Странно ведь, но почему-то все считают, что если дом где-то стоит - то в нем и жить всегда возможно. И коммунальными услугами полным букетом там вполне придется обладать. Вместо того, чтоб скромно возразить из-за угла: "Это не совсем так", попробуем набраться храбрости, плюхнув тем же набором слов напропалую: "Это не так. Совсем". Присовокупим скромно суть только одной такой потемкинской, простите уж, деревней, скучкованной, затиснутой судьбой в простейший двухэтажный дом. Но в пику тем всем графским липовым постройкам уместно было бы сказать, что тут как бы и все наоборот крутнулось: дом тот не числился нигде, но вот народу припадало к каждому квадрату метров - как тех не считанных по полному китайцев даже в период истребленных воробьев. Уж так судьбой были туда приставлены - ничем не отдерешь. Как прикипели. И что туда их потянуло без прописки - одни лишь антропологи впоследствии поймут. Но на пока и головы у них совсем уж не круглее, нежель у жителей хоть в области соседней. И шапки в зиму точно одеваются, не закрывая уши. А вот в другом у них - разброд и некие шатания с изьянами под видом кривотолков по поводу своих жилплощадей...
Нейтральной в этом городке стояла допокровская погода. Пятнилась крапом листовым земля. А на рябины у реки, предваряя подступавшие дожди, будто налипли огненные гроздья. Синицы с воробьями где-то затаились, голодный поджидая ход. Народ не слишком уж заметно утеплялся, степенно привечая еще никак не тронувший хоть тонко прохолодью улицы сезон. И только стайки равнодушных сизарей никак и ничему не удивлялись, прикормленными ежедневно разлетаясь по помойкам...
По хлипким, пляшущим полам минут двадцать назад добрались к домовой не разобщенной кухне три пораньше вставшие хозяйки. Одна, будто прыгуньей на трамплине слегка смягчив подскоки в коридоре и чуть не навернувшись промеж досок, уже ушла к себе. И хоть она считала до сих пор, что слово "противень" - родня слову "противный", но суп ее сегодняшний от этого хуже не стал. Только обьем его, в радость подвальным жирным крысам, уменьшился почти на треть, разбултыхавшись странно мощеной дорогой. Туда ж ушла и алюминиевая крышка от кастрюли. Две остальные уходить не собирались, но встали все ж подальше от окна, ибо в закрытую, но перекошенную форточку настырно освежающим и пахнущим потоком доносило с заоконья подстывший за ночь запах вчерашней скошенной травы. - Сегодня я, Сергеевна, наверное, на подработку все же не пойду. Голова от недосыпа как чугунная. Да и от Прони сопли не отстали...- Жалуется, льется томно тонкий дискант молодой мамаши в такт с трехчетвертным, не резким поворотом тела к слушавшей ее. Опередив владелицу размером, нависает над простыми тапками на босую ногу не мнущийся, бесскладочный халатик из розовых петельчатых махров. Прическа прибрана в копну, грубо вершась как вилочкой без ручки, в самом верху толстой заколкой. Кастрюлька детская с взбежавшим на секунды молоком пригорает черно - рыжей пеной по бокам.- Эх! Надо ж: зазевалась...- Выдувает через тоненькие губы что есть мочи воздух на запахшую прогорклостью кастрюльку. - Что так? Я про работу то есть...- Тыкается тихо удивление соседки в легкую фигуру говорившей. - Прошка вон до полчетвертого уснуть никак не мог. Наверху всю ночь футбол как раз смотрели. Так до того уж обкричались, оглоеды, что ребенок поминутно вскидываться стал!.. Не помог даже подушечный облог с боков. У нас, ты ж знаешь, щель в правом углу размером с полную ладонь. А то, что досками ее забили - прок от сего и вовсе невелик. Что ни шаг, так скрип идет такой, как будто вкручивают тебе болт в виски... - Эй вы, матрехи! Не рано ли там раскудахтались, гляди... Ужель не видите, что пригорело молоко! Натаха, ты, что ль, там орудуешь - банкуешь? Крышкой давай быстрее свое дело накрывай... - Я ваш футбол всю ночь терпела. И молчала... Так что, Толян, маленько обойдешься и потерпишь. Как бы пролетишь мимо порядка. Наверху слышится скрип досок по направлению к прорехе. Тянутся шорохи. - Наталь! Будь-ка подругой - разогрей картошку моему на маленьком огне. А то он пока туда - сюда расшевелится. Помоется. Поброется... Сейчас уж до того тут у меня довякался, что я его по полной скинула с кровати... Еще и за футбол после работы, мне поверь, ему прилично в вечер навставляю. Я-то, дуреха, ночью прошлой вырубилась враз... Что-то как будто и кричало поздно в углу дальнем. Показалось, что там снова Тумаков с Тонькой воюет. А вышло - мой из-под присмотра выпал. Мы ж с ним-то через сына спим. Апчхи - и!.. - Будь ты здорова. - Спасибо... И захочешь - а не будешь. - Так хоть надейся, Валентина... - На чем я встала там? Ага... Сама уж как упала в сон после уборки в полдевятого - так и не встала до утра. Тут он, архаровец такой, состояние мое на свою пользу враз и перевел. Слинял к таким же, как и сам, балбесам, чтоб отчебучивать там пакость... - Ты не ругай сильно его.- Молодая тихим говорком уравновешивает тон беседы, праведно правя вверх зелёные глаза.- И без него б они кричали. - Ну, все. Пошла я досыпать. Сквозит вон. Бр - р - р... Аж до мурашек зябко!- Отдаляются куда-то в глубину той комнаты легчавые шаги. Снова скрипят принявшие вес женского тела доски. - Его бы с вами, Тумака этого, да выселить куда на улучшение.- Голос соседки рядом возвращает думки молодки наземь.- В первую очередь. Ведь ветеран военный как. И с Каргиной еще чтоб заодно. Все ж без ноги, неполная совсем старуха. Нога ниже колена точно у нее больше не вырастет, хотя и проверяют каждый год. Еще, не дай бог, оскользнётся возле входа где да к тому ж вдобавок и утопнет. Что с того, что бревна сразу от двери до лестничной площадки положили. Неровен час - так вбок и сиганет. У нее, ты ж видела, очки супротив прошлогодних теперь навешены уже на минус восемь. А там до дна подвального поболее двух метров будет. В ее года мешком так ухнет, что и в уме с насущной жизнью толком не успеет попрощаться. - Вон в том крыле, что от дороги, все наше дерьмецо из туалета так и выплывает. Так и прет... Потому с отхожим местом в раз иной, когда сильно приспичит, можливо толком и не определяться. Глазами быстренько окинула вокруг - и можно приземляться, облегчаться под нужду. - Да ты что - о - о!.. Я же - подумать только! - все из-за этих запахов на крыс грешила. А оно вон что!- У старой округлились губы и выпрямляется нарезь морщин у рта.- Надо б к Балаболину в какой приемный день сходить. Пусть хоть поответствует что толком. Или по случаю писульку накатает, чтоб откачали из подвала.. - Гляди-ка, у тебя сережки с лета вон как потускнели. Нечто окалина на них чернится... - От таких условий нашенских будет тускнеть не только серебро. Душа, поди, из-за ребенка серой стала... - Ну, ладно. Я пошла...- Молодка завязала на халате поясок потуже. Взяла в руки через тряпку парком дышавшую кастрюльку. Повернулась. - Говорила ж сколько Гальке - не наступай на третью доску. Так нет же: понесло на радостях как раз по ней. Потому и шандарахнулась, незыря. Ладно бы уж Смирнов на той неделе туда по пьянке булькнул. Ему-то, обалдую пьяному, простительно не только это...- Понесло на разговор старуху, будто на скрип крутящийся колодезный журавль. Пропал через минуту по всей кухне душистый запах от овсянки. Забился по углам прогорклый дух пригара с молока. И с вечным духом прелой сырости боролась в одиночку только недавно подогретая картошка. Черный и склизкий мох густо чернел своим рассевом со всех углов и потолка. Под желтизной пятен протечек набухшей и отслоенной висела штукатурка. Готовилась к отвалу в мойку и на стол. И даже теплый цвет оливковых обоев не мог спасти ту кухню от стыда. Так что здесь стены никогда не просыхали, оставляя при любом нагреве всегда влажным тепло... Вы мне можете, конечно, не поверить. Дескать, без штампов о прописке наш народ к работе на дух даже не подпустят. Да. Штампов у того народа нет. Работа - есть. И область некая присутствует. Что Питер окружает. Даже с районом Приозерским. Хотя прописка в доме том запрещена ныне строжайше, но иногда чужих каких в нем уж нет-нет, да и тихонечко пропишут. Эксклюзивно. В виде исключения. Это если сверху мимо закона местное начальство поглядит. И не трясите головой, определяя данность в сны глумные. Из фонда Пенсионного письма туда сквозь сны не доставляют. На них же надо тоже писаниной отвечать. Иначе пенсию маленько и обрежут. Ущемят. А усекут когда, то снами сытыми вам точно уж не быть. Земную пищу надобно будет искать. Вот и приходят письма на Галаватяпкиных, Таргый - оол и самого Курбан - оглы, которых там не то, что не видали, но и не знают толком, зачем к иным фамилиям такие-то приделаны хвосты... Еще к одной загадке пригвоздили квартирантов. Дом тот таки был признан непригодным. Но и со всех балансов ради хохмы снят. По-нашему выходит, что его как будто нет. Но он стоит. И даже кирпичи из стен его от смеха на начальство иногда все ж да выпадают. Что не мешает умнику из угловой верхней квартиры заменять их пенкой для монтажных целей. А то, глядишь, начальство не признает дом как таковой без этих выпавших супротив воли кирпичей... А власть муниципальная там ростом высока. Семь метров с лишним. Это когда стоит без праздничного флага. И в длину на тридцать восемь с гаком метров разнеслась, замахнувшись поначалу больше быть хоть раза в полтора. Вполне вместительна. Обьемна. "Тройной" одеколон от мужиков - простолюдинов по ней на спор не за один час распространится. Шириною коридоров никого в боках не поджимает. Углы запрятаны и сглажены от всех возможных жестких посещений. Чтоб до приемов не на то еще не напоролись. Там другого с вывертами хватит за глаза. И натюрморты вывешены, сытые рисованной едой, в приличных репродукциях для поднятия упавших где-то до приемов настроений. Низких притолок нет - чтоб разные зашли за подсортированной им правдой. То есть, какую на их случай поднесут. Чтобы на полках и в шкафах не залежалась. И вход ступеньками обставлен с расчетом в восемь лишь одних карабкающихся вверх шагов.
На Пелагею, в подморозок, сходили пятеро жильцов за прошлогодним предписанием в прокуратуру. Зампрокурора был весьма вежлив, чуточку льстив и даже замечания не сделал одному из них, у которого последний ком липкой земли отстал от черного ботинка прямо в кабинете. Перекидывался чуткими словами, нажимая голосом, как школьник возле ударений, на кодексы, законы и указы. Журил с улыбкой ихнего главу: "Ах он Платоша! Озорник! Наш Платон Титыч, так сказать... И кто сказал такое вам? Сам голова всего района! Представитель власти... А, ить, придумал что! Как будто хочет под статью. Уж доберусь я до него!.. Подгреб, видишь ли ты, законы все охапкой под себя! Вот вам, братцы, предписание. Воюйте! И знайте, что за ним закон. Который-де всё бдит и всюду видит. И безобразий точно не потерпит"... Повозмущался. Повскипал. И даже вытер пот со лба. Потом всех скучковал, показав повежливей рукой на выход... У них как будто легкие вобрали в себя воздуха больше обычного раза примерно в два и вдохновение чеканно отразилось на ходьбе. Но только лишь до нового приема. И до председательского кабинета...
Уже на Осия, как раз в приемный день, пошли толпой и к голове. Прихватили, как святое, двух чихающих детей, старуху Каргину и Тумакова. Смирнова с не перебродившей по желудку брагой возле дома сразу отделили, укрепив тылы. Заставили копать канаву для отвода вод. - Бурьяны выросли высокие...- Задумчиво сказала Каргина. - Не отвлекай... На то они и бурьяны. Чтоб им расти.- Огрызнулся недовольно Тумаков, настраиваясь сразу на прием. - Ну что ты, Федя?..- Каргина опёрлась крепче на костыль.- Расклад такой сулит снега большие. По приметам старым к этому идет. Так что придется крепче утепляться. Да и синицы появились рано у жилья, что тоже предвещает холода. Вот еще б о чем там надо подле управителя сказать. С печками мы в прошлом году едва не угорели. Как бы вот нынешний без них пересидеть. Прошка вон Танькин весь в соплях одних, гляди-ко, вон неделю третью. Ты их пока, Танюш, не вытирай... На это надо будет нажимать. Чтоб на уши лапши не накидал. Совсем как бы зазря там правду голой не трепал. Да истину б ничем не канителил... В кабинет зашли гуськом, по одному. Робко встали полумесяцем зразу за входом, как футболисты у штрафной. Зная понаслышке крутой нрав, дальше не пошли, соизмерив расстояние возможно пущенной в них пепельницей, стеклянно заблестевшей на столе. - Ну, здравствуйте, христопро... Ой, тьфу, христолюбивцы! С чем это, деток и старушек окромя, ныне пожаловали к власти? По делу б как что собираетесь нам оказать... Указать то есть слугам своим?- Весело начал разговор, будто его в подмышках постоянно щекотали. Потом - как будто резко это дело прекратили.- Я по мужчине уже вижу: вы с мертвого к нам дома заявились... Я повторял и повторю сейчас: согласно изданным постановлениям прописку в вашем доме никому давать не будут! Ваши просьбы брать в учет и на мизинец я не собираюсь. Даже не цыганьте...- Тяжеловесная ложилась речь на стол, будто сгребались в кучу камни. Ребенок чуть помладше Прошки сразу же заплакал.- Что там у вас еще? Ах да, ребенок огорчен... А почему другому бы соплей не подобрать?.. - Нам холодно. И очень. Дует... Ноги сводит. Вместе спим. И не родные даже, а все тиснемся друг к дружке.- Сказала тихо Каргина, забыв сначала цель прихода. Лилось ее сопрано, как долгий звук армянского дудука, облаченного привычно в жалость. - По поводу тепла мне отчитался Сучкин. На той неделе засылал его туда...- Пуще прежнего нахмурился сдвигом бровей хозяин кабинета. Предстал неким сычом в парадной тройке.- Картина, прямо вам скажу, к никакой радости совсем не призывает. Теплотрасса ваша вся в воде и в ней работать невозможно. Это если только исходить, на благость нашу уповая. - А как же зиму куковать?- Иконные глаза молодки окунулись в страх. - Но!..- Аж воскликнул вместо слова "Эврика!".- Я ж еще не перешел на аргументы. Вы, во-первых, совхозные. А значит, пролетели вне баланса. И угля хоть с тем же газом по муниципальному бюджету на вас как бы даже нет. Вы что: хотите, чтоб я целый город из-за ваших заморочек заморозил? А если что у вас случится в зиму? Отвечать-то мне - е - е!.. Без вас я кое-как, но отбрешусь... - Так нам и вправду холодно! Никаких сил нет...- Взмолилась молодая.- Кострами греемся средь комнат. - А что совхозу своему такой вопрос не задаете? - Он же развален третий год... - У нас и сыро. Много комаров. - Я вам проект не составлял. Дом ведь стоит в низине. Откачке вод не подлежит. Да и куда расходы мне прикажете списать: на помощь, что ли, внебалансовым обьектам?..
Пришедшие в недоумении так часто лупают глазами, что ему уже становится смешно. Виду однако же, никак не подаёт. Тем же термином и добивает.- Только такой строки в бюджете пока нет. И к самоуправству я совсем не расположен. За приозвол начальство областное по головке не погладит. - А это что, простите, за бардак такой?- Чуть не вышла Каргина из протокола.- Нам, что: теперь вживую замерзать? У меня так в холод ногу крутит - сил нет никаких. - О чем вы думали, когда все разом согласились на печное отопление? - На улучшение условий... Мы ж эти сорок с лишним лет исправно все платили государству за услуги коммуналки. - А где то государство? Вы скажите мне... - Ну вы же тут как бы замест его.- Наивно тянет молодуха.- Власть у него оттяпали. По полной отобрали... - Не перекладывайте на меня, я попрошу, балласты прежней власти. И ее обязанности по переселению семей. По улучшению, простите, ваших условий проживания. Вы понимаете меня? Я всячески надеюсь... - А как же предписание от прокурора еще с прошлого июля? Вот оно как раз... - Прокурор обязан все блюсти. Он так и спит с параграфами под подушкой. И тараторит, осыпая всех кучами их, что батюшка молитвы с алтаря. Иначе бы остался без зарплаты... - Но если предписал, значит, у вас не всё, как надо. - Вот именно. Не всё...- Разговор сползал удобненько на рельсы бюрократов. Он стал расплывчатым и нудным. Будто был черствым хлебом, жующимся теперь уже с конца другого. - Надо же это как-то изменить...- Заговорил впервые Тумаков. - А вы, пожалуйста, не ставьте меня в позу хулигана, которого необходимо наказать. Я этого активно не желаю. И не пони - м - маю! Позиция моя вам полностью известна. И прокурору это передайте... Время приема, господа, вы исчерпали. Ваших доводов принять уже я не могу. Категорически и по всей форме. В меру возможностей администрация жильцам осмотрами, советами поможет. В чём задействует резервы. Где слесарями подсобит. Но в основном надейтесь на себя... - А слесаря зачем?.. Куда они подлезут? Трубы-то наши под водой...- Тумаков не хочет признавать себя глупцом за частоколом обещаний. - Трубам осмотр назначим. Вам заключение дадим. В процессе рассмотрения все встанет на свои места... - Платон Титыч!- Верещавый голос секретарши полагает завершение приема.- У нас Долдоново на проводе повисло. Там встреча с избирателями вами на сегодня назначалась. Из головы как бы из вашей чтобы это не ушло. Народ на три часа придти назначен. И "лексус" с Ванькой у подьезда ждет. - Да, да... Конечно. В легком повороте тела с картинностью развел перед пришедшими довольно руки. - Я занят. Извините. И прощайте... - Не прощаем.- Противится со злостью Тумаков. Голова приказывает следом на ухо по-прежнему учтивой секретарше: - Пусть лучше в "Волгу" на сегодня пересядет. Или в Хапугина "Жигуль", пока тот не уехал. Демократичным быть немножко надо привыкать. А то народ у нас дотошен. Вьедлив. Глядишь, может чего-то даже не понять. Голоса свои мне не подбросить. Зря, что ли, я эти четыре года всячески змеею извивался. Ждал место тёплое. Кое-где приписывал, подписывал не то. Чтобы другой пришедший на меня, как на бобонную заразу, потом пальцем тыкал. И скажу тебе как на духу: не факт еще, что он наши устои расшатает...
За ту неделю. что здесь описалась, ничего почти не изменилось ни в природе, ни с людьми. Больше нападало листвы. Меньше народу выходило погулять. Но, как и раньше, чем-то отчасти пассивным, неосознанно - обьемным и неощутимым были заполнены души людей в том городке. Творящим исподволь страницу большой истории страны. Народ здешний как принял схиму с неким простым посылом: "Молчание - то тайна будущего века". Самим уже собой творя ту тайну. Непостижимую и недоступную для них...