Аннотация: Обновление от 20 апреля - со слов "После долгого промедления я наконец поднялся на ноги и пошёл прочь от деревни".
Часть I
Владыка Баровии
ГЛАВА ПЕРВАЯ
445 год по баровианскому календарю, Баровия
Солнце зашло всего несколько минут назад, но дверь деревенского хосписа уже закрыли и тщательно заперли на ночь. Недолго думая, я пнул её, распахивая с оглушительным грохотом. Один или двое из десятка человек вскрикнули от ужаса, вскакивая на ноги и поворачиваясь ко мне лицом, в то время как я шагнул внутрь. Несколькие неосознанно сотворили святые знаки против меня, но истинная вера в настоящее время редкость в Баровии, поэтому я не почувствовал ничего или почти ничего.
- Где она? - требовательно спросил я.
Их лица были белыми от моего внезапного появления, ибо никто не отважится выйти в тёмное время суток здесь, а с теми, кто это делает, никто бы не хотел столкнуться. Это было очевидно, что никто из этих людей не хотел бы столкнуться со мной, когда мой взгляд скользнул по ним.
- Ес... Если вам что-то угодно, ваша светлость... - начал один из мужчин, трясясь с головы до ног и нерешительно выступая вперёд.
Это не сулит ничего хорошего.
- Мне не угодно. Где она?
Его глаза закатились, и он рухнул без сознания прямо мне под ноги.
С некоторым отвращением, поскольку трусы всегда меня возмущали, я сосредоточил взгляд на пожилой женщине позади упавшего:
- Где?
Слёзы катились по её щекам. Она прекратила ломать руки и указала, дрожа, на занавешенный альков в дальнем конце длинного низкого здания, которое служило приютом для бездомных в этой деревне.
Слёзы. Боги и тени вместе, пожалуйста - только не снова!
Пять долгих шагов, и я был уже там, отбросив занавес и уставившись на то, что от неё осталось.
Некоторые позади меня тяжело дышали, другие рыдали - не оплакивая её, конечно, а от страха передо мной.
В данный момент я ничего не мог сделать и ни о чём не думал, так как слишком знакомые муки захлестнули меня снова. Я стоял, будучи не в силах двинуться, довольно долгое время, глядя на её милое лицо, её милое прекрасное лицо в окончательном покое, о котором знают только по-настоящему мёртвые.
В этой жизни она была известна как Алина, сирота, воспитанная жителями деревни. Её настоящее имя, хоть она и не знала этого - не знала, пока я не пришёл и не начал ухаживать за ней, - было "Татьяна". Найти её снова живой было моей самой большой радостью, а пробуждать её скрытые воспоминания о прошлой жизни - моим величайшим удовольствием.
Я влюбился в неё почти сто лет назад, когда мог свободно ходить и дышать под солнечным светом. Она была обручена с моим младшим братом Сергеем и считала себя влюблённой в него вплоть до ночи их свадьбы, ночи, когда я заключил сделку и отдал всё, что у меня было, всё, чем я был - для того, чтобы сделать Татьяну своей.
В ту ночь брат погиб от моей руки, его кровь бежала подобно живому огню в моих жилах. Ту ночь я пошёл к Татьяне и коснулся её с истинной страстью, дал ей намёк на то, что настоящая любовь возможна, но из-за её неопытности энергия этого прикосновения напугала девушку, и та попятилась.
Татьяна сбежала. Кто-то говорил, что из-за того, чем я стал, но она сошла с ума от горя, из-за смерти Сергея, и бросилась с балкона, выходившего на долину. Стоял густой туман. Я наблюдал, как он в тишине поглотил хрупкую одетую в белое фигуру, и пожелал, чтобы смерть поскорей наведалась и ко мне.
Несмотря на все попытки моих врагов, я не умер. Я выжил, в то время как они погибли. Я спас своё существование, но не жизнь. Я никогда больше не жил. До тех пор, пока десятилетия спустя я не узнал лицо и фигуру моей Татьяны, которая родилась ещё раз, и тогда подобие жизни вернулось в мою душу.
Татьяна тогда была сельской сиротой, удочерённой блудливым бургомистром, который рассчитывал сделать её своей женой. Он называл её Мариной, но я знал её истинную сущность. Прежде чем я успел забрать Татьяну, этот ублюдок жестоко её убил. Голыми руками я казнил его. Слишком быстро, но я был слишком разгневан для того, чтобы ясно мыслить, иначе я бы дал ему почувствовать полную меру боли, которую он дал почувствовать мне.
Мои надежды обрести счастье умерли, я вернулся в свой холодный замок и продолжил существование - пока годы спустя не появилась Алина.
Я нашёл её снова, случайно, инспектируя Баровию под видом лорда Василия фон Хойста. Моё собственное имя - это всегда чересчур для местных жителей. Лорд Василий был человеком, которого боялись, но его меньший ранг не парализовал ужасом, в отличие от присутствия самого господина Баровии.
Алина была одной из служанок на ужине в мою честь, организованном бургомистром и его женой. Подобные социальные ритуалы - изредка неизбежное зло для людей высокого социального положения. Я терпел это как средство познакомиться с теми, кто собирает мои налоги, дабы убедиться в их честности. Я всегда был осторожным и утверждал, что страдаю расстройством пищеварения, поэтому не принимал пищу. Алина, не придумав ничего лучше, пришла, чтобы спросить, не хочу ли я вина.
Одно слово, сказанное её мягким голосом, кратчайший взгляд на её лицо, и я уже знал.
После этого я плохо запомнил вечер, лишь расплывчатая мысль о том, что я шокировал всех, настаивая на том, чтобы Алина сидела рядом со мной, и усиленно угощая её деликатесами со стола. Жена бургомистра явно была возмущена, но не смела сказать и слова. Может быть, она рассчитывала, что я заберу девушку для свидания позже, но я был истинным джентльменом и прекратил ухаживания, но целомудренно поцеловал тонкую руку Алины. Та была совершенно ошеломлена неожиданным вниманием со стороны лорда, но в то же время робко отвечала взаимностью.
Я заплатил за неделю в скромном хосписе, в соответствии с правилами приличий и бдительным сопровождающим поблизости. Конечно, я всегда убеждался, что сопровождающий погружён в умиротворённый сон на время моего посещения, и таким образом я мог свободно говорить с Алиной - или Татьяной, как я начал называть её во время этих приватных минут.
Постепенно, с некоторыми гипнотическими подсказками с моей стороны, она начинала вспоминать, кем была. Я был самым счастливым из всех существ на этой неделе. Моя любовь вернулась ко мне, и ничто не могло забрать её. Я чувствовал себя живым, непобедимым, и всё было возможно снова.
Но влюблённые мужчины всегда глупы в своих предположениях.
Когда я проснулся той ночью, ощущения её присутствия уже не было во мне. Правда, тревога была незначительной, потому я не решился отведать её крови на случай если какой-нибудь идиот задумает причинить ей вред, как в прошлый раз.
Наша связь была большей, нежели у любовников, и как только сознание вернулось ко мне после ухода солнца, я почувствовал, что что-то ужасно неправильно.
Все мои славные ожидания, весь мой оптимизм - всё лежало мёртвым передо мной.
Пыль и пепел.
Старшая женщина нерешительно подошла. Я, наконец, посмотрел на неё.
- Как? - спросил я. Голос мой был едва громче шёпота.
- Она проснулась утром с лихорадкой, господин. Я целительница в этой деревне, и меня позвали сразу же, зная, что вы бы сделали это.
- Лихорадка?
- Это не казалось слишком серьёзным. Я дала ей свои обычные травы для подобных случаев, но никакого улучшения не было. В полдень я спросила её, не съела ли она чего-то и не укусило ли её какое-то насекомое. Иногда ужаление может вызвать лёгкое недомогание, но прежде я подобного никогда не видела.
- Продолжай.
- Ей стало хуже во второй половине дня, ближе к вечеру, она начала бредить. Я послала несколько парней на гору, чтобы сбить лёд для её охлаждения, но ничто не помогало. Она ушла около часа назад. Мне очень жаль.
Я закрыл глаза, чтобы справиться с очередной волной боли.
- Она... Она сказала что-нибудь обо мне?
- Нет, она произнесла имя "Сергей" несколько раз, но мы не знаем, кто он. Никого здесь так не зовут.
Новая волна. Сильнее предыдущей.
Я овладел собой через некоторое время, но знал, что придётся уйти прежде, чем до моего разума окончательно дойдёт весь ужас того, что произошло.
Но меня не оставили в покое.
Никто не высказал ни единого протеста, когда я прижал её безвольное тело к груди и перенёс в ночь.
Когда деревня осталась позади, я вдохнул, почувствовав гниль склепа в воздухе. Казалось, чем дальше я шёл, тем она усиливалась, становясь сильнее и ядовитей, но для было уже не обязательно дышать. Я поторопился, нежно держа тело в объятиях.
Высоко в небе начали собираться чёрные тучи, раздражённые и неспокойные, словно отвечающие на мои внутренние мучения. Они уничтожили умирающую луну, стёрли звёзды. Их свет не достигал земли, но я шёл, беспрепятственно преодолевая мирские границы. Я шёл, поднимаясь в гору, которая высилась рядом с деревней, возможно, ту гору, откуда парни доставали лёд для Татьяны.
Всё напрасно.
Хотя над крышами бушевала буря, нас не коснулся и ветерок. Здесь была тишина. Когда я один раз остановился и оглянулся, то понял, почему.
Туман. Густой, безликий и совершенно неестественный. Он тоже поднимался в гору, постепенно, но вскоре обогнал нас.
Я поспешил вперёд, вверх, а мои руки и ноги горели от напряжения.
Воздух начал меняться. Зловоние смерти исчезло, сменившись чистым запахом горного воздуха и снега. Ветер касался моего лица, теребил мой плащ и подол Алининой ночной сорочки.
Быстрее, выше, пока я не преодолею этот путь вверх по скалистому склону.
Снег сначала походил на тонкую пыль, потом его становилось больше и больше, пока он не достиг моих колен. Но я не замедлял шага и боролся с пригибающим к земле ветром.
Я не замечал этих пыток. Мои ноги сами искали дорогу, дыхание тяжело входило и выходило из лёгких, но не от физического напряжения, а от усилий, которые я прикладывал, чтобы не зарыдать. Я уже пролил слишком много слёз. Достаточно, и больше - никогда.
Наконец я достиг места, выше которого подняться было нельзя. Было похоже, словно большой нож отслоил часть горы, открывая её для суровой стихии. Усиливающаяся вокруг нас буря взметала снежных демонов, которые скручивались и разбивались о скалы, чтобы родиться заново в новом порыве ветра. Мы были далеко от вершины, но такая высота была предельной для меня. Я стоял на краю обрыва, глядя в самую гущу Туманов внизу.
Долина была полностью поглощена их бледной вязкостью. Внизу всё было спокойно, в то время как небеса бесчинствовали наверху. Татьяна и я словно находились между этими силами.
Молния прочертила небо. Движение света, казалось, вдохнуло жизнь в лицо девушки, сделало её снова живой. Но это была лишь жестокая насмешка, и я не мог больше сдерживать мою скорбь.
Мой голос эхом отразился от холодных камней, когда я выкрикнул мою тоску в дикие небеса. Я кричал и выл, как животное, бессловесным рёвом чистого горя, когда всё осознание произошедшего окончательно переполнило меня. Это было то, чего я не мог показать в деревне. Мои горести были моими собственными, пока я каким-то образом не найду способ положить им конец.
Когда последний крик вырвался из моей груди, я посмотрел на вздымающиеся Туманы. Они приближались к Татьяне, как это бывало раньше. У нас оставалось не так много времени. Я поцеловал её холодные губы, потом опустил её тело так, чтобы ноги касались земли, и обнял за талию.
Мы не будем ждать, пока Туманы доберутся сюда, а поспешим им навстречу - надеюсь, в окончательное забвение.
Кем бы ты ни был, если слышишь, даруй мне эту смерть!
Я прыгнул с утёса, унося с собой Татьяну, оттолкнувшись так сильно и далеко, как только мог.
Порыв ветра.
Светло-серое ничто окутало всё вокруг.
Мы перевернулись и упали вниз. Я держался за неё, молясь о быстром конце и упокоении. Я перестал осознавать и видеть падение, я мог только чувствовать, как мы летим вниз. Секунда - и всё закончится.
Для обоих. Прошу, пусть это будет для нас обоих.
Но даже при том, что я держал Татьяну, её начало уносить от меня прочь. Я сомкнул руки плотней, но это было всё равно что пытаться обнять сами Туманы. Все ощущения от прикосновения к ней утекли сквозь пальцы.
Уничтожение. Покой.
Казалось, это впереди. На мгновение.
Наконец, она исчезла, и мне показалось, будто исчез я сам. Моё тело, казалось, растворилось, как и у неё. Не было внезапного грубого столкновения с землёй, размазывающего меня в пятно, просто успокоение в мягком коконе равнодушия, не отличающегося от моего дневного транса.
Как и все иллюзии удовлетворения, эта не могла продолжаться, и я в конце концов, с величайшей неохотой пробудился от неё.
Звёзды были видны - яркие точки, ж ёстко проколовшие чистый горный воздух, немигающие и беспощадные. Я лежал, распластавшись, на спине, уставившись на них в течение долгого времени, не смея думать, ведь тогда вернётся память, а с памятью и мысли о ней. Я не был готов к этому.
Отвесное лицо горы вырисовывалось высоко надо мной, снег запорошил её каменные плечи, мягкие тени густых елей лежали на её ногах. Я находился на чистом участке мягкой глинистой земли, окружённом множеством деревьев.
Исчезли все признаки бури наверху и Туманов внизу. Исчезла умирающая луна. Это всё было заменено на новое, пока я был... где бы я ни был. Конечно, я не мог лежать незащищённым в течение недели, поэтому утреннее солнце не могло сжечь меня. Туманы - инструмент Смерти - должны были помешать этому. Это было правдоподобным объяснением тому, что я всё ещё жив. Может быть, что-то другое, о чём я ещё не знаю, спасло меня от моего безрассудства, но, конечно, не раскрыло себя. Это на самом деле может дать мне шанс для ответного удара.
Исчезли также все следы Татьяны.
Я до сих пор живу - если это можно так назвать, - до сих пор могу горевать, и несмотря на ужасающее падение, моё тело было в порядке. Тёмные силы, которым я продал себя почти столетие назад, не позволит такой мелочи, как физическая боль, отвлечь меня от невыносимой боли в сердце. Что касается смерти... Ну, это было первое, что было отнято, заманив меня в ловушку навсегда.
Я, Страд фон Зарович, великий владыка Баровии, также был и её пленником.
***
После долгого промедления я наконец поднялся на ноги и пошёл прочь от деревни, к замку Равенлофт. Гнёт настоящего, того, что пошло не так, и вопросы того, как избежать тех же ошибок в будущем, я решил рассмотреть только гораздо позже, в святилище моих исследований, в успокаивающей компании моих книг обо мне и созерцанием портрета Татьяны. Она придёт снова, я был уверен. Моё обучение Искусству было таким, что я понял - события имеют модели, и это могло бы повториться... должно повториться.
Повернув на юг, я приблизился к слабой линии, которая была дорогой. Дорога в некоторых местах заросла травой из-за отсутствия регулярного использования. Люди, как правило, держатся в своих деревнях и городах или убежищах, которых можно достичь за день пешком или верхом. Я был единственным исключением из этого правила.
Судя по положению луны и звёзд, в моём распоряжении было много часов пути, до рассвета. Правда, я мог бы подняться в воздух и на быстрых крыльях долететь до замка за небольшой отрезок времени, но я хотел остаться в человеческой форме и прогуляться. Я особо не спешил и питал надежду, что физические усилия заставят меня меньше думать о последних событиях.
Также я был голоден.
Я слегка поужинал во время моего пребывания в деревне, с болью превозмогая желание убить кого-нибудь, в то время как лорд Василий играл роль гостя, максимально сдерживая мои нормальные охотничьи инстинкты, чтобы при случае направить их на какого-нибудь дурака, вздумавшего навредить Татьяне, как это было раньше. Но я не кормился как следует в течение долго времени и чувствовал постоянную боль, и её нужно было облегчить - в ближайшее время.
Здесь пастбище не так далеко. Если бы весной овцы продолжали ягниться, пастух ещё не перегнал бы стадо вверх, в предгорья, и я мог рассчитывать на удачу.
Пройдя милю по торфяному болоту, я услышал овец - их постоянное скорбное блеяние. В полумиле от вершины небольшого холма я увидел их, беспокойно толпящихся в низком каменном кругу их загона. Так как мягкий ветер дул мне в лицо, я знал, что реагируют они не на моё присутствие, и желал знать, что же их так взволновало.
Кровь животных, разумеется, так же бесполезна для моего питания, как солёная вода для утоления жажды любого другого человека, но она вызвала у меня реакцию. Мне пришлось остановиться на мгновение и взять себя в руки. Удачливый охотник не кидается опрометчиво на добычу - чтобы не упустить её. Мне удалось достаточно успокоиться, чтобы изучить то, что впереди, единственным признаком моего ожидания были мои зубы, которые упорно отказывались вернуться к нормальной длине.
Небольшая ферма была скромным каменным строением, меньшим, чем какой-нибудь сарай с наружной стороны стены моего замка, но, видимо, достаточным для одного пастуха. Ставни маленького окна были широко открыты - неслыханная вещь ночью в Баровии. Этот парень сошёл с ума?
Я сделал широкий круг, чтобы обойти фасад, используя для прикрытия овчарню. Маленькая дверь фермы была открыта, двое мужчин стояли на пороге, курили короткие трубки и беззаботно переговаривались. Они не были похожи на пастухов по одежде и манере поведения.
Их одежда не была типичной для традиционного баровианского стиля. Вместо длинных белых рубах с овчинными жилетами и заправленных в низкие сапоги широких штанов эти двое были в коротких кожаных безрукавках и чём-то похожем на лосины, те, что я видел на рисунках в книгах по истории. Сапоги были выше колен и отделаны по бокам металлическими шайбами. Всё в этих людях было чуждо, от мечей, которые они носили, до завязанных в пучки светлых волос, которые торчали над их головами.
И самое главное, они не боялись ночи.
Мой слух был достаточно острым, чтобы уловить их разговор, но за ним было трудно следить из-за странного диалекта. Несколько слов звучали знакомо, но странно, и нельзя было понять значения. Я мог бы сотворить для этого заклинание, но счёл это неважным. Надо поймать этих парней и допросить на досуге. Один из них сказал какую-то шутку, другой слегка неприятно рассмеялся. Видимо, это вдохновило их на действия, потому что они отвалились от дверей и побрели в дальний конец фермы, где я увидел свечение сильного огня.
Я стоял футах в пятидесяти, одет был, как обычно, в чёрное, и этого было достаточно, чтобы оставаться невидимым для их ограниченного ночью зрения. Единственным белым пятном было моё лицо, так что я скрыл большую его часть, подтянув плащ выше, и вышел из-под прикрытия овчарни - овцы ещё сильней забеспокоились из-за моего близкого присутствия - параллельно мужчинам.
Это был большой огонь для приготовления пищи на большую группу мужчин. Я насчитал пятнадцать. Все, казалось, были из одного племени или страны, судя по их странному платью и речи, все были в хорошей физической форме и возрасте, пригодном к службе в большинстве армий. Их лошади были привязаны довольно близко, но, к счастью, ещё не уловили мой запах, иначе они могли бы предупредить своих хозяев.
Запах крови исходил, возможно, от полудюжины убитых весенних ягнят, тушки которых в этот момент жарились над огнём. Мой интерес к такой пище закончился почти сто лет назад, но меня поразило подобное глупое расточительство. Для ужина хватило бы двух или трёх ягнят.
Потом я увидел пастуха.
Два вкопанных в землю шеста с крестовиной на вершине обычно служили местом для забоя овец. Идея заключалась в том, чтобы бросить верёвку через перемычку и поднять тушу овцы вверх, что облегчало очистку и разделывание. Эти нарушители обвязали пастуха верёвкой вокруг лодыжек, и он в настоящее время висел вниз головой, как одна из его овец. Время от времени кто-нибудь давал ему пинка и заставлял качаться, чтобы служило источником большого веселья. Руки пастуха били по бокам, он не мог удержаться и налетал на шесты.
Диверсионная группа, но я не мог распознать, откуда. Разбойники, воры и, вероятно, ещё хуже, которые каким-то образом перешли через туманные границы моей тюрьмы и вступили в Баровию. Я никогда не приветствовал подобное беспокойство моей земли и людей, но на этот раз решил сделать исключение.
Не было никаких причин на то, чтобы я не мог получить некоторое удовольствие от этой охоты, я прошёл несколько ярдов дальше в темноту и воззвал к уникальной силе внутри себя, которая изменит мою форму. Я выбрал форму волку, хоть и неестественно большого, с чёрным как сажа густым мехом, волшебным образом заменившим мою одежду. Хотя магия, конечно, имела место, она была другого рода, чем то тайное искусство, которое я практиковал, это была врождённая способность, сила моего изменённого состояния, которая не требовала изучения - только концентрации.
Тёмная трансформация завершилась, я уделил время, чтобы дать моему разуму возможность приспособиться к изменению чувств. Слух и обоняние наиболее значительно усилились, более чем в сто раз по сравнению с теми, что я имел в человеческой форме. Я ощутил контраст между зимним старым дёрном и свежей весенней порослью у меня под лапами, и узнал, что поблизости есть кроличья нора. Один из кроликов пробежал здесь несколько минут назад, а за ним последовала ласка.
Мой слух концентрировался в зависимости от того, куда я поворачивал уши. Я мог сосредоточить на двух любых направлениях сразу, впереди или позади - по выбору. Я слышал людей очень ясно - выделяя каждый из их голосов индивидуально, - а не как путаницу низких звуков, от ворчливого скрежета очевидного лидера группы до раздражённого нытья молодёжи. Где-то в другом месте я разобрал бормотание их стреноженных на ночь лошадей на мирном пастбище, шелест травы - это ласка обнюхивала кроличью нору.
Я осторожно и неслышно подошёл к овчарне, зная, что мой запах сведёт овец с ума. Они подняли панический гам, и несколько перепрыгнули низкий барьер и убежали, оставив других беспокойно и беспорядочно кружить с блеянием ужаса. Этого было достаточно, чтобы привлечь внимание людей. Их лидер послал кого-то взглянуть.
Через спины многих из них были перекинуты очень странной формы луки, экзотические предметы - изогнутые и короткие, со стрелами, которые выглядели так, словно ими давно пользовались. Однако, я не питал сомнений относительно их смертоносности. Человек, который отошёл подальше от других, чтобы разузнать, в чём дело, был вооружён таким образом. Он поднял лук и наложил на него стрелу быстрее, чем я мог проследить. В такой форме моё зрение было несколько искажено и достаточно вымывало другие цвета, но в остальном было отличным.
Лучник обошёл вокруг загона, бессильно вглядываясь в темноту. Чтобы его глаза привыкли к ней, требовалось время, и даже тогда они бы не были настолько хороши, как мои.
Я издал визжащий звук и немного поскулил, надеясь, что меня примут за пастушью собаку. Человек заметно расслабился и вернулся с новостями к своим друзьям, и если я правильно понял его диалект, его намерение состояло в том, чтобы добавить меня в их меню сегодня ночью. Собачье мясо, очевидно, являлось их любимым лакомством, и он получил полное одобрение лидера.
Теперь что-то решительно изменилось: мной хотели поужинать. Как жаль их разочаровывать.