Сегодня Света встала поздно. Приподнялась тяжеловато. Как и само утро в октябре. Где-то в районе 6 - 15. Да-да! Вслед за отбившими подъём курантами. Погода ныне днями напролёт трепалась по округе неким неуёмным шалуном, становясь всё чаще несуразной. Хмурой. И совсем беспечной для самых скромных ожиданий. Уже забился в издыхании октябрь; сполна потягивало оземью прохладой. Термометр ночью чаще рвался до нуля и дни простуживались напрочь вдруг засквозившими вразнос ветрами. Роса не высыхала до обеда на уже не разраставшихся газонах и стаи шустреньких скворцов под свой же гам ещё вполне весёлыми садились на берёзки. Им было и куда лететь, и что клевать под неустанностью вовсю гнобившейся в самой себе природы. Забились в тёплых норах мыши, прихватив с сухой ещё летней земли запас до новых тёплых дней. Поглубже опускались в реках рыбы, взрыхляя потихоньку для прокорма донный ил. И даже нерадивые вороны нисколько не печалились о будущем питании зимой. Всё было предопределено в природе с таким непреходящим постоянством, какое поразило бы деталями в разборе и вовсе невнимательных людей. Света ещё не знала, чем будут в детских заведениях кормить её детей сегодня и приказала старшей кушать на продлёнке больше хлеба, потому что с подработки подойдёт только к семи, чтобы забрать домой обеих дочек. Также она никак не знала, будет ли опять сегодня солнце. Даже если оно станет явью, то всё равно детишек надо будет одевать теплей. Младшенькой Алинке она уже запасливо нашла вытертые в пятках серые носки из шерсти и старый жёлтый шарфик, не доношенный сначала самой Светой, а потом и старшенькой, Татусей. И её жизнь в предельности была зеркальным отражением сезона с тугой, надоедающей неопределённостью подвижкой жизненной любого дня. Но если подработка на какую-то тысчёнку подобьёт её тощий бюджет, Свете придётся потом долго в расширенном постельном одиночестве решать, купить ли старшей давней моды уценённый ранец или же младшей - зимние ботинки. Это уж если не попросят в школе деньги на ремонт. До получки, чуть зашкаливавшей третий год за черту восьми тысяч, надо было жить ещё двенадцать с половиной дней. Четыре восемьсот с копейками уже ушло на коммуналку. Прибилось тут же с отключённого уже четвертый месяц холодильника сто шестьдесят целковых. Туда ж пошла и пенсия мамули - 8238 - с двенадцатью копейками - рублей. Вышло на круг почти 11500. И если поровну и справедливо разделить этот остаток на все 30 дней, то выйдет, что закрыть питанием любой из них можно почти на 383 рубля. Как будто бы не хило. Но так уже точно никак не выйдет. Ведь мамочке в виде н. з. на инсулин с начала месяца отложено под скатерть на столе 1720 рублей. Осталось где-то 9800. Продлёнка старшей и питание в саду Алинки оторвали самый жирный из кусков бюджета, набухшим в сумме до 3 тысяч 817 рублей. Запас же мигом сдулся до почти неполных 6 тысяч. Семьдесят пять рублей пособия Алинке в приход смело можно даже не считать. Это пакет простого молока. Задачка с ранцем и ботинками опять решается непросто: надо снова отрывать от общих денег тысячу с лишним. И Света по дороге к кухне останавливается твёрдо размышлением на цифре 1500. Теперь влезает в ежедневные затраты около полутора сотен рублей. Это уже ближе к правде: почти 40 рублей на душу. Оно в себя включает: полтора кило картошки, полбатона - только нарезного! - хлеба, треть пачки маргарина для пустых блинов, разбавленных водой или солянку, умещённую на два захода в обливную пятилитровую кастрюлю или же в гречку, распаренную также на воде. Чай можно пить всегда - также пустой - хоть до отвала. Благо, бабуля летом заготовила на ближней от Обжорино опушке много цветочков иван - чая, одуванчиков, жёлтого донника, ромашки, липы, листьев лесной малины и почек чёрной смородины, а также много - много разных корешков. Варенье заготавливалось из малины, сливы и смородины. Сборы грибов неслись домой в любом раскладе, ненадолго оказываясь в разных заготовках: сразу отваренными, в банках и сухими. Семьёй три раза в месяц закупались куры. А каши вразнобой давали всем им сытость, отменный вроде вкус и даже витамины. Бывший муж Светланы Анатолий с потерей основной работы едва не потерял себя в пьяном угаре и сразу же убрался восвояси к маме в Ржев - столицу русского автоугона и самых страшных по убитости наших дорог. А если вспоминать прошедшую войну, то это место вовсе представлялось адовым приютом. Жил он после отъезда как и все. Особо и не мельтешил. Исправно пил любую загоравшуюся дрянь да тихо хулиганил после этих дел по тёмным переулкам, цыганя сигареты и пытаясь на халяву вовремя влезть одутловатой, неухоженной натурой в очередное, сбежавшееся волей произвола с других четырёх ног, в "соображение на трёх".
Если махнуть с Обжорино на запад, можно сразу за бугром вполне, хоть даже после бодуна, наткнуться на церквушку. Её давно построили неким придатком для предполагаемого рядом счастья местного народа. Но то ли тот народ не так сейчас молился и не всем тем положенным богам, а счастье с ним, однако, напрочь разминулось. И батюшку на молодого разменяли, и всю дорогу к божьему приходу булыжной - таки вымостили плиткой, и маковку вконец позолотили... Староста, правда, утешался крайне тёплым чувством к попадье и оттого дербанил часом приходскую кассу. Мухлевал было со свечками. Но был румян и по-здоровому немного полноват: в первых рядах, небось, тянулся к причащению. Отпевали местных жмуриков всё так же чинно, как и по- женски пел исправно махонький церковный хор. Бабульки так же дружно шли на исповеди, службы и крестины. Протягивали скромно пухнущие списочки "за упокой". Ставили свечки под святыми. И также зычно с алтаря лужёным голосом с вислого пуза весь напрягался пономарь, румянясь спелым яблоком на скулах. То с гулким, дребезжащим вызвоном альта, то в бархатном обвое баса плескалось и текло по трём с лишним октавам: "По предведению Бога Отца, при освящении от Духа, к послушанию и окроплению Кровию Иисуса Христа: благодать вам и мир да умножится-а -а..."
Рядом, на три стороны белого света, расположились избы и дома мирян. Неимущие из них всегда мечтали походить средь тишины божьих устоев да приложиться разными устами к темневшим образам святых, развешанных по стенам. Но если дома оставалась на кармане какая сотня никак не неприкаянных рублей, то под наказы из желудков их попросту тянуло сразу в магазин и все святое так же оставалось в мыслях...
Числа 10-го, под вечер, когда давно Светланке уже надо было видеть сон да не из первых, засиделись они с матушкой за штопаньем колготок младшей, на которой всё будто горело из одежды. Полная луна в тоскливом одиночестве едва заметно пробиралась между туч, освещая без нужды какой десяток скучных звёзд. После недавнего дождя едва блестел на стебельках травы хрупкий моросный набрызг и тщетно силился наплыть туман - тело земли пока сполна хранило и блюло своё тепло. Пытаясь вдеть толстую нить в цыганскую иглу, мать потянулась к свету лампы, слюнявя в пальцах кончик нитки. Скособоченная перед этим её тень прямилась вслед за хрустом в пояснице, переломившись лихо за диваном и там же враз пропав. В скрюченных артритом сухих пальцах бессильно встрепенулась и опала сложенная вдвое нить, завязанная на конце узлом.
- Ложилась бы ты, доча, спать. Я, ить, сама теперь управлюсь.- С кислой, но доброю улыбкой мать с весёлым осуждением взглянула на Светланку сквозь очки.- Никак, двенадцать вскорости пробьёт. - Сожалеюще вздохнула, скользнув мутным взглядом по лицу.- Завтра ведь опять тебе рано вставать.
- Да не просплю я!
- А что же, милая, не так сегодня получилось...- Полувопросом несерьёзно - мягковато задевает ее старая.
- Вот то-то и оно. После него, просыпа этого, была весь день, как на иголках. Зареклась пересыпать намеченное время.
- Кто за тобой теперь будет следить? Можешь встать и в пол - седьмого. Пусть гимн себе играет.- От удивления очки сползают вниз.- Кому какая разница, когда ты почту по поселку разнесешь?
- Поверь, я ведь теперь обречена довеку просыпаться ровно в шесть.- Завела от огорчения зрачки под лоб.- Меня всегда этот проклятый бой курантов до печёнок достаёт. Сквозь сон трясет до посинения. Зла никакого не хватает. Нормальные все люди спят, а ты, как проклятый, несёшься что есть духу на работу. Боишься по привычке, чтоб начальник не придрался.
- Сегодня утром малая и говорит мне: "Бабушка! Я так хочу цветной капусты. А Таня ей и отвечает: Пока ешь эту. Мамуля ту ещё не нарисовала". А меня, старую, то смех берёт, то вовсе жалко ребятёнка.
- Они ведь интересны годикам к пяти, а там уже пойдёт иначе.- Распуская светлую копну волос, дочь мечтательно глядела в темью заплывшее окно.
Ей по привычке было интересно кое-что ещё узнать о тех часах, что они были с матерью сегодня, но её выдали подёрнутые поволокой зрачки глаз, раскрасневшиеся мимо воли от усталости и старая невольно перевела весь разговор на мелочи, дав в уме себе зарок быстрее закругляться. Перекинувшись куцым обменом просьб, женщины вскоре разошлись. Мать в спальне, чуть покряхтывая, прилегла под скрип рассохшегося ещё с лет рождения их младшенькой, Алинки, жёлобом прогнувшегося темно - синего дивана. На днях она твёрдо решила прикрутить в места соединений по углам какой десяток подлиннее саморезов, да только к той работе руки до сих пор не доходили. Самой на бок поднять его было невмоготу и она всё ждала удобный час, когда им вместе лучше будет это сделать. Из детской невдолге был еще слышен детский шум. Хлопнула комнатная дверь за дочерью. Неровными поогрызался голосами там некоторое время глуховато телевизор. Вскоре всё стихло. И лишь на улице полосовали стену капельки дождя, с нудящим шумом оббивая не покрашенную восьмой год оцинкованную жесть на подоконнике.
Перед сном Светланка с ужасом вдруг вспомнила, что на эти дни до конца месяца выпадают и четыре выходных, когда детишки будут дома. А это новые расходы на еду. Пол - буханки черных сухарей, заначкой сложенных в кухонный шкаф, проблемы явно не спасут. Так что придется снова выше оптимальной меры запастись картошкой и варить почти пустой бульон из суповых наборов. Один раз они с матушкой было пытались подразжиться чем-то из съестного возле мусорных контейнеров универсама. Но, оттертые плотно мигрантами, зареклись туда ходить. Да и люди не поймут. Могут настрочить в опеку жалобу на неподобающий уход за малолетними...
Ночь вышла тусклой, тихой и спокойной. Луна лукавым взором шарила по детской, просачивая слабые лучи сквозь пару кружевных, не новых, занавесок. Старшая дочь спала спокойно. Младшую же захватил храп, срывающийся иногда в посапывание и продолжительные вздохи. На письменном столе гулял немного приглушенный свет, заглядывая в незакрытые страницы книжки. На диване серенький игрушечный котенок с недвижным удивлением смотрел на свою тень...
А утром Свете вдруг несказанно и крупно повезло. Кто-то порядочный сложил на лавочку возле подъезда постиранное девичье белье, два средних по заношенности цветных платья, школьные мальчишескую форму и демисезонное пальто лет на одиннадцать, брюки на мальчика, пять пар колготок и набор всяческих конструкторских игрушек "Лего" для ребят. Три дня они перешивали этот гардероб и пришли к выводу, что многое пойдет детям на вырост и пару тысяч с лишним им на этом можно будет сэкономить. Потом бабуля на неделю села за шитье иконки, предполагая выгоду рублей на триста. Через два дня соседка заказала ей вязаную кофту под договор забрать себе остаток пряжи и принесла две мужнины рубашки с галифе, которое две женские души не умудрились ни на что переиначить, впоследствии повесив с тщетною надеждой на определение в платяной шкаф. В прошлом году пара почти заношенных мужских ботинок была искромсана под прочные, увесистые тапки Свете. С тупым упрямством старая не стала покупать себе смертные вещи, посильно выжимая пенсионный свой достаток для семьи. Семье успешно помогали полностью добротные, еще с эпохи коммунизма, сковородки и кастрюли, утюги и прочие там чашки - ложки. Усердствовал на глажке даже утюг почти тридцатилетней давности.
Позавчера на почте, где уже третий год работала Светланка почтальоном, ей посоветовали побывать на местном сайте "Отдам даром". Сама она была без интернета, но через давнюю подругу Анну стала туда часто заходить. Подружка разместила в простенькой, доходчивой манере вакансию на все обычные непритязательные изыски семьи. Объяснила в тройке строчек суть проблемы, пригвоздив внизу под объявлением номер их домашнего телефона: "Приличная рабочая семья из двух особ женского пола и двух девочек 5 и 9 лет нуждается в посильной помощи". И понеслось! Там перед ней уж до того разверзлись начисто урезанные предыдущей жизнью границы надвигающегося обеспеченного бытия, что приходилось больше трети предложений с понятным неудобством отклонять. К ним относились мебельные стенки с прямой доставкой на дом, комод, стол под компьютер и лакированный двухстворчатый платяной шкаф. Предложили как-то качества б/у мобильник, электрическую плитку и микроволновку, которые грех было бы не взять. Через два месяца вакансию закрыли, так как семья еще приняла в дар хоть застиранный, но чистенький комплект цветного спального белья, огромный ворох платьиц и две с лишним дюжины девичьих туфлей, сандалий и сапожек охватом для детей почти до самой взрослой жизни. Телефон Светланка отдала старшей дочери, разрешив той лишь отслеживать звонки, не поднимая трубку. А самому ребенку была написана информативная таблица по отсчету времени с интервалами в десять минут. Она могла звонить в любой час дня. Но если мать звонила ей в двадцать минут любого часа, то это означало, что она идет домой. Звонок в тридцать минут звался контрольным, следящим за передвижением от школы по пути домой. Трубки никто из них не поднимал, но матери все было в доскональности известно. За месяц выходило рублей 10 за всю связь. И новый телефон у операторов не отключали, и не накладно было пользоваться им. Сама же мать звонила людям по делам с вынужденной от такой жизни хитрецой, обрывая связь на первых же гудках и ожидая перезвона абонента.
И не касалось их семьи блюдо "Тартар из мраморной говядины на гречневых чипсах", в благополучии за раз уложенное б напрочь и удачно в весь месячный доход семьи. Но из него всем им всегда хотелось бы поесть вволю лишь гречки, заправленной отнюдь бы не "Кремлевским" грубым маслом, а взрослым ту говядину каменной формы увидеть хоть бы на рисунке. Подруга позже показала ее Свете. Но оно ту не впечатлило. Ибо к подаче на тот вечер уже третий день подряд была намечена картошка, отваренная для разнообразия в мундире. И ее часто обжигала мысль, что ее дети съели только по яйцу за месяц, тогда как школьникам в Японии их подавали каждый день. Да еще только чтобы они были лишь из-под перепелок...
Еле вписавшись в тот октябрьский бюджет, Светланка с горечью никак не привыкала к мысли, что целую жизнь вокруг нее все было в истинном порядке. При тех, давних порядках всегда хватало денег у людей. Да почему-то вдоволь не было товаров. Теперь же - все наоборот: много товаров. Но от безденежья нельзя никак к ним подступиться.
А мысли тщетно гложут женскую душу Светланы да все мозгам покоя никакого не дают. Все те же наши люди всюду верховодят. Так же слащаво постоянно о народе говорят. Под нами прежняя лежит земля. Те же стоят заводы. В морях и реках промышляем той же рыбой. В домах тех же живем. Люди внизу почти не изменились. А никак нет достатка у народа. Болтаемся с полупустой от продовольствия корзиной поплывшими уже мозгами среди совсем невнятных утверждений, что мы "живем сейчас не плохо" или же - "плохо ныне не живем"...