Осень вставала будто неплохая. Дни были напрочь обданы теплом. Ночи еще обильно не сырели. Туман холодный и густой, наплывавший раньше часто в это время, оставался пока только в школьных книжках. У ушлых огородников еще краснели в огородах помидоры. Кое-кто, дуя тихонько в ус, еще вполне надеялся, что потолстеют тыквы, не вырастут крючками огурцы и попрут снова сдуру кабачки. И дети в школах всякий раз стайками на переменках неслись быстрей во двор, чтоб тыкать пальцами на перезревавшее, как дыня от жары, душу радующее солнце. О паутине с листьями нам при таком раскладе пока даже не стоит заикаться. Ясно и без них. Вот неудобно лишь в такое время о чем-то вспоминать неподходящем... Степан Дюньдюйкин - Раздергаев плохо ставил в письмах маме знаки препинания. Этого б не было, когда бы русский в школе часто не стоял последним в расписании да он сам с него всегда не сматывался на перекуры. Писал нечасто по сравнению с оставшейся на человечество, пока что не прожитой вечностью. Поэтому всегда с начала строк он умолял ее: "Не смотри мамань на калиграфию мою что я ее не так и где поставил да падежи вставляй склоненными как хошь..." Но это было разве что в те дни, когда он, выпятив важно нижнюю губу, писал письма старой в Соликамск. Все остальное время он спокойно жил. Иногда ходил на часом попадавшуюся вслед за кризисом работу и даже нелюбовь к сое и цветной мороженой капусте не доставляла ему много расстройств и неудобства. Если бы не сошлись в 46-й на Третьей Стремной улице квартире поселившийся в прошлом году сиамский кот Матюха и взятый перед ним кредит... Второй уж год встала без тонов искуса и поплотнее к Степке растрепанная и подошедшая под непутевость, в минор окунутая жизнь холостяка. Вкус предоставила ушедшая с сыном жена. Перевес свободы как бы и не достигался вставшими по этот бок оставшейся семьи вареными раз на четыре дня постными щами, слипавшейся в любой воде лапшой и всяческим десертом, по случаю грубо хрустящим - иногда противно, до оскомин в скулах - всю неделю на зубах недозревшими до меры яблоками с брошенных давным - давно ближних дачных участков. Да к тому же, видно, сам он был рожден не в дождь. Ибо ходил почти всегда без денег. А так как кот кровей был все же благородных, это меню блюсти он ну никак не собирался. И всегда демонстративно вставал задом к непонятным даже самому Степке, забивавшим густо нос запахам сьестного. Игнорировал заботу до тех пор, пока в руках хозяйских не появлялся "Вискас". Только чтоб с кроликом. И написать вам, что Матюха был любимцем - это значит: ничего даже и не намекнуть. И если есть хоть что-то чувственнее слов "наиобожательнейший трепет", то это так и было в самом деле. Именно так... День стоял с соизмеримостью такой, что уже последний бомж успел залить в себя пару попавшихся ему просроченных бутылок перепавшего с любых задворок пива. А тень возле фонарного столба на другой стороне улицы умудрилась доползти к нему и почему-то встать на самый верх бетонной маковки. И пес из будки школьных сторожей, игнорируя жару, наружу высунул вместо себя к жаре один липкий язык... Кот всего себя перелизал. Спрыгнул с окна. Прошел рядом с ногой Степана. Задел ее бедром, давая знак новой кормежке торчком вставшим хвостом. Стал выжидающе напротив. - Чего встал фраером, мурло? Дороги тебе, что ли, мало. Прекрасно видишь же - одолеваю тоник... Кот повторил маршрут. И снова встал. - Ладно... Счас дам.- Недопитую поставил на стол банку.- Доконал сегодня ты меня этой своей жрачкой. Знаешь ведь давно, что сам ты полный, несусветний паразит, но каждый раз стоишь так нудно над моей больной душой, что самому мне вешаться бы надо! Как будто хвост тебе для этого только и даден. Расшибаешь тут слабость мою вечной претензией на сытую кормежку. Сам забыл, изысканность как пахнет, а тебе - на вот да и выложи всю твою лакому на чистом блюдце...- Бубнел довольно с такой лаской, что кот мог бы подумать, будто это похвала ему за сосуществование и приглашение под смакование еды. И тут бы снова было все в порядке, когда б после еды не наступал рабочий день. Который гнал настырно на работу всех, включая и судебных приставов. Те ж шустро так - бумагу хвать! - и давай быстренько нестись по адресам. А у Степана от семейной жизни, как петровская медаль для слишком пьющих, невыплатой болтался по кредиту сверхшикарный холодильник. За коий приходили предписания с почтовой службы: "...Ввиду смещенных предпочтений и регулярной неоплаты Вами взятого кредита мы вынуждены ... принять меры по возврату данной суммы..." - И что вы, братцы, тут воэьмете?- Порадовался в третий раз за два последних дня Степан.- Разве что кушетку старую. Такой же телевизор. Ну, шторы вроде бы еще. Плащ с половиками. Столешницу льняную с дырищей на ней в кулак размером. Не буду ж я кивать, что все толковое на ту, другую сторону семьи ушло. Там у них кинотеатр домашний. Стенка еще годная. И неплохой все ж холодильник. Пускай сынок из него сок по утрам холодный пьет. Да, облизываясь, батю под иканье вспоминает. Как разживусь, так потихоньку и избавлюсь от кредита. А то и сами позабудут... И преспокойно лег в постель. Забыл, что банки ох как любят гнать к заемщикам коллекторскую рать и срезать попутно жирные проценты... Утренний звонок по полной заменил Степану разминочный забег в палатку. Звонили необычно. Как-то зло. Даже настырно. Не так, как Мишка со второго этажа или Серега из хрущёвки через сквер. Он замер. Враз притих, решив не открывать. - Служба судебных приставов! Вы слышите? Откройте!.. Мы знаем, что вы дома, господин Дюньдюйкин!- Писклявый голос с лестничной площадки предлагал открыть входную дверь. Он был таким нетерпеливым и высоким, что мог принадлежать только неуравновешенной, худой и низкой женщине со скверным, неуживчивым характером. Может быть, и разведенке. - Ну и что с того, что дома я...- Осмелел, надумав побыстрей спровадить пустой службу. Со зла дернул посильнее за рукав попавшуюся по дороге выходную новенькую кофту. Наступил резко на другой. Отбросил увеличенную рукавами враз на два размера одежонку на кушетку. Попутно вытерев о толстый пурпур ночных занавесок руки, вытянул из магнитофона черный штекер. Выкинул в окно. И пнул ногою под кровать один из тапков. Тимоха с перепугу затесался аж на шкаф, пяля оттуда вниз изрядно перепуганные зенки. Довольный настроением, Степка впустил пришедших. Те робко огляделись. Но вошли. Затеснились возле входа. Поглядев на грубо - аскетичный вид представшей обстановки, даже застеснялись, правильно ли выбрали к визиту место. Не снимая обуви, пошли по комнате. Старший - с планшетом, где прижался предназначенный для описи листок. Третий был немного длинноватый, ростом не подогнанным под средний образец здешних мирян. Он так часто сутулился, будто заглядывал куда-то за забор. Они немного походили вместе. Постояли. Разошлись. С недоумением в глазах опять сошлись. Перешептались. - И это все?- Слегка развел руки худой, будто хотел держать в них таз. Карандашом поставил жирно точку на листке. - А что мне надо одному...- Без вопроса жиденько спросил Степан. - Кредит куда потратили, не скажете? - С работой, знаете же, так худо. Брал-то под зарплату. И - незадача: вытурили год как с производства... Вот и маюсь. Кое-как с инфляцией борюсь, защищаясь по возможности кредитом. Туда ушло немного. Чуть - сюда. Тихо пооткапывало от того припавшего достатку. А потом - глядь: мелочь-то одна и поосталась... Ну, и про... ...ел с горя ее. Чтоб не гремела по карманам зря. - Отдавать хоть собираетесь? - А то!..- Приободрился.- Только б с работой где-то дело утрясти. - Вам ведь уже не пятьдесят, а шестьдесят восемь полных тысяч надо отдавать... А ждать еще бы банк соизволенья не имеет. Жалобу нам настрочил. Вот постановление суда по поводу изьятий. - Да что тут брать...- Вопрос сохнет в степкином горле и, перша, перерастает баритоновым смягченным бархатом в некое странное, отвисшее на челюсти сомнение. - Шторы-то накрашены в сам пурпур царский. Троганы недавно пальцами, макнувшимися поперед того будто... Точно: в "Олейне"..- Пискля с брезгливостью отдергивает нос от занавески. - Глянь-ка, глянь Антон! Каков котяра наверх затесался!..- Радуется вдруг громко третий, по-детски тыкая на шкаф. - Тыщи на три точно потянет. Не выносить же нам пустыми руки от клиента. "Бог так и тот в "Библии" забыл хоть словом вспомнить про котов. А эти дармоеды, налей ты им мочи в глаза, моего сразу ж углядели". - А шестьдесят пять тысяч оставшихся нам еще ждать откуда?- Озвученной загадкой повисает в тишине вопрос от не вписанного в нынешний средний образ городской того же длинного. - "Ага уж. Ждите накось... От Саида и Махмуда".- Чуть не срываясь, радостно лыбится через два передних заячьих зуба Степа. - С любой из четырех сторон...- Многозначительно тянет пискля. - Если будете кормить Тимоху не как я, сразу ж занесу начальству вашему прямой протест по мере пресечений данных неподобств. Да и ваще, какую мне несправедливость вы определили: брал-то деньги я - а сидеть ему. На коте и выместилась ваша писаная по бумажке под все кодексы и некая законность. Он же не может ни отбиться, ни чего толком за себя сказать. Ответчика нашли какого... - Разговор закончен! Протест, Антон, не принимай. Пускай кот едет с нами, И конец на этом надо ставить! С худой овцы - хоть что урвать...- Заплетается в пословице пискля. - Премило кланяюсь...- Неправильно выделывает па за мушкетера Степка.- Доброй же вам дороги да по кочкам с эдаким гамузом моим! Затиснувшись поочередно в "Жигули", служивые держат маршрут к другим заемщикам с плохой историей кредитов. Выгнувшегося вопросительным из знаков, шипящего без устали кота вытаскивают из салона и сажают под ведро в багажник. Трогаются в путь... День, глядишь, мужик тоскует. И второй тоже тоскует. Похуже ест. Неровно спит. Себе места не находит. Чувствует: жизнь без друга - то не жизнь. Дружбана ему тут явно не хватает. Нужной заботой стало меньше. Поговорить не с кем. Даже немного стал выветриваться из квартиры котов запах. Заметался мужичок между извещением и скукой. Боялся сильно, что Матюху "Вискасом", поди, не кормят. Не холят глаженьем за шерстью. Не лелеют... И свою мигрень пригреть возле кота уже никак теперь не может. Засобирался по друзьям - знакомым деньжат насобирать к отдаче. Нацыганил. Поперезанял... Через неделю сложенная кое-как в кармане сумма уже неслась радостным Степкой в банк на погашение кредита. С выданной банком справкой об оплате заявился наш ... - Раздергаев в службу судебных приставов. К начальству ихнему. Побрился, чтобы точно кот узнал. Одеколоном "Шипроом" надушился. Даже рубашку белую одел во второй раз за этот год. Сотворял на день один, но себе праздник. С легким трепетом в душе зашел туда. Постучал в обитую красивым темным дерматином дверь. - Дозвольте, если можно... - Вам по какому, уважаемый, как бы сказать, вопросу? Сегодня, кстати, не приемный день.- Обкладывает гостя непозволительностью, как охотник волка, телом меленький чиновник. - Надо решить с котом проблему.- Говорит твердо Степан, встав явно с вызовом как можно более фронтально. - Это не к нам. К службам другим. Скорее, что к ветеринарным. - Как так не к вам? Вы извините... Люди из ваших у меня в июле нынешнем кота замест кредита отобрали. По предписанию пришли и даже блямбой этой вот, которая висит за вами на стене, передо мной покозыряли. Только она у них была поменьше. Маркая. И на самом то есть у мужчин висела лбу... В околыши была вделана фуражкины. Одна еще была из женщин маленькой такой. Она как раз квиток мне оставляла на оплату.- Ставит ребром ладонь себе к груди, показывая ее рост. - Да, есть у нас такая. Теперь уже Лялякина она. Давече замуж выдалась удачно. - Не знаю, кто она. И мне это не нужно. Только кота она, она забрала... - Вы присядьте. Не волнуйтесь. Водичку как бы и попотребляйте.- Кивает медленно начальник на пустое кресло.- Я сейчас свяжусь с ее бригадой. В деле как сейчас она...- Прикладывает элегантно к уху, как кусочек шоколадки, свой мобильный телефон.- Элечка ты наша Степановна!.. Ага. Нил Севастьяныч вас немного беспокоит. Вы можете там хоть немножко говорить?.. Бросьте пока вы своего барыгу! Тут человек пришел ко мне насчет кота, с каким вы, может быть, ты вспомни-ка, когда-то и прилоскотали. - Дюньдюйкин я. А кот - сиамский. У меня забранный в июле. На шкафчике еще сидел в передней.- Конкретизирует дело Степка. - Дюньдюйкин этот человек. Сидел в передней... Да - да. Я понял... Продолжайте потихоньку обирать... - Представьте: я вас должен огорчить. Ваш кот направлен на торги в зачет вашего долга. Аукцион там как бы был. Поймите правильно: мы - структура государства и не имеем средств для содержания животных...- Виновато развел руки.- Продан он. - Как продан? Зачем тогда я эти деньги собирал?..- Степан чуть не заплакал. - Я за вас рад. Вы погасили свой кредит. Достойно вышли из запущенной истории... - Радуйтесь и вы сами с собой... А кому-таки продали? - Город наш все же прилично как велик. Диаметром одним разросся аж на восемь километров. И покупатель перед нами стал как анонимный. - Ну и дела - а - а. Дурдом какой-то...- Степан сцепляет в злобе зубы и удаляется домой. Через три недели ночью за дверью Степкиной квартиры что-то заскреблось. Притихло. Просящее замяукало... Степан с едва надетым на ногу войлочным тапком пулей вылетел из темноты квартиры. Схватил котяру своего. Расцеловал в мордяху. И так прижал его к себе, что тот едва не задохнулся. Не своим голосом крича на весь подьезд, победно побежал к себе, приподняв в руках перепуганного насмерть друга: - Ну сколько ж можно было говорить, чтобы Матюху только "Вискасом" кормили?.. А эхо в спину тихо отвечало "Или... Или... Или"... Потом стремительно закрылась дверь. И никакого не осталось даже "или". Остался только этот вариант...