Все, что я расскажу вам сейчас, истинная правда. Это случилось со мной, и воспоминания о тех событиях настолько ярки, словно имели место только вчера.
Однако, с той ночи прошло уже почти пятнадцать лет. За это время я рассказывал свою историю некоторым людям. В большинстве случаев мне никто не верил, посчитав ее или бредом воспаленного ума, или выдумкой.
Не знаю, как вы отнесетесь к ней. Сейчас мне все равно. Прошу вас об одном: просто выслушайте. А от своих выводов и умозаключений воздержитесь. Я не хочу, чтобы вы находили какие-то оправдания, какие-то объяснения. Все в прошлом, я вполне смирился с необъяснимостью происшедшего.
Просто на меня иногда находит желание рассказать о событиях, свидетелем которых был сам. Просто рассказать.
Итак, произошло это, как я уже упоминал, почти пятнадцать лет назад. Стоял декабрь, холодный, с пронзительным ветром и постоянно идущим снегом. Но не мягким и пушистым, а каким-то колючим и серым.
По делам службы, в то время я только начал свою практику врача, судьба занесла меня в небольшую деревеньку, недалеко от города. Роженица, к которой я был вызван, успешно разрешилась от бремени здоровым мальчиком, и ничто больше не задерживало меня в деревне.
Я отказался от предложенного мне угощения, уселся в автомобиль и, дав последние наставления по уходу за молодой мамашей, направился в сторону города.
Вечерело. Снаружи ветер остервенело швырял снег в окно автомобиля, застилая видимость. Но в салоне было тепло и уютно. Я включил музыку и под звуки ее вспоминал о жене, которая ждала меня дома. Мы поженились четыре месяца назад, и были, наверное, самыми счастливыми людьми на свете. Когда мы расставались сегодня днем, я обещал вернуться к вечеру. Жена ждала меня уже, приготовив незамысловатый ужин. Она была молода и неопытна, но моя любовь делала любую пищу, приготовленную ее руками, необыкновенно вкусной.
Так, приятно размышляя, я отъехал довольно-таки далеко от деревни и был где-то на середине пути до города.
Вдруг что-то случилось с моим автомобилем. Он громко чихнул, фыркнул и неожиданно заглох. Сругнувшись не совсем красивым словом, я вышел наружу, открыл капот. Но, будучи совсем несведущим в вопросах ремонта, исправить поломку не мог.
Положение мое оказалось плачевным. Я, сломанный автомобиль и абсолютно пустая дорога. К тому же, неумолимо приближалась темнота. В декабре темнеет рано, и ночь длится бесконечно долго. Провести ее посреди дороги, в автомобиле, холодном и безжизненном, мне не хотелось.
К тому же не давало покоя волнение о жене. Она меня ждет, я ей обещал вернуться к вечеру.
Поразмыслив и постучав ногой по колесу автомобиля, словно этим мог заставить его завестись, я отправился пешком. Дорога определенно должна была привести в город.
Как я ошибся. Из-за усилившегося снегопада я, видимо, сбился с дороги, и заметил это слишком поздно. Я стоял около леса и не знал, в какую сторону двигаться. Снегом почти мгновенно заносило следы, да к тому же стало совсем темно. Пронизывающий ветер продирал до самых костей, забирался под пальто и шапку. В остуженной голове пронеслась мысль о смерти. И мне так стало себя жалко, что я закричал, громко и пронзительно.
И, о чудо!, мне показалось, что кто-то ответил. Далеко и еле слышно. Боясь, что это всего лишь ветер, я закричал снова. И снова послышался отклик. Я понял, что не ошибся. Я кричал громче и громче, срывая голос и запуская в легкие потоки холодного воздуха. Я весь дрожал, но решил не трогаться с места. А лишь кричал.
Вдруг, к моему счастью, я в темноте разглядел дрожащее пятнышко света, которое медленно, но все-таки приближалось ко мне, становясь все ярче и ярче.
Наконец из темноты появилась темная фигура с фонарем в руке. Я сразу не мог разглядеть ее, но когда фигура приблизилась ко мне совсем близко, увидел старика.
- Господи, благодарю тебя! - воскликнул я.
Старик поднял фонарь и посмотрел мне в лицо, а потом сказал:
- Я не Господь. Зачем ты благодаришь отсутствующего здесь?
Я опешил от таких слов. Но потом, поразмыслив, проговорил:
- Хорошо. Я благодарю вас! Я потерял дорогу, не знаю, куда идти. Далеко ли до города?
- Далеко или близко, как посмотреть. А меня благодарить не нужно, я ничего вам хорошего не сделал.
- Как? Вы же не оставите меня одного?
Мне хотелось схватить старика за грудки и трясти его, трясти. Но ничего подобного я не сделал.
- Оставлю. Мне некогда провожать вас до дороги.
- Тогда я пойду с вами.
Мысль вновь остаться в темноте пугала меня.
- Нет. Он будет недоволен, если вы придете со мной.
- Кто - он?
- Хозяин.
- Я сам поговорю с ним. Вы только не бросайте меня одного.
Но старик, не ответив, повернулся и зашагал прочь. Боясь потерять его из виду, я отправился за ним. На меня никакого внимания старик больше не обращал, хотя я и пытался разговорить его и узнать, кто же этот загадочный хозяин.
Шли мы довольно-таки долго. Или мне просто так показалось. Вдруг темная, громадная масса вынырнула из снегопада, преграждая путь. Я понял, что мы подошли к дому. Рассмотреть его в темноте не было никакой возможности. Только из-за угла слышался неистовый лай собаки.
Старик повозился в кармане и вытащил огромный ключ. Я подошел к нему поближе, чтобы успеть вместе с ним проскочить в дом. Я боялся, что он оставит меня на улице.
В небольшом круге света от фонаря я разглядел дверь, которую отпирал старик. Она была металлическая, обитая огромными гвоздями. Тогда я подумал, что именно такие двери используют в тюрьме.
Наконец, повозившись с замком, старик распахнул дверь и отступил в сторону. Я понял, что он приглашает меня войти в дом.
Оказавшись внутри, я с любопытством огляделся. Я попал в большую комнату, ужасно захламленную. В одном, дальнем углу от двери, громоздились мешки. Как я понял по их цвету, то были мешки с мукой. В другом углу, подвешенными к прибитым к потолкам крюкам, висели закопченные окорока. Вдоль стен громоздились бочки, стеллажи дров, сельскохозяйственная утварь. С потолка свешивались пучки высушенных трав. А посередине комнаты стояло нечто большое, накрытое грязным куском ткани, цвет которой я не мог определить.
Меня заинтересовало это нечто, и я, подойдя к нему, с любопытством приподнял край тряпки.
Каково же было мое удивление, когда я увидел телескоп, установленный на подвижной платформе с четырьмя маленькими колесиками. Труба была сделана из древесины, скреплена металлическими обручами, но отражатель и линзы представляли собой качественные образцы.
Я разглядывал данное сооружение, чуждое в этой комнате, и недоумевал о том, для каких целей оно могло понадобиться. Мои размышления прервал громкий звук колокольчика. От неожиданности я вздрогнул.
- Он зовет вас.
Старик так и стоял у двери, наблюдая за мной, словно у него не было других дел. После этих слов он подошел ко мне и подтолкнул в спину, направляя в ту сторону, где лежали мешки.
В стене я увидел дверь, низкую и черную, подошел к ней и с силой толкнул.
Я оказалась в комнате. За тяжелым столом, грубо сколоченным, сидел человек. Первое, что мне бросилось в глаза, его абсолютно белые волосы, мягкими волнами спадающие на плечи. Он не был стар. Его белые волосы не гармонировали с мужественным и жестким лицом. Перед ним лежала большая стопка бумаги.
Человек отложил ручку, поднялся из-за стола, подошел вплотную ко мне и, недоброжелательно глядя прямо в глаза, проговорил:
- Кто вы? Зачем вы сюда пожаловали? Что вам нужно?
Я назвался. Но от этого его лицо ни в коей мере не подобрело. Чувствовалось, что гость я нежданный и нерадостный.
Беловолосый повернулся к старику, брови его нахмурились, от этого лицо его, которое раньше можно было назвать красивым, исказилось и стало безобразным.
- Как ты посмел привести в дом чужого?
Старик недовольно засопел и буркнул:
- Я ему говорил. Он сам...Все шел и шел за мной.
Я пришел на помощь старику. По сути, он-то был не виноват.
- Простите меня. Я, правда, не знаю, почему вас так рассердило мое появление. Я к этому не стремился. А привело меня сюда лишь желание выжить.
- Выжить?
- Конечно. В моей куртке среди поля я бы просто не переночевал. К утру я бы превратился в ледяную глыбу. Да еще полностью засыпанную снегом. До весны никто бы не нашел меня.
Белоголовый подошел к окну, отодвинул тяжелые, почему-то черные, занавески и выглянул.
- Это правда. Метет сильно.
Сказал таким тоном, словно удивился, что за окном зима.
- Если желаете, можете остаться до утра. Слуга подаст вам ужин.
После этих слов, он вновь уселся за стол и возобновил свои занятия, от которых оторвал мой приход.
Я же, не зная, что делать, то ли отправиться за стариком, то ли остаться в комнате. Старик вышел, даже не глянув в мою сторону. Мне ничего не оставалось, как искать место, где можно было бы присесть.
Я заметил стул у стены, подтянул его ближе к ярко горящему камину, уселся и стал спокойно рассматривать комнату. Белоголовый на меня не обращал внимания, полностью сосредоточившись на своих записях.
Комната была значительно меньших размеров, чем первая. Но, как и в той, здесь царил невообразимый беспорядок. Все стулья, стол, даже пол были завалены бумагами, книгами. Стены завешаны расчерченными диаграммами и схемами. Полки и шкафы заполнены неизвестными мне приборами, камнями, пробирками с разноцветными жидкостями, книгами. На камине стоял маленький орган, с искусно вырезанными по нему фигурками каких-то мифических созданий. В углу расположилась модель солнечной системой с лампой, вместо солнца.
Я рассматривал все с большим изумлением, увеличивающимся всякий раз, когда мой глаз натыкался на новый предмет. Столь странную комнату я никак не ожидал встретить здесь, в уединенном доме в лесу.
Но наибольший интерес во мне вызывал, конечно, белоголовый мужчина. Я не знал, кто он, не знал даже его имени.
Время от времени я возвращался взглядом к хозяину дома, который с полным сосредоточением на своем занятии что-то быстро писал на разложенных перед ним листах бумаги.
Пока я рассматривал комнату и ее хозяина, вернулся старик. Белоголовый сразу же оторвался от своей работы, быстро сложил исписанные листы и спрятал их в ящик стола. Потом очень любезно и почтительно пригласил меня подвинуться поближе и разделить с ним скромный ужин.
Старик поставил передо мной тарелку яичницы с ветчиной, черный хлеб и бутылку вина. Этикетка на бутылке была такой потертой, что я не сумел прочитать название.
Белоголовый извинился за скромность угощения. Я же в ответ, уже принявшись за еду, так как действительно очень проголодался, ответил, что давно не ел ничего более восхитительного.
Хозяин натянуто поклонился и придвинул к себе свой ужин. Он состоял из чашки с кашей, мне показалось, овсяной, и стакана молока.
Мы ели в тишине, и когда закончили ужин, старик молча убрал посуду со стола и удалился.
Я опять подвинул свой стул к камину, и очень удивился, когда хозяин сделал тоже самое. Некоторое время мы сидели, молча наблюдая за пляской огня.
Неожиданно белоголовый резко повернулся ко мне, заглянул в глаза и сказал:
--
Я живу в этом доме, в полном уединении, уже несколько лет. Если быть точным, то вы первый человек, который переступил порог моего дома за последние четыре года. Прошу извинить меня за грубость и бестактность. Но, когда живешь один среди леса, как-то начинаешь забывать о хороших манерах.
Я улыбнулся, давая понять, что нисколько не сержусь на него.
--
Расскажите мне, что творится в мире. Я так от всего отстал. Из-за моей работы, мне даже некогда читать газет.
Белоголовый уудобнее устроился в кресле, сложил локти на колени, а голову упер в поднятые раскрытые ладони. Он не смотрел на меня. Взгляд его был устремлен на огонь, и искры от огня отражались в его глазах.
Что я мог рассказать? Что я знал о мире, и что конкретно его интересовало? Целый день занятый своими больными, вечером возвращался домой, к жене. Как и у любого влюбленного весь мой мир был сосредоточен на любимой. Меня мало интересовали проблемы остального мира.
Но белоголовый ждал моего рассказа, и я начал рассказывать. Могу себе представить, насколько глуп и сумбурен был мой рассказ. Но такого внимательного слушателя у меня никогда не было. Поэтому я старался, вытягивая из своей памяти хоть мало-мальски важные сведения. Наконец мой рассказ иссяк. Больше я не мог ничего придумать.
Хозяин дома молчал несколько минут, по-прежнему глядя в огонь. Потом резко встал, прошелся по комнате и произнес:
--
Все по-старому, ничего не изменилось в этом мире.
Меня безумно интересовал вопрос, что заставило его, мужчину полного сил, обречь себя на одиночество в лесу. И я, замирая от страха, что буду выставлен из дома, спросил.
Мой собеседник не осерчал. Он посмотрел на меня внимательно и спросил:
--
Вам действительно это интересно?
--
Да, - кивнул я.
Белоголовый вновь уселся на стул, но сейчас он смотрел не на огонь, а на меня. Помолчав несколько секунд, словно раздумывая, стоит ли рассказывать о проблемах чужому человеку, все же решился и сказал:
- История моя не столь романтична, как вы, возможно, себе вообразили. Все очень просто - обида.
Я - ученый. Долгие годы преподавал в университете. Но с некоторых пор, мои взгляды стали расходиться с общепринятыми. Я осмелился выразить их в кандидатской диссертации, над которой работал несколько лет, был осмеян и, в порыве обиды и злости, покинул общество и поселился в лесу.
Сейчас я просто счастлив, что все так случилось. За эти годы я достиг в своих исследованиях таких результатов, что их хватит не только на кандидатскую, но и на несколько докторских. Правда, в настоящий момент степени меня абсолютно не интересуют.
--
И на что распространяются ваши исследования? - совсем осмелел я.
--
О! Сфера моих исследований насколько проста, настолько и сложна. Я изучаю душу человека.
--
Душу? - я не сумел скрыть своего недоумения.
--
Да, душу. Но не просто душу человека, такого, как я или вы. Меня интересует душа умершего человека. Сфера моих интересов призраки, фантомы, сверхесетственные необъяснимые явления, жизнь после смерти. Все то, что вызывает скептические усмешки у ученых, но ни раз подтверждалось примерами в жизни.
Я невольно усмехнулся. Меня, воспитанного на идеях реализма и материализма, ни в коем случае нельзя было отнести к верящим в идеи бессмертной души. Мое недоверие не скрылось от хозяина.
--
Напрасно вы смеетесь. Нельзя вот так с налета отрицать предположение только на основании того, что его невозможно подтвердить опытным путем. Наш мир погряз в материализме. Для всего требуется доказательство, подтверждение. Главным критерием в доказательстве того, что души не существует, является лишь то, что ее невозможно потрогать, взвесить на весах, растворить в какой-нибудь кислоте.
Он говорил с горечью и болью. Приводил доказательства, зачитывал цитаты, высказывал свои предположения. А я, помню, грешным делом думал, не сумасшедший ли сидит передо мной. Но в его глазах светился разум и убежденность в своей правоте. Сколько прошло времени, не знаю. Оно для меня просто перестало существовать.
Наконец мужчина замолчал, встал со стула и подошел к окну.
--
Метель закончилась. И ветер больше не рвет деревьев.
--
О! - выдохнул я. - Скажите, как далеко до города?
--
Километров десять, - ответил он, продолжая глядеть в окно.
Я вернулся в реальность, быстро подсчитал в уме, что если выйду на дорогу, то часа за два смогу добраться до города. Воспоминания о жене сжали болью мое сердце. Я понимал, как она волнуется обо мне, не зная, где я и что со мной.
Я осмелился обратиться с просьбой к хозяину:
--
Не могли бы вы попросить своего слугу проводить меня до дороги?
--
Вы что, собираетесь отправиться ночью пешком?
--
Ну, еще не совсем ночь. Сейчас около десяти, - сказал я, взглянув на часы. - К полночи я доберусь до дома. Моя жена, наверное, очень волнуется.
Белоголовый подошел ко мне, наклонился почти к уху и прошептал, словно доверяя мне страшную тайну:
--
А вам и не надо будет идти пешком. Скоро по дороге пойдет рейсовый автобус, и вы спокойно сможете на нем доехать до города.
Я несказанно обрадовался, и готов был уже сорваться с места, но он остановил меня:
--
Не спешите. Еще есть время. Мой слуга быстро доведет вас до дороги и поможет остановить автобус. Сами понимаете, здесь нет никакой остановки.
Он подошел к одной из полок, взял с нее бутылку виски, стакан, налил и протянул мне. Я стал отказываться. Он настаивал:
--
Выпейте. Это вас согреет и не даст замерзнуть в ожидании автобуса.
Я выпил. Виски обожгло горло, у меня даже перехватило дыхание.
--
Крепкий напиток, - сипло выдохнул я.
--
Других не держим.
Хозяин улыбался. Потом он подошел к столу, взял в руки колокольчик и резко позвонил. Слуга появился сразу же, будто за дверью ждал приглашения хозяина.
Белоголовый объяснил слуге, что от него требуется. Тот молча кивнул и отправился собираться в дорогу.
Я же долго благодарил хозяина за гостеприимство и выражал надежду на встречу в будущем. Но он отвернулся прежде, чем я закончил свои речи, и вернулся к своей работе. Мне не осталось ничего другого, как выйти из комнаты.
Старик, одетый в тулуп и с фонарем в руке, ждал меня у дверей. Он отодвинул задвижку, и мы вышли в ночь.
Метель успокоилась, но на улице начался мороз. Он пробирался под куртку и заставлял быстрее переставлять ноги. Звезд на небе по-прежнему не было. Путь освещал лишь свет фонаря в руках идущего впереди старика.
Мой проводник, вынужденный провожать меня до дороги, был недоволен и всю дорогу молчал. Я тоже не приставал к нему с разговорами. Мои мысли были заполнены странным ученым, изолировавшим себя от общества, его необычным жилищем. А потом по телу пробегала сладкая истома от ожидания скорой встречи с женой. И мысль о сладостной встрече хоть как-то согревало мое застывшее тело.
--
Вот и дорога, - нарушил молчание старик. - Дошли. Сейчас, главное, чтобы из автобуса нас заметили и не проскочили мимо.
Я заволновался и предложил встать посреди дороги, чтобы нас уж точно не пропустили.
Но старик сказал:
--
Нет нужды. После несчастного случая водители быстро не едут по этому участку пути.
--
После несчастного случая? - я заинтересовался.
--
Да. Пару лет назад, как раз на этом участке, водитель не справился с управлением автобуса. Автобус перевернулся.
--
Были жертвы?
--
Да. Он почти пустым шел. Все, кто был в автобусе, погибли. Четверо скончались на месте. Двое в больнице. А вы разве не слышали об этой трагедии?
Возможно, я и слышал, но данный случай совершенно не сохранился в моей памяти. Поэтому я только сказал:
--
Как ужасно.
--
Да, хорошего мало.
Старик опять замолчал. Стоять на месте оказалось еще холоднее. Я притоптывал и пританцовывал, чтобы хоть немного согреться, и с надеждой смотрел в сторону, откуда должен был появиться автобус.
Наконец, где-то вдали показался свет. Мне показалось, что прошло бесконечно много времени, пока он приблизился.
Старик замахал фонарем, а я, боясь, что автобус проскочит мимо, выбежал на середину дорогу и стал, подпрыгивая, махать руками над головой.
Автобус затормозил. Старик, не сказав ни слова, скрылся в ночи. Я не обратил на него внимания. От счастья даже не обиделся, что он не попрощался.
Дверь автобуса со скрежетом распахнулась прямо перед моим носом, и я вошел в салон. Лампочки горели тускло, но я сумел разглядеть, что кроме меня в автобусе еще три человека. Я уселся на сидение, двери с таким же скрежетом затворились, и автобус тронулся в направлении города.
Как все удачно сложилось, подумал я. Где-нибудь через час я смогу обнять жену.
В автобусе было очень холодно. Мне показалось, что даже холоднее, чем на улице. А еще стоял какой-то запах, влажный и неприятный.
Я оглянулся на своих соседей по автобусу. При тусклом свете я разглядел, что все трое мужчины, но лиц в темноте видно не было.
Чувство радости переполняло меня, и я, чтоб хоть как-то разрядиться, не дать лопнуть себе от счастья, повернулся к ближайшему соседу и произнес:
--
Ну, и холод стоит. Давно такой морозной зимы не было.
Сосед повернулся ко мне, посмотрел, но ничего не ответил.
В другое время я возмутился бы подобным пренебрежением ко мне. Но сейчас мне было так холодно, и неприятный запах вызывал приступ тошноты, что у меня не было желания портить себе еще и нервы спором с бескультурным человеком.
Я повернулся к другому пассажиру и спросил, не имеет ли он ничего против, если я закрою окно. Мне показалось, что окно рядом с ним открыто. Он тоже ничего не ответил, а лишь посторонился, давая мне доступ к окну. Я через сиденье протянулся к нему, и с удивлением обнаружил, что окно закрыто. Рука моя дотронулась до стекла, и я с брезгливостью отдернул ее. Стекло на ощупь показалось липким, скользким, покрытым то ли плесенью, то ли слизью.
Я рассмотрел автобус повнимательнее. Он был не просто старым, а древним. Словно его вытащили из помойки, где он гнил несколько лет, и выпустили на маршрут. Обивка сидений висела клочьями, стены забрызганы какой-то грязью, пол местами провален и сквозь него виднеется пробегающая дорога, металлические предметы изъедены коррозией.
--
Да что же это такое? - обратился я к третьему пассажиру. - Как такое можно выпускать в рейс. Здесь же люди.
Ничего мне не отвечая, третий пассажир медленно повернул голову в мою сторону. До конца своих дней я не забуду, что увидел. До сих пор холод схватывает мое сердце и начинает выворачивать от воспоминаний.
Его глаза сверкали неестественно ярким светом, лицо было смертельно-бледным, бескровные губы скривились в гримасе агонии.
Слова застыли у меня на губах, я не мог произнести ни слова и лишь ужас, смертельный ужас, охватил все мое существо.
Я отскочил в сторону, стараясь найти защиту у других пассажиров, но увидел, что у них тот же нечеловеческий блеск в глазах и бескровно- мертвые лица.
И я понял, что со мной в автобусе находятся не живые люди, а нечто страшное и ужасное.
Тогда я закричал. Вопль ужаса, сорвавшийся с моих губ, словно разбудил меня. Я сорвался с места и бросился к дверям автобуса, крича водителю, чтобы он остановился. Автобус не замедлил свой ход. Я заколотил кулаками по стеклу кабинки водителя, стараясь привлечь к себе внимания. Водитель повернулся ко мне. Из места, некогда бывшего носом, а сейчас представлявшего некое месиво, выползал длинный червь.
Я бросился к двери. Обламывая ногти, я разрывал их, пытаясь открыть. У меня ничего не выходило. На мгновение оглянувшись, я увидел, что неживые пассажиры автобуса медленно, как в замедленном фильме, приближаются ко мне. Новый крик ужаса сотряс мое тело. Я заметался по проходу, не зная что предпринять. Я ничего не соображал, лишь желание покинуть страшный автобус заставило меня совсем не потерять рассудок. Не помню каким образом, но моя рука наткнулась на рычаг аварийного открытия дверей, я дернул его, дверь со скрежетом растворилась, и я выпрыгнул. Потом наступила темнота.
Позже я узнал, что жизнь мне спас сугроб. Выпрыгнув, я упал в него, и отделался лишь переломом руки и сотрясением головного мозга.
Меня нашли утром, доставили в больницу и, по найденным в кармане документам, определили, кто я такой.
Вызванная в больницу жена не отходила от меня ни на шаг за время моей болезни, кормила меня, умывала и расчесывала. Несколько дней, после полученного шока, я не разговаривал. Лечащий врач опасался за повреждение речевых центров в головном мозге.
Но постепенно речь вернулась ко мне. Я посчитал более правильным сослаться на некоторую потерю памяти, после удара головой. Поэтому всем сообщил, что абсолютно не помню, как оказался покалеченным за несколько километров от оставленного на дороге автомобиля.
Проводилось следствие, меня несколько раз допрашивал следователь, но мое дело осталось нераскрытым и затерялось в пыльных архивах.
Своему начальству следователь доложил, что пешехода, то есть меня, сбила проезжающая мимо машина, и водитель скрылся с места преступления.
Спустя несколько лет я нашел в себе силы вернуться на ту дорогу. Я хотел рассказать ученому о своем происшествии. Оно могло бы занять достойное место в его коллекции необъяснимых явлений.