Болеют все. По-разному. Везде. И органами всеми. Бывает: разными частями тела. Хорошо, когда болезнь не переходит в рецидив и не привязана ничем к чувствам душевным... В спокойную, уравновешенную мягкость приглушенных ранневесенних красок медленно подтягивало с запада грязнюще - сизую гряду готовых выплакаться туч. За подьездными скамьями скукошились, поникли листья одуванчиков. Предусмотрительно свернулись и соцветия, почти готовые на выброс обсемененных снизу пуховитых парашютов. Еще одним диагнозом помалу находившего ненастья стало оборванное пенье птиц. Округа стала менее обьемной, насыщенной навязчиво - предельно угнетенной матовостью колорита. - Татьяна! А Татьян!.. Ты слышь?- Простецки, с давнего знакомства, сыплется звучный пролог в моднячий телефон, вмиг связав Перерву с Якиманкой. - Да, да! Здоров...- Бархатом низкого контральто из глубины женской груди летит ответ обратно. - Дела твои-то нынче как?- Облачаются обычные пять слов в такую же привычную проформу. - До утра позавчерашнего, слава Богу, будто бы все было ничего.- Недосказанность сходит затравкой для интрижки. - А дале?- Глотает собеседница ее, как сом крючок. - Занедужила я после что-то. Кашель начисто нападом одолел. И в коленях ноги на ночь крутит так, что никаких нет сил моих... - Дело понятное. Поглянь, погода как меняется. Что вкус на баб у твоего бывшего. Тучи, небось, и у вас тоже стоят.- Недовольно глянула в окно. Перевела короткий взгляд на слюдяной слепящий блеск помытых содою стаканов, забившихся под передок полки с посудой.- Настой ромашки - самая управа против кашля твоего. А ноги ты попарь в отваре облепиховом. Попробуй. Знаю точно - сделать стоит. Моей сестре двоюродной всегдашне помогает. - Согласна. Уже делала... Чуток сперва поотпустило. По правде говоря - измаялась от этого я вся. А у тебя-то каково? Спина, небось, опять болит. - Спина-то что? Горше ее беда нашлась. Ноет так, нешто заноза с гноем угнездилась под ногтем...- Передохнула, собираясь с духом.- С внуком моим что-то неладное творится. Глумной как будто стал. От всяких рук весь начисто отбился.- Голос дрожит. Входит тоном в напряженный драматизм. Ощущается отчетливо оттенками печаль. - Снохе скажи. Она ж у тебя, помнится, дамочка строгая такая. Та его враз, коротким мигом присмирит.- Робко тянется с надеждой. - Как я скажу? Они же ему сами вон компутер этот чертов - гыть! - и притаранили на именины. К нему же в угол и воткнули. - Вон оно что? Собака эта где... Так ведь наша Натаха другой раз тоже пялится в него. - Твоя же целиком туда не западает?.. А мой так и сидит там. Днюет и ночует. Ничего навкруг не видит. Не оторвется от него. Надвор и то б рядом в ведро ходил, прости меня за слово. Я ему и кашку еще теплой, и компот свеженький прямо под нос сую. Потчевать вовсю пытаюсь пирожками. А он, стервец, от своих стрелялок отлипать не хочет. Почем зря ругается. По-ихнему учёному бранится. "Отвали таблом своим, бабуля" говорит. Мне, чтоб не мешала, на задание другой раз назначает стих какой учить. Сказывает: "Лузерам это всегда полезно". И слово ведь надыбал где такое?.. Ну, да ладно. На мою дырявую-то память я уже столько басен со стихами нанизала! Прошлым месяцем, гляди-ка, книжку от Некрасова ему до середины дочитала. На сон, однако же, Есенина всегда читать велит. Так хоть бы толк с этого был! Приволок только трояк за его стих, где роща языками говорила. - А ты чего молчишь? Нужно оно тебе, чтобы сопля так изгалялась? Скажи тогда, пожалуйся уже теперь Витальке. И не жалей. На "так" не оставляй. Он его быстро приберет тогда к рукам... - Поверь: я бы давно сказала. Да выдаст с потрохами внук меня. Особенно снохе. По старости своей я то тарелку разобью, то фужер иной раз выскользнет из рук. Стала я совсем такой нескладной и подслепшей. Ты б только поглядела! Осталось только выставить за дверь. Уже боюсь в руках держать что похрупчей. Пальцы от страха иной раз дробь такую выбивают! Экой раззявой стала! Мать твою!.. Будто мухи у меня в руках ...тся. - А кто тебе сказал, что ты до самой смерти сможешь нить в иглу вдевать? И не факт совсем, что опосля с наследышами точно разминется слепота. - Хорошо! Обо мне сказ другой... Мне б внука оторвать от аппарата от того. Одиннадцатый год всего ему, а уже лопочет про какую-то там Аську. Перекидывается с кем-то ею. Представляешь? А Клаву некую настолько старой величает, что и выкинуть готов. А вот это - уже страшно!.. Говнюк каков, а все туда же - ближе к бабам! Научился бы сперва точней править пистон к горшку да до утра потуги терпеть... - Это пройдет. Ты вон оттаскивай его от телика почаще. От всяких взрослых фильмов. Там же знаешь, что творится в них... - За это не боюсь. Он к ним и головой не поведет... А вот что он народ в своей стрелялке постоянно бьет - как с этим быть, не знаешь? Когда всех перебьет - и весь потом от радости прямо трясется! - Уляжется, поверь, и это. Поугомонится. Он же не живых в них начисто изводит? Постреляет - постреляет, а потом и позабудет всю эту затею. Девки да работа уведут. Дай ему только немножко подрасти. Мы ж с тобой тоже в свое время не сразу от игрушек отказались, а? Ты вон кукол, помнишь, как лелеяли? Пеленали, спать ложили... - Да... Но время было-то голодное, другое. - От нынешнего мало отличалось... - Я вот гляжу, так он туда зверенком зрит. В глазах обоих - чистое стекло. И весь сидит зацепенелый... Будто повержен некоей болезнью деревянной. Стукни его чем по башке - она бревном осиновым и загудит. Кричит туда другой раз чуть ли не благим матом. А, может быть, и им самим. Я ж не все время на догляде там сижу... Двоек домой уже кучу нанес, потому как долбится в эту свою игру аж до самых полных посинений. До прихода предков, каковыми так сноху с Виталиком считает, без остановки лазит там. Меня то мамонтом, то всяческим реликтом величает. Знать, пока боится все ж. А в довершение всего привлек меня перед уходом утром куски ему с разных учебников читать. Так что я в деле этом просвещенном стала теперь такая дока! Прилично будто бы подкована до самой невозможности ума. И твердо знаю - таитянам в этом ихнем Таиланде ох как не сладко ныне жить! То их вовсю зальет водой. То горы сверху упадут. А то и бури часом шмыгать зачинают... - Весело там тебе. И интересно, чую, даже... Еще и в институт, гляди, поступишь с ним, с внуком своим в нагрузку, нечто пособием приладнанным каким.- Язвительная льется простота. - Боюсь я за одно... У них учительница физики два месяца болела. Так мы того... Маленько ту науку и подзапустили. Придется на досуге догонять. Но ничего - еще три класса у Алеши впереди. - Шпаргалки тож, наверное катаешь... - Да, и еще как!.. Наблотыкалась вовсю. Прости ты тут меня. Это по-ихнему так слово "научилась" величают. Но он ругает иногда меня за спешку. Знаки, ему нужные, ставлю часто где не там. Особенно, когда что в математике решаем.- Искрится весело предельная, почти настежь обнаженная выразительность холодных голубых глаз. - Куда тебе спешить сейчас? Поставила вон что варить - и углубляйся себе тихо в камень знаний...- Проявляется невинно острый ум. - Я, чтоб задобрить и отвлечь его от игр, с прошлой пенсии ему хорошего мороженого накупила. Напоминала сколько раз, чтоб сьел. И - ничего! Так и лежит пакет до сего дня на донце морозилки. - С нашей пока такого ничего и нет. Но тут как знать... Хотя, каюсь, один раз с синяком порядочным из школы все ж пришла. Сказала мне, будто ее да за ничто на длинной переменке девки старшие слегка поколотили. - Нам с тобой, припомни-ка, мякиш хлеба черного родители, бывало, в рот воткнут, а сами целый день снуют в заботах по хозяйству. А над нынешнею детворой другой раз даже лишний раз чихнуть боишься... - Не говори, подруга...