольствия Вячеславу. - Спасибо, - сказал парень. - Ждем-с Вас опять, - сказал приказчик. - Знатная вещица, жаль будет, если пропадет-с. - Да, - ответил Вячеслав.
На вокзале, куда он направился сразу после ломбарда, Вячеслав купил билет на поезд до Москвы. - Нашли-с деньги? - радушно спросил билетер.- К счастью-с. Только что пришло известие-с по телеграфу: размыло мост через Ольгу под Славодаром, железнодорожное сообщение нарушено. Так что успели вовремя-с, неизвестно, когда будет следующий на Москву. Вячеслав, огорченный потерей портрета, потом ожерелья, выслушал сообщение безрадостно. Получив билет, он снова вышел на площадь перед вокзалом. Оставшийся сто один рубль казался чужой, недостойной заменой таинственных предметов, которыми он владел еще утром. Да, ассигнации предвещали уверенное будущее, но с портретом было правильнее и чудеснее, не говоря уж о браслете. 'Решено, - подумал Вячеслав, - едва закончу с сапогами и ковром, попробую как-то заработать денег, чтобы вернуться сюда. Выкуплю браслет - и на поиски Софьи...' Хотелось знать, что это за девушка и как связана с Леной. Может быть, реальность этой вселенной проступает, проявляется в той, нашей, и девушка просто переходит из одну в другую, живет то там, то здесь? Вспомнилась Москва, та, прошлая, билет в Америку, институт, и Вячеславу стало смешно. Ведь можно прожить всю жизнь, не зная о загадочном мире, или мирах, что лежат рядом, не зная о настоящих чувствах и отношениях между людьми, не видя этой душевности и этой умиротворяющей красоты: природы, множества времен, множества способов реализации себя...
- Ради Бога, простите, что нарушаю Ваши раздумья! - вдруг сказали рядом, и Вячеслав оторвался от занимавших ум мыслей. Возле него стоял человек в солидном костюме, с полукруглым котелком на голове, плотный, явно не дурак покушать, и растерянно говорил. - Я понимаю... мне самому до жути неудобно, эдакий конфуз, но вот вижу единственное интеллигентное лицо и, дай, думаю, подойду, все-таки, русские люди, войдет в положение... - Простите, милостивый государь? - спросил Вячеслав, не соображая, что тому нужно. - Чужой город, растяпа, и ведь, самое чудовищное, что даже денег нет на телеграф! Да-с, милостивый государь, Вы видите олицетворение ротозяйства, так сказать, порок в его гнуснейшем воплощении... Похоже, он собирался еще долго говорить метафорически, но Вячеслав, догадавшись, спросил того прямо: - Погодите, Вы хотите сказать, что нуждаетесь в деньгах? - Именно! Именно! И если не найду, то разорен, расстрелян! Прощай тогда Селедкин Семен Аристархович, прощай навек! Человек приложил в мольбе руки к груди. - Вообразите, широта русской души, купеческий размах, шампанское не считали-с, затем поехали кататься на тройках... утром-с - пустой кошелек-с. Все дочиста-с... Позор! А я без пяти минут управляющий филиалом, и вдруг такая фривольность... конец, конец всему! Вы не представляете, вот где, вот где трагедия, вот где настоящая драма! Почти во вкусе Достоевского... нет, Некрасова! Хотя, позвольте, Некрасов, будто бы о крестьянах писал... хе-хе-с... Затем странный человек вновь заломил руки. - Не терзайтесь, - Вячеслав положил руку тому на плечо. - Сколько Вам нужно? - Не может быть! - прошептал человек. - Вот он, спаситель! Вот он, животворящий глоток для умирающего от жажды... Спохватившись, он поправился: - Нет, нет, ни капли больше! Исключительно сельтерская да кофе по утрам. Со сливками! Исключительно здоровый образ жизни! Благодетель!!! Вы окрылили меня, вы вновь вдохнули в меня жизнь, надежду, будущее... Человек попытался стать на колени. - Ну что вы, голубчик, зачем же так, - сказал смущенно Вячеслав. - Это, можно сказать, долг каждого человека... - Ангел хранитель! Воскреситель! Руки, ноги целовать буду! - Ну что вы... сколько Вам нужно? - Сто рублей-с! - Как? - ошалел Вячеслав. - Да-с, - виновато потупился тот. - Сегодня вечером прием-с, сами понимаете, фрак, расходы-с... и то, это только на первое время, я тут же отобью телеграмму в банк, чтобы перевели деньги! Спаситель! Самое любопытное, подумалось Вячеславу, что в такие секунды все мысли как нарочно прячутся, хотя в другое время лезут, мешая друг другу. Да, мысли отсутствовали, а вместо них заполняло ум два желание: давать деньги или нет. За вторым стояла обыкновенная житейская расчетливость, подкрепленная опытом. Первое чувство подпирало новое понимание, рожденное этим миром. Как толчок гирь, положенных на весы, заставляет долго колебаться всю систему, так и эти внезапно объявившиеся чувства все никак не могли окончательно уравновесить душу, перевешивало то одно, то другое. - Да-с, понимаю, что гибну, а поделать ничего не могу, эдакий вдруг форс возник, что только держись! А вы говорите! Нет, брат, природа русской души удивительна, и вот вам результат падения нравов: страдаю-с, как последний мерзавец! Вячеслав невольно улыбнулся. - Послушайте, а у Вас больше не появится прежнее желание? - спросил он. - Как можно-с! Вот Вам истинный крест, даже смотреть в ту сторону не могу! - Вот, возьмите, сто рублей... Человек прослезился, сделал попытку упасть на колени, но сдержался и полез троекратно целоваться, причитая 'Благодетель, отец родной, ноги целовать буду'. Вячеслав, слабо сопротивляясь, позволил тому довершить обряд до конца. Человек бережно перекрестил деньги, сунул их в костюм. Затем сладко глянул на Вячеслава и быстро ушел. Когда тот удалился совсем далеко, Вячеслав, по-прежнему стоящий на том же месте, подумал, что человек не назвал себя. Осталось только произнесенное в запале имя ' Селедкин Семен Аристархович'. И то неясно, принадлежало ли оно страдальцу, или же им обладал совершенно другой человек. А еще тихонько делала свое подлое дело мыслишка, что его бессовестно надули, обвели вокруг пальца! Чтобы мыслишка совсем не завладела им совсем, Вячеслав поспешил вернуться на вокзал и оставшееся время до поезда прождал на перроне, прохаживаясь по нему туда-сюда.
21.
Поезд дал длинный гудок, разнесший по вагонам запах дыма, гари, дегтя и, замедляя ход, въехал на вокзал. Слышалась музыка - какой-то марш, боевой и задорный, а на перроне толпился встречающий люд: все как на подбор богатыри-носильщики в фартуках до колен, молодые люди в белых штанах и белых рубахах, девушки в юбках разных цветов, блузах и почему-то красных косынках, и остальные, одетые, кто как. В вагоне началось движение, оживленно потянулись к выходу какие-то люди в мундирах без погон, один в длинном жеваном кожаном пальто, мужчины в штанах и косоворотках, с портфелями, все незнакомые. Возможно, они сели ночью, когда я спал, подумал Вячеслав, медленно двигаясь в общей толпе к выходу. Он приехал в Белокаменную, загадочный город Москву, столицу этой вселенной, странно похожую на Москву реальную. Курьерский, поедая пространство, соря искрами и дымом, без приключений довез его в конечную точку поисков. На перроне возле дверей было сгущение встречавших. Едва парень сошел со ступенек, возле него объявилась девушка в красной косынке. - Здравствуйте, товарищ! Вы из делегации кооперированных крестьянских коммун? - Я? - удивился Вячеслав. - Тогда не задерживайте, проходите, товарищ! Девушка тут же забыла о нем, а Вячеслав в толпе людей зашагал к зданию вокзала. Сам вокзал пока не определялся, кроме того, часть фасада закрывал большой кумачовый плакат: 'Даешь здоровый быт в освобожденной семье!' Сновали носильщики, покрикивая 'Поберегись!' и волоча деревянные прямоугольные чемоданы и тканевые узлы. Один такой носильщик совсем перегородил дорогу, примериваясь к лежащему на перроне грузу. - Товарищ! - сказала тут же какая-то девушка. - Вы мешаете пройти! - Ишь, пройти мешаю, егоза нетерпеливая, - задумчиво сказал тот, пробуя на вес очередной тюк. Девушка посмотрела на Вячеслава, нашла в нем соратника, и сказала: - Ничего, товарищ, скоро носильщики отомрут как класс. Мы построим светлые большие вокзалы с автоматическими транспортерами! Будет удобно и быстро. Пока Вячеслав думал, что ответить, девушка обогнала его и скрылась в потоке людей. Следуя по течению, Вячеслав вышел на улицу. Похоже было на площадь Трех вокзалов со стороны Казанского, но выглядела она непривычно, чуждо. Даже если считать, что такой она была восемьдесят лет назад, без подземных переходов, метро и современных зданий со сплошь стеклянными стенами, все равно оставалась странность. Громады вокзалов смотрелись как-то иначе, но как, Вячеслав не мог определить. По площади ездили трамваи, пролетки и экипажи, запряженные лошадьми, редкие автомобили на колесах со спицами. Множество людей шло в разных направлениях, совсем как в знакомой ему Москве. 'Ну вот, - подумал Вячеслав, - я на месте. Что делать теперь?' Желудок требовал, чтобы, прежде всего он позавтракал. От вчерашнего рубля осталось девяносто копеек: вечером на какой-то станции он купил дюжину пирожков на десять копеек. Через пятнадцать минут поисков нашлось заведение с вывеской 'Кухня-столовая общ. пит. им. Солидарности Всех Трудящихся', с высокими, для стояния столиками. Большой плакат над раздачей возвещал, что современная еда, в отличии от буржуазной - источник витаминов и калорий, а не обжорства и лишнего веса. В полном соответствии с плакатом предлагались сосиски, макароны, кефир и чай. Полный комплект без чая уменьшил капитал Вячеслава еще на двадцать пять копеек. Через пять минут Вячеслав вновь вышел на улицу. Он чувствовал себя уверенно и бодро. Мимо проходил мужчина в парусиновых штанах, косоворотке с короткими рукавами и пухлым кожаным портфелем в руках. - Простите, - обратился Вячеслав к нему, - Вы не могли бы мне помочь? - Да? - остановился тот. - Слушаю Вас, товарищ. Вячеслав скинул с плеча рюкзак и достал сапоги. - Мне нужно их починить. Где можно это сделать? Тот с любопытством взял сапоги в руки, осмотрел с интересом. - 'Топтыгин', хотя нет, как будто 'Скороход'... Вам товарищ, нужно обратиться в СбытПродОбНаз, думаю, они должны этим заниматься. Рядом застрял еще человек, в такой же одежде, но с другим портфелем. - А мне кажется, - вставил новичок, - что товарищу нужно обратиться в ГлавОбувь. Нельзя оставлять такие случаи без внимания! Каждый случай брака - это удар по доверию граждан и народному хозяйству Республики в целом! Я советую это так не оставлять! Народу прибывало. - Товарищ, а где Вы их покупали? - спросил кто-то. - Может вернуть через магазин? - Это не мои, - сказал Вячеслав. - Меня попросили их починить в Москве. - Так значит, Вы из провинции? - сказал кто-то из толпы? - Товарищ, расскажите, чем дышит провинция, каково настроение на местах? - На местах? - Вячеславу потребовалось пару секунд, чтобы сообразить, как отвечать, войти в ритм жизни, которая бурлила рядом. - Настроение боевое, товарищи! - Вот это по-нашему! - сказал кто-то. - Товарищи, - сказала проходящая дамочка с корзиной. - Вы загораживаете улицу! Переместите митинг чуть вбок! - Товарищ, тут человек из провинции приехал, рассказывает про политический вопрос в деревне, а вы со своим луком! - ответили ей. - Извините, - сказала виновато дамочка, - нужно было предупреждать. Мужчина, пропустите даму вперед, через Вас ничего не слышно! Пробуравив толпу, к Вячеславу проникли двое мальчишек в белых рубашках, шортах до колен и красных галстуках. Один из них, увидев, что Вячеслав заметил его, поднял руку в салюте. - Говорите, говорите, - попросили парня. Это было слишком неожиданно и непредсказуемо. О чем говорить?! Что сказать? Что сказать ему, человеку двадцать первого века этим людям, невинным, простодушным, верящим в идеалы, живущим в светлом мире воплотившихся чаяний?! Что отражение исказилось, преобразилось, и наш мир, честолюбивый, жадный, потакающий своим слабостям, на дороге к светлому будущему, упав в грязь, так и разлегся там... Что нет никакого светлого грядущего для всех, а есть персональное маленькое будущее, которое каждый строит сам для себя - множество непрочных мыльных пузырей, которые, раздуваясь, гасят, сбивают соседей. Отшутиться? Ведь сказать нечего... - Товарищи! - хрипло начал Вячеслав, прокашлявшись, продолжил ровнее. - Что я могу сказать? Положение сложное... Нет еще нужного понимания... много перегибов... а главное, нет ясности, нет веры... 'Вот так, - пришла мысль, - прямо обличитель пороков современного мира... не гожусь я для этого!' - Несознательные они там какие-то, - заметил кто-то. - Даешь всеобщую сознательность! - пронзительно звонко крикнул пионер. - Долой пережитки старого мира! Привлеченный толпой подошел страж порядка, в белоснежной форме, синих галифе и образцово начищенных сапогах, спросил строго: - В чем дело, товарищи? - Вот товарищ из провинции докладывал о текущем моменте, - пояснили ему. - Недостаточно у нас еще развита смычка между городом и деревней. - Это правильно, - согласился милиционер. - Вот вам случай: останавливаю я давеча гражданина, тоже приезжий, и говорю, что же Вы, уважаемый, свои вещички оставляете без присмотра? Тут Вам не деревня, а город, понимать надо! Прохожие пройдут, заденут, коробочка откатится куда-нибудь в сторону, и ищи ее потом. А кто виноват? Правильно, опять милиция! Нет, товарищи, нет еще нужной сознательности! Вячеслав с изумлением выслушал милиционера. - Товарищ, - спросил пионер, - скажите, а у вас пионерская организация большая? - Нет, - машинально ответил парень. Пионеры понимающе переглянулись. - А Вы сам товарищ, по какому вопросу приехали к нам? - участливо спросил милиционер. Вячеславу не пришлось даже открывать рот, все объяснили за него. - Вот как? - задумчиво сказал милиционер. - Тогда Вам нужно в Управление обувной промышленности. Большая Моховая. Да Вы не волнуйтесь, я провожу. Милиционер приложил руку к козырьку. Толпа разошлась, и Вячеслав продолжил путь вместе с добровольным помощником. Какое-то время, увязавшись, шли рядом и пионеры, но, после того, как страж порядка спросил их, почему они не в школе, те унеслись прочь. Милиционер проводил Вячеслава до остановки нужного трамвая, дождавшись очередного, из рук в руки передал приезжего провинциала кондуктору, снова козырнул, прощаясь.
Через полчаса езды по странным незнакомым улицам, Вячеславу показали громадное многоэтажное здание Управления, выкрашенное в светло-желтый цвет, и раздвигающее своей громадой окрестные дома и улицы. Возле Управления толокся народ, подъезжали и отъезжали угловатые автомобили. Дождавшись остановки, парень покинул трамвай, вернулся к зданию и через главный вход вошел внутрь.
22.
Вахтер или его подобие в Управлении отсутствовал в принципе. Входящий был предоставлен сам себе и широкой лестнице, которая манила, влекла на второй этаж. С ней за внимание пришедшего спорили полутемные коридоры, интригующе уходившие вправо и влево и вмещающие в себе множество дверей с табличками. Создавая очень деловую атмосферу, ходили, почти бегали мужчины и женщины с бумагами и без. Вячеслав скользнул взглядом по ближним табличкам, не удовлетворился 'отв', 'уполном' и 'комис', и поднялся на второй этаж. Здесь таблички не стали более понятными, но приобрели весомость: 'отдпроизв', 'культсек' и просто 'кожсбыт'. В маленькой комнате с третьей табличкой сидел за письменным столом мужчина с небольшой лысиной и сосредоточенно сверял две толстые сброшюрованные книги. - Добрый день, - сказал Вячеслав. - Добрый день, товарищ,- не поднимая головы, ответил тот, - Вы из Губкожснаба? - Нет, мне нужна помощь. У меня есть сапоги... - Так-так, - занятый своим, ответил владелец кабинета. - ... и мне нужно их починить. Не знаю, к кому обратится. - Так, - сказал мужчина и поднял голову. - Это не ко мне. А что за сапоги? Вопрос последовал сразу за обескураживающей фразой, и Вячеслав не успел извлечь из глубин памяти мысль о бюрократах. - Вот. - Это не наши, - заметил мужчина. Он, не сходя со стула, наклонился в бок, так что его ноги коснулись стены, и пару раз ткнул в нее каблуком, после чего крикнул в пространство: - Михаил Анатольевич! Гляньте-ка на образец! Из-за стены донесся голос девушки: - Михаил Анатольевич ушел в Культсектор чай пить! Может, и Вам принести? - Неси! Пришла молодая девушка к блузе, белой юбке, белых носочках и белой же косынке, с тонкими губами и недоверчивым взглядом. Девушка принесла чай в граненом стакане с подстаканником. В стакане дребезжала ложка. Вячеслав проводил взглядом и чай, и девушку. - Как думаешь, чье производство? - спросил мужчина у девушки. - Вы товарищ, откуда? - спросила девушка, разглядывая сапоги. - Смотрите, какая халтура, нитка шов не держит. - А вы по линии профсоюза? - спросил мужчина у Вячеслава. - Ну, вообщем-то, я как бы делегирован, - неуверенно сказал Вячеслав, - из одной деревни. Меня попросили их починить именно в Москве. - И правильно,- загорелся мужчина. - Данный вопрос нужно прорабатывать именно в центре! - Так Вы делегат? - сказала девушка. - Передавайте братский пламенный привет товарищам на местах. - Хорошо, - согласился Вячеслав. - А про сапоги Вы не волнуйтесь! Мы все устроим! - продолжила девушка. - Мы должны укреплять и всемерно поддерживать смычку между городом и деревней! Тем более, Вам, как делегату, должны пособить. - Да, Евгения, - сказал занятый хозяин кабинета. - Помоги товарищу. Девушка кивнула и повела Вячеслава за собой. - Вы где остановились? - Пока что нигде... - Ничего, у нас прекрасное общежитие, Вам дадут место. Она протянула руку и просто сказала: - Евгения. - Вячеслав. Женя кивнула и завела парня в кабинет, в котором друг напротив друга сидели за столами двое ответственных работника. Один из них писал, недовольно морщась, а второй кричал в трубку телефона: 'Да, да! Дизели! В сумме не двенадцать, а двадцать тысяч лошадиных сил! Да!' Девушка подошла к первому, тихонько заговорила, показывая на Вячеслава. Тот захотел взглянуть на сапоги и Вячеслав, державший их в руках, отдал на осмотр. 'Нет, товарищи, это никуда не годится! - кричал первый. - Уплотните график! Проработайте этот вопрос среди общественности! Где Ваша сознательность? Где местком, наконец?!' Второй осмотрел сапоги, покачал головой. - Нет, не наш профиль. Попробуйте через организационный комитет. Кстати, товарищ, как делегат может требовать, чтобы его вопрос передали в Наркоммалпром. - Да, - кивнула Егвения. Говорящий по телефону по-прежнему вопил в трубку: 'Почему не используете внутренних резервов? Где ваши активисты? Почему не используете личный пример и трудодни?' Евгения вернулась к Вячеславу. - Не отчаивайтесь, мы этот вопрос решим. Идемте в плановый отдел! В плановом отделе одного мужчину и двух девушек веселил человек в костюме и сапогах, в которые были заправлены штанины брюк. Длинные углы воротника сорочки лежали поверх лацканов пиджака. Человек, стоя под большим плакатом на стене, рассказывал какую-то историю, а девушки и мужчина смеялись. На плакате имелась надпись 'Товарищ инженер, Ваша лампа!', а сам плакат требовал покинуть конторы и канцелярии и пойти на участки и в цеха. - Женечка, здравствуйте! - сказал веселый человек, прерывая рассказ. - Здравствуйте, Новоперов, - ответила девушка. - Все рассказики травите! - Работа у меня такая. Не расскажешь, не поедешь, - добродушно ответил тот. - Никодим Петрович, - сказала Евгения демонстративно по-деловому. - У нас тут товарищ из провинции, и нам в качестве шефской помощи требуется посмотреть, выпускали ли мы эти сапоги. Она подтянула сапоги, а заодно и Вячеслава к Никодиму Петровичу. - Так-с, - сказал тот, надевая очки, - глянем, что у вас тут за артикул. Взяв сапоги, он их внимательно осмотрел, прицокнул языком, потом полез в шкаф, стоящий сбоку, перебирать пухлые папки. - Что-то помнится, такие изделия мы выпускали годков эдак десять назад... тогда были перебои с каучуком, и мы на подошву использовали прессованную кожу. Хотя, скажу вам, шов не наш. Он перебрал с десяток бумаг, комментируя вслух артикулы и наименования, потом вернулся к столу и снова поглядел на сапоги. - Нет, точно не наш. В планах не было. Но, возможно, это была отдельная партия, которую изготовили на наших заводах. Он поднял глаза и посмотрел поверх очков. Весельчак, подошедший во время разговора поближе к ним, чтобы лучше все видеть, сказал: - По-моему, это спецкожа. Посмотрите на внутреннюю отделку, какой ворс! - Ворс качественный, - согласился плановик, - бархат. - Я думаю, эти сапоги делались по спецзаказу, - предположил Новоперов. - Женечка, если Вы обещаете пойти со мной сегодня на звуковой говорящий фильм, то я готов все устроить. У меня и контрмарка есть. Евегения гордо подняла голову. - А Вам бы, Новоперов, все только одно на уме, постыдились бы при товарищах! - Нет, товарищи, а что я сказал?! - стал оправдываться тот. - Честное слово, я ведь только в целях совместного повышения культурного уровня, честное слово! - Скажите лучше, - независимо сказала Евгения, - Вы что-то знаете? - Да ничего я не знаю! Просто высказал предположение! Нужно справиться в Наркомате обороны и в Наркомате авиации. - Если хотите, я справлюсь, - добавил он, помолчав немного. - Да,- согласилась Евгения, - позвоните. А мы в это время попробуем узнать в другом месте. - А мне кажется, - сказал одна из девушек, бывших в комнате. - Я знаю, что это за сапоги! Я видела их на ВДНХ. - На ВДНХ? - Евгения задумалась. - Вот что товарищи! Вы, Новоперов, выясняйте в Наркомобороне, Вы - вспоминайте, где видели сапоги. Ну, а мы попробуем узнать в комитете по приему делегаций. Встретимся на ВДНХ! И она увлекла Вячеслава за собой. 'Пожалуй, - думал Вячеслав, стремясь подстроится под ее быстрый деловой ход, - я сам бы так не сумел всех организовать. Молодец Женя!' Они пришли в комнату с надписью 'Секретарь'. Молодая девушка в белой фривольной рубашке с легкомысленным откровенным декольте и игривой повязкой-шарфом на шее деловито и усердно, пулеметом стучала по механической печатной машинке. Из машинки то и дело взмывали в воздух тонкие палочки-ручки, словно машинка как паук ткала полотно. Рядом, на соседнем столе стоял телефон, с которого начала звонить Евгения. Машинистка только косо посмотрела на них и углубилась в текст, с которого печатала. -Алё, - сказала Евгения, - Это комитет делегаций и организационных вопросов? Что же вы товарища не встречаете? Как какого, делегата. Из провинции... А я сейчас спрошу. Вы когда приехали в Москву? - Сегодня, сегодня утром. - Утром сегодня. И уже у нас... из Управления обувной промышленности. Да, и он сразу к нам, решать производственные вопросы. А это у вас, товарищи, нужно спросить! Она помолчала немного, слушая трубку, а потом подозвала Вячеслава. - Здравствуйте, - прошипел далекий мужской голос. - Как Ваша фамилия? Вячеслав назвался. - Откуда Вы приехали? Вячеслав, помедлив, назвал область. - Как? - переспросили на том конце трубки. Мелькнула мысль придумать какое-нибудь название, но он удержался, и повторил то, что сказал. - Записали! - сказала трубка. - Вы еще у нас не числитесь! Мы занесли Вас в конце списка. Где остановились? - Пока нигде... - Не беспокойтесь, это вопрос мы уладим. Решайте спокойно свои вопросы! До свидания, товарищ. Трубка дала короткие частые гудки. - Теперь, - оживленно сказала Евгения, - найдем машину - и на ВДНХ!
23.
Машина везла их по широким московским улицам, останавливалась по сигналам регулировщиков в белоснежных мундирах, обгоняла подводы и редких ямщиков, сигналила пешеходам-нарушителям. Евгения, сидя на переднем сидении, увлечено рассказывала про строящиеся и возведенные здания, встречающиеся на пути. 'Кажется, я понял!' - подумал Вячеслав, наблюдая за незнакомой жизнью. Ему показалось, что он уловил разницу, нашел то, делало это город непохожим на привычную столицу. В пространство привычных улиц и домов вгрызались новые проспекты, и чужие громады административных и жилых зданий возносились ввысь, нарушая знакомую перспективу. Смелые и мощные линии, плоскости камня, новый декор и новый ордер, почти дерзкий бросок вверх, в высоту. Ему показали чудовищно непривычный массив Наркомтяжпрома, вырастающий из центра, оттуда, где должна была быть Красная Площадь. Он увидел фантасмагорические, зависающие в воздухе этажи невообразимых домов, стоящих на тонком основании. Ему показали акведуки Дома Техники, угловатую застенчивость Дома Книги... А еще он увидел людей, смеющихся, доверчивых, участливых и готовых помочь встречному незнакомцу. Людей, живущих в этом невозможном мире воплощенного идеала, людей, чье существование заставляло сверяться: а каков ты сам, вправе ли находиться среди них, можешь ли дотянуться до их нравственной высоты...
ВДНХ немного походил на знакомую Вячеславу выставку. Широкий вход с колоннами и портиком, массивные белоснежные статуи, аллея, уходящая к фонтану и - флаги, странные и чужие. Девушка, которая рассказала про ВДНХ, приехала двумя минутой позже. Увидела Вячеслава и Женю, замахала рукой, побежала по-женски неловко. - Быстро вы добрались! Идемте? Вместе они пересекли арки входа и по-деловому быстро пошли по аллее мимо павильонов. - Кажется, это был павильон продукции артелей! - пыталась вспомнить Люда, - мы ходили компанией, ели мороженное, кажется, я видела сапоги именно там! Считая уходящие вбок дорожки, они нашли нужное здание и вошли внутрь. Окутанные запахами кожи, дерева, в ароматах дегтя и скипидара лежали на прилавках и за загородками всевозможные предметы, необходимые в сельском хозяйстве: хомуты, ремни, какие-то станки из дерева, лотки, резные доски. Часть павильона занимали железные изделия. В глубине пряталась мелочь. Парень и девушки сделали извилистую петлю, затем другую. Сапоги попадались, но совершенно не те - обычные сапоги стандартного фасона, из черной хромовой кожи. - Нет, - сказала Люда, - тогда не здесь! Дайте вспомнить... может, это был павильон малой и легкой промышленности? Не помню... Идемте туда! Девушки рванули вперед, а Вячеслав, убыстряя шаг, чтобы не отстать, - за ними. Дорожками, второстепенными и ломаными, они вернулись на главную аллею, к самым россыпям дынь и арбузов. В этом месте располагались дары Среднеазиатских республик. За арбузами пошли не помещающиеся внутри павильона рулеты ковров, горы шелковых тканей, медные, сверкающие на солнце изделия. Вячеслав импульсивно и внезапно остановился. Среди ленты развернутых изделий, залежей кувшинов и подносов внимание притянули выразительные продавцы. У всех - узкие белые бородки и крючковатые носы, у всех - повязанные кушаками, длинные халаты, пестрые или однотонные, туфли с загнутыми кверху носками, одинаковые тюрбаны из слоев разных цветов. Вячеслав перевел взгляд на медные кувшины и лампы. Некоторые кувшины были закрыты, и на их горлышках темнела застывшая масса с заметными оттисками древних печатей. Девушки умчались вперед, но Вячеслав не спешил. Виденное вызывало только одну ассоциацию, но Вячеслав не мог поверить вот так сразу в то, что ему подсказывал ум. - Не вскрытые кувшины? - спросил парень. - Нэт, нэт, - ответил один из продавцов, пристально смотря на него, - совиршенно целый. Он сказал на своем языке несколько слов товарищам, и те закивали головами, подошли, стали подтверждать. - Пичать цела, видишь? Кароший кувшин, полный! Нэт обмана! Один продавец поднял кувшин, потряс, прислушался к звукам внутри, удовлетворенно кивнув, протянул кувшин Вячеславу. Парень с опаской принял в руки тяжелый груз. Внутри что-то тихо булькало и давило то в одно месте, то в другом, меняя центр тяжести. Вячеслав поспешил протянуть кувшин назад, но продавец, знаток теории продаж и работы с клиентами, товар брать не спешил. - Кароший, кувшин, шесть тисыч лет всего, маладой, спокойный! Бэри, друг, нэдорага отдам! Вернулись девушки, встали рядом. - А сколько стоит? - осторожно спросил Вячеслав. Ему было любопытно, покупать желания не приходило, да и на какие деньги? - А лампа сколько стоит медная? - Зачем лампа, зачем лампа, дорогой! - подскочил еще один продавец, - Кувшин бэри, не обманэм! Вот печат целый, смотри! - А у вас есть разрешение Управления культуры? - спросила Евгения. - А то иногда приезжают недобросовестные труженики Востока и продают подделки. С ними нужно строго. - Ай, дэвушк, зачем говоришь плохо! - запричитал ближний продавец, - Добросовестный, очень добросовестный! Все есть, весь бумаг, вот Управление Культуры! Вот Мультуры! Он достал мятый листок, сложенный вчетверо, стал им тыкать. - Вот пичать, вот подпис Сулейман ибн Дауда, господина нашего! - Товарищ, господ давно нет, - строго сказал Евгения. - Вы сами - творцы своей судьбы! Те согласно закивали, поглядывая на лампы и кувшины. - Бери дешево! - сказал затем первый продавец. - А сколько? - поинтересовался Вячеслав. - Совсем ничего. Первое, что у тибя дома найдется! Вячеслав опешил. Он слишком хорошо знал сказочные сюжеты, чтобы понять смысл, а главное, последствия безобидного предложения. Он поспешил пристроить кувшин к куче других. - Нет, нет... - А что дашь? Девушки отошли, привлеченные призывными криками продавца арбузов и дынь. - Да нет у меня ничего. - А за спиной что? - спросил первый торговец. - Сапоги и ковер - не мои. Кстати, Вы знаете, где их можно починить? - Нэт, нэт, - как по команде ответили они. - Нэ знаем. - Карашо, - сказал купец. - Год работы и кувшин твой! Э-э, задаром отдаю! Предложение пугало. - Нет, нет! - Ах! - сказал торговец и отвернулся к своим товарищам. Они заговорили на чужом языке. Потом купец обернулся вновь к уже собравшемуся уходить Вячеславу. - Бэри! - сказал он. - Кувшин, два кувшин и лампа! А отдашь браслет! - Какой браслет?! - Тот, со змеями. - А откуда вы знаете про браслет? - Знаем, - уклончиво сказал торговец. - По рукам? - Но у меня его же нет... - начал Вячеслав, и осекся. Значит, будет, раз они предлагают? - А зачем Вам браслет? - спросил он. - Э-э, зачем спрашиваешь?! Кувшин берешь, мы не спрашиваем, бэри, уходы, не спрашивай! - Нет, нет, - поспешил ответить Вячеслав. Они слишком много знали, продавцы, или кто там на самом деле. Парень уже жалел, что завел ненужный торг. Он сделал шаг в сторону. - А! - сказал торговец и что-то сказал товарищам. - Бэри так! Нычего не надо! - Как это? - Дарю! Бэри! Уходы! Купец подхватил кувшин и протянул его Вячеславу. 'Бесплатный сыр...' - подумал парень. - Бэри, бэри, нэ бойся! - поощряли его другие продавцы. Подошли с арбузом Евгения и Люда, и голос торговца стал мягче: - Наш скромный подарок из солнечный Аджинистан от трудовой народ к братский товарищ, как знак дружбы ... Вячеслав брать кувшин не собирался. Но девушки, к его удивлению, с радостью ухватились за слова торговца. - Спасибо, товарищ! - сказала растроганно Евгения, принимая странный и опасный подарок. - Мы будем крепить союз трудового крестьянства и промышленного пролетариата! Ваш пламенный братский привет найдет отклик в наших сердцах! Она передала кувшин опешившему Вячеславу, и стала жать руки товарищам с Востока. Вячеслав тут же перевручил кувшин Люде под видом того, что и ему нужно рукопожаться. Торговец ласково улыбнулся. - Три желания? - тихо спросил его Вячеслав. - Тры, тры, - закивал тот. - Зря дали, я его все не возьму! Купец согласно кивал. В такт ему благожелательно наклоняли головы его товарищи.
Душевное спокойствие Вячеслава было недолгим. Люда увидела нужное здание, радостно махнула в его сторону рукой и протянула кувшин парню. - Вот здесь! Идемте! Кувшин опасным подарком прильнул к телу. 'Я его не взял, не взял, - убеждал себя Вячеслав. - Мне он достался случайно! Я его верну! Это не мой кувшин...' Павильон заполняли отделы с одеждой и обувью. Девушки нашли стеллажи с сапогами, стали перебирать, на что тут же отозвался товаровед, в светлых штанах и белой рубашке с расстегнутым воротом. - Сапогами интересуетесь, товарищи? - Да, - почти хором ответили девушки, потом продолжила Евгения. - Скажите, у вас есть такой товар? Она требовательно посмотрела на Вячеслава, и тот послушно извлек из рюкзака сапоги. - Тэк-с, - сказал товаровед, рассматривая обувь. - Скороходы... кустарная работа. Нет, товарищи, мы такими не торгуем. Оглядев компанию, он продолжил. - У нас машины, производство, а здесь ручное шитье! Конечно, массовое производство - это в чем-то упрощение, мы такую кайму не дадим, и ткань у нас подешевле. А все для того, товарищи, чтобы удовлетворить растущий спрос трудящегося народонаселения! Он помял сапоги в руках. - Конечно, и в нашей работе есть недостатки, наша обувь такой километраж не даст, но это пока. Мы установим новые станки, переделам технологию литья подошв и, уверяю вас, наша продукция ни в чем не уступит частнику! Он засунул руку внутрь и пощупал там. - А что ни говори, ведь умели делать! А вы знаете, товарищи, как раньше эти скороходы проверялись? Запрягали в обыкновенную повозку и громко свистели. Хорошими считались сапоги, которые утаскивали повозку до конца деревни... - А сейчас? - спросил Вячеслав. - А сейчас, товарищ, сектор качества следит, чтобы в торговлю не поступал брак. У нас в нем работают молодые перспективные кадры. - А Вы не могли бы... - начал Вячеслав, но Евгения спросила первой: - Скажите, кто может их производить? - Сейчас - никто. В столице никто. Может, на периферии и остались кустари, но у нас частник поголовно вытеснен индустриализированными предприятиями. Странно, подумал Вячеслав. Яга же ясно сказала, в Москве. И сапоги, и ковер. Впрочем, понятно, что там, где починят сапоги, уладится дело и с ковром, поэтому отдельно про ковер спрашивать нет никакого резона. - Спасибо. Идемте, товарищи, - сказала Евгения. Они вышли из павильона, остановились на солнце. Мимо дружно ходили люди, парами, компаниями, бегали молоденькие девушки, активно-деловые, сбоку продавали газированную воду, чуть дальше - пирожки. Пахло свежей и копченой рыбой - неподалеку расположился павильон Рыбного хозяйства. Рыба, - подумал Вячеслав. - Ведь Кот просил рыбу! Если и не найду ничего, то все утешение. Да и денег потом может не остаться! - Девушки, давайте подойдемте туда, - попросил парень, - хочу сделать подарок товарищу. Аромат дыма вывел их к копченым рыбам и балыкам. Огромный, явно моряк, судя по окладистой шкиперской бородке и размашистым движениям, в фартуке прямо на тельняшку любовно пересчитывал, обхаживал копченые рыбьи тушки, поправляя, поглаживая ножом, отгоняя несуществующих комаров или мух. - Скажите, а сколько стоит балык? - спросил Вячеслав. - Какой именно? - спросил добродушно моряк. - У меня разные есть. Вот, например, стерлядь или осетрина, не дешевые. Вот белужий. - У меня шестьдесят пять копеек, - признался Вячеслав. - Хочу купить в подарок товарищу рыбу, но не знаю, что выбрать. Дома я буду не скоро, а хочется, чтобы она сохранилась. - Товарищ рыбу любит? Или рыбачит? - И то и другое,- подумав, ответил парень. - Можно сказать, это у него врожденное. Прирожденный рыболов, без рыбы жить не может. - Это - дело! - моряк расплылся в улыбке. - Такому не привезти гостинец никак нельзя! А какую предпочитает, морскую или речную? - Думаю, что речную, хотя... - Вот что, друг, - сказал моряк, - мы ему такой гостинец состряпаем, век будет помнить! Копченый бок рыбы Кит! Готов спорить, такое он еще не едывал! 'Китовый бок?' - удивился про себя Вячеслав. - 'Разве он съедобен'? - Отрезали от самой рыбы, пока она дремала! Шкура, правда, толстенная, пила не берет, но если прорубить, то там такое мясо нежнейшее! Копченому, ему никакое солнце не страшно! - Рыба-кит? - спросил Вячеслав. - Да, подтвердил моряк. - Видишь, какое дело, рыбачим мы, рыбачим, и вдруг - остров. Ни по каким лоциям его нет, а вот он тут, в пяти кабельтовых. Лесок растет, ручей бежит, небольшой такой островок. Капитан дает команду высадить команду. Подплыли, промеряли глубины: кругом океан без дна! Тогда наш политкомиссар говорит, мол, это, товарищи, никакой не остров, а заснувшая рыба-кит. И никакой флаг устанавливать не надо, в знак того, что этот остров является советской землей. Рыба проснется, нырнет в глубину, вся работа насмарку, иди ее, ищи. Тогда наш кок предложил отрезать кусочек от нее. А там земля настоящая, ветром, или чем нанесло, метра два вниз, затем кожа черная, как резина. Проковыряли самую малость, до мяса, отрезали, сколько смогли, и назад, на траулер, пока та не проснулась. Вот такие дела. А мясо - объеденье! Да, вот, попробуй! Моряк отрезал от черного куска пластинку, протянул Вячеславу. Мясо, тая во рту, просило к себе пива. - Держи! - протянул моряк весь черный кусок, - Погоди, оберну. Вячеслав подумал, что упоминанием денег он обидит человека. - Вы меня так выручили! - сказал он. - Семь футов Вам под килем! Моряк довольно кашлянул. - А знаете, вот, держите, это - Вам! - Что это такое? - удивился моряк. - Это кувшин! Внутри сидит джин, который исполняет три желания. Если в бурю, или еще когда, доведется туго, вы его выпустите. - Спасибо, - усмехнулся моряк, - у нас своих джиннов хватает, в машинном отделении. Силы у них будь здоров! Так что приберегите для себя. Но за приятное слово спасибо. Он расчувствовался и продолжил: - Если вам рыба на развод нужна, могу посодействовать, подсказать. Вот там, в углу рыбколхоз 'Нам водяной не брат, не сват' привез партию живых щук. Очень способные щучки. Возьмете, не пожалеете. - Какой колхоз? - переспросил Вячеслав. - 'Нам водяной не брат, не сват'... - Вы сказали, способные? - Точно, качественный товар, не глупые... Ну да, подумал Вячеслав. Ведь если есть, точнее, была одна говорящая щука, почему не предположить, что она дала большое потомство - а там недалеко и до массового выращивания. Селекция там, отбор, скрещивание... Он еще хотел спросить, где используются говорящие щуки, но к нему подбежали отошедшие пять минут назад Евгения и Люда. - Вячеслав, вот вы где! Закругляйтесь, мы, кажется, нашли, где могут быть Ваши сапоги! - наперебой проговорили они.
24.
- На выставке Народной искусства! - сказал Люда, увлекая Вячеслава. - Она за павильоном Лесного хозяйства. Там уж точно будут Ваши сапоги! Они прошли небольшим леском, проследовали мимо деревянных домов и через несколько минут вышли к зданию, построенному в классическом стиле, с колоннами, портиком и треугольным фронтоном. На выставке народного искусства было немноголюдно. За витринами располагались народные костюмы, макеты изб, старинные карты земель, наконечники стрел и неровные темные монеты. На деревянном прямом неудобном стуле чинно сидела девушка в белой футболке и длинной юбке. - Начало экспозиции оттуда, - сказала девушка. - Первобытное искусство народов республики. - Спасибо, нам современное, - ответила Люда, показывая, - Нам туда. - А вы чем-то конкретным интересуетесь, или вообще? - поинтересовалась девушка. - Мы были у вас недавно, - остановилась Люда, - и смотрели образцы ремесел. Там еще такой уголок был. - Правильно, есть такой уголок, давайте, покажу. Девушка провела их короткой дорогой, между стендами, туда, где в витринах лежали фотографии пожарных команд, табакерки с вензелями и конторские книги купцов-стяжателей. - Вот это народный костюм начал века, мужской и женский, - стала говорить девушка, - это старый пожарный колокол, это мундир городового и его сабля. Вот эти сапоги? - Нет, - разочарованно сказала Люда. - А других нет? Вроде другие были? - Те точно такие же, - уверила девушка. - А Вы именно старорежимными сапогами интересуетесь? - Другими, - сказала Евгения, - Вячеслав, покажите сапоги. Вот эти вам известны? - Нет, таких в нашей коллекции точно нет. А вы хотите сдать их? - Нет, нет, - поторопился сказать Вячеслав. - Мы ищем, где их можно починить. - Ну не знаю, товарищи... попробуйте обратиться на обувную фабрику. - Вот что, товарищи, - сказала Евгения, - ясно, что это не здесь. Идемте искать Новоперова! Слова 'сдать их' что-то задели в душе Вячеслава. Он подумал про неудобный кувшин, периодически становящийся то тяжелее, то легче. - Скажите, а Вы принимаете находки? - осведомился парень и полез в рюкзак за кувшином. Девушка кивнула и посмотрела на глиняное изделие. - Если Вы про него, то мы принимаем только уже распечатанные. У нас здесь стекло, редкие вещи, а он в тепле может забродить, потом еще лопнет, все разнесет, нет, только пустые! 'Забродить?' - поразился Вячеслав. Мысль о том, что кувшин, запечатанный печатью самого Соломона из рода Давида, мог в тепле взорваться, его потрясла. - Вячеслав, идемте? - позвала Евгения. - Да, да, - ответил он, еще во власти своих мыслей. Назад они шли по ходу экспозиции, мимо черно-белых фотографий эмансипированных дам, видов губернских городов, серебряных вилок и ложек, ярких свидетельств эксплуатации народа правящим классом. Попадались и золотые предметы: потемневшая брошь, браслет в виде змей.... Вячеслав замер. Под стеклом лежал тот самый браслет: две переплетенные змейки, с головами, обращенным друг к другу. - Девушки, подождите! Они остановились. - Откуда он у вас? - Браслет? - спросила экскурсовод. - О, у этого экспоната долгая история. Он принадлежал богатому дворянскому роду. Затем, во время революции, драгоценность несколько раз пропадала, ее нашли только сейчас, и то случайно. Во время весеннего паводка размыло берег реки, и обнажился сундук, в котором было спрятано дворянское богатство. - Во время весеннего паводка... - эхом повторил Вячеслав. - Да, его нашли крестьяне и сразу отправили телеграмму в губкомитет по культуре. А оттуда уже нам. Большинство вещей остались в губернском краеведческом музее, часть разошлась по московским музеям, в частности, старинные грамоты. Ну, а нам достались браслет и золотой обруч. Только обруч сейчас не выставлен, он в запаснике. 'Как такое может быть?' - подумал Вячеслав. - 'Ведь эту же историю рассказывал Нижедубов. А браслет-то один и тот же! Что у них тут делается??? Почему эти вещи попадаются снова и снова? Какой в этом смысл, если они мне не принадлежат?' Парень не мог оторвать от браслета взгляда, хотя и Евгения, и Люда торопили его, переминаясь с ноги на ногу. - Это - собственность государства? - спросил он. - Конечно! - гордо ответила экскурсовод. - Всего народа. В том числе, и Ваша. Вячеслав задумался. - То есть, если он будет мне нужен, то... - Приходите, и смотрите, - усмехнулась девушка, - не надевать же Вы его собираетесь! 'Вот! А ведь я его и не надевал ни разу! Только держал в руках! Ох, не зря эти слова!' - Вячеслав, идемте! - позвала Евгения. - Новоперов, наверное, уже нас заждался! - Да, да. Большое спасибо. Экскурсовод, которой предназначались эти слова, польщено улыбнулась. - Заходите еще. - Обязательно, - пообещал Вячеслав.
Новоперов ждал их у входа в ВДНХ, прохаживаясь перед колоннами и дымя толстенькой белой папиросой. - Ну, сколько Вас ждать! Женя, Люда, как это называется?! Я проголодался совсем! Да и товарища замордовали! Нашли? - Нет, - сказала Евгения, - не нашли. - Очень странно, - сказала Люда, - мне почему-то кажется, что в прошлый раз я видела именно такие сапоги. - Это, Людочка, - галантно заметил Новоперов, - называется обманчивая память. Вы мало употребляете витаминов. - Новоперов, что-нибудь узнали? - спросила Евгения. - Еще бы, конечно разузнал, будто Новоперова не знаете! - самодовольно ответил он и добавил. - Нет, но, положительно, я хочу обедать! Я знаю, тут неподалеку есть недурной ресторан... - Новоперов, да говорите уже! - Дайте досказать! Так вот, там дают одуренные обеды! И не смотрите на меня так, в Наркомате обещали помочь, сказали потом перезвонить. - Так и сказали, перезвонить потом? - спросила Евгения. - Ну не совсем так... - уклончиво ответил Новоперов. - Товарищи, давайте вначале перекусим, есть хочется, сил нет! Сказали, что какие-то сапоги имеются, да много чего говорили... так что, в ресторан? - А когда сказали перезвонить? - Давно, - отмахнулся Новоперов. - И Вы не звонили? - Эх, - сказал недовольно Новоперов, - с вами каши не сваришь! Какая может быть работа на голодный желудок?! - Идите, звоните, Новоперов, - строго сказала Евгения. - Не заставляйте думать о Вас плохо. Новоперов ушел звонить и понуро вернулся через пять минут. - Едемте! - только и сказал он. В машине он постарался посадить Евгению рядом с шофером, а сам пристроился с Людой. Вячеслав смотрел по сторонам, не прислушивался, но все же до него доносилось расстроенное журчание Новоперова: 'Людочка, я знаю, Вы - не то, что она, жестокая и властная, вы нежная и понимающая... у меня есть контрмарки, пойдете со мной?'
Наркомат обороны располагался в районе Чистых прудов. Исполинское, прямоугольное в плане здание имело громадный въезд, прорезающий плоскость стены до самого верхнего этажа и обрамленный декоративными колоннами. Дальше, в глубине, под арками располагался сам вход, высотой в два этажа. Машина подвезла их к самым дверям, через которые то и дело проходили военные в темно-зеленой и темно-синей форме без погон. Их встречали, молодой офицер неопределимого звания, в невозможно широких галифе и начищенных до состояния зеркала хромовых сапогах, отдал честь и радушно улыбнулся. - Здравствуйте, - кисло сказал ему Новоперов. - Вот они и есть. - Здравия желаю, товарищи! - поздоровался офицер. - Старший лейтенант Комбригов. Вячеслав и девушки назвались. - Проходите, посмотрим, что вы привезли. Вслед за Комбриговым они прошли турникет при входе, поздоровались с дежурным, которому офицер сказал, что товарищи с ним, и последовали строгими коридорами, обшитыми до половины деревянными панелями и с бесконечной зелено-красной ковровой дорожкой на полу. На четвертом этаже здания Комбригов открыл одну из массивных дверей - свой кабинет и пригласил войти. В кабинете он расположился за столом, покрытым зеленым сукном, с чернильницами, телефоном, массивным пресс-папье и стопкой аккуратно сложенных бумаг, предложил садиться на кожаный диван с прямой деревянной спинкой, и когда все расположились, сказал улыбаясь: - Теперь показывайте Ваши таинственные сапоги. Вячеслав исполнил привычный ритуал и передал сапоги офицеру. - Ясно, - сказал тот по-военному кратко через две минуты внимательного осмотра. Задумался, осмотрел всех, затем стал звонить. - Товарищ капитан? Старший лейтенант Комбригов. Тут мне товарищи принесли сапоги, я Вам про них уже рассказывал. Похоже, наши... Да, слушаю... да... есть. Комбригов положил телефонную трубку, поднявшись, заправил мундир за ремень. - Вот что товарищи, пройдемте со мной. Другими коридорами они пришли в новый кабинет, в котором стояло два стола и прежний кожаный диван. За столом ожидал телефонный капитан. - Проходите, товарищи, садитесь, - сказал он. - Можно взглянуть на сапоги? Через минуту он так же мудро и проницательно, как и Комбригов обвел всех взглядом. Что-то эти церемонии Вячеславу совсем не понравились. Мыслей, что ему что-то угрожает, не возникало, но эта многозначительная неопределенность внушала опасение. - А откуда они у Вас? - спросил капитан. - Меня попросили их починить... - Да, - согласно кивнул головой офицер. - Одна женщина... которой я обязан. Она сказала, что починить их смогут только в Москве. - Ясно, - согласно сказал капитан. - Совершенно правильно сказала. А Вы, кажется, делегат на съезд работников обувной промышленности? - Я?! - удивился Вячеслав. - Ну да, мне в комиссии по встрече делегатов сказали. Вы у них в списках. Радушев Вячеслав Александрович? - Да... - Не стесняйтесь, Вячеслав Александрович, делегат, это почетное звание, им нужно гордиться. - Да... - растерянно повторил парень. - Видите ли, в чем дело... От этого вступления у Вячеслава защемило в груди. - Это специальные изделия, которые используются в особых случаях. А вот то, как они оказались в вашей стороне, я совершенно не понимаю... Я не знаю всего, да мне и не положено знать, но, я думаю, эти сапоги могут говорить... могут говорить... Капитан потянулся к телефону. - Это капитан Ложечников - сказал он в трубку. - Найдите сведения о всех экспедициях за последний год-два. Положив трубку назад, он ласково посмотрел на своих гостей. - А Вы, товарищи, обедали? - Нет! - радостно ответил за всех Новоперов. - Тогда милости просим в нашу столовую! Отведаете нашей боевой кухни. Разносолов, разумеется, не обещаю, но накормим вкусно и сытно.
Капитан скромничал. Кухня была хороша. Отстояв короткую очередь в просторной столовой, со множеством столиков и длинным стеллажом-раздачей у дальней стены, каждый получил по подносу, на котором имелся суп-рассольник, гречневая каша с маслом и свиная отбивная, салат из капусты и моркови, кусочек масла, два пирожка и компот. Новоперов попросил добавки в виде компота и получил его, после чего демонстративно преподнес этот стакан Люде. Люда засмеялась и отказалась. Столовая была полна офицерами, то и дело входили новые, но гражданским не удивлялись. Вячеслав, поглощенный едой, тем не менее, бросал любопытные взгляды по сторонам, разглядывал образцовые стрелки на брюках, скрипучие портупеи, мундиры со стоячими воротниками, считал кубики и шевроны, совершенно теряясь в их назначении. Когда обед подходил к концу, в столовую зашло еще несколько военных. 'Вот те раз!' - поразился Вячеслав, давясь, проглотил остатки компота, и крикнул в эту новую группу: - Николай Александрович! Бывший поручик, а теперь просто офицер с кубиками, неопределенного звания, оглянулся на оклик. - Вячеслав Александрович? Вы? Но как?!
25.
Вячеслав поднялся ему навстречу и радостно пожал протянутую руку. - О, Вы уже обедали, - сказал бывший поручик. - Молодец! Рассказывайте, рассказывайте, как оказались в нашем ведомстве? - Вот все с сапогами, - улыбнулся парень. - Оказалось, они имеют какое-то отношение к вам. - К нам? Даже так? - Да. Какие-то специзделия. - Да что Вы говорите? Очень любопытно! - Вот, после обеда будем снова разбираться. А, Вы, Николай Александрович, Вы как здесь оказались?! И где Ваши прежние товарищи? - Это долгая история, - улыбнулся бывший поручик, оглянулся на тех, с кем вошел, - Служили в гвардии, затем революция разметала, разъединила нас, скитались, занимались, кто чем. Ну, а после по воле сердца пошли служить трудовому народу, поднимать рабоче-крестьянскую армию. Как видите, дослужился до майора. А остальные - кто где, но тоже тут. Вячеслав, привыкший уже к выкрутасам времени, согласно кивнул: всякое бывает. - А невеста Ваша как? - Увы... - вздохнул тот. - Я потерял ее следы. Пытаюсь разыскать, но до сих пор безуспешно. Ведь я тогда так и не спросил, не успел спросить ее про Софью Потаповну. Простите, Вячеслав Александрович! - Ну что вы, зачем извиняться! - Остался только портрет... Вячеслав подумал про браслет, который уплыл из его рук, и кажется, бесповоротно. - А что, капитан Ложечников с вами? - спросил Николай Александрович, увидев всю их группу с капитаном во главе. - Знаете что, я сейчас быстро перекушу, а потом вас найду. Дождитесь меня! И, кивнув, он быстро зашагал к раздаче.
Поскольку обед был закончен, их покровитель, Ложечников повел Вячеслава, девушек и Новоперова назад. В кабинете офицер открыл пошире тяжелые белоснежные портьеры, волнами сходящие с потолка, сел за стол. - Скажите, Вячеслав, - спросил Ложечников с любопытством, подождав секунд десять, словно прислушивался к себе: все ли переварилось, не нужно ли еще дать время. - Вы знакомы с майором Алпатьевым ? - С Николай Александровичем? Да. Вячеслав не стал распространяться про детали знакомства, боясь, что это сможет повредить майору. - Не служили вместе? - Нет, нет. - Ясно... мой прямой начальник... Ну что, приступим? В продолжение он набрал номер телефона, долго слушал ответ на свой вопрос 'Готово?', затем поднял голову на гостей. - Вот, что товарищи, выяснилось: никакие экспедиции за последнее время бедствий не терпели. Я не допускаю мысли, что сапоги могли пропасть с наших складов по халатности или вредительству. Следовательно... следовательно... они попали в ваш район только с какой-то экспедицией. Логично? - Логично, - согласился он сам с собой. - Мы попробуем выяснить еще через Осоавиахим, возможно, это была какая-то молодежная ударная инициатива. Но, несомненно, одно, товарищи, мы имеем сапоги без тех, кто их носит! Вячеслав подумал, что это исключительно верное логическое заключение. - В этом случае мы получаем два варианта. Первый: возможно, люди терпят бедствие и, не имея возможности по рации передать о своем тяжелом положении, используют вот такой необычный способ, через сапоги. Второй вариант: экспедиция погибла и это все, что от нее осталось, все, что местные крестьяне нашли на месте катастрофы... Но, будем, оптимистами, пока ничего не известно... Вячеслав держался совершенно другого мнения, но пока перебивать капитана не стал. - Безусловно ясно одно - мы должны немедля действовать! Вячеслав Александрович, Вы покажете район, где получили сапоги, а я рапортом доложу по инстанции. Ну, и спасибо, что привезли сапоги к нам, мы вернем их в то место, где им положено находится... В мыслях у Вячеслава взорвалась бомба, и он на мгновение потерял дар речи. Через секунду способность говорить здраво вернулась, но в это время открылась дверь, и вошел Николай Александровичем. - Здравствуйте, товарищи, - дружелюбно сказал майор. Ложечников вскочил и принял положение 'смирно'. Машинально поднялся Вячеслав, а за ним потянулись и остальные. Николай Александровичем поздоровался с каждым, пожал еще раз руку Вячеславу. - Рассказывайте, что такое с этими сапогами, - повернулся он к Ложечникову. - Сапоги наши, специзделие номер С-8, - бодро доложил тот. - Мы пытались разобраться, каким образом они попали так далеко от столицы и пришли к следующим выводам: возможно, это пропавшая экспедиция. У нас таких нет, вероятно, отправлялась другими организациями, сейчас выясняем, какими. Я подам рапорт с подробным отчетом и предложениями. Николай Александрович кивнул: - Одобряю. - Кроме того, поскольку, это специзделия, я принял решение принять сапоги у Вячеслава Александровича и, таким образом, освободить его от лишних забот. Вячеслав Александрович - депутат съезда работников обувной промышленности, у него и своих дел полно. Николай Александрович согласно кивнул. 'Как же так?!' - мысленно возопил парень. Все превращалось в нелепый, невозможный и безобразный анекдот: столько дней добираться до столицы и тут глупо лишиться чужого имущества, которое не без сомнений доверили ему. - Погодите, товарищи! - волнуясь, встрял Вячеслав. - Сапоги принадлежат Яге... Ягайе, и она вручила их мне под личную ответственность! Я не могу их отдать другим! - Вячеслав Александрович, - возразил Ложечников, - мы понимаем Вашу тревогу, но рассудите сами, каким способом товарищ Яга стала обладательницей спецсапог, стоящих на вооружении рабоче-крестьянской армии? Разве она вправе ими распоряжаться? Как Вы думаете, Вы, честный и принципиальный человек? Упоминание про его честность и принципиальность только подстегнули Вячеслава. - Причем здесь принципиальность? - пытаясь никого не оскорбить, Вячеслав подыскивал слова. - И вообще... - Не волнуйтесь так, Вячеслав Александрович! - благожелательно начал успокаивать его майор. - Вы же служили, вы знаете, что такое порядок и ... и тем более, у нас уже был разговор на эту тему, помните? Николай Александрович подмигнул, так неожиданно и заговорщически, что Вячеслав прикусил готовое вылететь следующее возражение, сорвались в воздух только первые согласные буквы: 'Нм!' - Мы дадим вам расписку, все формальности будут, как нельзя лучше, устроены. Вам не о чем беспокоиться! Опыт пронзительно стучался внутри, требовал не отдавать ничего, ни сапог, ни ковра, но уже шевельнулось какое-то новое понимание, другая часть Вячеслава, проснувшаяся и сладко расправившаяся в этом мире. 'А собственно, зачем так упираться? - подсказывало маленькое невинное знание. - сколько здесь уже случилось разных странных совпадений и несообразностей?! Возможно, я самого начала действовал неправильно, пытаясь решить самому, как лучше выполнить порученное. Вдруг, все, что от меня требуется - доставить сапоги на место, а затем не мешать собственной инициативой!' Мысль была свежей и острой, Вячеслав нерешительно мял ее в уме, не решаясь расстаться с прежним расчетом, прежним настроением. Нужно было выбирать, как поступить, и выбирать немедленно. 'Что Яга скажет на расписку?' - подумал Вячеслав, пытаясь отогнать внезапно появившуюся слабость в ногах. - 'Тогда останусь здесь! Буду искать Софью Потаповну! А, была не была!' - Хорошо, - сказал он. Николай Александрович приязненно посмотрел на Вячеслава. - Я знал, что Вы так поступите. Как бывший военный, как человек, понимающий, что такое долг и подчинение правилам! - Сейчас отдать? - безрадостно спросил Вячеслав. - Да, пожалуй, - согласился майор. - Товарищ, капитан, займитесь ними. Вячеслав полез в рюкзак, вытащил из него сапоги, помедлил над ковром, достал и его, выложил на стол. Рюкзак стал легче, скрывая в себе только кувшин с джинном и гостинец для кота, возможно, и не нужный теперь. - Сейчас, я напишу расписку, - сказал Ложечников, полез за бумагой и остановился на полпути. - Товарищ майор... - Да? - Если составлять по всем правилам, то необходимо ставить печать склада. Штабная будет не совсем к месту. - Разумно. - Но возникает вопрос: склад находится в Подберезках, кроме того, у Вячеслава Александровича нет соответствующего пропуска для прохода на территорию склада. - Оформите, я подпишу. Под мою ответственность. - Есть оформить! - С этим не будет проблем, - подбодрил майор Вячеслава. - Сегодня уже не успеете, получите справку завтра с утра. Он улыбнулся и добавил: - А чтобы не отнимать времени у депутата, мы предоставим ему машину, как Вы считаете, товарищ капитан? - Так точно, также считаю! - В качестве шефской помощи и как символ нашей неразрывной связи с народом. - Совершенно верно, - сказал Ложечников. - Я распоряжусь, чтобы за ним утром заехала машина. В половине восьмого Вас устроит? Вячеславу, вообще-то, было совершенно безразлично, в восемь, семь или девять часов придет машина, тем не менее, он вежливо кивнул. - Вроде все? - спросил Николай Александрович. - А Вы товарищи, тоже депутаты? - Нет, - ответила Евгения. - Мы работники управления Обувной промышленности. Помогали Вячеславу... Вячеславу Александровичу в поисках сапог. Очень рады, что все благополучно разъяснилось. Спасибо Вам большое. - Ну что вы, это наш долг. Почти одновременно Евгения, Люда и Новоперов поднялись с дивана, стали уходить. Вячеслав тоже сделал шаг к выходу. - Я их провожу, - сказал Николай Александрович Ложечникову, - не утруждайтесь, занимайтесь своими делами. - Есть, товарищ майор. Все, кроме Ложечникова вышли в коридор. - Прямо по коридору, товарищи, я подскажу, куда свернуть, - предупредил майор и замедлил шаг, чтобы идти вместе с Вячеславом. - Ну что, Вячеслав Александрович? Он убавил чуть громкость своего командирского голоса. Вячеслав непонимающе взглянул на него. - С сапогами разобрались, теперь Вы не связаны ними, можно заняться поисками Софьи Потаповны? Похоже было на то, что события, подобно бусинам, нанизанным на бечеву, ложились в строго определенном порядке. Ведь та моя встреча, подумал Вячеслав, с компанией офицеров - не случайна! Вообще, ни какие события не случайны! Это мне казалось, что я просто иду, словно по мелководью, коленями раздвигая воду, присматривая, выбирая путь. А в сущности, с самого первого шага в этом мире я не совершил ни одного сознательного движения, меня несло, и все, что я делал - только отзывался на события своими чувствами. Радовался и млел! Вот и выполнил задачу Яги! Вот и не дурак!!! - Сам совершенно не представляю, где ее искать, - продолжал негромко майор. - Разве что знаю точно - в столице ее нет. Может, Вам вернуться к вашему родственнику, ну, тому товарищу, у которого Вы гостили, и расспросить его как можно более подробно? 'А что еще остается делать? Но, главное сейчас, проанализировать всю свою дорогу и попытаться понять принцип и механизм сил, которые действуют на меня, попытаться найти способ поступать целенаправленно, а не идя на поводу у событий!' - Вы тоже думаете об этом? - спросил майор негромко, затем повысил на мгновение голос. - Да, товарищи, направо и по лестнице вниз! - Я вот думаю, как Вам помочь. К сожалению, я ограничен служебными обязанностями, но постараюсь что-нибудь придумать. Вот Вам мой телефон. Он остановился, достал из нагрудного кармана карандаш и листок бумаги, записал быстро что-то, протянул листок Вячеславу. - Когда понадоблюсь, набирайте этот номер, потом просите соединить с Вороном... это позывной нашего коммутатора, не знаю, кто это придумал. Ну, а затем требуйте меня. Они прошли турникет, стеклянные двери и вышли на улицу. - Вот и все, товарищи, - сказал Николай Александрович, - Желаю всем успехов. Вячеслав, его спутники распрощались с военным и он, отдав честь, ушагал в здание. - Превосходно, - потер руки Новоперов. - Кто теперь куда? Людочка, вас проводить? Людочке было приятно внимание, она чуть смущенно кивнула и последовала за Новоперовым. Вячеслав остался наедине с Евгенией. - Видите, как хорошо все вышло? - спросила девушка. - А вы беспокоились. Вячеслав подумал, что совсем не беспокоился. - Давайте, я провожу Вас в ваш Комитет, чтобы быстрее дело пошло. Да, подумал Вячеслав, мне теперь только и остается, что участвовать в съезде работников обувной промышленности. Но вслух, чтобы не обидеть девушку, он сказал: 'Да, спасибо, Женя, я буду очень признателен'.
26.
Сразу после того, как его встретили и устроили в гостинице, Вячеслав отправился на ВДНХ вновь. Его пробовали включить в какое-то делегатское мероприятие, экскурсию или лекцию, но, проявляя волю, парень настоял на своем. Просто говорил, что у него еще одно дело, порученное его избирателями, и отказывался от всех мягкий увещеваний и предложений. Он только забежал в свой номер, намереваясь оставить рюкзак, но так и не решился с ним расстаться. Постоял несколько минут внутри, невнимательно смотря на обстановку двухместного номера, перебирая мысли, как какие-то тяжелые шарики, и кинулся назад с рюкзаком. С Евгенией он распрощался еще при входе в Комитет по делам делегатов, она уехала в свое Управление, и теперь ему самому пришлось думать, как добраться до нужного места. Возле гостиницы стояли пустые машины, такси - не такси, частные - не частные, в двух сидели водители. Он подошел к одному и спросил, сколько будет стоить добраться до ВДНХ. Водитель к его удивлению улыбнулся и, протянувшись через салон, открыл дверцу. - Депутаты, - пояснил он, - пользуются льготами бесплатного проезда на любом транспорте. Садитесь. - Спасибо, тогда на ВДНХ! - сказал Вячеслав, радуясь случаю. - Вы, наверное, первый раз в Москве, - согласился сам с собой водитель. - Мы тут специально стоим, как раз для таких целей: понадобится вдруг машина, где ее искать? - Очень удобно, - согласился Вячеслав. Они влились в тоненький поток транспорта, и водитель прибавил скорость. - А на ВДНХ уже были, или первый раз? - Нет, сегодня утром уже был. А сейчас нужно встретиться с двумя людьми. - Понимаю, работа у вас такая, - согласился водитель. - Узнать, кому что нужно, помочь, советом или делом. Нужная работа! Вячеслав неопределенно качнул головой. - Но, конечно, и ответственности больше. Ведь если что не так, и спрос с вас выше?! - Совершенно верно, - согласился Вячеслав. - Намного больше. - А Вы со съезда работников обувной промышленности? - поинтересовался шофер. - Ну, вообщем-то... - Вячеслав воспроизвел предыдущее движение головой. - Читал, читал сегодня в газете. И лозунг запомнил: 'Культуру - на окраины!' Правильно! Водитель коротко просигналил, наддал газу, и они обогнал вялый грузовичок. - И с решением полностью согласен. Правильная мысль - прямо со съезда направить ударную группу в отсталые районы! Это - по-нашему, по-боевому! Вячеслав кашлянул, стараясь, чтобы этот звук походил на одобрение водительских слов. - Вы тоже с ним едете? - Я?! Не знаю... - А поехали бы? - спросил водитель. - Поехал бы, - ответил Вячеслав. Он сказал это совершенно искренне, на мгновение поставив себя на место любого живущего в этом мире: они бы не раздумывали. - И я бы, - вздохнул водитель. - Завидую вам.
На выставке знакомой дорогой Вячеслав поспешил к восточному павильону. Но еще издали парень увидел, что площадка перед зданием опустела, былые завалы ковров, тканей, меди испарились, и там свободно ходили редкие посетители. Он вбежал в сам павильон, но торговля сворачивалась и в нем. - Скажите, - ухватился Вячеслав за ближайшего торговца. - А вот те, кто торговал на улице, они уже ушли? - Ушлы, - согласился продавец, убирая с прилавка подносы с сушеными фруктами и изюмом. - Поздно пришел, дарагой. Изум хочишь? Дэржи. Вкусный. - Нет, спасибо. - А чито хатэл? 'Это мое личное дело, - подумал Вячеслав. - Я уже рассказывал каждому встречному об этом, и вот что из этого вышло! Теперь буду поступать так, как нужно мне!' Но его решимость проявлять твердость и независимость быстро и незаметно стекла, неожиданно для него самого. - Может, урук? Кароший урук! - Нет, не нужно. Я хотел отдать им кувшин, который они мне подарили. - Чито, ни нужен? - спросил с участием продавец. - Нужен, но я его не покупал. Мне просто всунули его без моего желания. - А ты взял? - Так получилось. Не хотел, но взял. - Они совсэм уехалы, - сказал торговец, принимаясь за очередной поднос. - Днем стали собираться. Все на верблюды положили, и уехалы. Большой караван! - Куда уехали?! - Назад, в Ирэм. 'Ирэм... Ирэм... знакомое название'. - Как же так... Вячеслав подумывал оставить опасный подарок с просьбой передать его завтра владельцам, но их непредвиденный отъезд отогнал эту мысль. - Я думай, - доверительно сказал торговец, точно попадая в поток мыслей собеседника, - кувшин нэльзя отдавать. Ты за нэго нэ платил, если хозяин назад попросит, что скажешь?! - И я тоже так думаю. - Дэржи его, отдашь, когда опять встретышь. Вячеслав кивнул. - Не хочэшь изум, сухофрукт вазьми. Кароший сухофрукт. Ничего просыт за нэго нэ буду, просто попробуй. Продавец подмигнул и протянул горсть почти сморщенных и скрученных кусочков. Вячеслав недоверчиво принял подарок. - Спасибо. - Нэт, - сказал торговец, - сэйчас не ешь, потом, когда голоден будэш! Это нэ простой сухофрукт. - Почему не простой? Вячеслав дернул рукой, намереваясь отдать подарок. - Бэри, бэри, нэ бойся! Сухофрукт из яблок. Ах, какой яблок! Нэ яблоко - золото! - И Вы мне просто так его даете? - Хорошему чэловэку пачэму нэ дать? Ты нэ дал бы? - Дал... Торговец подмигнул. Вячеслав вспомнил о втором деле и поспешил распрощаться. Боясь, как бы музей не закрылся, он почти бежал по асфальтовым дорожкам. Вопреки опасениям, музей работал, и та же девушка сидела на стуле у входа. - Добрый день, - отдышавшись, сказал ей Вячеслав. - Добрый день, товарищ, - приветливо усмехнулась та, - понравилось? Снова хотите посмотреть? - Да. 'Надеть браслет!' - пульсировала мысль. - 'Возможно, все дело в нем!' Последствия грядущего события не представлялись, будущее просто заканчивалось на той секунде, когда тоненькая полоска золота обернется вокруг запястья. Что будет тогда: ломаные и страшные молнии принесут гром, все заволочет дымом или его перенесет куда-нибудь, Вячеслава не тревожило. - Если желаете, я расскажу о нашей экспозиции. Вы можете начать с первобытных племен. - Нет, спасибо, я хочу еще раз посмотреть на браслет и обруч. - Ой, - сказала девушка, и Вячеслав насторожился. - Надо же, как случилось! Вот незадача! Ведь мы его уже отдали! - Как отдали, кому?! - Совсем недавно, сразу после обеда. Вы ведь ничего не знаете! Мы подготовили экспозицию для передвижной выставки, а после обеда товарищи за ней приехали и увезли в Наркомкульт. Там были и браслет, и обруч. Да Вы не беспокойтесь, через месяц - другой они снова к нам вернутся! - Что это за выставка? - спросил Вячеслав. - Мы стараемся, - сказала гордо экскурсовод,- Чтобы предметы культуры могли видеть все народности страны, и живущие на ее окраинах тоже, а не только жители столицы. Вы знакомы с лозунгом 'Культуру - на окраины'?! - Да, - удрученно ответил Вячеслав. - Уже слышал. - Это очень нужное дело, мы каждый год делаем такие передвижные экспозиции. А в этом году она совпала со съездом работников обувной промышленности... 'Ох уж этот съезд!' - подумал Вячеслав. - А известно, куда именно поедет браслет? - Нет. Состав предметов и маршрут выбирает Наркомкульт. Мы предлагаем им список и описание, но решают, что именно поедет и куда, в Наркомкульте. 'Может, поехать в Наркомкульт?' - подумал Вячеславу. После потери сапог поиски браслета казались единственно возможной целью. Не возвращаться же с пустыми руками ?! Вячеслав еще постоял с минуту, слушая рапортующую девушку, а потом, уныло распрощавшись, покинул музей. Будущее ощутимо рушилось. Дорога в него внезапно разбежалась множеством тропок, неудобных и скользких, а там, где лежала утрамбованная широкая полоса земли, стало болотно и непроходимо. На выходе из выставки, парень нашел свободную машину, сказал шоферу, что он депутат, и попросил отвезти в гостиницу.
Его ждали. Девушка-распорядитель, которая уже раз посягала на его время, радостно опутала паутиной быстрых слов, перехватив у дверей. - Здравствуйте, товарищ Радушев, Вы как раз вовремя! Сейчас товарищи вернутся из экскурсии по культурным достопримечательностям Москвы, вы перекусите, чуть отдохнете, и мы поедем на вечер коллективов творческой самодеятельности в Большой театр... - Скажите, а где находится Наркомкульт? - попробовал пробиться Вячеслав через эту сеть. - Мы будем проезжать мимо, я покажу, так вот, после Большого театра у нас по плану товарищеский банкет... Парень посмотрел на часы. - До какого часа у вас работают? - Мы все время работаем, бездельников среди нас нет! - горделиво ответила девушка. - Это понятно, но если я приеду туда поздно, я кого-нибудь застану? - Товарищ Радушев, я понимаю Ваше желание работать, но у нас программа, Вы и так трудитесь, не покладая рук, - Вячеслав пристыжено отвел глаз, - Вам нужно отдохнуть, тем более, что завтра будет еще день! - Но у меня очень важное дело, - попытался он настоять на своем, но замер после первого же предложения: если его спросят, что он ответит? Скажет правду, выглядящую весьма неубедительно, или солжет? Лгать в этом мире совсем не хотелось, это казалось кощунством. 'Ужас!' - пришла мысль. - 'Это, в самом деле, паутина! Игра, в которой правила не дает нарушить совесть, а по правилам выиграть невозможно. Кто тогда виноват: моя совесть или неумение играть?!' 'А может, не спросят?' - пришла следующая мысль. - Понимаете, это очень важно для меня, - сказал он девушке. - Ну, хорошо, - согласилась та и вздохнула, - я попробую помочь. Что Вам нужно в Наркомкульте? - Я ищу браслет и обруч, который вместе с другим экспонатами сегодня после обеда привезли из Музея народного искусства на ВДНХ. - Браслет и обруч? - задумчиво повторила она. - Хорошо, товарищ Радушев, идите к другим депутатам, они, кажется, уже приехали, а я разузнаю.
Хотелось еще говорить с ней, уточнить, когда, но девушка отвлеклась на входящих. К тому же, она раз ответила, и Вячеслав молча пошел вслед за ней к входящим через двери мужчинам и женщинам. Охоты участвовать во встречах, вечерах и банкетах не имелось совершенно. А желалось просто побродить по незнакомой Москве, побыть в одиночестве, не вступая ни с кем в разговоры и ничего не планируя. Возможно тогда, думал Вячеслав, в ненарушаемой тишине неглубоких мыслей, притянутых наблюдением за столичной жизнью, и проступит верное решение. Перекусив вместе со всеми в ресторане бутербродами с красной икрой, с семгой и сырокопченой колбасой, выпив чая с лимоном, он тихонько улизнул, отсоединился от рыхлой массы довольных и жизнерадостных депутатов, и, стараясь, чтобы его не заметили, выскочил на улицу. Такси брать не стал, а просто прошел несколько улиц, прислушиваясь к своим ощущениям, впитывая в свою память вид улиц с древними автомобилями, извозчиками, людьми, одетыми в одежду 30-х годов. Память Москвы знакомой подсказывала маршрут. Чужими улицами он вышел к Арбату, не нашел привычного ряда домов, двинулся в направлении возносящейся над домами колонноподобной громады, туда, где в его Москве был храм Христа-Спасителя. Открывшийся вид потряс его. Плащадь, похожая на бесконечную плоскость, слои мраморных уступов, шпили, возносящиеся вверх. Вдалеке угадывался Кремль, но странный, стягивающий плотное нагромождение куполов, без итальянского узора башен и зубцов стен. Отсюда было видно, что именно венчает купола: не звезды, не кресты - а золотые диски с волнистыми лучами во все стороны. А еще Кремль, ощутимо возвышаясь над соседними кварталами, стоял, похоже, на большом холме. Панорама увиденного вызвала в память образ Киева, Владимирской горки и Софии, и Вячеслав почувствовал нечто вроде дрожи. Он не ожидал встретить такого, но встретив, осознал то, что сам чувствовал, не осознавая, смутно и неопределенно. Именно такой и должен был быть центр, середина Его страны! Он медленно двинулся, запоминая и всматриваясь, к Кремлю, затем вдоль него. Так он ходил и ходил, жалея, что с собой нет фотоаппарата, до самого вечера, когда начали зажигаться фонари, когда людей, свободных и, по всей видимости, счастливых прибавилось. Вячеслав не хотел уходить, но все же, разбитый усталостью, сдался и остановил автомобиль с открытым верхом, приняв его за такси. Мужчина, который сидел за рулем, рассмеялся его смущению и извинениям, пригласил садиться и отдавая себя во власть случайному прохожему отвез парня до гостиницы, где остановились депутаты Съезда работников обувной промышленности.
27.
В номере Вячеслав по одежде на стуле у окна понял, что его сосед на месте. Он не стал включать свет, пробрался к своей кровати, по пути задев угол чего-то, стал раздеваться. - Если хотите, можете включить свет, - сказал сосед, - я не сплю. - Спасибо, я почти разделся. - Гуляли по столице? - Да, красиво. Вячеслав начал разбираться к постелью. - Мы вот тоже с товарищами собирались, да только устал сильно. Даже на банкет не пошел, сразу после Театра поехал сюда. Ничего, завтра наверстаю. А Вы в театре были? - Нет, не успел. Дела отвлекли. - Понятно. Красивый театр. Вначале выставку смотрели. А потом концерт. В темноте Вячеслав не видел, что делает, но свет включать не хотелось, чтобы не перебивать уже подходивший сон. - Что за выставка? - поддерживая разговор, без интереса спросил парень. - А это та выставка, которую ударный отряд делегатов повезет по стране. Чего там только не было! - Выставка? - насторожился Вячеслав. В голову вернулась ясность. - Да. - Вы всю ее смотрели? - Все прошел, каждый экспонат обсмотрел. - Случайно, не видели там такой браслет в виде переплетенных змеек? - Запомнил такой. Очень красивая вещица. 'Одеться и искать экскурсовода! - пришла первая мысль. - Хотя, для чего... Уже почти ночь, меня все равно уже туда не пустят. А завтра... Нет, оденусь!' Вячеслав начал проделывать прежние движения в обратном порядке. - А Вы не знаете, где наш экскурсовод? - Знаю, на банкете, со всеми. Во Дворце Советов. Вячеслав перестал застегивать пуговицы. - Это вот тот, что возле Кремля? Такое громадное здание? - Самое высокое в стране! - гордо сказал голос. - А Вы никак на банкет решились пойти? - Не знаю. А что про выставку говорили? - Да много чего. Вы зря не пошли, очень много экспонатов! К тому же, ее всю сегодня упакуют для отправки, если уже не упаковали. Вячеслав снова стал снимать рубашку. - А куда отправят вначале, не знаете? - Нет. В Наркомкульте должны знать. Да вот, наша Ирочка вроде знает, она разговаривала с товарищем из Наркомкульта. - Ирочка, это экскурсовод? - А Вы еще не знаете? Она! Вячеслав нерешительно затеребил пуговицей. Ждать завтрашнего дня, или ехать спрашивать сейчас? Вроде и не спешно, но сегодня он уже опоздал, причем два раза! - А завтра по плану у нас что? - Завтра - первое заседание Съезда согласно распорядку. Вечером - культурная программа. 'Нет, успею завтра. К тому же сил уже нет'. Вячеслав вспомнил про полный событиями день, утро, когда он только что прибыл в Москву, и снова стал раздеваться. - Я тоже так считаю, - сказал, зевая, невидимый сосед, - Еще будет время погулять. Спокойной ночи. Вячеслав сам зевнул в ответ. 'Спокойной ночи'.
Утром его растормошили требовательно, но бережно, чьи-то руки. Над ним стоял незнакомый офицер. - Вячеслав Александрович, - тихо позвал он. - Половина восьмого. - Ах да! Вячеслав сонно вскочил, ринулся не туда, сообразил, стал одеваться. Он помнил про договоренность, но казалось, что еще чересчур рано, восемь часов далеки, а дорога к ним пролегает через глубокие залежи сладкого сна. - Я буду ждать Вас у машины, внизу, - сказал свежий и полный энергии офицер и ушел. Сосед тихо и завидно сопел, из под одеяла высовывалась часть головы и сложенные в трубочку губы. Вячеслав поспешно оделся, захватил рюкзак, тяжелый нелюбимым, лишним грузом и спустился вниз. Офицер стоял у черного, с открытым верхом автомобиля с узким носом, который придавал машине стремительность. - Согласно приказу капитана Ложечникова, я должен Вас доставить в Подберезки, на склад специмущества, - сказал офицер и отдал честь. - Да, я знаю, спасибо. - Садитесь. Вы не завтракали? - Нет, не хочется. - Если проголодаетесь, на заднем сидении лежат термос и пакет с бутербродами. Путь не близкий. Машина тихо заурчала, и они тронулись с места. - Не близкий? - уточнил Вячеслав. Ему казалось, что Подберезки, это где-то совсем недалеко от Москвы. Самое больше час. - Если поторопиться, попадем к обеду, к двум часам. Машина набирала и набирала скорость. 'Потрачу целый день, - озабоченно подумал Вячеслав. - Буду в Москве только вечером. Нет, нужно было поговорить с экскурсоводом Ирой еще вчера! Эта расписка мне совершенно ни к чему, а вот из-за нее я снова потеряю, точнее, уже потерял, браслет!' Паутина события вновь опутывала, диктовала поступки и определяла будущее. 'Может, вернуться? Отказаться, извиниться...' Они выехали на ровный проспект, почти пустой в этот утренний солнечный час, и офицер еще прибавил скорость. 'По расположению, вроде Кутузовский', - отметил Вячеслав. Одинаково тянуло как вернуться, так и мчать в машине, по гоночному быстрой, через весь город. 'Вернусь, а там снова окажется, что все впустую. Браслет отправили неизвестно куда, или он вообще затерялся... пусть будет, что должно!' Дома стали ниже, пошли пригороды и дачи, прерываемые кусками соснового леса. - Не дует? - спросил офицер, еще убыстряя ход. - Нет, нормально. В день, полный солнца, по-летнему жаркий, быстрый свежий воздух только бодрил. 'Ну, он и гонит... - подумал Вячеслав, - сколько там, уже больше ста?' Офицер перехватил взгляд, направленный на спидометр. - Да, она может и больше, - заметил он, не сводя глаз с дороги и крепко держа руль. - Выедем на Приморское шоссе, там уже поедем, как надо. 'Однако...' - Приморское шоссе? - переспросил парень. - Да, к Черному морю. Хорошая дорога! Три полосы в каждом направлении, асфальт, очень удобно. Он помолчал, затем заговорил снова: - Вечером из Москвы в Подберезки идет курьерский. В двадцать два ноль семь. Приходит в половине девятого. Но машиной, конечно, быстрее. По свежему воздуху, по солнцу. Да и скорость почувствуете! 'Это точно!' - А что это за город, Подберезки? - Обычный город. Река рядом. Штаб ВВС, аэродром, склады, Дом культуры, до моря недалеко. Они притормозили, дорога плавно закруглялась и вливалась в другую, с обещанными шестью полосами. Регулировщик в белом мундире, белом куполообразном шлеме отдал им честь. - Вот тут можно и разогнаться, - удовлетворенно сказал офицер и втиснул в пол педаль газа.
В Побдерезки они приехали, как и было обещано, к двум часам. Проехали по единственной хорошей улочке, покрытой асфальтом, свернули на грунтовую, лежащую в пыли. Мимо двух и одноэтажных домов, укрытых палисадниками выехали к открытым воротам в зеленом заборе и будке с часовым. За воротами расстелился большой плац в окружении длинных приземистых полутораэтажных зданий с платформами для погрузки. Непрерывный ряд в одном месте нарушало двухэтажное здание, к которому и подъехал спутник Вячеслава. - Подождите меня, Вячеслав Александрович. Я доложу, что мы приехали. Через десять минут он вернулся в сопровождении двух офицеров, один из которых был в морской форме и с кортиком. Еще у него была окладистая серенькая бородка шкипера и трубка в зубах. Трубка и бородка так поразила парня, что он невольно посмотрел еще и на уши моряка - нет ли в них серьги. Серьги не было. Были бумаги, которые моряк держал в руке. Пришедшие поздоровались. - Ждем Вас, - сказал моряк. - И очень ждем, - добавил второй офицер, - поможете разобраться - опять напутали в Наркомкульте. Идемте. - Я могу быть свободен? - спросил водитель Вячеслава. - Да, пока свободны. Мы Вас вызовем. Офицер уехал, а новые сопровождающие повели Вячеслава к складам. - Как добрались? - спросил моряк. - Спасибо, очень хорошо. - Да, к нам хорошая дорога, - сказал второй военный, - с ветерком. Нет, сюда. Они поднялись по приставной металлической лестницей на платформу, осмотрев печати, стали открывать тяжелую деревянную дверь. Вячеслав не совсем понимал, для чего это все делается, и просто стоял рядом. За дверью стояли пустые стеллажи да самого потолка, коридор между ними уводил в темноту. Моряк нащупал выключатель, осветил внутренности, пошел по коридору. В середине склада стояла небольшая будочка с окошком и кривой дверцей. Внутри будочки втиснули диван, канцелярский стол, сейф, стул, шкаф с бумагами. На двух свитых проводах - как на стебельке, свисала пухлая лампочка без абажура, светившая тускло и неслепяще желтым светом. Моряк сел к столу, стал разбирать бумаги, которые принес с собой. Военный подался куда-то дальше, доносилось только его топтание. - Секция тринадцать, - крикнул в открытую дверь моряк. - Мирон Харитонович! - Да! - донесся приглушенный расстоянием и вещами голос. - Я знаю! - А скатки рядом! - Да знаю, я, знаю! - Вначале покончим с приходом, - предложил моряк, а потом с расходом. Не возражаете? Вячеслав не совсем понимал, о чем тот говорит, но согласно кивнул. Моряк нашел одну бумагу, открыл сейф, достал набор печатей, присмотрел одну, жарко подышав, приложил к бумаге. Затем вывел рядом с хорошо получившимся оттиском закорючку, протянул листок Вячеславу. - Это справка о том, что мы приняли у вас комплект сапог и ковровую скатку, все 'бу', в количестве одна пара и одна штука. Парень кивнул. - А теперь разберемся с этими документами. Вячеслав еще раз кивнул, внимательно слушая. - Согласно спискам, мы должны укомплектовать группу в одиннадцать человек. Это значит, одиннадцать полных комплектов, включая Ваш. Вячеслав удивился, но ничего не сказал. Второй военный где-то пыхтел. - Десять комплектов мы отправили в адрес Съезда вчера вечером, - рассказывал моряк, - следовательно, остался один. Вячеслав догадался. Ударная группа Съезда, отправляющаяся куда-то на окраины, чтобы нести культуру. Вместе с ней в составе передвижной выставки должны покинуть столицу браслет и обруч. 'Значит, снаряжение они получают отсюда'. Он не успел связать мысль про отданные сюда же сапоги и про то, что хранится, а затем получается на этом складе. Вошел второй военный, неся в руках один сверток побольше, множество маленьких, а главное, сапоги - точь в точь, как сапоги Яги, только абсолютно новые! Внес, свалил на диван. Вячеслав за его движениями проследил широко раскрытыми глазами. - Все, - сказал армеец. - Посмотрите, Харитон Миронович. - Так, - произнес тот, сверяясь со своей бумагой. - Сапоги походные, образца 'скороход', с ботфортами - есть. Скатка-ковер полевая - есть. Скатерть походная самоскрутка - есть. Походный набор для ремонта одежды из пряльца, иголки, иголка позолоченная, проба 999, и нитки, нитка серебряная, толщина 100, артикул 'Парадный генеральский' - есть. Столовый полевой набор в ассортименте: блюдце посеребренное и посеребренный столовый прибор в виде яблока - есть. Компас походный, модель 'клубок шерстяной, диаметр 15 сантиметров' - есть. Кошелек непромокаемый, безразмерный - есть. Распишитесь, Вячеслав Александрович. - Вы уверены, что это все - мне? - вдруг спросил парень, тут же пожалев о сказанном. - Сейчас посмотрим, - согласился моряк. - Вячеслав Александрович Радушев? Депутат Съезда работников обувной промышленности? В списке активистов-ударников? Да. Итак, сапоги - есть, ковер есть... и верно, только сапоги и ковер! 'В списке ударников????' - удивился Вячеслав. - Как так? - удивился Мирон Харитонович. - Не может быть, посмотрите еще! - Нет, все верно, вот подпись, вот галочки стоят. Странно, как же я раньше не обратил внимание! - Ну что же Вы так, Харитон Миронович! - пожурил моряка второй военный. - Внимательнее нужно быть! Это все-таки склад, отчетность! Мирон Харитонович выбрал лишние предметы. - Людям нужно доверять, - оправдываясь, заметил ему вслед моряк. - Вот, Вячеслав Александрович, молодец, заметил! Вячеслав польщено отвел глаза. Хотя ему страстно хотелось заполучить все: и скатерть, точно самобранку, и серебряное яблочко на серебряном блюде, и клубочек, показывающий дорогу, и явный кошелек Фортуната! - Распишитесь здесь и здесь. Вот так конфуз случился... не обратил внимание. Это, наверное, оттого, что Вас последним дописали, от руки, вот я и машинально... А знаете, что? - Да? - замер парень. - От нас сегодня летит самолет в Москву, вы летали на самолете? - М-м-м... да. - Полетите на нем. Два часа - и в столице! - Спасибо... - нерешительно поблагодарил парень. - Да, да, решено! Я все устрою, полетите на месте радиста. Можете считать это благодарностью за то, что указали вовремя на оплошность. Вячеслав под поощряющим взглядом взял в руки сапоги, пахнущие новой кожей, без потертостей и складок, сверток с ковром. Не веря удаче, сложил в рюкзак. - А кто меня дописал в список? - спросил после этого. - Да, собственно, все этот путаник, Семен Аристархович Селедкин, начальник отдела культурных связей в Наркомкульте! Только подумайте, направил сюда часть выставки! Сегодня утром привезли с курьерским. Вячеслав, еще не справившийся с радостью по случаю обретения вожделенного, слушал невнимательно, не вникал в суть. - Мы сразу ему позвонили. А он: немедленно их назад в Москву, ошибочка вышла! Вот тебе и ошибочка! Говорит, надоумило что-то, не пойму что. Вот тебе и надоумило! В такую даль от Москвы! Ну, мы эти коробку самолетом и отправляем. Вы как раз ним и полетите. Вернулся Мирон Харитонович. - Все? Расписался? Теперь решим со злополучной выставкой, и готово. - Вячеслав Александрович полетит этим самолетом, передадим через него, - сказал, вставая, моряк. Мирон Харитонович с сомнением посмотрел на Вячеслава. - Да, да, я уже решил. Не бойся, такой не подведет! Они вышли из склада и после почти магической процедуры закрытия двери и наложения печатей пошли по покрытому солнцем плацу. - Сейчас, Вячеслав Александрович, - сказал моряк, - пообедаем, а потом можно будет и лететь. Не возражаете? Вячеслав, чье внимание было поглощено радостным грузом за спиной, не возражал.
28.
Самолет, стоявший в конце взлетной полосы, у полосатых флажков, имел по два крыла с каждой стороны, одно над другим, с растяжками между ними, полукруглое оперение, большой пропеллер на носу. Под фюзеляжем возился техник с темном комбинезоне, а невдалеке курил летчик в синих штанах-галифе, меховой куртке и с черным шлемом на голове. Автомобиль привез их, Мироновича-Харитоновича и Вячеслава к самому самолету. - Игорь Васильевич! - крикнул моряк прямо из машины. Летчик обернулся и подошел к ним. - Добрый день, Игош... Игорь Васильевич! - сказал Вячеслав. Игошка, бывший деревенский рубаха-парень, бывший крепостной помещика Нижедубова, а теперь военный летчик, стоял перед ним и широко улыбался. - Вячеслав... Вячеслав... - Александрович, - строго подсказал Мирон Харитонович, всю дорогу не выпускавший из рук небольшую коробку. В ней находились попавшие в Подберезки волей случая предметы искусства. - Вячеслав Александрович! Какими судьбами здесь?! - Ой, Игорь Васильевич, и не спрашивайте, столько всего приключилось! А Вы как здесь? - Да тоже приключилось всего немало, - усмехнулся летчик. - Так Вы знакомы? - умилился моряк. - Вот так случай! А ведь он с вами летит, товарищ лейтенант. - Со мной? - Так точно, - добавил Мирон Харитонович. - Сядет на место радиста. - Есть, товарищ майор! - ответил радостно летчик. - Вячеслав Александрович, - продолжил майор, - Раз Вы летите в Москву, точнее, раз уж так получилось, то примите этот груз. Его нужно передать представителю Наркомкульта, который Вас встретит в Москве. - Хорошо, - согласился Вячеслав. - Распишитесь вот здесь в получении. Вячеслав, поставив подпись, получил в руки нетяжелую картонную коробку, перевязанную крест накрест бечевой и с сургучной печатью, которая пришлепнула два свободных веревочных конца. - Что в ней? - Часть экспозиции, попавшая к нам по недоразумению, - нехотя ответил майор. - Неважно что, главное, доставьте по назначению! - Хорошо. Майор сморщился: 'Ох уж эти гражданские!' - Ну что, Вячеслав, полетим? - улыбнулся Игорь. - Вы летали уже? - На таких самолетах - нет. - Отличная машина! Р-2. Разведчик, модель вторая. Может использоваться как легкий истребитель или бомбардировщик. Садитесь вот сюда. Место радиста располагалось сразу за местом летчика. Оба были открыты ветру, только на носу перед летчиком имелся небольшой стеклянный козырек. С помощью Игоря Вячеслав забрался на нижнее крыло, влез в глубокую кабину, сняв рюкзак, попытался устроиться удобнее. - Подождите, так не годится! - сказал Игорь. - Замерзнете! Сейчас дам куртку и шлем. Вячеслав принял пухлую крутку, надел ее, затем нахлобучил шлем. В секунду стало жарко и тихо. В оставшееся между собой и кабиной место втиснул рюкзак, затем коробку Наркомкульта. - Совсем другое дело, - похвалил Игорь. - Вот это ларингофон. Если захотите сказать, включите тумблёр. А вот ремни нужно застегнуть на груди. Летчик пристегнул парня к креслу, воткнул проводок от шлема в гнездо на пульте перед Вячеславом. Затем ловко и молниеносно запрыгнул в свою кабину. Моряк и его сослуживец, майор, стояли возле самолета. - Счастливого пути!- крикнул моряк. Повернувшись вполоборота, Игорь спросил: - Готовы? И затем: - От винта! - Есть от винта! - крикнул снизу механик, кинулся прочь от самолета. Отошли подальше Мирон Харитонович и Харитон Миронович. В передней части самолета что-то застучало, пропеллер дернулся, затем рванул и превратился в мельтешащий серый круг. В лицо толкнуло воздухом. - Вячеслав Александрович, осторожнее с экспонатами! - донесся голос майора. Самолет качнуло раз, другой. Задвигались законцовки крыльев: вверх-вниз. Самолет медленно, а затем все быстрее двинул по полю, подскакивая на неровностях. Кабина была глубокой, Вячеслав поместился почти весь, возвышалась только голова. Поэтому он почти ничего не видел - только куски поля слева и справа, проносящиеся мимо все быстрее и быстрее. Самолет оторвался от земли, подпрыгнув в очередной раз, но не опустился, а полого пошел вверх. Дома, деревья, вся земля начала отдаляться, уменьшаться, превращаясь в топографическую карту, сочную, яркую, но без обозначений и названий. Вячеслав зачарованно следил за ней. Самолет накренился, делая вираж, и стало видно еще лучше. Под ними лежали Подберезки, небольшой городок, разбавленный зеленью садов и огородов. Сбоку его огибала серая река. Солнце оказалось сзади и слева и перестало слепить глаза. В ушах раздался шипящий и неузнаваемый голос Игоря: - У нас маршрут на северо-восток, но для Вас, Вячеслав Александрович, немного нарушим правила, полетим вдоль Калинки. Срежем полчаса, а то и больше! - Как?! - крикнул Вячеслав. - Вдоль Калинки? Это река Калинка?! - Верно, она! Вячеслав попытался высунуться из кабины, но мешали ремни. Река Калинка - просто река, обычная речка, каких много, здесь и там, или же мифическая река русских сказок, рубеж между мирами, за которым... за которым... что? Пространство за рекой было наполнено такими же полями, лесом, лугами, как и с их стороны, только не видно было людей и человеческого жилья. И еще даль, горизонт за рекой закрывал туман, дымка, словно бы там клубились, зарождались еще не оформившиеся тучи. Самолет взмыл еще выше, и река превратилась в синюю ленточку, прильнувшую к равнине. Ровно гудел мотор, ветер крепко давил в лицо, тянуло запахом масла и мерзко - перегоревшего бензина. Самолет потряхивало, заметно трепетали окончания крыльев. 'Что теперь? - подумал Вячеслав, любовно касаясь набитого рюкзака. - В Москву, а там куда? Задача ведь Бабы Яги выполнена'. Он усмехнулся, вспоминая, как только ее не представлял: 'Яга Смердиновна , помещица Яга, генеральша Ягайя, товарищ...' 'Отвяжусь от дурацкого съезда и начну искать Софью Потаповну. Надо же узнать, что скрывается за удивительным сходством!' Появилась посторонняя, развязная мыслишка, словно внутри него кто-то сомневался, ехидничал: 'Почему надо? Кому надо? Какое отношение имеет совершенно случайный человек, хоть и научный сотрудник, культуролог, к этому миру? Так, попал игрой судьбы в чужой дом, увидел что-то знакомое... разве дадено ему право копаться в комнатах, открывать сундуки, заглядывать за портьеры? Его ли это?' 'В самом деле, - согласился с мыслишкой Вячеслав, - есть ли у меня такое право рассуждать и во что-то ввязываться? Да, хочется, да, считаю это мир частью своей жизни. Но принял ли он меня? Согласился с моим любопытством? Или лукаво проведя меня, безмозглого и непонимающего, по коридору, он выпихнет из черного ходя, ласково дав при этом пинка под зад...' - Как, дела? - прошипел голос в наушниках. - Нормально! - Не слышу! Прижми ларингофон к горлу! - Говорю, нормально! Хорошо! - Не укачивает? - Нет! - Сейчас потрясет, гроза идет! Попробую подняться повыше! В самом деле, с правой стороны неба темнело, густело, и середина густоты периодически осветлялась всполохами. Самолет зачем-то опустил нос, Вячеслав не сразу догадался, что летчик так набирал скорость, затем линия горизонта качнулась в другую сторону. Темнота медленно пошла вниз. - Не нравится мне это! - сказал Игорь. - Не зря тут не летают! Ну да ладно, раз обещал... назвался груздем - полезай в кузов! - Все отлично! - прокричал Вячеслав. - Где наша не пропадала! Он вовсе не беспокоился, наоборот, переживал темную неприятность справа как приключение. Разве может с ним случиться что-нибудь плохое Здесь? Они пролетели еще какое-то время, поднимаясь, затем земля под ними выпрямилась и они полетели прямо. Гроза осталась позади. Еще минут через пять Игорь озабоченно сказал: - Вот те раз, потерял ориентировку! - Что? - крикнул Вячеслав. - Заблудились! Вроде река должна уйти вправо, а тут она слева, и не та. И лес другой! Опущусь пониже. Самолет вошел в вираж, накренившись так, что Вячеслав испуганно схватился за ремень. Поворот был гораздо круче, чем у любого пассажирского лайнера, на которых парню доводилось летать. - Странно! - прошипело в наушниках. Вслед за этой странностью мотор зачихал. Раздалось пару хлопков, маслом стало пахнуть сильнее, воздух слева стал совсем маслянистым, и серый круг перед носом самолета вдруг разорвался, исчез, превратившись в две лопасти, вставшие ровно и неподвижно. Стало тихо, только шумел ветер. - Ах, ты ж!!! - крикнул Игорь. Его можно было услышать и без шлема. Самолет задрал нос. - Двигатель заглох? - крикнул вперед еще не успевший испугаться Вячеслав. - Да! Ничего страшного! Наберу высоту, пока есть скорость, затем спланируем! - Да! - спокойно согласился Вячеслав. Лопасти впереди снова исчезли, преобразившись в серый круг. Но сейчас они вращались гораздо медленнее, вращаемые набегавшим воздухом. - Вот там, за леском! - полуобернувшись, крикнул Игорь. - Сядем на поле! Самолет медленно опускался. Задвигались концовки крыльев справа и слева от Вячеслава. Они перелетели через лес, и самолет сделал небольшой разворот, пологий и тихий. Земля приближалась, но совсем не быстро, а почти спокойно и незаметно. Еще пару секунд они были высоко над деревьями, и вдруг верхушки деревьев оказались вровень с ними. Затем выше. Еще выше... еще... Самолет задрал нос, его тряхнуло, и фюзеляж затрясся, сильно и необычно. Вячеслав запоздало схватился за края кабины, но все уже закончилось: они остановились. Первым выбрался Игорь. Заглянул к Вячеславу: - Ты как, не расшибся? - Нет. - Хорошо! Летчик расстегнул ремни, убрал коробку, рюкзак, помог выбраться Вячеславу, неловкому в тяжелой куртке. Они стояли на поле травы, окруженном лесом. Тишина казалась непривычной, давила в уши. Игорь полез к мотору, а Вячеслав, скинув куртку, поспешил надеть на плечи рюкзак и взять в руку коробку Наркомкульта. Москва явно откладывалась. Но парня это не страшило, теперь он был волен в поступках и не связан никакими просьбами. - Игорь, может, помочь? Правда, я в моторах совершенно не разбираюсь. Но хоть ключ подам или еще что. - Да, похоже, тут самим не справиться. Маслофильтр разбит. Игорь отошел от капота, вытирая тряпочкой руки. - Попали в переплет. Ну, да ничего, земля своя, выручит. Верно говорю? - Верно! - согласился Вячеслав. - Я тут деревеньку разглядел, а вот там - вроде как дорога. Давайте сделаем так: я пойду к деревне, Вы - к дороге. Останавливайте всех, особенно грузовики. Нужно будет вытащить самолет отсюда на ровное место. Встретимся здесь, у самолета. - Хорошо. Игорь задумался на секунду. - Подождите, Славик. У меня здесь летный НЗ, поделим пополам на всякий случай. Летчик полез в кабину, выпрыгнул из нее с картонной коробкой. Из коробки достал плитку шоколада в серебряной фольге, бумажный пакет с нарисованным на нем печеньем. - Шоколад и галеты. Держите. - Спасибо. - Вроде все. Дорога приблизительно в том направлении. Азимут двести сорок. На всякий случай, прощайте! Вячеслав кивнул и пожал протянутую руку. Но он вовсе не собирался кидать Игоря одного.
Сунув шоколад и галеты в карман куртки, Вячеслав решительно зашагал по полю. В кабине он засиделся и поэтому с радостью дал волю просящим движения мышцам. За полем начался негустой лес, который быстро закончился. Слева между деревьями посветлело, и парень свернул туда. Пройдя метров сто по мягкой, покрытой хвоей земле, он вышел к деревеньке, точнее хутору из пяти домов. Все было таким же, каким он оставил. Осень еще не успела за эти несколько дней оголить кусты и деревья, они по-прежнему скрывали своей листвой окна, нависали над заборами. В последнем доме топили печь и, похоже, баньку - две тоненькие струи серого дыма бесформенными столбами тянулись вверх. 'Значит, Яга дома...' Вячеслав, поправив лямки тяжелого рюкзака, глубоко вдохнул лесной воздух и направился к знакомой калитке.