Жила-была Женщина. Славную жизнь прожила она. Другим раздавала умением, служением. Взамен ничего не просила, мыслей таких не имела. Любовь свою и малым и старым отдавала, голосом успокоить любую печаль могла. Сама в ответ обласкана словом добрым была. Многое умела, в руках все спорилось. Чего не умела - училась, не ленилась. Засветло вставала, а спать ложилась, когда тело обессилено само засыпало.
Но лучше всего Дома Волшебные, Сакральные для людей строить умела. Плохие люди, с мыслями черными - осветлялись в домах этих. Хорошие люди, с мыслями белыми - счастьем великим наслаждались, стенами домов, ею сотворенными, как крыльями ангелов укрывались.
Но удивительнейшая, непонятнейшая особенность в этой Женщине была. Стихи она на дух не переносила. Поэтов не понимала и произведения их за труд не принимала. Сколько раз для справедливости, чтобы осуждению не подвергать поэзию - кисти, грифель, линейки чертежные в сторону откладывала, и перо в руки брала. И стихи писать пыталась. Но только бумага страдала, краской черного смеха отвечала.
Однажды остановилась Женщина на пороге Дома белоснежного, но не вышла из него. Ноги окаменели, совсем идти не хотели. Вроде как кто зовет ее изнутри, не отпускает. Оглянулась Женщина на убранство внутреннее и не переступила порог дома по обыкновению. И сказал ей голос Дома белоснежного слово одно лишь - Отдых. Чудно все это...
И вспомнила Женщина, что за всю свою жизнь она ни дня не отдыхала, даже когда хворая была. И села она в кресло мягкое, нежно ее поглотившее, бархатом обивки окутавшее. Поджала Женщина под себя ноженьки уставшие, покоя не знавшие, рученьки, натруженные на колени опустила, и задумалась. Улыбка блаженная на лице ее играет, глаза сквозь пространство глядят. Сидит она так день, сидит два. Три прошло уж дня, а она все сидит, улыбается. Хорошо ей. Ни мыслей нет, ни слов, ни звука в Доме не слышно. Пустота. Друзья охрану выставили, покой Женщины оберегают.
И тут громко в дверь постучали. Настойчиво, требовательно. И как же тот Чужак к дверям Дома проник? Никто до сих пор ответа не имеет. Открыла Чужаку дверь Женщина и Любовью впервые в жизни пронзилась. Человеческой, искренней. Чудно все это...
И остался Чужак в Доме белоснежном, и друзья покой уже влюбленной Женщины охраняли. Но сказка сказкой не станется, если Бог три Чуда не явит. Между усладой ласк и журчания дружеских откровенных бесед с Любимым, рука к перу сама потянулась. Мысли полились словом на листы белые, строчками в стихи слагались. Радостно сердце трепетало, восторженно. Чудно все это...
И обрадовалась Женщина жизни чувственной, усладой сотканной. И о долголетии в мире сем, как все люди, замечталась. Тут Чужак сразу же достал оковы золотые, бриллиантами усеянные и предложил ей примерить их, на руки и на ноги Женщины...
И возгорелся в ней Огонь Свободы.
И телефонов множество зазвенели голосом церковных колоколов. И порог Дома белоснежного Гонцы с Указами переступали уж...
И взяла женщина перо в руки, стихи для успокоения написать, но молчали мысли. Пробовала она насилу слова в строчки укладывать, но сердце кровавыми слезами обливалось...
И Чужак сложил свои оковы золотые, бриллиантами усеянные в карман глубокий пальто верхнего. Надел сапоги, шляпу и ушел неизвестно куда...
И посмотрела женщина через Дверь открытую вперед, на дорогу за порогом Дома белоснежного, оглянула взглядом ласковым внутренне убранство. И молвила слово доброе:
- Бог дал, Бог и взял...
Надела она лук и стрелы свои на плечо, в суму кисти, грифель, линейки чертежные сложила, в руки посох взяла. И обогащенная новым опытом воления божьего, поэтического вдохновения, любови человеческой к мужчине, на пороге Дома белоснежного поклон низкий совершила благодарственный. Развернулась и перешагнула порог, радостно вступая на широкую Дорогу, ведущую...