Джалак М. : другие произведения.

Левентик

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    обложка
    Необычайные приключения двух друзей в мире, полном чудес и тайн. Всё не то, чем кажется, а у любого вопроса несколько ответов и лишь один - неправильный. Магия пронизывает всё вокруг, а наука старается мирно с ней сосуществовать. Каждая земля защищает своих жителей, а народ птиц поддерживает многовековой союз с человечеством. Камни и деревья тоже говорят, но даже волшебники не всегда могут их слышать. Моряки рассказывают, что у тюленей человеческие глаза, а где-то в океане затерялись подводные города.
    Тайны прошлого изменяют настоящее, мёртвые действуют наравне с живыми, то, что казалось обузой и обыкновенностью, обретает новый смысл. А главный герой и его друг всего лишь заканчивают школу и отправляются на своё первое место работы...
    ~~~~~~~~~~
    Книга на ЛитРесе и на Амазоне.
    ~~~~~~~~~~

Часть первая

С бала на корабль

  
  
   КАРАМАТИ - особая ветвь человеческого рода. Немногочисленны по сравнению с атми (см.), легко узнаваемы по внешнему виду, т.е. чёрной коже и белым волосам (т.н. метка К.). Оттенок может незначительно меняться в зависимости от климатической полосы региона проживания.
   Внешность не обусловлена генетически. Столь резкое различие между представителями одного биологического вида объясняется тем, что в телах К. перевёрнут баланс энергий.
   Вследствие этого каждый имеет одну способность, не поддающуюся научному объяснению (в просторечии "магия"). Стать К. нельзя, можно только родиться. У кого родится ребёнок-К., заранее никогда не известно. Обычно это случается в семье атми и новоявленного К. забирают у родителей в возрасте шести лет. Также его принимают в касту кахини (см.) независимо от прежней принадлежности.
   Исследования и расчёты внятных результатов не дали. Науке пока мало известно о феноменах и загадках окружающего мира, и чем обеспечивается метка, остаётся неясным.
  

Навалаар и Хоарву

Maarakitani kmini, т. 37

  
  
   Общество и воспитание требуют от нас уже быть к семнадцати годам серьёзными людьми. Но временами, святые бессмертные, это так сложно!
  

Кейми-кхуно Гибриир,

военный советник и соратник первого вану объединённого Самавати

  
  
  

1

  
   Я пересчитывал слоги на пальцах, выводил буквы отдельными мазками и одновременно восхищался. Прямо-таки раздувался от гордости за себя, талантливого и великолепного. Отлично. Замечательно!...
   На самом деле я себе льстил, в основном за тем, чтобы избавиться от смятения и взволнованности перед грядущей защитой.
   - Ты так и не сказал мне, для чего нужно это заклинание.
   Я чуть не выронил кисточку, наделав клякс, и повернулся на голос.
   Карак с невинным видом сидел у себя на насесте. Непривычный человек вряд ли подумает, что это существо с обликом большой чёрной птицы умеет осознанно разговаривать.
   Обычно лучший друг не мешал, пока я сочинял, а тут нарушил наше негласное правило: нити плелись вместе со словами, и если внезапно заговорить или как-то ещё помешать, тонкая "ткань" рвалась.
   - Помнишь, как ты облез? - Я положил кисточку и обеими руками зачесал волосы за уши.
   - Удивительно, что я, а не ты. Накрыть должно было тебя.
   Когда ещё не была выявлена эта исключительно милая особенность моей силы, Караку вздумалось посреди работы сунуть клюв в писанину. Заклинание лопнуло, как ветхий невод, а у воронида половина перьев выпала - ему до сих пор стыдно вспоминать.
   - А ты хотел посмотреть, что будет, - закончил я. - Ну, а если бы я покрылся шерстью?
   - Это было бы забавно.
   Полностью человеческий голос с имитацией человеческой выразительности - неизбежное следствие интеграции в наше общество - не позволял усомниться, что Карак говорит серьёзно и действительно видит что-то забавное.
   - Зачем ты меня провоцируешь? - поинтересовался я.
   - Чтобы ты перестал мотать себе нервы, - сообщил Карак. - Сам знаешь, что ничего плохого с нами не случится.
   То есть он догадался, что я не работал, и решил отвлечь. Мне следовало бы понять это раньше - ведь он не мог и не хотел бы подвергнуть меня опасности, по крайней мере намеренно.
   И он, пожалуй, прав - следует взять себя в руки.
   Я с волнением скосил взгляд на большие напольные часы. Маятник мерно качался под стеклом, а стрелки показывали, что назначенное время неумолимо приближается и скоро ученики и преподаватели соберутся для защиты.
   Стук механизма отдавался эхом от стен из монолитного гранита - гора Синяя Башня являлась чем-то вроде города внутри громады сплошного камня. Похожая на изъеденный жуками-древоточцами пень, она представляла собой бесконечные лабиринты, созданные с помощью магии и достраиваемые в течение целых веков.
   Под воздействием энергии тело горы крошилось, плавилось и застывало - вот почему все поверхности здесь такие гладкие, а если бы не ковры и правила приличий, по полу можно было бы кататься, как по замёрзшей речке.
   Подойдя к окну, прорубленному в толще камня, я залез на подоконник, раскинул руки крестом и немного свесился наружу, потому что высоты я никогда не боялся. В воздухе пахло мёдом и носилась золотая пыль - цвели стеклянные деревья.
   Почти сразу прищурил глаза - лес, расстилавшийся на километры вокруг, остро сверкал в лучах полуденного солнца, и глядеть было больно. Деревья были лучше видны у подножия горы, их кроны казались действительно вылитыми из стекла.
   Стеклянный Лес, который охраняют карамати. Эх...
   Наши с Караком вещи уже были собраны, так как выдвигаться к месту начала практики нужно в тот же день - защита должна закончиться до обеда. Всё необходимое, чтобы не много было тащить, а там уже можно будет забрать остальное в следующий визит.
   - Может, на корабль? - со слабой надеждой предположил я, забираясь обратно в комнату. Отсюда, кстати, очень удобно запускать бумажных змеев - прямо из окна.
   - Мечтай, - немного насмешливо оценил мою мысль Карак. - Я тоже помечтаю.
   - Пессимист. - Я пожал плечами.
   - Я реалист.
   Он прав - скорее гауры начнут летать, чем нас распределят на приличное место. Всё из-за моего дара, который очень нелёгок в обращении и, честно говоря, обычно бесполезен, правда, мой учитель Реллан с таким же считает иначе - говорит, надо просто знать, как использовать.
   Что ж, Эйлидани говорит почти то же самое, но про несколько другие вещи.
   В дверь постучали, заставив меня обернуться, но сказать я ничего не успел - она отворилась на пару сантиметров, и в щель нахально заглянул мой давний соперник Кенафин:
   - Привет, неудачники.
   Не нужно было отпирать так рано.
   - Исчезни, - посоветовал Карак.
   - Куда вы, интересно, попадёте, ребята? - притворно заинтересовался парень. Наши лекари умели чинить, и на смазливом, почти девичьем лице у него не осталось даже шрамов. - Я мечу прямо во дворец к вану.
   - В качестве шута? - Я не полез за словом в карман. С места не двигался, но, кажется, мои кулаки непроизвольно сжимались. Врезать бы наглецу, да мы уже не дети, это скверное поведение для благовоспитанного герена.
   - Вам обоим, вместе взятым, и до шутов - как до неба, - дерзко выпалил Кенафин и, чуть ли не показав язык, смылся. Дверь гулко хлопнула.
   - Детство, - произнёс я, успокаивая сам себя.
   Удалось ему меня задеть, только никому не сознаюсь, конечно же. Удалось во многом потому, что он был прав: перспективы открывались не лучшие, прямо скажем.
   - Он тебя побаивается, - заметил я со зловещей усмешкой.
   - Ещё бы ему меня не побаиваться. - В ответе друга также слышался смешок. - Хватит обращать внимание на этого убогого.
   - Согласен.
   Я упрямо стиснул зубы и вышел в коридоры, договорившись с Караком, у которого были собственные дела, встретиться позже, когда мы уже будем свободными людьми.
   Тут же пожалел, что забыл попить - внезапно очень захотелось, однако возвращаться я не стал, чтобы не давать себе лишнего повода тянуть время до последнего.
   По дороге к учебному блоку я встретил группку из нескольких малышей под предводительством воспитателя-атми. Уже новеньких привезли, что ли? Пока они крутят головами по сторонам, пытаясь рассмотреть всё и сразу, но очень скоро привыкнут - среди чудес Синей Башни им предстоит провести много лет.
   Карак волнуется за нас обоих, но лучше меня понимает, что бояться, скорее всего, нечего - если к защите допустили, это может означать, что сама защита всего лишь формальность. Тем не менее, я не мог избавиться от спазмов в желудке: мало ли какая случайность подстерегает? возможно, где-то вкралась ошибка? что будет, если зададут каверзный вопрос?
   Ноги сами вывели меня привычным путём, которым я ходил каждое утро, и я осмотрелся по сторонам только возле аудитории, где проходила защита. По коридору, освещённому магическими лампами - от огня давно отказались, - разбрелись ребята из моего класса. Кто-то стоял, прислонившись к стене, кто-то сел на пол, кто-то беседовал - негромкие звуки разговоров наполняли коридор. Возле дверей я заметил своих приятелей. Уже сегодня расстанемся - отправимся, кто куда. Я подошёл, поприветствовал, и узнал - к облегчению и сожалению сразу - что остальные точно так же тратят время на мандраж, как и я.
   Кто-то должен был быть уже внутри зала, то есть лица, возглавляющие дома - два патриарха и матриарх, - а также наставники рангом пониже. Белокожих атми непривычно много.
   Я тоскливо взглянул на настенные часы - через пять минут можно будет войти. Длились эти пять минут мучительно медленно, мне казалось, что меня перетянули верёвкой поперёк туловища, а чтобы руки не дрожали, я сначала сжал их в кулаки, а потом сцепил в замок на животе.
   Двое из троих, входящих в высокую комиссию, были моей приёмной семьёй. Как так получилось, стоит рассказать в другой раз, когда будет подходящее время и благодарные слушатели, а не теперь, когда я вот-вот забуду, как меня самого зовут.
   Несмотря на это, никаких поблажек и никакого снисхождения ждать не приходилось - покровительство в моём случае заключается разве что в том, что в моём жилище есть окно, а не магические рисунки на стенах, как у многих других. Соседями моими в жилом блоке были ученики из богатых семей, в том числе Кенафин, однако сам я, в отличие от подавляющего большинства, не знал ни своей родовой фамилии, ни родных отца и матери.
   Наконец подошло время, и мои соученики потянулись к входу. Зал без окон с друзами кристаллов на стенах понемногу заполнялся людьми. Парни и девушки занимали парты, опасливо поглядывая на преподавательский стол в конце зала, покрытый лазурно-синей скатертью с вышитой серебряной звездой.
   Там нас ждала аттестационная комиссия: Мивенар Халья, Талавару Реллан и Алиеру Ноквуфин - все соответственно "-рохо", то есть карамати. Других людей здесь практически и нет, мы видим их относительно редко - если только это не преподаватели общих предметов да каази, то есть слуги. Но все они живут в отдельных кварталах и часть времени их не видно и не слышно.
   О, и Кенафин здесь, разумеется. Хотелось бы, чтобы у него были неприятности, но, к сожалению, он не дурак и не двоечник.
   Стрелка часов над входом щёлкнула. Ноквуфин и Реллан прекратили перешёптываться, развернулись, выпрямили спины. Халья перестала теребить кисточку для туши и подняла голову, так что стали полностью видны сделанные красной и белой краской ритуальные узоры на лице, показывающие статус замужней женщины. Раздался скрежет отодвигаемых стульев - все присутствующие повставали со своих мест, чтобы поприветствовать таким образом комиссию. Я тоже: у нас классическое учебное заведение и традиций здесь придерживаются даже более строго.
   - Всем доброго дня, - начал Реллан. - Садитесь. Надеюсь, вы понимаете, что решается ваша судьба, а потому подошли к защите ваших квалификационных работ со всей ответственностью...
   Мы с благоговейным ужасом внимали, но про себя я - и вряд ли только я - немного досадовал. Возможно, правдив слух, что это нагнетание напряжения, официальная атмосфера - лишь пустые формальности, а результаты тестов и проверки работ уже давно известны. Значит, эта троица тратит здесь время только в качестве дани обычаям и за тем, чтобы мы, без пяти минут выпускники, до последнего момента не расслаблялись (изуверы...).
   Это было бы неудивительно: за годы о каждом ученике становится известно много - что умеет и чего от него ожидать.
   Реллан был краток и объявил, что теперь аттестационные испытания можно начинать. Он любил выглядеть грозным, но не всегда таковым являлся.
   - Я вызову по списку или есть желающие начать? - поинтересовался секретарь-атми.
   В ответ на это первая из защищающихся нетвёрдым шагом вышла вперёд и встала за кафедру. Молчать и мяться не рекомендовалось, всё-таки это значимое события для каждого молодого карамати и торжественное мероприятие - ведомости на государственном флаге лежат, можно сказать. Цветочные гирлянды по стенам тоже синие, национальных оттенков.
   Девушка по имени Холана представилась и пустилась в пространные объяснения того, что собой представляет её работа, при этом делая размашистые жесты руками и шаря по сторонам широко раскрытыми глазами. Настолько широко, что они казались белыми.
   Халья вежливо кашлянула - самопрезентация затягивалась. Я отчётливо услышал, как Ноквуфин негромко сказал Реллану: "Может быть, я пока пойду пообедаю?"
   Холана поняла намёк, завершила рассказ в двух словах и поспешно удалилась на своё место. Вместо неё за кафедру в качестве руководителя проекта встал Ноквуфин и выступил со своими выводами о дипломе. Я попытался расслабиться и унять мандраж - все нервничают, и ребятам я в основном сочувствую. В основном.
   Студенты потянулись друг за другом, а я сказал себе, что это такой экзамен, только слишком популярный и серьёзный. Как-нибудь проскочим - сразу после защиты каждому нужно взять направление и оправиться сегодня же к месту практики.
   Сама защита шла гладко, моих соучеников не мучили лишними дополнительными вопросами, и я почти расслабился. Однако, когда поднялся и встал за кафедру, почувствовал, что язык норовит отняться.
   - Ну... Я...
   Да что такое? Я не раз делал доклады и выступал публично, к взглядам привык, поэтому не дал себе смутиться. Речь пошла складно. В конце я кивнул, сказал "всем спасибо за внимание" и сел на свой стул.
   Моим собственным руководителем был Реллан, который сейчас и встал за кафедру. Я часто посещал его практикумы и дар у нас был схожим - кому же ещё брать на себя мой проект?
   До этого дня мы не обсуждали рецензию на мой диплом, но я, кажется, угадал, выбрав из уже составленных заклинаний самые, по собственному мнению, лучшие, переписал начисто и покрасивей и переплёл заново. Сошлись во взглядах.
   - ...это действенно, даже господин Алиеру-рохо со мной согласен...
   Ноквуфин, сидевший молча, медленно кивнул, как во сне, но ничего не сказал. Главное, чтобы на меня не смотрел. Его сканирующий взгляд никогда мне не нравился.
   - Вонючий подлиза, - буркнул Кенафин себе под нос.
   Я проигнорировал этого болвана. Скоро он исчезнет из нашей с Караком жизни.
   Ещё десяток страдальцев, то есть студентов, и главное событие года достигло кульминации. Реллан, Халья и Ноквуфин собрали ведомости и не сговариваясь ушли в дальний кабинет на закрытое совещание. Зал тут же наполнился шумом - ребята принялись обсуждать защиту, явно наслаждаясь тем, что теперь говорить можно.
   Прошли томительные десять минут, и наконец члены комиссии вновь появились в зале. Мы затаили дыхание.
   - Мы, высокая комиссия, - объявила Халья, - признаём вас всех в полном составе пригодными к службе на благо общества согласно традициям и действующему указу вану свободного и объединённого Самавати.
   Вздох облегчения вырвался у дюжины человек. Нас опять начали вызывать - теперь для вручения документов.
   - Сообщаю от имени всех, что ваш диплом успешно засчитан, - сказал Реллан, церемонно, по обычаю кахини, кивнув и держась официально, как сейчас и подобает. - Вот ваше направление и символ братства.
   Кажется, эмоции никак или почти никак не отразились у меня на лице - с большими усилиями и к моему счастью.
   Я машинально взял протянутые запечатанный конверт и чёрный бархатный мешочек, благодарно поклонился. Вышел в коридор и плюхнулся на скамейку в стенной нише. Дрожащими пальцами надорвал конверт - у меня не хватало терпения идти к себе на квартиру и рассматривать всё там. Подписанный диплом. Даже не верится...
   Достав сопроводительную записку, я пробежал глазами аккуратные строчки. В бумаге говорилось, что сегодня, первого числа луны трав мне необходимо отправиться в город, где найти человека по имени Эльглот-кхуно Ниттар. Вьяпар, садовник. У него надлежит трудиться следующие три года, нужен помощник в саду...
   Что? Целых три года?! Какая там "служба на благо общества"?
   Радость и облегчение испарились в один миг. Что я должен делать в хозяйстве у члена касты торгашей? Поверить не могу, что мои родители непредвзяты... настолько.
   Оказалось, Карак уже ждал на квартире и, похоже, с нетерпением.
   - Ну как? - поинтересовался я из чистой вежливости, ещё не отвлёкшись от мыслей о скорбном будущем.
   - Замечательно! - довольно воскликнул друг. - Только...
   - Только тебе сообщили то же, что и мне? Тяжёлая работа.
   - Прорвёмся, - попытался успокоить меня он. - Нужно же с чего-то начинать.
   - Не тебе спину гнуть.
   - Как знать.
   Не ответив, я ещё раз осмотрел наше обиталище - не забыл ли чего. Создавалось необычное и не очень приятное ощущение, будто стены глядели на меня и прощались.
   Часть своих рисунков я оставил висеть - может, повезёт сюда вернуться, а если нет и в мою квартиру заселится незнакомый маленький мальчик, пусть получит подарок от своего знаменитого предшественника.
   Может быть, знаменитого. С голоду бы не умереть.
   Так, у меня же ещё мешочек. Стоя лицом к свету, я раскрыл его и достал массивный серебряный перстень с сапфиром. Не отрывая взгляда от знака дома, сел на стул. И в это тоже всё ещё поверить не могу.
   Надев драгоценность на безымянный палец правой руки - я рядовой член дома, - присмотрелся. Крупный сапфир окружали четыре направленных остриями наружу миниатюрных серебряных клинка, бывших частью орнамента. Всегда тонкая работа и качественные материалы.
   Мы с Караком одновременно посмотрели друг на друга, рассмеялись и обменялись поздравлениями с теперь официальным совершеннолетием. Тут дверной колокольчик звякнул, и мы вздрогнули, оборачиваясь. Кто там ещё?
   - Открыто, - сказал Карак.
   Смазанные петли провернулись бесшумно, и мы увидели Халью. Я поспешно поднялся навстречу.
   - Я зашла специально, от нас с отцом, - сказала она, плотно закрыв дверь, чтобы никто не услышал, но не двигаясь дальше передней. - Удачи тебе, сын. Ты всегда сможешь вернуться к нам. Ты знаешь, как мы к тебе относимся.
   - Мам... - обречённо начал я. - Это что, правда? О распределении к вьяпар в сад?
   - Правда. Работай усердно - сам не заметишь, как время пройдёт, - "успокоила" меня Халья. Я даже слов не нашёл, так и остался стоять с приоткрытым ртом.
   - Он давний знакомый общины и постоянный клиент, - сказала мама, - и он прислал запрос на молодого карамати, для помощи - предпочтение отдаётся людям с твоим вариантом силы.
   Альтруист, наверно. Согласен содержать бесполезных людей и платить им.
   Постойте. Я прав, значит? Я должен буду, получается, вкалывать, как простой батрак? Какой-нибудь каази? Отлично. Просто замечательно. Нет, я понимаю, что это необходимо, что нашу молодёжь после выпуска отправляют послужить немного у каст, стоящих ниже - чтобы не задирали нос, как Кена. Но работа слуг...
   Вот тебе и "свободные люди" - всё только начинается.
   Эта пара усыновила меня, когда я только здесь появился в бессознательном возрасте. Не в шестилетнем, как большинство - потому что до этих шести лет жить было не с кем. Я почти всю жизнь провёл в Башне.
   На пожелание удачи я не ответил. Да, я не любил своё имя, но поскольку нос не дорос придумывать всякие пафосные прозвища типа "Грозного Поэта" или "Острого Языка", требовал называть себя по фамилии. Обычно молодые карамати, пока учились здесь, носили и фамилию дома, и свою родовую, а для тех, чьи родители не были известны, полагалось именование "Нджалу", то есть "найденный". Если таких учеников в классе было больше одного - добавлялось "старший", "младший" или "первый", "второй", "третий"...
   Так часто звали и меня, кроме того, было и прозвище "Тала". Только родители звали "сыном".
   Следует заметить, что у тех же Реллана с Хальей с наибольшей вероятностью рождались бы самые обыкновенные дети - темноволосые и бледнокожие, поэтому таким парам своих детей иметь не то что настоятельно не рекомендовалось в связи с возможными проблемами, а запрещалось. Но не запрещалось усыновлять сирот вроде меня.
   - Тала, идём, - сказал Карак. Он называл меня так - прозвище своего рода. - Нам желательно оказаться в городе засветло. Халья, мы тебе благодарны...
   - ...И я не забуду, - закончил я.
   Всё-таки пройдя в комнату, мать обняла меня, я сомкнул руки в ответ - маленькая женщина, сам на две головы выше, потому пришлось склониться. Перед лучшим и практически единственным другом (не считать же друзьями кучу приятелей?) я подобного не стеснялся - ворониды в отличие от значительной части моих единоплеменников спокойно относились к проявлениям семейной ласковости при свидетелях.
   - Главное, - с улыбкой сказала бывшая наставница, - это смелость, а она у тебя есть.
   - Не чета моей рассеянности, - также улыбнулся я.
   Мать ушла, напоследок растрепав мне волосы, но выдвигаться мы собрались рано - похоже, настал черёд прощаний, потому что на этот раз пожаловала карамати лет восьми. Мивенар-рохо Дангауна, она же - моя сестра. Тоже, значит, сирота - все её родные по крови мертвы, как и мои. И она такая же противница традиционных уменьшительных имён, как и я - требует называть себя не Дан, а Дани.
   Белые, такие же, как у меня, волосы, заплетены в две короткие косички, аккуратно свешенные на грудь, руки заложены за спину, словно там зажата кукла. Склонив голову на бок и кусая верхнюю губу, сестрёнка молча созерцала нас. Её нелюдимая и вздорная по причине возраста рафи Марна с ней не появилась.
   Дани подошла нерешительно - она не могла поверить, что мы уходим, - а я подхватил девчонку на руки, подбросил к потолку и тут же поставил на пол.
   - Братец, ты ведь вернёшься, правда? - заглядывая мне в лицо и держа мои руки, так что мне приходилось сгибаться в поясе, спросила Дани с молящими нотками. - И ты тоже?
   "И ты" подтвердил своё намерение, ненадолго отвлекшись от изучения адреса, по которому над следовало прибыть. Девочка скосила глаза на мой свежеполученный перстень и завистливо вздохнула - она сама ещё нескоро станет полноправным членом дома.
   - Вернусь обязательно к празднику Укариби, да ещё с подарками, - пообещал я.
   Конечно. Хотя бы для того, чтобы по традиции праздника пообещать ей защиту.
   - Я буду очень-очень ждать! - восторженно пропищала девочка, подпрыгивая и обхватывая меня за шею. - Карак, тебя тоже!
   Дани всё-таки попрощалась, как ни хотела потянуть время, и мы с Караком решили более не откладывать, иначе за прощаниями мы так здесь и заночуем, подведя ожидавшего нас Эльглота-кхуно. Более не говоря ничего, я подхватил вьюки, Карак забрался мне на плечо и мы отправились в путь, сами не предполагая, как скоро придётся вернуться.
   Опустившись на подъёмнике к подножию горы, мы оказались в хозяйственной части, где нас ждали китихонду, точнее, только один.
   Исполинская нелетающая птица выше меня ростом, с клювом, похожим на лезвие широкого загнутого меча, угрюмо сверкнула небольшими глазками из полумрака стойла. По идее, эти птички опасные хищники. Дикие - хитрые и злобные, домашние же вполне доброжелательны, если не провоцировать.
   Рыжее чудище почуяло дорогу и было радо наконец размяться. Я вложил удила ему в клюв, вывел из денника и, привязав к опоре, оседлал и навьючил. Всё это время Карак сидел на балке и благоразумно молчал: если китихонду испугается - только успей от клюва увернуться, отец одно время с распоротым плечом ходил. Мог и без головы остаться.
   Птица спокойно ждала, пока я закончу и мы двинемся, а её товарищи выглядели обеспокоенными - ещё бы, они же остаются.
   Одну ногу в стремя, другой с силой оттолкнуться от земляного пола - ай да я! Благо дело, ростом не обижен.
   Высоченный, покрытый резко и сладко пахнущими цветами и длиннющими шипами кустарник плавно, незаметно глазу расступился, позволяя покинуть заколдованное место. Он растёт перепутанными сплошными зарослями, и проникнуть в место обитания карамати без их ведома обычно не представляется возможным. Как и выйти отсюда.
   На нас же не пострадало ни лоскутка, ни пёрышка, однако китихонду нервно дрожал под седлом и "собирался", явно опасаясь за свои глаза - прижимал к груди короткие лапки и притягивал шею к туловищу, пока мы не выбрались из чащи на дорогу.
   После Башни, которая была, по сути, городом, я был рад подышать лесным воздухом. Даже голова немного закружилась, и я на всякий случай сел ровнее.
   - Крылья размять не желаешь? - невинно осведомился я у рафи, который сделал плавный круг над лесом и вновь угнездился у меня на плече.
   - Разбойничков боимся, что ли? - не упустил своего Карак.
   - Дураков, конечно, на свете хватает, - не стал спорить я. - Но я всего лишь хочу узнать, что с дорогой.
   Он с деланной неохотой отлепился от плеча и взмыл повыше, а я зажмурился и прижал ко лбу кулак. Китихонду продолжал шагать по просёлку, даже не вздрогнул - наши птицы давно привыкли, что хозяева колдуют прямо на спине.
   Чем отличаются карамати от атми, так это не в последнюю очередь гибкостью предметного и прочего восприятия - обычного человека зрение воронида, который видит каждым глазом в отдельности, давно бы свело с ума.
   Сначала я увидел лес с высоты птичьего полёта. Жёлтой змеёй извивалась дорога, стеклянные деревья искрились, как хрустальная крошка. Карак спланировал ниже, и стала видна жирно блестящая глина, размокшая и превратившаяся в грязь.
   Город мелькнул где-то на периферии, но я успел заметить, что до него не близко. Открыл глаза и задумался, опершись обеими руками о луку седла. Чего же ещё ожидать, раз под утро прошла гроза? Само собой, дорогу размыло. Таким образом, на месте мы будем к ночи. Потрясающе, конечно, но что поделать. Я разобрал поводья и цокнул языком, слегка толкнув китихонду башмаком в пушистый бок. Птица-скакун уже не пошла, а побежала неторопливой рысцой.
   В этот раз во время сеанса я толком не успел уловить ощущения рафи и немного жалел об этом. Ничего, будет время в другой раз.
   Дорогу сильно развезло - гроза была над лесом, ближе к городу, а не над Башней. Вскоре скакуну из-за дополнительного веса стало трудно выдёргивать ноги из жёлтой грязи, я аккуратно, чтобы не запачкаться сильно и не поскользнуться, спрыгнул с седла и зашагал рядом.
   Вымазался чуть ли не по колено, более того, взмок и измотался - почти весь этот участок пути пришлось идти пешком. Попутно я то и дело доставал фляжку с водой и раздумывал, где бы по дороге попоить китихонду - меня немного беспокоило, как такой длительный переход отразится на его здоровье.
   Через два часа реликтовый лес уступил место зеленеющим и уже колосящимся хлебным полям, и мы сели немного отдохнуть, прежде чем выходить на открытое пространство - погода сулила жару. Несмотря на стоящее над головой солнце, двинулись дальше, поля сменялись перелесками, но и я, и Карак воздерживались от идеи частых привалов - весь путь до Генгебагара занимает больше семи часов, нам надо было успеть к нанимателю сегодня. Башня город богатый, но в силу определённых причин вокзала у нас нет и все пользуются обычной дорогой - если была нужда куда-то ездить. Зато у нас есть прочая инфраструктура и собственный почтовый индекс.
   Когда палящая жара ушла, на горизонте показалась сосновая роща - сюда местные горожане в конце октады ездили на прогулки, а также снимали дачи на лето. Дорога шла напрямик, и успевший измучиться под солнцем, я был рад деревьям и воздуху рощи, пропитанному запахами хвои и смолы.
   Только-только закончилась весна, но кто-то уже отдыхал - с одного из дворов столбом поднимался дым, раздавалось потрескивание огня и протяжное женское пение на несколько голосов. На заборе сидели двое мальчишек лет восьми. Они прекратили болтать и во все глаза уставились на диво, шагом ехавшее мимо. Заляпанного глиной карамати, вялого полосато-рыжего китихонду, прикорнувшего на луке седла чёрного воронида. Мне следовало сделать знак приветствия, и я апатично поднял руку повыше. Теперь у ребят впечатлений на октаду вперёд.
   Хутора, пастбища и другие следы присутствия человека попадались всё чаще. В той стороне, где лежало море, что-то слабо отражало небо - поля орошения, обслуживающие ближайшие городские районы. Когда я был младше, я упросил сводить меня посмотреть, и это сооружение с загадочным названием произвело на меня впечатление поделённого на квадраты болота, где-то покрытого ряской, где-то лужами и чахлыми кустами. Как отец мне объяснял, очищенные сточные воды сбрасываются в приток Нагаритары.
   До города оставалось все ничего - он вырастал прямо впереди, как ещё один лес. Дорога немного уходила под уклон, и я слегка откинулся назад, чтобы меньше нагружать спину китихонду. Тот шёл медленно, он устал, как и я, а Карак вообще заснул, проведя полдня на крыльях. О том, что надо сориентироваться ещё и в городе, я старался пока не думать.
   К счастью, мы добрались до северной заставы ещё при свете дня, а прибытие не стало приключением с досмотром и прочими формальностями только из-за моего лица - карамати реже имеет необходимость доказывать, кто он такой.
   Как потенциальных преступников нас боятся не больше, чем атми, ведь причинить вред невинным с помощью силы мы не можем, даже если бы захотели. За преступлением незамедлительно последует воздаяние, и это будет отнюдь не смерть, а то, что способно испортить остаток жизни.
   Было время, атми считали нас чуть ли не посланниками Маиши, а сейчас мы просто пользуемся уважением, без священного страха и трепета, как более сильные.
   В чём-то, возможно, и сильные.
   Казалось бы, принадлежим к высшей касте из-за непостижимых для рационального разума сверхъестественных сил, но кто в основном строит дома и корабли, кто управляет государством, кто торгует с соседями и кто, наконец, выяснил, что гребной винт производительней колеса? Мы, правда, придумали, как справляться со смогом, но претворяли идею в жизнь атми. Всё атми, а мы только помогали, да и то потому, что смогли приспособиться. Не люди, а слуги народа почище мивали, которыми являются монархи и высшая знать.
   Городские стены давно утратили стратегическое назначение, часть их разобрали и разбили на этом месте сады. Каменная кладка кое-где осталась, но лишь потому, что некоторые представители моей касты возмутились тому, что город лишают культурного наследия.
   Миновав украшенные колоннами в античном стиле северные ворота и уйдя с проезжей части, я залез обратно в седло и попытался вспомнить, что мне говорили про адрес и то, как ехать. После леса и прошедшего дождя город показался мне неимоверно душным, затхлым и далеко не ароматным, но притерпелся я быстро.
   Карак восседал на луке седла и молчал, ожидая, что пока я вспомню, и иногда демонстративно посматривая на небо. Улица, на которой мы оказались, точно являлась относительно новой - намного шире и светлее улочек Старого города. Дома здесь преимущественно деревянные, на одну семью, с наглухо огороженными сплошным забором дворами и глядящими на улицу окнами, в которых уже зажигались первые огни. Сумерки наползали со стороны гор, к заливу - вслед за уходящим солнцем.
   Пока я раздумывал, китихонду испугался чего-то, дёрнулся и чуть не толкнул торопливо пробегавшего мимо фонарщика. Извинившись, я понял, что использовать здесь рафи-связь небезопасно - может случиться что-нибудь похуже, пока буду отвлечён.
   - О духи, что у тебя с памятью? - заговорил наконец Карак. - Нам нужно двигаться к центру до пересечения с Морской улицей, потом повернуть налево...
   Доехали мы засветло, ночевать на улице не придётся, но оставалось прибыть по адресу. Опаздывали, однако, на грани приличий.
   К нашему счастью, этот район столицы уже застраивали по чёткому плану, и с крупной Речной улицы осталось свернуть на третью по счёту по левой стороне, Яблоневую.
   Нужный дом я заметил издалека. Вместо крашеной соломы, черепицы или чего-нибудь ещё, что используется для кровли, крыша была сделана из стекла. Конёк венчало солнце в короне лучей, покрытое начищенными медными пластинками. Я присвистнул, а Карак уважительно заметил:
   - Вот умелец!
   Настоящее солнце между тем зашло окончательно, и на ратуше чуть погодя забил колокол, отсчитывая десять часов вечера. Я машинально оглянулся через плечо, прислушиваясь к долетающим из верхнего города тоскливым ударам, приглушённым расстоянием. Неожиданно подумал, что теперь смогу гораздо чаще бывать на улице, чем это было возможно раньше.
   - Добрый вечер, набу, - окликнул кого-то Карак, и я только теперь заметил, что на крыльце закрытой лавки сидит человек, держащий в руке, кажется, кружку.
   Пробормотав невнятное приветствие, он поставил кружку на ступеньку, с некоторой неуклюжестью встал на ноги и вышел к нам под свет уличного фонаря.
   Похоже, старик в самом деле относится к касте вьяпар, тех, кто торгует - держится уверенно, взгляд цепкий, некоторая полнота присутствует. Наверно, лет пятьдесят - пятьдесят пять.
   Я спешился и поклонился в пояс, как старшему, удерживая китихонду в поводу, шляпу - под мышкой и стараясь не думать о том, что произвожу не очень-то хорошее впечатление на первого работодателя.
   - Доброго вечера, набу.
   - Доброго. Значит, вы и есть тот карамати, запрос на которого я посылал в Синюю Башню? - поинтересовался Эльглот, сцепляя руки в замок на животе. - Признаться, я ждал вас ранее, к ужину.
   Голос у него оказался резковатым, но не неприятным.
   - Прошу прощения, - сказал я, не переставая смотреть в землю. - Дорога была плохой и мы задержались.
   - Сколько же вам?
   - Семнадцать, набу.
   Лет после тринадцати я сильно подрос, поэтому возникали вопросы - выглядел старше. На ум и характер это, к сожалению, не влияло.
   Ниттар с неожиданной ловкостью подхватил кружку и скрылся за дверью, велев нам подойти с чёрного хода, что мы и сделали.
   - Господин Талавару-рохо, - хозяин с помощью специального механизма отодвинул брус, запирающий ворота, и помог мне завести скакуна во двор, - рад приветствовать вас и вашего рафи в своём доме. Я всё-таки соберу на стол, а вы можете пока располагаться. Ваша комната на первом этаже - дальняя. Можете немного отдохнуть или посмотреть дом, на чердак только не лазайте.
   Вопрос вертелся у меня на языке, и как Карак ни толкал меня, призывая молчать, я его задал, пока мы миновали крыльцо и переднюю жилой части здания:
   - Почему?
   - Там... Неважно. Сейчас нужно, чтобы вы шли отдыхать, молодые герены. Введу в курс дела завтра.
   Карак, похоже, был несколько удивлён, что его гереном назвали - это означало мужчину из достойной семьи или по крайней мере достойного поведения, а о семье или репутации Карака новый хозяин ничего знать не мог, - но потом проговорил:
   - Мне сказали, что у вас особое поручение.
   Я почему-то подумал о крыше. Может, это как-то связано с ней? Никогда не видел такого сооружения у атми, магией они не обладают, а делать заказ у нас по карману разве что мивали или кахини высшим.
   - Всё завтра, - повторил Ниттар и осведомился: - Итак, ужинать будете?
   Мой рафи ответил утвердительно, я, подумав пару секунд, тоже.
   "Он что, сам себе готовит? - удивился я, поняв это. - Вряд ли не может позволить себе слуг". Мама, конечно, тоже любит готовить сама, когда есть время, но разве оно есть у человека, который один в таком большом хозяйстве?
   Я коротко поклонился маленькой статуе местного духа в особой нише в стене и привязанным там же белым табличкам с красными письменами, перетащил свой багаж в отведённую комнату и отправился отмываться - в бане на заднем дворе как раз оставалась горячая вода. Сад скрывался в густых сумерках и где он кончается, я рассмотреть не смог.
   Уже переодетый в чистое, я не спеша прошёл по первому этажу, мимо кухни, где хозяин сам разогревал еду, и поднялся по лестнице на второй. Дом был очень старым, неоднократно перестроенным и ещё - отремонтированным относительно недавно. Я невольно задумывался о его заоблачной цене и понимал, что он явно рассчитан на семью с детьми и, возможно, внуками, но Ниттар живёт здесь один и даже, по всей видимости, без слуг. Почему?
   Подумав, что он здесь один, я неожиданно для самого себя почувствовал горький укол тоски по родителям и сестре, да и по самой обители карамати, но непрошеные воспоминания тут же отогнал. Теперь я взрослый, совершеннолетний. Чего желал, то и получил, верно?
   Уже приходилось бывать в старых домах, которые строили с экономией места согласно регламенту городских властей - никаких коридоров, огромных горниц и всяческих излишеств. Кажется, здесь в своё время сложили перегородки, образовав узкий коридор и несколько комнат из одной большой залы. Наверху, наверное, так же. Таким образом, это здание уже имело холл и помещения, возможно, не только жилые, но сейчас у меня не было ни времени, ни желания интересоваться или осматриваться.
   Я взгромоздился на ступеньку приставной лестницы, которая вела под крышу. Ту самую крышу, стеклянную.
   Интересно.
   Почему туда нельзя заходить?
   Недолго думая, я, мальчишка дурной, махнул рукой на усталость и сходил за оружием.
   Затем залез по лестнице к чердаку и распахнул дверь.
   Под крышей располагался зимний сад - подобное чудо мне доводилось видеть и раньше, но в Башне силы карамати позволяют и не такое.
   Из стекла был сделан только один скат, второй покрыт, должно быть, тёсом, и не виден со стороны улицы. Вокруг тесно от разнообразной зелени - очертания растений выступали из мрака на падавший из коридора свет газового рожка - снаружи уже была почти ночь, и мне подумалось, что сейчас около половины одиннадцатого вечера.
   Однако толком всё рассмотреть не удалось - не успел. Едва я сделал шаг, как из темноты на меня двинулся... кто-то. От неожиданности я отпрянул, чуть не вывалившись за дверь и рискуя рухнуть на пол второго этажа и сломать шею.
   Сперва мелькнула мысль, что это призрак - сквозь тело виднелись контуры предметов. Весьма злой призрак, потому что он тут же бросился на меня. Я отмахнулся пангой, но серый узкий клинок прошёл сквозь эфемерную фигуру, а её обладатель даже не пытался уклоняться или бежать, как обычно делают призраки.
   Поэтому обратиться в бегство пришлось мне. Отдышавшись за дверью, я позволил себе повторно удивиться. Такими пангами, позволяющими поражать нематериальные цели, владеют все карамати. Подобное оружие не куётся кузнецами, как простое - его создают магией те, кому это под силу.
   Так.
   Это что - шутка такая?
   Это как понимать?...
   Я, стараясь не топать, спустился вниз, оправил одежду и с видом, будто ничего не произошло, вошёл в сверкающую голой каменной кладкой кухню, где пылала чугунная угольная плита - газовые слишком дорогие и популярностью у вьяпар-горожан не пользуются. Ниттар уже расставил столовые приборы и что-то обсуждал с Караком. Когда я появился на пороге, оба прекратили разговор и уставились на меня. Хозяин вскинул бровь. Друга явно что-то развеселило, но он оставался сдержанным. Догадался, поди, где я только что побывал.
   - Успешно? - как ни в чём не бывало, осведомился Эльглот-кхуно. - Садитесь, набу.
   На кухне? На место слуг? Хорошо, я пока и так их место занимаю. Безропотно сев на свободный стул, я продолжал молчать. Кажется, наш работодатель не особенно удивлён и не рассержен, что я полез туда, куда не просили.
   - Я догадывался, что вы решите заглянуть. Хотел проверить, сможете ли побороть любопытство. Так как успехи? Прогнали привидение?
   Я развёл руками и отрицательно покачал головой.
   - Похоже, призраку безразлично, изгоняют его или нет, и мне даже кажется, что он надо мной смеётся. Мой совет вам обоим - идти спать, а завтра поговорим. Жду к завтраку, герены - опаздывать нежелательно.
   После этого Ниттар кивнул, давая понять, что разговор на сегодня закончен. Ужин прошёл в молчании. Я думал, Карак тоже.
   Жалко, что его не было поблизости, когда я сломя голову полез в зимний сад. Если бы не Карак, шишек у меня было бы намного больше. Ворониды взрослеют быстрее людей, и он, как несложно догадаться, достаточно намаялся с озорным ребёнком с обострённым чувством справедливости, каким я был в детстве и отрочестве. Время от времени мой друг вспоминал старую привычку и принимается ворчать, как столетний дед.
   Когда настало время отправляться спать и мы остались в одной из двух гостевых комнат, я кисло прищурил глаза, сдвинул брови и шепнул:
   - Вьяпар.
   - Понял, - так же шёпотом ответил Карак, устраивавшийся поудобней для сна. - Но не стоит судить поспешно.
   Да, я некстати и слишком хорошо вспомнил Мивенара Кена, потому и к Ниттару отнёсся с предубеждением. Кенафин изначально был сыном состоятельной, пусть и не благородной семьи из касты торговцев и проходил обучение и адаптацию в Башне только потому, что этого чётко и недвусмысленно требовал закон. Этот молодой человек решил, что жизнь обязана сама ему всё преподнести, несмотря на то, что наставники были непреклонны и очень редко давали ему поблажки, как и мне.
   Не желая долго сидеть на месте из-за природной склонности, я часто дрался с Кена и другими мальчишками, но не особенно стремился быть "царём горы". Однако, честно признаюсь, что не упускал своего и иногда пытался в отместку задеть этого надутого морри.
   Также не скрою, что Карак в чём-то оказывался умнее и часто меня осаживал.
   Лёжа в почти полной темноте, я прислушивался к звукам. Моя кровать оказалась вполне удобной, без врезающихся в лопатку или поясницу комков на матрасе - в семь лет довелось поспать как раз на таком и я потом долго жаловался на ломоту в теле. Поскрипывали балки и ступени - я было решил, что призрак заскучал и отправился бродить по дому, однако Карак на спинке кресла безмятежно спал. Почти безмятежно - он лишь втянул голову в плечи и закрыл глаза. Как будто считал, что может понадобиться быстро проснуться.
   В детстве я любил читать романы ужасов - при одном-единственном огне, спрятавшись по уши в одеяло. Бессонницы и злых шуток воображения избежал благодаря убеждению, что пока птицы или звери поблизости спят или занимаются своими делами, можно ничего не бояться. Между прочим, верно: они слышат куда лучше людей и опасность заметят первыми.
   Несмотря на то, что Карак довольно длительное время провел сегодня на крыльях, чтобы не мешать мне и китихонду пробираться сквозь грязь, проснуться он мог от любого подозрительного шороха.
   Мой организм тем временем требовал, чтобы ему наконец дали отдохнуть - для дедуктивных усилий время найдётся на следующий день.
   Вероятно, для уничтожения угрозы нас с другом и направили. Вот они, прелести начавшейся самостоятельной жизни - с бала на корабль, как говорят.
   Но как? Это совершенно не мой профиль и я опасался, что у меня не хватит квалификации. Но если всё удастся - начало будет неплохое.
  

2

  
   Утром я проснулся, что удивительно, рано и при том самостоятельно. Кажется, во сне дрался с вчерашним призраком, но чем это закончилось, осталось неясным. Несмотря на нервное сновидение и ранний час, я чувствовал себя отдохнувшим.
   Неожиданно входная дверь заскрипела, и толкнувший её снаружи Карак торжественно въехал в комнату верхом на дверной ручке.
   - Выспался? - Махнув крыльями, он рывком захлопнул дверь и приземлился на пол, выжидающе глядя на меня. - С добрым утром.
   - Тебя также, - пробормотал я и протёр кулаком глаза.
   Чтобы жить вместе с людьми, родне Карака приходится прибегать к разного роде эквилибристике - как вот эта вот, например, - но обитающие в городах давно привыкли и не видят трудностей.
   - Вставай и пошли лопать, - изрёк лучший друг тоном старшего. - Может быть, сегодня нам скажут больше. Я только что пытался заглянуть в эту проклятую оранжерею снаружи - и ничего.
   Карак был слегка расстроен, что дело движется с трудом.
   - А ведь умелец, как я и говорил.
   Он сказал, что удивительную крышу Эльглот спроектировал и построил сам. Град её не брал, рамы крепкие, стёкла лишь дважды выбивало во время урагана, а снег не мог их продавить. От неё оказалось больше пользы, чем проблем.
   После завтрака с салатом и ножками молодых вигу Ниттар рассказывал нам о привидении, между делом показывая источник дохода, то есть сад. Неудивительно, что не справляется сам с таким объёмом работ, которые требуются здесь. Разнообразные деревья и кустарники сильно разрослись, но видны были следы ухода.
   - Оранжерея, видите ли, предназначена для зимнего сада - там всё продолжает расти при любой температуре на улице. Зима наступит нескоро, но я не желаю ждать, что всё само рассосётся и рисковать таким важным помещением. Пакостник уже давно завёлся тут, с луну... О, а вот это пятнистая лилия, я выписал семена с Зумари...
   - Он опасен?
   - Относительно. Портит растения, опрокидывает кадки, один раз попытался запустить цветочным горшком мне в голову. - Эльглот-кхуно наполовину язвительно, наполовину с досадой усмехнулся. - Слуг пришлось из-за него рассчитать.
   - Агрессивный.
   - Угу. Посмотрите, будьте добры, налево. Видите? Это кагарабуанская золотая слива.
   - А ты? - спросил я молчавшего Карака. - Точно ничего не почувствовал?
   Тот на миг задумался и озадаченно взъерошился:
   - Нет. Брось, я удивлён не меньше твоего.
   Мой друг Карак - гадугар. Рождение птенца-гадугара для пары было и благословением духов, и серьёзной проблемой - в шесть лет желательно срочно искать ребёнка-карамати сходного возраста, а до того - развивать врождённый дар.
   Говоря коротко, Карак может видеть потоки энергии в окружающих предметах, одушевлённых и нет, а также киджина или шетани независимо от их желания. Ещё одно зрение, пятое. Вместо двух у людей и четырёх у других воронидов.
   - Может, он ненастоящий? - предположил я ничтоже сумняшеся, ведь всё на это указывает.
   Карак истинно по-людски кашлянул, демонстрируя своё мнение. Птицы не так прочищают глотку, но его племя считает кашель, фырканье или хмыканье частью человеческой речи, которой может спокойно пользоваться, когда выучит.
   - Похоже на то, - легко согласился наш хозяин. - Но это не уменьшает вреда. Если вы найдёте способ избавиться от него, я заплачу вам вознаграждение сверх жалования.
   С этими словами Ниттар удалился работать, а мы призадумались.
   Я уселся на крыльце с кружкой тёплого мару - ничего, кроме избавления от призрака, от меня пока не требовалось. При дневном свете наконец обратил внимание на забор и узнал работу карамати, которого в полной мере слушался огонь. Парень был кузнецом, и Реллан однажды заказывал у него каминную решётку.
   Мне бы так - приносил бы пользу вану, отечеству, обществу... Ну да ладно.
   Я задумчиво сделал ещё один глоток кисло-сладкого напитка и почувствовал, как настроение улучшается, а организм требует действий и решения задач. Карак посоветовал мне не перебрать до противоположного эффекта в разгаре рабочего дня, а потом стал тихо напевать, копируя трели тростниковой филимы - его голосовой аппарат позволяет и не такое.
   Особенно этим обеспокоены музыканты - ведь гораздо проще нанять такого "любителя" с хорошей памятью, нежели целый оркестр. Зря волнуются: одна-единственная птичка или даже несколько - это не живые инструменты. И те, и другие пользуются равной популярностью, а граммофонам с ними не тягаться.
   Заслушавшись, я отвлекся от "призрачного" вопроса, но когда Карак исчерпал небольшой репертуар и пошёл по второму кругу, удивился:
   - Неужели больше не знаешь?
   - Нет. Лично мне быстро надоедает.
   - Послушай. - Я потёр ладони, отряхнул о штаны. - Может, это зеркала?
   Карак попросил объяснить. Кажется, про такое он ещё не слышал.
   - Представь, берутся два зеркала, а объект между ними...
   Я пустился в подробные объяснения, при этом даже показывая на пальцах.
   - Так-так, стоп! У меня от этих умных слов уже перья на спине заболели! - Понятное дело, Карак шутил, ведь был образован не хуже меня, а в чём-то и лучше, будучи летающей энциклопедией. ­- Да и где всё это разместить в такой тесноте?
   - А сам ты что думаешь?
   - Может, кто из ваших?
   - Ха-ха! Карак, да это ж вигу на смех! Если б преступником был карамати, полиция давно бы знала, кого искать! А уж чтобы поймать, достаточно проверить список живущих ныне - сразу сцапают по поисковым приборам.
   Нас не так много, как может показаться, и о расплате за нехорошие деяния я уже упоминал.
   - Знаю. И всё-таки проверим на всякий случай, Тала.
   Я уже знал, с чего начать, и питал надежды, что выберу правильное направление. Совершенно не представлял себе, чем могу заниматься. Дар лишний раз даже упоминать не хочется, так как можно сказать, что и сегодня среди вида под названием "люди" существуют сразу два, как два мира - карамати и атми.
   Мы отличаемся от атми, будь мы хоть двадцать раз те же самые люди. Сам суффикс "-рохо" означает "дух" в значении "душа" или "самоощущение". В отличие от "-кхуно" - то есть "кровь" в значении не только "жидкость, бегущая по жилам", но и "семейные узы".
   То, что я непривычному взгляду напоминал трубочиста, в какой-то степени было моей привилегией, но подобные мне "бесполезные" всё едино испытывали трудности - от одних отстал, к другим не пристал. За Карака я спокоен - он может вернуться к родным и продолжать практику там, но рафи и лучший друг меня не бросит, я могу и не просить, потому что дружба или родственные связи для него не пустой звук.
   Как я уже говорил, его народ хоть и живёт столько же, сколько наш, но взрослеет раньше. Мой друг давно распрощался с максимализмом, лет, или как они говорят, зим в двенадцать, но это не отменяло его характера. Карак иногда меня одёргивал или предостерегал от слов и поступков, неправильность или бессмысленность которых казалась ему очевидной.
   При всём при этом сам он довольно быстро принимал решения, о которых почти никогда не жалел, какими бы они ни были, и был гораздо более бескомпромиссен и жесток по сравнению со мной.
   Не могу не вспомнить случай, когда я года три назад сначала повздорил, а затем и подрался с моим верным врагом Мивенаром-рохо Кенафином.
   Расхрабрившись и раздухарившись, я решил, что одержу победу, и соперник, воспользовавшись моей горячностью и невнимательностью, вмазал мне так, что аж в голове зазвенело, а дальше я уже ничего не видел и не замечал, полетев плашмя на колючий гравий. Кена успел пару раз самозабвенно пройтись кулаками по моему затылку, когда я даже сперва не понял, что случилось - раздался тоненький свист, и вражина заорал, будто с него сдирали кожу.
   Воспользовавшись моментом, я со второй попытки встал и, торопливо размазав заливающую глаза кровь, увидел, что Кена безуспешно пытается оторвать от себя Карака, вопя от боли и ужаса.
   Тот преспокойно отцепился сам, и я увидел, что воронид сотворил с сыном купца, любимцем девчонок. Первую минуту я злорадствовал, но потом посочувствовал - лицо у бедняги превратилось в сплошное кровавое месиво, которое он зажимал обеими руками. Клок волос был выдернут, сквозь разорванную щёку виднелись зубы.
   Разумеется, пострадавшего отправили в лазарет, а нас с Караком лишили обеда и услали на штрафную работу.
   Немного подлеченный я чистил клубни алу от кожуры, а друг доставал из мешка новые, обрывал с них ростки и передавал уже гладкие мне. Внезапно я понял, что мой рафи покалечил Мивенара не в аффективном состоянии, а абсолютно осознанно. Признаться, меня это немного напугало.
   "Пусть скажет спасибо, что я не бил в глаза, - буркнул Карак, когда я заговорил на эту тему. - А мог бы и убить".
   Мог бы, но не стал. Мне вспомнились рассказы о его "диких" соплеменниках, которые гораздо чаще называют себя "квиорами", а не "воронидами", и гораздо реже идут на контакт с людьми. Эти ребята непредсказуемы.
   "Зачем же было..." - Я намекнул на то, что он сделал.
   "Я понимаю, что полудурка так воспитали, но я что, должен был сидеть и смотреть, как он раздалбывает тебе башку?" - рассердился Карак и лапой бросил мне клубень. Я машинально поймал. - Нет уж, дорогой друг.
   Гария уже прочла ему нотацию, но, похоже, чисто чтобы призвать к порядку - к совести взывать бесполезно, потому что у их племени само понятие совести в некоторых сферах отсутствует.
   "Больше не сунется, если не совсем дурак. Кстати говоря, Хамар искренне не может понять, почему Кена так тебя ненавидит, - уже спокойно сообщил Карак. Хамар - это рафи нашего болезного. - Мучается с ним так же, как я с тобой", - поддел меня друг.
   Я только кивнул - знаю, мол, что все такие.
   "Знатно ты ему физиономию попортил. Как бы не начал мстить".
   "Захочет, но не осмелится". - Карак хмыкнул.
   Красавцем в отличие от его жертвы я никогда не был - длинный нос, большой рот и тощее лицо, и не сказать, чтобы девочки любили. За Кена они ходили стайкой, а мне разве что мазали уши тушью или подкладывали канцелярские кнопки на стул. Каково же было моё удивление, когда Эйли мне впоследствии сказала, что я из тех мужчин, в которых женщины легко влюбляются.
   "Теперь, правда, Кена решит, будто я спрятался за твоей спиной".
   "Пускай. Тебе не всё равно, что он решит?"
   Я снова кивнул, с усмешкой - резонно.
   "И всё же... спасибо".
   "Да не за что. Мне так велит долг".
   "Рафи-связи, дружбы или воронидской природы?"
   "Всего вместе".
   Что-то мне подсказывало, что Карак при необходимости поступит так же ещё раз, или два, или сколько потребуется...
   Оторвавшись от воспоминаний недавнего детства, я обернулся и заметил, что он внимательно смотрит на меня - возможно, что уже давно. Обычно глаза у птиц ничего не выражают, но к воронидам и даже к воронам это не относится. К тому же, соплеменники Карака выражают эмоции жестами, интонациями и позами - мимических мышц-то нет, но привычный человек поймёт.
   - Не волнуйся, справимся.
   Может, у меня как-то взгляд стекленеет, когда я о чём-то вспоминаю?
   - Я не волнуюсь, - сказал я, стараясь казаться независимым. Даже подбородок привздёрнул.
   Да уж, вцепился в это задание так, словно от успешного исхода зависела моя жизнь. В чём-то верно - это решает нашу судьбу, и если сумеем выйти из ситуации с честью, то заработаем хорошую репутацию и господину Эльглоту-кхуно поможем - не должен такой старый человек делать всё сам, ведь нанимать слуг он может себе позволить, дело не в средствах.
   К счастью, Ниттар пока не позволил распространиться слухам о "призраке", и я мог безбоязненно приступить к работе - спугнуть злоумышленника может только наша с Караком неосторожность.
   В нём я как раз не сомневался, а вот уверенность в себе подводила. Умом понимаю, что мать права и решительность изначально у меня есть, но на деле почему-то не получается в это поверить.
   Осознав, что тяну время, я встряхнулся и вышел со двора. Карак молча отправился следом, стараясь держаться невысоко над крышами. С непривычки город мог поразить жителя деревни или чужеземца, а с высоты птичьего полёта Генгебагар - Морская Скала - казался лежащей на берегу моря расписной блестящей игрушкой. Это издалека и с высоты - вблизи радужно не всё и не всегда.
   Карак наконец рассмотрел, куда идти, и спустился ко мне - я по невнимательности не взял карту, а без неё заблудиться - минутное дело.
   Прежде мы бывали здесь только в сопровождении старших, и теперь я чувствовал себя одновременно и свободно, и неловко, словно стеснялся пользоваться этой свободой и идти, куда вздумается.
   Куда вздумается, однако, сейчас вряд ли получится - я решил, в каком направлении попробую копать для начала.
   Замок, бывший когда-то убежищем для жителей окрестных деревень, слившихся со временем в то, что сейчас называют "Верхним" или "Старым городом", подымался из слоя дыма печных труб и точно плыл над крышами. По мере того, как я шёл в направлении Верхнего города, зимняя монаршая резиденция, казалось, совсем не приближалась.
   Не пожалел, что пошёл пешком - вверх по улице образовался затор, за считанные секунды собравший толпу зевак. Карак сказал, что перевернулась телега с углём, а я предпочёл обойти под окнами. Без опаски - практика выплёскивать из окон всё, что для этого годится, пополняя речку-дерьмовку, встречается разве что в провинциальных городах.
   Ветер принёс свежий, но немного сладковатый запах воды - наверно, из-за того, что она побывала в трубах. За уличным шумом я сначала не различил плеск. Струи фонтанов Зелёного округа взметались выше вторых этажей, и я, остановившись возле чаши, стал смотреть, как причудливо изгибаются и плывут отражения деревьев, неба и домов на водной поверхности.
   Возле фонтана по брусчатке мостовой бродили тахару - нахальные родственники вигу. Они вечно выпрашивают еду и не отличаются умом - Карак их прямо-таки терпеть не мог. Однажды, правда, он вернулся в гостиницу за полночь весь в крови и на мои встревоженные расспросы пояснил, что кровь не его, а безмозглые птицы довольно вкусные...
   - Ностальгия? - поинтересовался Карак, приземляясь на гранитный бортик.
   Я кивнул, не отвечая. Могу быть здесь, сколько вздумается, а не "чтобы к восьми часам был на месте!"
   Да, а часы - вон те, на башне. Многие полагаются на них, потому что карманные уже роскошь. Не могу понять, почему бы мастерам не наладить торговлю вариантами попроще, без особых изысков и украшений - впрочем, качественный механизм сам по себе уже дорого стоит.
   Однако надо было идти, когда было меньше народу - зря я всё-таки ленился.
   Пёстрое человеческое озеро кружилось, колыхалось, уши закладывало от шума, и настроение у меня мало-помалу улучшалось - давно не выбирался никуда.
   Ворониды редко жили в городах - они не любят большого скопления народа, - и я мог не бояться спутать с кем-то Карака. К тому же, рафи всегда узнают друг друга.
   Сегодня же торговый день! Со всех сторон доносились запахи то выпечки, то жареного мяса, то фруктов и ягод. Запахи свободы, чтоб мне треснуть...
   - Лепёшки! Свежие горячие лепёшки!
   - Пааастаранись!
   - Не проходите мимо! Только сегодня прекрасная Гозелла танцует расширенную программу!
   - Мааам! Купиии!
   - С дороги! С дороги!
   - Оурат! Взгляните на эти шали - лучший шёлк, самый модный цвет...
   Мы направлялись туда, где обычно живут люди моей касты - а нужна нам была лавка торговца амулетами, - и я мысленно готовился расстаться с большой частью подъёмных деньжат, увы. Вместе с тем старался не отдавить никому ноги и не думать, что неизвестному торговцу повезло с даром - может относительно нетрудно устроиться.
   Наконец я выбрался из толчеи уже в Бронзовом округе и с помощью Карака отыскал на одной из улиц нашу цель -­ покрашенную красной краской дверь под золочёной вывеской.
   Звякнул колокольчик, и мы с Караком очутились внутри аккуратной небольшой лавки - помещение было полутёмным, и после яркого дня я щурился, заодно снимая перчатки и сдвигая шляпу на затылок - благослови Маиши тех, кто придумал такую удобную тесьму под подбородком, позволяющую удерживать головной убор на его законном месте.
   Привыкнув, я увидел, что темноту рассеивают множество фонариков из цветного стекла. Они были поставлены и развешены везде, где можно поставить и повесить. Витрина с готовыми изделиями освещалась изнутри белым газовым светом, который как-то терялся на фоне основной иллюминации. Очевидно, владелец заведения старался таким образом создать ауру таинственности.
   Я глянул на свои руки, перебравшийся на прилавок Карак пытался осмотреть себя без помощи зеркала - моя кожа и его перья приобрели фиолетовый, жёлтый и красный отсвет одновременно.
   Хозяин появился не сразу - наверняка слышал звонок, но точно знал, что мы никуда не уйдём. Вероятно, уже заработал хорошую репутацию.
   Появившийся - именно так, почти бесшумно - из подсобного помещения карамати был старше меня лет на пятнадцать, не старый, но уже не молодой.
   - Доброго дня, - поздоровался я и кивнул, но руку старшему протягивать не стал. Здороваться, протягивая руку через прилавок или там порог, неприлично, а у кахини вообще не принято жать руки.
   - Хранят вас духи, - добавил друг.
   - Молодые коллеги! - воскликнул торговец так, словно только что нас заметил. - Доброго здоровья, герены. Выбираете или на заказ?
   - Сначала на заказ, - ответил я, взял предложенные бумагу и карандаш и стал объяснять, что хотел бы видеть, а Карак принялся за изучение витрины.
   Следующие полчаса ваш покорный слуга чертил, рисовал, спорил с мастером и старался по возможности меньше жестикулировать - надо контролировать свои эмоции, особенно мне. Руками размахивать - вообще упаси Маиши.
   Нужна такая вещь, которая сможет распознавать вид энергии, если таковая присутствовала: на всякий случай, если у гадугара Карака это вызовет затруднения, а что-то мне говорило, что вызовет. Будет очень жаль времени и денег, если план не сработает. Разумеется, надо надеяться на лучшее, но что обо мне подумают, если решение окажется неправильным?
   - Заходите завтра, - сказал карамати после того, как мы пришли к взаимному согласию.
   - Так... Сколько с меня?
   - Пять золотых карпов, - выдал мастер, взвесив про себя требования.
   Сколько? У меня всего дюжина подъёмных, и то серебром - предполагалось, что разменять будет сложновато, потому что многие золото держат в руках не слишком часто, а кто-то в жизни не видел.
   - Шутите, набу, - внезапно подал голос Карак, нарочито медленно переключая внимание с готовых изделий. - Основа из чёрного металла, никаких изысков, назначение сравнительно простое. Что же заставило вас так поднять цену?
   Торговаться я не умел и поэтому предпочёл держать язык за зубами.
   В конце концов хозяин лавки и мой рафи сошлись на двух "карпах" и одной серебряной плотве, то есть ещё четверти. Неплохо.
   По возвращении в дом Ниттара я коротко объяснил хозяину ситуацию и удалился в сад, где рисовал какое-то странное растение в нескольких ракурсах, чтобы делать что-нибудь и поменьше думать.
   Первую половину ночи провёл, прислушиваясь к шуму и шорохам сверху и периодически задрёмывая.
   "И почему меня угораздило родиться на свет карамати, у которого почти ничего нет, кроме его магии?" - подумал я снова. Я хорошо знал ветвь атми, то есть простых людей без какого-нибудь опасного таланта, и иногда завидовал: они всегда могли найти себе дело - ведь система каст подразумевает как раз это - и не следить ежесекундно за тем, как бы не причинить вред окружающим. Я в своё время был вынужден учиться владеть и управлять тем, чем меня "наградила" глупая природа.
   Особенно было в школьные годы обидно, что твои создания опасны, и мне пришлось искать другое занятие, более безвредное. Тягу создавать что-то, вкладывая труд и мысли, я побороть не мог, поэтому в своё время учился рисовать и эти уроки посещал усердней, чем другие мальчишки.
   Когда сон всё-таки пришёл, я почему-то увидел горные вершины и склоны. Идеально белые от вечного снега, они маячили далеко и размыто, как сквозь толщу воды.
   Мне было тринадцать, когда отец взял меня с собой в поход, побродить невысоко по тропам. Однажды я случайно услышал, как он говорил матери, что не позволит, чтобы его сын рос размазнёй. Они никогда не ссорились громогласно, и не только потому, что это признак дурного тона.
   "Ты парня ещё якорной цепью примотай, - с некоторой насмешкой предложил Реллан. - С лайнера укради и примотай".
   Халья уже менее охотно возражала. Опасно, это точно, но нас там четверо.
   Поднялись мы выше от Башни и дальше на северо-восток, а ещё дальше отец отказался - слишком высоко, и без адаптации это не отразится пагубно разве что на наших рафи. Железная дорога пролегала в стороне и ниже, по долине и перевалам, вместе с трактом уходя на Юакупанду - сложно было представить, что цивилизация сравнительно близко, но ничем себя не выдаёт.
   Озеро расположилось в своего рода чаше - кажется, это называется "цирком" из-за круглой формы. Или "каром"? Точно не помню. Мы молчали, идти было тяжело, из под ног с пронзительно-лающими криками взлетали белые птицы, незаметные среди камней. Одну из них по-ястребиному схватил Равиг.
   Скалистые берега зажали водное пятно в кольцо, спускаясь террасами, и подобраться к озеру было возможно одним из двух перевалов - с юго-востока или с запада. На Якунду, говорят, горные озёра могут прятаться в кратерах потухших вулканов.
   С физической подготовкой у меня было тогда средне. Хоть я и молчал об этом, но всё тело ныло после длительного подъёма, плечи болели от тяжести ранца, колени ощутимо дрожали­. Однако, увидав цель путешествия, я сразу же об этом забыл.
   И чуть не покатился обратно вниз, ослабив внимание. Реллан поймал меня за локоть, втащив назад, я кивнул и перевёл дыхание.
   Вода была неестественно, нереально голубого цвета, точно там была налита краска или лежал кусок неба. Берег покрыт только камнями - от мелкой гальки до валунов - и почти ничем больше. Отдельные клочки почвы заняли пихты, а на террасах берегов ничего не росло, кроме кустиков трав. Россыпь голышей покрывала берега и уходила под воду.
   Опустившийся на скальный выступ возле меня Карак не проронил ни слова, но, похоже, не был особо восхищён. Догнавший его Равиг тоже молчал. У меня же спёрло дыхание, и я внутренне трепетал от радости, что взял всё необходимое для того, чтобы порисовать. Боюсь, описать гамму ощущений целиком не в силах.
   Я решил бы, что озеро волшебное, если бы верил в сказки.
   Мы продолжили путь, неторопливо спускаясь по вырубленным в камнях ступеням. Китихонду не пройдут здесь, и людям приходилось или нести свои вещи самим, или нанимать помощь.
   Камешки хрустели под ногами, осыпаясь вниз, пока мы с осторожностью пробирались к кромке воды.
   В какой-то момент идти стало легче. Наконец достигнув берега, я сбросил с плеч тянущий к земле ранец и оглянулся назад, на подъём к перевалу, откуда мы только что пришли. Отец сел на корточки, зачерпнул сложенными ладонями, отхлебнул и умылся. Вода была необычно прозрачной и позволяла разглядеть разноцветное дно и плавающих стайками мальков. Рыбы здесь, видимо, множество.
   "В глазницах чаш утаены, видны глотки голубизны, - вдруг продекламировал отец. Потёр лоб и заросший трёхдневной щетиной подбородок. - Здесь горы видят: их глаза - озёр немая бирюза".
   Ничего не происходило. Не произошло и через минуту, и через пять. Я почти забыл о своём недоумении, засмотревшись на диковинный уголок и прикидывая, какой ракурс лучше выбрать.
   "Удивлён?"
   Я признался, что да.
   "Как же ты слушал на уроках? - с укором и удивлением вместе спросил Реллан, выпрямляясь. По непонятной причине живые существа - что люди, что ворониды - выглядели чуждо на фоне окружающего пейзажа. - Даром можно управлять, но это получается не сразу. Спорим, ты станешь лениться пробовать?"
   Он давно заметил эту мою особенность - если мне говорили, что я чего-то не могу или не умею, я возмущался и шёл проверять, действительно ли это так, и если это так и оказывалось - доказывать обратное.
   "Что ты сопишь? - сказал отец, глядя не на меня, а на острые голые скалы на далёком берегу. - Ты хочешь, чтобы всё было сразу и по волшебству?"
   Не отвечая, я опасался ненароком кивнуть и в этом сознаться. Наконец решился заговорить, сменив тему.
   "Э... А рыбы тут много?" - поинтересовался я несмотря на то, что видел стайки "мелочи".
   "Пропасть, - отозвался Реллан, не возвращаясь к щекотливой для меня теме. Здесь он почему-то проявил мягкость, не став уличать меня в лености. - Я хочу попробовать удить, на ужин".
   Реллан и Равиг отправились на поиски подходящих для ловли мест, а мы с Караком пошли в другую сторону. Точнее, шёл я, успевая заодно глядеть под ноги, чтобы не оступиться на скатывающейся гальке, а друг рассматривал местность, делая ленивые круги на небольшой высоте.
   Я был рад вылезти из одежды, пахнувшей отнюдь не благовониями, тем более что пыль на мне довольно быстро стала грязью из-за пота.
   "Ты прямо как в разведку собрался", - пошутил Карак, рассмотрев серые разводы на моей физиономии.
   Водная гладь была настолько привлекательной, что я, по молодости толком не подумав, сразу же прыгнул, погрузившись по пояс, и на собственной шкуре испытал, что чувствуют терзаемые в преисподней. На берег вернулся резво, поскальзываясь на гладких камнях дна, постукивая зубами и кляня себя за то, что сначала сделал, а потом подумал. Кожу жгло и щипало.
   Обычно я никогда не дрожал, выходя из воды, а тут нырнул под тряпки, позабыв об их плачевном состоянии. Невольно посмотрел на руки: мне показалось, что кожа изрезана тоненьким лезвием бритвы.
   Хорошо, что не завопил - тогда отец бы точно посчитал меня слабаком и пожалел, что взял с собой. Впрочем, вот он идёт - наверняка видел. Ох, сейчас точно скажет что-нибудь...
   Не сказал. Вместо этого стал вместе с Равигом обустраивать лагерь. Карак шепнул мне, чтобы я перестал дрожать под грязной одеждой, а надел чистую и тёплую и не вёл себя, как пятилетний.
   "С кем не бывает", - наконец нарушил молчание Равиг.
   "Ты прав, - отозвался Реллан. - Сын, прекращай валять дурака и иди помоги".
   Всё ясно. Сейчас мне расскажут, насколько по-детски я себя веду.
   Через какое-то время мы сидели возле разгорающегося костра. Отец отряхнул руки, через плечо оглянулся на воду.
   "Обожди немного, - наконец развеял он мои сомнения. - После захода солнца поверхностные слои начнут отдавать тепло и опускаться ко дну. Тогда и можно будет купаться. Зато ты теперь знаешь, что не стоит сразу нырять в незнакомом месте".
   Я молчал. Вот так, значит - пусть человек сам убедится, что хорошо, а что не очень... Правильно, в общем-то - помочь мне отец бы успел, если бы что-то случилось. Однако, стало совестно - как маленький, ей-богу. В раннем детстве я пытался запрыгнуть в костёр, потому что было интересно, что будет. Отец меня поймал, но дал подержать уголёк. Рёв мой наверняка слышала вся округа, зато понятие "горячий" я запомнил на всю жизнь.
   А теперь та же история. Не учусь на ошибках, что ли? Что дальше будет?
   "Тебе голова зачем нужна? - печально осведомился Карак. - Чтобы в неё есть? Что ты кривишься? На правду не обижаются".
   Не отвечая, я смотрел на окружающий пейзаж. Казалось, вокруг никого, кроме нас четверых - только две или три чайки. Холодно, в каменной чаше звенит тишина, горные вершины кажутся искусно вырезанными в теле неба.
   Подойдя к кромке воды, недолго глядел на морщинящиеся у мели мелкие волны, на разноцветные окатанные камни, и по примеру отца зачерпнул напиться. От живого льда тупо заныло в затылке и зубах. Яростно потерев глаза и щёки, я вернулся назад, к огню - повторить умывание не рискнул.
   Пока отогревался, иногда слышал плеск вытаскиваемой рыбы. Карак безмолвно следил за костром, иногда шевеля палкой наломанные ветки и подбрасывая новых.
   "Иногда я тебе завидую", - признался я.
   "Не понял".
   "Ты можешь видеть небо ближе. Сам".
   Когда озноб наконец прошёл, а дувший от воды холодный ветерок утих, я решил заняться тем, чем не терпелось последний час - пошёл отыскивать выгодный ракурс.
   Сидя на одном из разбросанных по берегу высоких плоских валунов, покрытых оранжевым лишайником, я долго и в разных вариантах зарисовывал пейзаж озера и скалистых террас. День постепенно перешёл в вечер, и поверхность озера становилась тёмно-синей, как полированный сапфир. Тени стали длиннее и чернее, солнце перестало палить. Гладь озера приобрела иссиня-чёрный цвет неба, а отражающиеся в нём громадные звёзды легко можно было спутать с настоящими.
   Отцу подфартило, и на ужин были запечённые хариусы - глина здесь всё-таки отыскалась. Сначала я от голода ничего не замечал вокруг, а потом увидел, что Равиг старается вести себя, как за столом - скромно отщипывает по кусочку лапой, в то время как его младший соплеменник бесцеремонно расклевал тушку и тому, похоже, всё равно, что подумают другие о его поведении.
   "Всё ещё хочешь купаться? - с усмешкой спросил Реллан, бросая рыбьи косточки в огонь. - Сейчас это уже безопасно".
   Я лишь вздохнул. С сомнением покачав головой, спустился к озеру, разделся и зашёл в воду, разбивая гладь своим телом. На этот раз она оказалась очень тёплой - полная противоположность тому, что было днём. Говорят, горные озёра питают ледники, поэтому вода такая прозрачная.
   Прежде случалось плавать только в реке, и там нужно было следить за течением и тем, как бы не запутаться в водорослях или не подобраться слишком близко к судоходному пути - иначе потом морячки будут клясться, что ничего не видели и не слышали, а остатки тебя виноваты сами.
   Здесь же было нереально спокойно и тихо.
   Сначала я немного полежал на спине, глядя в чистое темнеющее небо, потом перевернулся на грудь и поплыл вдоль берега, неспешными гребками. Представьте себе, в своё время мне много дало наблюдение за лягушками. В одной из двух своих стихий это удивительно изящные твари.
   Реллан, кажется, задумался о чём-то или что-то вспоминал, глядя на дотлевающие угли - те мерцали багрово-красным, как цветы, - и не сразу заметил, как я подошёл, уже вытершись и одевшись. В котелке дымилась уха - часть улова отправилась туда.
   Отец добавил в варево по щепотке соли и трав и стал размешивать.
   "Хорошо", - вздохнул я, опускаясь на одеяло из меха и поджимая под себя ноги, как это делают монахи.
   Мы, как закадычные друзья, хлопнулись ладонями - правильно сделали, что пошли, - но не стали говорить о повседневных делах, которые сейчас оставались где-то там, где цивилизация. Отец сказал, что вернёмся - обсудим, а пока ну их в болото.
   "Ты слышал о военном стиле?"
   "Что? - Я не сразу понял, что речь идёт о военном стиле плавания. - Да".
   "Может, попробуешь?"
   Тогда мне было невдомёк, что это своего рода продолжение разговора с Хальей - мало ли что в жизни случится, и парень должен быть к этому готов.
   "Что тебе сначала спутать - руки или ноги?" - без тени шутки спросил отец, и тут же мы оба расхохотались. Эхо понеслось к горам, отражаясь от скалистых берегов и приобретая зловещее звучание.
   В армии и на флоте новобранцев помимо прочего учили плавать особым стилем, который так и назывался "военным". Без помощи рук и ног - предполагалось, что попавший в плен боец, оказавшись в воде, имеет шанс добраться до свободы, если владеет таким стилем. Древние, не особо раздумывая, связывали юношам руки и ноги для достижения результата, и в первую минуту мне представилось, что отец поступит таким же образом, но потом стало смешно - дикарские методы и подобные проверки на выносливость не всегда нужны.
   Впереди ещё было дней двадцать, и я согласился. Однако, с координацией, если нужно было передвигаться не с помощью гребков, а взмахов и движений корпуса, у меня начинались проблемы. Реллан хмыкал, критически глядя на мои попытки подражать дельфинам, но к тому времени, когда надо было выдвигаться обратно, результатами был доволен. На уровне, сказал. Хоть и не идеально.
  

3

  
   Надежда что-то выяснить оставалась, но ворочаясь рано утром в постели, я не мог отделаться от страха неудачи и связанных с ней мыслей.
   Смелость, сказала мать. Обычно она знает, что говорит, и можно кинуться кого-то спасать или доказывать, что ты жуть какой храбрый. Это не мешает опасаться быть скомпрометированным перед кем-то, чьим мнением дорожишь.
   Ты карамати, ты взрослый, ты отныне самостоятельный - на, пользуйся. Поступай, как считаешь нужным. Вот здесь-то и начиналось - а как нужно?
   Я зарылся головой под подушку, не желая больше гадать, таким образом на этот раз проспал завтрак и целый час не мог себе этого простить - всегда любил вкусно поесть, будучи худым и вечно голодным.
   Ждать придётся до обеда, и Карак предложил сгонять за заказом - лучше не предаваться праздности, время быстрей пройдёт.
   Приведя себя в порядок, я зашагал по вчерашней дороге и сбавил шаг, когда увидел еле переставляющую ноги женщину - без сомнений, местную. Видимо, чья-то служанка.
   - Не говори лишнего.
   Я только кивнул. Карак так часто мне об этом напоминал, что я запомнил.
   Люди сами по себе не плохи, но кто-то что-то видел, кто-то что-то слышал - так и возникают слухи.
   В руках у каази, простолюдинки, было по большой корзине. Бедняжка, тем не менее, тащила их самостоятельно, держа спину прямо, но двигаясь медленно. Вот молодчина, успела уже на рынок сходить, а я, соня, в город только иду.
   - Доброго дня, девушка! - окликнул я, приостанавливаясь, когда мы поравнялись, и приподнял шляпу. Называть каази "оурат", как женщин из более высоких каст, не следовало, а фамилии-имени я не знал.
   - Хранят тебя духи, - привычно добавил Карак.
   Девушка остановилась, тяжело шмякнула одну из корзин на дорогу - наверно, там не было ничего хрупкого, - и освободившейся рукой обмахнула лоб, поправила шаль. Только после этого ответила.
   - Может быть, нужна помощь? - подошёл ближе я.
   Будучи фактически кахини, я мог принять что-то из рук каази, но она сама ничего передать мне первой не могла - она не жила в моём доме. Поэтому я взялся за ручку той корзины, которую всё ещё держала служанка, и забрал ношу себе:
   - Камни? - вежливо улыбнулся я. Не очень хозяева к ней добры, раз заставляют таскать такую тяжесть. Для этого должны быть мужчины.
   - Почти угадали, набу. Мел.
   - Куда нести?
   - Совсем недалеко, через три двора.
   - Что слышно в городе? - поинтересовался я и ненавязчиво забрал у спутницы вторую корзину. Да, немаленький груз даже для такой крепкой девицы.
   - Вы, говорят, новые работники господина Эльглота-кхуно?
   - Верно говорят, - ответил Карак. Он отцепился от моего плеча и пошёл пешком, чего обычно не любил делать. Решил убрать дополнительный вес, наверно.
   - Прибыльный бизнес - разнообразные растения всегда всем нужны. Сама вон частенько покупаю цветок.
   - Вижу, - ответил я, уже заметив яркий жёлтый бутон в чёрных волосах. Да, любовь к цветам у нашего народа неистребима хотя бы из-за климата, не всегда располагающего к радости. Даже зимой в домах можно увидеть букеты и гирлянды, а в тёплое время - ещё и на улицах.
   - Что-то совсем он расстроен был последнее время, - охотно выкладывала собеседница и старалась незаметно от меня расправить и размять плечи. - Не знаете, почему?
   Я скосил глаза на идущую налегке каази. На лице у той не отражалось ни намёка на любопытство, тем не менее, я вежливо ответил:
   - Не знаю, он мне не говорит.
   - Как жаль. Все его покупатели, и я в том числе, замечают, что почтенный чем-то расстроен.
   - Поверь, это печально слышать.
   За разговором мы быстро пришли.
   - Огромное вам спасибо, набу! - заторопилась девушка, спешно ища в карманах. - Вот вам за труд, - она выудила пару медных корюшек, - больше, к сожалению, нет!
   - Что ты... - начал было я, но тут Карак вставил:
   - Благодарим, Хлавиир распорядится этими деньгами достойно.
   Правильно, в общем-то - я сделал работу за неё. Пришлось взять. Работа, гляжу, тяжёлая, но платят достаточно.
   Через пару минут я почти бегом спешил в город к коллеге - меня, я был уверен, уже ждал новёхонький амулет, способный прояснить ситуацию. Карак торопился за мной, а уцепившись наконец за любимый насест - моё плечо, промолвил:
   - Не будь таким простодушным. Предлагают - бери! И, к слову, поздравляю - ты не сказал лишнего.
   - Я не совсем дурак, дружище. - Я сбавил шаг, дабы прохожие не подумали, будто что-то случилось или за мной гонятся. - Ты слышал?
   - Всё, разумеется. Вдруг это конкуренты? - понизил голос Карак.
   - Ты всё-таки так считаешь? - скептически уточнил я. - Надо было обратиться к кому-то из нас, атми на такое не способны. Но и наши бы не взялись даже за плату - здоровье дороже денег.
   - Если старик перешёл дорогу карамати, я ему не завидую, - с мрачной задумчивостью проговорил Карак. - Но это как раз исключено - по той же причине, что здоровье дороже. Не только денег, но и мести.
   Меня буквально распирало от нетерпения и кажущейся близости разгадки, а когда долгожданный выполненный заказ оказался в моих руках, я первым делом унял дрожь и едва не забыл отдать оставшуюся часть платы.
   Оружия в этот раз я с собой не взял, в определённой мере рискуя - если вдруг ошибусь, драпать придётся ещё быстрей, чем в первый раз.
   С нехорошими предчувствиями я полез под крышу, а Карак согласился ждать в гостиной - с оговоркой, что пойдёт на выручку, если хоть какой-нибудь шорох покажется ему подозрительным.
   Смазанные и относительно новые петли повернулись тихо, и я неслышно - повезло, что ни на что не налетел - проник в логово призрака. Амулет выставил перед собой, как щит, руки мелко тряслись - я ждал, что вот-вот просвистит цветочный горшок.
   Тишина. С улицы какой-то шум, обрывки разговора - кажется, встретились два давно не видевшихся друга, а здесь - ни следа грозного обитателя оранжереи.
   Ещё не веря в удачу, я развернулся и спустился обратно, на второй этаж, а в гостиной открыл рот, только с комфортом усевшись на ковёр перед погашенным камином.
   - Это и в самом деле чары, милейший Карак! - азартно прошипел я, любовно поглаживая амулет.
   - Вот видишь! - обличающе ткнул в меня лапой Карак. - Я оказался прав, а ты меня на смех поднял.
   - Все ошибаются, - отмахнулся я. Мной овладел азарт погони. Как всегда. - Так что сначала надо отыскать самого заклинателя, а затем вытрясти из него имя нанимателя.
   - А прежде он вытрясет души из нас.
   - Пожалуй, - неохотно произнёс я. Это немного охладило мой пыл. - Надо посоветоваться с другими.
   Досада, пришедшая на смену радости от успеха, душила меня - я считал просьбу помочь малодушием. Как маленький, право - чуть что бежать к старшим. Я и тогда бы не побежал, если бы Карак не возразил.
   Выдвигаться мы решили немедленно, чтобы гарантированно поспеть к ужину, а перед отъездом я попросил Ниттара составить список всех друзей, знакомых и клиентов, начиная от градоначальника или мивали до слуги или соседского мальчишки. Возможных недоброжелателей упомянуть, конечно, в первую очередь.
   Дорога успела более-менее подсохнуть после ливней, багажа было гораздо меньше, и мой китихонду двигался не в пример резвее, нежели в прошлый раз. Когда мы достигли Синей Башни, солнце садилось у нас за спинами, разбиваясь в пыль о стеклянные кроны.
   Не ожидал, что вернусь так скоро. Другие тоже зачастую возвращались сюда, уходили и возвращались снова - для большинства здесь единомышленники, а для меньшинства вроде меня и Дани - заодно и семья.
   Галереи уже почти опустели - жители готовились к отдыху. Светлые днём, широкие, как улицы, коридоры постепенно погружались в темноту с наступлением сумерек снаружи - так природная магия места влияла на вживлённое в тело горы человеческое жильё.
   Реллан и Халья жили в другом блоке - считай, в соседнем районе города, которым Башня, по сути, и являлась. Меня не покидало ощущение, что я вернулся в родной дом после очень долгого отсутствия и странствий по жестокому и негостеприимному миру.
   Зная, что за пределами Башни меня никто не ждёт, воспитатели читали мне книжки, брали с собой в город в конце каждой октады и обращались, как с сыном. Но только тогда, когда этого не могли видеть другие дети: было понятно, что в этом случае товарищи станут относиться ко мне с подозрением - подлиза, втёршийся в доверие, любимчик, которого выделяют, и прочее, и прочее. Конечно, все и так знали о моём положении, но лучше было не выделять меня лишний раз и не давать повода.
   Казалось, это было сто лет назад.
   Я ввалился в переднюю и с удивлением отметил тишину. Никого нет дома, что ли?
   Сняв шляпу и сапоги, я с некоторой тревогой прошёл дальше, в жилые помещения, а Карак еле поспевал следом.
   Маму я обнаружил за письменным столом в её кабинете. Верхний свет был потушен, а она сама, похоже, с головой ушла в работу. До нашего появления.
   - О. - Халья была неподдельно удивлена, увидав меня запылённого, в дорожной одежде и с оружием. Но вряд ли была не рада нас снова видеть. Похоже, сегодня она весь день дома - никакой косметики и узоров. - Вы так быстро вернулись. Что-то случилось?
   Мать дала мне руку в знак приветствия - твёрдо, несмотря на то, что был повод занервничать. На пальце у Хальи был такой же перстень из серебра с сапфиром, как и у меня, но более тонкий и женский, да и узор был другим - обрамлением камня служил треугольный, как у пехотинцев в древности, щит. Она сейчас являлась главой дома, поэтому, в отличие от меня, носила отличительный знак на правом указательном пальце.
   - Мальчики, присядьте, наконец. С начала и по порядку.
   Я свалился на стул напротив, звякнув по полу оковкой ножен, а Карак взгромоздился на край письменного стола, который был завален исписанными от руки листами низкосортной бумаги. Здесь же лежали два раскрытых тома, большой и поменьше. Один - какая-то монография, другой - кажется, словарь. В кувшине стоял букетик горечавок потрясающего густо-лазурного оттенка.
   - Мы как раз собирались ужинать.
   При слове "ужинать" я едва не забыл, зачем пришёл. Длинная дорога и перекус вместо обеда заставили аппетит вернуться очень некстати. Но я взял себя в руки и произнёс:
   - Не думаю, что мы прибыли надолго. Дело важное.
   "Мы собирались". Кроме Хальи здесь находилась её рафи Гария, которую я сразу не заметил в тёмном углу и которая вопреки правилам приличий даже не поздоровалась. Сначала я подумал, что она просто спит, и Халья поэтому прикрутила газ и сидела при керосиновой настольной лампе. Но Гария, блестя глазами, встревоженно смотрела то на Карака, то на меня.
   - Здравствуй, Гария, - с ясно различимым намёком на это сказал Карак. У них принято уважать старших ещё больше, чем у нас, но здесь неуважение было проявлено к младшему.
   - Здравствуй, Карак, - спохватилась она с виноватым видом. - И тебе здравствуй, Тала. Простите меня. Я подумала, что...
   Она замолчала и покосилась на свою рафи - та хмурилась, сводя к переносью ровные белые линии бровей.
   - А где отец? - спросил наконец я.
   - У нас гость с Зумари, привёз какие-то диковинки - они с Дани пошли смотреть, - всё ещё недоумевающим тоном ответила Халья. - Значит, так. Мы можем помочь? Ты ведь за этим пришёл?
   - За этим, за этим! - не выдержал Карак. - Ты или Реллан об этом знали? Что у нашего нанимателя проблемы магического характера?
   Лицо у мамы слегка вытянулось - или она в самом деле не знала, или сейчас умело скрывала. Если второе, то зачем? Проверка для меня? Или для нас обоих?
   - Лично я - не знала. Обсудим это позже, сегодня вы всё равно здесь заночуете.
   Халья отложила свои дела и пошла накрывать на стол. Прислуга к этому часу уже ушла, а готовить мама любила лично. Надо же, в чём-то с Ниттаром похожи.
   Зажаристые золотистые ломтики алу, присыпанные мелко рубленой зеленью, распространяли такой аромат, что во время еды я, как и полагается, был глух и нем. Карак тоже ел молча, беря лапой по одному ломтику и, похоже, раздумывая о чём-то.
   После тёплого луаса с вишнёвыми пирогами только что из печи меня разморило и я расслабил пояс, развалившись на стуле. Слушая мой неторопливый рассказ с редкими комментариями Карака, Халья и Гария всё больше мрачнели.
   - Надо же, - наконец проговорила вторая. - С бала, как говорится, на корабль. Атми на такое не способны, здесь вы правы, ребята.
   - Но никто из нас не может использовать свою силу во зло в мирное время или пока жив, - задумчиво подхватила Халья. - Особенно дом Алиеру, куда входит большинство иллюзионистов.
   - Пока жив, - как эхо, повторил я прописную истину. - Погоди-погоди, постой, мам. Дом Алиеру?
   - Да, - спокойно повторила карамати и встала, чтобы убрать посуду и приборы. Слуг здесь не было, Халья в своё время привыкла всё делать лично.
   - Тебе помочь? - подался я в её сторону.
   - Сиди.
   Я снова расслабился, поставил локти на стол и подпёр руками тяжёлую голову. Кроме объявленной войны только смерть снимает запрет. Мёртвые от такой клятвы и накладываемых ограничений свободны. И как мы раньше, спрашивается, не догадались?
   А так. Так, что ни мне, ни Караку не пришло в голову, что преступника может уже не быть среди живых.
   Это должен был быть тот, кто покинул этот мир недавно или относительно недавно - обиженный древний покойник давно бы проявил себя, а не стал бы дожидаться нас с Караком.
   Перед тем, как пойти спать, рафи уговаривал меня вести себя осмотрительно и не лезть в самое пекло. Он, в отличие от школьных учителей, умел призывать к порядку так, что это не казалось мне нотацией и я вспоминал, что учусь держать себя в руках. Чем я был в детстве - страшно вспомнить. Везде лез, постоянно бегал, ввязывался в драки, орал и не знал, куда себя деть. Мать вздыхала, что это не ребёнок, а то ли шетани, то ли комок энергии. Они с отцом постоянно находили для меня занятия, которые помогли бы и самочувствию, и подготовке к грядущей трудной жизни с атми.
   На следующее утро, наспех позавтракав - желание действовать и найти какую-то зацепку пересилило обычный утренний голод, - мы направились в библиотеку.
   Точнее, наскоро глотал я, а не Карак, который ел не спеша и неодобрительно на меня косился. Я чувствовал, что мы на правильном пути, и что-то заставляло всё-таки торопиться, будто за мной стая висимили гонится. Возможно, уверенность, что я могу опоздать.
   Опоздать-то я мог - кто-нибудь бы пострадал от "призрака". Архивариус запрещал приносить еду, и я был рад, что успел кинуть в желудок хотя бы кусок пирога.
   Вооружившись разрешением на просмотр специальной литературы, получив готовую тушь и стараясь не шуметь, я выбрал по каталогу все нужные книги и сел ждать, рассматривая окружающую обстановку.
   Мне это никогда не надоедало.
   Через высокие арочные окна лучами проникал дневной свет, заливая полные книг стеллажи, каменный пол был устелен коврами травяного цвета, а интерьер украшен пятью окаменевшими деревьями - одним в центре и четырьмя у стен. Миллион лет назад они были живыми, а за прошедшее время превратились в агат, сохранив форму настоящих ветвей, коры и сучьев. Я видал это чудо природы уже десятки раз, но с каждым новым приходом задумывался о том, как всё-таки мало значит человек, несмотря на все достижения.
   Когда наконец мой заказ подняли из хранилища, я с тоской уставился на несколько томов и томиков. Руки у меня едва не опустились, когда я понял, какой объём работы предстоит, но Карак шёпотом посоветовал собраться.
   Предчувствуя, что мы здесь надолго, решили, что каждый возьмёт по перечню и выпишет имена наиболее подозрительных членов дома.
   Где, в каком роду и когда родился или родилась, имена, каста, община, возраст и профессии родителей, имена и так далее предков, какими конкретно силами обладал или обладала... Хилаки ногу сломит, думал я, время от времени отвлекаясь и глядя на хрусталики люстры у нас над головами.
   Время бежало незаметно, и с головой уйдя в чтение статей и переписывание, я положил кисточку на тушечницу только тогда, когда типографская вязь букв поплыла перед глазами. С наслаждением потянувшись, я увидел, что Карак с большим подозрением смотрит в книгу - словно встретился взглядом с лгуном, который убеждает в своей кристальной честности.
   - Что ты там увидел?
   - Мне показалось, что... Н-нет, ничего. - Рафи даже головой мотнул и поспешно дописал слово, проведя горизонтальную черту, с которой "свисают" буквы - он, в отличие от меня, писал графитовым карандашом. Я выгнул бровь, но больше ничего не спросил, лишь осмотрелся по сторонам - нет, мы не мешали другим посетителям.
   Как я, так и Карак нашли достаточно тех, кто мог бы создавать объёмные иллюзии и при этом отводить глаза тому, кто хочет обнаружить самого заклинателя. Все они, понятное дело, мертвы, а живущих лучше не брать в расчёт.
   Версию, что следует искать очень даже живого психа, которому наплевать на то, что с ним будет (сильно же он должен был бы ненавидеть Эльглота!), я отмёл окончательно - полиция справилась бы давно и без нас.
   Когда вечером мы вернулись наконец домой к отцу и матери, при нас были внушительные списки мёртвых карамати. Если бы мне кто-нибудь сказал несколько лет назад, что я буду этим заниматься...
   Реллана я снова не увидел, Халья же ждала.
   Выслушав мой рассказ о наших успехах, она вздохнула и потёрла пальцами лоб. Похоже, собиралась с мыслями и не решалась неосторожно высказывать их, а я чувствовал, что пауза затягивается.
   - Может, пощупать этих мёртвых? - наконец сказал нерешительно.
   - Как ты себе это представляешь? - Карак взъерошился и встряхнулся.
   - Ещё не знаю. Но как-то попытаться стоит.
   Мать откинулась в кресле и посмотрела на потолок, изображающий звёздное небо.
   - Я читала о таком, - вдруг сказала присутствующая здесь же Гария. - Некроманты среди вас есть. Один, если быть точной. Он живёт в Рагахори.
   Халья ахнула, я присвистнул. Карак смолчал.
   - Тогда, наверное, я должен к нему ехать, - произнёс я без особой уверенности и с неясным ощущением, будто всё глубже впутываюсь во что-то очень поганое.
   Картина маслом под названием "Гария сердится, Халья огорчается, а Карак с невозмутимым видом чешет клювом крыло".
   - Да он тебя не примет, - буркнула первая с презрением. Я не понял, кому оно предназначалось - мне или неизвестному.
   - Слишком опасно, - добавила вторая.
   Третий опять смолчал.
   Я переводил взгляд с одной женщины на другую.
   - Почтенные оурат, - приподнял бровь я, - он что, буйный сумасшедший? В чём опасность и почему не примет?
   В этот момент в комнату заглянул отец.
   - Семейный совет? Почему меня не позвали?
   Реллан кивнул мне, словно мы и не расставались надолго, но посмотрел на Халью, как будто ожидая дальнейших пояснений от неё, а не от нас.
   Жена описала ситуацию в нескольких фразах. Бывший наставник воззрился на меня, очевидно, не веря, что мне хватило усидчивости всё это прочитать за день, пусть даже с посторонней помощью.
   - Халья права, это опасно, - наконец произнёс старший Талавару, оставаясь стоять, тогда как мы сидели. Потом сложил руки на груди и добавил: - Потому что для быстроты вам придётся воспользоваться Вратами, ребята.
   Не знал, что действующие Врата ещё существуют. Обычно считалось, что они давно или разрушены, или не работают. Выходит, их смогли восстановить, но отладить до конца - нет.
   - Для атми они работают через раз, а для нас... тоже ничего хорошего, - продолжал отец.
   - То есть при попытке пройти я окажусь на конечном пункте в разобранном виде? - осторожно спросил я и неосознанно сжал руками бока сиденья.
   - Нет, что ты. - Он рассматривал что-то на полу и озадаченно хмурил белые брови. - Для нас это грозит потерей силы сроком на двенадцать часов.
   - Сколько? - Должно быть, мне послышалось. Силой ты можешь и не пользоваться, но всё одно чувствуешь себя уверенней, когда она при тебе.
   - Полдня, - терпеливо повторил он. - Половина суток.
   - Чем это грозит Караку? - быстро спросил я.
   - Ничем, что самое интересное.
   - Насколько я слышал, это потому, что люди чужаки, а мы - аборигены, - пояснил сам Карак.
   - Тогда чего же мы ждём?! - Я в порыве безрассудной смелости (будь что будет) встал со стула и решительно посмотрел на Реллана и Халью с Гарией. Карак перебрался ко мне на плечо и продолжал стоически молчать. Вряд ли ему хотелось лезть в сомнительные Врата, но скорее всего лучший друг не желал меня оставлять.
   Халья ничего не сказала - только опустила голову. Может статься, мне померещилось или я сам потом придумал, но во взгляде Реллана, который он быстро отвёл, промелькнула гордость.
   Молча Гария положила крыло на плечо своей рафи, а на предплечье поставила лапу - наверно, в попытке успокоить и поддержать, а отец велел следовать за ним. Мне показалось, что Халья напряжённо смотрит нам в спину, но оборачиваться не стал. Позже Карак сказал, что Реллан шепнул жене:
   - Мы должны верить, - настолько тихо, будто не хотел, чтобы я слышал.
   Не знаю, находилось ли это ниже уровня земной поверхности, или, может быть, глубоко в теле горы, но спускались мы, как мне показалось, долго - на подъёмниках и по старым лестницам.
   Перед входом Реллан велел нам соблюдать тишину, и добавил, чтобы я следил, куда ставлю ногу. Из открывшейся без единого скрипа двери, которую я поначалу и не заметил - она сливалась с грубо тёсанной стеной, - пахнуло влажным и затхлым воздухом, и я увидел, что по ту сторону - кромешная мгла. Почти бесшумно отец отправился вперёд - словно в тёмное море нырнул, а я шагнул следом. Ступать приходилось по гладким и скользким от сырости камням, и я инстинктивно вытянул руку перед собой. Почувствовал, что Карак крепче за меня цепляется и почти не дышит - заинтригован.
   Я старался не отставать и не производить шума. Не прошло и минуты, как стало светлей. Немного, ровно настолько, чтобы пещерная полная темнота стала ночью - свод был покрыт мириадами сине-зелёных светящихся точек, как ночное небо созвездиями. В изумлении я зажал рот ладонью, чтобы не ахнуть ­- помнил о наказе не шуметь.
   Огоньки отражались в неглубоком озерце на полу грота, размеры которого я определить не мог. Присмотревшись, увидел, что от каждого из огоньков вниз спускается тоненькая нить наподобие паутины или грибницы, переливающаяся и несильно фосфоресцирующая.
   Карак у меня на плечах заинтересованно вытягивал шею, блестя глазом, а Реллан невозмутимо шёл вперёд - наверно, здесь полностью безопасно, если только мне не взбредёт в голову отклониться от пути. А мне не взбредёт, отец это знал.
   Ослабив внимание, я поскользнулся и тихонько выругался - и сразу же "звёзды" начали гаснуть целыми сотнями. Реллан остановился, повернулся, оглядываясь вокруг. Я видел лишь его чёрный силуэт.
   - Ты их напугал, - чуть слышно пояснил отец, всматриваясь в "звёздное небо". - Это насекомые, то есть их личинки. Так они охотятся на других насекомых.
   Понятно - как рыба-удильщик, подумал я. Но откуда же здесь добыча? Как сюда попали они сами?
   Буквально через десяток шагов наш проводник остановился и, уже не заботясь о тишине, достал откуда-то фонарь, зажёг фитиль. Повёл лучом выше, и теперь мы могли увидеть выступившую из черноты, лишь немного разбавленной зелёным свечением, высокую стрельчатую арку. Жёлтый свет отражался от причудливой резьбы на гладкой поверхности, вычерняя впадины и искрясь на выступающих частях отделки. Реллан отрегулировал луч фонаря, и теперь мы могли воочию наблюдать осколок прошлого целиком.
   - Это и есть Врата? - тихо спросил Карак.
   - Верно.
   Я молчал - пытался определить возраст сооружения, сквозь пролёт которого вполне могла проехать повозка с двумя запряжёнными гаурами. Много времени, это точно, хотя бы потому, что Врата считались нефункциональными или вовсе разрушенными. Теперь мне говорили обратное, что эти - не только целые, но и действующие, и не очень верилось - будто бы доступная каждому, а не единицам, межпространственная телепортация являлась сказкой. Не сказкой, нет, но чем-то сродни мифам. Не верилось, что можно сейчас мгновенно покинуть Стеклянный Берег и за минуту оказаться на Перламутровом Полуострове, а не добираться туда днями. Это казалось нереальным.
   Я шагнул ближе. Сложный узор вился по всей поверхности чёрного блестящего материала - камня или чего-то другого, оставалось только гадать. Кое-где были вделаны крохотные сапфиры, кое-где из чёрточек и завитушек словно складывались буквы, но второе могло быть и обманом зрения.
   Как будто бы традиционное письмо. Или нет - лигатуры?
   При ближайшем рассмотрении арка оказывалась слепой - вела к стене, а не к проёму. Похоже, сейчас она неактивна. Я читал, что для использования Врата как-то активировали, возможно, заклинанием, и что арки бывали разных форм - как и обычные, в архитектуре.
   По поводу заклинания я ошибся - Реллан вложил ладонь в неприметное углубление на стене, пояснив, что доступ есть у немногих, которых можно посчитать по пальцам одной руки. Он сам, наверняка ещё Халья и, скорее всего, Алиеру Ноквуфин.
   Алиеру... Ведь к одному из них нам сейчас нужно отправиться на другой конец континента. Всё ещё не верилось, что мы попадём туда сразу, прямо отсюда.
   Между тем арка постепенно ожила - послышался ровный негромкий гул, а пространство под внутренним сводом осветилось голубоватым сиянием. Рядом с выемкой, в которую Реллан положил руку, осветилась, несколько раз прокатив снизу вверх искры, удивительная карта острова - более подробной я доселе никогда не видел.
   Были размечены не только географические широта и долгота, здесь присутствовал чуть ли не каждый объект - до самой крохотной деревни, самой мелкой речушки. Реллан несколькими едва заметными касаниями настроил Врата и сказал, что мы с Караком можем приготовиться. Чтобы активировать Врата повторно, нам нужно будет вернуться в исходную точку - они отреагируют на нашу ауру.
   Признаться, вступать в свечение Врат, не зная, что конкретно ждёт по ту сторону, оказалось боязно. Однако следовало поторопиться. Карак сжал когти так, что они впились мне в тело, но тут же опомнился и постарался вести себя прилично. Я сделал шаг, и нас на миг поглотила ослепляющая и оглушающая пустота.
  

4

  
   Я вышел... И едва успел ухватиться за дерево, точнее, вцепиться в него руками и ногами. А уж завопил-то!
   Ещё бы, когда висишь на жалком деревце над пропастью, это волей-неволей произведёт впечатление. Как уже упоминал, высоты я не боюсь, но если оказываешься на этой самой высоте, так сказать, внезапно...
   У отца не настолько чёрное чувство юмора. Скорее всего, он просто ошибся с настройками Врат.
   Я попытался осмотреться и неловко шевельнулся - ствол угрожающе заскрипел. Я тут же замер.
   Дерево, за которое я уцепился, росло с горизонтальным креном на утёсе, запустив корни в трещины. Ниже виднелись скалы и лес. Я прищурился, оценивая высоту. М-да, левитировать времени просто не хватит, даже если бы я был в состоянии это сделать - левитация работает в общей сложности пять минут в сутки.
   Как мне и было обещано, общее состояние резко ухудшилось. Ощущения премерзкие - как будто из меня выпустили всю кровь, а лёгкие не справлялись со своими обязанностями и кислород не поступал в организм в нужном количестве.
   Это значит, что мне долгое время придётся куковать в таком положении. Безрадостная перспектива.
   Я попытался внушить себе, что человеческий организм может и не такое, и надеялся, что моя сравнительно неплохая форма мне в этом поможет.
   - Ты как, братишка? - Карак опустился на ветку чуть впереди меня.
   - Хреново.
   - Прорвёмся, - изрёк воронид.
   - Тебе легко говорить, - сказал я. - Может, отправишься дальше и заглянешь к некроманту?
   - Не обижай меня такими предложениями.
   Я воспользовался тем, что магия временно ушла, и принялся горланить песни.
   - Станешь так драть глотку - охрипнешь, и пиши пропало, - прокомментировал Карак две песни спустя.
   - Непременно, - огрызнулся я. Уже стемнело, а наверху и без того было достаточно свежо. Потом извинился и снова озабоченно посмотрел вниз - никаких новых путей за это время, конечно, не появилось.
   С опозданием я понял, что держаться за дерево всю ночь не сумею, и с величайшей осторожностью начал распускать пояс, чтобы им привязаться. Положение ухудшалось тем, что действовать приходилось на ощупь - а попробуй, ошибись! Это могло стоить жизни.
   Лучший друг молча следил за моими усилиями - видел гораздо лучше меня, и когда я затянул крепкий узел, произнёс:
   - Утром я проверю, как можно отсюда выбраться.
   Я кивнул, удобно вытирая рукавом испарину: буду рад.
   Вот так вися между небом и землёй, я напоминал себе о резервах организма. Главное только самому в это поверить... Надо было воспользоваться моментом, как путник в той притче ­- наверху свирепый хищник, внизу острые скалы, но посередине-то растут ягоды. Ягод здесь я не нашёл, зато время ночи стояло не слишком тёмное, можно было осмотреться и, возможно, найти какую-то идею или деталь для будущего рисунка. Пока я помолился о том, чтобы благополучно пережить ночь.
   Горная река срывалась с уступа на противоположном краю долины, образуя водопад. Над ним дрожал туман. Тёмно-розовый Мбаламар зловеще усмехался из-за горной вершины Левая Голова над перевалом, зеленоватый Чант подмигивал ближе к бухте. Мы, скорее всего, находились в районе Правой Головы - второй вершины-близнеца. Здесь кости земли не так сильно выступали наружу - эти горы были старыми и разрушенными, высота небольшая. Надо добавить, что пики, хребты и тому подобное часто носили весьма странные или смешные названия. Те же Две Головы или Каменное Ухо.
   По тёмно-синему небу были распылены миллиарды светящихся точек, как песчинки и побольше, складывающиеся в созвездия и целые системы. Стеклянно-спокойное море удваивало их количество. Вдоль горизонта расположились несколько звёзд, горевших в темноте чуть сильнее других. Я щурился на них, пытаясь понять происхождение - это мог быть Морской Змей, но с тем же успехом - нактоузные огни судов, занимавшихся ночным ловом. Кучкой бисера мерцали огоньки селения в долине ­на побережье - утром нам туда.
   Чувствуя, как холод мало-помалу добирается до костей, я всё-таки смог забыться неглубоким сном. Проснулся от того, что окончательно продрог, и стал коротать время, гадая, заболею я или не заболею.
   Пресловутые ягоды заметил не сразу - они были зацеплены черенками за сучок и вряд ли здесь так и росли.
   - Карак, - позвал я. Горло было сухим и першило. - Эй, Карак!
   Тот вынул голову из-под крыла и поприветствовал:
   - С добрым утром, Тала.
   - Не очень-то оно доброе, - хрестоматийно ответил я.
   - Ты как, приятель? Сила ещё не вернулась? - спросил Карак и с видимым наслаждением потянулся - я слегка ему позавидовал, что не могу сделать того же самого.
   Я вслушался в себя.
   - Нет. А это что?
   - Ягоды, брат, - сказал он, подчёркивая очевидное.
   Я благодарно взглянул на рафи и осторожно забрал его добычу. В условиях отсутствия завтрака это бесценно.
   Мы продолжили сидеть на верхотуре. Доев добытые товарищем ягоды, я до звона в голове сосредотачивался, пытаясь уловить первые признаки силы и посматривая вниз. Такие скалы, ой... Не будь у любого карамати даже такой жалкой способности к левитации, Караку пришлось бы звать кого-нибудь на помощь.
   Наконец ожидания были вознаграждены - почувствовал, как сила возвращается в тело, наполняя его до краёв, растворяясь в жилах и пропитывая каждую клетку. Это принесло успокоение, учитывая то, что я впервые в жизни так надолго лишился дара.
   - Карак, я готов! - Стоило объявить об этом, как меня тут же скрутил кашель.
   - Значит, поехали. - Карак решил помочь мне найти дорогу и при этом остаться целым и невредимым.
   Попробовав крылья, он тяжело, точно ныряя или падая, снялся с ветки, и мы, как часто бывало, не сговариваясь, активировали рафи-связь.
   Мозги и разум карамати приспособлены к чуждым ощущениям и монокулярному зрению воронидов настолько, насколько это возможно, также как и разум гадугаров к восприятию человека - мозг у каждого правильно и приемлемо обрабатывал поступающие сигналы, не грозя свести обоих рафи с ума.
   Ворониды так отличались от нас, что и представить-то сложно. Взять хотя бы то, что люди не летают. Мой же друг делал это естественно и не задумываясь, научившись в детстве. Как я - ходить.
   Здесь связь приходилась очень кстати.
   Некоторые так и не могут привыкнуть чувствовать себя птицей, но когда ветер берёт тебя на руки, крылья надёжно несут, кому-то, как мне, не просто начинает нравиться, а становится мечтой - вот если бы люди летали...
   Карак устанавливал связь, когда я рисовал, и заворожённо следил за моими руками - полагал, что у меня под пальцами рождается подлинное чудо. Сидел он тихо, не мешая и, казалось, боясь пошевелиться, пока на плоском листе бумаги появлялся новый мир.
   Как я его понимал... У меня - не то тело, у него - не та моторика.
   Вместе с воронидом я летел к океану, наблюдая сразу две картины - каждым глазом - и не испытывая неудобств. Напротив, мне казалось, что так и надо. Мир был огромным, а небо бесконечным.
   Рассвет наполнил собой залив, вызолотил редкие облака и песчаную косу, луны над скалами бледнели и таяли, медленно заканчивая прохождение и делаясь полупрозрачными. На берегу уже были развёрнуты полотнища, на которых движущиеся тут и там крохотные фигурки людей раскладывали рыбу для вяления.
   Одинокая чайка возвращалась к воде, так тяжело и устало взмахивая длинными крыльями, точно они ей мешали. Я на чужих, ощущаемых, как свои, стремительно проплыл над ней - как мелькнула серебристо-белая полоса. Другие чайки ускользали в сторону, завидев воронида, и старались держаться подальше - когда человек идёт по лесу, обезьяны предпочитают наблюдать издалека.
   Карак щадил мой человеческий вестибулярный аппарат - никаких кувырков через голову и полётов животом вверх, поскольку сейчас было не время глупо шутить. Друг предпочитал дать мне насладиться моментом.
   Наконец в правом глазу расцвели и поплыли серо-синие полупрозрачные пятна - это Карак старался определить стороны света. Далеко внизу на северо-востоке показался городок - скопление домиков, наша цель на сегодня. Карак ещё раз развернулся по направлению к горам, потом к бухте, давая мне сориентироваться, после чего свернул связь.
   Ощущение почти безграничной свободы покинуло меня, и я обнаружил, что волосы и одежда насквозь промокли из-за росы. Дрожа, как недоутопленный котёнок, с трудом гнущимися пальцами распутал узел пояса.
   Решив, что проложенный таким образом путь надёжен, я отцепился от дерева и заскользил по воздуху вдоль склона горы. Следовало торопиться - левитация не столь долговечна.
   Часто это было иллюзией полёта - иллюзией потому, что времени ощутить его не хватало. Так и сейчас - по закону всемирной подлости я почувствовал, что лимит исчерпан, на довольно большой высоте, но в панике весьма резво вспомнил одно из своих творений и выпалил скороговоркой:
  

Верни мне небо, тоску по дому утоли,

Посеребри путь звёздной пылью!

Верни мне небо, хозяин Света и Любви,

И в знак прощенья дай вновь крылья!

  
   Можно отнести это к моим личным рекордам - я чудом успел до болезненного соприкосновения с твёрдой поверхностью. Сила заклинания резко и не очень приятно вздёрнула тело, удерживая в воздухе, и плавно опустила на землю. Я не устоял на ногах и упал на колени, тяжело дыша. В глотке саднило.
   Поднявшись, оглянулся - как будто прошёл перевал, ведь он остался позади, со склонившимися над ним вершинами-близнецами.
   Я с мрачной решимостью зашагал по дороге, Карак плыл в воздушных потоках в пределах видимости, лениво взмахивая крыльями. Рагахори в рассветный час ещё спал, за исключением рыбаков - это их мы видели на берегу с уловом.
   Тоненькая мелкая речушка - с одного берега на другой доплюнуть можно - сбегала с горы и протекала сквозь город. Я ошибся - кроме рыбаков были и другие бодрствующие: на крутом обрыве сидели и болтали голыми ногами пятеро молодых девиц - очевидно, подружки договорились встречать зарю.
   Переходя мост, я приостановился и ухарски помахал рукой, чем вызвал кокетливый смех у одних девушек и потупленные взоры у других.
   Лучи восходящего обновлённого солнца были нестерпимо горячими и доставили немало "приятных" минут: париться в мокрой одежде незабываемо.
   У Генгебагара есть престол, у Юакупанды - курорт, у Ниангуми - киты и сланец. А что же у Рагахори? Пожалуй, ничего, кроме рыбы, и то только для себя, а не на продажу. Надо же, здесь до сих пор есть какая-то часть стены, то есть частокола.
   Сонный, только что сменивший товарища полицейский стражник у въезда даже не обратился ко мне, только зевнул вслед, когда я прошёл сквозь ворота. Улицы оказались не мощёнными и грязными, так что пришлось иногда следить, чтобы не забрызгать полы одежды. Всюду носился запах рыбы, сгнивших моллюсков и отчётливо воняло навозом, как в большой деревне. Похоже, здесь реже мыли улицы, чем в столице или в центре департамента, а в наличии развитой канализации я сомневался.
   Было одновременно и боязно идти к какому-то некроманту - который, вполне вероятно, ещё и сумасшедший, - и интересно. Очень хотелось показать себя и не ударить в грязь лицом - рискую потерять бдительность. Всё может плохо кончиться, но для этого у меня есть Карак - он каждый раз напоминал об этом. Я злился про себя, а чаще вслух, из-за такого занудства друга, а тот лишь плечами пожимал - на человечий манер.
   Если пройду испытание - а я уверен, что это испытание, неважно, кто его устроил, пускай хоть сам Маиши - у меня будет место, у меня будут собственные деньги. Можно будет дарить подарки Эйлидани.
   По контракту она любит каждого, кто сможет это обеспечить, но знали бы вы, какая это женщина, ой! Довольно красива, очень привлекательная и страстная - что ещё нужно? А по статусу Эйли не намного ниже меня - не тот уровень, чтобы стоять наравне с другими девицами, попроще.
   Мир, конечно, сложен, но лучше подумаю об этом в другой раз. Нет, я готов отвечать за свои поступки - мужчина в семнадцать лет уже должен это уметь, ­- но конкретно эту ситуацию как-нибудь разрешим.
   Меня, к слову, занимает очевидно иностранное имя при синих глазах. Вероятно, она этническая ло-кагарабу или откуда-нибудь из колоний, но я не задавал вопросов, потому что девушка не имеет права называть свою фамилию, если только мужчина не собирается её выкупить и жениться.
   "Если этот поганый некромант не предложит мне луаса, - мрачно думал я, - я точно прочту какой-нибудь взрывоопасный стишок".
   Да уж, тут же одёрнул я себя, ничего запросы. Хорошо, если вообще согласится разговаривать.
   Куда денется...
   Бесхвостый полосатый нуни перебежал дорогу и прошмыгнул в подвал - в такой грязи зогру появиться недолго, - и тут Карак рухнул сверху на моё плечо.
   - Тала, идём!
   - Нашёл?
   - Да.
   - Не делай так больше, - мрачно попросил я, поводя плечом так, что Карак приподнял крылья, пусть я и не собирался его сгонять, - ты не попугайчик.
   - Рад, что ты об этом знаешь.
   - По тебе видно, что птицы это продолжение динозавров.
   - О продолжении мартышек я промолчу.
   Спустя несколько минут я пересёк заросший крапивой дворик и постучал в дверь массивным бронзовым кольцом. Тишина. Ничего, ещё раз постучим.
   Я уже начал притопывать от нетерпения, когда из недр дома послышалось:
   - Иду! Кого шетани несут в такую рань?!
   Дверь распахнулась - я вовремя отскочил, - и нашим с Караком очам предстал хозяин.
   Среднего роста и телосложения, ничем не примечательный человек - кроме того, что как и я, карамати. Волосы, такие же белые, как мои, давно не встречались с расчёской и космами спадали на бесформенную робу, которая тоже была белой, правда, в далёком прошлом. Ткань стала грязно-серой и покрылась пятнами, подозрительно напоминающими томатный сок.
   Черты лица заострились, как у покойника, потому что чёрная кожа натянулась на костях черепа и напоминала засохшую сливу. Выцветшие светло-голубые глаза смотрели с откровенным презрением и враждебностью.
   "Вытрясти имя нанимателя". Раскатал губу!
   Я невольно отступил на полшага, но взял себя в руки.
   - Господин Мивенар-рохо Ялакур?
   - Да. С кем имею честь? - Разглядев моё лицо, старик сбавил тон.
   - Талавару-рохо Хлавиир. - Я поклонился как младший, но равный. - Мой рафи - Карак хаамани-Доу.
   Другу обычно льстило, что я помню о традициях его народа и ставлю его фамилию после имени, а не наоборот, как принято у нас.
   - Прошу в дом, набу. - Сказано было с открытой неохотой, но Ялакур не хотел, видимо, нарушать правила гостеприимства, особенно по отношению к братьям.
   Я поверить не мог такой удаче, невзирая на то, что о цели нашего приезда не заговаривал и ответа ещё не получил. Голова пролезет - всё пролезет, подумал я, забывая о существовании плеч.
   Вопреки ожиданиям, некромант не жил в хлеву и не был неряхой - просто не счёл нужным или не успел переодеться. Возможно, он приобрёл дом вместе с обстановкой - мебель была старинной, сделанной из гнутого под паром дерева, ковры - очень густой ворс, пружинящий, когда наступаешь. Но обстановка довольно мрачная - я даже цветов не заметил, обыкновенной у нас части любого интерьера.
   Поискав глазами кумирню и найдя не сразу, я отвесил полупоклон. Откуда-то из глубины комнаты выбрался встрёпанный и сонный старый воронид, который сказал, что он Риог - фамилию я не расслышал. Карак напрягся - как и я, он помнил, что говорящий с духами по идее никого не принимает.
   - Что привело вас сюда в столь ранний час? - спросил Ялакур, провожая нас в гостиную, оформленную в коричнево-золотых цветах. Тон некромант сбавил, но я чувствовал, что общается он с нами лишь из вежливости.
   Тут он извинился, принёс дымящийся луас и разлил по чашкам. Я с удовольствием взял в руки тонкую ёмкость из белой глины, вдохнул аромат и потянулся к блюдцу за кусочком тамухози - наверно, кто-то из наших прислал, такие сладости не везде купишь.
   Карак уселся на спинке моего кресла и ничего есть не собирался. Ялакур, очевидно, готовился завтракать, когда нас с Караком, так сказать, принесли шетани, поэтому пришлось позвать к столу и нас. Риог не показывался вовсе - видимо, наш разговор его не интересовал.
   - Мы вынуждены прибегнуть к вашим услугам, набу, - ответил на вопрос я, когда тамухози приятно осел в желудке. - Не бесплатно, разумеется.
   - Услуг я не оказываю, - безапелляционно отрезал некромант, моментально утратив напускное дружелюбие.
   - Но...
   - Я устал! - вдруг всплеснул руками старик. - Я переехал в этот городишко в надежде отдохнуть от жизни, но и здесь нашлась масса желающих пообщаться с духом покойной бабушки! Мне только гнева наших мёртвых из-за частых вызовов недоставало.
   Он перевёл дыхание и дрожащей рукой потянулся к чашке. Я понимал, о чём он говорит. С самого начала путешествия на другой конец страны понимал, что опасность кроется не столько в его сумасшествии, действительном или мнимом, сколько в цели нашего похода.
   Несмотря на то, что мы тоже люди, мы сильно отличаемся от атми тем, что они оставляют подарки духам предков и обращаются к ним с молитвами, а мы - духам умерших членов домов карамати. Для нас это равноценно - и те, и другие духи именуются "хока", - и тревожить покойников прямым контактом лишний раз не считается хорошей идеей. Мало ли, чем они решат отплатить.
   - Я думал, - сказал Ялакур совсем тихо, - что вы из Башни с какими-то важными новостями.
   - Понимаете, набу... - Я сложил пальцы домиком. - Это необходимо в целях следственного эксперимента.
   - Нет.
   - В доме моего хозяина не всё чисто.
   - Нет.
   - Я не хочу, чтобы кто-нибудь пострадал.
   - Нет, нет и нет.
   Гария была права. Но главное - спокойствие.
   - Вы отказываетесь мне помочь?
   - Отказываюсь.
   - Из принципа?
   - Точно.
   - Раз вы отказываетесь сотрудничать, мне ничего не остаётся, - притворно вздохнул я, мысленно прося прощения у духа этого места. - Пока вы ходили на кухню, я наложил запирающее заклятие на дверь и окна. Нас с Караком оно выпустит, вас - не думаю. Гм, - я с нарочитым интересом окинул взглядом помещение, - а здесь много всего, что может гореть. Жалко всю эту антикварную красоту. Восьмой век, если не ошибаюсь?... Не пытайтесь мне помешать, господин Упрямец - мой рафи вам не позволит. А ведь я не хотел, чтобы кто-нибудь пострадал...
   И, тщательно артикулируя и не особо спеша, начал читать:
  

Небо сомкнётся лиловым шатром,

Солнце вернётся и станет костром...

  
   - Да ты, мальчишка, шантажист! - воскликнул Ялакур, ища глазами, чем бы в меня бросить.
   - Ещё какой, - подтвердил Карак у меня над головой и ловко спрыгнул на стол.
  

Звёзды - как искры на своде небес,

Дышит нам в спину полуночный лес...

  
   Не теряй самообладания, сказал я себе. Пусть Ялакур и карамати, он старик и с реакцией у него наверняка похуже, чем у Карака. Который и моложе, и меньше в размерах.
  

Танцуй, саламандра, танцуй,

В пламенном вихре пой...

  
   Повеяло холодком, потом жаром. В меня полетела чашка, но Карак, растопырив крылья, ловко подскочил и отбил снаряд в сторону. На пол брызнули черепки и разлитый луас.
  

В ритме волшебном с тобой

Вьются потоки огня...

  
   На Карака накинулся Риог - непонятно, откуда тот появился, и ворониды, дерясь и теряя пух и мелкие перья, заметались по комнате. Я, злорадно прищурившись, не прерывал заклинания.
  

Танцуй, саламандра, танцуй -

Для меня...

  
   - Я согласен! - наконец созрел некромант.
   - Точно? - пропыхтел Карак, увёртываясь от очередной атаки.
   - Абсолютно!
   - Поклянись! Да прекрати ты меня мутузить! - Это уже Риогу.
   - Клянусь силой и именем своим!
  

Танцуй, саламандра, танцуй...

  
   Я резко оборвал себя и едва не захлебнулся собственной кровью - она хлынула чуть ли не струёй, так что пришлось закрыть нос рукой. Призванная, но не использованная магия повредила сосуды. Выглядит внушительно, но не очень опасно. Знал, на что шёл - чтобы кровоизлияние произошло в мозгу, нужно заклинание посильней и помасштабней.
   Молча зажав нос платком, я сделал вид, будто ничего особенного не происходит.
   - Уговорили, - изрёк наконец некромант, тоже притворяясь, что всё в порядке. - Идёмте.
   Мне не верилось, что блеф удался. Всё когда-нибудь бывает в первый раз - я мог гордиться собой и наслаждаться небольшой победой. Правда, честность мешала. К тому же, полагаю, что меня приняли за психа, которому собственная жизнь не дорога, если он взялся угрожать чужой с помощью силы.
   Слабость довольно быстро отступила, и я сумел покинуть кресло, вытирая ладонь чистой стороной носового платка. Дрожа, я вместе с Караком спустился вслед за Алиеру по каменным ступеням в подвал. Здесь было даже холоднее, чем на улице, и я, обхватив себя за плечи, энергично потёр их.
   Говорящий с духами, не оборачиваясь, жестом велел нам остановиться. Я осторожно присел на низкий потрёпанный табурет, друг забрался на второй.
   Стены комнаты, в которой Ялакур использовал дар, были сложены из неотёсанного камня и даже на вид казались стылыми, потолок, сложенный из плит сланца, был покрыт инеем, пол гладкий и светлый. К каждому выступу камня на стене прикреплено по белой свече - в остальном помещение оставалось гнетуще пустым.
   Белые. Цвета Хилаки.
   Ялакур, пока мы осматривались, начал приготовления.
   Старик достал уголёк и точными движениями нарисовал на полу вписанную в круг октаграмму таких размеров, чтобы в ней можно было свободно стоять. Далее углы фигуры украсили символы - из них я помнил только четыре, - а Ялакур вошёл внутрь и, опустившись на колени, прижал раскрытую левую ладонь к полу, а правую, сжатую в кулак, вскинул над головой, как в салюте.
   Из речитатива я понимал лишь отдельные слова, а в какой-то момент отчётливо расслышал сначала имя Ялакура, потом своё.
   Свечи были раскалены до полупрозрачного оттенка, а языки пламени удлинились вдвое. Чертёж вокруг коленопреклонённого карамати начал светиться глубоким синим светом, цвета священных камней Самавати.
   Линии распушились тонкими лучами, словно источник света находился под полом, а октаграмма и знаки были прорезаны в нём и скупо пропускали сильное сияние, рвущееся наружу. Вслед за этим свет образовал нечто вроде полупрозрачной стены по периметру фигуры, поднялся вверх и создал на высоте шести футов копию чертежа, продолжающего мерцать.
   Мне почудилось, что я слышу тихий мелодичный звон крохотных колокольчиков как будто со дна колодца, усиленный и умноженный эхом.
   Ялакур резко поднялся на ноги и отошёл в сторону прежде, чем верхняя фигура рухнула на нижнюю и они слились в одну, горящую сапфирово-синим. Выброс энергии отозвался неприятными ощущениями в корнях зубов, и сразу последовало могильно холодное дуновение. Несмотря на это, я взмок.
   - Называйте имена и задавайте вопросы, - сказал некромант громким шёпотом, оказываясь рядом со мной. - Сейчас на зов явится любой.
   Только теперь я окончательно осознал, что передо мной фактически обрыв в бездну, откуда если кто и возвращался, то прославился этим в веках. Чуть дрожащими пальцами я вынул из кармана два смятых свитка - мой и Карака, развернул и стал зачитывать имена иллюзионистов и менталистов.
   Прибывали они по одному, и для меня все казались на одно лицо - нечёткое изображение дрожало и смазывалось, и нельзя было разобрать не то что черты этого самого лица, но подчас даже пол "гостя". Словно это были не люди, а всего лишь их тени. Ни красок, ни объёма, ни даже голоса - только какое-то шипение или шелест.
   Ялакур рядом невозмутимо держал "мост" активным - насколько я разбирался в терминологии, это называлось именно так.
   Задавая вопрос о "призраке", я получал стабильно отрицательный ответ и позволял призванному или призванной отправиться восвояси. Список казался бесконечным, как и вереница духов-теней, окатывающих меня, живого, потусторонним холодом, непонятно чем, но разительно отличавшимся от дыхания зимы. Должно быть, это был обман зрения, потому что мне показалось, будто стало темней, а мы находимся высоко в горах в ледяной пещере с окаменевшим льдом. Я никогда не бывал в подобных местах, но ассоциации родились почему-то именно такие.
   - Алиеру-рохо Даэршин, - выговорил я очередное имя, уже еле ворочая языком и стараясь не дрожать так открыто и позорно - коти я опрометчиво снял в помещении, однако не думаю, что он бы помог. Не стучать зубами почти получалось.
   Никто не появился. Думая, что произнёс невнятно, я повторил - тот же результат.
   - Обладателя этого имени нет среди мёртвых.
   - То есть... Как это понимать? - ошарашенно мигнул я, позабыв про холод и момент.
   Ялакур хлопнул в ладоши, "сжигая мост". Вот это поворот.
   Мёртвый холод сменился обычным, не таким сильным, да и тот показался мне летним теплом. Карак, надо сказать, держался невозмутимо и за всё это время не проронил ни слова.
   - А вот так.
   - Вот, чёрным по белому написано.
   Старик отставил мою протянутую руку с бумагой подальше, дальнозорко прищурившись.
   - Это точная копия из списка, - уточнил я на всякий случай. - Я не мог посмотреть в другое место и случайно вписать живого.
   О Караке я умолчал, но доверял ему - вряд ли ошибся он. Говорящий с духами почесал бровь:
   - Всё, что мог, я уже сделал. Больше подсобить нечем.
   Сама вежливость, а выражение лица - проваливай, мелкий, больше я с тобой возиться не намерен. Будь я постарше, посильнее, поуверенней! Тогда умел бы не потеряться и настоять на своём, но, увы, не был, и пришлось удовольствоваться полученным.
   Он проводил нас с Караком сначала наверх, потом в переднюю.
   - Что это было за заклинание на дверях и окнах?
   - Какое?... А, да не было никакого заклинания, что вы.
   Похоже, старик понял, что я не фанатичный психопат, который рискнёт собой ради цели, но понял слишком поздно - времени размышлять не было, проще было уступить и согласиться на сотрудничество.
   "Если по его милости мы пойдём по ложному следу, - угрюмо думал я спустя несколько минут, на обратном пути - как всегда, крепок задним умом, - не поленюсь вернуться, прихватив кого-нибудь страшного, того же Реллана, хоть это и не сделает мне чести. Уж он-то вытрясет что угодно и из кого угодно".
   Почему друг смолчал, я поначалу спрашивать не решился, а потом сказал:
   - Можно было и ещё раз пригрозить.
   - Чтобы он на меня или тебя в суд подал? - ответил Карак вопросом и тем же тоном, что и я. - Не знаю, как тебе, но мне этого не надо.
  

5

  
   Разболелся я на славу. С размахом. Карака от моей печальной участи спасла очень горячая, как у любой птицы, кровь, и температура, с которой теперь валялся я, для него не нормальна, а низковата.
   Как добирался назад, я даже рассказывать не буду - ничего интересного в этом нет. Ночевать в Башне не стал, в общих чертах рассказал о результатах Халье и отправился в Генгебагар, свалившись сразу по прибытии. Так и лежу уже два дня. Говорить вообще не рискую: потеряю голос - и привет, лучше писать пожелания грифелем на бумажке.
   Приходивший врач счёл меня заразно больным, и не боялся приближаться только Карак. Он, между тем, был даже не ранен - как понимаю, в основном уклонялся от ударов и отвлекал противника на себя. Пара вырванных перьев не в счёт, пусть это и больно.
   Болезнь оставила ощущение бешеной непрекращающейся скачки. Среди перепадов температуры, мельтешения предметов и звуков, непонимания, какое сегодня число или день, и сменяющих друг друга симптомов - в зависимости от времени суток, - я запомнил глядящие поверх противоинфекционной повязки глаза: Ниттар по предписанию опрыскивал воздух из какой-то штуки, которой цветы поливают, и интересовался самочувствием. Даже приносил что-нибудь, если я просил.
   Несомненно, хозяин иначе себя вёл с каази - я кахини всё-таки, несмотря на теперешнее жалкое положение.
   Почему-то я бесконечно вспоминал вереницу призрачных лиц, которая в конце-концов слилась в одно, не живое и не мёртвое. Алиеру, значит, Даэршин...
   Как только мне полегчало, Карак и я вернулись к незаконченному. Я спросил, слышал ли друг когда-нибудь это имя.
   - Алиеру-рохо Даэршин? Право, удивлён, что ты не слыхал. Однако, чему я удивляюсь? Ты часто плохо учил историю.
   - Повтори, что ты сказал.
   - Ты плохо учил историю, а на правду не обижаются.
   - Нет, перед этим ты сказал, что имя известное.
   - Да. Короче...
   Даэршин был корабельным карамати, а прежде - пиратом, которого никак не могли поймать. Получив амнистию, был капером, пугавшим теперь суда в нейтральных водах, а затем попал на борт к капитану Гнармаку-кхуно, тёзке моего отца.
   Карак помялся, поглядывая на меня - словно пытался определить, помню я, о ком речь, или стоит мне рассказать.
   - Гнармак? - наконец переспросил я с сомнением. - Что-то воронидское.
   - Что-нибудь значимое - я бы знал, - возразил Карак. - Гм... Лучше вставай и спускайся в библиотеку - в книжке лучше написано.
   Решив не спорить, я набросил халат и потопал вниз, надеясь, что не встречу по дороге Эльглота, который отправит меня обратно в постель. Надо же, как маленький мальчик, который боится, что его накажут.
   Воздух вокруг казался очень холодным - меня всё ещё лихорадило, стоило лишь принять вертикальное положение, особенная осторожность была нужна на лестнице. Несмотря на это, весь путь успешно преодолел и даже зажёг керосиновую лампу - как и многие другие, хозяин опасался проводить сюда газ, а свечу можно было легко уронить.
   Нерешительно обвёл взглядом ряды полок и стеллажей, не зная, с чего начать.
   - "Знаменитые женщины". И Колониальная война, - сжалился Карак.
   Я добрался до стеллажа с книгами на историческую тематику, не совсем понимая, при чём тут какие-то женщины, и опустился на корточки. В ушах зашумело. Вот первая книга, а про войну легче всего найти в школьном учебнике за... за пятый год обучения, точно.
   Обратно я добрёл, почти не чувствуя озноба и головокружения, но пот по телу катился градом. Стоит сказать спасибо, что стены нашей комнаты оклеены бумагой голубого цвета с васильковыми узорами, который не раздражал мои без того утомлённые нервы.
   Вернувшись в мягкую тёплую постель, я разлёгся под одеялом на спине, учебник прислонив к согнутым коленям. Карак запрыгнул на кровать и подобрался к страницам вплотную.
   Пробежав глазами несколько вводных абзацев главы о Колониальной войне, называемой ещё Сине-красной, я зацепился за имя Даэршина. Так-так... Бывший пират, капер и корабельный карамати. Во время войны не то чтобы храбро бился, но сильно помогал флоту его величества Легариира в целом и судну капитана Гнармака-кхуно в частности. Благодаря талантам Алиеру вражьи снаряды летели шетани знают как и редко попадали в цель - расчёты попросту не видели, куда целиться. Гнармак выиграл несколько боёв благодаря этому карамати, пока тот не сошёлся на узкой дорожке с Талвар-рахо Индой. Свои-то свои, но служили разным монархам.
   Даэршин вертелся, как рыбёшка на сковороде, и довёл Инду до белого каления. Дрались они также с применением оружия, но, отчаявшись достать им противника, карамати обрушила всю мощь на все сразу Даэршиновы копии. Грохнуло так, что сила заклинания и отдача проделали дыру в палубе флагмана, брига "Летящая стрела", и остаётся только диву даваться, почему не разнесли в щепки весь корабль и не утопили его вместе с командой. От всех четверых, включая воронидов, не нашли даже пепла, лишь несколько перьев кружилось в воздухе, как погребальный салют.
   Именно так было в тексте - "как погребальный салют".
   - Тебя пока ничего не смущает? - спросил Карак.
   - Пока нет, но, видимо, должно, - отозвался я, протягивая руку за монографией, потому что в школьном учебнике больше ничего по теме не было.
   Книга была современной, с полями и оглавлением, поэтому поиски нужной персоны облегчались. Где же это... Ага.
   Так вот, оказывается, Гнармак-кхуно Реллан на самом деле Реллана, то есть оурат, а не набу. Первую минуту я никак не мог в это поверить. Ладно ещё женщина-врач, это можно понять, но женщина-моряк, да ещё и военный моряк? Командовала людьми, держала оружие? Как она вообще ухитрилась скрыть?...
   Итак, она с детства мечтала о море, а ещё о пользе для родины - истинный дух йодха. Мечты мечтами, но новый закон вану запрещал службу, не говоря уже о том, что подобные дороги и без всяких законов были практически закрыты для девочек сложившимися традициями и обычаями.
   Наш тогдашний вану на дух не выносил, когда женщины брались за мужскую работу - то есть, считай, любую работу, где платят деньги. В теории им не возбранялось зарабатывать на жизнь, но теперь только действующие врачи, юристы, школьные учителя и прочие могли продолжить практику - для новых специалистов не было мест в учреждениях, учебные заведения также не принимали новых студенток. Каази и така женского пола могли теперь наниматься только за еду. Исключение по этому закону составляли лишь женщины вьяпар, традиционно занимавшиеся торговлей вместе с мужьями и отцами (с ними не стоит ссориться), карамати (вообще сложно что-либо запретить), а также те, кому работа была жизненно необходима. Уделом последних оказывалась волокита с доказательством того, что у девушки нет ни мужа, ни отца, ни прочих родственников, которые могут её содержать.
   Реллана родилась на севере, в департаменте Берег Китовой Кости, старшей дочерью в семье и с раннего детства наблюдала, как сначала отец, а потом и старший брат отправлялись далеко в открытое море бить китов. Мать и младшие сёстры оставались на берегу, ожидая их возвращения. Постепенно девочка свыклась с мыслью, что должна следовать примеру последних и принять роль, отведённую ей в обществе, но однажды отец не вернулся с промысла. Брат к тому времени женился и помогал по мере скромных сил, а мать постепенно распродала нажитое имущество, чтобы выдать замуж двух других дочерей, и перебралась жить к сыну.
   Отлистав назад, я внимательней, чем в первый раз, всмотрелся в портрет. Очевидно, Реллана не отличалась красотой и привлекательностью, и шансов на выгодное замужество у неё было намного меньше, чем у сестёр. В конечном итоге молодая девушка в самом расцвете и почти брачном возрасте оказалась нигде не нужна, а опускаться на нижние слои ахуту, где на внешность не смотрят, было плохой идеей. Помня о давней мечте, Гнармак-кхуно решила её осуществить - терять было уже нечего.
   Ждать, пока старик-вану помрёт и на трон сядет наследник с другим взглядом на мир, можно было до скончания века - мивали живут слишком долго. Можно было вместе с каази завербоваться на любой военный корабль, где был недобор, но матросы часто сражались и гибли безымянными, но это всё пустое - ты можешь довольно быстро умереть, не принеся абсолютно никакой пользы. Поэтому Реллана приняла решение стать офицером, но чтобы выучиться в полевых условиях, нужно было начинать в двенадцать-тринадцать, а Реллане к тому времени уже исполнилось шестнадцать. Так что, добравшись через всю страну из Ниангуми, она сдала нужные экзамены в училище.
   Как нетрудно догадаться, скрыв личность и... выдав себя за юношу. Не будь ограничений от вану, ещё можно было бы попытаться поступить под настоящим именем и без маскарада, убедив комиссию в стойкости духа йодха и желании служить родине именно таким образом и, конечно, объяснив, что мужчин в роду почти не осталось. Теперь впереди ждало одно из двух - либо она сможет выучиться и заработать на службе положение и золото, либо её разоблачат и бросят в тюрьму - хорошо, если не казнят.
   - Не знал, что йодха такие мутанты, - пробормотал я, немного скривившись.
   - Всякое бывает, - так же пробурчал Карак. - На нашего любимого Кена взгляни - тоже мутантик ещё тот.
   Два года Гнармак была кадетом, и три - гардемарином Морского училища, а шедшая сначала вяло, а потом и активно война позволила "Реллану" проходить практику на боевых кораблях, а не учебных, и получить звание мичмана. И опять-таки никто не усомнился, что перед ними юноша - Реллана из касты воинов, наверняка имела возможность сколько угодно наблюдать, как ведут себя отец и брат.
   В военное время продвижение по службе идёт намного быстрей, чем в мирное, и Реллана буквально через несколько лет ходила капитаном. Но ей не везло - сначала она командовала самым большим из маленьких кораблей, потом самым маленьким из больших, и полноценный фрегат получила нескоро. Всё время до этого никто не знал, кто она такая, а теперь, если и догадывались, то молчали - крамольные слухи о капитане могли стоить жизни.
   Вряд ли на призах Реллана смогла заработать кучу денег, но её мать несколько раз получила загадочные послания с просьбой явиться в такой-то банк.
   Старый вану вошёл в историю как Легариир Второй Сварливый: его величество любил воевать и не мог прожить, не поругавшись с кем-нибудь. Война началась из-за колоний, которые мы не могли удержать, а потом самодержец испортил отношения с ванугати Кагарабу - усомнился в её способности управлять страной, и янтарное царство осталось нейтральным. К слову, нынешний монарх у них тоже не мужчина - уже второй по счёту. Говорят, чуть ли не моего возраста.
   На колонии облизывался Якунду, с которым вообще связываться было опасно. Владыка морей у нас Зумари, конечно, но не в водах Якунду, где за здорово живёшь можно пропасть - так, что не найдут. Пропасть так, что не найдут, можно было где угодно, но там вероятность в десять раз усиливалась.
   Гнармак на её тогдашнем корабле, шлюпе "Ужасный", направили в составе эскадры на линию фронта, где красноглазики сначала потрепали наших, а потом наоборот.
   Странный они народ - говорят, пираты встали под одни знамёна с каперами и военными моряками без всяких посулов со стороны высшей власти. Если бы ло-самавати были такими, наши границы все бы обходили на самых малых парусах.
   - Да уж... - произнёс я, глядя поверх страницы.
   - Отчаянная девица, да? Странно, что родилась не среди квиоров - думаю, на небесах произошла ошибка, - иронически предположил Карак.
   Не отвечая, я кивнул, и углубился в чтение дальше.
   Вернувшись с победой, Реллана стала героем и наконец получила вознаграждение и приличный корабль, а также приобрела несколько полезных знакомств, в том числе с бывшим пиратом и действующим капером Алиеру-рохо Даэршином, решившим перевестись на военное судно в качестве корабельного карамати.
   Вскоре после этого случился дворцовый переворот, в результате которого старика вану сослали в горную крепость - нашлись заговорщики, которые воспользовались недовольством общественности, и на трон сел наш теперешний вану, заодно отменивший закон о запрете женского труда. Мужчины были очень недовольны тем, что они сбиваются с ног в попытках достойно содержать своих родственниц, а те, в свою очередь - отсутствием нормальной защиты. Мивали не могли допустить того, что нарастающее давление в котле в конце концов бы его разорвало, фигурально выражаясь.
   Реллана между тем продолжала поддерживать свою легенду - вероятно, потому, что уже привыкла. Но похоже, она не рвалась в полные адмиралы, ведь быть им означает не столько водить корабли и командовать эскадрами, сколько посещать светские приёмы да интриговать. Подав в отставку, она перевелась на торговый флот, заодно открыв общественности тайну.
   Сбережения почтенная вложила в покупку и перестройку шхуны "Сапфировый кимбу". Списанное с военного флота судно переоснастили в траулер.
   Траулер с таким названием, ха! Интересно, почему не сменили вопреки традициям: угрожающие названия и названия хищных животных могут носить только боевые и китобойные суда.
   - А теперь пошевели мозгами, мой болезный друг, - сказал Карак, когда я расслабил руки, которыми придерживал книгу. - Только не ори, когда догадаешься.
   - Понял, - выдохнул я во внезапном озарении, и сухой мучительный кашель не отпускал меня минуты две.
   Когда сумел наконец отдышаться, я захлопнул тяжёлый том, чуть не прищемив Караку клюв, и в прекрасном настроении откинулся на подушку. Крепко зажмурился и шлёпнул себя по лбу, чувствуя, как губы сами собой растягиваются в довольную усмешку. Возможно, Даэршин и Реллана были знакомы гораздо ближе, чем говорится здесь.
   - Если допустить, что она ещё жива, это может пролить свет на ситуацию, - произнёс я в потолок. - В том числе и на то, как Даэршин выжил после элементального взрыва, сожри мои кости стая висимили.
   Взглянул на дату издания - книга была новой. Значит, драгоценная оурат жива, причём здравствует. Я нюхом чуял, что на правильном пути, но вставали два вопроса - где её искать и захочет ли она вообще разговаривать?
   Как вы понимаете, сразу вскочить и побежать по делам не представлялось возможным - пусть я и чувствовал себя лучше, карантин надо было выдержать. Ещё дня как минимум три, а лучше пять. Когда в детстве болел пневмонией, я вынужден был сидеть круглосуточно в четырёх стенах - к концу третьих суток возникло стойкое впечатление, будто я схожу с ума. Даже Карака было запрещено видеть - во избежание.
   В этот раз было легче, потому что вынужденное отшельничество длилось недолго. Вставать стало можно, когда температура спала, и я слонялся по дому, на всякий случай - а вдруг ещё заразный? ­- обвязав шарфом нижнюю часть лица, пока Ниттар не дал мне маску.
   Никогда не любил ни лежать, ни спать днём, и не понимал людей, которым приходилось бороться с апатией.
   Когда Карак наконец вернулся после полдня отсутствия, я сидел за столом один и с угрюмым видом выковыривал вилкой мелкие косточки из рыбы. У моего рафи есть свои собственные способы добывать информацию, и я доверился. Опрашивал он не только своих соплеменников, которых, к слову, жило здесь значительно меньше, чем нас, но, тем не менее, жили.
   - "Кимбу" стоит у причала, - довольно произнёс Карак. Мог бы - потёр бы руки.
   - У которого?
   - Без понятия, - признался он. - Спросишь на месте - укажут.
   - Пойду один.
   - Это нет.
   - Карак.
   - Семнадцать зим Карак. Уверен? Может, лучше я? -предложил друг с некоторым сомнением.
   Вообще он прав. Я слишком приметный для того, чтобы разгуливать в неположенном месте у всех на виду, а ворониды для атми часто на одно лицо - порой даже мужчин от женщин отличить не могут. А если те будут нарочно молчать или менять голоса...
   На полминуты я задумался, потом покачал головой:
   - Пожалуй, всё же нет. Если возникнут вопросы - скажу, что иду на корабль к кому-то из братьев. Я должен узнать сам.
   И решительно стянул маску к подбородку.
   Выход из помещения на улицу показался мне неким освобождением - всё потому же, из-за природного типа темперамента. На всякий случай я проложил маршрут по карте и даже взял её с собой. Ниттар перед уходом, когда я с ним всё-таки посоветовался и предупредил об отлучке, предложил мне вести себя в порту открыто, не пытаясь затеряться в толпе или между постройками - навлеку на себя меньше подозрений и неприятностей. Неприятности... Вот попадём, тогда и будем думать, но подозрения мне не нужны.
   Трамвай как раз подходил к остановке, и я перешёл с шага на рысь. Судя по табличке, конечной остановкой была набережная. Удачно - там я спрошу дорогу, а если повезёт, кто-нибудь прокатит.
   Волы-гауры ступали тяжело, но резво, звонко цокая по булыжнику подкованными копытами и раскачивая выкрашенными красной краской рогами - электричества на этой линии ещё нет. Животные не спеша остановились, тормоза вагона скрипнули. Звякнул колокольчик ­- вожатые позволили ожидавшим начать посадку.
   На трамвае я катался второй раз в жизни. В первый поддался порыву безрассудства и запрыгнул на ходу, за что меня пожурили - герены не прыгают, поэтому сейчас я степенно поднялся сначала в вагон, потом вскарабкался по винтовой лесенке на империал.
   - Следующая - "Бронзовая набережная"! - крикнули басом.
   - Н-но, пошли! - уже новым басом, с козел.
   Колокольчик ещё раз звякнул, оповещая об окончании посадки и предупреждая пешеходов, рикш и прочих. Я сел на длинную скамейку, установленную посередине вагона, ещё раз заметив, как неудобно ездить боком, а не по движению или против.
   Опять какая-то толпа.
   Опершись руками о поручень, я немного склонился наружу, рискуя выпасть на мостовую и пытаясь рассмотреть, что собрало народ. По улице нам навстречу вели - хотя, скорее тащили - нескольких оборванцев в цепях. Эти люди отличались почти чёрным загаром и такой худобой, словно только из тюрьмы. Скорее всего, это пираты - да, много потехи для каази и така. Особенно для последних - кому-то ещё хуже, чем им. Может, я и не прав и они довольны своим местом в этой жизни, кто знает. По крайней мере их дискриминация запрещена.
   Трамвай катил по Золотому проспекту - главной улице Зелёного округа. Миновав ратушу, выехал на Бронзовую набережную. Справа промелькнул одноимённый ажурный мост и солнечные пятна на воде, а на противоположном берегу, круто поднимавшемуся от набережной, сияли особняки и дворцы мивали, а ещё дальше по течению Нагаритары, ближе к адмиралтейству и Училищу, жили йодха. Вдалеке, как фантастическое здание, возвышалось окружённое строительными лесами судно исполинских размеров. Надо спросить или почитать в газетах, что это.
   Древность города поражала моё воображение. Но если бы только положительно - здесь лилось в своё время много крови, да и теперь не без этого. Во времена разрозненности номинальная столица континента подвергалась нападению войск враждующих сторон, каждая из которых стремилась захватить самый крупный город и объявить себя уже официальной монархией, благо в Генгебагаре хранились знаки власти. Древние правители, или "цари", часто происходили из касты йодха, пока из неё не выделились мивали - высшие семьи, которые и держали в своих руках эту абсолютную власть.
   Сейчас "царями" называют только негласных, но фактических лидеров воронидских кланов и иногда, в качестве почтения, вану.
   Круто забрав влево, улицей, название которой я не успел прочитать, трамвай очутился на Морском проспекте, прямо, как стрела, идущем вдоль пассажирского порта с его шумом и трубами лайнеров к торговому. Я не особо спешил, поэтому и решил добраться окольными путями. На набережной пошёл в одну сторону, а трамвай в другую, через восточные Пепельные кварталы, где жили каази. По карте я определил, что оставался ещё приличный - для пешего - отрезок пути, но я жадничал опять тратить деньги на то, чтобы добраться быстрее.
   Дома я поначалу колебался, надевать курту или не надевать, потому что его уже можно не носить - слишком тепло. Оказалось, что правильно надел и придётся даже запахнуть - из-за лёгкого ветра, который в любой момент может стать свежим. Нечего обольщаться ясным деньком - только рецидива и не хватало.
   Над бухтой надоедливо перекрикивались чайки, я шёл и шёл, повторяя про себя слова, которые должны пригодиться - это был уже мой второй, так сказать, предстоящий допрос свидетеля, я в кои-то веки решил сначала подумать, а потом уже сделать.
   - Та-а-а... Тааааа! - Рёв гудка раздался внезапно, так что я аж пригнулся. Потом повернулся, выпрямился и увидел, что в залив вышел пароход, который теперь тянули и толкали из гавани, где находился терминал.
   - Ту-тууу... - вторил провожавший его маленький буксирный пароходик.
   Я взглянул из-под руки, щурясь и напрягая зрение. Кажется, пассажир из дальнего рейса - узнал биколор Зумари, а также чёрные с белой полосой трубы и гражданский гюйс судоходной компании "Жемчужина морей". Глаза заболели, зато я разобрал, что на борту парохода крупными буквами написано что-то вроде "Гармония" - только торговые суда носят подобные названия. О порте же приписки можно только догадываться.
   Густой антрацитово-серый дым валил из труб, стелился вуалью по чистому, без облачка, небу - сизому с васильковым и охрой с кремовым ближе к горизонту. Оно, казалось бы, должно отражаться в воде без изменений, и тем не менее всегда отличалось по цвету от моря - из-за отражённого света, который есть всегда, хоть какой-нибудь. Само море сегодня было ещё и не переливающимся, а полосатым - в продольную бирюзовую и кобальтовую полоску. Защищавший набережную старый деревянный волнолом был осклизлым и зелёным - отлив обнажил его подводную часть.
   Проезжавший мимо велорикша окинул меня намётанным глазом и всё-таки развёл на деньги - мне казалось, что ноги у меня стёрты до колен, и я их уже едва переставлял. Очень далеко, вынужден признать. Не рассчитал я свои силы.
   В порт я попал через главный вход, не став пробираться через склады и прочие места, где можно найти себе неприятностей. Как и собирался, сказал, что иду на корабль по срочному делу - полицейский стражник уже не стал уточнять, какому. Справившись, как добраться до грузовой гавани, я проник в святая святых сотен наших моряков.
   В место с таким большим количеством всего морского я попал впервые и сначала глазел по сторонам, рассматривая штабеля ящиков, множество бочек и мешков, смолёные канаты, огромное количество мачт и меньшее - труб. Над всем этим витал невообразимый букет из запахов дёгтя и пропитанного им дерева, сладкого вина, человеческого пота, машинного масла, старой краски, угля, йода и много чего ещё, чего я не смог опознать.
   Кажется, трудовой день здесь уже подходил к концу - неподалёку рабочие, сидя на пустых ящиках, играли в кости и громко спорили, дальше ещё один мыл испачканные руки.
   - ...Из Ниангуми отбуксировали, в этот сезон. Да, господин Кимету, набу. Смелые ребята, ага!
   - Дураки.
   - У них сухой собственный всего один, занят, небось...
   - А если бы они у Зубов Хилаки разбились? Тот самый Хилаки бы чихнуть не успел!
   У самой воды разговаривали двое. Первый, в форме офицера пассажирского флота (как он сюда попал?), ростом был почти с меня, даже чуть повыше, представительный и с таким телосложением, что я бы очень не хотел сойтись с этим господином на узкой дорожке. Лицо выражало холодность, но чем-то располагало к себе. Второй, которому недостаток роста компенсировала ширина плеч, выглядел более просто, одет был в матросские штаны, тельник и бушлат, кроме того, босой. При виде босых ног я моментально вспомнил о собственных, безмолвно молящих о помощи.
   Я сдержанно кашлянул в кулак и чуть приподнял шляпу.
   - Господа.
   Своего голоса даже застеснялся - он был у меня нормальный, без сиплости, как у этих двоих. Осанистый офицер только наклонил оставшуюся покрытой голову, точно клюнув носом воздух, почти квадратный матрос снял шапку и согнулся в поясе.
   Наверно, я никогда к этому не привыкну. Кланялись на улице обычно отцу.
   - Не подскажете ли мне, где я могу найти шхуну "Сапфировый кимбу"? - спросил я, глядя, как положено по этикету, больше на офицера, и на всякий случай прибавил: - Мне говорили, он сейчас в порту.
   - Пятый причал, считать от нас, - не двигаясь, ответил великан.
   Я коротко поклонился и направился дальше, искать пятый причал. Спросил и сам не рад - меня видели не только они. Эх-эх, Тала, задним умом крепок.
   Отчётливый запах рыбы показал, что я сосчитал причалы верно.
   Ветер усилился, и такелаж пришвартованных здесь же нескольких шхун загудел. Их мачты с натянутыми вантами напоминали голые деревья. Хорошо, что окружённый молами порт надёжно защищён от волн.
   - ...Я говорю вам - испорчено! Да, точно. Да, проверила.
   - Но оурат, другой партии нет.
   - Значит, и селёдки его величеству на завтрак не будет.
   "Оурат".
   Я прибавил шагу, но остановился неподалёку, не вмешиваясь в разговор.
   Встреть я её и давешнего офицера на улице вдвоём, я бы, пожалуй, издалека их спутал - девица Гнармак-кхуно имела почти такие же широкие плечи и такой же рост.
   Не знаю, о чём они там договорились или не договорились, но визитёр - скорее всего, это провиантский суперинтендант - повернулся и ушёл, а Реллана довольно резвыми прыжками покрыла расстояние до шхуны и скрылась где-то на ней.
   Подойдя ближе, я поковырял обутой в башмак ногой кнехт с намотанным кормовым канатом, засунул руки в карманы и окликнул:
   - Эй, на судне! "Кимбу"!
   Вновь показалась Реллана - теперь сомнений не оставалось, что это она. Да, ей довольно легко было при умении сойти за мужчину - полосатый тельник лишь немного очерчивал грудь, а о плечах я уже сказал. И не белая лилия... Портрет в книге довольно точно передавал внешность, сейчас девица капитан выглядела лишь взрослее.
   - Я, собственно, к капитану. Значит, к вам, оурат.
   - По какому вопросу? И представьтесь, пожалуйста.
   Голос такой же сорванный, как у тех двоих - наверно, от природы он мог быть даже приятным, но в условиях, когда требуется вопить так, чтобы тебя услышали во время шторма, это быстро меняется.
   - Талавару-рохо Хлавиир. В связи с расследованием.
   - Гм.
   Сказав только это, Гнармак махнула рукой, вроде бы приглашая меня на борт, развернулась и исчезла на корабле. Я по сходням, стараясь не полететь кувырком в воду, перебрался на "Кимбу". Прилив ещё не начался, и сделать это было трудновато - палуба сейчас находилась заметно ниже причала и вдобавок покачивалась. Надеюсь, никто не видит.
   Обогнул лебёдку и шагнул в открытую каюту - судно не слишком большое для того, чтобы на нём потеряться.
   - Комингс, - предупредила изнутри Реллана уже после того, как я об него споткнулся. Значит, это порожек так называется.
   Гнармак опустилась за стол. Я остался стоять. Пусть видит, что перед ней кахини.
   Кахини! Два раза. За душой пара рубашек - камис и блауш, единственные штаны, единственный же курту, стоптанные башмаки, такие же сапоги и залатанный в нескольких местах коти. Моё счастье, что на это смотрят во вторую очередь, если ты карамати.
   Не скажешь, чтобы я стремился переодеваться каждые восемь дней в новое или ходить, как пёстрый морри, но как говорит пословица, живёшь на Якунду - поступай, как ло-якунду. Если ты из высокой касты - изволь соответствовать.
   Я снял шляпу, по привычке сдвинув её назад, и окинул взглядом каюту капитана.
   Вот что значит качество жизни - если сравнивать его сейчас и лет сто-двести назад, разница выходит значительная. Что там, даже тридцать лет назад. Изнутри и не скажешь, что снаружи это воняющий рыбой траулер. Двести лет назад и о пароходах никто слыхом не слышал, также как во времена молодости Релланы - о санитарных нормах.
   Везде чисто, иллюминатор распахнут, подвесная койка сложена, на стене - старый барометр и картина, за раму которой заткнут уже увядающий жёлтый люпин. На картине, похоже, панорама адмиралтейства - уйма кораблей, два маленьких буксира, лес мачт, лодки на воде и постройки, только вид со стороны входа в залив. Наверно, писано с борта какого-нибудь судна и недавно - художник не был мне знаком.
   Ничего удивительного в том, что тут висит не марина какая-нибудь - моряк видит волны каждый день. Я с интересом рассматривал, когда Реллана меня окликнула.
   На столе, привинченном к палубе, как и стул, были расстелены карты территориальных вод. Одна карта довольно старая, другая, как я определил опытным глазом, чуть ли не свежая, тушь только недавно высохла - должно быть, Реллана занималась снятием копии, когда пожаловал представитель склада.
   - Я слушаю вас, набу.
   - Понимаете, я пришёл не просто так...
   - Я это сразу поняла, - прервала капитан Гнармак-кхуно. - Выкладывайте, а дальше посмотрим, смогу ли я чем-нибудь помочь или выгоню взашей с моей шхуны.
   Тёмные, по-ночному синие глаза девицы Гнармак глядели со столь откровенным недоверием, что было впору испугаться. Я и испугался, но попытался не показать этого.
   Эта женщина мне не понравилась. Я даже затруднялся сказать, чем. Возможно, тем, что ей на её работе не место. А возможно, и тем, что она не стеснялась открыто считать меня сопливым щенком. Похоже, вся команда была сейчас на берегу, но капитан меня ничуть не боялась.
   - Послушайте, оурат, - сказал я, стараясь, чтобы голос мой звучал твёрдо, и примиряюще показал пустые руки, словно демонстрируя, что в них нет оружия, - я пришёл лишь поговорить.
   Но нервничала она не напрасно, к сожалению - у неё были основания считать, что я пришёл устроить допрос, тайно передавая "картинку" своему рафи как непрямому свидетелю.
   - Моему клиенту угрожает неизвестный. - Бровь Релланы поползла вверх. - Всё указывает на то, что это... Это Алиеру-рохо Даэршин, один из моих братьев, которые давно не с нами.
   У меня хватило сил и нахальства не отводить взгляд - очень уж холодным он был у Релланы. Она помолчала полминуты, отодвинула в сторону карты и изрекла:
   - Логично, что вы пришли ко мне. Думаете, я что-то знаю о Даэршине.
   - Уверен. Точно так же, как и в том, что он жив.
   Мягче, мягче. Осторожней, Тала.
   Женщина вздохнула, достала кисет и стала набивать трубку.
   - Не возражаете, набу?
   - Не возражаю, оурат. - Судно-то её.
   К потолку воспарило облако ароматного дыма. Ничто не мешает хозяйке выйти на середину акватории - хотя бы на шлюпке - и там выкинуть меня за борт. Неприятно.
   - Расскажите немного о себе, - брякнул я прежде, чем успел подумать. Как всегда.
   - Что такого вы обо мне не знаете? - блеснула глазами девица капитан. - Всё, что положено знать, знают все.
   - А что не положено? - набрался наглости я, забывая о близости глубины.
   - Моё личное дело. И почему вы решили, что я сразу вам всё выложу? Раз уж вы без меня догадались, что Даэршин жив, вы прекрасно справитесь сами и дальше.
   Реллана держала спину идеально прямо, но уже без напряжения - видимо, теперь чувствовала себя непринуждённо.
   - Потому что творение вашего бывшего любовника может начать угрожать уже нескольким людям, а не одному. Сам я не могу справиться с этим созданием. Специфика не та.
   - Ах, так вам ещё и рассказать, как его найти? - притворно удивилась Гнармак.
   Я продолжал стоять, сунув руки в карманы курту и сжав их там в кулаки.
   - Знаете, Хлави, это всё...
   - Талавару, - сухо поправил я.
   Услышать "Хлави" от незнакомого человека - это как если бы тебя недруг по плечу похлопал.
   Реллана жёстко улыбнулась, опустив глаза. Это отнюдь не выглядело покорностью - как будто мне сделали одолжение, согласившись.
   - Я, как вы можете догадаться без всяких официальных биографий, йодха, - заговорила она, подняв голову и тряхнув короткой чёлкой. - Мой род и я всегда верой и правдой служили стране.
   Понятно - воин это состояние души, а не просто профессия, как военный. Кит - очень сильное и опасное животное, и поэтому йодха, воителями, были не только члены командного состава в армии и на флоте. Обычно их женщины мечтают родить воинов, но не стать ими сами. Отчего у Релланы вышло наоборот, я уже знал предварительно.
   Всё описанное в книгах было правдой, за исключением гибели Алиеру. Он был сильно обожжён, ранен и контужен, а после относительного выздоровления наотрез отказался показываться на люди и строго-настрого запретил обнаружившей его Реллане вообще упоминать о том, что он выжил.
   - И вы всё-таки подскажете, как его найти? - недоверчиво спросил я.
   - Да. - Девица Гнармак-кхуно сверкнула глазами из-за окутавших её клубов дыма, как нари из жерла вулкана. - Но действовать будете на свой страх и риск. Опасайтесь банды Чёрной Перчатки.
   Приплыли. Всем известная банда - грабят и воруют на заказ. Ну что ж, рисковать так рисковать.
   Шумно выдохнув дым, Реллана поправила коротко стриженные волосы.
   - Слушайте внимательно, набу - если не запомните, это будут ваши проблемы...
   Гнармак подробно объяснила мне дорогу.
   - Помните, что это секрет и никто не должен знать. Побойтесь кары богов. - И она улыбнулась так недобро, что я понял - дело тут не в богах. Если я донесу властям или хотя бы заикнусь своим - мне несдобровать. Конечно, продёргивать под килем, чтобы я обобрал своими боками все ракушки, или пускать по досочке в лучших традициях морских разбойников она не станет - знает о наказании за причинение умышленного вреда карамати. Но что ей помешает уничтожить меня как-то иначе?
  

6

  
   Двое малолетних бродяг сидели прямо на мостовой, вытянув худые босые ноги и держа на коленях по миске размером с добрый тазик. Это у ребят, наверно, суп на жидком мясном бульоне, целую посудину которого можно получить за медяк на любой кухне для малоимущих - такие кухни открыли на этом берегу реки богатые филантропы, поэтому днём полиция не сильно гоняет бедняков.
   Дети обратили было взгляды ко мне, но заметив, из какого переулка я повернул, потеряли интерес - денег у меня наверняка уже нет.
   Я твёрдым шагом прошёл мимо, намереваясь успеть домой до того, как на ратуше пробьёт четыре, и не особенно старался придерживать карман - не посмеют. Да и в таком платье, как у меня, я сойду скорее за более удачливого своего, чем за кахини.
   Какой я всё-таки жалкий трус, тянущий время - несколько часов провёл у Эйлидани, прячась за её юбками. Хозяйка брюзжала, что я заявился в неурочное время и пугаю своим присутствием других девушек, а Эйли отбивалась, что это неформальный визит, потому что день и это её личное время. Сумела отговориться при том, что всем известно - платим-то как раз за него, за время.
   Ох, эта Реллана... Непонятное существо с мужским именем и в мужских штанах. Странный тип этот Даэршин, и вкусы с пристрастиями у него странные. Вот мои... Эйли мила, прелестна и искусна.
   Хотя бы в чём-то я нормален.
   Сидя на кухне, я увлёкся сангиной, одновременно мучаясь угрызениями совести.
   - Какой у тебя китихонду хищный, - наконец похвалил Карак, по своему обыкновению наблюдавший.
   - Дикие - они такие ведь? - Оторвавшись от рисунка и тревожных мыслей, я посмотрел на друга.
   Рисовал я по памяти и мне было лестно, что кому-то понравилась работа. Линии перьев-шерсти смотрелись хорошо, но я всё-таки растушевал их средним и безымянным пальцами для большего эффекта и аккуратно взял картонку обеими руками, чтобы отодвинуть и рассмотреть на расстоянии.
   Время было уже не раннее, и пришлось невольно вспомнить о завтрашнем дне - завтра предстоял визит к главному подозреваемому, как я его в шутку называл. Как и в прошлый визит, к Реллане, я не хотел никого впутывать и брать с собой. Лучший друг оказался со мной внезапно и категорически не согласен, я даже на миг растерялся от его резкого возражения и нежелания пускать меня туда в одиночестве.
   Мы даже повздорили.
   - Я туда пойду, и пойду один! - Я вскочил, двинув стулом, как будто собрался в путь прямо сейчас.
   - Это уж нет, дружище, в этот раз ты один никуда не пойдёшь! - решительно заявил Карак. - Это тебе не твёрдая земля при дневном свете.
   - Да он же псих! - Наконец я вышел из себя. Делаю успехи, надо сказать - раньше это со мной случалось быстрее и чаще. - Лучше я буду рисковать только собой.
   - Кто псих?
   Мы одновременно повернули головы к двери - на пороге кухни стоял Ниттар. Когда он произнёс это слово, я понял, насколько это по-плебейски. Хозяин подошёл к нам, сел за стол напротив и поторопил:
   - Итак?
   - Тала выяснил, кто ко всему этому причастен, - с неохотой молвил Карак.
   - Но я не до конца уверен, - быстро добавил я.
   Внутри у меня всё кипело. Сжав кулаки, я треснул ими по столешнице и тяжело плюхнулся обратно на стул.
   - И я пойду с вами, молодые люди, - сказал Ниттар, поднимаясь и скрещивая руки на животе.
   - Нет! - выдохнули мы уже вместе с Караком. Рафи тут же потупился, сообразив, что сказал слишком громко.
   В молодости Эльглот-кхуно был купцом, много путешествовал и много видел, но разве это было для меня весомым аргументом?
   - Ну чудно! - воскликнул я, всплеснув руками. - Надо ещё взвод полицейских с собой прихватить, а ещё лучше - процессию с факелами! Что с вами такое, герены?!
   - А такое, что некоторые части нашего города - не то место, где можно бродить в одиночку без вреда для здоровья, поэтому я иду с вами!
   - Никуда вы не пойдёте!
   Если Ниттар и оторопел, то я не заметил - нет ничего особенного в том, что на него повышает голос юнец, у которого борода толком не растёт. Подобное встречается везде и всюду, если старший социально ниже стоит.
   Однако, если кахини здесь я, а он только вьяпар, это вовсе не означает, что можно грубить - он здесь хозяин, кроме того, я пока не понял - быть может, он из тех, кто не признаёт примат кахини.
   - Извините, - наконец произнёс я, прерывая повисшую паузу, и удивлённо посмотрел на испачканные красной пылью пальцы и ладони, словно её там не должно было быть. Действительно - надо было брать мелок салфеткой.
   Эльглот-кхуно важно кивнул:
   - Извиняю.
   В конце концов я уступил - Карак отправляется со мной. На самом деле что-то в этом полезное есть - он лучше слышит и видит и, признаться, никогда не паникует. Также мы договорились, что если ни я, ни он не появимся к восьми вечера, Эльглот пойдёт в полицию и обо всём расскажет.
   Только вот что может случиться? Мы же будем осторожны.
   - Платочек не забудь надушить, - сказал Карак утром. Дельный, казалось бы, совет, однако я улыбнулся.
   - Это дождевая канализация, друг мой. А не обыкновенная.
   - Обычно сливы закрыты решётками, как мы попадём внутрь?
   - Девица Гнармак упоминала об одном незакрытом. Что ж, пора. Нечего высиживать - из нас двоих птица только ты.
   Появление канализации в нашей столице - это целая эпопея, про которую нам рассказывали в школе. На уроках истории я слушал плохо - Карак не клевещет, но тогда тема оказалась несколько необычной на фоне всяких пактов и сражений.
   Восстание Молодого орла Навалаара-кхуно Дангауна покончило с оккупантами и заодно ввергло земли в междоусобный конфликт - оставшиеся представители мивали, находившиеся "в изгнании" в глубинах гор и чаще лесов, не сумели решить миром, кто же станет править снова свободным Самавати. Победителю надо отдать должное - он не дал народу потерять присутствие духа и в последующие три десятилетия своего правления уберёг страну от упадка, насколько смог.
   Даже думать не стоит, что бы было, если бы на трон сел ахуту или така какой-нибудь.
   После разрушения двух третей Генгебагара и восшествия на престол прапрадедушки нашего ныне царствующего вану город начали восстанавливать, стали приходить жить новые люди и оказалось, что при таком росте населения город рано или поздно утонет в отбросах - нечистоты по канавам неслись в многострадальную Нагаритару, которая в один прекрасный день сама начала напоминать открытую канализацию со всеми исходящими последствиями. При этом из неё продолжали брать воду для питья и стирки - тут-то и стало понятно, чем всё это грозит: "синяя сушилка" гораздо страшней неистребимой вони, от которой люди на улицах падали в обмороки.
   Кахини-учёные взялись за дело и соорудили проект системы, которая должна была очищать сточные воды, а не просто отводить куда-нибудь подальше. Вопроса о восстановлении более древней системы даже не стояло - она безнадёжно устарела и годилась только для отвода дождевых потоков.
   Чтобы проложить новые трубы и построить коллекторы, приходилось разбирать мостовые и рыть туннели. Рабочим не позавидуешь - в тесноте, темноте, с шансами не выйти оттуда никогда. Последовала волна наказаний и штрафов за самостоятельную прокладку труб горожанами, которые ринулись вслед за прогрессом, не будучи осведомлёнными в том, как же всё это работает. Сейчас даже особые чиновники существуют, которые следят за тем, чтобы канализация была в порядке и по возможности обходилось без эксцессов.
   Город остался за моей спиной, и я продолжал шагать к побережью. Тропа медленно, но неуклонно спускалась вниз, и я понял, почему - потоки воды сами стремятся стечь вниз, и уклон ландшафта этому способствует.
   Кажется, отлив - сине-зелёное море отошло, оголив бурое дно и небольшие потемневшие скалы. Ближе к вечеру прилив начнётся и всё это уйдёт под воду.
   Берег дикий, место неприметное - не заметишь, если не будешь специально искать.
   Да, всё так, как и говорило существо по имени Реллана - решётки, почитай, не было. Если обогнуть холм, поросший травой и колючим кустарником, со стороны моря, увидишь зев слива, который обычно должен быть закрыт этой решёткой. Её прутья давно проржавели настолько, что кто-то частью отогнул их в стороны, частью выдернул. Бытовые стоки отсюда, как я уже упоминал, не сбрасывают - для них есть отдельная система и очистные сооружения.
   Говорят, под городом помимо ливневой и обычной канализации существует система пещер, целые лабиринты. Но когда девица Гнармак-кхуно заговорила об убежище, я в первую минуту удивился - не в трубах же и не в коллекторе эти ребята живут!
   На протяжении истории Генгебагар рос, и камень для строительства добывался здесь же - так и образовывались катакомбы. Вы и сейчас можете прогуляться и посмотреть на входы в старые пещеры и каменоломни сразу за адмиралтейством и верфью.
   Вот что любопытно - здесь обитают люди. Они и правда не боятся утонуть во время сильного дождя? Но убежище, о котором никто не знает, могло запросто оказаться частью катакомб, оборудованной на случай очередной войны, а потом благополучно позабытой. Соответственно, есть и вентиляция?
   Карак первым заглянул в туннель и сказал, что пока не видит и не слышит ничего подозрительного. Я последовал за ним, протиснувшись между отогнутыми прутьями. Шляпу снимать не стал, чтобы хоть как-то обезопасить непутёвую голову. С собой у нас был черенок от лопаты, которую Эльглот-кхуно милостиво разрешил взять из сарая - вместо шеста.
   После яркого дня на меня накатило впечатление, что проваливаешься в душную ночь - несмотря на свет фонаря. Кроме того, обратил внимание на скопившуюся на полу грязь и был вынужден признать, что Караков совет про платок оказался-таки полезным. Отлично, Тала. Будешь могуч и вонюч. Сточные воды под городом - это вам не ледниковые ручьи. Дождь дождём, но мало ли что сюда может попадать с улиц, особенно после того, как завели правило мыть их из пожарных шлангов.
   Полукруглая галерея уходила в сторону города и терялась во тьме. Где-то капала вода.
   - Карак, как думаешь, здесь есть зогру? - сказал я, прислушиваясь, появляется ли эхо.
   - Я знаю столько же, сколько и ты.
   - Но они обязаны здесь быть, - произнёс я несколько разочарованно, словно только и жаждал встречи с этими "милыми" насекомыми с трупным ядом на челюстях. Челюсти эти резали плоть как ножницами.
   Ладно зогру, пусть они и могут быть опасными, когда собираются в большом количестве - не они сейчас страшны. Я ни на минуту не забывал, что здесь владения преступной группировки, на которую почему-то закрывают глаза власти. Почему - я не стремился узнать.
   Вдобавок где-то слышал про такое явление, как "коллекторная волна", но не удосужился в своё время узнать поточней, отчего это бывает. Вспомнил лишь, что несколько дней назад был ливень и, значит, вероятность прохождения такой волны есть.
   В свете фонаря тускло блестела каменная кладка стен и мерцала вода.
   То есть то, что было ею когда-то. Густо-чёрного цвета, как сажа. Вся эта субстанция быстро налилась в сапоги, плеснув через края голенищ. Да уж.
   Светить приходилось в основном под ноги, так как не улыбалось угодить в яму или полететь носом в самую жижу, споткнувшись обо что-нибудь. Реллана сообщила, что с потолка ничего свисать здесь не может, поэтому светить вверх и посматривать туда можно было намного реже, чем под ноги и вперёд.
   Шума мы производили наверняка много, и меня, без того импульсивного, это изрядно нервировало - а ну как местные "хозяева" пойдут проверять, кто шумит? Опасаясь привлечь ненужное внимание, сделал было луч фонаря поуже, но это лишь усугубило дело - пятно света не давало нужного обзора.
   Я считал шаги и повороты, в самых сомнительных местах ощупывая дно коллектора палкой. Карак извинился за то, что пока не может лететь или идти и вынужден отягощать меня своим весом. Я нетерпеливо махнул рукой - ерунда, мол, - и продолжил путь почти по колено в воде, стараясь держаться ближе к стене.
   Мир под миром, город под городом. Точнее, это было бы так, если бы здесь обитал кто-то, кроме зогру и скрывшейся от глаз полиции банды.
   На определённом отрезке пути пришлось идти, наклонившись почти в поясе, так что Карак перебрался ко мне почти на локоть, расправил одно крыло и положил его мне на спину. Следующий коллектор оказался шире и с высоким сводом - можно было не то что выпрямиться во весь рост, а даже подпрыгнуть, если вздумается. Остановившись, я посветил вперёд, надеясь добить как можно дальше, и луч вырвал из темноты лестницу - вот и первый выход наверх.
   Вскоре чёрный камень сменился красным глазированным кирпичом - значит, мы на верном пути. Несколько раз был слышен шум потока где-то и несколько раз чудились чьи-то голоса - мой друг опять же ничего не услышал и не почувствовал.
   Наконец впереди я рассмотрел несколько торчавших из стен дренажных труб. Ничего особенного, казалось бы, но из одной вода не капала. Дотронулся - поверхность внутри была сухой, точно кость.
   В молчании я глянул на Карака. Тот так же безмолвно спрыгнул на пол. Палку уже можно было оставить тут, а фонарь поставить в соседнюю трубу, что я и сделал, а потом подтянулся и пролез в широкий лаз. Далеко впереди виднелось бледное пятно - свет, и я пополз дальше, стараясь не пнуть шедшего позади Карака.
   Я почти преуспел в том, чтобы выбраться на волю, но тут на меня обрушился потолок. По крайней мере, мне так показалось перед тем, как в глазах потемнело, а потом я полетел куда-то вниз, но не приземлился на твёрдую поверхность - меня что-то поймало и дёрнуло наружу, а потом грубо усадило на хрустнувший пол. Воздух в коллекторах и так не был свежим, а здесь обоняние прямо-таки захлебнулось затхлой вонючей атмосферой. Зато здесь было теплей.
   - Придурок, ты же его чуть не шлёпнул...
   - Подохнет, ну и что? - У дыхнувшего мне в лицо, верно, гнилые зубы.
   - "Ну и что"! Глянь на него!
   - Да мне положить! Пошли вы все знаете куда...
   Звуки перебранки усиливали тупую боль в затылке. Послышался шорох множества шагов, вокруг загомонили, и я вздрогнул от резких звуков, силясь понять, что происходит - не мог толком открыть глаз, тяжёлый шум в ушах мешал до конца понять происходящее. Очень хотелось лечь и не двигаться, но меня подхватило несколько жёстких рук, прислонили к стене.
   - Эй...
   Встрепенулся:
   - Карак? Живой?
   - Тут я. Живой.
   Стало немного спокойней - он слишком велик размером и силён для того, чтобы ему можно было свернуть шею, как птенцу.
   - Хлави, ты дубина, - проскрежетал Карак.
   И "Хлави" назвал, мерзавец.
   - Я знал, что ты это скажешь.
   - Слышь, вигу драный... - Новый голос, его обладатель, похоже, не старше меня. Как голова-то болит...
   - Я тебе кишки размотаю, - с устрашающим спокойствием пообещал голос Карака. Лучший друг явно вознамерился дорого продать свою жизнь. - Тала, открывай глаза, давай...
   Я попробовал сделать это, цепляясь за знакомый голос. Приглушённый свет резал глаза, я силился поднять веки. Звякнуло что-то металлическое, мне на голову, которая продолжала нестерпимо ныть, полилась ледяная вода. Это заставило дёрнуться и сползти по стене на пол, устланный тростником. Кто-то грязно выругался. Сколько их тут вообще?...
   - О, сопляк живой! - Кто-то из тех, кто говорил раньше.
   - Можешь поугадывать, щенок, сколько тебе осталось жить.
   - А ну заткнуться всем! - Грубый окрик перекрыл гомон.
   Я резко вскинул голову на звук нового голоса - это оказалось больно. Взгляд наконец-то прояснился, и вот теперь-то я понял, что всё происходившее в нашей жизни до этого - игры в песочнице. В довесок ощутил себя круглым идиотом, осознав, что все мои злые детские слёзы по углам - ничто.
   Мы были окружены десятком воров и бандитов, которые прямо сейчас могли отправить нас в светлые чертоги Маиши. Перерезать глотку, утопить в коллекторе - прямо сейчас. И соображать, как быть, тоже надо было прямо сейчас.
   Обитатели убежища расступились едва ли не с почтением, как будто мивали к нам шёл. Я моргнул несколько раз, зрение худо-бедно сфокусировалось.
   Этот человек примерно одного роста со мной даже в помещении носил коти, а поверх - старомодный и очень непрактичный плащ с капюшоном. Чуть позже я понял, почему, а сейчас понял, почему до нас не доносилось вообще никаких звуков, пока мы пробирались сюда - почувствовал, что присутствует некая иллюзия, которая их все поглощает.
   Хоть какое-то оправдание тому, что я так глупо попался.
   - Что у нас тут? - послышался из-под капюшона гулкий бас и сам себе ответил: - Незваные гости. Вставай! Давай-давай!
   Тон был недобрым, и если я и питал надежду на благоприятный исход, то только в глубине души.
   Я попытался повиноваться, но пол закачался под ногами, и пришлось уцепиться за камень стены, заодно сдерживая тошноту - плохи дела. Недолго думая, двое ухватили меня и поставили на ноги. Карак был возле и его не пытались хватать, вероятно, опасаясь на несколько лун лишиться столь важных пальцев на руках. Судя по тому, как он изогнулся, припал к полу и взъерошился, он был просто в ярости.
   - Алиеру-рохо, - утвердительно сказал я. - Даэршин.
   - Алиеру-рохо Даэршин, - согласились из-под капюшона. - А ты, значит, один из моих бывших братьев. Ты сильно рисковал, приходя сюда.
   Возражения насчёт этого "ты" вертелись у меня на языке, но хватало ума молчать. Эпитет "бывших" сходу не понравился.
   - Оставьте его, парни.
   - Ты уверен? - прогудел заросший густой чёрной бородой здоровяк слева от меня.
   - Сам разберусь, - отрезал Алиеру. - Возвращайтесь к отдыху.
   "Подчинённые" заворчали, но повиновались. Наконец у меня появилась минута, чтобы осмотреться. Свет тут был белым, как дневной, но с сиреневым отблеском - магический, значит. Воняет непонятно чем, воздух тяжёлый, в коллекторах и то чище, как я уже говорил. У стен расстелены тюфяки, горами навалено тряпьё и ещё целое платье, стоят миски, пустые и остатками пиршества, сами стены прикрыты вытёртыми коврами и гобеленами - для тепла. В углу я не сразу заметил пустую клетку. Так-так... Возле клетки стояла грязная чугунная плита, рядом замызганное ведро - по-видимому, с золой, и валялась труба.
   Само убежище производило гнетущее впечатление невзирая на явные попытки обитателей организовать уют. Разбойничье логово, чего я ещё хотел-то?
   Среди всего этого разместились вернувшиеся к прерванным занятиям собственно разбойники - кто-то улёгся на тюфяк и затих, кто-то вернулся к еде, там двое играли в чёт-нечет, кто-то травил дружкам байки, в основном непристойные. Кажется, такие же, как эти рассевшиеся здесь парни, и убили тех моих, биологических родителей - Реллан мне однажды сказал об их смерти. Как бы история не повторилась с их сыном и его рафи.
   Прикинув расстояние, я наконец уразумел, почему Гнармак-кхуно отправила меня искать вход именно здесь - пусть пещеры и относительно безопасней коллекторов, но идти так, как мы с Караком сегодня, получалось быстрее.
   Похоже, дальняя часть помещения, отгороженная вышитыми ширмами, служила личными апартаментами Даэршина, то бишь атамана. Тот с видом царя на именинах отодвинул занавеску и вошёл в "комнату". Я огляделся. Посередине стоял широкий стол, на нём лампа, белый свет которой позволял увидеть жмущуюся к стене кровать и край книжного стеллажа. Рядом с лампой в стакане из толстого стекла торчал одинокий поллузасушенный цветок гибискуса.
   - Сапоги сними.
   Ладно - сам напросился. Я расстегнул пряжки, стараясь наклониться так, чтобы снова не закружилась голова или не стошнило, потом стащил загаженные сапоги и нащупал грязной ногой жёсткий, как будто свалявшийся, ворс ковра. Неплохой коврик.
   - Мстишь? Из-за моих ребят? Понимаю, - изрёк главарь банды, усаживаясь на дальний стул. Я, недолго думая, сел на второй и положил на колени шляпу, а Карак, у которого наконец опустились перья на спине, осторожно забрался на столешницу и занял место у моей правой руки. То есть на всякий случай между мной и хозяином комнаты.
   - И не собирался, - возразил я и вытер нос.
   - Ты храбрец или безрассудный?
   - Возможно, второе, - отозвался я и вытер ухо.
   - Сюда и солдаты не отваживаются заглядывать.
   Правильно я выбрал второй ответ.
   Когда-то, собравшись вместе, полицейские и регулярная армия вычистили "дворы чудес", а в наше время ахуту уже не основывали открыто собственных царств со своими законами и своей иерархией. Организованная и не очень преступность вольготно существовала и занималась своим нечестным трудом, но никто не избирал местом дислокации подземелья, уйдя в подполье в переносном смысле. Значит, дела здесь поистине тёмные, ребята промышляют ещё чем-то кроме того, о чём все знают, то есть грабежа и воровства. Но причиной может быть и числящийся мёртвым Алиеру.
   Реллана предупреждала. Я сам читал газеты. Осталось только мысленно "поздравить" себя с тем, что добровольно залез в логово одной из самых страшных банд. Красота. Я глупый и слепой вигу и получил по голове заслуженно, пусть самолюбие и задето.
   С другой стороны, что я, что Карак пока ещё живы.
   - Что там такое? - послышался сонный женский голос из тёмного угла, куда не достигал свет стоявшей на столе лампы.
   - Ничего, Маргейда. - Мне не показалось, грубый бас Даэршина ненадолго стал мягче.
   Около моего локтя раздалось покашливание Карака. Кажется, он что-то увидел, чего не видел я, но у меня не было возможности спросить.
   Связь. Мы, похоже, одновременно об этом подумали, и глазами рафи я увидел в этом углу нечто, похожее на него - понятно, ведь Даэршин карамати, как я. Картинка пропала, уступив место моему собственному зрению.
   - Значит, вы меня нашли, пусть я больше и не один из вас, - констатировал Даэршин. - Пришёл посмотреть?
   С этими словами он стащил капюшон. Карак сохранил гробовое молчание. Я не смог сдержать отвращения и прищурился, чуть сморщив переносицу.
   Кожа стала не чёрной, а какой-то тёмно-серой и напоминала натянутую на череп резину - всё лицо атамана когда-то было обожжено не то пламенем, не то кипятком. Если верить словам девицы Гнармак-кхуно, всем сразу - наверно, когда Талвар-рахо Инда нанесла удар, грянул взрыв, а морская вода вскипела.
   Это шетани или страшилище из детских сказок. Маска, в которой есть отверстия для смотрения, дыхания, говорения. Часть волос оставалась на месте, но было их не очень много.
   - Смотрите, смотрите, мальчишки. Любуйтесь. Давай с тобой сделаем то же самое, раз уж ты здесь, а?
   Господа виршеплёты, похоже, сами не знают, что говорят, когда сравнивают человеческие глаза с изумрудами и прочими самоцветами. Сейчас я видел перед собой глаза страшного, бледно-зелёного цвета, который и принято называть "изумрудным". Мороз продрал меня по коже.
   - Ло-зумари? - осведомился я, снова вытирая ухо.
   - Да, ло-зумари.
   С этими словами он как-то особенно жутко скривил обожжённое лицо - видимо, это намёк на усмешку.
   - Гадко, мальчик? Га-адко. То-то же.
   Я с тоской вспомнил - про Даэршина писали, что его контузило тогда, и Гнармак об этом упоминала. Оставалось надеяться, что не крепко.
   - Слишком громко дышишь. Боишься?
   - Нет.
   Даэршин промолчал и почему-то не стал обзывать меня вруном. Я удержался и отдёрнул руку, которую неосознанно протянул было ко рту.
   - Немного мару, герены? Иначе это против законов гостеприимства.
   - Не откажусь.
   - И я, - добавил Карак.
   Шетани знают, чем он собирается меня угостить, но прямой отказ невежлив, а сейчас и опасен. К тому же, я вспомнил, что ничего не ел с обеда, а пить натощак крайне нежелательно.
   - Я присоединюсь, ты не против?
   Даэршин отрицательно качнул страшной головой, так что игра теней от лампы сделала его лицо ещё больше похожей на морду чудовища. Покалеченная воронидка вышла на свет. Карак сдавленно вздохнул.
   - Это - моя рафи Маргейда хаамани-Доу.
   - Рада встрече, герены, - прошелестело существо, больше напоминающее обваренного кипятком вигу. Я бросил короткий и выразительный взгляд на друга - стало быть, родственники. Возможно, что очень дальние, седьмая вода на киселе, но клан один.
   Пили мы в молчании, точнее, Даэршин пил, а я только понюхал и сделал вид, что пью. Карак, возможно, тоже, или вообще не боялся, что ему что-то будет - лучший друг непринуждённо держал лапой бокал, иногда погружая в него клюв. Я приподнял свой бокал обеими руками, чтобы не выскользнул, и рассмотрел напиток на свет. Багровые блики резали по глазам.
   - Что же мне с тобой делать? - протянул атаман. - Свяжем-ка тебя да и посадим в коллектор. Не обессудь, нельзя тебя в живых оставлять - ещё донесёшь. Ничего личного.
   Контуженый.
   - Вы даже не поинтересуетесь целью визита? - Молодец, Карак. Нужно время потянуть, пока я что-нибудь придумаю...
   Даэршин как проснулся.
   - Действительно. Зачем-то вы ведь сюда пробрались. Говори, я послушаю, а потом уже решу, что с вами делать.
   Да, с головой у Даэршина в самом деле немного не в порядке, но не ручаюсь, что сам бы не рехнулся - с такой харей проблематично ходить по улице. Он вполне может нас с Караком прикончить, а потом не понять, что случилось.
   Любопытно, как его до сих пор свои же не прирезали во сне? Стало быть, ценят и уважают? Лидера вовсе не обязательно любить.
   - Ваш "призрак" угрожает моему хозяину, набу. Что вам нужно от него?
   Терять уже нечего.
   - Ах, так вот кто тебя прислал! Умный тип.
   - Мы сами вас нашли.
   - Тогда умные вы. И что? Ты, конечно же, хочешь, чтобы я снял заклятие.
   - Именно этого я и добиваюсь.
   - С какой стати?
   - Что вам нужно?
   Даэршин наклонил было ко мне ужасную рожу, но Карак не дал приблизиться настолько, чтобы заговорить шёпотом.
   - Мне нужен некий предмет. Он принадлежит твоему хозяину.
   - Продолжайте. - Я старался смотреть Даэршину не в глаза, а на переносицу - они пугали гораздо больше, чем лицо.
   - Он должен быть где-то в подвале дома.
   Так бы руками и всплеснул, да сдержался - умудрился несмотря на тошноту и раскалывающуюся голову в очередной раз напомнить себе, что не стоит так проявлять свой темперамент. Нет, парень точно контуженый! Это понятно, что дом Алиеру не ищет лёгких путей, но кто же свечу кадкой воды тушит?!
   - И вы надеялись, что владелец не вытерпит и съедет, оставив дом на вашу милость? - крякнул мой лучший друг, выпустив самую малость желчи.
   Даэршин удовлетворённо кивнул, глядя, тем не менее, на меня.
   - Он настолько для вас ценен? - негромко уточнил я.
   - Поможет нам стать нормальными, а не этими организмами, которые ты сейчас видишь.
   Тут я вспомнил одну маленькую вещь. Одно из самых страшных несчастий - это "потерять лицо". А раз в прямом смысле, то и в переносном. Был здоровый и сильный, а теперь калека.
   - Ясно, - осторожно сказал я, коротко поморщившись от нового приступа головной боли, и пояснил: - Тяжёлая у того парня рука.
   Получил я, насколько могу судить, кулаком, а не камнем, прикладом или рукояткой кинжала или панги. Тогда мы были бы точно трупами.
   - Как выглядит тот предмет? - решив не заострять на этом внимание, спросил я.
   - Как старинное зеркало, но не очень старое - плоское стекло, оловянное покрытие. Рама - чёрное дерево, в неё вделаны священные сапфиры. Поосторожней, если найдёшь - не заглядывай, если точно не знаешь, что хочешь увидеть.
   А рассудок эта штука лечит, интересно?
   - Не обещаю, но поищу. Но обещаю, что не донесу властям, - у меня появилась небольшая надежда на то, что мы выберемся отсюда живыми.
   - Поклянись, - потребовал Алиеру-рохо, пусть он и не имел права больше носить этого имени, но помнил, как можно поступить. - По всем правилам клянись.
   - Клянусь своим именем и своей силой, которой отмечены мы все.
   - Славно. И я клянусь своим именем и силой, что никто не пострадает...
   - Я извиняюсь, набу, ещё один вопрос, - очень вежливо сказал я.
   Даэршин сделал вид, что серьёзно занят:
   - Ну?
   - Здесь ведь иллюзия, которая поглощает шумы?
   - Верно, - нетерпеливо отозвался Даэршин.
   - Но пока мы шли сюда, мне мерещились голоса.
   - Тебе именно мерещилось - это обман слуха. Теперь ступайте домой, у меня дел много.
   Дел у него много, как же. Как он их только не забывает? Да ещё имеет наглость именем клясться. Несмотря на это, его клятву можно засчитать - сила при нём.
   Не будем заставлять контуженого хозяина повторять дважды. С трудом натянув сапоги и пока не особенно веря в успешный исход, я направился обратно к трубе наружу, молясь, что смогу это сделать и выбраться по ней. Бандиты на этот раз даже не удостоили нас взглядом.
   Смог. Вспомнив, который примерно час, решил попробовать подняться по встреченной ранее лестнице - если нас прихватит патруль ночной стражи, мои объяснения их устроят. Скажу, что выполнял поручение общины.
   Карак снова извинился за то, что ему пришлось ухватиться за мои плечи.
   - Пустое, - поморщился я. - Ты не настолько много весишь, чтобы мне мешать. Кровь из головы не идёт? - Осторожно откинул её слегка назад, чтобы друг посмотрел.
   - Похоже, нет.
   - Меня в жизни так не оскорбляли, - бурчал я, пока чёрная жижа хлюпала под сапогами и в них - уже море по колено. Голова трещала и ныла, но могло быть и хуже. - Ишь ты, ло-зумари обычаи наши перенимает, цветочки в таком месте ставит...
   - Тихо ты, - вяло, но без злости шикнул друг. - Благодари Маиши, что выскочили, да смотри под ноги.
   На этот раз он не сказал, что был прав, пойдя сюда со мной. И я был прав, что во всём виноваты зеркала.
   - Ты веришь в эту чушь про зеркало, Карак?
   - Шетани его знают, но раз уж ты пообещал, не мешает проверить...
   Обратный путь показался мучительно долгим, и заржавленной лестнице я обрадовался, как малыш родной маме. Осталось самое трудное - восхождение на поверхность.
   Что ж, начнём. Карак остался ждать внизу, а я со всей осторожностью полез, цепляясь за скользкие перекладины. В руках мне чудилась слабость, и я как можно сильнее стискивал пальцы. Чугунная крышка люка поддалась со второго раза, и я выглянул в свежую ночь - истинно свежую после подземных труб и вонючего логова. Зелёный глаз Чанта высоко над крышами показался чем-то родным и любимым, а Мбаламара не было видно - наверно, расположился слишком низко.
   Надо было вставать и уходить побыстрей домой, но я сидел на краю люка и дышал ночным воздухом, дававшим иллюзию утихающей головной боли.
   И только теперь сообразил, при чём тут какие-то чёрные перчатки - задним умом, как всегда, крепок. Это собственные чёрные руки Даэршина. Шутник, чтоб его шетани сожрали.

Часть вторая

Опасный союз

  
  
   Вы хотите знать, как звучит имя демона? У него много имён, господа студенты и вольные слушатели! Часть из них, и большая часть, является психиатрическими диагнозами, но не всё так просто - сравнительно недавно люди считали его генералом Хилаки и только ему приписывали все отклонения в человеческом поведении. Сейчас мы имеем доказательства, что не всегда имеет место одержимость, также как не всегда это заболевание. У него много имён, но его истинное имя - безумие.
  
  

Профессор Эмвудлане-кано Уминго

Из лекции по патопсихологии гостевого курса лекций "О природе безумия" на кафедре медицинской психологии института психологии и психиатрии университета Нкамизивы

  
  
   КЕХАЛУЗАМА - древний город на юго-восточном побережье янтарной земли. Третий по величине город Кагарабу (см.) после Сарвишакхайра (см.) и Бахайры (см.). К. является священным городом для обеих религий и большинства течений, в нём находятся свыше тысячи храмов и прочих ритуальных сооружений. Дома в центре города большей частью каменные, ближе к пригородам - лёгкие деревянные. Морской порт - преимущественно пассажирский. К. - первая столица царства, ныне летняя резиденция царской семьи и центр уезда Аммар (см.).
  

Навалаар и Хоарву

Maarakitani kmini, т. 43

  
  
  

1

  
   Зверь с пастью длиной в мою руку стремительно вылетел из воды и с плеском нырнул обратно. Чуть подальше выскочили следом сразу два - блестящие, точно покрытые лаком.
   Интересно, почему эти твари так любят корабли?
   Я ещё стоял некоторое время, опершись коленом о заграждение, а когда окончательно убедился, что ветер под ходовым мостиком свищет прямо в физиономию и ударяет в глаза, поспешил вернуться на корму, где Карак читал газету.
   По правде говоря, пытался читать: ветер старательно выдёргивал бумагу из-под Карака, тот шире расставлял лапы, и это уморительно смотрелось со стороны.
   - Так, - я сел в плетёное кресло, прикреплённое к палубе, и прижал листы к столу ладонью, - давай я подержу, а ты мне за это почитаешь.
   - Идёт.
   Друг незамедлительно переместился ко мне на плечо, да с таким рвением, что чуть не разодрал мне курту вместе с камисом и кожей.
   Силён, брат. Устал сражаться с газетой, это ясно.
   - Я всё понимаю, но нельзя ли полегче?
   - Нельзя ли.
   - Ишь ты. Замнём; читай мне.
   - "Пожар в городском зверинце".
   - Да, жалко, - сухо прокомментировал я. Люблю животных, но сейчас меня интересовало другое.
   После той заварухи с "призраком" мне пришлось обратиться в больницу, так что представитель вану выбрал неудачный момент для отправки вашего покорного слуги с дипломатической миссией на Кагарабу. Точнее, не совсем дипломатической. Здесь что-то сильно не вязалось, но я не посмел отказаться, чтобы не прослыть трусом и размазнёй. Кроме того, в первые минуты был воодушевлён.
   К слову, фонарь мы собирались достать - он денег стоит, а черенок от лопаты Ниттар великодушно нам простил. Но когда выяснил, куда мы собрались, простил и фонарь - ни к чему рисковать и снова нарываться на банду.
   - "Продолжается забастовка шахтёров в угольных шахтах на северо-западе Лунных Гор..."
   - Давно уже бастуют. - Я не отводил взгляда от желтоватых облаков на горизонте. Горизонт слабо колебался и качался вместе с облаками. - Думал, мы не уедем из-за них. Читай дальше.
   Средний - две трубы - трансокеанский пароход "Янтарная грёза" находился всего в одном дне пути от Кехалузамы. Уже в одном, слава Маиши значение товара величайшей осторожностью вытащил из внутреннего кармана миниатюрный амулет..
   Карак говорил, что плохо переносит постоянную качку, но я про себя удивлялся - разве птицы могут плохо переносить качку? Наверно, дело в общей воронидской привычке находиться поблизости от земли. Поэтому они почти не работают на флоте, где очень могли бы пригодиться их природные данные вроде неплохой физической силы или острого зрения. Даже если бы и работали, гадугару вроде Карака там всё равно не место.
   Он прочитал вслух ещё пару рядовых новостей, и я уже думал, не пойти ли в библиотеку почитать или в каюту переодеться - в осеннем курту было жарковато, рассчитывал, что на борту будет холоднее, - но вдруг заметил, что Карак поднял голову и замер. Одним глазом он глядел в газету, а другим, похоже, всматривался в ему одному видимую точку. Я сразу же спросил:
   - Что ты видишь?
   - Парус, - негромко отозвался Карак. На полуюте звучали оживлённые разговоры, весёлый смех, и его ответ услышал только я.
   - Ну и что?
   - Летят прямо на нас - тютелька в тютельку. Приоритет здесь за нами и они должны уступить дорогу. Сомневаюсь, что при такой парусности они успеют. То есть столкнёмся.
   Пусть моря и огромны, здесь существуют правила движения, как и на улице, и сменить курс должно было неопознанное судно.
   Скорее всего, оно слишком далеко и командный состав об этом ещё не знает.
   - Слушай, надо кому-то из офицеров сказать.
   - Того же мнения, Тала.
   Мы незаметно для других пассажиров, занятых своими делами, покинули полуют. Карак решил сразу подняться к мостику, а я двинулся следом за ним на верхнюю палубу, выбирая моменты, когда меня не видели. Потом матрос заметил, как я перелезаю через релинг, и загородил мне дорогу:
   - Вам сюда нельзя, набу.
   Я засомневался, действительно ли моё сообщение предназначается для капитана, может быть, Карак ошибся и всё не так серьёзно. Однако посмотрев мимо плеча матроса, я увидел, как друг наверху уже разговаривает с одним из офицеров, который подался к сидящему на релинге ворониду, чтобы лучше расслышать. Слов отсюда нельзя было разобрать.
   - Там мой рафи, у него сообщение для капитана, - сказал я. - Думаю, мне следует к нему присоединиться.
   В сопровождении моряка, решившего, как видно, не упускать меня из виду, я поднялся на мостик и коротко поклонился вахтенному офицеру, который как раз опустил зрительную трубу - недоуменно, потому что прибор, скорее всего, не смог ничего показать.
   - Ваш рафи, набу, утверждает, что видит подозрительное судно. Это так?
   - Если говорит, - ответил я, - значит, так оно и есть.
   - Господин Оннету, зовите капитана.
   Младший офицер козырнул и спешно ушёл разыскивать капитана, который сейчас мог оказаться где-нибудь в салоне первого класса. Это тоже входит в обязанности, как ни странно.
   - Возвращайтесь на свой пост, - это уже матросу.
   - Есть, набу. - Тот незамедлительно удалился.
   Сверху было видно, как "Грёза" упрямо режет встречную волну. Судно прокладывало себе путь и то поднималось, то тяжело оседало. Мне могло показаться на нервах и из-за смены высоты, что ветер усилился и ударял туже, однако теперь брызги залетали далеко на бак.
   - Что случилось, господин Вилаар? - На мостике показался капитан - атми среднего возраста и роста, с непокрытой головой и без кителя.
   Штурман отдал честь и в коротких фразах объяснил ситуацию, указывая на нас с Караком. Мы являлись всего лишь пассажирами, вообще не имели права здесь находиться и, тем более, вмешиваться в дела команды. Но раз Карак видел..., я ров - слов жения:
   - Они идут без флага, - сообщил тот. - И я никогда не видал таких грязных и перештопанных парусов.
   Парус теперь мог разглядеть уже и я.
   - Клипер! Какая парусность! - заметил офицер, по второму разу рассматривая незнакомца в зрительную трубу. Сам наверняка начинал на парусниках.
   Клипера, "гончие морей"... Парусники удивительно медленно сдают свои позиции, а эти ещё и обгоняли пароходы, бывало.
   - Скоро будут здесь? - посмотрел я на товарища.
   - Очень скоро, если команда не постарается что-то сделать, а единственный выход здесь - это маневрировать.
   Карак предполагал, что, возможно, и ошибся, и желал узнать, чьим является незнакомец. Я кивнул, разворачивая связь.
   Меня охватила нервная дрожь и я невольно впился в металл заграждения - до боли в пальцах. Прищурившись, следил за полётом рафи, затем закрыл глаза, чтобы зрение не двоилось, и увидел тот самый подозрительный корабль. Как и говорил Карак, паруса были грязными и потрёпанными, само судно также не производило благоприятного впечатления - как будто его всякий раз спустя рукава ремонтировали и не было ничего более постоянного, чем временное. Непохоже, что они каперы, а даже если и так, мы не обязаны им сдаваться.
   Может быть, Карак и рассмотрел название, но я не успел поймать сигнал - уже собственными глазами увидел, как воронид, сумев увернуться, с рекордной скоростью возвращается. Я успел услышать треск и свист, а в волны, кружась, опускалось перо и пух - сомнений уже не оставалось, кому в настоящее время принадлежит судно.
   - Прочитал? - спросил я, когда рафи прочно утвердился на моём плече - он был порядком взволнован и предпочёл его поручням. Порвал когтями курту уже с другой стороны, но его ещё как можно понять.
   - Наш, что и требовалось доказать. Клипер, имеет вооружение трёхмачтового барка, называется "Гива". Пропал, если тебе интересно, с полгода назад - так писали в морских новостях. Теперь понятно, куда пропал.
   - Погодите, набу, фордевиндом? - уточнил на всякий случай вахтенный, тоже слушавший воронида.
   - Фордевиндом - реи по ветру, набу. Фордевиндом и на всех парусах.
   - Идиоты безголовые, - выразил своё мнение офицер. Пока никаких приказов от капитана он не получал, а рулевой продолжал держать прежний курс.
   - Они фордевиндом, а мы, значит, левентик? - спросил я.
   Сказал и натянуто улыбнулся - пожалуй, мы левентик, то есть во встречном ветре, не только сейчас, а значительную часть времени.
   - Не строго, я бы сказал. Выгодное положение, но хорошо, что не бакштаг - они тогда развили бы предельную скорость.
   Положение-то выгодное, подумал я, только у парохода очевидное преимущество - он от ветра независим. Правда, на что-то они там, на паруснике, рассчитывали.
   - Я только надеюсь, что ребята на том борту будут терять время, возясь с парусами, - произнёс Карак, вглядываясь вперёд. - Выгодное-то выгодное, но очень нестабильное для такого судна.
   - Не знал, что ты этим серьёзно увлекаешься.
   - Мы же не зумарианские близнецы.
   Я тихо прыснул, невзирая на то, что было не до смеха, и промолчал. Он имел в виду близнецов ло-зумари, которые выступали в цирке. Вместе с общим позвоночником они имели общую нервную систему и могли как бы читать мысли друг друга.
   С мачты послышались удары колокола - по курсу другое судно. Вот и обнаружили.
   Тут я окончательно всё понял: команда незнакомца рассчитывает приблизиться вплотную и за время расхождения напасть. Какой навар можно получить в качестве выкупа за офицеров или пассажиров первого класса, да и за нас с Караком, можно даже и не подсчитывать.
   На мостике появился капитан, скрылся в рубке, не проронив слова, и минуту спустя релинг у меня под руками задрожал мелкой дрожью. Я в недоумении опустил взгляд.
   - Они что, - я перевёл взгляд на друга, который заметил то же самое, - командуют "стоп"? Реверсируют? Не понимаю.
   - Без хода мы приведёмся к ветру и окажемся беспомощны, а те с удобством пойдут на абордаж. Может, команда готовится сражаться? - растерянно сказал Карак.
   Я взглянул на друга внимательней - зрачки у него в точку. Неужели испугался? Нет, не поверю, что Карак испугался.
   Возможно, йодха рассчитывают взять организованностью и числом каази под их началом: команда здесь однозначно больше, чем там. Я подумал, что те вдобавок могут обстрелять, попадут в винты или руль и тогда пароход точно окажется неуправляем. Молчу про то, что среди пассажиров начнётся паника.
   Но может быть, что собрались маневрировать и пытаться уйти.
   - Аааа, к шетани! - воинственно заорал я, чтобы самого себя подбодрить.
   - Ты что делаешь?! - опешил Карак, а вместе с ним и вахтенный офицер, но я уже не слушал.
   Так. Левитация действует всего пять минут в сутки, но мне хватит и двух. Я взмыл к верхушке грот-мачты и, усевшись верхом на рей, ухватился обеими руками за зарифленный парус. Ветер стал сильнее прежнего, и я чрезвычайно пожалел об отсутствии третьей. Потом освободил правую и бережно вытащил из внутреннего кармана амулет в виде миниатюрного золотого щита с лиственными узорами - мастер предпочитал демонстрировать назначение товара.
   Что-то с громким всплеском рухнуло в воду недалеко от борта. Я повернул голову, присмотрелся и задохнулся - открыли орудийные порты. Так и есть, начали стрелять. Ушлый народ - рассчитывали попасть с расстояния, пока есть время. Время выйдет - пароход просвистит мимо, и не успеют развернуть ни корабль, ни орудия.
   Однако следовало поторапливаться - клипера могут ходить почти при любом ветре, а попасть по "Грёзе" пираты тоже могли, пусть пока и не удалось. Я с внутренней тошнотворной дрожью ждал расхождения и бортового залпа. Уверен, что не я один. Только бы успеть...
   Формула активации была идеально короткой, и после произнесения видимый только мне и Караку бледно-золотистый полупрозрачный купол накрыл пароход.
   Защита была рассчитана на человека, максимум - небольшое здание, и чтобы расширить её для корабля, мне пришлось "перекачать" в амулет солидную толику собственных сил, попутно молясь, чтобы того, что останется, хватило на завершение второй части плана. Не думал, что когда-нибудь использую давно придуманное заклятие. Закончив, я тогда убрал его подальше от греха. Слишком опасно.
   Собрав силы для левитации, я покинул рей и устремился к границе купола. Главное - это не упасть в воду на середине декламации. У меня примерно четыре с половиной минуты.
  

Вновь горизонт мглою объят!

  
   Мой голос достаточно поставлен для того, чтобы не срываться, не уходить в крик и взрыкивать на нужных местах. Отцу, мне и прочим носителям сути магии слов было необходимо обучаться этому искусству в специальном помещении с полем антимагии. Однажды, кстати, меня там заперли в наказание.
   Так, не думать о посторонних вещах. Прерваться, чтобы заново вдохнуть.
  

В бездне морей догорает закат!

  
   Здесь эффект зависел не столько от самих слов, сколько от смысла, который я в них вложу, поэтому приходилось следить не только за словами, но ещё и за мыслями.
   Отлично понимая, что в случае ошибки или неудачи стану конченным человеком, я старался представить врага со всех возможных ракурсов и с наибольшей чёткостью. Растревоженные нервы не давали это сделать, цель ускользала, и это отняло драгоценные секунды.
   К счастью, под куполом амулета - что тихая гавань, а вокруг нет других судов, которые могли бы пострадать. От звуков он тоже изолирует, но для любых заклинаний, направленных изнутри, делает исключение. Отличная вещь.
   Наконец захватить цель удалось.
  

Стихий оскал, прочь паруса,

День пришёл, пробил час,

Но ты знал, ведь он звал!

  
   В отличие от карамати, владеющих силой первоэлементов, мне оставалось буквально надеяться на авось - будь на моём месте водник или воздушник, он бы с точностью просчитал последствия волшбы. Но у нас слишком разная магия, и я могу лишь догадываться, как себя поведёт заклинание - вызовет шторм, спровоцирует волну-убийцу или выгонит из пучины морского змея, а то и кого похуже.
  

Седой океан чёрным демоном стал!

Смерть обнажила клыки мёртвых скал!

Кровь на губах, волю - в кулак,

Этот бой принял ты, он последний, пусть так!

  
   Единый клубок слов и мыслей ладно смотался, рванул жилы, сжал железными тисками сердце и унёсся прочь, чтобы упасть в воду недалеко от вражьего корабля.
   Насчёт первого я не ошибся.
   Буря началась внезапно, точно вырвавшись из плена. Небо стало чёрным в считанные мгновения, а поверхность моря - белой из-за обилия пены. Я поспешно вернулся на палубу и вцепился в леер, не столько боясь упасть, сколько от волнения.
   Первоначально дувший "Гива" в корму ветер ударил его резко спереди, паруса разлетелись клочьями с кошмарным, закладывающим уши треском, такелаж разорвало, как нитки. Послышались крики - я даже не разобрал, чьи. Повторный треск - это рухнули грот- и фок-мачта. Клипер качнуло, он накренился, зачерпнул воду и опрокинулся вверх килем.
   Вода вскипела, как в кастрюле, и тут же всё стихло.
   Всё произошло довольно быстро, но эта пара минут для меня растянулась на часы. Я приземлился на палубу первого класса, где меня тут же окружили пассажиры. Я не обратил на людей никакого внимания - мёртвой хваткой вцепившись в леер, пытался выровнять дыхание и вообще сориентироваться в окружающей обстановке.
   Шторм был магическим, искусственным, потому растворился бесследно и я могу не опасаться, что моё заклятие вызовет другие кораблекрушения далеко отсюда.
   Закончился, как будто ничего и не было. В опровержение на волнах колыхались обрывки парусины и деревянные обломки. Среди них барахталось несколько человеческих фигурок.
   Трубы "Грёзы" продолжали дымить, но она удалялась от места катастрофы очень медленно. Карак опустился рядом со мной на поручни.
   - Молодец.
   Я не успел ответить и поспешно перегнулся за борт. Такого позора я ещё не испытывал, но у меня имелось хотя бы крошечное оправдание. Когда желудок наконец перестал возмущаться, я усилием воли разжал одеревеневшие пальцы, неловко развернулся и тяжело сполз по леерам на палубу. Как сквозь подушку слышал, что послали за врачом. Карак всё же позволил себе реплику:
   - Ты молодец всё-таки, это же были пираты, обычные бандиты.
   - Ну и что, - глухо отозвался я - голос всё ещё слушался плохо. Это было последнее, что я запомнил.
   Очнулся я в нашей с Караком каюте. Час от часу не легче - в обморок, как девчонка. Сам не ожидал, что окажусь таким хилым. От стыда я некоторое время притворялся, что ещё не очнулся. Карак пока мою ложь не заметил или тоже притворялся - что не заметил.
   Время суток определить было сложно - часов не видно, если не двигаться, а за иллюминатором стояла темень. То ли ночь, то ли раннее утро. Сколько же я валялся?...
   Держась за голову, сел. Вроде бы самочувствие уже в норме.
   - Ты как?
   Лучший друг сидел на спинке стула и смотрел на меня. Каюта была рассчитана на одного пассажира - второй класс это позволял.
   - Ничего. Думаю, ещё нормально после больницы и использования всей этой силы. Как чуял, что в дерьмо влетим! - буркнул я и завернулся в одеяло по самый нос.
   - Ворчать - моя привилегия, - заметил Карак, не став мне напоминать, что герены так не выражаются.
   - Не монополизируй её.
   Помолчав, я с тревогой осведомился:
   - Кто-то интересовался, где я?
   - Много раз. Я говорил, что ты выдохся и не способен разговаривать, упадок сил...
   - Ты настоящий друг, - искренне ответил я.
   Оказалось, пока я лежал без памяти, судно развернули. Также Карак рассказал, что капитан приказал остановиться, а офицеры, помня о законах моря, пошли вылавливать из воды выживших. Матросы угрожали оружием, пока пленные поднимались на борт "Грёзы" - каази тоже могут, когда надо.
   Так, погодите. Да с меня ж дома заживо шкуру спустят, когда узнают, что я уничтожил имущество флота! Как скорлупку. Как игрушку. На дно. Замечательно. Прекрасно. Ладно бы какая-то плавучая рухлядь!
   Газеты этого не забудут.
   Малодушно хотелось забраться под одеяло и ни о чём не думать. Единственный вопрос, откуда тут эти ребята взялись. Откуда знали, понятно - располагая расписанием движения пассажирских судов, возможно вычислить время.
   "Обычные бандиты", - всплыло в памяти. И правда, откуда в здешних водах взяться необычным?
   Это были не каперы. Совершенно точно.
   Пиратов изредка путали с ними, однако разница существенная: наёмники, высочайшим повелением царственного вану получившие разрешение на вооружённый корабль и право охотиться на вражеские суда, и разбойники-голодранцы на угнанной вонючей посудине, которые при одном виде корвета или крейсера вполне закономерно уделывают штаны.
   - Откуда они взялись?
   Каперам в самом деле неоткуда было взяться - они теперь промышляют только в водах, сопредельных с территориальными водами Якунду, с которым отношения у Самавати и Кагарабу натянутые, и не сегодня-завтра может разразиться конфликт. Каракова родня при каждом поводе в едином порыве подчёркивала, что участвовать в этом не станет.
   - Мы как раз прошли архипелаг Мотхиару, - заметил Карак. - На одном из отдалённых островов может находиться база.
   - Я ни о чём таком не слышал, - возразил я. - Было бы предупреждение.
   - Согласен... - произнёс друг. - Вот только что, если это новая группировка и мы напоролись первыми?
   Внутри у меня что-то перевернулось - мы могли оказаться не первыми, а одними из первых, и на других ничего не подозревающих судах может не оказаться находчивых карамати.
   - Капитан сообщит властям, как только прибудем в порт, - сказал Карак, закрывая тему.
   Я встал над умывальником и заглянул в зеркало. Лицо как лицо, кажется, без изменений. На Даэршина я тем более не стал похож. Чувствовал себя неплохо, ничего необычного не замечал. Меня не разбил паралич, ничего не отвалилось, вместе с тем я понимал, что недавние события мне не приснились, и ощущение в душе было гадкое.
   Зеркало. Как тут не вспомнить о том, о чём просил Алиеру Даэршин. Теперь он ждал от меня вестей, но я, что самое смешное, был даже не обязан что-то искать, потому что не обещал. Зато атаман как раз пообещал никому не причинять вреда - "призрака" из дома Эльглота он отозвал и ни меня, ни Карака, ни ещё кого-то пальцем не тронет, а я за это найду зеркало. Если найду - разобраться в хозяйском подвале оказалось проблемой.
   Тут я взвыл, внезапно вспомнив о задании, судорожно ощупал себя и нашарил на шейном шнурке небольшой кожаный футляр. Придирчиво осмотрел: цел, не вскрывали, а даже если бы и вскрыли, я бы собственноручно открутил голову любопытному. Внутри, судя по весу, письмо - догадался, повертев футляр в руках. Что за дело государственной важности, интересно? Разумеется, сохрани Маиши поинтересоваться об этом вслух - иногда я язык всё же придерживал.
   Уснуть всё равно теперь не удастся, поэтому я принялся умываться и как раз тёр глаза и щёки, когда в дверь постучали и снаружи требовательно послышалось:
   - Господин Талавару-рохо!
   Так, а к встрече с судовым инспектором мы подготовиться не успели. Следовало ожидать его визита.
   - Постыдились бы! - отозвался Карак. - Человеку всё ещё худо.
   - Не волнуйся, я в порядке. Войдите.
   - В порядке он, - еле слышно крякнул Карак, а я нервно и зло опрокинул умывальник. Вода с плеском устремилась в слив, а потом дверь отворилась и пожаловал атми с выправкой солдата и манерами следователя. Наверняка их здесь двое, обоего пола - женщину имеет право обыскивать только женщина.
   Меня не взяли под стражу прямо на борту лишь потому, что я предъявил футляр, а Карак серьёзно добавил, что наше опоздание чревато большими проблемами для тех, кто вздумает нас задержать - мой друг всегда умел говорить убедительно.
   А лгал гораздо лучше меня. Я действовал по наитию и мог лишь догадываться, чем это кончится. Пеняли за это не раз - когда ты, мол, научишься сначала думать, а делать потом?
   Худо-бедно приведя себя в порядок, я вышел на палубу подышать свежим воздухом. "Янтарная грёза" продолжала держать курс в порт Кехалузамы, наверняка значительно отстав от расписания.
   Многие на борту ещё спали, бодрствовали в такую рань только некоторые члены команды - всё-таки узнал, что это утро. Был штиль, но идущий пароход с низким свистом рассекал воздух, и ветер хватал за волосы.
   Я положил локти на релинг, а лучший друг примостился возле.
   - Карак, я же их убил.
   Карак посмотрел на меня так, будто не понимал, к чему я это сказал, и потерянно вымолвил:
   - Да.
   - Ну... Это люди.
   Он раздражённо почесал крыло - за что, мол, такой зануда мне достался?
   - Хлави, ты вроде бы не дурак, но ловко притворяешься, - проскрипел Карак. По имени назвал - сейчас что-то будет. - Они бы убили если не пассажиров, то команду наверняка.
   Повисло молчание. Я продолжал смотреть на зелёную воду, потом задумчиво нарушил молчание:
   - Сколько людей на борту?
   - Тысяча шестьсот человек, дружище, - холодно ответил Карак. - Плюс-минус пятеро или четверо. Даже если бы тех молодчиков отправили в цепях на берег, их бы точно повесили. Так в чём разница? Пусть лучше палач марает руки, а Талавару такой хороший? А теперь успокойся.
   Ему столько раз приходилось остужать мою голову, что он, наверно, со счёта сбился. Он не человек и не очень впечатлён, и так невозмутимо себя ведёт поэтому - сам бы наверняка на моём месте уничтожил бы врага и даже глазом не моргнул. Так его племя и устроено - агрессия без кровожадности, как у хищников, защищающих территорию или детёнышей. За меня он так же дрался, как за сородича - то есть без пощады.
   Я честно попытался успокоиться и подумать над другой стороной дела. Понятно, на что покойники рассчитывали - на панику. Команда не знала бы, чем заниматься - то ли принимать бой, то ли утихомиривать напуганных пассажиров - тогда бери нас тёпленькими.
   Теперь я не представлял, что думать, как себя вести, как вообще теперь спокойно спать. Наверно, потому что я ещё слишком молод. А может быть, так реагируют все.
   - Карак... А ты убивал людей?
   - Что ты! Нет. А вот животных случалось.
   Я вспомнил, как он, по его словам, закусил тахуру, и кивнул.
   - Ещё я чуть нашего с тобой закадычного друга не прикончил, помнишь? Тала, заканчивай.
   Клевок воронида, даже любовный, может быть довольно ощутимым и болезненным. Они быстро учатся рассчитывать силу при общении с нами, людьми, и сейчас Карак сделал это нарочно.
   - Лучше посмотри.
   Седое утро мало-помалу ярчало и окрашивалось в сырые, но тёплые цвета, солнце плавало в дымке, отбрасывая на зеркало воды яркую дорожку. Поверхность океана была стеклянно гладкой, а ведь ещё недавно "Грёза" шла, продавливая встречный ветер.
   - Как ты их увидел?
   - Ты думаешь, все без исключения в курсе, насколько ворониды видят сильнее людей или зрительных труб? Я же не скажу, что их чуял, а не видел, правильно?
   Карак редко говорил лишнее. Это я вынужден признать.
   Вглядевшись вперёд по курсу судна, я с удивлением увидел, что порт уже настолько приблизился, что можно рассмотреть мачты и трубы в гавани и шпили над крышами, а под облаками скользили редкие чайки. Свет многочисленных огней придавал рассветному пейзажу фантастичный вид.
   Посмотрев вниз, я заметил, что вода, прежде разрезаемая форштевнем, теперь едва струится ­- пар сбрасывали для того, чтобы принять на борт кагарабуанского лоцмана. Не так уж сильно мы отстали - "Грёза" должна была прибыть затемно, но не глубокой ночью.
   - Тааа... - подала голос "Грёза". Низкий звук судового ревуна отдавался в коленях и животе.
   - Ууу... - раздалось потоньше откуда-то впереди. - Ууууу...
   Скоро мы все увидели, откуда. "Грёза" на малом ходу пробиралась в гавань. Мимо неторопливо проплыли остров и крепостным донжоном возвышающийся на нём маяк - Башня Шагара. Я перебежал на другой борт - точно и от того не мог увидеть.
   Древние стены из чудовищных серовато-белых глыб гранита стремились вверх, к небу, заканчиваясь громадной лампой. На утёсе, из которого вырастал маяк, возлежала бронзовая статуя бога морей. Какие-то из его драконьих голов безмятежно спали, другие всматривались в морскую даль, третьи оскалом встречали врага. Несколько хвостов гигантскими толстыми змеями обвивали скалу. Сейчас, вспоминая картины, на которых для наглядности присутствовали фигурки человечков, я понимал, что стальной лайнер выглядит на его фоне не более чем скорлупкой, а о парусниках и говорить не стоит.
   Я проводил исполинскую статую и маяк взглядом, не очень веря в происходящее - гигантское сооружение считалось одним из чудес света и символом города. Прежде я видел его только на картинках, а теперь наблюдал воочию, внутренне сжимаясь от близости истории и ощущения себя не человеком, а муравьём. Карак рядом со мной не издавал ни звука - очевидно, тоже осматривался. Тонкий восторженно-изумлённый возглас раздался слева от меня, и я невольно повернул голову. Неподалёку стоял на леерах маленький ребёнок неопределённого пола и своей короткой ручонкой указывал на маяк и статую. Малыша поддерживал под мышки взрослый с внешностью преуспевающего горожанина - вероятно, отец.
   Я скосил взгляд на Карака. Тот выглядел потрясённым не меньше меня и точно боялся шевельнуться.
   Пока буксиры втаскивали пароход к пирсу и разворачивали носом к выходу из гавани, мы оба молчали, потом переглянулись: вот и приехали. Первый раз в жизни я ступил на чужую землю.
  

2

  
   - Карак!
   - Ну что? - миролюбиво отозвался он.
   Всю дорогу я молчал, осматриваясь широко открытыми глазами, вдыхая сладкий воздух, и старался не думать об инциденте на борту лайнера.
   Мне было интересно - большой порт Кехалузама отличался от нашей столицы Генгебагара и не только тем, что у нас улицы мостили брусчаткой или "диким камнем", а здесь для этого ломали белый сланец.
   Город просыпался на глазах, бодрый и свежий в хрустальном утреннем воздухе, лавки одна за другой открывались, трубы возвестили об открытии общественных бань, а жрец с башни собора запел свою молитву. Мимо нас прошли двое ночных полицейских - старый и помоложе, направлявшихся в казарму отсыпаться. Молодой отчаянно зевал в горсть. Следом рысью пробежала бродячая собака со сбившейся в острые сосульки шерстью.
   Уличное движение делалось оживлённей с каждой минутой.
   Надо же, я в детстве думал, что здесь по улице ходит слон, а оказалось - трамвай. Почти такой же, как у нас. И, как и у нас, довольно часто можно встретить уличных торговцев, на все лады расхваливающих свой товар и поругивающих чужой.
   Я отдавал себе отчёт в том, что сильно привлекаю внимание - на мне иноземный курту, глаза у меня чужие, а за плечо цепляется воронид - Карак решил не отходить далеко. Наверно, я здесь всё-таки не один такой, а вот соплеменников лучшего друга что-то не видать.
   Ох, этот город - прямо-таки смешение всего, что можно, везде и сразу. Даже голова немного закружилась и в глазах зарябило. Как говорил один античный мудрец, город - единство непохожих, но здесь это было возведено в абсолют. Если у нас связанные с торговлей и ремеслом проживали в Зелёном районе, учителя и карамати - в Бронзовом, а рабочие - в целых двух Пепельных, то в Кехалузаме угольщик запросто мог жить под боком у священника, а рядом с палатами богатого купеческого рода могла приткнуться лачуга метельщика.
   И на каждом шагу - храмы и кумирни. Слово "Кехалузама" в переводе значит "старый храм", и это название город оправдывает. Сверх того, где-то в окрестных лесах скрыто знаменитое святилище.
   Будь я так же богат, как моя семья, нам с Караком можно было бы остановить свой выбор на роскошном отеле, похожем на построенный целиком из дерева дворец - говорят, что гости, приезжающие посмотреть на местные красоты, любят останавливаться здесь. Прибывшие по делам люди любой касты или просто менее состоятельные довольствуются гостиницами поменьше и подешевле, но среди них тоже, как я смог оценить, попадались удобные и уютные.
   Школьный кагарабуанский пока не настолько выветрился из моей головы, чтобы я не мог прочитать вывеску гостиницы - "Янтарная птичка". Слово "янтарный" встречается в каждом третьем названии. У нас нет такого культа сапфиров, как янтаря здесь, на Кагарабу. По легенде и многим историческим доказательствам, именно здесь появился род людской, а позже расселился по всем землям Тункаумани. Ло-кагарабу часто гордятся своей "избранностью" и обладают имперскими замашками.
   Пароход, к слову, был нашим, но его имя, видимо, призвано демонстрировать назначение, то есть обслуживание линий Генгебагар - Кехалузама.
   Разговаривал я в целом правильно и почти чисто. Чудной язык - вроде бы наш, да не такой. Вроде бы понятно - да ни шетани не понятно. Очень, очень много заимствований из мёртвого языка коддима, гораздо больше, чем у нас, и произносят иначе - "Кахарабу", "Нахаритала" или "Генхебахал". Да и пишут три слова, когда можно написать всё в одно.
   Та же письменность, но завитков и архаичности больше, предостаточно похожих слов, которые в переводе означают совсем другое, однако его вполне можно выучить. Воронидский же, например, с его взвизгами, скрежетом, клёкотом и криками кажется мне сложным вплоть до неосвояемости.
   - Подтверди, пожалуйста, лично для меня, что это плохой поступок, но правильный.
   - Как тебе ещё подтвердить? Я не понимаю, что на тебя нашло.
   - Ты не человек, поэтому не понимаешь.
   - Так давай, объясни мне глупому.
   Если бы Карак мог, он бы хмурился. Вместо этого он сильно горбился.
   Не отвечая, я смотрел в окно на улицу. Здесь, если место среди храмов решали отдать под каменные жилые дома, приватные или доходные, могли строить и три, и четыре, а иногда, как в "Птичке", пять этажей. У нас, если говорить о новых районах, строили не больше трёх, а пять многовато, на мой взгляд. Сейчас мы находились высоко, в комнате на самом верху, и я мог видеть, как вокруг расстилаются плоские крыши, перемежаясь с пирамидами, башенками и шпилями храмов.
   Потом я вспомнил, что ещё не завтракал, и спустился вниз. На кухне, судя по насыщенным ароматам, приготовление пищи уже подходило к концу, и мне удалось получить вожделенную порцию жареного риса со свежими овощами и ломтиками вяленой рыбы, тем более что время завтрака уже наступило. Столовая была затейливо украшена цветными узорами - Карак мимоходом напомнил, что это отпугивает злых духов. Здесь почти никого не было, но мы в целях безопасности говорили негромко и на языке самавати.
   Во время еды я обычно предпочитаю заниматься ею, но сейчас мы обсуждали мой предстоящий визит. Сидя напротив меня на спинке стула - стул из настоящего бамбука, - Карак продолжал сердиться:
   - Думаю, она в отличие от моего через меру сентиментального рафи понимает, что он спас жизни.
   "Она" - это лайнугати Кагарабу, Макхоуна. Мысленно я почти с самого начала проклинал это поручение: можно было не только опозорить страну и семью.
   - Я не буду об этом упоминать, - я двумя пальцами взял лист салата. - Не собираюсь заискивать.
   - По-моему, ты излишне гордый. Дело говорит само за себя и в упоминании не нуждается. Надеюсь, от неё это не ускользнёт.
   - Даже если так, то просто повезло, - с горечью сказал я. - Если бы не успел с магией - пришлось бы сражаться. Ты знаешь, что пока я буду уговаривать пули лететь медленней, они успеют долететь до цели.
   - Я не буду ничего отвечать, раз ты так упорствуешь, - сердито отрезал Карак и всё-таки напомнил: - У Реллана дар такой же.
   - Да, но его достижения лежат в совсем другой сфере.
   Друг фыркнул и замолчал, занявшись едой.
   За время, проведённое на службе, я свыкся с местом и теперь соглашался с решением отца. У Эльглота не так уж и плохо, и настоящий карамати, настоящий кахини не должен выражать пренебрежение стоящим ниже, как это делал Кенафин - его часто приводили в качестве плохого примера, но гордецу было плевать. Все были ему должны, но он сам - ничего и никому.
   Жизнь "в народе" после окончания школы предписана традициями и на всякий случай указом вану, покидать место запрещалось, но отправиться на Кагарабу меня попросил Реллан как один из официальных представителей общины карамати, потому что Макхоуна обо мне узнала во дворце у вану, когда была у нас в Генгебагаре. Почему бы меня, молодого и такого, дескать, многообещающего, не отправить, чтобы я набирался опыта? Это было важнее, поэтому Эльглот-кхуно согласился.
   Кроме того, когда хозяин узнал, кто и где меня ждёт, курту он мне отдал свой, точнее, хранившийся в сундуке. Когда я начал отказываться - Карака поблизости не было, чтобы пнуть меня в духе "предлагают - бери", - Ниттар поклонился в пояс и так застыл, напоминая, кто здесь представитель высшей касты, пока я не взял-таки в руки предложенную вещь. Смущённый, но взял.
   "Иначе вас засмеют, набу, - сказал Эльглот, подняв голову, но не разгибая спины и глядя исподлобья. Жёсткий и сухой тон не соответствовал смиренно согнутой спине. - Повезло - у вас точь-в-точь размеры моего сына".
   Говорят, Ниттар получал аудиенции у старого вану, что было несколько необычно - вьяпар подобной чести редко удостаивались. Реллан - ничего удивительного, он карамати и кахини. Халья - также ничего удивительного. Я был представлен ко двору ещё зимой, и самым ярким, что мне запомнилось кроме убранства дворца, на которое я старался глазеть так, чтобы этого не заметили со стороны (вряд ли успешно), было скучающее лицо вану и то, что зверски хотелось пить и в уборную.
   Наверное, Эльглот-кхуно отличился тем, что написал книгу, которую несколько лет не хотели издавать - вьяпар не пишут, а если и пишут, то разве что о бухучёте или планировании хозяйства. Ниттар же посещал Якунду и изложил свои впечатления в путевых заметках. Как по мне, рубиновый остров даже на карте походил на злобную медузу. Этому виной, конечно, моё воображение.
   - Лучше тебе остаться.
   Карак на мгновение перестал охорашиваться, потом продолжил и понимающе произнёс:
   - Пусть мы и рафи, но глаза лишние ни к чему, правильно?
   - Да.
   - Одна просьба: не сворачивай связь.
   Я ограничился кивком. Пора было выдвигаться, и нежелательно тянуть время - пароход причалил с опозданием, поэтому я переоделся в чистое, тщательно причесался - на всякий случай даже водой немного примочил, чтобы скрыть то место, куда накладывали швы, - и отправился выполнять задание. Город мы посмотреть не успевали, но, судя по карте, оставалось время не спеша добраться.
   Насколько мне было известно, лайнугати Макхоуна, наследница Кагарабу, сейчас находилась в летнем дворце. Я брёл, засунув руки в карманы, и поглядывал на цель поездки. Приду, отдам письмо и уйду так же, как пришёл. Ничего страшного. Лишних вопросов она, конечно, не задаст.
   Вану, говорят, уже многие годы не в себе, а ванугати, правившая от его имени, не так давно преставилась. Макхоуна их единственное дитя, признанное законным, да вот незадача - девочка. Но, невзирая на это, народ считает, что она умна и сильна и поэтому её любит.
   Дворец из розоватого камня - даже не дворец это, а замок - слабо светился в лучах утреннего солнца. На флагштоке в морском бризе полоскался флаг, похожий на местный государственный - с сосновыми ветками и двумя башнями, вместо солнечного колеса увенчанными малой короной наследника престола. Точно, лайнугати здесь, а не отбыла в столицу по какому-нибудь важному делу. Так, а почему дворец не приближается? Я не так рассчитал время?
   Конечно, резиденции всегда строили так, чтобы создавалось впечатление, будто они парят над остальными поселениями, но меня глодало смутное подозрение, что я правда ошибся с расчётом. Дорога незаметно шла в гору, и один раз я остановился и оглянулся - благо уличное движение позволяло, - и затаил дыхание. Солнце блестело на шпилях, просеивалось сквозь дым из труб, создавая подобие золотого тумана, в котором виднелись пирамиды и башни храмов, разномастные крыши, море и стерегущая порт крепость. Выбеленные ветром и солью бастионы возвышались вдалеке на искусственном острове, и орудия батарей при необходимости надёжно простреливали бухту - если враг не налетит на мель ещё до того.
   Прекратив попусту любоваться, я прибавил шагу.
   Гвардейцы у ворот летней резиденции слаженно взяли оружие наизготовку: пара секунд - и лезвия штыков смотрят мне в лицо. Служивые видели, конечно, кто перед ними, и ждали, когда я заговорю сам. Решительные - йодха наверняка.
   Вместо ответа я достал рекомендательное письмо к дежурному службы дипломатического протокола и поднял над головой - так, чтобы было можно разглядеть, что это.
   Дежурный помимо приветствия ещё и побрюзжал - мол, великая царевна вас давно уже дожидается, а вы на грани неприличия опаздываете, уважаемый. Я ответил, что мне правда очень жаль.
   Пока меня провожали, я успевал поглядывать по сторонам. Мне было знакомо это кагарабуанское стремление всё украшать узорами. Летняя резиденция нашего вану представляет собой симметричное здание кирпично-красного цвета, с внутренней отделкой из переливающегося чёрного мрамора и кованых украшений тёмного металла, по большей части имперского стиля. Тут - затейливый орнамент, даже чудилась некоторая вычурность, но она не бросалась в глаза и была сдержанной. Везде морри с их яркими хвостами, как стилизованные, так и более реалистичные. Наверняка они здесь ещё и живут, где-нибудь во внутреннем дворике.
   Везде, где возможно, плавные линии, даже колонны и балюстрады. Совсем другой стиль или, скорее, смешение стилей, а сам дворец - или замок? - относительно новый.
   Лестница, ведущая на второй этаж, имела два марша и сделана была из мрамора, белого с серебристым оттенком. Её покрывал красный ковёр, ступать по которому в сапогах было жалко - цвет слишком хорош. Казалось, что створки дверей зала для аудиенций натурально золотые - скорее всего, это бронза с позолотой. Двое гвардейцев вытянулись по стойке "смирно" слева и справа от меня, слуги дружно налегли плечами, и двери тяжело и туго распахнулись внутрь.
   Лайнугати меня ждала. Она восседала на небольшом деревянном троне, отделанном желтовато-белой костью гива и покрашенном в молочный цвет. И здесь эта эклектика - расширенные оконные проёмы, округлённые рамы и мягкие узоры. Не спорю, наверняка по замыслу архитектора это создаёт хорошее течение энергии.
   Никаких министров и советников видно не было, зато на узорчатом полу в широком пятне света лежал красновато-рыжий сервал и, похоже, сладко спал.
   - Так-так-так, - негромко произнесла Макхоуна и улыбнулась, но улыбка мне не понравилась - в ней была смесь цинизма и снисхождения.
   Дойдя до середины зала, я опустился на одно колено, не став кланяться в пояс или простираться ниц - как и пристало кахини.
   - Талавару-рохо Хлавиир, временно исполняющий обязанности Гилну-кхуно Вреафина! - гаркнул герольд у меня за спиной. Я ожидал чего-то подобного и к чести своей вздрогнул не очень заметно.
   Лайнугати подала мне знак подняться, я покорно принял вертикальное положение. Меня охватило чувство, что это уже было. Да, точно - Гнармак Реллана весной также встречала меня в своих владениях.
   - Я подумала и решила, что вам, набу, будет удобней общаться на вашем родном языке.
   У наследницы был глубокий мягкий альт, приятный акцент, но, наверное, не стоит расслабляться. Продолжая стоять, я боролся со смутным ощущением дежа-вю и чувствовал, что лицевые мышцы вот-вот сведёт: пытался удержать безмятежное выражение.
   - Оставьте нас, - приказала на государственном языке наследница Кагарабу и поднялась с трона. В зале незамедлительно остались только мы двое.
   - Я приветствую вас, оурат, от имени Легариира, третьего, кто носит это имя, царственного всевладетельного вану Самавати, да продлит Маиши его годы.
   Оказалось, что она на голову ниже меня.
   Мне, как представителю, можно сказать, "нетитулованной аристократии", дозволено называть царственных особ просто вежливо, без "величеств". Разумеется, это не относилось к обыденной речи - я слышал подобное от девицы Гнармак.
   - Вы не боитесь, оурат?
   - Я умею сражаться, набу.
   - Против таких, как я, тоже?
   - Тоже.
   Должно быть, какие-то защитные амулеты, которых я не ощущаю, и поменьше надо бы задавать вопросов. Что ещё возможно - это то, что мирно спящая сравнительно небольшая кошка проснётся и порвёт покусившегося на здоровье наследницы ещё до того, как он поднимет оружие, а там уже и стража подоспеет.
   Теперь я мог рассмотреть лайнугати вблизи. Кофейного цвета волосы, контрастирующие с очень бледной кожей, двумя косами спадали на плечи и грудь, наверху были закреплены только янтарными заколками - никаких корон или тиар на Макхоуне не было. Лёгкий гууна - кажется, это так называется - из переливающейся зеленоватой рыбьей кожи выгодно облегал удивительно хорошую фигуру. Глаза тёплого жёлтого цвета, густо подведённые чёрным, что делало их крупнее, а взгляд - более открытым и сияющим. Тёмные брови, узкие и длинные, как крылья чайки, губы подкрашены помадой оранжевато-красного цвета.
   Это типичная ло-кагарабу. Сообразив, что вижу перед собой не видение и не статую, а живую женщину, я принялся жадно разглядывать Макхоуну и вовремя спохватился: они же это чувствуют! Подумал, стоит ли извиниться, но решил не поднимать эту тему вообще.
   Красивая. Очень, очень странно в свете того, что я слышал про мивали. По всем законам природы как Макхоуна в частности, так и правящие мивали в целом должны выглядеть так, что с такой внешностью только детей пугать. Я видел нашего Легариира, который выглядел вполне нормально, но тогда я не обратил внимания и не придал значения. Вообще никогда не задумывался, видя царскую семью на портретах, потому что в приличном обществе не принято обсуждать что-то, кроме деятельности царствующих лиц. Их личная жизнь - уже не дело простых смертных.
   - Вижу, вы удивлены, набу, - проворковала Макхоуна.
   Всё на лице написано. Когда-нибудь это меня погубит. Надеюсь, не сегодня.
   - Что вы, оурат.
   - Не пытайтесь это скрыть. Я вас понимаю, набу. Об этом и хочу поговорить.
   Поговорить, значит. Я, дурак, собрался отдать письмо и тихо откланяться, да не тут-то было.
   - Не стойте вы так. Присаживайтесь, - велела она и, подавая мне пример, уселась на резной стул возле шестиугольного столика. Второй стул сейчас предназначался для меня. С величайшей осторожностью я сел. Вовремя, потому что чувствовал, как всё, что ниже рёбер, превращается в вязкий кисель. Не трусить! И ни в коем случае не смотреть на неё, как на женщину!
   - По какой причине вы опоздали?
   И об этом придётся рассказывать.
   - Пароход отстал от расписания.
   - А точнее?
   Я кратко изложил наши с Караком злоключения, уже более сдержанно, чем раньше, говоря о стычке и о том, как обеспечил бандитам оверкиль. Она всё это наверняка уже знает от своих осведомителей, зачем спрашивает?
   - Ясно, набу.
   Понял. Ей было нужно, чтобы я сказал это сам.
   - И вы оказались единственным карамати на борту?
   - Получается, что так, оурат. - И на всякий случай уточнил: - И, наверно, я с непривычки добирался сюда через город слишком долго.
   - Кажется, понимаю, в чём дело - наши карты масштабированы немного иначе, чем ваши, - вежливо улыбнулась лайнугати.
   Пока я краснел, досадуя, что упустил деталь, о которой наверняка говорили в школе, Макхоуна взяла маленький золотой колокольчик, стоявший возле неё, и два раза позвонила.
   - Давайте сюда письмо, - протянула изящную и нежную руку наследница. Ногти оказались длинными и аккуратно подпиленными - в знак того, что девушка не занимается ручной работой. - И, наконец, расслабьтесь, набу - вы не на допросе.
   Я украдкой сглотнул, потом вытянул из-за ворота шнурок с футляром, стащил с шеи и, склонив голову, протянул Макхоуне. Та деловито сорвала печать, вынула скрученную бумагу, взмахом развернула письмо и углубилась в чтение.
   Немного старше меня - возможно, девятнадцать-двадцать. Макхоуна ещё и девушка. Мне стало вдвойне стыдно, но я тут же успокоил себя тем, что я не мивали и мне не полагалось получать подобное воспитание. Это не была злая женщина, но я, несмотря на не такой богатый опыт, чувствовал, что из тех, про которых говорят "мягко стелет, да жёстко спать". Даже имя... У нас его тоже используют для наречения детей, но звучит оно как "Маккиуна". "Макки" называют сильных и настырных гончих собак.
   Пока лайнугати читала, в зале откуда-то появились слуги, стараясь быть как можно более незаметными, уставили стол сладостями и присовокупили бирика - специальный сосуд - с сопутствующим этому роскошеству кислым красным луасом, после чего без звука исчезли.
   Макхоуна даже не двинулась за это время, сосредоточенно хмуря брови и всматриваясь в текст письма. Эмоции она скрывала хорошо, держала себя в руках, а выдали её кровеносные сосуды - гладкое белое лицо покраснело неровными пятнами.
   В горле у меня пересохло, но я опасался взять чашку и глотнуть - не рисковал шевелиться, пока царственная не придёт в себя. Мало ли, плохие новости - гнев тогда обрушится на меня.
   У нас считали, что местные лакомства невозможно есть из-за их приторного вкуса. Никогда не пробовал, теперь имел возможность, но, честно сказать, от вида сладкого меня сейчас тошнило. Я удержал-таки лицо и ничем этого не выдал. Надеюсь.
   - Письмо от Легариира, господин Талавару.
   Чего-то в этом роде я и ожидал.
   - В неофициальной форме предлагает брак.
   То есть это любовное письмо. Да уж.
   Я взял ложку - серебряную - сладкого риса и отправил его в рот. Да, не то что наш тамухози, который мог прилипнуть к зубам, зато не сводил нёбо огромным количеством сахара.
   Макхоуна отложила бумагу и подняла жёлтые глаза на меня.
   - Благодарю вас за труд, набу - вы проделали дальний путь и подверглись опасности, чтобы доставить письмо для меня. Надеюсь, Легариир вас наградит. Он достойный человек, и для меня честь вступить с ним в союз ради благополучия наших держав, набу.
   Самаватианский вану лет на двадцать старше нас обоих, но когда это было важно для государственных дел и монаршего долга? Любопытно, что так смутило будущую невесту? Говорят, это ещё не старость - в чём я лично сомневаюсь, - и не сказать, что Легариир плох собой - насколько я мог судить. Да, как политик он может быть крут. Очень. Посему я испытываю, честно говоря, огромный соблазн сдать Алиеру Даэршина - криминальный авторитет, и его бы четвертовали, несмотря на былые заслуги. Но наверняка пострадала бы Гнармак, и я сам получил бы по самое не хочу. Разве что о нём откроется что-то новое, тогда я буду уже ни при чём, но всё кончится закономерно.
   Здесь ещё жарче, чем на улице и на борту парохода - я чувствовал, как по спине скатываются капли пота. Всё-таки не то время года и не тот климат, пусть я и видел на причале тепло одетых людей - с океана сильный северный ветер. Я как можно более аккуратно расстегнул пару петлиц и ослабил шейный платок.
   - Но это не всё.
   Я ожидал этого. Она в самом начале нашего разговора сказала, что желает обсудить что-то.
   - Для благополучного заключения брака и успешного рождения наследника нужен амулет, о котором люди вашей общины достаточно наслышаны. Родители отдали его мне. Недавно он пропал.
   Сердце у меня ухнуло вниз и пропустило удар - я остро ощутил, что опять оказался на краю. Похоже, меня в настоящий момент вовлекают не то в дворцовые интриги, от которых лучше держаться подальше, не то в дело государственной важности, которое также не сулит человеку ничего хорошего.
   Я прекрасно понял, что имеет в виду лайнугати, и лучше бы ошибался. По преданию, древний царь Аманифин - Аманвиин на языке кагарабу - создал этот амулет, как чудодейственное средство от всех недугов, и даже не один, а несколько. Мивали научились им пользоваться немного по-другому - генетическая "грязь" тоже некоего рода болезнь.
   Закрытая каста, её непроницаемые границы и, как следствие, многовековые близкородственные браки. Несмотря на всё это, мивали из царских семей не болели и могли прожить больше ста лет, не страдая старческими недугами - теперь я вспомнил. Получается, без священной реликвии будущая ванугати родит уродов или вовсе окажется бесплодной. Чем подобный оборот грозит, не желаю даже думать.
   - Я хочу, чтобы вы взялись за это.
   Осторожней, Тала, как бы последствия не тех слов не стали катастрофическими.
   - Я всего лишь исполняющий обязанности господина Гилну-кхуно, временно и недолго, оурат. Я ни в коем случае не желаю зла ни вам, ни Кагарабу, но если это касается политики, то чем же я могу помочь?
   - Дело касается не столько политики, сколько весьма деликатного вопроса, сами понимаете. Да, всё так, как вам сказали - я в прошлой луне вернулась из Генгебагара и там во дворце слышала о вас, как о внимательном и упорном молодом человеке. Сверх того вы уже уладили один инцидент, поэтому я и хочу обратиться к вам.
   Шетани и их родня, подумал я с тоской и самого испугавшим спокойствием. Это наверняка чахлый слух, обросший подробностями, как мифический дракон головами, лайнугати ведь должна это понимать! Либо она меня переоценивает - наши весенние приключения ничто по сравнению с тем, что маячит впереди.
   И кто, самое главное, слил информацию об истинном положении дел с "призраком", да ещё так, что во дворце у вану услышали? Лучше мне этого не знать.
   Между тем Макхоуна всем своим видом - осанкой и взглядом - давала понять, что это не просьба.
   - Клянитесь, - мило улыбнулась наследница и нежно коснулась моей щеки. Меня прошиб холодный пот. За прикосновение к мивали обещали такие кары, что я бы сто раз подумал, прежде чем это делать.
   Да, не я первым дотронулся, но Макхоуна вполне может повернуть это и так, и кому скорее поверят?
   Вынужденно я поклялся жизнями семьи и меткой, связывая себя обязательствами, с которыми мог бы и не справиться, и меня поглотила тянущая тоска по моей безвременно загубленной молодой жизни - я был отнюдь не полон оптимизма.
   - Смотрите внимательно. - Великая царевна выпрямила красивые длинные пальцы и повернула ладонь тыльной стороной ко мне, держа её вертикально. - Это дубликат. Оригинал пропал, но после моего возвращения был ещё со мной.
   Я молча и тупо смотрел на перстень-печатку со священными знаками, копию легендарной реликвии, и испытывал противоречивые чувства, пока символы запечатлевались в моей памяти.
   Зачем мы вообще явились на Кагарабу? Я мог отказаться, но нет, чувство собственной значимости взыграло и взяло своё.
   Своего отца я иногда ненавижу, пусть обычно и люблю - Реллан время от времени запрещал мне какие-то вещи, с разбегу нырять с обрывчика, например. Его объяснения или не слушал, или они неубедительны - не понимает человек, что так я как будто лечу. Но это только одно - другое заключалось в неприятных поручениях вроде самому помыть и почистить китихонду, когда для этого есть слуги. С другой стороны, слуг может поблизости не оказаться.
   Так и в этот раз - в первые минуты я был рад, что выбран отцом для важного дела, а когда радость и гордость за себя схлынули, их место заняли сомнение и подозрение. Здравый смысл всё-таки слабо взывал, несмотря на жгучее желание достойно выполнить просьбу-приказание отца, увидеть что-то новое и показаться значимым для себя и окружающих. Откуда такой выбор? Понятно, что я сын, но меньше всего я гожусь на роль посла и не очень справляюсь со статусом. Это очередная проверка?
   Не зря здравый смысл-то взывал.
  

3

  
   Стоит ли упоминать, что Карак высказал всё, что обо мне думает?
   - Хлавиир, ты идиот.
   Он всегда называл меня по имени, когда сердился.
   - Она прикоснулась ко мне, понимаешь, вредина ты пернатая? - оправдывался я на повышенных тонах.
   - Не кричи - ты взрослый мужчина, а ведёшь себя, как ребёнок.
   - Карак!... - начал я, злобно возводя взгляд к потолку.
   - Остынь, друг, и давай будем думать, как выйти с честью из сложившейся ситуации.
   - Ты хочешь сказать - выбраться живыми из дерьма, в которое мы влипли по милости папы!
   - Ты герен, следи за словами.
   - При своих ведь можно.
   Глубоко вдохнув и шумно выдохнув, я плюхнулся в кресло. Голова мгновенно охладилась - как водой окатили, на самую маковку.
   Надо что-то делать, и начинать желательно сегодня. Макхоуна сказала, что сроку всего две октады, потому что она готова дать согласие Легарииру, а что потом будет в случае неудачи... Она меня найдёт. Меня притащат в цепях. Я пусть и из достаточно высокого сословия, но не придворный, не личный слуга и не хороший друг - только в подобных случаях позволялось дотрагиваться до особы царской крови. Юное змейство...
   В то же время я с лёгким ужасом поймал себя на мысли, что где-то в глубине души хочу выполнить поручение для того, чтобы мною восхищалась или по крайней мере заметила и наградила меня такая красивая девушка.
   - Если бы миссия была тайной, послали бы кого-то ещё, более незаметного, - проговорил Карак и потёр кончик клюва. - Значит, обычный рабочий визит, и не имеет значения, знакомились мы с кем-то на корабле или в городе или нет.
   Он, в отличие от меня, взял себя в руки - с его характером и темпераментом это намного легче. Даже завидую по-белому.
   - Может быть, хотели, чтобы все так думали, будто это обычный рабочий визит.
   - Как она к тебе обращалась?
   - Без суффикса.
   - Понятно, - заключил Карак, - рабочий визит с неофициальным уклоном.
   Я поставил локти на колени, а подбородок опустил на сложенные пальцы.
   - Ты не припомнишь, у нас есть враги? Почему из сотен и тысяч других карамати она выбрала меня? Почему иностранца?
   Лучший друг серьёзно заметил:
   - Вряд ли это полностью её идея. Есть кто-то ещё.
   - Скорее всего, ты прав. Кто-то, кому мы глубоко неприятны.
   Разговор замолк. Я продолжал сидеть, положив подбородок на руки и уставившись вдаль, мысли у меня в голове бродили самые неутешительные, а Карак задумчиво отламывал лапой кусочки лаваша, обмакивал в кислое вино и аккуратно ел. Разумеется, здесь гостей, то есть нас, никто беспокоить бы не стал, но наконец лучший друг отвлёкся от лаваша и сказал, что хотел бы оказаться среди деревьев и их духов - там лучше бы думалось, и возможно, духи дали бы ему ответ или подсказку. Я охотно согласился - моя нервная система была истощена событиями последних суток, и необходима была смена обстановки и расслабление.
   Рикша довёз нас до глухой окраины, к которой почти вплотную подступал старый лес, я расплатился из казённых денег и мы с другом наконец нарушили молчание - всю дорогу каждый или осматривался, или думал о своём. Мне несколько раз не терпелось высказать свои догадки, но останавливал хмурый вид Карака. Не знаю, какими были его думы, но наверняка под стать моим: "Вляпались - не чирикайте".
   Наследница сказала, что её амулет всегда находился с ней и таинственно исчез во время купания в заливе. Сняла с руки, чтобы не потерять, а потом обнаружила, что подменили.
   - Она издевается, ей-богу, - вздохнул я. - Это всё пахнет трагикомедией какой-то.
   - Она знает, - грустно возразил Карак. - Она знает, что ты обратишься ко мне - вероятно, считает меня вороной. Только не понимаю, что ей это даёт?
   Да, вот так. Умудрилась потерять священную реликвию, как обычную побрякушку. И так, что проще каплю в океане найти. И больше ни одного ключа, ни одной ниточки... Шшшетани...
   И потеряла ли? Под подозрением весь двор и все, кто как-то связан с лайнугати - ищи ветра в поле. Выкрал кто-то драгоценность и наверняка сейчас плывёт под чужой фамилией на пароходе к берегам Зумари или Якунду.
   Наконец я разозлился - назло буду идти до последнего и костьми лягу, но сделаю всё, чтобы хотя бы умереть с честью. Может быть, даже удастся получить помилование для Карака.
   Постепенно мы углубились в лес. Стоило посетить это место - рощу и прославленное святилище в её глубине, и мы не спеша направлялись к нему - точнее, я перелезал через кочки и поваленные стволы, а Карак во время каждого моего прыжка или резкого движения приоткрывал крылья, чтобы удержать равновесие. Карта не соврала - вскоре среди мхов обнаружились наполовину ушедшие в землю каменные ступени.
   Видимо, здесь недавно прошёл кратковременный ливень. Пахло мокрыми камнями и листьями, плесенью, хвойной смолой. Я шёл, контролируя дыхание, молча, следя, куда ставлю ногу - как знать, может быть, нам здесь окажутся не рады. Опыт трещины в черепе располагал поспешать медленно.
   Камни и земля успели немного подсохнуть, но не настолько, чтобы я перестал соблюдать осторожность. Листья папоротников, если их задевали, колыхались какое-то время и вновь замирали, с некоторых деревьев мох свешивался бородами.
   Вскоре обычные южные ясени, каштаны и корабельные сосны уступили место серебряным клёнам. Действительно серебряным - не путать с серебристыми, листья которых имеют самый обычный зелёный цвет.
   В воздухе осязаемо трепетала энергия - как лёгкая дрожь по коже.
   - Ты чувствуешь?
   Карак внезапно сильно понизил голос, будто чего-то опасался. Я уточнил, на всякий случай тоже шёпотом:
   - Что?
   - Камни. Деревья. Они резонируют.
   Немедленно среагировав и сконцентрировавшись, я действительно услышал - или скорее даже почувствовал - лёгкий звон. В сочетании со зрелищем серебряных клёнов ощущения были... потусторонние. Это наиболее подходящее определение, но не совсем так, как было при ритуале вызова мёртвых тогда весной. Складывалось впечатление, что за нами наблюдают сотни, тысячи внимательных глаз, но больше вопросительно, чем требовательно и враждебно.
   Серебряные клёны такие же древние и необычные создания, как наши стеклянные деревья. Они имеют тёмно-коричневые, почти чёрные стволы и натурально серебряные листья, бросающие блики при порывах ветерка. Казалось, сорви листок - и обрежешься о металлическую кромку.
   Лёгкий ветерок принёс запах большой воды, и мы вскоре её увидели, пройдя дальше.
   Пока озеро молодо, вода его сохраняет хрустальную прозрачность, и даже на глубине нескольких метров видны песок и камешки. С возрастом озера вода темнеет, прозрачных мест становится всё меньше, у берегов скапливается бурая тина, дно заиливается, водоросли разрастаются в целые леса, а к старости озеро мелеет и превращается в болото.
   Трудно было поверить, что это озеро, на берегу которого мы оказались - очень старое и даже древнее. Там, где кончалась прозрачность, начиналось отражение неба, бывшее в безветрии гладким, как эмаль. Заросшие лесом берега раздавались, и посередине озера можно было увидеть плавучие домики, крытые тростником - Карак тут же заметил, что это деревня небольшой общины каази. Они живут так круглый год, благо климат позволяет. Селение окружали помосты, на которых кверху дном лежали долблёные лодки и торчало несколько шестов в длинных, точно женские кудри, стружках - приношение душе озера.
   И вокруг одни-единственные серебряные клёны - зелёной остались только трава и кусты. На травинках и листьях переливались капли воды.
   Местная деревня-достопримечательность - это интересно, но я пока не нашёл того, зачем мы сюда пришли, поэтому двинулся вдоль берега, немного углубляясь в рощу, но не отходя далеко от воды.
   Вот оно.
   Внушительных размеров валун из ржаво-жёлтого песчаника сразу привлекал внимание, выделялся из окружающего ландшафта. Камень явно доставили сюда люди, но достаточно давно - растения вокруг него росли в изобилии, на земле также виднелись серые прошлогодние листья. На вершине самого камня выточено ровное, как чаша, углубление, и на его дне лежало что-то переливающееся и разноцветное. Я присмотрелся и с удивлением понял, что это драгоценные камни, различных разновидностей и размеров и обработанные всевозможными способами.
   Это было дозволено - я снял перчатку, протянул руку и набрал в горсть самоцветов, которые тут же загорелись разноцветными искрами. Прохладные и гладкие камни напоминали леденцы и в то же время притягивали взгляд, заставляли любоваться игрой света и цветным узором, как в детском калейдоскопе. Карак, сидевший рядом на обросшем изумрудным мхом поваленном чёрном стволе, вымолвил:
   - Я чувствую эту силу. Она здесь и никуда не исчезала.
   - Это святилище донго? - повернул я голову к нему.
   - Думаю, хади. Или вообще Ардха, но своеобразная постройка.
   Ладно, Ардха не обидится, что я беру в руки посвящённые ему предметы. Хади тем более будут не против - до тех пор, пока я ничего не украду. В мире существуют боги и духи, большие и малые, и духи не считаются достойными того, чтобы им поклонялся человек. Разумеется, духам земель, растений и вод люди оставляют подарки за услуги, относятся с уважением, не более. Они такие же, как и мы и неразумно им поклоняться, как богам. Ворониды бы наверняка сказали, что в корне неверно вообще поклоняться кому-то или чему-то и это свойственно людям, а вся суть духовной жизни - в единении и равенстве миров. Ну, это уже их религия.
   Так что Карак прав, полагаю - ему виднее, духи почвы здесь обитают или металлов и минералов, или это святилище одного из высших богов.
   Тот, кто воздвиг святилище, сделал это с лишь кажущейся скромностью. Каждая разновидность камня означала одну из четырёх частей света - янтарь, сапфир, изумруд и рубин соответственно. Каждая земля Тункаумани охраняла своих жителей, и если взглянуть человеку в глаза, то можно почти безошибочно определить, откуда он родом или где живёт достаточно давно. Шпионы, понятно, сталкивались с трудностями в этом вопросе, и уже не обходилось без карамати, которые могли так или иначе поменять человеку цвет глаз - хотя бы временно.
   Никогда не встречал ло-якунду, но могу себе представить, как выглядят их глаза. Наверняка как у зверей-альбиносов.
   Я перевёл взгляд со своей ладони на "чашу". Возможно, что здесь есть турмалины, голубые топазы или шпинель, тоже неспроста - каждый материк символизирует не только камень, но и цвет. Для меня, например, голубая шерстяная нитка на левом запястье является маленьким талисманом.
   С благоговейным замиранием я бережно высыпал камни обратно в каменную чашу, в последний раз посмотрел на это маленькое чудо и хотел было двинуться дальше по берегу озера, как вдруг услышал Карака.
   - Посмотри на небо, - прошептал он так, что я едва разобрал.
   Сообразив, что не стоит задирать голову, я опасливо повёл глазами вверх. Среди толстых веток клёна, как готовая к прыжку рысь, сидел маленький карамати. Человеку не за что было там зацепиться. Его ладони и ступни будто прилипали к стволу. Похоже, это был его дар - передвигаться тихо и незаметно, как ночной хищник.
   Мальчик всё так же бесшумно спустился на землю, и я подумал, что ему лет двенадцать-тринадцать. Никогда ещё не видел здесь карамати. У наших волосы были белыми - как старческая седина у атми, или как снег, или как бумага высочайшего качества, иногда серебряными. У местных же, оказывается, волосы могли быть и цвета летних облаков. Кожа не такой чистый антрацит аж в синеву, как у меня, а цвета кофе.
   - Прошу прощения, - прошелестел пришелец. Удивительно тихий и кроткий голос, но внятный. - Мне показалось, что вы молились, лийнами.
   Мой ровесник, по крайней мере - всего лишь какие-то проблемы с ростом.
   - Нет, всё в порядке, - немного смешавшись, ответил я и приподнял шляпу. - Не думал, что здесь есть люди кроме меня.
   - Да, здесь есть я. Я живу в озёрной деревне, это часть практики, и следить за этой рощей - тоже часть практики. Могу ли я чем-то помочь?
   - Я бы хотел отыскать духов, - вместо меня сказал Карак.
   - Ступайте туда, - указал карамати рукой.
   Поначалу я не обратил внимания на этот клён, пусть и трудно было не обратить. Я поблагодарил и поспешил дальше, а когда оглянулся, увидел, что мы с Караком снова одни.
   Дерево было поистине огромно, в несколько обхватов. Кряжистый, как дуб, макушкой этот клён подметал ярко-голубое небо в редких пятнах желтоватых облаков. Серебряные вырезные листья чуть заметно дрожали, ветви обвисали, как у ивы или берёзы. Корни великана с одной стороны были, где положено - в земле, а с другой вылезали из обрыва, извиваясь и образуя подобие клетки, и погружались в воду. А поскольку вода не цвела, было видно, как они толстыми белёсыми змеями уходят в песок на мели.
   - Я задам ему вопрос. - Карак догнал меня и расположился на одном из голых корней.
   После чего замер, как памятник из блестящего чёрного гранита, и сидел, точно вслушиваясь или всматриваясь куда-то - даже клюв приоткрыл и почти не дышал. Когда я впервые такое увидел в шесть лет - заплакал. Не понимал, что происходит с приятелем, и сначала не поверил увещеваниям взрослых, что так и должно быть.
   Я прикусил язык - вопрос был готов сорваться с него, но Караку не стоит мешать. Наверное, дух гиганта говорил с ним.
   - "Иди на юг", - примерно перевёл он.
   - На юг. Куда на юг? И почему?
   - Пока не знаю. Это как-то должно помочь в нашем деле, а проблемы нужно решать по мере поступления.
   Наверно, кому-то, у кого нет рафи-связи, это покажется странным, но я доверился дару Карака. Строго на юг вела только одна дорога, там находился только один город под названием Зитаар, может быть, там что-то прояснится или мы получим новую подсказку.
   По возвращении в Кехалузаму я расплатился с хозяином гостиницы, и мы отбыли тем же вечером, в вагоне третьего класса среди рабочих-каази и всякого отребья, украдкой или открыто глазевшего на карамати и воронида, пока не наскучило.
   А утром выяснилось, что мне не стоило доверять карте. Решив сэкономить, я заплатил за билеты не до городка, а до станции, от которой до него можно дойти пешком. Поэтому мы с Караком были вынуждены сойти с поезда на каком-то полустанке в глуши, на котором даже не было станционного здания и вообще ничего не было, кроме просевшей платформы и таблички с её названием - "Лес души". То, что на карте я принял за рощу, оказалось крутым холмом, покрытым деревьями и кустами - чтобы добраться до города, нужно было для начала перевалить через вершину.
   Состав оказался таким старым, что место ему было разве что в музее - жёлтая, синяя и зелёная краска облупилась и потрескалась, внутри всё провоняло светильным газом. Спальные вагоны здесь отсутствовали, так что я вылез из сеней на платформу, зевая и протирая уставшие глаза, а Карак вяло цеплялся за меня. Снаружи было чуть менее душно, чем внутри, воздух, казалось, можно слеплять в шарики, как снег в комки - настолько он был густым и вязким.
   Браня про себя рельеф местности и собственную невнимательность, я хмуро оглядывался, с переменным успехом пытаясь продышаться тяжёлым жарким воздухом - вокруг ни единой живой души. Паровоз издевательски свистнул на прощание, дёрнул разноцветный ободранный состав, и от поезда довольно скоро остались лишь длинный "хвост" из угольной пыли и запаха топки в воздухе да затихающий вдали грохот, а мы оказались одни. Шаги гулко отдавались по деревянному настилу, и судя по звуку, дерево подгнило - следовало быть осмотрительней.
   Блестящие пути огибали поросший лесом холм и уходили на Зитаар, в который мы, собственно, и направлялись. Можно было дождаться почтового поезда, но эту идею мы отвергли - он мог пройти только через несколько часов, а точное расписание я посмотреть не догадался. Теперь придётся как-то срезать путь через лес, чтобы выйти к людям как можно быстрее, но благо о разбойниках в здешних лесах слышно ничего не было.
   Уборные в поездах также отсутствуют как класс, поэтому я отошёл к кусту жёлтой акации облегчиться, пусть и был немалый соблазн цинично полить рельсы со шпалами - ладно уж, сам виноват. Завязывая брюки, подумал - повезло, что мы на Кагарабу, а не на том же Якунду. Там, говорят, невозможно с комфортом носить штаны.
   Весь наш нехитрый скарб помещался в один ранец, который я взвалил на спину, а потом воспользовался рафи-связью. Самый короткий путь - это напрямик, и там есть люди.
   Делать нечего - я начал восхождение в гору, то есть на холм.
   Вскоре просто идти стало невозможно и приходилось буквально карабкаться вверх по каким-то звериным тропам, которым конца-краю не было (опять масштаб виноват?). Карак отправился немного вперёд, чтобы разведать путь уже среди деревьев.
   Ха! Ничего себе "Лес души"! И почему, кстати, "души"? Может, есть другое значение слова?...
   К счастью, тропа хоть и была в ухабах и рытвинах, но вывела наверх. Отдышавшись, я скинул свою поклажу и опустился на колени в густую траву. Осмотревшись, обратил внимание, что деревья стали реже и как будто чувствовалось вмешательство человека. Карак ждал меня здесь. "Какие вы, люди, медлительные", - мог бы сказать он, но сказал вместо этого:
   - Наверно, это какое-то имение.
   Я осмотрелся и по левую руку повторно увидел вдалеке то ли замок, то ли дворец - на Кагарабу разница не ясна. Можно добраться до него и спросить дорогу до Зитаара.
   На секунду остановившись, поднял голову и глубоко вдохнул.
   Если я о чём-то думал в тот момент, то сейчас не вспомню, о чём - все мысли одномоментно вышибло куда-то далеко, точно меня ударили подушкой по голове. Всё поплыло перед глазами, и мозг придавило чем-то тяжёлым, как каменная плита. Карак позже признался, что испытал сходные ощущения, и извинился, потому что они оказались по большей части его - меня задело из-за установленной в детстве рафи-связи и его невнимательности. Значит, не все такое чувствуют, входя сюда.
   Я немедленно посмотрел через плечо - никого. Вокруг - тоже. Двинулся дальше, пока - очень скоро - дорогу нам не преградил ручей. Он тёк лениво, будучи сильно заболоченным, и от воды поднималась крепкая вонь тины. Я осторожно перешёл на другой берег по перекинутому через ручей бревну, которое было обтёсано топорами для удобства. Карак просто перелетел и уселся на ветку напротив небольшой скалы. Собираясь спросить, почему он так на неё уставился, я подошёл ближе, свет упал иначе, и я увидел, что это не скала, а скульптура.
   - Какой кошмар, - мрачно произнёс я. Протёр глаза и добавил: - Даже не пойму, почему.
   Карак предпочёл перебраться с ветки на моё плечо. Молча.
   Каменная голова появлялась прямо из-под земли. Рот растягивался до ушей в ухмылке, и в нём виднелись прямоугольные плоские зубы, как у гауров. Нос напоминал поросячий пятачок, маленькие глазки тоже были под стать свиным. Морское чудовище? Отрубленная голова великана? Невольно вспомнились страшные сказки о живой голове - конечно, я и их читал, чтобы пощекотать нервы.
   Вздохнул и повторился:
   - Кошмар.
   - Не говори, - тихо подтвердил Карак. Сейчас он вцеплялся в меня не чтобы удержаться, а, похоже, из-за психического напряжения, которое испытывал. - Меня как будто блохи заели, Тала.
   - А меня мороз по коже дерёт.
   Это было правдой несмотря на жаркую погоду. Я поспешил отвернуться и пойти дальше, вдоль берега. Карак ещё раньше меня отправился вперёд.
   Если это когда-то был парк, теперь он заглох и превратился в настоящий лес, словно природа отвоёвывала пространство у человека. Но дальше старые деревья немного расступались и можно было идти по широкой дороге, посыпанной бежевым песком и забиравшей левее от ручья. Солнце заставляло крупинки кварца сверкать, а краски окружающего мира играть ярче. Меня не оставляло ощущение взгляда в спину - её как будто сверлили каменные глаза чудища. Кроме того, из-за пирамидальных тополей показались новые статуи, стоявшие по обеим сторонам дороги, точно стражи.
   Возвышаясь в два человеческих роста, одни закрывали руками глаза, точно в скорби, другие взирали на небо, раскрыв каменные рты в немом крике. Я поёжился и постарался смотреть под ноги - почему-то истуканы заставляли замирать от отголосков ужаса. Несолидно, напомнил я себе, и никакой опасности здесь нет - белый день. Призраки и всякая нечисть могли выходить только в тёмное время суток, под лунами одни, в безлунные ночи - другие.
   То тут, то там выглядывали побитые дождём и временем статуи, почти утонувшие в буйной растительности. Складывалось впечатление, что их расположение никто не планировал, расставляя как попало.
   - Вот больное воображение у строителя было, - пробормотал я, бросая взгляды по сторонам. Мы чувствовали себя то ли как в зверинце, то ли как в сумасшедшем доме. Лицо каждого изваяния выражало какую-то эмоцию, и ни одна из них не была положительной. Впечатление усугублялось тем, что каменные обитатели Сада духов - или Леса души - будто прятались за деревьями. Я даже затосковал по серебряной роще, где ощущалась гостеприимность и защита невидимых обитателей.
   - Вот что называется "Лесом души"-то, - заметил Карак.
   - Действительно. - Я кивнул. И как сам не догадался? - Но, может, быть, тогда "духов"?
   - Нет, "душа" и "дух" это разные слова.
   Скамейки и те доверия не внушали, но потом утомление взяло своё, и я опустился на брюхо мучительно выгнувшегося тюленя, служившего этой скамейкой.
   Я настолько взмок, что не просто капли пота стекали по спине, а камис прилип к ней, как если бы я вылез из воды и надел его на мокрое тело. Не успев отдышаться, я почувствовал острую боль в шее и моментально хлопнул по ней. Под ладонью оказалось что-то постороннее. Чудно - только слепней и не хватало. Запах пота их привлекает.
   Осмотревшись, я протянул руку, сорвал лист самого безопасно выглядевшего растения и вытер остатки насекомого и собственную кровь.
   Непонятная усталость клонила в сон. Поначалу я объяснил это бессонной ночью в поезде, потом стало ясно - что-то не так. Я сейчас на чужой земле, думал я, неосознанно теребя шнурок на запястье, но Отец всего, во имя родины, даруй мне защиту...
   Не то чтобы я был очень религиозным, однако в критические моменты вспоминал о такой вещи, как молитвы.
   Так. Парк наверняка имеет не один выход, а больше, поэтому надо двигаться к замку. С усилием я поднялся на ноги, поднял вещи и пошёл дальше.
   Пространство между нами и замком казалось сплошным растительным массивом, потому я двинулся по лестнице правее, надеясь, что там дорога - пусть кружная, но ровная, лезть опять в гору и продираться сквозь заросли решительно не хотелось.
   Как же, дорога! Я спустился и чуть ли не уткнулся в скульптурную группу, невольно отшатнувшись. Впереди находились два борющихся великана и дело шло к победе одного из них. Я прибавил шагу и миновал их торопливо, стараясь не поднимать головы и не смотреть.
   - Ничего себе, - шепнул Карак мне на ухо.
   Широкая тропа и впрямь отыскалась, и вскоре мы вышли на открытое пространство. То, что мы увидели дальше, заслуживает особого отдельного упоминания.
   Два ровных ряда ваз или урн высотой в два моих роста каждая окружали прямоугольную площадь или, скорее, эспланаду. За сложенным из округлых камней парапетом - мне по пояс - выглядывала из папоротников и кустов новая статуя.
   Я медленно обошёл страшноватую скульптуру по широкой дуге, насколько позволил парапет. Сидевший на нём Карак молча и озабоченно пытался рассмотреть каменную тварь каждым глазом. В меня статуя вселяла необъяснимый подспудный ужас, как и многое другое здесь, и я не мог понять, почему, как ни пытался. Чтобы отвлечься, спросил:
   - Это гива? Или слон? Не вижу шерсти.
   - В этих краях слишком тепло для шерсти.
   - Тем не менее она есть. - Я с удивлением поднял брови, рассмотрев шероховатую поверхность камня лучше и определив форму и количество бивней. - Да, друг, это не слон.
   Не отвечая, Карак озирался, стараясь увидеть сразу всё и ничего не упустить. Ему тоже, мягко говоря, не нравилось это место.
   - Никогда не слышал, чтобы они человечиной питались, - произнёс я.
   - И не услышишь. Знать бы, что имел в виду автор... этого. Впрочем, я догадываюсь. Предупреждение, которое забыли в глуши.
   Трудно было не узнать короткую клочковатую шерсть и мощные клыки, острия которых откололись со временем - два направлены вперёд пиками и два обращены вниз. Хоботом зверь подтягивал к открытой пасти человеческое тело, словно намереваясь сожрать. Тело в очень узнаваемых доспехах тяжеловооружённого пехотинца-щитоносца. На спине исполин нёс башню, но не такую, в которой обычно прятались стрелки, а наподобие замковых укреплений.
   - Тала, я читал об этом, - пробормотал лучший друг с таким видом, будто собирался сообщить неприятную новость. - Это место изначально называлось "Лесом души", но иногда его зовут и "Садом духов", ты был в чём-то прав. Видимо, сейчас не сезон, слишком жарко, а зимой здесь полно посетителей - кто-нибудь всегда приходит посмотреть на эти вот... кхм... чудеса, хозяева не против, а только за. Кого-то это всё приводит в восторг, кого-то в ужас.
   Зима здесь не то, что у нас - малоснежная или вовсе бесснежная, и местные иногда ездят в свадебные путешествия высоко в горы или на Самавати, смотреть и трогать снег. Путь на Зумари отсюда уже слишком долог и опасен, особенно осенью в период штормов.
   - Расскажи мне, что ты знаешь, - попросил я, чтобы успокоиться.
   Карак воззрился на другую статую, изображающую, по-видимому, Шагара, которую я поначалу не заметил из-за густой растительности. Многоголовый бог был окружён несколькими четвероногими существами, напавшими на него.
   - Говорят, здесь живут злые духи, но я ничего не ощущаю. Считается, что это место проклято - скорее всего, это россказни пьяных селян.
   Похоже, статуи за прошедшие столетия погрузились в землю под собственной тяжестью, стали выглядеть куда более зловеще, чем наверняка выглядели изначально. Это могло произвести сильное впечатление на тёмных людей, здесь Карак прав.
   - Это даже меня вводит в некоторый ступор, - чуть погодя добавил лучший друг. - Как если бы я увидел грифа или беркута.
   Я кивнул.
   Не секрет, что ворониды какие-то вещи воспринимают иначе, однако эти изображения даже у моего рафи ассоциировались со скрытой или явной угрозой.
   - Я не чувствую здесь крови, - продолжал он. - Она не проливалась на эту землю уже очень давно. Что общеизвестно и важно, так это то, что сад разбил бывший землевладелец в память о жене.
   Необычное у него было отношение к жене, подумал я. Зачем потребовалось такой устрашающий сад даже не строить - проектировать? И что, наконец, мы вообще здесь делаем?
   Я поделился мыслями с другом, добавив:
   - Может быть, дух дерева ошибся?
   - Скорее, это моё неправильное толкование, - хмуро признал Карак.
   Не стоит забывать, что он так же молод, как я.
   - А вот, пожалуй, ответ на один из твоих вопросов.
   Он имел в виду новую скульптуру. Я окинул взглядом раз, потом другой. Огромная, как и остальные, она изображала непонятного зверя, напавшего на человека. Тот был раза в три больше меня, животное - и вовсе громадным. Оно удерживало хвостом украшенную символами расписную сферу, а лапами попирало поверженного противника. Или жертву?
   Прищуривая глаза и иногда отходя подальше, как при изучении композиции, я ощупал взглядом сначала один выбитый в камне знак, потом второй, потом остальные и даже не смог ничего сказать от изумления. Те же письмена, что мне показала Макхоуна, только отзеркаленные. Почему?
   - Тала, давай уйдём отсюда, - больше потребовал, чем попросил Карак. - Если желаешь услышать мою версию происхождения здешней атмосферы, тебе придётся немного потерпеть.
   С тем, что из зловещего сада надо в срочном порядке уходить, я был целиком и полностью согласен, поэтому без слов повернул к замку. Над деревьями, на самой вершине скалы, виднелись бежевые башни, и я шёл через заросшую травой поляну, старясь не выпускать их из виду. Слева угадывалось изящное сооружение, напоминающее храм, а впереди маячила арка - должно быть, один из выходов. Может быть, люди в замке окажутся приветливее, чем каменные фигуры в лесу.
  

4

  
   Фортификация такого рода давно устарела, а помещения из глухого сплошного камня плохо отапливались, но надо отдать должное - этот конкретный замок наверняка было удобно оборонять. Сейчас они лишь напоминают о давно минувшей эпохе Кровавого Железа, когда люди прятались друг от друга за толстыми каменными стенами и поливали врагов стрелами и кипящим маслом.
   Никогда не был в старинных замках, а Карак если бы был, то рассказал бы. При входе я на миг снова почувствовал те самые ощущения Карака, которые преследовали его в саду, но только на миг. Дом, просто большой, успокаивал себя я. Синяя Башня - совсем не то, она больше город, чем единое целое. Стояло зловещее полное безветрие и тоскливо кричала какая-то птица - Карак бы определил, но я не стал спрашивать. Дышать я старался глубже из-за навалившейся с новой силой усталости и непонятно откуда взявшегося головокружения, и сосредоточился на поиске подходящих слов, пока преодолевал подъём, а Карак дожидался меня наверху.
   Вышедший нам навстречу мажордом сказал, что до Зитаара меньше получаса езды, но мы были приняты, как гости. Я помянул недобрым словом свою невнимательность и неумение читать карты, из-за которых был вынужден сначала лезть в гору какими-то звериными тропами, а потом переживать неприятные минуты среди каменных монстров. Карак шепнул мне на нашем языке, что так, возможно, даже лучше, и следует аккуратно расспросить о том, что это мы такое видели.
   Как оказалось, на меня, человека своей эпохи, эпохи прогресса, подобные строения производят гнетущее впечатление - стены, сложенные из больших глыб тёсаного камня, огромные комнаты с появляющимся от любого чиха эхом и густыми тенями по углам, закоулки, о которых мало кто помнит, и подземелья, наверняка мокрые.
   Бррр. Я заставил себя выпрямить спину и расправить плечи, как подобает карамати и дворянину.
   Нас по огромному и пустому коридору проводили в просторный чертог, где как раз сели обедать - надо же, как мы долго поднимались и бродили по саду, - и я увидел мрачного на вид и очень худого хозяина, поднявшегося нам навстречу, и молодую девушку, по-видимому, его дочь. Та в первое мгновение уставилась на меня, как на невидаль, затем быстро покосилась на стоявшего рядом со мной Карака, а потом поспешно вскочила и учтиво кивнула по примеру отца, очень прямо держа спину.
   - Доброго дня, лийнами, - с лёгким удивлением заговорил тот. Здесь вежливое обращение к мужчине не имеет ничего общего с дворянскими титулами, как у нас и на Зумари, и означает всего лишь "мой господин". Надеюсь, обратились и ко мне, и к Караку - я не разобрал, какое число использовано. - Я - Куасни-кхуно Танхвиин, это - моя дочь Хилни, а это - замок Танлин. Что привело вас сюда?
   Тоже "кхуно". Это их суффикс, кагарабуанский - с незапамятных времён его используют все, только ло-якунду как-то по-другому произносят.
   - Дело в том, что мы с моим другом отстали от поезда и теперь направляемся в Зитаар.
   Я просто-таки чувствовал молчаливое одобрение Карака - ни к чему признаваться, что я позорно перепутал.
   - Присаживайтесь, присаживайтесь, господа, сейчас принесут блюда и для вас. Вы же прибыли издалека, лийнами? Ваш акцент...
   - ...и не только, - согласно закончил я. - Мы, Карак и я, путешествуем.
   "Худой, как демон голода", - такие ассоциации рождались у меня при виде Куасни-кхуно, огромного и костистого. Сев назад, тот аккуратно ел, иногда спрашивая нас о том, что слышно, как на Самавати и спокойно ли нынче в Абиантрике.
   Глядя в тарелку, я думал, как может расходиться внешность и поведение человека, и как обманчиво может быть первое впечатление. Какая еда, однако! Ниттар любит готовить, но такого я не припомню. Суп с орехами!
   - Очень любопытный ансамбль у подножия вашего жилища, - заметил Карак.
   - Ему около четырёхсот лет, лийнами, - ответил Куасни. - Удивительный памятник. У потомков прежнего владельца не было средств, чтобы за ним ухаживать, парк пришёл в запустение, но я, когда мы сюда переехали, восстановил всё по чертежам и рисункам создателя, насколько было возможно...
   Хилни стрельнула в меня жёлтыми глазами, но я предпочёл оставить это без внимания, невзирая на то, что девушка была чудо как хороша - длинные струящиеся волосы, убранные по-домашнему в два хвоста, красивая шея, нежная кожа с лёгким бронзовым оттенком загара. Может быть, последнее мне показалось - тут были высокие потолки, и лампы не полностью справлялись с освещением. Радовало то, что использовался газ, а не просто открытый огонь, и запаха почти не было.
   Надо было остаться под каким-то предлогом, не мог же я сообщить хозяину о нашей истинной цели. Внутри я весь замер - Карак помогать не спешил, а одно моё неверное слово, и придётся уйти подобру-поздорову. Или рассказать о требовании Макхоуны - тогда тоже неприятностей не избежать.
   - Как вы уже знаете, - начал я, стараясь говорить ровным и непринуждённым голосом, - мы с моим рафи путешествуем, и по дороге к вам увидели любопытную вещь у подножия замка...
   - Вы про местный парк? - живо поинтересовался Куасни-кхуно и почему-то оглядел нас с интересом. - Сад духов? Значит, молодые герены интересуются искусством?
   - Интересуемся, лийнами, - подтвердил Карак и как ни в чём не бывало вернулся к салату с копчёной рыбой и яблоками.
   - Я с удовольствием расскажу вам завтра о моём владении, - живо откликнулся Куасни и промокнул рот салфеткой. - Пока я велю проводить вас в комнату для гостей, чувствуйте себя, как дома.
   При всём желании я не мог чувствовать себя как дома, но учтиво кивнул, а предложение посетить бани воспринял благосклонно. Из-за климата мыться здесь принято, если говорить, практически не утрируя, по пятнадцать раз на дню. Разлёгшись в прохладной ванне, я смотрел, как под потолком густеет пар, и душная погода за стенами замка казалась мне чем-то далёким и нереальным. Позже я к стыду своему заметил, что прошло несколько часов, как раз до ужина.
   Я не мог знать пока, какой смысл во всём этом нашем путешествии, сначала злился, потому что это всё не укладывалось в логическую схему, потом поддавался на увещевания лучшего друга и успокаивался. Теперь мы отправились отдыхать, и Карак спал безмятежно, как младенец - он это умел вне зависимости от ситуации. Вода, еда и чистые простыни умиротворяли, но не принесли окончательного облегчения. Лишённый сна, я лежал и мёрз, свернувшись калачиком. Удивительно, днём душно, а ночью замерзаешь - везде холодный камень, и солнце успевает прогреть только воздух и наружную кладку. Гостевая комната - та вообще находилась в башне, открытой всем ветрам. Самих гостей здесь не было, наверно, лет десять - пыль выгребли наскоро, по углам комки валяются. Плюс ко всему отчётливо тянуло запахом не то мочи, не то опилок. Карак сказал, что это мыши. Никогда не видел, у нас только зогру.
   Кагарабуанское гостеприимство, значит. Ладно.
   Глыб и плит песчаника здесь много, всяких - твёрдых и мягких, рыжих, тёмно-жёлтых, бежевых, красновато-серых, тёмно-красных, гладких и с разводами... Они все, как один, что-то знали и молчали об этом, как им и полагалось. Хранили свою тайну.
   Я перевернулся на спину и вперил взгляд в потушенную кованую люстру, по которой скользили отблески теплящегося камина. Потолок, с которого она свисала, терялся в плотной тени. Кроме того, Карак сейчас чувствовал себя в полной безопасности - голову спрятал под крыло и подобрал одну лапу, - мне же не давала покоя наша судьба и зловещие статуи там, внизу.
   Почему мы здесь? Танлин - древний феодальный род, я припомнил, хоть и с трудом, что изредка встречал это имя в газетах и путеводителях и слышал на уроках. Зитаар же - город, построенный семьёй Танлин-кхуно, по готовому проекту, жители могли подниматься к замку и укрываться в нём на случай нападения неприятеля. Пусть Танлины и разорились, живые потомки разных ветвей до сих пор оставались, рассеянные по всей земле. При чём здесь они? Может быть, древесный дух указал на одного из них? Тогда с какого края здесь именно этот замок и окрестности? Имений у семейства было много.
   Сам не заметил, как заснул в очень неудобной позе - подмяв свою же правую руку телом, и последним, что я помнил, было намерение перелечь, да оказалось лень. Из-за этого мне приснился кошмар с участием аллеи каменных фигур в два человеческих роста каждая. Я снова шёл сквозь неё, на этот раз один и почему-то голый, а человекообразные каменные великаны тихо стонали на одной ноте и плакали кровью - она стекала из глазниц тёмными сгустками.
   Проснувшись глухой ночью и не сразу поняв, где я, с облегчением выдохнул и скоро заснул уже нормально.
   Утром на столике возле кровати появилась миска сочных фиолетовых плодов. Я был угнетён тем, что видел скверный сон, поэтому, взглянув на них без всякого аппетита, привёл себя в порядок и, сдержанно позёвывая, отправился разыскивать хозяина или кого-то из слуг. Скатившись по винтовой лестнице, я не стал сбавлять шага - заодно разомнусь и согреюсь.
   Карак смотался, наверно, ещё затемно, но меня не разбудил и даже записки не оставил. Вернётся.
   Вот так замок, заблудиться можно - похоже, он и впрямь полузаброшенный, трудно его содержать. Меня не покидало тревожное чувство, что лабиринт переходов так и жаждет затянуть неосторожного посетителя в себя. Создавалось впечатление, что строители не рассчитывали этажи и отмеряли как попало. Множество залов, комнат, коридоров и лестниц, и везде страшный каменный холод, от которого не защищали тяжёлые ковры и гобелены на стенах. Как в прошлом вообще здесь жили, не пойму?
   - Что это вы здесь делаете, лийнами? - окликнули меня с другого конца коридора. Слова разбились на эхо, я незаметно вздрогнул и посмотрел на фигуру, стоявшую в падающем из решетчатых окон свете.
   - Заблудился, - отозвался я, идя на встречу. - Проводи меня к хозяину.
   Я не усомнился ни на минуту, что передо мной слуга - одет попроще, как это негласно принято везде, сутулый, в возрасте, с мрачным взглядом хронически больного человека.
   Через несколько минут я заглянул в личные господские покои, где застал Куасни за завтраком. Хозяин пил что-то из чашки, просматривая свежую газету. Рядом на столике лежало три или четыре письма с нетронутыми красными печатями и сладости на блюде.
   - Садитесь, лийнами, - пригласил Танхвиин. Кивком отослав своего проводника, я сел напротив и вопросительно посмотрел на вторую чашку, передо мной. Куасни-кхуно ждал меня или дочь? - Можете себе представить, как ругают нас почтальоны, - весело заметил он. Он вообще когда-нибудь пребывает в плохом настроении? Вон какой бодрый с самого утра. - Сюда трудно добираться, и некоторых пугает сад.
   - Расскажите мне о нём поподробней, лийнами, - тут же сказал я и переплёл пальцы, усаживаясь в позу благодарного слушателя.
   Чай. С ума сойти. Кажется, луас и чай - одно и то же растение, но чай горький, а не кислый, и изготовляют его как-то иначе. На Зумари о море разнообразных напитков забыли из-за этого чая, наши ещё как-то держались.
   Хозяин положил газету, деликатным жестом взял конфету с блюда и, отправив в рот и запив, молвил:
   - Лучше ешьте со мной, лийнами, а позже я покажу вам интересные вещи - я собрал коллекцию предметов, посвящённых истории этого места. Наш род богатый и древний, но меня среди наших дворян знают как чудака: старик купил заброшенный замок, восстановил уродов в парке - слыханное ли дело? Вчера я собирался спросить - а чем занимаетесь вы? Ведь вы кахини?
   - Да, лийнами, - кивнул я и отпил глоток. Неплохо, самое оно с чем-нибудь сладким вприкуску. - Карак и я закончили школу и теперь на практике. Вы ведь слышали, что такое практика у карамати?
   - Верно, юноша, - покивал хозяин. - Ваш возраст говорит об этом, но я мог ошибаться с ним. На практике, но путешествуете?
   Ох уж мой язык! Скрывая заминку за долгим глотком, я посмаковал тёплый горький напиток.
   - Да. Мой хозяин - Эльглот-кхуно Ниттар, может быть, слышали о нём?
   - Как же не слышать? - Казалось, Куасни обрадовался. - Мы с ним ровесники, молодость он вёл бурную и даже мемуары издал. Я читал. Необычно, лийнами, для того времени, да и для нашего тоже, пусть и в меньшей степени.
   Об этом я слышал. Изредка у Ниттара случалось особо хорошее настроение и он что-нибудь рассказывал, пока мы ужинали - он всё-таки садился со мной за один стол. Обычно мы редко перебрасывались фразами и обсуждали не прошлое, а погоду, политику и экономические новости, не считая повседневной работы. Я доедал последние крошки, а Эльглот уже утыкался в книгу или в газету, нацепив на нос очки.
   - Он велел нам с другом кое-что добыть для него - и это тоже часть практики. Дело не к спеху, и мы интересуемся достопримечательностями. Я сам немного разбираюсь в этой области.
   Кажется, ловко. А может, и нет.
   Следуя за хозяином, я старался запомнить количество лестниц и поворотов. С чем с чем, а со зрительной памятью у меня проблем не было. Разумеется, до тех карамати, которые меняют реальность с помощью картин, так же, как до неба, но жить можно. Танхвиин тяжело дышал, взбираясь по крутой лестнице, я вынужденно ждал, пока он вскарабкается наверх, и любопытство снедало меня.
   - Здесь, господин Талавару, вы можете увидеть всё, что посвящено парку чудовищ, то есть Лесу души. - Через широкий дверной проём я увидел, как Куасни-кхуно обвёл комнату рукой. Я вошёл следом и затаил дыхание. Галереей служила стена слева, против окон, а остальные до самого потолка заняты стеллажами с книгами, альбомами, тетрадями и многим другим. В первую очередь я подумал было, что части этого всего место в музее, но потом увидел, что в окнах стёкла для защиты от дождя и ветра, а пыль не скапливается. Уже хорошо, что в помещении приемлемая температура.
   Похоже, что изначально это библиотека, но последний владелец перестроил её, превратив вот в такое комбинированное хранилище. К своему удовольствию я не чувствовал запаха сырости, только пыли, бумаги и старых красок.
   Между двумя стеллажами находился короб отопительной системы, и на нём висел большой архитектурный план парка. Вот как, значит, располагаются фигуры. Я был прав - хаотичность мнимая, это иллюзия.
   - Это уникальный памятник эпохи атувари, - начал Танхвиин свою "лекцию", заметив, куда я смотрю. - Вы знаете, лийнами, что это такое?
   Не отвечая, я кивнул, показывая, что готов слушать дальше. Слово это означает "эксцентричный" или "причудливый", и такое название носит период в истории и искусстве.
   - В таком случае, думаю, вы и без меня знаете, насколько этот стиль многообразен и сколько возможностей таит.
   Я продолжал хранить молчание, и это давалось мне с трудом. Хотелось потрясти человека, чтобы он говорил дальше, а не тянул, интригуя и нагнетая атмосферу.
   - Все эти фигуры когда-то принадлежали Танлину-кхуно Хибрару, владельцу этого замка и земель. По его словам, он спроектировал и построил этот парк, чтобы "облегчить душу". Кто знает, почему он выбрал именно эти образы и почему расположил именно так.
   Танлин-кхуно Хибрар. Ага, Гибриир по-нашему, по-самаватиански. Однажды на уроке иностранного языка обсуждали имена. Я даже не стал спрашивать, как звучало бы моё, и на всякий случай втянул голову в плечи и постарался стать незаметным, что с моим ростом и тем, что я сидел за первым столом, было затруднительно. Услышал я нечто труднопроизносимое и не очень благозвучное - даже хуже, чем "Хлавиир".
   - Существует много легенд о владельце и самом парке, но все они не более, чем легенды. Например, Хибрара наделяли разной внешностью - то он писаный красавец, то безобразный горбун. До нас дошёл его единственный портрет, который вы можете видеть здесь.
   Я посмотрел в простенок, на портрет, рядом с которым мы остановились. Отступил на два шага, чтобы лучше видеть. Молодой мужчина склонился над книгой, но смотрел прямо на художника, значит, и на зрителей. Лицо Танлина-кхуно словно выступало из окружающей тьмы - картина была выдержана в тёмных тонах с несколькими светлыми пятнами. Одежда, кресло, стена позади, кожаная обложка тяжёлого тома - оттенки чёрного и коричневого, серовато-голубой - край скатерти на столе.
   Что же ты скрываешь? Какую историю попытался рассказать? При чём здесь я, наконец?
   Думая об этом и глядя в серьёзные глаза создателя Сада духов, я продолжал вполуха слушать нынешнего хозяина. Спохватившись, переключил внимание.
   - ...среди представителей рода несколько высокопоставленных советников, а чиновников рангом пониже и того больше. Сад строился около двух десятилетий - неизвестно, когда именно начато строительство, но закончено в девятьсот двадцать третьем году.
   Сейчас тысяча триста пятьдесят второй. Четыреста двадцать девять лет?...
   - Далее - по официальной версии парк является памятником жене Хибрара Сахабо-кхуно Дживане, безвременно скончавшейся.
   - Что с ней случилось? - осведомился я со странным ощущением, что хожу рядом с правдой и не вижу.
   - Несчастный случай на стройке - она была вынуждена достраивать замок. Сам Хибрар в то время, пока Дживана вела хозяйство и управляла имением, был на войне, а потом в плену...
   - Простите, что перебиваю, но художник - не Энмор-кхуно Хожзар случаем?
   - Точно, лийнами, - с гордой улыбкой отозвался Куасни-кхуно, поворачиваясь ко мне.
   Один из крупнейших живописцев того времени, надо же. Года примерно совпадают, значит, художник мог того Танлина-кхуно знать или просто видеть - автору портрета можно верить. Вопреки расхожему убеждению, художники не всегда льстят клиентам. Разве что нос... Как у античных статуй Древнего Кагарабу. А раз можно верить...
   Ещё раз взглянул на портрет. Как будто изображённый и правда что-то знает или много пережил. Куасни молча изучал меня взглядом.
   - Значит, - заметив это, заговорил я, - они йодха? Почему-то думал, что кахини.
   Глупый вопрос задал, однако. Большинство властителей прошлого йодха чаще всего и были, крайне редко кем-то другим. А кто, интересно, новые хозяева? Я никак не мог вспомнить или догадаться, кто носит такую фамилию.
   - Они - йодха. Наш знакомец Хибрар - тоже, что не мешало ему увлекаться искусством.
   "Знакомец". Чувствую, скоро он им станет несмотря на то, что от этого человека давно не осталось и костей.
   - Продолжая тему, лийнами, все фигуры в саду составляют памятник Дживане, которую Хибрар безумно любил. Но почему они так пугающи - кто знает. Возможно, его жизнь уже никогда не стала прежней и архитектор выразил весь ужас своего существования. Плен, лишения, а теперь и смерть супруги.
   - Вы мне рассказали это и показали материалы. И я могу всем этим пользоваться и изучать? - Я недоверчиво приподнял правую бровь. Неслыханная щедрость.
   Суетливость и лёгкость Куасни испарилась без следа в один миг - я удивился и испугался. Должно быть, это стало заметно, потому что он внимательно вгляделся мне в лицо и сказал:
   - Вы кажетесь мне умным и серьёзным молодым человеком.
   Вам кажется.
   - Поэтому я полагаю и верю на слово, что вы ничего не сломаете и не испортите. Карамати верить можно - это уже все знают.
   Если мы дадим обещание именем семьи и метки, только Танхвиин об этом не в курсе, похоже. Не буду его разубеждать, пусть не требует доказательств, что и так сдержу слово. Одной клятвы на октаде мне уже достаточно.
   - Большие ли потери были?
   - За прошедшие столетия здесь побывало относительно мало людей, разрушать было почти некому, кроме непогоды и времени.
   - Но вы пытались что-то исследовать, узнать, зачем конкретно Танлин-кхуно построил такой парк? Весьма необычно для надгробного памятника жене.
   - Позвольте, юноша, - казалось, Танхвиин немного растерялся и даже обиделся, - я всего лишь скромный коллекционер всего, что связано с этой давней историей.
   Как скучно. Наверно, они всё-таки вьяпар, если не поднялись из каази - и такое случается. Редко, но бывает - потому что всё в мире должно занимать наилучшее для себя и мира место.
   - В любом случае, благодарю вас, лийнами, за такой интересный рассказ и разрешение. Я воспользуюсь.
   После чего я изобразил небольшой поклон равного.
   - Оставлю вас. Занимайтесь.
   Уже без "лийнами". Верит на слово. Чудак, одним словом, но я воспользуюсь положением дел.
   Где же пропадает Карак? Мне хотелось поделиться с ним мыслями, просто не терпелось. Отчасти потому, что он мой друг, отчасти - из-за того, что я окончательно запутался.
   Некоторое время я сидел на стуле из знаменитого гнутого дерева и невидящим взглядом смотрел на план сада. Наконец зажмурился, открыл глаза и вскочил с намерением взяться за работу - кто знает, когда этот странный тип передумает и выгонит меня?
   С интересом и некоторой надеждой я подошёл к одному из набитых книгами шкафов. О, тут есть "Всеобщая энциклопедия"! Та, Навалаара и Хоарву, только в переводе. В целом ничего удивительного: напечатанные на качественной бумаге толстые тома с тиснением из сусального золота на переплёте есть в любой уважающей себя домашней библиотеке. Эти двое, меценат с издателем, много лет сотрудничали и только сейчас стали находить время на различные интервью газетам. Первый мивали - потомок рода Молодого орла, а второй вьяпар-предприниматель - он как раз издавал книгу Ниттара.
   Я нашёл нужный том, аккуратно уложил тяжеленную книгу на полированный стол и отыскал нужную статью. "Танлин-кхуно Хибрар (Сарвишакхайр, 866 - Зитаар, 928) - тавабхи Зитаара".
   Как я уже упоминал, этот человек принадлежал к древнему феодальному роду, о детстве же Хибрара известно мало, кроме, разве что, того, что его отец Танлин-кхуно Режльхор настоял на хорошем образовании для детей. В юности Хибрар жил в Бахайре, знаменитом островном городе, где участвовал в литературном кружке, но из-за дуэли был выслан в Зитаар, а в восемьсот восемьдесят седьмом женился на Сахабо-кхуно Дживане - рядом с её именем стояла ссылка на соответствующую статью. Через год наш молодой Танлин начал военную карьеру. Дотоле находился в Зитааре, но уже на следующий год отправился на войну вместе с братом Дживаны, участвуя на стороне армии Верхнего Кагарабу.
   Вскоре соратник Хибрара был убит, а сам он попал в плен и провёл в тюрьме два года. Пока он отсутствует, его отец становится калекой на охоте и погибает в результате несчастного случая Дживана. Вскоре старый Танлин-кхуно умирает, а молодой становится тавабхи, то есть властителем, Зитаара с окрестностями и хозяином строящегося замка. Тавабхи - это, кажется, у нас называется кайни. Или храви? Не силён в упразднённых титулах.
   На месте сада когда-то была небольшая роща, и Хибрар вместе с двумя архитекторами, Мебиером-кхуно Линагуром и Тальваро-рохо Таншином - второй карамати, судя по фамилии, - решил использовать её для воплощения замыслов.
   Я смотрел сквозь страницу, бессознательно отмечая, что от каждой буквы расходятся тонкие ниточки типографских чернил, как лапки у пауков. Результат несовершенства станков тех лет, когда был напечатан этот экземпляр справочника, букинистическая ценность.
   Осторожно закрыв обложку, но не убирая книгу - думаю, она нам ещё понадобится, - я зажмурил веки и потёр их пальцами обеих рук. Понятно всё, но пока непонятно, что подвигло Танлина выбрать именно такие образы. Что ж, пока могу, буду двигаться дальше.
   Папки на одной из полок были подписаны, и я взял ту, где хранились эскизы скульптора, вернее, точные копии, как гласила сопроводительная записка на внутренней стороне обложки. Первым, что я узнал, было то, что громадная зубастая голова, "встретившая" меня и Карака, когда мы добрались сюда по склону холма - это голова младшего морского духа Тендфуку, умеющего принимать любую форму. Озадаченно нахмурив брови, я вспомнил, что кроме прямого значения - "поток" - и текучести воды его имя символизирует непостоянство. Чего угодно - какой-то ситуации, отношений...
   Глядя на рисунок, я обнаруживал новые детали. Голову духа венчал шар, напоминающий державу - символ царской власти, но на этой державе вместо короны вану красовалось миниатюрное изображение замка. Из подписи следовало, что это замок Танлина. Интересно.
   Лучше будет, если я прогуляюсь и последовательно, насколько это возможно, осмотрю каждую скульптуру, сравнивая задуманное с тем, что есть или осталось. Перед выходом пришлось переодеться - я натянул через голову блауш, надел штаны потоньше, затем прихватил папку и спустился вниз простоволосый и босой, никому ничего не сказав, пусть кто-то из слуг меня наверняка видел. На спуске гравий неприятно колол ступни, но в сапогах слишком жарко, а на змею я, пожалуй, здесь наступить не могу. Расслабился я - в детстве летом только так босиком бегал.
   Прошёл через арку. Сад, казалось, ждал своего единственного посетителя и неподвижно жарился под кагарабуанским солнцем. Всё та же тягучая атмосфера, которой ничуть не мешали свист и трели птиц - наоборот, на контрасте становилось ещё более не по себе. Карак говорит, что здесь нет никакой опасности, но вдруг он ошибается. До вечера ещё долго, время даже к обеду не приблизилось, а духов ночи я в любом случае не боюсь. Может, кто-то приходит вместе с ними? Будем думать, что делать, ближе к вечеру, если это вообще так.
   Я пересёк широкую поляну, на которую, окружённое деревьями с пушистыми красными кронами, бочком выдвигалось сооружение, напоминающее ритуальное, прошёл вдоль песчаной дорожки и вернулся к той точке, в которую мы с Караком прибыли вчера. Это всё очень красиво, вынужден признать. Но в то же время - настолько жутко, что хочется бежать как можно дальше и быстрее. Нестандартное у Танлина было воображение. Стоит также помнить, что среди значений слова "атувари" присутствует "уродство".
   Водяной дух Тендфуку, аллея великанов... Я их пересчитал - восемь. По числу дней октады?... Сразу отбрасываем версию, что великанов восемь только ради симметрии.
   Чем дальше я продвигался, тем сильней меня одолевали сомнения, что это памятник "жертве несчастного случая". Все лица искажённые, ни одной положительной эмоции, и памятуя о периоде в истории и культуре, это никак нельзя было списать на "потому что захотелось", на психическую неполноценность автора идеи или же его отчаяние. Всё вместе это давало бы логичную картину, простое заключение и ложный след, если бы не одно но - период. Атувари и его гротескность. Хм. Причудливость, ненатуральность, далёкость от реальности. И множество трактовок одного образа, это важно, а в нашем случае даже опасно воспринимать всё буквально.
   Ранний период атувари относится к концу Эпохи Кровавого железа и началу Нового времени. Это закат кагарабуанского господства на Самавати, и угроза исходит явно от нас - ло-самавати почувствовали, что конец империи близок, и решили его ускорить. Очередной, скажем так, вооружённый конфликт на море - это я смог вспомнить, потому что все это знают. Здесь-то Танлин наверняка и отметился. Известная, классическая стратегема - подними шум на Севере, чтобы напасть на Юге, что враги, скорее всего, и проделали. Но не подняли шум, а воспользовались.
   Пока Танлин был на войне, его власть - или власть его дома - была шаткой и нестабильной, вот почему Тендфуку, бесконечно изменяющийся, несёт на голове замок.
   В задумчивости двинулся дальше, снова проходя аллею гигантов. Кровью никто, как во сне, не плакал, но от этого каменные истуканы не становились привлекательней. Миновал ещё один вход в парк - ворота и часть стены с зубцами формы "ласточкин хвост". Напротив них - спящий сфинкс. Дальше.
   А дальше пути расходились - можно было пойти прямо или свернуть направо, по лестнице вниз. Бросив взгляд на зелёную тень деревьев впереди - будто они могли скрывать ещё какой-то секрет, - я выбрал второй путь и вот они, два сражающихся гиганта. Заглянув в эскизы и найдя нужный, прочёл подпись - это легендарный герой Кауллин, раздирающий Хазиза, великана-людоеда, созданного Хилаки из собственной крови.
   Нахмурился - смутно вспомнил, что иногда в каталогах попадались изображения борющегося с кем-то Кауллина, но по канонической версии легенды герой сокрушил чудовище дубиной, а потом задушил. Что бы это значило?
   Опустил глаза и заглянул в папку - далее справка повествовала, что это может быть рыцарь Линагур, впавший в безумие и разрывающий дровосека, но портретное сходство с Кауллином меня смущало.
   Пошёл дальше, то есть ещё немного ниже, обошёл по кругу огромную черепаху. В нос ударил запах цветущей воды - ручей отделял рептилию от чего-то, что мне долго пришлось рассматривать, прежде чем я различил у обросшей мхом и осокой скалы на другом берегу острые зубы.
   Дальше - куб-лабиринт в чём-то, напоминающем бассейн или чашу фонтана.
   Дальше... Несколько женских статуй, фонтан, окружённый пустыми нишами... Композиция. Да, она здесь есть, но очень неровная, как сама почва, "рассыпающаяся", и вот - вещественное тому доказательство, "падающий" дом. Форма окон бросилась в глаза - на первом этаже они были квадратными и ничем не примечательными, а на втором напоминали по форме древние кагарабуанские гробы.
   Особо не подумав - как всегда! - я полез смотреть, что внутри. На первом этаже комната была совершенно пустой, на второй я не попал - начав подниматься по ступенькам, почти сразу же почувствовал сильное головокружение, рот наполнился густой слюной. Чтобы не упасть, я ухватился за подоконник, поросший розетчатым лишайником.
   С трудом выбравшись обратно, несколько раз вдохнул всеми лёгкими, чтобы подавить тошноту. Мозг плавился от свирепой жары и отсутствия ответов, в глазах плавала пелена, и я присел на ступеньку лестницы, ведущей на следующую террасу. Головокружение и дурнота отступили, но вставать и идти не хотелось. Снова я чувствовал гнетущую усталость, и на этот раз это показалось мне ненормальным - вчера могла сказаться ночь в поезде, сон урывками и трудный подъём в гору, а сегодня это не могло быть связано с физическим утомлением. Этой ночью я смог выспаться и сонливости чувствовать не должен. Сад не так уж и велик, а если бы и был больших размеров - я никогда не жаловался на недостаток сил и энергии.
   Я успел прибить пять или шесть мух, почувствовавших лёгкую добычу, когда послышался тоненький свист, хлопанье крыльев, и на каменные перила рядом со мной опустился Карак.
   - Вот ты где - а я тебя ищу...
   - Ты не представляешь, как я рад тебя видеть! - захлёбываясь словами, начал я. - Очень интересно, что ты по поводу этого всего думаешь...
   И стал рассказывать другу об услышанном от Куасни-кхуно, о прочитанном в справочнике и своём "путешествии".
   - Слишком просто, - согласился Карак, когда я закончил говорить. - Я бы продолжил осмотр. Идти в состоянии?
   - Вполне.
   Встать оказалось трудно, но я велел себе взбодриться. Карак ждал меня наверху, когда я закончил подъём обратно на террасу, с которой спустился, выбрав поворот направо, к двум великанам. Средняя терраса - на плане их получалось три.
   Мёртвый штиль заставил древние дубы держаться неподвижно, не шевелился ни один листочек. Смешно, но после того, как я поднялся сюда, крыша падающего дома оказалась на уровне моего пояса.
   - Путеводитель называл это "Площадью ваз", - заметил Карак с дерева. - Тебе ничего странным не кажется?
   - Здесь всё странное, - отозвался я, приближаясь к "вазам", - а если серьёзно - то это не вазы. По-моему. Это урны для праха.
   - Я ещё вчера об этом подумал.
   Вот они, вчерашние вазы или урны. Прямо перед нами, там где кончались вазы, была видна та самая скульптурная группа, так озадачившая меня - зверь, поваливший человека и обвивающий хвостом сферу с отзеркаленными письменами.
   Я снова открыл папку и нашёл соответствующий эскиз, который был подписан, как "лев, победивший охотника".
   - Думай, что хочешь, но это не лев, - вполголоса заявил Карак, читавший через плечо.
   Он прав. Львов изображают иначе. Более грузными и мощными, величественными. Пусть и нету гривы - это не намёк на Самавати. Наши львы крупные и грива у них не растёт: хватает густой шерсти по всему телу для защиты от холода.
   Это гепард или кимбу, несмотря на отсутствие пятен. Но кто же человек, и что означает написанное наоборот?
   - Уверен, всё это имеет связь, - пробормотал Карак голосом "я вижу очевидное, но не могу уловить".
   - Но какую?
   Видит ли Куасни-кхуно просто статуи, или... или он знал, что покупал? Утверждает, что нет, но откуда мне знать, что он сказал правду? Возможно, он понимает, что у него в руках, но никто не мог ему помочь выяснить, что за этим стоит? Слишком высокого он обо мне мнения.
   А вот и гива с башенкой на спине, с искусно высеченным шерстяным покровом и сколотыми от времени бивнями. Отойдя к дальней линейке урн, я встал фронтально к его слоновьей морде, и мне на один неприятный миг показалось, что каменный зверь мне подмигивает - так свет и тень ложились на впадины его глаз. Что до самой статуи - её совершенно точно изваял карамати Тальваро-рохо Таншин, или я ничего не понимаю в скульптуре. Эти бивни... У них не хватает частей, время постаралось, но их очевидно больше двух.
   Кстати говоря, второй соавтор Танлина Хибрара, Мебиер Линахар, тоже не лыком шит - он заканчивал Собор бессмертных в Сарвишакхайре, Вечном городе, после смерти Самагивана.
   Фамилия Самагивана была Айни-кхуно, но в данном случае фамилия не нужна - он прославился, как и тёзка нашего Равига, под одним-единственным именем и в нужном контексте понятно, о ком речь. Гукхани-кхуно Равиг был человеком, однако же на его родителей явно повлияла мода на воронидские имена, которая есть всегда - разница лишь в степени.
   Так, что-то я отвлёкся.
   Между гива и предполагаемым кимбу - или гепардом - притаилась ещё одна группа. Кажется, центральная статуя изображала Шагара, а остальные - собак. Одна из них, щерясь, припала к земле, другая вцепилась богу-дракону в основание шеи. При чём тут божество моряков? Танлин моряком не был. Что-то опять связанное с войной и смутой? Угроза из-за океана?
   - Знаешь... - начал Карак, сидевший на парапете.
   - Чего? - поторопил я.
   - Это очень дурная история. Думаю, ты это понимаешь без меня. И ещё... Количество урн, Тала. Это число.
   Я медленно сел рядом на твёрдый шершавый камень. Мы посмотрели друг другу в глаза.
   - Только не то, что я думаю, Карак.
   - Полагаю, именно то.
   Не сговариваясь, мы взглянули, задрав головы, сначала на оскаленную морду хищника, попирающего лапами человека и нависающего над нами, потом на два ряда урн.
   - А думаю я, что это какой-то намёк на войну, в которой участвовал Хибрар и попал в плен, а смерть Дживаны - никакой не несчастный случай, а самое настоящее убийство.
   Я махнул рукой в сторону урн:
   - А это - кровавый след за ним.
  

5

  
   - Я об этом подумал ещё утром, пока ты спал, - ответил Карак.
   Вот почему мне казалось, что мы гуляем по могильникам. Говорят, у женщин есть "интуиция", с помощью которой они всё ощущают на подсознательном уровне. Получается, они всегда чувствуют то же, что и я сейчас из-за побочного эффекта рафи-связи? Бедняжки!
   Сидим внутри гигантской головоломки. Поистине голову сломаешь или лишишься её, если узнаешь правду.
   Сквозь зелёные ветки старых клёнов я посмотрел на замок. Камни помнят и молчат...
   - Духи этих скал и деревьев, - тихо сказал я, продолжая рассматривать стены и башни. - Они здесь?
   - Здесь.
   - А дух замка?
   - Тоже.
   В моём мозгу забрезжила призрачная идея, но пока она ещё не оформилась, я неосознанно проговорил:
   - Не займёшься?
   - Нет.
   Такой ответ меня удивил, а Карак пояснил, заметив это:
   - Только ещё больше запутаю. Эта братия никогда не говорит прямо, всё какими-то загадками, а мы, гадугары, отгадываем.
   Его слова повисли в воздухе. Затрудняясь с поддержанием беседы, что нечасто со мной случалось, я молча перевёл взгляд на шероховатый серый камень, из которого были изваяны гигантские урны. Или всё-таки вазы.
   Потом спросил:
   - Куда ты летал, кстати?
   - В Зитаар. Надо было отправить пару телеграмм. Ответ я велел присылать до востребования - мне туда проще добираться, чем тебе.
   Я кивнул - несомненно - и не успел задать следующий вопрос, как лучший друг сам сообщил:
   - Ниттар пишет, чтобы мы возвращались.
   Удивлённо поморгав ресницами, я нахмурился и спросил:
   - Не уточнял, почему?
   - Нет, и это навело меня на мысль, что что-то случилось важное. Ниттар тут же прислал ответ на мой вопрос, я буквально через два часа опять посетил отделение и принял. Думаю, он спешил и, наверно, не успел или не может сказать больше.
   Такие подозрения у меня не возникали.
   - Слишком много совпадений, - заметил я, вставая на ноги. - Идём дальше - тут, по плану, должно быть что-то ещё.
   Ведомый духом исследователя, я столь резво ринулся по огибающей гива тропинке среди кустов чёрной ягоды и молодой поросли клёнов, что Карак еле успел схватиться за моё плечо.
   Тропинка почти заросла, но я сумел продраться сквозь колючие кусты, и мы оказались на новой площадке всё того же второго яруса. Здесь между расколотыми и вывороченными плитами пробивались молодые берёзы, которые вряд ли должны были быть здесь по замыслу строителя. Их мы видели вчера по дороге в замок. Неизменные клёны склонялись в безветрии, а среди них...
   - Ого, - сказал Карак как-то приглушённо.
   - Что это? - поддержал я и шагнул к чему-то, что приветствовало нас разинутой пастью. - Карак, это... беседка?
   - Скорее, грот.
   - Ты прав - я, наверно, смогу в нём поместиться.
   - Мы оба и ещё трое таких, как ты.
   Карак оставил в покое моё плечо и перебрался на берёзку, прогнувшуюся под его тяжестью, а я постоял немного перед каменной пастью, в которую гостеприимно вели ступеньки. На этот раз что за знак? Ты сам просишься в рот к чудовищу?
   Солнце за время нашей прогулки успело сместиться и теперь светило позади грота, так что он и окружающие его клёны зловеще отбрасывали тень на площадку с березняком. Раскрывшее рот чудище уже четыреста лет пребывало в таком состоянии, и его плоскую, почти человеческую физиономию покрывали пятна зелёного мха и голубоватого лишайника.
   - "Все мысли улетят", - сказал Карак у меня из-за спины.
   - Прости?
   - Надпись на губах этого... Ты понял.
   Надо отдать должное воронидскому зрению.
   Почему-то дрожа, я неспешно поднялся по ступенькам, вопросительно оглянулся на друга - тот сидел, опустив плечи и крылья. Карак часто так делал в детстве, ещё не умея правильно их складывать, но у взрослых это жест сильного недоумения.
   - Я пошёл, -­ сказал я, ни к кому на самом деле не обращаясь, и без труда вошёл в открытую пасть, как в дверь.
   Оттуда веяло холодом и было темно - непривычно после прогретого воздуха. Изнутри, через овал огромного рта, виднелся кусок сада и несколько берёз. Выше рта располагалась пара кругов-глаз, из которых лился жидкий свет, больше мешающий, чем помогающий разглядеть что-нибудь внутри. То, что я всё-таки смог увидеть - это стол-язык и стулья-зубы.
   - Темнота, как в желудке у Хилаки, - произнёс я себе под нос и сначала даже не понял, что случилось: мне показалось, что слышу отдалённое эхо.
   - Молчи и выходи оттуда, - послышался голос Карака снаружи.
   Не став спорить, я вылез обратно на дневной - или скорее вечерний - свет и подошёл к ворониду. Открыв папку, которую так и таскал с собой, я чуть не упустил её на камни.
   - А ты был прав - как в желудке у Хилаки, - прокомментировал Карак. - Я чуть из перьев не выскочил, когда ты заговорил - звуки такие, будто шетани кого на части дерут.
   Грот изображал распахнутую пасть Хилаки в качестве аллегорических врат преисподней. Если произнести что-то внутри неё - эхо слишком громкое и малоприятное на слух. Кроме того, ещё одна интересная деталь - в надписи на губе чудовища не хватает нескольких слов. Вместе с утратами это звучит как "Оставь раздумья, всяк входящий сюда". С потерей нескольких слов смысл фразы поменялся и Карак прочитал то, что осталось. Я прищурил глаза, читая видоизменённую цитату из классика прошлой эпохи. У него было "оставь надежду" и самое дно преисподней.
   Вот и тема загробного мира. Понимаю, почему люди ужасаются - Хибрар осмелился изобразить спуск туда, да ещё и в таком виде. Гости, наверное, отдыхали внутри головы Хилаки. Откуда такая дерзость?
   Растения, окружавшие грот, были отделены от разбитой и проросшей берёзами площадки новым парапетом, и мы шли вдоль него, пока не обнаружили подъём на следующий ярус. Новая эспланада - только теперь в два ряда тянулись не урны, а гигантские шишки. Статую во главе я не сразу рассмотрел - была видна только спина и немного бок. Обойдя её, я немного оторопел от увиденного - это была женщина с неестественно широко раздвинутыми ногами, словно неуклюжая девчонка попыталась изобразить гимнастку и сесть на шпагат, но не удержалась и опрокинулась назад.
   Я невольно отшагнул, недоумевая, а Карак взгромоздился на ближайшую шишку, как гриф на скалу, и молча окидывал глазами площадь.
   В поисках ответа я в который уже раз открыл папку, но сколько ни листал эскизы, похожего не обнаружилось. Повернувшись к Караку, пожал плечами.
   - Ничего? - на всякий случай переспросил тот.
   - Ничего. Утраты всё-таки слишком большие. А ты как считаешь? Какой-то дух? Символ?
   - Не знаю. Правда, не знаю.
   Склоняющиеся ветки загораживали ещё что-то, что напоминало купол. Карак остался искать хоть какой-нибудь ответ, а я поднялся дальше. Даже не на последний уровень, а к последнему сооружению, которое стояло отдельно от всех прочих. Как это, должно быть, символично - я взошёл по ступенькам к храму, кумирне или подобному ритуальному сооружению. На контрасте с монстрами из парка от небольшого здания веяло покоем, умиротворением и вечностью. Вечностью не в смысле небытия, а чего-то, что величественно и нерушимо.
   Окружённая рощицей красных клёнов базилика высотой примерно в три моих роста. Колоннады с треугольным фронтоном без украшений, два маленьких - по три ступеньки - лестничных марша, между ними щит без герба и траурный венок, в дальнем конце здания тот полукруглый купол, который я и увидел, стоя внизу, на площади с шишками, и ещё раньше, когда шёл сюда через поляну.
   Это - храм памяти Дживаны. Я вошёл под свод нефа, но не обнаружил ничего, кроме глухой западной стены. Простота, изящество и...
   - Снова оно, Карак, - окликнул я, напрягая лёгкие, а не связки, чтобы он точно услышал, - перевёрнутые колонны, с основания на капитель.
   Именно так, все четыре ряда. Я дождался, пока воронид доберётся до меня, и продолжил:
   - Отзеркаленные знаки, теперь это. Каковы твои мысли?
   - Были какие-то священники, которые всё перевернули с ног на голову, - не задумываясь, ответил Карак. - Я колонны имею в виду.
   - Почему священники?
   - Они точно здесь были замешаны, брат. Шишка кедра, а в нашем случае - кагарабуанской сосны, символизирует загадку из-за большого количества чешуек и скрытых за ними орехов. Но кроме того - как другое значение символа - общину, основанную монахами. Или пилигримами.
   Я замолчал, потому что у меня в голове родились ассоциации. Кехалузама, "город тысячи храмов". Он также и порт, но только пассажирский - потоки паломников, туристов и путешественников. Людей много, как чешуек у шишки.
   - Тала?
   - Ты прав, - отозвался я. - Пожалуй, прав.
   Сел на ступеньку.
   Создававший всё это человек, следивший за работой, потом, возможно, гулявший здесь и думавший о покойной жене или вынашивавший план мщения, теперь давно превратился в могильную пыль. Не по себе от этой мысли - все там будем. Не далее как весной я на собственном болезненном опыте убедился, что могу оказаться так же смертен, как и другие люди, так тут ещё и эти приветы из преисподней...
   Человек уходит на другой план, а на этом остаются лишь воспоминания. А ведь Хибрар наверняка даже не смог отомстить за бедную жену, если оставил это предупреждение другим - семье или близким друзьям.
   Это показалось страшно несправедливым.
   - У тебя влажные глаза, - услышал я смущённое замечание Карака.
   Я сердито утёр их. Мне скоро уже восемнадцать, не годится лить слёзы, потому что мужчины не плачут - мало ли кто кроме рафи увидит. Какой я всё-таки ещё ребёнок!
   А где, интересно, похоронена Дживана? Здесь же, под базиликой? Что вероятней - в семейном склепе или на кладбище в Зитааре.
   Карак произнёс одну-единственную фразу за всё время, пока я там сидел - он нечасто видел меня так тяжело задумавшимся, - а потом напомнил, что есть ещё кое-что, чего мы не видели. Наверно, он заметил что-то, на что я не обратил внимания.
   Медленной поступью я спустился от парящего отдельно храма к бесстыдной девице, прошёл между рядами шишек и увидел обещанное Караком. Это существо напоминало человека или крупную обезьяну, поднявшуюся на задние лапы. Передние лежали на щите с изображением пышного цветка с множеством лепестков. Её голова, однако, была вовсе не обезьяньей и имела вытянутую морду.
   Это не обезьяна. Это бер.
   Я с восхищением и трепетом рассматривал каменного зверя и цветок, на который он водрузил передние лапы. Древние верили, что беры - это такие люди, только волосатые. И правда - если он встаёт на задние лапы, он очень похож на человека. Говорят, что умывается и совокупляется он, как человек, а если остричь и побрить - будет ещё больше похож. Но, к некоторому сожалению, учёные доказали, что мы родственники скорее обезьян, чем беров.
   Это не сказочное животное наподобие дракона, а настоящий зверь. К какому виду он принадлежит?
   Уже по привычке я полез за ответом в папку, но ничего не нашёл. Это не менее интересно, везде же живут разные беры. Какой же это? Горный? Коричневый? Может, вообще пещерный? Если он тут в натуральную величину и в полный рост - может быть, и пещерный. Не разбираюсь я в такой зоологии.
   Карак тоже созерцал молча, потом наконец со мной заговорил:
   - Если догадка верна и эти вазы на самом деле не вазы и означают смерть, то они всё-таки интересной формы. Как дарсенийские.
   - При чём здесь это?
   - Зитаар, если ты не знал, находится в Дарсени. Ночью мы пересекли границу уезда. Не знаю, есть ли в кагарабуанском идиома "дарсенийская тайна", но явление в истории и культуре есть.
   Я закивал, чувствуя, что задал глупый вопрос. Ло-дарсени, загадочный древний народ. Они давно исчезли неизвестно куда, ещё до отделения мивали от йодха. У них были избираемые цари и равноправные женщины.
   Тогда неудивительно, что они исчезли с таким "наследованием".
   "Подумаю об этом позже", - решил я, заприметив ещё один экспонат этой форменной кунсткамеры. Снова девица с раздвинутыми ногами, а на неё смотрят собака и лев.
   Развернувшись вправо, я заложил руки за спину и побрёл по аллее к началу, или тому, что можно считать им - то есть гигантам-плакальщикам и голове Тендфуку. Карак следовал рядом со мной по земле. Очень скоро из-за зелени появилась каменная голова борющегося великана.
   Я сбежал по ступеням, и вот опять они - нависший над тропой Кауллин и его жертва.
   Мы обогнули их и продолжили прогулку. Довольно большое и, наверно, старое дерево росло как раз рядом с тропинкой - я видел его и в прошлый раз, но не обратил особого внимания. Проходя мимо, небрежно коснулся рукой коры, и что-то меня остановило - возможно, её цвет и вид. Серовато-зеленоватая, в каких-то пятнах, гладкая на ощупь. Я замер так, словно споткнулся, и обернулся к рафи:
   - Карак, что это за дерево?
   - Платан это, - безразлично ответил тот. По его потерянному виду можно было предположить, что он не совсем понимает, к чему я это спросил.
   - Да?
   Вместо ответа Карак прыгнул с парапета, набрал высоту и через пару мгновений был уже там, где ветки. Почти сразу же он вернулся вниз.
   - Вот, смотри сам, - невнятно сказал воронид и разжал клюв, передавая мне крупный и широкий лист, который я взял за черешок двумя пальцами. Напоминает всё те же клёны, но его пластина не так сильно изрезана.
   - Дурья моя голова, Тала, - пробормотал Карак, тупо разглядывая лист вместе со мной. - Платан связывают с именем и культом Кауллина.
   Я взглянул на него с интересом и воодушевлением.
   - Не только твоя, - "утешил" я. - Неужели никто из исследователей не думал о символике растений, стихии дерева и вообще не рассматривал весь ансамбль как предостережение от проникновения в тайну? Вредную для здоровья...
   - Это немного расходится с нашей теорией, - осадил меня Карак. - Стихия дерева - это слишком прозрачно для меня, для любого гадугара или достаточно просвещённого представителя людского рода.
   - Не забывай, Карак, что у моего народа поклоняться духам не принято и человек может не знать, сколько растений есть в природе, - возразил я, помотав головой. - Входя в лес, он может обращаться ко всем местным моратти скопом, не называя их по именам. Да и кто бы связал деревья с какими-то заговорщиками? Нет, дорогой друг. Если бы и вспомнили о том, что здесь растёт - отнесли бы туда же. Безумство любви и прочая чепуха.
   - Есть личности поумнее и пообразованней нас с тобой, - сказала ходячая энциклопедия.
   - Тогда почему здесь нет толп туристов и любителей всякой романтики? Представляешь - давний заговор, вражда, смерть прекрасной возлюбленной из-за ревности! - Я встал в нарочито театральную позу, а потом неприязненно фыркнул и заявил: - Всё, хватит молоть эту чушь.
   - Кому романтика, а кому беда, - поддержал лучший друг.
   - Кто-нибудь вроде Ниттара не стал бы бродить по подобным местам, - подняв палец, продолжил я речь. - Туда же - вьяпар далеко не всегда увлекаются искусством, чтобы вообще знать о существовании этого парка. Даже несмотря на то, что есть железнодорожная станция с таким названием - мало ли, к чему оно относится. Йодха - они бы не остались в стороне, но их дело в основном воевать и руководить. А вот кахини... Что бы сделали они? - Я развёл руками и пожал плечами.
   - Тала, ты не допускаешь мысли, что Хибрар хотел не скрыть информацию, а наоборот предупредить? - осведомился Карак. - Но того, кто мог бы понять и прочитать шифр.
   - Да, пожалуй... Сколько лет, интересно, этим деревьям? - вслух подумал я. - Хотя бы тому платану.
   - Ему пятьсот, - отозвался Карак и посмотрел вверх. - Примерно во столько определяю возраст его духа-моратти. Платан живёт очень долго - тысячу лет, а то и две.
   А этот, значит, когда разыгрывалась драма с участием представителей домов Танлин и Сахабо, уже был взрослым деревом. Никогда не задумывался, что они и впрямь так долго живут.
   - Не приволок же его сюда Хибрар, выдернув где-нибудь с корнями, - хмыкнул я.
   - Он мог планировать парк с учётом уже имеющейся растительности, - дополнил Карак мою мысль. - Куасни-кхуно сказал, что разрушать было некому? - поинтересовался он. - Камень-то да, но за всё прошедшее время какое-то дерево могло погибнуть от болезни или вредителей, его могло разбить молнией - да мало ли что. Новые тоже могли вырасти.
   - Если отбросить подозрительность... Может, Хибрар просто любил клёны? - предположил я, помахивая на ходу листком. - Ты не поверишь, но я бы решил, что это клён такой. Только какой-то больной...
   - Может. А может быть, здесь всего лишь больше видов растёт, чем у нас. Так оно, в общем-то, и есть. Кагарабуанская флора считается богатейшей в мире.
   Мы повернули назад. Остановившись на некотором отдалении от высеченных из скалы фигур, я приподнял голову и рассмотрел Кауллина - портретное сходство налицо, в этом я убедился лишний раз. Его собственная голова была немного склонена, как делает человек, прикладывая усилия. Здесь усилия прикладывали для убийства.
   Глядя на эту скульптуру и вспоминая прочие его изображения, понимаешь, почему с Кауллином связывают платан и другие мощные деревья-долгожители. Но это растение сильно похоже на клён, и не объясни мне Карак - я бы и не заметил, только бы над гигантскими размерами похмыкал. Может быть, Хибрар на это и рассчитывал? Тогда всё точно сходится. Изваяние и правда изображает одного из известнейших героев античности, а не рыцаря - здесь папка с эскизами не соврала. Только держит он вряд ли великана-людоеда.
   - Карак, дуб - тоже "его" дерево! - осенило меня, и я хлопнул одной ладонью об другую. - Но он не похож на клён, и если кто не видел платанов - вроде меня - тот и не обратит внимания.
   - Здесь есть и ещё, - заметил Карак. - Смотри-смотри, внимательней смотри - помоложе и потоньше.
   И правда. Взрослое дерево окружали молодые, как дети мать или выводок птицу. Надо поискать получше - возможно, здесь растут и дубы, но так или иначе дуб может быть посвящён любому могучему герою, а платан - "личное" дерево Кауллина.
   - Карак, - начал я, - вот у нас предполагаемый Кауллин кого-то держит, но хоть убей - не верю, что великана. Не слуга ли это?
   - Хммм...
   - Помнишь легенду о смерти героя? Предательство, брат.
   - Предательство наших мивали? - неуверенно предположил Карак.
   - Или императора, - подхватил я, - что плохо отразилось на семье Танлин-кхуно или сыграло ещё какую-то нехорошую роль.
   Две каменные фигуры нависли над нами, создавая ощущение, что ещё чуть-чуть - и придавят своей массой. Вспоминая легенду, я заговорил вслух, чтобы Карак смог дополнить, если ему самому что-нибудь придёт в голову по ходу моего рассказа.
   - Отдыхая после многочисленных подвигов у одного царя, герой влюбился в его дочь Хайвани и незамедлительно посватался. Сыграли свадьбу, однако новоиспечённый муж не собирался оставаться у тестя - Кауллин построил дом на одном из отдалённых островов и решил пригласить молодую жену жить там. Пара брела по берегу, разыскивая рыбаков, которые согласились бы за плату доставить их туда, когда навстречу...
   - ...навстречу им попадается человек по имени Бриши, - угрюмо подхватил Карак, уже зная, чем всё кончится. - Из особого племени.
   - Угу, шилкарани, который всего лишь наслаждался ярким солнцем, лёжа на скалах, - кивнул я. - Кауллин попросил Бриши помочь им с женой.
   Я развернулся и пошёл по направлению к зубастому чудовищу и черепахе, точно затылком видя статую позади меня.
   - Шилкарани согласен, - продолжал я, оглаживая рукой пятнистую кору огромного дерева. Кусок или два отломились и упали в траву. - Он меняет облик, сажает на спину Хайвани, а Кауллин пускается вплавь. Но, пленённый красотой женщины, Бриши нарушает уговор и пытается её похитить. Кауллин понимает, что произошло, и отбивает жену обратно, попутно смертельно ранив оборотня. Умирая, тот обманывает Хайвани, говоря, что его кровь можно использовать как любовное зелье, и если муж её разлюбит, надо подлить этой крови в его еду. Когда Кауллин увлёкся другой, снедаемая ревностью жена приказывает слуге отнести мужу мех с вином, перемешанным с кровью Бриши. Яд начинает разъедать внутренности, несчастный Кауллин впадает в агонию и в слепой ярости убивает слугу. То есть Хайвани его убила, можно сказать, а не её муж. Тот также погибает, из-за крови Бриши. Убийство женщиной и из-за женщины, да ещё непреднамеренное.
   Когда я вымолвил последнее слово, воцарилось молчание. Я смотрел на лучи солнца, пробивающие кроны деревьев. В воздухе кружились кровососущие мухи.
   - А убийца-то получается Бриши, хоть и мёртвый, - проговорил я. - Из-за мести. М-да. Такие дела.
   - Но кто в нашем случае Бриши?
   - Риторический вопрос, боюсь.
   Сравнительно немного воронидов обитают среди людей, а вот шилкарани, как правило, не показываются вовсе, предпочитая жить в собственных городах, покрытых океанской водой. Стихия сама по себе недружелюбна к человеку, да и к ворониду благосклонна не всегда, но шилкарани связаны с ней крепче любых других существ, разумных или нет. В довершение прочего они умеют эффективно проклинать, особенно перед смертью. По перечисленным причинам их не беспокоят лишний раз и, тем более, никто не смеет бросить гарпун в шилкарани, тюленя-оборотня. Легенда кончилась гибелью того, кто убил одного из них, пусть Бриши по ней и сам виноват.
   Здесь мы решили разделиться и договорились обменяться посланиями, если обнаружим ещё что-то интересное. Карак упорхнул, и я остался один. Среди призраков, образно выражаясь.
   Бродя по парку второй раз, я обращал внимание теперь уже не только на камень, но и на свидетелей из царства живой природы. Когда Карак скрылся за деревьями, я едва унял желание окликнуть его и попросить вернуться. Приказав себе не трусить и напомнив, что это всего лишь камни и деревья, я сосредоточился на поиске новых улик.
   Пробравшись сквозь осоку в половину моего роста, я сел над берегом ручья, от которого всё так же поднимался отталкивающий запах тины и погибших растений. Вот так должен был пахнуть Ардха на заре человечества, на заре мира, осознал я, когда боги и духи виделись людям жестокими и бесформенными. Сейчас - мокрой от дождя землёй, мхом и свежими грибами. А Хилаки - чем-то глубинным и страшным, потому что никто не возвращается от него, а если возвращается, то ничего не рассказывает.
   Отчего-то я пожалел, что поминал его имя всуе в этом месте. Даже холодок по коже пробежал.
   "Убийцы, рухните в бездну". Вот почему здесь присутствует его голова. Я с опозданием вспомнил, что изначально у Хилаки, то есть у представлений о нём, не было лица - просто что-то, что никто не видел, потому что природа подобных существ выше человеческого понимания.
   Не просто "рухните в бездну", а "так, чтобы следа не осталось".
   Если Хилаки хочет наказать человека или воронида, он насылает отчаяние, вдруг подумалось мне. Быть может, рассыпающаяся композиция указывает и на это?
   Внезапно мне показалось, что я остался совсем один, исчез даже Карак, и опасность надвигается отовсюду, сжимая кольцо. Воображение играет со мной злые шутки... Как и атмосфера этого заколдованного места.
   Заколдованного как в переносном смысле, так и в прямом. Могущественная магия растворена в мире повсюду - учёные с этим сталкивались и продолжают сталкиваться. Она пронизывает всё живое и неживое, где-то выделяясь, где-то оставаясь незаметной. Чем ещё можно объяснить жизнь и рост серебряных и красных клёнов? Ведь им должно быть труднее питаться, чем обычным зелёным растениям. Чем ещё можно объяснить метку карамати, мою и многих других? Чем можно объяснить возвращение в море шилкарани?
   Ворониды тоже. Они... не должны были быть такими. Они оставались сообразительными, но неразумными птицами, пока в этот мир не пришли чужаки - люди...
   За дело. Я перебрал в памяти стихи-заклинания в надежде найти подходящее. Не стоит надеяться, что магия откроет мне правду, но вот попробовать стоило. С другой стороны, велик риск ещё больше всё запутать.
   Дарсенийских тайн несколько, а одна из них связана с зеркалами - богато украшенными, с рисунками и загадочными письменами. До нас таких предметов дошло около тысячи, и все хранятся в музеях и частных коллекциях знати. Два я видел в Иноземном музее в Генгебагаре.
   Много подобных зеркал создавалось, и они считались волшебными, таковыми не являясь. Мастер, их изготавливавший, мог быть неграмотным и выполнял надпись на новом зеркале с помощью отражения от старого - потому-то надписи и трудно прочитать, если не невозможно.
   Могут ли эти дарсенийские - по словам Карака - вазы отсылать к зеркалам или это плод моего воображения? Даже если это здесь ни при чём, остаются отзеркаленные знаки амулета царей, а с обычными зеркалами связано достаточное количество легенд и примет.
   Например, верят, что жених и невеста должны смотреться в одно зеркало, чтобы двойники укрепили реальный брак. Верят, что зеркало становится проклятым, если оно "видело" убийство. Некоторые и вовсе считают, что зеркала - это окна в потусторонний мир и любят на них гадать и получать предсказания.
   Все эти "предсказания" именуются кратко ОСУ, то есть Один Старичок Услышал.
   В обычной жизни зеркало - просто стекло, "мистики" из числа атми этого не знают, но почему бы мне не последовать их примеру? По-своему, разумеется, а не по-дилетантски.
   Ардха сейчас видит и созерцает меня, и я чувствую его могущество и власть. Кагарабу стоит крепко и будет вечно - надеюсь, что Самавати тоже, - и если духи камней и лесов помнят всё, я увижу отблески их мыслей.
   Было мне лет десять, когда я это сочинил, и отец сказал, что попробовал использовать для наблюдения за погодой в соседнем департаменте. Какой результат, интересно, получится с моим вопросом?
  

А вы никогда не видали?

В саду или в парке - не знаю,

Везде зеркала сверкали.

Внизу, на поляне, с краю,

Вверху, на березе, на ели

Везде зеркала блестели.

И в верхнем - качались травы,

А в нижнем - туча бежала...

  
   Не стоит ждать, что откуда ни возьмись на деревьях появятся стёкла, конечно, но сознательное и бессознательное вместе с заклинанием выдадут какой-то результат. Кратко переведя дыхание и не затягивая паузу, продолжил.
  

Но каждое было лукаво,

Земли иль небес ему мало -

Друг друга они повторяли,

Друг друга они отражали...

  
   Воздух сгустился, как будто превратившись в воду, которой, тем не менее, можно дышать, и в нём появились размытые зелёные пятна, мягкие вспышки серебристой энергии (Карак видит это без заклинаний?), но нужно было закончить. Лёгкие наполнились кисло-сладким ароматом свежей срезанной травы, а жара стала не такой удушающей.
  

И в каждом - зари розовенье

Сливалось с зелёностью травной;

И были, в зеркальном мгновенье,

Земное и горнее - равны.

  
   Или же видимое и невидимое - живые существа и духи, обитающие рядом, в двух противоположных мирах, но в то же время параллельных. Мы не видим их, а они нас, и сейчас они тоже вряд ли знают, что я вторгся в их владения, пока я чем-то себя не выдам. Людей и воронидов они не видят, но могут чувствовать вибрации их душ. Или заметить пролившуюся кровь.
   Тут повеяло морозом. Нет, даже не морозом, а знакомым сковывающим холодом, из-за которого мне показалось, что промокшая от пота рубашка примёрзла к коже. Перемена с духоты стала оглушающей и лишающей воли. К счастью, ненадолго.
   Опершись одной рукой о челюсть каменного монстра, на берегу ручья стояла чья-то фигура, с неясными, плавными и текучими очертаниями - похоже, женская. Контуры плыли и терялись среди красок тонкого мира, и непостижимым образом я увидел лицо - хорошенькое личико, вот только глаза почти совсем пустые. "Почти" - потому что в них стояли скорбь и отчаяние.
   Везёт мне, как утопленнику - только сильнее запутал.
  

6

  
   Очнувшись, я с натугой повёл плечами, разминая их. Как я там сказал? "Призрачная идея"? Был прав.
   Возможно, здесь убили ещё кого-то? Если так, это усложняет и усугубляет дело.
   Солнце стояло высоко, ничуть не просушивая воздух, и я решил, что самое время вернуться в замок, как следует закусить, а там видно будет. Проведя внешней стороной ладони по мокрому лицу, я только сейчас осознал, что надо побриться, и сильно удивился. Надо же, борода растёт даже у меня, а ведь когда-то смазывал щёки растительным маслом, да не принесло ощутимого результата.
   На кухне я набрал целый расписной поднос разносолов - главное, чтобы мяса гаура не было. Рис с йогуртом! Вигу под острым соусом с зеленью! Тонкие лепёшки! Обжаренный молодой алу со специями! Сладкие клёцки с ягодами! Творожные шарики в сиропе!
   И всё моё. Оставалось только сглатывать слюнки, пока молоденькая крепкая служаночка несла нагруженный поднос наверх, в библиотеку.
   Я отодвинул всё подальше, сел на стул и застелил штаны салфеткой. Обедать среди памяти веков - что-то в этом есть такое, особенное. Я ждал Карака, чтобы поделиться результатом, и уплетал ближайшую лепёшку. Та рвалась, как бумага. Тесто пресное, но пальчики оближешь.
   Тут пополз запах намокших перьев - лучший друг вернулся мокрый и помятый, словно его пожевал и выплюнул какой-то хищник. Я сначала было так и подумал, успев испугаться, но потом понял всю нелогичность предположения. Тем временем Карак оседлал спинку стула, растопырил перья в стороны и заявил, отчётливо скрежетнув клювом от удовольствия:
   - Теперь намного лучше, пусть и не надолго.
   Всё в порядке - это он ходил купаться. Но мне даже стало интересно, водится ли здесь что-нибудь такого размера, что могло бы поймать воронида пастью - ведь Карак не дикий вигу, а огромная тварь.
   Дурно что-то. Может быть, голову напекло? Я опрометчиво ничем её не накрыл и перегрелся, только и всего.
   - Ты чувствуешь то же, что и я? - обратился я к ворониду с некоторой надеждой.
   - Тоже, - скучно отвечал он.
   - Мне нехорошо, - помолчав, сказал я. Я, который страшно не любил признаваться в том, что что-то болит, беспокоит или смущает.
   - Я понял. Мне тоже, и это не твои ощущения, а мои собственные. Моряки говорят, что затонувший корабль - это как погибший человек, - прошелестел Карак, взъерошился и встряхнулся, точно у него в перьях копошились невидимые противные насекомые. - Тело без души, пустая оболочка, в которую может вселиться что угодно, не всегда дружественное.
   - Заброшенные здания - та же песня, - согласился я. - Здесь у меня как раз такие ощущения, брат - живые существа ушли, а вместо них завелись привидения или что-то похуже.
   Я сел на стул, поставил локоть на стол и потёр горячий лоб:
   - Тебе не кажется, что этот вор играет с нами?
   - Или нас выставляют дураками.
   Я только кивнул - это тоже могло быть. Потом покрутил головой, бесцельно оглядывая комнату. Картины, стеллажи, шкафы. Стойте... Картины. Непонятно, почему я не заметил ещё одну - портрет. Оурат на нём смиренно сложила руки на коленях. Волосы убраны под сетку, должно быть, по моде тех времён, плечи и верхняя часть груди обнажены. Потускневшая табличка гласила: "Равиг. Портрет Сахабо-кхуно Дживаны".
   Как я сразу не догадался, что это Равиг? Не наш, конечно, а тот, чья фамилия не требует упоминания. Первоначально он получил известность как специалист по рисованию бессмертных женского пола - их изображения тогда пользовались популярностью.
   В этом портрете угадывалась манера, но... Скорее всего, мастер получил заказ изобразить земного человека, а не идеал. В этом великий искусник достиг успеха, потому что лицо у неё было своё. В глазах цвета дикого мёда словно отражался огонь свечи, но меня смутил немного сумасшедший взгляд и само его направление - слегка в сторону, за спину художнику. Словно Дживана увидала что-то неприятное.
   - Как я понимаю, Тала, - голос Карака заставил меня вздрогнуть - так грубо он разорвал повисшую и почти физически ощущаемую тишину, - тут находятся предметы и документы, которые имеют отношение к главной теме. Пусть отдалённое, но отношение. Также тексты, где тема упомянута хотя бы словом. А это значит, что если мы соберёмся и возьмёмся за дело, ответы мы получим. То есть не умрём.
   - Карак, я тебя обожаю.
   - Знаю. Поэтому лучше закончим с едой и не будем откладывать поиски в долгий ящик.
   С едой закончить было трудно - куда только делся мой недавний аппетит! Мы пытались обедать в молчании, согласно этикету и теории медиков о пользе, но когда невозмутимый Карак оставил от своей порции одни крошки, мне по-прежнему кусок в горло не лез. Ладно, за дело.
   Ненавижу труд. Кто бы знал, как я ненавижу монотонный труд, заставляющий приклеиться задом к стулу и не вставать! В саду я работал с куда большим удовольствием и усердием, пусть и наравне с каази. К слову о каази - хвала Маиши всё-таки, что это не навсегда. Если и через три года продолжу вести такой образ жизни - вот будет позор! На меня и всю мою семью - как на отца с матерью и сестрой, так и на Талавару.
   Если бы идеальная логика была моей сильной стороной, я бы инстинктивно отметал неверные варианты, но я даже в настольных логических играх не был силён. Вздохнув, повернулся обратно к столу, но что-то меня остановило. Я встал и подошёл к портрету Дживаны. Внимательней вглядевшись в лицо несчастной девушки, я хлопнул в ладоши несмотря на мрачные ощущения:
   - Мы с тобой тупые вигу, Карак. В словаре ошибка перенаправления! Когда Хибрар родился, Равиг уже три года как преставился и рисовать его жену не мог.
   Воронид кинулся к словарю через всю комнату, рывком распахнул тяжёлую обложку, так что она стукнула о крышку стола. Я помог Караку перелистнуть страницы, и мы оба воззрились на статью, рядом с заголовком которой красовалась цифра "один". Точно не веря глазам, я подозрительно разглядывал единицу, а лучший друг тем временем прочитал дальше.
   - Переверни-ка, Тала.
   Я перевернул. "Сахабо-кхуно, Дживана (817 - 867)".
   Статьи стоило бы поменять местами. Я, не особо задумываясь, поначалу открыл ту, номер которой значился в статье о Хибраре. Знаю же, что особо не задумываться вредно для здоровья и опасно для жизни - и всё равно делаю.
   - Верно. Нам нужна не эта Дживана, а её внучка, - пробурчал Карак, уткнувшись в книгу и не глядя на меня. - Тёзка её полная. Заметь, дорогой друг, что бабушка тоже не так проста - любовница пожилого понтифика, который принадлежал к семейству Шуокаа.
   - Эти? И они здесь были замешаны? - Даже не пытаясь скрыть неприятного удивления, я опустил кулаки и локти на стол.
   Шуокаа-кхуно печально известный дом, представители которого обожали яды и особо привечали духов змей. Кроме того, в своём уезде чеканили монеты с изображениями и названиями ядовитых растений и сами стали ассоциироваться со змеями, а символ это, как известно, амбивалентный. Одна представительница рода по имени Галаза вообще была известна под прозвищем "Кровавая шалунья", но, правда, из той же семейки происходил один святой.
   Так-так. Тёмная история всё темнее. В принципе, я понимаю, почему старый развратник польстился на девушку.
   - Бабка нашей загубленной девицы своими отношениями с понтификом добыла высокий чин брату.
   - Блат, значит.
   - Любите вы, люди, действовать через постель.
   - Фе. - Иронии Карака я не оценил. Возможно, он храбрится, потому что тоже чувствует подвох. - Карак! Не говори мне, пожалуйста, сейчас про постель, хорошо?
   Тот буркнул что-то невнятное. Соскучился я по Эйли. О, хозяйка её прибьёт, если узнает, что я лазал в окно.
   - Количество урн - это число трупов. Или не трупов? Шишки и урны, урны и шишки...
   "Понтифик" - это "строитель мостов". Титул носит первосвященник.
   Только вану и члены его семьи могли служить Маиши, а во времена Янтарной империи и владычества Кагарабу - только император, как Шагару - только моряки и их семьи. Сами первосвященники не служили, это делали вану под их покровительством и по их советам. Достигая высокого сана, глава культа оставлял посвящение богам ради наставления царей.
   - Какого понтифика поставили ло-самавати, чтобы он помимо прямых обязанностей в духовном наставлении лил в уши императору нужную информацию?
   - Думаешь, такое было и как-то связано? Понимаю, что в истории всё связано, но...
   - Старшая Дживана была любовницей понтифика, - протянул я больше размышляя, нежели подчёркивая этот факт.
   Карак уставился на меня, точно я изрёк откровение.
   - Это число, - повторил он с уже совсем другими интонациями. - И это не количество жертв, а номер... Или не только количество. Ну-ка, минутку!
   Карак перевалился через подоконник и исчез. Я бросился за ним к окну и выглянул наружу. Вон он - работает крыльями так, будто за ним демоны гонятся с жаждой пустить на жаркое. Но куда он направился? Я остался в одиночестве и недоумении и мне ничего не оставалось, кроме как дождаться возвращения.
   Время тянулось медленно и я принялся выламывать пальцы от волнения, потом терзать салфетку. Что он так рвётся проверить?
   Я сел обратно на стул и стал обмахиваться салфеткой, а потом, не мудрствуя лукаво, обтёр ею лицо и шею. Всё равно слуги будут стирать.
   Так, вот и Карак. Хлопая крыльями, он удержал равновесие снаружи и забрался внутрь.
   - Сколько у Шагара голов? - спросил он от окна.
   - Восемь, - с недоумением ответил я. - Почему ты спрашиваешь?
   - Конечно же потому, что сам не помню. На самом деле хочу проверить, помнишь ли ты. Восемь. У статуи - девять. Девять, понимаешь? Я несколько раз пересчитывал.
   - Ну, и? Не тяни.
   - Тала, "Танлин" - это "дракон", - произнёс Карак так, словно услышал о смерти любимого дядюшки. - Родовое имя Хибрара значит "дракон". Это не Шагар. Это он сам.
   - А эти звери вокруг? - только и смог выговорить я. Салфетка у меня в руках уже была совсем смята.
   - Не знаю.
   Хищные звери, напавшие на геральдическое животное Хибрара, то есть его самого. Понятно, кто - враги и среди них священник. Но нет имён.
   Лев - попробуй, догадайся, на кого или что указание. Львов и кимбу в гербах масса - включая многие наши. Город, дворянский род, человек... Город? Какой из городов зовётся "городом льва"?
   - Сюда бы Дарумати. Он бы из этой истории роман сделал, - давясь сардоническим смехом, сказал я.
   - Возможно... Только это, к сожалению, всё по правде, и лучше бы это был роман.
   Популярный писатель иной раз заворачивал такие сюжеты, что теперь я начал подозревать, что он их берёт из жизни.
   Далее мы обнаружили ещё один занимательный факт Танлиновой биографии - Хибрар чуть было не стал жертвой наёмных убийц уже после смерти жены, но его предупредил его друг Тахмило-кхуно, священник. Не последнего ранга священник, синги. То есть немного - и понтифик.
   - Значит, последняя картина - его портрет, - заключил Карак, когда мы обсудили это.
   Мы договорились решать проблемы по мере поступления, и я доселе не обращал на экспонат особого внимания, даже содержание таблички с подписью в памяти не отложилось. Это ещё один человек из окружения Танлина-кхуно Хибрара, "любимого героя" нынешнего владельца замка.
   Написанный во весь рост, синги Тахмило небрежно опирался рукой о резной столик со сваленными в беспорядке документами. Фоном служила тяжёлая занавесь из мерцающего муарового бархата тёмного зелёно-серого цвета - точно грозовая туча. На главном персонаже светлое ритуальное облачение со всеми атрибутами - Небесный перстень, плащ-гамакоти и остальное. Меланхоличный взгляд в сторону, короткая борода, нездоровый румянец на щеках. Поза такая, словно портретируемого утомило бесконечное позирование, а художник это скрупулёзно запечатлел.
   Я резко, точно меня озарило, вспомнил, что видел картину и прежде, но в другом месте и под электрическим освещением. Работа Мурокушата, портретиста, чьё имя стоит на равных с Равигом и Самагиваном. Был одним из тех людей, которые родились в одной касте, а жили в другой - и что примечательно, Мурокушат не бросал занятия торговлей: доходы позволяли ему думать об искусстве, а не о куске хлеба.
   Вытянув указательный палец, я почти коснулся им краски.
   - Более поздняя копия, - буркнул я. - Пожалуй, чуть ли не современная. Было бы даже немного обидно, если бы Куасни притащил сюда оригинал. Должно быть, не смог предложить баснословные деньги, которые наверняка запросил музей, и заказал или купил репродукцию.
   - Или музей вообще отказался от предложения.
   Наскоро перекусив блюдом, вышибающим слезу и обжигающим язык, я вернулся было к бумагам и артефактам. Ага - филе вигу, запечённое в сметане с умопомрачительным количеством специй. Если не обращать на них внимания, мясо очень нежное.
   Карак, пока я ел, невозмутимо сидел, уткнувшись в книгу. Я сглотнул слюну, скривился, невольно посмотрел вниз на живот - надо молока. Поспешно встал, развернулся и сквозь жгущую боль в желудке понял.
   - "Тахмило" - что это значит?
   Я очень скверно знал коддима, потому что в своё время решил не забивать голову мёртвыми языками - и теперь горько жалел о своём легкомыслии. Карак знал лишь немногим лучше.
   - "Побережье"... У нас он стал бы "Тималу" или "Тимару". Может быть, с окончанием на "-и". Не вижу связи.
   - Он сам был из Рхабета, Верхний Кагарабу... А герб? - Я нетерпеливо схватил справочник по геральдике и стал отыскивать нужный, ругаясь сквозь зубы от переизбытка эмоций. По страницам, с которыми я сейчас обращался не особенно аккуратно, мелькали цветные изображения самых разнообразных созданий, существующих и не существующих в природе. - Вот, смотри - это ж бер, Карак! Уроженец уезда Рхабет, то есть сам "бер", защитил Хибрара.
   - И вот поэтому этот бер опирается на розу, - тихо докончил Карак, ошеломлённый не меньше меня. - "Всё, что сказано под розой - тайна".
   - Он защитил друга, но не знал, кто был инициатором покушения. Или остерёгся сказать. Чахотки у него случайно не было? - Я имел в виду неестественный цвет лица.
   - Была, а как же. Сказано, что "тихо угас". Конечно-конечно - наверняка постаралась чья-нибудь родня - Дживаны, например. Или любовничка её бабки.
   - Особенно последние, - согласился я.
   Вот и ещё один покойник. Карак сказал - трое мёртвых и трое живых. В живых остаются дракон, кимбу и пёс - Хибрар и двое его врагов, которые убили его друга и женщину убили. Кто третий?
   По лестнице, стараясь быть как можно более незаметной, поднялась служанка, чтобы убрать остатки нашей трапезы. Я сначала рассеянно, потом внимательней окинул взглядом ладную фигурку. Девушек здесь несколько. И никто из них ведь не посмеет мне отказать.
   Девчонка почувствовала взгляд и робко посмотрела на меня. Я невозмутимо потребовал молока и добавил, чтобы как можно быстрее.
   Тяжело повалился в кресло, бессильно свесил руки меж колен. Душно, и к тому же я, похоже, обжёг язык, желудок и пищевод. Как нечто далёкое, я видел Карака на столе возле открытых томов и томиков. Воронид разогнулся и сочувственно глянул на меня.
   - Уффф... - Я помотал головой, усиленно потёр затылок и виски. - Извини...
   - Ничего. Однако меня сердит отсутствие у меня таких пальцев, как у тебя - весь ваш мир сделан под вас, людей.
   - Тут ничего не поделаешь.
   Я с трудом поднялся и тут же плюхнулся обратно. Пожар в желудке и глотке продолжался, но вроде как пошёл на убыль. Не рассчитано это мясо на приезжих.
   - Из университета в Бахайре ещё прислали копию диссертации на соискание учёной степени в области искусствоведения.
   - И кто автор?
   - Не знаю, кто это такой. Здесь есть одна глава про Лес души.
   Хотелось взглянуть самому, но мне было слишком плохо. Карак молча её изучил и констатировал:
   - Это смешно, Тала.
   - Не спеши, - сказал я, всё-таки встал и побрёл обратно к нему. Кресло удобнее этого стула, от которого у меня уже всё онемело.
   - Я редко спешу в отличие от тебя.
   - Но не делай поспешных выводов, - я оттеснил его плечом и заглянул в бумаги. - Одна из версий - алхимическое путешествие.
   - Это слишком просто! - возразил воронид, подкрепляя свою точку зрения. - Вигу на смех. Ты сам знаешь, и лучше меня, что данный стиль не предполагает настолько простой трактовки. Лишь одна из версий, и слишком очевидная. Мы учитываем, что очевидное здесь - для отвода глаз. Ищем неочевидное. Это же шифр, верно?
   В чём автор был прав, так это в невозможности для посетителя сразу увидеть весь ансамбль полностью - сад-лабиринт. Всё остальное соискатель учёной степени слишком упростил.
   Наконец получив молоко, я ущипнул девчонку за бок - та пискнула и пустилась обратно поскорей - и принялся жадно, по-плебейски, пить. Как по волшебству, меня перестало жечь изнутри.
   Я выдохнул, блаженно улыбнулся. Настроение заметно улучшилось от того, что быстро и легко отделался. Я пообещал себе, что больше не буду поддаваться соблазну попробовать "экстремальную" иноземную кухню, и конечно же, обещание вряд ли сдержу.
   - А что вот это? - Я с энтузиазмом потянул за край лист бумаги, кажущийся новым по сравнению с остальными.
   - Свежая.
   Список понтификов и антипонтификов. Первосвященников и тех, кто носил этот титул незаконно.
   - Что? - повернул голову я.
   - Тушь свежая, - повторил Карак.
   - Ты прав, - проговорил я себе под нос, чуть ли не утыкаясь им в бумагу. - Это и правда очень заметно. Откуда?
   - У меня тоже не вяжется как-то с тем, что наш дорогой друг Куасни исследованиями, по его словам, не занимается.
   Я не придал значения ни своим сомнениям, ни замечанию Карака, а впереди у нас были вырезки из газет или сами газеты целиком. Подшивку я вытащил прямо на ковёр, сам уселся рядом и поднял обложку. Какое изобилие! У Карака зрачки расширились - то ли от восторга, то ли от неприятного удивления толщиной пачки. Ему самому уже, чувствую, поднадоели затяжные поиски.
   Спустя четверть часа вокруг нас были разложены широкие газетные листы, пожелтевшие и относительно свежие.
   - У меня такое ощущение, что журналисты все сплошь дураки, - процедил я. - Называют Танлина "слабоумным", "ненормальным", приписывают ему простую прихоть - дескать, всадил деньги в уродцев, потому что было некуда. Олухи небесные...
   - Давно они отличались тактичностью, а? - поинтересовался Карак.
   - Мог слабоумный придумать такую комбинацию? - не успокаивался я. Ковёр был недостаточно толстым и мягким для того, чтобы на нём сидеть, и я уже отсидел определённые места - это также раздражало. - А головокружение у посетителей списывают на "длительную дегустацию кагарабуанского вина"! Ты помнишь, чтобы я пил?
   - Кто тебя знает.
   - Карак!...
   - Зато вот что вспомнил. Изнутри падающего дома очень интересный вид - из одного окна видна часть сада, а из другого только небо.
   - Ты учитывал человеческий рост, когда смотрел?
   - Конечно. Подпрыгнул.
   - И что бы это значило? Ну, то что ты сказал?
   - Возможно, хаос - с одной стороны и бесконечность неба - с другой?
   Я лишь плечами пожал: и здесь маленькая деталь. Хибрар однозначно не сумасшедший и уж точно не "слабоумный". Много они понимают в архитектуре и искусстве, эти писаки.
   - Погляди, что написано вот здесь, - лучший друг не собирался позволять мне расслабляться. - "У потомков дома не было средств на содержание парка, и он со временем заглох..." Не было средств у них, разумеется! Не было, угу. Парк создавался, когда главные фигуранты дела уже умерли, но что это меняет, если живы родственники? Те могли разгадать головоломку, и Танлин-кхуно тоже мог оказаться убитым, потому он и запутывал следы.
   С кряхтением, как старый дед, я поднялся с пола, взял очередной том вконец опротивевшей исторической энциклопедии, вернулся в понравившееся кресло и отыскал статьи о судьбе потомков дома Танлин. Карак вспорхнул на подоконник и что-то высматривал снаружи.
   - Ох ничего себе денег у них не было! - хохотнул я и заложил книгу пальцами. - Только и занимались охотами да балами. Это денег стоит. Домашние гепарды у них были, Карак! Улавливаешь, сколько это в монетах?
   - Кто?
   Я мягко укорил "летающую энциклопедию":
   - На тебя жара, что ли, тоже действует? Маленькие кимбу, - объяснил я. - На собак похожи больше, чем на кошек.
   Тут я так и оцепенел с книжкой в руках. Потом поднял взгляд на немного растерянного и обеспокоенного друга.
   - Что, Тала? - недоуменно спросил он, видя мои застывшие глаза. - Что?
   - Я хочу себе пощёчин надавать, Карак, за то, что так туго соображаю, - мрачно признался я, говоря чистую правду. - Кого из первосвященников звали "Кимбуфин"? Или кто подходит к временному отрезку, если их несколько этого имени?
   Понятно. Я лечу впереди паровоза и не желаю остановиться и подумать. Зачинщик свистопляски правда мнил, что я разберусь в этой истории, когда я и в наш ванукуфа-то плохо играю? В йоси кагарабуанском даже не помню, кто как ходит. Преступник, должно быть, этого не знал.
   Или наоборот знал и надеялся, что не разберусь?...
   - Тала, пока не забыл... Помнишь цирк? - озабоченно спросил Карак.
   Нам было по восемь лет, когда Реллан с Хальей взяли меня туда, пригласив заодно и Карака с родителями. Я переел сладостей так, что потом с луну не мог их видеть, в глазах рябило от цветных огней, и я упивался восторгом.
   - Помню, а что? Почему ты вдруг об этом говоришь?
   - Ты помнишь, как слон поднимал своего дрессировщика? Гива бы наверняка, как и слон, сделал это гораздо аккуратней, чем изображает статуя в саду. Гива не поднимает упавшего воина - убивает он его.
   - Наши? - полувопросительно сказал я. - Или что это должно значить?
   - Ещё не знаю.
   - А что насчёт дракона и зверей?
   - Кого называли "псами"? Ка-чамайя? Ка-инья? У кого из ка-инья было прозвище "Пёс"? - медленно спросил Карак, с такой интонацией, точно боялся произнести это вслух.
   - Они все "псы", - недоуменно пожал плечами я. - Сейчас сообразим, куда копать дальше.
   Карак молча согласился, а я вышел на середину комнаты и стал осматриваться, раздумывая, с какого края лучше взяться. "Так, мы ищем жития понтификов", - решил я, направляясь к одному из набитых книгами шкафов. Отворил стеклянную дверцу, просунул голову внутрь и пробежался пальцами по корешкам.
   Книга называлась "Священный хаос" - наверно, "хаос" потому, что повествовала о страстях среди жречества, - была напечатана тридцать лет назад и пусть и имела оглавление, толщина её меня смутила.
   - Знаешь, что... Я пойду ополоснусь и скоро вернусь. Дышать невозможно.
   - Иди, а я пока почитаю и тебе потом расскажу.
   С необычным облегчением в душе я двинулся по ступенькам вниз и остановился лишь у выхода во внутренний двор - в раздумьях. Если его пересечь, попадёшь в небольшой внутренний сад с прудом и ручьём, который питает водой небольшой водоём-беркиль, а через него - весь замок. А если спуститься в подземелья, то окажешься в банях. Мысль о паре и горячей воде показалась отвратительной, поэтому я с готовностью припустил через двор. Солнце палило беспощадно, испещрённый чужими следами песок нагрелся и обжигал босые подошвы.
   Значит, здесь не один сплошной камень, коли растения на чём-то растут.
   Журчание ручья смешивалось с плеском, и возле воды стояла лёгкая прохлада - совсем небольшая на фоне здешней жары, к которой я никак не мог привыкнуть окончательно.
   Вокруг ручья и пруда разбит сад с округло подстриженными кустами и низкорослыми соснами кагарабуанской разновидности - никаких проклятых клёнов! - по ощущениям противоположность того, внизу, и гораздо меньший по размерам. Удивительное умиротворение, яркая зелень и цветы, сверкающие, как драгоценные камни. В центре пруда - небольшой островок с двумя или тремя овальными камнями и одинокой молодой сосёнкой с отдельными пучками пушистой хвои. У самой воды виднелись несколько тяжёлых соцветий глубокого розового цвета - не знаю, что за растение. На островок перекинут длинный плоский камень в качестве мостков.
   Меня немного отпустило и, равномерно дыша, я направился к острову, надеясь посидеть и помолиться.
   Так, стойте - я здесь не один. Не заметил сперва, потому что загляделся на чудесный уголок.
   Распугав оранжевых в белых пятнах рыб, Хилни вылезла из пруда, я сглотнул и отвернулся, держа глаза открытыми - нижняя рубашка облепила её тело, как вторая кожа, обозначив все изгибы и выпуклости. Женщины обязаны купаться одетыми - здесь табу на голое тело, но лучше бы, право, оно было голым.
   - Кхм, я извиняюсь, саим, - отстранённо сказал я и уселся на валун спиной к ней. Сунул обе босые ступни в воду и расслабился - он нагрелась от солнца, но немного. Никого здесь больше нет, кроме меня и этих рыб.
   - Не извиняйтесь, лийнами, - отозвалась Хилни весело. - Вы ничуть мне не мешаете.
   Вскинул голову и увидел, что она забралась обратно в воду и успела приблизиться к тому месту, где я находился. Вода едва колыхалась от её движений и оглаживала поясницу девушки. Тут довольно глубоко, отметил я и с лёгким удивлением посмотрел на собственные ноги - дна я не чувствовал и только теперь это заметил. Лучше думать о нём. Какое здесь дно - каменистое, песчаное или вязкое?
   - Никогда не видела таких, как вы! - прыснула Хилни и шутливо хлопнула меня ладошкой по колену. Я собрал всё своё мужество и взглянул маленькой нахалке в лицо. Смеющиеся глаза расширились: - Простите, если я помешала, лийнами, мы уже представлены, но так и не поговорили с вами.
   Похоже, единственный выход для меня - это доказать про себя какую-нибудь теорему или, попроще, решить арифметическую задачку. Хилни снова засмеялась:
   - Какой замкнутый молодой человек! К какой касте принадлежите?
   Отец всего, я отвечу на этот вопрос и почти любой другой, только пусть она уйдёт уже наконец.
   - Вы догадываетесь, что я кахини, поскольку карамати и к тому же... рисовать люблю. - Не обязательно кому-то знать, в чём конкретно дар.
   - О, человек искусства, как здорово! - Девица чуть ли не в ладоши захлопала. Семейное это у них, что ли, эта живость и суетливость? Меня не раздражали подобные мне нервные люди, но это вот так выглядит со стороны?...
   - Может, поможете мне переодеться?
   Бесстыжая нахалка.
   - Не маленькая, без меня справитесь... саим.
   Ушёл я вовремя - смутить меня ей всё-таки удалось. Посидел, называется.
  

7

  
   Перед глазами у меня стояла каждая точечка и каждый штришок.
   - Ты быстро, - отметил Карак.
   - Были на то причины.
   Тот испытующе, с сомнением взглянул на меня:
   - Всё в порядке?
   - Да.
   Ничего не "всё в порядке", и Карак это знал. Лишь повторно окинул меня взглядом и промолчал. Я сильно стиснул веки, протёр глаза, глубоко вдохнул и выдохнул. Полегчало.
   - Ты спрашивал про "Кимбуфина"? Нам подходит Кимбуфин Десятый - жил в одно время с фигурантами дела и имя совпадает с твоей гипотезой.
   - Продолжай.
   Карак стал рассказывать, о чём ещё прочитал, пока я отсутствовал.
   Бабка, то есть та, первая Дживана, внебрачной связью поспособствовала возвышению своей семьи и те смогли породниться с Танлинами. Но почему здесь её портрет, а не внучки, хозяйки замка?
   Заглянув в статью, на этот раз верную, я узнал, почему - не сохранилось. Мы не знаем, как выглядела любимая жена Танлина-кхуно Хибрара. По какой же причине не сохранилось ни одного известного портрета?
   - Тала, ты ничего не хочешь мне рассказать? - вкрадчиво поинтересовался Карак.
   - Хочу, - согласился я и рассказал, как использовал магию.
   - Ты видел призрак, - ахнул Карак.
   - Может быть, - согласился я, но отвёл глаза. Зачем усугубил, а? - Но мы не можем проверить. Определённое сходство с портретом бабушки имеется, но "моя" женщина была всё-таки не такой, как там. Как ты думаешь, почему нет её портрета, портрета внучки?
   - Возможно, это "проклятие памяти", - неохотно ответил Карак. Увидел мои недоуменно сдвинувшиеся брови и пояснил: - Так со времён античности называют уничтожение всех следов существования человека.
   - Но что она такого натворила, что стоило предавать её забвению?
   Ни у меня, ни у него не было подходящего ответа. Или того, что мы знали, уже хватало, чтобы быть ответом.
   - Может быть, Дживана стала любовницей Кимбуфина, чтобы мужа не убили в тюрьме или из-за чего-нибудь ещё в этом роде. Думала, что перехитрила, но понтифик оказался ещё хитрей, ею воспользовался, а потом убил. Хибрар об этом узнал.
   Я грустно хмыкнул:
   - Неплохо знаешь нас.
   - Вы нелогичные создания, но я среди вас живу чуть ли не со слепого возраста, если ты забыл... Напомни, какое имя священное носил любовник первой Дживаны.
   - Бабушки? "Режльхор"... Чрезвычайно распространённое здесь имя, как у нас "Хлавиир", - признал я и надулся. - Отца Танлина звали так же.
   - В переводе с коддима это значит "свободный человек".
   - Хорошее, солидное имя для представителей духовенства. И... Карак, погоди.
   - А?
   - Свободный человек, то есть не раб. В композиции присутствует человек поверженный и покорённый.
   - Ты думаешь, это старший Танлин?
   - Предполагаю. С тем же успехом это может быть император.
   - Это было бы очевидно. Особенно при наличии гива, который убивает солдата. Что касается нашего слоника... То есть не слоника, но ты понял. Если слон ассоциируется с умом и памятью, то гива - с несокрушимой силой и слепой яростью.
   Бесспорно, ассоциации вызваны приступами неконтролируемой агрессии, в которую временами впадают и те, и другие. Отрицательного значения удостоился почему-то один гива. Гива, слоны и остальные, кто на них похож - на мой взгляд, самые страшные животные. Не по силе или нраву, а визуально. Сочетание несочетаемого. И Карак прав - зловещее значение гива как символа лишь дополняет и без того непривлекательную картинку.
   На его спине помимо наездника - крепостная башня. Война разрушила мир Хибрара, отняла жизни близких, оставив ему собственную? Намёк на империю - примем, что ложный - и на поднявший голову Самавати, который долго сидел в углу и молчал.
   Гм. Агрессия, империя, господство. Тогда ло-кагарабу не только насаждали своё, но и перенимали наше - в том числе имена. "Мы забрали не только вашу землю, мы заберём ваши имена, а с ними - ваших детей". В незапамятные времена такая политика применялась в отношении воронидов.
   Далее, если прочитывать картинку буквально, некий лев, якобы символ Самавати, скинул и придавил императора. Но мы уже поняли, что это никакой не лев, их изображают иначе. Не похож геральдический лев на живого.
   Ещё какая-то связь между любовником бабки, высокопоставленным священником, выходцем из семьи Шуокаа, и всем этим.
   - Шуокаа... Карак, - я резко поменял позу и затёкшая нога сразу же отозвалась нытьём и колющей болью, - я уверен и не сомневаюсь, что они тут замешаны и что смерть Тахмило - их рук дело. Наверняка с их искушённостью они знали яды, которые не оставляют следов и смерть можно представить, как естественную. Так это или нет, мы уже никогда не узнаем и это неважно, но все дороги ведут к этой семейке. Они тогда похитили реликвию царей, Дживана об этом узнала благодаря связям и её приказали убрать.
   - А Тахмило?
   - Он тоже об этом знал, - взволнованно кивнул я. - Но не был столь опасен, потому что молчал надёжно - возможно, тайна исповеди или ещё что-то, ­- но потом стал также неудобен. Это всё догадки, но страшно похоже на правду.
   Чтобы успокоиться, встал и прошёлся по залу - мне казалось, что подальше от окон немного прохладней. Тревога сидела под рёбрами холодным и острым осколком, как бы я ни старался дышать ровнее.
   Я оперся о стол обеими руками и стал читать так - садиться и растекаться по стулу желания не было.
   Кимбуфин не стеснялся открыто говорить своему окружению, что его ничуть не заботит путь кахини и он стремился к сану лишь из-за власти, а не ради служения - знал, какое влияние имеет культ на жизнь простонародья. Кроме того, открыто подсмеивался - дескать, даже если мы и пришли с небес, то уходим определённо не туда. Имел в виду он не преисподнюю. Многие понимали, что такой кахини - не кахини, и что такой человек ограничен, раз ввёл цензуру в печати и научных исследованиях.
   - Висимили он сын, а не кимбу, - констатировал я, закончив чтение главы, и только головой покачал. - Как и многие другие, конечно.
   Известный лицемер и ненавистник науки и искусства больше всего на свете любил роскошь и не терпел, когда не получал желаемого. Среди понтификов часто такие встречались, но этот превзошёл всех предыдущих. Кимбуфин - прежде, до вступления в сан, Масахат-кхуно, а это тоже прославленный дом - рассказывал верующим сказки, что императору нужны деньги на подавление мятежа на Самавати. Деньги, без сомнения, были нужны, но кто следил, которая часть куда идёт?
   Красивые женщины также ему не отказывали - связь и престижная, и выгодная. Возможно, Дживана как раз отказала, а сластолюбец-первосвященник с его характером мог продолжать преследовать несчастную, угрожая, что если она расскажет об этом мужу - того настигнет смерть. Или не об этом, а о каком-нибудь заговоре, с которым оба, понтифик и женщина, как-то связаны.
   Так, а что же у нас Тахмило? Тахмило был любимцем императора Хоррана, а на того Кимбуфин имел большое влияние. Одного из родственников Дживаны понтифик сильно не любил и решил заказать. Выходит, у жены тавабхи Зитаара появился личный мотив или просто долг мести. Далее Тахмило решил скинуть предыдущего понтифика и сам сделаться им - а родная фамилия предшественника Кимбуфина была Сахабо. Дживане он приходился двоюродным дедушкой.
   - "Сахабо" - это ведь "мираж" получается, да, Карак?
   - Нет, "облако". "Мираж" - "саарав".
   - Хм, - я развернулся. Желудок сжимался, а колени слабели из-за предчувствия беды, которая протягивала к нам руки из давно ушедших времён.
   Карак верно прочитал мои эмоции и сказал, что сейчас надо страшиться живых, а не давно мёртвых. Он прав.
   Я сжал руками виски и потёр. Я - ло-самавати, мои предки не побоялись поднять восстание против оккупантов, реального и тогда всё ещё опасного врага. Я тем более не должен бояться мертвецов, а живых противников должен встретить достойно.
   - Обе этих семейки, - убрал прилипшие волосы со лба, - Шуокаа и Масахат, сговорились, амулет спёрли и это послужило причиной заговора и мятежа? Как это связано с теперешним похищением, вором и нами?
   - Почему он украл у Макхоуны? - быстро задал встречный вопрос Карак. - Почему не у Легариира?
   - Не знаю! Не знаю... Может, слишком его боится, может, ещё что-нибудь. Факт, что амулет семьи Макхоуны у него.
   Но вдруг я начал кое-что понимать.
   - Без реликвии новая ванугати не сможет родить здорового наследника, - сказал я то, что боялся озвучивать прежде. И, отказываясь верить в собственные слова, продолжал: - Тогда наметившийся союз лопнет, как мыльный пузырь, просуществовав столько же. Виноватой назовут Макхоуну - за то, что нарушила инструкции и не пользовалась целительной силой, и тогда... Боги, во что мы всё-таки влипли, - закончил я совсем другим голосом, тихим и убитым.
   - Будь моя воля - держался бы я от политики подальше, - с прищуром процедил Карак и ощетинился.
   Он воронид, он воспринимает проблему ещё тяжелее. Не любит его народ эти игрища.
   Это не всё. Политического скандала хватило с верхом, но тогда было и сейчас есть что-то ещё. Ещё одно помимо спровоцированного мятежа и агрессии.
   - Дарсенийская тайна, секрет зеркал с письменами, - произнёс я, чтобы слышать собственные рассуждения и заодно пояснять слушавшему меня другу. - Что делает реликвия царей, а?
   Он не стал уточнять, что это известно, и сказал:
   - Излечивает любые раны.
   - Так, а имеет ли этот амулет какое-то обратное действие? - Я снова начал бесцельно мерить шагами комнату, запустив руки в собственные волосы на затылке. - Если да - то при каких условиях?
   Много бы я сейчас отдал, чтобы оказаться в семейной библиотеке или хотя бы публичной! Такая закрытая информация в первой попавшейся энциклопедии не содержится, но в публичной библиотеке был бы маленький шанс получить ниточку, здесь - никакого.
   Теперь это кажется очевидным, и я вновь невольно задавался вопросом - неужто другие не догадывались копать в этом направлении, что весь комплекс не украшение, а послание? Сад может казаться чем угодно и это будет только часть трактовки, ведь изменчивость, метаморфоз и многослойность - это принцип атувари.
   Конечно, разобрать те же самые отзеркаленные буквы мешают размеры изваяния - надо отходить и присматриваться. И, что самое главное, иметь представление о том, как выглядит реликвия царей.
   Ведь на самом деле мало кто знает.
   Просто красивый узор!
   - Говорил же я, что ты не дурак, а только притворяешься, - заметил Карак после того, как я сказал всё это вслух.
   - Что слышу, дружище! Ты оценил меня по достоинству. - Я всплеснул руками больше в шутку, нежели всерьёз. Умеет разрядить обстановку.
   - Хаханьки хаханьками, но вернёмся к амулету. Согласен, Тала - он, скорее всего, имеет обратное действие.
   Веселье как отрезало. Мне показалось, что у меня за спиной кто-то стоит и равномерно дышит в шею. Я аккуратно сел, неосознанно стараясь не делать резких движений.
   Тут не нужен никакой яд. Не нужно его подсыпать с риском быть схваченным. Не нужны наёмные убийцы.
   - Как всё было на самом деле - мы этого никогда уже не узнаем, но оно и не нужно. Амулет царей украли, чтобы воспользоваться его обратной силой для уничтожения врагов, - озвучил Карак то, о чём я подумал.
   Страшная догадка обожгла изнутри, словно разом вскипела кровь. Я вскочил со стула и посмотрел Караку в глаза, опираясь на столешницу.
   - Это значит, что наш злодей направляется на Самавати, чтобы расправиться с кем-то.
   - Почему на Самавати и с кем?
   - Потому что иначе при чём здесь мы? Мы оттуда. А с кем - здесь я знаю не больше твоего, - признал я и бессильно опустился назад. Проклятые волосы прилипли ко лбу снова. Противное ощущение.
   Мы продолжили поиски в надежде найти ещё одну деталь головоломки, которая подтвердила бы догадки. Это оказалось хорошим средством от возвратившихся мыслей об округлостях и талии Хилни.
   Всё сходилось к персоне Дживаны.
   Из-за женщины. Множество убийств из-за женщины. Она что-то знала - была свидетелем убийства, заговора жрецов против понтифика или чего-то подобного или знала о краже реликвии царей.
   - Ещё кое-что, Тала.
   - У?
   - Танлин Режльхор умер от травм, полученных на охоте, пока его сын находился в плену.
   - Вот и третий мёртвый.
   Тут я уже мог позволить себе вздох.
   - Так и было, Карак? Что это за травмы такие, от которых можно умереть потом, а не сейчас?
   - Хм, можно. Можно, я тебя уверяю.
   - Но слишком вовремя, ты так не считаешь?
   Первосвященник уничтожил отца Хибрара, возможно, подкупив врача и представив дело как смерть от последствий ран. Почему или из-за кого? Режльхор вступился за невестку? Был с ней в сговоре?
   - Поужинай, а я пока почитаю, - сказал я.
   - Ладно. До ужина ещё долго, но не буду ждать.
   Карак последовал моему совету и по дороге пожелал кому-то доброго вечера.
   Кто-то был здесь и я этого не заметил.
   Проверять не пошёл, пусть и хотелось - лучше сделаю вид, что так и не понял. Вместо этого взял заточенный карандаш и быстро-быстро записал на листке бумаги то, что нам удалось узнать. Перечитал, почесал в затылке и подумал - а не порвать ли, чтобы никто не увидел?
   Так, это уже паранойя, и она становится образом жизни.
   Перевёл взгляд на строчки. Вязь букв поплыла, голова стала звенящей и пустой, как будто поток слов освободил её от ноши.
   - Хилни, - пояснил рафи, когда вернулся и мы поднимались в башню.
   - Она стояла и слушала, как мы разговариваем? - чуть не споткнулся о ступеньку я.
   - Вряд ли что-то поняла, - успокоил Карак.
   - Самавати и похищение как-то связаны.
   - Всё же как?
   - Не знаю. Мы оттуда, но этого слишком мало для полноценной гипотезы.
   Мне теперь останется только ждать, чего я очень не люблю. С другой стороны, есть возможность расслабиться и отдохнуть от сбора информации. Я прислонился к дверному косяку, чувствуя затылком его острый край, и бездумно разглядывал орнамент на каминной полке. Кагарабуанские узоры уже начали приедаться и вызывать отвращение и тоску по дому.
   - Послушай, что я хочу сделать, - окликнул меня Карак.
   Он сидел на подоконнике и всматривался куда-то. Снаружи темнело, и на фоне неба чёткий силуэт воронида напоминал продолжение замка, сада и заодно всей истории Танлина - гаргуйль уменьшенная. Такие украшения были популярны в уезде Сарвишакхайр во время позднего атувари и встретить их можно было как на карнизе храма или на кровле богатого особняка, так и на водостоке доходного дома.
   - Можешь назвать меня параноиком, но я собираюсь осмотреть это место ещё раз. Кто знает, вдруг я и в самом деле ошибся и оно опасно для жизни.
   Я понял, о чём разговор:
   - Сколько тебе нужно?
   - Минут сорок. Самое большое - час. Выдержишь?
   - Если прилягу.
   - Тогда не теряй времени.
   Я почти с облегчением растянулся на прохладном гладком покрывале и мне тут же показалось, что от меня из-за перегрева валит пар - приятное ощущение.
   Рафи сиганул в оконный проём и скрылся из виду, я почти почувствовал потоки воздуха в маховых перьях.
   Следует приготовиться - сейчас Карак использует мой организм как катализатор для своего дара и обыщет окрестности "с лупой" на предмет аномалий, следов насильственной смерти и каких-нибудь других источников неприятностей.
   Это ещё одна возможность рафи-связи, о которой неизвестно большинству. Стоит быть расслабленным, но нельзя засыпать - ритмы мозга поменяются и связь будет потеряна, поэтому я упорно держал веки поднятыми. Мрак под потолком пульсировал, густел и расширялся, я без отрыва смотрел в него. Руки непроизвольно сжались в кулаки.
   Так бывает, если сильно зажмуриться или надавить на глаза через веки - увидишь узоры, всплески, точки и подобные вещи разных цветов. Слабое возбуждение сетчатки посылает импульсы в мозг. Сейчас происходит почти то же самое, как, впрочем, и при зрительной связи. Перед глазами проносились перекрученное дерево, женская фигура в позе плакальщицы, стилизованная птица, раскинувшая крылья, "дождь" из геометрических переплетений. В ушах - какие-то взвизги, стоны, протяжные завывания.
   Во всех этих картинках и звуках никакого смысла, никакого моего участия не требуется. Главное - сохранять сознание и одно и то же положение.
   Карак вернулся, когда я уже с трудом боролся с желанием пошевелиться и размяться - тело затекло неимоверно. Я сел, смахнул обильную испарину со лба - эта форма рафи-связи и при нормальной погоде никогда не проходила мне даром. Побывав в ней, начинаешь понимать, отчего наша конфессия запрещает прямое поклонение духам - оно им не нужно и не интересно. Что пришёл, мол, что смотришь? А ну как мы сейчас всмотримся в ответ, и это тебе не понравится. Эти существа для человечества такие же другие и чужие, как ворониды, но наши соседи хотя бы во плоти.
   - Итак, слушай, мой друг. Я прочесал это дивное местечко сверху донизу и ещё на шесть метров вниз, то есть в три раза глубже стандартной глубины захоронения. Я был прав, но в то же самое время ошибся.
   Я пытался одновременно проморгаться, потянуться и почесать между лопатками, потому не сразу понял, о чём это он:
   - Э, как это?
   - В одном из участков старого русла находятся остатки, насколько могу судить, человеческого мужского скелета, а именно пара-другая костей и череп со следами чего-то, что полицейские называют "повреждением, нанесённым твёрдым тупым предметом".
   - То есть его ударили и бросили в воду?
   - Или бросился сам, а ударился уже под водой. Просто давний труп, просто кости - ничего ужасного в плане общей картины. Но.
   Так. Сейчас услышу про какую-то деталь, которая добавит ясности или наоборот. Я резво вскочил с кровати, шагнул к окну и вдохнул поглубже, ожидаемо чувствуя головокружение:
   - Но?
   - Рядом с ними золото. Я был прав, когда сказал, что кровь не проливалась давно. Здесь не было сражений, массовых убийств - умышленных или нет. Но однажды она всё же пролилась. То есть дважды. Затрудняюсь сказать, видел ли ты призрак или просто фантом, то есть продукт подсознания. Может, и кто-то из местных пошутил. Любят они задирать что нас, что вас.
   У нас на севере ещё в прошлом веке существовала такая традиция, как "заложные покойники". Считалось, что они оберегали место своего захоронения от воров, мародёров и прочих нежелательных личностей, но при определённых обстоятельствах они превращались в мстительных призраков, которые нападали на всех без разбора.
   Однако сейчас нам надо бояться людей, а не духов.
   Карак восседал на прикроватном столике и отрешённо тёр лапой клюв. Я опирался локтём на подоконник и смотрел на друга, ожидая, что он скажет дальше.
   - Спи, встретимся утром. Попытаюсь найти в Зитааре какую ни на есть зацепку.
   - Отправь телеграмму отцу, - предложил я. - Спроси, что ему известно о царских амулетах.
   - Это может быть опасно, и не только для нас, - возразил он.
   - Возможно, известно тебе?
   - Ну знаешь! Я, конечно, летучая энциклопедия, но не до такой же степени. Знал бы что-то ещё - сказал бы...
   Телеграмма отцу. Эти слова, сказанные вслух, заставили меня в чём-то усомниться, я даже сначала не понял, что меня смутило.
   - Карак... - начал я и заколебался - говорить или нет?
   - Гм?
   - Я сказал про телеграмму и подумал... После всего я не знаю, могу ли довериться отцу, ведь это он нам помог попасть сюда.
   - Не волнуйся, - постарался успокоить меня он. - Мне почему-то не верится, что он этого хотел. Если что-то знал... то точно не всё.
   Знакомых у меня много, я легко из завожу. Но друг только один - я понимаю это в подобные моменты. С ним легко и можно быть собой.
   - Может быть, лучше обратиться за информацией к Ниттару?
   - Прости, Тала, но что он может знать? Однако... Не стоит исключать, что может. Пожалуй, действительно - наведаюсь снова в Зитаар, отправлю телеграммы обоим и переночую там. Хочу узнать, всё ли в порядке. Не нравится мне это.
   - Как и мне.
   - Так. Время идёт, поэтому пошёл и я.
   Я бездумно смотрел Караку вслед, пока крылатый силуэт не превратился в точку, а потом и не исчез вовсе, потом повернулся и окинул взглядом комнату. Чем заняться?
   Потрогал рисунок на каминной полке - рельефный или гладкий? Заглянул в зеркало над ней, пригладил встрёпанные волосы. Они белые, кожа чёрная. Ярко-голубые самаватианские глаза - круги под ними не дают синеватого отблеска и поэтому кажутся ямами. Худое лицо, ещё полумальчишеское - щетина на нём выглядит неуместно и даже нелепо.
   Приятели, которых я нашёл в городе и любил ходить к ним в гости по вечерам и выходным дням, старались меня ободрить и говорили, что лет через десять я пожалею, что приходится каждый день скрести щёки. Отец тоже упоминал, что не любит, но иначе неприятно, а Ниттара вообще бестактно спрашивать.
   Отец.
   Я долго моргнул, потом потёр глаз кулаком. Горечь и тяжесть, которая стесняла мне грудь, не уходила. Неужели человек, который принял меня как своего сына, решил меня теперь подставить? Надеюсь, мне это только кажется. Я становлюсь мнительным.
   Спать решительно не хотелось, и тогда я извлёк свои записи. Положил перед собой на стол, зажёг газ и уставился на исписанные и исчерканные листки. Вздохнул и начал перекладывать и перебирать их, не перечитывая. Только это и мог делать - уже смотреть невозможно. Хочется, чтобы это поскорей закончилось и, желательно, разрешилось само собой.
   Мне оставалось теперь лишь сидеть и ждать возвращения Карака.
   Невыносимо. Я достал всё, что было необходимо для рисования, и взобрался на подоконник, свесив одну ногу в комнату. Прислонил планшет с листками бумаги к согнутой в колене второй ноге и взглянул на окружающий ландшафт. Тёмно-золотое солнце тяжело, угрожающе ползло к горизонту. Как само застряло, увязло в густом воздухе.
   Деморализующее влияние проклятого сада достигало меня даже здесь, в замке. Пробовал рисовать платаны - по памяти, но гнилая атмосфера мешала сосредоточиться, поэтому я положил уголь и прислонился спиной и затылком к оконной раме.
   Представил море и прохладу. Волны, ветер, никаких чаек. Вот бы сейчас женщину - была бы совсем красота. Но вставать и куда-то идти вдруг сделалось неимоверно лень, поэтому пришлось отказаться от затеи.
   Проклятое место, проклятая чужая страна.
   По дороге на нас напали, здесь нас встретил заговор четырёхвековой давности, возможно, поджидает смерть и может случиться шетани знают, что ещё. Да ещё местные с их имперскими замашками...
   От всех этих мыслей стало и вовсе нерадостно на душе. Я повернул голову, вдохнул запах трав и к собственному изумлению понял, что вопреки всему перечисленному почти люблю эту страну. Откуда-то из-под стены доносилась тоскливая трель одинокого сверчка. Во времена школьного отрочества я любил залезать на террасы и скальные полки Башни - особенно какие-нибудь, куда запрещалось ходить правилами безопасности. Камни хорошо прогревались, кое-где из щелей пробивалась трава и небольшие акации. Песок прилипал к ладоням, когда я садился и опирался на них. Вдыхал запахи мёда и листвы, носимые ветром, и слушал треск невидимых насекомых.
   С горы открывались виды окрестностей и бескрайнее небо, которое я всегда обожал. С затаённым дыханием представлял, каково лететь над искрящимися на солнце стеклянными деревьями, зелёными деревьями обычными, извилистыми жёлтыми и красно-коричневыми трактами, железными дорогами с блестящими на солнце рельсами и рыжими, изумрудными или салатовыми клетками полей и лугов. Вариант рафи-связи помогал это пережить.
   Открыл глаза. Горечь сменилась грустью и тоской по дому - не конкретному месту, а Самавати. Вспомнил, как рвался на пароход, лишь бы побыстрее покинуть Генгебагар - и улыбнулся.
  

8

  
   Кто-то шёл по лестнице. Я не желал никого видеть и ни с кем разговаривать, тем не менее, на глухой стук в дверь ответил:
   - Войдите.
   Выгоню поскорей и всё, если это кто-то из слуг.
   Однако это оказалась Хилни. И что ей нужно? "Можно подумать, ты не знаешь", - сказал я себе и решил быть осмотрительней.
   - О, что вы делаете, лийнами? - сдавленно сказала она вместо приветствия. - Вы упадёте!
   Я с недоумением взглянул на девушку:
   - Нет.
   - Не смотрите вниз!
   - Почему? - С этими словами я повернул голову и посмотрел вниз.
   - Ой... - тихо произнесла Хилни и несмело подошла ближе.
   - Чем обязан? - поинтересовался я, снова обратил взгляд на гостью и сделал вид, что её испуга и замешательства не замечаю.
   - Я хотела извиниться. Я смутила вас?
   - Ничуть, саим, - соврал я.
   - Наверное, у вас есть невеста.
   Тут бы тоже соврать, но я брякнул правду:
   - Нет.
   Она не сделала ничего особенного - мы не на Якунду, где отношения между людьми дальше поцелуев при лунном свете почему-то считают чем-то противоестественным. На Кагарабу, как и у меня дома, это является необходимой и священной вещью. Было бы хуже, если бы нас увидел кто-то посторонний - личная жизнь на то и личная, чтобы оставаться за закрытыми дверьми.
   Хилни так и стояла недалеко от меня, взгромоздившегося на подоконник, и я запоздало спохватился:
   - Присядьте.
   Отвечу на её вопросы и выпровожу, но заставлять женщину стоять не годится.
   - Талавару Хлавиир, кахини. Вы хотели что-то ещё обо мне узнать?
   - Я никогда не видела таких, как вы, лийнами.
   Её немного портили слишком широкие плечи и выступающий нос, однако в целом фигурка и личико у неё очень даже ничего. Глаза темнее, чем у Макхоуны, но сохраняли жёлтый оттенок - черта нации, - ­и в них мелькали искорки света и любопытства. На скулах и округлых щеках Хилни выступил румянец волнения.
   - Смотрите - вы мне не мешаете, - сказал я и взглянул на солнце.
   - В чём ваш дар?
   Другие карамати очень сильны. Реллан однажды разобрал завал с помощью одного слова... Хорошо, нескольких слов. Халья - и не она одна - изучает и оперирует психические расстройства, как обычный хирург - органы. Подозреваю, что могла бы и вызывать.
   Но не всем так повезло. Мне, например.
   - Я всё взрываю, - пошутил я.
   Велик соблазн показать какое-нибудь безобидное и самое маленькое чудо привлекательной девушке, но я сумел напомнить себе о гордости - нас с детства учили, что карамати это карамати, а не балаганный фокусник, которому по жизни полагается развлекать публику.
   - Вы обеспокоены, - отметила она. Не спросила. Неужели, шетани раздери, так заметно?
   - Да. Я жду возвращения моего друга.
   - Я бы не стала о нём сильно тревожиться, - сказала она и подошла ближе. Я мельком увидел у неё на запястье плотно прилегающую серебряную цепочку с узнаваемым рисунком-заклятием на вставке. Правильно надела - мой кожаный браслет где-то среди вещей...
   Опасный момент.
   Опасный момент миновал, но мне казалось, что я обнимаю призрака, часть легенд и реальной истории, и я ожидал холодных твёрдых губ и плеч. Такими, по моему мнению, должны обладать возвращенцы из мира мёртвых.
   Но у Хилни было живое человеческое тело с ровной молодой кожей. Неопределённое время я думал только о том, что длинные струящиеся волосы пахнут корицей и что воистину янтарь - отблеск огня.
   Я лежал, погружённый в глубокий покой и необычное ощущение удивления, что не надо вставать и куда-то спешить. С Эйли всегда было надо - её время обычно ограничено.
   Все вопросы казались далёкими и несущественными, я не сразу вспомнил, что лежу здесь не один. Говорить не хотелось, но здравый смысл подсказывал, что демонстрировать наступившее равнодушие нечестно и невежливо. Хилни пошевелилась, я лениво поменял положение так, чтобы видеть её лицо. Губы опухли, глаза теперь сделались медовыми, взгляд - умиротворённым и ленивым.
   - Твой отец ничего не скажет? - услышал я собственный голос.
   - Боишься его?
   - Нет.
   - Я большая девочка, мне двадцатый год, - не без гордости сказала она. - У меня и жених был.
   Она-то, может, большая, а я вдруг почувствовал себя школьником, который спрятался в укромном месте с девчонкой - то есть преглупо. Даже покраснел, думается.
   - Ты странный, - отметила Хилни. Кончики её пальцев легонько коснулись моих губ.
   - Возможно, - сказал я, не зная, что ещё здесь можно сказать.
   - То есть ты необычно выглядишь.
   - Говоришь, никогда нас не видела?
   - Никогда, - тихо рассмеялась она и с особым выражением добавила: - Но теперь моё любопытство удовлетворено.
   Я правильно расслышал? "Любопытство"? Она говорит, как женщина среднего возраста. Наверно, хочет казаться взрослее и опытней. Сейчас начнём друг перед другом выделываться.
   Главное, это не очень оскорбляться - с самого начала было ясно, что я не мужчина для неё, а диковинка. Хилни для меня тоже краткий романтический интерес, если быть до конца честным. Но девица она серьёзная, раз у неё есть амулет - его должен носить хотя бы один из партнёров, если они не желают иметь дело с незапланированными наследниками. Ещё одно наше изобретение, ведь карамати нельзя рожать собственных детей, только усыновлять, и в своё время Алиеру Вреатар с женой разработали проект...
   - Моё тоже.
   - У тебя много было женщин?
   - Достаточно.
   Не признаваться же, что всего четыре и все того же толка, что Эйли. В шестнадцать лет я взял монетку и отправился на них взглянуть. Когда я вернулся после выходных дней в Башню, трое моих приятелей - Лина, Тан и мой тёзка, - а также закадычный друг с царским именем Легари окружили меня и с любопытством слушали.
   "Ты её хоть потискал?" - с деловым видом осведомился Лина.
   "Нет", - оторопел я, поняв, что упустил что-то, что само шло в руки.
   "Это же "девушка для комфорта", - с укором произнёс Легари. - Ты мог её потрогать в любом месте и она бы не стала возражать".
   Не говорить же им, что в основном она меня обнимала, а когда я попытался её поцеловать - отчего-то страшно смутилась.
   Почему-то вспомнил это сейчас и загрустил. Мой тёзка, которого как раз звали "Хлави", выпятил тогда нижнюю губу и с видом знатока заметил, что я много потерял. Тан, который однажды попытался приклеить мне прозвище "Лягушка" и получил в зубы от меня, а я получил совет от отца игнорировать и не отзываться. Тогда, уже с подачи Лина, я стал "Китихонду" - якобы из моего носа можно сделать два нормальных (враки - полтора).
   И конечно, Легари - товарищ по всем детским приключениям и проделкам, особенно когда Карак отказывался. Например, он отказался подсунуть эту самую живую лягушку в ящик стола учительницы по арифметике, а мы с Легари подсунули, стояли за дверью и держали кулаки, чтобы лягушка не убрела в глубь ящика. Лягушка не убрела, но оказалось, что почтенная оурат их не боится...
   Только вот выпустился Легари на год раньше меня, и с тех пор никаких вестей.
   Верный дружок, где-то ты сейчас...
   Мама говорила, что прошлое уходит, и ссориться не обязательно - попросту мы становимся разными людьми и идём каждый своим путём. Так и взрослеющие карамати - нам не запрещено общаться с роднёй, но с годами мы отдаляемся, обретаем новые интересы и цели, меняем касту и зачастую теряем связь.
   - О чём ты задумался? Сравниваешь меня с кем-то, да?
   - Задремал.
   Последующий час-полтора я хвастался "боевыми ранами", то есть серыми шрамами и шрамиками - всего семь, зато свои. Самый заметный был на правой лодыжке, куда меня укусил зогру. Отец сразу плеснул туда спиртом, а я завопил так, словно он мне эту ногу отрезал. Не сдержался. Наверно, если бы не такая "медицинская помощь", пришлось бы и отрезать.
   Потом расписывал красоты моей родины, то есть в основном Синей Башни, но оговорился, что та часть Кагарабу, которую я успел увидеть, тоже прекрасна. Я не знаю, где родился, но считаю родиной Стеклянный Берег.
   Конечно, я поведал о Караке, его качествах и о том, что дозволено знать атми о рафи-связи.
   - Мы вьяпар, - поведала Хилни и провела пальчиком по внешней стороне моей ладони, которая лежала у неё на боку. - Отец временами ездит в большой город по делам, а управляю здесь я.
   - Я при знакомстве грешным делом подумал, что вы... нувориши. - Чуть не ляпнул "парвеню".
   - Кхм, нет, - улыбнулась она и прищурила удивительные кагарабуанские глаза. - Я даже не знаю никого из перешедших, ни в Зитааре, ни где-либо ещё. В Сарвишакхайре я училась, там и родилась.
   - Вечный город, - вздохнул я. - А здесь тебе нравится?
   - Не очень. Отец купил этот никому не нужный парк, до города далеко. Скучно.
   Хилни села, подтянула под одеялом колени к груди. Я тоже сел. Пришлось согнуть спину, чтобы смотреть девушке в лицо.
   - Зачем купил? - поинтересовался я. Быть может, всплывёт что-то интересное.
   - Увлекается искусством. И просто может позволить себе купить.
   Ничего нового.
   - Что будешь делать потом?
   - Подожду, когда мой друг вернётся, а там будет видно, - я безразлично пожал плечами.
   Она странно на меня посмотрела и сказала:
   - Наверняка он не даёт тебе жить и излагает волю родителей.
   Какая крутая смена темы!
   - Шутишь? Он мой рафи.
   - Что с того? Ворониды таковы. На первом месте у них уважение к старикам, на втором остальная жизнь.
   - Ты так много общалась с воронидами?
   - Случалось.
   - Если "случалось", то у меня больше опыта общения.
   - Может быть, он сам амулет у лайнугати украл, откуда ты знаешь? - сказала она с отчаянными нотками. Меня поразили как сами слова, так и тон. - Ворониды - они все вороны.
   - Закрой рот, - задохнулся я, ощущая, как горят щёки и багровеет шея. - Пока я его тебе не закрыл. Карака даже в стране не было.
   Проблески благоразумия не дали произнести слово "амулет".
   - Значит, это другой воронид, и твой дружок заодно с ним - все они держатся за своих и людей неизменно продать готовы.
   - Откуда вообще ты знаешь, зачем мы здесь?
   - Слышала ваш разговор. Ваш язык я понимаю.
   Какой я временами всё-таки дурак... Целых два раза допустил ошибку - и второй раз только что, своими же словами подтвердив, что девица права.
   Пусть слово в первоначальном звучании и означало "друг", рафи вовсе не обязательно друзья. Тесную связь, как мы, могут держать, а могут и не держать. Могут быть и деловыми партнёрами, и просто приятелями, как отец и Равиг, но всё же... Всё же рафи зачастую немного похожи на близнецов.
   Она что угодно может говорить про меня. Про Карака пусть помолчит.
   - Извини... Я... - выдавила она и закусила губу. - Я немного не в себе.
   Меня подмывало поторопить, но я смолчал.
   - Мой отец необычно себя ведёт, - призналась она.
   - Чем это выражается?
   - Я... Не знаю.
   В ответ на мой недоумевающий взгляд Хилни быстро заговорила:
   - Знаю, это странно звучит, но я чувствую это. Здесь что-то не так. Я думаю, это связано с парком и вашим появлением.
   - То есть, - уточнил я, - твой отец начал вести себя не так, когда тут появились мы? Поведение резко изменилось?
   - Да, как сглазил кто. - Девушка энергично кивнула, волосы метнулись по плечам. - Вечером перед вашим появлением он сидел в библиотеке и писал что-то. Даже нет - строчил.
   - Ты не видела, что?
   - Нет, я только заглянула, а он как закричит - я занят! Никогда не повышал на меня голос кроме как за дело. - Точёные плечи, белые в газовом свете, сделали неуверенное пожатие.
   Однако вместо того, чтобы уйти, она забралась на меня верхом и закинула руки мне на шею.
   - В тебе есть какая-то ярость, энергия, - сказала Хилни.
   Ещё бы ей не быть, ярости - пять минут назад моя подружка оскорбила моего лучшего друга.
   Когда Хилни ушла, я, вероятно, спал. А когда открыл глаза, то первым делом увидел Карака, который сидит на столе и сосредоточенно изучает бумаги. Даже не здороваясь, я встал, собрал одежду и принялся одеваться - как будто мы не прощались и вчера он никуда не уходил.
   - Тала, я понял, в чём тут дело, - произнёс Карак с таким скорбным и понурым видом, что я приготовился к худшему, мыслями, однако, возвращаясь к вчерашнему вечеру. - Я понял, почему мы здесь, а не где-нибудь в другом месте и что имел в виду моратти в серебряной роще.
   Я не сразу уловил смысл.
   - Эй! - раздражённо окликнул Карак. - Где ты витаешь? Вернись на землю и слушай.
   - Слушаю.
   - Мы здесь потому, что история повторяется - амулет снова украли, поэтому моратти направил нас сюда. Он знал это от своих собратьев.
   Карак опять нагнулся к исписанным листкам.
   - О, зря ты их тронул, - с лёгкой горечью заметил я.
   - Не понял, - поднял голову Карак.
   - Понимаешь, я разложил их вчера в определённом порядке, потом пришла Хилни и мы...
   Не договорив, я посмотрел на него внимательно. Оперение у него встопорщилось, зрачки расширились.
   - Я хотел узнать, заглядывала ли она в наши записи. Если да - я бы заметил. Она наверняка бы сдвинула бумагу.
   Карак не отвечал, но продолжал сверлить меня взглядом.
   - Ты в своём уме? - наконец сказал он так тихо и так злобно, что я немного испугался. - Ты смирился с тем, что мы умрём?
   - Почему это? - Я не сразу понял, куда он клонит и почему начал издалека.
   - С какой это стати ты решил посвятить свою зазнобу в наши дела? А если она с преступником в сговоре?
   - Неплохо ты в людях разбираешься, - повторно похвалил я, безуспешно стараясь скрыть досаду от того, что сам не додумался.
   - Тебе бы тоже не помешало, - безжалостно припечатал лучший друг. - Конечно, мои родичи из лесов не только не разбираются, они даже не представляют, как за дверную ручку браться. А влюбившийся дурак на глупости горазд.
   - Кто дурак? Я дурак?!
   - Классиков надо больше читать, мой дорогой. Представляю, какой это контраст, - вдруг выдал Карак, и этими словами поверг меня в изумление и даже лёгкий ступор. Я знал, что у него гораздо более холодная голова, чем у меня, что временами он циник - насколько это слово применимо к его народу. Но никогда он столь открыто не насмехался.
   Карак заметил мою реакцию:
   - Что же ты так шокируешься, мой друг?
   - Ты никогда слова не говорил про Эйлидани и кого-то ещё.
   - Потому что они не опасны, - припечатал Карак. - Эта - да.
   - Брось. Послушай...
   - Нет. Ты меня послушай, - отрезал воронид. - Я помню, что ты плохо учил историю всяких войн, но у вас, людей, все беды из-за женщин.
   - Карак, ну тебя к шетани! Достал ты меня!
   Караковы плечи опустились, клюв разинулся - точь-в-точь отпавшая челюсть у человека.
   - Прости, что это я...
   - Девчонка задурила тебе голову, - заключил рафи.
   - Она поможет нам, Карак. - Я и впрямь так думал. Если пообещать ей разобраться с поведением её отца...
   - Для этого обязательно прыгать к ней в постель? Какие вы, люди, мягкие, - процедил Карак с пренебрежением.
   - Отвали.
   - Надо же, я думал, мы друзья, - скучно проговорил он, - а мы препираемся, как торговки на рынке.
   Меня как обухом по затылку ударило от этих слов. Как ни прискорбно, он прав.
   Ворониды и люди уже долгие века жили бок о бок, тем не менее, взаимопонимание нередко давалось с трудом - слишком разные.
   Ещё немного поворчав, Карак объявил, что пора выдвигаться и делать это надо прямо сейчас, не мешкая. Я согласился с готовностью: это место вызывало слишком много дурных эмоций. Но прежде он посоветовал мне свернуть все записи в плотный свиток, перевязать и выбросить в окно. Карак заметил место, где теперь лежали бумаги, и мы стали собирать мой вещмешок.
   Первым, что я увидел, когда мы спустились с вещами вниз, был наряд полицейских возле чертога - их легко узнать по бежевым мундирам и тяжёлым кортикам у поясов, не считая табельных револьверов. Неприятный сюрприз и, чувствую, не последний в этой череде - правильно друг надоумил меня избавиться от записей.
   Я озадаченно спросил, в чём дело, а в ответ получил несколько вопросов - кто мы и откуда здесь взялись. Коротко ответив, я заглянул внутрь.
   За столом сидел Танхвиин, неожиданно похудевший, непричёсанный и неухоженный, разило от него, как от бродяги с набережной. Хилни жалась к отцу, с тревогой посматривая ему в лицо и отвечая на вопросы инспектора. Тот подчёркнуто меланхоличным тоном вёл допрос.
   - Присядьте, молодые люди. - Полицейский походя обратился к нам и вернулся к допросу хозяина замка.
   В дверях нерешительно показалась голова констебля:
   - Лийнами! Здесь труп!
   - Как он сказал? - Я не услышал своего голоса. - Труп?
   - Именно так. - Карак стиснул моё плечо.
   Я сел.
   - ...Должно быть, лийнами, преступник чем-то себя выдал, - молодой констебль говорил очень быстро и захлёбывался словами, поэтому сам себя одёргивал. - А камердинер попытался вывести его на чистую воду, вот... И не рассчитал... Преступник скрылся, я думаю... Лийнами?
   Инспектор посмотрел на подчинённого устало и не менее устало кивнул.
   Парень постарше меня, но ненамного, какой-то нервный. Ужасно это выглядит со стороны. Хорошо, что я научился говорить медленно.
   - Преступник убил слугу, значит. Хорошо, что не дочь хозяина.
   Вот о чём та пыталась меня предупредить, а я за больную гордость ухватился.
   Да, меня не отпускало горькое осознание того, что меня использовали. Использовали банальнейшим образом, пытались рассорить с другом и вытянули секрет о поручении царевны.
   Какой я всё-таки пень временами. Если не всё время.
   Между тем мне учтиво предложили надушенный платок - инспектор попросил всех подойти туда, где обнаружили убитого слугу. Я уткнул нос в накрахмаленную жёсткую ткань, но глядеть на тело не стал, остановившись позади всех.
   Нас задержали для допроса, и дело закончилось, когда время уже перевалило за обеденное. Невольно я подумал о насущном - что солнце высоко и идти будет тяжело.
   Оставалось и ещё кое-что.
   - Я полечу вперёд, разведаю, как быстрее пройти к городу, - предложил Карак.
   Я согласился, но при условии, что я задержусь немного, а потом его догоню.
   - Собираешься с ней объясняться? - прозорливо спросил он. - Я бы не стал. Но как хочешь.
   Хилни стояла у стены и издалека наблюдала, как полицейские выносят закрытый простынёй труп. Она походила на статую.
   Я не стал подходить ближе и мне не хотелось, чтобы она ко мне прикасалась. Хилни не обернулась, лишь поглядела на меня - украдкой, как-то воровато, точно это, как и моё присутствие, причиняло ей сильные неудобства.
   Неудивительно, стоит сказать.
   Я выжидающе наклонил голову, продолжая глядеть на Хилни. Она пару раз приоткрывала рот, но ничего не говорила, и молчание затягивалось.
   - Я просмотрела твои записи...
   - Что? - Я шагнул вперёд. Перед глазами поплыли алые круги. "Значит, правда, - отчаянно охнул голос у меня в голове. ­- Карак прав". Тут же ему возразил другой: "Не переживай ты так - вдруг это обычное женское любопытство".
   Но не спрашивать же напрямую - ты случайно не участвуешь в заговоре против лайнугати?
   Хилни напряжённо, неуверенно вскинула руки, протягивая их ко мне, но поспешно опустила.
   - Значит, только это?
   Поможем ей немного.
   - Я же говорила, - произнесла она сдавленно.
   - Ах да - твоё любопытство.
   - Да! - с вызовом подтвердила она. - У тебя на родине этого не достаточно?
   - Достаточно. Что тебе в моих бумагах понадобилось?
   Я уже не ждал, что она вообще ответит, но Хилни всё-таки заговорила, заправляя за ухо неприбранные волосы:
   - Отец... То есть тот, кто себя за него выдавал, показывал тебе все эти вещи. Ну, которые с парком связаны. Тала, ты правда меня интересовал! Я только потом те записи увидела у тебя на столе...
   Я молчал и слушал, как неподалёку переговариваются и переругиваются полицейские. Не хочу думать, что при такой погоде произошло с телом. Боковым зрением смутно видел неподвижный силуэт.
   Значит, это просто совпадение. Она пыталась меня предупредить, но сама не знала, о чём именно. Что ж, она находилась в правильном месте, когда преступник сбежал - он чудом на неё не наткнулся.
   - Ничего, - сказал я, - что это любопытство почти опасное? Этот тип мог убить тебя! Только потому, что ты это видела.
   Хилни залилась краской. Я повернулся, дабы убедиться, что мне не показалось.
   - Ты не думала, что может так быть?
   - И в голову не приходило, - прошелестела она, теперь уже бледнея. - Даже когда услышала, что вы говорите о нашей лайнугати... Поэтому рассказала тебе о странностях. Думала, что мне это только кажется.
   - А с чего вдруг ты подняла тему моих друзей, которые якобы мешают мне жить?
   Этот вопрос волновал меня не меньше других, и я задал его, грозно, как мне показалось, хмурясь.
   - Я просто тебя подначила, - призналась она.
   - Ты завидуешь, - вздохнул я, внезапно это поняв.
   - У меня никогда друзей не было. Это было невежливо. Прости, пожалуйста, - очень серьёзно отчеканила она.
   - Говоря "прости", следует смотреть человеку в глаза.
   Она повернулась и повторила.
   - Извинения приняты.
   - Вы уходите? Мне пойти с тобой до ворот?
   - Провожать меня не надо - я сам найду дорогу.
   Когда я вышел наружу, мне показалось, что я почувствовал лёгкость, несмотря на жару. Точно освобождение какое-то. Глазами нашёл Карака - тот скользил в воздушных потоках, глядя вниз и ожидая, когда я смогу тронуться в путь.
   Лучший друг не мешал мне и не вмешивался. А я... Я найду в себе силы и смелость встать лицом к лицу с тем, во что влез, потому что я не ребёнок.
   И я найду в себе силы ещё раз пройти по саду-лабиринту, где прогуливался старый воин. Воин, потерявший всех, кто был ему дорог, человек, который не имел возможности отомстить, но сумел выразить отчаяние и скорбь так необычно и страшно.
  

9

  
   Медленно, но неуклонно дорога уходила вниз. Я шагал и представлял людей, что жили четыреста лет назад, поднимающимися вверх, чтобы найти защиту у сюзерена в замке. Идти в гору всё тяжелей, а враг отстаёт, скажем, только на час.
   Я гадал, почему город так далеко от замка, и скоро увидел ответ - старые, даже древние остовы зданий, что когда-то были. Город отступил от сада с его зловещей тайной. Я медленно продвигался мимо остатков каменных стен, наполовину рассыпавшихся, с растущими внутри деревьями. Это тоже призраки.
   Жилые постройки наконец-то показались вдалеке, деревья расступились. Сомнений не было - из труб шёл дым, свет бликами отражался от оконных стёкол. Интересно, за сколько времени мы покрыли это расстояние и сколько ехать на поезде - одну станцию, две? Часов у меня нет, а звать Карака и спрашивать, который по его разумению час, было лень.
   Будет очень обидно, если нас высадили недалеко для поезда, но далеко для человека - я уже утомился и еле переставлял ноги. Карак сказал, что на самом деле близко, но он никогда не ходил по земле так, как я.
   Второго дыхания при виде цивилизации у меня не открылось - лишь усилилось желание упасть и не вставать.
   Городок оказался сонным, небольшим и слабонаселённым. По дороге к гостинице, о которой сказал Карак, нам встретилось от силы трое прохожих, наверно, это такая же большая деревня, как Рагахори. Я отметил, что дома здесь из того же разноцветного песчаника, что замок Танлин, а больше на рассматривание сил не было.
   Если рафи соврал про бронь, чтобы меня поддержать, точно перо выдерну.
   Не соврал. Как в тумане я отметился у портье, забрался по узкой лестнице и плюхнулся на постель в самом дешёвом номере, позволив отупению завладеть мной окончательно. Похоже, окна здесь выходят на северную сторону - прохладно. Замечательно.
   Потом. Всё потом. Как будем греться ночью, когда сделается очень холодно, подумаем тоже потом.
   - Тала, я хотел сказать тебе всю дорогу.
   - Не сейчас.
   - Как знаешь.
   Любопытство взяло своё и я всё-таки открыл рот, чтобы спросить:
   - О чём ты хотел сказать?
   - О телеграммах. Раз. И о грядущем празднике. Это два.
   У меня не было настроения веселиться, о чём я и сообщил.
   - Мы должны там быть.
   - Это обязательно? - слабо простонал я. Ставни были закрыты, каменные стены давали немного прохлады после уличной духоты. Нестерпимо хотелось чего-нибудь кислого.
   Настроение немногим улучшилось: я напомнил себе, что нахожусь в интересной и древней стране, мы не сидим на месте и выполняем ответственное поручение.
   Вечно со мной так - сначала мне кажется, что вот-вот корни пущу от скуки, а как только начинается что-то - ворчу, что устал от этого. Энергии полно только при благоприятной погоде.
   - Чего ты улыбаешься? - спросил Карак. Мой вопрос он оставил без ответа.
   - Да так... О каком празднике ты говорил?
   - Ах, тебе всё-таки интересно! - с притворным удивлением отозвался он. - Нынче вечером в городском парке будут гуляния, посвящённые празднику Трёх лун.
   Это слова заставили меня повернуться с живота на бок, чтобы лучше видеть устроившегося на стуле Карака. Мне показалось, что он нарочно делает паузы.
   - Здесь это празднуют?
   - Как видишь. Вчера я видел, как украшали деревья и устанавливали палатки с едой.
   Мороженое. При мысли о ледяных сладких шариках я проглотил слюну и понял, что не могу дождаться.
   Так, а оно здесь будет, интересно? Штука сложная в приготовлении.
   - Карак, - сказал я, мгновенно скиснув, - если мы там появимся, об этом станет известно всему городу, а значит, и беглецу.
   - Если тебя это успокоит - то ему уже известно наверняка.
   - Мы слишком привлекаем внимание, - согласился я с горьким вздохом и перевернулся на спину.
   - Вернёмся к теме. Как ты знаешь, третья луна обычно находится в противостоянии с двумя другими, сегодня будет видно все три.
   Да... Очень редко наблюдается "тройственный союз", как его называют. Он по-разному влияет на нас, то бишь карамати.
   - Понимаешь, брат? - Карак вытянул шею и склонил голову. - "Иди на юг". Мы на юге. Скоро слияние лун.
   - Да, я понял. По дороге ещё на подсказку наткнулись. Не верю я в такие совпадения.
   - И не надо - я попросил помощи, помощь получил.
   - Что бы я без тебя делал, дорогой друг.
   - Ума не приложу, что бы я сам делал без себя.
   Я имел в виду не столько Караковы знания и практики, сколько его поддержку и спасение моей непутёвой головы, но не стал уточнять вслух.
   Ниточка. Мороженое. Вот теперь второе дыхание открывается. Карак несколько раз на моей памяти говорил, что не перестаёт удивляться - только что я лежал, свернувшись клубком, а в следующую минут вскакиваю и разворачиваю бурную деятельность.
   Пока мы, не таясь, двигались с южной окраины к северной, Карак сообщил мне, что Зитаар подчиняется административному центру уезда, но у него свой телефонный код. Живёт здесь не более полутора тысяч душ, почти все люди, атми. Удивительно, что у кого-то здесь вообще имеется такое дорогое удовольствие, как телефон.
   Местная почта помещалась в приземистом каменном здании с резными наличниками на окнах. На вывеске крупно выведен индекс и буквы: "Почта. Телеграф. Телефон". Мы прошли через распахнутую зелёную калитку, миновали поросший мелкими блёкло-голубыми цветками палисадник. Внутри стоял полумрак, запах пыли, бумаги и туши. За прилавком скучала молодая симпатичная почтарка, которую, как следовало из таблички на конторке, звали Паупхат-кхуно Галаза. Заметив нас, девушка вскочила и отвесила полупоклон, торопливо перекинула за спину длинную косу.
   - Духи будут благосклонными, - поздоровался Карак.
   - Добрый день, - добавил я.
   - Здравствуйте, лийнами, - кивнула Галаза и повернулась к столу, на котором стояли две широкие коробки, одна с письмами, другая с телеграммами. - Это ваш друг? Может быть, есть что-то для вас. Поглядим...
   Почтарка перебросила несколько листков, извлекла два.
   - Надо же, как быстро, - широко улыбнулась служащая.
   - Оперативно, - согласился Карак и взял протянутый карандаш.
   Пока он расписывался в получении, я взял белые листки с фиолетовыми штемпелями и вернулся на улицу.
   Расправил, начал читать. Ниттар сообщал, что у него побывала Халья, которая поделилась опасениями насчёт неясного предвидения. Я озадаченно сдвинул брови, пытаясь понять весь смысл коротких фраз. Ниттар и так не поскупился на оплату такого количества слов, но составлять текст приходилось компактно. Я вчитался.
   Кроме прочего Реллан велел передать, что нужный нам предмет запускает чёрное солнце и его семья.
   Точно электрический ток пробежал по ногам, и я был вынужден прислониться к штакетнику. Дела очень плохи. Сегодня слияние лун, украденная реликвия всё ещё в руках преступника. Провал. Конец. Всё погибло, и мы тоже погибнем.
   - Лийнами? Вам плохо?
   Я втянул в грудь горячий воздух и с трудом взглянул на говорившего.
   - Всё в порядке, это жара.
   Полицейский посмотрел на меня с недоверием, но потом коснулся головного убора и сказал:
   - Как скажете. Приходите на праздник сегодня вечером.
   Я кивнул и встал на ноги твёрже, а патрульный продолжил обход. Наверно, он решил, что я получил плохие новости. Знал бы он, насколько плохие.
   Из дверей почты появился Карак. Я показал ему телеграмму и поинтересовался, о чём он спрашивал.
   - Так прямо и сказал - есть ли у амулета царей обратное действие. Терять нам нечего.
   Нечего. У Синей Башни свой почтамт.
   Вторую телеграмму я пока не читал, она так и была зажата у меня в кулаке, немного намокла от моей ладони. Ни адреса, ни имени отправителя. "Черепаха скоро умрёт".
   - Классическое "письмо с угрозой", - заметил Карак. Он, казалось, начисто проигнорировал эту попытку запугать нас. Я лишь вздохнул и спрятал обе бумаги в карман.
   Что за черепаха? Та, которая преспокойно ползёт к зубастой пасти чудовища или это мы слишком долго копаемся?
   Ха. Поднаторел я в загадках и ребусах за последние несколько дней.
   Мы вернулись в гостиницу, где я принял душ и как следует напился воды - тот полицейский был не так уж и не прав. Перегрева и солнечных ударов лучше избежать.
   К вечеру мы с Караком уже были в городском парке - я расположился на одной из скамеек, откинувшись на спинку, Карак находился чуть дальше, на низкой ветке дуба. Сам дуб обмотан сверху донизу оловянной и соломенной мишурой, на ветвях покачиваются четыре-пять белых бумажных фонариков. Ещё одно старое дерево, которое наверняка помнит время, когда семья Танлинов была сильной и многочисленной. В отличие от заглохшего сада с монстрами, этот парк просматривался насквозь, здесь почти не было кустарника, а деревья или стояли одиноко посреди лужайки, или высажены аллеями.
   Неподалёку от нас я заметил пожарный расчёт. Парни на работе в отличие от других, и было незаметно, что они клюют носом - всё вокруг сухое, мало ли что.
   Вечер таял, перетекая в ночь. Вместе с ним таяли мои надежды отыскать вора и помешать ему.
   Вдоль дорожек в землю были вкопаны толстостенные винные бутылки, в каждой стояло по свече. Штатный фонарщик споро, почти на бегу, зажигал фитили, и в траве возникали цепочки мерцающих огоньков.
   Горожане постепенно подходили, многие с детьми. Прозрачный воздух наполнялся шумом, как на базаре, запахами орехов в меду, яблок и сахарной ваты - владельцы палаток развернули торговлю и начали зазывать. Кое-кто даже стихами.
   - Ма-ам, смотри! - заверещал ребёнок прямо передо мной. Я подскочил на месте и выпрямил спину, даже сперва не поняв, что он там увидел, оказалось - Карака. Тот неподвижно восседал на дубовой ветке, а из-за размеров и блестящего как смола оперения выглядел страшновато для непривычного взгляда.
   Я сам точно так же испугался клоуна на празднике, когда мне было лет пять. Я сидел у отца на плечах и сомневался, что он сможет меня защитить от этого незнакомца с размалёванным лицом. Наверно, потому, что державший меня взрослый казался слишком неповоротливым.
   - Извините, - сконфуженно пробормотал Карак, и мальчишка ударился в слёзы - да, "оно ещё и говорит". Мой друг спрыгнул с ветки на спинку скамьи и начал петь песню.
   Что с ним? Он обычно не выносит посторонних, а тут взялся дитё успокаивать и развлекать. Сцена с орущей малышнёй ещё больше подпортила нерадостное настроение, я несолидно закатил глаза и поднялся на ноги.
   Родители страдальца наперебой принялись извиняться.
   - Ничего-ничего, - пробормотал я и хлопнул Карака по плечу: - Удачи тебе, я пойду прогуляюсь.
   Шум, шум, люди, люди, люди. Я встряхнулся и взбодрился, мне нравилась атмосфера веселья. Даже захотелось сладостей и ещё - улететь в небеса. Купив себе сока в бумажном стаканчике - и как жидкость не вытекает? - я встал под разукрашенной сосной недалеко от сколоченной из досок эстрады. Там тихо играл классический квартет, а на танцплощадке напротив кружились две пары. Хотелось потанцевать самому, но не было видно молодых девушек, а какую-нибудь матрону не пригласишь.
   О. Кажется, там что-то интересное.
   Я торопливо допил сок, опустил стакан в урну и поспешил туда, где огней было заметно поменьше, а гирлянды на ветках загадочно мерцали, отсвечивая из тени. На газоне возился человек, устанавливая какой-то прибор прямо на траве. При ближайшем рассмотрении прибор оказался медным телескопом.
   К моему немалому удивлению, представительный господин, возившийся со своим добром без помощи слуг, напевал под нос мотив на языке самавати.
   - Доброго вечера, набу, - поздоровался я на нём же, чуть приподнимая шляпу.
   - О! - удивлённо разогнулся мужчина. - И вам добрый вечер!
   Довольно старый, но сорока пока нет, ниже меня ростом, с всклокоченной шевелюрой. Глаза добрые, насмешливые и действительно голубые. Мой земляк отрекомендовался Уфахари-кхуно, доктором астрономии, я также представился. Мы обменялись полупоклонами, по правилам кахини.
   - Сколько я буду должен, чтобы заглянуть? - поинтересовался я. Вряд ли Уфахари просто так приволок сюда телескоп.
   - Что вы, юноша - бесплатно! - отмахнулся учёный. - Не буду же я брать деньги за то, что показываю засвеченное небо.
   Небо и впрямь засвечено - я неосознанно покрутил головой, чтобы в этом убедиться. Не так, как в большом городе, но цвет у свода коричневато-чёрный, звёзд почти не видно.
   - Буду всё-таки показывать, раз пришёл. Загляните, если есть желание, набу.
   Я шагнул к телескопу и с интересом заглянул в окуляр. Увидел расчерченный тонкими линиями тёмный квадрат и несколько белых точек - звёзды.
   - Хорошо, что вы пришли, - сказал Уфахари. - Сказать по правде, я особо не рассчитывал, что кто-то заинтересуется. Местные - такие ленивые в смысле новых знаний, что приходится зазывать на лекции, как на представление.
   В моей голове после этих слов что-то повернулось. Зародилась некая даже не догадка, так, намёк на догадку.
   - Простите?...
   - Обленились они, - словоохотливо объяснил он. - Со времён империи, полагаю. Покажи им что-то интересное - они поглядят, плечами пожмут но разбираться не станут. Да, мол, занятно, но по этим древностям тут можно ногами ходить. Занятно. Ну его к шетани, наследие этих чудаковатых предков. Что с вами?
   Я запоздало понял, что на лице у меня расплылась сардоническая улыбка, а Уфахари как-то смог это заметить в полумраке. Глаза, должно быть, дальнозоркие.
   - Всё в порядке. Хотите сказать, набу, ло-кагарабу очень вялые? От жары, что ли?
   - От лени. Загадки и древности здесь на сто метров в глубь.
   - Да?
   - У меня брат археолог, много рассказывал. Вот, впрочем, и он.
   Действительно братья - второй учёный, подошедший к нам, был сильно похож на моего собеседника, только моложе и волос больше. Значит, один приехал копать, а другой направлялся на конференцию в Бахайру.
   Уфахари-младшего сопровождал дюжий слуга - вероятно, чемоданов у почтенных много.
   - Как же вы очутились тут, господа? - осведомился я. - Такой маленький городок...
   Братья переглянулись, заулыбались.
   - Приезжаем каждый год на праздник. Здесь особенная атмосфера, вам не кажется?
   Я рассеянно кивнул.
   Я не плодил сущности, нам ничего не показалось. Всё так и было - и посвящение Хибрара жене, и её гибель, и послание друзьям и потомкам.
   Взял себя в руки, любезно улыбнулся и задал вопрос, каково точное время появления феномена. Ещё немного мы побеседовали о звёздах, астрономических явлениях и связанных с ними праздникам, а потом попрощались и я пошёл искать Карака. Не терпелось рассказать ему о том, что я узнал.
   Тот встретил меня на том же месте, где мы расстались. Оказывается, никто из этой семьи ни разу не разговаривал с такими, как он - воронидов здесь живёт всего один или двое. Так что Карак отвечал на вопросы - на те, на которые ему позволено отвечать, - и задавал их сам. И к своему удивлению узнал, что третью луну в народе именуют "чёрным солнцем".
   - Почему? - тоже удивился я, когда мы возвращались в гостиницу.
   - Несколько я понял, людям было известно, что луны светят отражённым светом. И если солнца ночью нету, оно находится там, откуда ночью его нельзя увидеть, то есть с другой стороны мира. Третья луна обычно в противостоянии с другими - значит, там же, где солнце. И значит, что это такое же солнце, только чёрное, потому что света не даёт.
   - Вывернутая логика.
   - Что поделать.
   - Мой отец был прав.
   С этими словами я посмотрел на небо, споткнулся и чуть не упал.
   - Что?... - Карак инстинктивно напряг крылья и плечом заехал мне по уху. - О!
   Да, я увидел, как "солнце" показалось на небе, никакое не чёрное, конечно, а жёлтое, точно круг сыра. Халмха, третья луна, проглядывала из-за ветвей, медленно двигалось, догоняя Чант. Сразу три луны... Устрашающее и величественное зрелище. Засвеченное небо ничуть не мешало, к тому же, от парка мы уже удалились. С его стороны приглушённо доносился шум толпы и музыка.
   - Что теперь будет? - чуть слышно прошептал я, едва шевеля губами.
   - Не знаю, - так же тихо отозвался Карак.
   Я чувствовал, что он тоже смотрит.
   Мы оба знали, что сейчас украденный амулет обретает силу, целебную или же разрушительную. Весьма вероятно, что владельцы таких амулетов используют их как раз по таким датам.
   Какое сегодня число, чётное или нечётное? Кого, согласно верованиям, зачинают сегодня - мальчиков или девочек?
   Очень своевременные мысли, конечно.
   На улице не было ни души - одни местные кошки, только нуни, а какой-то другой породы. Как и днём, а сейчас большинство жителей в парке.
   Под нездешним светом я достиг крыльца и снова посмотрел на небо.
   Халмха двигалась медленно-то медленно, но достаточно шустро: сейчас все три луны стояли высоко над домами, давая тройные тени. У меня возникло ощущение, что растворённая повсюду магия усилилась, как прибывающая вода.
   - Кажется, это наполняет новой силой гадугаров и карамати, - сказал Карак. Он сидел на перилах крыльца и смотрел вверх.
   - Я это чувствую, - буркнул я. - Пойдём лучше отдыхать.
   - Согласен.
   Мы могли только гадать, что теперь будет и что уже произошло. Ни я, ни Карак не могли засечь каких-то негативных проявлений. Должно быть, слишком далеко.
   Я думал об этом, пытаясь уснуть, и всё-таки уснул, несмотря на неутешительные прогнозы.
   Из сна меня вырвала вспышка тревоги. Резко сев на постели, я заморгал и постарался унять неконтролируемые чувства. Не удалось, и тут же, как озарением, понял - они не мои.
   Не мои, а Карака, которого в комнате не было.
   Спина покрылась каплями холодного пота, непонятное волнение навалилось и дезориентировало. Страх сменился растерянностью, затем приступом бешенства, накатившим горячей волной. Карака кто-то забрал? Посмел причинить ему вред?
   Только сейчас я наконец заметил, что теперь нахожусь в темноте, только от окна лился бледный свет. В комнате сильно, сильнее, чем обычно, воняло газом.
   Я схватил спички, с проклятием их отбросил и ощупью прикрутил горелку. Запрыгал на одной ноге, бранясь и пытаясь второй попасть в штанину, но потерял равновесие, упал и стукнулся коленом и ладонями. Хорошо, что не носом - реакция не подвела.
   Что делать? Куда идти?
   Кое-как напялив на себя одежду, я вывалился из комнаты, чуть не врезался в стену коридора. Сжал кулаки, отстранённо глядя на них, видел, как они мелко дрожат.
   Что делать? Куда идти?
   В голове точно осталась одна пустота и никаких мыслей.
   Скатившись по лестнице, я тяжело плюхнулся в продавленное кресло, поставил локти на разведённые колени и обхватил раскалывающуюся голову руками. В фойе царил полумрак, перед глазами будто колыхалась пыльная завеса. Кое-как поднявшись, я поплёлся к дежурному и даже не помню, что сказал. Тот, обеспокоенный, послал кого-то наверх проверить, а мне сказал что-то про врача.
   Я с минуту собирался, чтобы ответить, и тут могучий взрыв газа сотряс здание от верхнего этажа до фундамента. То есть мне так показалось.
   Мы инстинктивно задрали головы, причём моя отозвалась болью ещё сильней. Этаж мгновенно осветился, кто-то кричал, чтобы не зажигали свет. В одночасье поднялся шум.
   Сочтя правильным выйти на свежий воздух, я отправился на крыльцо - встречать медиков. Оказалось, что уже занимается рассвет, и вдыхая утренний воздух, я невольно отметил, какой он чистый и что дышать - сплошное удовольствие. Глаза прикрыл - свет резал их.
   Город маленький, его можно быстро пересечь, вот и они появились достаточно быстро. Меня споро осмотрели и пришли к выводу, что плохо дело.
   - Доктор Кхибано-кхуно, - представился фельдшер и потребовал пройти за ним в медицинскую карету.
   По пути я пытался путано объяснить, что у меня пропал друг, у меня нет времени на то, чтобы ложиться в больницу и вообще ни на что.
   - Вы не понимаете, это дело государственной важности, - с трудом ворочая окостеневшим языком, объяснял я. К горлу подкатывала тошнота, а мышцы ныли, словно я заразился гриппом.
   Врач с недоумением заглянул мне в лицо. Смотрит на радужку глаз, ясное дело - какие ещё государственные дела у ло-самавати в этой глуши? Тут я совсем отчаялся в чём-то его убедить и покорно поплёлся следом.
   Эхо связи продолжало доходить до меня и я едва не терял сознание. Самым разумным с моей стороны - и некоторые инструкции это предписывали - было дождаться, когда всё стихнет или свернуть связь. Затем пережить шок утраты и продолжать поиски в одиночку. Есть свидетельства, что карамати или гадугары так поступали, чтобы вместо одного трупа не получилось два.
   Это уж нет. Речь даже не о том, что у меня не настолько отсутствует честь и совесть - с друзьями так не делают.
   Дальнейшее плыло даже не в тумане, а в грязной воде. Головная боль успокоилась от лекарств, но не хотелось лишний раз шевелиться - сама мысль об этом вызывала неприятие. Это всё как специально. Нужно вставать, бежать на выручку Караку - но как? От меня такого больше вреда, чем пользы, даже если с помощью рафи-связи мне удастся отыскать друга. Створки окна были распахнуты настежь, но внутри и снаружи стояла духота. Несмотря на это, я дрожал под одеялом - меня лихорадило, а тошнотная муть гуляла от живота к горлу.
   Ворониды одиночки, особенно в городах, и по логике вещей...
   По логике вещей исчезни один - и его нескоро хватятся. Или не хватятся вообще - кто знает, что в голове у "аборигенов", может, домой вернуться надумал и подался в леса.
   Я чувствовал себя в тупике, беспомощным, как никогда. Я слушал собственное дыхание и сердцебиение и проклинал стечение обстоятельств. Вскоре забылся сном, который не принёс облегчения. Мне грезилось, что я стою на городской площади - нашей, я чувствовал, что это Генгебагар. В колодках, как преступник, под палящим солнцем и покрытый рубцами и мухами. Каази и така швыряли в меня грязью, а в воздухе висел мерзостный запах канализации.
   Проснулся я резко, словно толкнули, и мне показалось, будто кто-то зловонно дышит мне в лицо.
   Только показалось - это было продолжение ночного кошмара. Когда я наконец смог продрать глаза и выбраться в явь окончательно, то заметил приток свежего воздуха - окно, как уже говорил, было открыто, но теперь на улице поднялся ночной ветер.
   Я с жадностью и наслаждением наполнил лёгкие, и тут заметил какое-то движение. Там, на подоконнике.
   "Показалось". - Я принял шевеление за колышущиеся занавески, но потом на пол что-то шмякнулось. С таким звуком, точно уронили тушку вигу. Послышалось приглушённое ругательство.
   - Карак?!
   Я вскочил, но комната завертелась перед глазами, и пришлось тяжело сесть обратно на койку.
   Точно, Карак.
   Камень упал с души, но я присмотрелся и ахнул:
   - Кто это сделал?!
   - Они не представились, - лаконично ответил Карак.
   Я подошёл ближе и потребовал показать. Он с опаской расправил дрожащее крыло и я увидел, что перья неестественно поломаны и на них запеклась бордовая кровь.
   Как пьяный, я добрёл до кнопки вызова.
   - Моему другу нужна помощь, - сказал я появившейся сестре милосердия.
   - Но у нас нет таких специалистов, - оправдывалась женщина, бегло осмотрев повреждения. Я и не ждал, что в провинциальной больничке окажутся доктора для птиц, но хоть что-нибудь...
   - Только смыть, больше ничего, - просипел Карак. - Я неплохо себя чувствую.
   Но я видел, что от истины это далеко.
   Сестра ушла за материалами и лекарствами, а я помог ему забраться на пустую койку, сам уселся рядом. Свет нам оставили.
   - Теперь нам точно конец, - убитым голосом заметил Карак. Его заметно трясло. Не отвечая, я осматривал и легонько щупал осторожно вытянутое крыло. Пальцы и пясти остались на месте, повреждены оказались растущие перья. Или случайность, или намеренно не стали калечить дальше. Я выдохнул - кровь не шла.
   Но вместе с тем я не поверил ушам. От него такое услышать - это нонсенс, но в чём-то такой настрой понятен. Хуже того, я был согласен.
   - Что-нибудь придумаем, - сказал, постаравшись придать голосу больше уверенности.
   - Хм.
   - Что-нибудь придумаем и всё обойдётся.
   Я так не думал и той уверенности отнюдь не испытывал.
   Вернулась сестра и начала промывать и обрабатывать Караковы раны. Я находился возле и видел, как он напрягается от боли, но терпит. Потом мы сидели до утра на койке и я продолжал ради него нести эту ерунду, в которую не верил - что всё образуется, как-нибудь выпутаемся и выйдем героями и победителями. Когда немного посветлело на улице, пришла кастелянша и забрала моё пропитанное потом бельё и заодно одеяло, замаранное кровью и остальным. Карак чувствовал себя отвратительно и ему было очень неудобно из-за своего состояния. Вид у него был такой же, как голос.
   Во время утреннего обхода доктор надел мне браслет манометра - я с детства терпеть не мог эту процедуру. "Давление у вас пришло в норму, лийнами, - сказал Кхибано, - но рановато вас выписывать - хорошо, что вы себя не видите". И добавил, что я могу ненадолго выйти на воздух, всего на полчаса, и что мне не стоит впредь засыпать, кладя голову на тумбочку.
   После завтрака Карак, которому я попытался с увещеванием и убеждениями отдать лучшие куски, наконец уснул, и я вышел во двор. На пятачке под пропылёнными деревьями собрались ходячие больные и делились, у кого что отрезали или откачали - кто с жаром, кто смущённо. Я неторопливо подошёл, чтобы присоединиться к разговору, но люди разом смолкли. Кто-то спохватился и вежливо отвёл глаза, кто-то, напротив, продолжал с любопытством меня разглядывать.
   Пациентов было человек десять, все в одинаковых светло-зелёных халатах. Я поздоровался, услышал нестройные приветствия в ответ.
   - А мне разрешили вставать, - сообщил я. Это было видно и так, но сказал с такими интонациями, что почти все мои соседи приветливо улыбнулись.
   Да, Самавати. Путешествуем, несчастный случай. За последнее время я научился важной вещи, то есть умению поменьше рассказывать о себе.
   Я скользил взглядом по лицам и старался определить если не род деятельности, то хотя бы принадлежность этих людей. Болезнь - одна из вещей, которые всех уравнивают.
   Вот этот держится уверенней прочих, наверно, кахини. У этого прямее спина - йодха. Каази здесь, наверно, нет.
   Мы обсудили диагнозы, затем погоду, а потом я отправился к себе. После прогулки меня уже не тошнило, но двигался я всё ещё аккуратно - боялся, что опять начнёт.
   Мне не померещилось - на территории больницы то здесь, то там маячили полицейские, человека три. Охраняют нас, что ли? Какая щедрость, однако, и забота.
   Проходя к своей палате, я через приоткрытую дверь увидел неподвижное тело. Я нахмурился и вытянул шею, не решаясь перешагивать через порог и беспокоить больного. Потом всё-таки осмелел и, ступая на цыпочках, вошёл внутрь палаты.
   Бинты были везде, или мне так показалось. В горле и носу торчали трубки, глаза, кажется, были закрыты. Стараясь не топать, я обогнул кровать и увидел на её спинке исписанную табличку. Кроме отметок там было начертано имя. Я прикусил губу, силясь разобрать врачебный почерк, и с трудом прочёл: "Паупхат Хорран, 16".
   Это мог быть я.
   И что же, это младший брат или ещё какой-то родственник той служащей на почте? А прожил он ещё меньше меня, почти на год, и каази всё-таки здесь есть. Без особого труда приняв решение, я отправился к главному врачу, он же владелец больницы.
   - Господин Талавару? - Кхибано поднял голову от, вероятно, чьей-то истории болезни. - Что-то беспокоит?
   - Мне лучше, спасибо, лийнами. Караку тоже. Я о другом.
   - Слушаю.
   - Здесь находится тот, на чьём месте должен был быть я.
   Пауза. Кхибано не говорил ничего, потому я продолжил:
   - Если нужна какая-то... интенсивная терапия, или лекарства, или что-то ещё, то я готов. Возьмите его на моё место, а наше с Караком дальнейшее пребывание я готов оплачивать.
   - Что ж, согласен, - не без удивления кивнул Кхибано.
   В уме я быстро подсчитал: деньги у нас ещё остались. Если Макхоуна выполнит обещание и наградит, то с обратной дорогой проблем не возникнет. Даже не "если", а "когда", вот. Стоит оптимистичней смотреть на вещи.
   - Мне надоело, - заявил Карак с тумбочки, когда я вошёл. Специалиста для него всё-таки нашли - в городе жил ветеринар. Если Карак и был недоволен тем, что его невольно приравняли к неразумной скотине, то промолчал - не те обстоятельства. Мне врач сообщил, вызвав в коридор, что моему другу - необычный пациент - очень повезло, потому что птицы не испытывают гиповолемического шока от потери крови, а сразу погибают. Карак наверняка услышал, но ворониды и так знают об этом.
   - Мне тоже, - отозвался я, поднося руки к рукомойнику. В нём почти не осталось воды. Рассмотрел себя в крохотное зеркало и присел на койку. - Как ты думаешь, он знает, что мы живы?
   - Сомневаюсь, иначе давно бы нас нашёл.
   Лучший друг был рад поддержать любую тему, даже самую актуальную и потому надоевшую до отвращения, лишь бы я говорил с ним. Я чувствовал, как он переживает и почти боится. Понимаю - если бы мне поломали ноги, опасения и самочувствие у меня были бы такими же.
   - Вот поймаем этого урода, с триумфом вернёмся к царственной, а потом - домой. Будем есть, пить и всё у нас будет хорошо.
   Как уже упоминал, я не особенно в это верил.
   И всё у нас будет хорошо.
   В это я верил ещё меньше.
   - А если хочешь, пойдём на рыбалку. Лучше всего до пяти утра, когда краски пока утренние и свежие, даже птицы ещё спят, солнце постепенно начинает греть и высушивать росу.
   Я увлёкся живописанием весьма глупой и наивной картинки такого желанного спокойствия и беззаботности, а заинтересованно слушавший Карак заметил:
   - Ты всегда был поэтом, дружище.
   - Я всё хочу спросить, но не хотелось тебя смущать.
   - А?
   - Как ты ушёл и попал сюда? Я хотел уже как-нибудь встать и бежать на поиски.
   "Только не знал, как и куда". Этого я уже не произнёс вслух, чтобы Карак не отнёс моё неудобство на свой счёт.
   - Мне помогли, - коротко ответил он.
   Видимо, придётся тянуть клещами - или затрудняется ответить, или боится.
   - Я не видел, кто. Все были в масках, а у меня завязаны глаза.
   Он ещё и не видел, кто его уродовал? Врагу не пожелаю, а другу - тем более.
   Ночью я лежал и глядел в потолок, Карак на спинке стула спал, худо-бедно подтянув крылья и просто закрыв глаза. Не чувствует себя в безопасности.
   Комнату наполнял запах медикаментов и разогретого воска - я попросил оставить нам свечу и не тратить дорогой керосин. Остальные три койки по-прежнему пустовали и были аккуратно заправлены.
   Я повернул голову и посмотрел на крохотный огонёк.
   Он пульсировал, точно кланялся, то уменьшаясь, то удлиняясь, мне виделся целый маленький мир внутри - как той лягушке из рассказа, что смотрела в огонь керосиновой лампы.
   Говорят, человек ни о чём не думает в такие минуты, но я думал - и слишком много для того, чтобы заснуть.
   Пламя задёргалось и заморгало. Скосив глаза в сторону окна, я увидел только темноту и пятна, оранжевые и зелёные. Зажмурился и снова открыл глаза, чтобы избавиться от пятен перед ними.
   На подоконнике кто-то сидит? Нас опять пришли убивать, что ли?
   Так. Собранность и самоконтроль.
   Неизвестный мог рассчитывать, что его не обнаружат - наступила самая тёмная часть ночи, предрассветная, обе луны уже закончили прохождение. Окно выглядело тёмным квадратом - свеча только мешала разглядеть что-то. Свет делался всё более жидким.
   - Проваливай.
   Оказывается, Карак уже не спал. Его глаз недобро блестел. Такая скука в голосе, что я бы на месте незнакомца последовал бы совету.
   - Скажите своему товарищу, что я не причиню вам вреда, - тихо донеслось с подоконника на языке самавати. Тюлевая занавеска шевельнулась. Удивительная просьба.
   - Откуда я знаю, что это так? - Я успешно сел, отбросив одеяло и взглядом ища что-нибудь тяжёлое. На всякий случай. - Выйдите на свет.
   - В этом нет нужды, набу.
   - Неужели.
   - Я смотрю, вы живы. - Это уже не мне.
   - Благодарю, - сдержанно отозвался Карак. - Я извиняюсь - не признал сразу.
   - И я принёс вам сообщение от нашей высокой знакомой.
   - Чем докажете? - Сгодится и сам подсвечник - хороший, кованый.
   - Она велела передать, чтобы вы возвращались.
   - Что? - вырвалось у меня. Я даже о подсвечнике на миг забыл.
   - Она велела передать, чтобы вы возвращались, а также вот это.
   Посланник всё-таки покинул подоконник - мы инстинктивно напряглись, не особенно доверяя словам, - широким шагом оказался возле стола и положил возле свечи перстень. Рельефные узоры надписи заискрились в свете пламени.
   Вот это поворот.
   Огорошенный, я таки успел рассмотреть посетителя - в смысле то, что было возможно увидеть. Он сутулился и как будто бы набычился, одет был в тёмную одежду, чёрную или тёмно-синюю - затруднительно определить телосложение и рост. Также я успел заметить руку в перчатке и бритый белый подбородок - этот малый атми, не один из нас.
   В ту же минуту посланник шагнул обратно к окну, сиганул через подоконник и бесследно исчез, не прощаясь.
   - Точно ушёл? - произнёс я, глядя попеременно то на белые занавески, то на черноту за ними.
   - Похоже, - буркнул Карак. - Я ничего не слышу.
   - Этот тип тебе помог.
   - Да - я не сразу узнал голос. Должно быть, умеет его менять.
   С моей помощью он взобрался на стол, рассмотрел "подарок" каждым глазом, затем попробовал это сделать обоими сразу.
   - Я не ощущаю здесь никакого яда и никаких неприятных сюрпризов.
   - Психический отпечаток?
   - Женщины, молодой - твоего возраста приблизительно. Этот самый чёткий и длительный. Остальные смазанные и кратковременные.
   - Макхоуна, - изрёк я и потёр колючую щёку. - Значит, это дубликат, который был у неё на пальце во время аудиенции.
   - И? - почти робко уронил Карак. Я не отрывал взгляда от присланной драгоценности.
   - И это значит, что она вернула оригинал. Или ей вернули. Ты понимаешь, какого Хилаки здесь творится?
   - А ты?
   - Тоже нет.
   Невероятно. Невозможно. Мы тут путешествовали, можно сказать, вслепую, руководствуясь туманными намёками, жизнями рисковали, подняли древний заговор, а теперь выясняется, что всё это как бы и не нужно?
   Даже если вероятно и возможно, я не находил никакого ответа, как.
  

10

  
   - Видел красотку "Рафину"? - поинтересовался Карак, когда мы с ним сидели в маленьком станционном кафе, взяв передышку после тесноты и спёртого воздуха железнодорожного вагона.
   - И кто же она? - на автомате поддержал беседу я. Спину и плечи у меня ломило от вынужденного сидения в течение нескольких часов, и мне было не до сердечных дел друга.
   - Лайнер, балда.
   Да, действительно. Я не сообразил и решил, что он говорит о женщине.
   - Нет, не видел.
   - Тогда смотри. - Он подвинул мне свежую газету. Пока рафи её пролистывал, я молча жевал пряник и наслаждался прохладой - вентиляция здесь лучше, чем в поездах, полагаю. Думал я лишь о том, как бы побыстрей покинуть страну. Мне совсем не хотелось вновь посещать лайнугати и выяснять, что же произошло - пусть сама разбирается.
   Прямо сейчас, вот только доем, встанем и поедем в порт - я намеревался купить билеты на любой корабль, который отходит сегодня. Хотелось оказаться в море как можно скорее, дабы оно легло между нами и всем, что здесь произошло.
   Я нехотя взглянул, указательным пальцем подтянув к себе газетный лист. Кричащий заголовок, фото, демонстрирующее гигантский лайнер "Рафина хаамани-Дакераат". Ниже ещё одно, очень зернистое - наверно, прислала редакция какой-то из наших газет по фототелеграфу. На снимке угадывались две или три человеческие фигуры, стена в орнаменте и циферблат больших часов. "Первые посетители "Рафины" из числа широкой публики", - гласила подпись.
   - Это её первое прибытие в Кехалузаму?
   - Да. Здешние не помышляли, что когда-нибудь её увидят. Она должна работать на линии между Генгебагаром и Сандиваром, а сейчас замещает "Святого Дангафина". Представляешь, какой фурор?
   - Нет, - честно ответил я.
   - Совсем ты новостей не знаешь, - с укором отозвался Карак. - Впрочем, ладно. Нам сейчас надо как-то отсюда уехать.
   - Да любым способом! Не могу больше...
   Заночевать всё равно придётся. Во-первых, надо найти что-нибудь для Дани, если я собираюсь на праздник. Во-вторых, Карак по дороге во дворец убедил меня, что я потом сильно пожалею о поспешном решении, если не остыну и возьму билет куда-нибудь в третий класс, где народ ездит, как кильки в бочке, или вообще попрошусь на грузовое судно.
   Теперь он был со мной, и я представил его Макхоуне, как рафи, друга и товарища.
   Разумеется, лайнугати не уставала производить впечатление. На этот раз она была одета в иссиня-чёрное платье, волосы искусно уложены волнами, а на изящном запястье округлой руки - тонкий браслет из маленьких сапфиров или, может, аквамаринов. Я сглотнул - с чего бы? Знак уважения для меня?
   - Приветствую, - обратилась ко мне великая царевна и поднялась навстречу. Я снова отметил отличную фигуру и безукоризненную осанку.
   - Приветствую и вас.
   - Духи хранят вас.
   Слова Карака, кажется, как-то смутили или даже напугали девушку, но она тут же скрыла это.
   - Как вы видите, - заговорила она, стоя напротив и глядя мне в лицо, - проблема разрешилась неожиданным образом. Неожиданным и для меня, поверьте. - Она взглянула на Карака, её брови и веки дрогнули. Снова взглянула на меня. - Я богато награжу вас, уважаемые, и приношу извинения за то, что подвергла вас опасности.
   Искренне она говорит или нет? Кажется, она и впрямь сожалеет, но в голосе чувствовалась какая-то искусственность.
   Макхоуна подошла к столу, за которым мы пили луас в предыдущий раз, и взяла оттуда несколько предметов.
   - Первый класс, - пояснила она и протянула мне два только напечатанных билета. На них синими чернилами была проставлена цена, и я невольно округлил глаза. Макхоуна неожиданно дружелюбно улыбнулась. - Вы оба заслужили.
   Следующим был кошелёк из кожи ската - каждую чешуйку словно вырезали из блестящей кости и приклеили, сделав простой и эффектный узор. Внутри хрустели банкноты.
   - Это откроете на корабле, - сказала лайнугати и передала мне третий предмет, небольшую коробку величиной с ладонь. - Вам понравится.
   Конечно, понравится. Кому-то не нравится плата за работу?
   - Ещё...
   Она шагнула ко мне вплотную, но я не отшатнулся. Выражение её лица, только что бывшее довольным произведённым эффектом, стало в момент серьёзным, будто кто её подменил. Была милая юная девушка и вдруг - солидный человек.
   - Я настоятельно прошу, - отчеканила Макхоуна совсем другим голосом. Взяла мою руку, крепко сжала и подняла почти на уровень наших лиц. - Я требую и приказываю, пусть на последнее права и не имею, вести себя крайне осмотрительно и быть осторожным, набу.
   Чудно - мы одного возраста, она такая взрослая, а я такой инфантильный.
   - Вот об этом, - она указала глазами на сцепленные руки, - никто не узнает. От прикосновения к вам оскверниться нельзя. - Усмехнулась и расцепила наши пальцы. - Аудиенция окончена, набу. Ступайте.
   Я покорно повернулся к выходу, и пока поворачивался, боковым зрением успел заметить, как она опустилась на резной стул - совсем не по-царски, надломленно как-то, словно ноги не держали.
   Браво, малыш, делаешь успехи - наконец-то стал обращать своё бестолковое внимание на подобные вещи.
   Дворец мы покинули в молчании, до гостиницы добирались тоже молча. Вот так сюрприз приготовила нам царственная - возможность вернуться домой на "Рафине".
   Первым классом.
   Придётся забыть о плебейских привычках.
   На другой день мы выехали в порт чуть свет - отправлялся пароход сразу после завтрака. Был риск попасть в уличную пробку.
   Едва трубы показались над крышами портового района, я уважительно вытаращил глаза, дух захватило. "Рафина" настоящая великанша!
   Прежде я никогда не видал гигантских трансокеанских судов и не предполагал, что определение "гигантские" - не пустой звук. Чего там, я даже больших пароходов не видел, только малые и средние. И парусники ещё.
   Это не корабль, это дом. Дворец даже - дома поменьше. В первых лучах солнца "Рафина" так и выглядела, блистающим дворцом. Тёмно-красный борт, снежно-белая надстройка, золотая тонкая полоса выше ватерлинии, золотые буквы у носа, составляющие название. Угольные баржи уже отошли - лайнер готов был отправиться в путь и ожидал, когда люди займут свои места. Деревянные сходни уже опустили, и по ним редкими группками поднимались пассажиры, прошедшие паспортный контроль, а кое-кто и санитарный - они цепочками двигались вверх, и их головы напоминали бусины, которые нанизывают на верёвочку. На причале скопились экипажи и велорикши, появилась даже пара-другая автомобилей. Собралось множество любопытствующих, и для сдерживания толпы были вызваны полицейские. Их бежевая униформа мелькала там и тут среди тёмного человеческого моря.
   Море же настоящее, лежавшее в гавани и за ней, сейчас было сине-зелёным с примесью бирюзового. По воде гуляли сверкающе-белые клочья пены, казалось, что гудят швартовные тросы, однако сам лайнер высился горой, незыблемо и неподвижно.
   Поднявшись на борт, я испытал смешанные чувства: с одной стороны, облегчение от того, что мы наконец-то уезжаем, с другой - смущение. Это слишком роскошно для меня, плыть первым классом на одном из знаменитейших судов. Это точно не всем по карману - на верхней палубе не так много пассажиров, но может быть, что кто-то из них уже отправился в каюты, не став прощаться с берегом по обычаю. Все атми, никого из наших. Решено: не выйду к обеду, просто посижу в кафе. Карак пусть идёт, если хочет.
   Пассажиры продолжали подтягиваться, груз - поступать в трюмы. С нашей скамейки было видно, как подцепленный краном штабель грубо сколоченных ящиков медленно опускается к люку где-то в носовой части.
   Интересно. В той статье говорилось, что пароход новый, успел совершить только один рейс до Зумари и обратно, когда его временно перевели на эти линии. Возможно, это дополнительная реклама для судовладельца - плавайте, мол, пароходами "Океанской компании", пусть и не очень быстро, но с повышенным комфортом попадёте, куда вам надо.
   Я привычно огляделся. Палубный настил и впрямь выглядел новым, а не поеденным солью, и был чисто вымыт. Леера крашены явно в первый раз, белоснежная краска, которой покрыта надстройка, тоже выглядит ровной. Лак на скамейке, которую мы заняли, ещё не обтёрся.
   Неподалёку собралась компания, но что они обсуждали, невозможно было понять. У меня было то редкое состояние, когда я не желал подходить и знакомиться с новыми людьми.
   Прошло ещё немного времени, когда мы, вытянув шеи, смогли увидеть, как провожавшие по сходням устремились на берег. Трубы клубами выбросили серо-коричневый дым, поползли цепи, и берег мало-помалу начал отдаляться, будто бы кто медленно отодвигал изображение с ним, но это "Рафину" оттягивали от пирса. Всем телом я ощутил мелкое дрожание корпуса и мне показалось, что я слышу низкий гул из глубины корабля.
   - Тааа... Тааа...
   Карак подскочил, а я нервно зажал руками уши - как и многие другие. Эхо от гудка отнесло в глубь городских кварталов.
   Люди прилипли к заграждению, несколько детей тут же влезли ногами на перекладины. Я тоже вскочил и быстрым шагом подошёл к остальным, махавшим руками. Карак цеплялся на меня.
   С берега выкрикивали пожелания счастливого пути, махали платками и шляпами, а кто-то - просто руками. Мелькнули и погасли фотовспышки.
   Я тоже помахал рукой стенам дворца, Макхоуне и её агенту. После секундного раздумья помахал туда, где остались Хилни с её отцом.
   Когда "Рафина" миновала Башню Шагара, я непроизвольно втянул голову в плечи: встреча колоссов. Вероятно, люди, которые часто ездят морем, уже не обращают на это внимания.
   Мы уходили из Кехалузамы.
   Берег мало-помалу удалялся и таял в дымке, очертания города исчезали, становились мутными и словно полупрозрачными, как нарисованные акварелью.
   Как нечто нереальное. Таким же нереальным и малозначительным мне теперь представлялось всё произошедшее. Тёмно-серо-циановая поверхность воды была криво разлинована бледными серовато-лазурными полосами. Её рассекали три строчки и три дымка - следы возвращавшихся в гавань буксиров и лоцманского катера.
   Слабый западный ветер лизал висок. Я облокотился на релинг и смотрел в голубовато-белую пену в кильватерной волне, которая растворялась по мере удаления. Внизу на полуюте, мельтеша ярким пятном, от движения идущего судна туго развевался государственный флаг Кагарабу. По правилам на корме находился флаг страны, откуда лайнер шёл, на фок-мачте - куда.
   Качки здесь не чувствовалось совсем, и я не переставал этому удивляться при воспоминании о том, как мотало "Грёзу". "Рафина" же шла легко, и настолько, что можно было забыть, что ты на корабле. Вместе с тем было непонятно, как эта громадина ухитряется плавать.
   Краем глаза я посматривал на Карака, который в молчании глядел на воду. Я чувствовал, что он также, как я, испытывает облегчение - наконец-то возвращаемся на Самавати. На прохладный, суровый, родной и ненавистный Самавати. Зачастую - очень ненавистный, потому что каждый день перед глазами.
   - Представляешь, Карак, а я бы хотел вернуться, - сказал вслух я. - Просто так, посмотреть страну. Но я пойму, если ты не пожелаешь отправиться со мной.
   - Даже не знаю, - сказал лучший друг немного сдавленно.
   - Повторюсь, что понимаю.
   О том, что ты в море, заставляло забыть и внутреннее убранство. Удивительно. Этот пароход настоящий красавец, и кажется. Что он спокойно идёт, куда ему надо, абсолютно не боясь стихии.
   Нам предстояло провести здесь чуть больше октады - это меньше, чем по дороге на Кагарабу, благодаря новым и мощным двигателям "Рафины". Настоящая гордость судовладельца наряду с роскошью.
   Разумеется, на корабле меня интересовало буквально всё. Должно быть, я облазил и обследовал каждый метр доступных палуб - ниже второго класса не пускали даже карамати. Я не стал пытаться - как объясняли раньше, третьим классом могли ездить вовсе не обязательно честные люди.
   Каюту - чуть не сказал "номер" - мы получили одноместную, в имперском стиле. Для меня длинная и широкая кровать, бельё на которой меняли каждый день на новые - свежевыстиранные и накрахмаленные. Для Карака было кресло. Также здесь имелась ванная, выложенная белым мрамором. На корабле есть самый настоящий водопровод, в ванной - умывальник с краном и смесителем.
   Сюрпризом для нас оказался огромный "пароходный" чемодан, стоявший здесь - мне сказали, что его велели доставить в качестве багажа. Мы долго переглядывались и я всё-таки решился открыть. Мало того, что это чудо легко превращалось в письменный стол, внутри обнаружилась одежда, что вообще замечательно: я уже решил про себя, что не буду выходить к обеду, но теперь смогу выглядеть прилично. К счастью, у Макхоуны оказался неплохой вкус и в подаренном ею наряде я не смотрелся свежим покойником.
   Вспомнив о кошельке, я достал его. Полгода можно жить, а при выгодном курсе, наверно, и больше. В коробке оказались серебряные карманные часы с благодарственной надписью. Тоже серьёзный подарок - сам я бы долго копил.
   - Понятно, - сказал Карак. - Положение у царственной было серьёзней некуда.
   - Но наши поиски закончились сам знаешь, как...
   - Ты не расслышал её слов или у тебя плохая память? Она сказала, что приносит извинения. Это они и есть.
   Что ж, он снова меня пнул - если что-то дают, то пользуйся.
   - Хорош! Красавчик! - засмеялся Карак, когда я переоделся и подошёл к зеркалу.
   - Неплохо, - согласился я.
   - Неужели собираешься кого-то подцепить, а?
   - Я смотрю, тебе полегчало, раз шутишь.
   Но к обеду Карак не вышел. Я подумал, что ему неловко и будет казаться, будто все только на него с его травмой и смотрят, поэтому пошёл один, пообещав принести ему чего-нибудь вкусного.
   Едва войдя в обеденный зал, я едва сдержался, чтобы не раскрыть глаза и рот - здесь был очень высокий куполообразный потолок, украшенный медальонами с росписями на, кажется, мифологические темы. Поддерживали его античные колонны с позолоченными капителями. На балконе с ажурной балюстрадой играл оркестр.
   Пришлось вспомнить уроки этикета и правила поведения за столом, когда ты в окружении значимых персон.
   - Пароход великолепен, правда? - осведомился мой сосед, пожилой герен с намечающейся лысиной.
   - Правда. Напоминает дворец.
   Я умел строить беседу, и кажется, люди приняли меня за посланника общины карамати или кого-то в этом роде.
   Постепенно утратив священный трепет и благоговение перед огромностью и роскошью судна, я пользовался всеми благами, которые здесь могли предоставить.
   Сначала я потел в шикарной бане, которую топили углём, с трудом вдыхая обжигающий нос и горло воздух, потом пересекал коридор и с бортика прыгал в бассейн, который был наполнен забортной водой. Этакое чудо техники, бассейн на борту корабля! Лет десять назад, сказал Карак, когда я с восторгом делился впечатлениями, никто и подумать о таком не мог.
   Определённое время я проводил и на массажном столе в соседнем помещении, а потом растягивался на чистой простыни и бездумно рассматривал, как выглядит эбонитово-чёрная ладонь на фоне белой ткани. Расслабленность и блаженство наполняли каждую мышцу и косточку, двигаться совсем не хотелось.
   Вечером я просиживал в читальне на пару с Караком, который, похоже, часами здесь пропадал. Ещё бы, возможность найти здесь новинки велика. Запах не как в библиотеке - книжной пыли и лежалой бумаги, - а скорее как в книжном магазине - новой бумаги и типографской краски. Окна высокие, и в дневное время можно не зажигать свет. Под потолком - круглый стеклянный купол с ажурными опорами, прямо под которым росло в кадке какое-то экзотическое растение.
   Однажды на палубе организовали хождение между бутылками, и я для смеха принял участие. Также, опять для смеха и к большому смущению некоторых пассажиров, поучаствовал в бою на бревне мешками - надо было сбить с бревна противника, не касаясь его и не пытаясь поймать мешок.
   В гимнастическом зале я также побывал и опробовал там гребной тренажёр, а вот велосипедный показался смешным. Вставая, я заметил, что плаваю хорошо, но грести не люблю.
   - Не волнуйтесь, набу, - сказала с зумарианским акцентом какая-то матрона, сидевшая рядом в плетёном кресле. - Говорят, этот корабль абсолютно надёжен.
   Что ж, шутку я оценил.
   Всё заставляло почти забыть о том, что мы находимся в открытом океане, и что этот фешенебельный отель плавучий. "Почти" - потому что бриз, проникавший сквозь открытые окна, пах солью, просмолёнными досками и пряно-сладким угольным дымом. Я шёл на этот запах, поднимался на шлюпочную палубу, прислонялся к накрытой брезентом спасательной шлюпке и смотрел на воду.
   "Больница, - вдруг подумал я. - Больница для здоровых людей". Мысли понеслись вперёд - в Генгебагар, к дому Ниттара, маленькой Дани, которая ждёт меня, маме. И отцу.
   За время пути океан много раз менял цвет, оставаясь всё тем же древним и спокойным - погода стояла приятная, в плохую мы ни разу не попали. Сейчас он приобретал фиолетовые, оранжевые и золотые оттенки, отвечая закату, от которого уходил лайнер.
   Вскоре, и довольно быстро, это великолепие сменилось чернотой со стеклянно-зелёным отливом. Усеянное южными звёздами небо отражалось в воде, как в зеркале. Казалось, что пароход идёт по морю звёзд. Луны только выглянули и света давали совсем чуть-чуть.
   Становилось свежо, и я ушёл внутрь. Сидя на кожаном диване на широкой площадке кормовой лестницы, я зарисовывал стеклянный купол - это определённо новое слово в дизайне океанских лайнеров - прямо над двумя маршами, с его тонкими опорами и полусферической хрустальной люстрой в середине. Такие же люстры, только меньшего размера, украшали потолки. Свет преломлялся в хрусталиках и давал интересный эффект - это я нарисовал на предыдущем листке.
   Держа альбом на коленях и растушёвывая карандашную штриховку, я увидел, что по узорчатому линолеуму шагает Карак.
   - Привет, - сказал я с удивлением - ворониды не очень любят ходить далеко.
   Карак взобрался на подлокотник.
   Мы с ним по договору не обсуждали "приключения" и не поднимали тему, но теперь я почувствовал, что лучший друг собирается сделать именно это.
   - Мне кажется, Тала, что он здесь, на этом судне, - тихо сказал он.
   - Мне тоже несколько раз так показалось, - признался я.
   - Ключевое слово здесь "кажется".
   - Ты тоже гонишь эти мысли?
   - Упорно. Не хотел тебя тревожить, брат, но больше не могу. Даже если это так, он вряд ли пролез в первый класс, а выше второго никого не пускают.
   - Не будет же он кого-то убивать, чтобы пройти, мы же на корабле. - Меня передёрнуло. Я удивился логичности и циничности своих суждений.
   - Макхоуна была немного напугана перед нашим приходом.
   Теперь мы сидели очень близко друг к дружке, словно кто-то мог подслушать.
   - Кем или чем? Нашим злодеем? - полувопросительно сказал я. - Почему ты только сейчас об этом говоришь?
   - Это трудно было не заметить.
   - У меня не воронидские глаза, а у неё аристократическая выдержка.
   - Даже если мне померещилось, наш злодей вряд ли настолько богат, чтобы попасть на "Рафину".
   - Хотя нет, ты прав - я теперь вспомнил, что у неё ноги подогнулись... А тому, кто её напугал, на другой корабль ничто не мешало сесть.
   Однако хвала Маиши, за оставшуюся часть пути ничего не приключилось.
   Сойдя на берег, я испытал облегчение, словно родная земля приняла меня под свою защиту. Так, в общем-то, и было.
   У терминала я увидел, что встречают нас трое - мама, Дани и Ниттар.
   Пока Эльглот решал вопрос с багажом, Дани кинулась ко мне. Я подхватил её на руки и подбросил к небу.
   - Отец остался в Башне, не смог приехать, к сожалению, - сказала Халья. По случаю праздника узоры у неё на лице были нарисованы особо тщательно. - Отойди, дай-ка я на тебя посмотрю...
   Недоумевая, я отодвинулся, но возражать не стал.
   - Мам, ты говоришь так, словно мы не виделись давно и я должен был подрасти, - сказал я с иронической улыбкой.
   По маминому лицу мелькнула неопределённая тень, но Халья выглядела довольной тем, что видит нас обоих.
   Похоже, она пока не заметила, что с Караком.
   К празднику Укариби мы с ним успели, и когда мы прибыли, он был в самом разгаре. Входные двери в каждом доме были украшены гирляндами цветов контрастных оттенков, цветы были и в волосах у каждой встреченной женщины, мужчины тоже прикрепили на костюмы по цветку, а дети и вовсе бегали в венках. На площади, через которую мы ехали на трамвае, выстроились солдаты, проходящие в городе службу, а молодые девушки повязывали им на запястье цветные ритуальные тесёмки. Родные сёстры этих ребят далеко и не могут сделать этого лично.
   Когда мы добрались до Яблоневой улицы, вещи были уже там, а Ниттар и Карак ждали нас.
   - Подарок... вы знаете, кого, - поведал я, когда Ниттар похвалил новый чемодан.
   Молчаливая кухарка накрыла нам в столовой, и перед запоздавшим обедом Дани торжественно закрепила у меня на запястье бисерную полоску, которую сплела сама. Неожиданно для всех этой чести удостоился и Ниттар. Старик был очень растроган.
   Радость наполняла меня - это празднество такое родное и знакомое с детства, ничуть не экзотическое. Укариби не вызывал ассоциаций с опасными предметами и давними заговорами, пусть и был старинным ритуалом и брал начало на Древнем Кагарабу.
   За едой я в общих чертах рассказывал о том, почему наша поездка предполагалась как "туда и обратно", а вылилась в затяжное отсутствие, и вдруг заметил, что старшие хмурятся. Поэтому я был даже не рад, что вообще об этом заговорил, а чтобы наши злоключения отодвинулись на второй план, я решил поздравить Дани.
   Тем не менее, пока сестрёнка с восторженным писком хвасталась шалью, которую я преподнёс ей в качестве сувенира и праздничного подарка, а мать рассматривала шёлковую вышивку на ткани, Ниттар отозвал меня в сторону.
   - Не понимаю, зачем вам опять возвращаться на Кагарабу, - сказал он отчаянным шёпотом.
   - Я не говорю, что рвусь участвовать в каких-то расследованиях - я бы съездил просто посмотреть и не в обозримом будущем, - объяснил я.
   - Мне кажется, у вас там есть враг, не знаю, откуда... Ладно, забудем. Если вы захотите отправиться в Башню и провести время с семьёй - это я пойму, - доверительно сказал он.
   - Не стоит беспокоиться, вернусь через несколько дней, - заверил я.
   Для возвращения мы наняли крытый экипаж, запряжённый четырьмя откормленными китихонду, тремя рыжими и одним полосатым.
   Дани убаюкало покачивание на рессорах, и когда она задремала прямо на мягком сиденье между мной и мамой, та тихонько поведала, что утром моя сестра повязала тесёмку на руку какому-то мальчику и тот впал в меланхолию. Я с широкой улыбкой предположил, что мальчишка считал Дани своей будущей невестой. Среди девушек постарше это распространённый способ вежливого отказа неугодному ухажёру - объявить "братом" при свидетелях.
   - Почему Ниттар просил вернуться? - шёпотом спросил я. Дани, похоже, уснула крепко, можно поговорить о делах.
   - Это я его просила. Вспышка предвидения, но ничего определённого, - шёпотом пояснила мама.
   Это немного меня обеспокоило. У телепатов её уровня иногда бывает и такое, несмотря на то, что телепатия обычно вещь контактная, а не дистанционная. И Халья разговаривала с Ниттаром об этом? Мне не очень понравилось, что она меня таким образом унижала: вдруг появляется мамаша работника...
   - А в ночь тройственного союза это подтвердилось - отец внезапно почувствовал себя плохо.
   - Что?...
   - Что-то с ногами и без видимых причин.
   Я видел её лицо в профиль, но от меня не укрылось, что она хмурится и сжимает губы. Белые волосы блестели.
   - Продолжай, пожалуйста, - поторопил я.
   - Дар обнаружил аномальное происхождение. - Халья кивнула, не глядя на меня, словно сама себе. - Я смогла отбить магическую атаку неизвестного, но не смогла установить личность. Потом мы с Гарией работали с этим, но никакого результата, к сожалению.
   Желудок у меня противно сжался - напрасно, выходит, мы с Караком думали, что всё позади. Откинувшись на спинку, я попытался расслабить затёкшую шею.
   - Реллану вскоре стало лучше, - продолжала мать, - и мы обсудили, как быть дальше. Было бы куда лучше, если бы вы находились на Самавати, а не за океаном, но мы решили ждать вестей от вас.
   - Задание лайнугати... - заикнулся я.
   - Какое такое задание?
   Она не знает? Может быть, никто не знает?
   Я в общих чертах описал наши злоключения. У Хальи дёрнулся рот: наверно, она хотела сказать, что задание лайнугати может катиться к шетани, но слова были слишком крамольными, пусть это даже не о нашем вану.
   В любом случае, теперь мы с Караком были дома и не одни. Хотелось верить, что всё кончилось.
  

11

  
   Мир удивителен, но иногда природа создаёт нечто, во что трудно поверить.
   Именно сама природа - карамати не прикладывали здесь руку. Водная поверхность мерцала, когда её достигали рассеянные солнечные лучи и дневной свет.
   Оттуда, где я сидел, сквозь овальное отверстие в своде пещеры был виден кусок голубого неба. Струи нескольких водопадов низвергались из этого "окна" и четырёх других, размером поменьше. Наверху бьют родники, и когда-то там находилось озеро. Со временем скопившаяся вода проломила своим весом толщу породы и провалилась сюда - озерцо можно назвать подземным. Ручьи пробили себе новое русло, а по берегам и небольшим островкам выросли растения, от травы до кустов и даже нескольких деревьев.
   Здесь довольно свежо, а воздух влажный, но я не дрожал, потому что был одет в толстую шерстяную рубаху.
   Одно из любимых мест дома. Я любил сюда приходить, когда здесь никого не было или почти никого, подолгу лежать в воде расслабившись, позволяя телу всплыть - иллюзия отсутствия веса. Грохот падающих струй в ушах под водой удивительным образом умиротворяет.
   Карак находился где-то поблизости, был так же погружён в себя и "вспыхивал" неяркой искрой на границе моего восприятия. Я старался не думать о событиях предыдущей луны и вошёл в состояние некой расслабленной медитации, сосредоточившись на разглядывании яркого голубого пятна неба. Помогает очистить разум, а такой беспокойный и суетливый, как мой, особенно в этом нуждается.
   Кажется, здесь появился ещё кто-то. Обычно посетители вели себя тихо, этот тоже старался не привлекать внимания. Или мне просто показалось, что здесь ещё кто-то есть?
   Пошевелившись, я моргнул несколько раз, вдохнул поглубже, чтобы не закружилась голова, когда начну вставать.
   Нет, не показалось. Звуки шагов отчётливые и они приближались. Кому я сейчас-то понадобился? Не дают отдохнуть человеку...
   Тут я увидел печально знакомую фигуру и очень неприятно удивился, меня даже передёрнуло немного.
   - Кенафин?!
   Не сумев сдержать удивления, я так и замер с открытым ртом.
   - Где твои манеры? - смеясь, поинтересовался давний соперник. Мина у него была очень довольная. - Какая же ты дубина, Хлави! Я никогда в этом не сомневался. Но-но-но, опусти кулаки, враг мой, это недостойно дворянской чести и мы уже не дети.
   Кого я ожидал и хотел увидеть меньше всего, так это его. В нашей встрече было что-то неправильное. Что?
   - Итак, вот мы и встретились. - Улыбка у Кена стала ещё шире и блестела на фоне общей для нас чёрной кожи.
   - Давно не виделись, - пробурчал я.
   - Что ты там бормочешь? Честно говоря, несколько удивлён видеть тебя живым. И ты умнее, чем я думал всё время нашего вынужденного знакомства.
   - О чём ты?
   Я перестал понимать, что происходит.
   Кенафин снова улыбнулся, широко и неприятно.
   - Всё тебе так сразу и скажи, - задорно ответил он.
   Давний школьный соперник развязно плюхнулся на траву рядом со мной - я отодвинулся. Никогда он так нагло себя не вёл, и это панибратство не сочеталось со словами о том, какая я "дубина".
   - Я удивлён, - продолжал он, не замечая моего брезгливого движения, - ты смог понять, что к чему, в саду с уродцами, а теперь не понимаешь, о чём я?
   Я не просто встал на ноги - я сделал два шага прочь: или этот малый немного не в себе, или я получил ответ.
   - Ты всегда был лучше меня, - скучным голосом сказал Кенафин, пожимая плечами. Смотрел он куда-то в небо, которое виднелось через отверстие в своде. - Зря я надеялся, что ты не разберёшься с подсказками и Макхоуна тебя казнит.
   Шокированный, я сделал ещё шаг подальше на предательски подгибающихся ногах. Одно дело понять, что к чему, и другое - увидеть или услышать подтверждение. Оттащить бы его, куда следует... Я старался вспомнить, что у меня есть в запасе, но никаких рифмованных строчек о цепях-верёвках, как назло, не вспоминалось.
   - Связи у меня есть, - продолжал Кена. Он не замечал моего неспешного отступления или делал вид, что не замечает. - И есть юридически мёртвый карамати, которому кодекс не помеха - парень может состряпать качественную "маску", копируешь, кого пожелаешь.
   Даэршин, ты ли это? Вот старая сволочь...
   Я немного разжал кулаки и продолжал внимать. Поверить до сих пор не могу, что Кена способен на подобную авантюру и изощрённый план... план чего?
   - Куда же ты уходишь, Хлави? - вдруг вскинул голову Кена. - Мы только начали беседу.
   Хищная улыбка к непринуждённой беседе не располагала. Мне следовало уйти, но я не был уверен, что доберусь до выхода. Драгоценные минуты левитации я уже, конечно, потратил на ерунду. Ручей слишком широкий, если попытаться перепрыгнуть - глина мокрая, растянешься, как на льду. Кроме того, виновник здесь признаётся в своих грехах.
   И это Кена, который не шёл дальше подначек и мелких подлянок в соперничестве со мной.
   Чтобы успокоиться и не поддаться панике, я сделал серию вдохов-выдохов. Раз-два, раз-два.
   Карак где-то поблизости, но не показывается. Правильно делает. Я сам разберусь с давним недругом, который явился угрожать. Слетел с катушек, наверное.
   - Ты можешь представить себе старшего сына без прав старшего сына, а, Хлави? - поинтересовался Кенафин. Он успел взгромоздиться на рухнувшее дерево с подмытыми корнями и смотрел на меня. Он небрежно закинул ногу на ногу - демонстрировал, что я никуда не денусь, бежать и догонять меня не надо.
   - Не можешь, да? Он перед тобой.
   Я молчал и смотрел в его сторону, но мимо. Где-то читал, что не стоит злить преступника прямым взглядом в глаза.
   - Это потому, что я не атми. Всё достанется моему младшему брату. Я, считай, изгнан из семьи.
   Я продолжал молчать невзирая на то, что язык чесался наговорить гадостей и глупостей. Это нелогично и невозможно, но это есть - школьный хулиган вырос и продолжил карьеру в качестве преступника.
   - У меня тысяча братьев и сестёр, - чётко проговорил я. - У тебя - не знаю.
   - Я не выбирал, становиться карамати или нет! - Эхо от крика потонуло в шуме водопадов.
   - Как и мы все.
   Можно попытаться заболтать и провести его, дать ему в нос, а там кто-нибудь подоспеет - Карак, похоже, отправился за помощью.
   - Мне здесь нечего ловить, - продолжал Кена. Взгляд его бесцельно скользил вокруг, но я понимал, что на самом деле он не спускает с меня глаз. - Поэтому я решил поискать счастья в другом месте. "Маску" я добыл, но к её царственному высочеству я пришёл со своим собственным лицом - предложить свои, то есть твои услуги в поисках амулета.
   Затаив дыхание, я ждал продолжения мрачной истории.
   - Мне несказанно повезло - ещё до встречи с царевной я обнаружил в её окружении человека со сходными интересами... Что это ты так напрягся и куда уставился?
   Я сам чувствовал, что глаза у меня округлились, но уставился я в пустоту. С кем ещё он в сговоре?
   - Молодчина он, с амулетом сработал чисто, передал мне, а там уже рассказал царственной сказку, что ты мой друг, а я радостно поддержал, когда пришёл к ней на аудиенцию. Какие девчонки всё-таки глупые! Лайнугати поверила, что ты ей поможешь, и меня отблагодарила за такой ценный совет. Плюс кто-то ещё подтвердил то, что она слышала у Легариира в гостях. А там слышали, в свою очередь, от меня - всё-таки какие-то связи при дворе у меня имелись.
   Мне стало жарко несмотря на прохладный воздух. Докатился до измены родине, значит, и пытался выслужиться перед чужим монархом.
   - Молчишь, значит? Недоволен, что я тебя рекомендовал? Какой ты неблагодарный... Слушай дальше. В библиотеках можно найти много интересностей, особенно в засекреченной и запрещённой литературе. Амулет царей - прекрасная вещь, особенно если пользоваться с умом. Ты любому можешь причинить боль, и он даже не будет знать, кто его губит.
   Сын вонючего висимили.
   - У ло-кагарабу настолько вялые мозги, что нам трудно представить. Ужасные тайны нисколько их не колышут, пока не станет слишком поздно. Я как следует изучил данные, а затем просто поехал и проверил свою теорию о семье Танлин, дорогая лайнугати даже шпиона за мной не послала.
   "Откуда ты знаешь, что не послала?" - вертелось на языке, но я прикусил его.
   - У них под носом рассказ о заказном убийстве и краже амулета царей, а они только пыль смахивают! - Кена запрокинул голову и рассмеялся. - Нация идиотов. Этого шебутного старика пришлось временно успокоить, чтобы можно было ненадолго почувствовать себя хозяином замка - как в романе, здорово... Этот дед такой же, как ты, за две минуты мне надоел, а вот доченька у него гладенькая, любуйся - не хочу!
   Так вот о каких странностях говорила Хилни - родной отец её рассматривал. Она ещё говорила, что никогда не видела карамати до меня. Не врала, но один из нас часто находился рядом с ней.
   Кенафин забросил ногу на ногу и начал ею болтать.
   - Только потом управляющий, старый хрен, понял, кто я такой. Тут уж ничего не поделаешь...
   - Ты убил человека! - вырвалось у меня. Он мне не нравился, но смерти же не заслуживал!
   - Да, и ещё убью! - Рот у Кенафина растянулся до ушей, этот психопат очевидно наслаждался моментом триумфа и произведённым эффектом. - Но слушай дальше, я не закончил. Сначала я думал, что ты застрянешь с загадками этого потрясающего местечка и Макхоуна успешно прикажет тебя казнить. Но так получалось слишком скучно и просто, поэтому я написал список понтификов и антипонтификов специально для вас с дружком.
   Вот оно как. Свежая тушь.
   - Это было ещё не всё. Для твоего закадычного приятеля у меня тоже заготовлен был подарок. Ты знаешь, какое ворониды имеют влияние на правительство и высшие касты. Некоторые их за это не любят, вплоть до ненависти. Конечно, "очистители человечества" экстремистская организация и преследуется законом и там, и здесь. Жаль - эти ребята способны на полезные действия и могут не только языком болтать, когда захотят.
   Караку грозила нелётность, инвалидность. Мне хотелось драться, крушить, ломать носы. Держался я с трудом. Нельзя поддаваться.
   - У тебя самого есть рафи, - выдавил я. Голос осип от гнева.
   - О да, был, - с энтузиазмом сказал Кенафин, снял ногу с ноги и принялся ёрзать, будто на горячей плите сидел. - Я избавился от него ещё на корабле по пути в Кехалузаму. Ох и плохо же мне было! Пришлось даже в лазарете поваляться, но это цена свободы.
   Ярость вся вышла, ей на смену пришло неверие. Поднять руку на своего рафи! Я сидел опустошённый, раздавленный и пытался уложить в голове всё, что наговорил здесь безумный Кенафин. Мой мир повторно рушился.
   - Амулет пришлось вернуть и сказать девчонке, что если она проговорится тебе обо мне, я займусь её подружками, старой нянькой или, в крайнем случае, тобой, тут уж ничего не поделать.
   - Значит, ты дошёл до измены родине, убийств, угроз высочеству... - проговорил я тоскливо-безжизненным голосом. Мне хотелось как следует дать ему в зубы - просто чтобы не поднялся.
   - Это ты виноват! - вскинулся Кена. Плечи у него напряглись, глаза заблестели.
   - Чего?!
   - Родина сама оттолкнула меня, семья отказалась и я отмечен меткой карамати, как проклятием. Я, но не ты.
   - Вот, значит, почему ты перед чужим монархом решил выслужиться - наш тебя не устраивал. А может, ты решил, что девчонку напугать легче, Легариир для тебя слишком крут? Сам испугался, да?
   Похоже, я не ошибся - вон как этот гад глаза выпучил. Не знаю, насколько это правда, но якобы Кена даже в дома свиданий не пускали, потому что он обижал девиц...
   - Где тебе с мужчинами-то соперничать? - ядовито поинтересовался я.
   - Это кто здесь мужчина, ты, что ли?
   Я сплюнул в траву. Не стоило его злить, но ко мне самому злость вернулась, на этот раз холодная. Я чувствовал необычное внутреннее оцепенение и ровным счётом никакого сочувствия, только брезгливость. Так низко пасть, рассказывать, как о подвигах... Я тоже в трудной ситуации после выпуска, почему я как-то кручусь, стараюсь встать на ноги, а не плету интриги и ищу виноватых?
   - А ты у нас мужчина после этого всего? Решил, что с женщинами справиться легче...
   - Они только для одного нужны. Многие девчонки, между прочим, были влюблены не в меня, а в тебя!
   - Зато бегали они в основном за тобой. В чём логика и справедливость?
   - Справедливость?! - взвизгнул Кена и вскочил, как подброшенный. Я невольно отшатнулся. - Что ты знаешь о справедливости?! Я никогда не буду храбр и умён, как ты! Знаешь, что они говорили про тебя?
   Я не стал уточнять, кто "они".
   - Что ты далеко пойдёшь, если захочешь! А я, я стану разве что мелким чиновником, я обречён вечно лизать сапоги вану! Это цена метки карамати?!
   С этими словами Кенафин швырнул в меня ослабляющим амулетом и с ноги ударил в пах - я даже опомниться не успел, не то что среагировать на такой змеиный бросок и увернуться. Как хищник, право... или профессиональный убийца. Я всхлипнул, согнулся пополам и свернулся клубком на земле, слёзы выкатились из глаз. Силясь унять поднявшуюся к животу боль, я судорожно хватал воздух. Мне показалось, что прошла вечность, но на самом деле минута от силы.
   - Не знал... - я с трудом наполнил лёгкие, - что здесь разрешены... запрещённые приёмы... Ты дисквалифицирован... до конца сезона...
   - Ещё шутки шутишь, сын вонючего трахнутого висимили? - осведомился Кенафин, который, похоже, стоял и любовался моей беспомощностью. - Здесь тебе не бокс, глист в сиропе!
   Следующий пинок я поймал рёбрами, но почти его не почувствовал и не мог пошевелиться. Перешедшая в спину боль вернулась в пах и резко отпустила. Всеми шетани драный псих.
   - Вставай! Не можешь? - Приторно-гадкий голос Кенафина с трудом доходил до меня. - Давай, грохнись в обморок!
   Щелчок затвора услышали мы оба. Я перекатился на спину, чтобы быть хоть немного дальше, и попытался сесть. Сморгнул слёзы и сфокусировал взгляд, но никого не увидел.
   Карак выдвинулся из зарослей и смотрел на нас - делано-оценивающе.
   Я думал, он сообразил, что к чему, и отправился за помощью, а он здесь! Теперь мы оба пропали - он забыл о своём состоянии?
   - У меня единственный вопрос, мелкая тварь человеческая - как ты собирался меня убить? Наслав смертельный орнитоз?
   Против воли я фыркнул.
   На этот раз Кенафин не стал комментировать мою реакцию, и повернулся к моему рафи, по совместительству лучшему другу:
   - И ты здесь? Вот забавно! Постой только в сторонке, пока я с Хлави завершу беседу...
   Не знаю, что переполнило чашу терпения Карака - издевательская просьба или нарушение его единоличного права дразнить меня "Хлави", но Карак спланировал на жутковато обкорнанных крыльях прямо в лицо Кенафину. Тот завопил, скорее даже завизжал, ещё до того, как воронид вообще коснулся его лица.
   Я попытался встать, каждую секунду ожидая вспышки боли. Что делать? Драться с ним? Попытаться сбежать?
   Память услужливо подсказала, что иметь детей мне всё равно запрещено, а с остальным уж как-нибудь. Здравый смысл добавил, что лучше быть живым с отёками и половой дисфункцией, чем мёртвым без них. У мёртвых ничего не болит, но им ничего и не нужно.
   Кое-как поднявшись, я двинулся вдоль ручья. Кенафин заорал ещё громче - или увидел, что я ухожу, или от боли, потому что Карак рвал его клювом, вцепившись, как коршун.
   Чуть подальше есть ещё несколько отверстий в своде, пробитых ручьями, они гораздо меньше. Прямо к ним поднимаются скальные уступы, и наверх по ним ведёт подобие тропинки - с самого высокого открывается вид на целую пещеру, но никто за все годы не удосужился вырезать ступеньки!
   Руки у меня ещё работают, подтянуться к лазу наружу смогу. Или спрячусь в какой-нибудь расщелине, там, где Кенафин не сможет меня найти, а Карак всё-таки пойдёт за помощью.
   Вопли стали вовсе нечеловеческими, когда я осознал, что это будет трудно. На меня навалилась паника, а неожиданно догнавший Карак напугал до смерти.
   - Видел бы ты его рожу, - с ненавистью выплюнул он.
   - Не имею никакого желания смотреть, - содрогнулся я, затем сказал: ­- Призови донго, моратти, вееши... Он нас убьёт.
   Да, Равиг упоминал, и неоднократно, что беспокоить нари и хади, духов металла и огня, строго-настрого запрещено.
   - По обстоятельствам, ­- отозвался Карак, цепляясь за большой камень и неуклюже складывая покорёженные крылья. - Буду дальше действовать по обстоятельствам.
   Я повернулся туда, где остался Кенафин.
   И он должен вскорости появиться. Вероятно, нам всё-таки придётся драться.
   Сердце билось о рёбра, было тяжело двигаться, пот ел глаза. Я собрал остатки мужества и стал ждать.
   Где-то вдалеке ревели водяные потоки, а там, где стояли мы, наоборот было тихо. Свистящий звук собственного дыхания раздражал меня.
   - Скройся где-нибудь, а я останусь здесь, - предложил Карак.
   Он прав, я торчу на самом виду. Молча я лёг в грязь за пышным кустом черёмухи. Сквозь просветы в листьях я смог увидеть, что Кена идёт сюда, спотыкаясь и пошатываясь, словно пьяный. Карак сделал из его лица котлету во второй раз.
   Спохватившись, я прикрыл голову руками - наверняка свет отражается от белых волос, меня легко заметить.
   Кровь заливала Кенафину глаза, я даже не был уверен, на месте ли они, однако он шёл.
   Бросил взгляд на Карака - тот выглядел невозмутимым.
   Осмотреться было невозможно, но здесь высоко. Зачем я, дурья башка, только полез сюда? Неужели всерьёз думал, что успею и сил хватит?
   - Вот вы где, - голос у Кенафина был каким-то булькающим. Он с трудом разлепил склеившиеся от крови веки, я увидел, что глаза на месте.
   Это зрелище живо напомнило мне харю Даэршина.
   Кена тяжело дышал, но не так, как я - он мог нормально двигаться.
   - Теперь я вас убью.
   - А что потом? - спросил я, потому что надо было что-то сказать. Мысленно прикидывал, что кулаками и лбом неплохо могу дополнить Каракову работу. Ушибленное место ныло, и я старался не думать, какая там гематома и что там вообще.
   - И всю оставшуюся жизнь будешь прятаться под чужим именем?
   - Нет, нет, нет! - взвизгнул вдруг Кенафин, отрицательно мотая головой. Голубые глаза фанатично блестели на фоне чёрно-кровавой маски. Он что, не чувствует боли?
   Зато её чувствую я. И если мы не найдём способ убраться отсюда...
   - Не пытайся заговорить мне зубы! - выл Кенафин так, что камни звенели. - Начну с драного вигу!
   - Давай, - с пугающим спокойствием предложил Карак. - Вперёд, если хочешь остаться ещё и без пальцев.
   - Вы... вы... - задохнулся сумасшедший. В тот же миг он ринулся на меня и впечатал кулак в солнечное сплетение, а когда я осел, начал душить.
   Мне показалось, что голова сейчас лопнет, и вот теперь я подумал - всё, нет меня. Но жизнь не успела промелькнуть перед глазами, полными зелёных точек - тело само вспомнило, что надо делать, если тебя хватают и держат. Я наступил Кенафину на ногу и для верности пнул в голень, чуть не прикусив язык от боли. Враг взвыл и тут же захлебнулся новым криком, начав оседать. Хватку он ослабил, но утянул меня за собой, на ногах я не удержался и мы упали вместе.
   Падая, я ударился коленом об острый камень и заорал, как мне показалось, срывая связки. Судорожно втянул воздух, закашлялся.
   Кенафин откатился к краю тропы и стонал от боли. Я тупо смотрел на него секунды две, прежде чем понял, что Карак проклюнул кожаный сапог и голенище блестит от крови.
   - Тварь! - прорыдал Кена, непонятно к кому обращаясь. Волосы у него свесились на покалеченное лицо и прилипли, становясь алыми.
   Он начал вставать на ноги, пошатываясь. Скрипнул песок. Я кое-как отполз, совсем недалеко. Кенафин возвышался над нами, как безумный демон.
   - Ты всегда был лучше. - Кенафин вытолкнул эти слова со слезами. Я не знал, как реагировать, лишь по-прежнему хотел оказаться как можно дальше отсюда. - И даже сейчас ты говоришь правду! Мне не быть самим собой... никогда. Свою жизнь я никогда не жил...
   - Ты просто отправишься в тюрьму, - проговорил я, чувствуя себя усталым стариком.
   - Да? - Зубы заблестели в прорезавшей его лицо улыбке. - Чужая жизнь мне не нужна.
   Я не успел понять, что и как случилось - Кенафин развернулся и шагнул, словно прыгая в воду солдатиком.
   Там такие скалы...
   Глухой удар вышел почти не слышным. Рискуя отправиться следом, я нагнулся, морщась, и заглянул через край. Меня трясло и подташнивало. Тело лежало в ручье, там, где камни выступали из воды.
   Присматриваться я не стал, и отодвинулся подальше, загребая песок и гравий. Больно.
   Карак, оказывается, по-прежнему смотрел вниз, перегнувшись и чуть приподняв плечи для баланса - мне захотелось взять его за хвост и оттащить прочь.
   - Тебе тоже нечего сказать? - выдавил я, ощущая тошнотные спазмы в горле и нарастающую боль в нижней части туловища.
   Думать я не мог. Понять произошедшее тоже.
   - Я скажу только одно - давай убираться отсюда.
  

12

  
   Проснувшись, я понял, что нахожусь в комнате не один, поэтому глаза открывать не стал - решил сперва подумать, кто это может быть. Дани с Хальей ушли недавно, сестра принесла лотосовых орехов, а мать - букет красных роз, распространявших умиротворяющий аромат. В полиции сказали, что пришлют каких-то лучших сотрудников и теперь они, наверное, инкогнито здесь, но я сомневался, что меня в десятый раз придут убивать.
   Я бы с большим удовольствием отлёживался дома, но доктора рассудили (довольно логично, не скрою), что без их присмотра я вряд ли стану соблюдать строгий постельный режим.
   Целыми днями приходилось лежать, и если бы не посетители и интересные книги, я бы давно начал ворчать и вымещать злость. Так, к моему стыду, и было после встречи с парнями Даэршина - сейчас нельзя только двигаться, а тогда запрещалось ещё и напрягать глаза.
   Немного приподняв веки, я увидел солнечные пятна на белой стене и край занавески, потом скосил взгляд и заметил, что за маленьким столом сидит человек.
   Я тут же широко раскрыл глаза и повернул голову. Вот уж кого не ожидал увидеть.
   За столом сидела Макхоуна и потягивала что-то из тонкого стеклянного кубка в серебре и янтаре. Заметив, что я проснулся, опустила сосуд на стол, пошевелилась и встала. На этот раз её волосы были подняты и собраны на затылке, одета она была по-дорожному в плотный гууна насыщенного красно-коричневого цвета - точно свежая печень на прилавке или далёкий пожар в ночи. Из украшений имела только латунную фибулу - на золото это не было похоже даже издали. На плечи наброшен тёмный кипиндо - то, что у нас называется "шаль". На лице - ни следа косметики.
   - Мне сказали, что вы спите.
   Лайнугати Кагарабу пересела на стул возле кровати.
   - После телепатического допроса обычно спишь, - ответил я.
   - Телепатического допроса? Мне жаль.
   Я опять вспомнил манеры, осторожно, с кряхтением, сел в кровати и учтиво кивнул. Этого делать не стоило, но я хотел лучше видеть гостью.
   - Это было необходимо. Наши проводят собственное расследование.
   - Это очень неприятно? - осведомилась Макхоуна.
   - Нет, оурат, это не вид пытки, которой умеют подвергать боевые телепаты. - Я покачал головой.
   Лайнугати чужой страны поиграла кубком, рассматривая его, словно её ничуть не интересовал наш разговор, а потом лукаво посмотрела на меня:
   - Удивлены видеть меня снова, не так ли?
   - Ещё бы, оурат.
   - Путешествие было увлекательным, особенно для такой, как я. Может быть, это было бы интересное приключение и игра в детектив, только вот доктрина моей касты учит смотреть по сторонам, в данном случае - в вашу сторону.
   Куда она клонит?
   - Существует теория, что если монарх делает что-то не так, это может пагубно сказаться на его народе, - уже серьёзно заговорила ло-кагарабу, светя глазами. - Не говоря уж о том, что святое дело его свергнуть. Вы пострадали за меня, могли и умереть...
   - Этот тип - просто шетани.
   - Не прерывайте.
   - Простите, оурат.
   - Я здесь по личному и серьёзному делу. Мивали редко путешествуют инкогнито.
   Действительно.
   - Я встретилась с вашим достойным отцом, господин Талавару-рохо, и хочу задать один маленький вопрос - две картины в Кристаллическом кабинете нарисовали вы?
   - Так и есть, оурат.
   - Я хочу заказать одну. Взамен я расскажу о вас моим друзьям.
   Вот это подарок.
   Макхоуна посмотрела на свет жидкость в кубке, поворачивая его так и этак.
   - Я подозревала своих врагов, которым лично вы никак не могли перейти дорогу.
   - Кенафин говорил о каком-то сообщнике среди вашего окружения, проверьте!
   - Уже сделано. - Она выставила ладонь, видя, что я занервничал. - Но мои враги - моими врагами, а я не учла собственно ваших. Но догадывалась, что вам могут попытаться помешать выполнить моё приказание. Анонимное письмо с обещанием вернуть семейную реликвию мне подбросили через день после вашего отбытия из города, и я тут же отправила знак тому, кто вас прикрывал. А сам амулет вернулся после Трёх лун. Не сомневайтесь, я велела следить за вами, раз ввязала в свои дела.
   - Кто это был? - Не следовало задавать таких вопросов, потому что это наверняка связано с безопасностью, но мне хотелось знать, кто помог Караку.
   - Полицейский, - кратко отвечала Макхоуна. - Он ещё получил информацию о возможном давнем убийстве недалеко от Зитаара, от Куасни-кхуно Хилни. Знаете такую?
   Я кивнул.
   - Между тем я слишком положилась на советников и агентов - самой урок на будущее. Конечно, мы рождаемся, чтобы служить закону, - говорила она, склонив изящную голову и глядя не на меня, а по-прежнему на кубок. Там красиво переливался напиток. - Но недостаток жизненного опыта это не отменяет.
   Она наконец опустила кубок, оставив его в покое, и обратила лицо ко мне:
   - Какими техниками вы владеете?
   - Всеми, - ответил я и тут же пояснил: - Где-то опыта больше, где-то меньше, где-то знаю только основы.
   Мы обсудили, как мастер и клиент, что она хочет видеть, после чего попрощались - вероятно, навсегда. Лайнугати удалилась, тихо прикрыв дверь, а я протянул было руку за книжкой на тумбочке, но передумал. За последние шесть дней у меня было достаточно времени для размышлений.
   Нельзя сказать, что мне было очень жаль Кенафина, однако меня потрясали и ужасали его поступки, и последний - не меньше.
   Слова Кена не давали покоя, и я упрямо думал - я тоже живу не свою жизнь? Или другие тоже?
   Живу вроде бы неплохо, уже привык, но понятия не имею, что будет дальше. Вероятно, я просто не знаю, чего хочу. Даже не вероятно, а точно.
   На ум пришла фотография и процесс её изготовления. Пластинки, негатив, позитив... Мы, помеченные, очень похожи на него, на негатив. Атми большинство, они позитив, а мы отражаем их наоборот: перевёрнутое течение энергии в теле отражается на внешности. Общий только цвет глаз, весь человеческий род - как та пластинка.
   Невольно я взглянул на руки, рассмотрел со всех сторон, как внезапно исцелившийся прокажённый или ребёнок, увидевший их первый раз в жизни. Кем бы я был, родись я атми и будь живы биологические родители? Неизвестно, и эта неизвестность слегка пугала, даже не состоявшись.
   Я тоже не выбирал метку, но кахини быть лучше, чем така. Мне так кажется.
   Отогнав кощунственные мысли, снова задумался, такой же я, как Кена, или нет.
   Перед смертью он говорил, что в его жизни нет любви и уважения. Отец считал его никчёмным и подчёркнуто унижал на фоне младшего брата, который цинично был выбран наследником, будто старшего не существовало вовсе.
   Мне иногда казалось, что он нам завидует - поговаривали, что у него плохие отношения с отцом и братьями, не чета моим с Релланом и Хальей, а во время нашей последней встречи это подтвердилось.
   Но завидовать мне и Реллану с Хальей? Те меня усыновили лишь потому, что мои родные оказались убиты, и Дангауна такая же, как и я, сирота. Завидовать по идее нечему.
   И не имеет смысла. Родные отец и мать не участвуют в судьбе ребёнка с той самой минуты, когда он попадает в чертоги Синей Башни. Отныне мальчик или девочка должны следовать путём метки, оставленной на них силой врождённого дара. Детей позволено навещать кровным родственникам, если таковые имеются, но дар неминуемо накладывает отпечаток на всю дальнейшую жизнь.
   Вдруг я подумал, что с моей стороны невежливо называть приёмных родителей по именам, а не родителями.
   Я так увлёкся всем этим, что не заметил нового посетителя. Мой отец - почему-то я мысленно сейчас не смог назвать его по имени - собственной персоной.
   - Ты знал о том, что лайнугати решит дать нам задание? - без преамбулы спросил я ровным голосом, но внутри у меня всё переворачивалось.
   Он сел на тот же стул, на котором недавно сидела Макхоуна.
   - Нет.
   Я уже не понимал, как реагировать: то ли испытать неимоверное облегчение, то ли заняться самоуничижением из-за того, что подозревал его Хилаки знает в чём, как последний дурак.
   - Я совершил ошибку. Прости меня. Прости меня, сын, если сможешь - это моя ошибка и моя вина. Перед вами обоими, тобой и Кенафином.
   Я открыл рот и снова закрыл, не совсем понимая, о чём он говорит.
   Отец жестом остановил мои готовые вырваться слова и начал рассказывать.
   Да, он очень халатно отнёсся к проблеме, которая стояла прямо перед ним, и принимал чёрную ненависть Кена за обычное подростковое соперничество. Что ж, нас же у него много - никакого кумовства, никаких поблажек.
   - Насколько мне стало известно, - продолжал папа, - моя педагогическая ошибка стала причиной смерти по крайней мере одного человека. Косвенно я виновен в преступлениях Кена и мне придётся предстать перед судом, если того потребуют обстоятельства. И может быть, мать тебе не говорила, но она переживает куда больше меня - такие вещи очень редко упускаются, потому что подобные ей люди видят отклонения во всех и вся. Но их зачастую раздражает собственная привычка, поэтому на тех, кто близко, они сознательно смотрят словно через фильтр. Кена примелькался, он находился слишком близко для того, чтобы Халья обратила на него пристальное внимание. Она тоже желает идти в суд и не хочет, чтобы я брал всю вину на себя.
   Я вздохнул. Не знал, что ответить. Он не выглядел ни жалким, ни кающимся. Смогу ли я когда-нибудь стать таким же? Кем-то, кто умеет проигрывать? Выглядеть достойно в любых условиях, признавать, что сделал что-то неправильно или даже хуже того? Не знаю.

Часть третья

Звездопад

  
  
   ЗУБЫ ХИЛАКИ - группа столбовидных скал у западной оконечности Самавати (см.), памятник природы. Являются крайней точкой континента. Согласно легенде, Хилаки (см.) вознёсся из глубин, чтобы поглотить сапфировую землю, но был остановлен Шагаром (см.) и потерял несколько зубов. Навигация в районе затруднена из-за многочисленных мелей, подводных скал, длинных океанических волн и частых штормов. В эпоху паруса моряки, обошедшие скалы З. Х. во время одной из бурь, набивали особую татуировку.
  

Навалаар и Хоарву

Maarakitani kmini, т. 52

  
  

Море не знает жалости и не прощает беспечных и тех, кто осмелился покуситься на его безраздельную власть.

  

Аксиома йодха и каази, работающих в море

  
  
  

1

  
   Природа не всегда считается с календарём, и в этом году осень решила прийти попозже. Шла первая половина луны жатвы, стояла тёплая погода и окно по такому случаю было открытым. Я сидел за столом и ел суп, свободной рукой придерживая раскрытый журнал с новым рассказом Дарумати-кхуно. Есть я старался как можно медленней, чтобы дочитать детектив, а не возвращаться к делам сразу.
   - Кто-то за ним гонится, что ли? - вдруг сказал Карак с подоконника. Окна гостиной выходили на улицу.
   - Чего-чего? - переспросил я, подавшись к нему и желая тоже посмотреть.
   - Да какой-то ненормальный бежит, - пояснил он, не оборачиваясь.
   Я встал-таки из-за стола и подскочил к окну.
   Человек, которого заметил Карак, почти скрылся из виду, и я высунулся из окна без малого по пояс, но разглядеть бегущего не смог, как и расслышать, что он кричал. Попутно я заметил, что из других окон на улице тоже повыглядывали, а против нашей лавки остановился озадаченный развозчик угля.
   - Эй, парень! - окликнул я. - Что там случилось?
   - Шетани разберут, набу, - отозвался рабочий. - Этот малый что-то про корабль кричал.
   - Ясно...
   На самом деле ничего не ясно. Я вернулся в комнату и переглянулся с Караком:
   - Жди, скоро вернусь.
   - Хорошо. - Он приготовился "остаться за главного" и начал снова смотреть на улицу и наблюдать.
   Я галопом выскочил из комнаты, скатился по лестнице, пересёк закрытую пустую лавку, на ходу нахлобучивая шляпу и надевая перчатки - благо дело сидел я в обуви. Выбежав на улицу, быстрым шагом устремился к перекрёстку. Крики газетчика были слышны издалека.
   - Таинственное кораблекрушение! - Высокий детский голос озвучивал заголовок на первой полосе. - Таинственное кораблекрушение!...
   - Что за новости? - вполголоса спросил я, обогнув нескольких покупателей.
   - Пять корюшек, набу, - тут же отозвался мальчишка лет десяти, и задрал голову, придерживая сползшую на затылок шапку. Лицо у него было конопатым и круглым.
   - Расскажи так.
   - Шесть корюшек, - равнодушно пожал плечами мальчик, возвращаясь к своему товару. Такой маленький и такой расчётливый. Он вьяпар, наверное.
   Со вздохом я выудил из кармана штанов монетку и отошёл к стене здания, чтобы не мешаться. Взглянул на первую страницу, нахмурился. Мимолётно посочувствовал, но пребывал в удивлении: что за ажиотаж? Можно подумать, корабли никогда не тонут.
   Домой я направился уже медленно, читая на ходу и краем глаза успевая посматривать, как бы не столкнуться с кем-нибудь. Прохожих на нашей улице сейчас мало, в это время суток люди в основном работают.
   Значит, так...
   Трагично. Китобоец "Кугуар" наскочил на скалы у западной оконечности материка вчера под утро и затонул. Оставшимся в живых пришёл на помощь пароход "Рафина хаамани-Дакераат", следовавший в Сандивар (ого, наша "Рафина"!). Первая жертва за текущий сезон.
   Безотчётное дурное предчувствие, точнее даже его отголосок, шевельнулось где-то под рёбрами и заставило остановиться посреди тротуара. Что в этой новости такого, что её печатают на первой полосе?
   Карак по-прежнему восседал на подоконнике и скучал.
   - Почтальон не приходил? - осведомился я.
   - Нет, - отозвался Карак с высоты второго этажа.
   Не отвечая, я прошёл через парадный вход и поднялся наверх. Пока шёл по ступенькам, успел подумать, что время до вечера есть - может быть, Ниттар не успел сегодня отправить обещанную телеграмму.
   После того, как был устранён "призрак", к Ниттару вернулись слуги - неразговорчивый мужчина и немая женщина, но я всё ещё был нужен несмотря на то, что он нанял в батраки двух братьев одиннадцати и двенадцати лет и, на сезон, женщину в возрасте для уличной торговли.
   Мне давно объяснили, почему нас услали в Ниттарово хозяйство: учителя считали меня толковым, но малость несобранным и с нестабильной магией - это всё, конечно, "новость". По секрету всему свету.
   Поначалу я был в искреннем недоумении: все нормальные карамати работали кто где, вплоть до порта - где угодно, лишь бы пришлись ко двору их умения. Я один, что ли, такой особенный - читай, ущербный - и какая тут "полевая практика"? Даже стыдно.
   Мы простодушно предполагали, что упомянутые "проблемы магического характера" ограничиваются "призраком", ан нет - надо было срочно что-то делать с живучими сорняками и бесстрашными вредителями, которые пытались лишить Ниттара заработка, свежих овощей и запаса дров.
   Наш хозяин любопытным образом заготавливал дрова на случай, если вдруг не окажется денег на уголь - он их выращивал. В саду помимо всяких интересностей росли разного возраста ивы, густые и пушистые, "урожай" с которых можно было снимать ежегодно. На ветке у каждой висела цветная лента - подарок душам в знак благодарности.
   У нас нет табу на "копание в земле", как у мивали и йодха, и в обыкновенной работе я тоже помогал по мере надобности наравне с молчаливым слугой, который топил печи, ухаживал за большим садом вместе с Ниттаром и двумя работниками и следил, чтобы мальчишки и воры не лазали в огород. Приходилось, конечно, помогать делать гирлянды и составлять букеты для разнообразных случаев. А однажды мы с Караком заподозрили, что у Эльглота конкурент, который и подбросил семена сорняков-мутантов или нечто вроде этого. Совместными усилиями мы с лучшим другом придумали контрзаклинание, которое пока держалось, но мифический - или реальный - конкурент найден не был.
   После обеда я проследил, чтобы никто не ленился, заглянул в кухню и велел к ужину ничего для меня не готовить, а для Карака что-нибудь простое. Он в последние пару лун чувствовал себя больным и редко покидал дом, отсиживаясь в библиотеке. Я объяснял ему, что если болезнь можно вылечить, когда-нибудь она закончится, нужно только обождать. Чего скрывать, я его понимал: когда сам лежал в больнице, требовалось соблюдать постельный режим, а я бездействие обычно ненавижу.
   Сейчас должен быть хороший свет.
   Я поднялся во второй этаж, где рядом с жилыми находилась ещё одна отданная мне комната. Два больших окна, выходившие одно на улицу, другое во двор, позволяли разместить здесь студию - Ниттар сказал, что не видит смысла запирать помещение, если оно может принести пользу. Про себя я поразился щедрости, вслух - поблагодарил, а после того, как комната была очищена от пыли, паутины и хлама, обустроил себе рабочее место.
   "Рабочее место" - громко сказано, конечно. Выглядит это весьма бедно. Вероятно, человек, который уже нарисовал себе в мыслях мастерскую художника со всеми атрибутами, был бы разочарован, увидев такое помещение. Голые стены, голые полы, окна без штор или хотя бы занавесок, единственный шкаф, один стол и одинокий мольберт. Надеюсь, со временем я смогу позволить себе покупать нужные материалы в необходимом количестве.
   На стол я любовно положил толстое письмо, пришедшее два дня назад. Конверт уже был разрезан, а внутри находился мой первый заказ, то есть письмо от кого-то, кому Макхоуна рассказала обо мне. Там говорилось, что к зимнему празднику заказчик хотел бы получить портрет некоей оурат, дабы преподнести ей на именины.
   Наверно, это какой-то Макхоунин придворный и её же фрейлина, а может быть, и нет. Женщина на фотокарточках выглядела старше молодой лайнугати, и на одной из фотографий она была снята по грудь, в три четверти, а на другой во весь рост. Хорошо - заказчик верно понимает, что мне нужна фигура человека, чтобы иметь представление. Позу я придумаю сам. Неплохо было бы определиться и с цветовой гаммой уже сейчас, на стадии эскиза.
   Смешно - мне заказывают картину в другой стране, но никто не знает обо мне в собственной.
   Вчера я потратил несколько часов свободного времени, выпиливая и клея подрамники и натягивая на них холст, однако сейчас это всё не нужно. Я сел на стул, пододвинулся на нём к столу и, высунув кончик языка от азарта, начал прикидывать и рисовать набросок будущей картины.
   Работа пошла.
   Один раз Гуулвена принесла мне тёплый луас с пирожками, и я набросился на них, как давно и мучительно голодающий, однако ел практически не глядя, погрузившись в работу полностью. За всем этим я заметил, что прошло много времени, лишь тогда, что света стало меньше и он приобрёл золотистый оттенок заходящего солнца.
   Я почти с сожалением встал, потянулся, разминая затёкшие мышцы и суставы. Сжал и разжал кулак несколько раз - больно, но это трудовая боль. Пора идти в город. Сейчас, наверно, часов восемь и почта уже закрылась, так что я не смогу зайти и узнать насчёт телеграммы. Ладно, вот окончательно стемнеет, и пойду, куда хотел.
   Я замер у стола, осмотрелся, прислушался. Дом пребывал в тишине и даже некотором уюте, я почти что считал это место родным, а сейчас и вовсе чувствовал себя вторым хозяином. Уверен, мальчишек-работников тянуло сегодня выяснить со мной отношения, но я старше и главнее, поэтому вполне могу "командовать". Да и кахини здесь я, а их учили нас уважать и воспитание сильнее желания поспорить.
   Хочется надеяться, что я устрою свою жизнь и начну ею управлять, а пока стоит прислушиваться и отмечать, что делает Ниттар - пусть я и не вьяпар, его знания могут ой как пригодиться. Он сам это наверняка понимает, даже доверил мне своё хозяйство теперь. Кроме прочего Эльглот-кхуно помог выгодно обменять деньги - не все, только часть. Этого пока хватит на покупку красок и остального, а также покушать (последнее так вообще святое дело).
   Подойдя к шкафу, я вытащил оттуда папку и начал перелистывать содержимое на весу. Папка была полна акварелей, на полках лежало ещё несколько, набитых моими рисунками - очень редко я позволял себе тешиться надеждой, что когда я получу некоторое признание, то и какие-то из этих работ станут известными. Пока что нужно трудиться.
   Вздувшаяся поверхность океана и поднимающиеся из него головы бога-дракона. Белоснежный парус на фоне множества оттенков синего и зелёного. Волнолом. Барки на рейде с убранными парусами и рангоутом, напоминающим рыбьи скелеты. Человеческий силуэт, раскинувший руки навстречу ударяющей волне.
   Невольно я закусил губу и нахмурился, вдруг обратив внимание на тематику рисунков. Сам не понимаю, почему я люблю море? Ведь оно враждебно, в нём пропали мои настоящие родители и оно регулярно губит людей и корабли. Вот и вчера...
   Может быть, я вижу в нём отражение небосвода, к которому мечтал подняться с раннего детства, его пару, близнеца? Океан такой же непредсказуемый, могущественный и безжалостный, как и небеса, и такой же разный и великолепный.
   На улице уже зажигали фонари, когда я вышел наружу. Стало прохладней и я порадовался, что догадался надеть коти. Всё тот же самый, поношенный. Греет и ладно - сукно плотное, красоваться не перед кем. А надо будет идти во дворец - сейчас это уже не казалось очень смешной шуткой, - достану из закромов платье парадное.
   До моей любимой чайной шагать два квартала, но я хожу туда вечером, когда есть возможность - не только из-за экзотического напитка, но и тёплой атмосферы. Отдыхающие люди, пар, поднимающийся от керамической белой чашки создавали ощущения покоя, а хороший отдых в конце дня мне жизненно необходим.
   Перешагнув порог и погрузившись в уютную согревающую смесь запахов чая и выпечки, я сразу же увидел, что оба моих приятеля уже здесь, а их верхняя одежда висит рядом на вешалке. Оба вяло помахали в знак приветствия, я кивнул в ответ и прошёл к расписной стойке, чтобы сделать заказ. Рядом возник аккуратный буфетчик с карандашом и блокнотом. Я велел принести чёрный чай из Нижнего Кагарабу и к чаю две ватрушки.
   После я подошёл к столу приятелей и снял пальто. Нагарифин отсел к стене и уступил мне место, чтобы я не обходил его, и я опустился на освободившийся шёлковый пуфик.
   - Добро пожаловать за наш стол, Тала, - шутливо произнёс Нагарифин и пожал мою протянутую ладонь.
   Он ученик ювелира, у него острый взгляд и такой же язык, так что мы поладили. Он вьяпар, как Эльглот-кхуно, и живёт поблизости.
   Нкамиир, который с широкой улыбкой один раз встряхнул мою руку, чем-то напоминает Карака: в чём-то флегматичный, но более общительный. Он учится в кадетском корпусе - только-только вернулся из летнего отпуска.
   На блюдцах у обоих лежали крошки, стеклянный чайник с кипятком наполовину опустел. Ребята пришли давно, получается.
   - Почтенный Эльглот-кхуно всё ещё в отъезде? - поинтересовался Нагарифин.
   Я кивнул:
   - Всё ещё. Но я справляюсь.
   Дела у Ниттара сейчас идут не очень хорошо, потому что он отсутствует, но другим об этом знать незачем, даже если это мои друзья.
   Он даже магазин закрыл на время отсутствия, а нам с Караком и слугам сказал прямо, что жалование в этой луне задержит.
   - Ты слышал, конечно, про "Кугуар"? - спросил Нагари, в честь нового собеседника доливая себе кипятка.
   - Слышал, как не слышать.
   - Но держу пари, - вдруг заговорил Нками, - что про Тамикара-кхуно ты не слышал.
   Я нахмурился, взглянув на него, потом на Нагари:
   - Нет, а кто он?
   - Это управитель Вунгопари-кхуно, судовладельца с Ореховой, - объяснил Нагари, - который через улицу от вас живёт. Сдал корабль внаём.
   Тут расторопный половой в кагарабуанском национальном костюме принёс мои ватрушки и я отвлёкся, протянув руку к блюдцу.
   - Прости? Я прослушал.
   Приятель подождал, пока я насыплю себе заварки и добавлю воды, глядя на Нками, который мешал свой напиток маленькой ложкой и был не против послушать ещё раз.
   - Печальная история, - сказал Нагарифин.
   - У. - Я впился в тёплую ватрушку. Над столом восхитительно пахло выпечкой и свежезаваренным чаем.
   - Сын эконома надумал поступать в матросы на "Кугуар", судно Вунгопари. - Нагари возмущённо взмахнул ладонью. - Может быть, перейти к йодха планировал в будущем, не знаю, но отец принялся его отговаривать.
   - Понимаю, - ответил я, тут же вспомнив, что не стоит разговаривать с набитым ртом, и впредь молчал, пока Нагари вёл рассказ.
   - Тамикар упрашивал парня поступить хотя бы на пассажирский лайнер или на исследовательское судно, сын не внял, и отец тогда попросил хозяина повлиять на такого упрямца. Тот не согласился - пусть человек сам выбирает себе занятие по силам, если есть такая возможность. Дальше ты знаешь.
   Положив остаток ватрушки, я пожал плечами:
   - То есть Тамикар считал, что у его сына недостаточно сил и желания, чтобы примкнуть к другой касте?
   - Может быть, всё может быть, - закивал Нагари, но лицо его приобрело печальный и одновременно заговорщицкий вид, - он же не Кимету-кхуно Нивваир. Только всё дело в том, что ещё до того, как сын сообщил об этом своём решении, в бухте видели кита-монстра.
   - О, ты не говорил мне об этом, - беззлобно упрекнул Нками и выложил ложку на блюдце. Металл звякнул о фарфор.
   - Я ждал, пока придёт Тала.
   - Кит-монстр? - переспросил я, оставив остальные реплики без внимания.
   - Легенда китобоев, - сказал Нагари, снова кивая.
   - Легенда? - подался я к нему. - И что, легенда "Кугуар" утопила, что ли?
   - Его просто видели, а Тамикару рассказали.
   - Под спиртное и омаров ещё не такое рассказать и услышать можно, - хмыкнул я.
   Нагари открыл было рот, но вклинился Нками:
   - Зря ты так, я слышал об этом. Дядя у меня моряк, он говорил мне прошлым летом. Кит-монстр - никакое не чудовище, это прежде так думали. Ну, что он специально разбивает корабли. На самом деле он появляется, если что-то должно случиться. Ты же карамати, Тала, и не знаешь?
   Я вдохнул, выдохнул сквозь зубы и раздражённо пробурчал:
   - Да, я не знаю. А то, что я карамати, не означает, что я верю в легенды.
   Я никому не рассказывал о наших приключениях в Заколдованном саду, хватило ума. Призраки существуют, но они не способны причинить вред.
   - Кто такой Кимету Нивваир? - сменил я тему.
   - Служит на гражданском флоте. - Нками снова взялся размешивать чай. Ложка позванивала о стенки чашки. Нагари взял с общего блюдца кусок фруктового разноцветного сахара и щипцы и принялся откалывать кусочки поменьше. - С тринадцати лет в море. Общеизвестно, что он из перешедших - бывший вьяпар. Вот уж где кремень-человек!
   - Кажется, он поступил на службу на "Кеэву"? - уточнил Нагарифин.
   - Да, вторым помощником капитана.
   Я поёрзал на пуфике, скрестил руки на груди. На "Кеэву хаамани-Дакераат", сестру-близнец нашей "Рафины". "Кеэва" две октады назад с почестями отбыла в свой первый рейс. Разговор у нас плавно перешёл на неё.
   - Говорят, это улучшенная "Рафина", - сообщил Нагари, сунул кусок сахара в рот и запил чаем. Нками невозмутимо ждал продолжения фразы, у меня рот был занят очередной ватрушкой. Ох, парни, видели бы вы её. Это не судно, это настоящий дворец.
   - Я был в порту, - сказал Нками.
   - А мы с Караком ездили на "Рафине", - подхватил я, кивая и с уважением вспоминая её великолепие и размеры.
   Приятели восхитились хором, даже Нками проняло:
   - Ого!
   - Вы даёте!
   О запаздывающей телеграмме я не стал говорить, пусть и тут же про неё вспомнил. Вероятно, Ниттар имеет причины не писать.
   Придя домой и всё ещё вспоминая этот разговор, я сел за письменный стол у себя и погрузился в размышления. В доме все уже спали, даже Карак - он сунул голову под крыло и спал на кресле.
   Подумать только! Обвинять человека из-за того, что накануне кто-то что-то видел в воде и неясно, что именно. Вот тебе и век прогресса.
   Гм.
   Подвинув к себе лист писчей бумаги и подперев ладонью лоб, я начал бездумно проводить линии и штриховать, воображая кита и позволяя грифелю следовать за мыслями.
   Ох, Маиши. Вот это харя!
   Постарался я на славу, придавая мифическому страшилищу те черты, которые, по моему мнению, пугали и отталкивали.
   Должно быть, я сказал о харе вслух и довольно громко, потому что Карак извлёк голову из-под крыла и сонно воззрился на меня:
   - О, ты пришёл, что ли? Спать ложись.
   - Извини.
   Я разделся и лёг.
   Проснувшись утром от раската грома, я почему-то не чувствовал себя отдохнувшим. Рано я вчера обрадовался, что, дескать, лето продолжается: похоже, осень пришла. Погода непредсказуемая - как тот океан. Не вставая с постели, я глядел на иссиня-чёрное небо за мутным от дождя стеклом. Ливневые капли с силой ударялись в него.
   Дверь распахнулась, появился чёрный силуэт Карака.
   - Ну, с добрым утром, - сказал воронид, заходя в квадрат бледного света на ковре.
   Я повернулся на бок и открыл рот, чтобы тоже поздороваться, но ничего не сказал: Карак вытянул шею, разглядывая меня.
   - У тебя глаза, как у загнанного китихонду, дружище, - очень тихо сказал он. - Признавайся - ревел?
   - С чего мне реветь? - вяло возмутился я. - Буря, да?
   - Штормовое предупреждение. Вставай и спускайся завтракать, кое-что расскажу.
   Внезапно я почувствовал зверский аппетит.
   На обеденном столе исходила паром глубокая тарелка вчерашнего супа с клёцками. Глотая слюнки, я не сразу заметил рядом белый прямоугольник бланка.
   - О!
   - Ага, - сказал Карак с довольной интонацией в голосе. - Дождались наконец. Почтальон пожаловал ни свет ни заря, Режльхор пошёл открывать, ну и я подсуетился. Они там на почте нашу телеграмму, то бишь Ниттарову, потеряли, ты представляешь? Почтальон извинялся за это страшно, говорил, что она на видном месте лежала, чуть ли не волосы на себе рвал, будто сам лично и потерял...
   Я представил, как почтальон с диким взглядом рвёт на себе волосы (шляпа валяется в луже) и извиняется, стараясь смотреть только на Карака. Тот восседает на руках у Режльхора, который стоит в дверях, как истукан, и молчит точно так же.
   Наш Режльхор - он с Кагарабу, на языке самавати почти не понимает. Ниттар этого здоровяка нанял, потому что не любит, когда слуги много болтают и сплетничают.
   Сам Ниттар, кстати, пишет, что взял билет на пароход "Легариир Первый" и вернётся через полторы октады самое большое. Судя по штемпелю, примерно половина этого срока уже прошла. Значит, ждём на днях.
   Клёцки призывно смотрели на меня из тарелки.
  

2

  
   Предрассветное небо приобрело светло-синий, почти голубой оттенок, Мбаламар висел за окном, как фонарь. Чант уже закончил прохождение и не был виден.
   Лёжа навзничь и машинально гладя упругое бедро Эйли, я смотрел на яркий розоватый диск, угрожающе ползущий вниз по небосклону. В комнате стоял запах засушенных цветов, пота, косметики и дорогих духов.
   - Могу я спросить, о чём ты думаешь?
   Молчание затянулось, и Эйлидани решила его нарушить.
   - Попробуй, - равнодушно отозвался я. Глаза слипались - явился в два часа ночи, до того отдохнув не очень долго. Эйли видела, что я растёкся, как тесто для вареников, но наверно, у меня на лице всё было написано.
   - Итак, о чём ты думаешь? - Эйли повернулась ко мне спиной и спустила ноги с кровати, нагишом и босиком подошла к столику. Позвенев чем-то, она вернулась с вином и мягким сыром.
   Думал я о том, что ощущение, что ты можешь тратить деньги и не считать их, хотя бы временно - это приятное ощущение. Что это всё здорово, но несерьёзно. Такие девицы, как она, и строго отмеренное время - уже несерьёзно, даже если мы обсуждаем литературу и политику. Мне стоило уже искать спутницу, с которой через несколько лет мы могли бы встречаться официально или пожениться.
   Когда-то я был влюблён в Эйли, а поскольку деньги у меня не особенно водились и о выкупе контракта тем более не шло речи, я предложил ей бежать. На что серьёзная и трезвая девица довольно-таки ласково обозвала меня дураком и посоветовала не думать о ерунде.
   - Проблем накопилось, - ответил я и взял у девушки из рук бокал. Мы продолжали сидеть на постели в темноте, точнее в розоватом лунном полумраке.
   - У тебя что, кто-то есть на том корабле? - с тревогой поинтересовалась Эйли. Её изящные ровно подщипанные брови приподнялись и сдвинулись.
   - Каком корабле? - растерянно переспросил я, почему-то отмечая, как замерзают покрытые потом хребет и плечи.
   - Ты разве не знаешь? - удивилась она и вслед за глотком вина отправила в рот кусочек сыра. Ротик у неё прелестный. - "Кэева хаамани-Дакераат", близнец "Рафины".
   - Новый лайнер? - тупо уточнил я.
   - Да-да, он! - закивала она взволнованно. - Неужели ты не слышал?
   - Не слышал, - осторожно подтвердил я. - Я работал эти дни.
   - "Кеэва" запаздывает, - объяснила Эйли. - Другие суда приняли сигнал бедствия, а что теперь, непонятно. Но не волнуйся, это одно из самых надёжных судов.
   - Никто у нас не садился на "Кеэву", - пробубнил я себе под нос. При этом я испытывал ощущение, словно о чём-то забыл и никак не мог вспомнить. Потом обратился к ней: - Лучше поговорим о чём-нибудь другом. Ты мало говорила о себе и не рассказывала, почему у тебя кагарабуанское имя, а с виду ты больше похожа на нас.
   Я не спрашивал фамилии - давно усвоил, что это запрещено, как запрещено самостоятельно пытаться её узнать у третьих лиц.
   - Моя мама была из ло-кагарабу - я с Границы, из колоний.
   - Припоминаю.
   Действительно припоминаю - там прошёл Первый Географический конгресс, на котором эти острова, в самом деле границу между Севером и Югом, решили считать нулевой координатой. Самавати и Кагарабу пытались навязать каждый свою точку в качестве нулевого меридиана, но сошлись на центре одного из крупнейших островов в архипелаге.
   - Однако, местечко не из весёлых, - заметила Эйли.
   - Почему?
   - Не все колонии богаты. У меня на родине ресурсов мало, борьба за них жёсткая - сам понимаешь, каков будет уровень преступности. Кругом один песок - здесь тебе и контрабанда будет, и рэкет, и другие "радости жизни". Отец держал лавку в столице департамента, и у нас всё шло относительно хорошо, пока очередные поставки не утонули вместе с кораблём.
   Я молчал - нечасто от неё такие откровения услышишь. Эйли перевела дух, сделала глоток и продолжала:
   - Отец начал выпивать, дело разрушилось, мать решила собрать оставшиеся деньги и вернуться в Бахайру. Младший брат захотел, а я нет.
   - Как же ты оказалась здесь? - И добавил: - В Генгебагаре.
   - Посмотри на меня.
   Я послушно посмотрел.
   - Что видишь?
   - Красивая, как статуя, - честно ответил я.
   - Именно, - нехорошо улыбнулась Эйли.
   - Я знаю только ещё одну такую женщину.
   - Неужели? - Она улыбнулась на этот раз кокетливо и с показной ревностью.
   - Да - она лайнугати.
   - Тогда понятно... Конечно, я могла бы подыскать себе выгодную партию и они были, но... Это сейчас я бы вышла за старика, а тогда не смогла.
   Честно говоря, я не задумывался до сих пор о таких вещах.
   - И это бы вряд ли помогло, если ты понимаешь, о чём я.
   - Не совсем.
   - Если бы я понравилась какому-нибудь негодяю - я бы смогла ему отказать, как ты считаешь?
   - Понял, - негромко сказал я.
   - Никто бы меня защитить не смог, а здесь - поди, достань. Поэтому мать и брат вернулись на Кагарабу к её родителям, я приехала в Генгебагар и зарегистрировалась у теперешней хозяйки. Моё образование пригодилось и поднялась в ранге я сравнительно быстро.
   Ведь она права. Одно дело шлюхи, у которых дело пусть и нужное, но малопочётное, другое - девицы для комфорта, которым даже не обязательно спать с клиентами. Впрочем, и те, и другие могут сменить общину, если накопят денег.
   - Вот выкуплю контракт - и займусь чем-нибудь другим, - продолжала Эйли, болтая ногой. - Может, совладельцем даже стану...
   - Совладельцем чего?
   - Пока не решила, - мечтательно сказала Эйли. - Могла бы, конечно, содержать такое заведение, как это, но не хочу этим заниматься. Однако поскольку я вьяпар, выбор широкий...
   На сколько лет она меня старше? На три года? На четыре?
   У меня вдруг возник вопрос, который я не мог не задать:
   - Скажи, Эйлидани, а ты бы вышла за меня тогда, если бы я мог тебя защитить?
   - Тогда - возможно, а сейчас даже не начинай сначала.
   - Не волнуйся, это только вопрос.
   Девушка посмотрела на меня ласково и весело:
   - Я хорошо к тебе отношусь и ты мой друг - поэтому я не хочу тебя подвести. Рано или поздно я бы тебя подвела.
   Я вспомнил свой тогдашний "романтический" порыв и мне стало даже как-то неудобно. Между тем близился рассвет. Она показала бокалом на часы:
   - Думаю, пора прощаться. Я бы хотела вздремнуть - вечером придёт покровитель, он меня звал на танцы. А ты знаешь, как тяжело веселиться, если не выспишься и настроения нет. И помнишь, поди, как я выгляжу, если слишком сильно намажу лицо.
   Я прыснул, кивнул и, после того, как мы допили до дна на прощание, вышел.
   Воздух на улицах ещё стоял спокойным и свежим, над домами со стороны гор разгоралось тёплое сияние. Полосатый китихонду проснулся, только услышав, как я подхожу, и забираясь в седло, я мимоходом подумал, не продать ли нашу птицу? Купить велосипед, например, и научиться на нём ездить. Китихонду жаль, справный, но проблема в том, что есть просит.
   Так и не приняв пока решения, я шагом поехал вдоль ещё чистого тротуара с ещё горящими фонарями. Мбаламар закатился за крыши. Город пока был тих и пуст - одни стражники стояли на постах.
   Когда я добрался до дома, транспорт уже ходил, а горожане спешили на работу. Я удивился, издалека заприметив Карака на воротах - тот ждал меня.
   - Почтальон приходил? - спросил я, спрыгивая на мостовую и увлекая китихонду за повод.
   - Приходил, - ответил Карак, ожидая, пока мы войдём во двор. - Ушёл минут десять назад.
   Я отвёл скакуна спать дальше, быстро бросил в кормушку корнеплодов и вернулся.
   Оказалось, пришла телеграмма от "Океанской пароходной компании".
   В прошлый раз бланк с синим штемпелем исполнял роль письма с угрозами, и сейчас я инстинктивно взял его в руки с опаской.
   - Ты не читал? - спросил я Карака, ощущая, как язык становится каменным.
   - Не успел ещё. Что там?
   Я вдохнул, выдохнул. Снова вдохнул:
   - Сообщают, что наш Ниттар был вынужден поменять билет и сесть на "Кеэву", потому что "Легариир Первый" и "Святой Аманифин" сняты с рейса. Из-за забастовки шахтёров, - закончил я совсем сдавленно.
   Карак издал неопределённый звук - словно ему не хватало воздуха.
   - Эйлидани рассказала мне. - Я закивал, но не мог собраться с мыслями.
   Всё-таки сориентировавшись, я схватил с углового столика свежие утренние газеты и вчерашние вечерние и устремился к себе в комнату. Карак, который всё ещё был болен, ухватился за меня.
   В комнате я плюхнулся на кровать и расстелил на покрывале широкие листы.
   - Вот, - бухнул Карак, пролезая у меня под рукой, - сразу на первой полосе.
   Я почувствовал, как в груди холодеет, а желудок сжимается.
   Большой чёрный заголовок гласил: "Новое судно "Океанской пароходной компании" "Кеэва хаамани-Дакераат" отстало от расписания и не отвечает на запросы".
   "Вестник Генгебагара" не церемонился, не стеснялся в ярких оборотах и не жалел места.
   В статье, которую мы оба жадно читали, говорилось, что "Кеэва" сообщила, что они наткнулись на что-то и капитан отдал приказ о немедленной эвакуации. Пароход просил о помощи, и спустя два часа передача прекратилась. Прочие суда, находившиеся в радиусе слышимости, идут на помощь.
   Мы в молчании посмотрели друг на друга: значит, Ниттар не успел нас оповестить. Что не не успел, а не захотел - это вряд ли: в вопросе встреч с кем-либо он всегда отличался пунктуальностью и обязательностью.
   Откуда Эйли знала?
   Я взял "Вечернюю столицу" и просмотрел внимательно, насколько мог.
   Вот, небольшая заметка. Якобы "Кеэва" сообщила, что по непредвиденным обстоятельствам задержится и прибудет в порт Генгебагара позже, чем планировалось.
   Гм...
   Я перевёл невидящий взгляд на свой рисунок в рамке. Бездумно скользя взглядом по знакомым линиям и пятнам, попытался представить, каково приходилось до изобретения радио почтенным господином Мниандо-кхуно, у которого сейчас своя фирма.
   В газете "Комета", которую я догадался также посмотреть, говорилось другое: что "Кеэва" задерживается из-за небольшой аварии. Значит, корабль повреждён и люди на берегу волнуются? Но разве "Кеэва" не одно из самых надёжных судов?
   - Может быть, - проговорил Карак рядом, и я посмотрел на него, - у них сломана радиостанция или помощь пришла?
   Я сменил тему:
   - Идём есть.
   - Ты хоть спал?
   - Немного, - соврал я.
   - По-моему, ты даже не пытался.
   Глаз-алмаз у него, что поделать.
   Гуулвена подала нам завтрак: простой рис для Карака, ленивые вареники на пару для меня.
   С аппетитом поглощая вареник, я не переставая думал о "Кеэве" и газетных новостях. Оставался ещё "Вестник Генгебагара", до него не дошли руки, и почему-то я оттягивал момент.
   Медлить вечно нельзя, и я развернул газету. О. Я мимоходом отметил, что соперничающее издание тоже поместило новости о лайнере на первую полосу, и лишь потом вчитался.
   "Новый пароход "Кеэва хаамани-Дакераат" налетел на риф и получил повреждения. К утру его носовая часть ушла под воду. Женщины и дети садятся в спасательные шлюпки. Последние сигналы судовой радиостанции неразборчивы".
   - Что у тебя с лицом? - резко спросил Карак.
   - А что с ним? - выдавил я.
   - Какой-то ты бледный, аж серый.
   За это время мы оба сдружились с Ниттаром, и если он попал в беду, не могли оставаться равнодушными. Но я был немало шокирован: такое мрачное происшествие на ровном месте.
   К тому же, что за ерунда? Какие ещё рифы?
   Я рвался обратно в город, но Карак убедил меня отдохнуть - с "дурной" головой я всё равно не смогу ничего толком узнать.
   Я не стал спорить, но лёг в одежде - полагал, что от нервного напряжения не смогу заснуть. Тем не менее я задремал, а когда проснулся, часы показывали уже без четверти пять вечера.
   Лежал я вдобавок в неудобной позе, и прежде, чем встать, со стоном и кряхтением размялся. Надо же - так всё затекло, словно не семнадцать, а семьдесят.
   Хотелось бы знать, что я пропустил.
   Прислушался, не обсуждают ли что-нибудь слуги, но тишина в доме стояла гробовая - ни говора Режльхора, ни мычаний и угуканий Гуулвены. Карака в комнате не было, кстати. Надеюсь, он не отправился в город в одиночку, с его ограниченностью в передвижении это может быть проблематично, а то и опасно.
   А, нет - здесь он. Я уловил его жизненный сигнал в гостиной.
   - Что я пропустил? - повторился я вслух, заходя прямо так, помятым и неумытым.
   - У тебя швы подушки на лице отпечатались, - сообщил Карак. - А пропустить ты ничего не пропустил. Однако, в городе что-то знают, я уверен.
   - Ты со мной? - встрепенулся я.
   - Пожалуй, нет... Эй, эй! Причешись хотя бы...
   Узнать дорогу к офису компании не составило никакого труда: у многих горожан в этот злополучный рейс отправились если и не родственники или друзья, то знакомые или знакомые знакомых. Обстановка в городе изменилась резко и в худшую сторону по сравнению с вчерашним днём, газетчики выкрикивали, что "Кеэва" потерпела аварию и тонет.
   Когда я добрался до нужного мне места, то ещё издалека заметил большую толпу.
   - Расходитесь, господа! - уныло кричал кто-то. - Причин для беспокойства нет, конструкция судна совершенно надёжна...
   Люди и не думали расходиться. Наоборот - толпа росла.
   Не спеша я побрёл в сторону Студенческой площади. Скорее всего, далеко не я один испытывал подобные чувства: растерянность, тревогу, неопределённость.
   Потом я вдруг увидел карамати. Тот сидел в сквере напротив здания мужской гимназии и листал, разумеется, свежую вечернюю газету.
   - Брат. - Я подошёл и окликнул.
   - Добрый вечер. - Мужчина поднял на меня взгляд. - Пусть и сомнительно, что он добрый. Присядьте.
   Я не стал отказываться.
   - Есть какие-то ещё новости? - осведомился я. Не было нужды уточнять, в чём.
   - Тут сказано, - мой собеседник указал на развёрнутую газету, - что "Кеэва" держится на плаву, пассажиры и команда находятся в шлюпках и несколько судов спешат на помощь. - Он назвал имена. - Но как хотите, а лично мне эти заверения доверия не внушают. Я слышу море. И чувствую, что оно взяло большую жертву.
   - Это дар? - уточнил я.
   - Именно, набу, - выдохнул он.
   Тогда плохо дело.
   Я почувствовал, как надежда тает, и невольно огляделся вокруг - спешившие кто куда прохожие наверняка пока сохраняли её.
   - У меня там жена, - вдруг сказал карамати.
   - Ясно, - сочувственно ответил я.
   Распрощавшись со случайным собеседником, я решил пока что вернуться домой - хмурое небо и стремительно наступающая ночь к дальнейшему хождению по городу не располагали.
   Я не сообразил спросить имя, но этот господин, скорее всего, из дома Мивенар. Что, если он прав и Ниттара больше нет? Что нам тогда делать?
   Дома я сказал, что пока внятных новостей нет, но когда мы с Караком поднялись после ужина спать, я сказал, укладываясь:
   - Боюсь, всё хуже, чем мы думаем.
   - Почему это? - Карак только собрался сунуть голову под крыло, но передумал и посмотрел на меня.
   - Я, как и ты, видел "Рафину", и мне тоже трудно поверить, что такое же судно могло оказаться столь уязвимым...
   Я рассказал о встрече на улице с другим карамати.
   - Раз так... - потерянно пробормотал Карак. - Впрочем, дождёмся точных новостей.
   Он, как я и остальные в Генгебагаре, цеплялся за последнюю надежду. Но, к сожалению, слова карамати - не пустой звук.
   Вряд ли тот бегал по городу и всем подряд рассказывал то, что сказал мне, но утренний "Вестник Генгебагара" поместил заголовок: "С прискорбием сообщаем, что "Кеэва хаамани-Дакераат" затонула позавчера в пять часов утра".
   Наспех поев, я велел не открывать лавку и ни на чьи вопросы не отвечать.
   - Стой! Меня подожди! - услышал я почти на углу улицы, возле пересечения с Лесной. Повернулся и увидел, что Карак летит низко над тротуаром. В груди слегка ёкнуло.
   Карак забрался ко мне на спину, а оттуда переполз на плечо.
   - Зачем ты это делаешь? Ты же не любишь выглядеть идиотом.
   - Да, не люблю, - с досадой процедил он. - Но стоит преодолевать себя.
   Это про то, что он пролетел половину улицы и не упал в грязь.
   Пока мы добирались в центр, тут и там наблюдали группки женщин самых разных общин. На бульваре, в скверах, у дверей кафе, выставивших зонтики по случаю потепления. Мы с Караком переглянулись: наверно, это жёны или родственницы моряков и пассажиров.
   На перекрёстке Яблоневой и Парковой велорикша неожиданно остановился.
   - Что там?
   - Большая толпа, набу, - повернулся в седле рикша. - Здесь редакция "Вестника".
   Я высунулся из экипажа подальше, чтобы лучше видеть. Рядом оказался намертво вставший трамвай, неподалёку раздавались полицейские свистки.
   - Они здесь с самого утра, если не с ночи.
   "Ждут новостей", - подумал я с горечью. Сколько же здесь народу?
   - Сейчас я с тобой расплачусь - дальше мы пойдём пешком.
   "Вестник" утверждает, что пусть корабль и затонул, помощь успела прийти и спасательные суда с пассажирами и командой "Кеэвы" на борту двигаются к Генгебагару. Но что, если мой вчерашний собеседник прав? Тогда случившееся поистине ужасно.
   Можно построить новый лайнер, можно вернуть деньги - людей не вернёшь. Что, если наш добрый дядюшка Ниттар теперь среди них?
   Я начал пробираться сквозь толпу, Карак вцепился в меня крепче. Нужно добраться до здания "Океанской компании", а там будет видно.
   Ничто не предвещало, никто не знал... На ровном месте в мирное время.
   - Эй... - толкнул меня Карак, уловив моё состояние. - Не будем делать поспешных выводов.
   Он сам нервничал, но по обыкновению не показывал.
   Я осмотрелся. Кто-то двигался быстрым шагом, кто-то стоял, внимательно читая газету.
   Я пересёк площадь.
   Где бы мы ни проходили, везде одно и то же зрелище: мужчины и женщины в длинных осенних коти, озабоченные лица, у каждого второго прохожего свежий выпуск в руках. Мальчишки-газетчики с экстренными новостями, неуместно-голубое небо и воздух, как перед бурей.
   Город, казалось, в едином порыве ждал и продолжал надеяться.
   У двух редакций, которые встретились нам по дороге, толпы были поменьше. Вероятно, не такие популярные издания. Доверия меньше.
   Вокруг главного офиса компании собралось, как мне на миг показалось, полгорода. Несколько человек торопливо прошли мимо нас со слезами на глазах. Карак спросил оказавшегося рядом высокого, как я, господина:
   - Какие-то новости, набу?
   - Списки повесили, - отозвался тот.
   Карак у меня над ухом сдавленно вздохнул, я начал проталкиваться сквозь толпу, стараясь вести себя учтиво, не наступать на ноги и не сильно работать локтями.
   Наконец я пробрался к кованному забору офиса, и мы увидели на информационной доске несколько пришпиленных листов бумаги, исписанных от руки.
   Я щурился, Карак вытягивал шею, пытаясь отыскать имя Ниттара, словно не видел отсюда. Фамилии располагались не по рангам букв, а вразнобой, видимо, так, как записали работники спасательного судна, и было затруднительно что-либо разобрать.
   Первоначально сообщали о восьмистах спасшихся - неужели на самом деле и того меньше?
   - Не вижу, - буркнул я. - А ты?
   - Ищу. Ну и почерк.
   Вокруг раздавались плач и всхлипывания.
   - Смотри! - прошипел вдруг Карак и чувствительно толкнул меня лапой в шею.
   - Что? - прошептал я и закрутил головой, не понимая, куда смотреть.
   - Не твоя ли это знакомая? Вон, вон, в красном кипиндо!
   Я с полминуты смотрел на женщину, стоявшую в трёх шагах от нас, и силился вспомнить, где её видел. Оурат прикрывала рот пальцами обеих рук, напряжённо вчитываясь в списки имён. Мне показалось, что в густо подведённых глазах у неё стояли слёзы, но не катились по щекам, как у многих других присутствующих.
   Что? Гнармак Реллана?
   Так и есть, она, только в самом обычном женском платье и с шалью-кипиндо на голове.
   Не хочет, что ли, чтобы её узнали?
   - Лжецы! - вдруг выкрикнул кто-то совсем рядом.
   - Скажите правду! - поддержали из толпы чуть подальше.
   - Да, да, правду!
   Оказалось, это представитель фирмы появился на пороге.
   - Список уточняется, сохраняйте спокойствие, господа...
   Но робкие увещевания потонули в возмущённом ропоте. Работник, по всей видимости, поспешил скрыться в помещении. Реллана тоже исчезла.
   Пока я зевал по сторонам, Карак нашёл в списке фамилию, похожую на Ниттарову, но это с равным успехом мог быть однофамилец, могли также неправильно расслышать и перепутать диакритику.
   Но появилась хоть какая-то надежда.
   Когда я протолкался обратно, то увидел, что вызвали ещё нескольких полицейских. Один из них не спеша проехал мимо на огромного роста чёрном китихонду. Страшная зверюга.
   Я уныло подумал, что подкрепление пришло правильно: неровен час, бедняги, которые не нашли своих близких в этих списках, полных ошибок, пойдут штурмовать здание.
   Собираясь сделать кое-что ещё, я сказал об этом Караку, но он ответил, что лучше бы отправился домой. Самостоятельно он мог бы добраться, по его заверениям, но мы всё же нашли рикшу и я заплатил вперёд. Экипаж с одним Караком внутри тронулся.
   - Располагаете ли вы какой-либо информацией о судьбе вашего нанимателя? - осведомился человек рядом со мной, на которого я чуть не налетел, поворачиваясь.
   В недоумении я пару секунд стоял и хлопал глазами. Ни тебе "здравствуйте", ни жеста приветствия - хорошо. Меня откуда-то знают - ещё лучше.
   - О, идите-ка вы к Хилаки, - спокойно, но так же грубо, ответил я. После чего развернулся и зашагал прочь. Шея у меня горела.
   О том, как я снова отыскал шхуну Релланы, рассказывать нечего, но у ворот порта я увидал очередную толпу. Всё то же самое - друзья и родственники членов команды "Кеэвы".
   "Сапфировый кимбу" стоял пришвартованный на том же месте, что и в прошлый раз. Гнармак там, как следовало ожидать, не оказалось, и я поинтересовался, появится ли она сегодня здесь вообще. Нет, не появится.
   Тогда я спросил, где её искать. Её помощник заметно колебался, говорить или нет первому встречному адрес капитана, даже если этот первый встречный - кахини и карамати. Но наверно, я был убедителен, раз мне всё-таки поверили насчёт того, что мне срочно необходимо увидеть девицу Гнармак, и объяснили, как идти.
   От всей души поблагодарив, я поспешил в Алый округ: ведь Реллане, как йодха и флотскому офицеру в запасе, полагалась квартира в одном из тамошних корпусов.
   Миновав канал и приземистое кирпичное здание - провиантский магазин, - я увидел выключенный фонтан и чуть поодаль на перекрёстке - аккуратное белое здание библиотеки, которая сегодня была закрыта.
   С Якорного бульвара я свернул на Флотскую улицу и увидел то, что искал - терракотово-красные корпуса. Они вытянулись вдоль улицы, на противоположной стороне которой располагался небольшой парк. Между ними возвышался кирпичный забор, увитый плющом - пока ещё зелёным, в противоположность пожелтевшим парковым деревьям.
   "За хозяйственным помещением", - сказали мне. Пройдя немного дальше, я увидел виднеющуюся над мохнатым и зелёным от плюща забором постройку с решётчатым окошком под крышей. Скорее всего, это оно, и следующий дом - нужный мне.
   Пройдя под аркой, я очутился во дворе, у подъездов. Каждую дверь украшали таблички с фамилиями жильцов и кнопками - электрический звонок. Я с некоторой опаской - никогда не пользовался - нажал нужную.
   Где-то внутри раздалось резкое дребезжание, затем чуть погодя хлопнула дверь и кто-то сбежал по лестнице, бормоча:
   - Кого там ещё шетани несут... Что вам нужно?
   Дверь не открылась, и пришлось говорить через неё:
   - Добрый вечер, девица Гнармак...
   - А, это вы... - хмыкнули по ту сторону. - Говорите и уходите.
   Узнала мой голос, но говорить не желает. В чём-то я её понимаю.
   - Я только хотел спросить, знаете ли вы что-нибудь.
   За дверью нетерпеливо вздохнули.
   - Что я могу знать? Меня там не было. Но мои друзья на "Кеэве", если вам это действительно интересно. Кимету и Кеймибагар их зовут.
   Что-то пошло не так.
   - Я имел в виду не это...
   - Тогда что вам нужно? - Голос оставался сухим и непреклонным.
   - Вероятно, вы знакомы с кем-то, кто осведомлён лучше, чем другие... Принял важную передачу или там говорил с капитаном "Высокой луны"... Поймите, мы сейчас в одном положении...
   Только произнеся это вслух, я сам понял, что мы сейчас едины в своей тревоге и, возможно, в своём горе - как и многие другие.
   Она помолчала и с неохотой отозвалась:
   - Нет, не знакома, к сожалению. Но если будет что-то известно, постараюсь сообщить. Прошу от вас того же.
   - Да, оурат.
   - Спокойной ночи.
   Я с чувством, будто сделал что-то некрасивое или нечестное, побрёл назад, чтобы поймать какой-нибудь транспорт. День близился к концу, со стороны гаваней поднималась в полнеба малиновая вечерняя заря. Зажигали фонари.
   Уверен, Гнармак поняла, что я её узнал и, более того, видел её слёзы. А ведь ей, похоже, удалось ввести в заблуждение многих, но не Карака - у того глаз-алмаз, воронидский.
   Друзья. Я до сих пор не задумывался, что у столь эксцентричного создания, как Гнармак Реллана, могут быть какие-то друзья.

3

  
   Я слишком поздно родился для того, чтобы застать какие бы то ни было войны, однако за прошедшие три дня меня не покидало ощущение, что Самавати готовился к войне именно в такой атмосфере. Над Генгебагаром точно сгустилась темнота, тревога и ожидание были везде - на улицах, в воздухе, фигурах горожан. Казалось, все думают лишь об одном и об одном: что там, далеко в океане? Стоит ли надеться увидеть живыми родных и друзей? Как это вообще могло случиться?
   И наверно, в трауре и тяжёлом ожидании находились не только мы, но и вся страна.
   Уже было совершенно точно известно, что случилось худшее, что "Кеэва" затонула, а человеческие потери очень велики. Всё оказалось ложью, кроме страшного факта. Один из братьев, с которым у меня случился разговор, был прав, и знал обо всём ещё до официального оповещения. "Вестник Генгебагара", между тем, завоевал доверие читателей и снискал популярность - его главный редактор рискнул первым предположить о печальном конце.
   Газетные заголовки и предположения слились у меня в голове в однородную массу. Такое впечатление, что журналисты соревновались, кто в чём - у кого догадки невероятней, у кого наоборот правдивей, кто больше заслуживает доверие народа или надрывней пишет.
   Версий они предлагали много, как фантастичных, так и прозаичных:
   - штурман был пьян;
   - капитан "Кеэвы" сошёл с ума и неумелым руководством обрёк пароход на гибель;
   - судно встретило на пути бешеного кита, который протаранил борт, и пробоину не успели заделать;
   - на "Кеэву" напали пираты;
   - "Кеэву" накрыла волна-убийца.
   Мы поражались богатству фантазии и мрачно следили за развитием событий.
   Нками, с которым я встретился, чтобы вместе выпить и немного развеяться, рассказал мне, что намедни стал свидетелем ритуала. Вану с понтификом вышли из дворца, сопровождаемые цепочками священников рангом пониже, и пешком отправились в порт, чтобы провести моления на причале. И пока процессия шла, уличное движение остановилось, народ попрятался кто куда и в полном молчании наблюдал. За процессией последовали только семьи моряков и сами моряки, находившиеся сейчас на берегу.
   - Если вану такое делает... - бубнил приятель в кружку. - Это были моления Шагару. Дела очень плохи. Я тоже поучаствовал, надеюсь, он услышит и не оставит нас.
   - И я надеюсь, - тяжело вздохнул я, наполняя собственную кружку. Мысли о том, что всё это с большой вероятностью напрасно, решил оставить при себе.
   - Сочувствую тебе, Тала! - Нками был уже немного пьян. - Шагар даст, дадут бессмертные, что вернётся почтенный.
   Я кивнул, молча благодаря.
   Казалось бы, мне-то что, если со смертью Эльглота заглохнет и погибнет его дело, слуг придётся рассчитать и отпустить на все четыре стороны, дом передадут государству, а мне подыщут другое место?
   Но несправедливо будет бросать людей, которые сейчас от тебя зависят. А при мысли о том, что Ниттар пропал в море, под рёбрами у меня поселялось тоскливое чувство: серьёзный добрый дядюшка, который любил готовить разнообразные блюда сам, больше не с нами... К тому же, настолько страшно и внезапно.
   В довершение всего вступил Зумари: его монарх желал знать о судьбе одного из придворных, ехавшего на "Кеэве", но "Высокая луна" отказывалась от каких-либо комментариев. Отказывалась она и отвечать на любые другие вопросы.
   Я несколько раз приходил к офису компании, заставал всё те же толпы, ту же атмосферу страха и печали. Казалось, что люди смирились с неизбежным, покорились тому, что случившегося не исправить, и вряд ли стали бы пытаться проникнуть в здание.
   Нам оставалось только надеяться, что в списке действительно была фамилия Ниттара.
   Из своих походов по городу я возвращался усталым, совершенно разбитым, Карак меня причёсывал и мы старались обсуждать посторонние вещи. Невозможно было постоянно думать о несчастье, не думать - тоже невозможно.
   На четвёртый день я поднялся рано и еле-еле заставил себя съесть завтрак из горячих бутербродов с сыром - сегодня должна была прибыть "Высокая луна", которая взяла курс на Генгебагар, как только спасла тех, кого было возможно. Лайнер конкурентов владельца "Кеэвы", но в случае бедствия это не имеет значения.
   Карак остался дома, сказав, что позаботится о встрече. "Если есть, кого встречать", - добавил он.
   Я бегом побежал в порт, по дороге то и дело встречая людей, двигающихся в том же направлении.
   Застал я столпотворение. И на этот раз не показалось, что собралось полгорода: такие толпы мне доводилось наблюдать только по праздникам, и сейчас наблюдать их было дико - всех собрал здесь отнюдь не праздник.
   Подул свежий ветер. Я одной рукой придержал шляпу, другой поднял воротник, потом осмотрелся.
   Деревья на Якорном бульваре, который выходил прямо к пассажирскому порту, были усыпаны детишками - наверно, те думали, что больше увидят. Кого-то я заметил на крыше.
   Солнце тем временем двигалось, уже не поднимаясь так высоко, как летом. Самая большая толпа собралась у терминала "Жемчужины морей". Новенькое стеклянное здание - в другой раз я, наверно, полюбовался бы.
   Среди прочих прибывших я заприметил и нескольких карамати - каждый был в одиночестве или с рафи. На краткий миг я осознал, насколько мало нас было по сравнению с атми и что мы бы вряд ли выжили, если бы не были нужны.
   Людские головы мешали мне рассмотреть, что же происходит у терминала, и когда я пробрался ближе, то увидел - здесь присутствовали верховые полицейские, и они приготовились сдерживать толпу. Китихонду у них всех были, как на подбор, страшные, огромные, в полтора моих роста высотой.
   Тут закричала, как раненое животное, сирена у рейда - это приближалась "Высокая луна". Я решительно направился к одному из входов, оттесняя людей. Встретил несколько недоуменных взглядов - что ты здесь делаешь? как здесь оказался? - но дорогу мне уступали. С горечью я почувствовал, что в эти минуты мы все едины. Мы все - те же самые люди, которые не всесильны и не бессмертны.
   В сопровождении двух пеших полицейских у ворот стоял служащий "Жемчужины" и держал в руках какие-то смятые листки. Неужели свежие списки?
   Как только я об этом подумал, служащий начал выкрикивать имена. Я обратился в слух.
   Те, кто узнавал имена своих близких, получали право последовать внутрь терминала и дальше на пирс.
   Какой-то скромно одетый мужчина недалеко от меня закричал и подпрыгнул от радости, но тут же сотрудник фирмы извинился за ошибку: имя должно было быть вычеркнуто. Чей-то сын, брат или муж сник и выглядел сломанным...
   Имя Ниттара всё-таки прозвучало. Я с облегчением всплеснул руками и отправился вслед за остальными счастливцами. У меня было ощущение, будто внутри ослабла невидимая петля.
   Пройдя насквозь здание терминала, я оказался на причале, к которому должна была пристать "Высокая луна", и приоткрыл рот: акватория была полна малых судов. Те окружили пароход и тянувший его буксир. Свежий ветер сменился сильным, бросив дым из многочисленных труб в лица людям на пирсе, вода забилась о волноломы, причальные стенки и борт моей старой знакомой "Янтарной грёзы", которая стояла с другой стороны пирса.
   Теперь я чувствовал себя спокойней, но в то же время тягостно: не всем так повезло.
   Из-под руки я посмотрел на гавань. Мне показалось, что на борту то одного, то другого катера что-то сверкает. Впрочем, нет, вряд ли показалось - они наверняка полны репортёров и фотографов, и это сверкают магниевые вспышки.
   "Луна" гудела, словно не приветствуя и сигналя о своём появлении, а требуя освободить дорогу. Катера отошли от неё - такое впечатление, что неохотно.
   Рядом со мной находились родственники и друзья выживших, среди них - мой случайный знакомый карамати. Повезло. Из газет я знал его имя - Мивенар-рохо Вурахифин (таким образом, не ошибся в предположении), но подходить и заговаривать я не стал.
   Спиной я чувствовал отчаяние тех, кто остался на улице, вне терминала, и мне хотелось исчезнуть или убежать.
   Осевшая от тяжести спасённых "Высокая луна" медленно, тягостно медленно разворачивалась кормой к берегу, буксиры с ювелирной точностью приближали её к причалу. Портовые рабочие надёжно закрепили её швартовными тросами, загрохотали цепи отдаваемых якорей. Подали сходню. Всё - безжалостный океан остался позади.
   Пассажиры или команда "Кеэвы" пока не появлялись. Напротив - на борт поднялись, как мне шёпотом объяснил сосед, иммиграционные офицеры.
   Когда первый из спасённых появился на палубе, мы в едином порыве подались вперёд, чтобы рассмотреть, кто это.
   Это оказалась богатая вдова, чей портрет я видел в одной из газет, следом за которой спускался сын, мой ровесник. Оба измученные, подавленные. К ним устремился пожилой геррен с женой - брат.
   Следующей спустилась бледная девушка, которую тут же обняла плачущая мать.
   Вскоре спускаться начали пассажиры второго класса. Многие простоволосые, все измученные, с потухшими глазами. Сомневаюсь, что когда-нибудь забуду это зрелище.
   Этих людей также ждали встречающие.
   Заметив Ниттара, я двинулся навстречу, буквально "приняв" бедолагу у двух матросов "Луны" - те поддерживали его под руки, пока он шёл вниз. Без слов я подставил Ниттару плечо и мы медленно направились к дверям.
   Прошли мимо владельца "Кеэвы", который срывающимся, севшим голосом беседовал с серьёзным герреном в дорогом костюме.
   В здание эти двое вошли вместе с нами.
   Когда мы вышли на улицу, я увидел, что полицейских подтянулось ещё больше, верховых и пеших. Как только мы показались на глаза собравшимся, поднялся ропот. Кто-то, подняв кулаки и громко проклиная судовладельца, проскочил мимо одного из констеблей. Тот выхватил дубинку, ткнул обезумевшего в живот и за плечо вытолкнул обратно за кордон - всё без лишних движений.
   К нам попыталась прорваться рыдающая женщина, но другой полицейский оттеснил её грудью китихонду. Увидев мечевидный клюв исполинской птицы, несчастная осеклась.
   Я вскочил в экипаж, оказавшийся ближе всех, помог Ниттару тоже сесть и назвал адрес.
   - Как вы? - глупо спросил я, потому что уже не в силах был молчать.
   - Рад вернуться на твёрдую землю, - осипшим и чужим голосом отозвался Ниттар. Лаконично.
   Ехали мы в тишине, если не считать уличного шума. Нет, ничто ещё не закончилось для выживших, угрюмо думал я. Всё только начинается. Будет следствие, станут выяснять, что случилось с пароходом, докапываться до истины. Катастрофу нельзя объяснить военным временем, когда топят всё, что принадлежит врагу - как раз сейчас мы ни с кем не воюем.
   - Режльхор! - крикнул я от ворот, когда мы, наконец, подъехали. - Выходи!
   - Мы уже всё приготовили, лийнами! - заверил гигант, довольно резво сбегая с крыльца.
   Вдвоём мы помогли Ниттару выйти. Оказалось, он сохранил "груз" из своей поездки, которая закончилась так печально. Пакет был совсем небольшим, и я по просьбе хозяина отнёс сохранённое в кабинет и запер в сейфе.
   - Последи, чтобы никто не совался, - попросил я Карака, когда Ниттар, проглотив бульона, отправился отдыхать, а мы стояли в коридоре возле газового рожка.
   - Понял, - негромко отозвался Карак. - Теперь беднягу не оставят в покое и рано или поздно вызовут для дачи показаний.
   - Точно, - покачал головой я. - Пусть передохнёт. Да, клиентов не было в моё отсутствие?
   - Приходил кто-то, но думаю, это были репортёры.
   - Не открыли?
   - Конечно, нет.
   - Бывай. Я поработаю с заказом.
   Карак молча закрыл глаза и наклонил голову: согласен.
   Я поднялся в "студию" и грустно глянул на свой заказ: как никогда понимаешь разницу между "хочу" и "надо". Наверно, если тебе не нравится то, что требует изобразить клиент, лучше вообще не соглашаться. Однако в настоящее время было дело не в этом, мне нравилась картина. Модель тоже - она была молодой и красивой, контуры её тела - привлекательными. Я уже нарисовал несколько предварительных эскизов, сделал один окончательный, разложил краски, которые предполагал использовать.
   Дело заключалось в том, что настроения не было абсолютно.
   И не только настроения не было - меня одолевала боязнь испортить работу.
   Хуже того, заказчик телеграфировал вчера, спрашивал, как всё продвигается. Я ответил, что дела идут хорошо - у меня трудности в связи с крушением, но я делаю, что могу и заказ он получит к назначенному сроку.
   Я в очередной раз вздохнул, бросил взгляд на работу, спустился вниз и вышел на улицу. Может быть, если прогуляюсь, возникнет желание продолжать...
   Свет, правда, уже ушёл. Темнеть начинает рано, ещё быстрей, чем октаду назад.
   Я двигался в своём обычном темпе, глубоко дыша и стараясь хотя бы минуту не думать о крушении.
   В этой части города оставались старые руины, потерявшие своё значение, но сохранённые властями в качестве памятников.
   В этой ещё стоящей крепостной башне зачастую играли дети. Сейчас здесь было пустынно и гулял сквозняк - должно быть, даже малышне сейчас не до игр.
   Забираясь по выщербленной винтовой лестнице, я вспоминал "падающий дом" и машинально держался за стену. Наконец лестница кончилась, я выбрался на верхнюю площадку и, держась за каменный зубец, стал рассматривать вид.
   Светло-серое небо едва просвечивало сквозь наслоения перистых облаков, серовато-бледно-апельсиновых и потемней, создавая ассоциации со створками раковины. На перламутровую гладкость наползло тёмное серо-голубое облако с высветленным заходящим солнцем золотисто-оранжевым краем. Само солнце, раскалённый добела кружок, садилось в море в светло-золотом оранжевом и серо-оранжевом ореоле - словно там плавился металл. Ближе к поверхности воды в бухте небо переходило в серо-красные тона.
   Чувствуя, как колотится сердце, я вновь думал о том, что было бы замечательно свободно лететь над лазурными крышами туда, к морю, и заодно старался запомнить все цвета. Это замечательный вариант палитры - правильно я отправился гулять.
   Дома я наскоро выбрал краски - белый газовый свет помогал сделать это хотя бы приблизительно, однако для работы подходил только дневной, так что я смирился с тем, что придётся подождать.
   Когда я вернулся домой, газеты уже принесли, и я с тяжестью в душе взялся за чтение, предварительно налив себе луаса.
   Как и следовало ожидать, репортёры должны были чем-то заполнить номер и продолжали строить противоречивые гипотезы уже на основе новых сведений. Должно быть, им удалось что-то разузнать у капитана и команды "Высокой луны". Может быть, что и у выживших.
   Я вспомнил о Ниттаре и его состоянии и подумал, что вряд ли.
   Что у нас тут ещё?
   Сообщение о ритуальном мероприятии, даже не одном - общественной панихиде и сборе последователей Шагара. Сводки погоды, на сегодняшнюю ночь и на завтра, снова какие-то теории - о ненормальной погоде в этом году и, как следствие, большей опасности для мореходства. Реклама мужской обуви, зимних котти и вина марки "Вейгхисси". Морская карта с расположением судов на ней.
   Я поднёс лист поближе к глазам, чтобы лучше разобрать мелкий шрифт. Криминальные новости. Преступления продолжают совершаться, надо же.
   Но тема "Кеэвы", казалось, неисчерпаема, а все остальные темы и новости расположились вокруг, на вторых ролях. Скорбь разделял весь мир - ведь на борту парохода находились подданные разных стран.
   - Гм, а что вот это? - подумал я вслух.
   "Вечерняя столица" поместила заметку о подробностях того, что происходило на "Кеэве" в её последние часы. Когда уже стало ясно, что корабль тонет, помощь не придёт, а спасательные средства недоступны, запаниковавшие пассажиры принялись штурмовать последнюю шлюпку. В свалке и неразберихе один из помощников капитана, Кеймибагар Уэншин, застрелил несколько человек, а затем себя.
   В качестве подведения итогов автор статьи чересчур уверенно говорил, что офицер сделал это из чувства вины, и кроме того, стремился скрыть свою халатность - ведь именно он был на мостике в момент аварии. "Поступок труса - проще совершить самоубийство, чем предстать перед следствием и отвечать за свои дела", - говорилось в тексте.
   "Вдова покойного заперлась у себя дома и отказывает отвечать на вопросы. Стыдится ли она того, что её супруг трус или располагает какой-либо информацией?"
   В первую секунду я возмутился поступку Кеймибагара - на эту секунду поверив. Потом рассердился от излишне "смелых" предположений и наверняка беспочвенных выводов - вдова же отказалась разговаривать, правильно?
   "Стыдится", как же. У женщины горе, как у остальных.
   И постойте - кажется, Гнармак именно эту фамилию называла?
   - Что ты там ворчишь? - появился в комнате Карак. Я что, сказал и это вслух?
   - Да вот... Читаю новости и остальное.
   Но читать дальше я не стал. Я опустил подбородок на ладони, нахмурился и принялся изучать цветочки на скатерти.
   Карак влез на стол, заглянул мне в лицо.
   - Мне не нравится, что ты так смотришь, - с опаской произнёс он. - Когда ты так задумываешься, я уже знаю: закипит сейчас у Тала кровь, он подхватится и полетит куда-нибудь.
   - Да... - машинально отозвался я. Смысл его слов до меня не очень дошёл.
   - О, я прав? - вопросил Карак почти с горечью. - Тебе в голову уже что-то втемяшилось?
   Я перевёл дыхание, чтобы успокоиться и поразмыслить. Не следует судить поспешно.
   Карак уже заметил статью, что я читал, прочитал её сам и поднял взгляд на меня:
   - Если тебя этот факт успокоит - меня это тоже возмущает.
   - Нужно сказать Гнармак.
   - Она знает.
   - Думаешь?
   - Догадываюсь. Она тоже умеет читать.
   - И какое ей дело? У неё наверняка своих забот хватает.
   - А у тебя разве не хватает?
   Справедливо. Но мне перед ней неудобно.
  

4

  
   Камни мостовой на бульваре Святого Линагара влажно и свежо блестели, отражая свет мутно-серого неба. Кроны деревьев уже были полностью алыми или золотыми, скамейки - мокрыми и потому свободными. В воздухе висели сырость, запах прошедшего дождя и палых листьев, которые ещё не успели сгрести в кучи.
   Я быстрым шагом двигался вдоль по дорожке, глядя под ноги и держа под локтём сложенный зонт. По рельсам меня обогнал, лязгая, электрический трамвай, набитый и просевший, напоминающий короб на колёсах. Я вскинул глаза, чтобы увидеть номер - не мой. Расслабился про себя, но скорости прибавил.
   Погодка удручающая, но больше неё меня удручало то обстоятельство, что я шёл в театр не с молодой и красивой (или хотя бы приятной) женщиной, а с Гнармак. Сколь я себя ни одёргивал, что это не развлечение и не свидание, поэтому спутница не обязана мне нравиться - нет, часть моей личности не хотела соглашаться.
   Прохожих было немного, уличное движение - тоже не слишком интенсивным. Многие сидят дома и попивают что-нибудь горячее у очага.
   Вот и остановка, на которой ожидает всего один человек. Так, Гнармак, что ли?
   Реллана застыла возле самой проезжей части, сцепив руки за спиной и держа её очень прямо. Тёмно-синяя парадная форма утягивала фигуру, словно Гнармак носила корсет или китель был на размер меньше. Осанка, платье, стрижка, ни капли косметики и ни грамма кокетства... Это странное создание до сих пор вгоняло меня в лёгкий ступор.
   При моём появлении оно расцепило руки и молча протянуло правую для пожатия. Я стиснул Релланино запястье и один раз встряхнул руку, приподняв шляпу свободной рукой и напряжённо сказав:
   - Добрый вечер, оурат.
   Меня не интересовало, кого она выбирает в партнёры, но эта манера себя вести... Странно, что Реллана называет себя всё-таки "женщиной" и в обиходе использует женскую речь.
   Подкатил переполненный трамвай, половина пассажиров его покинула, а мы поднялись на империал. Женщинам нельзя, но Гнармак юридически ею не является - чего только не бывает на свете. Дождь то ли собирается, то ли нет, зато больше здесь никого и я могу говорить свободно.
   - В юности я запрыгивала на ходу, - заметила Реллана.
   "В юности"? Надо же, какая она старая.
   - О чём же вы хотели побеседовать, набу? - осведомилась она, поёрзав на полированной скамье и устроившись удобней. - Кстати, который вам на самом деле год?
   - Восемнадцатый, оурат.
   К чему она это спросила?
   Вагон дёрнулся, трогаясь. Мимо поплыли алые и золотые кроны деревьев на бульваре.
   - Мне называть вас господином Талавару или Хлавииром? Или, быть может, "Талавару-рохо"?
   - Талавару.
   Обычно я с лёгкостью заводил знакомых, поддерживал разговор и общался с людьми, а теперь чувствовал, что язык костенеет, а голова пуста и не собирается предлагать нужных слов для плавного перехода к теме. Реллана, похоже, не испытывала никакого напряжения.
   Чего я испугался или смутился и что мне сделает это андрогинное создание? Посмеётся? Скормит рыбам?
   - Можете расслабиться, господин Талавару, ­- послышался её голос. - Я вся внимание и готова выслушать ваши вопросы или что там у вас.
   Я краем глаза взглянул на неё. Он не смотрела на меня, неровный профиль казался излишне жёстким.
   - Ведь зачем-то вы меня позвали, да ещё в театр.
   - Предпочитаете синематограф? - брякнул я.
   - Вовсе нет, - она в первый раз улыбнулась и немного повернулась ко мне, став опять серьёзной. - Если вы насчёт следствия, то об этом лучше спросить Кимету. Только он занят на допросе. - С этим словами Реллана кивнула сама себе.
   - Я читаю газеты, как и все, - сказал я. - Я знаю, понимаю, что это такой же бизнес, как любой другой и что наверняка не всё в этих статьях правда.
   Реллана поджала углы губ.
   - Разумеется, - произнесла она каким-то странным, угрожающим голосом. Только направлена угроза не на меня. - Говорите дальше.
   - Среди прочих историй - не знаю, какие из них правдивые, а какие нет, - читал про госпожу Кеймибагар-кхуно. Её муж погиб вместе с остальными. Вам что-то известно об этом?
   Взгляд у моей собеседницы сделался пронзительным. Трудно сказать, почему - или ожидала неприятного вопроса, или наоборот не ожидала. Она подняла руку, чтобы поправить шляпу, потом отвернулась и стала смотреть на проплывающие мимо дома и сады.
   - Одно знаю наверняка - Уэншин никогда не сделал бы того, что ему приписывают репортёры. Я знаю его лучше и дольше, чем они.
   - Значит, всё же он ваш друг? Я не был уверен, какую фамилию вы назвали во время нашей последней встречи, оурат.
   В скошенном на меня взгляде читалось вялое удивление:
   - Вам-то что?
   Тогда я собрался с духом и ответил:
   - Я на вас надавил тогда. Этого не следовало делать, поэтому я хочу извиниться. Вечер за мой счёт.
   - Вы в курсе, что везде сейчас идёт "Спасшиеся с "Кеэвы"?
   - Да, но... Но билетов на какой-то ещё спектакль, к сожалению, мне достать не удалось.
   Я ожидал, что она укорит меня за возможное легкомыслие - не годится развлекаться в такое время. Не укорила.
   - Скоро наша остановка, набу, - сказала она. - Давайте приготовимся к выходу, а в антракте я готова обсудить всё, что будет уместно.
   Очередь к подъезду Драматического театра была, как... как в театр, иначе не скажешь. Быстро наступал вечер, газ вспыхнул в фонарях зеленовато-белым светом, освещая монументальное и мрачное здание - как будто бы сам, в этом квартале есть механизм автоматического включения. Унылая белёсая пелена, закрывавшая небо, стала грязного багрово-серого цвета.
   Реллана в очереди только прислушивалась, мне посоветовала сделать то же самое. Как нетрудно догадаться, обсуждали люди только "Кеэву", тема эта была поистине неисчерпаемой. Говорили как про сам пароход, так и про спектакль, который давали сегодня в Драматическом.
   Похож он был не на театр, как другие, обычно имперского стиля, а на украшенный ящик. Тяжеловесное, торжественное строение, которому всего десять лет или около того. Наверное, чуть больше, потому что строительство помню смутно.
   Когда мы, сдав верхнюю одежду, отыскали свои места в амфитеатре и устраивались на серо-зелёных бархатных креслах, я обратил внимание, что места в партере до отказа наполнены чернью, а кому не хватило стульев, те стояли в проходе или сидели на полу. Люди бурно что-то обсуждали, кое-кто ёрзал и переталкивался. У нас тоже было тесно, но посетители вели себя сдержанней.
   Это что? Жажда подробностей, всё равно каких, подлинных или выдуманных?
   После дребезжащего третьего звонка, когда все расселись и приготовили еду, свет в зале погас, и серо-зелёный с золотом занавес - в тон креслам - поплыл вверх. Мне подумалось, что "царская ложа" в центре бельэтажа остаётся пустой не первый раз за последнее время: величество наверняка уже видел представление.
   Интересно. Все говорят, что в "Спасшихся с "Кеэвы"" играет одна из выживших в катастрофе, и она не кто-нибудь, а прима. Я решил, что руководители театра решили таким образом привлечь больше зрителей, и автор пьесы тоже что-то с этого имеет. Вероятно, деньги идут и на благотворительность?
   Озвучивать свои мысли спутнице я не стал: уже повернулся для этого, но увидел, что она смотрит на сцену. В зале стояла могильная тишина, никто даже обёртками не шелестел, и тут из оркестровой ямы грянула величественная и нежная одновременно мелодия.
   Осветились декорации, изображающие комнату. Из-за кулис появилась актриса в нелепом наряде - длинном помятом коти. Протянув руки к залу, она начала рассказывать, как всего лишь ехала домой после нескольких выступлений, но обычная поездка обернулась крушением парохода. Словно возвращаясь в прошлое не мысленно, а по-настоящему, девушка поставила свою фотографию на стол возле окна. Вдруг от резкого порыва ветра окно распахнулось, карточка упала на пол. Героиня бросилась поднимать и порезалась осколками защитного стекла.
   В комнату зашёл молодой человек, и из разговора стало понятно, что это жених, который отговаривал героиню ехать на Зумари. Следом появились её родители, обмениваясь тревожными репликами - они ждали дочь, но вдруг пришло сообщение, что её пароход запаздывает.
   - Вам не кажется, набу, что оурат не совсем играет? - поинтересовалась Реллана, чуть наклонившись к моему плечу.
   Не поворачиваясь, я ответил:
   - Похоже на то, что она всё ещё травмирована.
   - Но полагаю, её карьера теперь взлетит.
   Декорации сменялись новыми с помощью хитроумных механизмов, актриса играла - или нет? - то себя в прошлом, то в настоящем, то описывая происходящее, то взаимодействуя с другими персонажами. Свет и музыка создавали атмосферу страшной тайны.
   Наконец затрещал звонок, лампы в зале зажглись одна за другой. Многоголосый шум антракта наполнил зал. Зрители вставали с мест и группками или цепочками двигались к выходам.
   Буфет главной сцены здесь хорош - разнообразных лакомств выше крыши, стулья удобные и просторно, давки нет. В нём, конечно, уже нет ощущения торжественности, как в зрительном зале, наоборот - здесь почти по-домашнему уютно. Приглушённо-бежевые стены, ложные колонны, каждый стол отделён от другого портьерой и над каждым горит висячая электрическая лампа. Реллана попросила себе игристого и блюдо канапе, а я - немного салата из креветок с огурцами и томатами.
   По доносившимся обрывкам чужих разговоров я понимал, что посетители и сейчас обсуждают то же, что остальные горожане, то есть "Кеэву". Правда ли, что прима была на ней? Насколько сюжет соответствует реальным событиям? Один раз только кто-то поинтересовался у спутника, заметил ли тот фальшь виолончели.
   - Итак, - сказала Реллана и взяла бокал за ножку. - Спрашивайте, отвечу.
   В голосе вежливость, но без энтузиазма. Я запоздало заметил, что не вижу агрессии с Релланиной стороны. Может быть, она не так плоха, как я тогда решил?
   - Хочу спросить о госпоже Кеймибагар-кхуно, - сказал я и добавил: - Может быть... - Здесь я помедлил, просить не очень хотелось. - Может быть, у меня будет возможность с нею поговорить? Может быть, вы как-то поможете?
   Уши у меня горели так, словно я приложил их к печке. Сказануть такую глупость, какую только что ляпнул я - нарочно не придумаешь. Собрался помогать женщине, называется. Ещё начать не успел, а уже перекладываю проблему на чужие плечи. Но Реллана как не заметила:
   - Давайте я лучше скажу вам, где вы её скорее всего найдёте.
   Она описала дорогу и ориентиры и пояснила:
   - Пришёл приказ освободить помещение и Ахлавиза переехала туда. После крушения она временно жила в слободе по соседству с адмиралтейством, в одном из офицерских корпусов...
   Я открыл было рот, но вовремя себя одёрнул: перебивать невежливо.
   Реллана откусила канапе. Руки у неё в мозолях и красные, ногти обрезаны до самой кожи.
   - Вы хотите сказать, что её выгоняют на улицу?
   - Вы не совсем поняли, мой юный друг, - покачала головой Реллана и сделала большой глоток из бокала. - Поскольку госпожа Кеймибагар не жена офицера, а вдова, довольства ей не положено. Мы ей уже помогли с квартирой, не тревожьтесь. И адрес её я вам дам.
   Ответ на вопрос я получил, поэтому кивнул и промолчал.
   Но хотелось задать и другой. Я неуверенно покусал губы и посмотрел Реллане в глаза.
   - Ахлавиза, - старательно повторил я. - Так?
   - Правильно.
   - Она не отсюда или это только имя?
   - Вы совершенно правы. - Гнармак почесала кончик носа. - Она ло-якунду из столицы, куда Уэншин ходил в увольнительную, пока его судно стояло в порту. Там и встретились. Он возвращался на обратном рейсе в Генгебагар, а она купила билет в Юакупанду, отдыхать и посмотреть мир.
   Это становится интересным. Газеты не называли имени вдовы, словно хотели скрыть тот факт, что она даже не ло-кагарабу, с которыми отношения мало-помалу налаживаются. Мигом я вспомнил всё, что слышал о населении Якунду.
   Они совсем одичали за долгие века изоляции, просто варвары, которые до сих пор живут без многих достижений цивилизации и даже помыться для этих людей - роскошь. Их кастовая система отличается от нашей, но как именно, мне не известно. Пренебрежительно их называют "красноглазиками", а волосы у их карамати не белые, а пепельно-серые.
   То есть выйдя замуж за чужака, Ахлавиза, получается, попала в чуждую для себя среду?
   Я спросил об этом Реллану.
   - Точно, - та покивала, чуть приподняв брови - грустно, как мне показалось. - Она болела из-за нашего климата, её угнетал непривычный уклад... Но по порядку.
   Я кивком показал, что готов слушать дальше, попутно отпив. Пряная горечь обожгла язык холодом.
   - Договорные браки уже тогда выходили из моды, гораздо проще самостоятельно выбрать себе жену или мужа.
   Моя спутница ненадолго умолкла, закусывая напиток. Причмокнув, продолжала:
   - Правда, это не относится к нам в полной мере. Человеку, который значительную часть своей жизни проводит вдали от берега, порой нелегко завести постоянные отношения и тем более создать семью.
   Вспоминается, как некоторые пары обручаются и ждут брачного возраста, чтобы жить вместе можно было уже официально, а тут даже пару проблема найти.
   - Он ведь йодха, как и вы? - Я подумал было, что трудности с отношениями это кастовая специфика, но скорее специфика общины. У пожарных ведь есть жёны, верно?
   - Да, это старый моряцкий клан, - кивнула Гнармак, отпила, посмаковала. Скулы немного порозовели, но не похоже, чтобы она опьянела. - Мы с Уэншином были давними товарищами, вместе прошли войну. О нём я знаю больше хорошего, чем дурного и не верю всем этим газетным россказням, что он стрелял в пассажиров, а потом в себя. Он не трус. И жаль, что у них не было детей, ведь они хотели бы...
   Вдруг она с мрачной иронией глянула по сторонам, потом осмотрелась более открыто.
   - Непохоже, набу, чтобы кто-нибудь здесь прислушивался к нашему разговору.
   - Все обсуждают представление, оурат.
   - Даже если кто-то подслушивает и придумывает новую сплетню, - продолжала Реллана, недовольная тем, что я её перебил, - Ахлавизе это не повредит, напротив...
   - Извините, что снова перебиваю, но почему вы уверены, что на нас никто не смотрит?
   - Некоторые знают, кто я.
   - А если нет? Вы же... привлекаете внимание.
   - О, вы привлекаете его больше, поверьте. - Тут она первый раз улыбнулась искренне. - А я всего лишь скромный офицер.
   Я спохватился и взглянул на дарёные часы Макхоуны. Пора было возвращаться в зал.
   Второй акт показывал само крушение под ту же необычную музыку и рассказы участницы событий. В конце она удачно спасается, возвращаясь к родителям и выходя замуж. Все актёры вышли на сцену - прима в свадебном наряде - поклонились и помахали зрителям. Под гром оваций занавес опустился и в зале загорелся свет.
   Сказать по правде, пьеса была захватывающей несмотря на скандальную тему. Тем не менее усидеть в кресле я мог с трудом и ждал, что Гнармак расскажет дальше.
   Когда мы в числе других наконец покинули здание театра, снаружи стемнело окончательно. Улицы всё так же блестели, облачный покров пришёл в движение, разорвался и среди обрывков изредка проглядывали куски тёмно-синего неба. Трамваи всё ещё ходили, но тащились переполненные, и мы единодушно решили проделать часть пути пешком. Ей надо было вернуться на судно, а мне - к дому Ниттара. Но если попадётся свободный велорикша - можно будет, конечно, ехать.
   Мы остановились на пешеходном мосту. Чёрная речная вода переливалась, как обсидиан, я смотрел на её поверхность, опершись о кованые перила. Молчание затягивалось, это было неловко, и я спросил:
   - Оурат, вы упоминали о семье Кеймибагара.
   Стоявшая рядом Реллана положила локти на перила моста, вдохнула глубоко через рот, прежде чем продолжить рассказ.
   - Да, набу, упоминала. За последние годы они потеряли в море троих мужчин, теперь есть и четвёртый.
   Я невольно охнул, Гнармак сделала вид, что не обратила внимание.
   - Невозможно.
   - Страшно, - кивнула она. Глаза у неё жутковато блестели, отражая городскую иллюминацию. - Я совсем недавно приходила к ним на ужин и обсуждала с Уэном, продать мне "Кимбу" или перестроить. Стоило пройти войну для того, чтобы попасть на этот проклятый лайнер. - Гнармак скорбно усмехнулась, глядя вниз, потом выпрямилась. - Идёмте дальше...
   - Человек был на хорошем счету, - сказал я утвердительно. Шаг у нас обоих был широким, разговаривать на ходу вполне комфортно.
   - На хорошем, - согласилась моя спутница. - Об этом можете спросить не только меня, но и Кимету-кхуно, и любого сотрудника, который с ним работал. Но что значат мои слова, или их слова, или чьи-то ещё, если мы не можем их подтвердить? Я разговаривала с Ахлавизой, Кимету - пока нет, слишком занят. Её не успокоила я, он тоже вряд ли преуспеет, а в ваш успех, простите, я и подавно не верю.
   Мне пришлось признать, пусть и про себя, что в её словах есть резон. Глас рассудка настаивал, чтобы я отказался от сомнительного предприятия, но с другой стороны что-то в этой истории смущало меня. Внезапно я почувствовал себя так же, как тогда, на далёком Кагарабу, когда мы с Караком первый раз шли по заколдованному саду.
   Я споткнулся от мгновенно накатившего ужаса, Гнармак оглянулась через плечо:
   - Вы в порядке, набу?
   - Ничего страшного. Извините.
   Она повернулась ко мне:
   - Ваша сила карамати может дать вам какие-то ответы? - проницательно спросила она.
   - Сомневаюсь, - сказал я, ничуть не солгав. В то же время она права - как знать, может быть, другие наши способности пригодятся мне, а не главный дар. Возможно, только что я испытал всплеск чувствительности к энергиям, хоть и не знаю, как истолковать этот момент.
   Но с тем же успехом этот внезапный ужас может оказаться не более чем плохой ассоциацией пополам с усталостью.
   На город давно опустилась ночь, и я с трудом узнавал эту улицу.
   - Так короче, - пояснила Гнармак, - а дальше проспект Академика Гилну, оба сможем...
   Она даже договорить не успела и ловко кувыркнулась куда-то в тень. Откуда-то сверху спрыгнула непонятная фигура.
   Я на одном инстинкте развернулся и увидел, что передо мной кто-то стоит. Какой-то мелкий предмет с силой ударился о камень мостовой, отскочил и упал с деревянным стуком. Засвистел рассекаемый воздух.
   Спасла меня, похоже, доля секунды - я на волосок уклонился от удара. Этот кто-то держал оружие так, что свет не отражался от лезвия. "Опять..." - успел уныло подумать я, уклоняясь от нового выпада.
   Так, у меня самого нет ничего такого, чем можно было защититься. Остаётся только уклоняться. Можно попытаться подсечь или выбить оружие... Зонт есть! Почему бы нет? Быть может, спицы и плотно сложенная ткань сблокируют и дадут мне время.
   Улучив момент, я подхватил с земли оброненный зонт. Вдруг противник сам помрёт, от смеха?
   Где-то позади раздавался стук железа о железо - похоже, Реллана выхватила кортик, ошибочно принятый мною за парадный.
   Что это? Мой собственный противник остановился, подняв палаш, и смотрел на меня. Его лицо было закрыто и я не мог видеть выражения.
   Спустя удар сердца я опомнился и принялся читать стих, глядя на врага. Тот отступил на полшага и не пытался снова нападать, тем не менее я без отрыва смотрел ему в лицо, в прорези маски, и был готов, как змея, реагировать на любое движение.
   Видимо, этот парень знает, что лучше не находиться рядом с карамати, который в данное время занят какими-нибудь глупостями вроде того же чтения стихов. Но ступор у него прошёл быстро и теперь, похоже, враг собирался не дать мне завершить заклинание. Стараясь не сбиться, я продолжал читать, уклоняться и блокировать. Зонтик трещал, но честно выдержал ещё два удара.
   Я закончил. Резким порывом ветра головореза отбросило к стене - мне даже показалось, что я слышал хруст. Вслед за этим где-то у меня за спиной яростно вскрикнула Гнармак. Ей надо помочь!
   Подскочив к бессознательно осевшему телу, я забрал у него клинок, отбросив в сторону поломанный зонт.
   Раздалось Релланино отчаянное шипение, я развернулся и бросился на выручку.
   Ого!
   Доблестная оурат вертелась, стараясь закрыть спину сразу от троих. Кортик переложила в левую руку, а платок на шее был разрезан и набухал тёмным.
   - Эй, цыплячий корм!
   С этими словами я рубанул от паха вверх обеими руками, не особенно веря, что это делаю, однако враг успел отразить удар.
   Затем неожиданно бросил оружие и задал стрекача, оставив меня с отпавшей челюстью. Товарищи бандита последовали его примеру как только, так сразу - то есть через секунду.
   Я двинулся к размеренно дышавшей Реллане, продолжавшей сжимать кортик в левой руке - внешняя сторона правой кисти, кажется, была поранена.
   - Вы в порядке, оурат?
   - А вы?!
   - Да. Вы, я смотрю, не очень.
   - Пустяки. - Она коснулась шеи, потом посмотрела на руку. - Убираемся отсюда.
   Уже на проспекте мы, стараясь не привлекать внимания, заняли скамейку.
   - Хорошо, что я не люблю перчатки, - заметила Гнармак, перетягивая руку носовым платком и зубами затягивая узел. Предложить помощь я не посмел. - Так, платку конец... - продолжала эта женщина, отрывая прилипшую ткань от шеи и кривясь.
   - Возьмите мой, - осмелел я.
   - Вот ещё. Портить вещь... Что вы расселись, юноша? Сейчас могут и стражники появиться, начнут вопросы задавать, а я не имею понятия, кто это такие были.
   - Помощь нужна?
   Кажется, порез неопасный, но создающий неудобства.
   - Вы и так достаточно помогли. Мне теперь только до дома добраться.
   - А если бросятся вдогонку?
   - Это вряд ли.
   - Почему они сбежали?
   Пытавшаяся остановить кровь Реллана недоверчиво скосила на меня глаз, точно я спросил какую-то чушь:
   - Вы с которой луны свалились? Да они вас испугались!
   Тело всё ещё била мелкая дрожь и я не вполне соображал, что говорю. Ведь Гнармак права: убийство кахини карается смертью, причём не через повешение, а через четвертование. О встрече не просто с кахини, а с недружелюбным кармати я и вовсе молчу - силы неравны. Головорез, конечно, попытался нарушить моё заклятие, но не помогло.
   - Может быть, проводить вас? - Не годится оставлять её.
   - Не стоит.
   Мне показалось, что Гнармак даже рассердилась на это предложение.
   Наконец она перетянула рану, попрощалась и торопливо ушла. Я долго смотрел в спину Реллане, пока та не исчезла из виду, потом с тяжестью на сердце отправился домой.
   Карак встречал меня и, должно быть, почувствовал адреналин в моей крови:
   - Что у тебя случилось?!
   Я вкратце описал ситуацию. Лучший друг молчал, и я не мог понять, о чём он думает.
  

5

  
   Увлечённо высунув кончик языка, я смешивал цвета и сравнивал получившееся - никак не мог остановиться на какой-то одной гамме.
   Заказчик желал, чтобы я изобразил земную женщину, а не льстил, но ведь можно добавить немного своего видения в образ, не так ли? А видел я натурщицу то облачным созданием в перламутровых серо-золотых тонах, то святой из морского сонма - тогда оттенки были зелёными и синими.
   Эскизы и палитры я вознамерился оставить себе - как некий артефакт, память о первой работе.
   - Тала, к тебе пришли.
   Открывшаяся дверь и появление Карака сейчас очень не вовремя.
   - Если репортёры, то пусть убираются. - Я не очень задумался, кто и к кому там пришёл.
   - Нет, не репортёры - к тебе, а не к Ниттару.
   - Тогда пусть подождут.
   - Не могут.
   - Мало ли, что не могут! Я занят... А что это ты так смотришь?
   - У тебя краска на ушах.
   - Честно говоря, у меня даже в мозгах краска.
   - Этот человек говорит, что его зовут Кимету-кхуно и что он здесь по просьбе вашего общего знакомого.
   Эти слова заставили меня забыть о красках.
   - Сам пришёл? - Я не поверил.
   - Ногами, - не без сарказма подтвердил Карак.
   Я уже схватил тряпку, торопливо оттёр кисть и руки и вышел в коридор - в облике огородного пугала и наверняка воняя растворителем.
   Кимету зашёл с парадного входа и ждал в пустой лавке.
   - Добрый день. Вы ко мне? - Я появился за прилавком. Вид у меня не для принятия гостей, но сейчас и не время для них.
   - К вам, набу. Меня зовут Кимету-кхуно Нивваир. Мы уже встречались.
   Сначала мы раскланялись. Я пытался вспомнить, кто это такой.
   - Кажется, я и впрямь вас где-то видел, - сказал я, задумчиво сдвигая брови. Тем более что голос я узнал.
   - Вы спрашивали у меня однажды, как пройти к "Сапфировому кимбу".
   - Точно! - Я приветливо кивнул.
   Нивваир тоже кивнул, но без тени благодушия. Я почувствовал себя немного неуютно от нахождения рядом с таким угрюмым типом, но всё-таки я у себя дома. Поэтому в знак гостеприимства протянул здоровяку руку и мы обменялись рукопожатиями по обычаю йодха, то есть рукой за запястье.
   Когда прошли в жилую часть здания, я заглянул на кухню и велел отнести наверх луаса с теми пирогами, которыми пахло утром.
   - Так по какому делу вы пришли?
   - Я сейчас всё объясню, - вежливо пообещал Кимету.
   - Пройдёмте ко мне в студию.
   - О, так вы работали.
   Должно быть, сперва гость немного удивился моему неряшливому виду.
   - Сейчас рабочее время, - брякнул я.
   - Сожалею, что потревожил вас, набу, - ровно ответил Кимету.
   - Пустое, - торопливо заверил я, пока мы поднимались по лестнице мимо охотничьих трофеев - скорее всего купленных у самих охотников. - Хозяин не может вас поприветствовать - он нездоров.
   Мы остановились на площадке и я жестом пригласил Кимету войти. Надеюсь, тут не очень смердит - я обычно быстро привыкаю и не обращаю внимания.
   Моя "студия" на взгляд посторонних уже, наверно, начала походить на "типичную" мастерскую художника: тут стол, там мольберт с работой, там - эскизы, здесь - краски... Не хватает лишь массы законченных картин. Они есть, но они в папках.
   - Видел его на палубе. Рад, если честно, что он жив. Теперь понимаю, что господин Кеймибагар старался спасти как можно больше людей.
   - То есть? - приподнял бровь я. Мне пока было непонятно, что он имеет в виду.
   - Слышали, наверно, что раздувают в прессе? Это всё ложь, я сам видел. Но я здесь не за этим - до меня дошли слухи, что вы знакомы с моей подругой, Гнармак-кхуно Релланой.
   - Всё может быть, - уклончиво отозвался я. - Присаживайтесь.
   Мы расположились на двух свободных стульях - ещё два занимали стопки-блоки акварельной бумаги.
   Кимету молчал, оценивающе глядя куда-то.
   - Набу? - Озадаченно нахмурившись, я подался к нему. - Я могу задать вопрос?
   - Смотря какой.
   - Правда ли то, что вы перешли из одной касты в другую?
   Слово "кимету" значит "светлячок", и эта история с переходом вызвала моё любопытство. Смена не только общины, но и касты - такие вещи редко случаются среди мужчин. Женщина может выйти замуж за кого-то более высокого положения.
   - Да. Я младший сын фермера. В свою очередь также задам вопрос. Девица Гнармак упоминала, что вы прикрыли ей спину.
   - Да, набу - так и было.
   - И что вам восемнадцатый год.
   - Правильно.
   - Надо же, я почему-то думал, что нынешняя молодёжь, особенно кахини, уже не та...
   Я молча проглотил это заявление о "молодёжи", но глазами негодующе сверкнул.
   Кимету будто бы и не заметил - не знаю, что именно обо мне ему Реллана рассказала.
   - Но как раз о Гнармак я и хотел бы поговорить.
   Неужели? Я нахмурился: как можно разговаривать о Гнармак со мной? Впрочем, понимаю, о чём пойдёт речь.
   - Хотел бы узнать, что именно произошло позавчера вечером.
   - Гм...
   - Нет, она мне не сказала, - сообщил Кимету, предупреждая мой вопрос. - Ограничилась словами о том, что попала в неприятности вместе с вами и пришлось обратиться в больницу.
   Значит, мне не показалось и поцарапали её сильней.
   - Что там у вас случилось? - Теперь он задал прямой вопрос.
   - А при чём здесь я, набу? - Мягко говоря, я изумился как вопросу, так и выяснившейся цели визита. - Спросите у Гнармак сами.
   Он с такой уверенностью держался, что мне показалось, будто у него заранее готов ответ на абсолютно любой мой вопрос. Вероятней всего, так и было: Кимету просто предполагал, что я буду отмахиваться.
   - Мне она ничего не сказала и это очень странно. Видите ли, мы с ней знакомы всю жизнь и с течением времени это становится важнее. Может случиться и так, что дружба отживает срок - мне бы не хотелось, чтобы это произошло.
   Я кивнул и сказал, что понимаю. Как тут было не вспомнить карамати и их отношения с семьями, в которых они родились?
   - Реллана не захотела обсуждать это со мной, но я её друг и имею право знать.
   Знает ли он о Даэршине?
   - О чём знать? - осторожно уточнил я, как будто бы не знал - о нападении, о чём же ещё. Как я туда попал и что делал.
   - У неё швы на шее, - отчётливо, как маленькому, сказал Кимету, развёл руками и уронил их на колени. - И моя подруга уверяет меня, что это ерунда и ничего страшного не случилось!
   Если человек не хочет говорить, то и не надо, но внезапно я подумал, как бы себя вёл на его месте. Допустим, если бы Карак отмалчивался в ответ на все мои расспросы, я бы не находил себе места.
   Я поднял лицо и встретился глазами с гостем, но почти тут же перевёл взгляд на свою картину.
   Конфликтовать с йодха не хотелось, говорить по душам не хотелось тоже. Да, обычно я легко схожусь с людьми, но здесь я вспомнил о его репутации жёсткого, даже жестокого человека, потому не было желания выкладывать всё, как на духу.
   - Мы с ней виделись после крушения, - заговорил я, не переставая изучать набросок. - Тогда, когда всё уже стало известно и вывешивали списки. Девица Гнармак упомянула своих друзей на "Кеэве" и, по-видимому, не желала со мной общаться. Чтобы как-то примириться и не показаться хамом, набу, я пригласил её в театр...
   - Несмотря на то, что везде идут "Спасшиеся с "Кеэвы"? - усмехнулся Кимету.
   - Да, несмотря на это. Просто знак примирения и галантности по отношению к женщине. После спектакля было уже темно и мы вместе шли по улице...
   Я описал нападение, стараясь ничего не упустить - наверно, это будет чем-то полезно Кимету, а лично я давно понял, что сам в том инциденте ни при чём. Ведь трое из четверых налетели на Реллану и никто не зашёл мне за спину. Если бы целью был я, то скорее всего не сидел бы здесь.
   Этой мыслью я также поделился.
   - Согласен с выводом. - Кимету поёрзал на табурете. - Должно быть, вашего появления не ждали... Четверо, говорите? Кто-то определённо знал, что одного головореза или двоих недостаточно. Да, верно, мы когда-то вместе учились, вместе были гардемаринами, а потом служили на боевых кораблях...
   Тут раздался стук в дверь - нам принесли горячий луас и сладкие пироги, уже остывшие, но ещё мягкие.
   - Присоединитесь ко мне, набу? - Я обвёл рукой поднос.
   - Разумеется! - Гость заметно оживился, глаза у него блеснули.
   Кимету Нивваир сладкоежка? Вот это да!
   Заметив мою усмешку, он пояснил:
   - Обычно у нас нет времени как следует подкрепиться - всё по расписанию.
   С явной готовностью Кимету вслед за мной налил себе луаса и взял кусок уже нарезанного пирога.
   - Вы бы знали, как моряки ходят на полдник, когда выпадает случай!
   Не иметь возможности наслаждаться едой... Это же пытка! А он неплохой тип, если ценит кухню...
   Запоздало я спохватился: почему он вдруг сделался так общителен? Думает, что я что-то скрыл, а потом расслаблюсь и проговорюсь?
   Как и следовало ожидать, на лице отразилось то, что я подумал.
   - Не волнуйтесь, - Кимету одномоментно стал снова серьёзным, - я не пытаюсь притвориться вашим другом, если вы об этом подумали, набу. Но когда значительную часть времени от твоих решений зависит сотня-другая жизней, иногда хочется расслабиться и выпить чего-нибудь тёплого.
   Да, Тала. Не идут тебе на пользу летние приключения.
   Он как-то странно на меня посмотрел:
   - Да, особенно сейчас, после того, как меня вызвали для дачи показаний и ответов на вопросы, как погибли Кеймибагар-кхуно и другие.
   Я моргнул, затем поспешно предложил:
   - Угощайтесь ещё.
   - Спасибо, набу. Полагаю, вы теперь не удивляетесь, почему я решил узнать о Гнармак.
   - Это правда, что вы из перешедших? - вежливо задал я вопрос. Мне говорили об этом, однако хотелось услышать из его уст.
   - Правда.
   - И то, что вы с тринадцати лет в море?
   - Тоже правда. Чтобы успешно сделать карьеру в море, примерно в этом возрасте и следует начинать. Я ушёл из дому, нанялся юнгой на китобойное судно и вышел в гарпунщики.
   Я понимающе окинул взглядом мощную фигуру гостя:
   - А пушек тогда ещё не изобрели?
   - Верно. Они недавно появились. Подобный промысел тяжёлое и опасное занятие - самое подходящее для человека, который собрался перейти к йодха, - сказал Кимету полушутя, полусерьёзно и глотнул остывающего луаса.
   - Девица Реллана из семьи китобоев же? - вспомнил я. Надо же - какое совпадение.
   - Так и есть, - закивал Кимету, - но решила сменить общину. К тому времени, как Реллана переехала в Генгебагар, я оставил промысел и готовился поступать в училище. Мы дружим с тех самых пор, с юного возраста. В нашей компании был ещё Кеймибагар-кхуно Уэншин. Он один из нас троих был потомственным, его отец даже знаком с Дарумати-кхуно.
   - Ого, - уважительно покачал головой я.
   Известный писатель, моряк в прошлом.
   - На флоте мир тесен... Мы вместе проходили курсы, вместе были гардемаринами, война разобщила нас, но после мы встретились.
   Кимету отвлёкся на еду, я сидел молча, облокотившись о край стола, и обдумывал. Реллана сказала: "Надо было пройти войну, чтобы попасть на этот проклятый лайнер". Кажется, понимаю. На войне умереть это одно, там убивают "по умолчанию". Умереть во время, которое мы считаем мирным, и на ровном месте - совсем другое.
   - Это моё третье кораблекрушение, - вновь заговорил Кимету, как будто отдохнул и был готов продолжать общение. - Но всё же ни одно даром не прошло.
   Я кивнул - что тут можно сказать? Понятно, откуда у него такая репутация в рабочей среде. Но почему только у него? Никто никогда больше в кораблекрушения не попадал? Наверно, есть что-то, о чём я не знаю.
   Воображение между тем не могло остановиться. Я представлял, что Ниттар мог и не вернуться, как многие другие, как близкий друг Релланы и этого человека, который сейчас сидит здесь. Представил и то, что Кенафин мог бы преуспеть, и тогда отца и мамы бы не было. И Карака не было. И Дан тоже скорее всего бы не было.
   Мне стало трудно дышать.
   - С Релланой мы встретились вчера после моего возвращения с повторного допроса. Дико, что нас осталось только двое. Понятно, что йодха должны быть к этому готовы и что море не прощает беспечных. Вот только чем чем, а беспечностью мы не страдаем на подобных судах. "Кеэва" словно на риф напоролась, но их нет и не может быть в том районе - я хорошо знаю и место, и лоцию, и...
   Кимету-кхуно скорбно свёл и приподнял брови, вяло махнул рукой.
   - Сложно ли управлять трансокеанским пароходом? - спросил я, чтобы немного сменить тему.
   - На трансокеанских линиях всегда сложно, - отозвался он и взял ложку. - Строгий график, зачастую жёсткие условия, зато платят хорошо... Трудно попасть. Я работал сначала на меньших пароходах...
   - Простите, что перебиваю - как "Янтарная грёза"?
   - Да, наподобие неё или новее. Это судно наших конкурентов, "Жемчужины морей", - заметил Кимету и в первый раз улыбнулся. -Это можно понять по названиям, не видя самого парохода.
   - Я не задумывался.
   - Но это так. Мои хозяева дают своим пароходам имена известных личностей, а "Жемчужина" придумывает красиво звучащие словосочетания в честь городов и мест.
   - Мне было недосуг расспросить Карака, который этим всем увлекается, - покачал головой я.
   Я давно заметил, что как "Рафина", так и "Кеэва" - ярковыраженные воронидские имена, но опять таки забывал спросить.
   - "Рафина" и её близнец "Кеэва" должны были составить конкуренцию пароходам "Жемчужины".
   Моя попытка сменить тему, кажется, не удалась: воцарилось молчание, с каждым мгновением становившееся всё более гнетущим. Кимету с виду невозмутимо подлил себе луаса, я излишне поспешно взял кусок пирога, чтобы оправдать молчание. Наверно, Нивваиру пора идти, он узнал всё, что хотел и сидит здесь только из-за угощения.
   - Реллана упоминала о допросе, - уронил я. Весьма вероятно, что не стоило этого говорить.
   - Следствие идёт до сих пор, - на удивление спокойно подтвердил Кимету, затем посмотрел на моё лицо и нетерпеливо вздохнул, заявив: - Да не бойтесь вы так, набу.
   Я хотел было возмутиться и возразить, что не боюсь, но поймал себя на мысли, что он прав. Боюсь.
   - Всё уже случилось, а я не юная нежная девица, не бойтесь меня обидеть.
   Я вгрызся в пирог, чтобы ещё чего-нибудь не ляпнуть, но даже не сделай я этого, всё равно бы молчал - язык отнялся.
   - Если вы вдруг хотите узнать, мог ли ваш хозяин не вернуться, отвечаю - да, мог. Опасность была очень велика. Можно ли было спасти "Кеэву" - нет. Можно ли было уменьшить количество жертв... не знаю.
   - Ясно. Господин Эльглот мало говорил об этом.
   - И я его понимаю, - в тон мне ответил Кимету. - Я скажу то же, что и ранее - нет там никаких рифов, и, как один из главных свидетелей, я всё возможное уже выложил, даже странно, что это не просочилось за пределы зала для заседаний комитета и не пошло в народ. Однако на тему самой аварии я почти ничего сказать не могу - потому что я спал.
   Я кивнул, вспомнив об их сменном графике. Кимету сказал, что да, так и есть: всё по часам и по расписанию и с этим строго. За время своей жизни в качестве йодха он хорошо справлялся и его карьера в "Океанской пароходной компании" считалась успешной.
   Путь "Кеэвы хаамани-Дакераат" начался так же, как у любого другого пассажирского парохода: с постройки. Тот самый остов, окружённый лесами, который я весной заметил с Бронзовой набережной.
   Капитан Нгуруму-кхуно к предстоящему плаванию отнёсся весьма серьёзно и долго готовился, собираясь после возвращения в Генгебагар триумфально уйти на пенсию. Кимету работал вторым помощником около семи лет в общей сложности и был рекомендован другими капитанами для службы на "Кеэве". Также он обмолвился, что получение этого места было большой честью. Я вспомнил блеск "Рафины" и согласился.
   Он видел как "Кеэву", только достроенную после спуска на воду, готовили к ходовым испытаниям. Это, как он отметил, всегда необходимо для тестирования качеств судна на разных скоростях и калибровки компасов.
   После испытаний "Кеэва" около полуночи вошла в гавань Генгебагара, где приняла на бор вещи, необходимые для полной комплектации.
   В течение октады набиралась команда. По словам Кимету, это небольшой срок, чтобы создать слаженный коллектив, и здравый смысл подсказывал мне, что это так. Были там матросы с меньших судов, а также с "Рафины", стоявшей на ремонте после нелепого несчастного случая. И если вторых не пугали размеры парохода, первым было, полагаю, туговато.
   Кроме роскоши я не мог не вспомнить огромность "Рафины" и постарался представить, что чувствовали эти ребята, которые могли быть даже не знакомы друг с другом прежде.
   Наконец настал день отправления, и "Кеэва", самое большое судно в мире, после предупредительного гудка медленно отправилось в сторону океана.
   Буксиры подтянули пароход к фарватеру Нагаритары и помогли развернуться носом в сторону выхода из гавани, после чего "Кеэва" на малом ходу тронулась сама.
   С высоты ходового мостика Кимету-кхуно мог расслышать шум толпы провожающих, но не оборачивался, вместе с лоцманом наблюдая за акваторией. Буксиры уже сделали свою работу, но сопровождали "Кеэву" к выходу из бухты.
   И вдруг раздался громкий треск.
   Кимету вытянул шею, чтобы рассмотреть, что это, и Нгуруму тоже увидел - он несколькими шагами очутился на левом крыле мостика, высунувшись по пояс. Кимету показалось, что капитан сейчас вывалится.
   Порывисто обернувшись, капитан отдал команду "полный стоп", и пятый помощник Хенеги-кхуно ринулся в рубку к судовому телеграфу.
   Ни Кимету, ни остальные двое не были склонны суетиться в такие моменты - компания известна тщательным отбором сотрудников, особенно командного состава, истинных йодха, - но затаив дыхание наблюдал вряд ли только он.
   "Лопнули швартовные тросы", - подумал Кимету. У стенки стояло несколько лайнеров, средних и маленьких, и все будто бы подались к проходящей мимо "Кеэве", натянув тросы. И всё бы ничего, только прямо к ней не спеша двигался кормой вперёд кагарабуанский двухтрубный "Сарвишакхайр".
   Правый винт наконец-то заработал - Кимету показалось, что приказы выполняют слишком медленно, - "Сарвишакхайр" оттолкнуло от "Кеэвы", и два буксира оттащили его назад к причалу. У остальных пароходов тросы. К счастью, выдержали.
   Все на мостике выдохнули с облегчением.
   Кимету положил руки на поручни, думая, что всё могло кончиться гораздо печальней, и это была бы не просто авария, как могло бы показаться стороннему наблюдателю. Можно ненавидеть корабль, как врага, можно любить, как товарища или члена семьи. "Кеэву" Нивваир уже определённо любил.
   Пароход наконец вышел из устья Нагаритары, миновал верфи и обозначающие мели створные знаки и взял курс на Сандивар, покидая континент. Лоцман сел на шедший следом катер и вернулся на берег.
   Тумана у Зубов Хилаки в этот раз не было, и после прохождения опасных участков можно было вздохнуть свободней. Однако расслабляться не следовало: это пассажиры имели право развлекаться и больше октады ничего не делать. Команда же бралась за новую работу - необходимо было тщательно следить за скоростью и местоположением судна, чтобы уложиться в график - опоздание грозило неудобствами для людей и убытками для фирмы.
   Конечно, служба на пароходе не шла ни в какое сравнение со службой на парусниках: регулярные отпуска, приличная зарплата и достаточное количество чуть ли не единственной радости моряка посреди океана, то есть разнообразия еды (вторая радость - это сон).
   Всё это делало работу на пароходе, который не зависит от ветра и идёт, куда ему надо, очень привлекательной. Однако для этого необходимо обладать большим опытом судоходства и обширными знаниями. Особенно высокие требования для офицеров выставляла "Океанская пароходная компания", а для работы на новой "Кеэве хаамани-Дакераат" и вовсе нереальные.
   Понятно, почему - жёсткий график, дисциплина, напряжение, постоянная концентрация внимания во время вахты и множество задач.
   Такова была оборотная сторона службы. Но Нивваиру удалось.
   Первое плавание "Кеэвы" проходило успешно - она шла легко, без вибраций и качки.
   После триумфального прибытия гигантского лайнера в порт Сандивара Кимету и Кеймибагар, бывшие друзьями и товарищами, отметили событие в ресторане - их потяжелевшие кошельки позволяли это.
   Друзья обсуждали плаванье, достоинства корабля, события прошлого и настоящего. Уэншин поведал, что в научно-популярном журнале "Путешествия в другие миры" читал, что астрономы открыли новую звезду и они с Кимету стали обсуждать, повлияет ли это на способ навигации.
   "Океанская пароходная компания" срочно закупала топливо и была вынуждена отменить рейсы двух других своих пароходов, и таким образом их пассажиры или пересели на "Кеэву", или решили обождать пару дней. Не исключено, что второе спасло им жизнь.
   "Кеэва" тронулась в обратный путь, продолжая вызывать всеобщее восхищение, ведь как и её сестра "Рафина", она была чудом техники и произведением искусства.
   Несмотря на начавшийся сезон бурь, ей везло - в отличие от той же "Рафины", которая попала в сильнейший шторм во время первого же рейса. Одиннадцатый день пути обратно в Генгебагар также выдался ясным, жизнь на борту шла своим чередом, Кимету погрузился в рутину службы и думал, как вернётся домой с подарками. Последние дни светило солнце, но оно уже не грело - осень всё-таки давала о себе знать. Нивваир стоял, закутавшись в шарф по самый нос: очень уж противным был ледяной ветер, создаваемый ходом судна.
   Заступая на вахту, Кимету приказал сменившемуся с неё матросу-рулевому передать, чтобы следили за цистернами с пресной водой.
   - И пусть включат здесь отопление, - добавил он, имея в виду штурманскую рубку.
   Небо было чистым, багрово-красный закат горел позади по правому борту, отражаясь в зеркально-гладкой поверхности воды - на самом деле стояло безветрие. По левому виднелся бледный, полупрозрачный диск Чанта. Ореол-гало вокруг медленно садящегося в океан солнца напоминал корону.
   "Циклон, - подумал Кимету с лёгкой досадой. - Только этого не хватало".
   Близился десятый час. На мостик поднялся Нгуруму, поздоровался и спросил:
   - Курс и скорость?
   - Зюйд-ост-тень-ост, набу. Двадцать узлов. Послушно идёт, - восхитился Кимету уже не в первый раз.
   - Настоящее чудо, как и сестра, - согласился капитан. Секунду помолчал и заметил: - Холодно.
   - Да. Я уже сказал насчёт запасов воды...
   Некоторое время они обсуждали технические подробности, погоду и её возможное ухудшение. Потом Нгуруму ушёл к себе, велев в случае чего обязательно его позвать.
   Наконец в двенадцать часов настало время смениться.
   - Мороз, - сказал Кеймибагар, появляясь на мостике.
   - Твёрдый нуль, - ответил товарищу Кимету.
   Солнце давно зашло и высыпали звёзды - каждая, казалось, была размером с крупную горошину, и они остро, яростно мерцали. Вода, словно чёрное зеркало, отражала их.
   Оба стояли на правом крыле мостика, глядя вперед, Уэншин моргал, привыкая к темноте.
   Кимету рассказал ему то же, что ранее капитану - о курсе и погоде, затем друзья немного поговорили на отвлечённые темы, а когда глаза Кеймибагара привыкли к темноте, Кимету попрощался и удалился.
   Перед тем, как уйти в тёплую каюту, ему предстояло сделать обход судна. Он прошёл по правой стороне несколько палуб, проверил, все ли вахтенные на местах, и направился в свою каюту. Усталость и напряжение сказывались, и Кимету заснул, едва закрыв глаза.
   Проснулся он тогда, когда сквозь сон ему почудилось, будто его толкнули.
   Или не почудилось? Он осмотрелся и увидел, что на полу лежат карманные часы - они упали с ночного столика, на который он их положил перед сном. Да, не почудилось. Но и не самого толкнули, это корабль содрогнулся. Спросонья Кимету подумал, что они налетели на мель, но вспомнил, что никаких мелей здесь нет и быть не может. Значит, "Кеэва" столкнулась с другим судном. Но как его можно было не заметить?
   Кимету вскочил и вышел на палубу. Всё тихо. Он вернулся в тепло, рассудив, что его появление на мостике в неурочное время, да ещё в одной пижаме, будет нарушением, посему лучше оставаться там, где его ожидают найти.
   Потому он надел поверх пижамы кое-какую одежду, сел на койку и стал ждать. Часы показывали три. "Час демона", - подумал он.
   Не прошло и пятнадцати минут, как к нему в дверь постучали, затем она открылась - это был один из помощников капитана, четвёртый офицер Суэзиву-кхуно.
   - Мы во что-то врезались, - сказал он без преамбулы, увидев, что второй помощник не спит. - Вода прибывает.
   Кимету молча последовал за коллегой.
   Члены командного состава собрались в рулевой рубке. Остекление приглушало доносившийся снаружи шум от стравливаемого пара. Кимету старался угадать по лицам товарищей, что же произошло, но не смог увидеть ничего, кроме ожидания. Здесь же находился директор фирмы. Он не говорил ни слова, но Кимету видел, что Сифумвар-кхуно старается держать себя в руках.
   - Неизвестно, на что мы налетели, но корабль повреждён и я уже приказал передавать сигнал бедствия, - заговорил Нгуруму посреди общего молчания. - Не говорите об этом никому, просто готовьте шлюпки, ребята - нам не нужна паника.
   Было недосуг расспрашивать капитана, насколько велики повреждения, поэтому Кимету сразу же отправился на шлюпочную палубу, где небольшими группками бродили встревоженные пассажиры. Стояла глубокая ночь и люди не понимали, почему пароход не двигается, а их заставили выйти на холод.
   Оперативно шлюпки были расчехлены и вывалены за борт - матросы проделали это, почти не переговариваясь. Если ты служишь на торговом флоте, то кроме выполнения приказов ты должен уметь проявлять собственный ум, поэтому Кимету разыскал капитана и спросил разрешения начинать эвакуацию не дожидаясь, пока тот сам его найдёт.
   - Прикажете начинать?
   - Начинайте. В первую очередь детей и женщин.
   Вернувшись назад к Суэзиву, у которого всё было готово к посадке, Кимету обнаружил, что пассажиров стало заметно меньше - ведь никто не говорил им, что происходит, а внутри теплее.
   Тут ему показалось, что палуба чуть-чуть дрогнула, почти незаметно накренилась и сразу же выправилась. Он в недоумении посмотрел вниз - увидел, конечно же, только палубный настил и собственные ноги. Взглянул на воду - та была гладкой и отражала обе ползущие по небу луны. Не было похоже, что судно в неё погружается.
   Сбегать на мостик и проверить кренометр было недосуг, и Кимету поспешил вернуться к работе.
   - Мужчины, отойдите! Пропустите женщин.
   Сам он переживал кораблекрушения, абордажные бои и пожар в открытом море, но не мог представить, чем всё закончится - это стало ясно позже.
   Работа была в самом разгаре и продвигалась гладко - никто не пытался попасть в шлюпку без разрешения, - когда подошли Нгуруму с Кеймибагаром и велели следовать за ними. Кимету подчинился и прошёл в каюту капитана, где тот достал револьверы и вручил ему и первому помощнику. Как позже выяснилось, оружие получили также Суэзиву и пятый помощник Хенеги.
   Едва они вышли в коридор, к ним подбежал красный запыхавшийся радист:
   - Капитан... Я долго не мог поймать волну, набу - сплошной треск.
   - Циклон, - повторился вслух Кимету. - И он идёт прямо сюда.
   - И тогда да поможет нам Шагар, - буркнул капитан и сказал громче: - Продолжайте, кто-нибудь должен услышать! Возвращайтесь в работе, герены.
   Кимету и Кеймибагар одновременно кивнули и вернулись на палубу.
   - Как твои уши, Нивва? - с усмешкой поинтересовался Уэншин.
   - Пока держатся на месте, - отозвался Кимету. Это был последний раз, когда он видел друга живым.
   Корабль вздрогнул во второй раз, уже ощутимей. Кимету почти бегом выскочил на палубу. Прошло не больше пяти минут, пока он ходил за оружием.
   За это короткое время возле лодки, которую он покинул, собралась небольшая толпа. Признаков паники не было, но в этот момент он вдруг понял, что трюм "Кеэвы" действительно заполняется водой. Сколько ещё оставалось времени?
   Кимету вспомнил, что не знает, а спросить капитана или Кеймибагара он не успел. Вернувшись к шлюпке, он пригласил женщин подходить быстрее. Они неохотно расставались с мужьями, но перечить офицеру не смели.
   - Можем ли мы сесть вместе? - спросила молодая девушка, державшая за руку маленького мальчика - наверно, младшего брата. Рядом с ними молча стояли отец и мать.
   - Только ребёнок и вы, оурат, - покачал головой Кимету, - это приказ капитана.
   Смутившись, девушка потупилась и отшагнула от шлюпки. Кимету бесцеремонно отстранил мальчика и передал его уже сидевшим в лодке пассажиркам.
   - Что вы делаете?! - возмутилась его мать, а сестра только приоткрыла рот.
   - Так надо! - огрызнулся второй помощник.
   Девушка грустно оглянулась на родителей и последовала за братом. Кимету помог перелезть через борт ей, потом её матери, а затем подозвал одного из матросов:
   - Спускайся на нижние палубы и передай, что я велел открыть лацпорты - пусть женщины и дети из дешёвых кают идут туда.
   Матрос козырнул и убежал выполнять, а Кимету обернулся к Суэзиву:
   - Здесь всё - садитесь на руль.
   - Но я...
   - Вы младший офицер и я приказываю садиться - берите шлюпку под командование и гребите к лацпортам.
   Суэзиву без слов перемахнул через борт.
   - Травить тали, - приказал Кимету.
   Матросы налегли на лебёдки и шлюпка, наполовину заполненная женщинами и детьми, покачиваясь, стала опускаться на неподвижную воду.
   Луны меж тем почти скрылись в океане, а небо на востоке, с противоположной стороны, начинало светлеть. Подул свежий ветерок, тут же пробравший до костей несмотря на то, что Кимету был в свитере.
   Второй офицер подумал, что если радисты не преуспели - небеса в помощь.
   "Кеэва" медленно, но неуклонно погружалась - теперь это было заметно, - Кимету ежесекундно опасался, что пассажиры придут в ужас и всё будет кончено в считанные минуты. По его собственным подсчётам удар пришёлся в правую скулу и вода медленно поступала в трюмы. Динамомашина продолжала работать, палубное освещение продолжало гореть, а значит, хотя бы один котёл всё ещё топился. Кимету предпочитал не думать, что будет, если он взорвётся.
   Уже развиднелось, когда была спущена следующая шлюпка. Размазанные перистые облака золотисто-оранжево блестели, отражая свет зари, на горизонте громоздились тяжёлые багровые тучи. Кимету долго моргнул, словно пытался забыть, что вообще это видел, но по привычке определил, что фронт надвигается с юго-запада.
   Внезапно по всему корпусу "Кеэвы" пробежала дрожь, а приглушённый звук нового удара теперь услышали все. Где-то на левом борту раздались неразборчивые крики, выстрелы, вопли ужаса, снова крики. В этот миг Кимету на всякий случай решил попрощаться с надеждой и заодно с жизнью. "Жаль, - успел подумать он, - в самом деле жаль, всё так хорошо начиналось..."
   Гигантское судно дрогнуло, накренилось и начало быстро погружаться носом, заваливаясь на правый борт. Пассажиры горохом посыпались в воду, оставшиеся шлюпки, болтаясь на талях, повисли над океаном. Не дожидаясь собственного падения, Кимету выпустил поручень, за который инстинктивно ухватился, и прыгнул за борт.
   Вынырнув, он оказался среди сотен людей, теперь боровшихся за свои жизни в по-осеннему холодной воде. Закрутил головой, силясь что-нибудь рассмотреть - шлюпки находились далеко, очевидно не решаясь подойти. На клонящейся фок-мачте в лучах восходящего солнца что-то поблёскивало - это был обшитый галуном китель Нгуруму, старавшегося забраться повыше. Вероятно, капитан не желал до самого конца покидать гибнущую "Кеэву", чей гигантский корпус торчал из воды, словно туша какого-то гротескного существа. Кимету так решил, потому что Нгуруму не хуже него знал, что цепляться за тонущее судно значит подписать себе смертный приговор.
   Крики объятых животным ужасом тонущих людей слились в ушах второго офицера в один непрекращающийся стон. С трудом удерживая голову над водой, Кимету не сразу понял, что револьвер в кармане тянет его вниз. Избавившись от груза, он инстинктивно обернулся на крик и замер: неподалёку плавала женщина в спасательном жилете и она рожала прямо здесь, в воде.
   С тяжёлым чувством бессилия Кимету мощными гребками поплыл к несчастной, намереваясь хотя бы оттащить её от обречённой "Кеэвы" и возможной воронки. Его никогда не оказывалось рядом, когда рожала его собственная жена, здесь он тем более ничем не мог помочь - и он это видел во взгляде пассажирки.
   Он почти добрался, когда раздался гулкий взрыв и к небу взметнулся целый фонтан из водяного пара, обломков и кусков угля - вода залила котёл. Куски металла и дерева дождём посыпались на людей в воде.
   Ещё не оправившись от увиденного - это был натуральный ночной кошмар, - Кимету не сразу понял, что переменилось. Океан вокруг был полон барахтающихся мужчин, женщин и детей, звавших на помощь богов и хоть кого-нибудь, как вдруг крики начали затихать. Парня, цеплявшегося неподалёку за обломок доски, что-то дёрнуло вниз - и он пропал. Роженица, без отрыва продолжавшая смотреть на Кимету, с захлебнувшимся воплем разделила судьбу парня. Второй помощник капитана напряжённо заозирался, ничего не понимая, и не знал, что страшнее - отчаянные вопли или то, как один за другим они затихают.
   Вдруг что-то схватило его за ноги и с силой повлекло в глубину. Он попытался пнуть того, кто его держал, но только выскочил из башмаков, а державший лишь перехватил свою добычу удобней.
   Борясь, Кимету мельком заметил, что вода вокруг темнеет и стремительно становится чёрной, и чуть не выпустил из лёгких остатки воздуха - голову сдавило как железным обручем.
   Внезапно державшая Кимету хватка ослабела и он, не теряя времени, погрёб к мерцающему далеко наверху свету. Спустя долгие секунды он вынырнул, прокашлялся, проморгался и увидел, что рядом с ним на поверхности показалась тюленья голова с голубыми человеческими глазами, и тут же на неё опустилось весло. Голова ушла под воду, окрасившуюся красным. Кимету вскинул взгляд и увидел движущийся борт шлюпки, а над ним - взмокшего, несмотря на холод, и простоволосого Хенеги.
   Пятый помощник ловко положил своё "оружие" на днище и помог сослуживцу забраться, почти втащив его в лодку. Силы оставили Кимету и он уже не видел, но машинально замечал, что, судя по звукам, Хенеги снова действует веслом...
   Кимету замолк и потянулся к пирогам. Я поёжился, зябко поведя плечами - от его сухого рассказа мне сделалось не по себе.
   - Потом, где-то час спустя, пришла одна-единственная "Высокая луна" - они одни услышали сигнал. Выжившие так обессилели, что поднимались на её борт с горем пополам. В числе последних были я, капитан Нгуруму-кхуно, из младших офицеров - Суэзиву, Хенеги и третий помощник Витану. Кеймибагара никто не видел, - его голос еле заметно дрогнул, - как и шестого помощника Испаата. А когда "Луна" взяла курс на Генгебагар, погода испортилась окончательно и начался шторм. И несмотря на попытки уйти от циклона, натерпелись люди ещё больше. Я-то ладно...
   Последняя фраза была более чем красноречивой. Это не первое кораблекрушение Кимету, но даже он такого не ожидал. Помолчали.
   - Шилкарани? - наконец вымолвил я, глядя в кружку.
   - Кто же ещё, - хмыкнул гость, выражая большую заинтересованность в еде, чем в разговоре. - Я видел, Хенеги-кхуно тоже видел - но непонятно, сколько их там было. Скорее всего - изрядное количество. Именно поэтому мои начальники никого не отправляли искать тела - боялись, что с поисковым судном тоже что-то случится. Оборотней некоторые выжившие видели в воде.
   Кого-то убило взрывом, кого-то утащил с собой гибнущий лайнер, а кого-то... Но зачем они это сделали?
   - Вы сказали, что не знаете, можно ли было уменьшить количество жертв, - осторожно произнёс я.
   - Да, не знаю. Это был мой промах, - сказал Кимету почти спокойно. - Я не имел понятия, сколько оставалось времени, а Уэншин, по-видимому, это знал, если позволял мужчинам занимать места. И, должно быть, тяжело ему было уходить вместе с кораблём.
   - Что вы имеете в виду?
   Он сделал отрицающий жест - дескать, забудьте - и закончил:
   - Может быть, что-то бы сложилось иначе, пошли я подальше своё убеждение о том, что женщин и детей надо защищать, а мужчины как-нибудь сами.
   Я подумал, что это убеждение не только Нивваира - многие в нашем обществе его разделяют.
   - Вы думали, что на свободные места сядут пассажиры третьего класса? - уточнил я. - И этого не произошло?
   - Как потом объяснял Суэзиву-кхуно, на нижних палубах уже началась паника - там обо всём догадались гораздо быстрее, чем на верхних. Люди пытались прыгнуть в шлюпку и он опасался, что её перевернут. С Хенеги, кстати, вы бы подружились. Такой же импульсивный молодой человек, как вы. Родители хотели, чтобы он сделал карьеру судьи, а он взял и сбежал из дому в море и правильно сделал...
   Я фыркнул и усмехнулся - слово "хенеги" значит "закон". Шилкарани каким-то образом повредили пароход, топили людей в воде, но не пытались переворачивать лодки после того, как отчаянный пятый помощник проломил несколько голов. Судьёй при таком характере и впрямь не очень удобно становиться.
   - Можно вопрос?
   - Можно.
   - Вы считаете, что женщин надо защищать, но дружите с девицей Гнармак? - Я не мог понять, как одно соотносится с другим.
   - Она не женщина, она мой товарищ. И офицер флота, пускай и отставной... Дальше, то есть пока мы следовали домой, ничего не произошло. Не знаю, почему шилкарани не трогали другой пароход. Следующая ночь после крушения была такой же ясной, как накануне, и когда я более-менее пришёл в себя, то отправился на палубу и увидел сотни падающих звёзд. Целый звездопад.
   - Сезон закончился летом, - удивился я.
   Мой собеседник кивнул - он тоже это знал. Я молчал и думал о звёздах, жертвах и о том, что испытываю необычное ощущение - получается, Кеймибагар пускал в лодки кого угодно, мужчин и стариков тоже? Получается, я ему в чём-то обязан?
  

6

  
   Подвал в доме у Ниттара - это нечто. Это залежи, в которых можно проводить археологические раскопки, как на местах древних цивилизаций.
   Нетрудно догадаться, что того, что мне нужно, я не нашёл ни с первого раза, ни с пятого. Дальше мы с Караком уже отправились на Кагарабу.
   Первоначально я взялся за дело с энтузиазмом и рвением - чтобы побыстрей найти это треклятое зеркало, из-за которого было столько проблем, побыстрей отдать его Даэршину и побыстрей забыть об этой истории.
   Карак, разумеется, подвергал сомнению то, что мы об этом с лёгкостью забудем.
   - Неизвестно, что сумасшедший сможет натворить, будь у него эта штука, - вздохнул Карак. Он сидел на рогах какого-то животного, прибитых к стене. Тёмно-красных, кажется.
   Я был склонен согласиться.
   - Ты прав, - пробурчал я. Пусть и согласен, сказать это вслух оказалось нелегко. - Ничего не поделать - принёс клятву страшную, как дурак.
   - Не дурак, - отозвался со стены Карак. - Ты поклялся, чтобы выжить.
   - Дурак, - мотнул я головой, оглядывая груду хлама в углу. Слой пыли в ладонь толщиной, наверно. - Полез туда и тебя прихватил. Туда бы солдат десятка два... Попался, как ребёнок.
   - Даэршин же Алиеру, - не унимался Карак. - Иллюзионист хренов.
   - Ну и что... А-пчхи! - Пыль попала мне в нос и я не стесняясь чихнул, едва успев заслониться. Глаза заслезились.
   - Полез, сломя голову, - продолжал я, отерев их внешней стороной ладони в перчатке, ещё относительно чистой. - Хе, голову чуть и не сломал... Да кому бы мы рассказали?
   - Это значило подтвердить, что у Ниттара проблемы.- Карак отряхнулся, как будто стараясь очистить перья от пыли. Да, от моего чиха она поднялась и кружилась теперь в лучах фонарей, но Карак находился на другом конце комнаты.
   - Ладно, ты прав вообще-то, - признал я, перешагивая через скатанный ковёр (сколько там пыли наверняка!). - Будем теперь расхлёбывать.
   Я взял фонарь, неизвестно, в который раз поводил лучом - вдруг зеркальная поверхность где-нибудь блеснёт. Безрезультатно, тоже в который уже раз.
   Кипы газет и журналов, перевязанные бечёвкой, старые тяжёлые подсвечники с остатками воска, шляпные картонки, велосипедное колесо, рама без картины, но со следами позолоты, механические игрушки - наверняка сломанные, стопки писем...
   Настоящий склад. Вон ещё пять-шесть кадок для растений и десяток глиняных горшков. В углу прислонён государственный флаг - когда-то он был тёмно-синий, а теперь пыльно-синий.
   Я огляделся. Надо посмотреть в тех сундуках, только замки на них старые даже на вид. При мысли о том, что дужки придётся пилить, я застонал. Даже если у Ниттара найдутся ключи, он вряд ли мне их выдаст.
   Я подошёл к ближайшему сундуку, примерился и, ухватив за бока, поволок поближе к свету. Надо спросить у Режльхора, где у него ножовка по металлу.
   С удовольствием бы потратил время на что-нибудь другое. Неважно, чтение это, работа, прогулка или визит к Эйли.
   Вернувшись назад, прикинул: ещё один сундук следует снять с другого и поставить на пол, но одному не справиться - слишком объёмистый.
   Поэтому я всё-таки влез по лестнице, разыскал слугу и велел мне помочь. Режльхор заворчал было, что только-только присел (конечно, разумеется), но хватило грозного взгляда, чтобы он подчинился. Кряхтя, мы сняли сундук и опустили на пол, на расчищенную мной площадку. Режльхор ушёл за ножовкой, а я взялся отодвигать следующий.
   Что это? Как будто что-то хрустнуло, когда я дёрнул.
   Тут как раз вернулся Режльхор, и я объяснил, что вот этот сундук нам надо немного поднять. Молча слуга взялся помогать, а когда нам удалось сдвинуть сундук, я увидел фигурный край чего-то плоского и тёмного.
   - Ты можешь идти, - уронил я, не отрывая взгляда от находки.
   Режльхор беспрекословно - и наверняка охотно - удалился, а я достал предмет из-под придавившей его тяжести уже самостоятельно. Сердце колотилось - неужели наконец нашёл?
   - Карак! - позвал я, переходя на родной язык и вытирая лоб. Смотрел я по-прежнему на свою находку.
   - Чего? - отозвался Карак.
   Похоже, я так его достал своим нытьём и вознёй, что он решил вздремнуть под крылом.
   - Кажется, нашёл.
   - Да ну?! - встрепенулся Карак.
   Он спрыгнул вниз и через завалы старых вещей направился ко мне. Я всё-таки перенёс лампу ближе к месту "раскопок", потому что уже не было опасности опрокинуть её, и надёжно установил на маленьком ящичке. Затем начертил в воздухе секретный знак, отклоняющий враждебную магию. Вряд ли поможет от серьёзной атаки разъярённого карамати, но сейчас не помешает.
   Карак взобрался на стоящий рядом злосчастный сундук, с интересом глядя на зеркало - я уже не сомневался, что это оно.
   - Переворачиваю?
   - Давай!
   Я протянул руку почти с благоговением, подцепил пальцами раму из чёрного дерева и перевернул.
   - Ооо... - протянули мы одновременно и разочарованно.
   Стекло оказалось разбитым. Я уже безбоязненно взял зеркало обеими руками и наклонился к свету, чтобы лучше рассмотреть. Повреждённый артефакт уже не опасен, слухи о подобных вещах ложны.
   В свете лампы серебрились сколы отражающей поверхности, в которой сложно было что-то рассмотреть, но я вспомнил, что видок у меня сейчас наверняка ещё тот: вымазался в паутине и пыли с ног до головы.
   Отложив зеркало, я взял блеснувший на полу осколок двумя пальцами:
   - Ну, что скажешь?
   - Просто старая вещь, - ответил Карак и встопорщил перья на зобу.
   - Мне показалось, мой друг, или ты разочарован? - усмехнулся я.
   - Разочарован - ты так старался, а в итоге... Ещё и вспоминал сколько, что поклялся.
   - Достал я тебя? - Я усмехнулся шире.
   - Не то слово! - с преувеличенной горячностью согласился Карак. - Давно так на уши не приседал.
   Я живо вспомнил закрытые перьями воронидские уши, мигом представил, как кто-то садится Караку на голову, и меня передёрнуло.
   - Хм. - Я продолжил осматривать находку. - Что-то меня смущает, но никак не пойму, что. Вся сила из него давно ушла, но я всё равно не стал бы класть это на стол или под кровать.
   Карак вытянул шею и стал разглядывать сломанный артефакт каждым глазом по отдельности.
   - Камни, - наконец сказал он.
   Действительно, в раму вделаны камни, то бишь священные сапфиры. Для ло-самавати минералы синих оттенков считаются самыми сильными для защиты и у карамати, и у атми, а у первых ещё и для волшебства.
   Гм.
   Я наклонился ниже, всматриваясь пристальней. Стекло разбито, все камни на месте - всего их восемь, но они слишком тёмные, как будто грязные. С тревогой я вскинул глаза на Карака, но тот отреагировал невозмутимо:
   - Чисто, даже не думай - эти накопители больше не работают.
   Накопители? Они поглощали что-то, что так повлияло на цвет?
   - Цвет ушёл, блеск ушёл, структура кристаллов испорчена, - продолжал Карак, - но теперь они не опасны. Глухой инертный камень.
   - А были опасны? - скривился я.
   Смотрящий в такое зеркало видит то, что причиняет ему наибольшие страдания или беспокойство. Погружается в боль, входит в транс и начинает придумывать метод исправления, дальше видит уже картину альтернативы. И она воплощается в жизнь. При неумелом обращении последствия могли стать непредсказуемыми.
   - Давно. Скорее всего, когда стекло разбилось.
   Дрожащей рукой я поправил волосы, прилипшие к вспотевшему лбу, размазал грязь.
   - Большая ответственность, - как-то придушенно заметил Карак.
   - Даэршин хотел вернуть лицо себе и Маргейде, - хмыкнул я.
   - Ну, теперь его замыслу конец. И конец его жизни.
   - Как поэт добавлю, что она разбита. - Я аккуратно пристроил осколок на то место, куда он больше подходил.
   - Представляю, как бы он здесь рылся, заполучи он дом. Прям как ты.
   Невольно я улыбнулся.
   Отмываясь в бане чуть тёплой водой, я слушал, как гудит огонь в заново растопленной печи, чувствовал аромат берёзовых веников и подавленно думал о Даэршине. Я не был уверен, что не окажусь когда-нибудь на его месте.
   Да, Макхоуна помогла, шепнув моё имя паре-тройке людей из своего окружения, но зная истории художников прошлого, легендарных, выдающихся и просто известных, я сомневался, что смогу прокормить жену. Ведь когда-нибудь, пусть и нескоро, она у меня появится.
   И что со мной такое? Наверно, это осенняя хандра: сложно привыкнуть, что солнечная погода кончилась, как по команде.
   Я оделся в чистый махровый халат и прыжками пересёк сад, на бегу помахав рукой мальчишкам, которые обрезали ветки у яблонь и белили стволы. Даже замёрзнуть не успел. Резко остановился, когда увидел Ниттара на крыльце. Он вертел в руке какой-то конверт и, кажется, всматривался в глубь сада.
   - Я ждал, пока вы появитесь. - С этими словами старик протянул мне послание.
   - Кто передал? - осведомился я, поднимаясь по ступенькам и беря конверт. Под ложечкой неприятно засосало.
   - Какой-то мальчишка.
   - Какой?
   - Йодха, мне кажется - слишком прямо смотрел. Шапка велика и бушлат не по росту.
   - Бушлат, говорите?
   Релланин юнга.
   Я быстро зашёл в дом, и стоя под настенным светильником в коридоре, разорвал конверт.
   "Уважаемый господин Талавару-рохо, - писала девица Гнармак. - Должна сообщить вам, что ожидаю вас завтра к семи часам пополудни в трактире для офицеров "Зубы Хилаки". Необходимо встретиться и обсудить некоторые вещи. Адрес прилагаю".
   Даже почерк мужской. Как есть андрогин.
   Буду, ладно. Не знаю, о чём Реллана хочет говорить, но это может оказаться важным. Вряд ли у неё есть масса свободного времени, которое можно потратить на меня, а добрыми друзьями мы даже после той стычки не стали.
   Когда сели обедать, я снова вернулся мыслями к Даэршину и зеркалу. Понятно, что такие думы не улучшают пищеварение, потому я попытался сосредоточиться на супе с сырными шариками - баклажаны, морковь, сладкий перец, зелень и специи. И сырные шарики, конечно. Овощи-зелень свежие - как раз урожай, не суп, а мечта. Но сосредоточиться не особенно удалось, и моё лицо, похоже, выглядело озабоченным и хмурым.
   - У вас всё в порядке? - спросил Ниттар и аккуратно положил рядом с тарелкой суповую ложку.
   Я попытался отговориться тем, что постоянно думаю о "Кеэве", как и многие.
   - Как хотите, - ровно отозвался хозяин, пожав плечами. Служанка забрала у него пустую тарелку и принялась накладывать в неё из парующего горшка рис с мясом вигу. Над столом поплыл невообразимый аромат, но на этот раз я ароматом и ограничился: даже с супом не управился, что для меня не типично.
   - И всё-таки? - снова нарушил молчание Ниттар, жестом останавливая Гуулвену и забирая у неё полную тарелку. В наблюдательности ему не откажешь. А чего я хотел? Вьяпар, в прошлом успешный, да и сейчас живущий не в доходном доме.
   Карак с угрюмой жадностью, даже с каким-то остервенением уничтожал свою порцию риса, и говорить, похоже, ничего не собирался. Мы оба знали, что испорченный артефакт больше не действует и не представляет угрозы в большинстве случаев - подобно сломанной машине. В большинстве - кроме тех, когда этот артефакт вбирает в себя негативные эмоции. Стоит его повредить, и содержимое начнёт выходить из него, как воздух из дырявого мяча.
   Лучший друг ел себе и ждал, пока я сам приму решение, говорить или нет.
   - Набу, помните, я просил у вас ключ от подвала? - начал я непослушным языком, окончательно потеряв аппетит. Мне было очень неприятно начинать этот разговор.
   - Помню, конечно. Не нашли, что хотели?
   - Наоборот нашёл. Хочу спросить вас кое о чём.
   По голосу я понял - смотрел я в тарелку с остатками супа, - Ниттар удивился и напрягся:
   - Спрашивайте.
   - Старинное зеркало в раме чёрного дерева, - я всё-таки поднял взгляд и посмотрел Ниттару в лицо, - с вделанными в неё потускневшими сапфирами.
   Я заметил, что Ниттар хмурится всё больше, и продолжал:
   - Оно оказалось разбитым - кто это сделал? Вы знали, что это за вещь? И как она попала сюда?
   Выпалив всё это, я испугался, не сказал ли лишнего. Метнул быстрый взгляд в сторону Карака - тот продолжал молчать, уже подавленно, кроша в лапе хлебную корку, - посмотрел опять на Ниттара. Тот так же, как я только что, рассматривал содержимое тарелки, вопреки этикету положив локти на стол и ссутулившись.
   - Вы знали, что она опасна? - вякнул я.
   Эльглот-кхуно посмотрел на меня, и я на какую-то секунду его не узнал. Никогда не видел в его глазах такого отчаяния и злобы. Относилось это не ко мне, однако по спине пробежал холод. Да, я совсем не знаю этого человека и зря расслабился за всё это время. Передо мною вьяпар, природное оружие которого хитрость и предприимчивость. Не огонь и отвага, как у йодха, не исполнительность, как у каази и не многочисленные знания, как у нас.
   Мне стало не по себе. Сейчас я услышу.
   - Знал, - ответил Ниттар. В голосе у него были недобрые нотки. - Конечно, знал. Человек по имени Алиеру-рохо Ноквуфин обратился ко мне с просьбой спрятать это зеркало.
   Разумеется, я помнил Ноквуфина. Типа, который состоит как будто бы из одних углов и треугольников, и с голосом вроде бы и молодым, но каким-то скрежещущим. Парень сейчас глава дома Алиеру. Никогда не любил этого высокомерного типа. Наверное, поэтому не любил геометрию, которую тот преподавал.
   - Я и спрятал подальше.
   - Никто не знал, что оно у вас?
   - Знали, наверно. - Ниттар вскинул брови и пожал плечом. Тон стал равнодушным, но злой блеск в глазах никуда не пропал. - Приходили несколько раз какие-то люди, головорезы с виду. Все нынче в Лунных шахтах, потому что здесь качественная сигнализация.
   - Качественная? - как эхо, переспросил я.
   - Именно качественная, - кивнул хозяин дома. - Контур признаёт "своим" того, кого укажу я. Её делали для моего отца, когда мы только въехали сюда. Карамати, который создавал защиту, давно умер и не оставил способов, по которым можно её обойти.
   Мы с Караком как воды в рот набрали, слушая эти откровения, и я уже был готов к дальнейшим неприятным открытиям.
   - Очевидно, Ноквуфин не хотел, чтобы этим артефактом воспользовались свои же, то есть другие карамати, потому выбрал меня, атми. С не менее надёжным хранилищем, чем имеются у вас. Через несколько лет после очередного визита грабителей появился "призрак", а потом я послал за вами. Вот, собственно, и всё.
   - Как зеркало оказалось разбитым? - пробубнил я, не узнавая собственный голос.
   - Этого не знаю.
   Воцарилось молчание. Ниттар взял ложку, потеряв к нам интерес.
   - Вы понимаете, что это значит? - наконец выдавил из себя Карак.
   Эльглот кивнул, не глядя на него, а потом прожевал и сказал:
   - Конечно, понимаю. - Вид у него был усталый. - Догадался, как только умерла Легаривена, моя жена. Вскоре погиб сын с его семьёй. Пропали в море, не первые, не последние.
   Я не знал, что здесь можно сказать. Когда артефакт был повреждён, он перестал действовать и представлять опасность, это так. Но в конкретном случае оставалась другая: накопители тоже вышли из строя, послав проклятие на головы тех, кто жил здесь - как вытекание топлива из прохудившейся цистерны прямо в океан. Вспомнив тёмные, помутневшие камни, я закрыл глаза и снова открыл. Древнее зло из страшилок - зеркалу очень много лет.
   Я сидел и не знал, куда себя девать. Карак уткнулся в тарелку и даже корку хлеба уже не крошил - вся искрошена. Встать и уйти невежливо (какая, к шетани, вежливость?), оставаться на месте невыносимо.
   - Мне очень жаль, - бухнул я. Глупо.
   - А вы при чём? - удивился Ниттар. Голосом таким, словно этого разговора не было.
   Спать я отправился гораздо раньше обычного, даже без ужина - после того, как долго промучился с эскизами. Заснуть не мог и ворочался.
   Правильней будет передать остатки зеркала обратно в Башню, попрошу отца, чтобы лично уничтожил.
   Утром разразилась гроза, к обеду сменившаяся ливнем. Кое-как перекусив, я пробовал поработать, но свет никуда не годился - он колебался и плыл. Наконец ливень прекратился и пошёл мелкий дождик. Настроение у меня совсем испортилось. Я слонялся без дела, Карак штудировал газеты, Ниттар работал. Ему, кстати, удалось сохранить груз, за которым он ездил на Зумари и чудом вернулся.
   Меня глодало нехорошее предчувствие, когда я собирался на встречу с Гнармак. Погода разгулялась, я приободрился, но только чуть. Добираться решил общественным транспортом, поэтому вышел из дому загодя. Так, через три квартала можно будет сесть на трамвай, который идёт до угла нужной мне улицы, а дальше можно идти пешком и спрашивать дорогу у местных, если вдруг заблужусь...
   Ещё было довольно рано и я не спешил: даже поднялся на любимую башню. Всегда считал, что в том же пейзаже при разной погоде есть что-то завораживающее.
   Дождь больше не собирался, несмотря на зловещий цвет облаков, и сидя в салоне трамвая, я наблюдал за улицами, движением и время от времени посматривал на часы. Наверно, Реллана всё-таки хочет сообщить нечто серьёзное - теперь я в этом не сомневался.
   Перед походом я посмотрел, конечно же, карту, запоминая, как идти, но в один какой-то момент ошибся поворотом и дорогу пришлось спросить. Прохожий, мой ровесник с нашивками младшего офицера, дал подробные ориентиры и добавил, что поворот не четвёртый, а пятый. Также оказалось, что местные нужный мне трактир называют просто "Зубы".
   Воодушевлённый тем, что теперь не опоздаю, я направил свои стопы в нужном направлении.
   Трактир оказался каменным одноэтажным зданием с простыми наличниками на окнах и деревянным крыльцом, возле которого сидел нищий.
   Старик что-то бормотал себе под нос, мутными глазами глядя то по сторонам, то в землю. Когда я задержался у первой ступеньки, чтобы очистить подошву, нищий безразлично повёл взглядом и уронил голову на грудь. Седые космы повисли, как пакля.
   Нахмурившись, я озадаченно окинул взглядом сутулую фигуру деда: что-то мне в нём знакомо, не встречались ли раньше?
   Однако тут же заприметил направлявшихся сюда же трёх офицеров и поднялся мимо деда в сени. Странно, что патрульный полицейский его не прогнал.
   Внутри стоял запах жареной рыбы и пива. Гнармак я увидал почти сразу: она сидела за столиком в углу, возле открытого по случаю потепления окна. Вокруг было много свободного места, но посетители отчего-то не желали его занимать, подтаскивая стулья к уже занятым столам.
   Лавируя между них, я бесцеремонно подошёл к Реллане и сел напротив.
   - Добрый вечер, оурат.
   - И вам того же. Угоститесь чем-то?
   - Не откажусь.
   У неё даже меню не забрали.
   - Что на них нашло? - без обиняков спросил я, легонько указывая себе через плечо большим пальцем.
   - Как раз об этом я и желаю поговорить. Заказывайте пока.
   Я сказал всё-таки подошедшему официанту первое попавшееся название и велел удвоить, для Релланы.
   - Я решил, что так будет правильно, - пояснил я.
   - Что ж, галантно с вашей стороны, - равнодушно ответила она, глядя куда-то мимо.
   - Эй, Гнармак! - вдруг окликнул один из посетителей. - Девочки-то хоть не отказывают?
   Та пренебрежительно фыркнула, ясное дело, не ответив, зато острослов получил от товарища такой подзатыльник, что едва не полетел на пол. Даже если человек преступник, не стоит на публике шутить или грубить о его интимной жизни.
   Послышался возмущённый возглас, завязалась перебранка.
   - Хуже матросни, - неприязненно прокомментировала Реллана. - Стыд и позор.
   - Здесь солидное заведение, господа, - перекрыл шум зычный голос хозяина, - а не дешёвая забегаловка!
   - Итак, - я поёрзал на стуле, - я готов.
   Я был прав: Гнармак хотела сообщить нечто важное - у неё неприятности, а значит, помогать мне так, как предполагалось, она теперь не может.
   Причём крупные неприятности: она низвела свой род.
   - То есть?...
   - Совершенно верно, - закивала она. - Мне пришла повестка в суд - в качестве обвиняемой. Как выяснилось, парней Даэршина взяли, а сам он проговорился о наших отношениях уже после того, как он стал ахуту.
   Я молча внимал. Плохо дело, связь с представителем "дна" - это серьёзный проступок, и если вина доказана, позор ложится на всю семью.
   - Здесь что-либо отрицать не имеет смысла.
   Нам принесли мой заказ - варёных раков и холодное тёмное пиво.
   Я без особого аппетита, что странно, подвинул к себе тарелку и разломил панцирь. Реллана взяла запотевший стакан.
   - Значит, они завели дело? - уточнил я.
   - И уже не сегодня-завтра закроют, - кисло и лениво усмехнулась она. - Тут доказывать нечего, всё и так понятно.
   - Как это случилось? - Я тоже взял стакан, холодный и запотевший. Что-то мы уже второй раз пьём, так до приятельских отношений недалеко.
   - Поймали тех молодчиков, которые напали на нас недавно.
   - О!
   - Не знаю, кто заявил, - она прищурилась, разглядывая напиток на свет, - но сначала меня вызвали для дачи показаний, а потом, видимо, всё решили без меня, а дело ушло в суд. Какой-то из парней наложил в штаны и всех выдал. А там ниточка привела к Даэршину, всё и вскрылось.
   Я дар речи потерял на полминуты, что для меня много. То есть старый хрен разболтал обо всём, о чём можно и о чём нельзя?
   - Вот тебе и... - пробормотал наконец я. Я хотел закончить "любовь", но остерёгся.
   Может, и любви-то никакой уже не было, только редкие встречи, ностальгия и тайна.
   Гнармак сделала вид, что не заметила моей ремарки.
   - Есть у меня подозрения, что за всей этой братией было установлено наблюдение, причём не так давно - в полицейском штабе всё-таки набрались храбрости. До того закрывали глаза, потому что под землёй всех этих ребятушек хрен поймаешь, никто не хотел шею подставлять или сотрудниками рисковать.
   Это очень даже могло быть, и уже после нашего визита к старой сволочи бывшему Алиеру. Скорее всего, наткнувшийся на нас с Караком патруль должил начальству, что я сидел у открытого люка и дышал свежим воздухом.
   - На банду доказательств не хватало, а теперь появились. Попутно всплыли и его дела, о которых я предпочитала не знать.
   - Вам хотя бы не могут вменить заодно и соучастие?
   - Здесь как раз нет никаких улик и никаких оснований. Мы были вместе довольно редко после его "исчезновения" и чего я не знала, того не знала. И уж подавно не участвовала.
   Она отхлебнула солидный глоток и совсем немного закусила. Я последовал её примеру. Вкусно.
   - Кражи на заказ, похищения людей и вымогательство. Даэршин подчеркнул мою непричастность, но о нашей связи почему-то смолчать не смог, - язвительно хмыкнула Реллана. - Это серьёзное обвинение и тяжкий грех, таким образом, я вам больше не помощник в вашем вопросе. Если у меня были какие-то связи, то теперь я их утратила, вместе с авторитетом. Сами видите. - Она вяло обвела рукой зал.
   - У меня впечатление, - осторожно произнёс я, - что вы не очень-то беспокоитесь.
   - О, мне безразлично, что обо мне думают юнцы... - Интонация у неё была такая, будто она оборвала фразу и не добавила "вроде вас".
   - Как же вы теперь?...
   - Разберусь как-нибудь. А вам советую обратиться за помощью, если она вам потребуется, к Кимету Нивваиру.
   Выпила она уже довольно много, но это никак не повлияло - лишь глаза сильнее заблестели. Я мысленно даже восхитился - как не в себя, - а потом подумал, что Даэршин контуженый придурок и что он правильно покинул наши ряды. Он не кахини, он бандит, и среди ахуту ему самое место.
   - Интересное совпадение, - продолжала собеседница, - что убить нас заказали парням Даэршина.
   - Интересное, - согласился я и кивнул. - А кто это сделал, известно?
   - Женщина, молодая, скорее всего ло-самавати, - безразлично пожала плечами Реллана. - Ищи-свищи.
   - У меня есть некий вопрос, оурат.
   - Задавайте, пока есть возможность.
   - Что это за дед у входа?
   - А, он чокнутый. Полоумный.
   - Почему же он не в психлечебнице?
   - Он живёт поблизости. Тихий, никого не трогает. Он, кажется, и не старик вовсе, - тон голоса немного изменился, стал задумчивым. - Поседел просто очень рано. Часто бормочет всякий бред, боится воды и ничего не помнит. Абсолютно - ни откуда он родом, ни даже как самого зовут. Все называют его "Нос". Нос же впечатляющий, согласитесь.
   Я кивнул.
   - Безобидный нищий, никому не мешает, - продолжала Реллана, - появился здесь давно, ребята заявляли в полицию, давали объявления в газету, но родственники так и не объявились.
   - Может быть, они все просто мертвы и приходить некому?
   - Весьма вероятно... Помню, мы с капитаном Унумбигли были в увольнительной и на Носа наткнулись, когда домой шли. Вечер, значит, темно, двор-колодец, и вдруг Нос выскакивает и к Аманифину, в смысле, Унумбигли. Тот здоровый такой бугай, седая борода лопатой. Нос рыдает, в него вцепляется и отцом зовё т, представляете?
   - Напомнил кого-то, - предположил я. - Отца то есть.
   - Возможно. Аманифин его отогнал, полицию звать не стали.
   Я угрюмо покачал головой и взял следующего рака.
   - Может статься, Нос увидел слишком много, вот и тронулся умом, - вздохнула Гнармак почти сочувственно. - Все утонули, а он нет, или пираты его одного пощадили... Я в молодости полгода служила на корвете, всякого навидалась. Пираты стараются обычно смыться побыстрей и уж тем более не сражаться с военными кораблями, но иногда случалось прихватывать с поличным. После такого зрелища нам хотелось их отправлять не в тюрьму, а на рею сразу, но уважать закон было необходимо. Однажды попалась небольшая бригантина, люди на которой, вероятно, не пожелали сдаться - ну, вы знаете, наверно, сначала эта мразь предупреждает "по-хорошему". На палубу ступить было невозможно, чтобы не поскользнуться.
   Она перевела дыхание и глотнула.
   - Если бедолага, который сейчас сидит снаружи, видел, как нечто подобное сотворили с его друзьями или семьёй, я не удивляюсь его состоянию.
   Язык у меня окаменел, губы тоже, а под ложечкой противно сосало. Эмоции меня одолевали противоречивые, и чтобы как-то их упорядочить, я занялся едой, стараясь не пить. Раки вкусные.
   - Не совсем понимаю, - вымолвил я, когда пауза уже затягивалась. Гнармак тоже не спешила её прерывать. - Вы ненавидите ахуту, но молчали все эти годы о Даэршине и его просьбе...
   - После его "смерти" я не могла знать, что он станет таким, - пустым голосом отозвалась она. И добавила тоскливо: - А дальше уверяла себя, что он-то, может быть, - выделила эти два слова, - не такой и не творит зверств...
   - А он творил? - прервал я.
   - Не знаю. - Реллана двумя пальцами перекладывала осколки панциря с одного края тарелки на другой. - Я ещё не читала протокол и вряд ли прочту. Рекомендую впредь обращаться к Нивваиру. А что касается меня, то я глупый человек и готова понести наказание. Правда, не от них. - Она небрежно кивнула в сторону напивающихся - и наверняка подслушивающих - младших офицеров.
   Я быстро взглянул на неё, но она на меня не смотрела, уже погрузившись в свои мысли.
   Подавленной Гнармак выглядела, но сломленной - нет.
   Она всегда знала, что этим может кончиться.

7

  
   - "Усталость стекла", - предположил Карак, когда мы обсуждали, как с артефактом могло такое произойти.
   - Что?
   - Это такая форма износа, Тала. Если на стекло положить груз, рано или поздно оно разобьётся под тяжестью. Рама в этом случае только создаёт неравномерную нагрузку и ускоряет процесс разрушения... Вряд ли Ниттар сам его так спрятал, что стекло разбилось. Наверное, слуги, которые убирали зеркало подальше, поняли, что это, и засунули под сундук.
   - А засунуть между шкафом и стеной? И подумать, что вещь опасна?
   - Думать? В понимании некоторых пусть китихонду думает, у него голова большая...
   Эти дни мы старались не трогать старика несмотря на то, что он как ни в чём не бывало встал за прилавок. Заказы текли рекой, люди хотели как помянуть своих мёртвых, так и напомнить себе о жизни.
   Ни Карак, ни я не задавали Ниттару вопросов, связанных с катастрофой, более того, я лично спустил с лестницы парочку репортёров. Они как-то после окончания рабочего дня столь нагло прорвались мимо Гуулвены в дом, оттеснив служанку, что пришлось выйти мне, выкинув незваных гостей прямо под дождь - Режльхор занят был.
   Но я чувствовал, что нам нужна информация, и не знал, к кому обратиться, кроме Ниттара. Карак отговаривал меня и заклинал, чтобы я даже слово "крушение" или слово "Кеэва" не произносил. В конце концов Ниттар услышал нашу перепалку и деловито-саркастично осведомился, что мы не поделили.
   Мы прекратили спорить, и я понял, что мы вытянулись друг к дружке так, словно сейчас подерёмся. Карак смущённо отвернулся, я потупился - точь-в-точь нашкодившие дети.
   - Молодые люди, - продолжил Ниттар, перешагивая через порог гостиной. В руках старик держал две большие миски, пустую и с ягодами. - Случилось что-то, о чём я должен знать?
   - Ничего, кроме того, что вы уже знаете, - сказал Карак.
   Ниттар пересёк комнату тяжёлой походкой, словно устал или чувствовал боль. Мысленно я поправил себя: не "словно", а так и есть. Эльглот видел аварию, которую ничто не предвещало, затем гибель судна с большей частью людей на борту, сам при этом умудрившись выжить. "Устанешь" тут, дурья моя голова...
   - Можете рассказывать, во что успели впутаться за время моего отсутствия, - усмехнулся наш хозяин. Он поставил на стол свою ношу и грузно опустился на стул.
   Ниттар так уверен, что мы во что-то впутались, что отпираться не имеет смысла. Украдкой выдохнув, я сел на свободный стул и начал помогать извлекать косточки.
   - Набу, - неуверенно начал я, - к стыду своему я пока так и не прочёл вашу книгу.
   Видимо, Ниттар ожидал чего угодно, но не этого - он приподнял бровь и уставился на меня.
   - Но вы бывали на Якунду, - продолжал я, воодушевившись, - разбираетесь в их порядках и обычаях, поэтому будьте так любезны, ответьте на вопрос: чем эти люди отличаются от нас?
   Выслушав, Ниттар удивлённо потёр нос костяшкой пальца, всё ещё не в состоянии понять, куда я клоню.
   - Отвечу, но сначала и вы ответьте на мой: зачем вам это?
   Карак на кресле хранил молчание, он не одобрял мою затею.
   Я набрал воздуха, выдохнул и всё-таки признался:
   - Хочу помочь одному человеку.
   - Кому же?
   - Вы слышали истории о Кеймибагаре-кхуно?
   К моему удивлению, Ниттар поморщился и продолжил чистить ягоды для пирога.
   - Тёмная история, в которой полно вымысла, - сердито, как мне показалось, сказал Ниттар. - Не обязательно безобидного.
   Он хочет сказать, что видел что-то? Или нет?
   В растерянности я пожевал губу. Косточки звонко ударялись о стенки миски.
   - Наверняка о его вдове вы слышали тоже, - прочистив горло, продолжал я. - У девицы Гнармак-кхуно я узнал, что она ло-якунду.
   - Ну и дела! - воскликнул Ниттар, похоже, сам заинтересовавшись.
   - Да, Гнармак рассказала кое-что, и мне, может быть, логичней было спросить у неё. Но мне кажется, вы разбираетесь лучше.
   - Возможно, я что-то пропустил, но в чём таком нуждается вдова Кеймибагар, что заинтересовались вы?
   - Я считаю, что это надо прекратить, - прямо заявил я. Ко мне вернулась решительность. - Вдове Кеймибагар продолжаю докучать репортёры, и я считаю...
   - Вам-то что за дело?
   - Просто хочу помочь женщине. - Не говорить же, что чувствую себя обязанным этой семье.
   - Похвально, но с чего вы взяли, что ей это нужно? Особо ярые репортёры, конечно, типы беспардонные, но то, что я знаю о ло-якунду, подсказывает мне: оурат сама с ними справится. - Загадочная улыбка сопровождала его слова.
   - Я не совсем вас понимаю, набу.
   - Может, наше общество смущает её и до конца она так и не привыкнет, но наверняка эта женщина считает, что сама себе хозяйка и в помощи подавно не нуждается. Но я не отговариваю...
   - Почему она может так считать?
   - Семьи на Якунду формируются вокруг матери и следить за делами семьи - задача жены. Поэтому сильно сомневаюсь, что вдова сейчас чувствует себя беззащитной. Разве что потерянной.
   Я почесал бровь, собираясь с мыслями.
   - Но полагаю, набу, - начал я, глядя Ниттару в лицо, - что она может не чувствовать себя... как дома в чужой стране.
   - Знакомо, но у неё есть друзья, насколько я понял с ваших слов?
   - Есть.
   - Тогда какая ваша печаль?
   - Но... Понимаю, чувство справедливости, - с усмешкой кивнул Ниттар.
   - Есть ещё одно. Кеймибагар погиб вместе с другими, но довольно непонятной смертью.
   Ниттар на время отвлёкся от ягод, нахмурился, глядя, казалось, на узор бумаги на стене:
   - Кажется, я сам об этом слышал или читал, - проговорил неуверенно наш хозяин. - Утверждают, что он застрелился?
   - Именно, - закивал я. - Именно это и утверждают.
   - Кто-то что-то видел, кто-то что-то слышал, - проворчал Ниттар. - Или думал, что видел или слышал... А дальше мы уже сами досочиняем, как хотим и сколько хотим. - Он фыркнул, демонстрируя своё отношение к репортёрам. - Но мне об этом ничего не известно.
   - Я благодарю за ваши сведения о ло-якунду, - ответил я. - Если вдову Кеймибагар и не беспокоят репортёры лично, то их рассказам и "сенсациям" всё же стоит положить конец. У коллег её покойного мужа нет доказательств, чтобы очистить его имя.
   Так ведь Гнармак говорила, кажется?
   - Вы что, можете им чем--то помочь? - поинтересовался Ниттар, аккуратно переливая сок из блюдца в косточками к чищенным ягодам.
   - Я карамати, набу, вполне вероятно, что да, смогу, - оживлённо закивал я, чувствуя, что вправду могу быть полезен. - У нас много необычных возможностей. Думаю, вдова тоже будет довольна, если мы найдём доказательства. Вряд ли она вышла замуж за чужака и приехала на его родину, ничего к нему не испытывая. Брак они заключили давно, но вместе и года не провели...
   - Бедняжка - любовь ещё остынуть не успела.
   Я заметил, что Ниттар закончил делать начинку для пирогов, но остаётся на месте - внимательно и серьёзно слушает меня. Плечи опущены - не верит, наверное, как и Реллана.
   - Согласно обычаям Якунду, близкие отношения между людьми оправдывает или брак, или, на худой конец, страстная любовь, - сказал он. - Читай, влечение. Если нет того или другого, то и начинать нечего - грязно и нелепо.
   - Грязно? - не понял я.
   - Да, - кивнул Ниттар. - Скотски и по-звериному.
   - Как... странно. - Сказать я хотел другое.
   - Странно, не спорю. - Эльглот, казалось, не особенно обратил внимание на мою запинку. - Религия долгое время запрещала им удовольствия, в то время, когда я там подолгу бывал, нравы были строгими, а теперь, я слышал, произошло нечто вроде революции. В умах, как понимаю, бардак.
   - То есть как бы можно общаться с противоположным полом, но как бы и нет? - захлопал глазами я, будучи сбитым с толку. - Как бы грязно, но как бы и нет?
   Что страшного или грязного в приятном общении, если оно без последствий? Другой вопрос, что будет стыд и позор, если пару застанут за столь приватным делом посторонние люди.
   - Ну, получается, что так.
   Я в глубоком недоумении встряхнул головой.
   - Возвращаясь к теме нашего разговора, я считаю, что раз эта женщина решилась вступить в брак с чужаком, у неё были причины, - уверенно сказал Ниттар.
   - Репортёры увлеклись, - презрительно поморщился я. - Нагнетают о "несчастной вдове, убитой горем от того, что её муж покончил с жизнью, как трус". И ещё заявили, что Кеймибагар называл жену "помощь", а она его - "воля"...
   - О! - воскликнул Ниттар, как мне показалось, смутившись, и тут же мрачно хохотнул: - О! Ну и циники же эти газетчики! Шетани бы из побрали...
   - Вы так говорите, - осторожно ответил я, - словно это какая-то интимная подробность.
   - Это она и есть, - сухо сказал Ниттар и угрюмо улыбнулся краем рта. - Видите ли, мой друг, супруги, которые держатся друг с другом почтительно и холодно, не придумывают друг другу прозвищ. Вы этого не знали?
   Пожалуй, я знал - у Реллана и Хальи, кажется, тоже что-то подобное мелькало, но я не сопоставил.
   - И это всё там написано, как я понял? Этих писак мало пороли в детстве.
   Я понимал, о чём тут речь - в стремлении привлечь внимание людей журналисты забыли о праве каждой личности на частную жизнь.
   Ниттар перестал меня отговаривать, но мне самому теперь не хотелось вылезать под дождь, который шёл с самого вчерашнего вечера и под который я бесцеремонно выкинул "гостей". Однако ещё через день непрекращающегося ливня я плюнул и решил идти так. Нельзя сказать, что я не колебался - чтобы бессознательно отсрочить выход под дождь, я заскочил в кухню и без спросу поднял крышку глубокой сковороды. Вырвавшийся вместе с облачком пара аромат жареной речной рыбы чуть было не заставил передумать идти: горячая еда и ливень за окном...
   "Успеешь ещё, размазня", - сказал я себе и мужественно набросил поверх коти непромокаемый клеёнчатый плащ, уже давно взятый в сарае за домом.
   Решительность чуть было не изменила мне после десяти минут ходьбы под косыми струями и по глубоким лужам на скользкой мостовой, и рикше под зонтом я обрадовался, как родному. Этот добрый человек довёз меня до остановки трамвая "Мемориальный мост", а потом я укрылся в салоне.
   Через стекло ни шетани не было видно, но вагоновожатый хорошо поставленным голосом объявлял остановки, поэтому я просто дожидался нужной, прокручивая в уме разные варианты развития разговора с вдовой.
   Оставшуюся часть пути преодолел как можно скорее. Лужи здесь, должно быть, по колено скоро будут.
   В районе, который мне нужно было посетить, чтобы найти Ахлавизу, была весьма любопытная застройка. Раздражающая, я бы сказал - Реллана объяснила, что проще идти по ориентирам, чем смотреть на номера домов, которые неизвестно, зачем нужны - только путают.
   Два разных по архитектуре здания, склеившихся боками друг с другом, арка и первая слева коричневая дверь.
   Шум стоял из-за дождя такой, что колокольчика, похоже, внутри не услышали. Но возможно, просто не захотели открывать, поэтому колотить в дверь пришлось сильно, несколько раз и не совсем вежливо, то есть ногой.
   - Кто там? - послышалось точно издалека.
   - К вдове Кеймибагар-кхуно по важным вопросам! Я Талавару-рохо Хлавиир.
   Служанка отворила дверь и выглянула в щель. Увидев лицо, поскорей впустила и торопливо закрыла за мной. Видать, не каждый день заходят "рохо".
   Хозяйка уже спускалась по узкой крутой лестнице.
   - Не знаю, как у вас здесь, но у нас о визите принято предупреждать, - холодно сказала Ахлавиза вместо приветствия.
   - Госпожа Кеймибагар... - "Вдовой" я намеренно её не называл. - Я бы предупредил, но подумал, что вы не согласитесь.
   - С кем имею честь? - Кеймибагар-кхуно вопросительно наклонила голову.
   Я заново представился.
   - Дан, вода ещё не остыла? Нет? Тогда неси.
   Каази коротко поклонилась и исчезла.
   Вдова Уэншина держала спину неестественно прямо, словно каждую минуту об этом помнила.
   Действительно ло-якунду. Я отчётливо видел красный цвет радужки глаз, обращённых на меня. У Ахлавизы оттенок был довольно насыщенным, рубиновым. Я также обратил внимание, что никаких узоров-накши у неё на лице нет - правильно, вдовы уже не могут их рисовать...
   Интересно, она йодха? Или вьяпар? Может, и кахини - держится со мной, как с равным. Если кахини, ей сейчас вдвойне несладко - она не просто вступила в брак с чужаком и потеряла партнёра. Вместе с этим она потеряла и своё место в обществе, которое только-только нашла. А если ещё и нет детей, как Реллана говорила...
   Гостиная тут была вроде бы и чистой, но мрачноватой, а вся квартира - как будто нежилой. Я списал это на то, что Ахлавиза недавно перебралась сюда, но более вероятно, что виной была недавняя трагедия, от которой вдова никак не могла оправиться.
   Кружевная скатерть, плетёный абажур на лампе. Бюро у дальней стены было заложено газетами, пожелтевшими вырезками из них, венчало это всё несколько фотоснимков.
   Кеймибагар разлила напиток - лично, как принято - и села со мной за один стол. Похоже, будет проще, чем я предполагал. Она вполне была вправе попросить меня уйти.
   - Что вы хотите? - осведомилась Ахлавиза.
   Рано обрадовался.
   - Госпожа Кеймибагар... Кеймибагар-кхуно. - Помолчал две секунды. - Я пришёл помочь.
   - Вы из флотского ведомства? - В её бесцветном голосе проскользнул отзвук надежды.
   - Нет, - негромко ответил я. Почему-то жаль было её разочаровывать.
   - Тогда чем вы можете мне помочь, молодой человек? - Красные глаза смотрели угрюмо, а слова теперь звучали не очень вежливо и приветливо, взять хотя бы обращение.
   Всё-таки третье, кахини.
   - В первую очередь я хочу сказать, что мой хозяин обязан жизнью вашему покойному супругу. Посему если вам что-нибудь будет нужно - только скажите.
   Сейчас она скажет, чтобы я ушёл, да. Что ж, это тоже просьба.
   Однако, вдова села к столу и пригласила меня. Я опустился на гнутый стул у противоположного края. Посреди стола в простой вазе стояли белые лилии (цвет Хилаки...). Сорт необычный - лепестки точно из стекла.
   Мутный дрожащий от дождя свет падал от окна, и мне отлично было видно собеседницу. Пожалуй, она даже мила.
   - Как вы вообще узнали, где я живу? - осведомилась она.
   Я секунду подумал - ответить или нет?
   - Гнармак Реллана сказала.
   Тут Ахлавиза вдруг язвительно улыбнулась:
   - Не каждый день она присылает карамати.
   - Меня не присылали, я сам пришёл, - вежливо поправил я. - Видите ли, я не охотник за жареными фактами и это моя личная инициатива. Я уже упоминал, в чём она заключается.
   Служанка расторопно принесла луас, горячую воду и сахар.
   - Так чем вы можете помочь? - повторно спросила Ахлавиза, поднося сколотую белую чашку к губам.
   - Лично я - возможно, ничем. Я рядовой член дома, но у меня есть... знакомые.
   Кеймибагар смотрела своими красными глазами, ожидая продолжения.
   - Я не хотела, чтобы Уэншин переходил на "Кеэву", - серьёзно сказала она, глядя мне в глаза. - Лучше бы оставался на "Рафине"... Ненавижу их. Трусы и подлецы.
   - Его хозяева? Что они сделали?
   - Конечно, позволили распространиться таким слухам про Уэншина, - пренебрежительно фыркнула она. - Не говоря уже о том, что выставили меня на улицу. Гнармак и Кимету его друзья и заходили к нам... - Она вздохнула, очевидно вспоминая прошлое. - Простите за мой выпад - думаю, если Гнармак вам сказала, где меня найти, она знала, кто вы.
   Как сказать, подумал я. Она вряд ли предполагала, что вы вообще станете со мной разговаривать, оурат...
   - Извините, это какой-то ритуал? - поинтересовался я, кивнув на сложенные фотографии.
   - Можно и так сказать. - Ахлавиза поднялась, сходила за ними и вернулась, показывая мне. - У нас верят, что друзья и семья умершего должны вспоминать его - тогда он словно жив.
   Прищурив глаза, я разглядывал те несколько портретов, которые она мне показала.
   На одном из них, снятый по грудь, Кеймибагар Уэншин неуловимо улыбался в густые пышные усы, которые здесь ещё при нём. Интересно, практики улыбаться вообще нет. Следующая карточка уже во весь рост, рядом с мужем Ахлавизы ещё два офицера при полном параде, все трое одинаково-выжидающе подались к объективу, точно хотели сказать - ну что, вы снимаете там или нет?
   В моей голове уже созрел план, кто поможет этой женщине.
   - Послушайте, оурат, - решился я. - Напишите письмо для Мивенар-рохо Хальи, сошлитесь на меня и изложите свою проблему.
   Мне показалось, что обратиться к женщине ей будет психологически легче.
   Ахлавиза посмотрела недоверчиво:
   - Мне известно, что в Синей Башне не меньше бюрократии, чем в остальном мире. Когда там оурат получит это письмо...
   - Так я его отправлю, от своего имени, - всплеснул руками я. - Только скажите, а госпожа Мивенар что-нибудь придумает. Я не читаю чужих писем. - Я улыбнулся.
   Она закусила губу, разглядывая скатерть, потом кивнула и позвала служанку, чтобы та принесла бумагу и развела тушь. Приложу записку от себя и мама, надеюсь, поймёт. Пока Ахлавиза сочиняла письмо, я бездумно смотрел на памятные фотографии и думал, что знаю Кеймибагара только со слов его друзей. Вспоминал и других людей, о которых слышал и которых только мог узнать - все они сгинули вместе с "Кеэвой". Возможности больше нет.
  

8

  
   Хоть бы единственный ясный день! Я не говорю - "тёплый", с каждым днём всё холодней, а со стороны берега всё чаще и чаще надвигается сырой туман.
   Дождь бил по стеклу, где-то сверкнуло и прогремело, а ко мне ни с того ни с сего привязалась главная мелодия спектакля о выживших. Какое-то время сидя и глядя на мокрый сад, я спохватился и обнаружил, что держу книгу заложенной пальцами, а читать уже темно.
   Засмотрелся.
   Сероватый свет, плывущие пятна за окном и ручьи по стеклу - это всё непонятным образом усыпляло.
   Потянулся, размялся и широко зевнул. Я сидел в дальнем углу чердака, с той стороны, где крыша была обыкновенной. Два ската образовывали здесь подобие шалаша, свет лился через узкое слуховое окошко, вплотную к которому придвинут старый диван без спинки. На нём лежало несколько потёртых шёлковых подушек, под крышей висели пучки сухих трав, распространявших приятный аромат. На подоконнике, который располагался ненамного выше дивана, стояла потушенная керосиновая лампа в красиво вырезанном, как графин, хрустальном плафоне.
   Ниттар сказал, что построил эту комнату для сына и что здесь можно жить зимой, и позволил приходить мне, даже керосинку дал - знает, что не уроню.
   Зажигать её и продолжать чтение не хотелось, я собирался спуститься в столовую, к запаху свежих горячих пирогов и Караку с Ниттаром, которые наверняка обсуждают новости и подробности процесса - вечерние газеты уже пришли.
   Ниттар выписывал только эти, а сколько ещё сейчас соревнуются в эффектности заголовков и невероятности теорий?
   Да, дни идут, а журналисты усердствуют.
   Я начал спускаться по узкой полутёмной лестнице, разведя руки и держась за стены. Появились слухи, что потопление парохода пиратами это правдивая версия - якобы накануне кто-то заметил неопознанное судно, шедшее на всех парусах и не ответившее на приветствие "Кеэвы". Самое интересное, об этом упомянул один лишь некий господин Винаари-кхуно, а больше это судно никто не видел.
   Про самоубийство Кеймибагара-кхуно Уэншина заговорили больше - нашёлся ещё один "свидетель", чей фотографический портрет мне сходу не понравился: мне показалось, что у парня глаза плута.
   Остальные, согласно показаниям, сами точно не знали, что именно они видели и видели ли вообще.
   Один пассажир первого класса прыгнул за борт и поплыл к находившейся неподалёку шлюпке. С борта парохода раздался выстрел, но свидетель не видел, чей и почему. "Видел затылком" - недостаточно для полноценных показаний, правильно? Это, кстати, мог стрелять в воздух Хенеги-кхуно, чтобы эншина еймибагара-кхуно Уэншинано Уэншинаь некий господин (имя), а больше это судно никто не видел.и теорий? и ом, как графинунять начинающуюся панику.
   Некая оурат, пассажирка второго класса, сообщила, что видела тело офицера, лежавшее на палубе вниз лицом: "Они сказали, что он застрелился". Кто "они", осталось неясным, да и вряд ли это могло иметь место, если "Кеэва" начала заваливаться и быстрее уходить под воду, как описывал Кимету.
   Карак находился в столовой, погружённый в чтение за столом, на котором были, конечно же, разложены газеты - я тут же вспомнил Ахлавизу.
   - Что-нибудь новое пишут? - Я с размаху рухнул на стул.
   - Каждый час новое. - Карак оторвался от своего занятия. - Я всё ждал, пока ты спустишься.
   - И? - Я подался в его сторону.
   Почему-то мне не казалось, что новости хорошие.
   - Наконец-то узнали, что во всём этом могут быть замешаны шилкарани.
   - О! - язвительно воскликнул я. - Просочилось наконец. Это Кимету-кхуно ходил на допрос, должно быть.
   - Смотри. - Друг подвинул ко мне страницу.
   Там огромными чёрными литерами было набрано: "В катастрофе "Кеэвы" повинны шилкарани?" И подзаголовок помельче: "Председатель "Океанской пароходной компании" и капитан судна в сговоре с ними?"
   Надо же, проснулись только сейчас. Я смотрел на слова, и чёрные буквы на какой-то короткий момент показались мне похожими то ли на червей, то ли на пауков, то ли на тех и других сразу. Я долго моргнул, выдохнул, и сказал, открывая глаза:
   - Писаки совсем границы потеряли.
   - Ищут виноватых, - ответил Карак совсем тихо.
   - И обвиняют в таком? - задохнулся я. - Они хоть представляют, чем это им грозит, если эти вот заявления неправда?
   - Знают, я полагаю, - флегматично сказал Карак. - Но о тои, что подобное может не сойти с рук, думают в последнюю очередь.
   Мне даже было немного обидно, что он не разделяет моего возмущения. Или разделяет, но про себя и незаметно.
   - Так, господа! - В столовую бодрым шагом вступил Ниттар. - Откладывайте в сторону, садимся ужинать.
   Несмотря на то, что я был голоден, я глотал, плохо пережёвывая и ёрзая на стуле, как последний плебей - мне не терпелось расспросить хозяина, что он думает об этом.
   - Куда вы спешите? - спросил наконец тот. - За вами семь висимили гонятся?
   - Простите, набу, - пробормотал я, глядя в тарелку. Там лежали голубцы. Я очень их любил на самом деле, а сейчас почти не чувствовал вкуса. - Хочу снова спросить вас о чём-то.
   - Гхм, не волнуйтесь, я отвечу - в пределах разумного, - вымолвил он, казалось, с удивлением и облегчением.
   Когда с едой было покончено, он протянул руку поверх пустой тарелки, взял "Вестник Генгебагара" и, отдалив от себя, стал читать первую полосу. Мы с Караком молчали, я крутил в руке вилку.
   - Что вы об этом думаете? - спросил я, когда молчаливая Гуулвена унесла посуду, а Ниттар небрежным жестом положил вечерний выпуск "Вестника" перед собой. - Шилкарани, сговор...
   Мой голос не очень хорошо слушался - ещё была жива память о том, как я расспрашивал о подвале и что узнал.
   - Вот об этом? Заказ.
   Голос же у поужинавшего Ниттара был вялым и тоскливым, словно его уже ничто не удивляло. Тем не менее Эльглот-кхуно произнёс последнее слово столь безапелляционно, что я переспросил:
   - Заказ?
   - Без всяких сомнений. Вот у него, - он постучал пальцем по слову "председатель" на странице, угрюмо глядя на меня исподлобья, - есть враги. То есть один враг.
   Вот это поворот.
   - Вы уверены, набу? - пролепетал я и быстро переглянулся с Караком.
   - Абсолютно. Я его знаю. Не то чтобы мы близко дружили - нет, всего несколько раз беседовали в молодости. Но и общего впечатления мне хватит, чтобы точно сказать - этот человек ничего бы не сделал в ущерб своим клиентам и репутации, и тем более - во зло стране. На "Кеэве" мы также встретились - на палубе, когда всё началось. Не могу сказать, что в нём что-то изменилось в худшую сторону. Так вот, есть у него враг, тоже магнат, только не судовой, а газетный - его фамилия Шиахи. Так что я уверен - подобные статьи его заказ и клевета. Удобная ситуация, чтобы уничтожить того, с кем у тебя давняя неприязнь.
   - Давняя? - уточнил Карак.
   - О да. Лет десять назад Сифумвар и он серьёзно поссорились.
   - И вся эта шумиха - по наущению этого типа, как его?... - всё ещё не верил я.
   - Вся, не вся, но эта статейка и подобные - точно. Следственный комитет возглавляет Гладдабагар, сенатор от Стеклянного Берега, а он парень справедливый и сам обвинять кого-то не будет - ни Нгуруму, ни Сифумвара. Те даже сидят по домам, а не в камере предварительного заключения.
   - Почему?
   - Смысл их туда сажать? Они никуда не собираются. Сифумвар, говорят, вообще заперся и сидит молча. Не знаю, что именно он говорил на допросе. Точнее, правду не знаю.
   Вдохнув поглубже, я сложил пальцы "домиком", уткнулся в них носом и вымолвил:
   - Может быть, мне стоит спросить его самого?
   - Если он захочет с вами разговаривать, - отозвался Ниттар. - Однако, думаю, с вами ему придётся.
   Я не понял, что он имел в виду - что я карамати или что я упрямый? Переспрашивать не стал.
   Ниттар поднялся из-за стола, пообещав меня позвать, если вдруг понадоблюсь, и ушёл по своим делам.
   Карак заполз в кресло и, кажется. Думал о чём-то.
   Я взял газету и начал равнодушно скользить взглядом по страницам. Снова вопросы без ответов, реклама, предположения, сводки погоды и подозрения чуть ли не в заговоре с целью переворота.
   Кимету сказал, что сенаторы были очень дотошными и по нескольку раз задавали одни и те же вопросы. И ему, и капитану Нгуруму-кхуно, и другим выжившим офицерам тоже. Общество пристально следило за капитаном и про него статей и заметок выходило достаточно. Например, помню одну о том, что якобы Нгуруму видели в магазине, где старик выбирал себе новую шляпу. "Как он может, - вопрошала газета, - думать о таких вещах в то время, когда другие несчастные потеряли всё, а то и самое жизнь?!"
   Но сколько ненависти и грязи выливалось на судовладельца... Словно он, обычный пассажир, был виноват больше капитана, который полностью отвечает за корабль. Я сказал об этом Караку и добавил:
   - Наверно, я бы вёл себя похожим образом, если бы Ниттар не вернулся.
   - Может статься, он невиновен, - отозвался лучший друг из кресла.
   - Карак, ты невозможен!
   - Знаю; а на этот раз почему?
   Я помедлил с ответом. Если отбросить горячность, можно взглянуть объективно.
   - Если невиновен Сифумвар, тогда кто виновен? Нгуруму? Ещё лучше - один, как говорят, лез не в своё дело, другой не умеет работать и люди погибают из-за некомпетентных...
   - Вот именно - говорят, - прервал Карак. - Говорить могут, что угодно, правды мы пока не знаем, вот и не повторяй за болтунами. И, наконец, Ниттар здесь, а не там.
   Он был прав. Но на дне души оставалось тревожное чувство - а если бы там, а не здесь? Как бы я тогда заговорил?
   К Сифумвару я всё-таки решил идти и отправился на другой день после завтрака. Предупреждать о визите не стал. Конечно, это невежливо, зато и отказать мне неудобно. Не застать дома я не опасался - говорят, что сейчас он никуда не выходит. Я бы, наверно, тоже не выходил, когда весь город обсуждает любую подробность твоей жизни. Кто-то даже заявил, что отныне он недостоин носить своё имя, данное при рождении, "Витануфин", то есть "храбрый сын". Нашли, к чему придраться: лично я не являюсь никаким "небесным воином", Ниттар не очень похож на чайку, а Реллан или Реллана - от кого или чего они "далеки"? На значение имени у нас в последнюю очередь смотрят, не то, что в старину - главное, чтобы оно не было смешным или страшным.
   Из окна экипажа я смотрел на город. Полицейских на улицах стало существенно меньше - как до катастрофы, люди уже не читали на ходу газет и напряжения не чувствовалось. Словно народ немного отошёл от пережитого, но ещё не свыкся с произошедшим.
   Под резвые шаги гаура, собственные мысли и мелькающие картинки я чуть не задремал, но тут экипаж вздрогнул и замедлил ход. Я попытался выглянуть в окно, но ничего не смог толком разглядеть впереди.
   - Приехали, что ли?
   - Почти, набу. Какой-то шум и толпа...
   - Тогда останови здесь.
   Я расплатился и вылез на скользкую от прошедшего дождя мостовую. Дом Сифумвара-кхуно располагался в начале улицы и мне оставалось лишь немного пройти от угла.
   Возле двухэтажного дома кремового цвета с двумя флигелями и впрямь собралась небольшая толпа, что-то выкрикивавшая.
   Подошёл ближе.
   - Трус!
   - Сбежал, как маленький!
   - Чьё место ты занял, слюнявчик?
   Кто-то прицельно метнул вывернутый из мостовой булыжник, тот описал тяжёлую дугу и попал в окно первого этажа. Зазвенели осколки.
   Я был уже достаточно близко, чтобы рассмотреть хулиганов - самому старшему лет двенадцать. Храбрецы нашлись.
   - А ну пошли отсюда, а то полицию позову! - рявкнул я.
   На меня обратились взгляды - какие-то недоумевающие, какие-то испуганные.
   - Что уставились? Давайте, сматывайтесь, пока я сам в вас чем-нибудь не запустил!
   Теперь подействовало - "храбрецы" кинулись врассыпную, только пятки засверкали. Впечатлений там до вечера - карамати разогнал.
   Я сдвинул шляпу с головы на шею и нажал ручку звонка. Внутри раздался переливчатый звон, вскоре послышался звук шагов и из-за двери спросили:
   - Кто там?
   - К господину Сифумвару-кхуно. - Интересно, мой голос звучит достаточно по-мужски, если меня самого не видно?
   - Он не принимает!
   - Меня примет.
   Один за другим щёлкнули замки, дверь приоткрылась и выглянул человек в костюме дворецкого:
   - Сожалею, набу, но хозяин действительно не принимает.
   - Он вообще дома? - Уходить я не собирался.
   - Дома, но...
   - Он что, болен?
   Дворецкий замялся, я непреклонно скрестил руки на груди:
   - Отвечай мне!
   - Можно считать, что болен, набу...
   Тогда я отодвинул слугу и шагнул в переднюю. По лестнице уже спускался одетый в домашний халат встревоженный хозяин - громко же я говорил. Слуга устремился к нему, опустив голову и стараясь смотреть в пол:
   - Простите, почтенный, я не хотел его пускать...
   Сифумвар жестом велел не продолжать и обратился ко мне:
   - Зачем вы пришли? Я не желаю ни с кем разговаривать, я уже отвечал на все ваши вопросы...
   По-прежнему стоя возле двери, я прервал:
   - Во-первых, я не пристав и не журналист, во-вторых, доброго дня.
   Между прочим, время приближается к обеду. Вон и богато украшенные напольные часы показывают половину первого.
   При моих словах плечи Сифумвара дрогнули, но не расправились, а поникли снова.
   - Я знаю, кто вы, - продолжал я, - ну а меня зовут Талавару-рохо Хлавиир и я здесь по личному вопросу. Это необходимо.
   Я его понимал. И репортёров, пытавшихся прорваться к Ниттару, выгонял именно поэтому. Охотники за фактами больше не возвращались, вероятно, переключившись на кого-то другого или надеясь поймать Ниттара вне дома.
   - Вы не полицейский детектив?
   - Нет.
   Похоже, Сифумвар расслабился.
   - Не желаете ли пообедать, набу?
   - К сожалению, дела не ждут, поэтому на обед я остаться не могу - поговорим быстро. К тому же, еда к разговору лично меня не располагает.
   Выгонять меня уже не собираются.
   - Тогда на луас.
   Я растерянно мигнул. Выгонять меня не просто не собираются, так ещё и обед откладывают? Надо же. Почтенный решил из-за меня обед отложить? Подумал, что ли, что я могу чем-то помочь и как-то поддержать с помощью моей общины? Напрасно надеется...
   А может быть, Сифумвар просто аппетита лишился? Он, кажется, даже вздохнул с облегчением, когда про луас сказал.
   - Итак, - начал я, когда мы расположились в креслах, между которыми стоял маленький круглый столик, - во всём обвиняют вас? Само собой, не считая капитана Нгуруму-кхуно.
   Комната была просторной, под потолком - хрустальная люстра (электрическая?), на окнах - густой тюль и тёмно-зелёные бархатные портьеры, на низком столе в простенке - пышный букет поздних красных ирисов. Слуга чиркал каминной спичкой, служанка, стараясь быть как можно более незаметной, разливала луас. Сифумвар не ест в положенное время, велит днём разжечь камин... Плохи у него дела.
   - Как видите, - бесцветным голосом отозвался он.
   - И что, справедливо?
   Что тут можно ответить? "Да" или "нет" нельзя.
   - Не знаю.
   Я бы тоже, наверно, не знал.
   - Что по поводу шилкарани?
   - Я видел их впервые в жизни, набу.
   - Значит, видели? Второй помощник Кимету-кхуно, пятый помощник Хенеги-кхуно - они оба видели. Вы тоже?
   - В воде. Уже было утро, всё хорошо видно. Их было много в воде. Я догадался, что это они. Все слышали страшные сказки в детстве.
   Я ненадолго задумался, потом сказал:
   - Это значит, что остальные тоже могли заметить и догадаться. Вы что-то знаете об этом?
   - Нет.
   - Я имею в виду - кто-нибудь говорил об этом вам или перед комитетом?
   - Я не слышал.
   Понятно, как другие люди угадывали моё состояние - это было заметно со стороны. Собеседник нервничал - неужели мой вид или связи с братством его пугали? Всё может быть.
   Если им заинтересовались такие люди, как я, дело совсем плохо. Не совсем правильный вывод, потому что у меня личные мотивы.
   - С вами за последние пару лун не разговаривали какие-нибудь подозрительные личности?
   Молчание затянулось. Я брал с подноса печенье и, прихлёбывая кислый луас, посматривал на лицо Сифумвара. Председатель "Океанской компании" напряжённо перебирал в памяти свои встречи. Всё-таки не очень удобно есть на коленках, а не на столе.
   - Нет, - наконец произнёс он уверенно и даже сжал руку на подлокотнике. - Только те, кого знаю - партнёры или посредники.
   Я удовлетворённо кивнул. У меня была мысль, что кто-то из шилкарани мог подойти к нему в человеческом обличье, а кто-нибудь это понял и, недолго думая, донёс - вот вам и повод для обвинений в сговоре.
   Но гипотеза не подтвердилась, даже жаль.
   - Вы встречались на борту "Кеэвы" с Эльглотом-кхуно Ниттаром?
   - Я его видел, но мы поздоровались только во время эвакуации. - Хозяин дома взглянул на меня с лёгким удивлением. - До того момента не разговаривали. Он экономил и не стал доплачивать за первый класс.
   - Да, знаю, что не стал...
   - Вы знакомы?
   - Пока работаю на него.
   Удивление стало сильным:
   - Так это он вас прислал?
   - Он ни о чём меня не просил и, тем более, не присылал. Я же сказал - у меня личный мотив, - подчеркнул я.
   Допил остатки луаса и выдал:
   - Вы не знаете, почему первый помощник Кеймибагар-кхуно лишил себя жизни?
   Сифумвар окончательно смешался. Ложечка, которой он помешивал напиток, звякнула, дрогнув.
   - Я думаю, набу, это слухи и ложные обвинения!
   - Как и в вашем случае?
   Он посмотрел на меня и тут же отвёл взгляд. Я тоже стал смотреть на переливающиеся языки пламени. Ох и жарко же! Хозяину-то самому не жарко? Или он теперь всё время мёрзнет? Тоже может быть.
   На его месте я бы давно возмутился тому, что я тоже ему не верю и задаю такие вопросы. Но, похоже, сил у человека не осталось.
   - В моём случае, - начал он, - люди почему-то выбрали меня. Несмотря на то, что в шлюпке со мной были и другие мужчины. Спросите кого угодно - многие видели, что я помогал Хенеги. - Усмехнувшись, Сифумвар уточнил: - После того, как он остудил мою панику, сказав: я офицер этого шетани драного корабля, а вы всего лишь пассажир - или не мешайте, или помогайте. Я и стал помогать... В этой летящей женской одежде самостоятельно сесть в лодку, должно быть, довольно сложно. Господин Нгуруму держится куда лучше меня. Его тоже обвиняют в сговоре и ещё том, что он специально вёл пароход в опасный район. Причём обвиняет не кто-нибудь, а военный министр Кехалуир-кхуно.
   - Да, я слышал.
   - У меня сами видели, что творится. Хорошо, что жена у родни, а сыновья учатся в другом городе.
   - А сколько же вам лет, набу?
   - Зимой будет пятьдесят один год.
   Я и так уже понял, что он моложе Ниттара. Кстати, зимой день рождения у мамы, а у отца весной. Я совершенно не к месту почувствовал, что соскучился как по ним, так и по Равигу с Гарией.
   - Значит, вы считаете, что про Кеймибагара - это слухи.
   Сифумвар серьёзно кивнул:
   - Он бывший участник военных действий, но я считаю, что он не мог стрелять ни в безоружных, ни в себя. Разве только в воздух... И всё-таки, почему вы об этом расспрашиваете?
   Что ж, я не сенатор и не судья, могу ответить на вопрос, а не только задавать их.
   - Я ему обязан. Или его вдове, раз жива она, а не оба.
   Сифумвар только кивнул и больше ни о чём подобном не спрашивал. Выходит, это нормальный человек, а не подлый трус, думавший только о себе в тот роковой час.
   Не видя больше смысла в том, чтобы здесь находиться, я поблагодарил за информацию и поспешил откланяться. Хозяин сам меня проводил, я повернулся и пожал ему руку по обычаю вьяпар - коротко и крепко.
   - Если захотите новый букет - обращайтесь к Эльглоту-кхуно на Яблоневой улице.
   Сифумвар первый раз улыбнулся и кивнул в знак согласия.
   Нужно было повидать госпожу Кеймибагар. Сообщить, что я действительно должен Уэншину, а значит, и ей.
   Если учитывать то, что творилось в последние часы агонизирующего судна, Ниттар имел реальные шансы в шлюпку не попасть.
   Адрес я запомнил и решил отправиться немедля, но только подходя, издалека услышал шум перебранки и проворно отпрянул за растущее поблизости дерево.
   Осторожно выглянул и увидел, что Кимету Нивваир и Ахлавиза стоят друг против друга, и одна молотит кулачками по плечам другого, словно это он был виноват. Мужчина первые секунды застыл неподвижно, как гора, и удивлённо - я тоже не знал, что делать с женскими слезами. Потом Кимету поймал её за руки, и это смотрелось так, как если бы я держал за лапы нуни, а зверёк дёргался и выпускал когти, безуспешно пытаясь освободиться.
   Меня не оставляло ощущение, что я вижу то, чего не должен. Как невольно застать уединившуюся пару: уйти нельзя - заметят, остаётся только закрыть глаза.
   Прежде чем это сделать, я успел увидеть, как госпожа Кеймибагар бьётся в руках Кимету, содрогаясь от всхлипываний, а тот неловко похлопывает её по дрожащей спине.
   Прислонившись к стене, я открыл глаза и снова закрыл. Похоже, Ахлавизу охватило слепое отчаяние вместе с неосознанной злостью на судьбу - чей-то муж выжил, а её - нет.
   - Что вы тут делаете? - Я задумался и не заметил, как Кимету подошёл. - Хотите ещё больше расстроить бедняжку?
   Я только сейчас заметил, что мы почти одинакового роста, и немного испугался. Надо же, в последнюю нашу встречу Кимету не был настроен так агрессивно.
   - Я сделал некоторые выводы из того, что узнал, - заговорил я твёрдо, но не враждебно. - Я считаю, что вашему другу, набу, я обязан, и хотел, чтобы его жена об этом услышала.
   Он сбавил напор и немного отступил:
   - Я понял. Я передам.
   И добавил, спустя пару секунд, поскольку я продолжал стоять:
   - Как вы видели, оурат не в настроении разговаривать ни с кем, даже со мной. Ещё... Если у вас вдруг появятся какие-то, как вы говорите, выводы, расскажите о них мне или Гнармак. А эту несчастную лучше не трогайте.
   Он ушёл, не прощаясь, а я привалился к стене, обдумывая эту неожиданную встречу. Кимету прав, наверное. Ахлавизу мне стоит оставить в покое - помочь я всё равно ничем не могу.
   По дороге домой я купил газету, и пока добирался, от нечего делать начал листать.
   "Указ его величества государя, самодержца самаватианского. "Благословением Отца Всего, я, государь Легариир, третий этого имени, по милости богов царственный вану освобождённого и единого Самавати, государь Генгебагара, владетельный мфальми Стеклянного Берега, Берега Китовой Кости, Берега Восходящего Солнца, государь Лунных Гор, воронидский царь и прочая, объявляю своим возлюбленным детям. Повелеваю человека по имени Даэршин, носящего метку карамати, ранее имевшего имя Алиеру-рохо, бывшего кахини, ныне презренного ахуту, сечь просоленными розгами, заклеймить, сослать в Лунную шахту на каторжные работы..."
   Эльглот-кхуно рассказывал, как запели верноподданные, когда вану вернул наказаниям и казням публичность. Между тем я глазам не поверил - "Вестник Генгебагара" поместил это на первой полосе с заголовком о том, что разоблачена опасная банда. Надо же, что-то иное, отличное от темы "Кеэвы"...
   И это значит, я свободен от клятвы - очень хотелось донести на бывшего Алиеру, но я не мог. Теперь всё сделали за меня.
  

9

  
   - Господин Талавару-рохо Хлавиир?
   - Это я.
   Я удивился и смутился, когда стоявший за калиткой мальчик спросил про имя и в такой официальной форме. По этому адресу есть ещё какой-то обладатель физиономии карамати? Или его можно спутать с атми?
   - Вот, для вас, набу - лично в руки.
   Я с величайшей аккуратностью взял конверт, точно это был матёрый зогру. Нервы, что ли, расшатались окончательно?
   Спохватившись, я пошарил в кармане:
   - Благодарю. Вот, возьми.
   - Спасибо. Удачного дня, набу.
   Мальчишка припустил по улице, придерживая шляпу. Возвращаясь в дом, я подумал, что больно много корреспонденции в последнее время. Потом положил вытащенную из ящика кипу газет на стол рядом с ожидавшим Караком и поудобнее сел на стул. Карак тут же подтянул к себе "Вестник Генгебагара", а я поглубже вдохнул, выдохнул, разрезал конверт и начал читать. И чем дальше читал, тем больше кисло морщился.
   - Плохо дело, - услышал я грустный голос Карака и отвлёкся от письма. - Смотри, - он топнул лапой по столбцу некрологов.
   Я заглянул. "Вчера, двенадцатого числа луны вин, на шестьдесят четвёртом году жизни скоропостижно скончалась Кеймибагар-кхуно Фитивена. Она была хорошей женщиной, любящей женой и замечательной матерью. Скорбящий супруг Гибриир, дочь Маргейда".
   - Дела... - Я потерянно почесал в затылке, взъерошил волосы. - Мать Уэншина?
   - Да, полагаю.
   Настроения такие вести отнюдь не улучшают.
   - Дела, - повторился я и постучал пальцами по письму. - А тут ещё и это...
   - Что там? - осведомился рафи деланно равнодушным тоном.
   - Это от Кимету, - отозвался я. На душе у меня было мрачно и пусто, словно последние события убили всякую веру в будущее и в саму жизнь - несмотря на то, что день выдался ясным, сиреневое небо стояло чистым и светило солнце, пусть уже и мало грело. - Пишет, что у них с Гнармак есть для нас некое предложение.
   - И для меня тоже? - удивился Карак.
   - Тоже, - кивнул я. - Кимету просит нас прийти к нему в гости и говорит, что Гнармак тоже будет.
   - Уверен, это по поводу крушения! - горько воскликнул он.
   - Ты можешь не ходить, если не хочешь, - я поднял руки ладонями вперёд и уронил их на стол, - а я тебе расскажу, что они хотели.
   - Извини, друг, но я так и сделаю - останусь.
   - Тогда буду передавать слова и образы.
   - Согласен! - ответил Карак и потише добавил: - Уверен, будет что обсудить и мы поймём, что делать дальше.
   Я кивнул и сказал, что раз мы снова впутались в авантюру, надо выпутываться. Карак ответил, что моё мнение разделяет, тем не менее выходить куда-то он не хотел и я не стал настаивать - надо учитывать, что и здоровые ворониды не всегда хотят общаться с людьми.
   Тянуть время смысла не было, поэтому я узнал дорогу к указанному адресу и поехал к назначенному часу, воспользовавшись личным транспортом.
   Жил Кимету в том же районе, что Гнармак, только в другом квартале, поэтому когда я прибыл, она была здесь уже давно.
   Нивваир занимал квартиру на втором этаже четырёхэтажного корпуса для семейных офицеров. Узкая лестница вела прямо к квартирам, которые не были отделены холлами, да и кто будет строить холл в многоквартирном доме? Сразу за выходом из сеней на стене висел чёрный и блестящий телефонный аппарат. Один на всех жильцов подъезда, но уже что-то - частный номер могут позволить себе только те, у кого есть деньги. Ниттар, кстати, не решался его провести - уверен, что аппарат будет постоянно звонить и раздражать.
   На площадке второго этажа стоял высокий худой парень, который ловко сбежал по крутой лестнице, когда я вошёл.
   - Доброго дня, - сказал он ломающимся баском. Мы обменялись рукопожатиями по обычаю йодха. - Я Рефуир. Мой отец и девица Гнармак-кхуно вас уже ждут.
   Мы поднялись наверх, в квартиру. Прямо напротив входа располагались в ряд три двери, а справа, за перегородкой, похоже, была кухня. Стены оклеены сумрачно-зелёными бумажками с бледно-салатовыми листиками и цветочками. На стене на уровне моего пояса были намалёваны кривоватый человечек и непонятного вида зверёк. Паркет на полу был относительно новым и без щелей, а вот потолок не мешало побелить.
   - Проходите, пожалуйста, набу, - уже без приветствий сказала появившаяся из комнаты женщина. - Разувайтесь, коти можете повесить сюда...
   Надо же, такая же рогатая вешалка, как у нас... Я кивнул и коротко поблагодарил. Оурат не представилась, но я догадался, что это Кимету Фанигати.
   Однако, уютно Нивваир живёт - квартира чистая и светлая несмотря на стены такого цвета. С готовностью стянув коти и скинув сапоги, я подошёл к дверям гостиной и услышал разговор:
   - Ты измерил всё, как надо?
   - Спрашиваешь! И несколько раз перепроверил, всё как обычно.
   - Понятия не имею, где мы возьмём столько еды.
   - Адмиралтейство пока молчит?
   - Говорят, что-нибудь найдут.
   - "Что-нибудь" - это протухшее?
   - Ты же их знаешь...
   Стараясь сохранять оптимизм, я заглянул в комнату.
   В воздухе висели дым и резкий запах табака. У меня мгновенно заслезились глаза, однако я увидел, что за круглым столом, покрытом жёлтой скатертью, сидят Кимету и Гнармак. Сам стол завален бумагами, над ним зажжена лампа - несмотря на то, что погода ясная и света достаточно. Коричневые шторы наполовину отодвинуты и виден кусок голубого неба. На подоконнике растение в горшке. Там же срезанные лиловые гладиолусы в бутылке - наверно, их переставили туда со стола.
   - Ничего, что мы курим? - поинтересовался Кимету.
   - Ничего, ничего, - заверил я.
   Реллана встала было открыть окно, но секунду поколебалась и села обратно.
   - К сожалению, обрадовать нечем, - подала голос она. - Новости плохие.
   - Садитесь, - пригласил Кимету на правах хозяина и жестом показал на свободный стул. - Вы, я смотрю, без друга?
   - Он болен.
   Кимету коротко кивнул - похоже, понял, в чём дело.
   Я сел. Реллана ещё не сказала, что случилось, почему мне уже не по себе?
   - Газет я сегодняшних не читал, только некролог видел. Мать Кеймибагара?
   - Да, к сожалению, - хмуро бухнул Кимету. - Думаю, разрыв сердца.
   - Читали или нет, но ночную бурю вы не могли не заметить, - невесело усмехнулась Реллана.
   Я кивнул и не стал упоминать, как мы с хозяином и слугами бегали проверять, плотно ли закрыты рамы и не вышибло ли стёкла - крыша, к счастью, не течёт.
   - Что на воде творилось - не передать, - продолжала Гнармак, двигаясь вместе со стулом ближе к столу. - На внешнем рейде всё нахрен посрывало с якорей, половину вообще пока не нашли, а что нашли, то побило о камни и неизвестно, сколько теперь собственники это всё ремонтировать будут. Вы слышали о молениях Шагару? - спросила она и закусила мундштук трубки.
   - Слышал - мне друг рассказал, оурат. Значит, не помогло?
   - Как видите. Но это ещё не всё.
   Что, другие плохие новости?
   - На днях отправили к месту катастрофы шхуну "Летняя зарница", которая должна была доставить делегацию на переговоры.
   - Серьёзно? - В недоумении я помотал головой. - Кто-то решил с ними договариваться после всех их действий, после того, что вы рассказывали...
   - Не только я.
   - Верно, Сифумвар-кхуно тоже.
   - Откуда вы знаете? - Кимету удивлённо подался ко мне через стол.
   - Я у него был, - честно признался я.
   - О.
   - Его положению, скажу по правде, не позавидую, но и трусом, как его величают, он мне не показался.
   Реллана молчала, мерно выдыхая дым и рассматривая карту с пометками тушью. Кимету сказал:
   - А ведь он храбрец в силу своих возможностей. Как мне потом Мваджипари сказал, в смысле - Хенеги-кхуно, панику наш председатель мгновенно прекратил, стоило его обругать, и по мере сил помогал заполнять шлюпки. Сам в неё прыгнул, только когда недвусмысленно запахло жареным.
   - Длинное платье только в ногах путается, - вставила Гнармак, отвлекаясь от карты. - Вряд ли женщина в нём может быстро сесть в шлюпку без посторонней помощи.
   - Кстати, ты слышала, - подхватил Кимету, - что одна оурат, пассажирка первого класса, писала жалобу на то, что эвакуация была организована из рук вон плохо - я вам что, мол, цирковой акробат?
   Реллана кивнула, прикрыв глаза - эта жалоба подтверждала её слова.
   - Сифумвар и не йодха, чтобы сразу панику обуздывать, - добавила она.
   - Почему он не вызовет полицию? - спросил я. - Я каких-то мальчишек разогнал, пока шёл к нему...
   - Этих мальчишек бы на наше место, - мрачно глянул на меня Кимету. - Я не знаю, кто их воспитывал, если для них всё так просто. То есть моих сыновей там точно не было. Вон, Рефу в свои двенадцать понимает, что не стоит языком полоскать попусту...
   - Двенадцать? - поразился я. - Я бы ему пятнадцать дал.
   - Он в нашу породу пошёл, - усмехнулся Кимету и присоединился к дымящей, как паровоз, Гнармак. - Когда я сам в юности пришёл вербоваться на китобоец, там тоже не поверили, что мне тринадцать.
   - Господа, я очень много читал, что капитана Нгуруму-кхуно тоже пытаются обвинять в трусости и ещё не пойми в чём, - спохватился я и тут же подумал: а стоило ли поднимать эту тему?
   Но, к моему удивлению, оба заулыбались, а Кимету сообщил:
   - Ого, он никогда мальчиком для битья не был! Всё отрицает, всех репортёров шлёт к шетани и правильно делает. Сифумвар пустил всё на самотёк...
   - С этого старого бера - я Нгуруму имею в виду - станется самому взять палку или начать клеветников пинками разгонять. Истинный дух йодха, - рассмеялась Гнармак.
   На самом деле мне хотелось уже узнать, зачем меня пригласили, да ещё и с Караком, пускай сейчас его и нет.
   - Так что старик держится и не даёт себя в обиду, - дополнил Кимету. - В старом уставе военно-морского флота было сказано, что командир корабля должен без страха сражаться с врагом, и не просто наравне с матросами, а впереди - чтобы подавать хороший пример и чтобы они тоже дрались без страха. Но ушёл милок, как и я, на торговый флот...
   Ненадолго воцарилась тишина. Фанигати за стеной сказала: "Рефу, помоги воду снять!"
   Кимету с Гнармак разом уставились на карту - я пока не понял, что в ней особенного. Эти двое показались мне сейчас похожими, как близнецы: угрюмые, подавленные. И трубки они держали одинаково.
   - Нивва, будь добр, объясни нашему гостю, зачем мы его позвали. - Реллана глядела не на меня, а всё так же на карту.
   Кимету некоторое время мерил меня взглядом, будто решал, выполнять её просьбу или нет. Гнармак хранила молчание и только выдыхала дым, прикрыв глаза. Наконец Кимету прервал молчание:
   - Как вы наверняка знаете, морское сообщение нарушено, а где-то вовсе парализовано. Судам, находящимся в море, приказано немедленно прибыть в ближайший порт. Те, кто игнорирует или вообще не имеет телеграфа, продолжают путь на свой страх и риск.
   Реллана оценивающе меня рассматривала. Я не понимал, почему, а Кимету тем временем продолжал:
   - Нгуруму поступил приказ от адмиралтейства разобраться самому, но в свете того, что он старик, это возьму на себя я, как следующий по рангу среди выживших. Совет директоров помялся, но одобрил это всё - куда им было деваться? - усмехнулся он. - Со мной отправится Гнармак...
   - Так при чём здесь мы? - наконец не выдержал я. Потом уточнил: - Я и Карак. Извините.
   - При нас, - в тон ответила Реллана и принялась выбивать трубку.
   Кимету кивнул и добавил:
   - Чем дольше мы здесь сидим, тем меньше времени.
   - От "Зарницы" никаких вестей. Они не просто вышли из зоны связи - эфир вообще молчит, на Зумари ничего не знают.
   Я всплеснул руками и ничего не смог на это ответить.
   - Они даже не были вооружены, - продолжала она.
   - Почему не послали военный корабль?
   - Какой в этом смысл? - пожала плечами Реллана. - Адмиралтейство надеялось избежать конфликта, уже военного.
   - И такое чувство, что шилкарани хотят именно этого, а не мирного решения, - заметил Кимету, не повышая тона.
   - Никто в городе не знает о пропаже делегации? Я не говорю - в стране...
   - Удивлён, - отозвался он, - что это не просочилось в газеты - прямо странно, что писаки не разнесли, а послушались приказаний не допустить паники.
   - Да, за разглашение обещали наказывать, - закивала Реллана. - Не штрафами и не палками, а к столбу - на трое суток независимо от погоды.
   - Чтобы мы могли выяснить судьбу шхуны и людей, нам дадут судно, - объяснил Кимету. - Передача дела в суд отложена, вдруг мы выясним что-то важное. А вас я хочу спросить - знаете ли вы кого-нибудь из братства, кто согласился бы принять участие в походе?
   - Думаете, наше присутствие что-то изменит? - Я в недоумении приподнял бровь.
   - Многое может изменить, - отозвался Кимету. - Уверен, что шилкарани будут нас "провожать" и рассматривать - так, что мы даже не заметим. Если они увидят кого-то из вас, то им станет ясно, что мы пришли не воевать, но и не умолять.
   - На "Зарнице" карамати не было? - Теперь я приподнял обе брови.
   - Не было, - подтвердила Гнармак.
   - Почему вы не обратитесь с запросом?
   - И кто именно должен обратиться? - не без яда поинтересовалась она. - После истории с Даэршином - определённо не я.
   - И не я, - добавил Кимету. - Вечность пройдёт, пока мой запрос рассмотрят... А подключать моё начальство или кого-то ещё не стоит.
   Я кивнул: так и есть на самом деле. Бюрократии в наших структурах не меньше, чем в любых других, а если разглашать запрещено, то почему не воспользоваться преимуществом в моём лице?
   - Может быть, - услышал я свой голос, - с вами отправлюсь я?
   Они кратко переглянулись, потом оба посмотрели на меня.
   - Уверены? - уточнил Кимету.
   Гнармак взирала с непонятными мне чувствами: то ли с удивлением, то ли с недоверием, то ли с тоской. Сначала говорю, а потом думаю - возвращаемся к старой привычке, шетани бы её побрали. Только когда Нивваир переспросил, я понял, что именно брякнул. А ведь я ещё молодой и пока хочу жить.
   Тут же упрекнул себя за такие трусливые и недостойные мысли.
   - Вашему товарищу я должен, - напомнил я.
   Однако, почему не передать просьбу отцу или маме? Возможно, согласились бы они. Даже не возможно, а точно, но то, что я сказал - увы, правда, и я не могу просить других справляться с этим за меня.
   Наверняка эти двое всё поняли по моему лицу (какой позор...), но ничего не сказали.
   - Думаю, я смогу и ещё чем-нибудь помочь, не только присутствием. Но для этого мне необходимо посетить братство.
   - Время ещё есть, - неожиданно согласилась Реллана. - Нам ещё выяснять, что с судном, и заниматься вербовкой и всем остальным. Арбитражный суд, конечно, ждёт дело, но подождёт, не переломится.
   - Арбитражный? - переспросил я.
   - Дело неподсудно военно-морскому суду, - вместо неё ответил Кимету. - Будет, гм, смешно, если окажется подсудным.
   Выйдя на улицу, я ещё раз подумал, что мне жить и жить, но отсиживаться негоже и недостойно.
   - Ты понимаешь, что это опасней всего, что мы прежде делали? - спросил Карак, когда я вернулся домой.
   - Ещё бы не понимать, - слабо огрызнулся я. Я всё ещё сомневался, что поступил правильно.
   - Я в любом случае пойду с тобой. - Если бы у Карака были руки, он бы ими развёл. - Но ты действительно считаешь себя - и меня - обязанными Кеймибагару?
   - А по-твоему, это не так? - рассердился я. - Мне казалось, ты понял, дружище, что это он пускал в лодки мужчин?
   Карак распушился и промолчал. Потом нехотя сказал:
   - Наверняка ты опять согласился, не подумавши, но я понимаю, почему ты не хочешь оставить это Халье или Реллану.
   В Башню мы отправились на следующий день - Режльхор и Гуулвена обязались присмотреть за Ниттаром, который уже чувствовал себя гораздо лучше и за двумя мелкими оболтусами мог присмотреть сам. Я намеревался поговорить обо всём с родителями, даже не потому, что нехорошо сбегать, никому ничего не сказав - может так случиться, что мы с Караком не вернёмся.
   Когда мы ездили на Кагарабу, с погодой везло, ведь тогда была середина лета. Сейчас можно попасть в переплёт и без всяких оборотней. Однако, если корабль, на котором нам предстоит отправиться, будет достаточно крепким и иметь паровой двигатель, то мы будем избавлены от некоторых проблем. К тому же, на Кимету с Гнармак можно положиться. Но что случилось с "Кеэвой", несмотря на усилия команды, все уже видели. И видели до этого много раз.
   Самое сложное, то есть разговор с родителями, я решил не откладывать - некоторые другие вопросы подождут. Карак отказался меня сопровождать, сказав, что это моё личное дело, а он пока навестит своих знакомых, если они в Башне.
   В квартире никого не оказалось, а как раз выходившая оттуда горничная не смогла мне сказать, куда отлучились хозяева. Я остался ждать у порога, как будто мне ещё давали время подумать о том, нужен ли этот разговор вообще.
   Но как бы мне ни хотелось отмахнуться, надо было через это пройти, даже если меня не поймут и не простят.
   Я ожидал не очень долго, когда появились Реллан и Халья. Люди, которые меня вырастили и которых я называю отцом и матерью. Летние события не прошли для них незаметно: расследование по делу Кенафина завершилось быстро, суд также был скоротечным и не признал виновным никого, не наложил штраф и не лишил статуса и должности, однако и Реллан, и Халья решили взять на себя ряд нелёгких обязанностей в дополнение к имеющимся.
   Рад, что оба могут найти время для отдыха. Они шли под руку и о чём-то спорили, когда заметили меня.
   - О, ты не предупреждал, что приедешь! - воскликнул отец. - Что случилось?
   - Мне надо с вами поговорить.
   Я долго думал, как начать этот разговор, даже заготовил несколько вариантов, но когда момент настал, сказал первое, что пришло в голову.
   - Конечно, конечно... - заторопилась мама, активируя ключ. Точно ходили на какое-то мероприятие - она при полном параде замужней оурат.
   Пока я раздевался-разувался, мне вдруг подумалось, что я никогда, или, по крайней мере, очень редко ценил то, чего были лишены Кенафин и подобные ему - то есть дом. В месте, где тебе рады, словно наложено некое заклинание уюта, дающее спокойствие и заставляющее раз за разом вставать и идти. Тогда я не обратил внимания, но теперь с удивительной чёткостью вспомнил, что квартира Кимету производила похожее впечатление: тамошняя атмосфера наводила на мысль, что Нивваир с супругой живут дружно, несмотря на него репутацию.
   В этом доме тоже редко ссорились и выясняли отношения. Я подумал, что меня здесь выслушают и помогут с решением, а не станут поучать.
   - Присаживайся, - пригласил отец, указывая на раздвижной деревянный стол, на который мама как раз выставляла утренний пирог.
   Этому круглому столу было, кажется, столько же лет, сколько мне. Я спал и готовил уроки в общежитии, но здесь бывал часто, а в конце октады мы вместе с рафи играли за этим столом в лото. И какие-нибудь букеты тоже здесь стояли всегда - вот и сейчас ромашки.
   Напротив висел мой детский рисунок - облака и алый воздушный шар.
   Я не знал, откуда отец с матерью вернулись - может, с приёма или из синематографа, а может, театральная труппа приехала, - но моё появление не оставило от их расслабленности следа. Во взгляде Хальи я уловил тревогу, в жестах Реллана, разливавшего сок - напряжённость. И дело даже не в том, что о визите принято предупреждать - я по-прежнему проходил трёхлетнюю практику, и моё внезапное личное появление в братстве означало нечто серьёзное. Оно бы насторожило, даже не случись катастрофа "Кеэвы".
   - Что привело тебя к нам? - Мать без промедлений предложила перейти к сути.
   - Шилкарани, - коротко ответил я.
   Лопатка, которой Халья выкладывала мне на блюдце кусок пирога, чуть не выскользнула из руки, дрогнув. Реллан сдвинул брови, так что между ними обозначилась резкая складка - он так делал, когда ждал окончания плохих новостей.
   - Они-то какое отношение имеют?... - Он, похоже, не знал, как закончить фразу.
   - Самое прямое, - грустно ответил я. - Это они пароход потопили.
   Оба сдавленно вздохнули. Если уж возглавляющие дома люди так реагируют, дело действительно серьёзное. Я о всей серьёзности знал давно, но сейчас получил лишнее подтверждение.
   - Об этом мне сказал Кимету-кхуно Нивваир, - объяснил я. - И то же самое он говорил во время предварительного следствия. Их видели и другие люди...
   Родители молча ждали продолжения, но выражения их лиц смягчились.
   - Кимету получил распоряжение от военного адмиралтейства, - я чувствовал стеснение в груди, - провести расследование, возможно, найти и доставить виновных в Генгебагар. Также там будет Гнармак-кхуно Реллана и, может быть, ещё кто-то. Я тоже отправлюсь с ними. Карак тоже.
   Пирог был забыт.
   - Какой смысл? - вкрадчиво спросила Халья.
   На лице её мужа, которого я называл отцом, читался тот же вопрос.
   - Отец, мама... - Я задержал взгляд на алом шаре среди белых облаков и синего неба. На карандаши я нажимал слишком сильно. - Господин Эльглот-кхуно, к которому вы меня распределили - мы ведём общее дело и можно сказать, что он мой друг. Он выжил в этом крушении благодаря одному из погибших офицеров, который пускал в спасательные шлюпки мужчин. Его имя Кеймибагар-кхуно Уэншин, теперь его обвиняют в трусости и уже довели его мать до смерти. Я должен для этого человека что-нибудь сделать, понимаете?
   Молчание. Выражения лиц у обоих стали какими-то смущёнными.
   - Узнать хоть что-то, любую правду, - заторопился я и осёкся, заметив, что отец с матерью переглядываются.
   - Да, это очень опасно, но я не хочу, чтобы кто-то рисковал вместо меня... Я приехал, потому что хочу знать, с чем придётся столкнуться, и чтобы вы знали, где мы...
   Тут я заметил, что меня, похоже, уже не слушают.
   Халья, закусив губы, напряжённо смотрела в лицо Реллану. Он отвечал таким же взглядом. Потом оба почти одновременно отвели глаза, словно признавая поражение.
   - Что-то не так? - задал я глупый вопрос.
   - Мы должны поговорить с тобой о твоих настоящих родителях, - ответил Реллан.
   Нет, я знал, что усыновлён, это все знали - скорее было бы странно, если бы случилось наоборот. Но от этих слов, сказанных безжизненным голосом, меня словно поразило громом.
   Мысли путались и я не знал, как реагировать. Я редко думал о биологических родителях, потому что настоящие сидели сейчас передо мной, но мне было вместе с тем интересно, как бы сложилась моя жизнь, если бы я родился атми. С возрастом я узнавал больше об этой самой жизни и делал выводы, что, возможно, этого лучше и не знать. Вдруг на самом деле отец, мать или оба сразу осуждены или у меня в определённом смысле нет отца, а рассказ о том, что они погибли в море - всего лишь ложь во спасение, чтобы я меньше переживал?
   В самом деле лучше было не знать.
   - Ты уже взрослый и мы имеем право тебе рассказать, - чуть погодя добавил Реллан, видя, как я застыл.
   Я не знал, что тут можно ответить. Мне хотелось закрыть эту тему, но уже нельзя, уже начали.
   - Начну с того, что она на самом деле были убиты, когда тебе не было года, - размеренно говорил Реллан. - Ты этого не помнишь, но мы тебе не солгали, когда ты поинтересовался.
   - Они были уважаемыми людьми из вьяпар, - уронила Халья.
   Я поднял голову и взглянул на неё. Я никогда не представлял, как выглядела моя родная мама - потому что не чувствовал себя заброшенным. Перевёл взгляд на Реллана - я бы не хотел иметь какого-то другого папу.
   - Мы должны были сказать раньше. Но не были уверены, что надо, - негромко продолжала Халья.
   Голоса, вид у них обоих были угнетёнными, словно члены моей семьи чего-то боялись. Моей реакции, наверно? Так я сам не знаю, как реагировать.
   - Как и то, что твой наниматель на самом деле твой дедушка, - вымолвила она, разглаживая скатерть.
   Теперь я не просто замер, поражённый, и не просто внутри всё перевернулось - мир перевернулся. У меня в голове словно что-то щёлкнуло и я вспомнил - Карак смотрит в книгу и отказывается сказать, что такое там увидел. А увидел он, полагаю, фамилию Ниттара рядом с моим именем, но его дислексия не дала ему прочитать всё правильно.
   И мы об этом благополучно забыли.
   Халья тем временем встала, вышла в другую комнату. Дважды щёлкнул замок секретера, и мать вернулась с бумагами.
   - Вот документы из архива, - сказал она, кладя папку на стол и садясь обратно.
   Я протянул руку и взял папку без всяких эмоций, однако чувства меня переполняли - страх, недоверие и, почему-то, гнев.
   Вот метрики, в том числе моя - я тупо смотрел на цифры и буквы, выведенные рукой неизвестного писаря семнадцать лет назад. Взглянул и на два других имени, которые до сей поры ничего бы мне не сказали. Вот свидетельство о браке Гладдафина и Кимбугати. Вот и две карточки - похожи не на фотографии, а на снимки, сделанные с помощью камеры-обскуры. Красивая и грустная оурат - это, значит, мама. Халья тоже красивая. А это...
   Я долго моргнул и свободной рукой протёр глаза. Не показалось.
   Мир грозил перевернуться повторно: на пожелтевшей бумаге красовался портрет того, кого Гнармак называла "Носом". Да, моложе и взгляд не безумный, но сомнений не было - глаз не мог меня подвести.
   То есть я сын этого несчастного опустившегося человека... Да, а Ниттар знает? Похоже, что нет.
   Я повторил это вслух и подробно объяснил, как было дело.
   - То есть жив? - переспросил Реллан. - Надо найти беднягу...
   Но мне стало стыдно. Хотелось или убежать, куда глаза глядят, или просто раствориться в воздухе.
   Наконец все разошлись по спальням, а долго не мог уснуть и лежал, уставившись в потолок. Глаза даже закрываться не хотели. Карак спал, спрятав голову под крыло, и только я услышал, как тихонько скрипнула дверь.
   - Не спишь?
   - Мам? - Я сел и подался навстречу.
   Халья устроилась в ногах, а я обнял её и уткнулся в её плечо, как в детстве.
   - Мы оба понимаем, что это твоё решение, - шёпотом сказала мать, смыкая руки у меня на спине. - И конечно, поможем. Здесь, в Башне, есть вещи, о которых не догадываются атми. Но им не под силу всем этим воспользоваться, а ты можешь.
   Я отстранился и удивлённо посмотрел на неё. В свете ночника было видно, что матриарх Мивенар гордо и заговорщицки улыбается.
   - Обсудим перед вашим отъездом в Генгебагар. Ну - засыпай.
  

10

  
   Когда я вошёл в читальню, то увидел, что кроме меня здесь уже есть посетители. Успел заметить, как девушка сняла голову с плеча парня и поспешно отодвинулась.
   Я сгрузил книги на свободную часть стола и решил не дожидаться Карака. Сначала мне показалось, что парочка обязательно сунет нос в то, что я взял, но быстро понял, что опасаться нечего - заняты они были частью уроками, частью друг другом, да и сидели они на другом конце стола.
   Итак, что мы имеем? Ещё одну стопку книжек - на этот раз без мёртвых карамати, - и необходимость узнать побольше об угрозе. Значительная часть этих книг имелась в магазинах или библиотеках, но чтобы из хранилища достали ещё одну, требовалось, ни много ни мало, разрешение главы дома. Все её экземпляры изъяли отовсюду, из музеев и этнографических институтов тоже, и я начал догадываться, почему.
   Как это назвал Карак? Он же употребил какое-то обозначение. "Проклятие памяти"?
   Очень похоже, но не совсем так. Здесь попытались стереть из истории не существование отдельного человека, а нечто, связанное с целым народом. Конфисковали книгу давно, не год, не два, и не десять лет назад, а тогда, когда шилкарани перестали появляться открыто и для земных людей встречи с ними постепенно стали не реальностью, а чем-то из раздела мифов.
   Смешно. Ведь они даже не кто-то вроде воронидов, а такие же люди, пусть и оборотни...
   - И зачем я поступал на эти курсы? - шёпотом вздохнул парень. Я поднял глаза. Он чесал карандашом в затылке. - Знаешь, сколько я переделывал чертёж этой лестницы? Четыре раза!
   Девчонка промурлыкала в ответ что-то невнятное.
   Я не стал зацикливаться на том, что этот малый гораздо раньше меня задумался о том, чего хочет, и вернулся к своим делам. Как ни мучило меня любопытство, я решил начать не с запрещённой книги, а с вполне разрешённых.
   Так-так... Эпоха Кровавого Железа, занятный фолиант, напоминающий старинные "Физиологи" - это в их стиле изображение необычных существ. Если иллюстрации здесь скорее фантастические, чем верные, возможно, стоит начинать с более нового анатомического атласа, то есть целой книги, полной зарисовок вскрытий. Однако, из любопытства, я всё же заглянул. "А это точно не новодел?"­ - подумал я, увидев современный язык и буквы. Какое-то репринтное переиздание, стилизация или вовсе мистификация?
   Ладно, потом подумаем об этом. Я отодвинул фолиант, придвинул атлас и положил рядом том зоологической энциклопедии, которую два года назад издал университет Нкамизивы, и открыл на тюленях, точнее, на главе об их строении. Есть, интересно, какое-то доказательство тому, что на зарисовках не обычные северные тюлени? Различия, я смотрю, минимальные - или неспециалист попросту не заметит.
   Или опять условность и это следует списать на возраст атласа? Но меня аж передёрнуло от скрупулёзности и натурализма изображений - запечатлено всё, вплоть до закатившихся глаз и вывалившихся языков. Я уже видел подобное в детстве, когда стащил у матери из шкафа пособие по анатомии. Подобное изображение не свойственно старинным книгам.
   Было местами трудно разбирать устаревшие лигатуры, но эта книга не сказочная, в отличие от той. Откуда, интересно, столько материала для вскрытий, то есть тел? Разве мы уже воевали? Если да, то теперь, похоже, шилкарани жаждут повторить.
   Отношения никогда не были безоблачными - даже в легендах, особенно в них. Сначала я знал об этих оборотнях только по легендам и сказкам, но теперь узнал, что частью это не легенды, а правда, пусть даже шилкарани и приписано много необычных свойств. Та же часть, где вымысел, служила назидательным целям и ничего бы не потеряла, замени шилкарани на кого-то другого, хоть на обычных зверей, как в баснях. Однако, вспомним миф о похищении жены героя - сколько здесь мифа?
   А вот ещё одна книга, которая описывает их жизнь, устройство общества и привычки. Интересно, сколько здесь правды, а сколько желания развлечь читателей?
   Как мне объяснила Халья, определять правдивость или ценность книги надо не по издательству, а по автору. Я перевернул том и прочитал на обложке имя, которое ни о чём мне не сказало.
   Ну ладно. Будем работать с тем, что есть.
   Я открыл содержание. Первая глава описывала появление предмета моего интереса. Почти сразу мне стало понятно, почему книгу изъяли - это антропологическая монография, в которой говорилось, что шилкарани, предположительно, произошли от нас. Изменены больше. Я сам продукт мутации, но не настолько, насколько они. Странно. Мне и таким, как я - почести, а им забвение? Здесь должно быть что-то ещё.
   Итак, это люди, бежавшие от людей, но почему они, как киты, вернулись в море и когда, никто не помнил, не рассказывали и они сами.
   Дальше следовала глава о биологии расы и несколько картинок, похоже, кочующих из книги в книгу - первоисточником был, видимо, тот самый анатомический атлас. Так и не было изучено до конца, как они могут превращаться и зачем им это вообще нужно.
   Пока шилкарани не ушли в неизвестном направлении, они обитали на дальних островах и вели полуводную жизнь - как тюлени, личиной которых пользовались.
   Когда они только попали в поле зрения наземных людей, те сильно удивились, что существование тюленей-оборотней не сказки - из этого можно было сделать вывод, что отдельные встречи происходили и раньше, но у древних не было ни возможности, ни желания что-то проверять и изучать.
   Шилкарани мирный народ, но доподлинно не известно, враждовали ли друг с другом - есть или было много популяций, как у нас много городов, а у наших далёких предков много племён.
   Тем не менее, отношения были сложными - как в легендах, так и в реальности. Оборотни не желали идти на контакт с нашей цивилизацией и редко соглашались на "культурный обмен". Когда им подарили бронзовые ножи - этот металл меньше подвержен коррозии в солёной воде, - они лишь весьма сдержанно поблагодарили. На вопрос, желают ли они получить ещё что-нибудь, "парламентёры" ответили, что ничего. Антропологи похмыкали, почесали в затылке и уточнили, действительно ли ничего. В ответ удивились: мы, сказали, не знаем, какие предметы существуют, и не можем желать того, чего не знаем.
   В общем, окунаться в цивилизованную жизнь и приобщаться к её благам и удовольствиям шилкарани не спешили. К слову сказать, ворониды тоже нечасто это делают, но вот только они не люди и никогда ими не были, наш мир плохо для них приспособлен. А вот шилкарани люди. Неужели они начисто лишены любопытства, которое, как известно, двигатель прогресса (и эволюции)? И не только его - жадности тоже, ещё одного двигателя?
   Или не лишены?
   Я закусил карандаш, которым писал, потом задумчиво постучал им по зубам. Что же выходит? А то, что они скрытные, не агрессивные и не желали, чтобы мы вторгались в их жизнь. В таком случае, что заставило этих вроде бы безобидных созданий сделать такое с лайнером?
   Сначала исчезли неизвестно куда, а теперь появляются, и так кроваво...
   Что сделали эти несчастные с "Кеэвы"? Просто не понравились? Чепуха - пароходы, гигантские и не только, годами ходили этим маршрутом. Или терпение лопнуло? Может быть.
   Зашли на чужую территорию? Уже теплее, но опять не вяжется.
   Тут я велел себе не торопиться и не бежать впереди паровоза, рано делая какие-то умозаключения.
   Стал читать дальше.
   Ничего себе. У них даже письменности не обнаружено, никакой. Ничего похожего ни на нашу слоговую азбуку, ни на якундуанские буквы. Да и на чём писать, на песке в полосе прибоя? На глине выдавливать? Так ничего похожего даже на воронидские руны, пригодные для выцарапывания клювом и когтями. Значит ли это то, что шилкарани не помнят прошлого? Тогда неудивительно, что они не помнят, откуда сами взялись. Или у них распространено то, что называют "устным народным творчеством"? Которым они предпочитают не делиться, вот и всё.
   Значит, я ошибся и конфликтов не было? Откуда тогда трупы для вскрытия?
   Кстати, о них - обряд погребения у шилкарани простой, называется "морские похороны". Это не совсем то, что наши похороны в море, когда тело зашивают в парусину и привязывают груз. Сначала умершего поминают, как и у нас, а потом останки относят на съедение рыбам. Члены рода ждут, пока те обглодают плоть, после чего кости опускаются на дно океана и покоятся уже там.
   Вот ведь варварский обычай...
   Гм. По-прежнему неясно, что в этой книге такого опасного, что её надо изымать и запрещать. Едем дальше.
   Вот и упоминание о неком Имлохаре-кхуно, который ставил шилкарани в пример своим соотечественникам. Те, дескать, избавлены от тлетворного влияния цивилизации, они чисты, безобидны, добры и вообще сущие дети.
   Ага.
   Добры.
   И безобидны.
   Ниттар сказал бы, что ничего не бывает так просто, и автор книги написал то же самое - что Имлохар пытается всё красить в розовый цвет. Есть такая поговорка - хорошо там, где нас нет. По-видимому, здесь тот же случай - хороши те, кто не мы. Про воронидов тоже случалось такое слышать, но называть их добрыми и безобидными могли только очень наивные люди. А уж насколько "безобидными" могут быть дети, мне часто доводилось наблюдать. В том числе не так давно перед визитом к Сифумвару.
   К слову, подтвержедния или опровержения легенды о том, что их предсмертное проклятие эффективно, я не нашёл. Хенеги, я смотрю, не сильно его боялся.
   Ладно.
   Очередная глава называлась "Столкновение интересов". Чем дальше я читал, тем больше ко мне приходило понимание, что имя на обложке - это, скорее всего, псевдоним, и что именно открытая публикация этих сведений могла поспособствовать изъятию книги.
   Со временем выяснилось, что обычный земной облик эти оборотни могли принимать гораздо чаще, нежели мы привыкли думать. Не все, конечно, а отдельные личности. Как моя ветвь, карамати, шилкарани обладают магией или, если быть точным, некими чарами. С помощью этих чар они могли привлечь и соблазнить жертву, и та соблазнялась, если не подозревала, кто перед ней. Если же подозревала или, ещё лучше, знала...
   Так. Знакомое ощущение. Я его уже испытывал, роясь в тёмном прошлом Сада души.
   Я пятернёй зачесал чёлку ото лба, вздохнул и продолжил чтение - делать нечего, надо.
   Бриши ведь преследовал Хайвани открыто? Я бы на его месте не стал, зная, что её супруг герой с большими кулаками... Но легенда на то и легенда, чтобы не быть чистой правдой, верно?
   Вообще чревато хватать чужих женщин.
   Но шилкарани могли уходить безнаказанными, особенно если женщина стеснялась признаваться в своём скоротечном увлечении или супружеской измене. Таким образом могли рождаться метисы, за которыми отцы могли через какое-то время и прийти.
   В отдельных городах эти тайные посещения и рождения чужих детей стали настоящей напастью. Тогда некоторые мужья начали незадачливых любовников просто-напросто убивать.
   Вопиющий случай произошёл сто четыре года назад с одной из наших лайнугати - она подверглась такому совращению, после чего родила ребёнка. Бастард был тайно умерщвлён фрейлиной, дочерью одного из советников вану, ненужных свидетелей также заставили замолчать. Здесь же было имя - "Т. Гибриир".
   Ой-ой...
   Я поднял глаза. Со всем этим даже не заметил, что курсист и девчонка уже ушли - должно быть, он закончил наконец свою лестницу. Я достал бутылку с соком, открыл и глотнул. Посмаковал. Потом взял книгу, заложив страницу пальцами, и всмотрелся в обложку.
   Эта фамилия на ней точно псевдоним. После таких разоблачений не живут спокойно и, подозреваю, именно эта глава и упоминание этого конкретного преступления послужили причиной изъятия книги.
   Кто мог взять на себя такой грех, как убийство человека священной крови, пусть этой крови только половина? Только йодха или кахини. Если бы такой же мивали, на это все бы закрыли глаза и не нужно было ничего скрывать. А здесь... Действительно, дерзкое и страшное преступление. Поистине.
   Я попытался вспомнить, упоминали ли подобный инцидент в принципе. Вспомнить не сумел и стал допивать сок, задумчиво разглядывая обложку. Очень вероятно, что автор коснулся очень крамольного вопроса, если то, о чём я думаю, правда.
   Наконец сок закончился, я сдал книги и отправился ночевать, застав всех спящими.
   Утром мы с Караком двинулись в обратный путь, и теперь было время всё обсудить. Несмотря на то, что спал я не очень хорошо, в сон не клонило.
   - Карак, у тебя память лучше моей, - начал я, когда мы ехали через Стеклянный лес.
   - Ну, - отозвался Карак с луки седла.
   - И оценки по истории были хорошие.
   - Да. А в чём дело? Нашёл вчера что-нибудь?
   - Подскажи, пожалуйста... Тысяча двести сорок восьмой - кто у власти?
   Он ответил.
   - Не помнишь ли ты упоминаний о каких-нибудь скандалах при дворе или чём-то подобном?
   - Хмф... - Лучший друг задумался, наклонив голову набок. - У наследника чуть не расстроился весь марьяж, из-за недостаточно покладистой невесты. Отец нашего вану, если помнишь.
   - Угу, слышал, что дед тогда уже совсем старый был, через два года он умер и на трон сел тот эксцентрик, из-за которого Гнармак решила мужчиной притвориться... Что-нибудь ещё?
   - Нет.
   - Точно?
   - Тала, ты что-то конкретное ищешь?
   - Конкретное... - пробурчал я и свесился, чтобы посмотреть на дорогу. - Был ли кто-нибудь по имени Гибриир. Фамилия начинается, возможно, на "та". Или другой слог со звуком "т".
   - Может, "Талавару"?
   - Нет, начинается на букву "та", без обозначений гласных... Хотя почему бы и не "Талавару", в самом деле! Или "Талвар".
   Теперь Карак закрыл глаза, и когда открыл, не без сожаления произнёс:
   - Нет.
   - Дружище, ты же летающая энциклопедия.
   - Знаю, - недовольно хмыкнул Карак. Он скромничал и не любил, когда его так называли.
   - Как ты тогда можешь не помнить?
   - Потому что никогда не слышал.
   - А про убийство бастарда ничего не известно?
   - А у вас принято их убивать, а не пристраивать при дворе? Тоже не слышал.
   Я полушутливо попенял:
   - Ты меня разочаровываешь, дружище.
   - Прямо спросить ты не можешь? - Карак наконец не выдержал.
   - Мне нужно узнать, что это за человек. И существовал ли он вообще.
   - Я повторюсь, что не знаю. А ведь это было относительно недавно...
   - Во время правления деда нынешнего вану, да, - вставил я.
   - Попробуй у Ниттара спросить или у отца с матерью.
   - У них уже спрашивал. Они не знают, причём не притворяются, а правда не слышали. А Ниттару откуда знать?
   - Мало ли...
   - Он вообще кто был? Этот человек вообще атми?
   - Не уверен.
   - Но из них такую фамилию могли носить вьяпар или йодха.
   Голые полупрозрачные ветки склонялись над дорогой, образуя туннель. Я замолчал и задумался.
   Чем помешал бастард, понятно. Но можно было отослать подальше, отдать на воспитание - убивать зачем? Неужели настолько страшились такого происхождения? Или того, что отец ребёнка явится прямо во дворец и скандала не миновать? Или, наконец, жутковатых способностей этого народца? "Жутковатые способности" и у нас имеются, у некоторых намного страшней, чем у меня, почему нас никто не гонит и не убивает?
   Однако, на последний вопрос ответ очевиден: мы свои, а шилкарани чужие.
   С другой стороны, эта чужая кровь и впрямь опасна сама по себе - вдруг кому-то в недобрый час пришло бы в голову узаконить бастарда, устроить переворот...
   Но вернёмся к убийце и заказчику. Этот человек, Гибриир с фамилией на "та" мог не просто пойти на преступление, а считать себя в праве его совершить.
   Не уверен, конечно, насчёт этого, но одно о йодха знаю точно: если дело было совсем худо и у всех членов царской семьи портреты были на одно лицо, невесту для наследника выбирали из женщин йодха. Не из нас, кахини - из воинов, а не жрецов.
   Далее - его дети, если кто-то был кроме дочери, могли считать иначе и вычеркнуть из хроник упоминание о поступке отца. Шилкарани там или нет, жертвой оказался человек царской крови. Потом недруги семьи вполне могли бы уничтожить всякое упоминание об убийстве, воспользовавшись его деянием, как предлогом.
   - Ты что, уснул?
   - Нет... Нет, - встрепенулся я. - Не сплю.
   - Тогда буду спать я, если не против.
   Я был против - стал рассказывать о своих догадках.
   - ...Не понимаю, зачем было запрещать эти данные? Что они делают детей, а потом отбирают их... Предупреждён - значит, вооружён.
   - Я не хочу судить, - произнёс Карак неохотно, - но может быть, эта семья так стремилась защитить свою честь, что не остановилась ни перед чем. Таким неразумным поступком, как изъятие информации - тоже.
   - Я всё понимаю, - фыркнул я. - Но им хорошо, а всем остальным... Минутку. Карак, ты можешь себе такое представить? Это сколько таких детей со смешанной кровью может жить на свете? Десятки? Сотни?
   Карак поднял голову и посмотрел мне в лицо. Глаза у него были совершенно круглые.
   - Ты понимаешь, что это значит? - неживым голосом спросил он.
   - Что никуда они не исчезали, скорее всего, - подхватил я. - И что люди на берегу могут ничего об этом не знать и называть "отцами" совсем других людей... Как и я, но я знаю, что усыновлён.
   Лучший друг промолчал. Я глянул на небо. Оно приобрело выцветший сизый оттенок, как часто бывает осенью. Солнце слабо, ласково грело.
   Небесам всё равно, что происходит здесь - так же, как океану.
   Скоро середина осени, когда мы собираемся выдвигаться - зимой? Даже если шилкарани не будут предпринимать попыток нас убить, это может сделать мороз.
   Эти двое, Гнармак и Кимету, наверняка бы назвали меня слюнтяем и правильно сделали. Особенно после того, что я узнал. Обсуждать с Ниттаром вопросы семейных уз у меня не было ни сил, ни особого желания. Может быть, мы обсудим это перед отбытием, и даже не "может быть", а точно. Но не сейчас.
   Через час после возвращения в город я встретился с Кимету. Мы стояли на вершине башни, у которой я иногда гулял.
   - Аварийное состояние у этих руин, - заметил он. - Не боитесь?
   - Нет.
   - Ответ на запрос пришёл - на удивление быстро. - Он перешёл к главной теме. - Судно для нашей цели предоставили, это "Яркий восход". Возможно, вы слышали - ещё одно судно наших конкурентов и первый гигантский пароход.
   До захода солнца оставалось не меньше часа, но погода быстро портилась - небо над всем пространством горизонта забилось сине-серыми тучами. Над домами они были свинцово-серыми и почти чёрными, как клубы дыма. Мы оба смотрели на куцый закат, который виднелся в просвете на западе, и будто бы не испытывали интереса к разговору. Море было страшного коричневого цвета. Словно было загрязнено.
   - Он ведь ужасно старый, - удивился я. - Ему лет пятьдесят!
   - Он может держаться на плаву. Тем более, его давно поставили в док чинить, но изначально для других целей.
   - А ходить? - Я решил продемонстрировать свои познания в морском деле.
   - Тоже может.
   - Сколько же там команды?
   Этот вопрос занимал меня не в последнюю очередь. Я посмотрел на собеседника. Тот смотрел на небо.
   - Пятьсот человек - округлим. Конечно, включая меня, вас, Гнармак и вашего товарища.
   - У нас есть такое количество тех, кто согласится на это опасное путешествие?
   - Это уже наша забота, - сказал Кимету почти ободряюще. - Ваша - постараться подготовиться к "тёплому приёму".
   - Я понял. А кто-то ещё отправится с нами? Натуралисты, например.
   - Этих ребят опасностями не отпугнёшь, даже смертельными - мне кажется, что где-то в глубине души они йодха. Может быть, и в наш рейс найдутся желающие.
   - Набу, а что необходимо сделать? Мне нужна точность. Мы планируем вести переговоры? Просто поймать и допросить кого-то?
   - По обстоятельствам. Просчитайте оба варианта.
   Я был польщён. Похоже, сопляком, не отличающим, где у него правая и левая рука, этот человек меня не считал.
   - Желательно также отыскать выживших, если такие есть.
   Выжившие. Я бездумно смотрел на небо.
   - Я не имею представления, где их могут держать, - честно признался я.
   - Я тоже.
   - Шилкарани по свидетельствам - варварский народ, у них может не быть не то что городов и деревень, а вообще каких-либо серьёзных построек. Где тогда могут держать наших людей? На разбитом корабле? Сколько человек может на нём прожить?
   Кимету задумался, по-прежнему глядя на залив, но не больше, чем на миг:
   - Достаточно долго, набу, если он будет есть и пить и не подцепит воспаление лёгких... Что там, я и ещё тридцать ребят жили на пустынном вулканическом острове, когда наша "Святая Суливена" напоролась на скалы. Ловили птиц и лангустов и смогли достать остатки солонины из залитого трюма. Трое, понятно, не выдержали... Видите ли, человек может жить почти луну без еды, но чуть больше октады без воды. Но сейчас вышли все сроки - это мы привычные, а другие люди зачастую не могут есть сырую еду, потому что их тошнит.
   - Сомневаюсь, что шилкарани разводят огонь, - пробормотал я.
   - А верфь до сих пор возится с ремонтом "Восхода", - отозвался Кимету. - Темпы они не увеличили, насколько мне известно.
   Солнце медленно, но заметно ползло вниз. Просвет в тучах расширился, и оно напоминало зловеще светящийся шарик.
   Я повернулся к Нивваиру:
   - Если вы считаете, набу, что все сроки уже вышли, то куда торопитесь? Хотите успеть до зимних холодов?
   Он отлепился от зубца, за который держался, и посмотрел на меня:
   - Думаю, не стоит спрашивать, как бы вели себя вы, если бы про вашего покойного друга писали бы всякие глупости. И про угрозу нашим людям вы случайно не забыли?
   Шея у меня стала горячей. Я излишне поспешно отвернулся к бухте. Закат медленно догорал, чёрные тучи, казалось, сильнее склубились и теперь походили на снеговые.
   - Успеть до холодов ещё и в моих интересах, полагаю, - выдавил я, сглотнув. Мне было очень стыдно. - Нырять в ледяную воду не очень приятно.
   - Вы собрались нырять? - Судя по голосу, Кимету усмехнулся.
   - Придётся, наверно, - уклончиво пожал плечами я. - Сами они вряд ли выйдут и вряд ли будут ждать того, что появлюсь я.
   - От карамати, согласно мнению большинства атми, вообще неизвестно, чего ждать, - заметил он.
   - Поэтому, наверно, разбежались те, кто напал на нас с Гнармак, - вымолвил я. - А вы не думаете, набу, что их нанимательница на самом деле шилкарани?
   - Всё может быть, - серьёзно ответил Кимету. - Но ума не приложу, зачем им понадобилась Гнармак.
   Помолчали.
   - Меня всегда удивлял этот закон мироздания, набу, - вновь заговорил я, поворачиваясь к собеседнику.
   - Какой? - спросил тот без особого интереса, продолжая смотреть на солнце и бухту.
   - Преступники, на которых не хватило доказательств, живут, и живут долго, а с хорошим людьми что-нибудь случается. И хорошо, если не смертельное.
   Кимету взглянул на меня исподлобья, удивлённо:
   - Видимо, Ахлавиза подумала о том же самом.
   - Как она? Не знаете?
   - Не может больше здесь находиться. Поехала к кому-то их ваших по личному вопросу.
   - Это к кому? - оторопел я. Почему мне кажется, что это очередное неприятное известие?
   - Кажется, он из дома Алиеру, а не из вашего. Некромант.
   - Ооо... - протянул я. - А зовут его случаем не Ялакур?
   Кимету нахмурился:
   - Похоже.
   - Госпожу Кеймибагар кто-нибудь хотя бы предупредил, что этот человек немного... эксцентричен? - нервно засмеялся я.
   - А это так? Как бы там ни было, думаю, ей всё равно - она хочет узнать, почему её муж лишил себя жизни.
   - Если Ялакур ответит, - буркнул я и признался: - Он и со мной не хотел работать, пока я его не припугнул.
   Невесть почему, я ожидал вопроса, действительно ли это был я и в самом ли деле припугнул, но Кимету сказал, пожав плечами:
   - Всё равно лучше, чем здесь. Тем паче, она посоветовалась с нотариусом и тот, насколько я понял, не смог сильно помочь. Думаю, она вернётся на родину, как только линии запустят.
   Я в ответ лишь вздохнул.
   - Вы считаете, что ваш некромант опасен? - осведомился он.
   - Вздорный и немного сумасшедший старик, - неуверенно отозвался я. - Я видел его раз в жизни, не могу сказать, что знакомство было приятным, пусть и плодотворным... Однако другие карамати, насколько понимаю, того же мнения.
   Кимету глянул на меня с сожалением:
   - Наверное, нам с Гнармак не стоит сильно беспокоиться об Ахлавизе - ло-якунду упорны, а их женщины и подавно. Вот только нервы у неё ни к шетани.
   У меня закралось страшное подозрение:
   - Думаю, это моя мать Халья направила Ахлавизу к старичку. Однако сомневаюсь, что мать сделала это необдуманно.
   - Ваша мать? - поинтересовался Кимету.
   - Да. Я отправил просьбу госпожи Кеймибагар от своего имени, чтобы Халья быстрее прочитала.
   - Тогда действительно беспокоиться не стоит. - Он ухмыльнулся, но тотчас вновь стал серьёзным. - Я извиняюсь за свой тогдашний поступок на улице, набу - не знал, что вы пытались действительно помочь. Бедняжка почти из дому не выходила - никуда, кроме как к зданию фирмы. Довели её до крайности. Оно и понятно - единственный близкий человек в чужой стране, да ещё и так... Фанигати моей прислали сначала десяток телеграмм с соболезнованиями - мол, я погиб, а потом ещё десяток с опровержениями, - хмыкнул он.
   Ничего себе, как потрепали нервы бедняжке.
   - Ахлавизе ей нечего сказать, хоть она и пыталась.
   Ещё бы.
   - Гнармак вообще утешать не умеет и подчас груба. Мы хотя бы были рядом и сумели помочь с квартирой, но что ещё мы можем сделать, когда я сам оказался в весьма щекотливой ситуации перед следственным комитетом, а у Релланы у самой процесс?
   - Первый раз слышу о щекотливой ситуации, - удивлённо заметил я.
   - О, - махнул рукой Кимету. - Комитет постарался прощупать меня и осторожно выяснить, не состоял ли я тоже в этом мифическом сговоре с шилкарани, которых во время катастрофы увидели в первый раз за много лет. Я и сам не очень верил в их существование.
   - Про вас говорят, что вы суеверные люди.
   - Смотря что считать суеверием. К слову, семья Уэншина была готова принять Ахлавизу, по крайней мере, его сёстры. Отказалась.
   Я вспомнил кое о чём и решил поинтересоваться:
   - Скажите... Гнармак упоминала, что Кеймибагар лишь один из вас троих родился в моряцком клане. Он из нашего города, Реллана из Ниангуми. А откуда вы?
   - Из Тюленьего камня. Если быть точным, с фермы на одном из островов. Отец выращивал вигу и мелкий рогатый скот, у нас были батраки - нормальная семья вьяпар из общины скотоводов. Сами мало работали руками.
   - И как же вы попали в моряки? Не подумайте чего - раз нам придётся работать вместе, мне важно что-то знать о человеке.
   На самом деле я уже знал достаточно, но мне было любопытно услышать о переходе от того, кто его совершил.
   Кимету вдруг хитро улыбнулся:
   - Иначе этот вопрос о моём переходе не даст вам покоя.
   Этот человек когда-нибудь видел, как краснеют карамати? Если да, то он понял, что мне стыдно за полуправду.
   - Не стесняйтесь, я всё понимаю - у меня часто спрашивали, если было уместно, откуда такая фамилия. Я в тринадцать лет решил, что такая работа не для меня, вышел из дома и нанялся на шхуну, идущую в Ниангуми, а там поступил на китобойное судно.
   - Я кахини и в чём-то вас понимаю, - осторожно вставил я. - Душа к труду с расчётами и огородами не лежит совсем. Простите, что перебил.
   - Ничего... Капитан решил, что я убавил себе лет и на моряка мне учиться поздно. Но я показал метрику и всё объяснил. Меня поставили помощником гарпунщика, но вскоре я потерял работу. Однажды находился на вахте и услышал, что киты как будто переговариваются или поют.
   - Некоторые учёные говорят, что так и есть - крики вроде языка. Не так, как у воронидов, конечно, киты всё-таки животные...
   - С тех пор мне стало неприятно в них стрелять.
   - Да вы романтик, - не сдержался я.
   Кимету улыбнулся, но в этот раз улыбка не коснулась его глаз:
   - Что в этом романтичного? Я подумал, что эти звери не сделали ничего ни мне, ни ещё кому-то, ни моей стране, поэтому завербовался на военный корабль. Я слышал и о других сменах каст, ведь обычаи гласят - выбери любую, если хватит сил.
   - Я сам тоже вьяпар по рождению.
   Я не стал вдаваться в подробности и говорить, что Ниттар учил меня своему делу, а я не знал, что так бы и случилось, родись я атми.
   - Что вы, для вас это естественно, - небрежно ответил Кимету. - А для нас, атми, не очень. Но иногда зов духа сильнее зова крови.
   Закат между тем догорел и до наступления ночи оставалось не больше часа.
   - Ступайте-ка теперь домой. Самому тоже хотелось бы добраться засветло - ночью, глядишь, опять шторм будет.
  

11

  
   Кимету-кхуно не ошибся, что неудивительно - сейчас для штормов самый сезон. К счастью, прошедший шторм не был таким сильным, как тот, что недавно сорвал корабли с якорей и чуть не вышиб нам окна.
   После завтрака я отправился на побережье, где в это время никто не гулял. То ли люди боялись, то ли слишком холодно и эта пустынность обычное дело.
   Складывалось впечатление, что море выдохлось. Благодаря пирсам и волноломам здесь не могло быть волн океанических размеров, но затишье чувствовалось. Вода лениво лизала кромку усеянного мусором пляжа. Кучи водорослей, окатанные обломки кирпича и такие же деревяшки.
   Ещё один маяк, в стороне от двух створных, обозначающих вход в бухту, был похож на покрашенную белой краской спичку. Он предупреждал корабли о мелях и ограничении движения - летом, говорят, здесь полным-полно купающихся.
   Чайки расхаживали по песку, ковыряясь в водорослях и отыскивая рыбёшек. Я обогнул обмякший прозрачный купол медузы и побрёл вдоль линии прибоя к дальним скалам. Набегающая волна норовила лизнуть мои ботинки, но я вовремя отшагивал. Мне это показалось забавным и даже понравилось, но я напомнил себе, что у меня дело и сейчас не время дурачиться.
   Камни были мокрыми и даже на вид холодными, но здесь меня никто не побеспокоит. В одиночку это предприятие может оказаться рискованным, но я не буду задерживаться надолго - только на несколько минут.
   Прислоняться спиной к камню я не стал - наверняка почувствую холод прямо через свитер и сукно коти. Я поставил ноги на ширине плеч, выпрямил позвоночник и как следует потянулся, выгибая рёбра, как парус.
   Какой-нибудь жрец низшего уровня умеет это лучше, но моих знаний должно хватить.
   Я сделал глубокий вдох, закрыл глаза и сосредоточился на звуках прибоя, стараясь выровнять дыхание сообразно их ритму. Руки расслабить, коленки тоже не напрягать, вес распределить...
   Дыша в такт с волнами, я переключил внимание на сердцебиение - оно замедлялось и синхронизировалось с водой и вдохами-выдохами. Если я сумею настроиться на стихию, я смогу на короткое время быть, как она...
   Под опущенными веками появились сине-зелёные пятна с мириадами оттенков, и тут меня захватило ощущение бескрайнего пространства, в котором я был всем и в то же время ничем. Это рухнуло на меня столь неожиданно, что мне стоило усилия воли сохранить концентрацию внимания и не потерять равновесие.
   Я как никогда чувствовал слепую силу, чудовищные размеры и ужасающую старость того, к чему прикоснулся - даже деревья столько не живут. Вот сила, во многом ответственная за появление жизни на суше - пусть мы, люди, и чужаки в Тункаумани, на родине наших предков наверняка был свой океан.
   Все живые существа вышли оттуда... И вместе с тем ему абсолютно всё равно, что с этими существами случится - он был вечно и вечно пребудет, до последних дней этого мира. Недаром божество моряков непостоянное существо, которое смотрит во все части света, но не всегда видит, а святой покровитель - проводник, как лоцман.
   Океан не знает жалости, мстит и наказывает бездумно и для него существует только одно величество - его собственное. Но с шилкарани всё не так, они имеют самосознание, ведь они люди.
   Я медленно раскрыл глаза. И тут же зажмурил их - от зрелища волн в них зарябило. Откинулся назад и прижался плечами к скале, не обратив особого внимания на то, что камень действительно ужасно холодный. Сердце мало-помалу ускоряло сокращения, возвращаясь к нормальным показателям.
   Собрался с мыслями, силясь понять, помог ли мне транс и узнал ли я что-то новое. Спустя полминуты я осознал - послание всё-таки пришло, оставалось разложить всё по полочкам.
   Я медленно отправился по песку назад, к поезду.
   Если разобраться, то нас, людей, с самого начала никто не звал в море, мы ходили туда на свой страх и риск, а без борьбы нет развития. Но там никогда не было своих хозяев.
   Тем не менее шилкарани могли себя ими считать, единственными и полноправными, а теперь ещё и решить поработать "гневом природы".
   Собственно сама природа в своё время приняла их благосклонно, врождённый метаморфизм позволяет им вести земноводное существование так же легко, как я хожу по земле, а Карак летает - не задумываясь. Но они всего лишь гости в морях, как и мы, и всего лишь пользуются милостью. Но что изменилось теперь?
   Я чувствовал, что очень скоро шилкарани воздастся за дерзость, но меня такой ответ не устраивал и вряд ли бы устроил кого-то ещё. И главное - я не понимал, почему, если стихии безразличны живые существа.
   Может быть, на каждое действие есть противодействие?
   Ещё я чувствовал нутром, что они здесь. Ближе, чем мы думаем.
   Карак встретил меня у дома.
   - Где ты был?
   Я объяснил.
   - Входил в транс? Один? С ума сошёл?!
   - Я был очень осторожен,- примиряющее сказал я. - Ниттар где?
   - В городе. Есть будешь?
   После припозднившегося на целый час обеда говорить не хотелось.
   Я слышал, как в тишине приглушённо стучат часы в гостиной. Приближался и назначенный день нашего отхода.
   Я смотрел на чистое небо за окном, когда Карак всё же нарушил молчание и спросил:
   - Расскажешь, что ты узнал?
   Я описал ощущения, высказал кое-какие соображения и поделился выводами.
   - Карак, ты случайно не знаешь, почему они могли так взбеситься? Возомнили себя властелинами морей?
   - Очень может быть, - крякнул лучший друг. - Это вполне по-человечески - вы тоже иногда зовёте себя "царями природы".
   Я усмехнулся, хоть мне и стало немного стыдно за свой вид.
   - Даже если так - есть же какая-то причина для такого поступка? Целый корабль на дно...
   Он опустил плечи в растерянном жесте:
   - Это надо у них самих спросить. Пока мы не спросим, не узнаем.
   - Мы?
   - Конечно, я же отправляюсь с тобой.
   Я подпёр голову рукой и внимательно посмотрел в кресло, где сидел Карак:
   - Ты уверен, - я выделил это слово, - что сможешь?
   - Уверен.
   Я с тяжёлым чувством отвёл взгляд в окно и буркнул:
   - Надеюсь, что я тебя заслуживаю.
   Воронид не ответил. Пора было отправляться на встречу с Кимету и Гнармак.
   Несмотря на то, что Кимету говорил о том, что они справятся сами, мы с Караком сидели вместе с ними в "Зубах" и молча пили луас, слушая профессиональные разговоры.
   - Ну смотри, машинный зал и котельные - двести пятьдесят человек, для палубных и других работ - ещё человек семьдесят. Где брать такую команду? Может, пощупать смертников и таких, как мой бывший любовничек?
   - Да ну, брось - предлагаешь вернуться к этой практике с девятихвостками? Или считаешь, что молодчики научатся за два дня узлы вязать?
   - А почему бы не совковой лопатой махать?
   - Хочешь их в котельные определить, простив все прегрешения? А ведь в твоих словах есть смысл.
   - Конечно, он есть, Нивва.
   Я вспоминал, что когда моря были полны парусников, существовала возможность для смертников и осуждённых на каторгу и ожидавших пересылки. Этим людям предлагали поступить матросами на военный флот, и в случае согласия с них снимали все обвинения. Но если прощённый таким образом преступник уличался в любом проступке, расправа была быстрой.
   Карак отвлёкся от меланхоличного расклёвывания пряника и шёпотом пояснил мне, что кочегары не моряки, а простые рабочие. Разумеется, это тоже профессия и в ней нужны определённые навыки, но их реально освоить за небольшое время.
   - Уже известно, кого военное адмиралтейство пришлёт в поддержку?
   - Для наблюдения, хочешь сказать, чтоб не баловали? Пока неясно. Но командовать будешь ты.
   - Почему это? Ты водил пароходы дольше, чем я.
   - Полагаю, потому, что я с "Кеэвы", как-то умудрился там выжить - подозрительно это. И поэтому мне веры меньше, чем тебе.
   - Они вообще думают?
   - Не знаю, но от меня в качестве первого помощника будет больше толку.
   - В общем-то ты прав. Тогда я займусь бумагами и людьми, а ты судном и припасами.
   - Угу. Ещё, кстати, институт океанографии собрался кого-то прислать.
   - Вовремя они собрались что-то исследовать, конечно.
   - Ооо, для них не бывает "не вовремя", нет такого слова. Правда, господин Талавару?
   Я не ожидал вопроса, обращённого ко мне, и, проглотив луас, ответил:
   - Пожалуй, да.
   Как Уфахари-кхуно не вспомнить, который в разгар праздника решил приобщать людей к астрономии, пусть и показывая в основном засвеченное небо?
   - Господа, я пока не совсем понимаю - если "Восход" давно устарел, как он до сих пор может плавать?
   Оба чуть заметно поморщились от, наверно, употребления мной слова "плавать", и Кимету пояснил:
   - Его, видите ли, жаль гнать на слом и из него хотели сделать кабелеукладчик. В последнее время с его перестройкой дела не ладились, но сейчас на старика обратили внимание. Мы идём смотреть сегодня, поэтому позвали вас.
   - Говорят, всё почти готово, останутся только комплектация и погрузка, - добавила Гнармак.
   Там, куда мы отправились, я пока не бывал. Доки располагаются в устье Нагаритары - там, где она разливается на полтора километра и достаточно глубока, чтобы здесь проходили корабли - выше по течению, к пассажирскому порту.
   Это было необычное зрелище. Улица, застроенная бедными домами, незаметно кончилась, упёршись в массивные металлические ворота, над которыми вперемешку виднелись трубы и мачты. Стараясь не отстать от провожатых, я не очень сильно заглядывался, но мысль о том, что корабли не в порту и не в море, а прямо в городе, вызывала удивление, как в детстве - неожиданно для меня самого.
   Нас пропустили через неприметную калитку, и мы очутились в доках - обители йодха, работающих обычно головой, и каази, работающих руками. Вместе они водили корабли, охотились и перевозили грузы. Пароходы и парусники приходили сюда для ремонта и планового обслуживания.
   Над приземистыми зданиями парусных мастерских, лесоцехов и пакгаузов возвышался рангоут, напоминавший о деревьях в окрестных лесах - уже середина луны вин и ветки стоят голые. Вскоре показались бассейны и я не к месту подумал: что будет, если туда упасть или нырнуть? Почему-то искусственные водоёмы казались мне более зловещими, чем естественные. Может быть, из-за гладких стенок и ровных берегов, за которые нельзя ухватиться, а может быть, сказалось то, что я лет в пять плавал в запущенном бассейне. Чёрная вода с прошлогодними листьями скрывала дно и внушала трепет перед неизвестным...
   Ни один док-бассейн, похоже, не пустовал. В первом находился парусник без двух мачт - они были снесены начисто, уцелела только одна. В следующем - потрёпанный, но относительно целый. Наверно, это суда из тех, что недавно сорвало и унесло - Реллана упоминала, что половину пока не нашли. Не уверен, что усиленно ищут - люди теперь боятся отдаляться от берега.
   А вот найденное восстанавливали действительно усиленно. Вода была спущена и можно увидеть, что происходит в самих доках. Их стенки не были ровными - целая система лестниц. Корпус корабля удерживали подпорки. Одни рабочие скребли днище, отбивали зубилами с молотками наросшие ракушки, швыряя их в вёдра, точно клубни растений. Другие обновляли конопатку деревянной обшивки, забивая в щели паклю и смоля борта. Третьи опаляли огнём или поливали водой. Четвёртые зашивали парус. Всё это происходило в кажущемся беспорядке.
   Я засмотрелся, перегнувшись через перила мостков, Карак, прочнее вцепившись мне в плечи, деловым тоном напомнил, что ему тоже интересно, но мы здесь не для того, чтобы глазеть. Я спохватился, что он прав, и, топая по железным мосткам, побежал догонять Кимету и Гнармак. Те, похоже, вообще проигнорировали, что мы отстали, и их спины виднелись далеко впереди.
   Цель нашего путешествия была заметна издалека. "Яркий восход" также сидел в доке - таком, что не чета предыдущим. Это было небольшое озеро. Видимо, это тот самый док, о котором когда-то упоминал Кимету в разговоре с матросом. Это сооружение могло, наверное, принять самое крупное судно, больше "Восхода".
   Что касается его самого, он был поменьше "Рафины", но возвышался над складами так, что, казалось, уходит в небо. Его обращённый к нам правый борт был покрыт налётом и пятнами ржавчины, а ниже ватерлинии - ещё и ракушками. Когда-то это было чудом инженерной мысли и, наверно, в прошлом корабль считался красивым. Мне же он показался тяжеловесным и неповоротливым чудовищем, у которого слишком много мачт и нелепые и неэффективные гребные колёса. Разительное отличие от изящных и мощных современных судов.
   - Не уверен, что эта штука может держаться на плаву, кто бы что ни говорил, - пробормотал я себе под нос.
   - Тоже доверия не внушает? - так же негромко отозвался Карак с усмешкой.
   - Если даже тебе не внушает, я тогда даже не знаю, - с горечью сказал я, крутя головой и разглядывая "подарок" от адмиралов.
   - Может не только держаться на плаву, но и идти, куда надо, - возразил Кимету, подходя к нам. - Может быть, он с виду неладно скроен, но он очень крепко сшит.
   - Набу, - хмуро сказал Карак, удобней поворачиваясь у меня на плече, чтобы лучше видеть Нивваира, - смотрю и не понимаю: сколько сезонов пережила эта плавучая рухлядь? Там есть хотя бы одно целое крепление? Зимний лёд должен был всё давно разорвать. Где опять же гарантия, что эти старые котлы не взорвутся, да ещё в самый неподходящий момент?
   Я хранил молчание и не влезал - в его словах есть резон, а знаний там больше.
   - На один рейс его хватит, - ответил Кимету.
   - В один конец? - Скепсис не покидал моего рафи и мысленно я был с ним согласен.
   - Выполнять обязанности, как прежде, он не сможет, - согласился Кимету, работавший в море, как я не забывал, с раннего возраста. Но Карак не опасался показаться глупцом или паникёром и, в общем-то, правильно делал. Кимету продолжал: - Нам больше и не нужно. Его системы проверили, дыры заделали. К сожалению, автор проекта уже умер, но я консультировался с инженерами и могу заверить, что он годится для наших целей. Обслуживать линии - конечно, нет.
   Я оторвал взгляд от нелепой и вместе с тем фантастичной картины и повернулся к нему. Карак неловко уцепился за меня - не ожидал, что я сделаю резкое движение.
   - А что насчёт финансов? - Не зря же я вьяпар родился, правильно?
   - Вовремя спросили, - отозвался Кимету. - У нас будет всё необходимое - наша экспедиция в интересах военных.
   Я не мог рассмотреть, но Карак, похоже, принял совсем уж недоверчивую позу, потому что Кимету сказал:
   - Пароход, молодые люди, это как организм. "Мозги" и "внутренности" этого старца ещё крепкие и сумеют послужить.
   Тут послышался ровный голос Релланы - она с видом оскорблённой невинности появилась с другой стороны док-бассейна, обогнув корму:
   - Я не понимаю, Нивва. Они это называют "почти готово"? Тут же всё в ржавчине и в нашей любимой дерьмофауне! И флоре... Как там умники-то говорят? "Биообрастаниях", вот... Они нас утопить хотят или подольше не видеть, ибо застрянем где-нибудь?
   - Может, "почти" - это значит "ещё не совсем"? - с сомнением покачал головой Кимету.
   - Красить, значит, тоже не собираются. - Гнармак хмыкнула.
   - А зачем нам краска? - с преувеличенной бодростью спросил он. - Мы же сходим и вернёмся, туда и обратно, какая такая краска и какая такая коррозия? - И совсем другим тоном добавил: - Ватерлиния от обрастаний - и на том спасибо.
   - Да, раскатала я губу.
   Я глазами души увидел, как это, не побоюсь этого слова, корыто отчаливает в ржавчине и под парусами, и у меня вырвался нервный смешок. А если ещё и топки запущены, эти штуковины вращаются...
   - Вас тоже это смущает? - поинтересовалась Реллана.
   - Немного, оурат.
   - Без людей мы всё равно вряд ли куда-то выдвинемся, разве что верхом на бочке, - мрачно сказал Кимету.
   Гнармак вздохнула и кивнула головой, потом сказала:
   - Время ещё есть, а я в твои способности верю.
   - Ладно, сегодня мы увидели достаточно, можно и по домам. - Кимету повернулся к нам спиной и сделал короткий приглашающий жест.
   Мы в молчании двинулись в обратный путь. Я думал о том, что у меня есть ещё дела, которые необходимо завершить. Картину я закончил, но пока не упаковывал, и в это время она стояла лицом к стене у меня в студии, несмотря на то, что краска уже высохла. Моя вторая по-настоящему серьёзная работа - первая была для Макхоуны - и она мне нравилась. Может, потому я и медлил с отправкой несмотря на то, что уже послал телеграмму заказчику.
   Наслоения краски и правильные мазки создавали эффект то ли океана, то ли тумана, то ли облаков. Модель полулежала на этих облаках и задумчиво любовалась чем-то за пределами картины. Её одеяние я выписал так, чтобы оно соответствовало обстановке - то есть то же ощущение призрачности, нереальности, морской пены или тумана. Распущенные волосы выгодно подчёркивали линии тела и аристократичную перламутровую кожу. В золотых кагарабуанских глазах будто отражался свет пламени. Хочется верить, что останется доволен не только заказчик, но и женщина, которой картина предназначалась в подарок.
   За этими мыслями я не обратил внимания, как мы покинули территорию доков. Дожидавшийся нас невысокий жилистый парень лет на пять старше меня подошёл ближе и заговорил, торопливо козырнув:
   - Оурат, набу, наконец-то удалось с вами встретиться! Я - Хумви-кхуно Вреатар, брат Хумви Маифина, который погиб в ту ночь на "Кеэве", тоже матрос...
   Кимету нахмурился. Мне показалось, что он пытается найти сходство с кем-то, кого мог тогда видеть.
   - ...Если вам нужно пополнение - мы готовы помочь.
   - "Мы" - это кто? - осведомился Нивваир.
   - Другие родичи жертв, - пояснил матрос, слегка понизив голос. - Мы не меньше всех остальных на берегу желаем знать правду, и даже больше. Мы готовы помочь в этом, тем более что сидим сейчас без работы.
   - И сколько вас?
   - Пятьдесят четыре человека, набу, но уверен, что найдутся ещё - эту катастрофу нельзя забыть и простить.
   - Но ты здесь один.
   - Я был отправлен вас искать, как самый расторопный. - Уши у посланника слегка порозовели. - Что передать?
   - Пусть составят список добровольцев с пояснениями, кто что умеет, и доставят мне по этому адресу. - Кимету выудил из кармана визитку и вручил Хумви.
   Матрос ещё раз козырнул и почти убежал, рассказывать товарищам. Я бросил быстрый взгляд на Реллану - та была невозмутима. Даже не знаю, что бы думал и делал на её месте, ведь нельзя же взять и забыть то, какой "сюрприз" устроил ей Даэршин. Сейчас люди делают вид, будто ничего не произошло.
   - Я петь могу, - неожиданно заявил Карак.
   Кимету и Гнармак с интересом посмотрели на него, и Реллана сказала с усмешкой:
   - Да вы полны талантов. Я считала, что вы можете помочь нам с разведкой.
   - Могу, - подтвердил Карак, - но и петь я тоже могу.
   Что он такое говорит? Какая ещё разведка с его затруднениями в полёте? Куда он ещё полезет? Пусть лучше и правда поёт.
   - Свободные от вахты люди захотят ведь какого-то досуга. Я могу много чего показать.
   - А на что годитесь вы? - Реллана посмотрела уже на меня, тоже с интересом.
   - Боюсь, оурат, только на то, зачем вы меня позвали - присутствие карамати и та же разведка.
   Домой мы попали почти к ужину. По дороге Карак убеждал меня, что я должен обязательно рассказать Ниттару о том, что узнал, ведь это может быть последняя возможность это сделать. Я возражал, что это может быть и к лучшему, если Ниттар никогда не узнает, так как он не перенесёт, если я так и останусь там, куда мы собирались. После его рассказа о последствиях повреждения опасного артефакта я всерьёз опасался, что потрясение доконает старика. Разумеется, я мог вообще умолчать о том, кем ему прихожусь, а рассказать только про несчастного бродягу.
   Нет, это будет нечестно - Ниттар должен будет на старости лет о нём заботиться, а я так, как будто бы и ни при чём? Или "при чём", но собираюсь отнюдь не на прогулку?
   Наконец я окончательно принял решение, что расскажу обо всём без утайки, как планировал изначально, но откладывал на последний момент. Даже если Ниттар и будет поражён тем, что я не просто его внук, а отправляюсь в опасное или даже смертельное путешествие.
   Ещё перед ужином я зашёл к себе и взял неприметную архивную папку с копиями документов, которую в столовой небрежно положил на кресло. После окончания трапезы Карак преувеличенно быстро пожелал спокойной ночи и отправился наверх - теперь отступать некуда.
   С тех пор, как я обнаружил правду, я время от времени смотрел на Ниттара и пытался разглядеть сходство - он не мой отец и не брат, но может быть? И видел - нос, на который он нацеплял очки во время чтения, действительно напоминал мой собственный. Карак же утверждал, что мы похоже морщимся и ухмыляемся очень похоже. Не знаю, насколько он прав - по понятным причинам лица у нас с Ниттаром очень отличаются.
   - Я хотел бы попросить вас кое о чём, - начал я.
   - О чём же? - спросил Ниттар почти весёлым тоном - он пребывал в хорошем настроении впервые за столько времени. Очень не хотелось бы портить.
   - Отправить мою картину заказчику, когда я уеду. Я оставлю все необходимые реквизиты. И деньги, конечно.
   - Сделаю.
   Ладно, нет смысла тянуть.
   - Это ещё не всё.
   Мой дедушка, который об этом ещё не знал, глядел на меня, благодушно ожидая продолжения.
   - Заранее прошу прощения, если этот разговор вас огорчит или обеспокоит. - Я старался говорить ровно и чётко.
   Ниттар еле заметно напрягся и, озадаченный, подался ко мне.
   - У вас какие-то трудности с этим клиентом? - Вьяпар готов помочь
   - Нет... Во время последнего визита в братство я узнал кое-что.
   Пауза. Ниттар слушал.
   - Я... кое-что узнал о том, кем были мои настоящие родители-атми и что мой отец жив.
   - Это же хорошо. - Ниттар приподнял брови, всё ещё не понимая, при чём здесь он.
   - Но это ещё не всё, - продолжал я. Рот у меня пересох, а стиснутые под столом кулаки сводило. - Девица Гнармак-кхуно рассказывала мне, что у корпусов живёт бездомный, который не помнит собственное имя. Я выяснил, что мой отец - это он... - Я произнёс это со стыдом и горечью. - Но также то, что он ваш сын, а вы мой дедушка.
   Эти последние три слова я сказал уже с совсем иными чувствами. Ниттар глядел на меня, будто оценивая - или мне так показалось.
   - Это копии документов, которые мне передала госпожа Мивенар-рохо Халья, - заторопился я, вставая и передавая папку, - моя мама в Синей Башне...
   - Я догадывался, - прервал Ниттар неожиданно умиротворённым тоном. - Полностью не был уверен, а карамати, очевидно, не посчитали нужным мне об этом написать. Я их понимаю, - добавил он.
   - Мне называть вас дедушкой или Ниттаром? - Я с трудом разжал кулаки. Даже вздохнул легче. - Или по фамилии, как раньше?
   - Это как хотите... То есть хочешь.
   Похоже, подтверждение догадок произвело на него впечатление, пусть он и старался никак этого не показать. Мимоходом я усомнился в правоте Карака - а если здоровье резко ухудшится?
   Оставшийся вечер мы разговаривали: Ниттар спрашивал, как я жил у Реллана с Хальей, хорошо ли они со мной обращались, что в Башне за школа и есть ли у меня друзья. Ни слова о том, что я в ближайшее время отправлюсь помогать йодха в расследовании и обеспечивать присутствие карамати.
   Сомневался в решении я вдобавок потому, что не переставая думал - а в самом ли деле Ниттару было необходимо это знание?
   Сможет ли он жить спокойно?
  

12

  
   Вечер перед отходом выдался на удивление ясным и прозрачным. Я стоял в самом удобном для себя месте - у фальшборта возле колеса, - заложив руки за спину и стараясь с ним слиться. Карак висел на вантах - ему казалось, что их должно будет меньше качать.
   Отсюда мне было хорошо всё видно. Перед нами на мостках - или не знаю, как называется эта конструкция, пересекающая палубу от одного колеса до другого, - стояла Реллана, чуть позади - Кимету Нивваир и ещё четверо, которых я не знал. Все были одеты в форму военно-морского флота, с золотыми инсигниями и галуном.
   - Они на самом деле все военнообязанные, - тихо сообщил Карак, так, чтобы услышал только я. - Не так прост наш торговый флот.
   Матросы и новобранцы собрались на палубе у первой трубы - напротив офицеров. Реллана что-то спросила у находившегося рядом с Кимету невысокого толстяка, который до того осматривался с видом хозяина. Наверно, это присланный боевой офицер. Не доверяют адмиралы или это для ещё большей дисциплины?
   Толстяк отрицательно покачал головой.
   - Спрашивает, не будет ли проблем с осуждёнными, - шепнул Карак.
   На палубе было достаточно света и я уже обратил внимание, что у некоторых матросов - десятков двух - щетина, а то и бороды. Заключённых быстро пригнали сюда, они успели переодеться, но не успели побриться.
   Все обитатели корабля сейчас здесь. Я подумал об огромных помещениях, которые когда-то вмещали четыре тысячи пассажиров - больше, чем "Рафина" или "Кеэва", но и комфорта было меньше. Сейчас все каюты, салоны, коридоры и прочее стояли пустыми. Как-то жутковато: будто в пароходе, как в живом существе, теплятся остатки жизни. Как в человеке во время летаргического сна.
   Гнармак наклонилась и опёрлась обеими руками о поручни.
   - Доблестные сыны Самавати! - Её голос никогда на моей памяти не был звонким. Зато сейчас он был весьма громким и в нём было достаточно металла, но не мелодичности. - Слуги Его Величества! Меня зовут капитан махили Гнармак-кхуно Реллана.
   Вот этого я не знал. В смысле, того, что она имеет титул в своём распоряжении.
   - С этого момента вы поступаете под моё командование. Если у кого-то имеются сомнения, возражения или не устраивают определённые факты моей биографии, потрудитесь немедленно покинуть судно.
   Пауза.
   Полагаю, у бывших заключённых сомнений не было. Остальные пришли сюда добровольно, и я с горечью понял, что их очень много. Каждый желал видеть убийц, а если и не видеть, то хотя бы помочь в их поисках.
   - ...Мятежные разговоры здесь не приветствуются. Для новоприбывших - никаких конфликтов, никаких попыток продолжить свою "карьеру". Делайте, что от вас требуется, и будете прощены. В случае возникновения разногласий обращаться напрямую к первому помощнику. За попытку решения спора силой вас повесят в лучших традициях прошлого или отдадут шилкарани.
   Она это серьёзно, про шилкарани? Боюсь, что да.
   - ...Завтра в восемь часов отчаливаем.
   Уже всё было готово. Фрахтовщики пожалели средств на покраску, зато все системы старого судна функционировали, как надо. Сверх того господин Мниандо, хозяин фирмы "Мниандо-кхуно и сыновья", прислал радиостанцию и двух работников.
   Теперь почти всю ночь "Восход" будет стоять под парами, а утром мы отправимся без лишнего шума и, надеюсь, толпы любопытных. Пока что пора домой.
   Не будучи особо религиозным, я провёл какое-то время у кумирни в углу, после чего осторожно проскользнул к себе - смотреть в глаза Ниттару я почему-то не мог.
   Пытаясь заснуть, думал, что это вполне может быть конец моей едва начавшейся жизни. Я мог бы придумать любую причину, чтобы не участвовать в расследовании, сказаться больным, посоветовать кого-то другого... Но не то что время упущено - я не смогу спокойно и беззаботно жить после столь позорного бегства и с долгом, не отданным покойнику.
   С другой стороны, даже если мне, Караку и тем людям, которых я сегодня видел на "Восходе", суждено умереть далеко от берега, это будет достойная смерть. И я перед нею буду знать, что попытка была и что я не сидел в стороне, как старик. И, если подумать и сказать прямо, в моей жизни уже успело произойти всё, чего я мог желать.
   На этой грустной, но вдохновляющей ноте, сон всё-таки ко мне пришёл.
   Луны светили, как фонари, когда мы с Караком добрались до корабля. Они раскрашивали редкие, похожие на обрывки тонкой ткани облака в бледно-зелёные и розовые оттенки. Рабочий день вяло начинался, звенели трамваи, но предрассветные сумерки всё ещё стояли над миром. Оба ночных светила склонялись к горизонту, дул слабый ветер. Карак предположил, что эту ночь судовые механики не спали вовсе, а я вспомнил его замечание о котлах и ответил, что понял.
   Зрелище было фантасмагорическим - "Яркий восход" пыхтел, выбрасывая дым и пар, были зажжены все огни на бортах, отражаясь в чёрной воде. Рябь разбивала отражение на осколки.
   Кто-то всё-таки собрался на причале, глядя на ржавую громадину, которую откуда-то вытащили и которая собиралась куда-то отплывать - как старик, неожиданно приготовившийся участвовать в спортивных соревнованиях. Люди недоумевали и ничего не понимали - даже если о работах в доках было слышно, ничего больше так и не просочилось и не стало достоянием общественности. Даже удивительно. Впечатления, надо сказать, я разделял: пароход и впрямь походил на дряхлого деда - вон как тяжело дышит, бедолага.
   Не разорвало бы всю эту конструкцию...
   Дым клубами валил из всех пяти труб, и его сносило на город. У борта стояла угольная баржа, которую я поначалу не заметил - бункеровка, то есть загрузка топлива, всё ещё продолжалась. Погрузка еды и прочего уже закончилась. Я, к слову, взял с собой только самое необходимое - вещи мои давно находились в надёжно запертой каюте, ключ от которой теперь висел у меня на шее вместе с ключом от чемодана. Того самого, что подарила Макхоуна.
   Реллана стояла на ходовом мостике и через огромное окно посматривала на палубу.
   - Угля слишком мало, - говорила Гнармак, левой рукой держась за рукоятку рулевого колеса. Само колесо было высотой почти в мой рост и диаметром в два. - Или в самый раз?
   - В самый раз, даже если мы не пойдём под парусами, - отвечал Кимету.
   - Он недостаточно осел.
   - И не осядет - бункеры рассчитаны на семьдесят дней плавания, а нам столько якобы не потребуется. - Он выделил слово "якобы".
   Гнармак втянула воздух сквозь зубы:
   - Всё-то они знают, пророки...
   Наконец меня заметили.
   - О, Талавару! - сказала девица капитан. - Добро пожаловать на, гм, борт.
   - Доброе утро, - поддержал новоиспечённый старший помощник. - Ну, и как вам? - насмешливо осведомился он.
   Я пожал обоим запястья.
   - Ржавчина? Шикарно. Но если серьёзно, я начинаю понимать, почему "Восход" был в прошлом символом, как сейчас "Рафина" или "Кеэва".
   Да, какая-то сила в этом гиганте всё ещё чувствовалась - как у пожилого льва.
   Небо светлело, становясь желтовато-коричневым на северо-востоке, со стороны гор. Луны полностью погрузились в океан, а бриз разогнал остатки облаков. Погода, как мне показалось, благоприятствовала.
   Наконец баржу увели - ещё до того, как развиднелось. Солнце теперь всходило позже, но над городом уже появилась рассветная дорожка. Я посмотрел на море. Казалось, там ещё была ночь, а мы должны были уходить прямо в неё.
   Мне стало неуютно от этого раздумья, я вышел на палубу...
   И застыл от ужаса: Карак неуклюже закладывал круги над мачтами. Из труб вырывался чёрный дым, потоки пара сносили воронида, и я испугался, что Карак покалечится повторно, уже по собственному недомыслию. Я метнулся бегом сначала к одному гребному колесу, потом к другому, и Карак приземлился на натянутые над ним ванты.
   - С ума сошёл?! - крикнул я, махая сжатым кулаком. - Жить надоело?!
   - Ты не понял! - Карак спорхнул на релинг и яростно уставился на меня, подтягивая и складывая крылья. - Я проверял!
   - Я тебе сейчас так проверю... - зашипел я, показывая кулак, а Карак изогнулся, словно собираясь его клюнуть.
   - Нет. Ты не понял.
   - Всё я понял! - оборвал я сердито. - Ты же...
   Тут я увидел, что на ходовой мостик поднимается главный механик. Карак тоже это заметил, уцепился за меня, и мы последовали туда же.
   - ...Работает удовлетворительно, - услышали мы.
   - Это значит "хорошо" или "не отваливается - и ладно"? - спросила Гнармак. - Мне нужна точность.
   - Хорошо, оурат.
   - Спасибо. Велите инженерной команде приготовиться - скоро снимаемся.
   Механик отдал честь и ушёл. Вместе с Гнармак здесь присутствовали два офицера - молодой и тот присланный толстяк, и ещё матрос-рулевой с лоцманом.
   - Зайдите ко мне, когда ляжем на курс, - сказала она. Не дожидаясь моего ответа, высунулась в окно и произнесла в мегафон: - Палубной команде занять места по швартовому расписанию!
   Я вышел наружу, чтобы не мешаться. Началось.
   Матросы с ловкостью обезьян полезли на мачты ставить паруса. Где-то в глубине корабля инженеры запустили машину и огромное колесо в двух шагах от нас начало медленно двигаться, делая оборот. Вода стекала с лопастей.
   "Яркий восход" никто не провожал, кроме тех нескольких зевак. Небо над городом приобрело мутно-розовый цвет, но солнце ещё не поднялось из-за гор. Стояла осень, оно теперь вставало и садилось в других местах, не так, как летом.
   Движение в бухте и у внешнего рейда было слабым, отличалось от того, что мы видели в рейсах на "Грёзе" и "Рафине". Люди боятся, и думаю, не без оснований.
   Лоцман покинул судно возле устья Нагаритары и на сопровождавшем нас катере вернулся на берег.
   Стоя у фальшборта и глядя на удаляющиеся здания, трубы и мачты, я вдруг почувствовал, что массивное тело корабля начало медленно поворачиваться носом на юго-запад: мы почти день будем обходить Каменный полуостров, ещё два - идти вдоль побережья до Зубов Хилаки... Ветер внезапно усилился, волны вздулись, но ни бортовой, ни килевой качки не ощущалось.
   Реллана просила зайти.
   - Ты со мной? - спросил я Карака.
   - Побуду здесь.
   Но я не был уверен:
   - Точно? Если тебя порывом ветра унесёт за борт, мы заметим не сразу.
   - Не унесёт, - сварливым голосом возразил он. - И я уже нормально держусь.
   - "Нормально" пока не значит "хорошо"... Но как знаешь.
   Я друга понимал. Из-за травмы Карак лишился части подвижности, которая пока не восстановилась полностью. Новые перья росли, но проблема была в дурных воспоминаниях и потере уверенности в себе. Подозреваю, Карак начал бояться высоты, что само по себе ненормально для его вида. Я мог ему помочь - ведь я сам не боялся, - но по каким-то непонятным причинам отказывался обсуждать это с кем-либо, даже со мной.
   Капитанскую каюту я нашёл без труда.
   - ...Семьдесят восемь градусов, двадцать три минуты, шесть секунд северной широты, шесть градусов, сорок девять минут, две секунды восточной долготы, - говорил Кимету. - Если только Суэзиву не ошибся.
   - Я не думаю, что он ошибся, - негромко сказал Хенеги. - Или если он и ошибся, то незначительно.
   Этот молодой человек на десять лет старше меня, но такой же долговязый и холеричный. Наверно, я бы смотрелся его уменьшенной копией, если бы родился атми. Сейчас, в присутствии капитана корабля и первого помощника, он вёл себя более сдержанно, чем ему явно хотелось. Хмурая Реллана сидела возле стола с той самой картой, которую я уже видел у Кимету дома.
   - Будем искать...
   Увидев, что я вошёл, они оба и Реллана повернулись и посмотрели на меня. Я снял шляпу.
   - Да, вы можете идти, - кивнула Гнармак младшему офицеру.
   Хенеги наоборот шляпу надел и покинул каюту.
   - Какие-то сомнения, капитан? - поинтересовался я озабоченно. - Мы можем помочь?
   По большому счёту мне вообще не стоит об этом спрашивать, корабль не моё дело и не Карака.
   - Нет, мы, как судно обеспечения, сами позаботимся о том, чтобы вы могли с удобством заниматься вашим делом. Единственное что - обломки могло снести течением. Имейте это в виду, если ничего не обнаружите под местом нашей стоянки. Но мы найдём как можно более правильное место, будьте спокойны. Кстати, акул не бойтесь - в это время года слишком холодно.
   - Присаживайтесь, - пригласил Кимету. Я кивнул и сел к столу. Качка по-прежнему не чувствовалась, лампа, освещающая карты, тоже не болталась и светила ровно. - Вот наш курс.
   Я уже обратил внимание на начерченную карандашом кривую с какими-то пометками и символами.
   - Этой точки мы достигнем через шесть дней при благоприятных условиях. Вам хватит этого времени на подготовку?
   - Мне хватит и двух дней.
   Они обменялись несколькими фразами о погоде и возможном изменении курса, если она резко испортится - так, чтобы я слышал и внимал. Меня ни о чём не спрашивали - потому что я всё равно не расскажу, как именно собираюсь попасть на дно океана. Атми увидят, но ничего не поймут. Не помню, упоминал или нет, но моя община не склонна делиться большим количеством секретов с остальными, и несмотря на свой возраст, я понимал, почему. И правило соблюдал.
   Я оставил офицеров заниматься их делами, вышел в коридор, потом на палубу. Мне было немного лестно, что серьёзные люди существенно старше меня работают, чтобы я смог увидеть, что случилось с "Кеэвой", в деталях. Или хотя бы сделал всё от меня зависящее.
   Приглашать опытных водолазов, которые умеют погружаться на глубину до ста пятидесяти метров, слишком опасно - парней могут просто утопить, как жертв с "Кеэвы". Со мной номер не пройдёт, если я сделаю всё правильно (хочется верить словам Хальи!). Кроме того, мы не были уверены, что они справятся - Кимету говорил, что глубина там меньше, чем общая длина затонувшего судна, но это всё равно очень много и, возможно, искать придётся долго.
   Я посмотрел на вращающиеся колёса и вдруг увидел, что у фальшборта рядом с правым кто-то стоит. Я не видел этого человека прежде. Нужно подойти и познакомиться, почему бы нет?
   Старик - я издалека рассмотрел, что неожиданный для меня пассажир не молодой, - стоял и провожал взглядом тянущийся по правому борту берег. У меня не было никакого настроения смотреть в ту сторону - сразу рождались мысли, что это может оказаться последняя в моей жизни возможность видеть землю.
   Точно, ужасно старый, старше Ниттара. С круглой лысиной и венчиком блестящей седины, он наверняка был уже взрослым, когда построили этот корабль. Кустистая борода ещё хранила часть чёрных волосков.
   Я приблизился и кашлянул:
   - Доброе утро.
   - О! - отозвался дед неожиданно живым голосом. - Вы, значит, от братства карамати?
   - Да, Талавару-рохо Хлавиир. - Я с почтением кивнул. - Вы можете звать меня Талавару.
   Получил ответный вежливый кивок:
   - Разрешите представиться и мне. Зовут меня Дарумати-кхуно Кенафин, последние тридцать лет - профессор.
   Повторюсь, что мне не хотелось смотреть в сторону берега, но сейчас я туда уставился. У меня внутри неприятно дрогнуло: такой славный старичок - и вдруг "Кенафин"! Вслух я сказал:
   - А вы, случайно, не родственник Дарумати Сулифина?
   - Он мой двоюродный внучатый племянник. Вы так странно посмотрели - вам не нравятся его книги? - немного насмешливо спросил Дарумати.
   - Да нет, нравятся... - пробормотал я, сконфузившись. Не успел познакомиться с почтенным господином и уже так позорюсь. Не думал, признаться, что на меня так повлияет чьё-то имя.
   А институт тоже прислал добровольца, как и говорил Кимету.
   - Значит, вы океанограф?
   - Да, морской биолог.
   - Собираетесь что-то изучать? Там сейчас слишком опасно.
   - Рискнём ради науки - мы уже старые.
   - "Мы"? С вами кто-то ещё?
   - Инда - моя ассистентка и она же супруга. - Вот и ещё одно воронидское имя.
   Я хитро и загадочно улыбнулся:
   - Что же изучать собрались? Если шилкарани, ради которых мы туда идём - здесь нужен скорее антрополог.
   - Там может оказаться много других достойных внимания вещей. Если найдёте на дне что-нибудь интересное, сможете зарисовать?
   - Конечно, я хорошо рисую, - пожал я плечами. - Даже заказы были.
   Дарумати тоже улыбнулся, благожелательно. Глаза у него были яркие, не выцветшие, и в их уголках пролегли морщинки - похоже, этот человек часто улыбается.
   - Думаю, институт и здесь оплатит ваши труды.
   - Согласен, если работа выйдет удовлетворительной, - кивнул я.
   Мне про себя было очень неудобно за нехорошие и неуместные ассоциации. Не виноват же Дарумати, что его зовут так же, как сумасшедшего убийцу и негодяя!
   И рано обнадёживать. Неизвестно, увижу ли я что-нибудь вообще: в моём распоряжении был достаточно мощный фонарь, но пока не знаю, хватит ли его луча для главной задачи. Однако следует сказать спасибо, что такая редкая и дорогая вещь вообще есть.
   - Значит, шилкарани люди, это правда? - неожиданно спросил старичок.
   - Насколько я знаю, да, - кивнул я. Холмы, мимо которых "Восход" шёл правым бортом, пока что были покрыты травой - тёмно-изумрудной, поздней. Я внезапно нашёл, что зелёные холмы сочетаются с серой водой и оранжевыми потёками на надстройках парохода.
   - Девица капитан сказала мне, что вы будете их искать.
   - Возможно. Или их следы.
   Я весьма смутно представлял, какие там могут быть следы или, тем более, сами шилкарани, они же не рыбы, чтобы всегда жить в воде. Но не буду загадывать. Что-то меня да насторожит, для большей надёжности установлю рафи-связь с Караком, может быть, он рассмотрит больше, чем я.
   - Эх... Я вам немного завидую - вот бы самому спуститься на дно океана.
   Мы ещё немного обсудили экспедицию, после чего я извинился и ушёл внутрь.
   - Ну ничего себе, - тихо сказал Карак, когда я описал ситуацию. - Вы такие всё-таки странные ребята... Вроде бы пока недолго живу, а удивляться вам уже устал. Какая разница, кого как зовут?
   - Я понимаю, - с горечью вздохнул я. - Но мне не по себе от таких совпадений.
   - Ты ведь не думаешь, что этот учёный дедуня такой же, как Кена? - прыснул друг.
   - Конечно нет! Скорее наоборот.
   - Я не припомню, чтобы ты дёргался после того, как Гнармак узрел - её ведь так же зовут, как твоего отца.
   - "Реллан" и "Реллана" - разные имена...
   - Не скажи...
   - ...К тому же девица капитан и наш покойный Кена - их нельзя объединять.
   Последующие несколько дней я старался чем-то заполнить, так как не мог сидеть без дела, но и путаться под ногами у команды тоже не хотелось.
   Сначала я обошёл пустующие общественные помещения для пассажиров. Внушительно, но по сравнению с двумя нашими знакомыми "сёстрами", живой и мёртвой, масштаб уже не тот. Тем более что от украшений в первом классе ничего не осталось - всё было снято и продано гостиницам на берегу.
   Запущенные салоны и рестораны производили гнетущее впечатление. Однако не все они были необитаемыми - в бывшей курительной комнате разместилась лаборатория четы Дарумати-кхуно. Мне даже разрешили порыться в научной библиотеке, а я в ответ набросал портрет Инды, чей силуэт хранил следы былого изящества, и торжественно вручил старушке. Та растрогалась и сказала, что её внук сейчас далеко, но время от времени посылает по почте такие небольшие подарки.
   Время от времени я поднимался в рубку и, если там оказывался Кимету или Хенеги, задавал уточняющие вопросы о курсе, скорости и сроках. Если вахту стоял "засланный шпик" или просто незнакомый офицер, я направлялся к Реллане. Она сидела или с картами, что-то измеряя штангенциркулем, или с лоциями, или использовала свободное время для сна - тогда я тихо уходил. Если принимала пищу - тогда она жестом приглашала сесть.
   - Экипаж не смущает, что вы ими командуете? - спросил я как-то.
   - Некоторых смущает, - кивнула Гнармак. - Но куда им деваться? - Она усмехнулась.
   - И у вас не возникало... трений? - Я не сразу подобрал слово. - Вообще, в целом, а не сейчас.
   - Как же без них? - пожала плечами она, приподнимая брови. - Только те, кто был недоволен моей половой принадлежностью, долго со мной не служили и не работали. Были, правда, такие, кого не устраивало другое. - Она вновь усмехнулась, шире, чем до этого. - Прошу много, плачу мало - на их вкус.
   Я вдруг вспомнил об Эйлидани, у которой не было никого и ничего, кроме ума и внешности. У Релланы - только ум и опять же никого, кто бы её поддержал.
   - Оурат, я никогда не спрашивал и в книгах об этом вряд ли напишут.
   Реллана недоуменно посмотрела на меня. Казалось, что она переменила отношение ко мне после того покушения, и я считал, что могу задать такой вопрос.
   - А лично вам нравится ваша работа? И выбор такой...
   - Выбора особо не было. Океан - он здесь. - И она постучала костяшками пальцев по середине груди. - С Нивваиром мы друзья, потому что он чувствует то же самое.
   - Я услышал вас, - кивнул я без лишних слов.
   Мне знакомо то, о чём она говорит. Я внезапно действительно понял. Небо, гладкое, перламутровое, голубое, золотое, багровое, покрытое смазанными перистыми облаками, грозовыми и снеговыми тучами, полное свежего ветра, тёплых и холодных потоков - оно было во мне с тех самых пор, как мы с Караком решили использоваться рафи-связь в полёте.
   - Вы случайно не знакомы с картинами Кехалу?
   - Пейзажист? Он ездил ко мне на родину для набросков. Интересовался айсбергами, кажется, и старинными постройками из китовых костей. Мои родители были молодые тогда и собирались пожениться. Так я слышала.
   Айсберги, да...
   - Вы на них похожи, - сказал я вслух.
   - На кого? - с любопытством спросила Реллана. - На родителей или на кости?
   - На айсберги, - не смутился я.
   Мне довелось видеть эту картину в галерее - давно, ещё в ранней юности. Тогда я удивился богатству красок, но вспомнил, что снег на самом деле тоже какой угодно, но не белый.
   Сейчас я смотрел на бывшего участника военных действий и отставного контр-адмирала и думал о ледяных горах, которые могли быть такими же старыми и безжалостными, как горы настоящие. Сколько кораблей они убили и ранили?
   Приходил я и в кают-компанию для командного состава, если там находились Кимету или Хенеги, свободные от вахты, и мы разговаривали о том. Что мне делать: не просто что мне искать, а на что обратить внимание. Эти двое долго пробыли на "Кеэве" и достаточно изучили корабль. Толстяк, к слову, оказался старшим Испаатом-кхуно, очевидно родственником погибшего шестого помощника с "Кеэвы". Витану тоже был здесь, а Суэзиву не отпустила жена.
   Если от планов и расчётов начинало рябить в глазах и не было спасу, я выходил на воздух и рисовал простым карандашом, как работают матросы.
   Однажды произошёл эпизод, от которого мне стало не по себе. Карак всё-таки решил спеть и явился в кают-компанию палубной команды. Когда я заглянул, он как раз принимал заказы.
   - А давайте про шилкарани, юноша! - смело предложил кто-то.
   - Не опасаетесь накликать? - сказал Карак с усмешкой в голосе.
   - Да мы к ним в гости и идём!
   Тогда он выбрал голос известного певца и начал:
  

Спят под лунами в тумане скалы берегов,

В колыбели мать баюкает дитя.

Озарён дрожащим светом крохотный альков,

Волны шепчут у порога, душу совестью гнетя...

  
   Внимание слушателей было приковано к моему другу. Но у меня, чем дальше, тем больше сердце опускалось на уровень желудка. Дальнейший сюжет песни заключался в том, что мать волнуется из-за того, что не смогла сказать родителям, кто настоящий отец ребёнка. Внезапно на пороге появляется шилкарани, требует младенца, объявляя себя его отцом и отдавая выкуп золотом, но муж женщины пронзает вторженца багром.
   Ох, Карак...
   К вечеру третьего дня, когда мы оставили позади мыс и скалы Зубы Хилаки с ужасающим ветром, Гнармак приказала застопорить машины и погасить огонь в части топок - дальше стоило идти под парусами.
   - Будем производить меньше шума, - сказал Кимету, выходя на палубу без головного убора и перчаток, зато в бордовом шарфе. В руках наш первый помощник держал какую-то бумажку. - Заодно уголь будем экономить. Свежо, однако.
   Он остановился рядом с заграждением и выложил на него руки. Я не ответил Кимету - мне было холодно на него смотреть.
   Удаляющийся берег напоминал слоёный пирог - составлявшие его породы напластовались друг на друга. Зубы Хилаки, острые, будто настоящие звериные зубы, стали почти невидимыми, их тонкие контуры размылись. Вот мы их и прошли, те самые страшные скалы, которые по праву носили своё название. "Край земли", - подумал я. Меня охватило ощущение, что так и есть и корабль уходит в никуда, настолько угрожающей и негостеприимной показалась простиравшаяся впереди вода. Только вода и больше ничего. Разумеется, это лишь иллюзия - впереди ещё целый Зумари, а край находится совсем в другом месте.
   Человек, стоявший рядом со мной, казался обветренным, как те скалы. Кажется, Кимету с Тюленьего камня? Наверное, любой уроженец тех мест производит подобное впечатление. В случае с Кимету даже шарф картину не портил. Гнармак из Ниангуми, что на противоположном побережье, тоже вдруг стала айсберги напоминать, когда я её на рабочем месте увидел.
   Я ещё раз вспомнил об "океане внутри", про который говорила Реллана.
   - Что это? - поинтересовался я, указывая на смятый листок.
   - Сводка погоды, "капитану лично в руки". Гнармак уже видела.
   - Я смотрю, вы чем-то обеспокоены, - осторожно сказал я.
   - Последняя сводка с берега - больше сообщений не будет. Телеграфист говорит, что мы выходим из зоны покрытия, а кораблей в море или нет, или они могут быть далеко.
   - Неужели люди настолько опасаются повторения истории? - Думаю, так и есть.
   - Поэтому мы туда и идём, не так ли? Я рад, что вы не боитесь.
   С этими словами Кимету похлопал меня по плечу.
   Боюсь, хотелось сказать мне, ещё как боюсь. Шилкарани, этого ржавого парохода, океана и глубины. Того, что увижу внизу. А больше всего перечисленного - того, что ничего полезного не обнаружу.
   Боятся ли другие?
   - Скажите, набу... - начал я.
   - Да?
   - Опасные профессии для йодха приемлемы.
   - Кому-то даже предпочтительны.
   - Тогда почему матросы обычно каази?
   Меня давно занимал этот вопрос.
   Кимету взглянул на меня удивлённо:
   - Кто ещё может выполнять работу настолько согласованно? Есть и ещё одна вещь - слышали поговорку "кто ни на что больше не годен на суше, может стать моряком"? Такое тоже случалось. Не берут на какую-то другую работу - на флоте примут с распростёртыми объятиями...
   - Значит, вы должны подавать хороший пример?
   - Не понял.
   - Вести за собой без страха.
   - Допустим.
   Я глянул наверх, проследил за ловкостью и сноровкой марсовых, разворачивавших оставшиеся паруса, потом перевёл взгляд на тающий мыс и тени скал.
   - Сейчас вы с Гнармак ведёте и меня. И с Хенеги тоже, пожалуй.
   Качки, как я уже говорил, не чувствовалось, но сейчас "Восход" качнуло и он как будто приостановился. Каждый из нас инстинктивно обернулся в сторону рубки. Колёса медленно, лениво замедляли обороты.
   - Значит, меньше шума будем производить? - спросил я.
   - Хотелось бы верить, что команды привлекут меньше внимания, чем звуки машин и плеск.
   Впереди была одна вода. Позади, впрочем, тоже. Солнце вставало из океана и уходило в океан. Небо как никогда напоминало купол.
   Мы с Караком давно договорились, что я не то что не буду сворачивать связь, а буду держать её открытой постоянно. Сейчас уже нельзя было медлить и я, понадеявшись на лучшее, начал изменение организма.
   Сначала, в определённой дозировке и последовательности, зелья-препараты, которые не позволят замёрзнуть, то есть вытеснить тёплую воду у поверхности кожи холодной. Потом такие, которые будут притягивать растворённый в воде кислород, а кроме него инертные газы - кислородное отравление сделается не страшно. У меня будет четыре дня на всё про всё, и если поиски не увенчаются успехом, придётся поворачивать назад ни с чем.
   Тогда страшно подумать, что начнётся дома - торговля и вообще связь с другими странами идёт очень кисло. Я слышал, что владельцы парка дирижаблей взвинтили цены на свои услуги. Ниттар на это сказал, что это худший поступок для вьяпар.
   Океан был спокоен и ухудшений погоды больше не случалось. И ни следа ни шилкарани, ни того, что погубило "Кеэву". Тишь, гладь... Это не радовало, а настораживало. Может быть, расчёт Кимету удался и они всё поняли?
   Или попросту не в курсе нашего прибытия.
   Наконец "Яркий восход" достиг рокового места и отдал якоря. Посмотреть на то, что я буду делать, собрались все, свободные от вахты, и когда я вышел на палубу в плавках, с нехитрым снаряжением и с непонятным амулетом на шее, мне стало неудобно - это совсем не то, что реферат читать.
   Место спуска выбрали между колесом и баком - иначе есть опасность удариться о якорь или винт.
   - Работает... Помните, как этим пользоваться? - Ко мне подошёл Дарумати и вручил подводный фонарь, который до того брал у меня проверить.
   - Да, - кивнул я и затянул ремешки на предплечье.
   - Будьте внимательны: он может погаснуть в любую минуту, поэтому запоминайте дорогу.
   Я снова кивнул и двинулся к забортному трапу, не к месту вспоминая пиратскую казнь с доской. Солдатиком прыгая в воду, я подумал, что не прощаться даже к лучшему.
  

13

  
   Давно этого не делал, но прыжок прошёл относительно гладко - я плавно погрузился, избежав удара об воду, вода не попала в нос, а выталкивающая сила сработала быстро.
   Вынырнув, я передвинул маску на лоб, отцепил "лягушачьи лапы" от пояса и аккуратно надел их на ноги. Замечательная вещь - сколько ни плавал, с "лапами" всяко проще. Я как следует выдохнул, натянул маску назад, всё проверил и сунул голову в воду только тогда, когда пустые лёгкие начали доставлять дискомфорт. Почти с облегчением вдохнул - дышалось так же, как на воздухе. Отлично.
   Что ж, будем искать обломки, а с ними - хоть какие-то ответы.
   Я погрёб вниз от корабля, стараясь не выпустить из виду линь механического лота, вспоминая, какой ритм дыхания лучше и внимательно следя за своими ощущениями. Появился небольшой дискомфорт в ушах - словно что-то давило изнутри, я уже чувствовал подобное, когда нырял прежде, задерживая дыхание. Я успел обеспокоиться, что придётся возвращаться и всё отменять, как неприятные ощущения пропали.
   Внизу виднелась сплошная чернота. Что я там увижу, гниющие останки или обглоданные скелеты? Не думаю, что рыбы настолько деликатны, чтобы ничего не трогать...
   Нашёл, чего бояться - мёртвых! Сейчас надо живых бояться, которые могут быть где-то здесь. Однако, если у них жива память о тех днях, когда они были простыми земными людьми, они знают, кто я. Тогда расчёт Кимету должен удаться - меня не тронут.
   Пробивая телом прозрачную толщу и слаженно работая руками и ногами, я погружался глубже. Завихрения туго прокатывались по телу, и мне казалось, что я лечу над пропастью - так, в общем-то, и было. Сине-зелёная бездна.
   Вода подо мной и надо мной. Светлее - это верх, темнее - низ. Вдох-выдох, вдох-выдох... Напрягаться ровно столько, сколько необходимо и не думать о чудовищной массе воды.
   Брассом загребая глубже, я пытался рассмотреть внизу хоть что-то, но пока напрасно: синяя темнота.
   Все предосторожности должны защитить меня от избыточного давления воды, "закипания крови" и прочего. Я не совсем понимаю, как, но понимаю, что организм атми этого бы не выдержал. Проблемы будут по-прежнему доставаться водолазам, значительная часть которых оставила здесь своё здоровье.
   Я постарался отогнать прочь эти думы и больше об этом не вспоминать. Если вдруг меня охватит паника, будет стоить больших усилий убедить себя, что повода нет.
   Я не кит, ныряющий за добычей ещё глубже, но я и не атми, который оказался бы здесь со сломанными рёбрами, кровотечениями или шетани знают, чем ещё, и для которого возвращаться на поверхность прямо сейчас было бы смертельно опасно.
   Ниже, ещё ниже.
   Приостановился и бросил взгляд вверх. Тёмное продолговатое пятно на более светлом фоне - это днище "Восхода" на фоне неба. Тонкие, почти невидимые нити - это цепи трёх якорей, ушедших в грунт.
   Следующей вехой на пути и барьером была граница света и темноты. Кажется, примерно пятьдесят метров от поверхности - лот показывает именно столько. Я протянул свободную руку и включил фонарь.
   Луч затерялся где-то внизу. Я ощутил себя, как тогда, в подвале у некроманта: тот мир и этот, и грань почти неощутима. Делать нечего - идём дальше, то есть глубже.
   Теперь я понял, что означает словосочетание "вечная ночь" - без фонаря я бы ничего не увидел. Морское дно, оказывается, загрязнено - разбитые зелёные бутылки, сплющенные консервные банки, деревяшки настолько пропитавшиеся водой, что уже не всплывают. "Наверно, это шилкарани и не нравится?" Если бы я сейчас дышал атмосферным воздухом или нырял с задержкой дыхания, я бы списал эту мысль на недостаток кислорода. Чушь какая...
   С другой стороны, почему чушь? Нас, по большому счёту, сюда никто не звал, а мы мусор разбрасываем.
   Плыть брассом здесь было уже проблематично. Я попробовал военным стилем - так же неудобно, луч колеблется. Тогда я стал понемногу работать "лягушачьими лапами", как охотники, которые бьют рыбу острогой.
   Осколки зелёного бутылочного стекла жутковато, хищно блестели. Белый песок, камни, маленький бледный краб... Ствол дерева? Или это мачта? Нет, всё-таки дерево.
   Я поймал грубо обработанную шпинель-амулет, которая висела на шнурке, и попытался определить цвет. Халья говорила, что при правильных ответах или нахождении поблизости нужных предметов камень делается ярко-красным, а если поблизости лгут или цели поиска нет, он становится почти чёрным. С помощью фонаря рассмотреть это было невозможно, а без фонаря не видно ни зги. Грустно - бесполезная штука...
   Так куда теперь?
   "Попробуй направо", - посоветовал Карак по рафи-связи. Без слов, разумеется, но "сообщение" я понял. Действительно - слабое течение медленно и незаметно несло меня именно вправо.
   Я повернул и начал движение в нужном, я надеюсь, направлении. Чувствовал себя, как в пещере - такая за пределами луча фонаря стояла чернота. Посмотрел вверх - тень корабля вырисовывалась, но солнца не было видно. Наверно, на него наползло облако.
   Двигаемся дальше.
   Фонаря катастрофически не хватает - здесь нужен прожектор, чтобы найти такую, казалось бы, большую вещь, как останки затонувшего корабля. Придётся идти наугад, пока я в них не упрусь.
   От этой перспективы на душе у меня поселился такой же мрак, какой стоял вокруг. Этак можно до скончания века плутать!
   Ладно, не распускаем нюни и ищем хоть какие-нибудь следы обломков.
   Я уже был готов потерять счёт времени, как ощутил новое сообщение: "Близко".
   Да ну?
   Я представил, как Карак, пользуясь особенностями своей физиологии, смотрит одним глазом на то, что вижу я, а другим - на сетку координат.
   Это меня немного развеселило и подбодрило. Всё ещё улыбаясь, я продвинулся дальше над грязным дном, и тут луч осветил внушительную кучу камней. Что это за камни?
   Дотронулся рукой, сдвинул один, подняв облачко ила, и посветил фонарём. Это не камень, это каменный уголь! Я видел горы такого.
   Наверняка это уголь из бункеров "Кеэвы". Значит, где-то поблизости и сам пароход.
   Куски угля, песок, обломок... чего-то. Потом ещё и ещё. Части надстроек?
   Ажурная решётка. Кучка белых чашек, ящик с бутылками, в которые пробки загнало давлением. Я невольно задумался, где именно находились эти предметы до того, как опустились сюда.
   Постепенно из сплошной темноты начал вырисовываться едва заметный контур чего-то большого, чего-то, что под мощным, но всё равно недостаточным лучом фонаря выделялось очень слабо на фоне окружающей воды.
   Не чего-то.
   Это она.
   Я поймал себя на том, что дышу глубже и грудь вздымается чаще, чем необходимо. "Сестра" "Рафины" даже в таком жалком, сломанном виде заставляла восхищаться собой. Внезапно мне подумалось, что не зря судам, кроме боевых, дают зачастую женские имена. Они как женщины.
   Словно боясь потревожить покой, я осторожно двинулся дальше.
   И тут у меня перехватило моё синтезированное дыхание.
   Скелеты. Обутые и в обрывках одежды. Рядом стайками копошились мелкие рыбы, крабики и какие-то ещё существа, в надежде, что здесь осталось что-то для них.
   Значит, они... то есть эти тела... опустились сюда с поверхности - вон, на них нет спасательных жилетов.
   Так, спокойно. С чего вдруг опять забоялся? Стоит опять напомнить себе, что надо не мёртвых бояться, а живых, которые могут в любой момент здесь появиться.
   Что-то блеснуло в луче на руке одного из скелетов. Кольцо. Поколебавшись, я осторожно стянул металлический ободок с мёртвого пальца, чуть не выронив на песок. Что-то, по-моему, написано, но я решил, что рассмотрю на поверхности, и убрал в специальный карман на поясе.
   Поднявшись выше, попробовал определить, в каком состоянии обломки и как они лежат. Не вязалось то, что я видел, со словами Кимету - потому что корабль лежал практически на ровном киле, а не на боку.
   Каким боком тонул, на том и должен лежать. Что же "Кеэву"-то перевернуло?
   Подумаю об этом чуть позже - сейчас я смогу рассмотреть пробоины. Это своего рода удача, о такой возможности мы не предполагали.
   Я начал медленно обходить корпус, отгоняя мысли о том, что внутри останков наверняка ещё больше. Они лежат себе спокойно и можно бы заглянуть туда - конструкции ещё не успели проржаветь до ветхости, - но не сию минуту.
   Течение почти незаметно пыталось меня нести, я не сопротивлялся и наблюдал. Потрясающе: нос "Кеэвы" будто проплывал мимо меня сам по себе. Неземное, чуждое зрелище... Однако, так и есть - я не в своём мире.
   Так, Кимету сказал "правая скула"? Думаю, смогу увидеть это место - уйти в грунт обломки тоже не успели. Поэтому я взял ниже и стал спускаться ближе к днищу. Борт погибшего корабля вставал в десяти метрах от меня, словно стена дворца, и я светил фонарём вниз, чтобы разглядеть ватерлинию и ниже неё начать искать детальней.
   Вот палубы третьего класса... Стёкла выдавило - а может, выбило от удара о дно? - и иллюминаторы зияли круглыми дырами. Значит, здесь началась паника и как-то организовать толпу и вывести людей было уже невозможно. Получается, что да, внутри ещё больше тел, чем я видел снаружи.
   Я сглотнул, перевернулся вниз головой и поспешно погрёб ко дну. Ощущения, словно ты ночью на кладбище. И опять же - так и есть.
   Ниже ватерлинии корпус окрашен уже другой краской, наверняка ядовитой. Рачкам и ракушкам обычно не было дела до ядов, но "Кеэва" по понятным причинам не успела обрасти. Где-то здесь должна быть пробоина, и даже не одна, в районе грузового трюма...
   Вон она. Заклёпки сорваны, стальные листы немного вмяты вовнутрь. Это первый удар. И я пока не понимаю, как и обо что можно было его получить.
   Продвинувшись к корме, увидел вторую. Не чета первой, надо сказать. Вторая пробоина представляла собой дыру не меньше двух метров в диаметре - по всей видимости, мерзавцы решили, что затопление слишком медленное и шутки кончились.
   Зияющая пробоина напоминала пещеру, в которую можно было заглянуть, но меня туда не заманить за все сокровища древних царей - если, как Кимету говорил, был взрыв котла, конструкция там очень ненадёжная и это всё рухнет мне на голову. Нет уж.
   Ладно. Очередь шлюпочной палубы.
   Не знаю, правда, что именно искать. Следы крови? Она не могла успеть впитаться в доски. Тела с пулевыми ранениями? Это врач нужен, чтобы рассмотреть их на телах в таком, гм, состоянии.
   Шпинель в амулете не то сохраняла свой обычный цвет, не то становилась чёрной - это по-прежнему было затруднительно рассмотреть.
   Кстати, Карак рассказывал, что ло-якунду красили палубы военных кораблей в красный цвет. Не столько из патриотических чувств, сколько за тем, чтобы люди меньше шокировались от брызг крови - если кто-то на войне ещё был на это способен, шокироваться.
   Скрепя сердце, я принялся искать на палубе требуемое. Бесполезно - я не мог увидеть тела Кеймибагара. Если я ничего не вижу, это не значит, увы, что ничего не было.
   Но что это? Скелеты лежали рядами, как будто их кто-то уложил - аккуратно, "солдатиками". Это шилкарани сделали?
   Мне показалось, будто меня холодный пот прошиб.
   Между тем усталость и давление в почти восемь атмосфер потихоньку напоминали о себе и я решил, что пора возвращаться на поверхность. Да и подмерзать начал...
   Я погасил фонарь, развернулся так, чтобы видеть маячившую далеко наверху тень "Восхода", и поплыл к ней. Никто меня не поднимет - плавучести у меня сейчас нет. То есть она есть, но отрицательная.
   Нужно будет как можно быстрее поговорить с Гнармак и Кимету или, на худой конец, Хенеги - описать пробоины и, что ещё важнее, то, что "Кеэва" лежит на ровном киле. Что могло её перевернуть? Только течение?
   Далее - я нашёл чью-то личную вещь. Если у нас на корабле найдётся родственник или знакомый, мне будет спокойней.
   С Кеймибагаром так ничего и не ясно, да и что я мог выяснить?
   И сколько, интересно, я провёл здесь времени? Я поднялся до отметки в пятьдесят метров, уже можно что-то рассмотреть, кажется, и наверху ещё светло...
   И тут меня схватили за ноги.
   Промелькнула мысль, что это в точности, как говорил Кимету - одновременно с тем, как я завопил. Больше от неожиданности, чем от страха - утопить меня эти родичи лягушек всё равно не сумеют.
   Я неуклюже пнул напавшего на меня шилкарани - кому ещё здесь быть? - и попытался развернуться. Он не ожидал, что я начну сопротивляться, что ли? Ударить не вышло, получилось только оттолкнуть - я даже удивился этому не сильно, вода гораздо более вязкая, чем воздух.
   Увидел я покрытое шерстью существо, похожее на обезьяну. Ох, ну и видок! Это что, какая-то промежуточная стадия трансформации?
   Не успел я об этом подумать, как "стадия" бросилась в драку.
   Мало того, что я сильно устал и мне было тяжело двигать конечностями, я не представлял, до чего он додумается, когда увидит, что топить меня бесполезно. Попытается задушить, как Кенафин, или нанести раны, чтобы я истёк кровью?...
   Удары сыпались один страшней другого - в лицо, ниже пояса, в солнечное сплетение, мне удалось поймать ритм и я успешно держал оборону, увёртываясь или блокируя, но долго так продолжаться не может... Можно же применить "ненужный" талант, самое время! Но как это сделать, чтобы не убить этого ненормального?
  

Эта ночь бесконечна была,
Я не смел, я боялся уснуть:
Два мучительно-чёрных крыла
Тяжело мне ложились на грудь.

   Собственные слова казались очень громкими и вообще странно звучали под водой - будем надеяться, что поможет.
  

На призывы ж тех крыльев в ответ
Трепетал, замирая, птенец,
И не знал я, придёт ли рассвет
Или это уж полный конец...

  
   Шилкарани вдруг прекратил нападать и уставился на меня круглыми глазами - действительно, надо сказать, человечьими.
  

О, смелее... Кошмар позади,
Его страшное царство прошло;
Вещих птиц на груди и в груди
Отшумело до завтра крыло...

  
   Из горла противника вырвались пузырьки. Он с ужасом взирал на меня.
   А потом мы начали плавно подниматься к поверхности.
   Ха... Чего обычно боятся нормальные люди? Разумеется, смерти. Но кроме неё - чего-то непонятного. Потому что неизвестно, что оно может сделать и как с этим бороться.
   Только я не сообразил вовремя, что "ночь" можно понимать, как угодно и что стихотворение о кошмаре под утро способно ещё и вытаскивать в "день", то есть на свет.
   А может, я показался этому парню чудовищем из кошмара, а?
   Теперь главное, чтобы он не захлебнулся...
   Подняв голову над водой, я сначала не заметил разницы - пока что дышалось хорошо. Рядом со мной всплыл шилкарани. Кашляя и барахтаясь - заклинание всё ещё действовало.
   Вот и "Восход". Я обрадовался этому ржавому корыту, как родному.
   На корабле нас заметили, и кто-то показывал на нас рукой. Я не видел, кто - издалека офицеры в военно-морской форме казались одинаковыми.
   Брошенной верёвкой я обвязал своего пленника, а сам поднялся на левитации - воспользоваться штормтрапом сил не было, их выпило погружение и этот так называемый поединок.
   - Они здесь, - кратко сказал я появившемуся Кимету, который протянул мне полотенце. Я поспешно завернулся, зубы у меня стучали. На воздухе оказалось нестерпимо холодно.
   - Когда он придёт в себя? - Нивваир вручил мне чашку с горячим бульоном и кивнул на скорчившееся в позе плода тело.
   - Когда - не знаю... Но скоро, - выдохнул я и принялся за бульон. Зубы цокали о край чашки.
   - Осторожней, ребята! - возбуждённо предостерёг Хенеги боцмана и двоих матросов. - Силища там должна быть, как у тюленя.
   Те сосредоточенно заламывали пленнику руки и вязали их за спиной.
   Мне хотелось уже в тепло, передохнуть и только потом что-то обсуждать, но то, что произошло секундой позже, заставило вспомнить, что я здесь не на прогулке.
   Шерсть на коже шилкарани втянулась в неё, её цвет стал похож на обычный телесный оттенок, череп стал менее обтекаемым.
   - Он и рожу втянул... - бухнул один из матросов.
   Сейчас перед нами сидел голый парень самого обыкновенного вида, по-прежнему глядящий в пустоту. Не отличишь от атми и точно никак не спутаешь с обезьяной.
   - Что он сделал? - осведомился Кимету. - Напал на вас?
   Я кивнул.
   - Всё-таки не хотел бы я быть кому-то из вас врагом... Других не видели?
   - Нет. Но... это может означать... что они этого не хотели... чтоб я видел.
   Кимету выразительно посмотрел на меня, и я понял, что он подумал о том же: остальные могут быть здесь и ждать непонятно чего.
   Два часа спустя, одевшись в чистое, обсохнув и согревшись возле угольного камина, я был готов обсудить с остальными всё, что видел.
   Когда я изобразил на чертеже "Кеэвы" размер и форму пробоин, Кимету лишь покачал головой, а Хенеги спросил, точно ли я уверен.
   - Совершенно уверен, - вздохнул я. - Я пробыл там достаточно, чтобы всё рассмотреть.
   - Этого не может быть, - полушёпотом сказал Хенеги, не отрывая глаз от моих пометок. - Вы знаете лучше меня, набу, что здесь нет ничего, что могло бы оставить такие дыры.
   - Поэтому мы здесь, - ответил ему Кимету. - Как раз потому, что в голове не укладывается.
   - Вы видели останки? - спросил Дарумати.
   - Скелетированные.
   - А животных-падальщиков?
   - Да. Крабов. Ещё каких-то рыбёшек. Господин Дарумати, - я решил задать вопрос, который не давал мне покоя, - что могло перевернуть остов с бока на киль? "Кеэва" лежит на нём.
   Старик ответил:
   - Возможно, течение, но оно здесь не сильное... Ещё это может быть подводное землетрясение.
   - Подводное землетрясение... - повторил я.
   Пока я делал несколько зарисовок, вернулась Гнармак.
   - Пришёл в себя, молчит, - сказала она с язвительной насмешкой. - Глаза такие, словно хочет мне в рожу плюнуть, да что-то мешает. - Реллана ухмыльнулась краем губ.
   Я хотел сказать ей, чтобы была осторожней - этот малый, как я убедился на личном болезненном опыте, способен не только плеваться, - но промолчал.
   - От обычного атми в самом деле не отличишь, - продолжала Реллана, остановившись у стола и уперев правую руку в бок, а левую положив на чертёж. - Кто-то ещё желает посмотреть?
   - Погодите. - Я выудил из кармана найденное кольцо. - Господа, кто-нибудь узнаёт эту вещь?
   Хенеги взглянул и отрицательно покачал головой. Присутствовавший здесь же Испаат тоже не узнал. Я решил показать находку остальной команде, но уже потом - сейчас Реллана хотела, чтобы мы тоже взглянули, как себя ведёт пленник.
   В бывшем салоне первого класса, где теперь была сделана лаборатория Дарумати, собрался десяток дюжих матросов. Также пришёл и сам учёный с ассистенткой. Они окружили сидящего на полу пленника, который был опутан верёвками так, словно мог чудесным образом освободиться, если верёвок пожалеть.
   Взгляды, которыми матросы мерили пленника, я бы не назвал благожелательными, и тут же вспомнил, почему эти люди вообще здесь и что перед ними сейчас сидит возможный убийца их друзей и братьев. Вошёл Хенеги, кивнул бывшему третьему помощнику капитана "Кеэвы" Витану. Они встали бок о бок с очень, очень мрачным видом -- оба видели тогда почти то же самое, что Кимету.
   Реллана вошла первой, следом - мы с Кимету. Шилкарани смотрел с таким решительным видом, точно прямо сейчас был готов геройски умереть, но как только заметил меня, шумно втянул в себя воздух, а лицо приняло затравленное выражение. Узнал, родной. И ладно я - у меня над плечом возвышался Карак с его страшным клювом.
   - Вы все можете идти. Господа Дарумати-кхуно могут остаться.
   - Но капитан... - начал кто-то. Остальные сдержанно загомонили.
   - Отставить возражения. Возвращайтесь к себе. Если будут результаты, я расскажу.
   Матросы угрюмо повиновались. Но не знаю, ушли ли они к себе или остались за дверью.
   В наступившей тишине Реллана вздохнула, потёрла подбородок и коротко потребовала:
   - Имя.
   Решимость вернулась во взгляд пленника, и теперь к ней добавились злоба и презрение.
   - Ты немой? - Голос у капитана Гнармак был холоден, как те самые айсберги. - Будешь "Бриши", как в легенде.
   - Я не разговариваю с клятвопреступниками!
   Ого.
   - Открыл рот и заговорил человечьим голосом, - негромко заметил Кимету.
   Он прав. Голос вполне человеческий. Я даже никакого акцента не заметил.
   - Я не приносила тебе никакой клятвы.
   Льда у Релланы в голосе не убавилось. Она бесстрастно смотрела на чудовище из мифов, которое ничем не отличалось от нас. Человек как человек, моложе Гнармак с Кимету, но старше меня. Скорее, как Хенеги.
   - Имя.
   - Ворхели.
   - Уже лучше. Сколько вас?
   Молчание.
   - Сколько вас? - И Реллана наотмашь ударила пленника по лицу. Получилось звонко.
   Ворхели свирепо взглянул на неё, но не торопился отвечать. Реллана выгнула бровь и скрестила руки на груди.
   - Тогда я сейчас обвяжу твои причиндалы и подвешу тебя за них к потолку - я знаю, что вы устроены точно так же, как и мы. Нивваир, неси ещё линь.
   У Кимету дёрнулась щека, я сморщился. Шилкарани несолидно побелел - натурально, как мел, - и выпалил:
   - Я здесь один!
   - Правда? - с деланной задумчивостью произнесла Гнармак. - Я так не считаю.
   - Да что ты... - процедил он. - Говорю - я здесь один.
   - Ох... - Гнармак устало мазнула ладонью по лбу. - Пароход зачем потопили?
   Ворхели напружинился в путах так, что они чуть не затрещали, и всё-таки попытался в неё плюнуть, но попал только себе на подбородок.
   - Линь принёс?
   Кимету мгновенно вытянулся по стойке "смирно" и спешно вышел.
   - Будешь орать, - Гнармак перевела невозмутимый взгляд на пленника, - я тебе твои вопли запихну назад в глотку - вместе с зубами.
   Я повернулся и молча вышел. Возможно, Караку и всё равно, но мне бы смотреть не хотелось.
   Матросы, однако, и правда разошлись - коридор был пуст. Карак сказал, что отправится на шлюпочную палубу - хочет кое-что проверить. Я пошёл в другую сторону - спустился к бывшему ресторану, который теперь служил кают-компанией для палубной команды. Помещение сейчас было наполнено членами экипажа, свободными от вахты.
   Я остановился на пороге и осмотрелся.
   Они отдыхали: кто-то рассказывал приятелям байки, кто-то сосредоточенно вырезал из дерева, кто-то курил у окна. Похоже, друзья и родственники жертв с "Кеэвы" старались не заострять внимание на том, что у нас на борту оборотень-шилкарани, пусть даже и надёжно связанный.
   Это всё каази, которые каждый день живут своими собственными радостями и проблемами, но всегда рядом с нами. Мы даже не прикасаемся друг к другу в обыденной жизни или без необходимости и не садимся за один стол.
   Кто-то ещё из ахуту, которые могут быть прощены, если мы отсюда выберемся. "Кто не годен на суше", - вспомнились слова Кимету.
   Надо сказать, что здесь, на этом судне, у каждого была своя каюта. Это плата за пребывание на территории возможных врагов и участие в этой экспедиции.
   Моё появление сначала не заметили, но через от силы полминуты матросы бросили свои занятия, а кто сидел, те повставали с мест.
   - Господин?
   - Ребята, - обратился я, вынимая из кармана всё то же кольцо, - кто-нибудь узнаёт эту вещь? Если нет - я пойду поспрашиваю на вахте...
   Латунь ярко блестела на моей чёрной ладони. Люди подтянулись ближе, но всё-таки держались на расстоянии. Я вытянул руку, чтобы было лучше видно.
   Матросы по очереди несмело подходили, смотрели, но хмурились и качали головами, пока, наконец, не подошёл Хумви-кхуно.
   - Я знаю! - встревоженно воскликнул он, впившись взглядом в маленький предмет. - Это принадлежало брату - ему подарила жена.
   Он протянул руку, прося отдать, но я нахмурился и отвёл свою. Хумви понял:
   - Там должно быть написано - "Г.К." и ещё "1327"...
   Я подвинул вещицу пальцем, прищурившись, рассмотрел и кивнул:
   - Действительно, написано. Возвращаю его тебе...
   Но Хумви понизил голос и просительно осведомился:
   - Набу, а вы можете на него подышать? На удачу моей невестке. Она сейчас ей очень нужна.
   - Конечно, могу, - согласился я, поднося ладонь с кольцом к лицу. - Вот, возвращаю и хочу сказать, что по тому, что я видел, твой брат выполнял свой долг до конца.
   Я аккуратно опустил кольцо на протянутую ладонь Хумви-кхуно. Тот сжал кулак, прижал его к сердцу и согнулся в поклоне. Не уверен, что там не было слёз.
   Попрощавшись, я вышел вон, ощущая спиной напряжённость и тревогу. Когда поднялся на шлюпочную палубу, это чувство отпустило меня, но настиг запрос рафи-контакта. Не успев рассердиться на то, что болезный Карак опять что-то учудил, я отклонил запрос и покрутил головой в поисках моего дражайшего рафи.
   Ага, вон он - усиленно машет крыльями, высоко над фок-мачтой, почти под облаком. Заметив меня, он спланировал, сделав полукруг, и неуклюже зацепился за поручни, возле которых я остановился.
   - Не смотри так, - ворчливо предупредил он мою тираду, - я почти восстановился.
   - "Почти" ещё не "совсем", - начал я.
   - Я понимаю твою человеческую реакцию, но она, прости, слишком человеческая, - прервал Карак. - Если я сказал, что восстановился, значит, так и есть.
   - Да? - выгнул бровь я. - Думаешь, я не видел, как ты осторожничаешь и неуверенно себя чувствуешь?
   - Это необходимо, иначе я так и буду... - Он не договорил, но я догадался, что "будет". - Если ты считаешь, что я боюсь разбиться, то ты ошибаешься.
   - Не стесняйся, все свои. Я бы вёл себя так же, если бы сломал ногу. Только я, если бы пытался опять начать ходить, не мог бы разбиться насмерть, а ты можешь.
   В этот раз Карак не ответил, но по его позе я понял, что у него пропало желание спорить.
   Волны лениво плескались о ржавый борт "Восхода", но ветер оставался слабым, небо - почти чистым, погода пока не собиралась ухудшаться... Кажется. Лёгкие размеренно дышали - человеческие и воронидские. Могу поспорить, мы с Караком думаем об одном и том же: если мы, потомки совершенно разных животных, имеющие заметно разные взгляды, прекратили перебранку, а народы наши живут в мире, то почему шилкарани, такие же люди, как я, сделали... вот такое?
   - Ты ведь что-то хотел сказать? -собрался с духом я.
   - Да, я хотел, чтоб ты посмотрел. - Карак невозмутимо поддержал смену темы. - Могу ещё раз показать.
   - Нет уж, второй раз испытывать судьбу я тебе не позволю, тут уже оскорбляйся, сколько хочешь, - мотнул головой я. - Скажи так.
   - Очень необычные скалы, брат.
   - Вон те? Что в них необычного?
   - Вот я и хотел, чтобы ты увидел сам... На первый взгляд ничего, но если посмотреть с большой высоты и моим зрением... Короче говоря, на самом деле этот остров - он как чаша.
   Я смотрел не на Карака, а на остров, на который он указал. Надо же. А кажется, что ничего удивительного, риф как риф. Вон подальше и ещё один, туманом подёрнутый...
   Острова выглядели холодными, далёкими и необитаемыми, особенно дальний, и чем-то напоминали спящие вулканы.
   Надо срочно об этом рассказать Гнармак или хотя бы Кимету.
   - Карак, ты думаешь?...
   - Думаю.
   - Как бы это проверить?
   Карак насмешливо склонил голову:
   - Ты только что просил не испытывать судьбу.
   - Точно.
   - Сканирование местности?
   Я немного подумал и отказался:
   - Пожалуй, нет. Сильно устал и действие предыдущего преобразования пока не прошло.
   День догорал. Солнце садилось в океан, окружённое золотыми оттенками, луны слабо проступили на противоположной стороне небосклона. Пахло водорослями, мир казался безмятежным.
   Некоторое время мы обсуждали дальнейшие планы и способы. Сошлись на том, что сейчас пойдём отдыхать, а утром я продолжу. Карак отправился в каюту, а я решил зайти к Реллане и рассказать о его открытии. По дороге хотел было поделиться соображениями с Дарумати и расспросить его, но вспомнил, что он сейчас наверняка занимается описанием схваченного шилкарани. На всякий случай я проверил - так и было, а Реллана уже ушла (неужели преуспела и получила какую-то информацию?). Кимету также не было видно поблизости.
   Приблизившись к каютам офицеров, я услышал голоса и остановился.
   - ...Хорошо, давайте вашу пилюлю, доктор. - Кимету.
   - Это не пилюля, а настойка валерьянки. - Ага, судовой врач, усатый невыносимый тип.
   - Какая разница? Лейте.
   Тихо звякнуло стекло - кажется, стакан. Чуть погодя отворилась дверь и врач покинул каюту. Меня он удостоил быстрого равнодушного взгляда. Изнутри потянуло валерьянкой - Ниттар иногда это пил.
   Дверь захлопнулась. Теперь я мог бы войти, но что-то меня остановило. Прислушался. Голоса звучали очень тихо и я напрягал слух, чтобы разобрать слова. Ой, нехорошо...
   - Значит, Фани сейчас в такой же опасности. - Тон Кимету был озабоченным, но страха не было. А что значит "такой же"?
   - Не думаю, - возразила Гнармак полушёпотом. - Ты же здесь, значит, они повременят с нападением. И наверняка догадываются, что я сопляка могу и ликвидировать, если не совсем дураки.
   Я так и обмер. Нападение на нас? Это как-то относится к Кимету? И кто здесь, наконец, "сопляк"?
   В этот момент меня посетила ужасная мысль: а что, если это всё маскарад? Прикрытие? Макхоуна говорила, да и не только она, что ошибки мивали-монарха непременно отразятся на благополучии народа. Что, если Легариир в чём-то счёл себя виноватым и наша "экспедиция" это жертва Шагару или откуп самим шилкарани, чтобы успокоились? Один карамати, один воронид. Здесь также несколько йодха, Кимету бывший вьяпар, пусть только по рождению, но факт остаётся фактом. Каази - хоть отбавляй, ахуту тоже присутствуют. Дарумати - старик и старуха. Реллана - она женщина. Но меня, однако, нельзя назвать ребёнком. Или можно?...
   Всё это промелькнуло в моей голове за пару секунд.
   - Чем больше я здесь и чем больше узнаю, - произнесла Реллана со сдерживаемой досадой, - тем меньше это всё мне нравится.
   - Что? - с заметной тоской уточнил Кимету.
   Пока я обсуждал с Караком "рифы" и завтрашние планы, успело произойти что-то, что вывело из равновесия Кимету Нивваира. Того самого бывшего участника боёв, который хвалил меня за то, что я не боюсь.
   Однако незаметно, что он именно боится.
   - Вот это всё, - с нажимом уточнила Гнармак. - А тебе я не завидую, друг.
   - Это что же теперь будет, - сказал Кимету тоном человека, который смирился с неизбежным, но была там и толика бессильной злости. - Со мной-то понятно - выгонят с работы. Но Фани и мальчики - их же камнями закидают!
   - Нивва, успокойся, пожалуйста, и не волнуйся, - почти мягко произнесла Гнармак.
   Я решительно ничего не понимал. Случилось что-то очень плохое, только это и очевидно.
   Надо зайти и признаться, что я всё слышал.
   Поэтому я постучал, приоткрыл дверь и просунул голову в щель:
   - Прошу прощения за беспокойство. Я могу войти?
   - Входите, раз пришли, - мотнула подбородком Гнармак, а потом усмехнулась недобро: - И долго вы там скрывались?
   - Недолго, - рубанул я и пояснил: - Больше там никого нет. Я, по крайней мере, не видел.
   Я вошёл и плотно прикрыл за собой дверь:
   - Если это связано с крушением, я готов помочь.
   - Присаживайтесь, - Гнармак со вздохом хлопнула ладонью по спинке свободного стула. - "Добыча" ваша, набу, щебетала, как птичка певчая - не остановить было.
  

14

  
   Можно понять, почему Кимету и Реллана разговаривали спокойно: кто-то на вахте, кто-то спит как убитый после нескольких часов непрерывного наблюдения, а матросы здесь обычно не появляются.
   Я сел на предложенный стул, поставил локти на стол и посмотрел на Кимету:
   - Я не хочу, чтобы у вас были какие-то неприятности, поэтому никому ни о чём не скажу. Можете взять клятву, если хотите, но мне это и не нужно.
   Да, не похоже, что боится чего-то - больше расстраивается и волнуется, как Реллана и сказала, а сейчас ещё сбит с толку, и сильно сбит.
   - Мы здесь, - медленно произнесла Реллана, - чтобы расследовать катастрофу и добыть факты. Может, скажешь всё, что слышала я?
   Кимету оценивающе посмотрел на меня - будто сопоставлял то, что обо мне слышал, с собственными представлениями.
   - Хорошо, начнём издалека. - Реллана легонько хлопнула ладонью по столу. - Наш невольный и незваный гость рассказал, что когда-то давно они и мы, то есть земные люди, заключили договор. Я не знаю, когда, и сама ни о чём подобном не слышала за всю жизнь, и не уверена, что слышал хотя бы кто-то.
   - Какого рода договор? - Я не сдержался, перебил.
   - А договор, набу, такой, - она покосилась на меня, настроение у неё явно испорчено не меньше, чем у Кимету, - что мы не трогаем животных у острова Морской великан и у мыса Край земли. Пожалуйста, вспомните, о чём писали незадолго до крушения Кеэвы.
   Озарило меня сразу.
   - "Кугуар"? - уточнил я упавшим голосом.
   - Он самый, - угрюмо кивнула Гнармак. Затем потянула к себе широкий лист бумаги, с картой наших вод. - Видите? - Реллана обвела кончиком пальца один район и ткнула в другой, потом большим и указательным замерила расстояние. - Разбился он здесь, совсем недалеко. По мнению этого шилкарани, мы не вняли предупреждениям и так нам и надо, поделом.
   - Они считают, что мы должны были сами сообразить? - задохнулся я. - И более того, разумные люди сначала отправляют послов с претензиями, а не устраивают какие-то террористические акты!... Однако о чём я говорю? Им наверняка неведомо, как поступают цивилизованные люди.
   Я дохнул и выдохнул. Руки дрожали, челюсти сжимались.
   - Теперь, по словам глубоконеуважаемого Ворхели, его команда "занялась" нами вплотную. Я бы, конечно, назвала это "бандой" или "пиратской шайкой".
   - Теперь они чего ждут?
   Мне хотелось вскочить и кричать. Кимету вертел в руках кисточку для туши и пока в разговор не вступал.
   - Они довольны, что мы пришли. Вас и Карака не ожидали видеть и, как оказалось, это небольшое столкновение под водой - попытка тихо взять вас в плен. Ну да, не получилось. - Усмешка довольной львицы.
   У меня словно горячая вода пробежала по спине и шее.
   - Эти идиоты решили, что я беспомощный? - прошипел я. Реллана покачала головой:
   - На вашем месте я бы радовалась, что они так решили и поэтому противник у вас был только один.
   Я кивнул - вообще-то справедливо.
   - Если они довольны, что мы здесь, то "Зарницы" что, было недостаточно?
   - Очевидно. - Гнармак посмотрела в какую-то невидимую точку и тоскливо приподняла брови. - С теми, кто был на шхуне, неизвестно, что случилось. Я не смогла добиться толкового ответа, но Ворхели, возможно, не знает его.
   Я уже более-менее взял себя в руки.
   - Я не понял. Это что, обычное деление территорий? И всё? Это ни в какие ворота...
   В ожидании продолжения на меня взглянул и Кимету, не только Гнармак.
   - Оурат, набу... Вы, должно быть, слышали и знаете, что у нас в Синей Башне нет железнодорожного вокзала?
   Оба кивнули.
   - Это потому, что сводить Стеклянный лес нельзя. Его нельзя трогать - ворониды-квиоры так считают, их "цивилизованные" сородичи с ними солидарны. Их опасно не слушать и опасно с ними ссориться.
   Капитан и первый помощник переглянулись, но не перебивали.
   - Но не потому, что многие из них весьма злобные создания - они вовсе не побегут решать все проблемы силой, как наши дражайшие шилкарани. - Я растянул губы в саркастической усмешке. - Попросту они, как правило, оказываются правы. Если ворониды говорят "нельзя" - значит, так и есть. А если не послушать - потом останется только волосы на себе рвать... Но здесь у нас что? Шилкарани не дождутся гнева природы от того, что кто-то присваивает себе их животных или их ресурсы, и решили сами в неё поиграть?...
   - Получается, так, набу, - вздохнула Гнармак.
   - Это ещё не всё, - вдруг заговорил Кимету. - Вы говорили, кажется, о неприятностях у меня? Так вот, они могут оказаться немалыми.
   Я не мог как-то истолковать его отчаянную, сардоническую усмешку.
   - И? - поторопил я.
   - Вы видели глаза этого щенка, когда я вошёл? Как он смотрел, видели?
   Вот как. Не меня Ворхели увидел и даже не Карака.
   - Простите, набу... Вы сказали "щенок"?
   - Да, он утверждает, что ему восемнадцать, - закивал Кимету. - А ещё - будто я его родственник, а точнее - кузен. Да, то, о чём вы подумали.
   Я открыл рот и снова закрыл.
   - Мой ровесник, значит... - пробормотал я, потому что надо было что-то сказать.
   Если это правда, то всё сходится. Растут они быстро... Двенадцатилетний Рефу...
   Ошеломлённый, я ощущал почти то же самое, что во время последнего разговора с Хальей и Релланом. Что же должен чувствовать сам Нивваир после такого... малоприятного открытия? Да и судя по его разговору с Гнармак, тому, что я слышал...
   - Эти недоумки решили, что я его женщина, - прыснула она. Я пока не видел, как она смеётся. - Видели нас вместе и сделали такие выводы. Представляете? Подумали и рассудили, что, мол, если у Нивваира не будет семьи на земле, он сам к ним придёт. Ещё и головорезам Даэршина умудрились меня заказать! Вы да, подвернулись случайно, но сильно мне помогли, господин Талавару...
   - Значит, в банде есть и женщины? - Я вспомнил описание внешности заказчицы.
   - Да, есть.
   - Ладно, - я взъерошил волосы на затылке (как бы и правда не пришлось рвать...), - вы что-нибудь знаете об островах, которые видны на севере?
   - Конечно, знаю, - пожал плечами Кимету. - Вот, видите? Обозначены на карте как "Два брата", в лоции тоже есть. Существует и карта береговой линии. Ничего особенного или интересного. Голые скалистые участки суши.
   - Не знаю, насколько оно хорошо или плохо, набу, оурат, но это не так - Карак видел, что ближайший к нам остров... как бы это сказать... пустой внутри.
   - Ого, - сказала Гнармак, сцепляя руки и кладя их на стол перед собой. - Что он имел в виду?
   - Что скалы - это как стены, поэтому мы не можем даже с самой высокой мачты увидеть, что там такое.
   - Вот тебе и раз, - проговорил Кимету задумчиво. - Всю жизнь были обычные камни, разве что для навигации пригодные - их даже в новостях о крушении редко упоминали, если помните.
   Я не успел ответить - в коридоре послышалось шумное дыхание, торопливый топот. Вбежал матрос:
   - Капитан, капитан!... Вы должны это увидеть.
   - Тихо, не шуми, - укорила Гнармак, поднимаясь. - Кругом люди спят.
   Они с Кимету встали и направились к двери. Я рассудил, что тоже должен увидеть, поэтому последовал за ними.
   Когда я вышел наружу, то первым делом услышал, что на шлюпочной палубе стоит ропот. А потом увидел, что, собственно, происходит.
   Луны светили ярко, и в их свете поверхность спокойного моря волновалась, разбиваясь рябью и брызгами - в воде играло здоровенное, как корабль, животное. Нет, на фоне гигантского лайнера он выглядел бы почти маленьким, но величиной этот зверь был точно с двухтрубный. В лунном свете искрилась чешуя - каждая чешуйка величиной, похоже, с лезвие лопаты.
   Моряки возбуждённо, настороженно обсуждали не то чудо, не то чудовище, но когда заметили капитана Гнармак, разговоры прекратились.
   - Что скажешь? - спросила она у Кимету, забираясь поближе к колесу и останавливаясь у поручней. - А вы?
   - Ничего себе! - поразился я.
   - Я понял... - пробормотал Кимету.
   - Это потрясающе! - раздался звеняще-дребезжащий голос Дарумати. Я обернулся. Старик учёный в наспех завязанном халате спешил к нам. - Дайте пройти, молодые люди... Великолепно! Глазам не верю...
   Следом появился Хенеги, мне странно было видеть его зевающим и протирающим глаза. Испаат стоял в дверях рубки и смотрел, как и все. У остальных, похоже, сон поистине мертвецкий.
   - Вы понимаете, Кимету-кхуно, что это такое и что это значит? - осведомился Хенеги, приближаясь к нам.
   - Понимаю ход ваших мыслей, - ответил Кимету.
   Молодой офицер почти со священным ужасом впился взглядом в беззаботно плескавшееся существо. В этот момент оно повернулось брюхом к верху, демонстрируя длинные, как у кита-горбача, грудные плавники.
   - Вот что это было, - буркнул Кимету, озвучивая, похоже, их общую с Хенеги мысль. - Точнее, кто это был. Не скала и не что-то ещё... Вы только посмотрите на его голову!
   - Хочешь сказать, это ручная тварь шилкарани? - поинтересовалась Гнармак.
   - Я уже сказал. И такая громадина умудрилась остаться незаметной... Шилкарани не заботились о том, чтобы мы их не увидели.
   - Вот бы измерить и зарисовать! - восхитился Дарумати.
   - Кто о чём, - отметила она.
   Я словно язык проглотил: вот и не верь после этого легендам. Невольно я смотрел на голову существа, на которой, точно грива, торчали пучки щетины. Промелькнувший глаз размером с тарелку фосфорически блестел.
   - А нарисовал-то я довольно точно тогда... - проговорил я себе под нос.
   Пока люди смотрели - каждый со своими мыслями, - существо вдохнуло, почти как человек, шумно выдохнуло две струи густого пара и, разбивая лунную дорожку Чанта, ушло на юго-запад.
   Реллана приказала команде идти спать или возвращаться на посты. Я тронул её за рукав:
   - Разговор мы не закончили, оурат. Я собираюсь утром обследовать ближний остров и мне нужно ваше согласие.
   Гнармак взглянула на меня:
   - Оно у вас есть.
   - Я вас туда провожу, - вызвался Кимету.
   - Спасибо - не нужно, - усмехнулся я.
   - Неужели опасаетесь? - подначил он.
   - А надо?
   - Не надо.
   - Тебя вернуть хотели, а не убить, - сказала Гнармак как можно тише, чтобы никто кроме нас троих не услышал. - Поэтому разрешаю, если господин Талавару согласится.
   - Я ведь не могу отправиться с вами и лично им в глаза посмотреть, ублюдкам? - уточнил Кимету.
   - Тем же способом, что я?
   - Да.
   - Нет, - помотал головой я, - для атми это очень скорый отёк лёгких. Я буду вам признателен, если поможете добраться. - И усмехнулся: - Я не хочу тратить силы на заплыв.
   - Договорились.
   - Я бы отправился прямо сейчас, не люблю медлить, но сегодня я действительно сильно устал и выдохся. После всех этих событий тоже.
   - Когда соберётесь, обязательно позовите меня, - велела Гнармак.
   Вернулся Дарумати:
   - Юноша, вы упоминали, что нарисовали что-то? Этого морского дракона?
   - Вы так его решили обозначить? - Я широко улыбнулся. - Я просто фантазировал. Но если хотите, нарисую уже по памяти.
   - Было бы хорошо...
   Карак всё это сладко проспал. Утром с первыми лучами солнца я проснулся и сколько ни убеждал организм, что он может отдыхать ещё по крайней мере час, подремать не получилось. Тогда я толкнул друга, чтобы разбудить, и когда к нему вернулась способность трезво всё воспринимать, всё ему рассказал. О своём намерении залезть в возможное логово врага тоже.
   - Я не завидую Кимету... наверное, - сказал Карак неуверенно. - Мне трудно судить.
   - Что же здесь трудного? - пожал плечом я, размешивая пену для бритья. - Представь, что твой отец на самом деле отчим, а настоящий отец, например, преступник и сидит в тюрьме.
   - Если речь об этом - тогда понимаю.
   - Мои ощущения вспомни. А ведь я знал, что усыновлён, - подчеркнул я.
   - Ну, если только об этом... - протянул лучший друг.
   - Об этом тоже, но у Кимету назревают большие проблемы - поди теперь докажи, что никакого сговора не было...
   - Ты прав.
   - Теперь понял?
   - Угу. Но не представляю, как мог бы оказаться наполовину ещё кем-нибудь.
   Когда я поднялся к шлюпкам, потирая руки и натягивая перчатки, там уже кипела работа. Спасательные изначально были вывалены за борт, для успокоения, но сейчас, конечно, матросы снаряжали не спасательную, а корабельную шлюпку - она гораздо меньше размерами. Кто-то нёс и укладывал мешок с сухарями - неизвестно, сколько мы там пробудем, кто-то - бочонок с водой, кто-то проверял донную пробку. Испаат-кхуно стоял возле и руководил. Гнармак замерла поодаль, у дверей рубки, заложив руки за спину.
   Я подошёл:
   - Доброе утро.
   Реллана кивнула, Испаат отозвался:
   - Доброе утро, набу. Скоро сможете отправиться.
   - Господин Кимету, кажется, собирался со мной, но я что-то его не вижу.
   - Скоро появится... Принеси ещё одно весло! Да, тащи запасное!
   Невольно я взглянул на вёсла. Охотно верю, что этим можно проломить голову.
   Я стоял, осматриваясь. Небо посветлело на востоке, но воздух пока был весьма холодным. На релингах висели капли воды, ванты тоже были ими покрыты, как паутина росой. Не хватало только облачков пара от дыхания. Вот поэтому я первым делом принял согревающее зелье, ещё перед завтраком - иначе как нырять буду? Такое впечатление, что вода за бортом холоднее, чем вчера.
   - Я могу чем-то ещё помочь? - осведомился Испаат.
   Я отрицательно покачал головой:
   - Кимету только меня проводит, дальше я пойду сам.
   - Тогда помогу сохранить это судно и доставить убийцу моего сына на берег. - С кивком, похожим на поклон, офицер отвернулся и опять посмотрел на работающих матросов.
   Наконец появился Кимету, сменивший мундир на бушлат.
   - Миля и три четверти, - сказал Кимету, присматриваясь к далёким скалам. Поднял воротник повыше и поправил прежний бордовый шарф. - Если не буду очень напрягаться, минут за двадцать доберёмся, может, чуть больше.
   - Может быть, послать с вами ещё кого-нибудь, помогать грести? - спросил Испаат.
   - Нет, Лина - управлюсь один. Или даже Талавару второе весло возьмёт.
   Я невольно улыбнулся - это он не видел, как я гребу.
   - Я, в общем-то, пошутил, - сообщил Кимету. - Вам не стоит напрягаться раньше времени, правильно?
   Действительно. Я кивнул.
   - Значит, вас двое? Капитан это одобрила?
   - Конечно. Можешь сам спросить.
   Тут, легка на помине, подошла Гнармак:
   - Восьмой час, парни.
   - Раньше начну - раньше закончу, - решил я. - Идёмте.
   Вслед за Гнармак начали подтягиваться свободные от вахты. Мы с Кимету забрались в шлюпку, которую уже покинули матросы. Испаат взмахнул руками, как дирижёр:
   - А ну, ребята, травить!
   Невысокий толстяк смотрелся сейчас почти монументально. Мимо, снизу вверх, пополз ржавый клёпаный борт "Восхода". Я некстати вспомнил покоящуюся на дне "Кеэву" и вздрогнул.
   - Прохладно, да? - Кимету неверно это истолковал. - Скоро солнце поднимется.
   Я не ответил.
   Шлюпка мягко ткнулась в водную поверхность. Кимету поднялся с банки, посмотрел наверх и сделал какой-то знак Испаату. Потом отцепил тали и взялся за вёсла.
   - Возможно, мне показалось, но вы хотели поговорить без свидетелей? - спросил я.
   - Да, хотел бы, - согласился Кимету, глядя мимо меня на остров и выравнивая курс.
   - Мне тоже припоминали, что я сирота.
   - Вы сравнили, - невесело рассмеялся мой спутник. - Вряд ли бы вас из-за этого выгнали на улицу.
   - Как это вообще случилось? Этот драчун ничего не объяснил?
   - Ничего, и спросить сейчас некого. Но я догадываюсь, что как у всех остальных. Вы же читали что-то в книгах, прежде чем принять участие в экспедиции? А я легенды слышал.
   Я спохватился:
   - Постойте, Дарумати тоже знают? Ворхели при них это сказал? - Если да, то, получается, не только со мной надо об этом разговаривать.
   - Гнармак милостиво прервала допрос, позволила почтенному задать ему пару вопросов, сфотографировать с нескольких ракурсов, после чего выставила. - Кимету бросил весло и махнул рукой. Лодка рыскнула, но тут же выправилась, после чего он снова принялся грести. - А то мало ли, эта наверняка хитрая сволочь могла и решить умереть. Да ещё и преуспеть в этом. Старики вышли, он и раскололся.
   - Будь хитрым - он бы не полез ко мне в лобовую атаку, - с сомнением возразил я.
   - Тем более попытался бы "геройски погибнуть", - заметил Нивваир. - Зато теперь понятно, почему они меня пощадили в последний момент и почему удалось всплыть без последствий, несмотря на то, что никакой магии во мне нет. Щенок сказал, что мой настоящий папаша давно не с нами - может быть, его убил мой отчим, и правильно сделал... Как в песне, которую ваш друг пел.
   - Значит, эти... новые родственники... это очень неприятное известие, - смущённо сказал я, не зная, что ещё здесь можно сказать и кляня внезапно напавшее косноязычие.
   - Шутите вы, что ли? - возмутился Кимету и бросил вёсла. Шлюпка по инерции продолжала скользить вперёд, чуть покачиваясь. - А если эта тварь изнасиловала мою мать?
   Он возмутился, а я испугался:
   - Извините.
   - Даже если и не так, вы знаете отношение к моим "родственникам", особенно после того, что они сделали с лайнером.
   - Извините, набу, - примиряющее повторил я.
   - Извиняю, - уже мягче сказал Кимету.
   - С клятвой подождём до моего возвращения, - предложил я. - Может, я и не вылезу оттуда...
   - Мне кажется, вы в самое логово лезете, - согласился Кимету.
   - Что-то меня смущает во всей этой истории. Вот нутром чувствую, что что-то не так.
   - Гнармак бы сказала, что это интуиция.
   Небольшой отрезок времени мы обменивались гипотезами, но ни к чему особенному не пришли.
   Наконец я посмотрел через плечо. Скалы приближались.
   - Весьма маловероятно, что там держат в плену людей с "Летней зарницы". Весьма и весьма...
   - Но попробовать стоит.
   - Верно.
   - Так, теперь надо поискать место, где можно встать на якорь. Если нас начнёт бить о камни, спасибо не скажете.
   Он отыскал более-менее спокойное место, мы встали на якорь и я помог установить малый трап. Солнце уже поднялось, рябь гуляла по воде, брызгами разбиваясь о камни. Не хватало только птиц.
   - Ну, я пошёл.
   - Идите, - кивнул Кимету и неожиданно улыбнулся. - Буду ждать здесь.
   Я не стал уточнять, через сколько ждать, потому что сам не знал и не хотел об этом думать - что если меня там и впрямь ждут? Успею ли я вообще связаться с Караком, чтобы он увидел, что произошло со мной?
   Разоблачился, перелез на трап и спустил ноги за борт. Их неприятно лизнул холод. Ветерок хватал за плечи и тоже казался нестерпимо холодным. Я попытался нащупать дно - не удалось. Ладно, не будем медлить. Я оттолкнулся, окунаясь одним махом, как обычно делают.
   В воде, к счастью, почти сразу стало тепло.
   Будем искать. Здесь должен быть какой-нибудь проход, лаз... Не телепортируются же шилкарани оттуда. Но если они по нему пробираются в виде тюленей, мне будет сложнее.
   Было глубоко, но дно оказалось гладким, камни отшлифованы волнами. Хорошо - меньше шансов пораниться в кровь.
   Я опустился в водную толщу, как всегда, отметил, что это красиво - синие, зелёные и серые оттенки, сквозь которые проходят лучи солнца, кажущиеся плотными и осязаемыми. Вода безболезненно, без дискомфорта наполняла горло и лёгкие, словно мягкий весенний воздух. Перевернулся на спину - вверху как живое серебро.
   Хватит развлекаться - перед смертью не надышишься.
   Я прибавил скорости и поплыл на средней глубине, потихоньку огибая остров и заглядывая в каждую мало-мальски подходящую щель.
   После десятка таких проверок удача наконец мне улыбнулась - рука провалилась по плечо. Я прав! Лаз! Точно, оттуда еле заметно тянет течением, струёй воды с другим вкусом - солёной, но как-то иначе. Есть!
   На миг стало боязно. Я никогда не нервничал в туннелях и узких коридорах - откуда подобные страхи могут быть у карамати, которые много времени проводя в Башне? Но вдруг там слишком узко и я застряну?
   Если бы да кабы. Я просунул голову в темноту, ложась грудью и животом на отполированную водой скалу, слепо вытянул руки, шаря ими впереди... Так и придётся двигаться, на ощупь.
   Не потерять бы ориентацию в пространстве, не заблудиться. Если вдруг там лабиринт с тупиками... Тогда точно застрянешь в каменном мешке и не выплывешь - сложно будет развернуться.
   Лезет в голову всякое... Возьми себя в руки, Тала. Тебя будут ждать и на тебя рассчитывают, если что.
   Мрак не слоистый, как на суше вечером - он непроглядный. Как на дне океана, где стоит вечная ночь... Зимняя ночь.
   Да, как в разведенной туши. Сейчас у меня есть только осязание и, как ни странно, вкус.
   Я понемногу, сдержанно заработал руками и ногами. Нет, застрять всё-таки, наверное, нельзя, но плыть долго, человек не выдержит. Точнее, атми. Но разве кто-то рассчитывал, что сюда придут карамати?
   Меня охватили ярость и злорадство. Вот тут я и накрою всю вашу шайку, земноводные... И доложу чиновникам в доме Алиеру (или сразу Ноквуфину), чтобы неповадно было.
   Слабое, жидкое течение - не тугое, как у ручья. Шероховато-гладкая скальная порода. Извилистый ход в глубине. Я шёл за вкусом воды более солёной, чем снаружи, она вела меня через каменную кишку... А ведь в самом деле похоже на кишки какого-то гиганта или чудовища... того, что мы видели вчера и которое я рисовал ужасно давно, годы назад...
   Выйду из чрева горы. Как древний пророк из брюха кита. Эффектно, должен заметить.
   Впереди вдруг плеснуло прозрачно-зелёным. Неужели?...
   Нет, не почудилось - это выход.
   Всё вокруг посветлело, в носу у меня нестерпимо защипало - тут полно соли, гораздо больше, чем в окружающем океане. Мимо прыснула стая полупрозрачных рыб - надеюсь, не ядовитых. Я раскинул руки, с силой оттолкнулся ногами и выскочил на поверхность.
   Воздух?
   Он показался мне таким же тёплым, как вода. Я поспешно содрал маску и осмотрелся незащищёнными глазами. Ожидал увидеть что угодно, но не это.
   Здесь было даже не как летом, а как в тёплых краях: выходя из воды, я не дрожал, а вокруг всё стояло зелёным. Да и сами растения... Пальмы? Мангры? В этих широтах? Откуда? Никогда этого всего, конечно, не видел, кроме как на картинках, но нельзя не узнать.
   Могло ли тёплое течение так повлиять? Даже если и могло, тёплых течений в этом районе нет. Может быть, тектоническая активность или как там это правильно называется? Удивительно.
   Я подгрёб к берегу. Вода очень прозрачная, видно, что на дне лежат ракушки - белые гребешки, выделяющиеся на чёрном (вулканическом?) песке. На мелководье росли странные водоросли - никогда о таких не слышал: ярко-зелёные бархатные шарики. Они облепили камень, образовав колонию, как грибы. Я вылез из воды, прошлёпав мимо, и на меня навалилось ощущение чьего-то присутствия. Я с тревогой и в недоумении осмотрелся. Никого. Сейчас со мной не было Карака, меня не могло зацепить его ощущениями.
   Нет, всё спокойно. Только на пляже следы человеческих ступней, почти свежие. Ушли ребятки, и не так давно.
   Я пересёк пляж, однако меня не оставляло ощущение взгляда в спину. Зябко поводя плечами и лопатками, я добрался до тёмно-серой скалы подозрительно правильной формы и залез наверх, чтобы осмотреться.
   И невольно присвистнул. Конечно, я ожидал увидеть какое-нибудь поселение, но не такое. С высоты скалы (или что это?) я мог взглянуть поверх густого кустарника и увидел, по крайней мере, целый город, выстроенный на островах и островках, занимающих лагуну. Или солёное озеро внутри горы? Как правильно назвать-то?
   Но город, по всей видимости, давно и надёжно заброшен.
   Вдруг я услышал мелодичную трель. Она доносилась откуда-то из центра поселения. Значит, кое-кто из земноводных ребятушек не ушёл, а остался и теперь таким образом меня заманивает. Думает, я побегу сломя голову за приятными звуками и тут-то мне и конец придёт?
   Побегу, конечно, только с осторожностью - если я расследую, то негоже поворачивать назад.
   Трель повторилась, и я пошёл на звук, стараясь не поскользнуться и не наступить на что-нибудь острое или - мало ли - ядовитое. Это место нигде не описано, иначе бы Карак и Дарумати бы знали. Неизвестно, что здесь растёт кроме теплолюбивых кустов и деревьев и какая живность водится. Кроме шилкарани, разумеется.
   Я проходил "улицами" и "набережными". Среди дворцов и подиумов из грубо тёсанных каменных блоков необычного призматического сечения. Постройки были сложены на манер поленниц, то есть каждый новый ряд или слой камней лежал поперёк предыдущего. На некоторых наросла серо-зелёная плесень. Среди всего этого пробивалась буйная растительность, как всегда случается в покинутых человеком поселениях. Под ногами то песок сменялся мелкой мозаикой чёрных и белых цветов, то мозаика сменялась песком.
   Острые скалы, отделяющие это место от внешнего мира, чётко выделялись на фоне чистого, словно вымытого неба. А на мелководье то и дело встречались колонии ярко-зелёных пушистых растений-шариков. Чем-то они меня смущали.
   Трели теперь раздавались чаще и были разнообразней. Это музыкальный инструмент, интересно, такой? Или шилкарани так поют?
   Остановился, прислушался. Совсем близко, если только здесь акустика не как в горах и я шёл в правильную сторону.
   В правильную - вон на песке кто-то сидит. Даже не просто кто-то, а девушка, при ближайшем рассмотрении симпатичная и, похоже, почти обнажённая: верхнюю часть тела прикрывала только причёска, густые длинные волосы. Чёрные, как у наших атми.
   Сидела девушка на песке возле серого гладкого пня с вылезшими наружу корнями и, как я понял, действительно пела - никаких инструментов не было.
   Кажется, она меня не заметила. Я начал обходить корягу и сидящую под ней певунью по широкой дуге, стараясь скрыться за растениями. Когда я наконец зашёл шилкарани за спину и начал приближаться, надеясь напугать, девица вдруг завела руки под волосы, подняла их и отпустила. Чёрный каскад посыпался на изящную золотистую от загара спину.
   - Наконец, вот и ты, - произнесла девушка глубоким мелодичным голосом, немного оборачиваясь через плечо. Я увидел нежный профиль и хитрый голубой глаз. - Я давно тебя жду.
   За кого шилкарани меня принимают? За дурака? Я возмутился, но всё же восхитился, как профессионал: колдовка! Я же чувствую, что это чары, те самые, о которых было в книге. Как они это делают?
   - Я пришёл, - решил я немного подыграть. - Здесь ваше селение?
   - Чьё? - Длинные ресницы захлопали.
   - Ваше. Зверей из вод.
   - Почему ты считаешь, что я зверь?
   - Я не говорил, что считаю так.
   И отрезал:
   - Шилкарани - люди. Да-да, не старайся, не поможет.
   Действует! Правильно действует. Если бы я не был осведомлён, кто передо мной, я бы, наверное, не устоял - каюсь. И тут бы эта красавица и воткнула бы мне что-нибудь острое меж рёбер в самый неподходящий момент.
   - Попалась, дрянь.
   От неожиданности мы оба резко повернули головы - буквально в пяти шагах от нас опирался о призматическую колонну новый участник событий. Этот шилкарани был довольно зрелый, если не сказать - пожилой, но широкоплечий и мускулистый. Он был одет - в простые бурые штаны и рубаху, но это тоже чары. Скорее всего, если бы я подошёл и похлопал этого типа по плечу, то почувствовал бы само плечо.
   - Что сидишь, Ишбали, глаза вытаращила? Где твои дружки, девчонка? Заставила старого, больного, слабого человека бегать...
   Ой, да он ещё крепкий, как тот платан, Кауллину посвящённый! Несмотря на то, что вон седина пробивается, как у Ниттара...
   - Брорхи... - пискнула девица.
   - Не ждала? Теперь не убежишь...
   - Что здесь творится? - Я не стал отмалчиваться. Старик отвесил мне неглубокий поклон:
   - Не знаю, кто вы, но ваше появление говорит о многом. Я поймал одну из преступников, но не знаю, где сейчас другие.
   - Преступники? - Я не вполне понимал.
   - У нас есть правила поведения, и они их нарушили.
   Я бросил встревоженный взгляд вниз, себе на грудь, где на шнурке висел амулет. Не знаю, почему догадался посмотреть, но увидел: тёмный цвет шпинели медленно менялся на более светлый.
   - Я тоже пришёл искать преступников. Я Талавару-рохо Хлавиир, кахини и карамати. Я здесь и от общины карамати в том числе.
   Шилкарани кивнул:
   - Моё имя Брорхи, сын Тиломи. Я брат отца этой паршивки Ишбали и мне стыдно, что она моя родная кровь. - Негодующий взгляд в сторону сжавшейся в комок девицы. - Где они? - рявкнул старик. - Дружки твои где? Или мне лучше сказать - подельники?
   - Я... - пискнула Ишбали. - Я пыталась отговорить, дядя! Убеждала, что это не поможет... - Её голос оборвался всхлипом. - Они не слушали, дядя!
   - Мипари вы тоже трогали?! Говори! Вы убьёте их своим обращением...
   - Нет... - замотала головой Ишбали. - Ещё нет!
   - Проверим, спросим у них, - зловеще пообещал Брорхи, потом посмотрел на меня: - Мы хотим поймать и наказать их сами, но здесь ваше судно и мы должны передать их вам.
   У меня голова шла кругом. "Паршивка", "судно"... Где варвар набрался таких слов? И преступники... Но амулет переливается красным, словно там перетекает живое пламя. Это значит, что этот Брорхи говорит правду.
   Убрать Реллану заказала женщина, однако вряд ли это она - вот эта рыдающая девчонка налаживала связи с преступным миром? Скорее всего их две и самой заказчицы может здесь и не быть. Она может находиться в Генгебагаре - сомневаюсь, что шилкарани плавают быстрее кораблей. Или плавают?
   - Где друзья твои? - в третий раз насел Брорхи.
   - Их здесь нет, - с трудом вдохнув, произнесла Ишбали. Крупные слёзы текли по её щекам. - Они ушли за сыном Шагара, чтобы потом пойти к кораблю... Он далеко и нужно время...
   - И ты тянула?! - свирепо завращал глазами старик.
   Я открыл рот, закрыл, снова открыл и выпалил:
   - Там те самые, кто пароход утопил?!
   - Ещё там должен быть мой брат, отправился предупредить вашего капитана и офицеров. Помолимся, чтобы он успел, но как-то его ваши люди примут...
   - Чего мы ждём? - засуетился я.
   - Давайте к норе - может, успеем. Я впереди, Ишбали следом, а вы замыкающим - я предполагаю, что вы меня опасаетесь.
   Я закивал, но вслух сказал только одно:
   - По ту сторону мой товарищ, не показывайтесь сразу, а то у него вёсла.
   Никогда я, наверно, так не спешил. Когда я появился, Кимету меня заметил и встрепенулся. Молча помог мне залезть в шлюпку и вопросительно посмотрел:
   - Нашли что-то?
   - Здесь шилкарани, - выдохнул я. - К "Восходу" идут другие, надо торопиться, или повторим судьбу "Кеэвы".
   Я схватил полотенце и принялся яростно тереть голову. Боги, как холодно...
   Тут вынырнул Брорхи, попутно меняя облик, и ловко перелез через борт. Морда обезьяно-тюленя втянулась, став человеческим лицом:
   - Не пугайся, брат. Ишбали, марш сюда...
   Мой товарищ смерил его презрительно-оскорблённым взглядом и сел за вёсла.
   - Вы... лезайте-ка обратно за борт... брат, - ехидно произнёс Кимету. Ему несомненно хотелось сгрубить, но в последний момент он поправился. - Да, девушка, вы тоже.
   Шилкарани беспрекословно вернулись в воду, и шлюпка теперь неслась по воде назад к "Восходу" - с удвоенной скоростью. Вот бы мне быть таким сильным...
   Я почти не обращал внимания на холод - мне чудилось, что я вижу выныривающие и погружающиеся головы тюленей, но это были лишь пенные клочья.
   На борту нас заметили и, похоже, не только нас.
   - Вон там! - Кажется, это был Хенеги. - Товсь...
   Показались матросы, как один, державшие винтовки, и прицеливаться они начали куда-то в море.
   - Пли!
   Нестройно бахнули выстрелы. Я пригнулся, в ушах нестерпимо звенело. Посмотрел на воду, но не увидел крови. Промазали или она растворилась в волнах?
   Получается, отец Ишбали успел и сейчас на борту с Гнармак? Правильно говорят: предупреждён значит вооружён. В буквальном смысле...
   Я последним ступил на борт - первым был Кимету. Карак кинулся навстречу, я не постеснялся его обнять.
   - Капитан?
   - В рубке, с этим...
   Мы, все пятеро, без промедления отправились туда. В самом деле, Реллана была там, вместе с человеком, неуловимо похожим на Брорхи. Лицо у неё было такое, словно она вот-вот закричит. Но капитан Гнармак крепко держала себя в руках.
   Увидев нас, кивнула:
   - С возвращением. Орапи, повторите, пожалуйста, господину Талавару-рохо то, что рассказали мне.
   Парламентёр кратко изучил меня взглядом, потом кивнул и сказал:
   - Те, кого вы искали - преступники и заслуживают наказания. Мы долго не знали, кто сообщники Ворхели, который содержится теперь здесь у вас, но сегодня они сами себя выдали...
   - Отец... - начала Ишбали.
   - Молчи, ты позоришь меня.
   В рубку начали заглядывать люди. Тоже хотят знать, о чём капитан говорила с шилкарани.
   - Ага, - произнёс я, осознав, что на дне океана наткнулся на ещё одного Кенафина. - И как же так случилось, что вы не знали?
   - А так, что этот юный гордец скрылся, а имён сообщников мы не знали. В довесок по окрестностям гулял сын Шагара...
   - Извините, что перебиваю. Сын Шагара - огромный зверь? Вроде кита?
   - Да, мы называем их так. Это он ваши корабли погубил. Когда тонул пароход, мы не успели ничего сделать - он уже давно лежал на дне, когда мы увидели наполненные выжившими лодки. Мы могли только отправить в последний путь ваших мёртвых.
   - Кто такие мипари?
   Орапи помялся, но ответил:
   - Это такие существа, похожи на комки водорослей. Каждый получает такого в день полного совершеннолетия и устанавливает с ним связь - мипари очень умны и разумны.
   - Это вроде рафи? - заинтересовался я, уже ничему не удивляясь.
   - Да, - кивнул он. - Бандиты все были несовершеннолетними, им несколько лет до двадцати четырёх. Они хотели и мипари получить, но без специального ритуала мипари погибнет.
   - Скажите, а вы не находили среди трупов какие-то с пулевыми ранениями? - спросила Гнармак.
   Орапи наморщил лоб:
   - Не припомню, никто не говорил о таком.
   Значит, Кеймибагар стрелял в воздух.
   - Ваш третий корабль мы тоже, увы, не успели спасти, но спешу вас обрадовать, что выжившие с него находятся на северном берегу дальнего острова...
   - Мы должны немедленно их забрать, - выпрямилась Реллана, до этого стоявшая, держась за подбородок и хмурясь.
   Офицеры, семья Дарумати, заглянувший сюда Хумви - все они или не смели говорить, или им трудно было что-то сказать.
   - Капитан, - появился взволнованный Хенеги, - шилкарани отогнали, они держатся далеко, но там эта тварь. Идёт сюда. Это точно она.
   Гнармак выругалась. Все высыпали на палубу.
   У меня сердце упало - да, тот самый "кит". Не торопясь так приближается, почти величаво, чтоб ему пусто было...
   - Капитан!... - вдруг истошно заорал матрос на мачте. - Волна-убийца!...
   Я посмотрел туда же, куда все, и проглотил язык, сразу забыв о "ките". Ноги как приросли к палубе. Это... явление было ещё далеко, но было понятно, что оно выше самой высокой мачты.
   Отлипнув от палубы, я втянул воздух сквозь зубы и ломанулся в каюту. Ворвавшись внутрь, я выдернул ящик стола, разворошил содержимое. Где амулет? Он вообще заряжен? Опять задним умом крепок...
   Я выскочил назад на палубу, с разбегу поднялся в воздух и, почти мгновенно оказавшись на марсовой площадке, выкрикнул формулу.
   Сразу же замерцал защитный купол. Я так и замер с амулетом в руке, даже не сразу заметил, что ко мне поднялся Карак. Подводное землетрясение. Оно сдвинуло обломки на дне и вызвало волну, которая добралась до края мира и вернулась, усиленная...
   Она докатилась до нас и бесшумно, от этого не менее страшно, разбилась о купол, размазавшись по нему тонким водяным слоем и размазав заодно пару шилкарани.
   - Ох, мальчишки... - почти сочувственно вздохнула Гнармак где-то внизу.
   Я отвернулся и увидел, что "морское чудовище" унесло куда-то южнее. И кто же у нас здесь "цари природы"?
   Как поднимали шлюпку, запускали котлы и машины и ловили уцелевших, рассказывать не стоит. Скажу, что все шалкарани отправятся в Генгебагар - кто-то не в кандалах, а добровольно.
   Ближе к вечеру, когда пар достиг нужного давления, Реллана сказала, что мы сначала снимем с острова экипаж "Зарницы", а потом уходим домой.
   Домой, значит. Я стоял у гребного колеса, лучший друг облюбовал ванты. Мы оба молчали, я смотрел на пепельно-розовый закат и тяжёлые тучи у горизонта на западе, предвещавшие скорое ухудшение погоды.
   - По местам стоять... - доносились команды Гнармак. - Кормовую якорь-цепь подобрать до восьми метров...
   У меня было чувство, что мы возвращаемся в изменившийся мир. Как именно он изменился, нам пока было неизвестно и оставалось только гадать. И я не переставал думать о "царях природы", давних соглашениях, шилкарани-преступниках и ощущениях во время той медитации. Вот бездумное воздаяние и пришло - спустя столько времени.
  

Клубись, клубись, лазурный океан!

Что для тебя пробег любого флота?

Путь от руин от века людям дан,

Но - на земле; а ты не знаешь гнёта...

  
  
  
  
   В романе использованы стихи Юрия Ефремова, Дениса Полковникова, Маргариты Пушкиной (частично), Зинаиды Гиппиус, Иннокентия Анненского, лорда Байрона (перевод Г.Шенгели), а также адаптация старинной шетландской баллады (сделана М.Джалаком).
  
  
  
   130
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"