Аннотация: 2007 г. Отредактирован 30 апреля 2009 г.
Вот уже который день я просыпаюсь в одном том же месте, но каждый раз почему-то не узнаю его и пугаюсь, увидев белые стены, белый потолок, белое белье на моей белой кровати и мутно-белое зимнее небо за окном (в небе, кстати, с пронзительными криками носятся какие-то птицы и машут голыми ветвями черные деревья). Я же в психушке - вот уже три дня. А зовут меня, кажется, Ванда Васнецова. И мне 20 лет.
Как я попала сюда, я не помню - потому что после четвертого удара головой об стену я потеряла сознание и очнулась только позавчера. Оказывается, я пролежала без памяти целых четыре дня.
То, что я в психушке, мне объявила молодая врачиха, которая сразу же, как я очнулась, вплыла в нашу палату, вся такая ярко накрашенная и надушенная дорогим парфюмом. Я была слишком слаба, но она все же подробно рассказала мне, что у меня сотрясение мозга, что 'мой молодой человек вызвал 'скорую' и родителей', а врачи уже, после того, как я четыре дня бессознательно провалялась в больнице (на пятый я очнулась), перенаправили меня в психиатрическую больницу. Ну что же, спасибо. Отдохну здесь хотя бы...
Высказав эту странную мысль вслух, я откинулась на подушку и закрыла глаза, намереваясь снова заснуть, ибо сил было слишком мало. Врачиха оставила меня в покое, решив, видимо, зайти попозже.
Морфей попытался незаметно заключить меня в свои объятия, однако тут вошла медсестра, воткнула мне в вену иглу и подключила капельницу. В ответ на мой вопрос: 'Что за лекарство?' - она не ответила, но я и так поняла, что мне вводят что-то вроде питательных веществ. Потому что через некоторое время сон развеялся и появились кое-какие силы. Силы, чтобы подумать. Подумать о том, как я довела себя до такой жизни, до жалкого существования в психушке...
***
До того, как в моей жизни появился Миша, эта самая жизнь моя текла преотвратительно. Никому бы такого не пожелала. Нет, у меня была полная семья, руки-ноги, никаких серьезных болезней и патологий, и более чем симпатичная мордашка. Правда, до 16-ти лет я была чудовищно толстой - при росте 160 весила почти 75 килограммов. Потом, правда, за год я сбросила целых 20 и относительно успокоилась насчет своей фигуры. Однако это никак не умалило моих неприятностей. У меня не складывалось абсолютно ничего практически с первых лет жизни. Все истины жизни приходилось пробивать своей головой, потому что у меня никогда не было так называемого 'внутреннего чутья', и я не могла предвидеть опасность заранее (потом, правда проснулась логика, позволяющая обходить неприятности, просчитывая все на три шага вперед, но у меня не всегда хватало жизненных знаний, чтобы в очередной раз что-нибудь просчитать). Но не только интуиции и смекалки не хватало мне, чтобы вести нормальный образ жизни. Будучи от природы девочкой доброй и простодушной, я легко попадалась на злые шуточки сверстников, что впоследствии отбило у меня всякое желание общаться с ними и подходить к ним. Доброта моя затмилась обиженностью и озлобленностью, и я по собственной воле, по собственному желанию стала изгоем, дичком, никто со мной больше не общался и не играл.
В школе я продолжила свою политику затворничества. Толстую, угрюмую девочку с необычным, незнакомым 'заграничным' именем ребята не любили. А еще у меня был один недостаток - я часто плакала. На уроках, если не успевала решать задание так же скоро, как и остальные, на контрольных (тогда меня охватывал просто панический страх), на ненавидимом всеми толстяками уроке - физ-ре - и еще, конечно, тогда, когда ко мне приставали жестокие одноклассники. Я была толстухой, отличницей и плаксой - в общем, обладала всеми теми качествами, за которые в школе обычно ненавидят. А еще на меня часто орали учителя из-за того, что я часто плачу и жалуюсь на обидчиков, и я становилась все более дикой, все более зашуганной.
Товарищей вне класса было совсем мало. Им, я, естественно, не рассказывала обо всех тех горестях, что каждый день обрушивались на меня в классе, старалась казаться веселой и непосредственной. Кроме того, у меня были книжки и дорогие современные игрушки, у меня была собака и много чего еще, так что переживания мои довольно легко утешались. Все изменилось, когда моим одноклассникам исполнилось по 13, а мне 14 лет - я была старше их всех на год. Тогда (а может быть, даже раньше, когда им было 11, а мне 12), и я, и все мои одноклассники резко повзрослели. Интересы сильно поменялись, и все, что утешало меня ранее, перестало утешать. Я хотела, как и мои одноклассники, гулять, пить, курить, целоваться в подъездах, ходить на дискотеки и надевать на себя модные шмотки. Может быть, даже мои родные отпустили бы меня к моим 'крутым' одноклассникам, однако эти самые одноклассники не желали меня принимать, как бы я ни старалась. Я была всеобщим посмешищем, меня никто не уважал и не ценил, я была толстой (что ограничивало меня в выборе модных шмоток) и росла и развивалась медленнее всех в классе, так что когда я приходила в тусовку за зданием школы, надо мной всячески прикалывались и высмеивали. Униженная, разбитая и еще более убежденная в своей никчемности и ненужности, я под каким-нибудь предлогом уходила домой и зачастую слышала кинутое себе в спину: 'Ну наконец-то'. В такие моменты у меня болезненно сжималось сердце, и неуверенность в себе все глубже и глубже пускала корни в мою душу...
Кстати, одноклассники продолжали унижать и высмеивать меня в школе. А я продолжала ходить к ним по вечерам.
В 10-м классе я резко похудела, отчего стала немного увереннее в себе, однако это не изменило отношения значительно поредевшего строя одноклассников ко мне. Несколько раз я влюблялась, но каждый раз безответно. Самой главной моей мечтой оставалось завоевать внимание и дружбу одноклассников, которых я мысленно называла 'солнечными детьми'.
О, какие это были великие размышления о 'солнечных детях'!.. Я очень завидовала им и мечтала быть хоть чуточку похожей на них, хотя, в сущности, в них не было ничего хорошего. Просто у них было все, чего мне когда-то не досталось и что я, по-хорошему, должна была пройти в своей жизни, чтобы подняться на новую ступень социализации. К 16-ти годам я не имела в душе ни одного приятного переживания. Сердце мое не замирало перед открытием чего-то нового (хотя нет, было один раз - в день наступления месячных), у меня не было нормальной фигуры, не было друзей, поклонников, поцелуев, пьянок, Интернета, наконец!!! А у них было. И они были счастливы.
Тогда я составила список основных черт 'солнечных деток'. Я долго и внимательно изучала предмет своей зависти и своих тайных желаний, и вот что получилось:
* возраст - 11-15 лет
* постоянная веселость; НАСЛАЖДАЮТСЯ ЖИЗНЬЮ
* беспечность, беззаботность
* свобода
* мелкие проблемы кажутся им мировыми
* курят
* бухают
* постоянно с кем-то мутят
* часто сосутся
* ранний первый секс
* тусуются в подъездах, дворах, углах, подвалах
* никогда не хулиганят по-крупному
* изображают из себя 'крутых'
* симпатичные, стройные, прикольно и модно одеваются
* ненавидят учебу, все время ГУЛЯЮТ
* стайные животные
* втайне мечтатели
* ИНФАНТИЛЬНЫ
Но самое главное - как рисовалось в моем богатом воображении, состоявшем почти полностью из дымчатых образов и ассоциаций - над светлыми головами беззаботных, довольных жизнью 'солнечных деток', резвящихся на пушистой зеленой траве холма жизни, над головами 'солнечных деток' всегда было бледно-желтое - расцвеченное солнцем - разбитое на соты-шестигранники низкое небо, все так и посверкивающее, так и переливающееся золотыми бликами... Вот именно тому, что у 'солнечных деток было это небо, я завидовала больше всего...
Далее шла глава, посвященная отличию 'солнечных деток' от 'модников' (необычно одетые подростки и молодые люди, считающие себя 'особенными', 'неординарными', более умными, чем другие; читают, как им кажется, 'умные' книжки, зачастую исповедуют 'интересные' религии, все такие радостные, позитивные, яркие и... инфантильные) и 'быдла' - бедного, 'середнячков' и богатого (ничем не занимающиеся молодые люди, пустые и ограниченные, не желающие развиваться, любящие отдыхать, всегда веселы, от скуки творят беспредел, хулиганят и т.п.). 'Солнечные детки' - грань тонкая, прекрасная, как мне тогда казалось, и мне ужасно хотелось быть похожей на них...
Как же я была глупа и наивна!.. Ведь в 'солнечных детках', повторюсь, не было ничего хорошего, они, как и 'быдло', тоже были довольно ограниченными, а я - я всю свою жизнь, по-моему, с четырех лет, много читала, изучала искусство, религию, постоянно расширяла свой кругозор - в общем, была намного более развитой, чем мои 'солнечные' ровесники. Но зато у них, помимо неограниченной свободы, было больше жизненного опыта, они были взрослее, увереннее в себе, тверже стояли на земле, потому что в свои 14 уже достаточно прошли, пережили и испытали - а я была хрупким цветком, который очень легко было сломать, обидеть, растоптать. Меня, в отличие от них, родные прятали от трудностей и жизненных закавык (хотя я упрямо лезла к ним), вот поэтому я и завидовала 'солнечным детям' - тем, кто уже достаточно прошел и кому жить будет легко.
А потом я закончила школу и поступила в институт. К моему удивлению и даже страху, в 18 лет родные внезапно позволили мне действовать самостоятельно и так сильно уже не ограничивали. Ты, читатель, ожидаешь, что я растерялась и пустилась во все тяжкие? Нет. Хоть я и не имела жизненного опыта, я очень внимательно следила за 'солнечными детьми' и заочно обучалась правильно действовать. Также мне не хотелось проблем и ошибок, и ко всему тому, что ранее казалось сладким запретным плодом, я приглядывалась и принюхивалась очень долго.
На первом курсе я сразу же попала в компанию неформалов (потом перешла в другую). Там я быстро сориентировалась и уже через три месяца была полноправным и уважаемым членом компании вечно пьяных нефоров (я едва ли не с пеленок слушала рок). Кстати, отчаявшись в 12 стать 'солнечной девочкой', я попробовала сделать это в 18, но поняла, что тщетно. Не тот уже возраст. Стыдно в 18 лет бегать и беситься, вести себя как малолетка. И хотя за первый и второй курсы, что я провела в своей новой компании (кстати, я продолжала учиться на 'отлично'), из моего характера исчезли робость, зажатость и стеснительность, я перестала бояться разговаривать с людьми, комплекс насчет недостигнутой 'солнечности' продолжал мучить меня. И неуверенность в себе, проклятая неуверенность в собственной душевной полноценности и нормальном весе, продолжала мучить меня, но я это тщательно скрывала. Здесь, в компании неформалов, у меня впервые появились настоящие друзья (в институте меня не принимали, видимо, чувствуя, что во мне никогда не было 'солнечности'), здесь я училась веселиться и мутила с самыми красивыми нефорами - пользовалась своей внешностью. Здесь же я лишилась девственности.
За внешность, напоминающую черты европейских принцесс, меня окрестили Баронессой. Крупные светлые кудри, огромные глаза, маленький носик, пухлые губы - ну почему же я не прижилась в цивильном мире? Но нет, меня приняли неформалы. Я провела среди них спокойные полтора года, пока летом-200* не оказалась сидящей на скамейке рядом с потрясающе красивым длинноволосым парнем - моей будущей любовью.
***
Яркий солнечный день клонился к вечеру, но все равно было невыносимо жарко, и неформалы спасались от жары пивом и купанием в фонтане. Главные мои товарищи уже разъехались, а я почему-то осталась, словно чувствуя, что мне нельзя уезжать. Присев на спинку лавочки (и повернувшись ко всем задом), абстрагировавшись от разговоров и воплей пьяных нефоров, я закурила, думая о том, как же 'солнечно' и весело всем, кто сидит вокруг меня. Прекрасные неформалы, по большей части моложе 17-ти (мне в тот год исполнялось 20), так и искрили своей 'солнечностью'. Я надеялась, что никто не поймет, как мне грустно при виде этого зрелища. Но нашелся один такой человек.
Он сидел слева от меня, ссутулившись из-за слишком высокого роста, на небольшом расстоянии, и тоже курил. Грустный взгляд его был направлен на меня. Это был парень лет 19-ти, обладатель роскошных длинных волос почти до плеч, постриженных спереди 'лесенкой', больших зелено-карих глаз, темных бровей, темных усов и прекрасной фигуры. Одет он был в узкие черные джинсы, футболку с группой 'Metallica', черные кроссовки и носил на левой руке металлическую цепочку и фенечку из деревянных бусин. Был он весь какой-то тонкий, печальный, несчастный. Такой, как мне нравится. Я перехватила его взгляд и улыбнулась.
- Привет. - Он заговорил первым. Голос был низкий и приятный.
- Здравствуй. Что-то я раньше тебя здесь не видела.
- Я тут с прошлого года на самом деле. Правда, был большой перерыв, я с другими людьми тусовался, но вот недавно встретил одного своего знакомого и вместе с ним приехал сюда.
Красивый, ровный голос, покачивание слегка волнистых каштановых волос во время разговора, печальные благородные глаза - я поняла, что в ближайший час домой не поеду. А незнакомец тем временем протянул мне руку для знакомства:
- Миха.
- Ванда. Здесь - Баронесса.
- А меня здесь кличут Лордом.
- Надеюсь, не Темным? Ну, будем знакомы, - я потрясла его мягкую теплую руку. - А сколько тебе лет?
- Пятнадцать.
Я чуть не рухнула со скамейки.
- Да-да. Только мне никто не верит.
Я пребывала в глубоком шоке. Создала же природа человека, у которого в столь юном возрасте и рост уже метр восемьдесят, и усы темные и густые, и черты лица совсем взрослые! (А когда Миша встал, я убедилась, что и фигура у него тоже совсем как у взрослого мужчины)
- А тебе, наверное, лет восемнадцать?
- Двадцать скоро будет.
Я старалась сжаться изо всех сил, чтобы не показать новому знакомому, что он мне понравился. Я всегда так делала, чтобы не выглядеть, подобно большинству моих знакомых, легкодоступной девушкой. За мной многие увивались, в том числе всеми уважаемые или просто писаные красавцы, но если всем многообещающие улыбки посылать, можно незнамо кем прослыть...
Миха смотрел на меня и улыбался. Он был слегка поддат, на земле возле него стояла полупустая бутылка пива.
- С кем ты тут дружишь? - спросила я у него.
Он назвал ники. Кое-кого из них я знала, и мы начали говорить об этих людях. Я старалась говорить только хорошее - я в принципе никогда не говорила ни о ком плохо, чтобы ни с кем не конфликтовать и не ругаться.
***
С этого дня мы начали общаться. Но, как бы ни был красив мой новый друг, я не могла начать сразу доверять ему. Во время наших длительных (и телефонных, и живых) разговоров я старалась узнать о нем как можно больше (с первого же дня поняла, что он намного взрослее и умнее своего паспортного возраста). Несмотря на то, что за плечами у Миши было уже достаточно много разрешенных проблем (причем не самых легких), несмотря на то, что он за свои 15 лет не только веселился, но и страдал, он был стопроцентно 'солнечным мальчиком'. Ведь после рассказов обо всем плохом, что осталось позади, он начал рассказывать о своих друзьях (у них было общее прошлое, тянущееся едва ли не десять лет) и о той компании, которая была у них, пока некоторые члены ее не разругались с остальными и не ушли. В этой компании мой новый друг со средней школы выпивал, покуривал, вляпывался в разные интересные и опасные истории, хохотал до упаду, ну и, естественно, там были девушки... Я напряглась, но расспрашивать пока не стала. Это потом я узнала, что в 12-13 лет Миша, будучи самым симпатичным и раскованным парнем в компании, перецеловался с половиной школьных девчонок... И не только это он от меня скрыл... Ну а сейчас мы пока не затрагивали таких сокровенных тем.
Но время шло, я изучила Мишу очень хорошо и поняла, что только ему одному на этом свете я смогу открыть все свои тайны, позволить заглянуть в свое сердце. Только ему, единственному из всех наших нефоров... Наверное, я открылась, потому что у него были потрясающие глаза - большие, умные, и такие глубокие, что в них можно было утонуть... А еще они были очень добрыми и как будто говорили: 'Доверься мне, расскажи мне о своей боли'. И я рассказала ему все, что не отважилась рассказать даже тем, кого называла своими друзьями. Я даже изложила ему свою 'теорию солнечности'!.. Я не говорила о ней ребятам, наверное, потому, что боялась, что они не поймут серьезности моего отношения к 'теории' и засмеют меня. А Лорд - Лорд стал первым, кто узнал о рожденной моим больным воображением странноватой теории. А еще он в особых подробностях узнал, как надо мной издевались в школе и как я была одинока, как я одинока до сих пор (в окружении друзей!..) и как я по-прежнему неуверенна в себе... Он, как мог, пытался помочь мне забыть обо всех моих страданиях, поддержать меня, а также - опровергнуть дурацкую, мучительную для меня 'теорию солнечности'...
Через неделю мы значились в нашей компании 'братом' и 'сестрой'. У нас, неформалов, вообще есть разветвленная 'родственная сеть', и практически каждый нефор, по той или иной линии, является другому нефору каким-нибудь дальним родственником. А еще кто-нибудь может оказаться тебе одновременно братом, дядей и троюродным внуком :)
Через три недели я впервые приехала к Михе домой и познакомилась с его родными (все они отлично приняли меня с первого дня). Потом мы с 'братом' закрылись в его комнате и стали смотреть какой-то фильм, кажется, 'Бойцовский клуб', лежа рядом на диване и тесно прижавшись друг к другу. Миша обнимал меня одной рукой, а я лежала вся в напряжении, тихо тая от счастья и стараясь не выдать своего восторга.
.... Постепенно я отогнала от себя всех, абсолютно всех многочисленных поклонников, чтобы как можно больше времени проводить вместе со своим любимым 'братом'. Мы даже не заметили, что стали все реже появляться в тусовке, теперь мы просто гуляли по летнему городу, купаясь в лучах солнца, смеясь и радуясь жизни. Впервые - честное слово, впервые!.. - я радовалась тому, что наступил новый день, тому, что он длинный, тому, что светит солнце, и тому, что я еще на этом свете и мне всего лишь 20 лет. Еще недавно мне казалось, что лучшие годы уже позади, что 20 лет - это намек на то, что пора уже становиться серьезнее, скучнее, носить другую одежду и вести совсем другой образ жизни... А Миха со всем своим упорством доказал мне, что в 20 лет жизнь только начинается, что у меня еще есть шанс стать 'солнечной' (хотя я слабо в это верила) и что надо учиться радоваться каждому моменту жизни...
Мы часто тусовались в его районе, пили пиво одни или с его (а впоследствии ставшими и моими) друзьями под высоченными деревьями, наматывали километры по местности и говорили, говорили, говорили...
Наш первый поцелуй произошел тогда, когда мы еще не начали встречаться. Конечно, мы говорили друг другу, и довольно часто, что любим, но имелось в виду, что как 'брат сестру' или 'сестра брата'. Это легко объяснялось тем, что нам очень интересно вместе. Но, читатели, признайтесь каждый себе, что трудно не влюбиться в человека, с которым тебе интересно и который при этом безумно красив!.. Мишка, если честно, внешне абсолютно копировал мой идеал мужчины. Мне наплевать было, что я старше его на пять лет. Если честно, разница совершенно не чувствовалась - до того он был взрослым и умным. Иногда, правда, он совершал странные поступки вроде лазанья по деревьям или игры в салочки с друзьями, но я легко ему это прощала, поскольку сама была не прочь в 20 лет поиграть в детские игры...
Так вот, мы с моим 'братом' Лордом влюбились друг в друга без памяти. В тот день, когда мы признались друг другу в этом, солнце ослепляюще светило с утра, а к вечеру его свет стал мягким, приглушенным и приятным. Это настроило меня на романтический лад. Было около шести вечера, когда мы вдвоем брели по кромке леса и молчали. Каждый хотел сказать что-то, но почему-то боялся, и потому в приятном желтоватом воздухе повисло напряженное молчание. Внезапно Миха резко затормозил, схватил меня за плечи и развернул меня лицом к себе. Я испуганно посмотрела на него - ведь раньше он никогда себя так не вел.
- Я люблю тебя, - прошептал он, глядя мне в глаза и проникая своим дрожащим взглядом глубоко в мою душу. - Я люблю тебя и буду за тебя бороться, даже если ты меня...
- Да я тоже люблю тебя! - закричала, не дав ему закончить фразы, да так громко, что получилось эхо.
Что-то странное, но безумно радостное, мелькнуло в Мишкиных глазах, и он схватил меня на руки и закружил. А потом мы упали в начинающую желтеть траву и поцеловались по-настоящему. Этот поцелуй запомнился мне на всю жизнь!..
***
Следующих три месяца длилась идиллия, которую ничто не могло разрушить. Мы даже ни разу не поссорились!.. В начале осени состоялась наша с Мишкой неформальская свадьба. Нам завидовала вся тусовка! Еще бы: оба красивые, умные, возвышенные - идеально подходим друг другу!.. Все, кто бегал за мной, и все, кто бегал за Лордом, помрачнели, но отстали, поняв, что больше им тут нечего ловить. Казалось, никто больше не посягнет на крепость нашей любви, на наше счастье. Однако нашлась одна паршивая овца...
... Это случилось в конце осени, тогда, когда Мишка на один день уехал из города. На следующий день мы должны были встретиться в два часа в нашей тусовке, но этого не произошло по одной очень печальной причине... А ведь начиналось все довольно безобидно.
Когда Мишка уехал, я притарабанилась на тусовку одна. Кое-кто из наших друзей там уже был, и я радостно их поприветствовала. Нас было человек пять. Мальчишки купили пиво (я отказалась пить - без Миши), и мы небольшой группкой пересели на свободную скамейку. И тут произошло ужасное.
Я, конечно, знала, что Лорд уже не девственник. ЭТО произошло в его жизни в прошлом году. Первая любовь. Первый раз. Горькое расставание... Я, как могла, старалась дать Мишке все, что недодала ему его первая девушка, пыталась задушить в нем всю ту горечь разочарования (а он, зная, что у меня довольно печальный сексуальный опыт, старался делать все, чтобы мне было хорошо - и мне было хорошо!..). Я никогда не забуду того чудесного теплого вечера в начале сентября, когда родители сорвали нас с рок-концерта, и мы вынуждены были пропустить выступление самых желанных, самых долгожданных групп. Мрачные, мы шли через лес (концерт давали на сцене, укрывшейся в лесопарковой зоне), улавливая отдаленные звуки 'Легиона'. Лес одновременно и пугал, и притягивал своей чернотой...
- Пойдем туда? - предложила я, указывая на черные стволы деревьев. - Как таинственно и романтично...
- Ну пошли, - согласился Мишка. Ему, видимо, хотелось послушать 'Легион' хотя бы издали.
Уйдя подальше от широкой тропы, мы начали целоваться. В полутьме Мишины зелено-карие глаза казались черными и задорно блестели. Его большие теплые руки залезли мне под футболку, нижней частью тела он очень плотно прижался ко мне, и в завершение одарил меня таким глубоким поцелуем, что у меня закружилась голова. Все эти действия завели меня так, что я просто обезумела и накинулась на него, как тигрица. Миша долго еще терзал меня предварительными ласками; я стонала уже не столько от удовольствия, сколько от мучительного желания соединиться с любимым... Наконец он расстелил на земле косуху, расстегнул джинсы....
А потом было еще много-много раз у него дома, под медленно-романтичные звуки моего обожаемого 'Кино' и под его любимые тяжелые группы. Пару раз я включала 'Sleepwalker', 'Sleeping Sun' и 'Ocean soul' Nightwish, 'The funeral of hearts' и 'Join me' HIM, а один раз даже ухитрилась уговорить Мишу заняться любовью под 'Still loving you' Scorpions, хотя мой любимый просто выл от мысли о занятиях любовью под 'нетяжелый' рок. А я любила тихую грусть и мрачную романтику в силу своего меланхоличного характера, вечного пессимизма и тяги к сладкой боли. И вот я устроила себе боль, правда, совсем не сладкую, длиною в несколько месяцев, боль, которая чуть не довела меня до сумасшествия... Я, конечно, знала, что у Миши уже был первый раз и даже знала, с кем (эта девушка, Марина, навсегда уехала из города), но, как оказалось, мой любимый жестоко мне солгал... Но теперь, когда я лежу, глядя в белый потолок и на белое небо, мне кажется, что в один из летних дней, в пьяном угаре, Миша упоминал что-то об отношениях с этой Светой...
Итак, я сидела на лавочке и курила, когда ко мне поздороваться подошла она. Это идеально тощее существо (я очень сильно переживала из-за своих 55 кг при росте 160), выше меня сантиметров на десять (при таком росте можно отпустить столь длинные волосы, чего никогда не позволяла себе я), роскошное множество дырок по всему телу (весь мой жалкий пирсинг, состоявший из пяти дырочек в ушах, загноился и зарос, потому что я сделала его летом - в период пыли и грязных водоемов), и лицо - может быть, не такое красивое, как мое (мой тип внешности ценился в обществе), но зато такое, какое всегда мечтала иметь я... Ей было 16, и за последние два года она приобрела такой сексуальный опыт, который многим даже и не снился. А еще она была 'солнечной девочкой'. Это была Света.
Она знала моего Мишу уже несколько лет: оба они и еще несколько человек из нашей тусовки происходили из одного района. Миха и Света (кстати, она носила кличку Дайболика) учились в соседних школах, стоявших настолько близко друг к другу и к домам, где жили эти двое, что мой любимый и его друзья просто не могли не познакомиться со стайкой девчонок, ходивших курить за ближайшие гаражи. Там смолили ученики обеих школ.
Миша с друзьями и Света с подружками входили в одну большую компанию. Общие их тусовки начались тогда, когда моему любимому было 11, а Дайболике - 12 лет. Оба они были настоящими 'солнечными детками': напивались до беспамятства, высаживали по полторы-две пачки сигарет во время гулянок, смеялись, наслаждались жизнью, были стройны, красивы и играли в бутылочку.
Когда любимый познакомил меня с Дайболикой и рассказал их краткую общую историю, в душе у меня потянул неприятный сквознячок беспокойства. Я почувствовала что-то не то. И хоть Миша после моего напряженного вопроса всячески открещивался от отношений со Светой, я ему не поверила. Скорее всего, думала я тогда, он решил не портить идиллию наших отношений воспоминаниями о старых 'любовях'. Но пламенные взгляды Светки в сторону моего Лорда не давали мне покоя (Миша не обращал на нее внимания), и я решила выяснить все сама. И очень обрадовалась, что Михи сегодня нет на тусовке, и я спокойно смогу поговорить с Дайболикой.
Я с улыбкой поднялась со скамейки навстречу ей. Мы расцеловались. Дав ее друзьям пройти подальше, я стащила из чьего-то рюкзака баклаху пива и повела Светку подальше от людей. И хоть я сегодня не хотела принимать алкоголь, я заставила себя сделать несколько глотков пива и начала спаивать Дайболику.
Незаметно наш непринужденный разговор перешел на Лорда.
- Ты давно его знаешь? - спросила я, стараясь не выдавать своего беспокойства.
- Ага. Мы с ним в соседних школах учимся.
- А компания у вас большая?
- Была - большая. Но в прошлом году многие, и я тоже, оттуда ушли...
- Почему?
- Перессорились.
Я сжала руки, спрятанные в карманах, в кулаки, чтобы успокоить себя, и задала самый главный вопрос:
- А у вас с Михой что-нибудь было?
- Ну... Мы полтора года встречались, он меня с подругой домой провожал, а незадолго до нашего расставания лишил меня девственности...
В этот момент кто-то истошно завопил: 'Дайболика! Срочно сюда!!!' и хорошо, что сделал это: через секунду, как она убежала, я буквально рухнула на ближайшую стену, привалилась к ней, прижалась, словно мои ноги в момент отказали мне... У меня было темно в глазах и пусто на душе. Так пусто и плохо мне еще никогда не было, даже после облегченных вздохов одноклассников: 'Наконец-то она ушла'... В тот момент мне казалось, что мир рухнул у меня под ногами... Это не дурацкий оборот речи, в тот момент мне действительно так казалось. Наверное, оттого, что внутри меня что-то оборвалось.
Трудно передать, что я чувствовала в тот момент... Это действительно была пустота. Первые несколько минут я просто себя не ощущала. Стояла, привалившись к стене, и тупо смотрела перед собой. Со стороны, наверное, казалось, что я уже в хламину пьяная... А я стояла и не могла поверить своему горю. Миша меня предал. Пусть 'это' случилось тогда, когда он меня еще не знал, но почему, почему он врал мне про какую-то Марину?! А может быть, у него еще и в промежутке между Светой и Мариной, а еще хуже - между Мариной и мной - кто-то был?.. Нет, вряд ли, ведь в наш с ним первый раз он вел себя осторожно и чуть-чуть неуверенно... Нет, он не искушен... Но почему он тогда умолчал про Дайболику?! Почему?!
Я не могла понять, что я чувствовала в тот момент по отношению к нему - злобу, ненависть, отвращение?.. И что к Свете - ненависть, зависть, желание придушить за то, что она отняла у меня моего Мишеньку?.. Несколько дней спустя я поняла, что в тот момент было задето мое самолюбие - почему первой была она, а не я?.. Но тогда я этого не поняла, потому что все чувства и мысли смешались в моей голове, и меня без устали точила одна и та же мысль ('Миша впервые переспал с Дайболикой'). И в связи с этим мое богатое воображение - как всегда бывало со мной при стрессовых ситуациях - рисовало у меня в голове такую картину... Они, пьяные, хохоча, вваливаются к ней домой; никого из взрослых нет. Вечер, за окном темно, желтые крашеные стены, мягкий желтый свет ночника... Они влюблены... Все еще смеясь над чем-то, они вваливаются в комнату, где стоит огромная кровать из темного дерева, покрытая роскошным оранжевым покрывалом. Оказавшись возле кровати, оба они внезапно обрывают смех и серьезно смотрят друг другу в глаза. Вот он - высокий, большеглазый, выглядящий явно старше своих 12-ти лет, волосы еще не длинные, и потому огромные зелено-карие глаза особенно выделяются на бледном лице; худенький, тонкорукий, напряженно-сжатый... Она - вполне уверенная в себе девица 13-ти лет, правда, малость струхнувшая перед мальчишкой, с которым осталась наедине; отливающие в рыжину каштановые волосы распущены по плечам, на шее и запястьях - кулоны-фенечки, а одета она в темно-синие джинсы и обтягивающую кофточку... Он смотрит на нее с восхищением и страхом. Он - 'солнечный мальчик', чувствительный, ранимый, и сейчас он стоит на пороге нового открытия - осязаемой стороны любви!.. Он уже возбужден, однако от страха и нерешительности застыл, как изваяние, и не может пошевелиться... Она первая трогается с места, эта сучка, прижимается к нему и целует взасос. Его руки оживают, и он обнимает эту скользкую, грязную и противную девицу за талию. Потом она снова берет все в свои руки и раздевается первая. Минута - и на ее тощей фигурке остаются лишь белые трусики (грудей почти нет)... Он, стараясь не глядеть в глаза это наглой девице, распустившей перед ним, неискушенным, все свои прелести, расстегивает и приспускает джинсы... А дальше я ничего не вижу, из глаз моих льются слезы, и я с воем падаю на колени. Это плохо, потому что подбежавшие ко мне нефоры вполне могут привлечь внимание Дайболики. Я вырываюсь и убегаю, убегаю в поисках алкоголя и с желанием отомстить этому негодяю, заставить его почувствовать такую же ноющую боль в сердце, как и у меня сейчас...
***
... Я неслась по асфальтовой дорожке, подбегала к разным компаниям, искала бухло и, найдя, делала несколько больших глотков. Пиво, коктейли - я не пила только водку, которую ненавидела. А ведь без Мишки я никогда не пью... Сейчас же я делала это специально, чтобы, немного захмелев, сделать так, чтобы ему стало больно. Я не могла его простить. За что-либо другое простила - да, но то, о чем я узнала сегодня, не прощалось. Почувствовав легкое опьянение, я стала думать, кого бы сделать орудием мести Лорду. Мне хотелось на мгновение стать таким же чудовищем, как он... Однако я не собиралась мстить ему слишком жестоко - спать с другим нефором... Все-таки я его слишком сильно любила, чтобы так мстить... Да и не смогла бы я позволить кому-либо, помимо Миши, войти в меня... Но и простить его я тоже не могла. Я должна была отомстить за задетое самолюбие (как я потом поняла)... Долго искать 'орудие мести' не пришлось - один из моих прежних поклонников, взмахнув длинными волосами, двинулся мне навстречу. Я медленно подошла к нему - и на глазах у всех - поцеловала его взасос. Жаль, думала я, целуясь с тем парнем, что это видят в основном малознакомые люди. Вряд ли кто-нибудь расскажет о моей измене Лорду. Хотя, думала я дальше, завистников и 'доброжелателей' везде полно. Расскажут обязательно... А потом я вернулась к друзьям и, отведя в сторону свою неформальную 'сестру', попросила ее передать завтра Мише, чтобы он меня больше не искал и удалил из телефона мой номер. Подруга широко раскрыла глаза от удивления, а я, убегая, крикнула, что он 'трахальщик и врун'. В тот вечер было настоящее funeral of hearts...
***
Придя домой, я закрылась в своей комнате, упала ничком на кровать и даже не пыталась себя успокоить. После всего, что я успела натворить за вечер, я безумно боялась теперь потерять Мишу, и внутри у меня все от страха сжималось. Но с другой стороны, я злилась на него и ненавидела его что есть силы: 'Он это утаил?! Значит, он будет врать и утаивать дальше! Зачем он мне такой нужен?'
Я плакала не переставая. Но злые черные слезы, вызванные страхом разрыва и ужаленным самолюбием, не имели ничего общего со сладкой болью. Слишком уж сильным было это душевное потрясение, слишком уж оно тормозило и разрушало мое сознание, мою душу...
В голове у меня с поразительной скоростью рисовались и сменялись различные солнечные и яркие картины, главными героями которых были Миша и Света. В основном они были срисованы из лета, но были и зимние пейзажи. Вот она, эта Светка, эта противная рыжая Дайболика с непромытой головой, костлявыми плечами и торчащими ключицами, стоит в открытом топике (я никогда не позволяла себе надевать такие из-за фигуры), правда, в дешевом, с рынка (у меня вся одежда была из хороших магазинов), а он, мой Лорд, в черной футболке, стоит у нее за спиной, щурясь, а она улыбается и щурится, а щурятся они потому, что над ними, перед ними, у них за спиной, отражаясь от ярко-зеленой травы, вокруг них, обнимая их со всех сторон, расположилось белое, все в золотых бликах, разбитое на соты-шестигранники небо... Солнечное небо... Или - это уже зимняя картина - они всей тусовкой собираются в каком-то дворе и идут в магазин за пивом и вкусной отравой - восьмипроцентными коктейлями... Она, в джинсах и короткой курточке (при ее фигуре можно позволить себе такое!..), в розовой шапке и таком же розовом, длинном шарфе, выступает на виду у всей компании, а он, Мишка, плетется где-то позади нее с затравленным видом или - нет, наоборот!.. - с достоинством идет, пропустив ее на шаг вперед, сунув руки в карманы, или, покуривая, торжественно хмурит брови; он не касается ее руками, но все знают - вот она, его девушка, идет, вот она какая крутая и красивая!..
Внезапно у меня промелькнула мысль: 'А я? Разве я умею держаться рядом с ним с таким же достоинством, как она?..' И тут же возник ответ: нет... Я иду рядом с Лордом, ссутулившись, словно пытаясь спрятаться от других, чтобы никто над Мишкой не посмеялся, мол, что за чмо болотное ты ведешь?! А ведь я гораздо красивее Светки, правда, толще килограммов на десять, но все-таки - красивее!.. А иду, как побитая собака... Слезы хлынули с новой силой. 'Почему же он тогда достался мне?..'
Конечно, со мною он счастливее, чем с ней, потому что у меня характер и ценности такие, какие он мечтал увидеть в своей идеальной девушке, но я не умею, хоть убей, не умею держаться так, как эта грязноватая, 'непромытая' с виду девица!.. А она действительно, действительно выглядит грязной!..
А потом меня как стукнуло: ну конечно. Ну конечно же, ведь все так просто!.. Она же - 'солнечная девочка', человек, у которого нет и не может быть комплексов!.. Я уже говорила, что ''солнечные дети' - грань тонкая, прекрасная'. Они любят и уважают самих себя, и оттого у них все в жизни получается и складывается так, как им хочется.
И хоть они, эти треклятые 'солнечные детки', постоянно хотят казаться 'крутыми', все-таки курят и пьют не потому, что это 'круто', а потому, что им это нравится, и сосутся и спят друг с другом, потому что рано повзрослели и им действительно хочется секса... И эта маленькая сучка, эта грязная маленькая сучка, стопроцентно 'солнечная', тоже делает все в своей жизни с удовольствием, пусть даже эти ее действия перечат закону морали, и любит себя, и довольна собой, довольна собой, будь она трижды неладна!.. Наверняка она нравилась Мишке тогда своей вольностью, своим умением 'гулять сама по себе', своей самостоятельностью и постоянными сбеганиями из дома, начиная с 14-ти лет...
А вот я так не могу. Я делаю все, что не сделала в 'солнечные' годы, с каким-то отчаянием, как будто что-то кому-то доказывая, как будто даже 'для галочки', причем 'галочки' эти я ставлю не в своем 'блокноте', а в 'блокноте' того, кому я пытаюсь что-то доказать...
А еще я толстая. При росте 160 см я вешу 55 кг. А она - максимум 48 кг при росте 170... Она прекрасна, прекрасна своей худобой, изящностью, она похожа на стройную принцессу, а я... я...
Я ужасна. Я чудовище. Я чудовище и неправдоподобное чмошное чмо. А она - идеал. Недостижимый идеал. И лучше умереть, пока Миша этого не понял...
Теперь-то я понимаю, что это была всего лишь куча комплексов, которую, если поднапрячься, можно было побороть и научиться радоваться жизни; понимаю, что не существует никакой 'категории солнечности' и каждый может научиться радоваться жизни, если поборет себя и научится веселиться... Но тогда я была убеждена в правдивости своей 'теории', не верила в то, что смогу быть счастливой, и глупо страдала...
***
... Наплакавшись вечером, я мгновенно уснула и проснулась на следующий день (это было воскресенье) только в одиннадцать часов. Сотовый разрывался. Звонил Миша. Каждый раз я со злостью сбрасывала его звонки и игнорировала sms-ки с содержанием: 'Что случилось, любимая? Почему ты все время сбрасываешь?' В два часа пришла sms от 'сестры' со словами, что Мишка поехал ко мне домой. Я старалась сидеть спокойно, но внутри у меня все дрожало. Вскоре затрезвонил домофон (благо, я была дома одна), но я игнорировала его. Через час я решила пойти покурить на улицу, собралась и вышла из квартиры.
... Он сидел в моем подъезде, весь какой-то сжавшийся, маленький, завернутый в казавшуюся тогда неправдоподобно большой косуху. Увидев меня, он вскочил, а я - рванулась от него на балкон (в нашем подъезде лифтовая площадка и лестница сообщались с помощью балкона), только говнодавы загрохотали по полу... Миша погнался за мной. Я летела на последний этаж, надеясь, что чердак открыт, и я смогу на глазах у Лорда сброситься с крыши... Но чердачная дверь оказалась заперта. Запыхавшийся Мишка схватил меня, попытался развернуть лицом к себе, но я выворачивалась, лягалась, кусалась. Наконец он скрутил меня и усадил на ступеньки.
Несколько минут мы сидела молча: я - со скрученными руками, а он - дрожащий, с безумными глазами, неровно и часто дышащий. Было видно, что Мишка в шоке от моего поведения, ведь раньше я никогда так себя не вела!.. Но мне не было его жаль - в ту минуту я все еще ненавидела его... И все же я первой подала голос:
- Ну что, насладился моими страданиями?..
- Меня оклеветали! - воскликнул он тонким, дрожащим голосом. Глаза его все еще лихорадочно блестели. - Я не изменял тебе! Кто наговорил тебе про меня гадостей? Ручаюсь, это всё твои бывшие поклонники!..
- Да я знаю, что ты не изменял мне... Это Лизка все неправильно поняла.
- ?!
- Просто я узнала кое-какие подробности из твоего прошлого. Факты, которые ты отрицал... Ты ведь встречался с Дайболикой полтора года, не так ли? И спал с ней? Ведь было же такое?!
Я думала, что сейчас Миша сейчас заорет: 'Это не твое дело!' и врежет кулаком по стене, но вместо этого он низко опустил голову.
Было.
Внутри у меня все оборвалось. Господи, как же я надеялась до последнего момента, что Дайболика все это выдумала или что-то преувеличила!.. Значит, были на самом деле эти ласковые взгляды, поцелуи, улыбки на морозной полутемной улице, ускоренно стучащие сердца и этот секс...
Эта гадина увидела достоинство моего любимого самой первой... Эта грязная девица была первой, в кого входил мой Мишенька... А хуже всего, что он порвал ей целку. Ну почему, почему же его первой была она, а не я?!
Хотелось плакать, но слезы встали в горле комом и застряли там. Я сидела, словно побитая. Миша сидел рядом, вид у него был не лучше. Он по-прежнему крепко держал меня.
- Да отпусти ты меня, никуда я не денусь, - с отвращением сказала я, выворачиваясь. - Мне противны твои прикосновения...
- Ванда, ради Бога, прости меня! Я ведь не виноват, я же не изменял тебе!.. Я скрыл это от тебя, чтобы не травмировать! К тому же, мы пьяные были в говно!..
- Не имеет значения, пьяные или трезвые! Лучше бы ты рассказал мне об этом, не дожидаясь, пока я сама все разнюхаю! Я ведь чувствовала, что ты что-то скрываешь! И эти ваши кодовые фразочки, связанные с прошлой жизнью, с воспоминаниями... И эти ее похотливые взгляды... Думаешь, я глупая, ничего не понимала?!
- Ну прости меня, пожалуйста!!!
- Сейчас ты это скрыл, потом - еще что-нибудь...
- Кроме этого, я больше ничего от тебя не скрывал!..
- Сколько раз ты ее имел?..
Миша вздрогнул от такой грубой фразы...
- Один раз. Один раз у нас было. А через несколько дней мы сильно поругались и расстались.
В голове у меня всплыла фраза Дайболики: '... а незадолго до нашего расставания он лишил меня девственности...' и я обмякла, успокоилась, поверила...
Однако мне совсем не хотелось его прощать... Если бы было такое выражение, я сказала бы: 'Сердце не поворачивалось'... Может быть, я и простила бы его, но меня преследовала навязчивая мысль: вот он сидит рядом, мой Лорд, а вроде и не мой, ведь он был облапан этой сукой... Мне было противно к нему прикасаться, потому что мне казалось, что прикосновения и поцелуи Дайболики не стерлись за эти несколько лет, а остались на нем, остались...
... В тот вечер он долго еще передо мной извинялся, морально ползал на коленях, клялся, что кроме Светы и Марины, до меня у него никого не было, материл и поносил Дайболику (впрочем, весьма искренне - по его давним и недавним рассказам она действительно была человеком так себе), и я даже немножечко его простила... Просто я не люблю, когда человек передо мной унижается, страдает: стыдно мне, не настолько я злая, чтобы наслаждаться этим... Это и спасло Мишу. В тот вечер мы даже поцеловались, и сделала я это только из любви к нему, пересилила себя, а весь следующий месяц я целовалась с ним и занималась любовью, превозмогая боль, сдерживая рыдания: мне казалось, что прикосновения Светы, оставшиеся на Мишиной коже, ядовиты и жгут меня, если я дотрагиваюсь до этих мест, а сама она, эта непромыто-рыжая сучка, стоит над нами и смеется, смеется надо мной, над тем, что она победила, над тем, что я вторая (даже третья!..) и безумно от этого страдаю...
***
Именно с того дня, с того прохладного осеннего дня, после того горького объяснения в подъезде, я слетела с катушек. Иногда мне казалось, что я простила Мишку, но в другие моменты мною овладевали воспоминания о разговоре с Дайболикой и картины, порожденные моим богатым воображением; я снова представляла себе, как он входит в нее, двигается, стонет и прикрывает глаза от удовольствия, закусывает нижнюю губу, чтобы не закричать от сладости подступающего оргазма, и тогда я начинала рыдать (если это происходило дома), или садилась в угол и, вперив печальный взгляд в пол, шептала: 'Больно... больно...' Мне было ужасно плохо, и впервые после того года, когда я училась в 9-м классе и была истерзана злобными одноклассниками, меня начали преследовать мысли о самоубийстве... Мне казалось отвратительным и противоестественным то, что мой любимый, моя единственная радость, мой прекрасный и ласковый Мишенька впервые переспал с этой отвратительной Дайболикой, которую я с каждым днем ненавидела все больше и больше... Неприязнь и зависть, которые я испытала, впервые увидев эту девицу, стали перерождаться в убийственной силы ненависть. 'Он переспал с ней, потому что его зацепила ее 'солнечность'... ее 'солнечность'...'
Мишка мучился не меньше меня. Он уже тысячу раз пожалел, что не рассказал мне все сразу, что заставил страдать меня и себя, ему надоели мои постоянные слезы и упреки. Он даже пошел у меня на поводу, согласившись на секс 'под градусом', потому что я хотела 'почувствовать то, что чувствовала тогда она'. Но и это меня не успокоило (я уже не стала говорить ему, что меня убило то, что со Светкой у него получилось под бухлом спонтанно, а со мной - намеренно).
Он узнал про мой поцелуй с чужим парнем и тоже очень сильно переживал. Сказать по правде, это была в каком-то роде измена, но ведь я сделала это не потому, что так сильно хотела поцеловаться с тем человеком, а для того, чтобы отомстить, чтобы Мише стало так же больно, как больно было мне тогда...
... Я узнавала от него про Дайболику все новые и новые отрицательные подробности. Оказывается, она была не просто человеком так себе, а самой настоящей подлюкой и гадиной. Скольких она подставила, обидела, предала!.. Много плохого она сделала и моему Мишеньке, а он, добрый, глупый, зачем-то ее прощал... Новые мои друзья из Мишкиного района тоже нарассказали мне всякого. Я была уверена, что Лорд больше к ней не подойдет (на тусовке он с ней здоровался теперь сквозь зубы, даже не целовал при встрече, хотя у нас было так заведено), что теперь он ненавидит ее так же сильно, как и я. Я знала, что он не изменял мне и не изменит никогда, что он очень сильно любит меня, несмотря ни на что; мы вообще решили пожениться, когда нам представится такая возможность...
Но ничто не могло меня утешить, успокоить. У меня словно рассудок помутился на почве горя. У меня появились навязчивые идеи. Например, когда мы с Мишей занимались любовью, я иногда представляла себе, что я - это Дайболика, и иногда сдерживала рыдания, а иногда - воображала, что пьяна, как она тогда, и вела себя невообразимым образом. Мишка ничего не понимал. А еще больше он удивлялся и пугался, когда я вела такую игру: представляла себе, что только что с ним познакомилась, меняла голос и начинала соблазнять его, соблазнять, словно нового знакомого (так обычно подклеивались к нему девчонки-неформалки, запав на его неземную красоту, длинные волосы и суперсоблазнительную фигуру, вызывавшую у каждой второй совершенно дикие желания).
Песня Арии 'Беспечный ангел' и 'Ночь Людмила' ДДТ теперь вызывали у меня бурные эмоции, я рыдала и билась, потому что мне казалось, что Кипелов и Шевчук поют про 'солнечных деток' (читай - про Свету и Мишу)... Слушая эти песни, я чувствовала себя полнейшим ничтожеством. Они - 'солнечные' и радостные, беззаботные и довольные жизнью. А я... я... И поэтому я старалась не слушать эти песни, а если они вдруг звучали у Миши дома, я дрожащим голосом просила включить что-нибудь другое. Если их пели под гитару на тусовке, я поднималась и уходила в неизвестном направлении...
Иногда мне виделось, что Миша женится на другой - необязательно на Свете - и я покрывалась холодным потом. Особенно часто эта картина приходила ко мне во сне. Тогда я с криком просыпалась и долго сидела в постели, унимая неистово колотившееся сердце и вытирая слезы. Плакала я теперь постоянно, по нескольку раз в день, правда, старалась чаще делать это в одиночестве, чтобы Миша не видел и не пугался, хотя он уже привык к моим слезам и старался терпеть. Все-таки понимал, что вся эта канитель началась только из-за его лжи...
Я завидовала Дайболике практически из-за всего. В первую очередь - из-за ее худобы, и потому начала истово худеть, выбирая самые жесткие диеты. Самое большее, мне удавалось похудеть на 2-3 кг, а когда диета заканчивалась, все возвращалось обратно, и у меня начиналась истерика. Я кричала, что хочу сбросить 15 кг, чтобы весить 40 и быть в тысячу, в миллион раз лучше этой тощей сучки!.. Миша в ответ кричал, что у меня обалденная фигура, что я красавица, что он безумно любит меня и что он будет в ужасе, если я доведу себя до истощения. Ведь такая я не смогу родить детей!.. Но я орала, что так утешают уродов, рисовала на стене символический портрет Дайболики и начинала лупить по нему кулаками и ногами что есть силы, пока Миша не оттаскивал меня от него. Кулаки у меня гудели, болели, а я билась в истерике и кричала, что убью ее. Вслух я разглагольствовала о возможных способах убийства этой рыжей сучки, например, задушить ее проводом, или отпинать гадами с железными носами до полусмерти, или искромсать ножом... Гуляя по Мишиному району, я заглядывала во все овраги и низины, углы и подвалы, спрашивала, где находится ближайший коллектор - картинно выясняла, куда бы спрятать остывшее тело ненавистной Дайболики, этой гадины, этого выродка, разрушившего мое с трудом найденное счастье... Кстати, мой разум был уже настолько травмирован, что я стала завидовать Светке уже из-за ее дешевых синтетических шмоток, грубо сшитых уродливых сумок, которые, по моему мнению, были главной составляющей ее 'солнечного' образа... Я даже порывалась выкинуть свои красивые стильные вещи и накупить всего этого рыночного хлама, чтобы стать похожей на ту, что отняла девственность у моего Мишеньки, что завладела душой моего бедного мальчика, правда, тогда еще мне незнакомого, 12-летнего, большеглазого испуганного мальчишки из другого района...
***
Позже я стала думать о своей смерти, потому что поняла, что Дайболика победила, и что жить с позором - это не для меня... Знала бы я, что эта мерзкая грязная сучка даже не подозревает обо всей этой драме, не ведает о перевороте, произошедшем в моей душе, обо всех моих страданиях!.. Но этот рассказ, посвященный подробностям их с Лордом отношений, и зачем-то переданный мне, стопудово было Светкиной местью за то, что Миша ее бросил... Эта гадина рассчитывала на цепную реакцию (начну страдать я, а следом за мной - Миша), и это у нее получилось... Я порывалась убить то ее, то себя. Мишка уже несколько раз вырывал у меня из рук лезвия, занесенные над венами, и даже отнял у меня подвесочку в виде декоративной бритвы, которую я в последнее время не снимала и которую заточила так остро, что ее можно было использовать, как настоящую. Он не оставлял меня в одиночестве ни на минуту, старался больше времени проводить со мной, а когда мы разъезжались по домам, он постоянно названивал мне, чтобы занять меня разговором и не дать мне убить себя... Он предлагал мне переехать жить к нему, но я не хотела стеснять его семью и все время отказывалась.
Бедный Мишка!.. Сколько страданий, сколько страхов пришлось ему пережить из-за меня!.. Но он настолько любил меня, что бросил все силы на то, чтобы помочь мне, вытащить меня из этого ужаса, спасти от окончательного помутнения рассудка... Он понимал, что я так сильно переживаю из-за того, что до боли люблю его, но любовь моя уже начинала принимать параноидальные формы...
В тот день, когда всё разрешилось, мы с Мишкой сидели в моем подъезде и о чем-то разговаривали. Несколько минут назад мы надели штаны и поднялись с холодных ступенек. Я испытала огромное удовольствие и потому была на редкость спокойна и расслаблена. Мы курили. Миша рассказывал что-то про свою школу, и незаметно речь снова зашла об Дайболике.
Я принялась снова обсирать ее, говорить, какая она отвратительная и грязная. Глаза у Лорда мгновенно потухли и он, положив ладонь мне на руку, тихо сказал:
- Прекрати.
- Ага, защищаешь ее, эту тощую тварь, эту гниду, эту суку!!! - заверещала я не своим голосом, вскакивая со ступенек. - А может быть, ты ее еще и любишь?! Ну, раз так, то зачем мне жить?..
И я, разбежавшись, со всей дури ударилась головой об стену. В глазах потемнело, завертелись хороводом красные огоньки, но во мне было еще достаточно сил, чтобы шарахнуться от Мишки, ринувшегося останавливать меня.
Я в три прыжка одолела лестничный пролет и ударилась об стену еще раз. Лорд хотел, но не успел поймать меня... Обычно, если я начинала буянить, он буквально за несколько секунд скручивал меня, но тут, видимо, от отчаяния у меня прибавились новые силы (или это дьявол, желая сгубить меня, помогал мне?..), и я с ловкостью выскальзывала из-под Мишкиных рук в последний момент...
Третий удар... Я чувствовала, что силы начинают покидать меня. Почему-то вспомнилось сразу все - и хорошее, и плохое. 'Я что, умираю, что ли?' Мишка, дрожащий, растопырив руки, лихорадочно блестя глазами, готовился схватить в любой момент. Ему, видимо, казалось, что я сошла с ума и уже не контролирую себя... Но я еще была в сознании и нормально соображала. Однако мне почему-то хотелось нанести себе четвертый, завершающий удар...
Мы стояли друг напротив друга, как вратарь и нападающий, готовый забить штрафной. Стена была ближе, и Лорд мог бы просто не успеть добежать. Глаза у него были сейчас не просто лихорадочно блестящими, но и полными слез. 'Вандочка, родная, умоляю тебя, не надо! Я люблю тебя!' - так и читалось в его глазах. Но я не послушалась и в последний, в четвертый раз ударилась головой об стену... Чернота поглотила меня, и я уже не слышала страдальческие крики Мишки, звавшего на помощь, его звонки по мобильному на последние деньги, вой родителей и топот санитаров, притащивших для меня носилки...
***
И вот итог: я сижу с разбитой головой в психушке, а эта поганая тварь Дайболика - на свободе, радуется жизни, курит, пьет, какает... Хорошо, что она не знает, где я, а не то порадовалась бы очень сильно...
Кстати, упекли меня в это заведение совершенно зазря: ведь ударившись головой об стену целых четыре раза, я выплеснула из себя огромную дозу боли и мучения, наверное, совершенно все, что скопилось во мне за последние три месяца, ведь я очнулась в дурдоме совершенно спокойной... Не чувствовалось той прежней щемящей боли в сердце, которая возникала каждый раз, когда я думала о Мишкином первом разе; не было ни одной самой маленькой мыслишки о прежней зависти; даже о 'солнечных детях' я практически не вспоминала... Удивительное дело!.. Ведь еще несколько дней назад я сходила с ума от горя, свалившегося на меня три месяца назад... А сейчас - полное спокойствие. 'Неужели я все-таки 'отыгралась' на Мишке, и он забрал на себя всю мою боль?..' - посетила меня вдруг страшная, стыдящая, вызывающая новые муки мысль. Это случилось на второй день моего пребывания в дурдоме. С этой минуты я стала беспокойнее. Что сейчас с моим любимым? Где он? Что происходит у него в душе? Он теперь ненавидит меня? Эти вопросы замучили меня.
Врач изводила меня своими расспросами и разговорами, но мне совершенно не хотелось рассказывать ей о случившемся - вдруг мне поставят диагноз 'шизофрения'? Но она сама как-то узнала обо всем, причем в подробностях (вскоре я поняла, что это родители нашли и передали ей мой дневник). Однако фраза, относящаяся ко мне, которую я случайно подслушала, очень сильно успокоила меня: '... девочка нормальная, просто очень впечатлительная... Надо же, вывела какую-то 'теорию солнечности'... А что, вполне верное наблюдение... Лечить ее должны не мы, а психологи. Психопатия, расстройство личности - это их профиль... Наша задача - успокоить ей нервы. И парня это сюда пускать нельзя - мало ли как она среагирует...'
Значит, держать меня здесь не собираются, рано или поздно выпустят, но когда - неизвестно: через три недели или через три месяца... Но гораздо больше своей судьбы меня волновала судьба Мишки. Что же творится в его душе? Ужас, стыд и ненависть к самой себе за то, что я устроила ему такую жизнь, захлестнули меня с новой силой. Где он, бедный мой мальчик? Что с ним?.. Я задавала эти вопросы даже врачам, но они уклончиво и сухо отвечали: 'Тебе сейчас нельзя волноваться'. Я кричала в ответ, что неизвестная Мишкина судьба изводит мне нервы гораздо больше, но они были непреклонны...
... И вот я снова просыпаюсь в своей белой кровати и еще несколько минут пытаюсь определить, где я... А, в психушке. А Миша, Миша где?!
И вдруг знакомый голос звучит за дверью. Звучит он нервно, надрывно, как в тот роковой день в подъезде... Лорд здесь? Он пришел навестить меня?! Сегодня же неприемный день... Да какая разница, какой?! Миша здесь! Это не галлюцинация! Он каким-то невообразимым образом прорвался в наше отделение и теперь упрашивает сестер позвать меня, но те говорят, что пока ко мне нельзя. 'Неправда! Ведь родители к ней приходили!' - 'Молодой человек, ее пребывание здесь во многом связано с Вами. С ней все в порядке, у нее был нервный срыв, и чтобы сгладить его последствия, она должна какое-то время не видеть Вас. Ей надо успокоиться. Она и так каждый день про Вас спрашивает, про родителей - ни слова, только - Миша, Миша...'
Я бросаюсь в коридор, но подоспевшие медсестры заталкивают меня обратно в палату. Женщины, лежащие вместе со мной, с удивлением смотрят на происходящее. Бороться с сестрами нельзя - а не то сочтут за буйную. Я опускаюсь на кровать и закрываю лицо руками.
- Ну хоть цветы ей передайте!.. - слышится голос Миши.
- Не положено, - железно отвечает медсестра...
Когда двери отделения захлопываются у Мишки за спиной, сестры отходят от двери моей палаты. Я медленно выхожу в коридор и иду в туалет: слезы настолько разъели мне кожу на щеках, что становится больно.
Я решаю немного побродить по коридору, чтобы подумать и успокоиться. Проходя мимо двери сестринской, я обращаю внимание на букет ярко-красных роз, небрежно брошенный на стол. Тот самый, который Мишка принес мне...
Розы... Огромный букет красных, пламенеющих, как мое сердце, как Мишкина кровь, роз... Он по-прежнему любит меня!.. Его не сломило ни мое поведение, ни моя сокрушительной силы ревность, ни та ненависть к Дайболике, которая чуть не погубила нашу с ним любовь!.. Мишка, Мишенька!.. КАК ЖЕ Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!.. Милый, родной, единственный, прошу тебя, потерпи еще немного, скоро я выйду отсюда, и мы с тобой построим все заново... заново... У нас все будет хорошо... И никто - слышишь?! - никто не помешает нам любить друг друга... Мы поженимся, у нас будут дети, у нас будет самая счастливая семья на свете... Ты только дождись меня, Мишка, слышишь?! Дождись!
И я, стараясь не выдавать слезы счастья, прошествовала в свою палату...