Так почему-то сразу захотелось кинуться с накрошенным запасом умных слов в данную тему, будто "солдатиком" с разбегу в воду шугануть. А жизнь не отраженной, радужной такой вовсе и просто рядышком пройдет. Да нет же! Нет! Не пойдет все это неозначенно, а лишь вприглядку! Значит, понятно: начинаю строго по порядку...
Хотя у нас зима всегда была вдвое короче, нежель на той Тау - Ките, но и она, богам всем нашим разом слава, подошла уже к концу. С земли, растаяв, сполз за необычно солнечный февраль почти весь слой навыпадавшего за всю большую зиму снега. Под дни сугревные в кустах уже бодро хохлатились гуртами воробьи и вездесущие синицы тончайше - серебристым хрусталем от изголоска оповещали всю насущную округу о ступавшей еще робко где-то рядышком весне. Солнце вело свою привычную работу, присущую ему лишь где-то под апрель. Будто бы кто-то неизвестный, повернув, придвинул полушарие поближе к летнему теплу. Вполне хотелось жить. Всегда смеяться. Иногда даже и мечтать...
Сам ...юдочкин нынешнего дня не стал рано вставать. Только согнал не чистого от материнской уличной любви кота - британца со своих уставших за вчера 56 - летних ног, носившихся вовсю за вдруг подешевевшей на полдня и не просеянной почти ядрицей - гречкой, уцененным от просрочки, по пакетам "не стоящим" молоком и "Кремлевским" сливочным маслом, которое с утра никак не растопилось на окне от отбагревшегося солнца, разбудившего до новой теплой жизни там уже полдюжины расшевелившихся вверх лапками огромных черных мух. Две из них уже сидели на забытой им еще с позднего вечера чайной ложке на столе с размазней заманчивой варенья из малины. Жизнь им казалась уже лучше всей лесной малины, растущей на опушке возле ...юдочкиного четвертьгектарного хозяйства.
Под мягенькой, услужливой до прочной лености подушкой так легко сейчас ему мечталось! Особенно о том, как с октября, к никак не попадавшей в график электричкой, добирался он в город на работу по пересечёнке прытким трафиком с соседней остановки. Ибо электричка нужная всегда куда-то пропадала, а до ненужной даже надо было добежать. Благодарил судьбу за то, что излечил попутно аритмию, тромбофлебит левой ноги, что-то противно жгущее с утра перед желудком, заодно и предрасположенность к обширному инсульту, не вспоминая даже об одышке. Да растерял на тех двух с половиной километрах восемь за неделю кило лишнего веса. Все сожалел о том, что бы он делал в чопорной Швейцарии, где с самого начала электрички ходят в строгости да точно, как и их часы: по навек составленному графику. Там очень бдят, минута ожидания чтобы к минуте встречи почти вровень подходила. И был совсем уж чрезвычайно горд за всех почти натурализованных узбеков, в охотку евших после срока торты и пирожное, подобранные по контейнерам возле соседних магазинов. Радость за страну была такой, что просто распирала зоб, предлагая лишь урывками дышать.
Иногда нашего героя но все же мучила зубная боль. Зубы в нынешнее злое время дешевле было рвать, а не лечить. Что самому для будущего так и оставлялось. И мяса потом много есть было не надо, и кошелек целее был.
А еще нашему ...юдочкину впрямь понравилось, что из-за постоянно уменьшающегося численностью братства все претерпевших русских пенсионеров в верхах решили вдруг этот процесс замедлить, запретив курить и пить где ни попало, заодно повысив цену на все это дело. Теперь он без зазрения и нудности душевных тайных мук спокойно перешел на бражку, замешиваемую на внезапно подешевшем сахарке. А взамен не купленной под новым ценником бутылке надо было оприходовать по крайней мере в питьевую непотребность всю выпаренную аж до выжимок вонючих ту самую четверть "в слезу" чистейшего, крутого первака.
Жизнь его, конечно, незаметно сокращалась, но обходилась уж совсем дешевле. И если где в России проявлялся гуманизм, то, как и здесь, только лишь в самой нелепой, донельзя изощренной форме. Как же тут радовались поначалу люди всем подьездом, когда узнали про обузданную навсегда преступность! А вот когда двоих ничего даже не выпивших, но только у соседнего подьезда, отделили начисто зимой от всех носимых выше пояса мехов, то радости и поубавилось немного. Просто не взяли в толк наши упавшие в доверчивость миряне, что преступления по околоточным местам можно записывать как "от булды". То есть совсем без регистрации. И даже на клочке бумаге. Ну прямо хоть на собственной коленке. Поэтому давление у всех живущих здесь скакало и старалось вырваться из бедных вен, как с привязи взбесившаяся лошадь. И из постоянства для живущих оставались только адрес и фамилии. Даже возраст всем законам физики не поддавался, о чем давал судить один лишь разговор двух встретившихся перед прошлым Рождеством соседей:
- Ну ты, Соплявкин, и даешь! Четвертый год прямо цветешь и пахнешь... Мамон дорос к самим директорским размерам. Плечи размерами под шкафчик разнесло. Если б еще не было вот этих крупных пятен под глазами - все б было чики - пики у тебя.
- И их бы не было. Так ведь доверился, балбес, барыге - коновалу! А он-то взял да прописал мне есть побольше масла. Я сдуру на него и приналёг!
- Так я тоже каждый день свой с маслом начинаю... Нашел причину!
- Но не с пальмового же!
- Ого! И ты такое ешь?- На все слоги средних слов вопроса булыжниками попадают громко ударения.
- Да-а, ведь оно как будто бы такое клёвое...- Сочится радость с уст, что пасторальнейший мажор высоких нот с вдруг зазвучавшей рядом арфы.- А что?
- Нет, ничего.- Напарнику от этих слов немного отбивает в голове некий очаг, сохраняющий здравым рассудок.- М-да...
- Барбосу своему тоже немного добавляю. Добавлял... До нынешнего сентября.- Тут же насильно, с быстротой, переплавляет грусть в искреннюю радость.- Поначалу его морда аж трещала от навара. А потом враз так тихо взял и сдох. Пережрал, я в себе часто думаю, наверно.
- Раз мой кум такое масло пробовал, честно скажу. Только ему с кокосов как-то попадалось. Два месяца когда получку не давали... Потом три дня оно застряло под желудком у него и одним сплошным комком по всем кишкам каталось. Да еще отрыжка, говорил на именинах своих мне, от него была - до первой спички только. Не приведи ж, господь, еще и мне до этого дойти, не сползти с достатка своего!
- Не знаю... Мое пахнет жуть приятно как: аромат тянется сразу на все три комнаты мои. И в мороженое - писано ж вон было на обертках - почти всегда его суют.
С минуту жирную молчат. Потом от неудобства второй лепит хоть бы что, чтоб не молчать:
- Я каждый год всегда боюсь - быстрей отсеялась Кубань бы!
- Куда отсеивать ее. И так притерли ближе до Кавказа. Не перекинешь же, будто мешок, за горы. Нужна она, прикинь, аж позарез нам!- Ребром ладони режет свой кадык.- Ибо в Рязани, знаю точно, все одной березой заросло. Свояк вчера мне вечером звонил, что по полям бывшим уже опята собирает. Куда-то их сдают и кучей за бугор везут. Особый толк, шельмец, до долларов узнал, с рублей на них к лету садясь. Вместо фуфайки кожанкой себе с портками за сезон прошлый вот взял да и прибарахлился. Глядишь - и мациклет приобретет. Будет гасать в район за свежим пивом! А то коров они до этого имели. Проблемы до ушей аж доходили. Куда и где им молоко девать - ума никак не прилагали! Да хоть ты в землю его лей! А тут вся выгода - хотя и кособокая - а все же есть. По-твоему, как то?
А сам боится уже третий год, как бы их напрочь загнувшийся район не передали в чьи-то вражьи руки Забугорья или бывшего "совка", как дарили трижды Крым. Языка ж совсем не будет знать, чтоб доподлинно сказать, что ему у них достатка выданного быстро хватит. Да и, лишась ужиной изворотливости в жизни этой, там-то долго точно не протянет. Ибо расслабиться придется после нашего совсем простого лозунга: "не хочешь - не живи!". Страх свой передать не сможет внукам. И как от филигранной эквилибристики чиновних слов приятно чешется вся маковка затылка - будто кто ковыряется в твоих извилинах - этого никак не передать! Так что любая новь будет ему смерти подобна. Вот глаза и сводятся тревожно в кучку, что и пугает вставшего напротив.
Собеседник тоже замолкает. Надолго. Присматривается к мутной пелене в чужих глазах. Тщетно и без смысла старается поставить "на попа" тупым концом упрямый к валке карандаш.
- Ты, зимой когда, часом нигде не подмерзал?- Решается пробить вопросом брешь в своем сомнении.
- Нетушки! Бог миловал, чтоб сильно как... А, что, кто-то из наших жаловался?
- И головой до боли острой ни обо что не бился?
- Здоров и цел, как выставочный бык. Раз, уже не помню у кого, шмандыхнулся на бегу о край дивана. И - ничего! Набалдашник из латуни только треснул, ибо головой его под корешок снесло... Только тебе зачем все это знать? Я пока весь под завязку полон сил. Толкуют, что весьма половозрел. Сам чувствую - силища аж и прет со всех щелей!
Собеседник долго думает, то ли он сейчас сказал. Глядит оценивающе прямо еще один длинный раз в зрачки другому. Мнется.
- Может быть, даже и работку...- Щурит хитрецой полнящийся взгляд.
- А вот какую, коли не секрет?
- Какой секрет? Хочу разбить у вас приличный сад. Под яблоками чтоб...
- Так, ить, сорвут зелеными еще.
- А мы с тобой забор навкруг огромный присобачим. Охрану поднаймем. Барбосов пустим.
- Так кто ж к тебе тогда пойдет, коль и украсть нельзя чего б?
- Зарплату ж будут получать...
- Зарплата то зарплатой... Хранить все где предполагаешь? Везти будешь куда?
- Построим склад. Подгоним технику туда. У поселка слюнки прямо потекут.
- Не-а...- Лезет пальцем ковырятся в правое ухо. Чуть не промахивается.- Попилют твои яблони зимой. Попомни мое слово...
- Зачем же их пилить?- Округляются, как новый царский рубль, глаза. Так же ново и блестят.- Дров-то вокруг...
- А в пику, чтоб не жмотничал! У нас такое не проходит. Раз в нищету - так сразу всем
- Но почему?
- Да потому, что раньше был у них тут свой колхоз и это была их земля. А потом в лихое время там такого накрутили, что люди до сих пор не разберут, как сразу безземельными остались и к чему весь этот бардак сейчас им примерить. И денег нету за нее, и не своя стала земля. Как то дитя, оторванное тихо от маманькиных сосков...
- Ее же кто-то у них раньше ведь купил? Потом таким, как я, перепродал.
- Как нам ее было не продать, когда её нам даже на паи не нарезали? И развернуться ни до того и ни позжей так толком и не дали. Будто на плечах висели у народа все, кому не лень.
- Но я же вкладывать буду живые деньги! Не чужие...
- А где ты взял-то их?
- По-разному достались...
- Но нам даже по-разному не дали их.
- И причем тут я?
- Да ты тут как бы ни при чем!.. Делай, что хошь, Хоть одним пальцем ноги на игле юлой вертись. А ничего тут у тебя из этого не выйдет! Ростку в земле, от наших слез соленой, видать, уже никак не прорасти...