Я каждый декабрь возвращался домой на Рождество. Там, где я работаю, в субтропическом раю, нет снега, все говорят на тарабарском языке и живут в бесконечных одноэтажных пригородах. В общем, там я работаю. Здесь я живу, пью с друзьями детства в кабаках и постигаю смысл существования. Здесь не надо ничего никому доказывать, а поговорить по душам воспринимается как естественное времяпрепровождение. Эх, приятно понимать, что я еще свой! Хотя, если учесть остальные пятьдесят недель в году, то завидовать здесь нечему.
История эта, однако, на самом деле не про меня.
Давайте, я сразу, чтобы не хромала композиция, обозначу место и время происходящих событий. Дело было в Городе, назовем его так, что находится на севере нашей небольшой, но весьма могущественной империи. За год дo описываемых событий, у нас возникли трудности с какой-то банановой республикой. В чем точно было дело, сейчас уже никто точно не знает, но тогда пришлось послать в этот протекторат Правительственные войска.
Ну вы, конечно, помните, как в ту новогоднюю ночь никто не выключал радиоприемников, слушая сводки с начинающейся войны. Когда ковровые бомбежки мятежных городов не привели к победе, то из окружавших эти города джунглей ринулись наши танки, и была ужасная бойня. Но и это не помогло. Так ничем это и не кончилось. За прошедший год все устали от войны и уже всячески избегали этой темы.
В этот раз, приехав домой из аэропорта, я узнал, что у Аси, моей сестры, появилась гувернантка. Правда, гувернанткой эту девушку можно было назвать весьма условно. Сейчас всё объясню. Девушка - звали ее Эгита - закончила филологический факультет Городского университета, а с такой специальностью в наше время, сами знаете, не очень-то найдешь приличную работу. Так что присматривала она за Асей и жила у нас, поскольку жить ей больше было негде.
Не правда ли весьма банальное начало? Читатель, наверное, уже ожидает услышать, что Эгита была моего возраста, смазливая, из разряда девушек с большими и печальными глазами, знаете - многим нравятся такие. Возможно Эгита и была бы, как говорится, прекрасным объектом для несчастной любви, если бы не один маленький недостаток. Недостаток? Не думайте, что она была с дурными наклонностями или, скажем, прихрамывала. Вовсе нет - Эгита была просто немного сумасшедшей. Нет, конечно, можно ожидать легкой неадекватности от человека находящегося в затруднительном положении. Но в этом случае, это было связано с тем, что Эгита была родом из той самой банановой республики.
При малейшем упоминании о войне, Эгита шла на лестничную площадку и нервно курила сигарету за сигаретой. Год назад ее детские фотографии, елочные игрушки, парта за которой Эгита сидела в первом классе, плюшевый медвеженок с пуговицами вместо глаз, и другие бесчисленные детали, составлявшие её мир - всё исчезло под дождем полутонных бомб. Да, в общем-то, невозможно отказать ей в праве быть сумасшедшей.
Вот типичный пример. Мы все завтракаем у нас на кухне. Спрашиваю:
- Эгита, а как вы планируете провести Рождество?
- Рождество это семейный праздник... Вы скажите, когда мне можно вечером прийти, чтобы вам не мешать.
Она так отвечает специально. Все и так знают, что её семью разбомбили. Зачем она мне об этом сейчас напомнила? Ну, разве это честно? Да, я плачу налоги, правительство строит на них бомбы и платит солдатам, но почему она считает, что я лично в чём-то виноват? Я знаю, она мне так мстит за то, что у меня - её сверстника - всё в порядке.
Чувствуя бестактность моего вопроса, отец отвлекается от газеты и приходит мне на помощь:
- Нет, нет. Мы идем на рождество к родственникам, оставайтесь. В холодильнике индейка, в баре, кажется, есть бутылка каберне. Зачем вам куда-то идти?
Эгита молча пьёт кофе и смотрит в окно. Я - полный лопух, зачем я её обидел своим дурацким вопросом? В любом случае, она заслуживает лучшей участи, чем встречать Рождество в одиночку. Иду в гостиную, звоню тётке:
- Слушай, может, пригласим Эгиту, а то ей совершенно некуда идти?
Тетка сначала не понимает:
- Эгиту? Зачем? Ирен прекрасно со всем справится, у нас прекрасная прислуга.
- Нет, ты не поняла. Пригласим как человека...
- Ну, о чем ты? Ты же знаешь, что будут только свои. Ой, извини, мне надо бежать, не обижайся - вечером поговорим, целую! - и повесила трубку.
Разговор с тёткой меня разозлил. Будь это День Независимости или День Президента, ладно, я бы не настаивал. И не то, что я образцовый христианин. Поверьте, вовсе нет! Но лишать человека Рождества - это форменное свинство.
Я вернулся на кухню. Эгита мыла посуду. Делаю хорошую мину при плохой игре:
- Эгита, это хорошо, что у вас нет на вечер планов. Давайте вместе пойдем куда-нибудь.
Эгита продолжает мыть посуду. Остальные смотрят на меня внимательно. Возникает немая сцена. Я подозреваю, о чем думает отец. Страшно представить, что думает его жена, Элеонор. Ася принимается за вторую половинку грейпфрута. Меня же интересует, что ответит Эгита. Она выключает воду, и смотрит мне в глаза. В её взгляде проскальзывает легкое недоумение. Я торжествую - не надо считать меня последним дерьмом!
Элеонор, первая ориентируется в ситуации:
- Да, в самом деле, у Кунерса будет университетская тусовка, сходите, вам будет интересно.
Эгита была не против и Элеонор протянула мне два пригласительных билета.
Для глубины сюжета требуется объяснить, что Кунерс, собственно, и привел Эгиту к нам в дом, жившую до этого у него. То, что их отношения, видимо, были не однозначны, свидетельствует факт, что перед тем, как я позвонил в дверь практически неизвестного мне Кунерса, Эгита вскользь упомянула, что лично ей в пригласительном билете на эту вечеринку было отказано.
У Кунерса была почти салонная атмосфера: пили модное дорогое чилийское вино, в воздухе витал сладковатый привкус марихуаны, гладковыбритые молодые люди обсуждали живопись Козунари Огаты, а может, это было какое-то другое японское имя.
Эгита куда-то сразу исчезла, и я остался поддерживать элитарные разговоры. Один среднего возраста тип рассуждал о неэффективности экономических реформ нашего правительства. Он был прекрасно образован, известный шахматный гроссмейстер, объехал весь мир. Я решил включиться в разговор:
- Да, вы абсолютно правы. А еще эта дурацкая война! Это нам выходит подороже всяких реформ.
Гроссмейстер, осекшись, посмотрел в мою сторону:
- Какая война? Ах, да... Наше правительство и здесь бесхребетно, не может раз и навсегда разобраться с этими мятежниками.
В этот момент к нам подошёл Кунерс, и, отведя меня в сторону, быстро заговорил:
- Надеюсь, вы понимаете, что делаете? Будьте благоразумны и осторожны: люди в безысходных ситуациях, способны на отчаянные поступки. Я говорю об Эгите.
Я ничего не понял, но Кунерс уже куда-то исчез, прежде чем я успел сформулировать вопрос. Незамедлительно появилась Эгита, на её щеках горел румянец. Она взяла меня за руку:
- Пойдёмте отсюда.
И мы ушли. Молча возвращаясь домой, я тайком посматривал на Эгиту. Она была чем-то рассержена, но это было ей очень к лицу. Нет, положительно, она ни чем не отличалась от других девушек, с которыми ходят в кино, гуляют по Имперскому Саду или которым посвящают стихи.
Неожиданно, Эгита с жаром заговорила:
- Вы все такие гордые, сильные и умные. Вы свободны, вас принимают на работу, вам дают жить. Почему вы отказываете в этом мне?
Я просто опешил:
- Что вы хотите от меня? Лично я никого не угнетал, даже наоборот вам помогаю, между прочим, явно в ущерб своему психологическому здоровью!
- Эх, вы так ничего и не поняли.- Она прошла еще несколько шагов. - Купите мне сигарет.
- Знаете, у меня есть принцип - не покупать девушкам сигареты. А вот вам я куплю - травитесь на здоровье!
Мы молча вернулись домой. Она пошла в свою комнату, а я в свою - читать Макса Фриша.
Думаю, что читатель не удивится тому, что на Новый Год всё повторилось. На этот раз отмечали праздник дома, и нас должно было быть четверо: я, Эгита, а также мой приемный брат с супругой. Мой братец, между прочим, усыновлённый моим отцом где-то между первым и вторым браком, был отличным парнем и, вообще, большой умницей. Узнав про ситуацию с Эгитой, он сам предложил вместе встречать Новый Год.
Накрывая на стол, я подумал, что если мы опять будем пикироваться с Эгитой, то это уже совсем будет похоже на семейную пару. Впрочем, какой это всё бред! До прихода гостей оставалось около часа, Эгита попросила показать фотографию какой-нибудь нравившейся мне девушки. Озадаченный, я долго рылся в серванте, вытащил фото и протянул Эгите. Там я был вместе с томной блондинкой, с которой у меня когда-то была безумная любовь. Рассмотрев внимательно снимок, Эгита заявила, что блондинка напыщенна и некрасива. Потом мы немного поговорили о художественных вкусах, она назвала меня инфантильным романтиком. И так буквально во всём! Я же говорю вам, Эгита была сумасшедшая.
Потом пришел брат с супругой, мы пили шампанское, виски с вермутом и тоником, закуски и горячее были просто бесподобны, наконец- то стало весело как у нормальных людей. Правда, за столом возник маленький инцидент, который заслуживает упоминания. На невинный вопрос моей свояченицы, как Эгита собиралась праздновать Новый Год, та ответила:
- А я вообще не хотела праздновать Новый Год, - коротко ответила Эгита. Немного привыкший к её сумасшествию, я молча уставился в свою тарелку, приготовившись к продолжению.
- То есть как? Совсем? - удивился брат.
- Вам этого не понять. Как раз на прошлый Новый Год разбомбили мой дом, я до сих пор не знаю, где моя мать и братишка. Чего мне тут отмечать?
- Нет, очень даже понимаю, - медленно, тщательно подбирая слова, ответил брат. - У меня самого, кроме его отца, - он кивнул в мою сторону, - никого нет.
Эгита явно стушевалась, от её воинственного настроения ни осталось и следа. Я даже позлорадствовал: мол, не на того напала. Тем временем, братец достал из кармана рубашки косячок, раскурил его и молча протянул Эгите.
После этого всё снова наладилось. Наконец, мы обменялись подарками. Я подарил Эгите диск с её любимым Синатрой. Она немедленно поставила "Strangers in the night" и, посмотрев на меня слегка оттаявшим взглядом, потребовала, чтобы я с ней танцевал. Потом мы опять пили и ещё танцевали. Потом я пошел ловить гостям такси.
Когда я вернулся, Эгита уже спала. Причем уснула она в моей комнате, на моем диване. Я сел на пол, спиной прислонившись к двери, и долго-долго смотрел на спящую Эгиту.
Так вот о чем говорил Кунерс! Люди в безысходных ситуациях, способны на отчаянные поступки. Да, лицо Эгиты так близко, её губы призывно полураскрыты. Да, она чувствует, что я от неё без ума, хотя я буду последним, кто это признает. Да, я могу броситься спасать её, увезти из этой страны, туда, где у неё будет шанс на нормальную жизнь. Да, возможно, у меня даже исчезнет чувство вины за то, что с ней произошло. Все это так просто, буквально на расстоянии протянутой руки.
Смотрите, как быстро я себя уговорил. Какой это затягивающий наркотик чувствовать себя достаточно сильным, чтобы спасти кого-то, вмешаться в чью-нибудь судьбу, пересдать сданные Богом карты. Да ладно, на самом деле, вы лучше меня знаете, что именно этим материалом вымощены все дороги в ад.
* * *
Какая же Рождественская история без счастливого конца? Извольте. В первых числах января Эгита познакомилась в Публичной библиотеке с одним аспирантом из миролюбивой Дании. Незадолго до возращения домой, он ей сделал предложение, которое она приняла. Они уехали и жили в счастье и согласии.