- Девчонки! Герлы! Что сейчас скажу - у - у... Вбежавшая во всегда тихий от бухгалтерской мышиной волокиты кабинет сотрудница, часто дыша, бодро рассыпает звонкий голос по столам. Прикладывает радостно щуплую руку с перламутрово блеснувшим маникюром к сердцу. Все увлеклись интригой. Все живо оторвались от существенной едва ли хоть на четверть работенки. Как изваяниями от неожиданного интереса до своих стульев приросли. Шестнадцать пар переглядевших много раз за день друг дружку глаз сошлись на паре бегающих серых, почти сорокалетней жизнью приставленных к веснушчатому, чуть пресноватому лицу. Даже на время показалось, что в не обьятой пока еще позднящимися летом вытемками завечерья Москве сей час без них что-то стряслось особо важное. Немыслимое без оповещения именно их. И уж совсем почти неразрешимое без них. - Ну, и ...- Остановился бодро, как перед барьером, чей-то дискант. Загорелись, словно воспаленные, глаза у остальных. Пробились живчиками в заблестевших искрах взгляды. - Что и?.. Отплясывайте "Барыню", сударыни! Не то я гневом преисполнюсь и не возрадую измаявшихся в этой нудной писанине ваших кротчайших и нежнейших душ!- Витиеватую обрушивает на подруг лавину слов. - И пошустрее, милые ледюшки мои. Да в круг же, девки! В круг!.. Не пожалеете, поверьте.- Рассыпается веселенько на самые что ни на есть звенящие кусочки призывно накатившего сопрано дробящийся приятно голосок. Сама мягчает в непоставленной улыбке. Ведет игриво вздернувшейся бровью. Навстречу тянется всем своим худым телом. Как душу вынимает из себя. В поскрипываньи стульев тонет слабь приятных шорохов. Вуальным напуском едва плывет тончайший шелест платьев. С ленцою засидевшиеся выпрастываются в полный рост тела. От складок оправляются переда платьев, юбок, брюк. Легчавым шарканьем устало отзываются на любой ход первые нестройные шаги. Неверно семенят между столами затекшие в сиденьи ноги, у большей части их владелиц оголенные не к возрасту выше колен. - Чем бог не шутит... - Может, и стоящее что навякает. Вставай, Натаха! Надо б выйти... - А вы что там матрешками расселись?- Острой иглой впивается вопрос в каких-то молодых.- Сергеева! Новость как будто бы для всех. Вот все и будем отдуваться ... Угу - у - у?- Будто гипнозом тянет на подьем приличных лет коротконожку, одобрительно и медленно кивая головой. - Нашлась еще... Ишь, раскомандовалась... Управная какая! Пусть сама вон и идет подальше.- Шипят в ответ. Огладив неохотно юбки по бокам, все они с привязкой к неохоте без спешки тянутся на середину. Кто-то случайно задевает мышку от компьютера. Та мигом зависает в самой пяди от ламинированного пола. Покачиваясь, проводом тянется беспомощно к столу. Потоком воздуха в затяг летят вслед самой полной несколько листков отчетов, лежащих на столе для полноты приличия еще с зимы. Внимания на них никто не обращает. Молча сошлись. Чуть постояли. Разнобоем звонче ступа застучали - поначалу очень робко - среди кабинета разнокалиберные каблучки... Притопы. Взмахи рук. Подпевы скромные. И оханье веселое внакладку. Назначенную радость в разнообразии подобия "Лезгинки" дробно понесли по кругу, тщетно пытаясь пережевать в умах устоявшиеся постные мысли. Улыбками все силятся скрепить с собою застывающие от бездушья лица... Первые две вырвались из танца. Отошли. Шепчутся. - Мне из логистиков одна девчонка говорила, что Павлов год уже живет с Парфеновой из юротдела. - Да ты что? Это высокая такая?.. - Ага... - Она ж ему не то, что в дочки... Танец враз окоротал. Забился на последке, как карась в сковороде. Многие уже недоуменно поднимают плечи. Считают, что ногами уж сполна отбили вживую не представленную новость. Искоса поглядывают на доставившую весть. Жгут немым вопросом: "Где же новость?" Следом зыркают глазами друг по дружке. Оттачивают острые оценки с разгляда внешности других сотрудниц. "Ну не идут Танюхе эти тени. Хоть ты меня убей!"... "Вульгарная все же помада у Алены. Гос - споди, тошно смотреть! Одно убожество! А брови сажей, что ли, подводила? Все вон поплыли... Не стыдобища ли - так жмотничать? Да при такой зарплате мужика! Уж лучше б мужниной зарплатой не хвалилась..." "Шубенцию какую вон к зиме оттяпала себе Серова. А маникюр порядочный никак не может сделать"...- Текут вразрез поднятой теме язвины вечных женских каверз и придирок. Уже сачкуют. Явно. Почти встали... - Хватит, что ли...- Вылетает из овала рта у самой старшей с перламутровой обводкой полусъеденной в обед помады на истончавших, подавшихся кончиками вниз губах. - Ладно уж! Так тому и быть. Уважу...- Демонстрирует в ходьбе пришедшая свои тощенькие бедра и малого размера грудь под светло - серой кофтой. Приподняв эффектно ногу, фиксирует в крутой поставе напряженное лучным изгибом тело. - Все! Не томи...- Нетерпение выплескивает ей уже другая, полная, тряся едва не пеликаньим подбородком. - Кстати...- Остановившись, подпирает вестница свой бок. Ведет небрежно взгляд по той же полной.- Тебя это касаемо особо. Прям упирается в тебя... - Нашла чем в Аньку упереться...- Прыскает какая-то из дальних.- Ты ей бы лучше женишка живого привела. - Обойдется... - Страдали бы о чем другом.- Шикают со всех сторон. - Ужель не приняли мой майский отчет?- Сама себе не верит.- Точно?.. - Кому он нужен, твой отчет? Ты что, без него теперь дышать уже не можешь?.. - Прикинь, даже ума не приложу...- Морщит высокий лоб.- Или оставили меня, никак? - Жадно впивается толстушка, сверля до дна глаза пришедшей.- Так ведь приказ-то наш Петрович еще седьмого подписал. Я же сама видала... - Мало что он там подписал. Остынь.- Цедит с небрежностью бездушно похолодевшим тоном. - Аж не верится...- Капельки пота выжимкой холодной мгновенно сеются на лоб. - Погодь еще, милаха. И пока лошадок...- Крутит у той перед мясистым носом, словно маятником, своим тонюсеньким, будто из воска, пальцем.- ...Не гони.- Усмехнулась.- А то благая новость вдруг за тобой да не поспеет. Ага - а?.. - Остались мы...- Изгибаясь, вытягивает с выкрутом вверх розочкой, как в каком балете, тонюсенькую руку.- ...Не без последней премии...- Загибает перед всеми вверху палец.- ...Без новой формы для отчетов...- На сгиб пошел второй.- ...Без сокращенных было штатов...- И - и - и...- Сводит резко в кулак остаток пальцев.- ...Без самого наилюбимейшего нашего, вовсю руководящего звена... Оно уж до того доруководилось...- Положила твердо руку на пустующий, в отдельности стоящий стол начальника. Потом будто бы смела ладонью пыль. - Да ты что - о?.. Оп - па - а!.. Андрей Петрович?..- Ушло подавленно кому-то внутрь пельменным глотом.- Неужели? - Боже ж ты мой!..- Ладонный встрепенулся перепелом чей-то сбоку всплеск. Брови тревожно выползли на потный, прыщеватый лоб, доставшийся вместе с лицом будто уже после господнего разбора. - Куда ж это его? На повышение как будто бы брать не хотели... - Может быть, что стряслось... Под дошепты вытягивались удивленно лица. - Да ничего особого...- Стала успокаивать пришедшая особа всех.- Просто на пенсию порядочком усажен. С десятком выходных пособий под подушкой... - Так он же об уходе вроде и не заикался...- Русоволосая девчонка округлила в удивлении глаза.- Как же так? - Защитница уже нашлась, гляди ...- Полная с вызовом нервно смерила ее фигуру.- Да кто она тут, собственно, такая? - Изрыгает ненависть в чужие уши.- Еще с соплями толком не рассталась, а уже вон как гнет свое.- Измерила брезгливо рост вставшей нечаянно в начальничью защиту. - Начальству нашему видней. К тому же он лежал в больнице долго.- Равнодушно молвил кто-то из задов. - А если взбеленится, скажем, вдруг?.. Да в суд подаст? - Опять уволят... Он же носился столько с бывшим штатным расписанием по главку, помните? В тошниловку работу по отделам превратил. К одному Павлову ломился аж четыре раза... Кому это понравится, скажите мне на милость, когда нас по России предлагалось сократить аж в восемь раз? Прям выскочка какой! Выступить, поди-ка, выпендриться поперед всех мечтал. Чтоб пропечатали в газетах. В историю хотел махом одним попасть... И где он откопал его, времен еще советских, штатное наше расписание?.. Ах, да! В архиве ж оно есть.- Почесала раздосадованно лоб. - Собакой с сеном стал. Сам не хотел в конвертах подработать. Нам тоже не давал. И в управление презенты подносить не собирался ... Скажи мне, не дурак ли? К тому же в других главках начальство кроме дач уже и иномарки заимело, а наш, видать, тени своей боится... Тьфу ты, уже боялся... Лишний раз довериться квартальным федеральным данным по расходной части да расценки сразу под инфляцию все время подправлял. А как бюджет наш собственный рубил? Старался что есть мочи. Нечто враг какой...- Будто выковыривает перед всеми на бумагу грязь с чужих ногтей самая старшая в аляповатой блузке. - Потому у нас и ошивается чиновников орава в два раза больше, чем при коммунистах. Я еще частные кадры управленцев не беру в расчет...- Вклинивает речь новенькая. - Вот как раз тебя и надо бы уволить...- Ехидничает кто-то сбоку.- Чтоб их на чуть стало поменьше. - Одного понять я не могу: что от его стараний изменилось?- Выдает волнение другую.- Старался все. Пытался. Суетился. Для чего?.. - Казачок с засланием какой-то. Правильно, что вовремя его ушли. Мать бы заодно его тудыть за все его придирки... Одними индексами Баеву замучил. - А давайте-ка отметим это дело! У меня для случая такого и коньячок маленько припасен. На пятницу готовила, чтоб выставить всем вам на годовщину братовой свадьбы. Он же у меня такой душка!- Выперлись, в трубку сложились тоненькие губки. Дамы заактивизировались. Сошлись к столу начальника, которого "ушли". Обставили скучающий, все не включаемый уже двенадцать дней его компьютер стаканами, фужерами и рюмками. Горкой легли внарезку яблоки в кружок внутри тарелочной каймы. Кусочками правильной секторной формы истекал соком марокканский апельсин. В косой нахлест легло на дно другой тарелки представшее матовым жирным блеском сальце. Вздыбился бугорчато бекон, обвиснув обессиленно в краях. Примостилось что-то еще, не видимое задним из-за плеч. Расставили все это на листы, пустые бланки сводок и ведомостей. Притулили, будто бы от ветра, рядом с кучей кип балансов и отчетов. - И чего же ты добился, премного почитаемый Андрюша наш Петрович?..- В ложной горести качала головой пришедшая, глядя через рюмку прямо в его кресло. Масля радостью глаза, все тихо рассмеялись. Кто-то из задних даже прыснул. Светловолосая же равнодушно отвела глаза на сиротливо приютившиеся над столом начальника две старые рамки с потемневшими изрядно грамотами с красным флагом. - А я читала вот где-то на днях, что коррупция у нас сжирает каждый год в одних лишь баксах тридцать миллиардов... И все это никому не нужно.- Сказала светленькая. Повела в огляд глазами. Очень даже удивленно. - Тебе-то беспокоиться зачем? У тебя что ль, отобрали?..- Поучала старшая из всех.- Они все в деле. Здесь. И крутятся. Как та же шаурма. По центробежной. Кто сколько может - столько и хватает. Оппонентка было замолчала. - Как же ты не понимаешь?- Холодом жестким отговора выплеснула недовольно речь все та же старшая.- Но все равно текут мимо бюджета! - Да и что ты можешь понимать, работая в нашей системе без году неделю...- И вовсе отмахнулась. - Вот именно. В системе... - Хватит вам цапаться. Давайте разливать...- На примирение сошло начало от кого-то.- Слюной, поди, уже вся изошла. - И то правда... Нашли из-за чего грызться. Нет человека - нет и темы.
По второму кругу все разобралось. Позвякало, сомкнувшись. Разошлось по сторонам. Коснулось губ. Вразнобой под кряканье опорожнилось. Процесс плавно свернул на запивание и скрытое по ртам чуть слышимое плямканье закуской.
...Слабой дробью начал биться в окна летний дождь. Пополз, шурша слезным размывом вниз по стеклам. Снаружи в окна вымутком глядел, перетекая влагой, поплывший абрис загрязневшей странной выжелтью гостиницы, далекой колокольни с подрисовкой старых, вставших уже не один век назад, почти сплошных серых построек, приютившихся пониже. Сизевшим низко брюхом переползала через город туча, огромной тенью закрывая свет от вскинувшегося югом солнца. - А тебе, Настюша, я бы посоветовала побыстрее понять, что не нами это все заведено. Не нами и отменится... Никто не собирается на чистую халяву нашенским денежным мешкам отчетность составлять да документы регистрировать! Мы прекрасно знаем, как у них все появилось...- Не отцеплялась старшая.- Мы не у народа отнимаем. Просто добираем все, не доданное нам. По зернышку пускай, но все ж перепадает. По-доброму теперь, поверь, никто не поднесет... Почему Пронина должна за своих два высших получать по ставке чуть более любой уборщицы? Ты мне, пожалуйста, скажи... - А как с нами тогда быть? Нам тогда со средним специальным и вовсе крохи до сих пор перепадают...- Возмутилась глубоко толстушка с пеликаньим подбородком. - В этом деле, девка, каждый за себя... Я ж не говорю, сколько мяса не хватает в колбасе. Хотя в ней крахмал вовсю хрустит и сои туда поверх всякой меры насовали. Или как овощи напичканы нитратами. Что толку?.. - Да - да!..- Обрадовалась пришедшая.- Мы все равно потратим деньги на врачей, гаишников и прочих крохоборов... - Чтоб выучить детей... - А ясли! Ясли-то? Я ума никак не приложу, куда же они делись? Если б знала - точно не рожала. Там ведь очередь длиной в три года. А без презента в двор детсадовский и заходить не думай... - Правильно! Сейчас, куда ни глянь, везде надо платить.- Приплыл чуть слышный дошепт.- Никто за просто так на это денег же не даст. - Так что пусть они спокойненько себе и идут по кругу. Все по той же центробежной. И в меру справедливо помогают всем. Кто может отщипнуть...- Подытожила задорно чернобровая со вздернутым трамплином носом.- Тебе же, девонька, совет - не при против толпы. Растопчут. Выдавят. И даже не заметят.... - А вы скажите, бабоньки, - и вправду! - что вам всем хотя б эта приватизация дала? Переглянулись. Будто искали среди белых стен не то ответ, не то итоги. Вот мы теперь от вороватых кое-как и подбираем...- Выпорхнуло от кого-то. Все дружно засмеялись. - Лучше самому как-то помочь, чем просить что-то от власти. - Ну что же вы такое говорите?..- Никак не унималась Настя.- У меня вот бабушка сидит на пенсии всего в две тыщи. И некому помочь. Живет одна. И как, скажите, теперь ей жить, когда одна квартплата каждый месяц отбирает полторы? - Другие вон в деревне и того не получают. И - ничего. Живут...-Скользнул справа чей-то холод равнодушия, завернутый в сопрано. - Да как же так?- Не унималась Настя. - Как - как? Не одна она такая... Если на то пошло, то так и быть - скинемся с конвертиков и ей на этот месяц... Мы же не скряги. - Ей в подачках нет нужды. Пусть платит государство. - Ну, вот... Опять пришли к тому же.- Расцвела в улыбке полная. - Вот и иди к нему. Проси... А мы уж как-нибудь сами свои проблемы утрясем... Без государства. И тебя. - Давайте-ка давить по третьей, пока никто из главка не зашел...- Хитровато покосилась с поворотом тела рыжеватая и низкая особа на входную дверь. Разобрались накоротке и с новым заходом. Пришлось резать наскоро еще один лимон. Дожевывать чью-то петрушку. Подьедать и без всякого остатка истекающие свежим соком дольки апельсинов. Но даже не дотронулись до сала. - А как же тогда с сиротами быть?- Не унималась Настя.- А как же с бедными?.. А с теми ж деревенскими? Ну ка - ак?- Аж разрывалась сердцем. Как берега одной реки, в полярности по теме незримо разделились чувства. Чья-то пухленькая ручка с перстнем из александрита даже отдернулась от двух прихваченных кокетливо с мизинцевым отводом оброзовевшихся кусков бекона. - Ох, и взбалмошную ж девку мы пригрели! Она еще, попомните меня, такого натворит!- Шептала рыжая кому-то рядом.- Никакой доплаты ей! И не вздумай еще дать ей хоть раз халтуру! Да прекратите моду с улиц брать в отдел людей. Своим уже никак в отдел не протолкаться... - Ну кто ее там брал? Такое еще скажешь!..- Картинно, уже вслух, чуть отшатнувшись, подрезала чужую прыть другая.- Ее же втюрили. Впихнули нам. Нечто кому цыгане лошадь...- Перевела тяжело в ложной праведности дух. - Неправда чистая!- Девчушка с вызовом вцепилась за ответ, будто в чужие волосы .- Я сюда по распределению пришла. Вот так!- Сверкнула зло искристыми глазами.- И блат здесь вовсе ни при чем... - Как пришла, так и уйдет.- Влетело в уши старшей от соседки. - Сама толком жить не научилась, а уже нас хочет поучать. Досталось курице для поучения яйцо...- Открыто стала осуждать светловолосую толстушка.- И не смотри на меня так. Я у тебя в долг пока что ничего не брала.
Легонько возгораясь, пламя первой неприязни незаметно растопляло скомканные было в неопределенность чувства к новенькой. Перекидывалось на других. Выпадало в выгарки и пепел не выражаемым в открытую пренебрежением и нагловатым стадным чувством. Встало напротив грубовато со своей правдой.
Щеки девчонки вдруг горячечно зарделись. Позором жутко обожгло сознание с ощущением публичного плевка в лицо. Она даже представила себя на миг беззубым маленьким тигренком - альбиносом, не принимаемым за цвет собственным прайдом.
Все разом вдруг притихли с неудобства за отпущенную речь. Поопускали ниже с Насти взгляды по тарелкам. Как будто бы сели за стол, переев до этого. Комнату странным, плотным напуском молчаливо посетила неуютность. Застолбила себе место тишина. Как отравилась аура от зла и стало вдруг немножко душно. У каждого отзывно примешался стыд за маленькую гадость. Все молча переваривали неудобность. Вскоре в переглядах те же все немного осмелели. Сроднились с новым общим чувством превосходства, уже не позволявшим даже думать всем о том, что чувствовал каждый из них буквально несколько минут назад. Молоденькая им уже казалась чем-то чужеродным и занозливым, некстати впившимся и колющим без надобы здоровьем пышущее тело. Потому что все никак не могут ошибаться. Ну хоть ты тресни! Даже если с каждодневною уборкой кабинета перебиралась, выметаясь потихоньку за порог, вся их порядочность и совесть. А Настя с отрезвевшим мигом взглядом, в красных жилках капилляров, с припавшей к недвижи белков круглых, шафранностью заполненных зрачков, все силилась не разрыдаться. Не заплакать... Опустошенной, выхолощенной, будто вычерпанной до самого донышка душой невидяще смотрела на других, учащенно что-то говорящих, суетящихся по-прежнему вокруг стола. Была, как лезвием, отрезанной от них неким ощущением щемящее - ноющим, всполохом неуспокоенно забившимся в груди. Ничем чувственно не выходила из себя. Оторванным от суеты неслась полетом облегчения в одной ей известной пустоту. Только дико разболелась голова и били беспокойно молоточки по вискам. Зато душа парила! Окрылялась тут же. С моральной высоты в постигшем облегчении обрекала к очищению себя. Ей почему-то показалось, что будто бы сквозь наплыв замутненных нехорошим чувств всегда четко и ясно представлялись людям истина и правда. Напоминали о себе. Шли постоянно рядом. Все силились в подсказках, что прекрасное только тогда случится, когда прольется омовение по душам, проясняя через признанную святость вечно незыблемые жизненные цели. Воспринимаемые. Вскользь осознаваемые. Вот только впитываемые слабо. Неохотно. Которые сейчас вдруг показались девушке с обиды просто двумя грубо обломанными свежими ростками под зряче наступившею на них толпой. Которая бы страстно обожала выросшие с них цветы...